Такие книги всегда оставляют во мне некий душевный разлом. Они бередят какие-то старые раны, можно сказать. Вероятно, что толстокожему, пресыщенному информацией человеку современности и нужны как раз-таки именно подобные тексты (в дополнение к достоевским и толстым), чтобы расколоть скорлупу безразличия методом шоковой терапии. После прочтения таких книг я хожу потом неделю-другую и тихо думаю, а внутри меня словно что-то медленно переплавляется, перенастраивается.

Прочту, скажем, «Особое мясо» Бастеррики и возникает мысль: как, что и зачем я ем каждый день. Дело не в вегетарианстве, а в совести: человек становится тем и таким, что и как он ест; и если закидывать в топку всякую гедонистическую мертвечину, человек и сам омертвеет рано или поздно, разожрëтся и станет жадным человеко-ртом, сметающим в свою зубастую пасть всё, что попадётся ему на пути. И ради удовольствия он однажды поглотит уже не только обычную еду, а и других людей, природу, мир, планету. Человек-рот уничтожит всё и по-царски сядет на помойной горе объедков, как в старом мультфильме Стива Каттса про человека. Разве это хорошо и разве этого мы искренне хотим? Конечно, нет; но почему мы так не хотим, но так же поступаем?

Или вот «Коровы» Стокоу: после прочтения думаю о том, как и почему я давно и плохо общаюсь с близкими людьми. Что они сделали не так, что я сделал не так, что все мы сделали не так? И можно ли это всё исправить, когда уже, кажется, нет сил и времени, и ты всё больше окукливаешься в каком-то своём, закрытом от других мирке, полном жалости, тоски и ненависти? Нет у нас времени остановиться и подумать, исследовать самого себя, как это делала героиня книги, нет храбрости что-то изменить и посмотреть правде в глаза. И нет рядом тех, кто направил бы духовно и подсказал, утешил бы нас и выслушал, как старец Тихон принял Ставрогина; нет никого, так как все мы варимся в этом кипящем котле, и все так же боятся этого мира, и нет настоящего доверия между людьми. Был один Учитель, но его давно распяли, а подобных ему живых я не встречал, разве что только в книгах. Или же я слеп и не вижу их.

Ещё есть «Кошмары аиста Марабу» Уэлша: писатель тоже заставляет меня посмотреть на моё нутро, он выворачивает наизнанку человека обычного и потому массового, что самое страшное. Зачем жить так, как жил несчастный Рой Стрэнг (убивать животных и насиловать людей, насаждать бытовой сатанизм и оправдывать себя максимой «не мы такие, а жизнь такая»)? Ведь всё это приведёт лишь к тем итогам, что описаны Уэлшем. Давно известно, что зло порождает зло, насилие порождает насилие, даже если оно изначально преподносится как милость, как освобождение, как добро. Благими намерениями... Рой Стрэнг мог бы измениться, но не успел, и виноват здесь он сам, а не девушка, что пришла навестить его в больницу. В этом заключена трагичность и правдивость рассказанной истории.

Вывернуть всё шиворот-навыворот, переврать и оболгать, выдать плюс за минус, а минус за плюс — в этом и кроется наше «Сердце тьмы» Джозефа Конрада, тут-то и притаился «Повелитель мух» Уильяма Голдинга, здесь и умирает «Раскрашенная птица» Ежи Косинского... Впрочем, не стоит понимать эти книги так однобоко, как их понимаю я. Каждый внимательный, терпеливый читатель здесь увидит что-то личное, благо пространства для понимания там хватает. Но я согласен, что общий посыл и главная метафора у этих произведений всё же одна, ещё библейская, невероятно простая и сложная одновременно: «Больше всего хранимого храни сердце твоё, потому что из него источники жизни».

Ведь если сохранить сердце нам не удаётся, мы неизбежно превращаемся во всех тех, кто описан на страницах Бастеррики, Стокоу, Уэлша, Конрада, Голдинга и Косинского. И становится плохо, всегда и неумолимо становится плохо, и рай через ад нам не светит, пока мы сами не хватимся за головы, не прекратим эту кровавую кашу и ад бытия. Как сказано в фильме «Мусульманин» Владимира Хотиненко: «Не можете молиться — не молитесь, не можете поститься — не поститесь. Не можете верить в Христа — не верьте. Не можете верить Мухаммеду — не верьте. Но знайте: придёт Сатана — и вы поверите ему, потому что он заставит вас поверить ему. И будет плохо».

Я пытаюсь убить аиста Марабу внутри себя. Пытаюсь выдавить всех вельзевуловских мух. Но получается слабо и безрезультатно. Чего и вам желаю попробовать. Вдруг у вас получится лучше, чем у меня.

А был ли мальчик? Полемичный «Отель «У Погибшего Альпиниста»».

Привет, буквоеды. Недавно я прочитал знаменитый фантастический детектив АБС, название которого вы видите в заглавии этого эссе. Вряд ли я смогу написать что-то дельное про книгу, но и пройти мимо тоже не могу. Полагаю, стоит ляпнуть хотя бы пару слов для чистой совести, потому как я не разделяю массового мнения читателей по ключевым моментам поведанной истории.

Обратите внимание, что здесь будут спойлеры, и лучше всего сначала прочитать оригинальное произведение, а затем уже обратиться к моему тексту. Начнём.

Честно говоря, пересказывать сюжет мне жутко лень, а надо. Поэтому я доверю это важное дело другим людям; благо и без меня в стране хватает читателей Стругацких в целом и «Отеля» в частности. Для начала скопирую аннотацию с сайта Лаборатория Фантастики, автор Petro Gulak:

Для полноты картины вставлю и кусочек из тематической статьи на Википедии:

Сюжет я вам напомнил (сообщил), а теперь перейду к главной сути.

Итак, братья написали сказ о том, как некомпетентность инопланетная столкнулась с некомпетентностью земной, породив тем самым трагедию на ровном месте. Почему? Потому что надо было готовиться к Контакту, хорошо готовиться, а не спустя рукава, как описано в повести. Я считаю, что во всём случившемся виноват в первую очередь инопланетный Наблюдатель и его кураторы: они плохо изучили место наблюдения и локальные нравы землян, плохо подготовились к посещению Земли; стало быть, и основная вина за жёсткий факап лежит на их инопланетной совести. Вам был нужен сей Контакт, вы его инициировали, вы десантировались на третью планету, — вы и несите ответственность за провал.

Ведь можно же было как-то уяснить, что в человечестве большая часть всегда охраняет статус-кво (цепь: простой гражданин — служитель порядка — государство), а меньшая часть всегда стремится этот порядок нарушить (цепь: простой бандит — глава ОПГ — международная мафия)? Чем иным, кроме как фатальной некомпетентностью, обусловлено доверие Наблюдателя к бандитам? Ничем, собственно. Как иначе, если не глупостью, следует назвать поступки инопланетянина, когда он помогал бандитам? Никак, собственно. Наблюдатель и его кураторы не смогли мало-мальски уяснить суть общественных отношений на Земле, — и значит, грош цена ему как Наблюдателю и грош цена его кураторам, и значит, можно обойтись и без Контакта с их цивилизацией. Нам и своих криворуких идиотов хватает, которые творят всякую дичь на нашей планете.

И вообще, в характере инопланетного Наблюдателя и его попытки Контакта я вижу некоторую «ходульность» и «костыльность» всего сюжета АБС: всё так выстроено будто бы ради того, чтобы в итоге завиноватить человека (инспектора), дескать, смотри, какой ты неумелый, глупый и зашоренный чиновничек с золотыми пуговицами, не смог поверить в небывалое и не смог отреагировать иначе, чем тебя научили. ДА ЛАДНО, А ЛОГИЧНЕЙ, ЧТО ЛИ, БЫЛО БЫ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ? ОТПУСТИТЬ ЭТИХ СОМНИТЕЛЬНЫХ ИНОПЛАНЕТЯН И ЖДАТЬ, ПОКА ПРИЛЕТЯТ БАНДИТЫ И СО ЗЛОБЫ СДЕЛАЮТ ИЗ ЛЮДЕЙ КРОВАВЫЙ ФАРШ?

Виноват здесь не столько человек (он попал в уже готовый компот), сколько, повторюсь, инопланетные гости (сей компот и заварившие). В моём старом стихотворении были такие строки, как нельзя лучше описывающие судьбу инспектора: «Он вовсе не заваривал дрянной той каши, однако был в ней крайний, будто повар». И кроме того: полицейскую профдеформацию никто не отменял, и человеческую нерешительность и трусость никто не отменял, и слабости людские никто, вообще-то, не отменял и пока не отменит, — вот и нечего пенять на бедолагу инспектора, коли в своём глазу бревно не замечается. А то многие пишут так, будто уж сами-то в подобной ситуëвине всё решили бы как надо, расписали бы по красоте, отпустили бы инопланетян и победили бы бандитов, закидав их снежками и какашками сенбернара. С дивана-то видней, конечно, и задним умом каждый из нас крепок («умный на лестнице», как писал, кажется, Паланик), а вот в реальной экстренной ситуации большинство, думается мне, просто бы наложило в штаны от страха и растерянности, а за человека по типу инспектора цеплялось бы как за соломинку (потом, впрочем, преспокойно свалив всю вину на того же инспектора, — не себя ж винить, ага).

Я больше (что неудивительно) понимаю логику землян из отеля, в особенности — логику служителя закона. Он был не готов к такому повороту дел, и да — он тоже некомпетентен (но не фатально в рамках земной системы ценностей, а вот разгребать инопланетные дела он уметь не обязан и подтягивать его за это глупо). Инспектор оказался не в том месте и не в то время (я почти дословно привожу текст повести), и он оказался один, без связи и без поддержки коллег, один не самый опытный чиновник встал перед одним огромным, принципиально новым вопросом, выбором, дилеммой...

Что смог бы сделать такой человек в сложившихся условиях? Полагаю, примерно то же, что и показано в сюжете; и его позицию можно понять, принять его выбор, даже и встать на его сторону. Стоит ли осуждать человека, мол, свинтус ты несчастный, куда же ты полез своим рылом в калашный ряд, начал что-то решать, не зная как, и нарушил принцип «не умеешь — не берись»? Нет, категорически не стоит. Человек поступил так, как было возможно поступить в сложившейся обстановке, так, как он посчитал верным и адекватным ситуации. Он сделал хоть что-то, в то время как другие просто разглагольствовали и до последнего не решались перейти от слов к делу.

Если хотите, инспектор выбрал единственно верное решение на тот момент: тянуть время и сомневаться. А то, что ни он не был готов к Контакту, ни другие люди из отеля, ни сами инопланетяне, — всё это лишний раз подтверждает необходимость грамотной, всесторонней, осторожной подготовки. Учиться, учиться и ещё раз учиться, знаете ли. Ясно, что ко всему на свете ты никогда не подготовишься (хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах), но хоть как-то же это возможно?..

Про «как-то», про «какой-то» и про «зачем-то» Контакт и говорит нам повесть братьев Стругацких. Это замечательный текст, ставящий неоднозначные вопросы, но страдающий, на мой взгляд, пресловутой интеллигентской ходульностью и костыльностью. Не нужно виноватить человека там, где его прямой вины нет, и нельзя виноватить за то, в организации чего человек не участвовал, а лишь стал жертвой обстоятельств, вынужденной принимать сложные решения.

Аркадий и Борис Стругацкие, вероятно, любили подобные дилеммы, вот взять хотя бы их же повесть «Второе нашествие марсиан» (о ней я писал ранее). Стругацкие в «Отеле» ставят перед нами злые и проклятые вопросы, на которые вряд ли можно дать финальный ответ. Я попытался дать свой, а получилось у меня или нет — мне покажет Время, жизненный опыт и прожитые годы. Чего и вам всем желаю: читайте и думайте, делайте выводы и возвращайтесь в книжные миры.

Главному бесу — главный крест. Хрюкающие «Бесы» Фёдора Достоевского.

Привет, буквоеды. На всякий случай в начале сразу скажу, что никакого «нового слова» вы здесь не увидите. Роман «Бесы» Фёдора Михайловича Достоевского слишком давно написан, и его, полагаю, уже разобрали по полочкам на кухнях и в аудиториях, обмусолили каждую запятую и раскрыли подлинный смысл синей занавески (мне тоже интересно, что писали про «Бесов», и я потихоньку копаюсь в этом).

К тому же я не литературовед, не профессионал, да и читатель из меня посредственный, невнимательный, так что имейте это ввиду. Здесь, как и всегда со мной, будет только какое-то мнение о прочитанном тексте, куча чужих цитат и, если повезëт, пара занятных наблюдений. Заметка вышла длинной, поэтому простите заранее, — накипело у меня, кажется.

***

Итак, «Бесы». Думаю, в общих чертах вы знаете об этой книге; скорее всего, вы читали её или смотрели недавний сериал Владимира Хотиненко (отличный, кстати, хоть и по мотивам). Достоевский взял за основу так называемое «дело Нечаева» и на этой почве накатал целый роман о кружке мамкиных террористов, задумавших свергнуть царя и устроить на Руси революцию. Но нельзя просто так взять и свергнуть царя... Или, словами нашего сумрачного гения:

К счастью, у Фёдора Михайловича получился не только политический памфлет, а и вполне интересный детективно-триллерный нарратив про молодых и дерзких отморозков, типа «революционеров» во главе с Петром Верховенским. Хотя с отморозками я погорячился (каламбур намеренный), так как бесам из романа всё-таки далеко до наших современников, не только революционеров, а и простых обывателей.

И то, что казалось ужасным при Достоевском и о чём он писал с таким чувством, теперь уже, к сожалению, воспринимается лишь как рутинный порядок вещей; но справедливости ради скажу, что и старец Тихон в конце книги говорит о том же очерствении душ, значит, ко злу привыкли ещё тогда, но в наше время эта привычка стала, наверное, нормой (рад здесь ошибаться).

Это, конечно, не отменяет коренной ужасности данного порядка, но тем не менее: у нас произошла инфляция страха и кошмара (большую, если не решающую роль в этом сыграли телевидение и интернет), и нынешнего человека трудно впечатлить изнасилованной четырнадцатилетней девочкой, групповухой в стиле маркиза де Сада (намëк на неё есть в книге), эпатажным поведением богатеньких ублюдков или сбежавшим опасным каторжником.

Как тут нас этим впечатлить, когда 24/7 из каждого информационного источника льются тонны негатива, от которого реально порой кровь стынет?

И ведь понимаете, в чём вся соль. Убить человека — это «надо», простите, «постараться» (выражаюсь исключительно фигурально и никого к этому не призываю). То есть на убийство идёт человек достаточно редкий и отчаянный, — так было, полагаю, во времена того же Достоевского. Но сейчас другой век и другие возможности, другие соблазны и методы заработка на извращенцах, и поэтому будущие убийцы сначала тренируются на животных.

Им это весело, знаете ли, их это «заводит» сексуально или ещё как-то, позволяет продать подобные видео в закрытые каналы и группы... Почитайте-ка заголовки новостей про живодёров:

«В Коми живодёры ради потехи отрубили лапу беззащитному котёнку»;

«В Унече живодёры заживо подожгли собаку»;

«Живодёры, утопившие кота и выложившие «обучающие» видео в интернет, подали апелляцию на приговор суда»;

«Ослепили, оторвали ухо и жгли заживо: живодёры изувечили домашнюю кошку в Хабаровске»;

«Живодёры из Бабаево обмотали скотчем кота и бросили его умирать на морозе».

Думаете, эти выродки не перейдут на людей при первой же возможности? Вы всё ещё уверены в том, что все нынешние школьники и студенты — пай-мальчики и пай-девочки?.. Нет. А вопрос остаётся: что происходит с нашим обществом, почему возраст «вступления» в жестокость снизился, количество людей, жестокость проповедующих, сильно выросло, а уровень жестокости повысился? Долго тут можно рассусоливать, но неизменно одно: Достоевский уже неспособен испугать опытного читателя своими «бесами»; однако замечу, что автор ещё тогда предугадал названную мной тенденцию, и сейчас мы видим потомков тех бесов девятнадцатого века, выродков, превзошедших всё и вся на пути разрушения.

В общем, я веду к тому, что страшилка Достоевского про бесов и быль про «дело Нечаева» сейчас выглядят во многом наивно, по-старому, примитивно. Ну какие к чёрту укусы за ухо, молодёжная фамильярность и даже убийства, описанные Достоевским в «Бесах», когда, например, днепропетровские маньяки Саенко, Супрюнюк и Ганжа забивали людей молотками и арматурой, снимали всё на камеру и ржали?.. Или же иркутяне Ануфриев и Лыткин? И не надо им было никакой революции, просто, кхм, «развлечения» такие были у ребят из Днепропетровска: убили 21 человека, покалечили ещё больше, распотрошили множество собак и кошек...

Бесы позапрошлого века и представить подобное не смогли бы, они — неумелые детишки в сравнении с бесами нынешнего дня, идеология которых — гомицидомания, мизантропия, садизм, невероятный цинизм. Это раскольниковы нашего века, только ещё более страшные и ущербные.

Однако я отклонился от темы, и поэтому оставлю современность, вернувшись к произведению. Так про сюжет Достоевского пишет издание «Полка» (рекомендую прочитать всю статью):

***

Теперь, накопировав в эссе чужих слов из интернета, я хочу сказать пару слов об этой книге. Начну с главного. Я не согласен с Достоевским в его изображении революционеров. Считаю, что писатель намеренно демонизировал этот образ; или что даже вообще у него получились не настоящие революционеры, а зажравшиеся мажоры, эдакие дорианы греи без картин, что верили до поры в свою безнаказанность, а потом наложили от страха и разбежались кто куда.

Да, прототип Петра Верховенского (нигилист Сергей Нечаев) был, судя по всему, кровожадным фанатиком, компенсировавшим неопытность в деле революции замашками диктатора и террориста. Но это же не значит, что все революционеры тех лет были такими; скорее наоборот, Нечаев — исключение из правил, он слишком радикальный и топорный исполнитель, вставший во главе группы таких же малолеток, которым хотелось поиграть в кровавую революцию, а интернет ещё не придумали, и пришлось им мутить воду на конспиративных явках.

Чего стоит убийство студента Иванова (то самое «дело Нечаева»). Мало того, что этого студента убили без его вины (Нечаев просто решил избавиться от инакомыслящего конкурента, обвинив Иванова в сотрудничестве с властью), так ещё и убивали неумело (душили и стреляли), улики убийства не убрали, а труп завернули в плащ, где забыли свои же документы, и притопили тело в прудике, на небольшой глубине... «А» — «арганизация», «Р» — «ривалюцыя».

На мой взгляд, группа Нечаева ИРЛ, как и группа Верховенского в «Бесах» — сборище обиженных на жизнь мальчиков с космическим ЧСВ, желавших отличиться на поприще радикальной революции, но никак не основная масса революционно настроенных людей тех лет. Мне они, эти нечаевцы-верховенцы, кажутся глупыми и всё же опасными, так как нельзя думать, что если кто-то туп как корюшка, то он безопасен.

Также помнится, в эссе на «Первобытный человек будущего» Джона Зерзана я в какой-то мере оправдывал террориста Теодора Качински, противопоставлял его террористическую «практику» зерзановской пустопорожней болтовне. Как развитие тех слов сейчас могу сказать, что методы Качински так же не одобряю, как и методы Нечаева, а Зерзана по-прежнему считаю восторженным утопическим мирдамячом, эдаким Степаном Верховенским из «Бесов».

Радикализм вообще и всегда слишком однобок и примитивен, чтобы достичь успеха где бы то ни было. И пример жизни Качински, просидевшего в тюрьме до самой смерти в 2023 году, и пример жизни Нечаева, также сгнившего в тюрьме, этому прямое доказательство. Как говорится, за Родину и умереть не трудно, и сесть не страшно, и убить не тяжко, — за Родину трудно, страшно и тяжко жить, продуктивно и созидательно взаимодействуя с людьми, которые тоже топчут эту землю.

Радикалы всех мастей этого или не понимают, или не принимают; им надо «сразу весь капитал» в желаемой форме: деньги, революция, люстрация, мир во всём мире (через тотальную войну), какой-то —изм им вот вынь да положь... Не учатся ничему некоторые и учиться не хотят. Кина американского насмотрелись или крышу срывает от жадности?.. Ты ему про долгое созидание, он тебе про мировую революцию. Ни о чëм думать не хотят, кроме радикальщины. Пока кишки по веткам не разбросает.

Кроме того, нечаевский казарменный коммунизм — это худшее, что можно придумать и выдать за коммунизм. Его «Катехизис революционера» высмеивали другие революционеры, более опытные и, видимо, умные. Почитал и я: забавная муть, вполне радикальная, расплывчатая и религиозная. Что уж там говорить, если даже Маркс и Энгельс так отзывались про нечаевские идеи:

И вот это-то человек был лидером группы, кандидатом в новые руководители нового государства? И уж он-то точно знал бы и решал, что правильно, а что нет? Определял бы меру добра и зла, заставляя учить свой «Выброс поллюционера»... ой, то есть «Катехизис революционера» и клясться на нём в суде? Нет уж, спасибо. Революционеры девятнадцатого века — это Бакунин, Герцен, Кропоткин и многие другие действительно продуктивные деятели, интеллектуальная элита, а Нечаев и ему подобные — лишь бездари, наполовину наученные кухаркины дети, прикрывавшиеся революцией в корыстных целях власти и наживы.

Полагаю, Фёдор Михайлович жëстко натянул сову на глобус, выдав частные отклонения молодых современников (возможно, даже психиатрические) за систему, и в этом он ошибся. Однако если «Бесов» он изначально задумал про нечаевщину и только про неё, то моя претензия неактуальна: Федя здорово показал скучающих избалованных идиотиков, чпокавших малолеток на вписках, мнивших себя человекобогами и бесами революции, а потом намочивших штанишки из-за ответственности.

***

В остальном текст Достоевского мне очень понравился. За сюжетом интересно следить, слог у автора ëмкий и довольно простой, а философские идеи, озвученные разными персонажами, подкидывают дровишек «на подумать». Например, философию беса Шатова (а он именно что бес и ученик главбеса — Ставрогина) я не принимаю, потому что это совсем не патриотизм, как его пытается преподнести запутавшийся шаткий Шатов, а нечто совсем противоположное и потому вредное для любой страны и её граждан.

У Ивана Шатова оно основано на идее избранного народа, что, как следствие, ведëт к конфликту, к войне со всеми несогласными (они-то внезапно тоже могут считать, что их бог самый правильный, а их народ — самый избранный!). Двадцатый век показал, чем заканчиваются подобные идеологии, растущие из слов Шатова о единственном народе-«богоносце» и его «новом боге», которые вместе должны «обновить и спасти мир».

Слишком уж бред этого студентика монументален, чтобы его не процитировать:

По Шатову выходит так, что нужно побеждать, изгонять, силой насаждать одну-единственную национальную идею и своего бога даже там, где это, быть может, и вовсе не нужно. К чему это приведёт и как это называется?.. Приведёт к неизбежной войне, называется — национализм, мутирующий в нацизм. Но мы же с вами за всё хорошее и против всего плохого, не правда ли, и вовсе не хотим сжигать людей в печах? А ведь именно до концлагерей и печей способна довести нас философия Ивана Шатова, которую он и сам, видимо, не понимает до конца, а если бы успел понять, то устрашился бы и успокоился.

Ещё цитата, побольше:

Слова Шатова здесь исчерпывающие, я думаю, кому надо — тот понял. Хватит нам этих «богоносцев», в России не одни русские живут, и национальная идея не может строиться у нас на шатовском национализме (где есть место только русским и только русскому богу), иначе это непременно вызовет раскол страны и гражданскую войну. Оно нам надо?..

Кому-то я покажусь высокомерным, но всё же скажу: я считаю себя куда большим патриотом, нежели чем такие вот Шатовы, хотя бы на том основании, что: не сбежал из страны в мобильную осень известного года; работаю и плачу налоги; не развожу гнилой трëп про необходимость революции; пытаюсь делать чуть лучше то место, где живу; терплю, как осень терпит лужи, печаль былого бытия, — и нынешнего тоже; желаю своей стране найти светлый путь развития и помогу ей в этом по мере сил.

Мне многое в современном устройстве мира и общества не нравится, но я выступаю за то, чтобы каждый из нас по чуть-чуть и постоянно созидал доброе и вечное, включал свои мозги и сердце, а не тупо бегал по площадям, размахивая флажками и крича чужие лозунги; и уж тем более я не мечтаю о революции, как это модно у современных бесов, что действуют исключительно чужими руками и проливают только чужую, не свою, кровь. Впрочем, Достоевский описал то же самое: его бесы трусливы и пакостны, предпочитают творить зло своим языком и чужими руками, и могут только подговаривать глупых и наивных людей на всякие мерзости. Скажете, сейчас не так? Ой ли?

Полагаю также, Достоевского можно назвать точным предсказателем событий будущего, где народы мира поднимают флаги национализма, нацизма, религиозного шовинизма, ещё какого-то —изма, и в который раз начинают войны, доказывая друг другу, чей бог правильнее и чей народ избраннее; войны эти, к слову, обусловлены капиталом и борьбой за ресурсы, а не высокими идеями.

Идеи при капитализме всегда являются ширмой и приманкой для таких вот недалёких Шатовых, кто идёт на баррикады ради бога и царя, а по факту всё равно воюет за финансовые интересы родных богачей; да и древние феодалы, что-то мне подсказывает, в крестовые походы ходили не Гроб Господень спасать, а золотишка с сарацинов потрясти, и так же мотивировали всё религиозным флëром.

И расплачивался за эти идеи всегда простой народ, который Шатов так любит с пеной у рта (а по сути народа он не знает и неосознанно желает ему зла), народ, который непременно однажды побьют и унизят в очередной войне из-за подобной философии избранности. На каждую силу всегда найдётся сила более грозная, это правило неизменно. Ребята, давайте жить дружно, давайте созидать и воспитывать, а не разрушать и убивать. Идеалистическая мутная чушь, — скажет кто-то? Пусть, но сейчас я и правда так считаю.

Не соглашаюсь я и с бесом Петром Верховенским. Его революция — кровавая каша, где Пётр будет единолично решать, кому жить, кому умереть, кому выдать, у кого отобрать. Это не социализм, не коммунизм, это просто хаотическое мочилово с перспективой фашистской диктатуры и Петром в роли поехавшего вождя. Всех несогласных или желающих выйти из организации, по примеру Шатова, Верховенский-младший будет убивать, и чем дальше — тем в больших масштабах. Хотите цитату в подтверждение? Держите:

Разве захочет нормальный человек жить при таком порядке? Хотя, как показывает история, такие порядки как раз и создаются при молчаливом равнодушии «нормальных людей», развязавших руки будущим тиранам. Что мы, собственно, и наблюдаем в «Бесах»; так как именно при попустительстве власти (местная губернаторша потакала младшему Верховенскому) и слабости светской илитки (старший Верховенский странно воспитал Ставрогина и плюнул на родного сына, а мать Ставрогина всё в рот заглядывала своему милому Nicolas) бесы обрели силы и возможности совершить всё то, о чëм написано в книге.

Взглядов Кириллова я тоже не разделяю. Это ещё один бес, но уже «метафизический», как верно заметили в одной из статей (см. ««Бесы» Достоевского как марксистский текст»). Вся эта кирилловщина про смерть, самоубийство, человекобога — дрянь какая-то, отрава для неокрепшего ума, которой и я болел в двадцать лет плюс-минус пару. И смерть у него пошлая получилась, ведь Кирилловым, по сути, воспользовались в политических целях, тем самым низведя его и его философию до уровня базарного трёпа…

Пускай ему и было без разницы, как он говорил, но факт есть факт: бес Верховенский сыграл точную партию и развёл Кириллова как последнего оленя, надавив на его слабое место. Жаль, что этот самоубийца не мог читать «Тошноту» Сартра или «Миф о Сизифе» Камю, и ограничил свою философию этой вот околорелигиозной сектантской мутью про человекобога и, мол, кто страх убил — тот богом станет. Глупо, глупо, глупо.

А ведь Кириллов был бы хорошим человеком, если бы справился с отравой своего разума.

Несмотря на моё к нему отношение, Кириллов смог-таки выдать годную мысль в одном из диалогов:

И продолжение:

От этой мысли возможно уйти в другие дебри размышлений, уже о человекобоге, но я не стану, не осмелюсь. Просто обратите внимание на этот диалог о счастье, подумайте, прикиньте. Жаль, что Кириллов так и не смог понять, что он подлинно счастлив при жизни, а обманывал себя до последнего, так и не справившись с личной одержимостью.

***

Таким образом, бесов в этой книге целое стадо, я же остановился на ключевых. Каждому из них Достоевский назначил личный крест (судьбу, сформированную поступками прошлого). Верховенского рано или поздно найдут и накажут по закону (как это случилось с Нечаевым), Кириллов и так себя наказал досрочным небытием, Шатова жестоко убили, остальные бесëнки (Шигалëв, Лебядкин, Лизавета Тушина) тоже отравлены разными идеями, и Достоевский припас кресты и для них...

Если же, как предлагают некоторые, считать Николая Ставрогина главным бесом произведения (выращенным старым либералом Степаном Верховенским), тогда и крест ему выпал главный и тяжелейший, но он его убоялся и трусливо (заодно горделиво) убежал в пустоту. Поступить как Ставрогин в конце книги — выход наиболее простой, и Колямба решил не заморачиваться; не красота спасёт мир, а стыд, «стыд — вот чувство, которое спасет человечество». Колясик же решил ничего и никого не спасать. Гордыня победила его.

Про этот крест Ставрогину говорил старец Тихон, прочитав его письмо-исповедь:

Главному бесу предназначался главный крест мук стыда и совести, но он его испугался. Повторюсь: а жаль. Пойди Ставрогин по пути жизни с таким мерзким грузом прошлого, у Достоевского мог бы выйти ещё один отличный роман или повесть уровня «Отца Сергия» Льва Толстого, а может и лучше. Кто знает, кто знает. Я бы почитал, кем мог бы стать Николай Ставрогин годам к пятидесяти, но не судьба.

***

В целом, книга мне очень «зашла», я вряд ли понял её полностью, и обязательно когда-нибудь вернусь перечитывать. Достоевский создал чрезвычайно насыщенный и занятный текст, где любопытно копаться и который стимулирует искать, думать, заключать.

Я написал в основном про философию и политику «Бесов» (и то по верхам из Википедии и пары обзорных статей), но не забывайте, что это классика, а значит, тут есть и другие темы: отцы и дети, жёны и мужья, молодость и старость, трусость и храбрость, вера и безверие, надежда и отчаяние, любовь и ненависть, жизнь и смерть, — словом, все любимые человеческие категории бытия в этой книге есть. И раскрыты они не менее хорошо, чем политико-философская линия, но расскажу я о них, быть может, как-нибудь в другой раз.

Послесловие.

Искать, думать, заключать... А, впрочем, эти три действия зря и излишни в моём случае, потому как мне сейчас не хочется ни просвещать, ни улучшать, ни разрабатывать. Ничего не хочется, разве что «рожей — в грязь, и чтоб не поднимали больше никогда». Но и промолчать я не могу и поэтому пишу и пишу, но факта выше это всё не отменяет. Я тихо жил бы на необитаемом острове, никогда больше не имея дел с людьми, но не могу из-за разных причин.

Я пошёл бы по стопам Кириллова, но он глуп и примитивен, и вообще, говоря словами Сартра из «Тошноты», «смерть моя тоже была бы лишней». Сочту это упадническое настроение за сущность моего личного беса, и попытаюсь с ним бороться. И будет этот бой неравен, но я попробую.

Отчаянная стая голосит во мне. Меланхоличный «На берегу» Невила Шюта.

Привет, буквоеды. В недавнем, отличнейшем фильме «Не смотрите наверх» есть короткие моменты (буквально на пару секунд), где показано поведение обычных людей перед неизбежным Концом света. На этих сценах в фильме не делается особого акцента, всё вбрасывают как бы между делом, но их сложно не заметить, тем более если ожидаешь увидеть что-то подобное. А было там очевидное: массовые оргии, пьянство, вечеринки, погромы и суициды, — словом, трэш, угар и содомия.

«Не смотрите наверх» наглядно демонстрирует, как перед ликом скорой смерти массы людей скинули все социально-культурные маски, в мгновение ока обратившись в орду диких, с ума посходивших животных. Вспоминается цитата нечитанного ещё мной Юнга, и трудно с ней не согласиться:

«Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек».

И жаль, но мне легко поверить, что в случае гарантированного апокалипсиса многие люди в одночасье снимут все упомянутые маски (терять им будет уже нечего, вследствие чего они превратятся в безумных животных), а примитивный гедонизм обывалы-мимокрокодила моментально и всепланетно распустит ядовитые цветы зла. Остальная часть людей ударится в религию, сектантство, отчаяние и ненависть, драму и комедию, и лишь единицы останутся адекватными, пытаясь предпринять какие-то эффективные меры для выживания, — или хотя бы просто умрут достойно и возвышенно (как описано в романе Невила Шюта, о котором напишу ниже, так как сейчас ещё идёт долгое вступление).

Впрочем, человек — существо неоднозначное и сложное, и думаю, что какой-нибудь условный мародёр будет сначала грабить, затем насиловать, а за минуту до смерти вполне способен удариться в слёзы раскаяния, любовь и отчаяние. Но будет поздно. Так что, конечно, нельзя тут всех под одну стереотипную гребёнку, но неизменно всё-таки одно: перед возможным апокалипсисом на третьей планете свершится ещё больше мерзких безумств и великолепных проявлений аристократии духа, чем совершается сейчас. Потому как апокалипсис станет финальной чертой, последней лакмусовой бумажкой, призванной испытать каждого человека (а не выбранного) и показать его подлинное лицо.

Да, кстати: об этом же фиговом листке культуры и цивилизации нам хором поют многие фильмы и книги, где принцип «человек человеку — волк» принят за неоспоримую аксиому и истину в последней инстанции. Ранее я уже неоднократно писал, как жутко устал от насаждения волчизма в нашем мире, говорил о его бесплодности, вредности и тупиковости, а также о его сильной идеологической заразности для большинства умов, особенно молодых и неокрепших (включая и мой, но я ещё чë-то там трепыхаюсь в знак протеста).

Конечно, волчизм бесплоден и вреден только в том случае, если мы, люди, хотим достичь чего-то большего и лучшего, чем постоянная война за бананы, реки крови и делёжка территорий. В остальном сей принцип очень даже выгоден всем тем, кто боится стука винтовочных прикладов в золотые ворота дворцов, и так же он выгоден для обслуги подобного рода господ: говну нации, так сказать, которое делает всё, лишь бы утвердить уже известную вам максиму про волков и человеков.

Проще говоря, «человек человеку — волк» — это развитие старинного «разделяй и властвуй»; и пока он воплощается в жизнь, не видать нам ничего глобально хорошего, — только лишь так, видать местами, на островках счастливых, окружённых океанами несчастных. К счастью, в популярных произведениях массовой (и не только) культуры почти всегда есть хороший персонаж-нитакусик, который ведёт себя по-человечески и тем подаёт всем пример, даже если и умирает в конце. Его цель и функции в тенденции насаждения волчизма я ещё не совсем понимаю, и зачем сценаристы всё же вводят подобного персонажа мне тоже неясно (а может, здесь всё проще: не все люди согласны с волчизмом, и пытаются ему противодействовать доступными методами).

Факт есть факт: эти персонажи часто показывают нам правильную мораль, — не все люди, мол, такие твари, как вы привыкли видеть и читать. А иногда они даже становятся главными героями, как в фильмах «Книга Илая», например, или в «Дороге» по тексту Кормака Маккарти. Это всё хорошо, но жаль, что позитивных персонажей данного типа в современной культуре как-то, что ли, маловато. Уныния и пессимизма сейчас гораздо больше, потому что таков дух нашего времени, и потому что всё это хорошо продаётся. Человек всегда любил страшилки, и ему необходимо регулярно повышать градус страха, чтобы пробить его толстокожую броню и вывести на эмоции, а читать и смотреть про простую и наиболее вероятную гибель мира (как описано у Шюта) ему уже неинтересно.

И ладно бы о принципе волчизма тараторила только наша массовая культура, но ведь и реальная заоконная жизнь ничем, по сути, не отличается от постоянно показываемого на экране и печатаемого на бумаге. Повторюсь: таков дух нашего времени, и глупо было бы ожидать мировой популярности оптимизма, когда вокруг 24/7 творится какой-то кафкианско-мамлеевский криповый сюрреализм. В недавних заметках я уже излагал мысли на эту тему (см. «Кровавая каша и ад бытия» и «Кто сделал мир подлым?»), так что сильно повторяться не стану, и перейду к сегодняшней книге.

Невил Шют: «На берегу» (также существует вариант перевода «На последнем берегу»). Текст этот написан в 1957 году, жанр — ядерный постапокалипсис. На Земле случилась совершено глупая и случайная Третья мировая война, после которой кое-как выжило только Южное полушарие, в том числе Австралия. Шют рассказывает историю остатков человечества, на чистые земли которого надвигается радиоактивная масса воздуха с Севера. Но люди упорно не верят, что примерно через полгода они все заболеют и умрут, а потому до конца занимаются привычными делами: надо скамейку во двор купить, цветы новые высадить, найти подарок ребёнку, сходить на рыбалку, в ресторане поужинать...

Люди Австралии убегают в грёзы, как и до войны, а значит, не ждите здесь счастливого конца и стопроцентного психологизма и реализма; также не ждите у Шюта бункеров с мясными консервами, рейдеров-каннибалов в стиле «Фоллаута», безумных гонок из «Безумного Макса» (хотя гонки в «На берегу» таки есть, и достаточно жестокие) и прочих модных «прелестей» голливудского постапокалипсиса на современный лад. Книга предложит вам много бытовых деталей из жизни главных персонажей, покажет их планы, мечты и стремления, подкинет щепотку рассуждений а-ля «а нас-то за что», а также даст читателю совсем крохи о причинах мировой ядерной войны. Кому-то читать подобное покажется скучным, а кто-то увидит в этом желанную «простоту без пестроты». Я из вторых.

Сложно что-то дельное сказать про это произведение, если честно. Многие рецензенты с сайта «Лаборатория Фантастики» мои слова и мысли как с языка сняли, да и чувство после дочитывания «На берегу» остаётся гнетущее, не располагающее к долгим рассусоливаниям, которые я так любил в первых статьях. Хочется просто молчать, потому как при панихиде не принято разглагольствовать. Ведь Невил Шют уже всё сказал, а две отличных экранизации его романа это ещё и показали. Короче Шюта смог высказаться только фильм «Письма мёртвого человека» Лопушанского: я говорю о знаменитом монологе «Речь в защиту человечества», но не хочу здесь отвлекаться, ищите сами.

Книга про последние месяцы человечества словно опустошила меня, стала моим беспристрастным зеркалом. Она поговорила со мной так, будто кто-то честно высказал мне в лицо грубую и очень неприятную правду, а я стоял, робел, краснел, и сердце в пятки уходило. Полагаю, можно счесть это за плюс «На берегу»: произведение рассказывает об ответственности всех и каждого за нашу планету и жизнь на ней, о том, что мир погубит не злоба и тупость отдельных людей с доступом к большим красным кнопкам, но равнодушие пассивного (не горячего и не холодного, а тëпленького) большинства.

Иными словами, именно мы, простые люди, всегда развязываем руки разномастным убийцам, подонкам и выродкам, именно наше равнодушие и трусость, наша «мояхатаскрайность» и наплевательство являются потворствующими злу факторами. И, если мир однажды погибнет, виноваты будем все мы, а не только один, два, три человека на свете.

Кроме того, в произведении Невила Шюта нет намеренной слащавой пожалейки, слезоточки и пресловутого волчизма. Герои книги остаются людьми до последнего, не сходя с ума и не начиная совокуплять всё, что движется, — за это автору огромное спасибо, он показал последних людей с их возвышенной, лучшей стороны (которая ныне у авторов постапокалиптического жанра не в чести, — её же трудно продать, а кушать-то всем хочется). Пожалейки и слезоточки нет, но персонажей мне всё равно было жалко, и слезу я пустил на последних страницах, — запишите отличную атмосферность и гнетущую безысходность как ещё один плюс.

Соглашусь, что сейчас «На берегу» выглядит во многом архаично и наивно: хотя бы потому, что автор, возможно, не знал про теорию ядерной зимы и потому писал про ядерную войну наугад (мол, радиоактивная туча полгода ползёт на юг и убивает всё живое). Но также вероятно, что Невил Шют намеренно не ставил задачи написать максимально реалистичный текст, а специально создал нечто вроде притчи.

Именно из-за притчевости здешние люди ведут себя однотипно и пассивно: они умирают с апатичной грустью, но без злобы на человечество, и поэтому же в книге нет ни беженцев с Севера, ни бункерных выживальщиков, ни чётких правительственных мер по спасению жителей. Всё это отяготило бы текст, разрушило бы задуманный дух. Так я вижу, хотя можно и списать это вовсе не на притчевость, а на авторские недоработки и непрофессионализм. Выбирайте сами, а я же больше склоняюсь к варианту с притчей, но с некоторыми оговорками.

Помнится, примерно за то же я ругал «Конец детства» Артура Кларка: ну не верю я, что люди просто сложат лапки и перемрут, слишком уж больна человеку тема смерти (вымирания), чтобы принять её спокойно. И притчи вообще-то более уместны в Библии (где они на своём месте), и не очень в художественной литературе. Так думаю. Кларку я не поверил вообще (он переборщил с градусом метафизической ерунды и уныния ради уныния), Шюту же я поверил чуть больше (он остался в рамках спокойной и поучительной истории). На мой взгляд, последний более удачно описал контекст смерти человечества, и сложно подобрать опровергающие Шюта аргументы. Шюту веришь, а от Кларка только плюëшься.

