Когда люди начинают задумываться над серостью своей жизни? Каждый день не лучше предыдущего. Бесцветная жизнь наполняет все наше существование. Автор точно выразил сравнение течения времени с песком. Если подумать, что украшает наше бесцветное существование, ощущение свободы? В чем оно заключается? Автор поднимает извечный вопрос о смысле существования человека.

Песок – быстротечен, течет словно время. Каждая песчинка – это день, час, секунда. Серость поглощает нас, мы «убиваем время». Люди перестают быть людьми, становятся «насекомыми», существование человека обретает смысл в бесполезном труде, копании песка. Люди мирятся с такой жизнью. «Три дня нищий – нищий навсегда», т.е. жители деревни уже не мыслят о другом существовании.

Женщина в романе – символ положительного, добра, она, то единственное ради чего учитель может существовать. Если у Томаса Манна в произведении «Волшебной гора» герой добровольно обрекает себя на такое существование, то здесь мы видим, что мужчину насильно удерживают в этой яме. А наше серое существование не насильно сдерживает, можем ли что-либо изменить? Вопрос спорный.

Чуть ли не самым простым выходом видится бегство, начать жизнь заново, с чистого листа. Только вот в чем вопрос, учитель пытается сбежать из ямы с песком, но что его привело сюда в эту деревню. Получается, мы имеем то, что хотим иметь. Человек попал в эту яму давно, только осознание этого пришло слишком поздно. Остается борьба за свободу, за существование, за жизнь!..

Отличный постмодернистский роман. Хорошо прорисованы приметы 90-х. Автор использует массовые образы и характеры 90-х: Просто Мария, Шварценеггер, самурай с мечом, малиновые пиджаки, пейджер, шансон, обстрел Белого дома, разговор братков, анекдоты про Петьку и Василия Ивановича. Если ограничиться только этим, да прибавить толику юмора и сатиру, то роман может показаться галлюцинаторным бредом.

Только суть в том, что роман есть цельное произведение и связи между снами и так называемым «философским фаршем» (со слов наивного читателя) есть.

Анатомия чтения:

1. Сторона света — Запад. Массовые образы — Шварценнегер, Просто Мария. Философия о двух вещах Канта (взаимодействие субъекта и объекта).

2. Сторона света — Восток. Массовые образы — самурай с мечом, саке, сакура, харакири. Философия — Чжуан Цзы и его притча о сне бабочки.

3. Россия. Массовые образы — Чaпаев, Петька, Василий Иванович, братки, малиновый пиджак. Философия — нет.

В 90-е годы Россия была на перепутье и неслучайно Пeлeвин рассуждает об «алхимическом браке» то с Западом, то с Востоком. Были популярны дискуссии о выборе пути, после развала СССР. Ответа по какому пути всё-таки двигаться автор не дал. Как во многих хороших произведениях писатель оставил выбор за читателем.

Но это всего лишь социальная канва. С точки зрения философии Пeлeвин соединил философию Канта и Чжуан Цзы, последовательно доказывая непознаваемость мира. Также несомненно Пeлeвин пользовался «Толкованием сновидений» Фрейда при описании снов, что сразу становится ясно в сцене с Просто Марией и Шварценеггером. И похоже использовал идеи Бодрийяра о симулякрах и взаимоотношениях реальность-виртуальный мир.

В целом, великолепное произведение о судьбе России и непознаваемости мира. Рекомендую.

P. S. Пeлeвин — мастер очень точных метафор. Особенно понравилась о древних румынах, прячащихся под землёй со скотом, и сравнение их с интеллегенцией.

«Он сказал, что в румынском языке есть похожая идиома – «хаз барагаз» или что-то в этом роде. Не помню точно, как звучит. Означают эти слова буквально «подземный смех». Дело в том, что в средние века на Румынию часто нападали всякие кочевники, и поэтому их крестьяне строили огромные землянки, целые подземные дома, куда сгоняли свой скот, как только на горизонте поднималось облако пыли. Сами они прятались там же, а поскольку эти землянки были прекрасно замаскированы, кочевники ничего не могли найти. Крестьяне, натурально, вели себя под землей очень тихо, и только иногда, когда их уж совсем переполняла радость от того, что они так ловко всех обманули, они, зажимая рот рукой, тихо-тихо хохотали. Так вот, тайная свобода, сказал этот румын, – это когда ты сидишь между вонючих козлов и баранов и, тыча пальцем вверх, тихо-тихо хихикаешь. Знаете, Котовский, это было настолько точное описание ситуации, что я в тот же вечер перестал быть русским интеллигентом. Хохотать под землей – это не для меня. Свобода не бывает тайной.»

Философский боевик Кормака Маккарти. Правда, философия несколько простовата, но зато доступна большинству, так как основана на библейских мотивах.

Роман состоит из трёх взаимосвязанных сюжетных линий: линия Ллуэлина Мосса, Антона Чигура и шерифа.

Ллуэлин Мосс в сущности неплохой человек, случайно (или всё-таки нет?) оказался косвенно замешанным в разборках наркоторговцев. Герой забрал кейс с злополучными деньгами с места происшествия. И вот тут главный вопрос. Жизнь Ллуэлина шла обычным чередом по накатанному сценарию, но он всегда искал приключений. Являясь сильной личностью, он пытался избежать от судьбы и не встречаться с Чигуром. Но возможно исход героя был заранее предрешён, и даже, избежав встречи, со злодеем конец оказался тот же. Так, что? Проделки злого духа? Фатум? Кейс с деньгами лишь один из элементов цепи взаимосвязанных событий? Похоже так.

«Ты думаешь что когда просыпаешься утром то вчерашний день не считается. Но только он и считается. Что у тебя есть кроме него? Твоя жизнь состоит из дней создана из них. Ни из чего больше. Ты воображаешь что можно убежать сменить имя и уж не знаю что еще. Начать все заново. А потом однажды утром просыпаешься смотришь в потолок и гадаешь кто это лежит в постели ты или не ты.»

Линия Антона Чигура. В данном случае персонаж является антагонистом романа. Представляет собой киллера, злодея, а по сути злой дух и абсолютное зло, которому ничто не может противостоять. Так кто же такой Антон Чигур? В догадках шерифа проскальзывает слово «маммона».

«Не можете служить Богу и маммоне (Мф, 6:24) «

В Новом Завете слово «Маммона» служит также именем лица, как бы злого духа, покровительствующего богатству, от поклонения которому предостерегаются верующие. Если проследить линию Чигура, то становится ясно, деньги у Мосса оказались неслучайно. Цель — соблазн человека, проделки злого духа.

