Несмотря на развитие русского хоррора в литературе и кино (последние несколько лет выходит больше книг / фильмов), многие еще воспринимают его как низкий жанр. В отличие от «Большой литературы», в этом направлении не принято искать чего-то качественного. Однако это не так. Искушенные ценители напротив, отмечают появление нового типа ужасов – пост-хоррора. Сегодня мы постараемся понять, существует ли он. И, если да, может ли в целом повлиять на темные жанры.
В этом нам помогут:
Клим Заярный – переводчик, рецензент, создатель канала «Sworn2Black», где выходит перевод-субтитры к зарубежным короткометражным ужасам. Ранее Клим вел сайт, где рецензировал хоррор-книги и фильмы
Татьяна Шуран – философ, кандидат полит. наук МГУ. Публиковалась в антологии «Багровые иглы» от изд-ва «INOE». С ней выходили материалы в проекте «Голоса во Тьме».
Для начала определимся с понятием. Его нужно рассматривать как часть большего процесса. Так мы поймем, что пост-хоррор — нонсенс. Используя слово «пост», чаще всего мы имеем в виду нечто «новое поверх старого». Наглядный пример и более целая картина — постмодернизм. Он появился, когда деятели искусства осознали, что не могут создать ничего по-настоящему оригинального. Это произошло спустя века после понимания, что все «не ново под луной» еще с тех пор как античные драматурги «вытащили» из коллективного бессознательного любые возможные сюжеты. Конечно, после античных авторов человек еще как-то пытался выжимать смысл из произведений — за счет новой формы или подачи. Но в XX веке и в ней образовался кризис.
Современный хоррор, несмотря на то, что умнеет, – часть такого кризиса, и не выйдет за его рамки. Из-за чего так называемый «пост-хоррор», как и другие специфические жанры, будет заложником данного процесса вечно. А значит, ему придется мириться с вытекающими отсюда последствиями.
Т.Ш. Мне тоже важен вопрос терминологии. Бывает, что название значит только «новизну в сравнении с предыдущим этапом». Например, те же слова «модерн», «авангард» означают просто «новый» — без указания, в чём именно новизна. Приставка «пост» тоже, по-моему, не несёт в себе никакого позитивного смысла. Возможно, более удачный термин — «elevated horror», который используют в отношении кино.
Если говорить о литературе, я думаю, современным ценителям жанра могут понравиться книги в таком стиле. «Возвышенных», эстетских и интеллектуальных хоррор-произведений сегодня не так много, — но они существуют, хотя сторонники консервативного хоррора, обязательно «щекочущего нервы», отказываются признавать их ужасами, ссылаясь на то, что «мне совсем не страшно!»
Говоря о кинематографе, новизна и «возвышенность» достигается за счёт заимствования некоторых приёмов умного кино: такие картины более эстетские, более интеллектуальные, избегающие «примитивного» эффекта скримеров и кровавостей.
К. З. В кино-хорроре форма «elevated horror» действительно имеет место быть. Появилась некая волна условных «фестивальных» фильмов, большой медийный шум, а также бережное и умелое отношение независимых дистрибьюторов вроде “Neon”, “A24”, “IFC Midnight” и “Shudder”. Люди смотрят это кино, потому что оно с ними резонирует. Так что, так называемый «пост-хоррор» в кино есть – и он продукт своего времени. Времени тягостного и болезненного поиска человеком себя в современном мире. В том, в котором нет постоянства, но остро стоит проблема атомизации общества и отчужденности, даже изолированности индивида.
Что до формы как таковой, то в кино пост-хоррор использует медленный темп как прием. Именно как прием, т.к. и среди драм, и среди триллеров предостаточно слоубернеров. Хотя это никакие не хорроры.
А. Х. Касательно продукта своего времени, в котором человек пытается себя осмыслить, смотря «возвышенный хоррор». Последний действительно выступает здесь как резонатор. Но, думаю, не потому, что он такой исключительный, а потому что любое актуальное искусство – это рефлексия на нас сегодняшних. В литературе и смысловом кинематографе – в том числе. Но причина – мы, а не жанр.
Так, когда постмодернизм показал невозможность новой сути, мы поняли, что теперь остается лишь играть с формой ради самой игры, а не оригинальности. Признаем мы этого или нет, то даже «умные» произведения (как «elevated horror») еще остаются развлечение, пусть и через необычную картинку. Важно, что с течением игры мы выяснили: форма — часть большего; это цитата + отсылка, благодаря которым мы стали думать шире, образовали мета-текст.
