Письменник Ю. Яновський у ті роки працював директором ВУФКУ та залучав до співробітництва відомих письменників (Голівуд на березі Чорного моря, Майстер корабля).
1924
Вендетта (Око за око) сц. М. Борисова і Г. Стабового, р. Л. Курбас, худ. В. Меллер
Макдональд (Пригоди Макдональда, Історія однієї угоди) сц. Д. Бузька, р. Л. Курбас, худ. В. Меллер
Сон Товстопузенка (Як куркуль сільпредом став) сц. Д. Бузька, р. Л. Курбас, худ. І. Суворов
1925
Генерал з того світу. сц. М. Борисова і В. Владімірова, р. П. Чардинін, худ. І. Суворов
Лісовий звір сц. Д. Бузька, р. А. Лундін, худ. С. Зарицький, І. Суворов
Радянське повітря (Літаюча пропаганда). сц. М. Борисова і В. Марголіна, худ. І. Суворов
Укразія (Сім плюс два) сц. М. Борисова і Г. Стабового (за матеріалами Істпарта), р. П. Чардинін, худ. О. Уткін
1926
Алім (кіноповість). сц. М. Бажана, р. Г. Тасін, худ. Р. Шарфенберг
Гамбург (В ім«я демократії, Червоне братерство, Історія однієї втечі) сц. Ю. Яновського, та С. Шрейбер, р. В. Баллюзек, худ. Г. Байзенгерц
Герой матчу (Болільник футбола) сц. Г. Андрєєв-Дєтков, М. Борисов, Л. Константиновський, А. Золін (Френч), р. Л. Константиновський
Димівка (Вбивство сількора Малиновського, Сількор Малиновський) Сц. Д. Бузька, П. Сазонова і В. занози, р. П. Сазонов, худ. І. Суворов.
Життя Тараса Шевченка...
*********
Марія Михайлівна Романівська народилася 28 липня 1901 р. в с. Єрки Миргородського району Полтавської області. Батько був священиком, мати — вчителькою.
Закінчила Зіньківську жіночу гімназію (1918 рік). Працювала вчителькою музичної грамоти, музичним керівником при агітбригаді червоноармійського полку, в редакції газети «Вісті».
1921 року вступила до Харківського музичного технікуму. Потім навчалась на Харківських вищих музичних курсах (1922–1926).
Творчість
Її літературний доробок за кількістю і за жанрами значний: повісті, романи, фейлетони, рецензії, статті.
Друкувалася з 1922 р. З 1932 року — на літературній роботі. Член Спілки письменників з 1934 р.
До 1932 року Марія Романівська працювала в кінематографії. 1925 року за її сценарієм на Одеській кіностудії було поставлено фільм «Марійка». Зіграла у стрічках: «Гамбург» (1926, фрау Дарт), «Черевички» (1927, шинкарка).
http://slavia.do.am/news/marija...
********
«Из глубины зала, от входной двери направился к трибуне неизвестный мне мужчина: невысокий, но коренастый, с широкими плечами и четким по-военному шагом. Его почти квадратный подбородок был чисто выбрит, на лоб падала русая прядь, серые глубоко посаженные глаза поблескивали холодной сталью — остро и внимательно.
— Кто это? Кто это? — спрашивали все друг у друга: никто этого человека не знал.
— Ваша фамилия? — спросила председательствующая, когда оратор поднялся на трибуну.
— Меня зовут Юрко Тютюнник.
— Что за идиотские шутки! — крикнул кто-то в первом ряду.
— Никаких шуток, — ответил человек на трибуне, — я тот самый Тютюнник, о котором вы и подумали. Атаман Юрко Тютюнник.
В зале воцарилась тишина.
Атаман Тютюнник?
Атаман Тютюнник!..
Имя атамана Тютюнника было тогда еще слишком свежо в памяти — и в этом зале, да и по всей Украине. Атаман Тютюнник!
