Меня зовут Денис, мне 33 года, эту книгу я хотел бы прочесть до конца...

Эссенция постмодерна. Дальгрен вещь строга на любителя. Это не книга, а полотно, точнее калейдоскоп. Отсутствие сюжета на 900 страницах — смело, но в пересчете на нынешнее время видали и посмелее, идентичная история и с претенциозностью (сексуальность, свобода, наркотики). Дальгрен безусловно удивляет, но удивляет он многим меньше и многим меньших. Сегодня это роман скорее для зрелой интеллигенции, нежели бунтующей молодежи, Умберто Эко на обложке (его цитата) тому живое подтверждение.

Обидно! Великолепный Вавилон 17 вместил в себе и сюжет и эксперименты, но, видимо, Дилэни нужна была какая-то отдушина, место куда можно было уместить все, ну или он возомнил себя всесильным (900 страниц без сюжета), впрочем судя по тиражам он оказался прав. Вместе с тем отводить роль памятника культуры Дальгрену совершенно не хочется. Это не текст для исследования, а книга для читателя (хотя со вторым и можно поспорить). Дилэни подчеркнуто о читателе не заботиться и, как-будто, иногда даже вычурно, над ним хихикает, но все же рисует для зрителя.

Метафоры и литературные приемы — актуально и заслуживает внимания, но особенный трепет взывает фонетика, отсюда (и не только) постоянно напрашивается ассоциация с Набоковым. Хотя последний бы сделал Дилэни «ай-ай-ай» за повсеместное рассуждение о стихах, приведение примеров рифм, но написание текста в стиле «он прочитал стих», «он написал четверостишие» и т.п. Начал играть, будь добр играть по правилам — приводи текст стихотворений.

У меня нет оценки для этого романа, слишком много точек с которых можно посмотреть на него. Меня зовут Денис, мне 33 года, эту книгу я хотел бы прочитать до конца...

Меня зовут Денис, мне 33 года, эту книгу я хотел бы прочесть никогда.

Вопрос даже не в безнадежной вторичности. Перекладывать сеттинг и декорации Fallout на бумагу не зазорно. «Фешенебельные VIP-апартаменты», «мощнейший коммуникатор последнего поколения», «мощнейшей аппаратуре связи новейшей разработки» закрыть глаза можно и на стилистическое неряшество (хотя глаз дергается). Клюква? Бабушка печка и балалайка это старое, как будто обязательное, общее место Российских фантастов. Реалистичность? Но медицина это не доктор в халате, а космические полеты мало связаны с виртуозным управлением ракетой. Как говорил один из братьев Пилотов (серия про Кроликов) «и так дальше, и так вечно, и так бесконечно».

С другой стороны книга и не претендует на что-то большее нежели «как страшно жить» и «славные сыны отечества». Заявок на глубокую глубину, социальную проблематику, красивые декорации и т.п. не замечено. Однако это и не детское чтиво или янг эдалт. Например,

С динамикой все в порядке, заданные темы развиты и проработаны (на уровне доступном автору). Вероятно для своего времени такая фантастика была норм, тем более не переводная. Простое необременительное чтиво.

Вопрос только один: откуда с 2021 по 2023 целых 3 переиздания, да и еще и с доп тиражами? Неужели все так... Впрочем это уже второй вопрос.

P.S. + 1 балл за милый оммаж второй части Fallout, где главный герой носил комбинезон с номером 13, т.к. был выходцем из подземного убежища с таким номером.

Меня зовут Денис, мне 33 года и эту книгу я не очень хотел бы прочесть в любом возрасте.

Роман 1907 года, можно сказать предтеча «Петербурга» Белого, увы, во всем ему проигрывающая. Да, это тот случай когда «во всем».

Создание гадливости через отказ от полутонов приводит к абсолютной статичности характеров. Персонажи не двигаются, не развиваются, а просто барахтаются в отведенной нише. Передонов вроде как сходит с ума, но история «прихрамывает», сумасшествие как будто не усугубляется, ни к чему не ведет и ничего не меняет (разумеется речь о внутреннем, которому посвящено страниц многим более чем внешнему). События, по замыслу Сологуба, тоже отсутствуют (пришли, поели, ушли), как следствие и сюжет стоит на месте. Финал романа не развязка, а загодя придуманный конец. Несмотря на претенциозность, он не цепляет (ни в одной рецензии он не отмечен).

Отсутствие динамика не приговор, но «модернизма», стилистики, философии чего-либо другого за «Мелким бесом» тоже не замечено. Текст простой, художественные средства не примечательны, основная мысль сформулирована, преподнесена и обсосана в первой четверти романа. Передонов мерзкий и отвратительный, все остальные тоже так или иначе. Глупость, зависть, бескультурье, злоба, корысть, чревоугодие — Чехов уместил бы на 3-х страницах и выразительнее.

4 из 6 за историю Саши Пыльникова и Людмилы. Здесь Сологуб отошел от заданного вектора и начал творить литературу. Единственное место романа, которое хочется приблизить и разглядывать и речь не о

Очень хочется начать сравнивать с «Петербургом», но получится худо. Белого лучше просто прочесть.

Меня зовут Денис, мне 33 года, эту книгу я хотел бы прочесть в 22.

Разбор моральной, нравственной и философской стороны романа находится за пределами задач настоящего отзыва, хотя проблематика воли, нравственности и т.п. занимают не последнее место в книге. Но по вопросам воли лучше к Шопенгауру, а по этике вроде Платон и Сократ в теме. Первоисточники рулят.

Вместо предисловия: антитеза Англия — Греция в произведениях Британских писателей всегда попахивает снобизмом со всеми вытекающими. В 1981 Кристофер Прист тоже отправил своего «потеряшку» в Грецию, в поисках бессмертия. Но до Греции еще надо долететь, роман начинается с абсолютно заурядной первой части, подготовительной. Если кратко, то это обилие патетики в сочетании с экзистенциальным кризисом Оксфордского выпускника средней руки. Буквально вызывает ощущение зуда. История на любителя.

Но далее роман раскрывается. Поистине, даже не детектив, а психологический триллер. На Фракосе Фаулз так ловко водит читателя за нос, что в какой-то момент вся история начинает напоминать сон / гипноз / наркотрип. НО! Как только сюжет подступает к жанровой грани (фантастике), Фаулз планомерно тянет ткань повествования в сторону предельной рациональности и реализма, буквально таки научности. Помножить это на ощущения зыбкости, отсутствие точки опоры и декорации жаркого, ленивого острова и появляется замечательный драматический эффект: читатель становится тождественен Николасу в своих попытках докопаться до истины (выиграть), хотя оба понимают, что соперники играют не по правилам и победить нельзя.