Кто-то спросит, почему тогда «возвышенный хоррор», будучи частью большой трансформации, не может получить приставку «пост» или «мета». Все просто. Наш жанр сильнее других зависит от архетипов. Даже в современном, новом ужасе, как я бы его назвал, вся новизна — это еще более наглядная игра с рамками, вариациями и, иногда, отсылками. Все они завязаны на повторяемых символах. Смены сути здесь нет и не может быть. Но мы можем поиграть с глубиной таких символов.
Т.Ш. Вы снова говорите о кризисе. Но я думаю, постмодерн ничего не отменил, и его универсальность мнимая. Он, конечно, показал, что всё можно деконструировать и обесценить Но жить и развиваться в деконструкции нельзя, поэтому мы неизбежно возвращаемся к старым ценностям и «конструктам» — только на новом уровне. Современный автор понимает, что любая идея и ценность относительна, не универсальна, и выбор в её пользу – это скорее акт осознания и воли, а не акт веры в её универсальность.
Когда говорят о кризисе литературы по содержанию, я этого тоже не понимаю. Автор пишет о современных, волнующих его проблемах, которых на самом деле превеликое множество. Может быть, по форме какие-то архетипические сюжеты и «вечны», но я не вижу в античном эпосе, при всём его величии, обсуждения современных проблем. Пока жизнь идёт вперёд, литература движется вместе с ней, а надо ли при этом изобретать какие-то экстравагантные и невиданные ранее средства художественной выразительности – я думаю, это уже факультативно (по желанию).
А. Х. Значит, в чем-то категорически новом необходимости нет? Как на это реагирует кино-ужасы?
К. З. В фильмах любые изменения более конкретны и наглядны. Кино – искусство техническое, и потому форма в нем зачастую имеет решающее значение. Непросто так в жанре у нас есть эксплуатационные картины из 70-80-х. Также — «молодежные» ужасы 90-х и нулевых. И более свежая «Джеймсвановщина»: серия «Астрал», «Заклятье».
И вот сейчас нам дистрибьюторы, критики и все неравнодушные, предлагают пост-хоррором преисполниться. Аргумент: в нем глубины побольше. Но всегда ли это именно про Глубину (вечный вопрос про «быть, а не казаться»)? Нет, далеко не всегда. Легко вспомню достаточно фильмов, где подход "форма > содержание" не оправдал себя, потому что там замах на рубль, а удар на копейку.
Но глубина жанрового кино видна на контрасте. Например, есть «Ведьма» и «Маяк» Эггерса, а есть «Пятница 13-го». Отсюда и мысль «Ого! Это прям глубоко!». Да, но это не что-то чего никогда не было ранее (все новое – хорошо забытое старое). Есть же классический «Франкенштейн» с его проблематикой творца, есть «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Есть «Призрак дома на холме» от Ширли Джексон и «квартирная трилогия» Романа Полански 60-х годов.
А. Х. То есть, товарищ Заярный тоже говорит о неминуемом самоповторении привычных нам форм. Ведь перечисленные выше сюжеты – вечные, если можно так выразиться. Они затрагивают общие для человека инстинкты: страх перед непонятным «нечто» в романе Джексон, ужас при виде того, что сотворил творец, у Шелли. Думаю, если ужас не задевает таких инстинктов — это не ужас. Даже умный хоррор, который сталкивает нас с последствиями прошлых решений, должен пугать (как в романе про Джекилла). Так что, форма может меняться (если способна), но архетипы — не смогут.
Однако кино-ужасы – это, как вы сказали, продукт производства. И они действительно ощутимо меняют свою форму.
К. З. Да, я снова акцентирую, что хорро-кино, как и любое другое, — это в равной степени и искусство, и развлечение, и продукт индустрии. Бизнес-составляющую стоит держать в голове. Когда появились слоубернеры, новый «возвышенный» жанр (тот самый «elevated horror») быстро объездили и стали эксплуатировать. Для второй половины 2010-х – начала 2020-х пост-хоррор стал тем же, что и слэшеры для 80-х. Это фильмы, которые дают отличную кассу при скромных производственных бюджетах. Поэтому хотите вы это или нет, в определенный момент началась их штамповка.
А. Х. Как раз то, что видим в литературных ужасах. Со слоубернерами, конечно, сложнее, но упомянутые (хоть и некогда свежие) слэшеры были именно повторяемыми историями, – но там была важна конкретная атрибутика, которая свойственна одному типу сюжетов, и не свойственна другому. Все зависит от шаблонов, которых не так уж и много.