Третья линия — это монологи шерифа, где в лиричной манере автор рассуждает о стране, о поколениях, о смысле жизни, Боге, о наркотиках, о личностных качествах.

«Я тут недавно сказал одной журналистке — молодой девчонке, довольно симпатичной. Она еще только пытается стать журналисткой. Она меня спросила: Шериф как вы допустили что преступность в вашем округе настолько вышла из-под контроля? Неплохой я считаю вопрос. Может справедливый. Так или иначе я ей ответил, сказал: Это начинается с того что мы смотрим сквозь пальцы на плохие манеры. Когда мы перестанем слышать «сэр» и «мэм» считайте что конец близок. Я ей ответил, сказал: Это проникает во все слои общества. Вы об этом слышали не так ли? Во все слои. В конце концов общество скатывается к торгашеской морали люди оказываются в пустыне мертвые в своих автомобилях и дороги назад для них нет.»

Как правильно заметил Маккарти — «нельзя торговать наркотиками если нет наркоманов», а наркотиков без денег не бывает. Только стоит ли винить «мамонну» и сражаться с мельницами? Или виной всё-таки наше равнодушие и бессилие? Пожалуй, стоит задуматься.

При всей простоте философии Маккарти, сам роман непрост, и, пожалуй, сильнее другого произведения — «Кони, кони» (скорее всего надо оценивать всю трилогию, а не одну часть). По сему рекомендую к прочтению, удовольствие от сюжета также прилагается.

Многоплановое постмодернистское произведение Венедикта Ерофеева. Пожалуй, не буду оригинальным, но всё же заметна интертекстуальность поэмы: здесь цитаты из классиков мировой культуры (невооружённым глазом заметны отсылки к Гоголю, Толстому и Пушкину), авторов марксизма-ленинизма, Библии и газетных штампов советских времён.

Петушки: некое недостижимое место, своего рода мифический город, куда герой пытается сбежать от себя, от людей, от мира, пытаясь найти покой и смысл своего существования.

Тошнота: Сартровская тошнота — постижение абсурдности своего существования. И в этом смысле это органично сочетается с одиночеством. Именно тошнота и одиночество причины бегства героя в мифический город к своему воображаемому счастью.

«Ибо жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? И затмение души тоже? Мы все как бы пьяны, только каждый по-своему, один выпил больше, другой – меньше. И на кого как действует: один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира. Одного уже вытошнило, и ему хорошо, а другого только еще начинает тошнить.»

Мифотворчество: богини мщения Эринии (кстати, у Сартра в пьесе были в виде мух), Сфинкс, загадывающий загадки, ангелы, искушающий сатана. Это своего рода препятствия на пути к своему счастью.

В целом, поэма «Москва-Петушки» — миф об отчуждении и одиночестве. Алкоголь собственно — это символ самой физической жизни.

Социально-психологический апокалипсис Деблина. О книге можно много и долго говорить. Альфред Деблин в книге использовал экспериментальные техники повествования: набирающие обороты на тот момент «поток сознания» и метод монтажа. Первый представляет сознание героя без отрыва от реальности. При чем, в одном потоке мысли всех героев. Вставки можно поделить на три вида: документальная хроника (газеты, слухи), религиозно-фольклорная и повествователя. Таким образом создается некая объективная реальность из символов прошедших эпох, примет времени и объяснений самого автора. В центр всего этого помещается сознание самого героя. Франц Биберкопф — некий наивный увалень, вышедший из тюрьмы и желающий стать порядочным человеком. История похожа как в фильме Молланда «Довольно добрый человек». И все бы ничего. Но религиозная символика: жнец, зовущийся смертью, вавилонская блудница на багряном звере о семи головах, — не дает покоя. Все встает на свои места, если вспомнить экспрессионистскую манеру описания боли Франца после тюрьмы и ступора в конце, а также что значит сам символ «вавилонской блудницы». Он отсылает нас к «Откровениям Иоанна Богослова» об апокалипсисе, о пришествии антихриста. Сразу вспоминается, что Деблин в романе сочувствовал немецкой революции и ее лидерам: Розе Люксембург и Карлу Либкнехту. Выйдя на политические мотивы, вспоминается на тот момент восхождение национализма во главе с новоиспеченным антихристом Адольфом Гитлером и их противостояние социализму. Я не говорю, что роман антифашистский, нет. Но все эти вставки, вся символика создает некий пророческий пафос так присущий экспрессионистам начала века. Чувствуется новаторство Деблина в повествовательной технике: немецкий экспрессионизм (вспомним Георга Тракля), «поток сознания» (Марсель Пруст, Джеймс Джойс), объективизация и техника монтажа (кинематограф, кубизм, Джон Дос Пассос). Книга меня очень порадовала. Читая экспериментаторов, заставляешь свой интеллект углубляться и расширяться. Жаль, конечно, что на русском так и не вышло ни одного академического собрания Деблина, перевод романа «Горы, моря и гиганты» затерялся, а издательство Ивана Лимбаха долго готовит новый. Романы Деблина быстро становятся раритетами, потому что издают их очень редко. Ждем пока «Берлин-Александрплац» выйдет в серии «Литературные памятники» с обширным комментарием. На издание переводного варианта романа «Валленштайн» и надеяться нечего.

«Можете вообразить себе старость? Разумеется не можете. И я не мог. Даже не пытался. Не имел ни малейшего представления, что это такое. Даже ошибочного образа старости у меня не было, просто никакого. И ни у кого нет, да никому этого и не надо. Утруждать себя этой докукой, прежде чем она затронет тебя, да с какой же стати? Заранее размышлять над тем, каким боком оно все повернется? Увольте! Страусова политика или куриная слепота?

Филип Рот. Умирающее животное»

Обычный человек...Что такое обычный человек? Такой же как все. У всех есть свои особенности, свои радости, свои демоны. Есть быт. Кому-то он в радость, кому-то в тягость. Есть время. Очередная болезнь напоминает о нашем неминуемом конце.

Всё как у всех — детство, взросление, молодость, зрелость, старость. Жизнь в плену удовольствий — счастье или нет? У героя нет имени, но есть все человеческие качества. На самом деле есть одна отличительная особенность и Кипеша у Рота, и обычного человека. Он берёт, но ничего не даёт другим. Итог — сломанная жизнь двух сыновей, три брошенные жены, холодные отношения с братом, но отчего-то беззаветно любящая дочь.