В какой-то момент Фаулз прямо в книге отказывает детективу как жанру в котором должно творить достойному писателю (хочется добавить ехидным тоном: «Английскому»), как бы оправдывая наличие 1 и 3 главы. Вместе с тем, если по Чеховской методике написания рассказов «отрубить начало и конец» (первые и последние 150 страниц), то эта книга могла бы быть образчиком жанра. Именно об избыточность смыслов и текста спотыкается большинство читателей. Но джентльмену не гоже заниматься ерундой, а Фаулзу писать детективы, поэтому имеем, что имеем: очень много, очень обо всем и очень витиевато.

Разумеется в какой-то момент наступает пересыщение в этой игре, и начинается оно даже раньше возвращения главного героя на родину. Что касается третьей части, она ничего не объясняет и не расставляет точек над «е», пожалуй единственное ее достоинство.

В качестве резюме: патетика, философия, красноречие и реминисценции могли бы быть изданы отдельным текстом. Нудновато. Детектив на греческом острове убедителен и динамичен (даже при наличии художественных вставок). Вторую главу обязательно перечитаю.

Мнение не о рассказе, а о сборнике «Дни, полные любви и смерти» в целом. Рассказ не плох, кстати.

Если указанный сборник позволяет сделать исчерпывающий вывод о творчестве Лафферти, то он будет неутешителен. Лафферти безнадежно устарел, и, пожалуй, невыносимо скучен.

Все, что можно признать в нем занимательного, в миллиард раз тоньше и глубже реализовано тем же Гейманом, страстно восхваляющим своего «учителя». То, что рецензенты сборника называют «небылицами», представляет прием, которым Лафферти пользуется без нужды и меры. Он может и был пионером вплетения «магических» / «сверхъестественных» элементов в фантастику, но он даже близко не научился «рассеивать» магию. Она не просвечивает или мерцает, а обухом бьет по голове, превращая все его истории в сказку про колобка (скатала бабка колобок, колобок спрыгнул и покатился). Уже упомянутый Нил Гейман (например), настолько лучше использует этот прием, делая его фирменной чертой стиля, что Лафферти приходится признать безнадежно вторичным.

А что еще? А больше ничего. Бывший военный, продавец электрического оборудования, алкоголик. Факты жизни. Факты творчества: технофобия, занудство, замкнутость. Лафферти чем-то похож на Брэдберри, только последний писал намного ярче (хотя и у Лафферти есть несколько ярких рассказов), страшнее или глубже, в зависимости от темы. Хочется сравнить Лафферти с Саймоком, особенно когда читаешь про плохие города и хорошую деревню, но у Саймака есть сюжет, есть драма и интрига. У Лафферти нет. Все персонажи Лафферти это картонные носители идей автора. Все рассказы так или иначе сводятся к притчам и «заставляют задуматься». Все одном стиле / манере. Разумеется юмористические рассказы, за исключением бабушек, абсолютно тривиальны. Лафферти как-будто писал в 50-ые, настолько беззубой его фантастика кажется сегодня.

Лафферти совершенно обосновано был предан забвению, зачем его достали ясно не вполне...

Криптономикон это в первую очередь воплощение идеальной модели гика / нерда по Стивенсону. Переоденьте «Умницу Уилла Хантинга» в майку со Старворсами и дайте ему колоду D&D, voila, Уотерхауз готов, при этом неважно какой именно. Талантливый но, бедный, стеснительный, но искрометно шутящий (У Стивенсона нет персонажей с «плохим» чувством юмора, точнее есть, но это автоматом эпизодический отрицательный герой), скромный, но с загорелой азиаткой в обтягивающем гидрике, слабый, но с характером. Любой нерд мечтает в следующей жизни стать Уотерхаузом. Все эти влажно-ванильные мечты весьма избыточны. Хотя об избыточности Криптономикона можно писать отдельный отзыв: зубные врачи, финские контрабандисты, греческие боги, мебель, профессор социологии, Гебридские острова, сколько же там всего...

Если гики Стивенсона такие какими они сами себя мечтают видеть, то все остальные персонажи просто образчики брутальности, выдержки и стойкости. Разумеется у них тоже замечательное чувство юмора, тонкое ощущение ситуации и возведенная в абсолют способность к эмпатии. Все говорят друг с другом рубленными фразами, все читают между строк, всем не нужно лишних объяснений. Женские персонажи, которые всегда являются неотъемлемым приложением персонажа мужского пола, тоже не склонны размазывать сопли.

Темп и сюжет не выдерживают критики. Аннотация написана на первую треть романа, оставшиеся 2/3 ничего общего практически не имеют с дешифровкой. Большей частью в тропических декорациях там просто кто-то куда-то постоянно бежит, спешит, плывет или пробирается. Все остальное время Стивенсон ртами персонажей рассуждает сам с собой вслух на интересующие его темы.

Впрочем все это безобразие искупается картинками штольни, формулами посреди страницы, графиками, кривыми, реальной системой шифрования, рассуждениями о функциях, способах расшифровки и т.п. Когда Стивенсон вплетает этот науч поп в полотно вымышленной истории основанной на событиях полувековой давности... Вот здесь «нердовство» сработало на качество. Пока Стивенсон не теряет нить повествования книга читается очень живенько.

Из футурологии, наиболее интересные моменты по состоянию на 2022:

Крипта. Механизм реализации «свободной» валюты пошел совершенно по другому пути и никакого золота ему оказалось не надо, правда с волотильностью беда, но зато без Султанов. С точки зрения рисков и инвестиционной привлекательности, банк маленького государства возглавляемого султаном, ни чем не хуже битка. Все сомнительно.

Правительство. Как говорится все всплыло по весне. Если Стивенсон считает, что у Майкрософта зубов больше, чем у правительства Соединненых Штатов, а наиболее весомый аргумент бюрократического аппарата находится в плоскости перерубания подводных кабелей, то 2022 год однозначно показал, кто в доме хозяин и какими методами наводятся порядки.

Первое прочтение Лотереи принципиально отличается от последующих.

Полноценное участие в игре Питера требует как минимум знания общих мест и фабулы романа, в идеале закладок и комментариев. Эта книга которую можно просто проглотить: где-то удивиться (раздолбанный дом и пустые бутылки), где-то взяться за голову, где-то нахмуриться и посетовать на потерю логической цепочки (борьба между двумя барышнями), а в конце насладиться отсутствием точки в последнем предложении (вот она эффектная концовка, а не то, что написано перед открывающейся пустотой). В чистом виде история про шизофреника Питера, дела которого расходятся с его ощущениями, максимум занимательна, на фоне многократного раскрытия темы другими авторами. Здесь другое.

