Изначально целью этого текста было рассказать о романе М. Л. Ванг «Blood Over Bright Haven», который произвёл на меня впечатление достаточно сильное, чтобы отбросить все дела и заняться написанием обзора. Но очень скоро текст превратился в сравнение этой книги с «Вавилоном» Р. Ф. Куанг. Оба романа, вышедшие с разницей в год, говорят о магии, колониализме и насилии, но если «Blood Over Bright Haven» — это сильная, хоть и не бесспорная антиутопия, то роман Куанг скорее напоминает дидактический памфлет. На «Вавилон» я в свое время писал обзор, но остался недоволен качеством, поэтому найти его можно только на лайфлибе. Отчасти, этот текст можно называть второй попыткой вернуться к «Вавилону» и путем сравнения высказать свои претензии к нему. И если Ребекка Куанг в представлении не нуждается, то о ее менее известной коллеге стоит рассказать поподробнее.
М.Л. Ванг — американская писательница азиатского происхождения (отец родом из Китая, мать — американка), добившаяся признания в мире самиздата, в частности, победой в престижном конкурсе Self-Published Fantasy Blog Off (SPFBO), который ежегодно проводит Марк Лоуренс. Ее роман-победитель «The Sword of Kaigen» («Меч Кайгена») получил огромную популярность среди читателей и с десяток переизданий. С моим отзывом на роман можно познакомиться на странице произведения, здесь же отмечу только, что несмотря на остроту поднимаемых тем и беспощадность как к героям, так и штампам, которые продемонстрировала Ванг, роман, тем не менее, страдает многими детскими болезнями самостоятельно опубликованных книг.
Но уже следующий, и последний на данный момент, роман писательницы «Blood Over Bright Haven» («Кровь над Светлой Гаванью») — куда более зрелая работа. Не удивительно, что он стал ее визитной карточкой (более ста тысяч оценок на гудридсе!), мгновенно привлек внимание крупных издательств и сейчас уже имеет полдюжины переводов. Тематически он близок к «Вавилону» Ребекки Куанг, но при общих чертах и, отчасти, общих проблемах, «Blood Over Bright Haven» кладет книгу своей куда более титулованной коллеги на лопатки.
Жанрово «Blood Over Bright Haven» можно отнести к научному фэнтези с небольшим влиянием стимпанка, в первую очередь, в части уровня технологий. Действие разворачивается в городе-государстве c говорящим названием Тиран, окруженном от остальных, диких земель, магическим барьером. И не мудрено, ведь за барьером обитают дикари-квены, а так же зловещая Скверна, болезнь, от которой нет ни лекарства, ни спасения. Некоторым квенам удается проникнуть за барьер, но только чтобы стать слугами истинных граждан Тирана.
Главная героиня книги, честолюбивая волшебница Сциона, поначалу весьма далека от этих проблем: она готовится пройти главный экзамен в своей жизни и стать первой женщиной-архимагом, войдя в круг из сотни избранных, которые фактически управляют городом. Не будет большим спойлером сказать, что экзамен она сдаст успешно, но пройдя его, Сциона быстро понимает, что статус архимага не избавляет от предрассудков, царящих в академической среде. Напротив, на каждом шагу ей придется сталкиваться с предубеждением и насмешками от волшебников-мужчин. В частности, вместо подходящего ее статусу помощника, ей отдали полуграмотного квена Томила, который работал в Башне уборщиком.
Это знакомство постепенно начинает открывать Сционе новый мир, о котором она ранее не задумывалась, а через какое-то время, как и в «Мече Кайгена» повествование сделает крутой разворот и мы начнем читать совершенно иную книгу. Если основная тема первой половины книги — стремление к знаниям, амбиции и попытка выгрызть свое место в мире, то вторая часть рассказывает, что скрывается за фасадом цивилизованности и то, насколько может ослеплять погоня за собственным благополучием. Первостепенное значение играет диалог Томила и Сционы о доброжелательности и добродетельности. Кто праведнее: тот кто желает другим добра, но чьи действия только ухудшают жизни других, или жестокий и порочный человек, который движется к своей цели не считаясь со средствами, но при этом улучшает жизнь многих других? Кого будут возвеличивать, а кого проклинать? А что изменится, если перенести этот вопрос с действий отдельного человека на общество в целом?