Пора закругляться, а потому вот вам ещё некоторые авторы и их мысли на затронутую тему. Чарльз Буковски говорил: «Я не верю, что можно изменить мир к лучшему. Я верю, что можно постараться не сделать его хуже». То ли это осень, то ли усталость, но сейчас я склонен согласиться с этими словами. Я попал в какую-то странную ловушку: с одной стороны, хочется как-то улучшить мир, пусть даже чуть-чуть, но зато надолго; а с другой стороны я понимаю, что люди всё равно всё и всегда испортят. В том числе и я сам. И все наши усилия пойдут прахом, и на каждого созидателя всегда найдётся два разрушителя. От понимания этого становится ещё хуже, так как: «я тоже такой же, я угли глотаю в надежде, что сердце когда-то оттает».

«Печаль будет длиться вечно», — сказал Ван Гог. «Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип», — писал Томас Элиот. И Невил Шют вторит им, говоря о жизни человеческой:

Кажется, я только-только начал действительно понимать ужасную концепцию Инферно из «Часа Быка» Ивана Ефремова: нам некуда деваться с Земли, мир — клетка, уйти — нельзя. С подводной лодки не убежишь, и все мы должны это понять. Нам остаётся терпеть этот мир и хотя бы не делать его ещё хуже, чем уже есть. Об этом я писал неоднократно, и снова повторяю прежнюю мысль. Или (в лучшем случае) стоит наконец-то потихоньку прекращать наше всепланетное тупоумие, бесконечную печаль и апокалиптические взрывы-всхлипы. Наелся я пессимистического дерьма, устал я от волчизма и бытового сатанизма, хочу найти путь и курс, а получается медленно и плохо…

Чëрт бы с ними, со звёздами; пусть каждый сначала разберётся сам в себе и по-настоящему поймёт прописные библейские (буддийские, исламские) вечные истины. Тогда и земной мир заиграет новыми красками, а наша планета превратится в место, где действительно захочется жить. А там и о звёздах можно будет подумать.

Проблема в том, что почти никто (в том числе и я) разбираться в себе особо не хочет, понимать вечные истины — тоже, а внутри лично меня всё нарастает и нарастает лишь презрение к миру, отчаяние и равнодушие. Я обрастаю толстой кожей, и мало что может меня задеть. Я не горяч и не холоден, а тёпл, и, кажется, осознаю это. Но как с этим бороться? Не знаю. Вот прочитал книжку Шюта, посмотрел два фильма по ней, написал эту заметку. Иначе не мог.

Кровавая каша и ад бытия. О проблеме «трудно быть богом» в научной фантастике.

Привет, буквоеды. Этот пост возник из моего комментария к ролику Сергея Самохина про «Трудно быть богом» братьев Стругацких (см. «Сумбурный обзор романа Стругацких «Трудно быть богом»» на канале Книжные обзоры). Утром голова хорошо варит, вот я и сварил быстренько какую-то квинтэссенцию моего мировоззрения. Возможно, с возрастом я буду двигаться или в плюсовую сторону от неё (оптимизм), или в минусовую (фатализм), или же останусь там, куда пришёл в своих выводах сейчас. Не знаю этого точно, а потому давайте ближе к сути.

К сожалению, мне кажется, что никто не вытащит человечество из кровавой каши, в которой мы живём уже многие века, кроме самого человека. Ни инопланетные прогрессоры-коммунисты, ни какие-то очередные хорошие помогайки из космоса, ни добрый волшебник на голубом вертолёте, ни космический Папа или космическая Мама, — никто нам не поможет, кроме нас самих. Никто иной не вытащит нас за уши из дерьма, что зовётся нынешней человеческой цивилизацией, где с одной стороны — наука, техника, гуманизм, мечты и звëзды, а с другой — грязь, похоть, алчность, волчизм и звериная жестокость.

Причём весь этот безумный коктейль зачастую умещается в одном человеке, а он, как я писал когда-то, таков: «сегодня — мёртв, а завтра — ест, сегодня — чёрт, а завтра — крест»; и нас на третьей планете уже восемь миллиардов, вот и представьте себе эту кашу-малашу. Сделать подобное (сиречь вытащить человечество из дерьма) смогли разве что инопланетяне из романа «Конец детства» Артура Кларка; но у той книги очень специфический итог, и он не располагает к теме, что богом быть трудно, но мы попробуем, мы же такие хорошие помогайки. У Кларка написано всё иначе и про другое, но в целом тамошние инопланетяне смогли вытянуть человечество на новый уровень развития. А зачем им это было нужно? Читайте «Конец детства».

В общем, как писал Иван Ефремов в «Часе Быка», человечество или любая разумная раса должны сами прожить своё Инферно, самостоятельно вырасти из детства и с большим трудом, но воспитать себя без помощи «мудрых родителей». Ефремова воспринимают по-разному, но вот концепция Инферно была верна, на мой взгляд. Так как тамошние люди-боги поначалу тоже хотели спасать местных дикарей (как и в «Трудно быть богом» братьев Стругацких), а выяснилось, что дикарей спасать-то и не стоит. Дикарей надо просто оставить в покое, и пусть на их планете вершатся трагедии и комедии, пока их дикарская цивилизация или не уничтожит себя, или не выйдет на новый уровень развития. Видимо, иного не дано и не суждено. Выживает умнейший. Sad but true.

К примерно тем же выводам пришёл и Станислав Лем в «Эдеме», где разумная цивилизация двутелов была поражена информационной диктатурой местного царька, при которой регулярно убивали невинных и награждали жестоких; и прилетевшие люди спорили, стоит помогать двутелам выйти из ада такого бытия или нет. Один из персонажей произнёс следующее, наиболее верное:

Короче говоря, потому никакие высокоразвитые инопланетяне с нами и не общаются (а они, думается мне, всё-таки есть): не хотят они вляпываться в бесплодный диалог с кровожадными тупыми обезьянами, которые до сих пор воюют за бананы и клочки территории, не видя ничего дальше собственного короткого носа. Подобный контакт невозможен так же, как невозможно разумное общение, дружба человека и насекомого. Я не говорю здесь ничего нового, и даже эта фраза вдохновлена лемовским приговором человечеству: «Космического диалога не будет. В космосе возможны лишь монологи».

Но отчаиваться всё равно не стоит, потому как отчаяние равняется поражению. А всепланетное отчаяние — это всепланетное поражение, и за ним следует только смерть и безвестность. Надо жить и ждать, пока эти осатаневшие обезьяны вокруг не устанут от зла, не наиграются в войнушки и не напьются крови друг друга; пока они не наиграются в эти «забавные игры» Ханеке и не заведут все «апельсины» Кубрика, на Земле так и будет длиться Час Быка, то есть глубокая и мерзкая ночь. Вот так. Богом быть трудно, конечно, но ещё труднее быть человеком.

Я думаю, что всё должно идти своим чередом, и однажды всё придёт к какому-то более-менее приличному, справедливому и достойному результату развития человечества. Пускай сейчас везде куча проблем, но каждому из нас стоит делать лучшее из возможного там, где каждый из нас есть. Проще говоря, нужно быть человеком всегда и всюду, менять мир к лучшему или хотя бы не делать его ещё хуже. И, конечно, стоит бороться с насилием и злобой; однако нельзя забывать, что насилие порождает лишь насилие, злоба — злобу, страх — страх, и далее по кругу.

Глядишь, не мытьем, так катаньем мы всей планетой дотянем до некоего «коммунизма», так скажем, но только не опошленного коммунизма из методичек, а настоящего, утопичного, милого сердцу, ефремовского. Кто знает, может, нашим потомкам там и понравится жить, и они, как и герои книг Ивана Ефремова, будут с ужасом и жалостью читать о наших тёмных временах. Так что пускай всё идёт как есть (в глобальном смысле), как бы больно ни было видеть этот грязный мир. Своё место всегда можно держать в чистоте и стремиться к лучшему.

Недочитанны и закрыты. Душные «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева.

Привет, буквоеды. Книги я читаю регулярно и, по возможности, по многу страниц за раз. Обычное дело, если у меня в электронной читалке открыты сразу два, три, четыре автора, головные мюсли которых я чередую и мешаю уже в своей голове, а на столе в то же время лежат ещё несколько печатных изданий; часто читаю вечером, после долгого дня, полного шума шумов и суеты сует, и редко когда получается засесть с книжкой с самого утра и до вечера, как это случалось в детстве (а так хотелось бы делать это чаще). Согласен, что так читать (чередуя и мешая) не совсем правильно, и пытаюсь отойти от этой привычки; но это к слову.

Из-за объёмов текста, «книжных коктейлей», усталости и спешки многое при чтении от меня ускользает (внимание рассеивается, глаза слипаются, зевота побеждает, а подушка такая мягкая). И если книга мне чем-то понравилась, зацепила, но я её не распробовал или не очень понял, не смог оценить из-за усталости или несвоевременности книги в моей жизни, я обязательно к ней однажды вернусь, чтобы закрыть гештальт. Поэтому я не могу вспомнить ни одного текста, даже в целом неинтересного и нудного, который я не домучил бы до последней страницы... За кое-каким исключением. О нём — ниже.

Ни одного текста я не бросал на полуслове, кроме романа «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева. Во всяком случае, я не помню, чтобы чтение какой-нибудь книги продвигалось так тяжело и долго, в итоге закончившись моим читательским фиаско. Этот талмуд Астафьева я листал-перелистывал, зевал-перезëвывал месяца два-три, и еле-еле добрался чуть дальше середины.

Проза Виктора Астафьева мне вообще нравится, его «Затеси» я считаю отличным собранием историй про жизнь, войну, природу, животных, деревню и прочее. Но вот «Прокляты и убиты» я так и не смог осилить, потому что слишком уж долго советский (или анти-) автор жуёт всю эту военную рутину времён форсирования Днепра и подготовки к оному, жуёт-пережëвывает по-старчески многословно, злобно и водянисто. Надоедает читать одно и то же, размазанное на сотни страниц густым слоем ненависти к прошлому, к власти, к народу, к стране. Скучно, занудно, душно и много.

Отмечу, что отдельные сцены и писательские наблюдения мне понравились, там всё мастерски описано и действительно цепляет за живое: Астафьев всё же и писал умело, и интервью давал ёмкие, и потому нельзя просто так взять и проигнорировать его мнение о войне, его мысли и воспоминания. Так, мне запомнились следующие моменты из книги: о том, как на КМБ забили слабого парнишку, как погиб интеллигентный солдатик, как собирали хлеб в деревне и таскались с местными селянками, как расстреляли парашютиста на воздухе, как ночью тянули связь через Днепр, как вёл себя на войне старообрядец Коля Рындин… Это страшные страницы книги, они запоминаются и царапают душу.

Нельзя также не отметить и эмоциональную силу астафьевских формулировок, образность и печаль его языка, цитирую книгу:

Ещё одна цитата:

И ещё одна:

Но между этими интересными и проникновенными кусочками текста, занимающими буквально страницу-две, читателю приходится продираться через тонны текста-воды, где без меры и вкуса рассыпаны или инфляционные самоповторы а-ля «смотрите, как страшно на войне», или один и тот же алогично-чернушный яд в сторону советской власти, или просто занудная старческая хренотень по типу «раньше было лучше, а сейчас вот всё не то». Как-то так.

Мне не хватило в «Прокляты и убиты» хлëсткости, краткости, дерзости, какие живут, например, в «Джонни получил винтовку» Далтона Трамбо или в «Воспоминаниях о войне» Николая Никулина (кстати, я начал читать Никулина и мне он нравится сильно больше Астафьева: у него кратко, по сути и в точку). Да даже в тех же астафьевских зарисовках из «Затеси», касающихся войны, — и там обитает сестра таланта, и «Затеси» хочется перечитывать, снова и снова переживая события этих ужасных и грустных страниц. К слову, Никулина я дочитал: в целом ничего, лучше талмуда Астафьева хотя бы из-за краткости. Идеологическую сторону обсуждать не берусь.

Думаю, правильнее было бы создать «Прокляты и убиты» как большой сборник рассказов о войне, оформив все сильнейшие сцены в качестве отдельных историй, но не связывая всё это в единый художественный текст и не разбавляя важную суть бесполезной текстовой водой. А так получилась ни рыба и ни мясо, ни лошадь и ни тигр, а какая-то полулошадь-полушлюз, сиречь хероборная душная солянка из говна, крови, уголовников, блатарей, потрахушек, кровавых чекистов, людоедского Сталина, карикатурных фашистов, — словом, Астафьев сварил то, что было модно варить в девяностых.

А чего ж он раньше-то молчал и не решался так откровенно высказаться? Ах, ну да: при СССР ему за книги платили деньги-денюшки, его печатали и награждали, вот и приходилось, видимо, смиряться, через силу принимая все дары от такого ненавистного Виктору Петровичу советского режима. Не знаю, право слово, не знаю я точно, как мне относиться к этому творцу… Очень уж двойственные у меня ощущения, очень уж он сомнительный писатель, особенно на закате своей литературной карьеры.

Короче говоря, я не смог дочитать недописанный magnum opus Виктора Петровича, и не уверен, вернусь ли однажды к этому произведению. Скорее всего, что вернусь, но пока сил и желания на это нет. Что-то вроде избранных цитат, глав, кусков из всего текста я бы прочитал и впитал (раз уж нет и не будет отдельных рассказов), но вот если начинать всё сначала и снова тратить кучу времени на эту тягомотину... Жалко. С другой стороны, никто, кроме меня, эти избранные куски выделить не сможет; так что, видимо, придётся-таки возвращаться когда-нибудь к этой книжке. Ведь сложно остаться равнодушным к подобным замечаниям автора:

Странное чувство, когда хороший (вроде бы) автор под конец жизни написал мутную нудятину, а ты всё равно пытаешься найти в ней плюсы и причины, почему её придётся перечитывать. А может, вовсе и не стоит оно того? Может, лучше ещё раз просто открыть «Затеси»? Открыть и погрузиться в интересно написанные, короткие и точные истории, а не терзать себя последней книжкой когда-то великого, но исписавшегося творца… Так я сейчас считаю, но до конца всё равно не уверен. И хотелось бы мне услышать иные точки зрения, аргументированные и связные. А пока что остановлюсь на этом.

Они душе не принесут покой. Жизненный «Мартин Иден» Джека Лондона.

Привет, буквоеды. На сей раз я напишу, почему «Мартин Иден» Джека Лондона — одна из моих любимейших книг. Дополнительно замечу, что этот текст вырос из личной переписки с моим хорошим подписчиком; текст я расширил и отредактировал, а попутно освежил в памяти содержание книги. Спасибо тебе, Григорий!

Говоря совсем коротко, книга Лондона многослойна, потому прекрасна, потому мне и нравится. Если времени у вас в обрез, дальше можно не читать, — лучше я уже не сформулирую. А теперь хочу пройтись по главным пунктам и слоям, которые я заметил и выделил в этом произведении.

***

Во-первых, путь настоящего писателя. Джек Лондон точно и верно показал кривую дорожку писательского успеха; это когда человек много, долго, упорно и безызвестно трудился в литературе, горел идеей поделиться с миром чем-то важным и вечным (но нищенствовал и оставался непонятым практически всеми вокруг), и в итоге всё же дошёл до денег, признания и славы, которые ему были так желанны поначалу, а потом принесли одно лишь разочарование в мире и людях.

Интересно тут то, что Мартин к моменту славы уже сломался психологически, выгорел и истощился, а вся известность и деньги его совсем не радовали; наоборот, его даже обижала собственная популярность. В книге ближе к концу рефреном идут мысли Мартина, мол, я написал свои лучшие произведения, когда ещё был неинтересен вам и презираем вами, и вам тогда было наплевать на меня; вы отторгали меня и не печатали в журналах, не звали бессонного оборванца на свои торжественные обеды, зато сейчас вы носите меня на руках, потому что это вдруг стало модно; но моя работа была сделана ещё тогда, когда я был беден, голоден и закладывал единственный костюм, чтобы раздать долги за еду... И так далее.

Джек Лондон здесь намеренно ломает любимый штамп многих популярных творцов и наивных потребителей, что называется «работай как чëрт, и обязательно достигнешь успеха и счастья». Лондон рушит этот стереотип и говорит иное: успеха как творец (или как человек вообще) ты, возможно, однажды и достигнешь, только вот маловероятно, что он принесёт тебе счастье; не принесёт, если ты не готов к счастью внутренне и не нашёл себя (а фальшивые ключи к этому ныне хорошо продают инфоцыгане), если не достиг внутренней гармонии (ещë один выгодно продающийся пунктик), если не способен отдыхать и абстрагироваться, если окончательно запутался в своих воззрениях на жизнь и не можешь примириться с вечным окружающим несовершенством («если остаёшься, то не сетуй», — писал Эпиктет).

Если всё это через «не», тогда после материальной сбычи мечт тебе остаётся один неизбежный вариант: глубокое разочарование во всём и усталость от всего, то есть «Синдром Мартина Идена». Или, как альтернатива, остаются пресловутые инфоцыганские курсы, после которых ты не только разочаруешься и устанешь, но и последних денег лишишься.

Однако современному среднему жителю третьей планеты всё равно гораздо ближе идея, что лучше плакать в новеньком «Мерседесе», чем смеяться в таксишном «Солярисе». И все мои слова вряд ли кому-то откроют глаза, потому что я и сам как уставший, не готовый к успеху Мартин Иден (без его славы и финансов, зато с растущим разочарованием в мире и жизни), — значит, говорю честно и без надежды на что-либо.

Самообман, чрезмерная деструктивная любовь к материи, лицемерная духовность, омертвение души в неоновом мире трансов, цинизма, наркотиков, порно, войн и рекламы, — куда ж человеку без них? Уже никуда. Одни деньги у всех на уме, один суперкомфорт и приятненькая жизнь, как у толстовского Ивана Ильича или как в «Неуместном человеке» Йенса Лиена. Мы живём в мире материи, и отказаться от неё могут единицы, исключения. Мартин Иден здесь оказался таким исключением, так как смог вырваться из гибельной ловушки материи, правда попал он уже в гибельную ловушку идеи (я оперирую этими терминами свободно, вне рамок фиксированных понятий).

Иден писал лучшие свои творения ради идей, а не мирской выгоды, но эти же идеи и отравили его разум, а от контраста идей и реальности пришло разочарование; с этим человеком случилось экклезиастовское «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Именно скорбь победила лондоновского моряка, как победила она и многих из тех, кому ещё бы жить да жить, творить и творить, а и они всё туда же: ушли в открытую дверь Эпиктета, потому что им не понравилась эта глупая бесчестная игра и они сказали: «Я больше не играю». Мартину Идену надо было бы замолчать на пару-тройку лет, наполниться солнцем южных морей, а не вот это вот всё...

Эпиктету идеологически вторит и китайский поэт Ли Бо. В цикле «Дух старины» он писал так:

Без внутренней гармонии, спокойствия, любви к жизни человеку ничего не нужно, и ничто материальное человека не может обрадовать, — таков вывод Джека Лондона в «Мартине Идене». С этим явлением столкнулся главный герой книги, и автор убедительно показал, чем заканчиваются подобные стремления к успеху, даже если такой успех, фиктивный и лицемерный, действительно удалось поймать в свои сети.

***

Во-вторых, линия любви Мартина к девушке по имени Руфь. Линия эта тоже нестандартная, нешаблонная, потому как Иден всё же увидел (пускай и довольно поздно, да ещё и с чужой помощью), что Руфь была лишь ограниченной буржуйкой, типичной представительницей местной илитки, в которую он когда-то влюбился, потому что восхищался её знаниями, образованием, утончённостью; она же его совсем не любила (считая Мартина кем-то вроде непредсказуемого «бульдога»), её привлекала в Мартине животность и экзотичность, — ну ещё бы, неотëсанный влюблëнный моряк, читающий Суинберна и пишущий какие-то статейки и сонетики!

Грубо говоря, Руфь было интересно общаться с Мартином из-за его коренного отличия от всех тех, кого она знала ранее; любовь с её стороны если и была, допустим, то была она очень специфическая, ведь Руфь хотела вылепить из Мартина удобного ей, конформного её обществу и лояльного илитке человека. Словом, Руфь желала лишить Идена его фонтанирующей самости, превратить необычного моряка в мертвоглазого уродца, пыхтящего над конторскими бумагами и берегущего каждую копейку «прямо как мистер Батлер».

Мистер Батлер и моряк Иден — это два полюса, и «вместе им никогда не сойтись», как у Киплинга никогда не сойдутся Запад и Восток. И не стоит пытаться вылепить из одного — другое, называя это любовью. А Руфь пыталась. Снова вернусь к мыслям про мистера Батлера:

Почему линия любви у Лондона нетипичная? Я думаю так: по обожаемому массами стандарту Мартин и Руфь должны были бы или сыграть свадьбу на всём готовом (плачущая от счастья родня Руфь, круглый счёт в банке, успешный Мартин по блату работает на успешного папу Руфь), или бы Руфь сбежала с Мартином и они бы строили рай в шалаше (что называется, любовь вопреки). Оба стереотипа живут в массовой культуре, причём второй, кажется мне, гораздо распространённее.

Однако Джек Лондон обошёл подобные шаблоны массовой культуры (которые, тем не менее, тоже реальны и пусть редко, но встречаются в нашем мире), и показал всё так, как оно и должно было случиться при всём заданном контексте и тоне произведения. К слову, я думаю, что сам Мартин не справился бы с пониманием сущности Руфь, и в этом моряка направлял его друг, Расс Бриссенден. Именно Бриссенден зародил здравое зерно сомнения в романтическом идеализме Идена, и Иден, как человек рациональный, всё же смог сдёрнуть любовную пелену со своих глаз и увидеть подлинную картину.

Да, кстати о картинах. В самом начале книги есть сцена, где Мартин издали смотрит на красивую картину, что-то там про море, шторм, лодку. Потом он подходит ближе, и картина оказывается какой-то «неряшливой мазнëй». Вот и его любовь к Руфь оказалась такой же идеалистической, обманчивой, была внушëнным самому себе образом светлой и чистой девушки. Когда же Мартин «приблизился» к Руфь в ходе общения с ней и взаимодействия вообще, он с ужасом увидел, что его любовь оказалась до обидного обычной «картиной с фокусом».

***

В-третьих, социальная линия: Бриссенден и Мартин. Как я уже отметил, первый открывает глаза на мир и общество второму. По сути, Бриссенден тоже не хочет жить в тамошнем обществе, он не хочет играть по принятым правилам и пытается диктовать свои. Даже несмотря на то, что Расс явно симпатизирует социалистическим идеям, он остаётся разочарованным и беспомощным интеллектуалом, а потому тоже уходит в открытую дверь Эпиктета.

Расс не лечится и позволяет туберкулёзу долго омрачать свою жизнь, но перед смертью Бриссенден всё же пишет поэму «Эфемерида», которую не хочет публиковать, считая это занятие равноценным метанию бисера перед свиньями. Приходит время, и Мартин понимает своего друга, признаёт его правоту и, по сути, идёт его же путём. Бриссенден говорил Мартину так:

Что тут сказать? Лондон поднял и раскрыл вечную проблему творца и толпы. Те, кто с восторгами носят творца на руках сегодня, завтра скинут его в грязь и дерьмо, растопчут и запинают, а потом преспокойно пойдут сотворять себе нового кумира. «Мы любим то, что завтра на полу растопчем», — писал я в одном из старых стихотворений. А Максим Горький ещё на исходе двадцатого века написал притчу о Данко, — что это, как не судьба любого сильного и гуманного человека с прометеевским огнём творчества внутри?

Дам слово Бриссендену:

Вот и Мартин Иден как персонаж относится к этой же категории творцов, которым суждено быть развенчанными или отравленными. Думаю, толпа быстро бы низвергла Мартина с литературного Олимпа, забыла бы, оклеветала, — но он их всех опередил и ушёл, хлопнув дверью. Скорее всего, так оно и всё равно случилось после самоубийства Мартина, но ему уже было без разницы. Пошумели, посплетничали, опошлили, забыли... И только искры его горящего сердца остались мерцать в глубине океанов и морей; говорят, в тихую морскую ночь можно изредка увидеть эти искры в грустных глазах китов и дельфинов.

***

Личностный рост Мартина тоже интересен, пусть это будет в-четвёртых. Из простого работяги он стал умелым писателем; из наивного дурачка дорос до ницшеанца, а потом до социалиста, но и то не до конца, оставшись ни рыбой, ни мясом. Проще говоря, Идена кидало из стороны в сторону, он путался и ошибался в мыслях и идеях, он обдумывал разные философии и видел, как они работают на практике. Всё это делает Мартина живым человеком, а не просто литературным персонажем.

Пятое: доброта Мартина и умение дружить по-настоящему. Марии Сильва он подарил дом, для Джо — купил прачечную. В общем, Мартин помог всем, кто помогал ему, сдержал все обещания, даже несмотря на то, что ему никто особо не верил, считая его слова проявлением добродушия и попыткой убедить себя, что когда-то у простых людей всё будет хорошо. А Мартин всё равно достиг успеха, выполнил все обещания и ушёл на покой.

Шестое и последнее: реальная жизнь работяг. Глава про работу Мартина и Джо в прачечной — это квинтэссенция жизни пролетариата, в том числе и нынешнего: упахался на работе и нажрался в выходной. Что-что? Саморазвитие? Умное кино? Книжки? Беседы на глубокие темы? Хрен там плавал. Я временно работаю рыбаком в море и наблюдаю всё точно то же, что описано у Лондона, и так же слышу те же разговоры, участвую в таких же пьянках выходного дня, как лондоновский Джо, хоть и пытаюсь больше читать, больше смотреть и не бросать начатое хобби (блогерство и озвучка).

Рабочий человек загнан в ловушку, из которой изредка выпрыгивают лишь единицы вроде Мартина Идена. Судьба остальных работяг в том, чтобы работать на износ и нажираться в любой подходящий момент, а к старости добраться измученным и выжатым бедолагой, которого работодатель рано или поздно выкинет на нищую пенсию. Потому пролетарий пьёт, чтобы забыться, и ворует, чтобы как-то дополнить свою убогую зарплату и хоть немного улучшить жизнь. Цитата:

Не спорю, с появлением интернета ситуация чуть изменилась, и всем людям доступны видео, посты, книжки... Кто-то из рабочих пользуется интернетом ради саморазвития, но тупить в телефоне на работе и потом вечером напиться всё же проще и удобнее, это обманывает, отвлекает и расслабляет. Иными словами: «Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло», как писал Чарльз Буковски (ещё один мой любимый писатель).

Отличие, правда, в том, что Буковски-то не только пил, но и книги читал-писал, а среднестатистический простой рабочий Иван из города Тверь лишь пьёт, жрёт, смотрит тупые фильмы и обсуждает скучные темы. Но только ли этот Иван виноват? Что это, как не точное попадание Джека Лондона в суть рабочего человека, загнанного праздным классом в безвыходное убогое положение и намеренно доведëнного до полускотского образа жизни?..

***

Подведу итоги. Отличная история получилась у Лондона; как ни крути, этот роман со всех сторон жизненный (но вряд ли жизнеутверждающий). Для меня этот роман уж точно отличный, актуальный и наболевший, потому как в Мартине Идене, его мыслях, карьере и судьбе я во многом вижу себя.

И сомневаюсь, что я тут один такой.

Всё в игры играешь?

Музыкальное настроение: Frank Sinatra — That's life.

Ранняя весна оказалась лучшим временем, чтобы прочитать «Игру в классики» Хулио Кортасара. Солнечным летом я не осилил бы подобное чтение (разжижает радость жизни унынием), зимой, думаю, тоже (сгущает уныние до предельной концентрации). Потому либо ранняя весна, либо осень — сезоны ни туда, как говорится, ни сюда. Самое подходящее время, короче, чтобы сидеть такому загадочному мне, загадочно почитывать Кортасара и смотреть потом загадочно на море, где волны гасит ветер. Ещё бы сигаретку и кофе для комплекта, но я больше не курю и у меня стоматит уже месяц.

Главный герой книги — европейский интеллектуал Орасио Оливейра, скучающий в жизни и не находящий себе места в ней. Он переехал из Аргентины во Францию, а потом уехал обратно, не прижившись среди французских туманов и дождей. Пока он жил во Франции, его везде ждали ловушки: в отношениях, в дружбе, в быту. Ему было скучно жить и он не видел выхода из ситуации, кроме как в очередной раз заняться каким-нибудь интеллектуальным онанизмом, всё думая над текущей сутью вещей и времени, оставаясь лежачим камнем. На родине ему тоже скучно, а ещё его там преследуют призраки прошлого и фантомы настоящего, от чего становится только хуже. «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места», — стихотворение Геннадия Шпаликова хорошо описывает ошибку Оливейры, которому, наверное, стоило остаться в Париже или переехать куда-то в иное место, но не на родину.

Парижским стилем жизни Орасио Оливейра добровольно отпустил (или принудительно потерял) всё: женщину, друзей-интеллектуалов, даже комнату в Париже — и ту он отдал другу. Осталось ему только вино, чай мате, сигареты «Голуаз» (которые курил и сам Кортасар, а ещё Камю и Сартр) и занудная экзистенциальная тоска. В одном из старых стихотворений я писал так: «Я — маленький берёзовый листок на осеннем ветру двадцать первого века». Вот и главный герой Кортасара — такой же берёзовый листок (не знаю, растут ли в Аргентине и Франции берёзы, но допустим), которого мотает унылым ветром двадцатого века. Выражаясь менее поэтично, Орасио Оливейра — это говно в проруби; он так же дрейфует по воде, отдавшись воле ветра и течений, и так же воняет, если ткнуть его палкой.

«Игра в класскики» наполнена этими бесплодными скитаниями героя: он живёт с женщиной, но теряет её после смерти ребёнка (Орасио первым заметил, что малыш помер, но выжидал момент, пока мать сама обратит на это внимание); он ходит-бродит по Парижу в надежде развеять скуку и увидеть что-то интересное, но субъективно интересного в Париже оказалось мало; он идёт на концерт к полубезумной бабке, что играет какофоническую солянку из чужих произведений, а потом благонамеренно провожает её до дома из лучших побуждений скрасить её одиночество и тоску, но бабка не зря полубезумная... Думаю, образ персонажа примерно понятен: европейский закомплексованный интеллектуал из разряда «депрессия — моя профессия, а солнце — долбаный фонарь».

Вообще, я не устану вспоминать книги своей юности, через которые я открыл мир экзистенциальной литературы: «Посторонний» Альбера Камю, «Тошнота» Жан-Поль Сартра и «Степной волк» Германа Гессе (взял их за основу; в памяти также всплывают «Голод» Кнута Гамсуна и «Да здравствует фикус!» Джорджа Оруэлла, например). Я не литературовед и не знаю всех сходств и различий между данными текстами, но кортасаровская «Игра в классики» мне их сильно напомнила. Правда, есть тут одно немаловажное «но»: книжки Камю, Сартра и Гессе можно прочитать буквально за вечер-другой, в них всё очень сжато, компактно, лаконично. Прочитать, проникнуться, опять прочитать...

А вот Кортасар растянул историю блужданий Оливейры по миру на 600 с лишним страниц, от чего рано или поздно становится невыносимо скучно. Опять же, как тяжко было людям без интернета: блог не заведёшь, опубликоваться можно только на бумаге (газета, сборник и прочее), а значит, если ты хочешь выговориться (и заодно испытать терпение читателя), то совмести одно с другим: блог о жизни и литературе с историей про грустного одинокого мужика. Как нельзя лучше кредо блогерского и писательского потока сознания сформулировано в главе 82. Это, мне кажется, в принципе характерная черта подобной писанины (так называемого антиромана): постоянно отвлекаться на стороннюю болтовню, слабо вплетая её в общий сюжет, но как-то рисуя контекст эпохи, персонажа, города. С другой же стороны, будь у Кортасара уютненький бложик, он и книгу такую вряд ли бы написал, растратил бы талант на отдельные посты про музыку, литературу и искусство. Прям как это делаю я! Ха. Ха. Ха.

К счастью, от Камю, Сартра и Гессе не успеваешь экзистенциально устать. К сожалению, Кортасар с какого-то момента начинает прям душить душной духаторией. Кого-то из читателей расстроил переезд Оливейры в Аргентину, где скучно и герою, и читателю, а я же устал от Орасио ещё до его возвращения на родину. Мужик ходит, ноет, ноет, ходит. Идёт дождь, в нём можно прятать слëзы. Ах, Мага, моя прекрасная Мага, мы встретились с тобой как две пылинки бытия в этом холодном бездушном мире, где «гибкость спин важнее гибкости ума»... Чертовски красиво ноет мужик, по-эстетски интеллектуально, с «Голуазом» в зубах и винишком, под джаз и болтовню об искусстве, но всё-таки ноет. Ему бы паблик завести и выкладывать там ванильные цитатки.

Конечно, «Игра в классики» — роман экспериментальный (или антироман, или псевдо-экспериментальная не-литература и прочие языковые выверты); также допускаю, что я тупой кривозубый крестьянин и совсем не выкупил смысла книги. Но я во многом понимаю героев упомянутых произведений, я сам во многом такой же посторонний тошнотик (в творчестве это отразилось в моих рассказах и единственной повести, где я тоже напихал всяких красивостей и болтовни), однако пустопорожняя трепотня Кортасара в «Игре в классики» мне зашла, что называется, лишь отдельными местами. Да, язык автора красив, он очень образный и тэдэ, есть атмосферность, есть дух и эмоция, но говорю же — ближе к середине от этого концентрата устаёшь. Вероятно, надо было читать дозированно, правда в таком случае дождливо-блюзовая история Орасио Оливейры выветрилась бы из головы быстрее, чем свежий ветер разгоняет туман.

«Игра в классики» для меня — книга о человеческом одиночестве, отстранённости, отделённости меньшинства от мира, тошноте мещанской жизни (сиречь жизни большинства) — и абсурдности нашего бытия в целом. Ничего нового нет под солнцем и луной, знаете ли. И ничего нового я не прочитал в этой книге. Главный герой Кортасара не может придумать личный смысл жизни, оттого и страдает. Тут опять ничего нового: обычный сорокалетний мужик с кризисом среднего возраста. В лагерь большинства он попадать не хочет (до поры, видимо, и фикус на окне ещё ждёт своего часа), а в компании меньшинства ему слишком тяжело и уныло, слишком бесплодно и так же абсурдно, как и везде.

Книга Хулио Кортасара — это экзистенциальная проза, затянутый текст про затянутую «жизнь», и далеко не всем такая проза понравится. Даже симпатизируя герою Кортасара и более-менее понимая его, рано или поздно придёшь к тому же выводу, что и, видимо, сам герой: если не смириться с этим светом, остаётся только тот свет. Там и мирись тогда... Но людям, внутри которых идёт дождь, «Игра в классики» понравится. Мне, несмотря на всю критику, чтение в целом понравилось, но восторга не вызвало. Восторг остался с Камю, Сартром и Гессе. Но эту книгу, в принципе, можно и нужно читать как минимум для общей эрудиции. А лет через -дцать её нужно перечитать.

Ещё пару слов о метафоре названия. Метафора игры в классики мне видится шире, чем только структура данной книги. Читатель здесь «скачет» по цифрам глав, указанных автором в начале, но ошибочно замечать только это. Прыг-скок, с двадцатой главы в семидесятую и обратно, и так далее. Тем не менее, более глубокий слой игривой метафоры таков: игра в классики — это вся человеческая жизнь. Можно сюда приплести и пафосную ерунду вроде: игра в классики — это отчаянная попытка человека обрести Бога, скитаясь и бродяжа по миру, но я этого делать не стану. Оставлю такую возможность другим, более одухотворённым читателям с очень богатым внутренним миром, которые точно впитают всё так, как того бы хотел автор. Таких водянистых отзывов о книге я уже начитался: ах, глубина, ах, сила и мощь...

Хаос бытия, неподконтрольный пониманию человека, заставляет последнего играть в классики. Хочет он того или нет, а играть надо: прыгать по «квадратам» жизни, пытаясь «набрать очки» и «победить» в этой игре. Но победителя здесь нет и быть не может. Жизнь заканчивается смертью и пустотой; «всё грустно, всё очень грустно: живём как идиоты и в конце концов умираем», по словам Чарльза Буковски. Игра в классики — это придумка человека, созданная в его попытке упорядочить хаотичный мир. Иного не дано. Все мы так же играем в классики, как играл Орасио Оливейра в книге Хулио Кортасара. И одно из известных и непреложных правил этой игры заключается в следующем: нужно добровольно забыть, что эта игра — такая же безальтернативная ложь, как и плетение «колыбели для кошки»; а если забыть не можешь или не желаешь — мучайся и терпи; или войди в открытую дверь Эпиктета.

Но раз уж победить в классиках нельзя, быть может, стоит придать жизни субъективный смысл? Очевидная банальщина, ага. Но ведь и «Миф о Сизифе» Камю был, как я понимаю, всё о том же, да и библейская «Книга Экклезиаста» (прародитель экзистенциальной литературы) тоже. Зачем вечно унывать, если от уныния ровным счётом ничего не изменится, и если в унынии человек подобен бессильному конунгу Теодену под властью Гримы Гнилоуста и Сарумана?

P. S. «Прямо сейчас вы — будьте счастливы.

Прямо сейчас закончится прямо сейчас, увы.

Прямо сейчас вы — будьте счастливы.

Ибо потом — только гробы, гробы, гробы». (с) 25/17 — «Будьте счастливы».

Листья скрючены в форме секир.

После того, как я прочитал биографию Говарда Лавкрафта «Лавкрафт. Я — Провиденс», написанную Сунандом Джоши, меня заинтересовали ещё два писателя: лорд Дансени и Эдгар По. О последнем сегодня и расскажу, так как про Дансени ничего пока не знаю, а его сборники рассказов ещё ждут своего часа. А вот По — иное дело. Его я немного читал в юности, а недавно прикупил прекрасное полное собрание сочинений от издательства «Иностранка». Которое теперь и осваиваю, дозированно наслаждаясь строками Эдгара По в отличных переводах на русский язык.

Разве может оставить равнодушным знаменитое начало «Ворона» в переводе, например, Дмитрия Мережковского? Цитирую:

«Погружённый в скорбь немую

и усталый, в ночь глухую,

Раз, когда поник в дремоте

я над книгой одного

Из забытых миром знаний,

книгой полной обаяний, —

Стук донёсся, стук нежданный

в двери дома моего:

«Это путник постучался

в двери дома моего,

Только путник —

больше ничего».

Или, может, не замечательно маняще начало непонятого публикой «Юлалюма»? Цитирую в переводе Валерия Брюсова:

«Скорбь и пепел был цвет небосвода,

Листья сухи и в форме секир,

Листья скрючены в форме секир.

Моего незабвенного года,

Был октябрь, и был сумрачен мир.

То был край, где спят Обера воды,

То был дымно-туманный Уир, —

Лес, где озера Обера воды,

Ведьм любимая область — Уир».

Думаю, на этих моментах с цитированиям отсеялись те, кто не хотел, и навострили уши те, кто хотел. Что ж, давайте плавно переходить к основной сути, которую я мог бы донести до читателя.

Вообще, в заметках про известных людей я часто пишу нечто вроде: я мало знаком с творчеством N, но хочу вам сказать следующее... И всё в таком же духе. Как так получается? Да просто: о ком-то слышал, где-то что-то прочитал, но времени и сил по-научному копаться в каждом отдельном случае у меня нет, а высказаться хочется. Вот и «иное дело» Эдгар Аллан По относится для меня к этому случаю. Так как, хоть я и читал его произведения, но о личности знал только то, что он был нищим и имел проблемы с выпивкой. Книга, должная заполнить этот биографический пробел, нашлась в моей домашней библиотеке.

В серии «Жизнь замечательных людей» около десяти лет назад вышла работа Андрея Танасейчука. Называется «Эдгар По: сумрачный гений». Перед нами — типичная книжка серии «ЖЗЛ» в хорошем смысле слова «типичная»: достаточно подробная (но и компактная), интересно написанная, с цитатами из источников, авторскими обобщениями на основе фактов и так далее. Книга не без минусов, конечно, но за всей массой текста мелкие недочёты быстро забываются (так, на 363 странице утверждается странное «разумеется, (...) перевод лучше оригинала», — пожалуй, самая «грубая» фраза, резанувшая мне глаза).

Конечно, по детальности изложения данная книга проигрывает той же монструозной биографии Лавкрафта от Сунанда Джоши. Но это ладно: Джоши бывал временами зануден и слишком погружался в детали, чего Танасейчук сумел избежать. Жизнь Эдгара Аллана По, его отношения с родными и друзьями, контекст и характер «романтической» (не знавшей ещё мировых войн) эпохи 19-го века показаны, на мой взгляд, хорошо, и отлично рисуют портрет По. Портрет сложный, комплексный и дающий право воспринимать его с какой угодно стороны.

Именно на основе книги Танасейчука я и сделал некоторые выводы про этого знаменитого американского поэта. Итак, что можно про него сказать?

Во-первых, ранние годы. Приёмный ребёнок в обеспеченной семье, росший в достатке и любви (со стороны приёмной матери так уж точно), Эдгар По мог бы стать не только великим литератором (которым он и стал, но не благодаря, а вопреки), — при должном стечении обстоятельств он стал бы хоть президентом, хоть важным министром или великим учёным. Но так уж получилось, что единственным достойным для мужчины занятием По считал литературу, — и эти принципы отстаивал с самой юности. Принципиальность и упёртость ещё много раз аукнутся молодому поэту, и в книге всё это хорошо показано.

Так, среди прочего, принципиальность повлияла на отношения Эдгара с приёмным отцом, который, разбогатев под конец жизни, всё же не завещал сыну ни копейки. Больно читать эти главы про отношения юного Эдгара со своим отцом. Думаю, будь его отец менее чёрствым человеком, он дал бы сыну возможность стать литератором, кем тот и хотел быть. А не давил бы на него, мол, отчисляйся из университета, поступай в военную академию, иди работай как нормальный человек и всё в том же духе. Кто знает, как ярко разгорелся бы талант Эдгара По, если бы он получил полное образование в университете? Всего-то делов было оплатить долги студента и дать ему возможность учиться (деньги у отца на тот момент уже были, и очень солидные).

