1 октября умерла Ирина Евгеньевна Виноградова, которую здесь знали под ником Rijna...

Причина — панкреатит

Она была человеком совершенно удивительной внутренней красоты

Очень сложно писать о ней "была"...

В случившееся в принципе не верится. Пока просто отказываюсь это принять

Ириша остается и останется жить в своем творчестве, прозаическом и поэтическом, которым она делилась с людьми (примерный список работ сейчас готовится (впоследствии думаю вывесить данный список в отдельной статье)).

Очень многое хочется сказать... Но пока в горле ком...

Тонкие, пронзительные, вдохновенные, эмоционально наполненные, содержательные и красивые, работы Ирины многое могут сказать о ней самой

А сейчас...

Сейчас нужна помощь. Без Мамы остались четверо несовершеннолетних детей. Есть еще и совершеннолетние, но которые пока не "стали на ноги".

Это номер карты Сбера: 5469550074491363 (держатель — Виноградов Александр Сергеевич, сын Ирины).

Сама она никогда бы не попросила. Она бы заработала. В последнее время Ирина стала востребованным специалистом в своей сфере деятельности (но поработать успела очень не много).

Поэтому прошу — за нее — для ее деток.

Благодарю

В этом выпуске речь пойдет о книге, на обложке которой красуется следующее: Абдул аль-Хазред "Некрономикон. Аль Азиф, или Шёпот ночных демонов"

Аннотация, хоть и туманна, но подогревает ожидания: "Земля, оказавшаяся в силу своего происхождения уникальным миром, хранящим великую мудрость бытия в наиболее полном виде, неудержимо влечет к себе познающих со всех концов Вселенной. Накопленная за бесконечные времена и записанная энергетическим кодом, эта мудрость заключена во всем, но особенно в "венце развития" — разумных существах. Она являет собой бесценное сокровище, и ради ее постижения пришельцы готовы на все, вплоть до уничтожения рода людского и других "братьев по разуму".

Право проникнуть в то невероятное, что едва ли способен осмыслить кто-то из ныне живущих, судьба доверяет простодушному юноше-романтику Абдулу аль-Хазреду, одержимому познанием Неведомого. Непонятные изображения на омытой кровью пластинке из неизвестного металла и рассказ мудреца-долгожителя о таинственных существах — лишь первый его шаг на пути постижения потрясающих разум тайн необъятной Бездны Миров со всеми ее невообразимыми обитателями. Впереди — путешествия в легендарные и неизведанные уголки мира, захватывающие и опасные приключения, сражения с коварными и безжалостными, но, главное, невиданными и загадочными врагами и встреча лицом к лицу с богами и демонами…

Некрономикон — легендарная средневековая книга, многократно упоминаемая в произведениях Говарда Филлипса Лавкрафта, из которой герои этих произведений черпают тайные магические знания".

А что внутри? Правильно, космос.

«…Вот тебе жизнь как она есть: раздобудешь себе сколько-нибудь счастья, и – бах! – его сметут в один миг, как паршивую соринку. По-моему, проклятья – чистая выдумка, их не существует. А зачем они, если есть жизнь? С нас и ее хватит. …» (стр.231).

Эти строки служат не эпиграфом к статье, не квинтэссенцией впечатлений от романа Джуно Диаса "Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау", скорее, этаким маркером, отображающим характерное для: содержательного наполнения (лишь отчасти, разумеется), технической стороны и позиционирования автора как рассказчика. Как рассказчик Диас хорош: открыт, честен, естественен, содержателен, мастеровит (однозначно; при этом не заигрывается, упрека в самолюбовании у меня нет, хотя в редких местах стоило бы, имхо, проще, без метафоричности, в целом стилю свойственной).

1. Мы ждали такого романа много лет. И вот он. Как взрыв. Короткий и фантастический, как жизнь Оскара Вау. / The Washington Post Book World

Не знаю, кто чего ждал и сколько. Но роман и впрямь хорош. Конечно, не «как взрыв». Как по мне, роману не нужен апломб. Произведение для этого слишком, с одной стороны, само по себе честное и потому не столько камерное, сколько чурающееся кичливости, с другой стороны, быть фейерверком или бомбой – не его задача. В общем, не сенсация, не Откровение. Качественное произведение со своими лицом, голосом и нутром.