Одиночество — вот камень преткновения. Ты можешь брать от жизни всё, но не давая ничего другим, будешь одиноким изгоем. Есть у Николая Островского замечательная фраза (в данном случае отступив от контекста и отбросив революционный пафос):

«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...» (Николай Островский. Как закалялась сталь)

И, несмотря, на «обычность» жизни человека и постоянное напоминание о конце (болезни), всё то что герой презрел в своей никчёмной жизни и есть её маленькие радости. И некое духовное и физическое единение со своей второй половиной:

«Физическая близость, нежность, дружба — вот что значит быть рядом.»

И присутствие при взрослении детей, а не бегство в угоду своим желаниям к очередной любовнице.

«Он сам превратил семейную жизнь в полнейшую неразбериху, но с братом все свои зрелые годы поддерживал хорошие отношения. Хоуи никогда не надо было ни о чем просить — брат сам протягивал ему руку помощи. А теперь он потерял брата, так же как потерял Фебу, — и кругом виноват был он один. Их и так осталось совсем немного из прежней огромной семьи — всего несколько человек, которые что-то значили для него, и он сам все уничтожил, своими собственными руками. Да, разрушение семьи стало делом всей его жизни. Разве не он отнял счастливое детство у трех своих детей, лишив их отцовской любви и ласки, в противоположность своему отцу — лучшему отцу на свете, который целиком посвятил себя ему и Хоуи? Как бы внезапно оценив все то, что он сознательно вычеркнул из своей жизни без всяких на то причин и, что еще хуже, вопреки собственному желанию, он понял, что он был груб с братом, который никогда не обижал его, а наоборот, только помогал, подставляя плечо; вспомнив, как его уход из дома дурно повлиял на детей, и испытывая унижение оттого, что он не только физически, но и духовно превратился в иное существо, такое, каким никогда не желал бы стать, он принялся бить себя в грудь кулаком в такт упрекам, что он обрушивал на себя, при этом едва не задевая вшитый под кожу кардиостимулятор. В тот момент он лучше понимал, в чем обвиняли его сыновья. Этот обычно спокойный, уравновешенный человек изо всех сил колотил себя в грудь, словно религиозный фанатик, творящий молитвы, снедаемый угрызениями совести не только за эту ошибку, но и за все те глупые, досадные ошибки, совершенные им, которые сейчас невозможно было исправить; он был раздавлен своим жалким положением, осознавая, что все непредвиденные обстоятельства его жизни были спровоцированы исключительно им самим; но вслух он произнес только: «Теперь и без Хоуи! Вот так глупо кончается жизнь — даже без него!»»

Сложное психологически, но заставляющее размышлять о своей жизни произведение. Пожалуй, рекомендую.

«Если Бог хотел бы вмешаться в процесс вырождения человечества, неужели Он уже не сделал бы этого? Среди себе подобных проводят отбор волки, дружище. Какой другой твари это по силам? А разве род человеческий не стал ещё большим хищником? В мире заведено, что всё цветёт, распускается и умирает, но в делах человеческих нет постепенного упадка, и полдень самовыражения человека уже свидетельствует о грядущей ночи. На пике достижений иссякает дух его. Его меридиан, зенит достигнутого есть одновременно и его помрачение, вечер дней его. Он любит игры? Пусть играет, но что-то ставит на карту. То, что вы здесь видите, эти руины, которым дивятся племена дикарей, разве это, по-вашему, не повторится? Повторится. Снова и снова. С другими людьми, с другими сыновьями.»

Послевоенное время. Закончилась американо-мексиканская война, но в Мексике и штатах Техас и Нью-Мексико бушуют страсти. Индейские стычки в этих местах продолжались вплоть до начала XX века. Кормак Маккарти описывает 40-е — 50-е годы XIX века.

В основе сюжета отчасти реально происходившие события. Некая банда Джона Джоэла Глэнтона (даже историческое имя сохранено) после войны подряжается избавать мексиканские власти от набегов апачей. За каждый скальп полагается определенная награда. Войдя во вкус, члены банды стали убивать мирных жителей, мексиканцев, индейцев и даже порой своих же товарищей.

Завершается деятельность банды реально существовавшей стычкой с индейцами-квечанами (ранее юма) из-за конфликта с паромом.

Маккарти использовал в качестве материалов противоречивые мемуары некоего Сэмюэла Чемберлена, утверждавшего, что принимал участие в деятельности банды.

Но это все исторические реалии. На самом деле произведение Маккарти намного глубже. Склоняюсь к мысли, что мифический Судья Холден — Архонт, а банда апачей, которых они пытались догнать на протяжении романа — это Дьявол. Инфернальная выжженная земля напоминала порой ад.

Протагонисту Маккарти дал выжить, потому что он олицетворял остатки человеческого. Правда, оставил финал открытым. Победил ли Архонт Судья Холден героя Мальца?

Получается Маккарти оставляет дверцу для раздумий. Реально зло сильнее, но выживет ли человеческое — зависит от людей.

P.S. Самый сильный роман Маккарти из переведённых.

Волшебная проза льется словно музыка Бетховена. Гениальнейший перевод Соломона Апта. В романе Гессе и поэт, и критик, литературовед, мифотворец и психолог. Он копается в самых сокровенных уголках души. Вместе с тем роман многоплановый: начинается с представлением действительности и плавно переходит в роман в романе. Заканчивается магическим театром, словно попадаешь в фильм Бунюэля «Призрак свободы». До конца трактата о степном волке тошнота подкатывала как при чтении одноименного романа Сартра. Я уже хотел увериться, что сам отношусь отчасти к породе степных волков, но по мере прочтения начинаешь понимать, что все же мелкие радости жизни, будь то потанцевать с девушкой, посмотреть фильм, сходить в кинотеатр, сходить на речку, семейный быт, работа, в разной степени доставляют мне удовольствие. Единственно складывается ощущение, что читая книги, ты не находишь истину, а лишь меняешь одну иллюзию на другую. А не это ли хотел сказать Бунюэль в своем «Призраке свободы»? Порой находишься на той же ступени, когда придуманный тобой образ какого-нибудь писателя не совпадает с тем, что описывается. А все это лишь в нашем воображении, лишь наши идеалы. И отрицание ценности жизни лишь может привести к озлоблению как в фильме Кеслевского «Три цвета: красный» или странствиям как у Бертолуччи «Под покровом небес» и «Моих черничных ночах» Карвая. Но все это химера, лишь бегство от жизни. Мы словно распадаемся на тысячи душ и находимся в постоянном поиске себя.