Если принять вызов Приста, попытаться вместе с Питером проникнуть в тайны его рукописи, приложить какое-то усилие к поиску скрытых знаков, параллелей и связей между двумя мирами, тогда и только тогда книга раскрывает свой потенциал. В конечно итоге не принципиально что есть реальность, а что вымысел. Намного занимательнее, например, вопрос созвучности Греции и Грации, идентичности эвтаназии и атаназии, в конце концов взаимосвязи и взаимозависимости двух миров. Стоит только начать искать исходники для вымышленного мира, как сразу теряется почва под ногами. Пытаешься «выставить часы» и начинаешь ходить по кругу. Пространство и время здесь не являются надежными ориентирами. В конечном итоге единственным что можно взять за точку опоры — стопка белой бумаги (белый лист), который и является подлинной концовкой (в общем и началом) книги

«Меня зовут Питер Синклер, я англичанин и мне – или мне было – двадцать девять.»

Мурашки видите? А они есть или

Внимание спойлеры.

Попытка поставить натуральное фэнтезийное хозяйство на капиталистические рельсы не удалась. Эстетика революции конечно предполагает наличие карнавала и крови — конек Аберкромби, но и ставит определенные рамки, в которых «Мудрости» оказалось тесно.

Начинающаяся как социалистическая, революция полностью утрачивает свой классовый подтекст ко второй части цикла. В финале от социально-экономической проблематики не осталось даже обертки. Социальные лозунги внезапно подменяются политическими, вождем становится книжный либерал. Революция начинает напоминать «буржуазную». «Великая перемена» теряет какое-либо сюжетное значение, как говорил П.Б. Струве в хрестоматийной реакционной статье: «формулы повисли в воздухе». Но декорация еще держится, пока на аванс сцену не выходит Судья. Дальше падает даже картонный задник, обнажая полную несостоятельность художественного замысла третьей книги.

Катастрофа и анархия Аберкромби очень избирательна, она касается второстепенных персонажей и обходительно избегает взаимодействовать с главными. Все бы ничего, если бы одна из сюжетных линий не строилась вокруг богатейшей (!!!) в империи дочери бывшего начальника тайной полиции (!!!) и ее мужа — потомственного дворянина (!!!), который становится начальником народной армии (!!!!). Их обходит стороной и относительно либеральный режим и радикально настроенная фанатичка. Внешние признаки анархии отлично уживаются с лавочниками, торговлей, архитекторами, особняками и жемчужной пылью (Ошибся, отсутствует только она). Ставя и удерживая у руля взбаламученную психопатку, автор сохраняет все атрибуты элементарного общественного порядка и товарно-денежных отношений, напомню, в Вальбеке при тех же условиях происходило обратное. Таким образом революция стала столпом первой книги, фоном второй и тяжкой обузой для третьей.

Динамика повествования хромает. Свержение режима и установление нового порядка в каком бы то ни было виде вполне могло ознаменовать окончание книги. Это стало бы логичным заключением. Новый виток революционной истории, с побегом, Глоктой и Сульфуром происходит уже после развязки, что во многом лишает нужного накала. Это пассаж на 150 страниц кажется избыточным.

Что касается линии севера, Аберкромби не удивил, здесь он хорош. Добротный, ровный сюжет со своими интригами и поворотами. Вполне может быть издан как отдельная повесть, ибо пересечения севера с югом номинальные и весьма условные.

Надеюсь в следующий раз издатель даст / Джо возьмет больше года на книгу.

Кто вы, люди которые ищут Мережковского на фантлабе?)

Дмитрий Мережковский может быть сильный философ, проповедник, историк, религиозный деятель ну или кто-то еще, но не писатель. Сильный писатель, наверное, не может позволить себе полностью подчинить свой текст какой-либо социальной, мистической или культурной идее. Хотя поздний Толстой, ну или Достоевский могли бы поспорить) Юлиан, как впрочем и весь цикл, именно об этом.

Тем ни менее роман довольно легко читается, Отступнику не откажешь в увлекательности. Повествование достаточно плавно, последовательно. Тема раскрыта, концовка закономерна. Галилеянин победил. В романе присутствует интрига, не отпускает текст почти до конца.

Работа с источниками, топонимами, ересями, обстановкой и предметами заслуживает огромного уважения и отдельного упоминания, эффект погружения присутствует на максималках.

Мистическое содержание романа, в частности та самая идея 3-его завета, не мешает восприятию и чтению романа как исторического. Проблема в том, что весь текст в мельчайших деталях подчинены именно религиозной идее, все что делают Протагонист и Антогонист последовательно ведет к мистической развязке — признанию победы Христа. Все второстепенные персонажи явлЮтся либо носителями религиозной идеи, либо средствами описания достоинств или пороков религиозных идей. Все детство и юность императора являются фоном создающим контраст. Даже природные явления подчинены сфере мистики. Дайте нам Дмитрий Сергеевич хоть немного человека, домиков, котиков ну или там чего еще чистого, без налета духовных исканий… Роман все таки

Как стилист Мережковский слаб, хотя пытается. Описания невыразительны и тривиальны.

Резюме: Исторический роман подчиненный мистической теме. Динамично, увлекательно, но очень со своей колокольни.

Бессюжетная повесть с классической бинарной оппозицией эпохи романтизма: К(к)ультуры — «природа» (карнавал, язычество, буйство). Буквально, человек культуры попадает под власть «природы», находит в ней романтический иррациональный идеал и сбегает. Следствия очевидно и канонично — гибель человека культуры. Здесь у Бэнкса все по формуле, настолько, что даже немного грустно, когда наиболее весомый аргумент человека Культуры(!!!) в пользу побега находится в плоскости мистики (Бога).

Но и тут еще не все, человек не просто уходит, но и отказывается от всех благ цивилизации, буквально вырезая из себя все, что не походит под народный стандарт (производит, так сказать, акт оскопления над собой). Да упокоятся с миром Российские мистики-народники рубежа 20-21 века, ищущие верный путь в жизни простонародья, впрочем то о чем они в большинстве своем только говорили, герой Бэнкса сделал — ушел в народ.

Бэнкс скрупулезен и последователен. Его Персонажи раскрываются постепенно и именно в своих поступках, в том что они делают и чего нет. Дьявол в деталях. Перечисление авторов книг имеющихся у героя начинается с Достоевского (который как раз про пострадать, погрешить, покаяться, амбивалентность и все такое), в то время как на корабле беседуют о Фрейде (который пытался найти рациональное, а не мистическое объяснение вопросам психологизма). Снова оппозиция мистика (природа) — рационализм (культура). Тем ним менее, в вопросах быта Литерн демонстрирует удивительную практичность: живет только в развитых странах (Индия для него воплощена в девушке — цветке и среди грязи), ездит на Ролс Ройсе, а кушает в ресторанах.

