Название этой статьи выбрано не случайно. С одной стороны, «данс макабр» здесь самый настоящий: поэзия, собранная под данным заголовком, в действительности мрачная, гнетущая и неизбывно заставляющая задуматься о том самом... о Вечном. Так оно и понятно: вы посмотрите, кто поэты — Роберт И. Говард, Кларк Эштон Смит, Генри Каттнер (самого раннего разлива), Фриц Лейбер (тоже молодой), а также другие завсегдатаи журнала «Weird Tales». Им как раз все эти темы холода, увядания и смерти очень хорошо знакомы.
Но с другой стороны, уже в названии статьи чувствуется толика иронии, правда? Значит, не всё так беспросветно? Истинно так! И как минимум в последнем стихотворении подборки вы сами в этом убедитесь!
Итак, вперёд!
Сонет-акростих, написанный на уединённом церковном кладбище Провиденса, по которому некогда гулял Эдгар Аллан По.
Эпоха! Твоё имя в нас навек,
Друг Бард, что счастье знал в любви; но вот
Гонец несчастий — Ворон — к нам грядёт
Архангелом из мрака, имярек,
Разящим хладом, тьмой; он меж когтей
Алмаз слезы явил из глаз твоей
Ленор потерянной, и уж поёт:
«Любовь мертва». Твой гений воспылал
Аида пламенем, искусством зла.
Ночной окутан тьмой, тебя забрал
Проклятый, но на ангельских крылах,
О, дар, что вскоре увенчал
тебя короной ужаса, взведя на пьедестал.
Переведено совместно с Марком Калласом.
Бежала я в ту ночь
Из дома навсегда...
Лёгкая, как листок,
С дерева что ветр унёс,
Мчалась по ковру травы!
Чистый нёс меня прочь поток —
Прочь от власти, бед, любви.
Воли огонь пылал!
Были шаги легки!
Лезвия той травы
Ног не кололи мне,
За кроликом норка вслед —
Не подняла головы,
Под буком — в его корнях
Лиса, с приплодом в игре,
Не спряталась второпях,
Капли росы, застыв
На ниточках паутин,
Как обо мне забыв,
Не шелохнулись, нет...
Когда подошла к пруду
Сквозь лилии и тростник,
По сребряной черни вод
Рябь не пошла, а я,
Голову низко склонив
Над водоёмом, лица
Не видела своего —
И поняла: я мертва!
По речке вниз — так рано, рано,
Когда мерцает тусклый свет,
И солнце всходит странно, странно,
Всё смутно, ярких красок нет.
В реке танцуют волны, волны,
Луна-безумица средь них,
И взгляды ив так полны, полны
Печалей странных, неземных.
По речке вниз — всё тише, тише,
День вспыхнет — танец волн долой!
А ивы гнутся ниже, ниже —
Река узнает вновь покой.
Донал отринул богов своих предков, стал Вэйка он чтить.
Стал богу-рыбе из Озера-Бездны он кровь своих жертв подносить.
Думал он: рыбу ль, оленя — сумею убить я копьём.
Джаббадар-Тул — бог великий, ревнивейший — Донала счёл дураком.
Предки склонялись пред Джаббадар-Тулом, а он ведь суров.
Лик его сделан из камня, а туловище — из древесных стволов.
Лик его сделан из камня, на лике — зияющий рот.
Джаббадар-Тул со слюнявою пастью из храма наружу идёт!
Донал призвал бога-рыбу, но Вэйк тихо в озере спал:
Мал человек, чтобы в братстве богов он средь высших раздор вызывал.
С ужасом глядя и рот распахнув, Донал камнем застыл:
В хижину быстро и грозно бог предков вошёл — будто стены пробил.
В чёрном грехе можно жить много лет — пусть и будешь седой;
Можно соседа жену соблазнить — но и мести избегнуть святой;
Можно чужих сотню жизней забрать — и не думать о них;
Коли глупцом хочешь сгинуть в расцвете — отринь богов предков своих.
Вот время гибели богов, вот скандинава смерть,
Вот Рагнарёк — и Биврёст² весь захватит круговерть.
У врат Вальхаллы³ Локи⁴, Хель⁵ и Фенрир-волк⁶ стоят,
И боги вниз сойдут (как скальд сказал),
Ведь боги слабнут: многолетья вал
Пришёл к ним, также хлад атаковал —
Напастей длинный ряд.
Из залов славы Бальдр⁷ ушёл, и яблок Идунн⁸ нет,
Тор⁹ исхудал, на Мьёльнире¹⁰ блистает ржавый след.
И Одиновы¹¹ вороны кричат — звучит как плач, —
И в роге Одина стал киснуть мёд.
А время смерти всё грядёт, грядёт,
И всех богов поток сей унесёт —
Их минул час удач.
Теперь уж никогда не вспомнит викинг битвы жар,
Теперь уж никогда во фьорд не проскользнёт драккар.