2. Потрясающе… Написанная с необычайным драйвом на смеси испанского и английского, эта книга буквально нашпигована отсылками к различным культурным феноменам – от Флобера до «Дюны» и «Звуков музыки», не говоря уж о весьма познавательных и отвязных сносках касательно карибской истории. Читать это – одно непрерывное удовольствие, не меньшее, чем перечитывать. / Дженнифер Риз, Entertainment Weekly

Драйв есть, но необычайным его назвать не могу. «Нашпигована» – перебор, хотя упомянутых отсылок много, но в меру. «Отвязные» сноски – это, видимо, те, где автор, отдавая дань контексту эпизода или мысли, с учетом эпохи и антуража, позволяет себе «грубануть», используя резкие слова и обороты. Однако, на мой взгляд, тут не «отвязность», но либо правдивость, либо – когда-никогда – этакая разудалость с флером дерзости. Насчет же «непрерывности» удовольствия: Дженнифер Риз, видимо, намекает о целесообразности забыть о еде, сне и прочих нуждах на время чтения романа, чего я рекомендовать не стану. Возможность перечитывания допускаю (именно так, не более), хотя данный роман – не "Моя прелессть!", но его, конечно, можно любить (и есть за что!).

3. Панорамный и очень личный роман. Эту книгу невозможно классифицировать, она не укладывается в жанровые рамки. В ней сплелись ад и рай. / Los Angeles Times

Паноромный – да, личный – да, «очень» можно опустить. И с классифицированием, спорить не стану, сложности есть, но и в этом плане роман – отнюдь не невидаль.

4. Одно из главных достоинств Диаса – интимная интонация, с которой рассказана семейная трагедия нескольких поколений, тесно связанная с трагедией страны. В его книге настоящее и прошлое находится в фокусе, а возникающие при чтении картинки столь резкие, что больно глазам. Акробатическая проза выписывает идеальные фигуры, перемещаясь от реальности к фантазии, от прошлого к настоящему. / The Boston Globe

А как всё хорошо (= достоверно) начиналось!)) И продолжилось вплоть до «болей в глазах», что суть возведенный в степень гротеск. И проза хороша, да, но определять ее прямо таки «акробатической» уж не стоило бы. Автор уверенно владеет словом, всякими постмодернисткими приемами, жонглирует ими (очень в меру, не увлекаясь), язык довольно богат и точен. С технической стороны к Диасу претензий нет. «Фантазия»? Хм, смотря что называть ею. В романе есть сны, есть мечты, есть околомистические моменты (совсем чуть), но откровенной «фантазии» как противопоставления «реальности» мной не замечено.

5. Диас пишет завораживающе, почти магически. Мы словно сидим в поезде, а за окном проносятся то прекрасные, то пугающие картины. В ландшафте Диаса мы все равны, все мы жертвы и герои одновременно. Мы все погружаемся в ад, вместе взмываем в рай. Веселясь и горюя. / Esquire

Ну, хорошо Диас пишет, хорошо, но использованный выше эпитет натянут. Ад / рай – откровенно заезжено и вульгарно, чего не скажешь о романе.

6. Диас утонченно балансирует в своем романе сразу на нескольких уровнях. Он мешает отрывочность комиксного сюжета (побег, предательство, искупление) с честным реализмом, испанский сленг – с утонченным английским, постмодернистскую литературность – с детской наивностью. / New York Magazine

«Утонченное балансирование» читай «мастерство, позволяющее выдавать крепкую, качественную прозу». Ощущения «отрывочности комиксного сюжета» не создалось. «Утонченность английского» оценить не могу; одна из «фишек» произведения состоит в том, что наиболее яркие реплики персонажей автор сначала приводит на испанском языке, а затем тут же – на английском (в русском переводе, соответственно, на русском), что придает дополнительный колорит повествованию и глубже погружает в историю. Постмодернисткие приемы сведены, в основном, к:

— чередованию обозначения прямой речи как прямой речи и использования прямой речи без ее соответствующего обозначения и атрибуции (как авторский текст);

— отмеченной выше «двуязычности».

Композиционное решение романа также овеяно духом постмодернизма: поглавное повествование берет разбег с рассуждений автора-рассказчика о фуку (проклятии), описания жизни Оскара в малолетстве, затем читатель узнает истории родственников-современников ГГ (его матери — несравненной красавицы Бели, сестры — своенравной Лолы), между этими частями Диас вновь возвращается к Оскару, постепенно взрослеющему и в конце концов повзрослевшему, а в финальной трети книги на сцену выходит дед Оскара, раздавленный прессом диктатуры Трухильо, чтобы уступить место очередному сюжетному витку о здравствующих (тут — условно) членах семейства де Леон.

