Ещё один живучий миф — о том, что Монгольская империя возникла едва ли не на пустом месте, в диких степях, далеко от любых пределов цивилизации, будь то Китай, средневековая Европа, включая Русь, или персо-таджикская Средняя Азия. Но её предшествовала целая череда, как сейчас говорят, «степных империй», каждая из которых влила свою толику крови в будущую державу Чингис-хана, и пустота между скифо-сибирским универсумом и монголами неспешно заполняется историками и археологами. Схожим образом поступали в своё время и арабские географы, ищущие пути в глубины степей.
Свернуть
Одна из таких выплывших из забвения квази-цивилизаций — живущие некогда в Восточном Казахстане тюркоязычные кимаки, частью которых были и хорошо знакомые нам кыпчаки-половцы, и подарившие своё название многим народам татары. Когда-то этот регион был территорией бурных политических событий, захлестнувших тюркские каганаты во времена их расцвета, в то время, когда эти земли оказались под воздействием культурного ареала Согдианы. Но давно пал род Ашина, погибли государства тюркютов и уйгуров, государство Тан было измотано бесконечными воинами, и бодро шло к своему нескорому, но неизбежному концу, Тибет запаковался в естественных границах на своём плато, а Средняя Азия с трудом покорилась западным халифам, обративши свой взор с восхода на закат. И в этой исторической тихой нише в восточном Казахстане и возникает сообщество, которое называли «кимаками».
Булату Кумекову выпала честь первому нащупать призрачные границы этого сообщества на окраине тогдашней ойкумены, едва ли не на берегах Моря Мрака. Пройдя школу арабиста, отшлифованную первоклассным Институтом Востоковедения в Ленинграде, он обращает внимание прежде всего на арабоязычные источники, сочинения географов, которые искали пути к далёким пределам этого... государства?
Повышенное внимание к географическим нарративам и определило всю специфику этой небольшой книжки. Авторы, те же Ал-Идриси и Ибн Хордадбех, посвятили далёким племенам не так много места в своих сочинениях, поскольку и сами знали о них немногое. Они пытались лишь обозначить пути, по которым можно добраться до кимакских пределов, до их гипотетической столицы. Поэтому больше половины книжки посвящено анализу запутанных географических комментариев географов, которые предпочитали мерить расстояния в степных просторах туманными «переходами». Источники хором утверждали, что страна кимаков находится далеко на севере, где настолько морозно, что зимой невозможно путешествовать, и лежат недалеко от Моря Мрака, а у некоторых — и вовсе у пределов «Йаджудж и Маджудж», «Гога и Магога», в общем — чёрт знает где, у окраины мира, на берегах реки Гамаш и в районе озера Гаган. В реке Гамаш узнаётся старый добрый Иртыш, озеро Гаган оказалось посложнее, поскольку под него могли подходить и Иссык-куль, и Балхаш, но локализация между двумя горными хребтами (Тарбагатай и Джунгарский Алатау) позволила предположить, что тем озером был Алаколь.
Итак, среднее Прииртышье и крайне северная часть Тянь Шаня — уже довольно таки обширная территория. В описаниях географов Куменков находит сведения о больших городах и стационарной столице, Имакии, где находился кимакский «шад» — правитель, но об этом чуть позже. Откуда они вообще взялись? Лев Гумилёв утверждал, что кимаки — потомки одного из тюркоязычных пемён хунну, чумугуней, со времён Каганата обитающего в Восточном Казахстане, некоторые учёные, как недавно Ж. Сабитов, настаивают на монгольской составляющей, однако Куменков придерживается иного мнения, что изначально кимаки — пришельцы, известные китайцам как «яньмо», ещё в VII в. откочевавшие из западной Монголии за Алтай.
Кимакское государство — занятный зверь. Согласно легенде, изгнанник из знатного татарского рода, Шад, осел на берегах Иртыша, и у него в услужении было 7 человек, каждый из которых покровительствовал одному народу. Семь племён расселились на запад и юг, и тем самым образовали союз народов, которым управлял потомок Шада, на месте юрты которого возникла Имакия...Кумеков соединяет историю государства кимаков с осколками, оставшимися после падения Уйгурского каганата в IX в., и является классическим «супервождеством», по современной терминологии, когда существует единый каган и подчинённые ему военные предводители племён. Судя по всему, существлвало налогооблажение, неизвестно, в каких масштабах, вероятно, как через пару веков в Золотой Орде, были пошлины на торговый транзит, существовала родовая знать.