И вот здесь пришла пора сравнивать роман с «Вавилоном». Отставив на время социальный подтекст, сравним сначала миры двух книг. У Ванг, как мы уже выяснили, вполне классическое фэнтези. Куанг же рисует крайне похожее на наше общество колониальной Англии, при этом исторический процесс, политическое устройство и география, в целом, копируют наш мир. Единственным значимым отличием является наличие магической системы, и если рассматривать ее в вакууме, то она у Куанг не просто удалась, это одна из самых оригинальных и потенциально глубоких магических систем в фэнтези, основанная на переводе и разности значений одних и тех же слов в различных языках. Идея свежая, и в то же самое время обладающая огромным потенциалом для раскрытия.
У Ванг магия с одной стороны куда проще и традиционней, основана на перекачке энергии и материи из иного мира, но при этом механика её работы описана куда полнее и достовернее: мы проведем немало времени, постигая ее нюансы. Магия является неотъемлемой составляющей мира «Blood Over Bright Haven»: ее природа, особенности и ограничения являются, в конечном счете, главным двигателем сюжета, в то время как у Куанг она по сути еще один инструмент, чтобы пнуть клятых колонизаторов, при этом оставаясь любопытным, но легкозаменяемым гиммиком. Она даже не пытается представить, как бы изменился мир, появись в нем магия перевода — а изменился бы он кардинально. Настолько сильный искажающий фактор не мог бы не повлечь за собой изменение как общественного устройства, так и исторического процесса. Но этого не происходит, мир так и остается калькой нашего, а потенциально великая магическая система не находит должного применения, встраиваясь в те системы и устройства, которые в нашем мире успешно обходились без всяческих колдунств. В принципе, подобная ограниченность вполне понятна, ведь любая попытка экстраполяции отвлекала бы от главной цели, ради которых роман писался: напиныванию клятых колонизаторов, да. Но вот Ванг, тем не менее, успешно совместила обе задачи, не только гармонично показала развитие мира, в котором магия становится определяющей силой, но и сформулировала вполне однозначное социальное высказывание, которое фантастические элементы только усиливают, а не ослабляют.
Основной движущей силой двух книг является изменение внутреннего состояния героев, которые сталкиваются с вопиющей несправедливостью окружающего мира и пытаются изменить статус кво. При этом идеалистический пафос и эмоциональность с которыми они это делают, характерны, скорее, для янг-эдалта, а не для взрослой литературы, в которой подобная экзальтация смотрится неестественно. Но Сциона имеет на подобную реакцию куда больше морального права, ведь открываемые ею тайны — куда сложнее и глобальнее банального "угнетатели угнетают". При этом она, в конечном счете, ведет себя более рационально и не выходит за моральный горизонт событий, о чем мы поговорим позднее.
Что интересно, оба героя парадоксально одновременно привелигированы и угнетены: Сциона, пусть и получила первоклассное образование, остается белой вороной, женщиной, занимающейся мужскими делами, что вызывает осуждение и насмешки. Свифт, герой Куанг, также получает первоклассное образование, но его китайские корни никогда не сделают его в колониальной Англии своим.
И тут мы, пожалуй, подходим к самому главному: критике колониализма, системного расизма и прочих машин угнетения, которая является ключевой темой двух романов. Тема для woke-волны фантастики середины десятых и начала двадцатых годов не то что бы новая, но очень многие авторы наступают на одни и те же грабли: очень сильно перегибают палку. Пытаясь придать критикуемым моделям общества максимально уродливые формы, они низводят их до уровня дешевой карикатуры, безвкусного кривляния, пасквиля вместо приговора. Раскрашивая мир всего в два цвета, создавая упрощенную, поляризованную модель общества (клятые угнетатели vs. благородные BIPOC-и) они лишают его жизнеспособности.
