Последняя на данный момент массовая серия книг Роберта Говарда была издана в 2003–2011 годах издательством «Del Rey». На каждой обложке сверху красовалась цитата коллеги-писателя, которая, по мнению составителей, соответствовала содержимому тома. Например, подборку хоррор-рассказов Говарда сопровождала фраза Г. Ф. Лавкрафта, на обложку историко-приключенческого сборника вынесли мнение Роберта Блоха. Но чаще всего издания украшали слова Стивена Кинга, и обилие таких томов у многих читателей стало вызывать иронические улыбки.

Однако цитата из Короля Ужасов была выбрана весьма точная: проза Роберта И. Говарда настолько заряжена энергией, что того и гляди посыплются искры! Что ж, перенесём эти слова с прозы на поэзию — и не ошибёмся!

Вот, к примеру, «То, что вряд ли будет понято». Очень энергичное, сочное, мощное, агрессивное стихотворение. Говард с великолепным мастерством использует образы одновременно мрачные и слепяще-яркие, добиваясь колоссального эффекта. При чтении даже мурашки бегут по телу, когда осознаёшь весь дьявольский заряд, сокрытый в этих строках. Чёрный-чёрный мрак, красная-красная кровь, безумие и буйство сил — и стихийных, и человеческих — всё работает на идею.

А идея довольно проста: справедливость — ничто, Зло побеждает Добро, и никуда от этого не деться. Так уж устроен человек, так что восславим сами себя, бесчестные эгоисты, воспоём то, что нам дано, разрушим прежние алтари, окрасим улицы алым и напишем в итоге идеальный стих!..

Каково, а? По-моему, это нечто за гранью. Но в данном случае «за гранью» — это хорошо. Это то, к чему и надо стремиться, — в поэзии.

Представьте себе: ночь, вы не спите, а за окном льёт дождь. И странные это какие-то осадки: они вроде как... светятся? Что-то невообразимо чуждое и злое чудится в этих потоках воды. И это смутное ощущение беспокоит не только вас: на крыльце вашего дома скопились... койоты. Прибежали из леса и пережидают дождь.

Вот таким образом началась самая невероятная история в жизни Молли, писательницы, дочери писательницы. Ни в одном из своих произведений она и придумать ничего подобного не могла! Однако — поди ж ты, настоящие койоты!

Это только вторая глава романа, а уже здесь возникает закономерный вопрос: да всерьёз ли это? Само по себе сочетание светящегося дождя и сгрудившихся на крыльце «волков прерий» даёт противоречивое впечатление. Вот, думаешь, если Кунц решил здесь немного так пошутить, мягко поиронизировать и над собой, и над жанровыми штампами, то всё нормально — даже хорошо! Но страница за страницей — и начинаешь понимать, что наш автор серьёзен как никогда. Что ты, койоты, высыпавшие из леса прямиком на крыльцо — это только цветочки!

Для начала Молли, увидевшая этих зверей, повинуясь непонятному побуждению (она часто будет так делать на протяжении всего романа), выходит к ним, и хищники признают её! Тревожный звоночек: главная героиня — Избранная. Ну, что уж тут поделать, едем дальше...

А дальше у нас несколько глав воды. Нет, не той, что светится, хотя она в фоновом режиме всё ещё падает дождём, а литературной. Кабы взять эти несколько глав да выжать из них всё лишнее! Молли и её муж Нейл, тоже проснувшийся, понимают, что происходит что-то неладное. Их первые же мысли — о вторжении инопланетян; они звонят брату Нейла; они смотрят телевизор. Во всём мире наводнения, царит паника и неразбериха. Много-много о том, что передают по всем каналам. И затем парочка решает выбраться из дома и ехать в ближайший городок, поближе к людям.

Вот здесь уже начинается действо поинтереснее: соседи умирают, а потом воскресают; пустые автомобили, оставленные на дороге, внушают очень невесёлые мысли о том, куда же подевались водитель и пассажиры. Молли и Нейл добираются до города, жители которого, взбудораженные дождём и тем, что его сопровождает, собрались в кабачке. Вместе со взрослыми там находились дети, а также — что очень, очень важно! — собаки. В питейном заведении странности продолжились: Молли встречает в туалете своего отца-убийцу, а со стойки бара кукла вещает всем собравшимся ужасы...

Нет, нельзя сказать, что это вовсе не страшно. Возьми эти эпизоды каждый отдельно — и можно сделать несколько хоррор-рассказов, средних, правда, потому что все темы уже сильно избиты, но всё-таки... А в рамках «Вторжения» все эти авторские попытки напустить жути, увы, терпят фиаско. Порой они даже вызывают улыбку. Восставший мертвец, неожиданно вернувшийся душегуб, зловещая кукла — все эти клише мы видели не раз в разных упаковках и с разными приправами. Так что здесь Кунц вряд ли кого удивит.

Там же, в таверне Молли наконец находит свой Путь в новых ужасных условиях инопланетного вторжения. На неё возложена миссия, которую она готова выполнять. На помощь ей приходят, конечно же, дорогой муж Нейл и одна из собак, что обретались тут же, в таверне.

Немного лучше дело обстоит с последующими блужданиями в розовом тумане, когда маленькая компания под предводительством Молли отправляется выполнять свою миссию. Они увидят немало странного и страшного (по их меркам), а читатель, если только он не любит многословной «воды», будет по большей части скучать.

Грибы-паразиты; инопланетяне, подчиняющие своей воле мёртвые тела; люди, проваливающиеся под землю или улетающие на небеса — этот пёстрый калейдоскоп необъяснимых явлений постепенно начинает утомлять. Кажется, автору не помешало бы несколько прикрутить вентиль своей фантазии, чтобы кошмары, практически на любой вкус и цвет, и вообразимые, и невообразимые, не лились на читателя как из ведра. Есть такое мудрое высказывание: «Лучше меньше, да лучше». Было бы неплохо, кабы Дин Кунц вспомнил о нём, когда садился за роман.

Ну, и следует ещё сказать о финале. Это полный финиш, с точки зрения автора этой рецензии. Вторжение оказалось не совсем тем, о чём нам твердили устами персонажей всю книгу. Финал-перевёртыш? Да, но о степени его удачности можно долго вести споры. Автор рецензии сам большой любитель сюжетных кульбитов, но был очень удручён тем, как закончилось «Вторжение».

Роман у Кунца вышел — ни рыба ни мясо. Знакомство с этой книгой практически ничего не даёт: пожалуй, всё, что писатель уместил во «Вторжении», мы уже и видели, и читали. Так что можно смело пройти мимо, ничего не потеряв.

В чём секрет успешного ремесленного книжного продукта? Берём хорошо сочетающиеся друг с другом ингредиенты, всем давно и хорошо известные, перемешиваем их с тем расчётом, чтобы и смесь оказалась узнаваемой, и излагаем всё это сносным языком. И блюдо готово! Александр Мазин со своим «императором» поступил именно так — два романа состоят из клише чуть менее чем полностью. Несомненно, автор — уверенный ремесленник, это видно. Но по этой-то причине его дилогия и не заслуживает того внимания, какого заслуживают другие произведения, из которых «император» произрастает. Кто-то создаёт Кулла и Конана, а Мазин делает Фаргала.

Два короля-варвара, вышедшие из-под пера Роберта Говарда, здесь упомянуты отнюдь не случайно. Ведь если взять фабулу цикла о Кулле и — частично — его мир да соединить всё это с напором и динамичностью произведений Говарда о Конане, то вполне можно создать Мир Ашшура и отправить странствовать по нему Фаргала в поисках своего царства. Ну, посудите сами: у Говарда в мире Кулла было Семь Империй, у Мазина — тоже Империи, только их четыре. Кулл, прежде чем сделаться королём Валузии, был сыном неведомого племени в юной Атлантиде, затем пиратом, бандитом и гладиатором. Фаргал прошёл почти тот же путь, разве что успел затесаться в цирковую труппу да не был морским разбойником. Пикты Турийской эры Говарда жили на островах к западу от Семи Империй, и Брул Копьебой — лучший друг Кулла — был как раз пиктом. В Мире Ашшура на островах живут некие сокты, и один из них — Люг Смертный Бой — является верным товарищем Фаргала. В «Королевстве теней» атлант сражался со змеелюдьми, в «Троне императора» тоже некие змеечеловеки упоминаются. Что действительно различает творения Говарда и Мазина — так это общий дух циклов и настроение произведений. Кулл-философ в коротких рассказах, многие из которых носят экспериментальный характер, — и Фаргал, предпочитающий действовать, а не думать, в двух романах, где ни о каком новаторстве говорить не приходится. В этом смысле император Карнагрии ближе к Конану-киммерийцу.

Не могу сказать наверняка, что Александр Мазин держал в уме именно Кулла, когда писал дилогию, но слишком уж много совпадений, на мой взгляд. И сравнение получается далеко не в пользу отечественного автора. Если Говард в лице атланта действительно создал шедевр, то Фаргал в исполнении Мазина — не более чем довольно средняя поделка фэнтези-ремесленника.

Всегда интересно читать что-то новое (хорошо забытое старое), особенно у авторов, которых любишь давно и беззаветно. Немецкий кудесник Ганс Гейнц Эверс отлично подходит на роль подобного писателя. Что бы новое вы у него ни взяли — оказывается хорошо забытое старое, ведь творил он в начале XX века. Однако несмотря на такой значительный возраст, его произведения до сих пор производят впечатление. Классика, что тут ещё скажешь? А она, как известно, не стареет!

Значительное место в творчестве Эверса занимают три романа о Франке Брауне — авантюристе, путешественнике, человеке, любопытном до всего на свете. И только один роман из этой троицы давно и хорошо известен русскоязычному читателю. Это — «Альрауне. История одного живого существа», книга 1911 года. Два других (первый и третий) пока сокрыты мраком тайны... Впрочем, издательство «Престиж Бук» намеревается в обозримом будущем издать всю трилогию о Франке Брауне, а также другие книги Ганса Гейнца Эверса.

Пока же взглянем на первое приключение нашего героя. Роман «Ученик чародея, или Охотники на дьявола» вышел немного раньше «Альрауне» — в 1909 году. История начинается с того как молодой путешественник Франк Браун, узнав, какие дела творятся в итальянской деревушке Валь ди Скодра, приезжает туда. Пьетро Носклере, он же мистер Питер, он же «американец», организовал секту. Франк Браун, охочий до всяческих авантюр, намеревается встретиться с этим проповедником слова божьего... «Я коллекционирую необыкновенных людей», — признаётся Браун в беседе со священником доном Винченцо, который и поведал ему о ситуации в Валь ди Скодре. И эта сентенция, как можно увидеть (причём не только в «Ученике...», но и в «Альрауне»), прекрасно объясняет многое в характере героя. Он и сам далеко не стандартный обыватель.

Приехав в деревню, молодой человек поселяется в доме Раймонди, который сдаёт комнаты. Здесь происходит судьбоносная встреча с дочерью хозяина, Терезой. Девушка сразу заинтересовала Франка Брауна, и её он, как и мистера Питера, тоже решил использовать в своих интересах. Чувство, которое эти двое испытывают друг к другу — можно ли его назвать любовью? Со стороны Терезы — несомненно, а вот Франк Браун... Тут уже задаёшься вопросом: а может ли этот экспериментатор над всем и вся любить? Или его чувство — это очередной опыт, очередное наблюдение? Во всяком случае, он по-настоящему испытывал по отношению к Терезе сильное чувство, возможно, даже граничащее с любовью. И вот из этого как раз проистекает всё то, что случилось в Валь ди Скодре со времени прибытия туда Брауна.

Но мы забрались вперёд. Вернёмся чуть ближе к началу.

Мир, который открывается нам в итальянской деревушке — мир странный. Тут нечему удивляться: во всех произведениях Эверса действительность кажется ненастоящей, а намеренно окрашенной в тёмные тона. Герои его всегда кажутся необычными и непривычными. Вот это слово «кажется» — ключевое. Потому что на самом деле Эверс изображает реальную действительность, с реальными персонажами, но делает это так, что читатель всё-таки не совсем верит событиям и людям. И, вероятно, только по прочтении романа или рассказа читатель ловит мысль: да ведь всё так и есть на самом деле!

Итак, жители Валь ди Скодры: Сибилла Мадруццо, немая согбенная старуха, оказывающаяся на самом деле не старухой; Раймонди, содержатель комнат, думающий только о собственной прибыли; неунывающий пограничник Алоис Денкер (троих перечисленных объединяет тайная связь); «американец» Носклере, проповедующий смирение, и его паства... И среди этих людей, в этой атмосфере, немного застойной, Франк Браун чувствует себя как рыба в воде. Он начинает активную деятельность по реорганизации жизни в тихой Валь ди Скодре. Он строит грандиозные планы, в результате выполнения которых неотвратимо наступает его собственное благоденствие и благополучие. Он рьяно берётся за дело, внушая нужным людям нужные мысли и подталкивая их к необходимым действиям...

Проще всего внушениям Франка Брауна поддаётся его возлюбленная Тереза, и на неё он делает ставку в решительной атаке на секту Носклере. Экспериментатор считает себя чуть ли не всемогущим и потому может позволить себе даже опрометчивые шаги. Ведь, совершив такой, нетрудно всё исправить. Скажем, внушив Терезе что-то, о чём потом горько пожалеешь, недолго снова ввести её в транс и отменить последние указания. Делов-то!

Но всё не так просто. Франк Браун не привык считаться с волей других, с их наклонностями и желаниями. И он совершает фатальную ошибку, потому что Тереза, имея собственные представления о жизни и мире, может «не услышать» его, даже в трансе. Потому она принимает и выполняет указания Франка, даже позже отменённые им самим. И когда это случается, власть авантюриста над ней, да и над всеми событиями, разразившимися после этого, рассыпается подобно карточному домику.

В лице главного героя Эверс нашёл удивительный персонаж: экспериментатор-неудачник, вечно стремящийся подчинить себе законы природы и жизни и вечно терпящий фиаско. В Валь ди Скодре он ставит такой опыт, крушение которого означает большую трагедию. Нет, крах надежд такого человека как Франк Браун не может породить горе только одного отдельно взятого человека (его самого). Если уж он сам идёт на дно, то тянет с собой всю Валь ди Скодру. Браун мыслит по-крупному, а потому и обрекает на трагедию целую деревню.

Что случилось, как Франк Браун пришёл к горестному финалу и как привёл с собой Терезу и всех прочих, — это, конечно, очень интересная тема для разговора. Но, дабы избежать спойлеров, мы не будем заострять внимание на фабуле романа. Достаточно сказать, что Франк играет на поле своего соперника — на религиозных верованиях деревенских жителей. Он даёт им то, чего они жаждали, — символ того, что их вера крепка и верна, надежду на лучшее. Но в итоге всё выходит боком — абсолютно для всех.