«Вам известно ошибочное и злосчастное представленье, будто человек есть некое постоянное единство. Вам известно также, что человек состоит из множества душ, из великого множества «я». Расщепление кажущегося единства личности на это множество фигур считается сумасшествием, наука придумала для этого названье – шизофрения. Наука права тут постольку, поскольку ни с каким множеством нельзя совладать без руководства, без известного упорядоченья, известной группировки. Не права же она в том, что полагает, будто возможен лишь один, раз навсегда данный, непреложный, пожизненный порядок множества подвидов «я». Это заблужденье науки имеет массу неприятных последствий, ценно оно только тем, что упрощает состоящим на государственной службе учителям и воспитателям их работу и избавляет их от необходимости думать и экспериментировать. Вследствие этого заблужденья «нормальными», даже социально высокосортными, считаются часто люди неизлечимо сумасшедшие, а как на сумасшедших, смотрят, наоборот, на иных гениев. Поэтому несовершенную научную психологию мы дополняем понятием, которое называем искусством построения. Тому, кто изведал распад своего «я», мы показываем, что куски его он всегда может в любом порядке составить заново и добиться тем самым бесконечного разнообразия в игре жизни. Как писатель создает драму из горстки фигур, так и мы строим из фигур нашего расщепленного «я» все новые группы с новыми играми и напряженностями, с вечно новыми ситуациями.»

А может лучше просто жить и не так уж не правы те, кто читают, например, Донцову, если получают от нее удовольствие?

«Вы хотите умереть, трус вы эдакий, а не жить. А должны-то вы, черт вас возьми, именно жить! Поделом бы приговорить вас к самому тяжкому наказанью.»

Ответа нет на поверхности и надо искать его внутри себя, и как говорит Гессе жить с юмором, в первую очередь научившись смеяться над собой.

Изящная повесть Фёдора Михайловича. Написана в романтико-мистическом ключе. Доппельгангер — один из основных персонажей романтической литературы, часто появлялся у Э. Т. Гофмана. Позже тема двойника найдет отражение у многих авторов, в том числе, у Гоголя, Роберта Л. Стивенсона, Эдгара По. В современной трактовке можно рассматривать как тему раздвоения личности (психоанализ). Двойник часто предвещал смерть героя или кучу неприятностей в романтической литературе.

Если посмотреть по самой повести, то Голядкин — это такой слабохарактерный, задавленный мелкий чиновник, который в сущности не мог защитить себя самостоятельно. Голядкин-двойник полный антипод героя. Повесть продолжает социально-критическую линию «Бедных людей». Если в «Бедных людях» герои задавленные своим материальным и социальным положением сублимировали свои желания в переписку, то в повести «Двойник» все потаенные желания главного героя воплощены герое-антиподе.

Часто произведения о двойниках заканчивались смертью главного героя. В данном случае Достоевский своего Голядкина не убивает, но явно не очень-то ему симпатизирует. Концовка у Фёдора Михайловича изящная и мистическая с неким назидательным уклоном. Сам Достоевский после отрицательных отзывов на эту повесть обострил социальную сатиру, показав отношения власти и подчинённых, а также общество во всей красе. Повесть, конечно, слабее романов пятикнижия, но видно, что мастерство Достоевского быстро росло. И уже это произведение сильнее романа «Бедные люди».

Прочитав роман «Идиот» Достоевского, еще долго находился под впечатлением. Произведение многоплановое. Пожалуй, писать какие-то отзывы и рецензии к нему сложно. Можно вдаваться в подробности интриг, писать спойлеры, но по сути это мало что даст. Интриги у Достоевского лихо закручены и бьют насквозь. Ритм его прозы то неспешный и вдумчивый, то яростный практически невротический, заставляющий биться сердце и судорожно следить за интригой. В романе можно обнаружить и автобиографические моменты, как то эпилепсия героя, имитация расстрела. Удивительно, что писал Достоевский в 19 веке, следил за политическими событиями и вместе с тем сохранял самобытность и оригинальность мышления. Когда писатели напропалую спорили о либерализме и социализме, о западничестве и славянофильстве, он видел выход в Боге и критиковал и либералов, и социалистов.

Образ простодушного и наивного человека интересовал многие поколения писателей: Вольтера, Флобера, Сервантеса, Диккенса – и это только так навскидку. А действительно, чтобы бы было, если бы Христос пришел в наше циничное время в образе человека? Если в 19 веке люди обманывали, стяжали, боролись с инстинктам, и им становилось стыдно, стало бы стыдно сейчас?

Пожалуй, это одно из сильнейших впечатлений года. Есть над чем поразмышлять. Достоевский не так далек от истины. Возможно главная русская национальная идея – это и есть идея найденного утерянного Бога, как главного морализующего фактора.

«Ты будешь тем ребенком, который придет на эту землю, найдет эту землю, станет ее плотью и кровью, будет ее началом и встретит свою судьбу, сейчас, когда смерть уравнивает начало и судьбу, ибо, несмотря ни на что, начало свободно в выборе судьбы.»

Карлос Фуэнтес. Смерть Артемио Круса

Один из шедевров Фуэнтеса, ставший классикой мировой литературы.

Роман о вечных ценностях: о жизни, о смерти, о любви, о дружбе, о власти, о Боге и нашем месте в жизни.

Роман – эпическое полотно, вмещающее жизнь одного человека от рождения и до смерти, на фоне исторических событий в Мексике: революции междусобицы, борьба за власть, диктатура Порфирио Диаса, войны.

Произведение Карлоса Фуэнтеса построено при помощи интересного приема, позволяющего объективизировать события. Особое место уделяется повествованию от трех лиц:

«Я» — эго героя (время настоящее, линейное), «Ты» — совесть героя (время будущее, линейное), «Он» — память героя (время прошлое, дискретное).

Все действия происходят в сознании героя. В настоящем времени – больной умирающий старик, в будущем – все утраты, всё о чем можно пожалеть, потерянные друзья, потерянная бескорыстная любовь (Рехина), потерянный сын (Лоренсо) на войне в Испании.

Для чего человек жил? Что останется после него? В чем смысл жизни? Почему потеряны друзья, сын, единственная настоящая любовь?

«Ты оставишь в наследство ненужные смерти, мертвые имена; имена тех, кто погиб, чтобы не погибло твое имя; имена людей, лишенных всего, чтобы всем обладало твое имя; имена людей, забытых для того, чтобы никогда не было забыто твое имя.