Шаблоны, как и в литературе, довольно просты: встреча с маньяком, приведением; теперь все чаще – с внутренними демонами; иногда – с чем-то древним, как мироздание. Но последние мотивы — лавкравтофские, и относятся к самым свежим веяниям в мировом хорроре, если «свежесть» — уместное понятие для суб-жанра, которому почти сотня лет.
Кто-то может сказать, что здесь, в литературной точке, и заложена основная оригинальность современного жанра, которая уже начала проклевываться в кино. Даже в тех же слоубернерах. Но важный момент в том, что так называемый лавкрафтианский ужас, с которым пытаются заигрывать – это, в моем понимании, почти то же, что weird. Под видом вирда можно написать любую несуразную странность, которая редко будет интересна большой аудитории. Собственно, потому weird не стал массовым явлением: он не работает должным образом с формой, стараясь выйти за пределы канонов. В отличие от хоррора, который имеет лекала, — и потому популярен.
Лавкрафт нравится ценителям жанра не за странность, а за масштаб ужаса, который был показан автором. Он всерьез затронул космогонический страх в основе мироздания. Такой страх перед огромным и непознанным — базовый для человека. Но вопрос: чем это отличается от страха наших первобытных предков, которые боялись молнии? Такой ужас не нов, просто, как сказала Татьяна, преподнесен иначе.
Где в кино-хорроре наиболее оригинально преподнесли ужасное? Течения, режиссеры?
К. З. Я и моё поколение застали серьезный бум mockumentary и found footage ужасов. Ряд киноделов прибегал к нелинейному повествованию. Таким, например, был цикл Ju-on от Симидзу. Автор перебрасывал нас из истории центральной героини фильма в под-сюжеты из прошлого или еще более глубокого прошлого. Все ради того, чтобы показать: сила проклятия Каяко разрушила много жизней и она не остановится и сейчас. Так зритель пропитывался безысходностью с большей силой.
На рубеже 2010-2020-х мы впервые увидели Screenlife хорроры (пациент скорее мертв, чем жив, увы), а в середине 2020-х нас интриговали фильмами с повествованием «От первого лица» (In a Violent Nature, Good boy). И само собой нельзя не вспомнить Дэвида Линча, сюрреалиста, который при всей эксцентричности и странности завоевал мировую славу. Его наследие живо не только в его фильмах, но и в творчестве режиссеров, вдохновленных им.
Т.Ш. Я предлагаю вспомнить фильмы, противоположные «возвышенному хоррору». Современные критики уже открыто выделяют «экстремальное кино», которое «отличается чрезмерным использованием секса и насилия, демонстрацией экстремальных практик (таких как нанесение увечий и пытки) и обращается к табуированным темам (зоофилия, некрофилия, каннибализм). Например, «Человеческая многоножка», «Сербский фильм», «Бивень», «Мученицы» Паскаля Ложье. В них присутствуют крайне жестокие, гротескные образы, один японский фильм этого поджанра так и называется – «Гротеск». Кстати, «Мучениц» иногда причисляют и к «возвышенному» хоррору – видимо, из-за философской составляющей. Из классики в качестве «предшественника» поджанра можно вспомнить «Сало, или 120 дней Содома» Пазолини, который иногда называют самым страшным фильмом ужасов всех времен: хотя там нет натуралистичных подробностей, но показана действительно ужасная, бесчеловечная система.
Я не считаю «экстремальные» фильмы оригинальными, но они очень насыщенные по эмоциям и действию и поэтому более близки мне, чем характерный для «возвышенных ужасов» слоубёрн.
А. Х. От себя я бы добавил «Солнцестояние» А. Астера, который качественно поработал с антуражем. Нестандартность фильма как минимум в том, что основные хоррор-элементы сюжета раскрываются днем, а не в темноте, как привычно для ужасов. В принципе, Астер – из режиссеров, пугающих поведением героев, а не визуальными клише. Заставляют персонажей (и нас, зрителей) задуматься о собственной «нормальности». Здесь, конечно, есть заявка на «мета», но вряд ли на «пост».
Благодарю Клима и Татьяну за развернутые мнения о проблематике современного хоррора. Намеченные в нем тенденции, возможно, смогут изменить жанр, сделав его глубже. Как минимум, сегодня мы видим, что он вошел в очередную петлю своего развития, из которой может выйти преображенным.
Как видите, «Голоса во Тьме» множатся. Новый проект во Мраке уже родился. Это «Хор из Мрака» — наш с вами полилог. Он состоит из голосов читателей, которые становятся соавторами. Проект дает вам слово: расскажите о своем понимании ужаса, поделитесь с другими тем, что сами видите в жанре.
Ваши комментарии определят, как зазвучит Мрачный Хор. И помните, что в сонме других голосов может звучать ваш.