Наконец, привожу часть аннотации, отсутствующую на страничке произведения на фантлабе: «… Роман американского писателя доминиканского происхождения вышел в 2007 году и в том же году получил Пулитцеровскую премию. Удивительный по своей сложности и многоплановости роман критики едва ли не хором сравнивают с шедевром Маркеса «Сто лет одиночества». Поэтическая смесь испанского и американского английского; магические элементы; новый культурный слой, впервые проникший на столько серьезном уровне в литературу, – комиксы; история Доминиканской Республики; семейная сага; роман взросления; притча, полная юмора. Словом, в одном романе Джуно Диаса уместилось столько всего, сколько не умещается во всем творчестве иного хорошего писателя» <перебор, но Диаса я еще почитал бы, причем, с удовольствием>.

Елея налито откровенно много; полноценного сравнения с романом Г.Г. Маркеса произведение Диаса вряд ли заслуживает – так, лишь по отдельным составляющим. «Магические элементы» я бы таковыми не назвал; выше окрестил их «околомистическими». С остальным соглашусь, за теми изъятиями, что смесь языков мне прям "поэтической" не показалась, а юмора далеко не обилие, хоть и не без него.

Собственно, я бы охарактеризовал роман как драму.

Сам Диас дает такое жанровое определение роману: история про фуку. И тут же делает оговорку, что это определение вряд ли понравилось бы Оскару, который «был несгибаемым приверженцем фантастики и фэнтези, полагая, что именно в этой стилистике мы все и живем».

Всё началось с проклятия. Фуку. Первым от него пострадали дед Оскара, врач Абеляр Кабраль, и его семья. Был ли диктатор Трухильо дланью фуку, или его воплощением, однозначного ответа нет. Это, в конце концов, не важно, важно, как проявили себя люди в сложившихся условиях обстоятельств, места и времени.

Диас зримо рисует ту эпоху, погружая читателя в гнетущую атмосферу произвола диктатуры. При этом нет упрека в излишней натуралистичности: автор лаконичен – в описаниях, сценах, образах; соблюден принцип «необходимо и достаточно». И автор точен – нужного эффекта добивается.

Но в самом начале романа читатель ничего не знает ни о каком враче. В центре внимания – Оскар, страстный фанат фантастики и фэнтези, которые не просто увлечение, но жизнь. Заядлый книгочей, закомплексованный толстяк Оскар – неизменный объект насмешек и унижения сначала в школе, затем в институте. И ладно бы излишний вес – не редкость, в общем-то, но куда хуже его хобби, выросшее в глазах грубого и разнузданного окружения из простой чудаковатости в откровенное лузерство. Оскар – гик, достигший дна табели о рангах школьной / институтской молодежи. И друзей у него нет. Были, да отвалились, стоило им обзавестись подругами. Девушки для Оскара – самая больная тема. С детства пылкий и влюбчивый, сейчас парень испытывает от них только презрение, редко когда скрываемое. А как иначе? Толстяк и общаться-то толком не может – вечно изъясняется всякой литературно-художественной заумью; ни одна нормальная девушка с таким и минуты не вытерпит. Так и проходит жизнь Оскара: боль от беспрестанного столкновения с реальностью топится в уютных водах океана фантастики (во всех ее проявлениях – от «Властелина колец» до комиксов, любимые из которых – «Хранители»).

Автор очень органично и грамотно вводит фанткультуру в повествование, в его язык, в саму его ткань. Сравнение (с тем или иным произведением, героем, автором) здесь, образ там, метафора тут. Разного рода отсылки и ремарки, играющие на сюжет, иллюстрирующие мысли и, главное, весьма нетривиально раскрывающие персонажей и события. По большому счету этот роман не относится к произведениям фантастического жанра (изящно и современно исполненный роман-сага и роман-взросление в оправе реализма с легкими околомистическими вкраплениями), но именно читатели, сведущие в фантлитературе, смогут оценить его наиболее полно. Произведение это – отнюдь не гимн фант- и комикскультуре, оно просто о человеке, для которого фантастика и фэнтези стали отдушиной. Оскар страстно хотел стать писателем. И он писал. Сочинял любимую фантастику. Вплоть до последних своих дней.