Ты оставишь в наследство эту страну, оставишь свою газету, шепоток и лесть; совесть, убаюканную лживыми речами сереньких людишек; и оставишь закладные, разложившийся класс, власть без величия, обожествляемую тупость, плебейское тщеславие, шутовское понятие о долге, пустое краснобайство, боязнь перемен, мелкий эгоизм.

Ты оставишь в наследство политиканов-воров, синдикаты на службе предпринимателей, новые латифундии, американские капиталовложения, рабочих в тюрьмах, большую прессу, спекулянтов и батраков, скотоводов и тайных агентов, заграничные вклады, продажных биржевиков, депутатов-подхалимов, министров-стяжателей, элегантное политиканство, национальные юбилеи и памятные дни, грязь и червивые лепешки, неграмотных индейцев, безработных мужчин и женщин, толстобрюхое, вооруженных аквалангами и акциями; голодающих, вооруженных ногтями. Пусть берут свою Мексику, пусть берут твое завещание.»

В самом начале человек свободен в выборе своей судьбы. И пусть человек приходит в жизнь и уходит из неё один, то как он будет жить и с кем между началом и концом зависит именно от него самого. Видимо, этим Фуэнтес и подвёл итог своему повествованию, сведя смерть с рождением.

Однозначно, произведение must read, и лучше множество раз.

Великолепный исторический роман в переводе Владимира Бошняка. Порою можно встретить лиричное описание пейзажей. Основная же линия — это марш генерала Шермана к морю.

«Марш к морю» Уильяма Шермана был неотъемлемой частью стратегии нового главнокомандующего армиями Севера генерала Улисса Гранта, назначенного на этот пост 12 марта 1864 года. Планировалось, что генерал Шерман по тылам конфедератов прорвется к Атланте, а оттуда – к побережью Мексиканского залива (по согласованию с Грантом Шерман от Атланты двинулся к Саванне, что оказалось еще эффективнее), и тем самым рассечет территорию, оставшуюся у них, надвое, приблизив гибель Конфедерации.

Примечательно, что Шерман применял стратегию «выжженной земли». Его армия сметала порой целые селения южан. Если кому-то интересна динамика боев, то здесь этого нет. Роман показывают психологию людей в военно-походных условиях на примере добровольца-северянина, двух мятежеников-южан, полкового доктора, санитарок и бывших рабов, участвующих в марше и самого генерали Шермана и его приближенных.

Сам Шерман знал, что такое война не понаслышке. На своей речи после войны он предостерегал: «Сейчас многие юноши считают, что война — это только слава, но, ребята, на самом деле война — это сущий ад».

Доктороу в романе показывает, что на войне также существует любовь и сострадание, выживание людей в условиях войны. Сам Шерман по описанию автора был солдатом, жестоким, но иногда и великодушным.

В целом, роман переведен хорошим языком, насыщен глубоким психологизмом, гуманизмом и философскими отступлениями.

Доктороу действительно достойный претендент на Нобелевскую премию.

XVII век. На Руси правят Романовы, маленький Никита взрослеет, несмотря на тяжелую долю. Уже будучи взрослым он вынашивает идею о Новом Иерусалиме, строит монастыри в России, проводит реформу православия в России по западному образцу. В церковной жизни он зовется Никоном. Россия в предчувствии конца света, который по предсказаниям должен свершиться в 1666 году. Люди массово закупают гробы и спят в них. Никон верит, что может приблизить второе пришествие Христа, и пытается ускорить и перенести это знаменательное событие на русскую почву. Он затевает грандиозную постановку с участием непрофессиональных актеров. В этом ему помогает некий малоизвестный французский драматург Сертан. Но постановка срывается из-за ссылки Никона. На этом историческая фабула заканчивается и начинается притча. Актеры при участии Сертана продолжают репетировать второе пришествие Христа, и их всех ссылают в Сибирь, где вскрываются разногласия во взглядах на религию и постановку. И все бы ничего, роман эпический, барочный, тяготеющий больше к модернизму, чем постмодерну, но не дает покоя эта круговерть событий в Сибири. Все идет по кругу, евреи скитаются, апостолы не дожидаются пришествия Христа. И создается ощущение, что история движется по кругу. Даже путь бегущих евреев ведет не куда-нибудь, а к началу, откуда пытались бежать. А люди пытаются играть роли в грандиозном спектакле, навязанные теперь уже кем-то свыше. В итоге можно прийти к выводу, что история всего лишь фикция, а мы играем навязанные нам кем-то роли, а события и судьбы людей движутся по кругу. И почему бы тут не вспомнить роман «Сто лет одиночества» Маркеса, где Урсула делала подобные выводы.

Старый добрый Гессе. Хорошо узнаваемый стиль зрелого Германа Гессе. Автор с разных сторон пытается подойти к вопросу двойственности бытия. В романе Гессе выделил два образа Гаутама Будда и Сиддхартха. Как бы уже только этим показывая, что сущность бытия едина. Автор пытается найти ответ на вопрос, что реально существует и что мы ищем в жизни. Своего рода призыв читателя вслушиваться в себя, в природу, вещи, каждую частицу. Бог везде везде и в себе. Самое интересное, что довольно правильно замечает, что человек определивший цель для поиска перестает со временем замечать, что окружает его. Цель завладевает всем существом человека и человек может пройти мимо того, что ищет, как Говинда — быть вечно ищущим странником. Самое главное, чтобы прийти к согласию с самим собой. Нужно научиться любить мир, каждую частицу бытия, а не презирать и ставить себя выше них. Также автор верно замечает, что мудрость для одного может быть глупостью для другого. Нет единого учения для ищущего человека. Не в учениях и догмах теплится настоящее знание, оно уже есть в нас самих, только стоит открыть глаза и увидеть мир по-иному.

Многие боятся думать, что мир можно изменить.

Мир не такое уж дерьмо.

Но это нелегко признать тем, кто привык к тому что есть.

Они не хотят ничего менять, они поднимают лапки.

И тогда они… проигрывают…

Фильм «Заплати другому»

Действие романа происходит в 40-х — 50-х. Вакцина от полимиелита еще будет придумана через одиннадцать лет. Но как выжить детям именно сейчас, перед угрозой невидимым врагом? Болезнь косит детей одного за другим. Так как герой оказывается в эпицентре, то перед ним встаёт вопрос: как может быть Бог одновременно творцом и злодеем.