Бэнкс создает из набора характеристик и деталей разбросанных по тексту действительно живого персонажа и центральный конфликт повести, которые разрешается не так как видят, говорят и хотят участники действа, а так как они себя ведут. Линтер человек Культуры во всех своих проявлениях и со всеми вытекающими, таким он остается и на Земле, несмотря на всю метафизику, восторг, работу и разговоры о Боге. Мораль именно здесь, а не в том что лучше: природа или культура.

Помимо этого: либертарианство, анархизм, примечания автономника, утопии, пародии, критика социализма и капитализма, вечеринки, выборы капитана , искусственный интеллект, пределы свободы, название глав и кораблей, Берлин и Париж (Лондон слабоват), пальма и компенсационные высадки, заимствования, ну и наконец Пиночет в соусе чили (на грани пошлости, но забавно)... Там еще куча всего.

В отношении многих указанных аспектов можно выстраивать такие же длинные логические цепочки, искать смыслы и знаки автора.

Глубокий текст, безусловно заслуживающий внимательного чтения.

Начало рассказа и концовка надуманы и выбиваются из канвы. Темп не выдержан, концовка стремительна, повествование середины избыточно. Короче, с композицией беда.

Но зато рассказ по сути предтеча актуальный ныне темы биг дата, их обработки, хранения и использование. Пускай Стерлинг зачем-то вводит в повествование нелепого телохранителя и туриста из Новой Зеландии, для своего времени, видимо, рассказ выглядел бодро. Хотя пассаж Американского прокурора на тему «доставания» его душноват. По мне, доставать «маленького человека», с точки зрения целей рассказа было бы выгоднее...

Чехов, Чехов, Чехов... Цитируя один из отзывов «несмотря на то, что Чехова я не читал, очень хорошо было видно, в каких местах автор опирается на Антона Павловича», вот пожалуй и все функции «Чехов, Чехов, Чехов» в аннотации. Разбавив Чехова Лемом и Стругацкими, описание романа выглядит как «изящная классика, для тех кто помнит толк...»

На деле мы имеем макинтош, который в первой трети книги так и не «выстрелил», плачущую горничную, с просьбой передать какое-то «мертвое» письмо, расплывающегося от болезни офицера-управленца в коляске с усиленной рамой. Пассаж о веганах, которые встали на четвереньки — не смешно и пошловато (я не веган), да и не зачем. Прикованные к ведру, прикованные к багору, прикованные к тележке... В конечном итоге вся этнология сводится к тому, что японцам вроде хорошо, но вроде и не очень, а всем остальным просто плохо. Остальное детали, но не Чеховские. Всем нечего жрать, у всех риск смертельной болезни (печень, легкие, кожа на выбор) и понос, будь ты местным бутлегером, каторжанином или забитым китайцем. Отличия несущественны. И дело не в том, что ждешь развития действия, а книга предлагает погружение в атмосферу катастрофы. Проблема в том, что глубина погружения не меняется, даже оно статично.

Я играл в Фоллаут 2, с тех картина пост апокалипсиса сама по себе ценности для меня не представляет. Равным образом рассуждения старика философа о том, что мы погибнем в говне, а не в огне, кажутся скорее школьным каламбурчиком, нежели остроумной шуткой. Ну и разумеется, русская фантастика. РУССКАЯ!!!! Это болезнь как будто бы. Нельзя без русскости же, какая же русская фантастика без бабушки, печки и пирожков... Уровень душевности зашкаливает.

Тюрьма Александровская, тюрьма Холмская, тюрьма Петровская, Захаровская, Ивановская. Они не чем не отличаются, но зачем писать об этом столько текста, если отличий нет. Художественной или эстетической ценности тоже. Ну набор очерков, так набор очерков. Спишем на жанр путевых заметок.

Внимание Спойлеры.

3 сюжета, которые хоть и переплелись к концовке, но не смогли образовать единого целого. Выкиньте полностью любую историю из книги (моравеки / постлюди), не читайте соответствующие главы и возможно повествование только выиграет. В семи (насколько я помню) отдельных, мало связанных друг с другом, новеллах Гипериона романной целостности было намного больше. Дав три уравнения с множественными неизвестными в начале, Симонс начал объяснять что-то ближе к середине, когда ценность этих объяснений во многом перекрывается динамичным действием (пускай и с паузами на Шекспира и капризы Байроновского повесы). Действительно, вникать в техническую сторону полета Моравеков на Марс, разбираться с постами и появлением Одиссея на Земле, анализировать причины появления схоластов на Марсе не очень с руки, когда Зевс стреляет молнией в космический корабль, а клон ученого из 21 века залезает в ванну к Елене прекрасной. Большая часть смыслов, видимо, оставлена на десерт, простите, «Олимп».

Симонс уникален своим умением вплести фэнтезийных чудищ, олимпийских богов, медальоны, поэтов в космическую оперу, кустарную плавку металла, приключения, кровавую баню, без обиняков и эвфемизмов. Фанатически развитые миры Симонса всегда интересны, когда в них витает орел Декаденса. Тут у него талант, очень убедительно. Телепортация, восстановление по ДНК, роботы удивительно органично соседствуют с динозаврами, неумением читать и модернизмом в литературе 20 века. Думаю за это его и любят.

И все бы здорово, если бы не.... Гиперион. Все, что было в Илионе мы уже видели более ярко, красочно и.... сочно. Фентезийный монстр без мотивов и причин на другой планете (астероиде)? Фантастика разбавленная беседой о поэтах и писателях прошлого? Неведанные человечки поклоняющиеся неизвестному божеству и выполняющие комплекс непонятных действий? Паломничество к неизведанным далям? ИскИны? Паломничество сквозь космос, огонь воду и медные трубы с непонятными целями? Все это уже было.

Надо отдать честь Симонсу, как бы ему не хотелось поделиться с простыми читателями прелестями Гомеровской Илиады, он сделал это не навязчиво, без академического занудства и поучительного тона.

Политическая власть через призму культа. Формирование религиозных предпосылок и выводов. Самоидентификация и рефлексии верховного жреца, носителя власти. Рок, судьба, божья воля или толкование, кофейная гуща, хиромантия. Все это в ненавязчивой фэнтезийной обертке. Это есть в первой половине книги (50 начальных страниц можно пролистать), это рассмотрено, это проработано, это местами занимательно.