Взор скальда не горит, поэт не может честно петь.
И залы скандинавов скрыла пыль.
А что там асы — сказка или быль?
Когда о них сама же память — гниль,
Им лучше умереть!
Над миром чёрный плыл рассвет в эпоху первых дней,
И Атлантида долгим сном спала на дне морей —
Тогда лишь мрачные дела творились на земле,
И проливали жертвы кровь на чёрном алтаре.
Распространилось колдовство с змеиной головой
По суше, но рассержен был зловещий бог морской.
Своей судьбы царям тех дней не избежать никак.
Тогда на холм воздвигли столб — как символ и как знак.
И погрузилась в вечный сон святыня чёрных дел,
На новый мир и ширь воды рассветный луч глядел.
Теперь же люди наших дней забыли уж о том,
Что был когда-то чёрный храм с кровавым алтарём.
Однако там, на глубине, в зелёном свете дна
Нечеловечьи ждут цари свободы ото сна.
И где-то в дебрях на холме, где не был человек,
Стоит их столб как знак Судьбы — уже не первый век.
Слепое чёрное лицо с того столба глядит,
Зловеще руна странная, неясная блестит.
И днём, и ночью монолит забыть нам не даёт:
Глупы все люди и слабы, за ними Ад придёт.
А на поверхности столба — строка, морозит кровь:
«Однажды мы, цари земли, вернёмся править вновь!»
И тьма падёт в последний час на племена людей,
Когда восстанут, как кошмары, пленники морей.
От Соноры до Дель Рио будет сто бесплодных миль,
Только ввысь стремится дазилирион¹²,
Выше, к солнцу — войском змей скользя, стирая в скалах пыль,
Лишь зари взойдёт серебро-алый звон.
Здесь на фоне неба сирых ранчо скромный ряд стоит —
На холмах угрюмых, скорбных, где в тиши
Мимо волк не пробежит и птица ввысь не воспарит.
Тишина пленяет эти рубежи.
С жутковатым чувством далей, с чудным чувством долгих лет
Призраки былого восстают, скользят
Сквозь увядшую полынь ордой теней; они свой след
Оставляют там, где шли века назад.
Кабальеро и погонщик¹³, их добыча, их рабы —
О, там поутру звон призрачных стремян!
О, индейцы в перьях, в краске — пленники своей борьбы!
О, и звуки шпор, рога, копыта — там!
Вечером из Мексики подует ветер, может быть, —
Будто из семи же преисподних зной
Он впитал в себя; канюк¹⁴ и кобра могут уяснить,
Что за ужас оглашает ветер злой.
Вид безрадостный, суровый: скалы вечные встают —
Высеченных в камне великанов ряд.
Иероглифы на скалах; только тишь такая тут,
Что на них скиталец не направит взгляд.
Хмурые холмы когда-то были пляжами морей,
Тех, которых человек и знать не знал.
Кручи ждут в безмолвии гнетущем участи своей, —
Ждут: сам океан возьмёт, что отдавал.
Той летней ночью мир был полон звёзд,
И лунный свет моё окно нашёл.
И некий Человек ко мне пришёл —
Шептал о странном и незримом гость.
Я ум пустил в полёт. Тенёта сплёл
Души моей, где луннопауки
Скользили — как драконы велики...
Я видел форм огромных ореол.
Вселенский вздох — как эхо от струны —
Сотряс озёра; лжерассвета блик
Ввысь минаретом взмыл средь облаков;
И я вскочил, дрожа, и пот, и кровь
Оковы грёз моих разбили вмиг,
Сплели сеть снов, ловя ей диск луны.
Переведено совместно с Марком Калласом.
Нагая девушка — лицо бело;
Её к Ваалу вознесли — верхом
На чресла. И она сперва, дрожа,
Холодный стержень в глубине своей
Почувствовала. Но мелькнула жизнь
По мрамору — и девушка сама,
Крича, прижалась... Наступил рассвет.
Она стояла — взгляд её глубок...
Помню Еву, мою сестру,
Стан её гибкий и ясный взор,
Чистое сердце... Но слухи в миру
К деве пристали... Мать молвила: вздор!
Были прохладны руки её,
Странные песни пела она,
Матери слово сказала своё:
Ты молодой никогда не была!
Вышла из дома в зимний рассвет,
Только лишь скрылась тёмная ночь.
Яркий в проёме двери вспыхнул свет —
Девушка бабочкой ринулась прочь.
Что ж наша мать? Забыла её,
Стёрла из памяти имя вмиг,
Стала угрюмой и мрачной, и всё
В доме увяло — как пламень поник.
Еву распутницей я видал:
Лик её грязен был... но блестел
Лучик Свободы в глазах — трепетал,
Душу мне он, как рассвет в лесу, грел.
Сандалий мягкий шаг по мостовой,
По улицам Ланкмара; сер и сир,
Мелькнул и скрылся некто там, где мгла
Стеною встала и в залив ушла.