Больно читать отчаянные письма Эдгара к отцу, где тот молит родителя выслать немного долларов на жизнь и творчество. По, конечно, в отношениях с отцом и сам был во многом виноват, часто дерзил и вспыхивал, но кто должен быть мудрее и великодушнее: взрослый состоявшийся мужчина или идеалистический юнец-романтик? Неужели нельзя было простить сына и уж хотя бы в завещании дать ему финансовую «путёвку в жизнь»?.. Раз уж ты образования ему не дал, так дал бы хоть возможность не голодать во взрослом возрасте...

Во-вторых, дальнейшая судьба поэта. Несмотря на все трудности, По не сдавался и продолжал писать: сначала только стихотворения, потом уже и рассказы. Он, как говорится, падал и снова вставал, падал и вставал. Нищета, голод, непризнанность не смогли сломать молодого писателя. Он продолжал писать, несмотря ни на что. И так, мало-помалу, он становился известным в литературных кругах, параллельно набирался жизненного опыта и наблюдений (учился в университете, служил в армии, снова учился — уже в военной академии), устраивал личную жизнь (сначала романтические встречи и переписки с многочисленными возлюбленными, потом женитьба на двоюродной сестре, далее, после смерти супруги, снова переписки и подготовка ко второй свадьбе).

Настойчивость и следование принципам не только аукались Эдгару По, — они ему ещё и помогали. Очень интересно следить за тем, как писатель раз за разом пытался пробиться в мир литературы. Такой настойчивости можно только позавидовать, но она же с ним, повторюсь, играла и злую шутку.

В книге это свойство характера писателя метко названо «бесом противоречия» (как По писал, скорее всего, про себя же, в одноимённом рассказе). Вот он уже благодаря упорству достиг успеха и устроился редактором в журнал, но нет — надо запить и бросить всё, переживая из-за болезни жены и впадая в затяжную меланхолию. Вон он уже написал знаменитого «Ворона» и литературный мир взорвался восторгами, но нет — надо «зазвездиться» и разругаться почти со всеми коллегами, давая им поводы отомстить (сплетни, переслухи и салонный трёп долго витали при жизни и после смерти поэта). Вот он уже нашёл богатого поклонника своего творчества, готового оплатить запуск нового журнала, о котором По так мечтал, но нет — надо в итоге сорваться, снова запить по-чёрному, спутаться с какими-то бродягами и умереть в больнице, бредя и страдая...

В-третьих, творчество и влияние на потомков. Опять же, возвращаюсь к вопросу о настырности, принципиальности и следовании личному идеалу. У Эдгара По были в жизни периоды, когда он работал в журналах. В том числе был период, во время которого По получал очень хорошие деньги и числился у владельца журнала на хорошем счету. Казалось бы, сиди себе тихо, редактируй и пиши критику; становись тем, про кого Джек Лондон в «Мартине Идене» писал что-то вроде: литературные критики — это неудавшиеся писатели. Словом, убей в себе писателя и будь критиком на хорошей зарплате — у По была такая возможность. Может, высокие доходы и жену бы позволили вылечить от туберкулёза, и поспособствовали бы социальному упрочению семьи По (муж, жена, тёща). Домик бы купили, гостей бы звали, по выходным писал бы что-нибудь...

Но нет, всё это ограничило бы личностную и творческую свободу. Бес противоречия и тут сыграл злую шутку с писателем: По уволился с сытной должности и ушёл в «вольное плавание». То есть вернулся обратно в нищету, грязь и холод съёмных халуп, где приходилось ютиться его семье. Опять были взлёты, и опять были падения. И снова стоит заметить, что тот же самый «бес противоречия» помогал По делать удивительные литературные открытия: из детективных историй По во многом вышли, по всей видимости, Артур Конан Дойл и Роберт Стивенсон, из фантастических — Жюль Верн и Герберт Уэллс, из мистических — Говард Лавкрафт и многие, многие другие. Я повторяю тут слова из книги Танасейчука, но склонен с ними согласиться.

В общем, жизнь Эдгара По — штука спорная и запутанная. Да, на жизненном пути он мог бы сделать что-то лучше, мог бы сделать так, а не иначе, и сделать иначе, а не так. Но, может, в том и заключается одна из особенностей настоящего гения: быть не от мира сего, быть слишком радикальным и принципиальным, быть запутавшимся в самом себе человеком, «кровью чувств» ласкающим чужие души? Быть таким — и умереть странно, глупо, в расцвете сил и на апогее славы? Я не знаю. Но согласен, что большое видится на расстоянии — вот потому спустя много лет творчество и жизнь американского литератора до сих пор вызывают интерес и порождают дискуссии и споры.

Иногда даже не верится, что где-то на свете существовали такие «ненастоящие люди» (фраза из моего рассказа «Записка»), как Эдгар По. Есть ли они сейчас, в век обесцененной информации, пластмассового человека и мира как супермаркет? Я не знаю. Где они пишут, эти ненастоящие люди, о чём они плачут, эти ненастоящие люди, зачем они страдают, эти ненастоящие люди? Я не знаю. Но хочется верить, что не все гении мира уже умерли, что есть ещё где-то такие же странные поэты и писатели, каким был Эдгар По.

Спасибо за юность.

Музыкальное настроение: Butterfly Temple — Возвращение.

Знаете, бывает жаль прощаться с какой-либо литературной серией. Остаётся гнетущее чувство, а также какая-то опустошённость, потерянность, что ли. Но не в случае «Ведуна» Александра Прозорова. Я читал эти книги с конца лета 2022 года по начало февраля 2023 года, стараясь не делать сильных перерывов. То есть, можно сказать, читал я их в одном потоке, и заодно писал свои рецензии на каждую прочитанную книгу цикла. Потому не вижу смысла снова расписывать все плюсы и минусы книг этой серии: ищите мои отдельные рецензии. А здесь же я бы хотел сказать следующее: «Ведун» — это, к сожалению, серия во многом неудачная.

Я взялся за эти книги, потому что помню их с юности. Тогда я их не дочитал, так как у моего друга их было всего штук восемь или десять. Теперь вот осилил все восемнадцать, и могу отметить: можно было бы сжать восемнадцать книг в десять, например, и читатель бы только приобрёл от такого чтения. Но автор решил иначе, и потому «начал за здравие, кончил за упокой»: первые книги про ведуна Олега идут в целом хорошо, интересно, бодро (где-то до «Медного стража» включительно, но с некоторыми оговорками вроде «Заклятия предков»).

Потом, после «Медного стража», последовала унылая тонна текста про борьбу Олега с уральскими колдунами за разноглазую девочку Урсулу, далее были несколько проходных сюжетов а-ля «повторение — мать мучения» (монголы, гунны, псевдоистория, логика вышла из чата и всё прочее присутствует там в чрезмерном количестве), ближе к концу писатель таки родил хорошую дилогию про девочку по имени Сирень, но в последней книге превратил Олега в какого-то влюблённого маньяка, одержимого богиней смерти Марой...

В общем говоря, я не пожалел, что прочитал все восемнадцать книг. Но продолжать этот цикл, я думаю, совершенно не стоит. Иначе Александр Прозоров совсем погрязнет в «ведунских» самоповторах и литературной жвачке.

Также мне хотелось бы отметить, что я бы с удовольствием посмотрел сериал по мотивам похождений ведуна. Почему нет? В книгах А. Прозорова можно многое найти, а последняя часть («Воин мрака») так и вообще написана очень кинематографично, что в принципе является фишкой этой серии. Если бы наши киноделы были больше киноделами, и меньше — говноделами, то они бы обязательно взялись за экранизацию приключений Олега Середина.

Вместо того, чтобы клепать очередные дегенератино-ублюдские «Ёлки», «Горько» и прочий массово-новогодний кал, с которого кормится BadComedian и прочие, мы вполне могли бы снять сериал «Ведун». Был же у нас замечательный «Охотник» с Евгением Цыгановым! «Охотника», кстати, хотели продлить на второй сезон, но по финансовым причинам не стали... Это говорит о многом: в том числе о том, что людям чаще всего не надо ни фэнтези, ни фантастику — им подавай блевотину с опальным Ургантом и «наша-рашанским» Светлаковым.

Короче, ладно. Если бы да кабы... Надеюсь, однажды я всё-таки увижу качественную экранизацию «Ведуна», где оставят основной приключенческий нарратив и обойдут стороной заигрывания Прозорова с псевдоисторией и задорновщиной. Хороший получился бы сериал. А данная серия книг — тоже, в общем-то, хорошая, несмотря на всё моё бурчание.

Спасибо за юность, Александр Прозоров.

После того, как я закрыл последнюю книгу про ведуна («Воин мрака»), у меня осталось смешанное впечатление. С одной стороны, книгу объективно ругать особо не за что: тут тебе и традиционные приключения, и временная размолвка Олега со славянскими богами, и центральный квест (захомутать богиню Мару и утащить её в своё время). С другой стороны, как уже верно заметили ранее, весь сюжет «Воина мрака» выглядит немного натянутым, сказочным и высосанным из пальца. Будто бы автор смертельно устал от придуманного персонажа и мира, и хотел уже поскорее всё закончить, не растягивая и без того растянутую серию ещё на стопицот водянистых продолжений.

Кроме того, привычные бои здесь уже не впечатляют (каюсь, но некоторые боевые сцены я проглядывал по диагонали: поднадоело читать страницы, кто, как и куда увернулся, и как Олег хитро подловил супостата и заколол своей саблей). Так же не впечатлил и основной сюжет: Олег в последней книге ведёт себя буквально как маньяк: вот вынь да положь ему Мару на блюдечке. Неужели другие женщины, пусть и не богини, больше не прельщают?

Ведь в настоящем времени Олега ждёт и зоолог Таня, и даже поехавшая альфа-самка Роксалана. Урсула слилась, конечно, ну да и бог с ней. Любовь ведуна к богине смерти, мне кажется, мотивирована слабо и больше похожа на помешательство. Та же Роксалана — и то бы стала лучшей женой, нежели Мара. Но, как известно, настоящие герои всегда идут в обход, и потому мы всю книгу наблюдаем за манией Олега к богине смерти.

Олег спорит с богами, даёт им лещей, заключает тайные сделки с другими богами — и всё это происходит так просто, естественно и бодро, словно ведун всю жизнь этим занимался... В общем, скучноватый сюжет получился. Да и линии персонажей не закрыты до конца: я так и не понял толком, что в итоге случилось с Роксаланой, как пошли дела у Тани, ну, и Олег с Марой тоже та ещё парочка: ранее говорилось, что в нашем времени Мара станет простой женщиной, но, тем не менее, в конце «Воина мрака» она по-прежнему повелевает духами, более не являясь богиней. Словом, хз, короче. Намутил автор всё в кучу, скомкал и объяснил для галочки, без аргументов.

Открытая концовка этой книги оставляет автору возможность написать продолжение. Никто сильно важный не умер, все счастливы. Но, надеюсь, продолжения не будет. «Ведун» — явно не тот случай, когда нужно доить серию до последней капельки. Тем более если учесть, что и доить там уже особо-то и нечего.

Резюмируя по книге, скажу: она получилась не сильно плохой, но и не сильно хорошей. Она просто есть. А заключение по всей серии я напишу отдельно.

Затворник из Провиденса.

Музыкальное настроение: Cradle Of Filth — Nymphetamine Fix feat. Liv Kristine.

Я мало читал рассказы и повести Говарда Лавкрафта: этого знаменитого мастера ужасов, отца космической хтони и просто хорошего писателя. Но мне повезло с ним в трёх отношениях: я его всё-таки читал (а это уже здорово), первыми его произведениями для меня были «Хребты безумия», «Тень над Иннсмутом» и «Зов Ктулху» (поздний Лавкрафт — ммм, вери найс гуд найс), а попали эти повести ко мне, когда мне было лет пятнадцать или четырнадцать, — лучшее время для такой литературы, так как запоминается она на всю жизнь. Да и игра «Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth» запомнилась мне до того, что до сих пор икается иногда…

В общем, я был приятно удивлён, когда узнал, что существует, так скажем, «лавкрафтология» — филолого-биографические попытки проанализировать и описать данного человека, его жизнь, творчество, контекст, дух времени и прочее. Многие авторы писали про Лавкрафта, в том числе и биографии. Но, я думаю, уже бесспорно, что в этой отрасли нет равных Сунанду Джоши — литературному критику, посвятившему львиную долю жизни на изучение творчества этого писателя. И вот на русском языке в 2022 и 2023 годах вышел монументальный труд Джоши «Лавкрафт. Я — Провиденс», который я незамедлительно прикупил и начал осваивать.

Хочу вкратце описать свои впечатления от этого тяжёлого двухтомника. Во-первых, конечно, стоит отметить интересный слог и качественный перевод книги: видно, что переводчики прям постарались. Я кое-что понимаю в переводе и могу представить, какую невероятную, титаническую и кропотливую работу проделали Марина Стрепетова и Михаил Востриков… Да им памятник поставить надо! Ну, или хотя бы сказать огромное-преогромное СПАСИБО за работу и качество.

Во-вторых, Сунанд Джоши. Этого человека я бы назвал подвижником фантастики и главным «лавкрафтианцем» из ныне живущих. Первый том биографии от Джоши я читал днём и ночью, несмотря на его внушительные объёмы, — оторваться, конечно, было можно, но с трудом. Прям как в детстве, знаете ли. Я так быстро «проглотил» первую книгу, что уже подумываю, что нужно бы перечитать её через пару-тройку месяцев. Для правильного усвоения. Вторая часть тоже прочиталась быстро, особенно мне понравился анализ поздних произведений Лавкрафта и описание последних лет его жизни. Страницы, где говорится, как и почему умер этот писатель, оставили на душе тяжкое чувство: это надо же, настолько разносторонний человек — и умер такой смертью, в нищете, голоде и холоде...

В-третьих, поразили подробность и глубина биографического исследования. Первую часть биографии я прочитал где-то за неделю. Вторую — примерно за тот же срок. Могу сказать, что впервые вижу настолько подробное исследование. Это даже не уровень «Жизни замечательных людей», а что-то ещё более дотошное, вплоть до дат, часов и мест. К сожалению, такая дотошность иногда вредит и выглядит лишней: начальные страниц двести-триста я, бывало, скучал от избытка мелких (на мой взгляд) деталей из жизни Г. Ф. Л. Ну, скажем, какие-то конкретные даты писем, или во сколько часов и минут Лавкрафт сел на поезд, или что он ел в кафе с друзьями, и так далее. Потом к таким деталям привыкаешь. Естественно, это лишь моё впечатление, и не факт, что при повторном знакомстве с книгой оно останется таким же.

Ну и, в-четвёртых, очень радует и то, что Сунанд Джоши не только описывает биографию Лавкрафта, не только вкратце пересказывает сюжет его рассказов и повестей, но и делает вполне конкретные, взвешенные выводы и обобщения. Позиция Джоши в отношении Лавкрафта аргументирована, продумана, крепка. Такой подход к изучению биографии и творчества радует, — вот правда, всем бы хорошим писателям таких же хороших биографов, как Сунанд Джоши. А то иной раз они такое понапишут, даже и в печатном виде, что хоть стой, хоть падай (пример тому — недавняя биография Александра Беляева в серии «ЖЗЛ»).

Также радует, что автор книги не стремится «отменить» мастера ужасов за расистские взгляды (от которых Г. Ф. Л. начал отходить ближе к концу жизни), не хочет выставить творчество затворника из Провиденса однобоким, глупым или пустым, и, что самое главное, Джоши не настаивает на своей точке зрения и не вдалбливает её в ум читателя. А ведь можно было бы: и «отменить» Лавкрафта (надеюсь, до этого современная культурка не докатится), и плюнуть на его могилу: мол, расист, шовинист, злобный антисемит, женоненавистник… Но Сунанд Джоши осторожен в выводах и оценках: он даёт аргументы и факты, а соглашаться с ними или спорить — дело каждого. Там же, где проскакивает сугубо личное мнение Джоши, нет и намёка на свой авторитет: мол, уж я-то знаю, как всё было — любую эмоциональную оценку Джоши, опять же, подкрепляет фактами, фактами и фактами.

Подводя итоги, скажу так: это исследование жизни Говарда Лавкрафта достойно быть в библиотеке любого человека, которому нравятся ужасы и фантастика; человека, который тоже задумывается над местом человечества во Вселенной; человека, осознающего: есть модное и преходящее, а есть — непопулярное и вечное. Книга Сунанда Джоши отлично раскрывает детство и юность, а также взрослые годы Лавкрафта; тут есть и анализ, и обобщения по творчеству и жизни, и нелицеприятные, но честные описания расизма, снобизма и пары других -измов мастера ужасов. Кроме того, Джоши подошёл к написанию биографии не только с качеством, но и с душой: на многих страницах этого двухтомника видна большая любовь к личности и творчеству великого писателя.

Рекомендую.

Это почему я такие большие заметки писал про предыдущие книги? Потому что книги те, как правило, были так себе... А про хорошую сказать особо и нечего: тем более потому, что и про хорошие книги цикла «Ведун» я уже высказывался ранее и в достаточном объёме. В общем, «Ведьмина река» мне понравилась. Соглашусь, что это в принципе одна из лучших книг цикла. Давно я не получал такого удовольствия от чтения этой серии. Почему?

Всё просто: у Олега Середина есть один главный квест, связанный с девочкой по имени Сирень. По пути с Олегом и Сиренью происходят сайд-квесты, через которые Сирень (озлобленная на мир и людей ведьма, погибшая в детстве и воспитанная духами русских лесов) изучает людей. Олег ей в этом деле, конечно, помогает: объясняет, рассказывает, показывает. В итоге ведьма очеловечивается, и книга заканчивается на радостной ноте с оттенками грусти. Помните, как я говорил, что Александр Прозоров умеет выписывать персонажей? Вот и тут так же. К ним привязываешься, и очень жаль потом прощаться.

Да и атмосферы автор накинул от души: тут тебе и разбойники, и людская неблагодарность, и людская благодарность, и жестокая осада русского города (с описанием того, что именно и как делают конные разъезды с беззащитными селянами), и героические жертвы простых людей во имя спасения других... Одно мне не очень ясно: почему Сирень сразу не применила свои способности, чтобы оборонить русский город? Ведь, напади медведи и рыси ночью на вражеский лагерь, к утру от булгар осталось бы лишь мокрое место... В книге есть ответ на моё «почему», но он меня как-то не впечатлил. Столько людей погибло напрасно...

Кроме линии про Сирень и Олега, есть ещё и линия в настоящем времени: поехавшая Роксалана пытает девушку, лишь бы «достучаться» до Олега сквозь века и годы. Я давно подозревал, что эта придурковатая фемка всё-таки придурковатая фемка (и не более того), да ещё и жадная до денег. У тебя и так батёк олигарх, куда ты лезешь-то, мразота?.. Золота ей захотелось, видишь ли, и ради него Роксалана пытает юную Ольгу, случайно попавшую под действие магического кулона ведуна... Ужасная история. Но, к счастью, и она заканчивается на доброй ноте, и Ольга посылает на три буквы эту жадную тварину. Я ошибался в Роксалане: она как персонаж подавала надежды, но «Ведьмина река» проявила её во всей капиталистической «красе» избалованной богачки.

Словом, отличная книга получилась у автора. Я очень рад, что не бросил данный цикл и решил дочитать его до конца. Александр Прозоров всё-таки не сдулся и не превратил «Ведуна» в литературную жвачку, как я ожидал и опасался. На очереди теперь последняя книга про Олега Середина. А «Ведьмину реку» рекомендую однозначно.

Ничуть не сомневаясь, ставлю «Полям доброй охоты» девять баллов. После жуткого душнилова предыдущих частей с блэкджеком и настырными братьями-колдунами, эта часть читается прям как бальзам на душу. Ещё в отзыве на «Врата смерти» я отметил, что та книга выглядит как возвращение к истокам. Что ж, «Поля доброй охоты» продолжили этот славянский вайб с мечами и магией, и большую часть книги мы читаем про классические приключения ведуна Середина.

Особо выделю начало: криповое предисловие про «дяденьки, а зачем вы мою ножку кушаете?» напомнило мне дилогию «Убыр» Наиля Измайлова. Так же не по себе становится, мурашки так же пробегают по нужным местам тела; правда у Измайлова в таком стиле две книги, а у Прозорова на полноценный хоррор тянет только пролог и, местами, лишь некоторые страницы. Но тем не менее. Жёстко плюсую за жёсткий пролог, дожёвывая мягкую куриную ножку!

Во «Вратах смерти» автор наметил историю девочки по имени Сирень, которая небеспочвенно озлоблена на мир и людей. Озлоблена потому, что однажды с ней очень плохо обошлись, и после смерти она стала чрезвычайно сильной ведьмой, повелительницей лесов, растений и животных. Я думал, история с несчастной девчушкой из «Врат смерти» тем и закончится: её разорвали местные селюки, хотя Олег и пытался спасти юную магичку.

Но в «Полях доброй охоты» стало ясно, что история Сирени станет основой для ещё нескольких книг про ведуна и компанию. Потому как в этой части Олег снова отправляется на Русь, чтобы извести злую ведьму, но в итоге... она зовёт его «папой», а он её называет «дочкой» и покупает ей обновки на местном рынке! Как так получилось? Читайте и узнаете. Без спойлеров тут не обойтись, а пересказывать сюжет я особо не хочу. Но вкратце скажу, что нарратив не ограничивается только лишь поиском и поимкой Сирени: есть тут и несколько дополнительных историй в стиле самых первых книг (забавно про похотливых русалок на празднике, кроваво про фальшивую Бабу-ягу и её сыновей, грустно про детей-сирот в лесной глуши, неприятно про старичков-паучков в мёртвом селе, многообещающе про тупа пажылого колдуна-болтуна)...

Богиня Мара, кстати, также фигурирует в книге. Олег хочет перенести Мару в наше время, где она должна стать простой женщиной и утратить магическую силу богини. Мара, конечно, много ерунды от смертных слышала, но ведун смог её удивить... Кроме того, никуда из повествования не делась и Роксалана. Из настоящего времени эта настойчивая тётка пытается достать Олега в прошлом, так как она, оказывается, его любит и ненавидит одновременно. Словом, отпускать Олега она не хочет: пусть, мол, на коротком поводке за мной таскается, скотина такая, а то сбежал, вишь ты, в свою древность... Ладно, признаю: Роксалана в «Полях доброй охоты» более-менее сносна, потому что её тут довольно мало. Боюсь, правда, что в последующих книгах она опять вернётся в сюжет на полную ставку, так сказать.

А может, всё-таки дать ей шанс? Как персонаж она оказалась вроде ничего, несмотря на моё первое впечатление. По крайней мере, дочка олигарха больше не ведёт себя как фимозная истеричка из первых книг с ней, а значит, она ещё сыграет свою немаловажную роль в жизни Олега Середина.

В общем, книга мне понравилась. Автор словно обрёл второе дыхание после долгого перерыва, и выдал то, за что мы и любим серию про ведуна Олега: приключения, битвы, быт, мораль, интересные ситуации и прочее. Ну, вы поняли. Жаль, конечно, что с обложками так вышло: последние три обложки серии рисовал явно другой человек, уже не дизайнер, а какой-то креакл-десигнер, и на плоды его работы (читай: «на это убожество») без слёз не посмотришь. Может, он и умеет рисовать, но с «Ведуном» дядя явно облажался. Мне вот очень нравились старые обложки «Ведуна«! Я люблю их ещё с юности, ведь там сразу было понятно: ты читаешь славянское фэнтези. А новые что? Какой-то сладкий петушок едет на мотоцииииикле, сладкий петушок куда-то бееееежииииит, сладкий петушок уныыыло сиииидииит... Да, мои оценочные суждения — они такие...

Короче, читайте «Поля доброй охоты». Не пожалеете.

Последнее произведение на тему войны миров — повесть Сергея Синякина. Если вкратце — перед нами довольно крепкая, бодрая вещь с хорошим сюжетом. Автор — бывший работник органов внутренних дел, подполковник милиции в запасе. Думаю, именно его профессия во многом (если не во всём) определила характер третьего нашествия марсиан на порядком подуставшую Землю…

Сергея Синякин написал повесть в жанре фантастического детектива. Главный герой по имени Валентин Гурский — оперативник ФСБ, которому начальство поручает расследовать загадочную пропажу гарнизона марсиан в провинциальном городке Сухов Волгоградской области. Казалось бы, это типичное начало типичного детектива, но нет — на мой скромный взгляд, повесть неординарная и забыта очень незаслуженно.

В чём же заключается «загадочность» исчезновения марсиан? Отвечаю: местные жители в основном любят и ценят ухающих пришельцев (а кто не ценит — тот молчит), и практически все признают, что марсианская власть — наиболее справедливая власть, которая вообще когда-либо была в Сухове.

То есть на первый, второй и даже третий взгляд целенаправленно убивать марсиан никто бы и не посмел — справедливость справедливостью, но в то же время все прекрасно знают, что марсиане тоже не дураки, и в случае преднамеренного доказанного убийства прислали бы карательную экспедицию, а на месте Сухова осталось бы выжженное пятно… В марсианском мире Сергея Синякина уже были такие случаи, и повторять их никто не хочет.

Как раз-таки здесь и закручивается сюжет «Третьего нашествия марсиан», и я могу гарантировать: если ты рискнёшь и прочитаешь эту повесть, она доставит тебе подлинное удовольствие. Впрочем, как и остальные четыре книги на тему войны миров. Но почему повесть стоит прочитать? Попробую объяснить.

Если братья Стругацкие описывали, как простой народ продался марсианам за пяток монет, почтовые марки и стабильность, то у Сергея Синякина всё это показано как-то более логично, что ли… Понятное дело — повесть АБС имеет философский уклон, и мне она очень нравится, но так же нравится и то, что написал Синякин.

Оправдывать захватчиков — дело трудное и, зачастую, — неблагодарное. Но в повести Сергея Синякина поступкам людей почему-то веришь безоговорочно, в отличие от философского размышления братьев-фантастов. Думаю, перед нами просто две стороны одной медали, и они одинаково интересны. Пускай же в защиту марсианского владычества выскажется один из персонажей «Третьего нашествия марсиан»:

Повторю вопрос из первой статьи на тему войны миров: тебе это ничего не напоминает?.. На мой взгляд, Сергей Синякин написал произведение, которое если не лучше, то почти на уровне повести АБС. В то же время, Синякин здесь оказался посерьёзней чем братья. Тема-то идейно всё та же — свобода или рабство, но автор предлагает читателю и прекрасные рассуждения про национальный менталитет русских, балует нас наблюдениями из личного опыта и прочее…

Сюжет повести лихо закручен, читается и выглядит он добротно. Вообще, для меня это второе знакомство с жанром фантастического детектива. Первым было «Расследование» Станислава Лема — о нём я, кстати, говорил в одной из предыдущих статей.

Как и Лем, Синякин здорово закрутил интригу в «Третьем нашествии марсиан», и повесть удивляет до самой последней страницы! Казалось бы, ближе к середине уже всё понятно, но нет — сюжет в очередной раз переворачивается с ног на голову! Круто, очень круто. Также радуют и жизненные наблюдения автора, его строго реалистический подход к жизни и чёткое видение природы человека. Вот одна из цитат:

Повесть «Новые времена» Даниэля Клугера является прямым продолжением «Второго нашествия марсиан» братьев Стругацких. Действие происходит спустя некоторое время после того, как марсиане в сильной спешке собрались и покинули Землю, побросав свои пожитки.

Люди не ожидали такого поворота событий — они уже успели смириться и даже полюбить марсианских правителей. В обмен на желудочный сок марсиане одаривали человечество деньгами, вкусным синим хлебом и такой же синей марсианской водкой. Да и в целом, как говорится, жить стало лучше, жить стало веселее… Чем тебе не счастье? Но марсиане покинули грешную Землю, и люди растерялись — а как жить-то теперь, ну?

Однако их растерянность длилась недолго. Среди человеков, как и всегда, быстро нашлись самые предприимчивые — они прихватизировали марсианские пункты приёма желудочного сока и объявили их частной собственностью. Тебе это ничего не напоминает? Забегу вперёд и скажу — да, автор повести даёт аллюзию именно на то историческое событие, о котором ты подумал…

На мой взгляд, Даниэль Клугер красочно описал переход «крупного марсианского предприятия» по сбору желудочного сока в человеческие руки частных компаний. Дадим слово автору:

Что ж, думаю, я буду прав, если скажу так: марсиане у братьев Стругацких и у Даниэля Клугера — одна большая метафора. Но в то же время, эта метафора гораздо более применима к «Новым временам» Клугера, чем ко «Второму нашествию марсиан» Стругацких...

Хватит тянуть кота за подробности! В общем, мне показалось, что марсиане — это советская власть. Подлинные цели марсиан загадочны и одинаково трудны для человеческого понимания, как и цели советской власти. Разве я не прав? Разве средний советский человек (сиречь — обыватель) понимал, как должен строиться коммунизм?..

Возможно, сейчас я скажу крамольную мысль для всех, кто «топит» за Советский Союз: да, полное собрание сочинений Владимира Ленина и «Капитал» Карла Маркса стояли практически в любой советской семье. Однако что-то мне подсказывает, что подобные книги именно стояли, то есть просто пылились на полках «для галочки».

Я не обвиняю людей в тупости или интеллектуальной лени, которые бы не позволяли им осилить классические труды по политической экономии. Это тоже было — и тупость, и лень — но сейчас не про них. Всё гораздо проще: у среднего человека довольно мало свободного времени, и после работы ему вряд ли захочется читать Владимира Ленина, вникая в суть понятий и терминов; простой рабочий Иван из города Тверь хочет просто расслабиться, выпить с друзьями по кружке пива, починить машину, съездить на дачу, погулять в парке…

Средний человек на то и средний человек, чтобы работать на работе, тем самым поддерживая государство, а идейно-духовные ценности воспринимать в уже готовом виде, — и чем они будут проще, наглядней и доступней, тем лучше. Вспомни советские агитационные плакаты, вспомни кино — во многом прямое и открытое, без арт-хаусных завихрений сюжета, вспомни книги, максимально понятно и чётко объясняющие сущность «настоящего человека»…

Я не говорю что всё это — плохо. Не пойми меня превратно. Мой вопрос в другом: разве массовое кино и стотысячные книжные тиражи были не для «среднего советского человека»? Ответ, кажется, очевиден — именно для него они и были. Если же я ошибаюсь — поправь меня, буду рад услышать иную точку зрения.

Думаю, для обывателя советская власть выглядела так: пусть она не очень понятна в своей теории, но зато на практике — чаще всего справедлива. Работаешь ты или учишься — ты всегда защищён законом, профсоюзом, местным парткомом… А потом ВЖУХ! И этого больше нет, и на замену здесь пляшут лишь какие-то бледные немощные тени.

Вот и марсиане у Даниэля Клугера — тоже власть, которая в один момент просто взяла и исчезла. Растворилась без всякого объяснения причин. Как и СССР: был он — и вдруг его не стало. И вот уже несколько десятков лет мы гадаем, почему же развалился Советский Союз…

Немаловажную роль в исчезновении марсиан сыграли и партизаны типа Харона. Напоминаю, он — зять главного героя из повести братьев Стругацких, и он по-настоящему боролся с марсианами. Партизаны хотели — и наконец добились своего! Но не всё так просто — стоило марсианам улететь с Земли, как власть тут же захватили бандиты.

Ещё раз спрошу: ничего не напоминает? Обратимся к тексту:

После того, как власть захватили «гангстеры», простым людям стало понятно: тотальная приватизация и частная собственность на средства производства — ещё хуже, чем «уравниловка» всех по желудочному соку. Да, ведь не дело — от каждого по способностям, каждому — по крови! Отныне сок поделили на пять категорий качества, а значит, людей тоже поделили по сортам и качеству…

Привет, новые времена!

Много я тут уже наговорил… Главное, чтоб не на статью — последние лет десять у нас это дело любят. Прости нас, Юра, мы тебя посадили… И выпустили, чтобы жрал, ел и смеялся. Но да ладно. А теперь же я с радостью передаю слово одному из лидеров новой власти. Господин Кронос, милости просим!

Думаю, повесть Клугера — это одна большая отсылка на «святые» девяностые или же «лихие» девяностые. А «святыми» они были или «лихими» — тут уж кому как, смотря сколько у тебя было денег, власти, и сколько бритых молодых людей с оружием стояло за твоими плечами в те времена. В новые времена.

Действие повести знаменитых братьев-фантастов происходит в солнечной Греции. Сюжетно повесть продолжает «Войну миров» Герберта Уэллса и является своего рода ответом на «Майора Велл Эндъю» Лазаря Лагина — это говорили сами братья Стругацкие.

Что мне понравилось в этом произведении? Конечно же, лёгкий слог и значительная доля иронии и юмора — юмора, который иногда граничит с горьким сарказмом и откровенным абсурдом.

Например, местные жители гадают про непонятные ночные взрывы (а на самом деле, как я понял, это уже вторглись марсиане и они жестоко подавляют сопротивление столичных войск), и кто-то из местных предполагает, что где-то в стороне столицы взрываются… мармеладные заводы! Цитирую:

Чушь! — скажешь ты. Нет! — отвечу я. Потому что братья Стругацкие не были бы братьями Стругацкими без своего знаменитого сарказма. В этом отличие вторжения марсиан «по Стругацким» и вторжения «по Уэллсу». А общее у повести АБС с романом Уэллса то, что люди в начале тоже не понимают происходящих вокруг них событий.

А как известно, если ты чего-то не понимаешь или не знаешь, нужно это додумать! Не суть важно, прав ты или нет — главное придумай! Иначе спать спокойно не сможешь, ведь необъяснённый мир — мир страшный. История с мармеладными заводами — лучшее доказательство абсурдности человеческой психики с её первобытной склонностью к магическому мышлению.

Но первичные замешательство и удивление сменяются решительными действиями центральной власти. Да, всем вдруг становится понятно — марсиане опять вторглись на нашу планету, только на этот раз выбрали местечко потеплей — Грецию.

Однако если у Уэллса власть пошла с марсианами на открытый военный конфликт, у Стругацких местная власть почти сразу сдаётся марсианам. Да, были какие-то ночные взрывы, а зять главного героя, хмурый интеллигент Харон, берёт в руки автомат и уходит партизанить в леса, но всё это — лишь цветочки. Ягодок от человечества ты тут не дождёшься.

После полного разгрома греческих войск, власть начинает активно вводить принцип Окна Овертона — в земных СМИ разворачивается массовая пропаганда того, что захват марсианами Греции (а возможно, и остальных государств) — это хорошо и несёт исключительное благо всему человечеству.

Грубо говоря, греческие власти начинают готовить людей к рабству. Слова «раб» и «счастье» становятся, в общем-то, синонимичными. Власть дискредитирует образ борца за свободу, показывает его как бандита, преступника, сумасшедшего с автоматом в руках. Примечательно, что местные жители, чей уровень образования в основном низкий, верят топорной пропаганде, и с радостью начинают сдавать всех известных им партизан. А партизаны отныне даже и во снах не мечтают о поддержке со стороны местного населения...

Этих немногочисленных борцов за свободу человечества — голодных, раненых и гонимых всеми вокруг — пропаганда намеренно противопоставляет простому обывательскому счастью: ходить на работу, копаться в огородике, а на досуге коллекционировать почтовые марки…

Как говорили те же Стругацкие в «Пикнике на обочине»:

Плохо ли поступают власти Греции, дискредитируя и без того слабые протестные движения?

С одной стороны — да, плохо. Марсиане ввели практически военное положение в оккупированной стране, только совершили это тайно, в ходе подковёрных интриг с человеческим правительством. Однако читателю не совсем ясно: о чём же договорилось правительство Греции с марсианами?

Мы не знаем, в обмен на какие выгоды правительство людей продало местное население, отдало его на откуп марсианам. Может быть, власть имущие выторговали себе священное право не сдавать пришельцам свой желудочный сок? Ведь предателю нужна хоть какая-то выгода…

Да-да, ты не ослышался — марсиане прилетели на Землю, чтобы взимать с людей уже не кровь, как было у Герберта Уэллса, а желудочный сок. Людям предлагают сдавать его в обмен на хорошие деньги. Ежедневно. Стабильно. Выгодно.

Марсиане быстренько строят по всей стране пункты сдачи желудочного сока, нанимают вежливых врачей и симпатичных молоденьких медсестёр, местный мэр ежедневно зовёт всех сдавать сок, а наркобарона, который много лет отравлял жизнь городку, отправляют на принудительное лечение в тюрьму... Да и местный алкаш-ассенизатор перестал пить и начал вовремя откачивать септики! Чудо чудное, диво дивное, этот ваш коронавирус марсианин! Да, Белена Гладышева?

Обыватели практически сразу оценили новую власть и её кардинальные реформы. Все остались довольны — каждый извлёк свою выгоду. Тот же главный герой повести, бывший учитель астрономии Аполлон, рад, что теперь на вырученные деньги он может спокойно покупать страсть всей своей жизни — коллекционные почтовые марки…

Астроном, да ты же всё проглядел! Географ глобус пропил, а астроном телескоп разбил!.. Цитирую Бориса Стругацкого:

В общем, всем хорошо. Вот только никто не понимает (либо понимает, но его никто не слушает), что сдача желудочного сока — пока добровольная, но в перспективе принудительная процедура для каждого человека. И выгода однажды, но всё-таки закончится! Но местные жители, видимо, одобряют принцип «после нас хоть потоп»… На наш век — хватит, как говорится.

Давай же посмотрим на ситуацию и с другой стороны. Власти Греции сделали всё возможное, они пытались оказать сопротивление (напомню, в столице первое время что-то взрывалось и происходила переброска войск по стране), но бороться с превосходящим противником всё-таки не решились.

В итоге в стране сложилась классическая ситуация «сытого раба»: рабу хорошо, когда его кормят (или откармливают), когда моют его, следят за питанием и здоровьем, ухаживают за ним, как за скотиной на ферме — и делают всё это в обмен на его свободу и ежедневную кружку желудочного сока.

Прекрасная Мария Семёнова, автор книг про Волкодава, описала жизнь сытого раба в одном из своих стихотворений. Цитирую полностью:

В противопоставлении свободы и рабства и есть, на мой взгляд, главная суть повести братьев Стругацких. Достойный, кхм, фанфик по Герберту Уэллсу…

Пока я читал повесть, у меня возник вопрос: а что же такое желудочный сок? Для чего он нужен марсианам — хотя бы теоретически? Я поискал немного информации. Напомню — марсиане у Герберта Уэллса питались человеческой кровью. Хорошо, кровь может служить источником питания для других существ. А сок? Википедия в статье про желудочный сок говорит так:

Ну, и что, можно таким составом наесться?.. Или нельзя? Жду твою версию ответа, дорогой буквоед. А я думаю, желудочный сок намеренно введён братьями Стругацкими как ещё одна сатирическая метафора, показывающая, как быстро человечество готово продаться с потрохами взамен на какую-нибудь «ненужную» физиологическую жидкость…

Но сатира братьев Стругацких не заканчивается на общем сюжете про желудочный сок и почтовые марки. Захватив Грецию, марсиане начинают повсеместно распространять марсианский синий хлеб, из которого предприимчивые местные жители гонят синюю водку. Да, кстати, и марсиане — тоже синие, в прямом смысле слова!

Синий хлеб и синяя водка положительно влияют на качество желудочного сока у людей. Собственно, интерес марсиан тут вполне понятен. А люди? Да что люди — они с радостью жрут то, чего не знают, и даже не хотят это исследовать. Жрут инопланетную синюю хрень, причмокивая да нахваливая. Свои же посевы пшеницы фермеры добровольно сдали марсианам на уничтожение…

У меня вот прям напрашивается аналогия с комбикормом для животных на скотном дворе — пища для довольных хрюшек и коровок, с богатым комплексом витаминов и полезных веществ. Лишь бы скот — рос. Двуногий скот здоров, а синий фермер — рад! И никак иначе.

Зять главного героя, Харон, в разговоре с Аполлоном бросает следующую фразу:

Да, не важно, что Скот когда-то мог родиться Человеком. Скот сам продал свою свободу за пару монет. Или за тридцать серебренников. А что бы выбрал ты, дорогой буквоед? Боролся бы ты с марсианами, как Харон? Или бы согласился со всем на свете, как Аполлон, лишь бы тебя оставили в покое и дали тихо-мирно жить свою жизнь в обмен на ежедневный стакан желудочного сока? Я вот не знаю своего ответа…

А может быть вообще — владычество марсиан является подлинным веком счастья и свободы для людей? Ведь человек уже развенчан, он больше не царь природы и не главный планетарный хищник, и больше Человек ничего не натворит по своей воле — ни хорошего, ни плохого. Человек теперь — никто. Так зачем ему страдать об утраченной свободе? Снова Мария Семёнова:

Да и, в конце концов, возможность добровольно отказаться от свободы — это тоже свобода, тем более марсиане в повести братьев Стругацких особо ни на кого не давили, чрезмерной силой не принуждали — они просто купили всех за пару монеток и стакан вкусной марсианской водки…

Цитата из воспоминаний Бориса Стругацкого:

Да уж… Люди сами выбрали эту свободу рабства. Очень даже в духе Джорджа Оруэлла, ты не находишь? Или я уже научился двоемыслию?.. Неужели я тоже научился думать, что «Война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила»?.. Дадим слово Стругацким:

Короткая повесть советского писателя Лазаря Лагина является прямым продолжением «Войны миров» Герберта Уэллса. Действие происходит там же — в Англии, где высадился авангард марсианской армии. Главный герой повести — опытный военный, циничный и серьёзный человек, — попадает в плен к марсианам, и… начинает с ними сотрудничать.

Сотрудничество главного героя заключается в заманивании испуганных людей в марсианскую ловушку. После того, как человека поймали и посадили в специальную корзину-накопитель, наш предатель красочно описывает прелести марсианской цивилизации: мол, вот они такие добрые, спасли твою жизнь, защищают тебя от мародёров внизу и так далее.