Франк Браун бежит из деревни, поминутно оглядываясь, ожидая погони. Но с этим всё благополучно, и он уезжает из Италии. Кто знает, что теперь будет делать этот человек? Научили ли его чему-нибудь события в Валь ди Скодре? Зная, что об этом герое Эверс написал ещё два романа, можно с уверенностью утверждать: нет, на «Охотниках на Дьявола» эксперименты Франка Брауна вовсе не кончаются.

«Ученик чародея» — книга достаточно объёмная. Она наполнена фантазиями главного героя и философскими размышлениями, приправлена песнями и описаниями мирной деревенской жизни. Одна сюжетная линия романа, связанная с тайной трёх соперников и одной девушки, уже известна на русском: она публиковалась в одном из сборников рассказов Эверса под названием «Сибилла Мадруццо».

Немецкий писатель снова подтверждает своё высочайшее мастерство. Мало кто умеет с таким умением, в то же время несколько отстранённо описывать телесные муки и духовные терзания, делать такие острые наблюдения за людьми и жизнью и воплощать всё это в удивительных и увлекательных произведениях. В свете всего этого сравнение Ганса Гейнца Эверса и Франка Брауна вовсе не кажется неуместным. Видимо, и сам писатель, подобно своему герою, любил «коллекционировать необыкновенных людей»...

Неуловимый преступник, в распоряжении которого — последние достижения науки и техники. Безжалостный и беспощадный человек, готовый на всё ради достижения цели. Он пользуется масками — о, у него их множество, так что вы никогда не будете уверены, что видели его настоящее лицо. Противостоящий ему инспектор полиции, которому всё никак не удаётся изловить беглеца. Итак, зовут нашего героя... Кто сказал — Фантомас?

В 2015 году белорусское издательство «Smart Owl» выпустило на русскоязычные просторы первую книгу о неуловимом «короле ужаса», известном как Дьяволик. Сознаюсь, я долго не мог решиться на это приобретение: всё-таки цена оказалась немалой, да и по страницам, выложенным на предпросмотр, было не очень отчётливо понятно — а оно мне надо?.. Издатели потом и сами сетовали, мол, почто нужен был твёрдый переплёт (вопрос цены и, соответственно, продаж)?.. Но я считаю, благодаря такому оформлению первый «Дьяволик» выиграл немало, в том числе по сравнению со следующим томом о неуловимом преступнике. Ну и ясно, что я не поскупился, приобрёл книгу, а впоследствии ни разу о том не пожалел! Комикс оказался замечательным!

Первое, что здесь подкупает, — простота. История не слишком уж заковыристая, подходящая нормальному такому детективу-триллеру (особенно если бы читатель с самого начала не знал, кто преступник). Дьяволик пока ещё ни разу не попался, но так ли уж неуловим на самом деле этот гениальный грабитель? Конечно, нет! — на любого мастера маскировки найдётся достаточно терпеливый и профессиональный охотник. Таковым оказывается таинственная организация карателей, хотя, скорее лишь её предводитель. Вот «король ужаса» забирается в очередной особняк, чтобы выкрасть очередной бриллиант, — тут-то ловушка и захлопывается... Дама в белом одеянии, стоя за бронированным стеклом, пытается заручиться помощью грабителя, надеясь на то, что ему некуда деваться. Она предлагает ему работать на «карателей», уничтожая коррумпированных чиновников, наркодилеров, работорговцев... В оплату организация будет давать Дьяволику возможность забирать материальные ценности, ради которых он, собственно, и совершает преступления. Столкновение двух таких... скажем так, решительных персонажей явно предвещает нечто занимательное. И комикс действительно увлекателен, хотя достаточно незатейлив.

Графическая составляющая истории подобна сюжетной: простая, но приятная. Интереснее всего наблюдать за самим Дьяволиком. Обычно его лицо скрыто чёрной маской — остаются только глаза: выразительные, будто с подведёнными ресницами. Но и сквозь маску отлично видны все эмоции, отражающиеся на лице «короля ужаса». Впрочем, другие герои выписаны не менее колоритно.

Рисунок не слишком щедр на мелкие детали, фоны прописаны тоже без подробностей, но в книге это смотрится вполне к месту. Действие развивается стремительно, и эта динамика передана художником уверенно и точно: взять хотя бы многочисленные появления метательных ножей Дьяволика. Вот они выскальзывают из его руки и с замечательным звуком «цок!» вонзаются в цель.

Образ Дьяволика был создан сёстрами Анджелой и Лучаной Джуссани в далёком 1962 году. С тех пор персонаж обрёл популярность в комиксах, вышел на большой экран и даже стал героем мультсериала. Наконец графические произведения о неуловимом преступнике добрались и до нас — и я надеюсь, что мы не раз ещё повстречаемся с «королём ужаса».

Уж кто-кто, а Роберт Прайс собаку съел на лавкрафтовщине. Не исключено, что саму Гончую Тиндала! Неудивительно поэтому, что одна за другой под его началом выходят разнообразные антологии окололавкрафтовского толка. «Круги» Хастура, Азатота, Иннсмута, Итакуа плодятся как грибы после дождя.

Но первой ласточкой этого многообразия стала антология «Рассказы о Мифах Лавкрафта», в пару к которой Прайс составил позже уже известную русскоязычному читателю книгу «Новый круг Лавкрафта». И если во второй подборке он обратил внимание на последователей «джентльмена из Провиденса», то первую целиком и полностью отдал на откуп современникам и корреспондентам.

В предисловии к книге составитель подробно объясняет, как и согласуясь с какими соображениями он отобрал именно те или иные тексты тех или иных авторов. В обстоятельности подхода Прайсу, конечно, не откажешь, но за нагромождением слов, фактов и дат будто чувствуется некоторое недовольство: ещё в 1969 году Август Дерлет составил первую Ктулху-антологию и заграбастал самые-самые шикарные вещи современников Лавкрафта! А мне теперь, мол, выбирай из оставшегося...

Однако и Дерлет выбрал далеко не все жемчужины, и, скажем к чести составителя, Прайс проявил незаурядное упорство и удивительный энтузиазм, чтобы раздобыть некоторые тексты.

Открывают книгу два рассказа Роберта Говарда. Недостатка в качественных «Мифах» у этого автора нет, так что Прайсу ещё пришлось подумать над тем, какие рассказы следует взять на заметку. Выбор первого: «Тварь на крыше» — вполне оправдан и даже можно сказать, очевиден. Но второй текст, название которого тоже на слуху: «Пламя Ашшурбанипала» — удивляет. Всё дело в том, что это произведение существует в двух версиях. Первоначально Говард написал чисто приключенческую историю о двух авантюристах, нашедших посреди пустыни затерянный город. Этот рассказ не был востребован, и автор частично переписал его, добавив ужасов и «мифическую» тварь. Несколько месяцев спустя после смерти Говарда, в 1936 году вторая версия была опубликована. Первоначальный вариант впервые увидел свет лишь в 1972 году. Роберт же Прайс отобрал для своей книги именно приключенческую версию, которая, хотя почти такая же, как мистическая, но проигрывает последней и по атмосферности, и по динамике. Но даже в таком виде «Пламя Ашшурбанипала» смотрится неплохо. И всё-таки там есть упоминание Альхазреда и «Некрономикона», что позволяет, хоть и косвенно, эту версию причислить к «Мифам». Однако ни араб, ни его сочинение никак не влияют на развитие сюжета.

Из наследия Кларка Эштона Смита Прайс выбрал рассказ «Семь испытаний», что повествует о жизни древних гиперборейцев в их холодной и страшной стране, где обитают могущественные колдуны и ужасные монстры. Роберт Блох тоже добавляет немного экзотики. Вообще, на его раннее творчество явно и недвусмысленно оказала большое влияние древнеегипетская мифология. В рассказе «Проклятие чёрного фараона» без этой темы тоже не обошлось, но здесь ещё есть терпкий привкус лавкрафтовщины.

Творчество Генри Каттнера представлено сразу двумя произведениями: «Захватчики» и «Колокола ужаса». Рассказы эти неравнозначны. Первый довольно прост и повествует об обычном вторжении «чужих» на фоне расследования, которое предпринимают главные герои, зарываясь к проклятые книги и пытаясь найти сокровенное знание. Второе произведение более оригинально; в нём речь идёт о колоколе, тайна которого ведома индейцам: с помощью его звучания можно вызвать некую подземную тварь, но вместе с тем и потерять возможность видеть. Тьма сгущается в рассказе достаточно уверенно и правдоподобно, и от «Колоколов ужаса» удовольствие наверняка можно получить большее, нежели от «Захватчиков».

На Августа Дерлета составитель обратил особое внимание и отобрал для «Рассказов о Мифах Лавкрафта» сразу три вещи. Это, во-первых, «Оседлавший Ветер», а во-вторых, «Итакуа». Произведения, уже известные нашему читателю: они выходили в авторском сборнике Дерлета. Эти два текста представляют собой своеобразную дилогию о монстрах воздушной стихии: Вендиго и Итакуа. Ну, а в-третьих, Прайс даёт нам возможность познакомиться с совершенно иной историей. «Логово звёздного отродья», написанное Августом Дерлетом в соавторстве с Марком Шорером, вызывает в памяти истории о затерянных расах. Главный герой рассказа как раз натыкается на такую где-то в глубине Азии. Небольшое племя карликов поклоняется ужасным тварям, обитающим под землёй. Некогда они были изгнаны со звёзд, но служители культа не оставляют надежды дать своим хозяевам свободу. В принципе, ничего нового и оригинального, но антураж и эти вот карлики-злодеи привлекают внимание.

«Хозяин иллюзий» Э. Хоффмана Прайса стал основой соавторского рассказа «Врата Серебряного Ключа», служащего продолжением произведения Лавкрафта «Серебряный Ключ». Первоначальная версия была опубликована впервые в 1982 году. В произведении Рэндольф Картер приоткрывает тайны мироздания и встречается с удивительными существами. Э. Хоффман Прайс написал «Хозяина иллюзий» после личной встречи с Лавкрафтом, на которую его в своё время сподвиг Роберт Говард. После того как текст был отправлен «джентльмену из Провиденса», он значительно вырос в объёме — и опубликован в 1934 году. И хотя первоначальный вариант был короче, количество имён из лавкрафтовской вселенной, фактов и философских размышлений и там, и здесь, кажется, одинаково. Э. Хоффман Прайс предполагал ещё одно продолжение, но Лавкрафт отверг эту идею.

Рассказ Ричарда Сирайта «Хранитель знания» был написан ещё в начале XX века, однако впервые увидел свет в этой антологии. Составитель нашёл в архивах этот небезынтересный образчик ктулхианской прозы, заглавие которой прозрачно намекает, что запретные знания порой бывают опасны. Зато следующее произведение, «Бич Б'Мота», стало одним из самых ранних продолжений лавкрафтовской темы. Опубликованный ещё в 1929 году, рассказ повествует о вторжении библейского чудовища Бегемота (также известного как Б'Мот) на территорию Соединённых Штатов. Таинственная тьма, приходящая с туманом, боевые операции спецслужб и, конечно же, неокончательное поражение злых сил — гарантированы. Рассказ, вероятно, несколько простоват, но имеет свой шарм.

Мирл Прут принадлежит к числу авторов, оставивших совсем небольшое наследие: всего четыре рассказа, причём все публиковались в журнале «Weird Tales». Один из них, «Дом Червя», со всеми основаниями претендует на место среди «Мифов Ктулху». История достаточно незатейливая и повествует о больном лесе, в котором поселилась тварь, вынесенная в заглавие. И два героя, в меру сил и способностей с этим существом пытающиеся справиться. Описания заражённой «зоны» действительно впечатляют. «Порождение зелёной бездны» Ч. Холла Томпсона тоже чувствует себя вполне уверенно в кругу других текстов книги. Эта небольшая повесть представляет собой исповедь некогда успешного хирурга, убившего собственную жену. Сделал он это не просто так, а чтобы спасти и свою жизнь, и, вероятно, множество других. Через описания любовного романа молодых людей, их семейной жизни автор в итоге раскрывает ужасную тайну случившегося.

«Страж Книги» Генри Гассе обращается к одному из самых ярких элементов вселенной Ктулху и его братьев — запретным томам, переплетённым желательно в человеческую кожу. Герой покупает книгу, более таинственную, чем сам «Некрономикон». Уже в самом начале, в предисловии он видит предостережение: не читай дальше, а то худо будет! Но любопытство пересиливает осторожность... Рассказ Роберта Луандеса «Бездна» — пожалуй, самый неудачный во всей подборке. Повествование мутно, неясно, туманно. Где-то такой приём идёт на ура, нагоняя жути, но явно не в данном произведении.

В «Музыке звёзд» Дуэйна В. Римела, как и в повести «Порождение зелёной бездны», происходит убийство, причём об этом сообщается в самом начале. Текст Римела явно навеян «Музыкой Эриха Занна» Лавкрафта, но имеет свои отличительные особенности и прекрасно вписывается в данную антологию. Просто хороший, крепкий рассказ. «Аквариум» Карла Якоби, опубликованный по сравнению с некоторыми другими произведениями антологии достаточно поздно — в 1962 году — тоже держит марку. Здесь нет Великих Древних, но какая-то тварь в аквариуме всё равно поселилась. И лондонской художнице мисс Родс волей-неволей придётся с этой тайной разобраться...

Два произведения, закрывающие книгу, написаны ещё позднее, чем предыдущий «Аквариум». «Ужас вне Лавкрафта» Дональда Уоллхейма, на пару с Августом Дерлетом создавшего издательство «Arkham House», опубликован в 1969 году. Не самый примечательный и жуткий текст, тем более что сам автор тяготел скорее к научной фантастике, чем к ужасам, но вполне читабельный. Заключительное произведение — это скорее пародия, чем настоящий хоррор. Фриц Лейбер в своём «К Аркхему и звёздам» 1966 года выпуска решил взглянуть на Мискатоникский университет изнутри. Для этого в данное учебное заведение и приезжает главный герой и видит, чем же здесь занимаются люди ктулху-науки. Рассказ незатейливый, ни к чему не обязывающий, послужил хорошей точкой в антологии.

Итак, Роберт Прайс подошёл к делу весьма ответственно. Его книга сплошь пестрит именами друзей и корреспондентов Лавкрафта. Здесь есть тексты, которые читал сам «джентльмен из Провиденса», есть и те, над которыми он лично работал. В итоге имеем ещё одну неплохую подборку ктулхианы — своеобразное ретро-дополнение к «Новому кругу Лавкрафта»!

В творчестве группы «Наутилус Помпилиус» Дмитрий Умецкий сыграл значительную роль в начале пути и на перепутье. Он принимал участие в записях первых трёх студийных альбомов, нескольких концертных и позже — когда «золотой» состав 80-х был разогнан, а новый ещё не набран (альбом «Человек без имени»). На первых порах он сочинял и музыку, и даже стихи, но песни эти пользуются не слишком большой популярностью. А между тем, хоть Умецкий текстов создал совсем немного, есть среди них один весьма интересный и сильный.

«Мальчик-зима». Уже одно название интригует, верно? И это по-настоящему холодная, неуютная песня.