Первобытное общество, суровый вождь, аутичный мальчонка, куча островных девственниц, огромный медведь, нелепая война, раннекапиталистические отношения, архитектура эпохи ренессанса, властный жрец, поиск себя, раскаяние, бездорожье, бандиты, воссоединения. Это есть в первых 2/3 книги, это тривиально, это не очень качественно, это скорее декорация к первому блоку.

Последняя 1/3 книги совсем грусть. Этот вселенский гуманизм, эти рахитичные дети, эти безапелляционно вредные герои, это торжество справедливости над всеми трудностями описано в каждом втором произведение Урсулы Легуин, только намного более качественно (хотя тоже история на любителя). Я раньше думал, что так только женщины могут писать, оказалось нет, мужчина тоже способен.

В Шардике есть все. Чутка идей, чутка религии, чутка погони, чутка войны, чутка власти, чутка интриг, чутка раскаяния, чутка любви, чутка мудрецов, чутка смерти, чутка гор и лесов, чутка огня и воды. Только вот все это чутка слабо. Автор сел писать социально-психологическое фэнтези с явно обозначенным кругом проблема, а закончил типично голливудским хэппи-эндом, что в сочетании с отсутствием блестящих писательских способностей несколько разочаровывает (меня по крайней мере).

Шардик, по сути, представляет собой две повести. Одна интересная, вторая делает книгу романом .

Уважаемые рецензенты скрупулезно и последовательно отделили социальную и политические составляющие романа и тщательно разжевали. А вот тут автор показывает... а тут автор сравнивает... Темы свободы, одинокой личности и ежи с ними подверглись той же процедуре. Научные измышления Ле Гуин были просто проглочены, жевать их не очень удобно. Некоторые пожурили пальчиком, покачали головкой на тему «где фантастика то? Где корабли и стрельбы»? Тоже справедливо.

Короче подписываюсь под большинством положительных высказываний уже написанных о романе. Повторно пережевывать ни к чему.

Отзыв ниже будет построен на тезисах намного менее интересных, тем ни менее столь же очевидных.

Роман написала Ле Гуин. Инфа 100 %. Авторство сомнений не вызывает. Почему? Роман очень женственный, иногда во время чтения я даже чувствовал запах фиалок и ванили... Как правило у Ле ГУин корнем всего зла являются мужчины (может это и справедливо), женщины облачены ореолом трудолюбия, самопожертвования и житейской мудрости. Это относиться и к супруге Шевака, и к послу земли, и к пожилому научному руководителю главного героя... Исключение вспоминается только одно. Какое-то сплошное пуританство)

Абсолютнейший и всеобъемлющий гуманизм свойственный всей прозе Ле Гуин сквозит из всех ще... страниц. Больше наверное я его прочувствовал в Техану. Последнее из сказаний Земномрья, но это совсем другая история. Сжигание мертвых детей, расстрел демонстрации, злостная интеллигенция Анаресса e t.c. вызывают только чувство всеобъемлющего сострадания и сочувствия, никакого гнева, ярости или отвращения.

Характеры. В том, что Ле Гуин владеет умением описывать человеков можно убедиться в тех же сказаниях Земноморья, но ее характеры какие-то слишком все одинаковые. Мягкие по сути, твердые в экстраординарных ситуациях, целеустремленные и очень усталые. Если герой не вписывается в названную форму, скорее всего он второстепенный, либо абсолютно сумасшедший неуравновешенный параноик-убийца (в Обделенных такого нет).

Разумеется в глаза быстро бросается какая форма гос устройства Ле Гуин ближе, тем ни менее это практически не влияет на ход описываемых событий. Автор не стесняется выделять отрицательные моменты импонирующей системы, и выделять положительные в других (в отличие от Хайнлайна, например). Касается это практически всего. Это приятно, особенно для людей которым свойственно черпать свое мироощущение из нф....

Обделенные — книга над которой работали, которую писали и переписывали (предположение в котором не сомневаюсь). Добротное произведение.

Выше написанные гротескные притязания на оригинальность скорее для разбавления общей ауры великолепия. Уравновесить так сказать.

Общее впечатление от романа укладывается в следующую фразу: «слишком много».

Кактусы, водяные, хепри, пауки, роботы, гаруды. Вонь (слово вонь и производные встречаются в книге около 60 раз, это не считая синонимы), любовь, боги, искусство. Полицейская башня (привет Оруэлу), рукохваты, магия, робот пылесборник, гусеницы. Разумеется для всего этого нужны страницы с текстом, которых тоже слишком много.

Все по отдельности это уже где-то было показано, написано, рассказано.

Художественные средства которые использует автор для описания города сводятся к постоянно повторяемым гадостям, не хватает иных способов выражения и образов. С точки зрения симбеоза магии и техники (учитывая то, что город центральный персонаж романа) архитектурно-градостроительная составляющая романа не впечатлила.

Понравился негр ученый, да и в целом научное учреждение и его сотрудники выбиваются из общей плеяды «мудрых магов» и «великих ученых», столь свойственных фэнтезийному миру.

Запомнилось: «Палголак был богом знания. Его представляли то как толстого, приземистого человека, читающего в ванной, то как стройного водяного за тем же занятием, то, загадочным образом, в обоих обличьях сразу. Приход его примерно поровну составляли люди и водяные. Палголак был добродушным, славным божеством, мудрецом, чье существование было целиком посвящено собиранию, классификации и распространению информации.»

Отрубленные уши тоже интересно, как и встреча с замом сатаны (но линия не сильно развита).

Резюмируя. Есть интересные штуки, но далось с трудом из-за нагромождений, повторений и малого количества оригинальности.

Кидайте в меня каменья, но от сравнения «Полукороля» с «Первым законом» никуда не деться.

Безусловно, Полкороля проигрывает с большим отрывом с точки зрения, интриг, рубилова, мести, персонажей и разумеется великолепных характеров. Тем ни менее, это тот самый Аберкромби, который нам полюбился. Вновь, любому герою свойственны проявления положительных и отрицательных качества, как всегда, сложно высказывать кому-то однозначную симпатию. Самые ужасным редискам, не чужды благородные порывы, а самые замечательные Ярви гневаются, рубят, бесятся и проклинают. Человеческая природа редко допускает праведников и безнадежных злодеев.

Несмотря на избитую и скучную форму — восхождения короля к престолу, роман берет своей сумасшедшей динамикой. Как и в «Первом законе», Аберкромби, конечно намного меньше, но все равно расставляет по тексту зацепочки, наметки и приманки для своей итоговой развязки, однако, в такой динамике замечать их трудно. Только дочитав до конца, я начал пролистывать текст в поисках, ворон и голубей, возвращаться к первой и второй встрече Грома с Ярви, анализировать рефлексии Ярви и поведение Ничто.