Первый соратник и одновременно главный соперник Петлюры в претензиях на пост военного националистического диктатора на Украине. Ярый националист, лидер «националистов-державников» — то есть наиболее непримиримых «самостийников»; самый известный руководитель националистических полчищ; организатор и идеолог бывшего «вольного казачества»; командир гайдамаков петлюровской «Железной дивизии»… Море кропи пролили за четыре года бандиты Тютюнника на Правобережье, Херсонщине и Таврии, в Галиции и на Волыни; десятки сел и местечек сожгли, устроили не один погром. Не раз вооруженный украинский народ изгонял головорезов Тютюнника вместе с прочей петлюровщиной и атаманщиной из пределов украинской земли; в последний раз — всего четыре года тому назад — экипированный империалистами Антанты двинулся было Тютюнник с территории Польши в поход на Украину, но не прошел и сотни километров: украинские трудящиеся, Красная Армия уничтожили всю его орду, а сам он — прямо из боя — едва успел бежать верхом за Збруч.
Откуда же он мог теперь снова взяться в Советской стране, да еще здесь, на трибуне, открыто, перед сотнями советских людей?
И даже потребовал слова для выступления. Может ли это быть? Правда ли это? Откуда? Как?..
Не гомон — вой поднялся в зале: люди срывались с мест, выкрикивая слова возмущения и протеста; другие бежали уже к трибуне — схватить, скрутить руки, обезвредить, не дать уйти!
Тогда еще мало кому было известно, что атаман-националист Юрко Тютюнник тайком, нелегально, перешел советскую границу, пробрался на Украину и отправился по деревням — с целью организовать националистическое подполье и поднять кулацкое восстание против Советской власти… Но планы и надежды его потерпели полный крах: явки, которые дали ему закордонные руководители украинской контрреволюции, оказались «липой», никакого организованного националистического подполья на Украине он не нашел; создать новое подполье оказалось невозможным — националистические «идеалы» абсолютно дискредитировали себя в широких народных массах; украинский народ не скрывал своего враждебного отношения к националистам и своей верности советскому строю… Националистический вожак вынужден был таиться достаточно долго и располагал досугом, чтоб хорошенько поразмыслить. Тютюнник был человек сильной воли, обладал здравым смыслом и умел быть честным с собой: националистическая контрреволюция не имела никаких перспектив на Украине. Значит, надо было делать выводы… Тютюнник их сделал: он явился в органы Советской власти, сдался на милость победителя и просил дать ему возможность искупить свои преступления перед народом… Было ли это искреннее покаяние или то был лишь хитрый и коварный ход опытного агента иноземных разведок — трудно было сказать. Так или иначе политический преступник, который сам явился в органы власти, признал свои преступления, осудил их и просил либо наказания, либо возможности искупить вину, подпадал под закон о политической амнистии, — и Юрко Тютюнник как раз недавно был амнистирован…
Прошло немало времени, пока председательствующей удалось установить в зале тишину и спокойствие. Аудитория была наконец информирована: амнистирован по законам Советской власти. Тютюнник все это время стоял на трибуне, позволяя всем любопытным разглядывать себя, сколько им заблагорассудится.
— Что ж, — сказала председательствующая, испуганно хлопая глазами, — если так — пожалуйста! Слово имеет… гражданин Тютюнник.
И Тютюнник заговорил.
Держал речь атаман бандитов-националистов о романе, который описывал коварную и злокозненную деятельность этих самых бандитов.
Давно это было, да, по правде говоря, я не очень прислушивался к тому, что он говорил о достоинствах и недостатках художественных элементов романа, — не припомню теперь, да и не стоит оно внимания. Но в конце своей речи Тютюнник высказал общее мнение о романе и мысли по поводу самой дискуссии на диспуте, — и эти слова я хорошо запомнил.
Он сказал:
— Здесь выступавшие разошлись в мнениях относительно идейного содержания романа: часть ораторов считает, что автор изобличил, пригвоздил к позорному столбу, осудил националистов, другие, наоборот, доказывают, что автор националистов идеализирует, облагораживает, а значит, вроде бы и оправдывает. Может быть, аудитории будет интересно услышать и мое мнение? Считаю себя до некоторой степени компетентным в этом вопросе.
Возгласы возмущения встретили эти его слова.