Стоит ли говорить, что марсиане заботятся о пойманных ими людях только в пищевых целях?.. А предатель-человек им в этом помогает как может, да ещё и радуется, что убьют не его, а других:

Словом, Лазарь Лагин показывает нам классического коллаборациониста, будто бы взяв его из Парижской палаты мер и весов. Думаю, любой кто прочтёт эту повесть, уловит аналогию со случаями предательства времён Второй мировой войны — сколько их было, предателей своего народа? Любая страна, любая эпоха — всегда находились те, кто за похлёбку из красной чечевицы откажется от всего на свете…

Тут я сначала хотел удариться в перечисление исторических фактов, рассказать тебе о самых известных предателях в истории человечества, но потом подумал и понял: тема достаточно острая, спорная, а я ведь всё-таки не кружок по истории открыл… Знающие люди сами вспомнят имена всех предателей хотя бы в истории 20-го века, с какой бы стороны они ни находились.

В то же время главный герой повести Лазаря Лагина, переметнувшись на сторону марсиан, думает о своём решении так:

То есть он для начала оправдывает сам себя — ну а как иначе? Видимо, любому предателю обязательно нужно договориться с совестью, иначе совесть — если она есть — загрызёт так, что спать не сможешь… Сколько их вообще было — самых разных — и мотивы предать свой народ у них тоже были самые разные.

Да, были предатели политические, идейные, люди великие и сильные мира сего, были и простые граждане, которые таким образом спасали себя и свою семью… Но не стоит забывать и про откровенных ублюдков, садистов и выродков человечества, что реализовывали свои больные фантазии на пленных соотечественниках.

Позволь мне их не перечислять, хорошо? Все имена этих выродков нашего рода слишком известны (я говорю не только о пособниках нацистов, но и, например, о тех, кто помогал японцам из Отряда 731), некоторые из них до сих пор живы и живут себе спокойно, ни о чём не жалея. Надо ли говорить, что человечество давно упустило время судить военных преступников? Цитирую Лагина:

Майор Велл Эндъю — а именно так зовут главного героя повести Лазаря Лагина — относится ко всем указанным типам одновременно. Он — профессиональный военный, человек далеко не глупый, семейный, и он хочет не только спасти семью, но и стать жестоким тираном, и править в Англии железной рукой.

Он хочет править, но править под верховной властью марсиан, конечно — их он видит как будущих правителей Земли, а себя — верным псом нового режима. Так он видит себя в качестве правителя:

В комментариях к этой повести некоторые обращали внимание на странное имя главного героя. Прекрасное замечание! Действительно, имя главного героя уже намекает читателю о его характере: «Велл Эндъю» — это, возможно, транскрипция английской фразы «Well, and you?» (то есть «Хорошо, а у тебя?»). Подобная фраза относится к обычным клише, и отвечает на вопрос «Как дела?».

С учётом того, что такой вопрос (как и ответ на него) особого смысла никогда не несут, могу предположить следующее: нашего майора собеседники совершенно не интересуют. Ему больше не нужна компания людей. Ему, я бы сказал, главное, чтобы у него самого всё всегда было «Well». Полагаю, он просто жестокий и беспощадный эгоист…

Повесть «Майор Велл Эндъю» написана конкретным, откровенным языком, вполне в духе Герберта Уэллса. Метафор там — мало, наблюдений — много. Однако я не могу сказать, что творение Лазаря Лагина очень уж мне понравилось. На мой взгляд, повесть, во-первых, слишком короткая (около полусотни страниц), а во-вторых, её начало слишком затянуто — вода водой.

Как таковые действие и раскрытие образа героя начинаются ближе к середине повести. Первые пару десятков страниц автор как бы вводит читателя в курс дела, пересказывая основные моменты уэллсовского сюжета. Но лично я читал произведения из сегодняшней статьи одно за другим, весь сюжет помню нормально, и считаю непростительным так разжёвывать всё для читателя, особенно — если ты пишешь в малой форме.

Словом, я думаю так: тем, кто забыл оригинал Герберта Уэллса, лучше прочитать оригинал Герберта Уэллса, а не довольствоваться его сжатым пересказом…

Малый объём повести и затянутость начала — два главных минуса произведения. Наверно, поэтому творение Лазаря Лагина понравилось мне меньше других, о которых пойдёт речь. Да и написана повесть как-то… однобоко и словно бы программно. Она больше похожа на брошюру о судьбе предателей, чем на художественное произведение.

В качестве агитки против разношёрстных предателей Родины — да, круто, печатай и раздавай школьникам и студентам в назидание о страшной судьбе предателя. Но как художественная литература повесть Лазаря Лагина честно говоря, так себе, и особой ценности лично для меня не имеет.

Но всё-таки тебе стоит прочитать «Майора Велл Эндъю» и составить собственное впечатление. Я могу ошибаться в своих оценках, и не стоит полагаться лишь на мои слова.

Зря вы сюда прилетели! Крутейшая «Война миров» Герберта Уэллса.

Привет, буквоеды. Сегодня я расскажу вам о книге «Война миров» Герберта Уэллса. Чуть позже затрону и продолжения, написанные русскоязычными авторами в разные времена. Что вообще можно сказать о уэллсовской «Войне миров», когда уже всё сказано? Думаю, ничего нового. Эта книга практически сразу стала классикой жанра, родоначальником научной фантастики как таковой. Да, был ещё и Жюль Верн, ни в коем случае не хочу принижать его заслуг (и без него мы всё равно никуда не денемся), но сегодня — не о нём… Начну, пожалуй.

Итак, Герберт Уэллс. В чём заключается суть его знаменитой книги? Начну издалека. Уэллс был социалистом фабианского толка, то есть он придерживался тактики постепенной, мирной и законной трансформации капитализма в социализм и решительно отказывался от политических переворотов и революций. В этом отношении фабианские социалисты сильно расходятся во мнениях с другими направлениями социалистической мысли, которые преимущественно выступают за народную революцию и, условно говоря, «мгновенную» и «силовую» смену правящей власти.

Иными словами, фабианская ветка социализма предлагает постепенно воспитать из капиталистических свиней — людей, в то время как марксисты выступают за то, что свиней надо прикладами винтовок загнать обратно в свинарники, а на высокие и ответственные посты посадить подготовленных, честных и искренних людей. Допускаю, что это неправильная метафора, но тут уж как понял.

После поездки в Россию и своей встречи с Владимиром Лениным, по итогам которых Уэллс написал книгу «Россия во мгле», английский писатель так высказался о различии во взглядах на социализм между фабианцами и «советскими» социалистами, цитирую биографическую статью на Википедии:

Как я понимаю, значительная доля научно-фантастических произведений Герберта Уэллса может быть отнесена к социально значимым. Думаю, этот автор писал не просто научную фантастику (далее — НФ), а социальную НФ (тексты с уклоном в социальные проблемы современного и/или будущего общества). Да, нам сейчас трудно представить иную качественную НФ, однако англичанин был фактически первым.

Война миров, описанная в одноимённом романе английского писателя, происходит между людьми и марсианами. Совершенно внезапно марсиане вторгаются в мирную жизнь английской глубинки, выползают из космических кораблей и начинают жрать ничего не понимающих людей. Пока земная власть (в данном случае — английская) в очередной раз берёт время на раскачку, которого уже нет, марсиане быстренько собирают боевые треножники, оснащённые по последнему слову марсианской техники, и вступают в бой с человечеством. И будет этот бой неравен, как говорится!

Примечательно, но человечество не ожидало такой прыти от марсианских клювоносых тварей, и практически весь сюжет читатель наблюдает гибель растерявшейся английской государственности в цепких лапах марсианских захватчиков. Так сказано в «Войне миров»:

Теперь уже очевидно, что Уэллс написал не только научно-фантастический роман о вторжении инопланетян на Землю, но и социальный памфлет, прямо апеллирующий к империалистической политике Англии в 18-19 веках.

Так, колониальная Англия, уничтожающая менее развитые цивилизации в угоду имперским прихотям и хотелкам, в книге упоминается прямо. Эту мысль автор удачно завязал на фантастическом сюжете, немного увеличив угол обзора. Англичанам коренные жители колоний представлялись глупыми голожопыми дикарями — это факт. А если посмотреть шире? Ведь для более-менее развитой (по космическим меркам) инопланетной цивилизации мы, люди, окажемся всего лишь лысыми суетящимися обезьянами, и никем другим!

Уэллсовские марсиане питаются человеческой кровью. Автор прекрасно описал их мерзкий облик, особенности питания, причины вторжения на Землю... А мы, люди? В меру умные (а больше технологичные), мы читаем книги, снимаем кино и ходим в театры… Замечательно. Но заодно мы за свою недолгую историю уничтожили столько животных видов, так много других народов — споили их, вырезали, маргинализировали и купили с потрохами за связку стеклянных бус.

Чем лучше мы жестоких и бесчувственных марсиан? Марсиане в «Войне миров» хотя бы открыто заявили, что им нужно, а не подкупали человечество какими-нибудь космическими бусами, хитренько улыбаясь и потирая щупальца в ожидании. Мысль далеко не новая, так как я всего лишь вторю английскому писателю:

Стало быть, для наглосаксов прошедших веков все эти африканские аборигены, индийцы, австралийцы, китайцы и другие подневольные народы тоже были не более чем расходным материалом, чьё призвание — сдохнуть во имя величия английской короны, обеспечить славу империи, над которой никогда не заходит солнце, обеспечить, попутно на неё поработав до полного изнеможения. Отдай нам жизнь, абориген, и может быть, мы не тронем твоих детей… Но это не точно.

Я плохо знаю всю эту историю, но вот даже то, что творили англичане (всё те же наглые и всё те же колониальные) в императорском Китае в середине 19-го века, уже служит прекрасным примером агрессивного характера Британской империи. Я говорю о двух опиумных войнах, развязанных Англией в Китае для того, чтобы извлечь из древней азиатской страны максимальную экономическую выгоду. Герберт Уэллс завуалированно пишет о внешней политике Британской империи так:

А вот известный американский астрофизик Нил Деграсс Тайсон продолжает уэллсовскую мысль и откровенно экстраполирует её на инопланетные цивилизации. Предлагаю тебе посмотреть отрывок из его интервью телеканалу PBS от 2008 года. Нерадостная оценка человечества у Тайсона, не правда ли? Однако пронзительно правдивая.

«Война миров» Герберта Уэллса примечательна не только мощным посылом против угнетения и уничтожения живых существ. Ведь это не только социальный памфлет, но и (напоминаю) НФ. На мой взгляд, в этой книге автор совершил настоящие научные предсказания: для уничтожения людей и техники марсиане используют Тепловой Луч; тут можно вспомнить как Зеркала Архимеда, которыми великий Архимед, по легенде, сжёг корабли вражеской армии, так и излучатель пучка заряженных частиц «Teleforce» (одно из загадочных изобретений Николы Тесла).

Сюда же относится и марсианский Чёрный Дым: химическое оружие, которым марсиане успешно травят насмерть всех, кто попадёт в его едкое облако. Знающие люди сразу понимают: Герберт Уэллс ещё в 1897 году предсказал боевое применение отравляющих веществ. Как тут не вспомнить Первую мировую войну и страшный горчичный газ (иприт), под чьим воздействием ужасно страдали множество солдат на полях сражений?

О классических книгах говорить сложно, так как всё уже сказано, объяснено, разжёвано. Но я всё же скажу: уэллсовская «Война миров» интересна даже спустя много лет; большую роль в этом играют и меткие научные предсказания автора, и сильный социальный подтекст (без них книга бы очень быстро устарела).

Полагаю, на вопрос «А нужно ли читать про войну миров сейчас?» следует дать однозначный ответ: да. Даже если вы не любите НФ, я почти уверен, что «Война миров» Герберта Уэллса способна изменить ваше мнение в лучшую сторону. Да и вообще: это классика, это знать надо!

На удивление хорошая книга. Возвращение к истокам, так сказать. Изрядно задолбавшая жвачка про братьев-колдунов, наконец-то, завершается во «Вратах смерти», но перед этим автор радует нас парой классических приключений из жизни ведуна Олега. То есть первую половину книги (если не больше) Олег не покоряет мир, не захватывает народы, не борется с богами, а просто... занимается скромным делом бродяги-ведуна. Собственно, занимается тем, с чего и начиналась эта серия книг. И это прекрасно.

Я с удовольствием прочитал пятнадцатую книгу цикла. Понравились истории про немощных мужиков в глухой деревне, про девочку-ведьму и её волков, да и, в целом, линию с Урсулой и колдунами автор завершил более-менее прилично. Конечно, выглядит это завершение несколько поспешно и скомканно: не знай я, что за «Вратами смерти» будут написаны ещё три книги (с совершенно, кстати, убогим дизайном обложек, вот прям фу-фу-фу), я бы расстроился.

Мол, автор поспешно завершил цикл и оставил судьбы многих персонажей незаконченными. Но, надеюсь, в последующих трёх книгах нам всё-таки ответят, что стало с Любоводом и Роксаланой, кто такой на самом деле Ворон (просто хочу узнать про жизнь этого дядьки подробней) и всё прочее. А Урсула... Ну, её можно понять: всё-таки наше время для женщин кажется гораздо лучшим, нежели какое-нибудь Средневековье и тогдашняя жизнь по Домострою. Это ж просто мрак был. Потому присоединяюсь к Олегу и Ворону, и говорю Урсуле и её жениху: совет да любовь!

Олег, кстати, Кириллу (жениху) и саблю свою отдал, что ли? Ту самую имбовую саблю, выкованную из демонической стали? Странно... В общем, книга понравилась, прочитал запоем и не пожалел. Всё-таки автор умеет держать темп повествования, несмотря на все допущенные ошибки предыдущих книг. Передушнил, с кем не бывает... И денег подзаработал, конечно. Ну и хорошо.

Приключения ведуна Олега и гламурной кисо Роксаланы продолжаются. На сей раз они повели кочевников, которые типа гунны (см. моё недоумение по поводу гуннов в отзыве на предыдущую книгу серии), на Китай, где типа китайцы сидят за Стеной и в ус не дуют, обижая и без того несчастных кочевников. Зачем повели? Изначально, вроде как, хотели торговать, а потом... Потом было потом. Но перед раскрытием сюжета позвольте мне ещё раз задушнить, теперь уже по-царски, и дать пару исторических дат и фактов.

В «Крестителе» Олег участвовал в походе Владимира Святославовича на Византию. Владимир крестил Русь в 988 году, а чуть позже женился на Анне Византийской. Все эти факты А. Прозоров показывал в «Крестителе». Из чего я делаю вывод, что Олег попал на Русь конца десятого века нашей эры. В «Возвращении» мы узнали, что ведун тусил на Руси примерно пять лет. До крещения он уже был там около пары лет. То есть, грубо говоря, Олег попал на Русь в 985/86 году, а свалил обратно в своё время где-то в 990/91 году. Конец десятого века, понимаете?

Далее. Олег вернулся на Русь, встретил там своего давнего друга: Любовода. Любовод сильно не постарел, и вообще временной разрыв между «Концом пути» и «Возвращением», судя по всему, составил несколько месяцев, ну, от силы до года. То есть на дворе по-прежнему конец десятого века, шарите, да? Но какого, спрашиваю я, хрена, в «Потрясателе вселенной» Олег мутит с местными кочевниками (он их считает гуннами, а они тем временем уже монголы), идёт во главе отряда в сторону Китая и... таки достигает северной границы Китая, а именно государства Цзинь. Я сам китаист, пусть и плохой, однако факты проверять могу: Цзинь существовало с 1115 по 1234 годы, и было разрушено в ходе войн с кочевниками, а решающий удар нанесли монголы в первой трети тринадцатого века. Тринадцатого века, Карл! Чë? Как это так Олег (теперь уже ставший аж Чингисханом) вдруг из десятого века прыгнул в тринадцатый, а? Этому нет объяснения в книгах. Отдельно замечу, что кочевники подозрительно быстро пошли за белолицым унылым полубомжом и его прекрасной госпожой, а в итоге и вообще сделали его (Олега) своим ханом! Чингиз-ханом. М-дааааа...

Я понимаю, что читаю уже средней руки фэнтези про попаданца. Понимаю, что уже не нужно тут ждать достоверности и прочего. Но ведь автор сам ранее давал читателю такой сюжет: факты, исторические личности, реальные события... Автор давал качество, знаете ли. А потому такой временной скачок Олега Середина, НИКАК автором не объяснëнный, вызвал стремительный рост температуры в моей dupa. Зачем было уточнять временные рамки в первых книгах, а потом так сильно их нарушать в последних, совсем ничего не объясняя? Ну пусть бы Олег и его бабища во второй раз сразу бы залетели в тринадцатый век, в чëм проблема-то была? Не знаю... Любовода сохранить хотелось? Типа, это давний персонаж серии, друг ведуна и хороший торговец? Ну, так он в данной книге по своей значимости находится где-то между ковром, на который пролили кумыс, и листом лопуха, которым вытерли жо... Толку от Любовода, короче, нет, а значит, его можно было спокойно похоронить и всё, гг вп, пацан. Но нет. Потому и пошла эта ошибка: время было одно, а потом совсем другое.

Во всём остальном книжка достаточно пресная. Роксалана опять быкует на Олега, Олег подумывает над сексом с грибной шаманкой, Роксалана «гнусно хихикает» над счётом времени у кочевников: мол, «время второй палки», ахахахаха, палки, ну типа КИНУТЬ ПАЛКУ, ахахахахаха лол рофл, аж в трусы чуть не сикнула, воительница. А Олег тупит: ну, палки, и что? Баба же опять: а когда будет третья палка? Ахахахахахаха... Потом они всей толпой идут до Китая, там дают по рогам китайцам, Олега всё намутил, а Роксалана всё зароляла. Также, кочевники осознают себя монголами, а Олег становится Чингисханом. Ну и, само собой, тряпочка Олег дал своей женщине насладиться жизнью древнего аристократа, куда ж без этого... Аристократессы, то есть, извиняюсь.

Думаю, вы уже поняли, что книга мне не понравилась. Хотя, конечно, последняя глава накинула неожиданный сюжетно-исторический поворот, а потому была интересной. Но всё равно, чёт уже такое себе... Если б не финал, влепил бы пятёрку или и вовсе четвёрку.

В 1915 году, будучи зрелым человеком, Майринк заканчивает дебютный роман «Голем», на написание которого автор потратил примерно семь лет. Книга имела необыкновенный успех, и разошлась по всему миру большими тиражами. Чем для нас интересна история, рассказанная в «Големе»? Хороший вопрос. Потому как книга может в равной мере как заинтересовать, так и отпугнуть потенциального читателя. О чём же я?

В первую очередь нужно сказать: «Голем» — роман, достаточно сложный для восприятия. И я не то чтобы подразумеваю его стиль и художественные особенности. Нет. С этой точки зрения книга читается относительно легко (если читать в классическом переводе Давида Выгодского). Ни в коем случае не советую брать другие переводы, в особенности — Владимира Крюкова. В переводе Крюкова читатель рискует утонуть в тоннах прилагательных и прочих языковых отсебятин переводчика — но на вкус и цвет все фломастеры разные, и я прошу относиться к моим словам как к оценочному суждению.

Кстати, о переводах «Голема» на русский язык Станислас Годлевский написал интересную статью «Как не надо переводить книги» — там всё детально расписано и показано на конкретных примерах. Рекомендую! Итак, Густав Майринк всю жизнь увлекался мистическими учениями, в том числе восточной мистикой. Майринк был необыкновенно начитанным автором, эклектические мысли которого порождались идеями буддизма, еврейской философии, европейской мистики и так далее.

Чтобы понимать книги Майринка, нужно как минимум быть осведомлённым об этих направлениях человеческой мысли, но, конечно, чем больше читатель знает о мистике и ориентируется в ней, тем больше слоёв открывается для его восприятия при чтении Майринка. Иными словами, в отношении книг Майринка работает принцип «читаешь — соответствуй»…

Минутка грусти. Вот я, например, хоть и слышал о Елене Блаватской, Алистере Кроули, Николае Рерихе, Данииле Андрееве, но всё же не разбираюсь в их творчестве и литературном наследии и, самое главное — я не знаю особенностей философских систем каждого автора, которые являются эклектичными, сложными построениями (а порой — нагромождениями) идей и концепций. Проще говоря, я — неуч, и не стоит спрашивать с меня как с мало-мальски посвящённого…

Так вот. Всё сказанное о книге Майринка в значительной мере усложняет её правильное восприятие — неподготовленному читателю сложно «правильно» понять эту книгу (как понимал её автор). Хотя никто и не запрещает читателю понимать произведение, исходя из личного опыта и знаний. На то оно и настоящее искусство: многослойное, многогранное, запутанное и субъективное… Поэтому не спеши расстраиваться и думать, что «Голем» — книга не для тебя. Она очень даже для тебя. Потому что, на мой взгляд, сюжет книги рассказывает о том, каково это – быть големом. Тем самым големом, глиняным истуканом про которого я много говорил в первой части статьи.

По сюжету книги, к безымянному рассказчику попадает странная шляпа с указанным на полях именем: Атанасиус Пернат. Шляпа магически воздействует на рассказчика: во сне он переносится в тело Атанасиуса Перната и проживает вместе с ним часть жизни... Однажды Атанасиус Пернат внезапно понял: он — голем. Пернат с ужасом осознал: он — лишь оболочка, внутри которой пустота; он — глиняный истукан, в которого вдохнул жизнь непонятно кто и ради чего. У Перната нет прошлого, воспоминаний, привязанностей — хотя ему около 40 лет и, казалось бы, он как взрослый человек уже должен был давно укорениться в жизни, обрасти связями, воспоминаниями, возможностями... Но нет. Пернат живёт в съёмной комнатке в еврейском квартале Праги, профессионально занимается резьбой по камню… И всё.

Атанасиус Пернат отчуждён от общества вокруг. Он презирает большую часть людей, считая их — иронично, да? — големами. Вот большая цитата из книги:

Я не хочу пересказывать остальной сюжет «Голема» или пытаться делать полный анализ произведения — книга действительно многослойна, и говорить о ней можно долго, обстоятельно и подробно — но нужно ли? Кроме того, мне кажется, «Голема» я понял довольно-таки прямолинейно. Дескать, человек — не человек до тех пор, пока не начнёт осознавать себя, свою жизнь и поступки… Банальщина, но куда деваться?

К слову, моя точка зрения основана на фразах, которые в книге произносит мудрый архивариус по фамилии Гиллель:

И чуть дальше Гиллель снова говорит:

Я не зря привёл эти цитаты, и не зря упоминал, что Густав Майринк в конце жизни принял буддизм. Уже в первой главе «Голема» автор приводит нам интересную буддийскую притчу о вороне и камне. Перескажу её вкратце: мы все — глупые вороны, которые летят к камню, думая, что это кусок сала… Но мы обманываем себя, так как не знаем себя, а, значит, не знаем и мира вокруг. Мы — неотполированное, мутное зеркало, обречённое на страдание, когда его полируют. Цитата:

Зеркало, зеркало… Где-то я слышал про зеркало… Уж не в «Солярисе» ли Станислава Лема, уж не в страшном и великом фильме Андрея Тарковского?Цитирую:

К чему это всё? Я всего лишь хочу сказать: всё это имеет прямое отношение к буддизму. Но причём здесь буддизм? — спросишь ты. Объясняю. В книге «Японская художественная традиция» Татьяны Петровны Григорьевой есть следующая фраза:

Мрак рассеивается мудростью… Не находишь ли ты прямое родство между всеми этими цитатами и авторами? На мой взгляд, родство определённо прослеживается. Однако повторюсь: скорей всего, книгу Майринка я понял слишком прямолинейно. Но разве прямолинейность моего понимания умаляет актуальность поднятой автором темы?.. Вопрос оставляю открытым.

Итак, вот мой вывод по «Голему» Майринка: все люди рождаются големами — необразованными, грубыми, пустыми кусками глины. И многие из нас в дальнейшем добровольно выбирают подобный образ жизни, образ жизни пресловутого голема, живого трупа, быдла, мещанина, маленького человека — называй как хочешь. Естественно, в этом нет ничего хорошего, и големы вряд ли осознают всю трагедию своей жизни. Но шанс изменить жизнь, по Майринку, есть практически у всех, даже у совсем уж пропащих существ.

Тем не менее, големическая жизнь приносит огромное удовольствие уже за счёт того, что голем не понимает абсурдности мира и собственного существования. Голему слишком легко жить — и он боится потерять эту лёгкость. Ещё в библейской Книге Экклезиаста давным-давно сказано:

А, стало быть, меньше знаешь — крепче спишь. И жизнь твоя наполнена примитивными радостями да хлопотами земными… Сразу же мне вспоминается российский артхаусный фильм «Пыль» режиссёра Сергея Лобан, где Доктор отчитывал глупого Пациента:

Прошлое, память — ничего не надо… Главный герой книги Майринка тоже был существом без прошлого и памяти. Как говорится, взял денег — и пошёл…

Вообще, настоящая литература и настоящий кинематограф так или иначе посвящены поискам голема в человеке; они посвящены цели мотивировать человека ступить на путь самопознания, заставить его в муках расширять свою душу, благодаря чему он сможет объять душой весь мир, как писал Герман Гессе в книге «Степной волк».

Повторно процитирую эту книгу:

Все мы — големы по рождению. Человеком никто не рождается, раз уж говорить начистоту. Человеком надо стать. А големы…

Да, големы могут быть признанными мастерами в своём деле, быть уважаемы в обществе других големов, являться хорошими семьянинами, и в равной же мере они могут и являться отбросами общества, преступниками или бродягами — суть всё равно не изменяется, они остаются големами ровно до тех пор, пока не познали себя и не предприняли попыток «расширить свою душу, чтобы объять Вселенную».

А, как я ранее писал в статье про «Солярис» Станислава Лема, где цитировал стихотворение французского поэта Франсуа Вийона, люди и правда не знают самих себя. Помнишь то стихотворение Вийона?

Можно всю жизнь прожить чужим себе же человеком, не знать потаённых уголков души и скелетов в шкафу, но всё-таки прожить спокойную, достойную, насыщенную жизнь, радоваться ей, растить детей, копать огороды… И в конце концов умереть, так и не успев понять, что всё отпущенное тебе земное время ты был глупым глиняным истуканом, дуболомом, всегда действовавшим по чужой, навязанной кем-то воле.

И не думай, пожалуйста, будто я сижу тут умный-преумный, и на хитрый манер обзываю всех вокруг тупыми. Нет, этой задачи я ни в коем случае не ставлю. Могу раскрыть тебе небольшой секрет: всегда, когда я пытаюсь говорить о людях, о смысле нашей жизни, о ничтожности и абсурдности нашего земного бытия, когда я, казалось бы, оскорбляю людей, я в первую очередь во всём сказанном обвиняю себя, в первую очередь всю критику отношу на свой же счёт.

Но да вернёмся к Майринку. За всей мистической ширмой и флёром «Голема» угадывается вполне понятная для читателя мысль — главный герой стремится познать себя. Он хочет вырваться из цепи животного существования (то есть существования без памяти, прошлого, будущего, без высоких желаний и стремлений).

Возможно, здесь уместно сказать и так: главный герой подсознательно созрел для побега из Круга Перерождений и Страданий — из колеса буддийской Сансары.

Его подсознание услужливо выпускает на волю странных существ, назначение которых — помочь потерянному Атанасиусу Пернату понять великий Путь. Путь, по которому ему отныне суждено идти до конца жизни. Пернату противны люди вокруг, но, наверно, на подсознательном уровне он себе противен ещё больше, что и становится ключевым фактором для развития сюжета.

В ходе мистических приключений в Праге, главный герой занимается самопознанием и — как итог — видит голема внутри себя. Осознание големической сущности пугает главного героя, но, тем не менее, испугу он не поддаётся, предпочитая липкому парализующему страху — борьбу за своё счастье. Концовка книги оставляет надежду не только главному герою, но и читателю: такому же, в сущности, растерянному голему, каким долгое время был и Атанасиус Пернат.

Дочитал! Слава Роду, броду, электроду и заводу. Темп чтения был снижен пред- и новогодними днями, а также копящейся усталостью от этой серии. Вообще, могу сказать, что «Каменное сердце» как книга мне не понравилась. Да, автор старается, насыщает сюжет действием и движухой, мыслями чуть-чуть мажет, но... скучно почему-то. Приелось? Ага.

Олег и его боевая баба Роксалана после колдунства Олега снова попали в древность, куда-то на Урал. Да ещё и попали примерно в те же времена, когда по древним землям Олежа хасанил в соло. А теперь вот он хасанит с боевой бабой: она в «Каменном сердце» оперяется, становится верной спутницей Середина, учится уму-разуму местной жизни и заодно отстаивает феминистическую повестку. Олега её частенько подъë... подкалывает: мол, знай своё место, женщина, а та подкалывает в ответ: дескать, беда случится — первый же к моей сиське прибежишь, алег. Так они и живут: то в плен к похотливым гномам попадут, то горного демона завалят и имбовые мечи из него накуют (накуя, накуя, да чтоб врага рубить сподручней было), то местных дикарей-кочевников на соседей войной поведут, попутно обрастая связями, блатом, богатством и свежими рабами. В общем, Олежка как персонаж давно уже буксует на месте (но хоть ниже не падает), Роксалана, можно сказать, из обычной ТП и гламурной кисо потихоньку становится адекватной бабой: меньше ноет, меньше мошнит, меньше гундит.

Но «потихоньку» тут — главное слово. Потому что половину книги подружаня Олега всё равно истерит и быкует на своего пацана. Пацан, за что спасибо автору, иногда ей отвечает-таки рыком, пуком, вздохом, охом и нахом. Затыкает, короче. А то совсем тряпка был в предыдущей части-то... В остальном «Каменное сердце» — достаточно типичная «проходная книжка» данной серии. Нет ничего особо нового, а старое тут или уже приелось, или уровень слабоват. Ходят, рубят, чпокаются, опять ходят, дерутся, грабят... Чëт как-то уныло читается, чесслово. Книжка как бы не совсем кал пса, но и хорошей её назвать язык не повернётся.

Отдельное «спасибо» за концовку. Я прочитал последнюю страницу «Каменного сердца» и сразу полез в ГУГОЛ: а ну как я идиот и плохо помню мировую историю. Но нет, не совсем я деграднул ещё: гунны как империя и великий народ всосали ещё в пятом веке нашей эры, уступив место другим ребятам на коняшках, которые тоже хотели грабить корованы и гулять по европейским городам. А вот автор в конце книги утверждает, что Олег и Роксалана, по сути, активизировали гуннов на захват Европы... Знаете, есть такая поговорка: ты или крестик сними, или трусы надень. Так вот и здесь примерно так же: если Олег и тётка попали в то же время, что и было (конец десятого века), то никаких гуннов уже в помине нет, а до начала империи монголов ещё где-то лет двести; если же Олег и тётка попали во времена Аттилы или чуть до него (пятый или четвёртый век), то нет никакой Руси и славного города Муром, куда так стремится попасть Олег. Логика, понимаете? Где логика? А я вам отвечу: логика вышла из чата. Из-за такой-то концовки... Тем не менее, видные историки Олег Середин и Роксалана Сексуальная делают вывод, что всё это время они возились с гуннами, и надо бы их направить на Европу, скажем, или ещё куда, но не на Русь. Но нет гуннов, нет!.. Есть толпа каких-то голодранцев, которые грабят таких же голодранцев, а при стычке с кованной конницей Булгарии теряют больше половины отряда. Тоже мне, гунны... Обрыгунны — более подходящее название для этих юных гарячих самсов.

Пожалуй, пока всё. Наверно, сделаю небольшой перерыв от приключений ведуна. Поднадоел он мне. Почитаю что-нибудь про древних славян, может, или про неоязычество. Стану волхвом Велимудром, а в следующем отзыве на книгу из «Ведуна» — влеплю десять коловратов из десяти. Гойда!

Ну что вам сказать. Я обманулся в ожиданиях. Опять. Возможно, это станет нормой и традицией в отношении последующих книг данной серии. Я ждал, что в «Возвращении» автор придумает новые сюжетные ходы, как-то закончит или разнообразит линию про уральских колдунов... Впрочем, автор таки её, линию, разнообразил, да. Вот только получился какой-то компот из всего подряд: за Олегом теперь охотится и русская мафия, и Аркаим со своими ЧОПовцами, и окончательно поехавший Раджаф с боевыми монахами Шамбалы... Помнится, когда я писал отзыв на «Ключ Времён», я подметил, что в той книге мне понравилась сюжетная «солянка» из событий и людей. Так и было, да. Ну вот и здесь присутствует солянка, но до уровня «Ключа Времён» она не дотягивает. Чего-то ей словно то ли не хватает, то ли, наоборот, слишком с избытком.

Как бы так выразиться... Солянке «Возвращения» не хватает эмоциональности, атмосферности, русскости, что ли. Зато в избытке словесного поноса от новой подружани Олега (о ней дальше). А потому эта самая солянка превращается пусть в бодрый и задорный, но всё-таки достаточно примитивный боевик про то, как Олег Середин разваливает всех врагов подряд, воскрешает швейцарских пенсионеров и штурмует ими замок местного графа, казнит людей направо и налево (даже попав обратно в настоящее время, где тройное убийство вряд ли сойдёт с рук; впрочем, Олег ранее убивал и четверых подряд, и ему это с рук сошло). Кроме того, Олег случайно спутался с избалованной мажорной ТП, дочкой какого-то российского олигарха по имени Роксалана, которая ведёт себя как форменная истеричка: то она кидается на Середина с кулаками и мечом, то жрёт грибы и велит казнить ведуна, то раздвигает перед ним ноги, а после коитуса снова кидается с кулаками и мечом.

Линию с неуравновешенной Роксаланой было бы интересно читать, представляй из себя эта женщина личность. Но, поскольку она пока ещё лишь заготовка человека, в «Возвращении» читателя ждёт вагон и маленькая тележка словесного поноса со стороны сей дамы. Пресловутый понос сложно читать не только потому, что он феминистический, но и потому, что он — понос. То есть максимально без аргументов и логики, но максимально на пафосе и эмоциях. Возможно, в последующих частях серии девушка эмоционально вырастет над собой, но пока что она больше раздражает. Она прилипла как банный лист к известному месту, и Олегу теперь предстоит возиться уже с ней, благополучно сбагрив Урсулу в надёжное место. Допускаю, что где-то в реальном мире существуют подобные дамочки, как допускаю и то, что есть мужички, которые перед подобными дамочками расстилаются ковриком. Как это делает и Олег Середин в «Возвращении». Странно: мужчина, пять лет проживший в суровых временах Древней Руси, убивший кучу людей и сам неоднократно стоявший на краю гибели, сюсюкается со взбалмошной девчонкой из нашего времени.

Конечно, без сюсюкания не было бы сюжета: моднявую девачку просто бы принесли в жертву, приняв её за Урсулу, а Олег бы сбежал куда глаза глядят... Ну, или в рабство бы продали. Понятно, да, но всё равно это уже как-то... намекает на литературную жвачку. Посмотрим, что там дальше, но, скорей всего, дальше будет всё то же самое. А у меня уже зародилась такая мысль: уж лучше бы «Ведун» остался циклом несвязанным, просто набором законченных коротких историй, серией книг без главного сюжета про уральских колдунов и девочку с разноцветными глазами. Ибо центральный сюжет а-ля «боевичок под шашлычок» меня уже утомил, а впереди ещё лежит куча книг... Урсула как персонаж — девчушка приятная, её можно было сделать спутницей героя и развивать их отношения, но совсем необязательно было всё так закручивать. Хотя, опять же, как и в случае с «Ведьмаком» Сапковского, когда у Прозорова стало получаться с литературой, тут надо было ковать (читай — писать), пока горячо. Деньги-то сами себя не заработают.

Вот он и ковал: одну книжку за другой, одну за другой. Лишь бы покупали. Но, повторюсь, иногда важно уметь вовремя закончить и остановиться. К сожалению, всё начинает выглядеть так, будто ещё треть цикла (семь книг, начиная с «Возвращения») Александр Прозоров написал по инерции хайпа: пока пипл хавает, надо писать. Олежка крутится, сюжетик мутится, короче. Это лишь моё предположение, сделанное на основе всего прочитанного.

Спасибо автору за язык, описания, диалоги, толику юмора, историю про фальшивых оборотней, бодрость сюжета. Да и вообще, спасибо за первую половину книги: благодаря новизне локаций и необычной бытовухе, читать про возню Олега с Урсулой интересно. Чем-то это всё даже напомнило наш сериал «Охотник» с Евгением Цыгановым. «Возвращение» в целом читается легко и шустро, да только одна беда: как быстро эта книга читается, так же быстро она и забывается, не оставляя в памяти и душе практически ничего. Пусть же моя заметка станет небольшим памятником.

Что ж, чтиво пролетело очень быстро, за пару вечеров, и сейчас я могу сказать следующее: ожидания не оправданы. Я думал, после затянутой и нудноватой второй части третья всё разрулит, порешает, но нет. Не повезло, не фартануло. Да что мне опять не так? А вот: добавьте сюда минусы двух предыдущих романов, а также общую усталость от этого локального сюжета про борьбу бобра с ослом. В рамках данной трилогии можно сказать и проще: борьба была равна, боролись два говна... То есть братья Аркаим и Раджаф.

Первый, как и ожидалось, оказался злодейским злодеем, а второй, вроде как, нет. Во всяком случае, Раджаф ведёт себя более-менее адекватно для свергнутого властителя, который пытается спасти мир от гибели (что не отменяет факта его придурковатости и достаточной жестокости). Тем не менее, постоянные апокалиптические вопли Раджафа не помешали Олегу и товарищам в очередной раз перейти на сторону Аркаима. Ну, он же кучу сундуков с самоцветами пообещал, знаете ли. А то, что Олегу постоянно талдычат о смертельной опасности для мира, которую хочет реализовать Аркаим, на Олега как-то не влияет. А тот ли это вообще Олег, что несколько лет назад попал на Русь и совсем недавно был в плену у кочевников?..

Ближе к концу романа Середин так вообще заявляет нечто вроде: я, мол, отныне верю только в то, что можно увидеть и пощупать; а ваши философии про свободу, равенство и братство вы, братцы-акробатцы, засуньте себе каждый в свою dupa. В общем, если и воевать, то не за Родину и Сталина, а за булочку и трамвайчик... Заявил Олег подобную дичь и... присоединился к Аркаиму! Впрочем, до булочки и трамвайчика он не дошёл, но посыл у него был тот же. А ничего, что Олегу известно о реальных планах Аркаима, да и сам колдун своих планов на уничтожение мира не таит? Я, честно говоря, устал читать страницы про беготню Олега и его друзей между двумя колдунами. То с одним, то с другим. То опять с одним, то опять с другим. То вроде вот уже и победили, ан нет: Любовод забыл взять с собой волшебный камень, и теперь надо в очередной раз ловить очередного колдуна, чтобы камень отобрать, а колдуна обезвредить... Блин, ну и жвачка, конечно. Читается легко и, в общем-то, непринуждённо, но жвачкой от этого быть не перестаёт.

Я уж не знаю, почему автор так затянул эту историю про двух уральских колдунов. Возможно, причины тут финансовые, а возможно, Прозорову в те годы и правда нравилось всё так расписывать до рутинной тошноты и сюжетных повторов. Быть может, причин несколько и они составляют комплексную проблему. Не суть важно уже, на самом-то деле. «Конец пути» мне понравилась всё-таки чуть больше, чем «Жребий брошен», но меньше, чем «Медный страж». Затянул автор, ох как затянул. Я понимаю, что данный сюжет про двух колдунов — своего рода основной сюжет всей серии про ведуна.

Тут, скажем так, случился опыт Геральта из Ривии: пан Сапковский тоже сначала писал, не очень понимая, кто его главный герой и что с ним дальше делать. То есть центральный сюжет саги появляется достаточно поздно, не все до него могут и дочитать. Вот и с ведуном Прозорова так же: Олег Середин ходил-бродил, а примерно с восьмой части появляется главная линия всей серии. Но! С сюжетом про уральские царства автор всё равно намудрил.

Слишком уж глупо Олег выглядит в этой трилогии. Жадный до богатств, жестокий, лицемерный, злой предатель — это да. Однако на принципиального воина-ведуна из первых книг Олег тут смахивает мало. Неужели Любовод его так испортил? Последний-то как раз торгаш обычный, хоть и двигает иногда правильные слова (правители все жестокие и злые и пр.), но выворачивает эти слова в нужное себе русло: раз я ничего изменить не могу, надо расслабиться и получать удовольствие. То есть, по мысли Любовода, стоит примкнуть к наиболее сильному правителю и обслуживать его в обмен на личное богатство, хороший домик и непререкаемый авторитет среди черни. Олег наслушался Любовода, и сам стал таким же...

Знаете, я уже начал читать «Возвращение» (следующую часть в серии), и мне она пока что нравится. Первая глава прям бодрячком идёт, интересно и достаточно динамично. Но эта вот трилогия про беготню по Уралу меня изрядно задолбала нелогичностью, затянутостью, испорченным впечатлением от главного героя, суетой сует и водой воды. Короче, ладно. Бывает. Думаю, стоит простить автора за литературные ошибки и продолжить чтение дальше. Во всяком случае, даже «каимовская» трилогия в целом неплоха, просто она попала мне не в то настроение, да и объективно обладает пусть и некритичными, но неприятными особенностями.

Есть у меня ощущение, что два этих уральских пельмешка, братцы Аркаим и Раджаф, суть два сапога пара. Иначе говоря, они оба тираны, убийцы и ничего хорошего в планах на мир не имеют. Хоть и утверждают каждый обратное. Был бы Олег Середин и его друзья поумней, чем дуболомы-исполнители, они бы давно использовали братьев в своих целях, обошлись бы малой кровью, развели бы каждого на золото и самоцветы, да благополучно свалили домой. Ну, или бы просто свалили домой с голыми жопами, не пожелав участвовать в семейных разборках двух болтунов-колдунов. Но «Жребий брошен» — не про ум и честь главных героев, что меня и расстроило в достаточной степени.

Хотя, конечно, умничать на диване каждый может, и я не знаю, был ли у Олега реальный выбор. Но всё равно...

Как это было. В первой части трилогии («Медный страж») торговая экспедиция русичей приплыла в уральские земли. Увидев местных хиппарей-раджафовцев, русичи ничтоже сумняшеся вырезали пару городов, изнасиловали женщин, ограбили мирное население и попытались свалить обратно на Родину. Но местный царь, Раджаф, послал за ними Медного стража — здоровенную магическую тушу из меди и железа, которая в наказание вырезала почти весь отряд Олега и Любовода, и оставила последних без награбленного. Повторюсь: так им и надо, нечего было промышлять грабежом и убийствами.