Для начала, настроение стихотворения. Мрачное, гнетущее, напряжённое. Можно привести аналогию с саспенсом: идёт-идёт нагнетание атмосферы, а потом — р-р-раз! — и вот вам весь ужас. В «Мальчике-зиме» всё примерно так же, но с одним отличием: здесь нет этого «р-р-раз!» Сгущение атмосферы здесь идёт от первой до последней строчки и в финале достигает наивысшего накала, но разрядки не происходит. Всё так и повисает в воздухе.

К тому же, исходя из заглавия, можно решить, что песня о зиме... или смерти, например. Но на самом деле речь идёт об осени — не о заключительном, а о подготовительном этапе. Это подготовка, безусловно, к чему-то тревожному и жуткому, предвестники которого уже появляются. Однако в полный рост и во всей красе мы этого кошмарного нечто пока не видим. А ведь ожидание ужаса страшнее самого ужаса.

На это сладкое ощущение приближающегося катарсиса замечательно играют образы, созданные Умецким: «в суставы твои впиваются тонкие иглы», «тебя обнимают холодные руки таких, как я», «все наши бойцы дружно роются в стынущих кучах», «и каждый глоток металлом звенит на губах»... Создаётся общая картинка: стылая, холодная, по-моему, приблизительно соответствующая бесснежным заморозкам ноября. Есть во всём этом нечто апокалиптическое...

Так что Дмитрий Умецкий достоин остаться в сердцах поклонников «Наутилуса» хотя бы благодаря этой песне. На самом деле, его заслуги больше, но если бы он не написал «Мальчика-зиму», думаю, наследие группы стало бы беднее. Да и мы оказались бы обделены.

Первый сборник рассказов Жана Рэя вышел на семь лет раньше второго. Между 1925 и 1932 годом писатель опубликовал совсем ничего — и большая часть произведений, увидевших свет в этом интервале, вошла в сборник, названный «Круиз теней». Составляют его всего лишь семь рассказов.

Прошло несколько лет — и второй сборник разительно отличается от «Сказок виски». Если в прежней книге бал правила ирония с щепоткой призраков, то в «Круизе теней» всё куда серьёзнее. Сборник составляют странные, напонятные, сюрреалистические произведения. И именно для этой книги были отобраны два рассказа, которые стали самыми известными опытами Жана Рэя в малой прозе. Кстати говоря, «Марливекское кладбище», ещё одна из сильнейших работ писателя, к тому времени была написана и даже опубликована в периодике, но к остальным «теням» не присоединилась...

Но начнём по порядку. Открывается книга мощно и внушительно: первая же история, «Ужасающее присутствие», с головой окунает читателя в тягучую мрачную атмосферу неведомого ужаса. Обычно разговоры смолкают, когда в тёплую уютную компанию вторгается новый человек. Так же было и в таверне: в помещение из внешней тьмы, спасаясь от бури, вошёл незнакомец. Странный это был человек — он рассказал собравшимся свою жуткую историю. И хотя завсегдатаи таверны вовсе не сразу поверили ему, однако кое-что убедило их в том, что незнакомец не лжёт...

Второй рассказ, «Конец улицы», ещё более мистичен и непонятен. Действие разворачивается на борту грузового судна «Эндимион». С первых абзацев атмосфера морского путешествия — конечно, не без тайн и страха — охватывает читателя. Повествование скачет с пятого на десятое: это обычный стиль Жана Рэя, мастера создать этакий пазл, состоящий из отдельных фрагментов. Сложить их вместе и понять, что же вышло, он предлагает читателю.

И почти все рассказы в сборнике — именно такие. Следить за сюжетом таких произведений как «Этот идиот Дюрер» или «Mondschein-Dampfer» (что-то вроде: «Пароход «Лунный свет») представляется делом исключительно сложным. Первая из названных историй начинается весьма обычно: главный герой недолюбливает журналиста Дюрера, о чём и говорит без стеснения своему приятелю. Но разговор завершился, а вот что случается после... Калейдоскоп событий, достаточно мрачных, жутких — и в результате остаётся закономерный вопрос: «Ну и?..» Примерно так же обстоит дело и с «Пароходом».

И всё-таки, всё-таки... В книге есть ведь ещё «Последний пассажир» и два «ударных» рассказа в конце: «Переулок святой Берегонны» и «Майнцский псалтырь». Мистер Баттеркап, владелец отеля «Королева океана», из которого разъехались все гости, однажды ночью просыпается от ужаса: он слышит чьи-то шаги. Но сезон закончился, и внутри здания, кроме самого мистера Баттеркапа, никого не должно быть. Такова завязка рассказа «Последний пассажир».

Ну, а оставшиеся два произведения по праву стали не только жемчужинами в творчестве Жана Рэя, но и вошли в золотой фонд мистического рассказа ужасов XX столетия. К слову сказать, и «Переулок святой Берегонны», и «Майнцский псалтырь» вошли в объёмную антологию «вирда» под редакцией Джееффа и Энн Вандермейер.

Первому из этих рассказов зачастую даже неофициально отдаётся первое место. Действительно, «Переулок святой Берегонны» — место пугающее. Оно находится где-то между мирами, и путь туда однажды открыл главный герой. Ну, а как он туда попал, что он там нашёл — лучше узнать самостоятельно. «Майнцский псалтырь», впрочем, не слишком отстаёт от собрата. Это тоже рассказ о параллельных мирах, на один из которых натыкается команда мореплавателей на своём судне. Они проходят через странные воды и воочию наблюдают чуждые чудеса и кошмары. Рассказ вышел очень лавкрафтовским, хоть и написан европейцем на другой стороне Атлантики. Одна из излюбленных тем «бельгийского Эдгара По» — море и моряки — начатая в «Круизе теней» ещё во втором рассказе, получает в этом произведении достойное окончание.

Спустя семь лет после «Сказок виски» Жан Рэй заявляет: всё, баста! Хватит иронических страшилок, надо рубить мощный потусторонний хоррор! Это, конечно, преувеличение, так как до самых последних произведений «европейского Лавкрафта» никогда не оставляло чувство юмора. Но «Круиз теней» разительно отличается от первого сборника писателя соотношением страшного и смешного. Рэй подтверждает, что он умеет нагнать жути и очень чутко воспринимает Космический Ужас, о котором часто говорил Лавкрафт. И конечно, этот мрачный сюрреализм — он тоже становится визитной карточкой бельгийца начиная именно с «Круиза теней».

Первый сборник рассказов Жана Рэя вышел довольно рано — в 1925 году. Оговоримся, что рано для Рэя именно как писателя — ведь тогда Раймону Жану Мари де Кремеру было 38 лет. Первые его прозаические публикации появились лишь в конце 1900-х или начале 1910-х годов. И публикации эти были очень немногочисленны до тех пор, пока за пять лет до появления сборника «Сказки виски» он не пристроил в различные бельгийские издания порядка двадцати рассказов. Это были короткие истории о жизни моряков, ростовщиков, миллионеров — в общем, разных по социальному положению людей, связывает которых, пожалуй, одно: врождённый авантюризм. Наибольшее влияние на эти произведения оказало творчество Эдгара Аллана По — знаменитый американец и сам был мастер иронических ужасов и мистики.

Под обложкой «Сказок виски» оказались двадцать семь рассказов, как публиковавшихся ранее в периодике, так и изданных впервые в сборнике. Книга была разделена на две части. Первая из них носит то же название, что и весь сборник и в общем и целом освещает мистическую сторону припортового Лондона, затянутого вечной пеленой тумана и населённого любителями выпивки. Образ горячительного напитка виски проходит красной нитью почти через все рассказы. Он и спасает, помогая героям не сойти с ума от той чертовщины, свидетелями которой волею судьбы они становятся, и дурманит, навевая кошмарные галлюцинации...

Первая часть книги буквально пропитана иронией. Запоминающиеся рассказы, как-то: «Полночь», «Лосось Поппелрейтера», «Мой мёртвый друг» — все не без авторской улыбки. Хотя есть произведения и более серьёзные. Среди них — «Ирландский виски», один из героев которого пал жертвой страшной мести. Триллер «Ночь в Камбервелле» — вещь вполне реалистическая, с толикой чёрного юмора, гораздо более чёрного, чем в иных иронических мистических рассказах. «Месть» повествует о том, что ничто не остаётся безнаказанным, и даже если тот, кто мог отомстить, уже мёртв, это не повод ничего не бояться. В «Джошуа Гуллике, ростовщике» Рэй касается, по-видимому, одной из острых для него тем. Гуллик из-за своей жадности приобретает очередную дорогую вещицу. Он и не подозревает — точнее говоря, не хочет слышать о том, что выменянное им ацтекское кольцо обладает таинственной силой...

О ростовщиках в «Сказках виски» есть и ещё один рассказ. В «Картине» главный герой берёт в залог незаконченное полотно художника Уортона с условием, что тот найдёт деньги, чтобы выкупить через десять месяцев свою работу и другие заложенные вещи. По прошествии этого срока Уортон не смог выполнить обещание, и его имущество было продано, а картина осталась у ростовщика. Автор полотна назвал его «Месть» — как выясняется, вовсе неспроста...

Рассказ «Картина» входит во вторую часть сборника, озаглавленную: «...И несколько историй из тумана». Эти произведения явно серьёзнее, чем то, что вошло в первый раздел. Забавное, но как будто какое-то немного болезненное «Окно с уродцами»; сюрреалистически-мрачное полотно «Двадцать минут первого», представляющее собой сплошной диалог; документально изложенный (и нотариально заверенный), а потому жутковатый «Кладбищенский сторож»; детектив с разоблачением ужасов «Заброшенная обсерватория»; кошмарная фантазия на тему иных миров (с приветом Лавкрафту!) «Странные опыты доктора Паукеншлагера»... Рассказы разные по сюжетам, по стилю — они предвосхищают Рэя более зрелого, склонного к сюрреализму и действительно умеющего рисовать чёрными-чёрными красками.

«Сказки виски» были первым словом молодого писателя, начиная с которого он, собственно, и стал формироваться как «бельгийский Эдгар По» и «европейский Лавкрафт». Кое-какую известность книга всё-таки приобрела — несколько произведений, вошедших в сборник, были опубликованы в 1930-х годах в американских палп-журналах «Terror Tales» и «Weird Tales» под псевдонимом Джон Фландерс. Правда, в главном сборнике малой прозы Жана Рэя «25 лучших чёрных и фантастических историй» первая его книга представлена лишь двумя произведениями («Кладбищенский сторож» и «Ночь в Камбервелле»).

Да, по большей части эти коротенькие рассказы вовсе не страшны — они пропитаны иронией и чёрным юмором. Но те материи, с которыми писатель продолжит работать, видны невооружённым глазом: вампиры, призраки, живые мертвецы... Лондонский туман, холодные ночи; моряки, завсегдатаи припортовых таверн, пьющие виски и гораздые на различного рода авантюры и приключения — вот что интересует писателя. И будет интересовать ещё многие-многие годы после «Сказок виски»...

Сложно оценивать это произведение. Прочитал его в антологии «13 маньяков».

С одной стороны, это такой хоррор, до которого остальным двенадцати душегубам ещё расти и расти (если бы мне предложили из героев, точнее, злодеев книги назвать одного, самого запоминающегося, самого отвратительного или самого пугающего — не важно, — я бы не стал долго думать над ответом). С другой стороны, именно по этой причине повесть стоит не просто особняком, а как будто на другом континенте!

Помнится, автор утверждал, что при написании «Искусства кончать молча» ему было не просто плохо, а очень плохо. До какого же состояния нужно было довести себя, чтобы написать этот... погодите, сейчас подберу какое-нибудь подходящее словцо... Этот отвратительный шедевр?! Маньяк здесь рациональный, без мистики, но сам текст производит какое-то иррациональное, совершенно инфернальное впечатление — на меня, по крайней мере. Впервые встречаю подобное.

Действительно, выбрать оценку сложно. Но мой вердикт таков: восемь пишем, десять в уме.

Несколько странно оценивать данный рассказ, ведь он представляет собой практически то же самое, что и давно известный текст «Пламя Ашшурбанипала» («мифическая» версия). Первая часть, видимо, совсем не претерпела изменений: даже в этой версии упоминается Альхазред и его «Некрономикон». Возможно, это и стало отправной точкой для Говарда, когда он решил произведение переиначить.

Чисто приключенческая версия, конечно, проигрывает в атмосфере мистической, при этом ничего особо не привнося в сюжет. Никакой изюминки в этой пустынной авантюре по сравнению с мистической авантюрой нет, к сожалению.

И всё-таки нельзя сказать, что эта версия не заслуживает внимания. Вовсе нет, рассказ-то хорош, просто «мифический» вариант лучше.

Что ж, со второго прочтения я прочувствовал «Сияющую пирамиду» лучше. И творческую манеру Макена, полагаю, тоже.

Этот рассказ является краеугольным камнем всех страшных историй о «маленьких людях». К тому же это самый известный опыт валлийского писателя на данную тему. И хотя повествование может показаться затянутым, но детективная интрига и некоторые замечательные эпизоды рассказа делают его более живым и интересным.

В отличие от Роберта И. Говарда, который, идя по стопам предшественника, написал множество историй о подземных ужасах, Макен не показывает своих «маленьких людей» вблизи и при ярком свете. Техасский писатель был, вероятно, самым преданным поклонником макеновских подземельцев. Он создал несколько произведений об обитателях пещер под холмами, и в каждом достаточно близко сталкивал своих героев с Ужасом.

В отличие от Говарда, Макен пользуется другой схемой. Детективное расследование в конце концов приводит его персонажа Дайсона к ужасной, инфернальной церемонии таинственных существ, которых толком-то и не разглядеть! Какое-то переплетение отвратительных карликов; порой мелькают тут и там маленькие конечности, деформированные головы, другие части тел... От одного кошмарного вида того, чем они занимаются там, вдали, становится жутко. Автор описывает церемонию в неярких красках — это и есть самый удачный эпизод рассказа. От небольшого фрагмента веет самой настоящей жутью, уж такие вещи Макен умел описывать с большим вкусом.

Полагаю, не один лишь Говард вдохновлялся «Сияющей пирамидой» — кажется, в любом произведении после Макена на тему «маленьких людей» уже можно уловить отголоски данного рассказа. Так что тем, кому по душе такие произведения как «Черви земли» или «Живущие под усыпальницами», проходить мимо Артура Макена точно не стоит. И познакомиться лучше не только с «Сияющей пирамидой», но и другими текстами валлийского писателя о «маленьких людях».

Уже одна только заключительная фраза Дайсона из этой истории может заинтриговать истинных ценителей: «...и все они вернулись в тот мир, откуда на мгновение вышли, в тёмный мир глубин».

Среди «могучей четвёрки» Роберта Говарда, в которую входят Конан, Соломон Кейн, Кулл и Бран Мак Морн — двое последних занимают особое место. Если киммериец и пуританин — рыцари без страха и упрёка (хотя, даже и с упрёком), в первую очередь воины и искатели приключений, то король Валузии и король пиктов не так просты. Они прежде всего правители и должны заботиться о своём народе. Это накладывает отпечаток и на атланта, и на пикта: они не так подвержены авантюрам, их не тянет в поисках приключений истоптать полмира.

