Не воссиявший город ангелов...

Серафимы пришли к людям. И построили Город, который простоял тысячу лет, покорил множество земель, собрал неисчислимые сокровища. Императором стал один из бессмертных – быстрый, деятельный, подозрительный… У серафимов и людей рождались дети, и вот теперь солдат города куда сложнее убить, чем обычных людей, а знать живет и по двести, и по триста лет. Первый император все так же правит подданными.

Но в наши дни Город умирает – государство расползается, будто гнилой платок под пальцами. А стены штурмуют варвары.

Такая завязка для автора-миротворца – вызов его воображению.

Отчего Город терпит поражения?

Может быть, воля врага гонит и гонит толпы синекожих варваров на штурм стен? А враг сидит в страшной черной башне с пылающим оком на вершине?

Нет.

В романе вообще не описывается политическая структура «варварских» государств. Есть только бесконечная война, которая стоит варварам десятков тысяч жизней, при том, что никакой существенной добычи они не получают. Ах да, упоминается ненависть к жителям города «не похожим» на людей.

Может быть, в городе начались внутренние усобицы?

Тоже нет. Все интриги, описанные в романе – не поднимаются выше уровня заговора. Армии города до самого конца сражаются, не враждуя между собой. Есть полководцы-самодуры, есть извечная неприязнь разны воинских соединений, но Город воюет, как единый механизм. А ведь любое человеческое государство переживает годы внутренней смуты, власть периодически замирает, потому как жаждущие её не могут определить, кто у них главный. Город имеет явное управленческое преимущество. И всё равно терпит поражения.

Может быть, в городе засели консерваторы, которые не обращают внимания на технический прогресс, а противник уже давит артиллерией?

Не совсем. Когда-то основатели города обустраивали сложнейшие системы канализации, поощряли мастеров. Да и сейчас они понимают, что мастерским нужны работники. Нужен металл. В городе – превосходная библиотека. Варвары же используют пороховые бомбы, но ещё не умеют взрывать стен города.

Может быть, император впал в маразм или утонул в собственной подозрительности?

Вот тут автора постаралась. Не пожалела черных красок. На троне Города мистическое существо, которое отягощено манией преследования. Сотни заговоров сорвались, и оно все давит и давит людей вокруг себя… Но и здесь возникают противоречия: подозрительность императора никак не обращается на тех Вечных, которые жили в соседних дворцах. Да и соратники императора – тоже Вечные — оказываются выше подозрений, хоть и готовят против него заговор.

Количество противоречий в романе нарастает, и попытки их объяснения с позиций выдуманного мира – проваливаются.

Если же представить фокус-группу, некую аудиторию романа (домохозяек), и допустить, что сама автор не слишком сведуща в истории – всё становится на свои места. Автор пишет о современных людях, которые помещает ну в очень условное Средневековье, которое искажено под воздействием такой же условной мистики.

Приёмы конструирования мира — примитивны.

Первый — гипетрофирование на основе мистики.

Образ города – чудовищного большого, созданного во многом древней магией, которая постепенно теряет силу. Это не напоминает читателям чудовищных размеров стену в «Песнях льда и огня»? Только у Геммел прообразом Города выступает некая смесь Константинополя с Римом. И на штурм идут то ли раскрашенные кельты, то ли орды гуннов, то ли уже знающие порох турки.

Но если Стена у Дж. Мартина сама собой могла стоять хоть тысячу лет – городу требуются ресурсы.

Земель у государства практически не осталось – конница утрачена. Лошадей негде разводить. С чего же он живет? Морские торговые пути блокированы – причем давно. «Тыловых провинций», какими были южные Балканы для Византии или северная Африка для Рима – у города нет. Это не Константинополь. В городе уже мало женщин и детей. Виден тотальный крах – и при этом «система ещё держится». Увы, она держится только на авторской воле.

Второй приём – феминизм.