Во второй части («Жребий брошен») неудачных торговцев ловят воины Раджафа и засовывают их в петлю. В общем-то, достаточно справедливое наказание для врагов, даже для сомневающегося нитакусика Олега Середина. Пусть лично он и не грабил, пусть не насиловал, но коллективную ответственность за своих никто не отменял. Будь добр отвечать, значит. Однако из висельной петли русичей спасают воины Аркаима — ещё одного местного царька, который нанимает Олега и компанию и просит их свергнуть своего брата, Раджафа. Олег, недолго думая и ещё пару раз оприходовав рабыню Урсулу, соглашается.

Что мы имеем во второй части: Олег, совершенно уверенный в своей правоте, дал присягу Аркаиму, научился поднимать мертвецов из могил и повёл холодную армию на столицу Раджафа. Мол, ты же меня хотел повесить, тварь, так я к тебе пришёл с мечом (ещё раз)... Происходят битвы, разборки, Аркаим оказывается злодеем, Олег служит уже Раджафу и идёт войной на Аркаима... Да, кстати, Медного стража Олег слил на изи, как щенка слепого: а разве нельзя было в конце первой части вспомнить нужный заговор? Тогда и не случилось бы с отрядом Олега ничего плохого, и уплыли бы они себе спокойно на Русь, гружёные украденными товарами и несчастными рабами...

Что было по сюжету дальше — читайте сами, а я скажу вам пару слов. Хоть книга и написана добротно, и читать её по-прежнему интересно, и у колдунов есть своя философия и мотивы поступков, но мне не понравилось поведение Олега и его друзей, а также логика книги в целом. Ещё в «Медном страже» торговый отряд повёл себя мерзко и по-скотски, а в «Жребий брошен» ребята так и вообще словно ума лишились. В голове у них одни опилк... эээ.... деньги и прибыток. Бабки, бабки, самка собаки, бабки! Напомню, что Олег Середин попал на Русь, чтобы обрести знание, опыт и мудрость, а в этой части серии он ведёт себя как абсолютно отмороженный персонаж. Он воскрешает мертвецов, воюет то на одной стороне, то на другой, предаёт и перебежничает, вдохновляясь рассказами своего друга Любовода о скором богатстве... Да уж лучше бы он в петле болтался, право слово. Вот это была бы концовка, а? Старик Ворон точно бы разочаровался в своём лучшем ученике.

Тот ли это Олег Середин, что попал на Русь несколько лет назад? Или это уже просто мародёр, убийца, предатель? К сожалению, вторая книга трилогии показывает Олега и его товарищей именно с этой неприглядной стороны. Надеюсь, в последней части, «Конец пути», автор сможет всё объяснить и показать в нужном свете. Но вот пока что Олег для меня — лицемер. Он думает о высоких идеалах (вспомните его недавнее рабство, рассуждения о человеке и человечности из предыдущих книг), а на деле воскрешает мертвецов ради выгоды сомнительного царька и выгоды своей, шкурной.

Будем посмотреть.

№66. Где же кружка? Сердцу будет веселей.

На днях я прочитал антологию рассказов «Русские цветы зла». Сначала (для этого поста) я хотел сделать рейтинг прочитанного. Вот этот рассказ — хороший, а этот — плохой, этому — такое место, тому — другое. Здесь автор не дотянул, а там — переборщил... Ну, и тому подобные игры в литературного критика. Но потом до меня дошло: это же антология, солянка, сборник. А значит, здесь априори не может быть лучшего или худшего произведения, — они все разные, да, но объединены темой зла в человеческой душе, раскрывая её с разных сторон. Да и критик из меня — как из говна конфета.

Составителем «Русских цветов зла» выступил писатель Виктор Ерофеев. Сделал он это в далёком 2004-м году, когда я ещё даже пива не пробовал (до пива мне оставалась пара лет). Как вы понимаете, в отношении живых писателей сборник уже устарел (они прокачали литературные навыки и успели натворить много новых вещей). Потому сегодня антологию можно рассматривать и как занятный литературный артефакт середины нулевых, и (что самое главное) как хорошее исследование «цветов зла» внутри любого из нас.

Ближе к сути. В книге вы найдёте пару десятков рассказов от пары десятков авторов: от Варлама Шаламова и Виктора Астафьева до Владимира Сорокина и Виктора Пелевина. Но там есть ещё и Юрий Мамлеев, и Сергей Довлатов, и Эдуард Лимонов, и многие другие. Также отмечу, что каждое из произведений антологии интересно по-своему, но далеко не каждое вам понравится. Потому, если вы будете читать «Русские цветы зла», обратите внимание на вступительную статью Виктора Ерофеева: там подробно и профессионально разбираются авторы и их произведения, даются необходимые пояснения и наводки.

Я же хотел бы только обратить ваше внимание на два текста, которые мне запомнились больше всего.

Во-первых, Юрий Мамлеев и его «Тетрадь индивидуалиста». Цитата для понимания:

«Жалеют кого-нибудь оттого, что у него чего-нибудь нет: денег, ума или женщины. Но я выл не о такой жалости; тёплой, безумной, сексуально-маразматической жалости к своему чистому, обречённому «я», к своему дрожащему, погибельному бытию, такому родному и такому заброшенному перед лицом непонятного мира — такой неистовой, патологической жалости просил я; но деревца одиноко молчали в ответ, собаки лаяли и разбегались, а нищие крестились и шарахались в сторону... И я понял, что эту жалость я могу получить только от самого себя и что из этой жалости должно возникнуть что-то великое...»

Мамлеева я впервые прочитал ещё в юности: это были его незабвенные «Шатуны». Потом я изредка читал у Юрия Витальевича короткую форму, а последние пару лет мамлеевщина меня привлекает всё больше. Почему? Да чёрт его знает. Может, потому, что тексты Мамлеева наполнены какой-то метафизической безысходностью и ужасом? Причём это не пугалки для скучающих домохозяек, а самые что ни на есть исследования глубин человека в художественной форме. Тем и интересны, собственно.

«Тетрадь индивидуалиста» — одно из лучших таких исследований, что я читал в короткой форме. Однако именно для этого автора оно несколько однотипно (верней, однотемно). На протяжении пары десятков страниц читателю дают погрузиться в мир законченного эгоиста без имени и биографии, — проза Мамлеева в принципе посвящена подобным персонажам. Автор от первого лица передаёт эгоистические размышления о жизни, смерти, любви, обществе и прочем. Так как тетрадь с записками ведёт эгоист, неудивительно, что поначалу он ожидает от внешнего мира восторга, но расстраивается, узнав, что большому миру в целом наплевать на большого эгоиста:

«Весь мир должен припасть к моим галошам, а не существовать сам по себе», — выл я истерическими мыслями, лаская свою душу. (...) Почему все не замечают, как я велик?», — злобно взвизгнул я один раз в подушку».

Всё глубже погружаясь в свои локальные, солипсические миры, эгоист теряет все социальные связи и окончательно опускается на дно общества. В принципе, на дно его тянуло изначально, просто он этого не очень понимал и оттого пытался балансировать в приличном мире, живя более-менее как все. Но в итоге он стал одиноким кладбищенским бродягой и пугалом, которое пьянствует в «полустоловой, полупивной», а потом ждёт очередного «покойничка», чтобы сопроводить его и заглянуть в лицо, пытаясь разгадать неразгадываемую тайну смерти.

Этот жутковатый рассказ Юрия Мамлеева напоминает мне роман «Наоборот» Ж.-К. Гюисманса. Безымянный эгоист Мамлеева так же, как герцог Жан дез Эссент, бежит от большого и угрюмого мира, от реальной смерти и жестокости в уютные миры своей изощрённой фантазии. Но мамлеевского эгоиста, как и герцога-декадента, всё равно ожидает неизбежный и трагичный финал. А смерти-то эгоист боится больше всего остального, потому и мечется как уж на сковородке...

Если вы читали «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, вы поймёте ужас и тоску мамлеевского персонажа.

Во-вторых, Виктор Астафьев: «Людочка». Цитата для понимания:

«Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать её была колхозницей, отец — колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя её не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но всё же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезненной и плаксивой.

Она росла, как вялая, примороженная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась».

Возможно, вы помните историю про Людочку. Такое сложно забыть. Рассказ про простую деревенскую девушку, пытавшуюся обустроиться в провинциальном городе во времена брежневского застоя, не может не быть трогательным, щемящим и трагичным. Виктор Астафьев, как знаток и мастер «деревенской прозы», среди прочего уместил в «Людочке» важную мысль: человек, лишённый природы и её красоты — не человек вовсе, а так, лишь пародия в лице мерзкого Стрекача (уголовника и насильника, которого только могила исправит).

Недаром важную роль в произведении играет местный парк рабочего посёлка при городке. Через парк кем-то и когда-то проложена забытая огромная труба, в канаву для которой жители бросают всё: от презервативов и покрышек до котят и пивных бутылок. Прекрасный образ человечества, глобально загрязняющего нашу планету, а локально бросающего в кусты у озера банки и салфетки... Отвлёкся я. Вонища от разнокалиберного мусора и трупов котят, щенков и поросят в том парке стоит ужасная. Это уже и не парк даже, а какое-то мерзкое его подобие, злобная человеческая насмешка над природой и вообще над всем чистым, красивым и естественным. Вечерами в парке толкутся, дерутся и портят девок всякие орки и урки:

«В таком посёлке, в таком роскошном месте, как парк Вэпэвэрзэ, само собой, и «нечистые» велись, да все здешнего рода и производства, пили они тут, играли в карты, дрались они тут и резались, иногда насмерть, особенно с городской шпаной, которую не могло не тянуть в фартовое место. Имали они тут девок и однажды чуть было не поймали ту вольнодумную ленинградскую учительницу — убегла, физкультурница».

Какие люди — такая и природа, а какая природа — такие и люди...

Советский писатель верно подметил, что «зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живёт во мне и жжет моё сердце? Может, всё дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Именно простота рассказанной истории о судьбе девушки цепляет читателя. Не знаю, как вам, а меня при прочтении «Людочки» постоянно коробит: остаётся такое тоскливое, мерзкое чувство рутинной постыдности нашего бытия. И это чувство прорывается всегда, независимо от внешнего лоска нашей современной жизни.

Казалось бы, и живу я в городе (пусть и провинциальном), и уж двадцать первый век на дворе, и в квартире тепло, и в моём мире всё хорошо (дома тепло, когда снег пошёл), и можно спокойно закрыть глаза и погрузиться в личную суету и мирские тревоги сытого горожанина... Но подобные истории всегда вырывают меня из зоны комфорта, заставляют некоторое время воспринимать мир как-то особенно обострённо. Душа болит после таких рассказов, вот что.

«За шумом счастливых свадеб и успешных сессий,

в город ночами въезжают курительные смеси,

За взрывами цветных салютов, за мудростью тостов,

далеко, на лестничной площадке, не станет подростка».

(с) ГРОТ — Всё хорошо.

И я начинаю вспоминать поселковое детство: как пил я за гаражами какую-то сивуху и курил в контейнере, таясь от всех; как старшие пацаны лет в пять устроили мне «прописку» (а я потом нашёл где-то сигарету и ждал одного, чтобы угостить); как в пять же лет я уже матерился отборным слогом грузчика; как старшая соседская девочка стравливала меня со старшим соседским мальчиком — он дал мне в нос, а я достал ножик, побежал за ним, догнал в его дворе и там оставил ему шрам на щеке; как ударил меня по лицу один дядька, чей газовый пистолет я нашёл на улице и принёс ему, — а он подумал, что я это украл, ударил меня и отвёл стыдить к матери на работу; как носились мы по забытому мрачному недострою, и я налетел головой на стальную балку, а голову мою потом зашивали в деревенской больнице...

И один у меня возникает вопрос после астафьевской «Людочки»: почему мы так неумело и неправильно живём, кто виноват в этом? Неужели мы сами и виноваты, неужели нам так и надо?

Итак, пора закругляться. Напоследок скажу, что я привёл в пример для вас только два текста из антологии, а их там сильно больше. Многих авторов я читал в первый раз (и дальше читать буду явно не всех). Что ж, вкратце отмечу следующие истории про:

— магазинные будни продовольственной бабки («С кошëлочкой»);

— безнадёгу лагерной жизни в СССР («Тифозный карантин»);

— дождливую иронию одинокого журналиста («Компромисс пятый»);

— особенности дружбы с вороватым сидельцем («Любовь тигра»);

— ночной перекус в Нью-Йорке («The night souper»).

Хотел бы отметить ещё, да жутко лень. Надеюсь, вы и так всё примерно поняли.

Отдельно отмечу, что всё упомянутое — художественная литература. А значит, авторы редко бывают объективны, и пишут, чаще всего исходя из своей жизни, опыта, убеждений. Никогда бы не подумал, что придётся объяснять очевидные вещи. Но в последнее время мне попадались люди, которые рады ущемиться по любому поводу, и голова у которых, кажется, существует лишь по принципу «ношу на ней шапку, а ещё я в неё ем». Для них и делаю ремарку.

В общем, рекомендую всем заинтересованным прочитать сборник рассказов «Русские цветы зла». Быть может, вы найдëте пару цветочков внутри себя. А уж что с ними делать — решайте сами.

И пусть всё в мире грустно,

а выхода и нет,

я только рассмеюсь-ка,

как дядюшка Пакет.

«Медный страж» показалась мне книгой достаточно философской, если можно так выразиться. Хотя бы потому, что в восьмой части серии ведун попадал в рабство — и на своей, что называется, шкуре испытал все «прелести» рабской жизни. А вот уже в девятом выпуске приключений Олега Середина ситуация складывается ровно наоборот: Олег участвует в карательном походе муромского князя на земли кочевников, где русские войска жестоко вырезают целый (возможно, и единственный) город зловредного кочевого племени. Преемственность, на отсутствие которой я ссылался в предыдущих обзорах, тут уже давно появилась — это радует.

Так вот. Покарали русские кочевников, взяли богатый «урожай» товаров и рабов, отправились домой, на Русь. Олегу по своей доле перепала молоденькая рабыня Урсула — девочка с разноцветными глазами, вся такая... набоковская Лолита, короче. Она уже созрела, и ей уже ХОЧЕТСЯ, а Олег всё отшучивается от неё и сам себе говорит, мол, я же не педофил, куда мне её трогать-то. Тем не менее, ближе к концу книги Олег благополучно забывает про принципы, и у него с Урсулой ВСЁ ПОЛУЧАЕТСЯ, да так, что она аж ПОСКУЛИВАЕТ, и всё в таком же духе. Но да не об этом сейчас.

В общем, книга мне понравилась насыщенностью сюжета. За несколько сот страниц я прочитал и про карательный поход на степняков, и про отношения Олега с малолеткой Урсулой (ради её защиты он положил четверых промысловиков, влипнув на суд), и также про торговую экспедицию Олега с его давним другом Любоводом к уральским племенам (экспедицию, что переросла в жестокий грабёж мирного населения, за что получила от Медного стража — хранителя народов Урала)...

Каждое из происходящих вокруг событий Олег рефлексирует и осмысляет по-новому. Например, рабство, жестокость и отсутствие общечеловеческого гуманизма в те древние времена. В прошлом отзыве я про это уже писал, а вот в данной книге Олег, оказалось, пришёл примерно к тому же: хоть и воспринимаем мы кого-то «врагами», на деле они — такие же люди, и «врагам» тоже бывает страшно, холодно, голодно и обидно.

Да только можно ли что-то изменить, думает Олег, если все вокруг играют в жестокую игру «свой — чужой»? А на тебя в лучшем случае посмотрят как на полоумного, если ты вдруг к рабу по-человечески относиться станешь. Раб же — он «говорящая вещь», но никак не человек, а «враг» — он тоже не человек, а тварь, мразь и существо, достойное самой грубой смерти.

Потому Олег засовывает свои гуманистические метания куда поглубже и просто принимает правила игры в «свой — чужой». Жаль, конечно, но куда деваться? Читать про метания Олега мне понравилось: мысли довольно занятные, хоть и простые. Да только меняется ли что-то от их простоты? Всем всё понятно, а ведём себя по-прежнему как дикари: будь то древнерусские мужики на чужой земле, или же... закончите фразу сами.

Отдельно отмечу про разграбление уральских городов торговой экспедицией Олега и Любовода.

Во-первых, эти города показаны чуть ли не как какие-то коммуны: оружия не носят, живут в мире и любви, балдеют от жизни и всё такое. А тут к ним приплыли торговать диковатые варяги и славяне, охочие до халявного добра, чужих женщин и крови невинных... Ужасно читать эту главу, на самом деле.

Во-вторых, в одной из первых книг А. Прозоров уже ударялся в псевдоисторию народов России — тут, кажется, тот же случай. И тут Прозоров тоже ссылается на некую книгу про древние уральские цивилизации, и т.д., и т.п. Меня всегда напрягают подобные вещи — от них пахнет лженаукой и ересью. И чем менее изучена реальная «Страна городов» и город Аркаим, тем более создаётся пространства для спекуляций... К счастью, в «Медном страже» нет откровенной бредятины из «Заклятия предков» всё того же А. Прозорова. Более того, присутствуют гуманистические мотивы и общефилософские рассуждения о жестокости, грубости и несправедливости всех людей. И на том спасибо.

В-третьих, Медный страж справедливо наказал пришлых торговцев — всех, кого он там потрошит и кому отрубает головы, совершенно не жалко. Так им, сукам, и надо. Я здесь всецело на стороне несчастных каимовцев, с которыми славяне поступили совершенно по-ублюдски. Подчеркну, что это всё — лишь мои оценочные суждения в рамках данной серии книг, и не стоит переносить их на реальность.

Итак, «Медный страж» не имеет законченной истории, ведь следующая часть серии является прямым продолжением начатого сюжета. Посмотрим, что будет дальше.

Казалось бы, по-хорошему стандартная книга про приключения Олега Середина на Руси тем и закончится: ну, добудет сборный отряд ратников и колдунов легендарное золото князя, спрятанное заклятием древнего волхва, или не добудет — не столь важно. Важней атмосфера и сюжет о поисках золота. Но внезапно для меня книга «сломалась» примерно в середине. Повествование сделало резкий поворот, и вся история поменяла ритм, настроение и эмоции. В общем, глава «Мельник» — одна из лучших в книге, пусть и достаточно короткая, схематичная для всего там описанного.

Так изобразить то, что показал А. Прозоров — это многого стоит. За несколько десятков страниц автор умело разнообразил сюжет, как и в прежние разы, заставил нас сожалеть об участи полюбившихся персонажей (боярина Чеслава, Даромилу и Желану жаль больше всех остальных), а концовка главы «Мельник» так и вообще напоминает о стихотворении из «Волкодава» Марии Семёновой:

«Хозяин всё решит, хозяин знает лучше,

За ним рабу живётся и сыто, и в чести»...

Даже и не знаю, как я бы смог себя повести в ситуации Олега Середина: как сам Олег или как другие... люди.

Прочитал я эту главу, и подумалось мне вот: насколько же все мы до сих пор далеки от гуманизма, насколько мы, человеки, жадные, жестокие, корыстные и лицемерные создания подлунного мира. Сколько ещё крови и слёз мы должны пролить, чтобы человечество вступило в новую эпоху яблонь, цветущих на Марсе? Или я, как и ранее, всего лишь глупый идеалист, а все люди (и я тоже) — лишь дикие двуногие животные, которые прикрываются фиговым листком культуры?

«Кровь ворона» — вещь хорошая, практически не уступающая предыдущим книгам серии, а некоторые даже превосходящая. Я рад, что автор так долго умеет удерживать внимание читателя историями про ведуна Олега.

Седьмая книга закончена — полёт нормальный. Самое то чтиво, чтобы скоротать промозглые ноябрьские дни и вечера, следя за приключениями Олега Середина. На этот раз Олегу предстоит собрать русских мужиков по деревням и дать отпор степнякам, которые повадились разорять русские деревни со всеми вытекающими последствиями для нашего народа.

Вся книга посвящена этой истории: от начала до конца, от сборов мужиков до финальной битвы с врагами и последующего дележа добычи. На сюжет про отпор степнякам накладывается и история несчастного мельника, чья семья трагически погибла в ходе очередного набега степных татей. Не выдержав своего горя, мельник повесился, но душа его так жаждала мести, что осталась в мире живых, неприкаянная и тоскующая. И так уж вышло, что душа эта вселилась в ведуна Олега: теперь Олег должен не только помочь живым — выжить, но и помочь мёртвым обрести долгожданный покой и отмщение.

В целом, в «Тени воина» мне всё понравилось. Книга обладает всеми плюсами предыдущих историй про ведуна, а вот минусов как таковых я и не заметил. Они, конечно, обнаружатся при дотошном копании, но уж сразу в глаза точно не бросятся. Темп повествования размеренный, персонажи достаточно интересные, в наличии сюжетная преемственность, также есть рассуждения Олега о честности и мужественности, а ко многим героям этой истории привязываешься. И опять, как и раньше, очень жалко с ними расставаться (бортника Лабуту и неумелого мальчишку Малюту жалко особенно — очень уж приятные были люди)...

«Тень воина» получилась книгой насыщенной и занятной, что ставит её в ряд с другими хорошими историями про Олега Середина. Отмечу и юмор: он незатейлив, но улыбнуться позволит (от песни «пора по пиву» до реализации бородатого анекдота «а ещё я в неё ем» на практике — забавно, да). Словом, я рад, что уже есть как минимум несколько хороших книг про приключения ведуна: их можно будет перечитывать, раз за разом возвращаясь в атмосферу опасных приключений, новых знакомств, серьёзных выборов и их неизбежных последствий.

Возможно, вы помните историю про Людочку. Такое сложно забыть. Рассказ про простую деревенскую девушку, пытавшуюся обустроиться в провинциальном городе во времена брежневского застоя, не может не быть трогательным, щемящим и трагичным. Виктор Астафьев, как знаток и мастер «деревенской прозы», среди прочего уместил в «Людочке» важную мысль: человек, лишённый природы и её красоты — не человек вовсе, а так, лишь пародия в лице мерзкого Стрекача (уголовника и насильника, которого только могила исправит).

Недаром важную роль в произведении играет местный парк рабочего посёлка при городке. Через парк кем-то и когда-то проложена забытая огромная труба, в канаву для которой жители бросают всё: от презервативов и покрышек до котят и пивных бутылок. Прекрасный образ человечества, глобально загрязняющего нашу планету, а локально бросающего в кусты у озера банки и салфетки... Отвлёкся я. Вонища от разнокалиберного мусора и трупов котят, щенков и поросят в том парке стоит ужасная. Это уже и не парк даже, а какое-то мерзкое его подобие, злобная человеческая насмешка над природой и вообще над всем чистым, красивым и естественным. Вечерами в парке толкутся, дерутся и портят девок всякие орки и урки:

Какие люди — такая и природа, а какая природа — такие и люди...

Советский писатель верно подметил, что «зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живёт во мне и жжет моё сердце? Может, всё дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Именно простота рассказанной истории о судьбе девушки цепляет читателя. Не знаю, как вам, а меня при прочтении «Людочки» постоянно коробит: остаётся такое тоскливое, мерзкое чувство рутинной постыдности нашего бытия. И это чувство прорывается всегда, независимо от внешнего лоска нашей современной жизни.

Казалось бы, и живу я в городе (пусть и провинциальном), и уж двадцать первый век на дворе, и в квартире тепло, и в моём мире всё хорошо (дома тепло, когда снег пошёл), и можно спокойно закрыть глаза и погрузиться в личную суету и мирские тревоги сытого горожанина... Но подобные истории всегда вырывают меня из зоны комфорта, заставляют некоторое время воспринимать мир как-то особенно обострённо. Душа болит после таких рассказов, вот что.

«За шумом счастливых свадеб и успешных сессий,

в город ночами въезжают курительные смеси,

За взрывами цветных салютов, за мудростью тостов,

далеко, на лестничной площадке, не станет подростка».

(с) ГРОТ — Всё хорошо.

И я начинаю вспоминать поселковое детство: как пил я за гаражами какую-то сивуху и курил в контейнере, таясь от всех; как старшие пацаны лет в пять устроили мне «прописку» (а я потом нашёл где-то сигарету и ждал одного, чтобы угостить); как в пять же лет я уже матерился отборным слогом грузчика; как старшая соседская девочка стравливала меня со старшим соседским мальчиком — он дал мне в нос, а я достал ножик, побежал за ним, догнал в его дворе и там оставил ему шрам на щеке; как ударил меня по лицу один дядька, чей газовый пистолет я нашёл на улице и принёс ему, — а он подумал, что я это украл, ударил меня и отвёл стыдить к матери на работу; как носились мы по забытому мрачному недострою, и я налетел головой на стальную балку, а голову мою потом зашивали в деревенской больнице...

И один у меня возникает вопрос после астафьевской «Людочки»: почему мы так неумело и неправильно живём, кто виноват в этом? Неужели мы сами и виноваты, неужели нам так и надо?

Мамлеева я впервые прочитал ещё в юности: это были его незабвенные «Шатуны». Потом я изредка читал у Юрия Витальевича короткую форму, а последние пару лет мамлеевщина меня привлекает всё больше. Почему? Да чёрт его знает. Может, потому, что тексты Мамлеева наполнены какой-то метафизической безысходностью и ужасом? Причём это не пугалки для скучающих домохозяек, а самые что ни на есть исследования глубин человека в художественной форме. Тем и интересны, собственно.

«Тетрадь индивидуалиста» — одно из лучших таких исследований, что я читал в короткой форме. Однако именно для этого автора оно несколько однотипно (верней, однотемно). На протяжении пары десятков страниц читателю дают погрузиться в мир законченного эгоиста без имени и биографии, — проза Мамлеева в принципе посвящена подобным персонажам. Автор от первого лица передаёт эгоистические размышления о жизни, смерти, любви, обществе и прочем. Так как тетрадь с записками ведёт эгоист, неудивительно, что поначалу он ожидает от внешнего мира восторга, но расстраивается, узнав, что большому миру в целом наплевать на большого эгоиста:

Всё глубже погружаясь в свои локальные, солипсические миры, эгоист теряет все социальные связи и окончательно опускается на дно общества. В принципе, на дно его тянуло изначально, просто он этого не очень понимал и оттого пытался балансировать в приличном мире, живя более-менее как все. Но в итоге он стал одиноким кладбищенским бродягой и пугалом, которое пьянствует в «полустоловой, полупивной», а потом ждёт очередного «покойничка», чтобы сопроводить его и заглянуть в лицо, пытаясь разгадать неразгадываемую тайну смерти.

Этот жутковатый рассказ Юрия Мамлеева напоминает мне роман «Наоборот» Ж.-К. Гюисманса. Безымянный эгоист Мамлеева так же, как герцог Жан дез Эссент, бежит от большого и угрюмого мира, от реальной смерти и жестокости в уютные миры своей изощрённой фантазии. Но мамлеевского эгоиста, как и герцога-декадента, всё равно ожидает неизбежный и трагичный финал. А смерти-то эгоист боится больше всего остального, потому и мечется как уж на сковородке...

Если вы читали «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, вы поймёте ужас и тоску мамлеевского персонажа.

«Женщина в песках» японского писателя Кобо Абэ — книга непростая. Написанная обманчиво простым языком с прямолинейными ответами самого автора, эта вещь словно водит читателя за нос. Мол, смотри: вот все ответы, они на поверхности, чего ещё тебе нужно? Читай! Но в тексте «Женщины в песках» для читателя всё равно остаётся какая-то недосказанность, какой-то намёк автора на игру в угадайку.

Японский писатель будто специально так всё завернул и с хитрой усмешкой отошёл в сторонку: давайте, ребята, разгадывайте мою абсурдистскую шараду. Дескать, ломайте копья и спорьте до хрипоты, что же я хотел вам сказать на самом деле. И эту недосказанность японского автора попробую вам сегодня дорассказать я. Как обычно — без претензий на понимание книги. Просто мысли, просто болтовня. Просто абсурд.

Полагаю, стоит начать с краткого пересказа сюжета. Городской учитель Ники Дзюмпэй взял короткий отпуск и отправился поближе к морю: среди песков он надеялся найти новых жуков для своей коллекции. Да, Дзюмпэй работал в городе учителем, но свободное время он предпочитал проводить в компании насекомых, а не людей. Хобби у человека такое, что поделать.

Словом, отправился он к морю, там попал в маленькую странную деревеньку, где его спустили в низ песчаной ямы, чтобы переночевать у местной вдовы (последний автобус уехал... А был ли автобус вообще?). Хижина вдовы, как и хижины многих жителей деревни, располагалась в глубокой песчаной яме, выбраться из которой можно только по верёвочной лестнице.

Вышел Ники после сна во двор, а лестницы и след простыл. Из ямы же просто так не вылезти, хоть учитель и пытается. Пытается он добрую половину книги: строит хитрые планы, подкапывает песок, берёт в заложники вдову... И у него даже получается сбежать, но его ловят и возвращают обратно в яму.

Но зачем городского учителя вообще поймали и для чего с ним так носятся?

Всё просто: отныне Ники должен жить в яме с женщиной и каждую ночь убирать песок, упавший в яму за день. Песок нужно насыпать в корзины, а корзины тут же забирают наверх местные решалы. В награду за работу решалы дают работягам водку, воду, сигареты и иногда — тупые комиксы и местные газеты. Ну, и ещё они разрешают работягам спариваться (иногда решалы и сами не прочь посмотреть, как плодится быдло). А песочек потом вывозится в город и продаётся строительным фирмам для работы. Простая и эффективная схема заработка на рабах, что сказать.

Вообще, книга японского писателя полна метафор и потому достаточно сложна для разгадывания. Скажем, что олицетворяет собой песок: жизнь, время, рутину, хаотическую слепую массу? Или вот какой тип свободы лучше: «западный» (как свобода передвижения, свобода выбора и свобода воли) или «восточный» (как свобода даосского недеяния у-вэй: свобода духа и разума от надуманных конструктов социума)? А что такое мир: порядок и спокойствие или хаос и неопределённость?

Но давайте обо всём по порядку. Я хочу обратить ваше внимание на три темы «Женщины в песках»:

Тема свободы в самом широком понимании этого слова.

Тут много можно всякого наговорить, но у меня нет ни сил, ни времени, ни, что главней всего, нужного массива знаний. А потому скажу по-простому: в книге поднимается старая разница между Западом и Востоком, метафорически описывается конфликт цивилизаций, про который однажды метко выразился Редьярд Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».

Учитель Дзюмпэй в начале произведения — это человек западного типа. Он верит в науку, он урбанизирован, он весь такой чистенький, умненький и аккуратный обывала. Он ценит свою физическую свободу, он нелюдим и замкнут... И вот, как я уже говорил, учителя заперли в песчаной яме и заставили копать песок в обмен на водку и тётку. Вот уроды!

Учитель повозмущался, попсиховал, попытался сбежать (и даже сбежал — повторяюсь), но в конце книги всё равно вернулся в уже родненькую яму и поймал себя на мысли, что ему понравилось жить в яме. Бухай, копай песок, кури, — ну разве это не счастье?.. Никто не требует невозможного, а женщине достаточно и того, что в доме появился мужчина... Деревенский цикл «работа — дом — выходные» для бывшего учителя оказался лучше точно такого же цикла, но городского. Почему? Объясню чуть ниже по тексту.

Далее: капитализм как угнетение большинства меньшинством.

Ранее я не знал, что Кобо Абэ симпатизировал идее коммунизма и некоторое время даже состоял в Коммунистической партии Японии. Возможно, на эту тему существует много профильных исследований, но, опять же, лично я буду краток.

В книге можно разглядеть критику капиталистического общества Японии, символически изображённого в порядках и обычаях затерянной среди песков деревни. Так, в песчаных ямах сидят люди, запросы которых просты: поесть, помыться, выпить и покурить. О чём они мечтают? Женщина из ямы, например, мечтает купить радиоприёмник. Уровень подобной мечты вы можете оценить и сами. И вот эти люди насильно загнаны в песчаные ямы, где вынуждены регулярно заниматься тяжёлым физическим трудом в обмен на простые вещи.

Песок ежедневно забирают наверх и отвозят на продажу. Таким образом, на работягах, которых в деревне большинство, паразитируют привилегированные жители деревни, находящиеся в меньшинстве. Работяги не могут ничего изменить, так как они намеренно разобщены духовно и физически (каждая рабочая ячейка обитает в отдельной яме). Да и многие не хотят ничего менять — им и так нормально живётся. А ещё лучше живётся тем, кто наверху: вози себе песок в город, продавай и получай за это деньги.

Вот и вся метафора: в нашем мире одни люди живут за счёт других. При этом первые всячески дурят головы вторым и обманывают их: мол, если вы не будете работать, нас всех погубит песок. Скажете, Кобо Абэ оказался в чём-то неправ?

Примечательно, что почти десятилетием позже в той же Японии выйдет прекрасный фильм Акиры Куросавы: «Под стук трамвайных колёс». Фильм откровенно показывает, что происходит с людьми, выброшенными за рамки капиталистического общества: они опускаются до уровня бомжей и живут на свалке. Опускаются, но остаются людьми, в отличие от тех, богатых, кто не опускался, но и человеком-то вряд ли был...

Посмотрите фильм Куросавы, чтобы понять его тематическую взаимосвязь с «Женщиной в песках» Кобо Абэ. Скажете, Акира Куросава оказался в чём-то неправ?..

И последняя тема: абсурд и хаос нашей жизни.

Эта тема объединяет и поглощает две предыдущих. Она, по факту, магистральная тема, лейтмотив целого произведения. Почему Ники Дзюмпэй променял город на деревню (читай: шило на мыло)? Почему угнетённые работяги, сидящие в ямах с песком, по большей части довольны своей жизнью? Ответ на эти два вопроса есть, и он вам не понравится: потому, что люди боятся неопределённости и хаоса; потому, что людям подавай пусть плохую, но стабильность; потому, что для многих гораздо лучше быть ужом в сыром ущелье, чем соколом в опасном небе.

Большой мир — это большой океан хаоса и абсурда, где одновременно происходят тысячи тысяч разных событий. Эти события переплетаются, влияют одно на другое, порождают ещё тысячи и миллионы последствий, которые создают ещё больше всего и всякого. И так оно длится каждую секунду, а человек вынужден барахтаться в океане неопределённости, совершенно не умея в нём плавать. Чтобы хоть как-то спастись, человек организует островки стабильности: государство, семья, работа, заведённый порядок дел, придающий иллюзию смысла нашим действиям; каждый из нас строит свою хату с краю, да подальше от других.

Чтобы хоть как-то спастись, человек копает яму в песке. Там тихо, мирно и спокойно. Там почти ничего не происходит, — а то, что происходит, более-менее предсказуемо и оттого не так уж страшно. Иными словами, сложный и страшный мир абсолютной свободы человек добровольно променял на уютную яму в песке. А объективную бессмыслицу бытия он променял на субъективную иллюзию хоть какого-то смысла. Просто потому, что иначе бы он не выжил как биологический вид: в совершенной анархии и хаосе большого мира могут обитать лишь очень немногие безумцы. А на безумцах цивилизацию не построишь (но они могут существовать там в очень ограниченном количестве).

Такие дела.

Кроме всей философской ерунды, мне следует отметить и экранизацию данной книги. Если вкратце — она хорошая, но несамостоятельна в отрыве от книги. В 1964 году знаменитый японский режиссёр Хироси Тэсигахара (о существовании которого я, честно говоря, ранее не подозревал) снял экранизацию «Женщины в песках». Кстати, впоследствии он же снял ещё две экранизации по Кобо Абэ: «Чужое лицо» и «Сожжённая карта». Насколько я знаю, в создании этой кинотрилогии режиссёру помогал сам писатель: а это уже хороший залог для качественной экранизации.

На мой взгляд, «Женщина в песках» как фильм получился достаточно близким к тексту и духу произведения, но у него есть один существенный недостаток: если вы не читали книгу Абэ, понять фильм Тэсигахары будет сложно. В киноверсии «Женщины в песках» нет закадрового текста, также нет пояснений и толковых диалогов: фильм тянется как долгий полуденный сон уставшего рыбака. Конечно, это в полной мере передаёт дух книги, но всё равно: без знания литературного первоисточника включать этот фильм точно не следует. Иначе вы просто уснёте...

Итак, в общих чертах вы теперь знаете о книге и моём понимании всей этой муры. Стоит сказать, что в первый раз я читал «Женщину в песках» полжизни назад, в пятнадцатилетнем возрасте. Тогда я эту книгу плохо понял. А теперь... теперь мне уже под тридцать, я успел и поработать, и жениться, и походить по осенним паркам, — и это неотъемлемая часть моей жизни. Да, её большая часть давно идёт по маршруту «работа — дом — выходные — работа — дом — выходные». Повторять до могилы.

Звучит как-то грустно, не правда ли? Хотя, если посмотреть с другой стороны...

Не соглашусь, что «Креститель» — одна из лучших книг серии. Крепкий середнячок, который приятно читать — это да. Но до того же «Ключа Времён» или там «Души оборотня» этой книге всё-таки далековато. Без негатива, как говорится: книгу я прочитал легко и с интересом, но это уже шестая часть серии, а потому уже и есть с чем сравнивать. Возможно, дальше окажется настолько хуже, что я буду вспоминать «Крестителя» со скупой слезой ностальгии по неплохому фэнтези, но пока что вердикт прост: средненько.

Итак, с первых же страниц становится ясно, что сюжетно эта книга в общем связана с предыдущей частью серии — и наконец-то вот она, та самая преемственность. Её так не хватало ранее! Неужели автор однажды понял, что совершенно зря делает из приключений Олега на Руси набор плохо взаимосвязанных историй? Неужели понял, что массовому читателю интересней дилогии и трилогии? Хорошо, если так. Анджею Сапковскому для своего «Ведьмака», помнится, чуть меньше текста потребовалось, чтобы уяснить эту же идею. Не сравниваю тут «Ведуна» с «Ведьмаком», а просто провожу примерную аналогию.

При чтении «Крестителя» мне было очень приятно увидеть уже знакомых персонажей, приятно увидеть раскрытие боярина Радула (раскрытие, конечно, поверхностное, но в целом сойдёт), приятно, что боярин Радул туповат, но честен, а потому постоянно творит какую-то дичь и подкидывает всем новые заботы, не давая заскучать... Ну, и отсылки к предыдущей книге тут тоже на месте, что радует.

Кроме того, обратил на себя внимание и юмор: он, как уже правильно заметили в других рецензиях, довольно однобок и завязан в основном на постельной теме. Так, Олег всю книгу не может нормально совокупиться с дамой. Не дают ему, и всё! Верней, дамы-то дать и не против (Олег-то мужчина видный-солидный), — но не дают обстоятельства высокой службы при Владимире Святославиче, князе киевском, крестившем Русь. Когда тебе страну крестить надо, когда волхвы быкуют и народ на смуту поднимают, когда византийский попик паутину лжи плетёт под носом у великого князя (что последнему до поры неизвестно), то советник Олег может и потерпеть, иначе никак. Да, юмор про чпоки-чпоки совсем не ахти, я согласен, но у меня он местами вызвал улыбку. Тупею, видимо?

Теперь о другом. Я плох в истории, поэтому не смогу проанализировать правдивость сюжета «Крестителя». Скорей всего, всё было не так — было более обыденно, пресно. Только верю я твёрдо: жил такой чудак! Мне в другое верить неинтересно... Ой, Роберт Рождественский чего-то прорвался, простите. Ладно. Да, в истории я плох. Но сложно не согласиться с автором, что принятие христианства на Руси выглядит как хитрый политический ход для объединения народов под одним началом: одна страна, один президе... эээ, великий князь, один бог. Так ведь и правда легче управлять страной и бороться с врагами, когда у тебя люди не тянут в разные стороны. Чисто практически-политически. Чисто по-нашему: ребят, я завтра свою страну крещу, приходите по желанию, но знайте: кто на речку не придёт, того кровным врагом считать стану. Слово моё — закон!

Вот Владимир Красно Солнышко страну и объединяет. А помогают ему в этом его верный боярин Радул (претендующий на звание былинного богатыря) и Олег Середин (претендующий на звание человека с самыми длинными бивнями на Руси, если вы понимаете, о чём я). Параллельно развивается история с византийским монахом, посланным на Русь для её развала (внести смуту и рассорить людей, отвернуть их от князя Владимира), а также вполне привычные нам приключения малого отряда воинов и симпатичных тёток на просторах Древней Руси: встречи с нежитью, битвы с татями лесными, мёд-пиво реками по усам, и всё прочее, за что мы любим эту книжную серию. Кроме того, в этой книге автор накинул и эпика: присутствует глава про поход Владимира на Византию. Описание битвы славянских войск с греками захватило неискушённого читателя вроде меня: круто, образно, проникновенно!

Не берусь судить исторический контекст книги, скажу ещё раз. Но я с удовольствием погрузился в уже знакомую атмосферу, и книга пролетела перед глазами за несколько вечеров.

«С ладони капли на траву стекают медленно и плавно,

И звёздной ночи синеву качает рябь воды хрустальной.

Я буду долго вспоминать дурмана вкус из Лунной чары,

И её имя повторять, одно-единственное: Мара…»

(с) Butterfly Temple — Возвращение.

Пожалуй, можно сказать, что пятая часть приключений Олега Середина мне понравилась больше всех предыдущих. Возможно, тут виноват перерыв в чтении (я мог утерять волну и подзабыть ощущения от первых книг), а возможно, что «Ключ Времён» действительно лучше.

В этой книге авторы (А. Прозоров и О. Яновский) радуют читателя уже полюбившимися фишками приключений ведуна. Так, тут есть и бодрая динамика сюжета, и довольно лёгкий слог, и юмор, и тяготы долгой дороги, и сексуальные приключения Олега с боевыми тётками, хорошими и не очень... Словом, если кто-то читал мои предыдущие отзывы по книгам серии «Ведун», то возьмите оттуда все упомянутые мной плюсы и умножьте их на два-три. Бодро, круто, интересно.