Бран же Мак Морн — вообще самая трагическая фигура из «могучей четвёрки». Его племя погибает. Да, некогда их предки были сильными и смелыми. Едва ступив на британскую землю, те пикты давних времён загнали в пещеры обитавших на острове рыжеволосых гигантов. Но сильная империя пала, когда с континента явились кельты. Теперь сами пикты оказались вытеснены с плодородных равнин в горы и скалы. Да вдобавок на британскую землю позарились вездесущие римляне!

В таком мире живёт Бран Мак Морн — последний король некогда могучего племени, пересёкшего целый мир до обоснования в Альбионе. Он видит, что происходит с его племенем, предвидит, что случится с ним в будущем, и — вероятно, подсознательно — страшится участи, постигшей первых обитателей Британии — рыжеволосых, ушедших под землю...

Наверное, именно такой герой был наиболее близок Карлу Эдварду Вагнеру, написавшему свой первый роман по мотивам творчества Роберта Говарда именно о последнем короле пиктов — произведение о Конане было позже...

Сам «отец-основатель» объединяет двух своих героев в рассказе «Короли ночи», где Бран пользуется помощью легендарного короля Кулла в борьбе с Римом. Карл Эдвард Вагнер поступает примерно так же, но со знаком «минус». Потому что он объединяет не «хороших парней», а наоборот — врагов рода человеческого: змеелюдей из древней Валузии и Детей Ночи, живущих под землёй Альбиона. Плюс к тому — печально известный пропавший Девятый испанский легион (точнее, его потомство), ведьма Атла, могущественный Чёрный камень — святыня Червей земли — и таинственная полулегендарная тварь, с которой лучше вообще никогда не встречаться! Нечего сказать, замечательная подобралась компания!

В финале говардовских «Червей земли» Атла сказала Брану Мак Морну: «...ты звал их, и они это запомнят! И в назначенное время они придут к тебе снова!» Что ж, так и выходит, как предсказывала ведьма. Но теперь на стороне Червей — ещё кое-какие обитатели подземных нор. Все они подняли голову, потому что почувствовали угрозу, исходящую от римских легионов, что маршируют по землям Альбиона. И теперь всё происходит так же, как это было в «Червях земли», но с точностью до наоборот: не король пиктов ищет помощи у Тьмы, а она — у него.

Прошлый опыт не прошёл даром: заключать новый договор с адскими тварями у Брана нет никакого желания. Но разве будет кто-то его спрашивать? А уж если похитить сестру короля Моргейн, то у адского отродья будет ещё один весомый аргумент, чтобы склонить Брана на свою сторону! Баал-дор — своеобразная столица пиктов — вряд ли послужит надёжным укреплением и самому Волку Вереска, как называют Мак Морна, и его приближённым.

Карл Эдвард Вагнер использовал весь потенциал, заложенный Говардом в тройку полноценных рассказов о короле пиктов. В романе обнаруживается больше всего отсылок к «Червям земли», конечно, потому что «Легион из тени» фактически представляет собой прямое продолжение этого произведения. Есть и сцена с видениями, заставляющая вспомнить эпизод рассказа «Люди теней», и упоминание Кулла и его войны со змеелюдьми — это кивок в сторону «Королевства теней» и «Королей ночи».

Все эти аллюзии и реминисценции, конечно, радуют ценителей прозы «техасского мечтателя», но что же в этом случае остаётся собственно вагнеровского?..

А не так уж мало. Во-первых, это таинственный римский легион. Легион IX «Хиспана», по версии Карла Эдварда Вагнера, пропал в нагорье Каледонии около 130 года новой эры. Но пропал он не просто так — трансформировался в Легион IX «Инферналис». Римляне попали во власть тех, кто живёт под землёй, и изменились довольно сильно — их уже нельзя назвать людьми.

Вагнер также ввёл в роман Моргейн, сестру Брана, как одно из главных действующих лиц, и таинственную воительницу Лиубу, которая помогает пиктам, преследуя собственную цель. Что это за цель, непонятно до самого финала книги. А когда становится ясно — тут уже впору начинать второй роман, что автор, вероятно, и задумывал. Во всяком случае, в одном из интервью он говорил о том, что готовится к выходу его роман «Королева ночи», служащий продолжением «Легиона из тени». В сети даже есть обложка этой доселе неизданной (да и ненаписанной — скорее всего) книги...

Так или иначе, Карл Эдвард Вагнер создал один из лучших пастишей по мотивам творчества Роберта Говарда. Казалось бы, при всех <i>не своих</i> составляющих — он создал историю в <i>своей</i> манере. К сожалению, «Легион из тени» проигрывает по атмосферности «Червям земли», по динамике и зрелищности — «Королям ночи», но зато автору удалось гармонично объединить все наработки «техасского мечтателя», не забыв при этом и о лавкрафтовских тварях. И в конце концов Вагнер остался собой — в «Легионе из тени» он узнаваем. А что ещё нужно для произведения подобного формата?

Казалось бы, всё проще простого. Фабула — и ребёнок придумает. Но что-то в «Зеркалах Тузун Туна», несомненно, есть, раз уж он оказался вторым и последним рассказом о Кулле, опубликованным при жизни Говарда («Королей ночи» в расчёт не берём).

Если вы ждёте от произведения приключений в духе «Королевства теней» или, скажем, историй о Конане, то в данном случае — явно ждёте не того. Во время создания цикла о Кулле писатель увлёкся философией и психологией, поэтому многие произведения об этом герое получились такими непривычно самоуглублёнными, умудрёнными и наполненными размышлениями о природе действительности. Но почему-то в публикации таких вещей как «Кошка и череп», «Удар гонга» или «Кричащий Череп Тишины» Говарду отказали (хотя, мне кажется, что, по меньшей мере, последний из названных рассказов замечательно вписался бы в любой номер «Weird Tales»), а вот «Зеркала Тузун Туна» приняли.

Может быть, это случилось, потому что предыдущий рассказ о Кулле («Королевство теней») был великолепен, и Фэрнсуорт Райт взял следующий по инерции? Но вероятнее всего, причина в том, что в «Зеркалах Тузун Туна» всё к месту и в необходимом объёме. Приключение? — есть, хоть и не так явно и навязчиво, как могло бы быть. Философия? — вот уж её здесь вполне достаточно! Да и Тузун Тун, чего уж греха таить, в наличии...

Жизнь — это сон, окружающая действительность — всего лишь грёза. Вот о чём повествует эта история. Говард сделал всё так, как надо, чтобы держать интерес читателя и плавно подвести его к главной мысли рассказа, а не дать её в лоб. Поэтому современники писателя, читавшие «Зеркала Тузун Туна» впервые в журнале «Weird Tales», запомнили это произведение на долгие-долгие годы...

Древний отзыв, аж 2008 года, но пусть он здесь и сейчас появится. Сия «Ярмарка страха», несомненно, достойна внимания.

____________________

В сети встречал положительный отзыв об этой антологии, автор рецензии утверждал, что это едва ли не лучшая антология, которую ему доводилось читать. Я склонен с этим мнением согласиться. Замечательная подборка произведений!

Но начну с начала — с предисловия. А ведь уже одно оно весьма неплохое! В небольшой статейке дается краткий обзор разновидностей жанра литературы ужасов: хоррор и триллер, а также присутствует пара слов и о составивших сборник произведениях. Что интересно, большинство рассказов отобрано из сборников под редакцией А. Хичкока.

И пошли рассказы. Почти все на одинаковом высоком уровне. Не очень понравились только «Яд» Роальда Даля, «Кровный сын» Матесона, «Дерзкий человек» Дино Буццати и «Расточение страсти» Майкла Муркока. Понравились следующие произведения: рассказы Роберта Артура (особенно «Смерть — это сон») — своим юмором; «Восемнадцать дюймов» У. Бриттена — смекалистым главным героем; «Ошибка кассира» Г. Мэйхема — оригинальным способом наказания виновного; «Ярмарка животных» Р. Блоха — своей недосказанностью; «Змея» Д. Уитли — интересной концовкой...

А теперь — самые-самые... лучшие, на мой взгляд, рассказы. Во-первых, «Скво» Брэма Стокера. Вспомнился «Черный кот» Эдгара нашего Аллана... Не так жестоко, но рассказ пробирает тоже неплохо...

Во-вторых, уже упоминавшееся произведение Р. Артура «Смерть — это сон». Здесь есть и мистика, и черный юмор... Убила меня последняя фраза, которую произнес Ричард.

В-третьих, «Ужас Бодмина» Ч. Хэйеса. Очень понравилось перевоплощение одного из главных героев из обычного человека в умалишенного художника. И конечно, атмосфера безысходности, великолепно созданная в финале рассказа!

Далее, «Игрок» С. Гилфорда. Хоть и не совсем хоррор, но рассказ отличный! С неожиданной концовкой — как раз так, как я люблю!

Конечно же, «Живущие под усыпальницами» моего любимого Роберта Говарда. На мой взгляд, один из лучших хоррор-рассказов писателя.

И совершенно потряс меня последний рассказ — «Восковые фигуры» Альфреда М. Бэрриджа. Так упорно автор водит за нос читателя, предлагая ему видение даже не с одной точки зрения, — и так великолепно заканчивает! Как снег на голову! Я-то принимал все за чистую монету, а тут — вон ведь как вышло! Просто блеск!

____________________

Обобщая, скажу, что антология действительно очень хороша! Хоть и всего 192 страницы в мягкой обложке, а сколько хороших вещей поместилось!

То лето было щедро на несчастные случаи и неожиданные смерти. То Рассел прыгнул с сеновала и угодил прямо на вилы, то кое-кто постарше Рассела (это была миссис Роу) увидел фокус Холланда, то кое-кто помладше Рассела (очень помладше, надо сказать!) не понравился Холланду и поплатился за это... Да, это всё случилось из-за него! Холланд, вот кто во всём виноват! Именно он, мой родной брат!..

А я?.. А что я? Холланд имеет надо мной какую-то неведомую власть, и я никому не рассказываю про его проделки. Хотя Ада кое о чём догадывается, но даже она не знает всего. Она такая проницательная, эта Ада, за ней нужен глаз да глаз!

Да и Холланд... Иногда он всё-таки перегибает палку, в результате чего и происходят эти несчастные случаи. Что ж, я для того и стараюсь таскаться с ним везде и всюду, чтобы он дров не наломал!..

«Другого» нельзя назвать романом ужасов. Уж классическим, во всяком случае — точно. Это триллер, причём и триллер довольно необычный. Здесь нет сногсшибательной динамики, нет нагнетания мрачной атмосферы. Автор буквально день за днём, неделю за неделей восстанавливает то несчастливое лето. Точнее будет сказать, не автор, а Нильс — один из главных героев романа и рассказчик.

Солнце светит ярко, речка манит прохладой — живи да радуйся! И на фоне этой идиллии происходят смерти... И там, где притаилась костлявая, всегда рядом Холланд, старший брат Нильса. Он будто чует, куда идти, его действиями будто кто-то руководит — так вот гладко и случайно на первый взгляд всё выглядит.

Ну, а куда Холланд, туда и Нильс. Он знает о проделках братца, но никому о них не рассказывает: старший имеет над младшим какую-то поистине странную власть. Источник её действительно трудно определить, особенно в свете подробностей, что открываются ближе к финалу истории. Тут уж следует просто принять как факт: Нильс умом понимает, что все эти его «фокусы» не так уж безобидны и до добра не доведут. Автор (или рассказчик) описывает все страшные события довольно просто и бесхитростно, всего несколькими лёгкими штришками. Порой он просто умалчивает о них, предпочитая заострить внимание на последствиях. Это производит своеобразное впечатление обманутых ожиданий и подогревает интерес читателя.

И в этом приходится участвовать Нильсу! И прикрывать Холланда! Впрочем, если вы к середине книги решите, что рассказчик — мальчик хороший, вот только его старший брат уводит не в ту сторону, так тут как раз сам автор возьмёт слово и предостережёт выносить преждевременные вердикты. Да, не всё так просто в «Другом». Всё тут, если вглядеться, достаточно странно: герои, события.

Взять хоть Аду, бабушку Холланда и Нильса. Некогда она жила в Петербурге, в её речи постоянно проскакивают русские слова и выражения. Нильса она зовёт: «doushka», — а тот её приветствует: «Dobryi den', madam». Бабушка, кажется, совсем не проста: то ли у неё есть какой-то мистический дар, то ли она просто чрезвычайно проницательная. Во всяком случае, Ада начала догадываться о проделках Холланда почти сразу. В долгих беседах с Нильсом она нет-нет да и поинтересуется о житье-бытье старшего внука. Мальчик, как обычно, готов рассказать бабушке обо всём... Ну, или почти всём. Самое сокровенное он, конечно, утаит.

Но вот что самое неприятное: Ада знает, что Нильс что-то скрывает. И уж конечно, попробует докопаться до истины...

Постепенно роман через диалоги бабушки с внуком, через описание приключений Холланда и Нильса подходит к финалу: всё скрывается в тени (из клубящегося мрака только время от времени высовывается тот или иной персонаж), и на свету остаются только двое. Нильс и Ада. Тот, кто недоговаривает, и та, кто хочет знать правду. Собственно, бабушке по большому счёту уже и не нужно, чтобы внук сам сказал, как всё было на самом деле. Её заботит только Нильс. Но тот, подумав, что Ада перешла в решительную атаку, запирается и готовится принять удар. Холланд тут ему не помощник — он скрывается от бабушки. И надо сказать, вовсе не без причины.

В финале романа всё встаёт на свои места и становятся понятными вставки от имени Нильса-взрослого, которыми открывается каждая из частей произведения. Большинство странностей получают объяснение. Порой страшное, жуткое объяснение. Но опять-таки, никакого напряжения, всё просто, будто речь идёт о самых обыденных вещах!

«Другой» Томаса Трайона — роман, не слишком широко у нас известный. Он и издавался-то на русском всего один раз в начале девяностых. Но произведение заслуживает внимания. Кто знает, может быть вы, перевернув последнюю страницу книги, снова откроете её сначала — чтобы получше понять и почувствовать того, кто находится по ту сторону, — «Другого»?

Иногда приходится слышать, что Илья Кормильцев как поэт до эпохи «Наутилуса» представлял собой весьма невзрачное зрелище. В те времена, когда он принимал участие в деятельности группы «Урфин Джюс», его стихи были непонятны, фантастичны и сюрреалистичны. Вот разве что «Человек наподобие ветра» да «Полный круг» робко заявляют о будущем Кормильцеве — авторе знаменитых хитов.

Всё же это немного не так, и для команды «Урфин Джюс» он написал больше примечательных текстов, чем два. «Мир на стене» как раз из таких — это стихотворение на тему, которая всегда будет актуальна.