Военное его проявление – просто сказка. Император отправил в армию громадное количество женщин. В солдаты. Причем в первых боях, пока к ним презрительно относилась мужская половина армии, они гибли тысячами. Ну а потом солдаты-мужчины начали их уважать… Отчего-то я в памяти всплывает фильм «Солдат Джейн».

Ремесленное проявление: юная девушка, не войдя в цех, и не платя налогов, начинает фактически торговать витражами – она же мастерица, в своём хобби она достигла больших высот. Тут сразу вспоминаются тысячи домохозяек, которые на ярмарках торгуют самолично низанными бусами или раскрашенными пуговицами «авторской работы».

Третьим приёмом выступает элементарное небрежение историей, или просто незнание.

В качестве объекта мародерства первым делом упоминаются золотые зубы. Ага – с солдатских трупов. Живо представил себе массовую средневековую стоматологию. Или автор посмотрела «Список Шиндлера»?

Есть часами не гаснущие факелы – причем ими пользуются мусорщики. Автор не знает что фонарь с промасленным фитилём – надёжнее и экономнее? И ведь сама пишет, что стекла в Городе хватает.

Публичная библиотека – до ужаса напоминает современные. Продолжает работать в городе, где женщин взяли на войну, и стало мало детей.

На фоне этих противоречий и проблем меркнет сравнительно гладкий язык, попытка написать сложную, многоуровневую интригу. Можно предположить, что супруга известного автора Дэвида Геммела долгое время работала при нём бета-тестером, ассистентом и стилистом. Когда же вдова сама взялась за перо – появились грамотные тексты, в которых можно разглядеть пару характеров, но не мир... Имя покойного мужа открыло ей путь в редакцию, и под это же имя были сделаны переводы.

Чего можно было бы ожидать – и очень хотелось увидеть – в романе с такой вселенной?

Перехода от сказочного толкиеновского увядания Минас Тирита к магическому реализму.

В первую голову долгоживущее потомство серафимов столкнется с не наследуемостью трона. Родители переживают своих сыновей, сохраняют молодость. Часть детей будет бунтовать и плести заговоры, но часть – попытается найти другие области развития. Как внешнюю экспансию, так и торговлю, науку, искусство или просто моду.

Алхимик, который две сотни лет проводит опыты. Всё ещё молодой торговец, вернувшийся после кругосветного путешествия, сроком в четверть столетия. Библиотекарь, который полторы сотни лет присматривает за книгами. То есть великолепные специалисты займут средние этажи социальной пирамиды – и уже их потомство либо не найдет в Городе для себя вообще никакого применения, либо начнёт экспансию.

Вот тут и откроется развилка, неправильное прохождение которой может подтолкнуть Город к упадку. Серафимы – при достаточно сомнительном благочестии – могут держать в голове единожды установленный порядок вещей. Город не станет настоящей Империей. Не сможет порождать новых смыслов, новых профессий. Внуки Вечных – первоначально лояльные к Городу, постепенно могут поссориться с дедами.

И тогда бы началась совсем другая война.

Вечные консерваторы, у которых есть неимоверные, мистические возможности по воссозданию «дома и сада», по возрождению своего образа рая. И долгоживущие их потомки, вполне рациональные строители Империи, которые могут создать для себя собственную вариацию религии.

Столкновения «города на холме», вечного в своём возрождении, с армиями недавно возникших государств, несущих новые идеалы – стало бы интереснейшим экспериментом.

Потому как для солдат «варварских» армий город на холме вполне мог бы казаться раем, а для их командиров – деревней. Аристократия новых государств будет состоять из долгожителей, а простые солдаты не дотянут и до восьмидесяти лет. И как же новая аристократия объяснит массам необходимость тяжелейшей войны?

К сожалению, автор не стала отвечать на эти вопросы. Она лишь кокетничала с фэнтези…

_____________

Рецензия не прошла в финал «Фанткритик 2015»