Отдельно хочу отметить, что в пятой книге присутствует целая группа харизматичных персонажей, к которым привязываешься. А когда они погибают или просто уходят — возникает какое-то тяжёлое ощущение, тоска какая-то и опустошённость. Будто ты сам с этими людьми прошёл через огонь и воду — а теперь нужно прощаться. Справлять тризну или просто махнуть им рукой и пойти дальше — тут уж как Мара распорядится.

Вот Купава: внучка известного мастера луков, весёлая девочка, проклятием обречённая быть оборотнем. Правда, оборотнем невероятно милым: Купава умеет обращаться в куницу. У девочки есть своя цель, чтобы пойти с Олегом и компанией по заданию князя — и этой цели она достигает в конце книги...

Вот волхв Велислав: толстый обжора, спокойный как танк, но — классный дядька и по-настоящему умелый колдун белой магии. Он отправляется с отрядом Олега на спасение княжеского сына, но Мара имеет на него другие планы.

Вот непростой воитель Сварт, вот княжеский спецназовец Ермолай, вот ратник Никита, пожертвовавший собой ради спасения других, вот азиатка Кира, вот славянский богатырь Радул, вот воитель Руслан, переходящий через Калинов Мост... Каждый из этих персонажей выписан, на мой взгляд, хорошо. У каждого есть история. К каждому привязываешься и с каждым расстаёшься с грустью.

А уж история чёрного колдуна Корнея так вообще оказалась неожиданной. Круто, блин, мне понравилось.

Кто-то скажет, что авторы намешали в этой книге всё в кучу, особенно в плане сюжета. Действительно, сюжет разнообразен и не ограничивается стандартной рамкой а-ля «группа специально обученных людей отправляется спасать княжеского сына из лап чёрных магов». Сюжет здесь несколько сложней этой концепции, и для меня такая пропорция оказалась в самый раз. Вроде бы и не одно какое-то скучноватое блюдо, но и не хрючево, где всё намешано и перемешано в жёсткую неудобоваримую солянку.

Впрочем, минусы предыдущих книг тут так же есть, но далее я, наверно, уже их детально описывать не стану. Минусы все те же, да: неубиваемая куртка Олега, утраченные силы древних богов, забытые судьбы старых друзей... В пятой части авторы вроде как снова дают Олегу и новые магические силы, и друзей, но к концу книги хотя бы объясняют, кто куда делся и почему иссякли магические способности. Возможно, «Ключ Времён» является работой над ошибками. Но мне всё равно сильно обидно за оборотня Невзора из четвёртой книги: куда он пропал? Видимо, с хмурым ратником-оборотнем мы больше не увидимся. А жаль. Авторы просто оборвали сюжет четвёртой книги и перешли к новым приключениям Олега...

Во всём остальном «Ключ Времён» — книга отличная. Думаю, перечитаю её ещё разок, как закончу всю серию.

В космос ты не лезь, космос — тёмный лес… Книжный обзор на «Конец детства» Артура Кларка.

Привет, буквоед! Вчера я дочитал книгу «Конец детства» английского фантаста Артура Кларка. По правде говоря, книга оставила неоднозначное впечатление: разве мог создать такое известный писатель-фантаст? Оказывается мог, оказывается написал. Ещё больше мои сомнения усиливает «классичность» произведения: оно написано в 1953 году и явно относится к золотому веку НФ! Казалось бы, всё должно быть в порядке и с сюжетом, и с наукой… Да и Кларк занимался не только литературой, но и настоящей наукой! Но что-то пошло не так.

Несомненно, книга мне больше понравилась, чем нет. Бросить в печку её совсем не хочется, перечитывать буду, но всё равно: надо бы вставить свои пять копеек и попробовать уложить её смысл в голове. Поэтому я разбил сегодняшнюю статью на две половины: в первой я расскажу тебе, стоит ли читать «Конец детства» Артура Кларка, а во второй раскрою сюжет и попробую его покритиковать. Усаживайся поудобнее, мы начинаем!

Книга показывает нам историю человечества, которое столкнулось с внеземным разумом. Причём первыми на Контакт пошли не люди, а инопланетяне (ход для фантастики достаточно обычный). Однажды на Землю, никого не предупреждая, прилетели космические корабли и угрожающе зависли над столицами всех государств мира. Надо ли подчёркивать, что никто из землян не ожидал внезапного прибытия гостей из космоса?..

Чего можно ожидать от подобного начала? Будь Артур Кларк современным писателем-фантастом, он, вероятно, написал бы нечто вроде боевой фантастики с бластерами и пришельцами. В двадцатом веке подобного дерьма тоже было навалом, и никто не удивлялся ширпотребу, называвшемуся фантастикой. Наоборот: такое чтиво разлеталось как горячие пирожки (оставлю этот факт на совести покупателей). Опять же, и в двадцать первом веке достаточно примитивный, попсовый жанр боевой фантастики, к сожалению, ещё не вымер и даже наоборот — он живее всех живых. Ну, знаешь, все эти пиф-паф, пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу! Вылезай, мохнатый инопланетянин!

К великой радости всех любителей НФ, Артур Кларк не стал превращать своё произведение в весёлую сказку для попкорновых идиотов, да и возрастным мужикам, которым в армии не хватило оружейных стрельб, читать Кларка будет тоже скучновато. «Конец детства» относится к философской фантастике (а она устаревает медленно), и поэтому спустя почти 70 лет читать эту книгу всё ещё интересно.

Итак, вот он, Первый Контакт. Человечество больше не одиноко и быстро понимает: детство закончилось. Через некоторое время представитель внеземной расы вышел на связь и рассказал о дальнейшей судьбе людей: дескать, отныне вы все находитесь под всесторонней опекой и заботой старших братьев по разуму; ваше детство закончилось, пора вам перестать хвастаться друг перед другом ядерными игрушками и по-идиотски восхищаться тем, как сильно бабахнула новая бомба.

На резонный вопрос «зачем вы помогаете человечеству?», заданный людьми, пришельцы отвечают на отвали: вы ещё не готовы узнать нашу цель, — придёт время и узнаете, а пока живите и радуйтесь жизни; и хватит спрашивать нас о нашем внешнем виде! На данном этапе своего развития вы вряд ли поймёте наш внешний вид: слишком уж вы суеверны и слишком уж много мифологической каши в ваших головах.

Недолго думая, люди изобрели для новых друзей название: Сверхправители. А эти правители (на первый взгляд) действительно с приставкой «сверх-». То, чего не смогло достигнуть человечество за всю историю существования, Сверхправители организовали на Земле буквально за пару-тройку десятилетий. О чём это я?

Дадим слово автору книги:

Итак, люди вступили в золотой век развития цивилизации. Войн больше нет, голод побеждён, Земля — цветущий рай, плодитесь и размножайтесь! Мы, Сверхправители, разрешили. Коммунизм вы построить так и не смогли, и поэтому довольствуйтесь тем, что мы вам предлагаем. Разве этого мало? Занимайтесь чем хотите, но живите в рамках строгих морально-этических законов, которые вам установили Сверхправители: например, отныне нельзя обижать не только друг друга, но и всех остальных животных на планете. И к звёздам не летайте, там вам делать нечего. Что найдёт человек в глубоком космосе? Смерть, страдание и муку. Как выразился один из персонажей книги, главный Сверхправитель по имени Кареллен: «Звёзды — не для людей».

Словом, отныне на Земле всё хорошо; так и живёт человечество после контакта со Сверхправителями. Полная утопия, «патока потоком для тех, кто как под током», и люди счастливы прямо до омерзения. Однако не все приняли проклятие вечного счастья, — в книге описывается некий город (Новые Афины), где отсиживается вся мало-мальски активная интеллигенция человечества: художники, поэты, писатели и прочие интересные личности.

Но вот есть ли от них практическая польза? Полагаю, что нет. На большую часть человечества интеллигенция повлиять не в силах, так как Сверхправители дают землянам слишком сладкие дары, и большинство людей радостно мычит у корыта с бесплатной вкусной едой. Да и революционерами в Новых Афинах не пахнет (они там просто не могут возникнуть). Можно сделать вывод, что жители Новых Афин занимаются таким же эскапизмом, как и все остальные жители планеты.

Короче, афиняне живут по принципу «только бы нас не трогали» и «моя хата с краю, я молчу, но знаю». Дайте нам спокойно писать беззубые стишки и воображать себя борцами за свободу человечества… Ничего не напоминает?

Да, жители Новых Афин во многом правы и их критика утопии от Сверхправителей беспощадно верна. Они действительно видят реальные перспективы, которые ждут утопическое человечество. Но какой толк? Видят, знают, обсуждают, но никто ничего не делает. С другой стороны, сделать-то они ничего и не могут, я согласен. Сложная ситуация… А вот на что я точно обратил внимание, когда читал эту часть книги, так это на воззрения афинян по поводу свободы. Думаю, они смотрят на свободу не до конца откровенно. Что я имею ввиду? Позволь мне сделать небольшое отступление.

Свобода. Много о ней говорят, и много крови пролили во имя свободы. Обычно свободу трактуют как нечто строго положительное, как набор хороших поступков и полное отсутствие плохих. Но это не так. Я считаю, нам не нужно забывать о настоящем смысле слова «свобода»: возможность не только поступать всегда правильно, но и возможность ошибаться, а иногда (или, в случае всего современного человечества, постоянно) творить подлинное зло и ужас.

Понятное дело, что зло — это плохо, но возможность творить его — это тоже часть подлинной человеческой свободы; и подобную возможность надо бы не искоренять, не силой отнимать у человечества, а научить каждого из нас перенаправлять агрессию в русло позитивных дел. Кстати, на этом пункте (насильственное подавление человеческой природы) построена и идея романа «Возвращение со звёзд» Станислава Лема. Только там человечество само себя приговорило к добру: путём применения специальных операций и препаратов, заглушающих в человеке тягу к агрессии.

И что мы в итоге получили? Получили мы очень уж странное явление: огромные, вялые овощи, которые считают, что они люди. Они всё ходят и ходят в поисках развлечений, а звёзды для них — лишь мерцающие огоньки на тёмном небосводе… И так далее. Предлагаю тебе взять и прочитать «Возвращение со звёзд» Станислава Лема; это достойная книга и достойный автор.

В противоположность Станиславу Лему и Артуру Кларку, я бы вот так сформулировал решение ситуации с нашей агрессией: человечеству необходимо научиться сублимировать своё зло. Хочешь кого-то ударить? Решать тебе. Ты в любой момент можешь так поступить, но лучше не надо. Просто не надо. Хорошенько подумай и откажись от зла, и откажись добровольно, а не потому, что тебя посадят в тюрьму, сделают зло в ответ или накажет Сверхправитель. И раз у тебя много сил, пойди-ка тогда и вскопай огород, например…

Но вернёмся к нашему «Концу детства». В мини-сериале по книге Артура Кларка приводится прекрасное описание такой утопии, которую Сверхправители построили для человечества: когда свиней везут на убой, им напевают милую детскую песенку. Пускай животные не волнуются раньше времени. Главное вовремя привезти их на скотобойню. Потом волноваться будет уже поздно.

Про фантастический мини-сериал 2015 года надо бы упомянуть отдельно. Как я уже сказал, он снят мотивам книги Артура Кларка, и называется так же: «Конец детства». В рамках статьи я не стану подробно обсуждать сериал, но замечу: посмотреть его нужно хотя бы ради визуальной части. И вообще: это единственная кино-постановка по книге, и игнорировать её никак нельзя. На мой взгляд, главный плюс мини-сериала такой: в нём три серии по час двадцать, и можно посмотреть их буквально за выходные. В наш век бесконечных сериальных жвачек с сотнями эпизодов, мини-сериал «Конец детства» стоит особняком благодаря малой длительности и завершённости. Очевидно, это жирный плюс в копилку сериала.

Все мы знаем (и с возрастом эта истина становится всё ясней), что время — ценнейший ресурс в жизни. Спасибо всем авторам и сценаристам: вы отняли у меня всего четыре драгоценных часа, а не больше! Я получил хороший опыт и совсем не пожалел. Таким образом, сериал «Конец детства» — крепкая и законченная история (насколько в целом возможно адаптировать творение Кларка для экранов). К сожалению, других значимых плюсов сериала я назвать не могу; он вчистую проигрывает первоисточнику по всем основным параметрам. Хотя, повторюсь, визуальная часть отличная (особенно костюмы Сверхправителей).

С учётом того, что и сама книга — довольно сомнительная штучка в плане идей, то и сериал надо смотреть на свой страх и риск. Я тебя предупредил. Идём дальше, и возвращаемся к произведению Кларка! Мы плавно переходим ко второй части статьи, и я прошу тебя внимательно отнестись к моим словам. Если ты не читал «Конец детства», я рекомендую сначала прочитать эту книгу и потом вернуться к моему обзору. Во второй части статьи я раскрою важные нюансы книжного сюжета, и они могут испортить тебе впечатление. Если же читать ты не планируешь, либо уже читал и не боишься раскрытия сюжета, то милости прошу к моему шалашу! Сейчас будет критика. Или же её попытка.

Скажу откровенно: концовкой произведения Артур Кларк конкретно всё запорол. А как хорошо начиналось: прибытие Сверхправителей, утопическое общество, болтовня о свободе… Столько идей можно описать, такие большие вопросы поднять! Кларк описал и поднял: по-своему, да, но всё же по-настоящему круто! Тем не менее, ближе к концу книги сюжет резко скатывается в какую-то дрянную метафизику.

Рассказываю: воспитание человечества Сверхправителям не нужно от слова «совсем». Они всего лишь исполняют ответственное задание некоего Сверхразума (спасибо, хоть не Надмозга). По заданию Сверхразума, Сверхправители летают по Вселенной туда-сюда и ищут перспективные цивилизации, которые можно в относительно короткие сроки развить до высокого уровня. После того, как цивилизация достигнет потолка в развитии, в ней начинают рождаться дети с паранормальными способностями.

На Земле так и случилось. У финального поколения Homo Sapiens родились дети не от мира сего. Так скажем, условные «дети-индиго». Они обладали полным набором всех паранормальных навыков, среди которых был телекинез и (скорее всего) телепатия. Первые дети-индиго появились в обычной семье Джефа и Дженни, которые ну никак не ожидали подобного.

Ещё одна цитата в тему, прямиком из уст Сверхправителя Кареллена:

Стоит сказать, что подлинная наука вовсе не отрицает паранормальные способности. Проблема здесь в другом: ни один человек, якобы обладающий такими способностями, не смог доказать их перед настоящими учёными; и ни один «маг» и «волшебник» ещё не получил премию имени Гарри Гудини, что говорит о многом. То же касается и пресловутых детей-индиго в реальном мире. И я молчу тут про всяких сумасшедших, кхм, «академиков», шарлатанов и выживших из ума когда-то учёных — эти ребята докажут что угодно.

Одним из основных научных методов является эксперимент. Так вот: есть ли хотя бы несколько экспериментально подтверждённых паранормальных явлений? Да ладно там несколько, — одно для начала! Одно настоящее доказательство, а не очередное «мы с пацанами по телекинезу угарали, Вован мысли читал, Коля огненный шар метнул, Леночка забыла трусики надеть и левитировала, но вот досада: грибы нас отпустили, а камера внезапно сломалась»… Минутка сортирного юмора, простите, виноват.

Подобные экскременты… ой, то есть эксперименты нельзя назвать научными, не так ли? Трэш, угар и содомия — пожалуйста, но никакая не наука. Где протоколы, документы, видеофиксация, очевидцы, свидетели от мира науки? Лично я не встречал, но с радостью возьму свои слова назад, докажи кто-нибудь существование паранормальщины с научной точки зрения. Пока же я считаю область паранормальных явлений сферой деятельности всякого рода шарлатанов, идиотов, бизнесменов, инфоцыган и сумасшедших. Но никак не людей от науки. А значит, Артур Кларк умело подменил понятия: сказал, что телепаты и телекинетики вроде бы существуют, но Злобные Официальные Учёные их запрещают и не признают. Вот уроды!

Теперь, собственно, мои вопросы к сюжету книги:

1. Где всё это время были мировые религии? Любая крупная конфессия, скорей всего, воспротивилась бы политической программе Сверхправителей; и маленькая тоже бы воспротивилась. Человечество неизбежно раскололось бы на религиозно-мистические секты, и раз уж невозможно силовое восстание (Сверхправители найдут и накажут), то можно же протестовать в духе ненасильственного сопротивления Махатмы Ганди!

2. Почему люди быстро поверили Сверхправителям, не зная их конечных целей? Артур Кларк описал земную Лигу сопротивления, но она быстро сдалась и вымерла в первом поколении. Уж не имел ли автор ввиду, что человечество можно купить миром и спокойствием? В таком случае, нам нужно обратиться к братьям Стругацким и Сергею Синякину: они гораздо лучше раскрыли суть в своих произведениях на тему «Войны миров» Герберта Уэллса.

3. Кларк пишет: у финального поколения землян родились особенные дети. Ладно. Но потом автор пишет, что на Земле никто больше детей не заводил. Причём он молчит, какими бы родились последующие дети: особенными или обычными. Конечно, продумать такой поворот сюжета и правда сложно, но надо было хотя бы попробовать. Получается, когда Сверхправители лишили человечество детей, люди тут же впали в апатию: одни совершали самоубийство, другие спивались, третьи грустно доживали свой век. В чём, блин, у человечества проблема?

4. Трудности — залог эволюции. Благодаря помощи Сверхправителей, у землян трудностей не стало, они зажили качественной и полноценной жизнью. Но как тогда спустя 100 лет человечество окончательно не выродилось в расслабленных идиотов? Процесс бы занял всего пару поколений — деградировать всегда проще.

Сейчас я расскажу подробнее, почему книга произвела неоднозначное впечатление. Во-первых: пресловутая метафизика и авторский акцент на паранормальные способности. Давно ли они стали официальной наукой? Коль скоро — нет, то с какой стати «Конец детства» считают научной фантастикой? Во-вторых, мне не понравился пессимистический тон книги и пафосные пассажи вроде: но человечество ещё не знало, что его дни сочтены…

Тот же Станислав Лем писал депрессивную НФ, но он хотя бы обосновывал всё так, что к нему сложно придраться. Там беспощадная логика фатализма, но даже и в его мрачных книгах всегда найдётся один-другой герой, который скажет: «Долой уныние!» и улетит солнцу вослед, чтобы достичь края Вселенной… Короче, Станиславу Лему веришь, и от этой веры впадаешь в экзистенциальную тоску. А вот Кларку в «Конце детства» верить не особо-то и хочется: ну не может человечество сгинуть настолько бездарно, некрасиво и страшно, словно слепые щенки, выброшенные в реку! Не может, и всё. А натягивать сову на глобус — занятие явно не для писателя-фантаста.

Да и в целом: депрессия ради депрессии производит отталкивающий эффект. Если, конечно, ты не любитель ментоловых сигарет и ванильного кофе на подоконнике… Шутка-минутка. Попробую объяснить конкретно. В книге постоянно упоминается, как люди психологически подавлены мощью Сверхправителей. Человечество забросило освоение космоса не только из-за запрета на космические полёты, но и, видите ли, потому, что людей стало угнетать технологическое превосходство Сверхправителей и человекам вообще стало скучно!

Цитирую:

Когда Сверхправители раскрыли все карты и отобрали земных детей, никто из людей этому не воспротивился. Эти двуногие овощи просто приняли всё как данность. И не родили больше ни одного ребёнка: мол, всё бесполезно, и мы больше не хотим размножаться. Какого, спрашивается, хрена? Что за вафли такие, а не люди? Да хотя бы в порядке эксперимента кто-то должен был попробовать родить ещё ребёнка! Ладно, допустим, пробовать не стали. Но обязательно нашёлся бы туповатый Джон Смит или Франек Елас из села Нижние Мычиски, забывший надеть презерватив, ну ё-моё!

В книге, повторюсь, не сказано, рождались бы дети и дальше с особенностями или нет. Возможно, Сверхразуму для прокачки оперативной памяти было нужно всего лишь одно поколение? А детей-то нарожали около 300 миллионов, — разве Ему мало? Ему, может, и мало, а вот мне как читателю подробностей ну вообще не хватило. Слишком всё апатично и упрощённо выглядит: какая-то тоска ради тоски, тлен и уныние ради тлена и уныния.

Зато мне уже ясно, откуда Станислав Лем мог почерпнуть идею «Возвращения со звёзд»: ещё раз напомню, там люди сами построили рай на Земле и быстренько выродились в убогих потребителей. Но! У Лема там среди людей нашлись и борцы, которые не сдались, и продолжили отстаивать право быть человеком с двумя полярностями одновременно: «плюс» и «минус».

Потому как существо, в котором есть только «плюс» или только «минус» — это не совсем человек, а, в первом случае, изнеженный патриций века робототехники и всеобщего изобилия, и во втором — забитое животное, чьё лицо топчет сапог ледяного майора... На такие мысли наводит чтение Станислава Лема.

Но вернёмся к Артуру Кларку. Что там у него? Повторю: уныние ради уныния. Вроде и были предпосылки в «лемовском» стиле, но нет, автор не смог их развить. Потому у него в книге всё погибло, все умерли, а планета Земля в конце ещё и взорвалась. В одном из комментариев на «Лаборатории Фантастики» предположили, что «Конец детства» не является НФ, даже несмотря на все внешние признаки. Пожалуй, соглашусь.

К чести человечества, нашёлся хотя бы один его представитель, учёный Ян Родрикс, который ухитрился побывать на родной планете Сверхправителей. Пока он летал туда-сюда, на Земле прошло примерно сто лет: спасибо релятивистскому эффекту замедления времени. И всего за один век человечество успело вымереть! Как так-то?

Но хватит о мелочах. Общее то, что Кларк по итогу упростил весь сюжет до паранормальной фигни. Уж простите меня, любители паранормальной фигни! Я не хочу задеть ваши глубокие метафизические чувства. Здесь я имею ввиду другое: для НФ тема подобного рода явлений смотрится странно, чуть ли не шитой белыми нитками.

Словом, мне очень жаль, но господин Кларк под конец книги ударился в конкретную мистику и философию мутного фатализма. От этой книги я ожидал гораздо большего. И я считаю, что благодаря слитой Кларком концовке, на поле НФ Станислав Лем оставил этого английского джентльмена далеко позади: «Солярисом» и «Возвращением со звёзд» Лем переплюнул «Конец детства» Кларка.

Но что же это за Сверхразум, который поглощает разумных существ и «соединяет» их с Собой? Давай рискнём разобраться. Скажу так: Сверхразум — точно не Бог в привычном понимании слова. Злобное, забитое Существо, Сатана или и вовсе раковая опухоль Вселенной (как выразились в комментариях на «Лаборатории Фантастики»), — вот Его заслуженные имена. Или Он всё-таки Бог? Предположим. Но тогда Он тот самый «ущербный бог» Станислава Лема, который не всеведущ и часто ошибается. Вспомним формулировку «ущербного бога» в «Солярисе» у Лема:

Сверхразум, описанный Кларком — злое и безумное Существо. Возможно, на заре Вселенной Оно по счастливой случайности победило всех остальных конкурентов вокруг, стало сильнейшим Существом в одной части Космоса и подчинило расу Сверхправителей, сделало их рабами, лишь бы они постоянно снабжали Его новыми ресурсами. Но настолько ли всесилен Сверхразум, как это преподносят землянам Сверхправители? Полагаю, нет, и Сверхправители — не более чем глупые, трусливые пешки в руках злобного космического Ребёнка.

Иными словами, Сверхправители — идиоты, поверившие в Сверхразум и Его возможности. Неужели никто не заметил, что Он ничего не способен сделать самостоятельно? Иначе зачем Он действует чужими руками, почему лично не вмешивается в развитие человечества и других разумных существ во Вселенной? Ему же больше всех надо, не правда ли? Или Он боится, что разумные существа с душой быстро Его раскусят и пошлют в пешее эротическое путешествие по всей Вселенной?

Напомню, Сверхправители для Сверхразума — идеальные слуги: у них есть разум, но нет души, из-за чего они — прекрасные исполнители воли сумасшедшего Бога. Сверхразум у Артура Кларка — словно Сатурн, пожирающий сына. Кажется, я попал в точку и ассоциация верна. Процитирую Википедию, статью про картину «Сатурн, пожирающий своего сына» Франсиско Гойи:

Здесь я обязан предположить: Сверхразум тоже боится конкурентов, которые могут Его свергнуть, и потому, пока позволяет Его монопольное положение во Вселенной (или в части Вселенной), ОН безжалостно уничтожает всё живое, до чего может дотянуться; уничтожает ещё и с пользой для себя (потому как, напомню, Он пожирает их души и за счёт этого становится сильней). Короче: Сверхразум Кларка равняется Ущербный бог Лема. Так и запишем, а после поднимем записи и снова подумаем над этим утверждением.

Так и о чём, в сущности, написан «Конец детства» Артура Кларка? О вере и Боге? Возможно, но сомнительно. О величии человека? Вряд ли. О Сатане? Сомнительно, но ОКЭЙ. О конце детства? Да, пожалуй. Но лично мне слабо верится, что конец нашего детства рискует быть таким. В противном случае человечество в принципе существовало зря; существовало затем, чтобы не только погибнуть, но ещё и отдать всех детей двухметровым чертям (я имею ввиду Сверхправителей; они выглядят точь-в-точь как огромные рогатые черти из авраамических религий).

В целом, конечно, книгу точно необходимо прочитать каждому любителю качественной фантастики (опущу слово «научной», так как считаю неправильным относить эту книгу Кларка к НФ). Да и любитель мистики найдёт в «Конце детства» достаточное количество интересных мыслей. Не важно, много ли у меня придирок к сюжету или же нет; это лишь мои эмоции. И я также признаю, что весь мой анализ книги Кларка — дилетантский. У тебя опыт прочтения будет другим, и это хорошо.

Итак, дорогой читатель, тебе обязательно нужно прочитать «Конец детства» Артура Кларка. Как верно заметили в комментариях на всё той же «Лаборатории Фантастики», эта книга будоражит ум и заставляет читателя думать. А такое, между прочим, ныне встречается очень уж редко.

Хотелось бы, конечно, видеть преемственность между книгами серии «Ведун». А то вот, как правильно заметили предыдущие рецензенты, эта самая преемственность наблюдается слабо. То разорванная кожаная куртка у Олега в новой книге опять станет целой, то вещи его куда-то денутся, а потом снова появятся, то ещё какая мелочь автором упущена, а увлечённый читатель потом расстраивается от таких несостыковок. Кроме того, автор часто забывает (или намеренно опускает в ущерб всему контексту) даже и не мелочи вовсе: так, например, в третьей книге Олег получил силу древних ариев из Гипербореи. В четвёртой книге про эту силу уже не упоминается — наоборот, в «Душе оборотня» ведун получает ещё одну древнюю силу, но уже от северной колдуньи Вереи... тьфу ты, Велены — этих женщин Олега Середина, с каждой из которых он вроде до конца времён, а на деле — нет, мне уже становится сложно не перепутать...

В общем, преемственность книг в серии сильно страдает, да. С учётом того, что первые шесть (шесть, Карл!) книг цикла написаны в 2004 году, подобная «забывчивость» автора неудивительна. Возьми-ка, напиши за год шесть книжек и удержи в голове все ветки, детальки и линии, которые сам же и накрутил. Пусть некоторые книги пойдут в соавторстве, но всё равно — сложно писать быстро, и чем быстрей выходят книги, тем хуже их качество — так происходит чаще всего. Авторская причина такого отношения к своим книгам понятна — тогда надо было делать деньги и ковать железо, пока горячо. То есть пока книжки «заходили» в народ, надо было клепать одну за другой, а там уж как получится. Но ведь обидно же за такое отношение автора к своему герою и придуманной вселенной. Особенно обидно потому, что приключения Олега Середина многим полюбились (в том числе и мне), даже несмотря на все писательские недочёты Александра Прозорова.

Теперь о четвёртой части. Я уж не помню, может, в последующих книгах раскроются оборванные на полуслове сюжетные линии персонажей «Души оборотня». Но пока, дочитав эту историю, скажу: книга реально оборвана на полуслове. В конце прям вот так и просится фраза «Продолжение следует». Неясно, что сталось с оборотнем Невзором, куда делась Велена, и как ведун собирается искать злобного братца Велены. Пятую часть я уже открыл на первой и второй страничке, и пока что продолжением там не пахнет. Неужели автор тупо слил весь сюжет четвёрки? А сюжет, скажу я вам, получился интересный: динамика, приключения, бои, гостеприимные женщины, природа нашей страны — всё на месте. И главная сюжетная линия тоже хороша: ведун помогает бывшему дружиннику Невзору снять оборотное проклятие с самого Невзора и его возлюбленной. Характеры персонажей выписаны хорошо: Невзор, на мой взгляд, вполне может (или мог бы) стать вторым по важности персонажем после Олега Середина.

Сам текст тоже создан на приличном литературном уровне (приличном для данного жанра, конечно). Мне особенно понравились описания, диалоги, какие-то размышления персонажей, а ещё — предпоследняя глава книги, где Олег после тяжёлого боя лечится у старой знахарки. Написано очень красиво, натурально, да и котейка у знахарки — милей некуда.

Полагаю, в соавторстве писать у А. Прозорова в те времена получалось гораздо лучше (за исключением сольной первой части, на которую сил хватило). После не очень удачной третьей книги, читать «Душу оборотня» было приятно, интересно и захватывающе. Надеюсь, в следующих книгах цикла автор исправился и закончил все начатые сюжетные линии старых персонажей.

Читаю дальше.

Ну, как бы так сказать, книга прочиталась, но не оставила яркого впечатления. Её можно назвать хорошей, но не более того: Олег Середин путешествует по Руси и не только, общается с вогулами (мансийцами) на темы жизни и смерти, постигает тайные знания и философию арийских волхвов, встречает свою давнюю знакомую, к которой он сильно неравнодушен... Интересно, да.

А если читатель ещё и верит в т.н. «русскую Гиперборею», то книга Прозорова точно придётся по душе. Благо сам автор в начале книги ссылается на книгу Валерия Дёмина: «Загадки русского севера». Где, насколько я могу догадываться (читать книгу желания нет), в очередной раз постулируется идея о древности и уникальности русского народа, намекается на его, кхм, чистоту крови и всё в таком же духе. Чувствуешь этот запах нацизма?

В общем, есть ощущение, что мой синдром утёнка, о котором я писал в предыдущих заметках про первую и вторую части серии, начал сходить на нет. Просто потому, что я люблю иногда почитать что-нибудь такое, псевдоисторическое типа «Ведуна» или фэнтезийное а-ля «Ведьмак», но вот на полном серьёзе читать про семь небес и апокалипсис, а также про русский Север в изложении Прозорова, Дёмина и т.д., не могу. Мифология — это одно, а факты — другое. И выдавать первое за второе — ну, как-то неправильно, что ли.

Так Википедия пишет про работу В. Дёмина в качестве ОТКРЫВАТЕЛЯ ДРЕВНИХ СЕКРЕТОВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА:

Помнится, и Валерий Чудинов находил на Солнце надписи на русском языке... Апофения во всей красе.

Но я читаю серию про ведуна Олега дальше — незакрытый гештальт обязывает.

Мы — ваши милые, пушистые коты! Книжный обзор на «Мы одной крови — ты и я!» Ариадны Громовой.

Привет, буквоеды. Женщины-писательницы в нашей фантастике — явление, на мой взгляд, достаточно редкое и потому довольно грустное. Почему так сложилось? Судить не берусь, оставляя эти штудии когда-нибудь на потом. Кроме того, я совсем не знаток фантастического жанра (как и всех остальных), и почти никого из женщин не знаю и не читал; а кто-то в этом жанре точно есть.

Однако одно имя я назвать всё-таки могу: Ариадна Громова. Это имя уже давно было у меня на примете по нескольким причинам. Во-первых, Громова переводила некоторые тексты Станислава Лема на русский язык, — а Лема я нет-нет да почитываю. Во-вторых, этой писательнице посвящена страница в тематическом, седьмом спецвыпуске «Мира фантастики», который я недавно освоил с карандашом. И вот я решил детальней познакомиться с судьбой и творчеством Ариадны Григорьевны; и, ознакомившись, теперь хочу поделиться своими размышлениями.

***

Итак, если вам интересно, кто же такая Ариадна Громова и какую жизнь она прожила, обращайтесь к указанному спецвыпуску журнала или же к соответствующему материалу на Википедии. В конце там также есть ссылка на текст Максима Лукина: ищите «Домашние собрания, социальные сети и биографическая стратегия А. Г. Громовой (1916—1981)». Думаю, всем заинтересовавшимся необходимо прочитать и это.

Я же ограничусь краткой справкой: Громова родилась в 1916 году, умерла в 1981 году. Писать начала достаточно поздно: видимо, сказалась Вторая мировая война, в ходе которой Ариадна Григорьевна увидела и оккупацию Киева немцами, и помогала партизанам, и чуть было не погибла в Освенциме, ухитрившись сбежать из плена и вернуться обратно в Киев...

В общем, вы поняли: человек навидался ужасов войны, но сломать этого человека война так и не смогла. После публикации дебютной книги «Линия фронта — на востоке», в которой события военных лет описаны словами очевидца, Ариадна Громова начинает писать научную фантастику. Вот про неё я и хочу вам сегодня рассказать. И начну, пожалуй, с повести «Мы одной крови — ты и я!». Это произведение считается вершиной творчества Громовой, и, возможно, заслуженно.

***

Сюжет такой: молодой учёный Игорь Павловский волей случая раскрывает в себе необычные способности. Он устанавливает телепатический (и заодно гипнотический) контакт со своим котом Барсом, попутно расставшись с девушкой, которая ставит глупый ультиматум «или я — или кот». Красавец-кот охотно воспринимает мысленные приказы хозяина и отныне всеми силами стремится общаться с человеком на принципиально новом уровне, нежели чем всем знакомые «кис-кис» хозяина и «мяу-мяу» пушистой скотинки.

Чуть позже про удивительного кота узнают знакомые, соседи и друзья учёного, и тут-то и начинается, так сказать, игра в «верю — не верю». То есть люди разделяются на два лагеря: одни помогают парню и его коту в изучении странного феномена, другие насмехаются или даже мешают. К счастью, первых — больше. Далее в квартире Павловского собирается консилиум учёных, изучающих паранормальные явления, ведутся долгие беседы про контакт людей с животными и светлое будущее планеты Земля, где все живут в мире и согласии... Эх, советская фантастика шестидесятых — прекрасна.

Думаете, на этом всё? А вот и нет. Название повести не зря отсылает нас к «Книге джунглей» Редьярда Киплинга: главное в произведении советской писательницы — не научное обоснование телепатии и гипноза (попробуй-ка объясни эти штуки), а отношение людей друг к другу и братьям нашим меньшим. Потому не ждите от «Мы одной крови — ты и я!» твёрдой научной фантастики; это скорее гуманитарная, мягкая фантастика в духе Рэя Брэдбери, которая поднимает животрепещущие темы человечности в человеке на примере нашего отношения к животным.

Полагаю, творение Громовой в целом можно расценивать как манифест в защиту животных (домашних и не только), для приличия завёрнутый в модную оболочку тех лет: фантастика в те времена была жанром прогрессивным, а вот манифесты — нет. Причём манифест этот адекватный, выверенный и точный, и он, скорее всего, пробудит и поддержит в читателе самые лучшие, гуманистические чувства сострадания и любви к живым существам. Потому как человек, который ненавидит животных или равнодушен к ним — не вполне, простите, человек, а так, лишь заготовка и закваска (в отдельных случаях так и вообще не человек, а выродок); такие люди тоже описаны и показаны в этом тексте. Процитирую:

С другой стороны, в нашем отношении к животным есть и другая крайность под названием «зоошиза» — когда права животного ставятся несоизмеримо выше прав человека, а повёрнутый на котиках или собачках человек буквально сходит с ума и мешает жить всем вокруг. Мне сложно сказать тут что-то конкретное (опять же, оставлю это на будущие заметки), а пока же я думаю так: мы, люди, в массе своей существа неимоверно тупые и злобные. Что же с нами стало, во что мы превратились и превращаемся?..

А злобные мы не только в отношениях между собой, но и в отношении к животным. Мы либо убиваем животных ради удовольствия (см. охоту, европейские обычаи бросания лисицы и растягивания гуся, а у нас — недавнее убийство кота Кузи и случай живодёрок из Хабаровска), либо же готовы, не разбираясь, убить любого человека ради защиты животного (что и составляет сущность термина «зоошиза»).

Крайности, короче, кругом одни глупейшие, леденящие душу крайности... Снова процитирую книгу:

***

Возможно, именно повесть Ариадны Громовой проведёт своего читателя тропой правильного отношения к животным (в первую очередь к домашним — как самой уязвимой и доступной для человеческой жестокости группе зверей). Ведь кроме основной истории про телепатический контакт молодого парня и его кота, вы также прочитаете и несколько других историй, в том числе про болезненного мальчика Герку, который ради своего чудного котейки был готов уйти из дома, — а всё потому, что дома поселилась тёмная деревенская бабка, живущая не по науке, а по суевериям...

Мой рыжий Петрович лежит у меня на коленях и мурлыкает. Я смотрю на него, глажу и говорю: «Мы одной крови — ты и я!».

Уж не знаю, чего многие так негативно отзываются об этой книге. Думаю, «Паутина зла» — вполне неплохая вещица. Можно, конечно, разнести книжку в пух и прах, сравнивая её с более удачными братьями по жанру — но зачем? В чём смысл? Не нравится — не читай, проходи мимо (хотел бы я и сам следовать данной максиме в отношении книг, которые мне не нравятся, но увы).

Чем хороша вторая часть про приключения Олега Середина? Вот несколько пунктов:

— автор поработал над перекосами первой части (секс и еда не играют в «Паутине зла» большой роли);

— в наличии мораль а-ля Сапковский и его «меньшее зло» (у Прозорова тут всё попроще, но тоже интересно);

— придумана витиеватая сюжетная линия с несколькими сторонами конфликта (морок настолько опутал озёрный край, что сложно понять, кто друг, а кто враг);

— есть криповатые главы про поход ведуна на озёра и болота (особенно понравилась битва с тремя сыновьями болотного царя);

— наконец, радует финальный вывод: даже если ты ничего не понимаешь в происходящем, всё равно пытайся разобраться и гни свою линию (иначе погибнешь бесславно, как собака, или, что хуже, станешь служить старшему злу как верный волчонок)...

В целом, книга очень даже подходит, чтобы скоротать несколько осенних вечеров. Читать истории про ведуна достаточно легко и приятно, и в подобной лёгкости присутствует большая доля очарования. Словом, пока что мне всё нравится. Чтение не супер-пупер, но сойдёт. Да и надо закрывать старый гештальт, а потому читаю серию дальше.

Куда путь держишь, добрый молодец? Книжный обзор на «Ведун: Слово воина» Александра Прозорова.

Привет, буквоеды. Всё-таки очень уж непросто преодолеть синдром утёнка и попытаться объективно, беспристрастно разобрать одну из любимых книжных серий своей далёкой и туманной юности. Но я попробую сделать это в паре заметок; и, забегая вперёд, скажу, что в первой заметке синдром утёнка меня поборол. Ну, да ладно. Перейду к сути.

Вот я в 14 лет: симпатизирую славянскому язычеству, знаю про Владимира Истархова и его, кхм, книжный труд «Удар русских богов» (крайне не рекомендую — книга ныне находится в Федеральном списке экстремистских материалов). На шее я ношу серебряную «секиру Перуна», слушаю группу Butterfly Temple, читаю «Ведуна» Александра Прозорова...

Думаю, мой образ тех лет понятен. Таков был мой 2007-й. Но всё это присказка, а сказка впереди. Теперь же, собственно, расскажу о книге. Лишний раз уточню, что речь пойдёт о фэнтези: книжной серии «Ведун», которую Александр Прозоров активно писал в нулевых годах (и, наконец, закончил к середине десятых).

«Слово воина» — первая часть многотомной истории о приключениях ведуна Олега Середина в опасном мире Древней Руси. Олег работает в кузне, живёт в XXI веке, ездит на мотоцикле и увлекается боями на мечах в местном клубе реконструкторов. Кроме того, Олег обучается славянской магии у главы клуба по прозвищу Ворон. Ворон — старик очень загадочный, и он фактически является одним из главных персонажей всего цикла.

Переживая, так скажем, «кризис веры» в своё хобби, Олег по совету Ворона проводит ритуал чёрной магии, чтобы получить у богов ответ на вопрос: зачем я занимаюсь всей этой древней ерундой про мечи и заговоры в век электричества, мотоциклов и автоматов? Олег никак не ожидал, что ритуал сработает и забросит его в дохристианскую, сказочную Русь. Забросить-то забросил, а вот ответ, Олег, ищи сам (и как попасть обратно тоже сам догадывайся).

«А у подъезда бабки скажут: «Сатанист!

И так ему и надо, так ему и надо!».

Простите, рэпер ATL вмешался в мой текст и чётко станцевал. Так о чëм бишь я?.. Ага, точно.

Сказочная Русь. Да-да, ведун Олег Середин попал именно туда, где живут упыри и оборотни, берегини и русалки, где народ сеет и жнёт, еда натуральная и вкусная, на сеновале можно сладко поспать (одному или с крестьяночкой), а уж если местный князь закатывает пир, так обязательно это будет пир горой: реки мёда и вина, тонны мяса и рыбы, по усам текло, а в рот не попало...

Знаете, иногда возникает ощущение, что автор пытается показать нам такую едва ли не лубочно-сказочную Русь. Граница здесь очень тонкая, и я её пока не нащупал, но всё-таки знаю, что находится за ней: ещё чуть-чуть — и ты Задорнов, Чудинов, Драгункин или волхв Богумил (который Голяков). Ещё немного, и ты уже радостно бегаешь по полям в славянской вышиванке, вопя какие-то заклинания из книг мага Черноведа, купленных онлайн в «Лабиринте», распинаешь бездомных котов и смешиваешь мышиное говно с мочой собаки... А потом садишься за экстремизм.