Перемещение повествования в наш мир, с реальными историческими аналогиями, лишь обостряет проблему. В первую очередь, потому что история человеческой цивилизации куда сложнее и масштабнее, чем однобокие "критические расовые теории" с прибитой гвоздями стрелочкой угнетения. Поэтому мне, как славянину и потомку крепостных, весьма забавно читать про белые привилегии. Мой исторический опыт и мои корни просто отбрасываются как нерелевантные и игнорируются, так как не вписываются в биполярную авторскую картинку, так же, как например, оказывается, что антисемизм не расизм, потому как евреи — белые. И вот тут фэнтези, вместо того чтобы демонстрировать силу чистого воображения, становится ширмочкой, за которую принято прятать проколы сиюминутных идеологических баталий. Например, когда Куанг начинает в обличительном порыве нести совсем уж откровенную чушь, мол де рабство придумали белые, апологет книги легко может возразить: "это же фэнтези! может в ее мире и правда белые придумали, автору видней!". Но чтобы подобные аргументы работали, желательно чтобы мир книги не был калькой с нашего. Аналогично, например, когда коллега Р.Ф. Куанг, Нора Кейт Джемисин, заявляет, что величайшие достижения европейского искусства жалкий плагиат африканской культуры, которую белые бессовестно апроприировали — это вызывает ну разве что закатывание глаз, и не важно сколько в ее мире Великих Городов фэнтези, а сколько современной мифологии. Последней линией защиты могло бы стать то, что роман написан в расчёте на совершенно другую аудиторию, но что же это получается, вместо того чтобы эту самую аудиторию просвещать, показывая всю сложность и неоднозначность мира, ее вместо это кормят удобными и социально-одобряемыми штампами, заметая под ковер все, что ставит их под сомнения. Это как-то уж слишком подозрительно похоже на критикуемый подобными авторами колониальный подход.
Ванг действует тоньше и умнее. Она переносит повествование в полностью выдуманный мир, создавая его жуткое, но убедительное отражение. Это позволяет ей критиковать не конкретных политических оппонентов, а универсальные пороки, общие для всех обществ и культур. Так работают антиутопии: они показывают то что могло бы быть, тем самым предостерегая от крайностей радикализма. Выписывая тиранийское общество, построенное на крови и костях других народов, Ванг в своем праве — как архитектор мира она свободна от обвинений в предвзятости и переписывании исторических фактов в угоду следования повестке, а возможная однобокая интерпретация остается только на совести читателя.
Напротив, проза Куанг полна инфантильной дидактичностью: она не доверяет способности читателя дойти до ее моральных озарений самостоятельно, прочесть между строк и сделать нужные выводы, поэтому подает антиколониальный пафос максимально прямолинейно, пережевывая для самых непонятливых. А чтобы полученная кашка уж точно усвоилась, в ход идут боевые сноски, в которых она еще раз достанет уже проглоченные читателем факты и дополнительно разжует, не оставив никаких вариантов трактовки.
Кстати, эта назидательная манера сыграла с Куанг злую шутку, и ее недавний роман, «Katabasis», был принят читателями куда более холодно, в первую очередь из-за раздражающей дидактичности.
Выбранной манерой повествования Куанг сама себя загоняет в ловушку в финальных сценах, когда студенты-революционеры становятся террористами и начинают кошмарить обывателей Лондона, чтобы свергнуть власть порочных колонизаторов. Не зря же роман подзаголовок "Необходимость насилия" имеет. Тут обычно следует линия защиты, мол, что нет, Куанг показывает, что насилие — это не выход, что это тупик. Но, позвольте. А где же сносочки, которые эту, безусловно, глубокую мысль разжевывают? Без них, судя по отклику, многие поняли роман вполне однозначно, как призыв к действию. Вот например, классическая рецензия на роман, где рецензент слопал пропагандирующий насилие посыл и не поморщился:
цитата несколько цитат в переводеЕсли и есть что-то, в чем Вавилон преуспевает, так это в тщательном рассмотрении роли насилия в социально-политическом ландшафте. С одной стороны, такие персонажи, как Гриффит, настаивают на том, что насилие необходимо для того, чтобы добиться значительных и долговременных перемен. ... Другие персонажи, такие как Летти и профессор, выступают за ненасильственные реформы. Конечно, эти персонажи, занимающие привилегированное положение, выступают за ненасилие. Эта нормисная стратегия гарантирует их собственную безопасность в рамках систем, которые они якобы хотят изменить.... Вавилон в конечном счете утверждает, что насилие необходимо как угнетателю, так и угнетенным. Сильные мира сего прибегают к насилию, чтобы сохранить статус-кво. Насилие бессильных оправдано как шаг к воображаемому лучшему будущему. Аргументация Вавилона в пользу насилия особенно интересна, учитывая, что жертвами насилия почти всегда становятся те, кто находится ниже по иерархии. Мне показалось увлекательным — и мрачным — то, что Куанг, при всем ее богатстве воображения, не представляет себе революцию без насилия в отношении и без того угнетенных людей.