И, словно в алхимический эфир,
Сокрылась также тень в тиши ночной.
Лишь мышь летучая на слух, без слов
Поймёт: на дело вышел Мышелов.
То из Квармалла камень дорогой,
Из Кледа дева — с дальней стороны,
От Шильбы руна — смерти знак чужой,
Иль шёпот ужаса из-за луны?..
Что ищет Мышелов? — кто даст ответ
И кто прочтёт его улыбки след?
Воздвиг под звёзды город башен тьму,
Он за стеной укрылся от лесов,
Благоухание цветов — в дыму,
Секрет земли — в томах, где много слов.
И ни сатир, ни фавн здесь не живут —
В зловонии и злости улиц тех,
Где ночью звери-хищники грызут
Проход наверх... Но в камне нет прорех.
Горгульи спят на крышах, у небес,
И улыбается лицо средь них —
Той тени серой даже дела нет
До тех, внизу. А через миг — и след
Простыл его. Стремителен и тих,
В книгохранилище уже пролез.
Вы, за солнцем кто идёт,
Вы, за искрою кто вслед
Ночью пробует на свет
Выйти — цель одна вас ждёт?
Вы узнаете единый рок;
Вы увидите единый сон;
Словно склеп, где спит фараон, —
Так же окоп солдатский глубок.
Вам судьбой — беда и глад,
Станет день пред вами тьмой,
Или счастья глас живой
Приводил вас в райский сад;
Радостны уста или нет,
Иль немы — их червь пожрёт,
С белой ухмылкой смерть к вам придёт —
Вы улыбнётесь ей в ответ.
Обернуться и в это лицо взглянуть,
Страх ощутить, что не знал никогда —
За мною является Тень всегда,
По Земле я иду, одинок мой путь —
И когда обернулся,
Не видел лица,
Ибо Тень сия моей была Тенью.
Тень Ангела Смерти.
Лежу в песках пустыни в полусне
И вижу солнца нежное касанье,
От дрёмы пробуждающее пальмы
И лавр купающее в золотом вине.
Ночные духи скрылись в глубине,
А горы дальние — в туманном одеяньи
Из дымки над пустыней — те в мечтаньи
Воздели пики ввысь, о новом грезя дне.
Дух ночи пал, его почти уж нет —
Но он самум из тех долин призвал,
Где тот таился прежде... И в ответ
Лучам рассвета вихрь песчаный встал,
И ветер в пыльных облаках взыграл.
Но всё ж сказал Аллах: «Да будет свет!»
Переведено совместно с Марком Калласом.
К стихотворению «Рагнарёк»:
1. Рагнарёк (или Рагнарок) — гибель богов (судьба богов) и всего мира, следующая за последней битвой между богами и хтоническими чудовищами.
2. Биврёст — радужный мост, соединяющий Асгард с другими мирами. Асгард — небесный город, обитель богов-асов.
3. Вальхалла (или Валгалла, или Вальгалла) — небесный чертог в Асгарде, куда попадают после смерти павшие в битве воины, и где они продолжают прежнюю героическую жизнь.
4. Локи — сын ётуна Фарбаути и Лаувейи, также упоминается в качестве бога хитрости и обмана и других подобных качеств; хотя происходит из рода ётунов, асы разрешили ему жить с ними в Асгарде за его необыкновенный ум и хитрость.
5. Хель — повелительница мира мёртвых (Хельхейма), дочь Локи и великанши Ангрбоды (Вредоносной), одно из трёх хтонических чудовищ.
6. Фенрир — огромный волк, сын Локи и Ангрбоды.
7. Бальдр (или Бальдер) — один из асов, бог весны и света.
8. Идунн — богиня вечной юности, дочь карлика Ивальди, супруга Браги, бога поэзии и красноречия; хранительница чудесных молодильных яблок.
9. Тор — один из асов, бог грома и бури, защищающий богов и людей от великанов и чудовищ.
10. Мьёльнир (или Мьёллнир) — молот Тора; был выкован с непропорционально короткой рукоятью из-за проказ Локи.
11. Один (или Вотан) — верховный бог, отец и предводитель асов, сын Бёра и Бестлы, внук Бури; вороны Хугин и Мунин («думающий» и «помнящий») — его спутники.
К стихотворению «Зловещий край»:
12. Дазилирион — вечнозелёное травянистое многолетнее растение, очень близкий родственник агавы. Имеет длинные, узкие, жёсткие листья, зазубренные по краям, которые образуют плотную прикорневую розетку. В высоту и ширину оно часто достигает полутора метров.
13. Кабальеро — в Испании X–XVI веков дворянин, богатый или родовитый человек, нёсший военную службу в кавалерии и обладавший рядом привилегий, свойственных дворянству. Погонщик. Здесь: погонщик мулов.
14. Канюк — хищная птица семейства ястребиных.