Словом, кто понял — тот понял. Есть обалденно тонкая грань между качественным художественным произведением и ультраправой агиткой для будущих уголовников. К счастью, Александр Прозоров остался в первой половине людей, и написал довольно-таки прикольную книгу про приключения ведуна в антураже Древней Руси.

На мой взгляд, книга получилась хорошей. Не идеальной, но хорошей. Сбалансированной. Тут тебе и несколько долгих путешествий Олега (напоминающих первые рассказы про «Ведьмака» Анджея Сапковского), и интересные, достаточно колоритные персонажи, и приятные описания природы, быта и жизни людей тех лет. Каких-то деталей в целом маловато, всегда хочется добавки, лирического отступления, но автор предпочитает гнать Олега дальше по сюжету. Думаю, это минус «Слова воина». Но тут уж как есть.

Конечно, всё описанное в книге про ведуна не стоит воспринимать как исторический труд, например, Бориса Рыбакова, — уровень не тот, и сравнивать книги двух авторов невозможно. Иными словами, ошибочно ждать от текста Александра Прозорова глубины и историчности; он, видимо, не об этом и не для этого. Как ни крути, но книга Прозорова — лишь фэнтези про попаданца. Со всеми плюсами и минусами данного жанра.

Вот я в 29 лет: перечитываю серию «Ведун», балдею от приключений Олега на Руси, оставляю дольку апельсина у спиленного идола в лесу, строю мостик через ручей, убираю солнечную поляну за отдохнувшими челосвинами. Дома же я с интересом посматриваю на пухлые томики Бориса Рыбакова о язычестве древних славян, а также на произведения Валентина Седова об истории этого народа (или группы народов; не знаю, как правильно). Да и художественная трилогия Валентина Иванова где-то на полках стояла.

Вот что бывает, если старые семена снова всходят в человеческой душе. Короче говоря, хорошая книга — это зеркало, в котором читатель увидит то, что он хочет и к чему сам готов. И, в лучшем случае, хорошая книга сподвигнет человека сделать что-то созидательное, настроит его на определённый лад и состояние души. Разве плохо, когда так случается?

Послесловие. Многие рецензенты ругают «Слово воина» за главы, где ведун яростно критикует христианство. И правда: там попахивает Истарховым. Но рецензенты, видимо, книгу Прозорова читали по диагонали, так как молодой и радикальный Олег в конце «Слова воина» меняет свои убеждения о христианстве и его роли в истории нашей страны. Если уж хотите критиковать, господа и дамы, делайте это качественно, с холодным разумом, а не по первым обывательским эмоциям. Хотя, наверно, и я тут сужу несколько предвзято, — книга юности всё-таки.

Сегодня я расскажу о своей концепции «света в творчестве». В ней нет какой-то особой глубины — она проста и до некоторой степени даже примитивна. Тем не менее, в моём случае важно научиться следовать этой концепции в повестях и рассказах, которые я когда-нибудь ещё (надеюсь) напишу. Итак, в чём суть «света в творчестве»?

Из всех написанных рассказов (а их у меня около 50) только меньшая часть «светится» хотя бы немного. В основном за активные годы творчества я понаписал беспробудный мрак, и наполнил свои рассказы тоской, тяжестью и тленом ради тлена. Их тяжело читать человеку «не в теме», так как рассказы мои во многом личные и обращаются к моментам и переживаниям моего же прошлого.

Словом, я много пишу о себе и, преимущественно, делаю это для себя же. Но почему мои рассказы — мрачняк?

Этому есть несколько причин: я с юности читаю много депрессивной литературы (например, «Кошмары аиста Марабу» Ирвина Уэлша); по характеру я — пессимист с налётом фатализма; а в душе моей, кажется, постоянной погодой является пасмурное небо с частыми промозглыми туманами или — в порядке разнообразия — моросящими дождями. Однажды я даже написал про себя так: «Осень циклична в природе, но неизменна в душе».

А вот свет в творчестве для меня — это значит сделать добрый рассказ. Не выдумать очередную жестокую историю, не взять её с потолка или отрефлексировать прошлое, а воссоздать её из светлых моментов когда-то раньше, чаще всего — из детства. Такой рассказ получается, как правило, слишком личным, интимным даже, чтобы его кому-то вообще можно было показать. Но однажды я всё-таки рискну, и поделюсь с вами «светлым» рассказом.

Рассказы о светлом я писал в моменты редких душевных подъёмов, когда мне верилось в мир, себя и человечество. К слову, вот уже много лет я не пишу вообще ничего художественного — только редактирую. Оттого и прошлое время в слове «верилось». Но да ладно, вернёмся к рассказам.

К моим светлым произведениям относятся «Велосипед», «Встреча», частично — «Шпионы». Эти рассказы входят в сборник «Свет солнца». Главный их приём и особенность — показать ту же тоску и пасмурное небо, что и обычно, но позволить лучику солнца пробиться в самом конце, осветить сцену действия и оставить читателю надежду на лучшее.

Мне и правда хочется писать светлые рассказы. Пусть редко, но писать. Писать их даже несмотря на то, что мрак мне удаётся больше. Потому мне представляется важным закончить «Неделю» — рассказ полностью подходит под критерии светлой истории. Я ему и конец уже придумал — он появился в моей голове первым.

Вот у Рэя Брэдбери есть замечательный рассказ: «Дом». Семейная пара переехала в старый, запущенный дом. Муж полон сил и энергии, а жена — нет. Дом ей не нравится, она устаёт от пыли, грязи и атмосферы старого дома — так ей кажется. На самом же деле она устаёт от себя самой. И вот как-то случайно жена посмотрела на заоконный мир через разноцветные стёклышки. Случилось чудо! Процитирую:

Таким образом, свет в творчестве — это вовсе не рассказ про розовые очки, как может показаться на первый взгляд. Ведь и «Дом» Брэдбери не несёт в себе смысла обманываться цветными стёклышками. Светлый рассказ — он о том, как прекрасен мир, в котором мы все живём, но редко замечаем эту его особенность. И красота мира чувствуется тем пронзительней и тоньше, чем больше тьмы сгущается вокруг тебя.

Припомните-ка князя Мышкина в «Идиоте» Достоевского: «Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал. Мучило его то, что всему этому он совсем чужой»... Вот и я тоже — чужой. А света хочется. Быть может, однажды мне всё-таки удастся зажечь одну маленькую свечу вместо того, чтобы вечно проклинать темноту.

Антивоенный джаз. Книжный обзор на «Джонни получил винтовку» Далтона Трамбо.

Привет, буквоед! На дворе ещё стоит 2021 год. За окном падает первый декабрьский снег. Кажется, зима уже точно воцарилась в моём городе, и больше не уступит место хмурым осенним дождям. Я иду на работу по тёмным улицам, северный ветер упрямо дует в моё лицо, руки мои — в карманах зимней куртки, а в ушах звучит проникновенный голос Димы Качмара (ранее известного как Дима Птицами). Дима озвучивает аудиокнигу, и произносимые им слова бросают меня то в жар, то в холод.

О чём говорит этот голос? Он — о жизни. О любви. О детстве. О родителях. О друзьях. О родном доме. О вёснах и осенях. О солнце и луне. О запахе домашнего хлеба, смазанного маслом... Он — о войне. Вернее, не о самой войне, а о её неизбежных последствиях, которые всегда отбирают, калечат, жестоко уродуют всё, что дорого и близко каждому из нас.

Сегодня я попробую рассказать тебе, почему так важно: иметь здоровые руки и ноги, чётко видеть и слышать окружающий мир, мощью своего голоса выражать мысли и чувства... Но ведь это же и так ясно, не правда ли? Соглашусь. Но разве умеет человек ценить то, что дала ему природа? Как давно ты смотрелся в зеркало и говорил себе: «Господи, спасибо, что я здоров. Я могу ходить, видеть, слышать, говорить. Спасибо! Спасибо! Спасибо!»?

Сегодняшние книга и фильм дают чёткое представление о вещах, которые у здоровых людей есть как бы «по умолчанию», о которых мы часто забываем, не ценим их, не ощущаем, не чувствуем, не храним, а потерявши плачем. Я начну издалека.

В 1939 году начинающий писатель и сценарист Джеймс Далтон Трамбо создал одно из сильнейших антивоенных произведений 20-го века: книгу «Джонни получил винтовку» (также встречается вариация «Джонни взял ружьё»). Книга настолько потрясла читающих людей Америки, что в том же году автор получил за неё Национальную литературную премию.

Но писательское счастье длилось недолго. Уже в 1950 году, в разгар американской политики «охоты на ведьм», организованной сенатором Джозефом Маккарти (см. «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности»), писателя и сценариста Далтона Трамбо обвинили в сотрудничестве с Коммунистической партией США, и по этому обвинению он просидел в тюрьме почти целый год. Свобода взглядов и идей, ничего не скажешь!

Одной тюрьмой дело не ограничилось: после выхода писателя из мест не столь отдалённых, ему намеренно ломали карьеру, отказывались брать на работу и сотрудничать с ним («охота на ведьм» всё ещё шла), и он временно переехал в Мексику, где писал киносценарии под псевдонимом и часто обращался к друзьям за помощью.

Вернуться на родину Трамбо смог только в конце 1950-х годов: после того, как методы сенатора Маккарти осудило общество и СМИ, опальный сенатор начал стремительно спиваться и в итоге умер от цирроза печени. Смерть сенатора смягчила ранее агрессивные гонения на американцев, и деятельность Комиссии вернулась в привычное русло штрафов, выговоров и бюрократической возни.

Шли годы. «Охота на ведьм» практически канула в Лету, и американцев перестали активно сажать за коммунистические идеи. Помня свой литературный успех 1939 года, в 1971 году Далтон Трамбо снял фильм «Джонни взял ружьё». Несложно догадаться, что фильм создан по одноимённому произведению автора. На моей памяти это первый случай, когда писатель выступил режиссёром своей же книги. Уникальное событие, не правда ли? Сразу же думаешь: уж экранизация-то ну никак не может быть хуже книжного первоисточника! На первый взгляд — да. Однако не всё так просто.

Я долго запрягаю и медленно еду; прошу тебя потерпеть ещё немного, дорогой читатель. Прежде чем я перейду непосредственно к рассказу про книгу и фильм, хочу сказать ещё пару слов.

Думаю, создай Далтон Трамбо книгу и фильм сейчас, они прошли бы практически незамеченными, а Национальную премию за такое точно бы уже не дали. Но почему? Есть три главных причины:

Во-первых, все мы слишком устали от депрессивных историй, а «Джонни получил винтовку» содержит чёрную-чёрную желчь и тоску, и они явно не поднимут тебе настроение. Во-вторых, даже в депрессивной истории нам теперь обязательно подавай счастливый конец, но у Далтона Трамбо его нет, и ты должен быть к этому готов. В-третьих, те современные люди, на земле которых не ведутся боевые действия, воспринимают её, войну, ещё менее чутко, чем их предшественники в прошлых веках. А теперь попобробнее.

Мы огрубели. Наши души заросли мхом безразличия. Благодаря засилью СМИ и болтающих голов в зомбоящике, благодаря эскапизму населения, идеям пластмассового потреблятства и «мира как супермаркет», — смерть единиц, десятков и сотен проходит мимо нашего восприятия, и чаще всего смерть остаётся для нас лишь цифрами в новостной сводке.

До тех пор, пока смерть не касается лично нас, пока старуха с косой не доходит до нашей хаты с краю, не стучит в окно и не улыбается тоскливо, нам (в общем и целом) наплевать, кого, где, сколько и во имя чего убивают. Всё это происходит где-то там, далеко-далеко, за горами, за морями, а я-то здесь! Мне жить надо. Мне! Им, может, тоже надо, но мне-то в первую очередь.

И потому тем важней обращаться к антивоенным произведениям прошлых лет, поднимать их из пепла времени и вновь о них говорить. Всё уже было на свете, и было не раз. Много лет назад некоторые философы, писатели, режиссёры и сценаристы смогли углядеть в войне её главную суть. Они изложили эту суть без лишней шелухи, без лицемерной идеологии и фальшивых оправданий, без паршивой конъюнктуры и трусливых отговорок идиотов в дорогих костюмах.

Разве сейчас напишут книгу, хоть немного близкую по силе к книге Далтона Трамбо? А фильм — снимут? Или опять всё будет про «звенящую пошлость» и про голую немецкую жопу, свисающую с самолёта? Микита Нихалков, ау! Слышишь? Далтон Трамбо — богатырь! А вы…

Много слов я наговорил. Пожалуй, стоит перейти к книге и фильму. Я не знаю, как рассказать о них так, чтобы обойтись без ключевых сюжетных моментов. Собственно говоря, они начинаются практически на первых же страницах (и минутах) каждого из произведений. Как ты уже понял, книга и фильм — о жертве войны. Первой мировой. Главный герой — молодой американец Джо Бонэм, простой сельский парень из штата Колорадо, который поддался громким лозунгам пропагандистов: мол, демократия в опасности, и только ты, солдат, сможешь спасти её. А ну-ка быстро подходи сюда и получи свою винтовку!

Джо, как сознательный гражданин, но обманутый патриот и мужчина пошёл и получил винтовку, а затем отправился воевать на фронт. Его и других ребят перебросили во Францию, где тоже шли бои с немецкими войсками. Там с Джонни приключались разные истории, в основном, конечно, жуткие. А как иначе? Далтон Трабмо хоть и рассказывает подобные истории, но ни в книге, ни в фильме он не акцентирует наше внимание на ужасах войны. В двух этих произведениях нет намеренной слезоточивой «пожалейки». Военные события подаются как воспоминания покалеченного солдата, а контекст создаётся такой, что и никакой «пожалейки» не надо: всё показано доходчиво, страшно и абсурдно.

Да, взрослому, адекватному (и оттого редкому) человеку всегда яснее ясного, что война — это кровавая игра одних богатеньких лицемеров с другими, игра ради денег, ресурсов, славы и власти. Взрослому человеку также понятно, что разменной монетой в подобной игре являются простые ребята, которые ещё вчера крутили коровам хвосты и бегали за девчонками, а уже сегодня они лежат в окопах. И умирают.

Лицемеры же сидят в тёплых кабинетах и тыкают пальцами в военные карты и чертежи, обдумывая, как бы так получше бросить подконтрольное мясо на мясо вражеское. Потом же их рабочий день заканчивается: они садятся в машины с личным водителем и едут домой, к жене и детям, и едят они какой-нибудь праздничный ужин, и ласкают они жену, и играют они с детьми… А утром их, лицемеров с руками по локоть в крови, ждёт новый рабочий день, их ждут новые решения, их ждут новые смертельные приговоры дивизиям, ротам и полкам.

Примерно на такие мысли наталкивает книга «Джонни получил винтовку». Как хорошо, что все эти мысли теперь совершенно неактуальны! Я в этом убеждён абсолютно. Разве вы где-то видите войну? И я не вижу. Потому как нет никаких войн на свете! И это прекрасно. Цитата из книги:

Апофеоз войны настиг и Джо Бонэма. Рядом с ним разорвался немецкий снаряд, парня сильно покалечило взрывом, у него началась гангрена, и пока врачи спасали Джо в военном госпитале, им пришлось отрезать ему то немногое, что осталось после ранения.

Врачи отрезали ему руки и ноги, а голова бывшего солдата превратилась в мешанину из костей и сосудов, и он перестал видеть, слышать, говорить… Он даже дышать самостоятельно перестал; в госпитале ему в трахею ввели трубку, а лицо накрыли специальной маской (лица у Джонни больше не было). Тем не менее, Джо Бонэм остался жив, и разум его не помутился. А все вокруг думали, что перед ними — обрубок человеческого тела, кусок мяса, утративший разум и сознание. Можно ли представить такую судьбу? Ответ очевиден: да.

Не дай бог кому-то пережить подобное, но представить это необходимо каждому. Просто ляг в тёмной комнате, заткни уши, завяжи повязкой глаза, расслабь всё тело и представь: тебе двадцать лет, и у тебя отныне нет ни рук, ни ног, ни глаз, ни ушей, ни лица… Но ты жив и всё понимаешь. Ты жив, и у тебя нет ничего, кроме воспоминаний: о детстве, о родителях, о школе, о первой любви, о том как ты рыбачил с отцом и это был лучший день твоей жизни, как ты потерял любимую удочку отца, и боялся ему сознаться в потере, но всё-таки сознался, и отец не стал тебя ругать, а обнял тебя и сказал:

Всю книгу и весь фильм нам рассказывают о дальнейшей судьбе Джо Бонэма, его судьбе после того, как он попал в госпиталь. Долгое время парень не может сообразить, что с ним происходит и где он вообще, но позже он всё-таки понимает весь ужас своего положения. Но разве в силах он что-то сделать?

Как выясняется далее: да, в силах. Честь и хвала парнишке Джо, который не сошёл с ума и продолжил бороться даже в по-настоящему безвыходной ситуации. Его преследовали кошмары, он путал реальность и сон, и Джонни всё никак не мог понять, жив он или мёртв (к нему же приходил Иисус Христос, и беседовал с ним, и жалел его)… Как тут не сойти с ума? Джо не сошёл, и всё-равно остался мужчиной, утратив всякую надежду не только на жизнь, но и хотя бы на скорую смерть. Честь тебе и хвала, Джонни, честь тебе и хвала.

Теперь нужно рассказать о фильме. Если вкратце, то экранизация истории про то, как Джонни получил винтовку, мне почти целиком не понравилась. На мой взгляд, фильм слишком фрагментарен и слишком много утеряно книжной атмосферы. Там, где книга создаёт целую картину через множество выразительных средств языка, фильм показывает двухчасовой набор зарисовок, плохо связанных между собой.

Конечно, давай в принципе скажем «спасибо» Далтону Трамбо за то, что он спустя много лет снял фильм по своей же книге. Да, спасибо. Но всё же. Фильм практически неспособен передать книжную атмосферу, и потому зрителю остаётся довольствоваться лишь визуальными крошками с богатого стола литературы. Понимаю: фильмы строятся по другим принципам, в фильмах нужно действие, беготня и движение; и всё это показано Далтоном Трамбо. Однако книга какая-то более спокойная. И подобное спокойствие страшней всяких действий на экране.

В общем, к данному фильму я отношусь скорее нейтрально, чем отрицательно. Фильм-то на самом деле хороший: и актёрская игра, и воспоминания раненого солдата, и от ужаса кричащий в ночь Иисус Христос… Но тут же есть и некоторые искажения книжного первоисточника, которые портят впечатления тем, кто сначала проникся книгой.

Например, отец Джонни показан грубоватым мужиком, которому не жалко отправить родного сына на войну (возможно, это были галлюцинации Джонни, но тем не менее). Или вот различия между концовками фильма и книги: в последних главах книги раскрывается весь её мощный антивоенный посыл, а фильм же заканчивается гораздо более скромно и не рискует обращаться прямо к виновникам войн и смертей.

Я оставляю за собой право на ошибку, но всё же: если ты хочешь узнать историю про Джонни, то сначала тебе надо прочитать книгу, а уж потом посмотреть фильм. Скажем, для полноты восприятия. Это даже не обсуждается: читай и смотри. А в идеале ещё и послушай аудиокнигу в исполнении Димы Качмара. Только так ты возьмёшь всё возможное от истории несчастного Джонни.

Что ж, вот такой вот получился обзор: скомканный, сумбурный, но искренний. Надеюсь, он создан не зря, и теперь ты пойдёшь и познакомишься с «Джонни получил винтовку». Поверь, ты не пожалеешь о потраченном времени. Отныне (лично для меня) Далтон Трамбо одной лишь книгой и одним лишь фильмом потеснил признанных мастодонтов «военного жанра». Угрюмые персонажи Эриха Марии Ремарка и Эрнеста Хемингуэя освобождают первое место для Джо Бонэма. Для Джонни, который получил винтовку.

К чему я вообще затеял всю эту историю? К тому, что как бы ни было сильно слово, каким бы ужасным ни был визуальный ряд и сколько бы ни писали о войне и важности мирной жизни, всё в мире остаётся по-старому. Война никогда не меняется. Люди любят воевать чужими руками, потому как война даёт слишком много выгоды. А крики «Хватит!» или «Прекратите!» слабы, и тонут в море информационного шума, мерзкой пропаганды и политической ангажированности.

На войне-то можно всё: списать на неё все ошибки и неудачи, стремительно разбогатеть, реализовать амбиции, исполнить тёмные желания, совершить смертные грехи, — и остаться безнаказанным. Что ещё для счастья нужно, если ты ублюдок? А Джонни, Иваны, Гансы и Франсуа пусть и дальше получают винтовки, пусть едут на войну чёрт знает куда и зачем, пусть убивают они таких же простых ребят, и пусть им отрывает руки и ноги, и пусть их лица плавятся в адском огне военных котлов, и пусть закопают их, молодых и здоровых, и навеки забудут.

Как хорошо, что больше нет войны, а всё, что я здесь пишу — лишь буйная игра моего воображения. Каюсь, грешен — я много смотрел, много читал, много играл и убивал много виртуальных людей. Потому и воображение у меня такое — дурацкое. В реальности всё совсем наоборот, и я рад этому.

Кстати, недавно я опять читал Иосифа Бродского. Мне нравится этот поэт. В его поэзии можно найти много аллюзий, аналогий, параллелей. Их интересно разгадывать, читать комментарии, искать информацию по теме. Совершенно случайно мне на глаза попалось стихотворение, написанное Бродским в молодости, когда им «занимались» в суде:

А уж «Письмо генералу Z» Бродского так и вообще вне любой конкуренции среди стихов на подобную тему. Процитирую большой отрывок:

Как в воду глядел поэт, в 68-то году!.. Но, повторюсь, всё это лишь мои бредовые фантазии и неадекватная картина реального мира. Как хорошо, что больше никого не садят в тюрьму за убеждения, а стихи Бродского и книга Трамбо превратились в артефакты литературы, которые не отвечают реальной ситуации. А ещё недавно мне приснился очень странный сон. Хочешь расскажу? Мне приснились старые дураки. Их было несколько.

Мне снилось, как один старый дурак устраивал миграционный кризис на границе с соседним государством, которое испокон веков рвали на части и делили все кому не лень. А другой старый дурак пригнал на территорию соседнего государства боевые машинки и солдатиков, и устроил там кровавую бойню под громкие лозунги о свободе. И ещё мне снился третий старый дурак — он довольно потирал узловатые руки, предвкушая хоть какую-нибудь выгоду за чужой счёт.

Потом я оглянулся (во сне, опять же) и увидел, что их, старых дураков, сотни и тысячи, и под началом у них ходят дураки помладше, и все они воспитывают подрастающее поколение в том же духе дурачизма, идиотии и кровожадности. И эта неиссякаемая армия дураков шла на меня, и тянула ко мне кровавые руки, и злобно кричала на меня лозунгами, и плевала на меня слюной бешенства, и зыркала мутными мёртвыми глазами, а я стоял, и что-то кричал им в ответ, но никто хороший меня не слышал.

Приснится же! Я проснулся в холодном поту, выглянул в окно и обрадовался мирному небу над головой. Как хорошо, что это был только сон, мой глупый сон, внушённый глупыми, неактуальными поделками Далтона Трамбо. Как хорошо, что в нашем подлунном мире совсем нет старых дураков, а есть только умные, красивые, понимающие, честные, бескорыстные, отважные и сильные люди, которые сотрудничают, и торгуют, и обнимаются, и вместе стремятся к звёздам. Как хорошо жить в мире, где больше нету слёз.

«Макулатура» — последняя книга Чарльза Буковски. Она была написана, когда он серьёзно болел. Неудивительно, что в этой книге сильно пахнет смертью — прямо-таки воняет мертвечиной и скорым предчувствием конца. А ещё пахнет разочарованием. Старики любят заводить разговоры на подобные темы…

Ещё в книге есть атмосфера усталости от всего на свете и ощущение, что совсем скоро всё закончится.

Дочитывая эту книгу, обычно возникает мысль, что к концу жизни Буковски исписался, и жить ему наскучило, что человечество он ненавидит и проклинает тех, кто остаётся жить дальше… Но это не так, весь контекст произведений Буковски говорит об обратном — и меня поймут только те, кто достаточно много читал его книги.

Я предположу, что Буковски любил людей, но сильно их боялся. А боялся он потому, что не знал, как с ними общаться, да и вообще — какой в этом всём смысл. Вот и прошла его жизнь — ни там, ни здесь. Сам по себе. И вроде бы всё было хорошо, а оказалось — всё не то… Знакомое чувство, разве нет? Во всяком случае, для меня — да.

Жизнь этого писателя являлась большим, чем многое, но меньшим, чем ничто — так, наверно, сказал бы Дмитрий Хаустов, написавший отличную книгу о Чарльзе Буковски (см. «Буковски: Меньше, чем ничто»). Всем рекомендую её прочитать — это уникальный материал, обобщающий тему жизни и творчества калифорнийского писателя.

Итак, как и все остальные люди, всю жизнь Буковски чего-то ждал. А чтобы скоротать невыносимо долгое ожидание, он пил. Вот и жизнь прошла, а дальше? Дождался ли Чарльз того, что хотел — вот где главный вопрос. А ещё главнее вопрос другой — дождётся ли каждый из нас?

Под конец жизни Чарльзу Буковски стало не о чем писать — всё давно рассказано, а на старости лет бросаться в литературные эксперименты — занятие довольно рискованное, особенно если ты знаешь, что скоро умрёшь. Но и не писать — нельзя. Иначе какой из тебя к чёрту писатель?

Действительно, учиться чему-то новому в таком возрасте уже поздно — но Буковски и здесь идёт наперекор всем ожиданиям публики и окружения, и пишет «Макулатуру». Которая, к слову, жанрово относится к детективу и является новым литературным опытом Буковски.

В целом же, как говорят исследователи жизни Чарльза Буковски, «Макулатурой» он попрощался со всеми, подвёл в ней итоги и оставил завещание. Он, дескать, совершил писательское самоубийство, уничтожил всё, что упорно создавал всю жизнь. Соглашусь, добавить мне нечего — он действительно попрощался и ушёл.

Но вот можно ли назвать Буковски настоящим писателем? Вопрос для споров — и не одно копьё бы здесь сломалось. Но кому это надо? Мой ответ — да, можно. И точка. Я рискну сказать так: Буковски всегда хотел стать настоящим писателем. Да он и был им… Но в конце «Макулатуры» главный герой вдруг начинает сомневаться — а что если его «воробей», которого он должен найти по сюжету книги, всего лишь обман?

Вдруг Генри Чинаски всё-таки проиграл, и всё оказалось зря— книги, приключения с женщинами, путешествия по родной стране, алкоголь, драки, депрессии? А Леди Смерть гуляет рядом: она то и дело звонит главному герою книги и откровенно говорит ему — скоро я приду за тобой. Мол, начала заберу кого-нибудь из твоего окружения, но следующим уже гарантированно будешь ты.

Да, Чарльз Буковски знал и предчувствовал скорую смерть. Он понимал: смерть вот-вот приберёт его к рукам, и видел, насколько абсурдна, глупа и смешна любая человеческая жизнь… Просто потому, что она заканчивается смертью — и заканчивается всегда внезапно, беспощадно и неотвратимо. Всё это Буковски знал, однако умирать никак не хотел. Не хотел он вечного и скучного покоя во прахе. А кто ж хочет-то?

Да, Буковски к 1994 году явно устал от жизни, но по-прежнему её любил. Упорный старик был всё ещё в игре — ведь после смерти, как он подозревал, ничего нет. Почему бы тогда не попыхтеть под небом голубым ещё, попыхтеть хотя бы немного, хотя бы денёк-другой? Вдруг смерть — это всего лишь шутка, и её просто-напросто не существует?

А если смерть и существует, она для Буковски представляется как нелепое, смешное, солипсическое и страшное Нечто. Цитата из книги:

В марте 1994 года старый козёл по имени Чарльз перестал коптить калифорнийское небо. Для запойного алкаша, отчаянного бабника и настоящего писателя он прожил долгую, интересную и насыщенную жизнь. В конце концов, он смог добиться хоть чего-то, и на долгое время вошёл в историю литературы. Относиться к нему можно по-разному, но факт есть факт.

Удивительно, но известным писателем Буковски стал слишком поздно, практически в старости. Возможно, он сожалел об этом. Но, я думаю, Буковски понимал, что иначе с ним быть не могло — потому как большую часть жизни он, цитирую: «просто пил, жил и перемещался, и сожительствовал с дурными женщинами. Собирал материал, хоть и не осознанно». При подобной жизни хорошим писателем ты рано и не станешь.

Богатый жизненный опыт и умение осознавать себя делают Чарльза Буковски интересным писателем, которого я рекомендую читать всем вне зависимости от литературных предпочтений. Читать Буковски — это словно сделать прививку от чванливого идиотизма. Сделаешь прививку — и сразу же, с первых же страниц захочется бросить нелюбимую работу, послать на**й пару человек, напиться, подраться…

Жить захочется, вот что! Жить, а не существовать.

На мой взгляд, книги Буковски по-настоящему понятны бродягам, нищим, алкоголикам, безработным молодым мужикам и прочим людям «на дне» или около дна. Мы же, так называемые «успешные люди», при работе и в костюмах, в разговорах о Буковски только и можем, что обсуждать его наугад: ах, он имел ввиду то-то и то-то, а вот там он несомненно заложил аллюзию на Селина и высмеял Хемингуэя… Ну, ясно. А дальше что?

Короче, люди вроде меня могут обсуждать Буковски лишь постфактум, когда он давно разложился в холодной земле. В холодной земле… Но, с другой стороны, в этом наше право и наша же потенциальная возможность измениться — проникнуться влиянием и харизмой старикана, никак не хотевшего умирать.

Словом, Буковски мало кому по-настоящему понятен — обитатели социального дна, как правило, плывут и барахтаются в грязном, мутном потоке реальной жизни, в котором плыл и сам автор. И им некогда слушать истории. Такие люди чаще всего живут, а не читают книги.

Но и это неточно.

Вот и всё.

Скажу сразу — читать «Голливуд» следует после того, как ты посмотришь фильм «Пьянь» 1987 года. Если тебе понравится фильм, тогда есть смысл прочитать и книгу. Поверь моему слову — нужно делать только так. В противном случае, ты бросишь книгу и упустишь хороший фильм.

Да и жизнь шла по такому же пути: дело в том, что сценарий к «Пьяни» Чарльз Буковски написал лично, и даже появился там в роли самого себя (но на монтаже почти всё вырезали — писатель лишь промелькнул там среди массовки). А уже потом, после выхода фильма в прокат, Буковски в голову пришла идея о книге. По сути, Буковски написал эту книгу на основе своего сценария к фильму. Возможно, именно поэтому книга получилась слабоватой, чего не скажешь про фильм — он крут.

«Голливуд» в основном рассказывает про то, как снимали «Пьянь» с Микки Рурком в главной роли. В книге хорошо показаны процесс съёмок, конфликты с зажравшимися артистами, финансовые проблемы киностудий, проблемы с монтажом, выпуском фильма в широкий прокат и так далее. Но внимательный читатель заметит в книге и другие, более общие моменты. Вот ими я и хотел бы с тобой поделиться.

Думаю, «Голливуд» Буковски имеет такое название неспроста. Почему же? — спросишь ты. Отвечаю: книга содержит честный рассказ о жизни американского шоу-бизнеса конца 1980-х годов.

Во-первых, Чарльз Буковски наглядно показывает разницу между бедными и богатыми слоями населения США.

Как ты уже понял, к бедным слоям населения США относятся бродяги, нищие, алкоголики, простые американские рабочие — словом, прибитые жизнью люди, обитатели социального дна, которые барахтаются в попытках выжить и, быть может, поймать за хвост пресловутую американскую мечту.

Наиболее характерным местом обитания таких людей является район Скид-Роу в городе Лос-Анджелес.

Во-вторых, в книге показана и другая сторона американского общества — пресыщенная и богатая элита. Сумасшедшие актёры, жадные продюсеры, заумные кинокритики, литературные снобы… Все они — порочные ангелы Калифорнии, которые живут на холмах Голливуда и им дела нет до серого быдла равнин.

И вот как раз среди этих изнеженных обитателей Американского Рая каким-то чудесным образом затесались «две трущобные крысы» — Чарльз Буковски и его жена. Удивительно, но Буковски однажды предложили написать сценарий к фильму, и он согласился. Этим фильмом стал «Пьянь», хотя были идеи экранизировать ещё и «Женщин», но как-то не получилось.

Как я и говорил, фильм «Пьянь» надо смотреть перед тем, как читать книгу. Это очень честный и правдивый фильм о жизни американцев, даже несмотря на то, что играют в нём актёры.

Кстати: актёры, по мнению Чарльза Буковски, это лицемеры в прямом смысле слова. Актёры могут лишь имитировать жизнь, пусть качественно, пусть чувственно — но всё же имитировать, попутно теряя себя, свою самость. Я согласен с этим мнением.

Фильм «Пьянь», как и книга «Голливуд» — это одновременно смешные и страшные произведения об обитателях социального дна. Не знаю почему, но после просмотра «Пьяни» мне всегда хочется сходить в магазин, взять там сухого красного вина и дешёвых сигарет, вернуться домой, культурно напиться под тихую джазовую музыку и смотреть в окно, где обязательно должен идти дождь…

В такие моменты хочется грустить о чём-нибудь своём. И пусть это будет беспричинно, глупо и банально, но всё-таки именно эмоции делают нас людьми. Да и как тут не загрустить, когда очередной фильм в очередной раз напоминает, что время твоё уходит, поспешными шагами скрывается из глаз?..

Хлеб с ветчиной… Это словосочетание навевает мысли о вкусных бутербродах, чашке кофе, утренней сигарете, не правда ли? Или, возможно, тебе вспоминаются счастливые школьные времена, когда мама собирала тебя в школу и давала на обед пару-тройку вкусных бутербродов?..

Как раз-таки о заре туманной юности рассказывает нам Чарльз Буковски в книге «Хлеб с ветчиной». Этот великолепный роман Буковски сотворил на седьмом десятке лет, уже в статусе признанного писателя.

И сколько бы раз ни читал его, я постоянно удивляюсь: вот как можно в старости писать о детстве? Как вспомнить множество деталей, бытовые разговоры, свои раздумья в тот момент? Каждый раз, читая детские воспоминания любого старого писателя, не имеем ли мы дело с художественным вымыслом, лишь примерно совпадающим с реальностью?

К Буковски это тоже относится, потому что «Хлеб с ветчиной» он написал в возрасте чуть за 60 лет. Цитирую:

В целом мне плевать, что там Буковски придумал специально для книги, а что в ней было по-настоящему. Да и перед нами же художественная литература, а не документалистика, в конце концов. Книга «Хлеб с ветчиной» сильна энергией, юмором и скромной, щемящей тоской по идеальному миру, где жизнь могла быть иной, но получилось как получилось — грязно, жестоко, обидно и зло.

«Всем отцам посвящается» — такой эпиграф придумал Чарльз Буковски для книги о своём детстве. И что же Буковски советует всем отцам? О чём хочет сказать? За всей грязью, жестокими историями о детях, животных, юных акселератках и придурковатых онанистах скрывается наиглавнейшая истина, магистральная тема всей книги: если ты молодой отец (ну или старый, не важно) — не будь похожим на отца маленького Чарльза.

Отец! Не будь деспотичным, злобным и лицемерным ублюдком, который бьёт жену и ребёнка, живёт жизнью тупорылого мещанина, практически ничем кроме работы не интересуется, а в редкие часы досуга изменяет благоверной с потаскухами на другом конце города — это первый серьёзный вывод, сделанный мной после того, как я прочитал книгу в очередной раз…

Спустя много лет Чарльз вспоминал об отце:

А вторым выводом «Хлеба с ветчиной» для меня стали дети. Я понял, что в жестоком конфликте поколений ребёнок всегда становится жертвой. И раз уж ребёнок вырастает законченным ублюдком, он не всегда в этом виноват. В конечном итоге, за воспитание детей отвечают родители, а не школа, улица или откинувшиеся зэки…

Ни школа, ни улица, ни чужие дяди и тёти не должны полностью заниматься воспитанием чужих детей, и они совершенно не способны дать ребёнку по-настоящему счастливое детство. Но они способны его отнять — и чем раньше они это сделают (насилием, грубостью, жестокостью), тем хуже окажется для ребёнка, тем больший урон будет нанесён детской психике. Получается, только родители могут дать ребёнку счастливое, полноценное детство?

Полагаю, что да. Ну, а если и родители — полное дерьмо, как случилось у Чарльза Буковски? Что тогда? Как быть, когда родители тебя не защищают, а наоборот — терроризируют всё твоё детство и юность, как это делал отец Чарльза? А на улице и в школе тоже все жестоки, и выхода нет…

На мой вопрос есть ответ — и он в книге. Внимательный читатель уловит посыл Чарльза Буковски.

И третий вывод (у Буковски он особо не прослеживается, но мне в голову всё-таки пришёл): даже у хороших родителей всё может пойти не так, потому что они будут работать с утра до ночи, а недостаток их внимания ребёнок обязательно восполнит на улице. И дай бог, чтобы улица оказалась не сильно жестокой.

Родитель! Не удивляйся, что твой ребёнок быстро вырос и не делится с тобой моментами из жизни, что он скрывает от тебя всё с ним происходящее и так далее. Наверное, тебе надо бы крепко задуматься: может, нужно было проводить с ребёнком больше времени? О чём-то важном с ним разговаривать, что-то интересное ему показывать, чему-то хорошему его научить?

Может, надо было стать для ребёнка лучшим другом и защитником, а не вечно отсутствующими папой и мамой, или не кем-то вроде тёмной фигуры, которая злобно вращает глазами и самозабвенно лупит ремнём по жопе за то, что ребёнок пропустил одну длинную травинку, когда подстригал газон?..

Мне кажется, Чарльз Буковски не смог вырасти ублюдком, хотя по юности очень хотел им быть. Всё к тому располагало. И тогда, в юности, он действительно был ублюдком — но только в отношении настоящих ублюдков, которые не имели никаких шансов измениться, и уже в детстве радовались злобной собаке, которая рвёт загнанную в угол кошку.

Иными словами, Буковски рано научился притворяться. Обман и пыль в глаза с самого детства стали его эффективной тактикой для выживания в среде озлобленных и грубых людей. Он мимикрировал под окружающую среду, в те времена (и в наши — тоже) наполненную жестокостью и цинизмом чуть более, чем полностью.

Однако по мере взросления Чарльз образумился и понял — постоянно так жить невозможно, если хочешь остаться человеком. Потому что (по словам Ницше) тому «кто сражается с чудовищами, следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем»… Нельзя превращаться в отца, то есть становиться злобным обывателем — это по Буковски. В то же время, нельзя расти жестоким и глупым ребёнком, который творит зло ради удовольствия…

Или это всё одно и то же? Может, злые и деспотичные взрослые — это большие дети, и плохие поступки они — как и дети — совершают потому, что им от этого очень уж приятно? А детская жестокость, кстати — нисколько не шутка, и она страшна свирепой первобытностью, прямотой, наивностью.

В то время как взрослый человек способен быть жестоким изощрённо, по-лисьему хитро и аккуратно, жестокий ребёнок просто возьмёт кирпич и проломит кому-нибудь голову — кошке ли, собаке ли, или же другому ребёнку. Интересно же, да?

Чарльз Буковски навидался жестоких детей и жестоких взрослых — и быстро понял: надо спасать свою душу от ужасного мещанства, от американской готики по Гранту Вуду, от тупой жизни обывателя и дешёвого счастья из супермаркета… Всё вокруг этим прямо напичкано. Но зачем спасаться? Все так живут, разве нет?..

Мещанство, оруэлловский фикус на окне, пресловутая американская готика уничтожает человека, выжимает из обывателя все соки — а он бы и рад выжиматься — и выкидывает больного, искалеченного человека на помойку пластмассового мира. А там он уже по привычке поступает плохо — да и выхода, какой-нибудь альтернативы у него уже, как правило, нет…

В попытке избежать этой участи Буковски сделал раннюю ставку на алкоголь — по его убеждению, алкоголь может спасти человека в трудный момент, предоставить ему уютное убежище, тихое и спокойное местечко, защищённое от внешнего мира. Сколько и когда пить — это было личное дело Буковски, и я не хочу оценивать алкоголизм писателя.

Но трудно не согласиться, что метод Буковски работает. Тут с ним сложно спорить:

И:

«Хлеб с ветчиной» — одна из лучших книг в моём читательском опыте. Кто-то скажет, что книга — говно. Кто-то — восхитится ей. А я останусь между двумя лагерями и скажу: книга — о личном опыте взросления американского подростка времён Великой Депрессии в США. Со всеми вытекающими для него, подростка, последствиями.

Для современного читателя книга интересна не только историческим колоритом (а он там присутствует), но и вечными темами: о взрослении, о конфликте поколений, о праве быть самим собой, о детской жестокости и, наконец, о том, как же вырасти нормальным человеком.

А ведь Буковски (о чём я забыл сказать) в «Хлебе с ветчиной» показывает нам настоящий пандемониум моральных и физических уродов, которые сильно напоминают кое-кого из тех, с кем и я сталкивался в ранней молодости… С ранней юности Буковски был вынужден хоть как-то уживаться с другими людьми — глупыми, напыщенными, эгоистичными созданиями подлунного мира. И он уживался — аж до семидесяти с лишним лет.

Попробуем и мы, пожалуй?

Почти каждый из нас однажды расстаётся с девственностью. У одних это происходит раньше, чем обычно, у других — позже. А кто-то так и умирает в половой чистоте. Несомненно одно: секс (или его отсутствие) в жизни каждого из нас играют огромную роль. Давай тут не будем скатываться во фрейдизм, и условимся, что так и есть. Куда мы без секса, если не в психоз, невроз и пуританство?

Вот и Чарльз Буковски здесь не исключение. Впервые он переспал с женщиной, когда ему было 24 года. Та женщина была проституткой, огромной и толстой махиной из местного бара, и она выдала Буковски такую «мужскую аттестацию», что они даже сломали деревянную кровать! Буковски любил рассказывать эту историю... Всех любопытных отсылаю к документальному фильму «Буковски: рождённый таким» 2003 года, а я продолжу.