С миром грёз и мечтаний надо всегда держать ухо востро, иначе и не заметишь, как он полностью захватит тебя. Ровно то же случилось и с лирическим героем: его будни слились в один бесконечный день, и он всегда ждёт пяти часов вечера, чтобы отправиться домой и погрузиться в мир на стене, обклеенной плакатами. Здесь царит покой и умиротворение, разгуливают знаменитости по известным курортам, вдоволь свободы и развлечений.

Но за иллюзорным миром на стене не видно мира настоящего — где всё куда как менее благополучно, но зато гораздо более реально. Лирический герой предпочитает действительности попросту не замечать. Но рано или поздно его мечты — надо сказать, преувеличенные, недостижимые и поверхностные, без внутреннего содержания — разобьются о жестокую реальность.

Настало пять часов — куда ты так спешишь?

Спешишь домой прийти и шторы опустить.

В бумажный мир войти плакатов на стене —

И там скорей забыть, что зря весь день прожит.

«У терминов «маньяк» и «серийный убийца» разные значения. Не всякий маньяк совершает серии убийств, и не всякий серийный убийца страдает какой-либо манией».

—>

Это — первый факт из тринадцати, которыми открывается новая «самая страшная книга». Собственно, прочитав один только этот факт, вы уже сможете составить почти что исчерпывающее представление об антологии. И маньяки, и серийные убийцы, и несерийные — все будут в гости к нам!

Между тем, «13 маньяков» — это не только (и не столько?) герои рассказов и повестей. Каждое произведение предваряется лаконичным: «Маньяк №...», после чего идёт сначала имя автора, а затем — название его сочинения. Так что тут ещё призадумаешься, в честь кого названа антология.

Книгу открывает «Метод сборки» Максима Кабира. История ироничная, довольно лёгкая... поначалу. События разворачиваются на фоне южного курорта, куда писатель Глеб Минаков приехал получать похвалы за успехи на литературном поприще. Он завёл знакомство с девушкой Ниной, надеясь, что хотя бы одну ночь не придётся скучать в отеле. И действительно — скучать Минакову было просто некогда. Новая знакомая очень любит читать, так что лучшей компании, чем писатель — ей и не найти.

Простой, но добротный рассказ, заставляющий вспомнить как мастеров иронического хоррора, так и кое-какие мотивы «Книг крови» Клайва Баркера.

«Прямо в темноту» следует герой Андрея Сенникова — человек, жизнь которого менялась кардинальным образом, и не единожды. Сначала он служил в армии, затем обратился к религии и стал священником. И тогда ему выпало самое жестокое испытание. Раны имеют свойство затягиваться, если их не бередить, но мир — он ведь не без злых людей. И порой их жестокость ранит настолько сильно и глубоко, что хочется ответить адекватно, невзирая на все запреты и призывы разума. Диакон Василий так и сделал.

«Прямо в темноту» — история страшная и щемяще-пронзительная. Это рассказ того, кто прошёл этот путь — из света во тьму — и теперь будто вглядывается вверх, пытаясь отыскать то, что потерял.

Следующее произведение стало настоящим украшением книги. Впечатления от повести Александра Щёголева «Читатило» — противоречивые. Нет, безусловно, виден авторский уровень, чувствуется работа профессионала — но, так сказать, моральная сторона проблемы... Читая это произведение, вы вряд ли почувствуете настоящий страх и ползающие по коже мурашки: не так оно построено, не на этом оно играет.

Некий писатель издал «Поваренную книгу людоеда», полную чудовищных рецептов, — если взглянуть на неё строго и всерьёз. И представьте, нашёлся человек с подобными взглядами! Теперь он готовит лакомства согласно рецептам из «Поваренной книги...» — изобретательно, искусно. Однако собственными глазами увидеть эти шедевры кулинарного искусства вряд ли бы кто пожелал...

«Читатило» долго «запрягает», но действительно быстро «едет»! Если первая часть повести представляет собой нечто лоскутное, сюжетные линии достаточно слабо, кажется, увязываются одна с другой, то во второй половине всё встаёт на свои места. Ужас, растекающийся по территории одного города, настолько кошмарен, что характеризовать его понятиями человеческой морали и нравственности — лучше и не пытаться. Повесть Александра Щёголева стала несомненной удачей сборника.

На страницах «13 маньяков» нашлось место и нуару. «Трюк с фонарём» Александра Подольского представляет собой детективное расследование: кто-то убил цирковую артистку, которая участвовала в фокусе. Дело осложняется множеством разных обстоятельств; все эти детали всплывают наружу постепенно, всё запутывая и запутывая расследование. Только к концу рассказа начинают появляться ответы...

Душегуб из «Трюка с фонарём» может дать фору остальным убийцам сборника в том, что касается изобретательности. И вообще, мрачная негостеприимная атмосфера доков и городских окраин, где того и гляди натолкнёшься на опасных парней, вышла на славу. У Александра Подольского вышла хорошая нуар-стилизация с грустным концом.

...И вот звучат уже «Чайкины песни» Игоря Кременцова. История одного сумасшествия — как оно есть. Герой рассказа, известный как Великан, слышит чужие голоса в своей голове, откуда и проистекают некоторые проблемы для окружающих. Голоса нашёптывают ему, что делать, и Большой Человек подчиняется.

Но некоторые всё-таки сами находят себе проблемы. Так вышло и со старухой, что жила рядом с Великаном. Слишком уж она заинтересовалась, чем это её сосед занимается. «Чайкины песни» — это ещё одно подтверждение мысли, что любопытство до добра не доводит.

«Кляксы» Александра Матюхина обращаются к проблеме отцов и детей. Да, вопрос о преемственности поколений стоит даже среди маньяков. Герои повести, папа с сыном, путешествующие по просторам родины, делают мир немного лучше и светлее. Ведь каждый очищенный человек — это ещё одна маленькая победа над тьмой, ещё один кусочек ясного неба. Но с течением времени голубизна небесного свода над головами людей всё больше и больше уступает место отвратительным кляксам, хоть отец и старается как может...

Повесть Александра Матюхина достаточно странна, но вместе с тем и увлекательна. Маньяки здесь свято веруют в своё правое дело: им не к лицу заниматься обычными убийствами. Да и вообще, им некогда особенно думать — надо действовать. Ибо червоточины в людских телах и кляксы на небе грозятся поглотить всё свободное, чистое и ясное пространство.

Рассказ Владислава Женевского попал в антологию, кажется, случайно. Нельзя утверждать, что маньяка здесь нет вовсе — но его не видно. Видишь маньяка? — и я не вижу... Но, в сущности, о какой вообще видимости может идти речь, если весь рассказ — это эмоция, это чувство, это размытый мир в каплях дождя на троллейбусном стекле?

При этом в произведении есть сюжет, довольно простой и понятный. Девушке, работающей в университетской библиотеке, кажется, что за ней кто-то следит. В один момент она понимает, что дальше так продолжаться не может, что её не мерещится, — и просит помощи у знакомого. Но этот сюжет — не более чем фабула, он служит лишь мостиком к тому, что каждый из нас может увидеть «В глазах смотрящего»...

«Учитель года» Виктории Колыхаловой знает толк в извращениях. Преподаватель химии, который мог бы продолжать работать в сфере высшего образования и зарабатывать больше, чем в школе, избирает другой путь. И поступает он так именно из-за любви к детям. Пусть странной, но всё-таки — любви!..

Рассказ получился очень живой и яркий. Написано так, что вообразить себе происходящее в «Учителе года» не составит труда. Но будьте осторожны: сцены, которые будут возникать у вас в мозгу, по большей части отвратительны и тошнотворны!

Следующий рассказ обращается к скандинавской мифологии. «Нагльфар плывёт» Марии Артемьевой поименован в честь корабля, построенного из ногтей мертвецов. Это даёт ключ к пониманию того, что случилось, но в полной мере разгадать рассказ всё равно не удастся. Впрочем, этого и не требуется, чтобы понять последствия плавания Нагльфара.

Повествование ведётся от лица мальчишки, который вместе с мамой переехал в новую квартиру. Говорят, что здесь обитают призраки. Маме нет до этого дела, она не верит сыну даже тогда, когда он рассказывает о том, что видел в соседней квартире — в которой никто не живёт... Да и маму можно понять: она устраивает личную жизнь. Мальчик остаётся наедине с самим собой и тем, кто за стенкой...

Дмитрий Тихонов в «Свиноголовом» предлагает ещё одну странную, морочную историю. Повествование ведётся от первого лица, и рассказчик сам признаётся, даже с гордостью, что он любит убивать людей. Делает это в своё удовольствие и не заботится о расплате. А всё-таки расплата будет — однажды он это понимает, но...

Ничего не меняется. Встреча со Свиноголовым неизбежна, но не пугает героя. Собственно, к этому же всё и шло, этим рано или поздно всё равно должно было закончиться. Рассказ Дмитрия Тихонова удачно завершает ряд странных мистических маньяков в книге.

В отличие от предыдущего рассказа, в произведении Алексея Шолохова «В строгих традициях» тумана и вовсе нет. Эта история простая и незатейливая. Светлана уже не первый раз разочаровывается в мужчинах, но всё-таки продолжает искать того единственного, кто будет готов полюбить не только её саму, но и её детей. Не каждый в состоянии принять правду Светы, и потому они бегут... Вернее, пытаются бежать...

«В строгих традициях» — прямой, как стрела, жестокий рассказ, в традициях Алексея Шолохова. Приятный финальный сюрприз вносит в сюжет некоторую изюминку.

Повесть Владимира Кузнецова «Шесть ликов Дхармапалы» стоит среди произведений антологии особняком. Во-первых, это непривычное время и место действия: события разворачиваются в начале XX века в Монголии. Во-вторых, неожиданно меняется атмосфера: после предшествующих триллеров и хорроров — старый добрый почти классический детектив.

Следствие ведёт сыщик-любитель (невольно им ставший), который отправился из Петербурга в экспедицию в Монголию и остановился в Урге. А здесь происходят странные убийства, судя по всему, ритуальные — душегуб вырезает у жертв различные части тела. Деталь цепляется за деталь, клубок тайн медленно раскручивается, и вот перед читателем выстраивается стройная теория: кто и с какой целью совершает убийства. Повесть стилизована под произведения рубежа XIX–XX веков, герои говорят высокопарно и пространно, автор щедро разбавляет действие многословными описаниями. Иногда это кажется чрезмерным, но в общем и целом стоит признать, что стилизация удалась.

И завершает антологию рассказ её составителя — «Благословенная тишина» М. С. Парфёнова. Финал действительно получился ударным. В руки главного героя попадает рукопись маньяка. В ней он правдиво, честно рассказывает о том, как во времени развивалась его мания. Поначалу подробные, логичные, записки чем дальше, тем всё больше и больше становятся обрывочными. Но в общем и целом смысл этого дневника совершенно понятен. От этого и становится страшно...

«Благословенная тишина» могла бы украсить одну из антологий Альфреда Хичкока. Рассказ для этого сделан вполне подходящим образом: он краток, динамичен и шокирует. И в «13 маньяках» он располагается в нужном месте — дальше уже тишина.

И что же остаётся в этой тишине? Весьма немало: толковая подборка, достаточно широко освещающая заявленную тему. Здесь есть и странная мистика, и динамичные триллеры, и даже исторический детектив... Здесь есть и чёрный юмор, и ирония, и непробиваемая серьёзность... Но главное, чем могут гордиться «13 маньяков», — ужас и кошмар, которые дозированно введены в книгу и «играют» там, где это требуется.

И поскольку эта рецензия начиналась с первого из «фактов о маньяках и серийных убийцах», закончим её последним:

—>

«Сколько сейчас по городам и весям России орудует серийных убийц и иных маньяков — можно только догадываться...»

«Год Черепахи» стал прощальной, лебединой песней «Archi Comics», которые выпускали серию «TMNT Adventures» (и прочие сопутствующие) на протяжении семи лет. Планировавшийся перезапуск не впечатлил читателей, что, впрочем, не отменяет того факта, что новая трилогия сама по себе не была плоха. Это был новый этап, новый шаг, одновременно назад и чуть в сторону.

Назад — потому что не ранее чем в «Год Черепахи» снова восстаёт Шреддер. Герой, а точнее злодей, который последний раз появлялся во вселенной Арчи уже давно — в 44 номере (а всего их было 72). Кстати говоря, Стивен Мёрфи тоже планировал возвращение Шреддера, пока его не попросили с места сценариста серии «TMNT Adventures».

А в сторону «Год Черепахи» шагает, потому что эта трилогия представляет ту же зелёную команду, но в несколько ином свете, в ином амплуа. Арчи-TMNT к концу серии уже практически перестали быть ниндзя, они вспоминают о том, что владеют боевыми искусствами, довольно редко. Перезапуск позволил рептилиям приблизиться к своим корням. В «Год Черепахи» наступают такие времена, что забыть об уроках Сплинтера было бы просто самоубийством!

В центре сюжета — магический талисман в виде черепахи, который даёт своему владельцу небывалую силу. Этот артефакт разбит на три части, и, чтобы воспользоваться полными возможностями этой вещи, необходимо собрать все кусочки воедино. Шреддер пробует это сделать и, заручившись поддержкой таинственных личностей, обладающих сверхспособностями, довольно далеко продвигается в осуществлении своего плана. Но Черепахи... Всё как всегда: на пути злодея встаёт зелёная команда, правда, в слегка изменённом составе...

А вот от подробностей лучше воздержаться, ибо есть в «Годе Черепахи» кое-какие неожиданные моменты и удачные находки. Стоило бы познакомиться со всей трилогией, чтобы узнать, что это за сюжетные финты. К сожалению, на русском это сделать несколько проблематично: в издательстве «Махаон» выходил лишь последний, третий номер, в то время как первые два не переводились. Так что альтернативы оригиналу, можно считать, и нет никакой...

«Франкенштейн» — ваша любимая книга, вы всегда не прочь почитать ещё что-нибудь о чудовище и его создателе? Вам не интересна проза Мэри Шелли, потому что это не ужасы, а сплошная мелодрама? Причём наивная и устаревшая? В первом случае вы уже должны были прочесть роман Сьюзан Хейбур О’Киф от корки до корки. А если ещё этого не сделали, обязательно исправьте положение. Во втором случае тоже обратите внимание на книгу. Потому что, согласно цитате из Publishers Weekly на обложке, сегодня это одна из лучших трактовок «темы Франкенштейна».

После Мэри Шелли об этом не писал только ленивый. Превращение неживого в живое посредством электричества (впрочем, можно и другими способами) — какая благодатная тема, особенно для хоррора! Однако справедливости ради добавим, что первоисточник не относился к ужасам напрямую. Большое внимание в произведении Мэри Шелли уделялось чувствам и мыслям героев, их взаимоотношениям. И уж конечно, страшно от этой книги в наш век вряд ли кому-то станет.