Диас с самого начала не скрывает, что «в финале Джон умрет». Заявив об этом, автор добивается эффекта моментальной включенности читателя в судьбу Оскара, ведь образ доминиканца-неудачника такой, что ему просто невозможно не сопереживать. Никем не понятый добряк-фантазер подспудно вызывает симпатию и приязнь.

Диасу вообще очень хорошо дались персонажи. Я б даже сказал, что в романе нет «персонажей», есть люди, совершенно реальные и живые. Сложные и разные, выразительные, яркие, отталкивающие и притягательные. Настоящие, без «как». Создалось впечатление, что автор писал с конкретных людей, сам был частью истории. И вот это последнее впечатление очень и очень стойкое. Не только потому, что повествование изначально ведется от лица автора-рассказчика, но больше ввиду той пресловутой «интимной доверительности», с которой излагает историю Джуниор, созданный Джуно Диасом квази-автобиографический герой. «Сафа» – произносит он, что означает «чур меня» (как средство отвадить фуку). А еще этот Джуниор в самом начале романа обратится к читателю: «… И сейчас, когда я пишу эти слова, я спрашиваю себя: а может, моя книга – тоже сафа? Мое очень личное контрзаклятье». Что ж, роман таким и получился – близким, колоритным, живым и личным. «Персонажей» не только видно, их чувствуешь.

Эпоха диктатуры Трухильо – неотъемлемая и мрачная составляющая истории, поначалу показавшейся лишенной «тяжести», а по ходу развития сюжета всё более и более ее набирающей. Чтобы уже ко второй четверти не осталось ровным счетом никаких сомнений в том, что роман Диаса – произведение не развлекательное. Многоплановый и честный (по авторской манере подачи) роман о людях. О добре и доброте. Для них.

О чуткости. Против черствости.

О любви. Во имя ее.

С надежной на будущее. С верой в лучшее. Во всем. Прежде всего, в самих себе. Чтобы не быть «трухильями» (как бросила по случаю Лола, «Мы все – Трухильо!»).

В финале жизни Оскар, кажется, нашел средство, каким можно победить фуку. И даже написал инструкции. Вот только они не дошли до адресата. А мне по прочтении показалось, что главное наше фуку – это потеря памяти о том, кто мы на самом деле есть.

Это очень орошая книга. Не откровение. Не событие. Не «ах!». Звезда ли пулитцеровского небосвода? Возможно, премия заслуженная, не знаю. Главное достоинство романа – он «доверительно-честный» и взывающий в человеке к человеку.

Сафа.

— - -

Крепчайшие 8 из 10.

Однажды ученик спрашивает своего Мастера:

— Мастер, как вести просветление в действие? Как практиковать его в повседневной жизни?

— Тем, что ты ешь и спишь, — ответил Мастер.

— Но, Мастер, каждый человек есть и каждый – спит.

— Но не каждый ест, когда он ест, и не каждый спит, когда он спит.

---

ну и лично от себя добавлю: очень полезная (во всех смыслах) функциональная рекомендация

В одном городе жила одна одинокая женщина. Она была очень набожна, и единственной радостью в ее жизни были богослужения в храме. Каждое утро, ничего не замечая вокруг и потупив голову, она ходила в храм.

Однажды она, как обычно, добралась до храма ко времени начала службы. Женщина толкнула дверь, но та не открылась. Женщина толкнула дверь сильнее, но дверь оставалась запертой.

Расстроенная тем, что ей впервые за долгие годы придется пропустить службу, и, не зная, что делать, она растерянно взглянула вверх и заметила записку, приколотую к двери.

На ней было написано: «Я везде!»

***

Однажды великий китайский император попросил одного художника нарисовать на стенах своего дворца фреску, изображающую Гималаи. Художник сказал, что ему потребуется три года – три года на то, чтобы пожить в Гималаях и почувствовать их. Император удивился:

— Тебе нужно три года?

Художник отвечал:

— Да, я прошу лишь минимум времени – если я не стану частью Гималаев, я не смогу нарисовать так, чтобы ты остался доволен. Как я могу их узнать? Я должен пойти и раствориться в Гималаях.

Через три года он вернулся и за три дня расписал дворцовую стену. Это было чудо: император никогда не видел такой красоты – даже настоящие Гималаи были не столь красивы. Император был поражен, и он спросил:

— Я вижу дорогу, уходящую в глубь ущелья. Куда она ведет?

Художник ответил:

— Подожди, я пойду посмотрю.

И он исчез в своем творении. Больше он никогда не вернулся.