«Трудно сказать, что он имел в виду. Может быть, то, что он — теологическая загадка? Не была ли его картина мира упрощенной версией доктрины гностиков со злым Демиургом, создателем всего и вся? С представлением о божественном начале, враждебном человеку? Надо признать — то, что говорил ему опыт его жизни, нелегко было сбросить со счетов. Только злодей мог сотворить полио. Только злодей мог сотворить Хораса. Только злодей мог сотворить Вторую мировую войну. Просуммируй все — и злодей окажется наверху. Злодей всесилен. Насколько я мог понять, Бакки представлял себе Бога всесильным существом, о чьей природе и целях следовало судить не по сомнительным библейским преданиям, а по неопровержимым историческим данным, собранным за человеческую жизнь, прожитую на нашей планете в середине двадцатого века. Всесильный Бог, по его понятиям, соединял в себе не три ипостаси, как в христианстве, а две: чокнутого мудака и злого гения.

Моему атеистическому уму идея такого Бога показалась, безусловно, ничуть не более странной, чем вера миллиардов людей в другие божества; что до бунта Бакки против Него, этот бунт просто потому, на мой взгляд, был нелеп, что в нем не было нужды. Того, что эпидемия полио среди детей Уикуэйика и в лагере Индиан-Хилл была трагедией, Бакки не мог принять. Ему надо было преобразить трагедию в вину. Увидеть в случившемся некую необходимость. Была эпидемия — значит, надо найти причину. Почему? — спрашивает он. Почему? Почему? Бессмысленно, случайно, абсурдно, трагично — нет, этого ему недостаточно. Быстро размножающийся вирус — этого ему недостаточно. Он отчаянно ищет более глубокую подоплеку, этот мученик, этот маньяк «почему», и находит искомое либо в Боге, либо в себе, либо в мистическом, таинственном и ужасном единстве этих двух губительных сил. Должен сказать, что, при всем моем сочувствии к человеку, чью жизнь испортило стечение бедственных обстоятельств, считаю это всего-навсего глупой заносчивостью — не заносчивостью воли или желания, а заносчивостью фантастической, детской религиозной интерпретации. Мы слыхали подобное раньше и наслушались уже вдоволь, пусть даже теперь это высказывал такой глубоко порядочный человек, как Бакки Кантор.»

Книга о вине, о величайшем поражении человека. Человек озлоблен на Бога и на себя, но почему он не дает выбора своей любимой девушке? Самопожертвование или поражение? По мне так то, что сильный человек сдался, убежал и есть величайшее поражение. Роман великолепен.

Произведение проникнуто болью. Когда главный герой Эдвард читал Кьеркегора, я вспомнил его произведение «Болезнь к смерти», где философ четко определ грани человеческого существования и отчаяния. Если смотреть шире, то это: эстетика (чувственное восприятие мира)-этика(восприятие разумом)-религиозная(или духовная стадия просветления). Помнится, Гессе упоминал аналогично три стадии читателя, а Генри Миллер цитировал истину из дзен-буддизма со схожим принципом. Интерпретируя миф о Гамлете, увековеченный Шекспиром, Деблин проводит своего героя через все стадии существования, параллельно вскрывая психологические проблемы семьи. Представляя себя Гамлетом, Эдвард пытается найти ответ, кто виноват в разжигании войн. И можно ли найти какую-либо истину, если столько лжи? Но, излечившись, после катастрофы на авианосце сам, Эдвард разбередил раны родителей: эскапизм Гордона и мифическую любовь Эллис. Людям свойственно идеализировать свое прошлое. Ведь пережив катастрофу, по прошествии нескольких лет, мы порой вспоминаем с усмешкой былое. Но как избавиться от этой идеалистической оценки своей жизни? Вот и Эллис с Гордоном, расставшись, понимают, что эта не та свобода, которая была в мечтах. А жизнь гораздо прозаичней. Чего только стоило просветление Эдварда и окончание кошмарной ночи? Цена оказалась слишком высокой за роль Гамлета.

Лучшее произведение Гессе из раннего творческого периода. Здесь нет еще психоанализа Юнга/Ланга, не так философично как более поздние работы, зато есть глубокий психологизм, стремление жить и творить. Гессе исследует потаенные уголки души творческого человека и пытается найти ответы на болезненные темы. Сможет ли утешить творчество несчастного человека, или это всего лишь «жемчужины», которые бесполезны, когда человеку хочется есть? Как быть, если твой друг и ты полюбили одну и ту же девушку? Кто виноват в твоем несчастье? На последний могу точно сказать, что искалеченная нога — это лишь повод не жить, бегство от жизни. Интересно, можно ли изменить ход событий, если тебе заранее известно, что люди были бы несчастны вместе? Меня самого интересовал последний вопрос, но судя по опыту большинство людей предпочитает учиться на собственных ошибках, а нет так как учили в школах — на чужих. Что же, Гессе опять приятно удивил, он изобразил драму во всем великолепии. В романе показал себя как глубокий психолог. Единственно, я, как всегда, не очень симпатизирую его созерцательности, потому что человек рожден, чтобы жить, а не для того, чтобы смотреть как другие живут.

«Мы не можем укрыть свое сердце от жизни, но можем так воспитать и научить его, чтобы оно обрело превосходство над случаем и способно было несломленным взирать на то что, причиняет боль»

«Искупление» — великолепный постмодернистский роман Иэна Макьюэна. В центре повествования мечтательная героиня Брайони, фантазии которой доводят любовную интригу сестры до абсурда. В сущности это роман в романе. Стареющая писательница пытается искупить вину за содеянное и изо дня в день в каждой рукописи пишет о своей боли и пытается заслужить прощение. Первая часть романа — это семейная история в духе романов 19 века. В некоторой степени Брайони похожа на своенравных и любящих во все вмешиваться героинь Остин. Вспоминается Эмма из одноименного романа. Пожалуй, главное в первой части это модернистская игра с душевным состоянием, памятью и сознанием главной героини. Далее по тексту Макьюэн дает ключ к первой рукописи Брайони (первой части), ссылаясь на роман «Волны» Вирджинии Вулф. Но тут же, введя письмо от издателей, говорит что так писать нельзя. Следует больше заботиться о читателе. Вторая и третья части читаются гораздо интересней, потому что Макьюэн меняет стиль повествования. Вторая — это скорее документальное описание отступления английских войск во время второй мировой войны, третья — литературная (работа медсестрами и встреча сестер и Робби для восстановления имени и прощения также в военное время), но с учетом корректировок издателей (в письме издатели ссылаются на Элизабет Боуэн, предлагая в качестве примера как следует писать). История Сесилии и Робби трагична, и Брайони всю свою оставшуюся жизнь пытается искупить вину. Только вот перед кем? Нет того, кто мог бы простить. Если у человека нет возможности исправить свою ошибку, то как с этим жить?