Сьюзан Хейбур О’Киф, решив написать продолжение классической истории чудовища и его создателя, выбрала правильный путь. Стараясь далеко не отходить от текста предшественницы, она рассказала свою историю на современный лад, добавив несколько неприглядных эпизодов, пару крутых сюжетных поворотов, и в результате получилось весьма достойное произведение, которое могла бы написать сама Мэри Шелли, живи она в наше время.

Десять лет прошло с тех пор, как доктор Франкенштейн и чудовище столкнулись на бескрайних просторах Арктики. Создатель мёртв — но детище его живо. Капитан корабля, где Виктор Франкенштейн провёл последние дни, поклялся своему названому брату отомстить и уничтожить монстра. Чудовище в течение всех десяти лет скрывалось от неугомонного Ричарда Уолтона, которого бесконечная погоня сделала просто одержимым.

Письма монстра рассказывают нам историю его странствий: остановившись на время в Венеции, он попадает в среду нищих и просит подаяние. Краткие беззаботные и даже счастливые мгновения пролетают чрезвычайно быстро — Уолтон выслеживает его и вынуждает бежать. Но теперь чудовище знает, куда направить стопы: надеясь отомстить своему преследователю, монстр отправляется в Англию в поисках сестры Уолтона — Маргарет. С мыслью убить её он появляется в городе Таркенвилле, но после посещения поместья Уинтерборнов планы резко меняются, и, с несколькими остановками, продолжается его путешествие.

Поскольку повествование ведётся от первого лица, все мысли и чувства монстра у нас как на ладони: он терзается своей природой, в нём постоянно борются два начала — человеческое и животное, звериное. Он подвержен приступам дикой ярости, которые старается контролировать; не всегда, однако, это выходит. Впрочем, часто чудовище провоцируют проявить свою «тёмную» сущность. Он не может найти ответ на вопрос — человек ли он всё-таки?

Приключения в Англии разнообразны и пестры: они переливаются цветами крови и холодного голубого неба, склизкой грязи под ногами и свинцовых волн северной Атлантики... Назвавшись именем своего творца — Виктор — монстр скоро получает и фамилию — Оленберг. После посещения Таркенвилля и поместья, где живёт Маргарет Уинтерборн с семьёй, под этой личиной он отправляется на север, в Шотландию, в попытке уйти от себя и своего прошлого и найти ответы там, где «отец» когда-то готовил к жизни его подругу, — на Оркнейских островах. Тогда он был один, теперь Виктора Оленберга сопровождает дама, дочь Маргарет Уинтерборн по имени Лили. Рассказывать о том, как они оказались вместе — дело неблагодарное. Стоит упомянуть разве что об их взаимоотношениях, настолько же странных, как и они сами...

В путешествии с «красавицей и чудовищем» случаются разные неприятности: они голодают, замерзают; им приходится воровать, сталкиваться со всяким отребьем... Описания этих неприглядных эпизодов всегда на высоте: если кровь, так уж ярко-красная и желательно фонтаном; если грязь и мерзость, так с деталями и чуть ли не любованием. Да, Мэри Шелли такое вряд ли бы себе позволила, но О’Киф играет подобными вещами без стеснения. В связи с этим роман приобретает некий шарм и притягательность. К тому же, на фоне грязи и крови база оригинального «Франкенштейна» никуда не делась — мысли и чувства героев всё ещё играют главенствующую роль в движении сюжета. Остроты прибавляют периодические появления Роберта Уолтона — он не отступился от своей клятвы убить монстра. И конечно, кульминация произведения может стать причиной того, что неподготовленного читателя настигнет катарсис.

Роман получился очень динамичным, напряжённое действие не отпускает внимание, а лёгкий язык потворствует быстрому «проглатыванию» страницы за страницей. Увлекательная история Виктора Оленберга, или, попросту, монстра доктора Франкенштейна — это, как и первоисточник, не хоррор, но гораздо ближе «тёмному» жанру, чем роман Мэри Шелли. В некотором роде это изнаночная сторона рассказа создателя чудовища — а она по определению должна быть мрачнее и таинственнее. Сьюзан Хейбур О’Киф попыталась проникнуть в психологию урода, чудовища, рукотворного монстра, и можно сказать, что ей это удалось — на новый лад, в новых реалиях, но всё так же увлекательно, как когда-то это сделала её предшественница.

Начну, казалось бы, издалека.

Кулл Роберта Говарда — это такой героический «маугли», который неизвестно откуда взялся, но был воспитан в чужом ему племени атлантов. В «Твари в склепе» Л. С. де Кампа и Л. Картера юный Конан находит в древней пещере клинок, после чего сражается с его прежним владельцем и, конечно, побеждает.

Что бы вы думали? Котар-камбериец, подобно Куллу, взялся неведомо откуда, а в первой повести о его приключениях «Меч колдуна» он, забравшись в усыпальницу, обретает зачарованный клинок Ледяной Огонь! В деталях, конечно, есть отличия, но в общем и целом ассоциации напрашиваются...

С другой стороны, мне неизвестно, когда Фокс написал первую повесть о своём персонаже и, если он сделал это не позднее 1967 года, когда вышли большинство рассказов о Кулле (в том числе и «Беглец из Атлантиды», бросающий свет на детство и юность атланта) и «Тварь в склепе», то упрекать писателя в намеренном подражании предшественникам не стоит. Но саму-то историю это не спасает. К тому же, «Меч колдуна» в общем и целом напоминает «Дуара Проклятого» Клиффорда Болла, а уж этот рассказ опубликован значительно раньше, ещё в 1937 году.

Вообще, такое складывается ощущение, что Фокс собрал паззл из других произведений «меча-и-магии»: его Котар даже внешним обликом здорово напоминает Брэка-варвара. И это печально — каким бы «клонаном» ни был камбериец, хочется и в нём увидеть нечто оригинальное и неповторимое. К счастью, сагу Фокса я начал со второго романа, в котором с самобытностью дело обстоит уже получше, так что не всё здесь совсем уж плохо.

Однако — первая повесть «Меч колдуна» оставляет желать лучшего...

Настоящие (супер)герои не умирают. Они могут уйти на время, но всегда возвращаются. Уж к кому-кому, а к персонажам комиксов это относится в первую очередь. Но ведь ничто не вечно под луной, и всегда интересно узнать: каким было последнее приключение? каким был конец?..

Задавшись этим вопросом, группа энтузиастов под предводительством Эндрю Модина в течение нескольких лет готовила амбициозный проект под названием «TMNT Odyssey». С гомеровских времён любая одиссея когда-нибудь заканчивается, и Черепахи не стали исключением. Их «Одиссея» стала последним этапом во вселенной Студии «Мираж», открытой легендарным первым комиксом Кевина Истмена и Питера Лэрда 1984 года выпуска. В этом международном проекте приняли участие художники «Миража» — в первую очередь сделавший львиную долю работы над графической частью Джим Лоусон.

На страницах этого графического романа — буйство красок (как бы странно это ни звучало, ведь комикс чёрно-белый) и фантазии. Миру угрожает опасность, серьёзная опасность, справиться с которой могут только... конечно же, Черепахи! Саванти Ромеро, давний враг, плетёт свои козни, с удивительной лёгкостью путешествуя по времени-пространству. Донателло образца 2105 года, находящийся уже практически при смерти, вынужден отправиться в последнее путешествие. Он делает это не только чтобы спасти весь мир и самого себя, но и чтобы отомстить — путешественница во времени Ренет погибает, едва успев предупредить Дона и отдав ему остатки своей силы. Черепаха собирает своих братьев, и одиссея начинается...

Саванти Ромеро силён, и зелёной команде, вышедшей на пенсию, не удаётся с ним сладить. Но не это самое страшное — за спиной давнего врага возвышается другая фигура, более могучая, более таинственная! Чтобы добраться до того, кого называют Сёгуном, Дону и его братьям предстоит совершить долгое путешествие, полное опасностей. Они идут сквозь годы и эпохи к концу времён, к мировой энтропии, туда, где нет ни времени, ни пространства. Там их ожидает встреча с Сёгуном.

А в пути Черепах ждут невероятные встречи как со старыми друзьями, так и с врагами. Причём и те, и другие приходят отнюдь не только из вселенной «Мираж». Здесь будут девушка-черепаха Венус из «Новой мутации», агрессивный Слэш и Мутанималы из комиксов «Арчи»... И многие-многие другие, в том числе даже другие черепашьи воплощения. Это не только «Миражвёрсу» грозит гибель — если Сёгун преуспеет, полетит в тартарары вся черепашья мультивселенная! Почти так, как это было в мультфильме «Черепашки навсегда».

Страницы графического романа напоены чувством тоски. Черепахи уже не те лихие ребята из 1980-х, и даже не повзрослевшие мутанты из Четвёртого тома Студии «Мираж». Они стары, вся жизнь прошла. Постепенно их дороги разошлись, из-за чего Донателло и пришлось собирать братьев по разным временам-пространствам. Их одиссея — это путешествие из прошлого в будущее, но, по сути дела, дорога у Черепах только одна: назад. Им есть что вспомнить и есть о чём потосковать... О том, что они всё потеряли: семью, братство... О том, что завещал им учитель Сплинтер.

Вот на этом приводящем в уныние эмоциональном фоне и разворачиваются безрадостные события. В своём путешествии Черепахи находят новых друзей, чтобы через некоторое время расстаться с ними навсегда. Ведь только (супер)героям негоже умирать, в отличие от их спутников! Каждый новый этап одиссеи — новая горечь, новая утрата... Но с ними надо мириться, ибо в конце пути ждёт Сёгун... и его приспешники. Каков будет исход последней битвы?.. Догадаться несложно. А вот против кого будет эта битва, кто есть Сёгун — большой-большой секрет!

Многочисленные художники, работавшие над «Одиссеей», постарались на славу. Вступление — кисти Рика Артура; основная часть — в исполнении Джима Лоусона; отдельные нечастые вкрапления труда других художников — всё сделано тщательно и красиво, а главное — с огромной любовью к миру и персонажам. Особо любителей Черепах должны порадовать появления других инкарнаций зелёной команды — от комикс-варианта «Арчи» до «последнего писка» — мутантов из игрового фильма 2014 года.

Коротко говоря, это замечательное издание предназначено для фанатов. Этот факт, однако, не умаляет художественной ценности «Одиссеи» как таковой. Просто не каждый этой историей вдохновится, но уж для черепахоманьяков этот графический роман — самый настоящий праздник!

«Яма на дне колодца» — это история о «плохом доме», каких хоррор знает немало. Но Фролов представляет свой дом: огороженный забором от внешнего мира Особняк. Что творится во дворе этого коттеджа, в его комнатах, в его подвалах — не могут и подумать даже те, кто часто ходит этой улицей; даже те люди из службы доставки, что привыкли доставлять сюда различные заказы. Одним словом, полнейшая тишина и тайна.

Сюда не попадают просто так, с бухты-барахты. Каждый человек здесь — на своём месте, каждый выполняет порученную ему работу (если речь идёт о наёмных работниках) и каждый развлекается так, как ему хочется (если речь идёт о хозяевах Особняка). И все довольны: работники — размером вознаграждений, хозяева — услугами наёмных людей. Денис оказывается в этой ситуации тем, кто не желает мириться с таким положением вещей, и в меру своих сил и способностей осуществляет перемены.

Ни кола и ни двора — так Денис не один месяц, а то и год скитался по Новосибирску, прежде чем попасть в Особняк. Он успешно прошёл первое испытание для новых претендентов и очутился в подвале дома среди таких же, как он, неудачников-счастливчиков. Постепенно устройство жизни в Особняке открывается ему, и чем дальше — тем страшней. Со временем он осваивается, втирается в доверие к хозяевам дома... Но доверие это соответствует мудрой пословице: «доверяй, но проверяй». А за Денисом есть что проверить: он хоть и становится «своим» не только для обитателей подвала, но и для жителей верхних этажей, причём с двумя из них сближается достаточно сильно — мальчика Колюнечку он учит и развлекает, а его бабушку... тоже развлекает, — но своего упускать не собирается и строит планы побега.

И вот тут во весь голос заявляет о себе непосредственно Особняк. Нет, Дениса стерегут не обитатели этого проклятого места, а сам дом. Мало кто может войти снаружи за ворота, а уж выйти отсюда — во всяком случае, наёмным работникам, можно исключительно ногами вперёд. Несколько попыток терпят фиаско, причём фиаско жёсткое и жестокое — Особняк учит своего строптивого поселенца, — но Денис всё так же мечтает однажды оказаться за пределами этого чёртова забора, на свободе. И тогда в его голове созревает план «от противного». Кто знает, может, в этот раз удастся?..

«Яма на дне колодца» — вовсе не простой прямолинейный незатейливый хоррор. Конечно, есть здесь и несколько достаточно неприятных сцен, вызывающих в основном чувство отвращения; это, однако, не главное в романе. По сути своей книга страшная — но ужас она вызывает более невнятного, более тонкого свойства. «Водянистое» начало несколько размывает это впечатление — не будь описания скитаний бездомного Дениса на несколько страниц в начале романа, и кошмар повести «Яма на дне колодца» мог быть ещё более концентрированным. Но и в таком виде произведение Андрея Фролова выглядит вполне уверенно.

Не так уж много я читал разной (в смысле — помногу от одного автора) «ктулхианы», особенно оформленной как циклы и сериалы. А Дерлет всегда привлекал моё внимание, даже несмотря на то, что его «Мифы» оставляют желать лучшего.

Лабан Шрусбери — это, если хотите, некий аналог супермена в мире Ктулху. Во время чтения цикла меня не отпускали стойкие ассоциации с сериалом Александра Лидина «Льды Ктулху». Хоть я и осилил из четырёх романов только два, этого мне хватило, чтобы составить впечатление о работе Лидина. Фредерикс, один из главных героев «Льдов Ктулху», является действующим лицом первого романа, поучая и наставляя юного падавана на тропах войны с Великими Древними. Во втором романе он уже превращается в этакого всезнающего и вездесущего помощника героя, который не появляется на «передовой», но без которого тот и шагу бы не ступил. Что там случилось дальше с лидинскими бесстрашными персонажами, не знаю...

Так вот, у Дерлета Лабан Шрусбери — тот же Фредерикс, только американский. Он ведёт борьбу с Ктулху практически в одиночку, путешествует в иные миры, перемещается с Земли на Гиады и обратно... Ужасные птицы-посланницы Хастура Невыразимого у него чуть ли не с руки крошки едят. Он обладает многими знаниями и видит на два, три, десять шагов вперёд! Вылавливает людей, натолкнувшихся на тайны Ктулху, и помогает им скрываться от преследования Глубинных тварей, одновременно агитируя на борьбу с Тем, Кто Сидит В Пруду... то есть, в Р'Льехе!

Но понимаете, в чём дело... Такая постановка вопроса — бравый Шрусбери сотоварищи против всего иннсмутско-глубоководного выводка — как раз и убивает лавкрафтовский ужас на корню! Кто-то находит в этом цикле что-то говардовское — но я обнаруживаю лишь только самое малое сходство. Непреклонная решительность героев присутствует, да, однако она подана совершенно не так, как это делал техасский Мастер. Один на один с каким-нибудь ктулхуподобным созданием мог выйти только Говардов Варвар — в принципе, любой из них, не только Конан. И то это была бы местечковая стычка, уж никак не битва за спасение мира. А чтобы современный человек у Говарда совершил такой подвиг?.. Сильно сомневаюсь...