Снова в наличии, замечательные вставочки в стиле «Если хочешь что-то сказать о Логене Девятипалом...», только в форме пословиц. Смаковые детальки.

Таким образом, все на месте (я получил удовольствие), но форма не оригинальна, сюжет скучноват.

Роберт «Теодор Драйзер» Хайнлайн.

Концессии, паи, акции, доли, махинации, интриги, деньги, векселя, исключительные права, продажные судьи, конторские служащие, экономика, рентабельность, стоимость и т.д. «Финансист», «Титан», «Стоик» отцепили лошадей, вылезли из паровых машин и плюнули на железные дороги, еще бы, время лететь на Луну. Двигатели, Ракеты, атомное топливо — тренд второй половины ХХ века, прогресс как ни как.

Хьюга за благородные помыслы и волю к победе. Оригинальные, но иногда сомнительные юридические, экономические и политические измышления. Динамичное действие и недурственная развязочка. В общем типичный Хайнлайновский опус.

В качестве предисловия сразу предлагается отбросить научность Рассказов. Катушки, транзисторы, компьютеры, камеры и прочее, безусловно, в пересчете на 2015 год выглядят где-то наивно, для кого-то раздражающе. О технической стороне больше ни слова.

Рассказы о Пилоте Пирксе представляют собой квинтэссенция Лемовской философии, его отношения к научной фантастике, ее целям и месту в мировой литературе. Общего у Рассказов (помимо главного героя, разумеется) намного больше, нежели может показаться на первый взгляд, при этом каждому рассказу свойственна целостность, завершенность и самое главное не тривиальный подход к описываемой проблематике. Во избежание сумбура, обо всем по порядку.

Некая детективность свойственная практически всем рассказам о пилоте Пирксе способствует полному погружению читателя в описываемую ситуацию. Лем так и подталкивает читателя делать выводы, строить догадки, анализировать наравне с героями его произведений, не предлагая готовых решений. При этом, зачастую читатель, как и главный герой, к концу рассказа так и остается со своими домыслами и догадками. Se la vie, вопросов всегда больше чем ответов. Истинна она такая.

Второе по порядку, но отнюдь не по степени восторга испытываемого от прочтения рассказов – анти романтичность космических путешествий Пиркса. Это ночью с земли звезды притягательны, высоки, недостижимы. У Лема звезды и космические путешествия представляют собой рутинную тяжелую опасную работу, чуждую романтике и возвышенным чувствам. Тема угнетающей космической пустоты тонкой линией проходит по нескольким рассказам о Пилоте Пирксе.

Такой нетривиальный подход является не распространенным в НФ, мы привыкли видеть потрепанные корабли, космических волков, мега компьютеры и прочую дребедень, определяющую космические полеты как штуку безумно интересную. Лем же видит в профессии пилота, на мой взгляд, именно то чем она должны неминуемо стать в будущем. Наиболее уместная аналогия – пилоты самолетов, работа которых сегодня сводится к заученным на зубок последовательностям действий (А кто бы мог представить лет 100 назад).

Описываемая анти романтичность является следствием некой «правдоподобности» свойственной всему творчеству Лема в целом и рассказам в частности. Научная фантастичность автора не выходит за пределы технологий, не распространяется на людей и окружающий их мир. Развитые технологии не предполагают преобразование человека в героя, не исключают возникновение внештатных ситуаций не страхуют от ошибок. Пиркс, является прежде всего представителем Хомо Сапиенс (пуская с интеллектом и навыками выше среднего) со всеми вытекающими. Он не может найти ответов на все вопросы, предотвратить крушение космического корабля или создать Кока-колу из воздуха.

В заключение – случайность. Лем неоднократно писал о влияние случайностей на его личную жизнь и подчеркивал их значимость в истории человечества. В рассказах о Пилоте Пирксе фактор случайности играет не последнюю роль, а фабула одного из рассказов целиком строиться вокруг данного фактора. Без случайностей действительно никуда.

Объединив все описанные тезисы в некое резюме, напрашивается вывод о том, что рассказы о Пилоте Пирксе являются очень «реальными». В подобное будущее (пускай не с технологической точки зрения) легко поверить. Его существование выглядит не фантастичным, а наоборот закономерным. В совокупности с такими факторами как интересная фабула, нетривиальный взгляд на вещи и просто писательский талант, «реальность» делает рассказы о Пилоте Пирксе (научную фантастику Лема) ну оооооооочень интересными.

В заключительном томе трилогии об Академии Азимов вернулся к истокам, к тому с чего начал. Неуклюже прилепляя План Селдона к первой и второй части цикла, Азимов все таки решил раскрыть тему более подробно, получилось по меньшей мере неоднозначно, а по справедливости глупо. До остервенения напоминая читателю о том, что План Селдона рассчитан на поведение широких масс, а психоистория наука не применимая и не учитывающая отдельных личностей, во «Второй Академии» выясняется что успешная реализация плана, а так же методы его корректировки находятся в компетенции «любого желающего»...

Длинная история — всегда сложно. В процессе повествования, автор так или иначе создает некое наследие для своего дальнейшего творчества, обременяет себя фабулой и условиями описанными ранее. Чем дальше, тем тяжелее становится бремя вписывания новых идей в уже имеющуюся форму. Азимов, в результате не хитрых манипуляций, создал себе карт-бланш для описания любых нелепостей и противоречий. Средства? Очень просто: План Селдона, осуществление которого вроде как неизбежно, но в который в то же время могут быть внесены изменения (Мул, например)... Адепты второй академии, которые могут воздействовать на поведение простых дядей и тетей и изменять план, но о деятельности которых ничего не известно...

Таким образом, на выходе мы получили возможность обосновать действия любого персонажа «обработкой», равно как и возможность любого персонажа быть последователем Второй Академии. Одновременно с изложенным, любые описываемые события могут быть частью Селдоновского Плана, либо корректировок со стороны Второй академии.

При таких обстоятельства ожидать от группы лиц осуществляющих поиск второй академии чего-то неожиданного и интересного становится сложным. Видимо и Азимов почувствовал (либо изначально предполагал это) и под конец своей книги особо не заморачивался и лепил свои искрометные разгадки и развязки одну на другую.

На мой взгляд не убедительно.

Начали за здравье, кончили за упокой...