«Вопрос, порожденный этими пятьюдесятью девятью годами, таков: в чем состоит искупление для романиста, если он обладает неограниченной властью над исходом событий, если он – в некотором роде бог. Нет никого, никакой высшей сущности, к которой он мог бы апеллировать, которая могла бы ниспослать ему утешение или прощение. Вне его не существует ничто. В пределах своего воображения он сам устанавливает границы и правила. Для романиста, как для Бога, нет искупления, даже если он атеист. Задача всегда была невыполнимой, но именно к ней неизменно стремится писатель. Весь смысл заключен в попытке.»

Пожри мне сердце, что больно желаньем.

В животном умирающем живя,

Оно себя не знает

Уильям Б. Йейтс

Завершающий роман цикла о Дэвиде Кипеше. И повесть «Грудь» вполне органично смотрится на втором месте после «Профессора Желания». Как некое сюрреалистическое сновидение и наглядная иллюстрация страхов самого Кипеша. А больше всего он боялся мужского бессилия и очень глубоко переживал несколько разрывов.

В сущности данный роман о постаревшем профессоре, который выработал свою систему соблазнения девушек. Причем не успокоился и не реализовал себя в браке, а бросил своих жён ради плодов сексуальной революции. Роман о страсти, о мудрой старости, о неравной любви, причем такой когда девушка входит в твою кровь и плоть становится тобой, твоим страхом и демоном.

Если «Профессор Желания» скорее местами филологический, «Грудь» — сюрреалистичная фреска, то «Умирающее животное» — роман культурологический, где Филип Рот ведёт диалог с читателем, где есть замечательные эссеистические вставки о сексуальной революции 60-х и «проблеме Миллениума».

В целом, Филип Рот повествует всё также о нас, об обычных людях с их страхами, желаниями, жизни. Не забывает иронизировать как над своим героем, так на темы политики, культуры и еврейства.

Роман понравился чуть меньше, чем «Профессор Желания». Возможно из-за большего любования своим героем и его старческим всезнанием.

Филип Рот — яркий интеллектуал, писатель, автор нескольких десятков произведений и лауреат многих международных премий.

«Профессор Желания» — произведение о желании, вожделении, метании между рассудком и хаосом безрассудного влечения. Детство Кипеша проходит практически по Генри Миллеру, взросление по Мопассану, а зрелая жизнь по Чехову и Кафке.

Как верно заметил профессор Кипеш, что читателя больше волнует корреляция личного опыта с читательским. Произведение было читать интересно, больно, местами смешно. Настолько глубоко Рот препарирует самую суть вожделения и его связь с внутренним и внешним миром.

Мир похоти — это иррациональный, хаотичный, разрушительный мир. Недаром Кьеркегор людей, подавшихся демонам чувственной жизни, поместил на самом нижнем этаже. Мир рассудка, семьи, брака, среднестатистической жизни — это насквозь рациональный мир. И по сути мы всегда находимся между двумя этими мирами. Но как найти баланс между ними? Рискнув подавить демонов первого, мы можем оказаться типичным «человеком в футляре». Для Кипеша палочкой-выручалочкой оказалась молодая девушка, чей рациональный мир сбалансировал существование героя.

Роман рекомендую. Пока Рота читал маловато, но это произведение определённо шедевр.

Как правильно указано в рецензиях и аннотации, проза довольно плотная. Пишет автор качественно. Здесь вымысел соседствует с фантастикой. Своего рода зеркало истории XX века. Рассказывается история рода, все беды, выпавшие на его долю, при чем довольно правдиво. Есть мысли, что все-таки нам историю в учебниках в школе преподносят не такой как она на самом деле. Хотя об этом всегда трудно рассуждать. Я помню в школе нас учили при написании сочинения, что «сколько людей, столько мнений». Так и тут пишет о сотрудничестве полиции и революционеров. Много таких моментов было. Согласен страшно, невыносимо, но мы не должны отвечать за ошибки отцов, хотя принимать к сведению их все-таки нужно. Шаров умно и тонко описывает маленькую революцию в психиатрической больнице, затем внедрение идей марксизма-ленинизма. При чем идеи у него сорняк, новый вид риса, который с одной стороны несет довольствие и достаток в дом, с другой полностью поглощает пространство и выживает другие растения. Могу заметить, что мало диалогов в произведении, но от этого его художественная ценность не уменьшается. В сущности идея такова, что есть некое единение людей. То есть мы все единое целое и творим свою историю. В романе чувствуются некие нотки фатализма и экзистенциализма. Каждый член рода, узнав правду о предыдущих членах своей семьи, начинает понимать в чем смысл его жизни. Дерево у Шарова есть род семьи, людей. Пусть так, но не нравится мне идея отстраненности, уничижения за грехи отцов (пусть даже грехи вымышленные, кем-то обозначенные).

Мама роди меня обратно...Сразу вспомнил модернистскую историю Бенджамина Баттона от мэтра американской прозы Фрэнсиса Фицджеральда. Есть некая общая линия, но если Баттон не принимал выбора в ходе своей жизни, то главная героиня романа Вера сознательно выбрала его. Произведение Шарова наталкивает на множество размышлений. Игра слов Вера и вера завораживает, словно автор пишет не один роман, а два — параллельно. Порой повествование о девочке Вере сменяется размышлениями о вере человека. В выборе эпохи автор не изменяет себе. Несомненно это время Иосифа Сталина. Основные темы Шарова — власть, вера, религия, человек и их связь. Чекисты у него словно ювелиры оттачивают свое мастерство на людях и восхищаются работой друг друга. При поверхностном рассмотрении повествование превращается в некую постромантическую историю с гибелью возлюбленного и ухода девушки в себя. Но сознательный эскапизм главной героини можно интерпретировать и как возвращение к дореволюционной России, словно выбросив страницы советской истории, начать отсчет от момента революции, что впрочем-то условный выход после развала СССР, так активно обсуждавшийся долгое время. Но приемлем ли он, думаю нет. Опыт отрицательный или положительный всегда опыт. Драма даже лучше, ибо человек привык действовать после, но никак не до. Поиск общей идеи и возврат веры — основная идея 90-х, и продолжается и по сей день, но если в 90-е видны были хоть какие-то пути решения этого вопроса, то в «нулевые» — в эпоху плюрализма, авторитаризма и культурного релятивизма возможно едва ли. Мы обрели иллюзию свободы, но безвозвратно теряем себя.

