Позавчерашний мир

Может ли жизнь отдельного человека сравниться по увлекательности с выдумкой, на которой основана художественная литература? Я несколько раз задавал себе этот вопрос, натыкаясь на удивительные истории жизни, которыми особенно богат XIX и XX века, но ответ так до сих пор и не смог дать, все время чаши весов колеблются в зависимости от того, что читаю. Но я хорошо помню, как первый раз обнаружил, что читать биографии безумно интересно. Все началось с небольшого (всего несколько страниц) отрывка в каком-то из учебников по одному их тех странных предметов, которые начали вводить в школах после того, как началось независимое существование России. В этом отрывке была история последних месяцев Фридриха Ницше. Озаглавленный «Танец над бездной» он и был этим танцев, в нем пульсировал ритм, который оказывал почти гипнотическое действие, не давая остановиться до последней строки. Автора звали Стефан Цвейг. Потом были «Звездные часы человечества», «Достоевский», «Бальзак», «Мария Антуанета», «Мария Стюард», «Месмер», не все было одинаково хорошо, но авторский талант не придавать биографиям вид запыленной, с облачками плесени хроники или витиеватых расшаркиваний фанатика перед кумиром, а оживлять их, находя в истории жизни сюжет и  смысл, был заметен всегда. Помня все это, было любопытно посмотреть, что же Цвейг может сказать о себе.

«Вчерашний мир» — это автобиография, которую автор начал писать в 34 году в Великобритании, куда он был вынужден эмигрировать, после присоединения Австрии к тысячелетнему Рейху. Свою работу над ней он завершил через 8 лет уже в Бразилии, и, наверное, ее можно назвать финальной аккордом всей жизни Цвейга, его завещанием оставленным читателям. Рукопись была отправлена в издательство за день до того, как писатель вместе с женой совершили самоубийство.

Была какая-то история про маленькую девочку, которая легко собрала разрезанную карту мира, обнаружив, что на другой стороне было изображение. И Цвейг, по-видимому, поставил перед собой похожую задачу, на примере своей жизни рассказать о «вчерашнем мире», который дотла сгорел в мировых пожарах и войнах. И первая треть книги, как будто, начинает работать на замысел. Автор дает социальную, психологическую (изрядно фрейдистскую), политическую панораму жизни Европы начала XX века, в первую очередь Австро-Венгерской Империи. Интересно, что, создавая портрет эпохи, Цвейг предпочитает идти с позиций разума, а не эмоций, пытаясь объяснить логику развития.

Милан Кундера писал о потерянной XX веком неспешности, а Цвейг находит другую утраченную характерную черту – чувство уверенности в завтрашнем дне. Каждый европеец того времени с точки зрения автора точно знал, что завтра будет не хуже, чем вчера, война не начнется, сбережения в банках не сгорят, а все твои старания будут вознаграждены. Эта надежность времени делала человека свободным, предоставляла пространство для выбора своего пути, и характерный пример из биографии автора – это сознательный отказ Цвейга от учебы в каком-нибудь университете, которая бы только помешала его занятиям литературой.

Рассуждая о «вчерашнем мире» автор, тем не менее, не стремится идеализировать его, превратив в утраченный золотой век. Так, описывая зарождающийся, но пока еще неоперившийся немецкий национализм, он подмечает первые симптомы болезни, которая вначале приведет к краху Австро-Венгерскую Империю, а спустя всего два десятка лет вынудит его покинуть родную Австрию и искать спасение на Британских островах.

Особенности автобиографии в том, что надолго остановиться на каком-то времени невозможно, сама жизнь тянет Цвейга от юности к зрелости. И если, вспоминая первую мировую войну, автор еще может упомянуть необычайное благородство боевых действий, то страницы, посвященные событиям межвоенной эпохи – это уже просто описание собственных творческих успехов, интересных знакомств, изменений происходящих с Австрией, да и всей Европы. Есть интересные наблюдения, но в целом остается впечатление несколько беспорядочных заметок.

При всем при этом произведение не распадается на две части, два времени связывает какое-то удивительное чувства локтя и плеча творческой прослойки, по крайней мере в изображение автора. Все друзья, все друг друга знают, все запросто общаются друг с другом, Ромен Роллан переписывается с Цвейгом, несмотря на то, что Австро-Венгерская Империя и Франция находятся в состоянии войны. И главное что объединяет их всех одна и та же идеология – вера в разум, пацифизм и мечта о единой Европе.

В целом, если бы не вторая половина книги, поставил бы 9, а так только 8.

PS Приятно удивило отношение к России, в воспоминаниях Цвейга она — полноценная часть общеевропейского пространства. Какой там особый путь.