Вообще, впервые познать женщину в 24 года — для американца уже, считай, почти подвиг. Для развитой страны вроде США это выглядит настолько же странно, как и 70-ти летний старец-девственник по типу Онотоле. Особенно это странно для США — страны свободы и доступного секса (во всяком случае, так звёздно-полосатую страну показывают в западных фильмах, сам я туда не ездил и точно не знаю).

Кроме того, помнишь дурацкие комедии про американских школьников (см. «Американский пирог»), все мечты которых — с кем-нибудь переспать? И ведь ближе к 17-18 годам, по статистике, средний американец всё-таки становится «взрослым», что служит ещё одним аргументом к моим словам о неадекватном восприятии большинства людей тех, кто с девственностью прощается «поздно». Культ секса, вещей и силы — вот тебе и развитая страна. Но ладно, опять я ухожу с темы…

Чарльз Буковски по американским меркам лишился девственности поздно — повторю, столь знаковое событие произошло в его 24 года. И кажется мне, в нашем мире с девственностью поздно прощаются четыре типа людей: слишком страшные (причина понятна), слишком красивые (набивают себе цену), слишком тупые (двух слов связать не могут) и слишком умные (двух слов связать не хотят).

Я, конечно, утрирую, и знаю об относительности, и согласен, что везде есть исключения из правил, — но в целом дела обстоят как-то так.

Буковски в молодости выбил два пункта из четырёх: он был слишком страшным и слишком умным. Почему страшным? В подростковом возрасте Чарльз перенёс тяжёлую болезнь акне или, проще говоря, сильную угревую сыпь по всему телу. Будущего писателя покрывали огромные гнойные прыщи, и их ему долго-долго лечили в больнице. Замечу, что следы от прыщей остались у Буковски на всю жизнь.

А умён не по годам Буковски вдруг стал, когда начал читать книжки, писать первые рассказы, да и еженедельные взбучки от отца помогали ему уяснить, что мир почти всегда жесток, туп и несправедлив. Словом, он понял: в мире этом любви найдёшь ты горсточку одну лишь…

Гнойная и недружелюбная рожа Буковски совсем не способствовала половому успеху у девушек. Поэтому чуть позже он и снял проститутку — лишь бы избавиться от статуса девственника, а потом работал на десятках трудных работ, и на сексуальные похождения у Буковски вряд ли оставались силы и желание.

Работа на фабриках, заводах и скотобойнях выматывала — как выматывали и постоянные пьянки, попытки стать писателем, поиск жилья, драки с местными алкашами в каждом баре… Тяжёлая жизнь истощала молодого парня, денег у него не водилось, настроения кого-то искать, видимо, надолго пропадало. Да и не надо забывать, что Чарльз Буковски был одиночкой — по его мнению, так жить проще.

Тем не менее, между делом он похоронил свою первую любовь — возрастную алкашку Джейн Бейкер, про которую я упоминал ранее. Как писал Чарльз, Джейн «...стала первой женщиной — вообще первым человеком, который принёс мне хоть немного любви». Да и кроме неё у Буковски водились женщины — но на них останавливаться я не стану.

Шло время. Буковски прожил половину века и наконец-то уволился с почтового отделения, где проработал больше десяти лет. Он стал писателем. Написал дебютный роман — «Почтамт», затем «Фактотум» — про них я тоже говорил, — а третьей его книгой стало произведение «Женщины». О нём я и хочу рассказать в контексте жизни Чарльза Буковски.

Честно говоря, книга «Женщины» мне понравилась меньше всех остальных. Полагаю, повествование книги не стоило размазывать на 300 с лишним страниц текста, и можно было ограничиться повестью. Хотя бы немного интересных мыслей в этой книге мало — в основном всё занимают описания очередных пьянок Буковски, а также истории про очередных женщин и девушек, которые приезжали со всех концов США, и отчаянно, страстно прыгали на его член.

Я не зря так долго подводил всю тему — рассказывал тебе про девственность, про молодость писателя, его жизнь и прочее. Дело в том, что Буковски к 50 годам стал признанным писателем (а писателем вообще он был с молодости, только его никто особо не читал), а ближе к 60-ти годам публика «распробовала» его книги. Ну и — как следствие — резко возросло число поклонниц: преимущественно молодых и глупых, а также просто ТП и гламурных куриц. Многие из них были красивы и мотивированы на секс или даже отношения.

Все они желали урвать кусочек от старого козла по имени Чарльз. А он был и не против — юность, молодость и зрелость прошли у него практически без женского внимания и ласки, и он мог годами прозябать в одиночестве. Здесь я промолчу про его нескольких жён, про неудачные браки, про отсутствие денег… Не хочу слишком уж копаться в грязном белье мёртвого писателя, мне и так уже чуть-чуть противно, что я так глубоко погружаюсь в его жизнь.

В общем, в старости на Буковски свалились женщины. Самые разные — выбирай любую (а то и нескольких сразу), делай с ними практически что хочешь, и всё равно оставайся собой — это ли не счастье эгоиста? Возможно, тогда Чарльз Буковски и правда думал, что в этом его счастье. Ну ещё бы — на старости лет, наконец-то, есть тебе и деньги, и выпивка, и слава, и женщины! Мужик к успеху пришёл, иначе и не скажешь.

В то же время, женщины не только вдохновляли Буковски — они и пугали его до полусмерти. Так он про них отзывался:

Ну, а пока Чарльз Буковски мужественно сражался с идеей женщин своими надёжными методами бл**ства и измен, в его подсознании копился некий осадок — понимание того, что он поступает неправильно. Да, он на радостях увлёкся свалившейся на него славой и разнообразием доступных молоденьких женщин вокруг, но Буковски прекрасно понимал — это всё идёт вразрез с нормами общечеловеческой морали. Ещё и душа побаливает...

Кстати, Буковски считал себя пуританином — довольно консервативным человеком, чьё мировоззрение давно устарело. Он принимал и понимал эту мысль. Но — согласно сюжету романа «Женщины» — остановиться Буковски не мог и продолжал наслаждаться эфемерным бл***ким счастьем.

Тем не менее, ближе к середине книги у главного героя романа (всё того же Генри Чинаски) появляются устойчивые отношения с женщиной, некой Деброй. Он живёт с ней, и вроде бы его всё в ней устраивает, но, когда на горизонте появляется доступная юбка, которую можно легко задрать, старый козёл тут же бросается в бой. Никогда такого не было и вот опять!

Очередная легко задираемая юбка была у некой Айрис — прекрасной молодой индианки, охмурившей главного героя на поэтических чтениях в Канаде. После возвращения в США он буквально мечется туда-сюда, не зная, как сказать своей «стабильной» женщине, что к нему на праздник должна приехать молодая танцовщица из Канады, которую он хочет совокупить.

Главный герой разрывается между двумя возможностями — остаться со «стабильной» женщиной или опять уйти на б**дки. Совесть берёт было верх над главным героем: он плачет, обзывает себя последней сволотой, но потом он всё равно идёт и т**хает танцовщицу. Хотел как лучше — получилось как всегда.

Да, сильные угрызения совести не помешали главному герою всё же променять свою милую Дебру на интересную Айрис, и во всех позах тусоваться с горячей индианкой несколько дней подряд. В итоге Айрис ожидаемо улетела домой, в Канаду, а наш главный герой остался опять один, и опять он облажался перед нормальной женщиной.

Пожалуй, ещё один исчерпывающий портрет главного героя Буковски показывает читателям в истории про некую Кэтрин. С ней он тоже долго путался, изменял ей, потом опять возвращался, и снова изменял, в итоге приходя к закономерному выводу: подобного рода истории ведут лишь к одному — к одиночеству.

Тем не менее, книга заканчивается на доброй ноте. Никогда бы не подумал, что скажу нечто подобное, но да — Буковски прошёл через все круги «женского» ада и наконец-то понял: пора завязывать. Пора остепениться и перестать таскаться за каждой юбкой. Возраст не тот, силы не те, да и душу разменивать на всех подряд — не стоит.

В книге за этот сюжетный — и жизненный — поворот отвечает история про Сару — такое имя выбрал Чарльз Буковски, чтобы увековечить в литературе свою последнюю жену. Её настоящее имя — Линда Буковски, в девичестве — Линда Ли.

С Линдой Буковски писатель прожил до конца жизни. Она за ним ухаживала, помогала, следила за его диетой и здоровьем… Надеюсь, супруги и правда были счастливы. Говоря по правде, читать книгу «Женщины» нужно как минимум ради всех цитат, которые я привёл в этой статье.

Но не забывай, что цитаты вырваны мной из общего контекста (иначе никак), и лучше всего они воспринимаются в рамках всей книги. А я же — лишь твой скромный проводник в запутанный мир старого алкоголика по имени Чарльз…

Вернёмся к Линде Буковски. В книге о ней сказано:

Мои ботинки лижут министры и вожди! Книжный обзор на «Трилогию желания» Теодора Драйзера.

Привет, буквоед! Недавно я прочитал «Трилогию желания» знаменитого американского писателя Теодора Драйзера. Это мой первый опыт чтения Драйзера, и признаюсь честно: дочитать его я смог только со второй попытки. Вероятно, дело тут в том, что изначально я читал эту трилогию в бумажном варианте, — а это, между прочим, огромнейший том на тысячу с лишним страниц, где текст напечатан очень мелким шрифтом. Никому не рекомендую повторять мой опыт с пыльными тяжеленными фолиантами, — слишком уж он, сей опыт, грустный и печальный. Да и глаза нужно беречь.

Поднабравшись сил, через пару месяцев я скачал эти книги себе на электронную читалку. И тут всё началось! Читал я днями и ночами: по сто, по сто пятьдесят страниц за раз, от книги отползал совершенно измождённый, но оторваться не мог и опять возвращался к чтению. Как ты думаешь, в чём секрет «Трилогии желания»? На мой взгляд, секрет в её обстоятельности, детальности и подробности. Но перед обзором книги я хочу рассказать тебе об авторе трилогии и его писательском стиле.

Все цитаты в данной статье, если не указано иного, приведены по источникам:

Теодор Драйзер — «Финансист» (пер. М. Г. Волосов);

Теодор Драйзер — «Титан» (пер. В. Н. Курелла, Т. А. Озёрская);

Теодор Драйзер — «Стоик» (пер. М. П. Богословская, Т. А. Кудрявцева).

***

На мой взгляд, за дотошность изложения материала кто-то назовёт Теодора Драйзера графоманом и словоблудом, но я назову его великим американским писателем. Писателем, современных аналогов которому я не знаю, и вообще сомневаюсь, напишет ли кто-нибудь сейчас что-то хотя бы отдалённо похожее на произведения Драйзера. Читать книги этого классика — настоящая работа, потому как автор обладал большой эрудицией и глубокими познаниями в разных сферах человеческой жизни, в том числе в экономике и психологии. Почему так произошло?

Юность писателя была несладкой: его родители вели небольшой бизнес, но однажды случился пожар, где сгорело всё имущество семьи Драйзер, и семья в мгновение ока разорилась. Но беда не приходит одна. В скором времени отец сильно покалечился на другой работе, и юный Теодор (девятый ребёнок в семье) вынужден был с раннего возраста зарабатывать на жизнь на всяких низкооплачиваемых работах. Благодаря упорному труду и толике везения, Теодор Драйзер быстро поднялся с низов общества и нашёл себе достойное место под солнцем.

Тяжёлый жизненный опыт всегда располагает к тому, чтобы человек рано стал реалистом. В своих статьях я периодически говорю о другом великом американском писателе 20 века — Чарльзе Буковски, который тоже вырос с чётким пониманием: честным работягам в жизни ничего не даётся просто так. А чтобы всё-таки далось, тебе должно или крупно повезти (а это маловероятно), или же ты должен продать бессмертную чистую душу в погоне за большими деньгами. Опять же, больших денег тебе никто не гарантирует, и ты всегда действуешь на свой страх и риск. Как ослик, которому перед носом крутят морковкой, и он идёт, и идёт, и идёт…

Всё это словно русская рулетка длиною в жизнь: можно отсрочить свою гибель, до поры до времени щёлкая пустым барабаном, но вот применить револьвер против другого человека догадаются лишь единицы. Судя во всему, в капиталистическом обществе успешны в основном те, кто смог воспользоваться этим револьвером, и силой заставил другого человека работать за двоих. Но это я так, к слову. Я не собираюсь сравнивать творчество Драйзера и Буковски. Просто обращаю твоё внимание на то, что в США изредка появляются честнейшие люди своего времени, и в том числе они входят и в историю литературы.

***

Вернёмся к «Трилогии желания». Каждая страница книги наполняет мозг читателя тоннами фактов и жизненных наблюдений, и от такого чтения быстро устаёшь — вот он, дух времени, эра TikTok и проклятие клипового мышления. Хотя, да будет сказано в защиту современности, книги Драйзера и при его жизни считали слишком затянутыми, графоманскими опусами, утомляющими читателя, — а что ещё говорить капиталистам, когда автор наглядно демонстрирует мерзкую психологию капиталистической акулы? Акулы тоже обижаются!

К сожалению, «Трилогию желания» я прочитать-то прочитал, но меня до сих пор не тянет знакомиться с остальными книгами Драйзера. Чтение классической литературы — очень уж энергозатратное занятие. Даже эту статью я пишу спустя значительное время после того, как дочитал трёхтомник.

Так о чём же рассказывает Теодор Драйзер в «Трилогии желания»?

***

Северная Америка, город Филадельфия, 1837 год. В семье мелкого банковского клерка по фамилии Каупервуд произошло радостное событие: родился ребёнок, сын, будущая надежда и опора всей семьи. Назвали его Фрэнк. С самого детства Фрэнк Каупервуд рос любознательным мальчиком, и уже в юном возрасте проявил, что называется, «бизнес-чутьё»: он занял несколько долларов у отца, и на аукционе купил ящик мыла по одной цене, а потом продал его в магазине неподалёку по другой, более выгодной цене.

Этот случай напоминает историю из детства Джона Рокфеллера. Приведу цитату из статьи «10 историй о деньгах и династии Рокфеллеров»:

Красавчик, Джон Рокфеллер, иначе и не скажешь! Но давай-ка я разграничу: главный герой «Трилогии желания» списан не с Джона Рокфеллера, а с другого известного американского магната, короля трамвайных дорог и метро — Чарльза Йеркса. Именно жизнь Йеркса вдохновила Теодора Драйзера на написание романа о жизни капиталиста.

Вернёмся к сюжету. Проходили годы. Юный Фрэнк Каупервуд поступил на службу в небольшую торговую компанию, набрался опыта, стал молодым финансистом и понемногу начал работать сам на себя. Он продавал акции на фондовой бирже, спекулировал на ценах, разорял конкурентов, — замечательное, интересное занятие для молодого американца второй половины 19-го века, не правда ли?

Денег у Фрэнка становилось всё больше и больше, но влияние в обществе по-прежнему оставалось довольно скромным; тут сказалось «обычное» происхождение Фрэнка и его семьи. Они не относились к аристократам и наследственной элите, и местные пиявки голубых кровей с неохотой общались с таким человеком. Фрэнка они считали грубоватым мужланом, и в основном связь с ним была деловой (как бы навариться на нём и заработать ещё больше денег).

Сливки общества не особо любили молодого Каупервуда ещё и потому, что он был откровенным или даже самым откровенным человеком в американском обществе тех лет. Фрэнк не скрывал своих эгоистичных желаний, и ради них он шёл напролом, рисковал жизнью и карьерой, подвергался различным угрозам. Процитирую книгу:

В этом отношении он, не спорю, безмерно крут: его все боялись не только потому, что он богатый, но и из-за его откровенности, умении всегда изложить суть дела прямо, порой даже грубо и цинично. В приличном американском обществе тех лет так не разговаривали. Но Фрэнк был исключением (словно нигилист Базаров на американский лад). Первая жена Фрэнку быстро надоела, и он завёл себе несовершеннолетнюю любовницу из богатой семьи; забегу вперёд и скажу, что со временем она стала его второй женой. Так бы они и жили, но внезапно Фрэнк разорился, и его быстро посадили в тюрьму.

Разорению Фрэнка «помог» Великий чикагский пожар 1871 года, когда на фондовой бирже случилась массовая паника, а в тюрьму он сел, потому что не смог выплатить долги в бюджет города, откуда он «занял» (а по факту нелегально присвоил) примерно полмиллиона долларов. История про любовницу тоже не пошла Фрэнку на пользу, так как богатый и влиятельный отец девушки задействовал все связи в органах, раскрутил историю с расхищением городской казны и засадил Фрэнка в тюрьму.

Во второй и третьей частях трилогии Фрэнк Каупервуд восстанавливает и приумножает своё финансовое состояние, разводится с первой женой, бросает двух детей, женится на любовнице и переезжает в Чикаго, а потом — в Нью-Йорк и Лондон. Все три книги написаны по схожему сценарию: Фрэнк постоянно преодолевает всяческие проблемы, изменяет уже и второй жене (ему не нравилось, что она постарела), и, в конце концов, Каупервуд скоропостижно умирает. Надеюсь, для тебя это не новость и не спойлер: в конечном итоге «мы когда-то всегда умираем», как пел Владимир Высоцкий.

***

Вот основной сюжет «Трилогии желания». Теперь я хочу немного рассказать тебе о личности Фрэнка Каупервуда и привести несколько избранных цитат. Личность его прообраза (Чарльза Йеркса) я трогать не буду. Условимся на том, что жизнь настоящего Чарльза и жизнь литературного Фрэнка совпадают практически полностью.

Какие особенности характера Фрэнка Каупервуда запомнились мне больше всего? Он — несомненно умный, упорный, смелый и деловой человек, который добился успеха благодаря личным умениям и навыкам. Как говорится, человек сделал сам себя, «self-made man». Однако я настроен к этому герою больше негативно, и в основном мне запомнились его отрицательные стороны. Сейчас я их перечислю.

Во-первых: беспощадный эгоизм.

Ни для кого не секрет, что капиталистическое общество — это общество эгоистов. Ведь какой основной мотив всех наших действий? Заработать деньги — тем или иным способом. А зачем их зарабатывать? Это и без меня понятно: надо как-то жить и обеспечивать себя, семью, родителей. На первый взгляд всё выглядит логично и естественно. Однако сами по себе деньги не хороши и не плохи. У них нет собственной воли (у людей она тоже редко имеется). Деньги — это лишь инструмент для достижения конкретной цели, инструмент такой же, как, например, молоток; к сожалению, некоторые люди забывают про эту особенность денег.

У денег есть два нюанса. Во-первых, для многих из нас они стали не инструментом, а самоцелью — всё ради них, всё из-за них. Согласись, странно бы выглядел человек, всю жизнь собирающий молотки ради собирания молотков, не правда ли? Но почему-то копить деньги ради того, чтобы копить деньги мы считаем нормальным явлением. И не важно, в какой стране происходит дело. Не важно, какого цвета у тебя кожа, какой разрез глаз, какому богу ты молишься, — перед божеством Золотого Тельца ныне устоит разве что сумасшедший, аскет или отшельник. Остальные поддадутся влиянию денег (кто-то больше, кто-то меньше, но всё равно поддадутся).

Во-вторых, «цель» в капиталистическом обществе — понятие растяжимое. Одно дело — тратить деньги на необходимое: еда, одежда, жильё, саморазвитие. Другое дело — тратить деньги на статусное: дорогая еда, брендовая одежда, элитное жильё, билет на новый фильм про супергероев… Список можно продолжать. Короче: если у тебя есть деньги, ты — царь и бог, и всё тебе позволено. Всё здесь покупается и всё здесь продаётся, — так думают апологеты капитализма. А коль скоро денег у тебя нет (или их мало), значит сиди и молчи в тряпочку, делай что скажут и не лезь не в своё дело. Ещё древние римляне говорили: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку».

Вот и Фрэнк Каупервуд уже тогда понимал эту суть капитализма: деньги дают власть над миром людей и вещей. Он открыто считал себя эгоистом, а его жизненный девиз звучал так: «Мои желания превыше всего». Собственно, и в названии трилогии о Фрэнке используется слово «желание», и здесь нет никаких загадок.

Ради своих желаний Фрэнк готов на всё. Конечно, до откровенного криминала дело не доходит, и в этом Фрэнк уступает «более продвинутым» гражданам из 20 и 21 веков. Но и то, что показано в трилогии, не может не испугать. Повторюсь: автор скрупулёзно описывает финансовые махинации Фрэнка, его отношения с окружающими, его отношение к окружающим и прочее. Промежуточные выводы автора сводятся к единому: Фрэнк — неисправимый эгоист, эгоистом он рос с детства, а его эгоизм сформирован капиталом. Он же вырос в Северной Америке, а именно там капитализм получил наибольшее развитие и популярность. Цитирую:

Одни люди живут за счёт других. Одни люди убивают других людей. Всё живое существует одно за счёт другого… Тебе это ничего не напоминает? А напоминает оно именно что наш век, или, как его называют некоторые, «век эгоизма».

Во-вторых: половая распущенность.

На самом деле, два последующих недостатка Фрэнка — прямое следствие первого. Словосочетание «половая распущенность» говорит за себя. Уже в первой части трилогии амурные дела Фрэнка развиваются довольно-таки стремительно. В юном возрасте Каупервуд «присмотрел» себе невесту — женщину старше его на несколько лет, только-только пережившую внезапную смерть любимого мужа. Фрэнк стал часто навещать молодую вдову, утешать её, и в скором времени он на ней женился.

Отмечу, что Лилиан (так звали первую жену Фрэнка) изначально была категорически против этого брака — сказались её консервативные, пуританские убеждения. Лилиан думала, что много лет (а может и всю жизнь) она будет нести траур по мёртвому мужу, но Фрэнк своим напором и энергией заставил её изменить решение. Шли годы. Лилиан родила Фрэнку двух детей, сам Каупервуд всё больше влезал во всяческие махинации с деньгами, состояние семьи росло, внешне (показной фасад для светского общества) у супругов всё было хорошо, но вот внутри (на уровне межчеловеческих отношений) Лилиан всё больше приедалась Фрэнку.

И вот богатый, молодой и пышущий здоровьем Фрэнк вдруг захотел завести любовницу. Дескать, жена постарела, уход за детьми отнял у неё настроение, здоровье и красоту, а Фрэнку это, видите ли, не нравилось. Но не спеши демонизировать Фрэнка и делать из него полностью аморального человека. Фрэнк — продукт своей эпохи, да — гнилой и испорченный, но всё-таки продукт, то есть существо зависимое.

Он понимал, почему так происходит в его жизни, почему надоела жена и ушла былая любовь, но изменить ничего не мог. Нельзя же заставить себя любить кого-то. И нельзя оставаться с нелюбимым человеком, тем более, если ты — эгоист. «Мои желания превыше всего», помнишь? Это по-настоящему сложная ситуация. Я чувствую, у меня не хватает жизненного опыта и аргументов, чтобы рассуждать об этих вещах. Дадим же слово Теодору Драйзеру. Так он описывает ситуацию в семье Каупервудов:

Далее по сюжету Фрэнк находит себе молодую любовницу из богатой семьи. В «Титане», второй книге трилогии, ирландская красавица Эйлин перестала быть любовницей Фрэнка и стала его женой. Лилиан долго упиралась, не хотела разводиться, но в итоге пошла на уступки и дала развод. Вот, Фрэнк, ты снова нашёл свою любовь — молодую, бойкую, отчаянную и храбрую женщину. Надолго ли тебе её… эээ… «хватит»? Время не ждёт, ты же знаешь это. Как выяснится во второй и третьей книгах, любовь исчерпала себя лет через десять совместного брака. И уже немолодой, но всё ещё активный (во всех смыслах) Фрэнк опять начинает изменять жене.

Причём изменяет он сразу с несколькими женщинами; у него водилось множество любовниц, на каждую он находил время, силы и деньги, каждую одаривал страстной любовью и тем самым чувствовал себя ещё молодым, способным и энергичным мужчиной. Эйлин не могла не узнать про измены мужа. Да, она узнала, да, разозлилась, да, избила одну из любовниц Фрэнка до полусмерти. Но кардинально повлиять на ситуацию она не могла, — ей было некуда идти и некуда возвращаться. Её семья отреклась от неё ещё когда она сбежала с Фрэнком в другой город, будучи его любовницей. И всё-таки Эйлин любила Фрэнка, по-настоящему любила и бросить его не могла, а его открытые измены сильно ранили её сердце.

Я не стану останавливаться на описании многочисленных любовных похождений Фрэнка Каупервуда. Для полной картины стоит читать всю трилогию целиком. Добавлю лишь, что на любовниц Фрэнк и правда денег не жалел (впрочем, как и на надоевших ему жён). Он спонсировал всех: подкупить, порадовать, заставить замолчать… Спонсорство (значит, и деньги) Фрэнк считал главной силой своего века. Среди прочих трат он построил огромный особняк в Нью-Йорке для своей очередной «большой любви» (юной интеллектуалки Беренис Флеминг). Беренис, кстати, сыграет большую роль не только в жизни Фрэнка, но и в сюжете всей истории. Остальные детали ты можешь прочитать в трилогии. Там всё очень интересно!

В-третьих: маниакальная жажда денег.

К концу жизни состояние Фрэнка Каупервуда насчитывало около 20 с лишним миллионов американских долларов. По тем временам этой суммы за глаза хватило бы для богатой жизни самого миллионера, его детей и, думаю, ещё и внуков. Однако Фрэнк до последнего занимается финансовыми махинациями; так, под конец жизни его идеей фикс стало строительство транспортных линий метро в Лондоне. Этой истории посвящена третья книга («Стоик»). Лондонский рынок тяжело давался Фрэнку, потому как там были и свои игроки, не менее зубастые и любящие деньги.

Зачем человеку иметь чрезвычайно много денег? Я не знаю ответа на этот вопрос. Причём нужно добавить, что Фрэнк (как и его реальный прототип) не был жадным, и не сидел на горе из золотых монет а-ля диснеевский миллиардер Скрудж Макдак. Каупервуд занимался и благотворительностью, был, как модно называть некоторых богачей, филантропом. Например, он профинансировал строительство астрономической обсерватории при Университете Чикаго. Это стоило ему огромных денег, но, правда, сделал он это не по доброте душевной, не из любви к науке, а больше из хитрого расчёта набрать вес в американском обществе и показать противникам, как много у него денег.

Но почему Фрэнк не мог остановиться? Почему всё работал и работал, как заведённый автомат, как белка в колесе, несмотря на сильную усталость, слабеющее здоровье, частые неудачи и финансовые потери? Во время чтения становится понятно, что Фрэнк был в долгах как в шелках — он занимал крупные суммы где-нибудь «там», чтобы отдать горящие долги «тут», и наоборот. И так всю жизнь. Он занимал, занимал, занимал… Попутно он сколотил себе огромное финансовое состояние, но судьба распорядилась иначе: после смерти Фрэнка его многочисленные кредиторы одновременно затребовали к уплате все долги.

Сын Фрэнка от первого брака, судя по всему, ненавидел отца. Ещё бы он его любил! Ведь Фрэнк бросил первую жену и маленьких детей (сына и дочку) на произвол судьбы. Иными словами, распущенностью, основанной на пресловутом эгоизме, Фрэнк выкопал себе яму, и в старости попался в эту ловушку. Фактически он не оставил наследника, преемника финансовой империи имени Фрэнка Каупервуда.

А как же его вторая жена? Разве не могла она принять финансовые дела почившего мужа? Вторая жена Фрэнка, Эйлин, с которой он прожил в браке до конца своей жизни, управлять делами не умела совершенно: она всегда жила как птичка в золотой клетке, воспитывалась в богатстве и роскоши, по уровню развития была практически как ребёнок, ничему полезному никогда не училась…

В общем, замужняя Эйлин ходила по званым ужинам, покупала дорогую одежду, со скуки и ревности иногда прибухивала, читала модные дамские романы, сибаритствовала, одним словом. Какие ей финансовые дела?.. Также добавлю, что к концу жизни Фрэнк начал думать, что всё было зря, и много лет своей жизни он потратил впустую. Да и позволительно ли назвать жизнью бесконечную гонку за деньгами, славой, успехом да шуршащими юбками? Как по мне, так это не жизнь и это не счастье, а лишь подделка, фальшивка, симулякр.

Иногда люди слишком поздно понимают самые важные вещи. И это грустно. Кажется, все мы так или иначе обречены на судьбу денежных дураков. И снова дадим слово Теодору Драйзеру. В одном из путешествий Фрэнк увидел скромный быт простых людей, и перед ним неожиданно открылась истина:

***

Такие дела. Я постарался более-менее сносно рассказать о «Трилогии желания» Теодора Драйзера. Хорошо, если этот обзор заинтересует тебя познакомиться с творчеством писателя. Полагаю, можно начать твоё знакомство с трилогии про Фрэнка Каупервуда. Конечно, охватить всё я не в силах. И я не претендую на анализ или глубокий разбор данного произведения, потому что поднятые автором темы — по-настоящему взрослые, и мне до них ещё расти и расти.

Тем не менее, впервые читать подобную классику стоит в возрасте 25 лет и чуть старше; к этим годам появляется какой-никакой жизненный опыт и способность понять то, о чём хотел сказать автор. Ладно, у меня уже тут исповедь начинается. В целом, я советую тебе прочитать «Трилогию желания» Теодора Драйзера, дорогой читатель. Ручаюсь: она тебя не расстроит. А на сегодня всё!

Слово «фактотум», как подсказывает Википедия, в переводе с латинского языка означает «делай всё». Так в древности называли людей, которые занимались самыми разными работами.

Иногда это слово ещё любят переводить «мастер на все руки», но такой перевод я считаю неправильным. Потому как «мастер» — тот, кто умеет делать что-то профессионально. А разнорабочий — это просто-напросто грубая сила с улицы. Короче, фактотум — это современный разнорабочий.

Главный герой книги Чарльза Буковски — фактотум. Свою работу он делает далеко не профессионально, и зарабатывает деньги не качеством, а количеством. Иными словами, на очередной работе он не задерживается дольше одной или двух недель.

Кем же работает главный герой, всё тот же Генри Чинаски? Грузчиком, кладовщиком, упаковщиком, уборщиком, носильщиком… И ещё много всяких длинных слов с буквой «щ».

Работать наш главный герой не любит и не хочет. Так получилось не потому, что он тупой, лентяй, или тупой лентяй. Нет. Думаю, он не хочет работать, так как хочет сохранить душу и остаться человеком среди хищных капиталистических акул. В тексте он редко говорит об этом прямо — но опытным людям и не надо ничего разжёвывать.

Как мы все понимаем, в обществе развитого капитализма у человека есть только такой выбор: или продать душу на работе, благодаря чему он, возможно, и поймает золотого тельца — за яйца, или же остаться самим собой, но остаться без денег, и жить на дне общества среди таких же аутсайдеров и неудачников. Иного выбора для двуногого быдла не существует.

Действие «Фактотума» происходит в США, во времена Второй мировой войны и чуть после неё. Великая депрессия канула в Лету, и в американской экономике началось оживление. Рабочих мест было много. Это связано и с 12 миллионами американских мужчин, ушедших на войну (с которой не все вернулись обратно), и с зарождавшимся тогда обществом массового потребления, и с общим экономическим ростом… Но да не об этом сейчас.

В общем, жизнь шла своим чередом. И вот на бескрайних просторах США появляется он — Генри Чинаски. Молодой и амбициозный парень, который недавно съехал от родителей, и желает узнать настоящую Америку. А если повезёт — то и стать писателем. Мой внутренний голос спрашивает: «А что — так можно было?»…

Чарльз Буковски в «Фактотуме» описывает свою молодость до событий «Почтамта»: одиночество, пьянки, нищета, бесконечные мытарства по рабочим местам и отчаянный поиск себя. И воспоминания — куда уж без них.

Молодость Генри Чинаски (читай — Чарльза Буковски) прошла в бедности, запоях и сварах с первой возлюбленной, дамой по имени Джейн Бейкер. Буковски нашёл её, знатно потаскавшись по Америке в поисках денег, счастья и любви. Бейкер была возрастной алкашкой, но, в то же время, являлась настоящей женщиной с большим сердцем. Такой её вспоминал Буковски.

Описывать характер всех работ и все приключения нашего фактотума я не стану — для этого тебе нужно читать книгу. Но скажу, что книга эта отлично передаёт дух Северной Америки середины прошлого века. Со страниц книги пахнет чем-то… настоящим.

В «Фактотуме» пахнет «классической» Америкой, где ещё не изобрели никакого интернета и мобильников, телевидение только входило в моду, и коль скоро ты хотел жить на дне общества — ты жил, и мог при желании выбраться оттуда и даже стать писателем…

Возможно ли такое в Америке сейчас? Я не знаю. Чарльз Буковски в одном из поздних интервью говорил, дескать, «как в молодости» уже не будет. Америка изменилась, ожесточилась, и, раз уж ты разорён и работаешь грузчиком — вероятней всего, так ты и подохнешь.

Ты подохнешь, а донные падальщики с радостью сожрут твоё тощее тельце — им тоже надо есть, чтобы жить, и жить, чтобы есть. И дети твои, и внуки — все сгниют на этом дне, если им не повезёт. А повезти всем не может просто статистически. Кто-то должен проиграть.

В сборнике «Чарльз Буковски: Интервью: Солнце, вот он я» Буковски вспоминал о молодости так:

О жизни на «добром» дне общества и написал Чарльз Буковски в «Фактотуме». А может быть, ему — как и всем старикам — прошлое казалось неизменно светлым, как бы плохо тогда ни жилось?

Все мы были молоды, и молодость наша проходила — или проходит — в тяготах и трудах, в ссорах и нервах, в злости и обиде… Так кажется, пока ты молод. Потом же всё резко заканчивается, и ты вдруг узнаёшь — это было, оказывается, лучшее время твоей жизни, золотое время, которое ушло безвозвратно, а впереди — упадок сил, старость, смерть… И пустота.

Итак, «Фактотум» — это невероятно честный, классный роман. Он наводит внимательного читателя на размышления — а это уже признак хорошей литературы. Возможно, ты меня спросишь — ну и на какие размышления навела меня эта книга?

Отвечаю. С лёгкой руки Чарльза Буковски в моей голове появились крамольная мысль: если тебя достало твоё придурочное начальство, никто не мешает тебе поднять свою офисную жопу со стула и послать всех их на**й. Никто тебя к батарее не приковал же, ну? А чего сидишь тогда?

Да — времена теперь другие, да — вокруг нас интернет и смартфоны, но подлинная жизнь — она по-прежнему за окном, она на улицах, в барах и притонах, а не в вылизанных кабинетиках с прилипшими к креслу бюрократами, чья жизнь — привычка, а служба — одесский шум, похожий на работу.

Буковски в молодости посылал на три весёлых буквы всех кого хотел — и ничего, жил же, и жил неплохо, да и в Вечности себе местечко выбил…

Что я могу рассказать про эту книгу? Не хочется пересказывать её сюжет или повторять чьи-то рецензии и комментарии. В конечном итоге, тупая, бессмысленная и низкооплачиваемая работа, о которой рассказывает эта книга, знакома почти каждому из нас — и о чём тут говорить вообще? Так это всё выглядит на первый взгляд, и так оно по сути и есть. Но!

Я долго собирался с мыслями, выпил бутылку вина и послушал аудиокнигу в крутом исполнении Ивана Литвинова. По ходу опьянения делал заметки о книге — иначе Буковски просто не поддаётся толковому анализу. И вот теперь я наконец-то готов показать свои записки тебе. Начну-ка издалека, как люблю.

У буддистов есть понятие «четырёх благородных истин». Когда Будда Шакьямуни ходил-бродил по древней Индии и занимался самопознанием, ему в голову однажды пришло, что человеческий мир, человеческая жизнь, в общем-то, явления простые и пошлые, они скучны и убоги, несчастны и жалки.

И Будда сформулировал такую логическую цепочку: мир полон страданий, а страдаем мы потому, что постоянно чего-то хотим (в основном из мира материального). В итоге Будду озарило: можно всю жизнь провести в страданиях, а можно от них избавиться — и Будда понял, что существует некий Восьмеричный Путь, в конце которого нас ждёт спасение.

Словом, бывший индийский принц сказал что жизнь — тлен ещё до того, как это стало мейнстримом. Цитирую статью «Четыре благородные истины» на Википедии:

Всё это происходило в Индии, примерно две с половиной тысячи лет назад. Много воды с тех пор утекло в Великом Ганге. Но причём здесь США и Чарльз Буковски — спросишь ты? Отвечаю: как по мне, так книга «Почтамт» у Буковски тоже содержит в себе четыре благородные истины, и они лишь частично совпадают с мыслями Будды, но всё равно интересны, и имеют право на жизнь.

Я не сравниваю двух разных людей — они несопоставимы. Просто в мою голову пришла мысль, что в чём-то они всё-таки похожи. Видимо, пока Чарльз Буковски много лет работал почтальоном, он успел сообразить: мир устроен как-то не так. И он написал первую книгу, где изложил всё, что тревожило его большую часть жизни.

Вот они, четыре благородные истины Чарльза Буковски:

Жизнь — это смех.

Особенность «Почтамта» — довольно-таки мрачный юмор, в котором присутствует значительная примесь цинизма и злости. Но в то же время в юморе Буковски проглядываются печаль и грусть — так как и мы такие, и жизнь такая, и вряд ли что-то изменится. Классик русской поэзии говорил: «Всё будет так. Исхода нет»:

Но Буковски далёк от уныния Блока, хотя поначалу и кажется обратное. На протяжении всей книги Буковски последовательно доносит до читателя такую мысль: чтобы жить и не сойти с ума, человеку поможет смех. Иначе — никак, иначе — человеку прямой путь в петлю или на нож преступника.

Эту мысль Буковски раскрывает во всяких страшных ситуациях, что приключаются с главным героем книги — почтальоном Генри Чинаски. Описания смешные, а ситуации-то страшные, но благодаря контексту почему-то хочется смеяться. Или это я один такой дурачок?

Вот, например, история про то, как почтальон Генри Чинаски разносил почту:

Жизнь — это страдание.

В «Почтамте» слова «страдание» и «работа» являются синонимами. Буковски не замахивался на общефилософское осмысление мира (для него это звучит смешно, да и для всех нас тоже), поэтому и писал он о самых приземлённых вещах, наполняющих нашу жизнь. Немало слов он потратил на термин «страдание». Что же это такое?

Страдание — это сумасшедшая работа в почтовом отделении, где людям приходилось сортировать почту на время, по 12 часов стоять на ногах в ночные смены, постоянно сдавать внутренние экзамены (чтобы не вылететь с работы), работать без выходных и с сокращённым — а то и без него — обедом.

Страдание — это когда ты приходил домой после тяжёлой смены. Ты всю неделю работал по 16 часов, по 18 часов, утро перетекало в день, день — в вечер, вечер — в ночь; ты приходил среди ночи домой, мылся, ложился спать, а через несколько мимолётных часов срабатывал будильник и ты опять шёл туда, где дают деньги в обмен на твой труд, твои силы и твоё время…

Страдание — это работа. Любая, где заставляют работать на износ, пока человек способен тянуть лямочку. А в конце такой работы люди всегда получают одно лишь кислое послевкусие от просранного дня, недели, года, десятилетия… Просранной жизни. Грустно, не правда ли? И так нам грустно потом становится, что мы уныло надеваем деревянный макинтош, и в наших домах играет музыка — но мы её уже не слышим.

Слово Чарльзу Буковски:

Жизнь — это протест.

Пока ты против общества — ты живёшь. Скорей всего, именно такой мысли придерживался Чарльз Буковски и как раз-таки её он заложил в свой первый — и возможно лучший — роман.

Не надо быть против всего на свете и против всех вокруг. Подобное оставим школьникам и их юношескому максимализму. Взрослым же людям достаточно хотя бы научиться иметь личное мнение, принципы, убеждения — и действовать в согласии с ними. Взрослому человеку надо попробовать стать свободным, обрести себя — и чёрт бы с теми, кто против.

Даже малой толики внутренней свободы хватит, чтобы твоё окружение перестало тебя понимать. А если ты посмеешь быть самостоятельным и дальше, пойдёшь ещё глубже в дикие земли Свободы — тебя многие возненавидят, выставят крайним, сочтут дураком и сумасшедшим. Но помни: когда тебе твердят, что ты безумен — это вовсе необязательно будет правдой.

«Не такой как все» почтальон Генри Чинаски открыто ставит себя против общества. Это хорошо видно в книге. Он не то чтобы презирает общество — хотя, возможно, он всё-таки презирает — но старается быть от него в стороне, держаться особняком. И в то же время Чинаски не упускает момента подразнить обывателей тем, что он — не как они.

Проще говоря, согласно философии Чинаски, когда все вокруг носят джинсы, ты должен надеть костюм. Или ты боишься?

Жизнь — это любовь.

Насколько я понимаю, Чарльз Буковски любил животных. Возможно, животных он любил гораздо больше, чем людей. Это несложно объяснить: животное (скажем, пёс или кот) никогда тебя не предаст; животные умеют быть благодарными; животные верно служат человеку, не прося ничего взамен — во всяком случае, армейская лошадь, которая вынесла наездника из под обстрела и вскоре померла, загнанная и нашпигованная пулями, наверно, хотела бы просто жить, и чтоб её вовремя кормили и чистили, и она не требовала бы себе очередную медаль за отвагу, тёплое кресло в мэрии или какой-нибудь там памятник...

Короче, животные — не люди. И слава богу.

Наш почтальон Чинаски и его женщина как-то завели себе собаку. Так уж получилось, что пёсик у них попался глуповатый, писался где ни попадя и сидел во дворе, а там его постоянно кусали мухи и комары. Но пёсику было всё нипочём, цитирую:

Генри Чинаски несмотря ни на что полюбил глупое животное. Да только женщина, которая его в дом и принесла, пёсика начала ненавидеть — выгоняла его на ночь на улицу, постоянно шугала и била. Пёсик ей жить мешал, видишь ли. В один из дней Чинаски не вытерпел такого отношения к несчастному животному. Полагаю, он глубоко понимал этого пёсика, ведь и Чинаски (Буковски) почти всю жизнь был несчастным загнанным животным.

Разве не в ответе мы за тех, кого приручили?