Одно из первых произведений Гессе крупной формы. Неоромантические настроения, красивый язык, горные пейзажи. Главный герой Петер Каменцинд очень даже схож с Фредериком Моро из романа «Воспитание чувств» Гюстава Флобера. Пассивность в общении с женщинами, мечты, которые в итоге не сбываются. Может это веяние времени — романтический настрой героя. Роман о молодом человеке, о несбыточных мечтах, о надежде, первых опытах любви, о путешествиях и свободе. Видна связь с будущим романом «Степной волк». Только рассматриваются с разных полюсов. «Петер Каменцинд» рассматривается с позиции надежды (что в принципе свойственно молодежи), «Степной волк» с позиции отчаяния. Но Каменцинд еще может изменить свою жизнь, Галлер уже вряд ли.

Повесть «Грудь» — первая часть трилогии о Дэвиде Кипеше. Своеобразный ответ «Носу» Гоголя и «Превращению» Кафки. Обостряется сюжет тем, что человек лишён зрения. А ведь в данном случае есть шанс подумать, что превращение всего-навсего иллюзия. Или оно всего лишь вскрыло тайные фантазии бессознательного?

В любом случае у Рота повесть получилась мастерски сделанной, местами юмористичной и глубоко психологичной.

Автор романа в представлении не нуждается. В романе выверенная комфортная жизнь нейрохирурга Пероуна на грани слома. Ее можно сломать одна лишь встреча на дороге. Сам роман о прощении и поднимает острый вопрос гуманизма. Рассуждения о войне в Ираке переплетаются с судьбой обычной семьи Пероунов. Может ли человек простить причиненное зло (тут скорее попытка причинения зла), если оно касалось лично тебя. Что лучше бесчеловечный режим Хусейна или влияние США на Востоке. Похоже англичан также занимают данные вопросы. Так как люди в большинстве случаев индивидуалисты и показывают свою позицию в отношении того, что касается лично их, то Макьюэн проводит параллель между жизнью обычного человека, где возможна личная потеря, и возможной войной в Ираке, где потери могут исчисляться сотнями тысяч. Чтобы обострить ситуацию автор делает своего героя врачом-нейрохирургом, ведь все мы помним, что есть клятва Гиппократа. Так возможно ли простить и помочь человеку, который желал причинить зла лично вам и вашей семье? На данный вопрос каждый ответит себе сам.

Роман увлекателен и не сложен по форме. Чувствуется зрелость автора. Читать ли? Если поклонник Макьюэна, пожалуй. А, в целом, не самый сильный роман у автора, лишь самый понятный.

В произведении Маккарти «Дорога» нарисован безрадостный постапокалиптический мир. Казалось, бы что тут необычного, таких произведений написано множество. Философия, конечно, простовата, но, видимо, она как раз и подкупает большинство читателей.

Человечество, раздираемое склоками и войнами, практически уничтожено глобальными катастрофами.

Дорога — символ пути, движения. Человечество не должно стоять, оно должно двигаться, развиваться.

Отец — символ старого мира, всего того, что отжило.

Сын — символ нового, зарождающегося мира. Он же пророк, несущий свет и истину, который должен будет объяснить как жить дальше.

Конец Маккарти завершает началом. Смерть сменилась рождением. Рождением надежды, света и нового мира.

По сути, постапокалиптическую историю Маккарти превратил в библейский миф о катастрофе и перерождении мира.

Новый мир без пророка невозможен? Думаю, так. Ибо он установит границы морали и привнесёт ценности в новую жизнь.

P.S. Переводчик могла бы и оставить оригинальный синтаксис Маккарти. Произведение от этого бы только выиграло. И, если бы не аллюзия на библейский миф, оценку поставил бы ниже. Уж больно тонко автор балансирует между коммерческой и высокой литературой.

«Если судьба – это закон, то возникает вопрос: подчиняется ли она сама какому-то более могучему закону?»

Кормак Маккарти — современный американский классик.«Кони, кони...» — первый роман пограничной трилогии, действие которой разворачивается на границе Мексики и США в первой половине 20 века. По сути произведение неоромантика, восходящая к модернизму начала прошлого века.

Помнится, Кьеркегор писал, что юные живут надеждами, а старики воспоминаниями. Часто произведения о молодых людях — это поиск себя. Маккарти тут не исключение. Молодой ковбой Джон Грейди как раз этим и занимается.

В произведении динамичный авантюрно-приключенческий сюжет, смешение жанров, стиль «потока сознания» (кстати, несколько сглаженный переводчиком).

Всё бы ничего. Казалось бы, типичный вестерн, но всё-таки основная идея Маккарти — это идея о непреодолимом злом фатуме. Автор заставляет нас поверить, что не бывает «слепого случая» и что за всем сидит некий условный «чеканщик монет». Только за ним может стоять другой условный «чеканщик», и т. д. до бесконечности. А на вопрос о возможности преодоления этого зла Маккарти ответа не даёт.

Очередная история на тему детей без присмотра, менее философичная, чем у Голдинга. Опустевшие кварталы застраиваются индустриальными монстрами-многоэтажками. Мать с отцом умерли, оставив без присмотра четверых детей разных возрастов.У детей Макьюэн захватил именно пограничные возрасты. Том — переход из младенчества в детство, Сью — из детство в отрочество, Джули и Джек — из отрочества в юность. И кажется никто не хочет переходить на стадию ближе к взрослению. Вскрывая внутренние конфликты детей, становится видна вся противоречивость природы взросления человека. Сам роман тонок и лиричен. Но, может, из-за своего раннего взросления или из-за разного менталитета психология пятнадцатилетнего подростка мне не очень понятна, особенно желание Джека играть, бегать и быть маленьким.

Роман для невзыскательного читателя. Хороший язык, красивые зарисовки курортной жизни – несомненный признак крупного писателя. Название «Stop-кадр» подходит как нельзя лучше роману, чем «Утешение странников». Произведение напоминает сценарий психологического триллера, но менее динамичный. Из истории, на мой взгляд, можно было бы выжать больше. Абсолютно беспомощная концовка и рассказ идеи произведения в конце (что я, в принципе, считаю глупостью, хотя как раз в рамках полутриллера смотрится хорошо). Основная идея: мужчины любят причинять боль, а женщины подчиняться. Квинтэссенцией наслаждения болью Макьюэн называет смерть. Не примитивно, но как-то не оригинально.