Если в первой части Академии, про Гари Сэлдона, чувствуется масштабность Азимовского замысла (тут и абсолютная урбанизированность, и замысловатые здания, и интегралы и внезапные сюжетные повороты и т.д. и т.п.), то ближе к середине исчезают практически все декорации, обезличивается большая часть персонажей и повествование сводится к одному и тому же принципу — нагнетаем, нагнетаем, нагнетаем и развязка. Складывается впечатление, что Азимов не сразу понял что социально-историческое развитие, описание галактик и планет, научно технический прогресс, тем более в разрезе нескольких веков, в одну, две и даже три книги уместить не получится... Поэтому Азимов, ближе к середине первого романа, остановился на описание жизненных процессов вселенной, взяв с собой шредеры, телевизоры, космические корабли и ядерную энергетику, в качестве научно-фантастичных атрибутов будущего, пару-тройку планет (читай городов/поселений) земного типа, в качестве места развития сюжета.

Бог со всеми этими классическими атрибутами НФ, хрен с ними с планетами и звездами. Идея предсказания будущего через математические вычисления, создание психоистории, формирование общества призванного стать новым центром империи, с абсолютно четким расчетом его проблем и неурядиц — великолепно. Действительно оригинально и интересно, простор для творчества грандиозный... Но как распорядился Азимов своими идеями? Просто! До безобразия просто! Он взял учебник по истории Европы за 5-6 класс и придумал примерно следующее: Так!

Что происходит когда империя распадается? Вот Рим, например. Его на куски раздербанили. Замечательно. Что там у нас потом? Феодализм с сильной церковной властью. Отлично! Феодализм умирает, под гнетом развивающихся экономических отношений, силу набирают аристократы и торгаши. Аналогия с мировой историей — 100 %. Свою замечательную концепцию Азимов свел до частичного перекладывания истории на научно-фантастический лад.

Помимо всего прочего, в романе нет целостности. В принципе, уместнее назвать Академию циклом повестей. Перекличка с Сэлдоновкими предсказаниями от страницы к странице выглядит все более натянутой. Про атомную энергетику и правдоподобность происходящего даже писать не буду, уж если не нашлось время на внятные планеты и космические корабли, то что уж об остальном говорить.

Резюме, не загуби Азимов интересные идеи тривиальным подходом, могла бы получиться очень качественная вещь, даже несмотря на описанные недоделки. Но...

Господина Рэя Бредбери уместнее причислять к категории сказочников нежели фантастов. По крайней мере, все то, что касается «Каононических Марсианских хроник» в общем, и рассказа «Бетономешалка» в частности, можно поименовать «злые сказки для 16 и старше».

Развивать диспут во круг «Медных ракет», «оркестров перед марсианскими кораблями», «импорта американского хардкора на Марс» как-то пошловато, ибо невооруженным глазом виден декорационный характер этого нагромождения и явное намерение автора свести все это лицедейство к абсурду. Однако, позволив себе немного занудства, можно с полной уверенностью утверждать, что с сайнс фикшенном у написанного Бредбери цикла общее только одно — ракеты. Возможно подобные утверждения и попахивают неким «научно-фантасическим ханжеством», однако, помимо социально-философского подтекста и оригинальной идеи, есть такие вещи как художественное повествование и какая-то «правдоподобность» что ли.

Творчество Рэя Дугласа имеет сходство с американским кинематографом, где первичным и основополагающим является то, что проще всего воспринимается массовым зрителем. Если в кино это визуализация (эпичные сцены, спецэффекты), то в книге это идея. «Бетономешалка» (читай «Канонические марсианские хроники) очень Американская вещь, очень Американского автора прежде всего с точки зрения воплощения в жизнь задуманных автором идей. Жирнющими размашистыми яркими мазками Бредбери рисует свою мораль. Здесь нет тонких линий, изящных (каких-либо) деталей, оттенков. Здесь нет скрытого подтекста, художественных изысков, нескольких точек зрения, двоякого толкования. Все в лоб, все на поверхности. Именно поэтому написанные Бредбери произведения в большей степени сказочны нежели фантастичны.

При всем этом, Бредбери очень впечатляет искусством создания мрачности и безысходности с самых первых строк своих произведений. Действительно удивительным является тот факт, что тексты автора заставляют буквально содрогаться от отвращения и неприязни к описываемым явлениям. Бетономшалка (Канонические марсианские хроники) цепляет и не позволяет перевести дух, что, в принципе, сводит все описанные художественные недостатки на нет. А может быть и не сводит. Лично я определится так и не смог.

Марсианские хроники (в переводе Жданова) — роман неоднозначность.

С одной стороны: слабая художественно-повествовательная часть, невыразительные описания, чрезвычайная напыщенность в духе классической Американщины, однотипные «плохой парень» / «хороший парень», сюжетные повторения и аллюзии на собственное (дальнейшее) творчество.

С другой стороны: Оно и в таком виде очень хорошо читается, кратко и по существу.

С одной стороны: эти вечные дурацкие ракеты о которых читателю ничего не рассказывается и которые возят дерево (!!!) на Марс, эта ветрянка (!!!), погубившая всех марсиан, это бухающие исследователи, в очередной раз типичнейшая американщина в духе монополии штатов на космические полеты, бегства негров от режима, замок убивающий людей в традициях Эдара По...

С другой стороны: Это интересно читать спустя более чем полвека.

С одной стороны: повсеместный угнетающий пессимизм, обреченность, трагедия.

С другой стороны: оригинально и где-то поучительно.

Резюме: Интересно, но не правдоподобно. Хотя данной книге правдоподобность наверное и не нужна.

В качестве предыстории: Цикл запоем пролетел лет в 14-15, оставив неизгладимые впечатления и ощущения чего-то очень теплого и приятного. В 23-24 перечитал.

Погрязшая во грехе женщина с благими помыслами и добрым сердцем (которая, ко всему прочему, еще и неземной красоты). Безжалостный наемный убийца с обезображенной мордой, обладающий исключительным и смертоносным гаджетом, как говорится, строг, но справедлив. Огромный, слегка недалекий, великан с дубиной, забавно разговаривающий и без задней мысли пекущийся о нашей принцессе. С другой с стороны зло во плоти, безапелляционная и однозначная редиска.

Расставание, драма, тяжелая судьба, зло, воссоединение, борьба, снова зло, торжество добра, раскаяние (порядок не хронологический).

В общем и целом американщина в ее самом типичном виде. Сильно бросается в глаза женское перо (клавиатура). Цикл переполнен повторениями и сладостью (медовыми губами, ванильными ноздрями, прекрасными рыцарями и т.п). При этом, достаточно удивительно, что мир в книге не тривиален, какая-то оригинальность во всем этом имеет место быть.

Рукопись найденная в ванной — абсурд, гротеск и т.д. и т.п.