Но бывший бандитский атаман только передернул плечами и повел бровью:
— Я был не только лидером национализма, но и командором армии националистов и руководителем националистического подполья. Следовательно, имею достаточный опыт в этом деле…
Крики снова заглушили его слова, но он закончил, немного переждав:
— Заявляю: если б такой, как описано в романе, оказалась в своей подпольной работе боевая группа националистов, которую я послал в подполье на Украину…
Шум протеста снова прервал речь бандитского атамана, но тут же оборвался, и в зале стало совершенно тихо: каждому хотелось услышать, что же скажет бывший предводитель националистической контрреволюции.
И он сказал:
— …то я бы приказал этих растяп расстрелять!
И ушел с трибуны.
Толпа в проходе расступалась перед ним, сотни глаз провожали его, в зале стояла абсолютная тишина.
Я уже не припомню, чем закончился этот диспут, что говорил в заключительном слове докладчик и каково было резюме председательствующей: слова Тютюнника целиком овладели моими мыслями.
Я рассуждал так. Собственно, почему Тютюнник отдал бы приказ расстрелять националистических подпольщиков тогда, когда сам был руководителем антисоветской контрреволюционной деятельности. Потому, что они не оправдали его надежд, не выполнили его приказа о диверсиях, превратились в обывателей, то есть оказались растяпами, а не бойцами во имя националистических идеалов. А если бы они выполнили задания своего националистического руководства, был бы Тютюнник, их руководитель, доволен?
Нет! Не были только растяпами, никчемными людьми националисты: никчемными оказались идеи национализма на пути исторического развития украинского народа, но на этом историческом пути националисты были не жалкими растяпами, а активными врагами, с которыми народу приходилось вести кровавую борьбу, — помехой, на преодоление которой пришлось потратить немало сил. Значит, и изображать в произведениях искусства националистов не стоящими внимания растяпами — неверно…
Роман, разумеется, не был «контрреволюционным» — увидеть в нем контрреволюцию хотели псевдоортодоксы, конъюнктурщики-приспособленцы, паникеры-перестраховщики и просто дураки. Однако и со своей революционной задачей автор не справился: образы националистов нарисованы не всегда верно и — главное — не раскрыты те силы народные, которые против идеологии национализма борются.
Таков, примерно, был ход мыслей автора сразу после диспута.
Впрочем, о романе «Фальшивая Мельпомена», об ошибках, которые увидел в нем сам автор, я подробно рассказал уже в книге «Разговор с читателем», рассказал и о том, как мне помог разобраться в этих ошибках незабвенный друг — венгерский писатель Мате Залка. Отсылаю к этой книжке, к главе «Зерна будущих урожаев», тех, кого это интересует. А здесь — раз уж зашла речь о Тютюннике — хочу попутно рассказать еще об одной встрече с ним.
Я работал тогда инспектором театров в Главполитпросвете УССР. В комнате (это был 27-й или 26-й год) нас сидело трое: я — инспектор, Плеский — ученый секретарь Главреперткома, и технический секретарь. На должность технического секретаря незадолго до того дня, о котором идет речь, как раз был принят молодой парень, только что демобилизованный из армии.
Мы сидели на своих местах, каждый занятый своим делом, когда открылась дверь и в комнату вошел… Тютюнник.
Случилось так, что сюжет моего романа «Фальшивая Мельпомена» повторил до некоторой степени в жизни сам Тютюнник. Амнистированный согласно закону об амнистии, Тютюнник, в поисках «натурализации», тоже… пошел на службу к Мельпомене: он стал кинодраматургом и киноактером. В кинокартине «ПКП», где показан был грабительский поход на Украину белополяков вместе с петлюровцами во главе с атаманом Тютюнником, сам Тютюнник исполнял роль… Тютюнника. Он писал и киносценарии (псевдоним Юртык), а в редакторате ВУФКУ (Всеукраинское фотокиноуправление — предшественник нынешнего Комитета по делам кинематографии) занимал должность старшего редактора художественных фильмов. «Мельпомена» и в самом деле оказалась фальшивой.