Наличие городов, о которых пишел ал-Идриси, и позволяет Куменкову смело писать о государстве, и даже полукочевом характере жизни этих племён. К несчастью, автор мало пользуется археологическими данными, приводя туманные сведения о многобашенных городах и обширных орашаемых землях в центральном Казахстане (почему не на Иртыше, неужели только живущие западнее кыпчаки были настолько развитыми?) он даёт вскользь, однако представляются наиболее важными для исследования. Однако, как назло, письменные источники много сообщают именно о скотоводческом хозяйстве, и удручающе мало — о земледелии. Видимо, земледелие всё же существовало в некоторых анклавах кимаков, к примеру, на озере Алаколь или в Прииртышье, однако его масштабы из сведений, предоставленных автором, неясны. Предположения о гипотетическом ремесленном производстве в городах оставляю на совести исследователя. Стоит, однако, помнить важную вещь — Семиречье, то есть территории к северу от западных пределов Тянь Шаня, веками были транзитной зоной торговли, и посредническая деятельность там могла быть достаточно развита. Пэтому в Алакольской котловине и находят руины городов того времени. Однако Имакия расположена на Иртыше, и источники расписывают её как огромный многобашенный город с желзными воротами, что наш автор с удовольствием и цитирует. Отдавая, впрочем, себе отчёт в том, что это могло быть и существенным преувеличением. Да и археологические сведения, которые он приводит, не проясняют ситуацию, а лишь запутывают её. Причём в последние годы не сказать, чтобы ситуация с поиском кимакских городов как-то особенно улучшилась. Археологи выделяют на сегодняшний «Сростскинскую культуру» погребений, в среднем течении Иртыша, погребения достаточно богатые и показывающие многочисленные нити, которые связывали кимаков со «Скифо-сибирским миром», но и только. Имакию ещё надо искать...
Культуре, как обычно, отводится два слова, и сведений Кумеков приводит крайне мало. В религиозном плане кимаки остались тюрками-язычниками, о письменности известно только то, что она была, о шедеврах городских ремёсел автор, противореча сам себе, не пишет ни слова, так же, как и о городской архитектуре и планировке, которая тоже служит индикатором развития культуры. А вот упоминания придорожных храмов со статуями предков-прародителей весьма интересны, тем более, что преемственность этого элемента можно увидеть в хорошо известным жителям степей половецким бабам. Судя по всему, кыпчаки-половцы унаследовали эту практику именно от кимаков.
...В начале XI в. с югов Центральной Азии пошла волна миграции, которая сильно потеснила разреженные кимакские кочевья, и они окончательно сошли с исторической арены, видимо, до самого монгольского нашествия доживая тихие дни на берегах Иртыша. Другая часть кимаков слилась с кыпчаками и также двинулась на запад, за Волгу, и здесь они уже входят в оборот европейской истории, особенно — Древней Руси. Куменков основную роль в этом отводит государству Ляо, то есть киданям, которые оттеснили монгольские племена за Алтай в ходе своей западной экспансии. Таким образом, государство кимаков, точнее, его останки, являются частью и русской истории тоже. А вот являются ли они неотъемлимой частью истории современных казахов — вопрос. Куменков, понятное дело, пишет, что с распадом кимакской державы, как к ней не относись, «приглушило» процессы этно- и полигенеза, и они принадлежат к единой ветви развития казахов как нации. Но можно ли обнаружить преемственность этого призрачного государства и, скажем, какого-либо из поздних жузов, к примеру, Старшего, как раз и располагавшегося на этой территории? Весьма и весьма сомнительно.
Если резюмировать, то можно сказать, что книга Булата Кумекова является одним из немногих трудов, делающих попытку пролить свет на эпоху, последующюю за крушением Тюркских каганатов, и предшествующюю возникновению империи Чингис-хана. Она, конечно, очень локальна, опирается на весьма ограниченный круг источников, и содержит немного фактической информации — тут уж ничего не поделаешь. Рекоснтруировать с её помощью и историю кимаков как этноса, как социального организма, как политии, очень проблематично, я уж не говорю, что здесь почти не освещена история наших ближайших соседей — кыпчаков, которые позиционируются как подданные Имакии. Но, видимо, автор сделал с имеющимися письменными источниками всё, что мог.
Слово — за археологами.