Как тут не вспомнить дивовскую "Выбраковку", где антиутопический посыл был настолько тонкий, что, кажется, в какой-то момент про него забыл и сам автор. Так и в случае с «Вавилоном» аргументы о том, что "необходимость насилия" на самом деле является ее критикой появляются только в том случае, когда роман начинают упрекать в оправдании террора. Финал, который, по мнению апологетов книги, должен был демонстрировать тупиковость данного пути, то и дело читается ровно противоположным образом — как утверждение о его единственноверности.
Но чем же это отличается от книги Ванг, которая выстраивает повествование аналогичным образом и приводит героев к сходному финалу? Не считая того, что колониальное общество Англии в нашем мире саморазрушилось благодаря объективным историческим процессам, а не терроризму одиночек, из-за чего оправдание насилия не только преступно, но лживо, Ванг побеждает за счет силы чистого вымысла. Она создает такое общество, которое действительно можно исправить только разрушив до основания, что убедительно демонстрируют герои, которые перед тем как пойти на крайность перепробовали все остальные, менее радикальные способы, пытаясь изменить общество изнутри путем убеждения. Более того, финальный акт направлен не на более угнетенных, к чему сводится необходимость насилия Куанг, а на подлинных виновников и по сути дела массовых убийц, на самых порядочных из которых клейма негде ставить.
Однако что же мы видим в отзывах на книгу Ванг? Ирония в том, что ее как раз критикуют за недостаточную радикальность.
цитатаЯ также в целом потрясена тем, что эти люди настолько подавлены, что никто не сопротивляется. Ни одна угнетенная группа в истории не реагировала так на притеснения. Люди сопротивляются и объединяются. Почему квены этого не делают?
цитатаЯ не могу поверить, что BIPOC — автор [сиречь — принадлежащий к людям цвета или коренным народам], мог написать роман о белом герое-спасителе/мученике. Боже мой. Постарайся получше.
цитатаЭто та история больше подходила бы для 70-х или 80-х годов, когда маргинализированные группы не только должны были пытаться встроить себя в систему, которая гарантировала их провал, но и должны были тратить эмоциональные усилия на попытки переубедить доминирующую группу....
Просто нет оправдания тому, что эта история написана сегодня.
И так далее, и тому подобное. В моде необходимость насилия, если тебя пытаются переубедить словами — стреляй в шею.
Не могу сказать, что роман идеологически безупречен, нет, есть вопросы, на которые Ванг не дает ответ, и которых всячески избегает. Например, если тиранийцы во всем уступают квенам, которых при этом считают дикарями, если все достижения их цивилизации не более чем плод угнетения и воровства, то почему же квены проиграли в исторической борьбе? Потому что тиранийцы изначально порочны, как дьяволы в человеческом обличье, извращающие все, к чему прикасаются, либо же изъян в самих квенах, которые ничего не могли противопоставить культурному изнасилованию?
Любой ответ будет крайне сомнителен с точки зрения морали, потому что изъян в самих условиях задачи, над которой авторы фэнтези бились со времен толкиновских орков с околонулевым успехом: дихотомические упрощения не проходят проверки на веристичность. Но в заданных рамках, внутри сферы жанра, роман остается по крайней мере жизнеспособен, как жизнеспособно общество Тирана за сферическим барьером, прячущее за фасадом псевдовикторианской благочинности подточенный термитами фундамент. И если отвлечься от поиска реальных исторических аналогий, то вполне можно увлечься постижением тайн и истоков магии и поисками справедливости в мире, основанном на лжи. Последнее было и остается вечной темой, как сотни лет назад, там и в семидесятые годы, так и сейчас. Выкапывание же умерших львов из могилы, чтобы еще раз побольнее пнуть их разложившийся труп, а затем закопать обратно — дело, конечно, веселое, но в перспективе безблагодатное.
Фух, ну и не просто же мне дался этот обзор. Надеюсь, это будет интересное и небесполезное чтение. В очередной раз обзор получился социально-политизированным, но в следующий раз я постараюсь рассказать о классическом героическом фэнтези без этого всего.
цитировать
свернуть ветку