Так вот в этот раз — уже не впервые — Тютюнник явился по своим служебным делам: принес киносценарий, чтоб получить в Главреперткоме разрешение на съемки.
Тютюнник вошел и, строго соблюдая субординацию, поздоровался сперва со мной, затем с ученым секретарем, а затем остановился перед незнакомым ему еще молодым парнем, сидевшим за столом технического секретаря: он ждал, чтоб его познакомили с новым служащим.
Парень положил перо и взглянул на человека, который хотел с ним поздороваться.
Дальше произошло вот что.
На миг парень застыл, впившись взглядом в фигуру вошедшего. Он смотрел, не отрываясь, и похоже было, что человека внезапно разбудили среди ночи, он еще не пришел в себя от тяжелого сна и не знает, что перед ним — реальная действительность или все еще образы сновидений? Парень даже тряхнул головой и несколько раз моргнул — он хотел отогнать наваждение. На лбу у него выступил пот.
— Это… вы? — еле выговорил парень.
— Я.
Тютюнник усмехнулся.
Правая рука парня метнулась к поясу — где, очевидно, еще не так давно висела кобура с пистолетом. Но пистолета теперь там не было — и парень, оттолкнув ногой стул, бросился к Тютюннику и обхватил его руками, зажав как в клещи.
Парень был только что демобилизован и ничего об амнистии и «натурализации» Тютюнника не слышал, но бандитского атамана Тютюнника он знал очень хорошо.
Знакомство их произошло при обстоятельствах не совсем обычных. Парень воевал в коннице Котовского и принимал участие в операции против националистических банд — как раз тогда, когда Тютюнник двинулся в свой последний поход на Украину с территории Польши, Казаки Тютюнника полегли в сече, сам Тютюнник сломя голову мчался верхом к Збручу, к границе, и как раз этому парню-котовцу выпало погнаться за ним на коне. Он догнал Тютюнника в чистом поле, уже у самой границы, — и они сошлись один на один с обнаженными саблями в поединке. Бились они люто, по преимущество сразу было на стороне Тютюнника: он рубился, чтоб любой ценой спасти себе жизнь, а парень-котовец хотел любой ценой захватить бандитского атамана живым. Потому рубил он не столько Тютюнника, сколько его саблю — сталь его клинка. Клинок молодого бойца оказался слабее — он сломался у эфеса, отлетел прочь, — и Тютюннику удалось удрать: пока подскакали другие котовцы, он переправился на своем коне через узенькую речонку, что веками рассекала тело Украины…
Вот так они встретились впервые и вот как встретились теперь — во второй раз.
При второй встрече… парню-котовцу оставалось только пришлепнуть фиолетовый штамп на сценарии Тютюнника (Юртыка) — «съемки разрешаются», а мы с Плеским поставили под этим свои подписи. И живой персонаж «Фальшивой Мельпомены» ушел восвояси.
Между прочим, что касается «живых» персонажей «Фальшивой Мельпомены», то мне вспоминается еще один случай. Еще одна встреча с читателем. Если это, конечно, можно назвать «встречей с читателем». Потому что «встреча» эта произошла на судебном процессе и «читатель» сидел на скамье подсудимых.
Шел процесс СВУ. Допрашивали обвиняемого Ефремова — вдохновителя и организатора новой модификации националистического подполья. Собственно, допрос уже был закончен — подсудимый публично признал, что целью его деятельности был отрыв Украины от других советских республик, уничтожение Советской власти на Украине и создание «самостийной» Украины под эгидой иноземных империалистических хозяев. Председатель суда спросил: как же сейчас оценивает добродий Ефремов положение, в котором оказались заговорщики из СВУ?
Ефремов пожал плечами и произнес с горькой иронией над собой:
— Что ж, мы оказались в положении персонажей «Фальшивой Мельпомены»…
Выходит, и роман «Фальшивая Мельпомена» — при всех своих недостатках и огрехах — был написан не зря и доказал это неоднократно.»
Ю. Смолич. Рассказ о непокое.
І. Корнієнко «Півстоліття українського радянського кіно» (1970)