Но у Дерлета именно так всё и происходит. Шрусбери и его команда — ни много ни мало — спасают мир от вторжения Великого Древнего. Где здесь мрак, кошмар и ужас, где заветы дедушки Лавкрафта? Нет, это понятно, что рассказы изначально не позиционировались как атмосферный затягивающий хоррор, но в таком случае обратим внимание на вторую составляющую и также обнаружим некоторые проблемы.

Приключения. Повествование недостаточно «живое» для нормальных приключенческих историй, разве что в заключительном «Чёрном острове» дело идёт бодрее. Описание расследований каждого из героев в каждом произведении не играет ни на «страшную», ни на приключенческую составляющие сюжета, а из таких описаний складывается добрая половина цикла! Опять же, вспомним Говарда — вот кто умел грамотно смешивать динамику с атмосферой! Воспользуйся Дерлет заветами дедушки Роберта, и Шрусбери получился бы гораздо симпатичнее...

Напоследок вспомню и самого Дерлета. Другой его окололавкрафтовский сборник, «Маска Ктулху», состоящий из шести рассказов, я прочитал уже давненько и совсем не был от него в восторге. Однако на фоне этих рассказов те истории в общем и целом выглядят лучше. По крайней мере, они написаны, можно сказать, по «ктулхианским» канонам.

А ещё лучше выглядят некоторые рассказы Дерлета, к «Мифам Ктулху» вообще отношения не имеющие.

Третий сборник историй о Фафхрде и Мышелове. Вроде бы довольно ровный, хотя весьма средний, но в то же время содержащий в себе и парочку неплохих произведений.

«Облако злобы» — это такой ни к чему не обязывающий эпизод из жизни Фафхрда и Серого Мышелова, который выглядит лучше, чем добрые две трети сборника! Лучшим произведением здесь считаю «Глухую пору в Ланкмаре», потому что, если простить автору затянутую экспозицию (да и завязку тоже), то тут мы имеем действительно забавную историю. Это и в самом деле пародия на классическую героику — та самая пародия, о которой много говорят, вспоминая цикл Лейбера, но которой кот наплакал — едва начинаешь читать этот цикл.

А вот дальше, когда в итоге «Глухой поры...» Фафхрд с Мышеловом отправляются по морям по волнам, начинается ровный, но, к сожалению, серый ландшафт. «Любовь их, стихия морская» — рассказ-связка, о котором, в общем-то, и сказать нечего... В новелле «Без Морского царя» я вижу некоторый перебор с бредом и сюрреализмом; будь сюжет этого произведения более вразумительным, уверен, оно бы мне понравилось больше. «Не в ту сторону» — снова рассказ-связка.

А вот «Гамбит адепта» заслуживает большего внимания. Хотя бы потому что это первое произведение, написанное Лейбером о приключениях неразлучных друзей. В оригинальной версии повести нет ни одного упоминания о Ланкмаре, то есть получается, изначально Фафхрд и Серый Мышелов были нашими, земными ребятами! Что не отменяет ни Нингобля, ни адепта, ни прочих невиданных чудес.

Да, повесть могла бы стать вполне неплохой, но опять что-то помешало. Динамика, увы, оставляет желать... Да и финальный аккорд в Замке Туманной Мглы получился весьма невразумительным и пресным. Хотя история Ахуры (в оригинальной версии — Элсбет) и её брата оказалась весьма интересной.

Так что «Мечи в тумане» — сборник ровный, но практически без откровений, к сожалению...

«Звезда поэта» вошла в альбом «Овалы» — работу необычную и недооценённую. Наибольшей известностью пользуется композиция «Берег», и это вполне оправданно. Но «Звезда поэта» вполне могла бы стать вторым «гвоздём номера» — не сложилось, однако...

Казалось бы, какая банальщина: «пьяный гений выпил яду, распахнул окно...» Но уже с этих первых строк создаётся настроение: мрачное, лиричное, печальное. Да почти смертная тоска, особенно если глянуть дальше! С другой же стороны, во всём этом не чувствуется полнейшей безнадёги и мрака, есть здесь и свет, пусть даже это свет «бледной как смерть поэта» звезды.

Череда образов, символов, идей — всё это окрашивает данное произведение в какие-то по-декадентски мрачные тона, где возможно любование смертью и увяданием. Это вот таинственное ощущение, на мой взгляд, Бутусову отлично удалось схватить в «Звезде поэта». Здесь, по сути дела, и слова сами по себе не важны, гораздо интереснее настроение, на которое они работают. Красиво, лирично и так привычно по-Бутусовски тоскливо...

«По небу полуночи ангел летел,

И тихую песню он пел...»

Замечательное стихотворение, со светлой грустинкой, так приятно сжимающей сердце и даже заставляющей затаить дыхание.

Помнится, впервые с этим произведением я столкнулся на уроке литературы, когда писал сочинение — сравнение «Ангелов» Пушкина и Лермонтова. Михаил Юрьевич мне ближе, чем Александр Сергеевич, а уж это стихотворение стало одним из первых, если не самым первым, глубоко осмысленным и прочувствованным из творчества Лермонтова. В конце концов даже выучил «Ангела» наизусть.

В стихотворении всего четыре строфы, но сколько в них заложено! Ангел — молодая душа, благословенные небеса — грешная земля... Песни там — и песни здесь, но какая пропасть лежит между ними! И как влечёт каждый обитающий на земле дух это высокое небо! Только ангелы, витающие в облаках, могут успокоить мятущиеся души, спев им чистыми голосами неземные песни — как колыбельные маленьким детям...

«И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли...»

P. S. 15 октября 2014 года было отпраздновано 200-летие со дня рождения поэта.

Как интересующийся доколумбовыми цивилизациями Америки вообще и народами Мезоамерики в частности, я не мог пройти мимо данного продолжения «Конана-островитянина». Хотя ожидать каких-то откровений, конечно же, не стоило. Да я и не ожидал, в общем, но как там дело продолжилось, узнать было интересно...

Что удивительно, Конан у Расторпа — не умудрённый годами старый закалённый воин, а скорее дикий варвар в самом расцвете сил, готовый крошить врагов чуть ли не сотнями и с успехом это проделывающий. Попав в «Мезоамерику», он встречает какое-то племя людоедов, быстренько отправляет их к праотцам и далее сталкивается с более высокоразвитыми воинами. Становится гостем их деревни и, конечно же, как того и следовало ожидать, сразу начинает обдумывать план по захвату какого-нибудь нефритового трона какого-нибудь государствишка Майяпана.

Люди, которые приняли его, хоть и более цивилизованные, чем прибрежные каннибалы, но всё равно варвары по сравнению с хайборийскими-то народами. Чуть дальше по тексту, когда Конан показывает чудеса ловкости и находчивости и прочие вершины военного и не только мастерства, «индейцы» готовы почитать его чуть ли не богом и на каждую его просьбу-приказ низко кланяются и отвечают: «Слушаем и повинуемся, господин Конан!» Ах да, ещё в начале повести, при упоминании чего-то, ненавидимого всеми «мезоамериканцами», те дружно сплёвывают всей деревней и презрительно кривятся. Жаль, что дальше автор забывает упоминать об этом обычае цивилизованных варваров.

В общем, Конан добывает талисман Хрустальный Череп и ведёт орду полуголых как-бы-воинов на сражение с живущим на севере народом Хлантлантака, которым правит сам Пернатый Змей, он же Кукулькан (он же Кецалькоатль, кажется). Происходит Генеральное Сражение, во время которого киммериец переносится в астрал, где беседует непосредственно с Пернатым. Кто это есть, догадаться, в общем-то, несложно — в Хайбории его знают под иным именем. Конан заключает с ним сделку, возвращается в гущу битвы и останавливает её, провозглашая себя повелителем трёх царств «Америки». Всеобщая радость, дикое веселье, киммериец живёт долго и счастливо и умирает в один день. Конец.

Так что в общем и целом — плохо. Не понравился Конан Расторпа и уж совсем вызвали отвращение «индейцы». Автор просто взял условного «западного» человека с западной же психологией раба и переместил его в «Америку», без учёта мировоззрения, философии исторических мезоамериканцев.

Сборник «Собрание призрачного меча» весьма хорош. Любителям кайданов и поклонникам литературы ужасов явно стоит обратить на него внимание. Что касается рассказа «Пресмыкающееся», то к нему, пожалуй, следует отнестись с вниманием ещё бОльшим.

Вот поистине страшная история. Основное повествование, наверное, вряд ли покажется «ужасным», хотя замечательной мрачной атмосферы и здесь никто не отменял. Но финал... Ох, явно не будут разочарованы ценители атмосферного хоррора с кошмарными концовками.

Мне при чтении вспоминалась манга Суэхиро Маруо по рассказу Эдогава Рампо «Гусеница». Они вообще-то мало чем родственны, но образ главного «ужаса» и там, и здесь даёт некоторое впечатление схожести.

Вот так читаешь-читаешь первый сборник Брэдбери — есть всё: и замечательные действительно жутковатые рассказы, и средние, и неудачные... Но что радует — все они сравнительно небольшого объёма, можно за раз управиться даже с самыми скучными и неинтересными.

А потом вдруг в конце такой «десерт»! «Следующего» я за один раз осилить не смог — слишком уж нудно и монотонно. И очень много страниц — по крайней мере, больше, чем в любом другом рассказе «Тёмного карнавала». Все эти переживания героини были настолько далеки от меня и выглядели настолько не стоящими внимания, что при их изучении меня тянуло в сон. А ведь почти весь рассказ из этих переживаний и состоит!

Так что «ударная» концовка в «Тёмном карнавале» явно не удалась, а жаль...

Рассказ — ПОТРЯСАЮЩИЙ (именно большими буквами — кто читал, тот поймёт, а кто не читал, будет, надеюсь, заинтригован). Всё здесь просто, лаконично, без чрезмерностей, без языковых красот, но с мягкой иронией, буднями аква- и космонавтов и маленьким «перевёртышем» в конце. В общем, приятное чтение — хорошее произведение.

Очень не хотелось в этом убеждаться, но приходится констатировать факт: в цикле Лейбера о Фафхрде и Сером Мышелове на пяток посредственных рассказов приходится только один достойный. И особой иронии, что, как говорили, свойственна циклу, и лавкрафтовских мотивов, о чём упоминают в зарубежных отзывах, здесь немного. Оттого, наверное, рассказы зачастую и «не цепляют» — они никакие, по сути дела.

Однако данное произведение отличается в лучшую сторону. Хотите прочувствовать лейберовский героико-фэнтезийный юмор? — смело беритесь за «Глухую пору в Ланкмаре». Хоть начало и оказалось довольно затянутым (его можно бы и сократить раза в полтора-два, и рассказ бы от этого стал только лучше!), но примерно со второй трети текста начинается самое интересное и захватывающее! Именно эта часть вышла весьма забавной и запоминающейся, по сравнению с некоторыми другими рассказами — отнюдь не серой, а, я бы сказал, разноцветной.

Хорошо бы таких вещей (а также тех мрачных, где ощущается дуновение «лавкрафтовщины») в цикле было побольше!

Поэзия — это в каком-то роде синоним лаконичности. Рифмованные (или нерифмованные) строки тем и хороши, тем и интересны, что в наименьшем объёме заключают в концентрированном виде больше мыслей, идей и чувств, чем иные прозаические полотна.

А уж что говорить о таких творцах как Говард, которому лаконизм свойственен вообще во всём? Вот и получаются у него стихи-квинтэссенции, куда он вмещает в сжатом виде всё то, что более подробно расписывает на страницах своих опытов в прозе. И если замечательное стихотворение «A Word From the Outer Dark» («Слово из внешней тьмы») представляет собой квинтэссенцию его героики, как я однажды выяснил, то «The Dweller in Dark Valley» («Обитатель Тёмной Долины») вполне может претендовать на звание квинтэссенции всего хоррор-творчества техасского Мастера.

Образ Тёмной Долины всегда впечатлял Говарда. Здесь ему в голову пришла мысль о создании самого известного его персонажа, здесь он написал своеобразный «пролог к Конану» под названием «Киммерия». Здесь он видел бесконечный источник ужаса, что и отражено в данном стихотворении.

В «Обитателе Тёмной Долины» — всё: рождение лирического героя, происходящее в тревожную полночь, освещённую мерцанием звёзд сквозь переплетения чернеющих ветвей деревьев; образ принимавшей роды женщины, увидевшей в это время за окном нечто ужасное; её последнее напутствие лирическому герою; его уход из Долины с её ужасающим хозяином... Взобравшись на холм, чтобы больше уже никогда не возвращаться сюда, он оглядывается и видит Ужас: бесформенную тень под деревьями. Ту самую, что сопровождала его рождение и незримо шла рядом, пока тот взрослел.

Да, лирический герой ушёл из Тёмной Долины, покинул её, чтобы не вернуться никогда в это проклятое место. Но ушла ли Долина от него? Покинула ли она его воображение? Оставила ли его навсегда эта местность, со своими страхами, со своей кошмарной полночной тьмой, где высокие безразличные звёзды мерцают сквозь переплетения чёрных древесных ветвей? И не отзовётся ли уже больше никогда в душе лирического героя та тень, что он видел, от которой попытался бежать?..

Ранний Бутусов во многих своих стихах тяготел к какой-то тоске, светлой печали и этакому пронзительному задумчивому пессимистическому философствованию. В работах времён альбома «Наутилуса» «Переезд» это ощущается достаточно явно. Вспомнить хотя бы такую вещь как «После и снова»... Даже чужие стихи для песен он отбирал в том числе подобного настроя («Ястребиная свадьба» Э. Ади). Но лучшим «номером» стал «Летучий фрегат», на «Переезде» исполненный пронзительно-акустически, но в таком виде славы не снискавший. Гораздо известнее песня стала в исполнении группы «Настя» в новой аранжировке, где безысходность и кричащая тоска чувствуются уже меньше.

Безысходность и кричащая, даже скорее воющая тоска — те характеристики, что отлично вскрывают всю суть «Летучего фрегата». Перед нами проходит череда образов: огромное море — точка вдали — бездонное небо... Точка эта приближается и превращается в корабль — одинокое судно, затерянное где-то в морской синеве. Но отражением этого образа в небе проплывает мираж, представляемый то «летучим фрегатом», то «свинцовым ковчегом». В итоге «проклятый корабль» исчезает, но остаётся его двойник в небе — в своей последней ипостаси...

Судно со своим доппельгангером — что это? Конечно, на мысль приходит «Летучий голландец». Мне ещё вспоминается «Сказание о Старом Мореходе» Кольриджа. Фрегат Бутусова таит в себе какую-то угрозу, какую-то страшную, манящую и пугающую тайну. Но он же содержит в себе и спасение — ковчег здесь не зря упомянут. Да и вообще, если обратить внимание на последние строки, которых нет в версии «Насти», становится понятно, что лирический герой и фрегат связаны неразрывно:

Это моё прошлое,

Это мною покинутые идеалы...