Йозеф К., ой! Это другая опера. Главный герой участвует в судебном процессе, ой! Опять перепутал с Кафкой! Конечно же он бродит по зданию, которое вроде как символизирует тоталитарную машину, пагубно сказывающуюся на отдельно взятой личности. Конечно писательский талант Лема все это обстряпает очень красиво, но подобные произведения рассчитаны на любителя.

Кстати, наши соотечественники — А и Б Стругацкий, тоже обращались к подобному жанру в «улитке на склоне» и были очень удивлены что никто не воткнул в их замысел, который, казалось бы, лежит на поверхности.

В общем не Лемовская вещь, на любителя.

Время не ждет — пропитанный неоромантизмом и картинами природы типичный представитель Лондоновской прозы. Восторженным мальчикам и девочкам от 12 до 99 рекомендуется. Дышать полной грудью, сворачивать горы и достигать (вписать нужное) за счет одной лишь жизненной силы. Благо, романтическая обстановка севера (без него и тут не обошлось) способствует.

Близко к сердцу не принимать, с шашкой на танк не лезть, вы не Мартин Иден, ой!!! Волк Ларсен, опять ой!!! Элам Харниш.

Динамично и в впопыхах встречает киносценарий (почему-то хочется назвать пьесой) «Пять ложек эликсира». Стругацкие чертовски быстро разбираются со всеми перемещениями и событиями произведения, дабы перейти к главному (первому и последнему) действию. Писать о бессмертии в 1989 как-то пошловато, тема растиражирована, философский подтекст надо / не надо, отрада / бремя обсосан со всех сторон. Однако, АБС воспользовались своим классическим и излюбленным приемом (сделали то, что у них получается очень и очень хорошо), а именно погрузили бессмертие в абсурдную советскую действительность. Без гротеска, разумеется, никуда. Уже интереснее.

Первая половина книги оставила неоднозначное впечатление, дочитывать до конца не хотелось. Феликс со своими бутылками (о них отдельно, ниже) не способен даже задуматься о проблематике бессмертия, мол низкого полета товарищ. Казалось бы, ну хоть какая-то реакция соответствующая обстоятельствам, какие-то чувства... Милиция, дурка, вера, интерес, страх хоть что-нибудь кроме «отстаньте». Бесхребетный «человека в футляре» 20 века со всеми вытекающими. Вот и все, зачем читать дальше?

НО, далее следуют сцены с ссорами бессмертных, отравленным «кофием» и индивидуальными беседами. Все переваривается с ног на голову. Бессмертные раскрываются. Наука ради науки, без публикаций, без пользы. Чревоугодие. Блуд. Жить ради того, что бы не умирать. Баа... Да здесь здесь торжество маразма. Ну и заключительный монолог Феликса — вишенка на торт.

Резюме. АБС не зря взялись обыгрывать эту тему, получилось весьма оригинально и живенько. Отдельное спасибо за сумку с бутылками. Главное вот никуда ты ее не денешь, у соседа (да и у нас всех) такая же и он тебе ее по 4 копейки за штуку готов отдать (Кстати АБС вообще не равнодушны к «багажу», Перец (Улитка на склоне), помниться тоже пол книги бегал с чемоданом, который лупил его по ноге). Художественная деталь, которая составила половину положительного впечатления от сценария.

Ложка дегтя, персонаж «Клечатый» как-то не очень вписался, 5-ое колесо)) Имхо.

Жанр.

Роман относят к жанру утопии, реже, антиутопии. Ярлыки, безусловно, дело хорошее, особенно применительно к данному роману. Лем, как добросовестный и честный учитель, разжевывает нам сущность нового общества, демонстрируя его положительные, по Халю Брегу (читай «человек 20 века»), черты (отсутствие войн, мир во всем мире...) и, опять таки по Брегу (читай «человек 20 века»), отрицательные черты (табу на риск, уничтожение тяги к познанию и прочее), НО, по возлюбленной Брега — Эри, отрицательных моментов нет в принципе, что находит абсолютно рациональное объяснение во всех трудах с которыми знакомился Брег по прибытию из путешествия. Вопрос где правда, истинна, или простое «правильно» ложится на плечи читателя. Цимус данного произведения, в том числе, именно в решение данной задачи, что же такое Лемовское будущее? Эдем, без страданий и тягот, или роботизированное, отвратительное болото биомассы без стержня и потребностей выше 3-его уровня пирамиды Маслоу? Ответ на вопрос, можно найти в своем подсознании, отнеся роман либо к утопии, либо к антиутопии,а можно и вовсе не искать его, а просто принять как данность полярные точки зрения.

Если без клише никуда, просто «социальное фантастика», без разделения на антиутопию или утопию.

Проблематика романа

Проблематику романа достаточно подробно описал Troan (отзыв ниже), как верно отметил Фернан (отзыв ниже) (кланяюсь в ноги, отзыв читал и перечитывал с наслаждением): «Лем низвел все будущие рефлексии, отзывы, рецензии на его буквенные творения до блеклого копошения. Чем, собственно, я сейчас и занимаюсь. Например, роман «Возвращение со звезд» не нуждается в структурном препарировании, кое условно может также выражаться в словосочетаниях — «вот тут бла-бла тонкий смысл с наглядными аллегориями на нас с вами, а главный герой это ж ода духу человека». Фабула романа и его основные тезисы весьма прозрачны.

Художественность.

Лем как художник весьма не плох, именно по этому он пишет, что «Солярис я считаю удачным романом, а «Возвращение со звёзд» — неудачным (потому что центральная для этой книги проблема искоренения социального зла рассмотрена слишком уж примитивно и неправдоподобно. Если даже допустить возможность «фармакологического» устранения зла, причиняемого намеренно, то всё же никакое химическое или любое другое воздействие на мозг не способно устранить общественные отношения, конфликты и противоречия, порождающие непреднамеренноесоциальное зло)». Далее, даже по ходу «пьесы» сталкиваешься с проблемой «Чеховского ружья» («Если вы в первом акте повесили на сцену пистолет, то в последнем он должен выстрелить. Иначе — не вешайте его»), иногда «ружья стреляют», но как-то не в ту сторону или в пол силы, например, момент с «утилизацией» роботов и их криками о помощи великолепное подспорье для развития какой-нибудь новой идеи романа. Как Эри смогла полюбить Брега тоже большой вопрос. Недостаток художественности в социальной фантастике может быть оправдан, ибо цель произведения содержание, а не рамка. Таким образом, уважаемый читатель должен понимать риски отсутствия рационального объяснения некоторых странностей, которые не сильно укладываются в рамки формальной логики.

Субъективное резюме.

Познание ради познания, звезды ради звезд, других оправданий зачастую просто нет. Брег «нашел свой дом» только осознав, что принесенные жертвы оправданы, пуская и таким странным образом.