Я восхищаюсь ими со стороны, вне себя,

Потому что они преследуют меня.

Но они не в силах повредить мне,

Ведь я — их команда...

Вместе с музыкой это отличное стихотворение становится просто шедевром! В оригинальном исполнении «Летучий фрегат» звучит, конечно, более щемяще-прозрачно, более душевно-грустно, нежели в аранжировке «Насти» (хотя Егор Белкин подобрал отличное завораживающе печальное соло для этой композиции).

Вот за это я и люблю стихи Бутусова — настроение, образы, атмосфера... Просто отлично!

Ох, что за вещь! Отличный — что интересно, немного кровавый! — триллер. Казалось бы, невозможно представить, чтобы такой рассказ был написан в XIX веке!

То, что Эркман-Шатриан — писатель очень интересный, было ясно и раньше. По крайней мере, «Рейнские рассказы» соавторов-французов всегда приятно удивляют. «Воровка детей» — один из таких сюрпризов.

Во-первых, рассказ отличает отлично выписанная атмосфера. Мрачная, депрессивная — её созданию способствует не только время действия (поздняя осень, ночь), но и главная героиня (сошедшая с ума Христина). Во-вторых, отличный язык. Одни только описания чего стоят! Обратите внимание:

«Несчастная безумная осталась одна, сидя неподвижно под ледяным дождем, который капал сквозь решето рейнского тумана. А высокие окрестные дома, с их острыми щипцами, решетчатыми окнами, безчисленными слуховыми окошками, медленно обволакивались мраком».

Ну, и сюжет, конечно! Таинственные похищения детей, неуловимые преступники — и пугающая, страшная, шокирующая разгадка. Последняя, кстати, описана отстранённо, без упоения этим ужасом, без кровавых расправ, но эффект производит ничуть не меньший!

Второе моё произведение цикла о Фафхрде и Сером Мышелове. Сама история, как по мне, необычная (для жанра «меча-и-магии»), и подана она довольно неплохо. Смерть против двух героев — он предлагает своим жертвам способ умереть в сражении как особую честь, и те, умелые воины, с успехом борются за жизнь. С особым тщанием описана девушка, примерившая на себя роль убийцы. Лейберу, видимо, самому именно эта часть рассказа доставила наибольшее удовольствие.

Да-да, в общем и целом всё неплохо, крепко сработано, но... Не шедевр... Видимо, мои ожидания от этого цикла завышены.

Ну, вот и пришло время открыть для себя последний крупный цикл в жанре «меча-и-магии». Такие гиганты как Кулл, Конан, Элрик, Кейн и даже африканская экзотика — Имаро — уже знакомы и понятны, теперь пришла очередь взглянуть на неразлучную парочку из Ланхмара. Эти произведения Лейбера высоко ценятся за рубежом, а вот у нас, кажется, не очень...

В «Весёлом городе Ланхмаре» варвар Фафхрд и пройдоха Серый Мышелов впервые знакомятся и тут же становятся друзьями. Довольно-таки лёгкое и беззаботное настроение первой части повести сменяется страшным колдовским мороком в её окончании. Этот контраст производит странное впечатление: явная ирония первой части и неприкрытый кошмар второй. Меня это несколько удивило и выбило из колеи. Подобные трюки мне либо очень нравятся, либо нет — это зависит от нескольких факторов. Повесть Лейбера как-то не очень порадовала, хотя написана она достойно.

Так что «Весёлый город Ланхмар» понравился умеренно. Посмотрим, что будет дальше в цикле...

Дабир и Асим — друзья из города Мосула, что в Аббасидском халифате. Первый — человек учёный, мудрый и опытный в некоторых областях. Второй — воин и летописец, благодаря труду которого читатель и может познакомиться со сборником рассказов «The Waters of Eternity».

Вроде и герои, и антураж интересны сами по себе, и на этой основе можно было бы хорошо развернуться, но, увы, рассказы Говарда Эндрю Джонса весьма слабенькие. Ведь как эти новеллы позиционируются? Во-первых — детектив, во-вторых — героика. Ну, я могу понять, когда автор не может придумать хороший детективный сюжет (возникает закономерный вопрос: зачем он избрал этот жанр?). Но здесь можно «поднажать» на экшн и «выехать» на погонях и сражениях. И снова — мимо. Как писатель, ценящий творчество таких «приключенцев» как Гарольд Лэмб и Роберт Говард, так кратко, сухо и неярко описывает схватки, непонятно.

Да и антураж остаётся не более чем антуражем, не «проникает» в историю, не даёт вдохнуть воздух Аббасидского халифата легендарных времён Гаруна аль-Рашида. По уверению автора, именно эту эпоху он избрал для своих героев. Но, если убрать гулей, джиннов, ифритов и упоминания о халифе, в рассказах ровным счётом ничего не изменится. Увы, это чтиво не проникнуто духом мусульманского Востока.

Но — не всё безнадёжно: в целом истории читабельны, хотя последние два рассказа производят совсем уж невесёлое впечатление. И это как раз те новеллы, что впервые опубликованы в данном сборнике. Лучшая история, кстати, тоже появляется в «The Waters of Eternity» впервые — она называется «The Slayer's Tread».

Есть ещё некоторая надежда, что романы о Дабире и Асиме написаны лучше, — кто знает, может быть, крупная форма Джонсу удаётся лучше? — но и она, по правде говоря, призрачна...

«Новый рассказ Леонида Алёхина с неожиданно знакомыми персонажами».

Таким образом «Миледи» отрекомендована на официальном сайте автора. И действительно, персонажи произведения оказываются неожиданно знакомыми. Но вместе с тем неожиданно незнакомым оказывается сам текст новеллы.

Нет, это не тот Алёхин, к которому я уже почувствовал вкус и, можно сказать, привык. Сюжет нестандартный, постмодернизм постмодернизмом, чего от писателя вполне можно ожидать. Но что привело в уныние — орфография и пунктуация. Алёхинский слог, с которым мне посчастливилось встретиться во всех читанных вещах начиная с трилогии «Ночных историй» и заканчивая «Сердцем Чёрного Льда», такой лёгкий, динамичный, красочный, в «Миледи» как-то потяжелел и стал более сложным для восприятия. В первую очередь из-за множества ошибок, чего я от автора уж никак не ожидал...

Вот и приходится констатировать факт: сюжет рассказа — вполне «алёхинский», а вот язык — увы, нет.

Довольно неуютное впечатление произвёл рассказ. Точнее, нет, не так — только конец рассказа. Роальд Даль в своём репертуаре: идёт-идёт себе ровное повествование, в меру динамичное, из которого можно почерпнуть массу интересной информации (в данном произведении — касательно пчёл, их образа существования), а потом — раз! — ударный финал! От окончания «Маточного желе» мне стало просто не по себе. И хотя я в процессе чтения догадался, чем закончится история, но лишь частично. Даль не был бы собой, если б финальный финт ушами был так прост и достаточно легко вычислялся...

1). Почему я заинтересовался этим романом?

Одна из моих любимых тем в литературе ужасов — «маленькие люди», что практически совпадает в русским названием книги (а с оригинальным названием вообще совпадает на 100%). Сборник, в котором вышел роман Джона Кристофера, намекал, что это действительно ужасы. Место, где разворачиваются события, тоже давало определённые надежды.

2). Оправдал ли роман мои ожидания?

Частично — да. Тема «маленьких людей» действительно присутствует, но, к сожалению, роман — не хоррор. Это фантастика с небольшой примесью ужасов. С тонким ощущением смутного беспокойства, которое настолько призрачно, что практически незаметно. Это-то и прискорбно — я всё же настраивался на ужасы с классическими для произведений о «маленьких людях» богомерзкими подземельями и существами, настолько чуждыми человеку, что ничего, кроме запредельного страха, они не вызывают.

3). Как в целом оценить произведение, абстрагируясь от моих ожиданий?

В целом — средне. Автор держит интригу, правда, не настолько профессионально, чтобы читатель от нетерпения заглядывал вперёд по тексту, пытаясь отыскать разгадку. Портит произведение большой объём «воды», долгое вступление и растянутость повествования. Кристофер присасывается к каждой детали, даже самой незначительной, отчего мне было скучно читать многословные описания. Так же «водянисто» он предпочитает раскрывать каждого героя, чаще всего — через его размышления и воспоминания.

Но происхождение «маленьких человечков» оригинально, тут автор молодец!

Да, тёмные сосновые леса — это воистину стихия Роберта Говарда. Как великолепно у него получается создавать этот мрачный настрой, передавать эту тягучую, пугающую атмосферу! И Африка, этот тёмный таинственный мир с древним колдовством, с нерушимой связью с Природой, которую человек белой расы уже потерял... Конечно, Чёрный континент тоже как магнит притягивал интерес «техасского мечтателя». Вот и в Канаане: ностальгические впечатления героя от родных мест, заросших соснами, — и страшное колдовство чёрных людей, невероятно опасное и пугающее! А девушка-негритянка, играючи подчинившая себе главного героя?.. А сам колдун, возжаждавший власти?.. А как же замечательны обитатели болот, появляющиеся ближе к концу рассказа!.. Так что, хоть «чёрного» у Говарда много («Чёрный камень», «Чёрные всадники смерти», «Чёрный колосс», «Чёрная гончая смерти» и т. д.), но «Канаан» — один.

Джеймс Эллисон — американец XX столетия, болезненный и слабый. Ему только одно и остаётся — грезить о других своих жизнях, не только прошлых, но даже будущих. Сейчас он заперт в этом теле, которое и самому ему ненавистно, а когда-то он был Хьялмаром, отправившимся через весь мир к неведомым берегам, и Ньёрдом, сразившимся с Чудовищем, и Гором, оставленным на смерть собственным отцом, и Браканом, бросившим вызов Косматому...

...Был он и Хунвульфом-скитальцем, который уничтожил последнего представителя крылатого племени. Он встретился с ним, когда вместе с возлюбленной Гудрун был вынужден уйти от племени асов и искать свою судьбу. На пути на юг они столкнулись со странным чёрным человеком с кожистыми крыльями за спиной, который унёс девушку прочь. Естественно, отважный воин отправился на поиски любимой.

Завязка довольно проста и незатейлива, как, впрочем, и остальной рассказ. Внимания заслуживают, пожалуй, два момента: крылатый злодей и место его обитания. Что касается первого, то сразу вспоминаются рассказ о Соломоне Кейне «Крылья в ночи» и роман «Альмарик». В обоих этих произведениях были почти такие же крылатые люди. А вот сад, вынесенный в заглавие произведения о Хунвульфе, даже ещё интереснее. Кажется, ничего подобного в творчестве Говарда ещё не бывало. Этот сад примечателен тем, что в нём произрастают плотоядные цветы. Вот где ужас-то! Джеймс Эллисон (точнее, Хунвульф-скиталец) сам был свидетелем того, как питаются эти растения. Но смекалистый воин находит способ обойти и это препятствие, чтобы взобраться на башню зелёного камня и, убив её хозяина, злодея-крылана, освободить свою любимую.

Примечателен и финал произведения, когда Джеймс Эллисон сокрушается по поводу утраченных знаний. Он говорит следующее: «Как часто и страстно я желал, чтобы стало возможным свести воедино жизненный опыт Хунвульфа и познания Джеймса Эллисона, совместить эти личности в одном теле. Тогда... Хунвульф вошёл бы в дверь, которую Гудрун в отчаянном порыве разнесла вдребезги. Он попал бы в удивительную комнату... с фантастической обстановкой и полками, ломящимися от пергаментных свитков. Он мог бы развернуть эти свитки и попытаться понять написанное в них... Уверен, то была бы история... удивительнее мифа об Атлантиде».

Но — увы, увы... И, сдаётся мне, Говард сам скорбит, что подобное невозможно. Ведь именно таким образом исчезли без следа последние воспоминания о древних цивилизациях, на руинах которых пировали варвары. Однако (опять же, по Говарду) «варварство — естественное состояние человека». Так что тут уж ничего не поделаешь...

Рассказ опубликован впервые в журнале «Strange Tales of Mystery and Terror». И действительно, это «странная история мистики и ужаса». Всего Говард опубликовал в этом периодическом издании два рассказа, причём оба повествуют о наследственной памяти.

«Каирн на мысу» — это произведение на кельтскую тему, что очень увлекала автора. Действие происходит в Ирландии, сюжет концентрируется вокруг некоего каирна, стоящего на мысу Гриммин. Кельты не создавали подобных сооружений, это была прерогатива норманнов. Но тут-то и нестыковка: хотя викинги и бывали на острове Эрин, в то время, когда каирн был возведён, сделать это они не могли. Тогда всё же кельты? Но зачем?.. Главный герой произведения считает, что под ним скрыта ужасная тайна, к которой лучше не притрагиваться. Его... хм... компаньон придерживается иного мнения...

Говард известен тем, что любит порой повторяться. Сколько в его произведениях разных Костиганов, О'Брайенов, Кированов?.. Сколько раз он писал о пиктах, о «маленьких людях» британских подземелий?.. Битва при Клонтарфе также отзывалась эхом в его творчестве не единожды. Это кровавое сражение имеет самое непосредственное отношение и к сюжету «Каирна на мысу». События далёких дней показываются через сон героя, но оттого не менее красочно, ярко и динамично, чем если бы это была картина «с натуры».

И что самое интересное, на мой взгляд, в данном тексте — тема противостояния христианства и язычества, показанная, так сказать, «в лицах». События вполне эпического масштаба разыгрываются на мысе Гриммин, и их свидетелем суждено стать скромному парню, наследнику славных ирландцев О'Брайенов. Не всякий бы смог пережить такую встречу с далёким прошлым, погребённым под каирном...

Говард гордился тем, что в его жилах течёт и кельтская кровь. К Ирландии он питал огромный интерес, жизнь древних кельтов интересовала его. В то время как к Риму и римлянам он всегда ощущал неприязнь (как он сам признавался, не вполне понятную). Это проявлялось не только в его письмах, но — вполне явно проглядывало в художественных текстах. На стыке этих двух симпатий/антипатий и возник «Каирн на мысу», который, однако, вобрал в себя больше, чем, условно говоря, противостояние Север-Юг. И это снова Гимн Сильному Человеку — как ни крути, а подавляющую часть творчества Говарда можно охарактеризовать именно так.

Я не думаю, что обратил бы внимание на этот роман, если бы на него не указал известный в узких кругах редактор и писатель Говард Эндрю Джонс. В статье о жанре «меча-и-магии» он упомянул «Пастельный город» в списке тех произведений, которые могут дать новичку представление о том, каковы отличительные черты жанра, типичные сюжеты, герои и вообще общие места. Наличие в этой рекомендации Говарда, Лейбера и Муркока не вызывает никаких нареканий. Но я могу с уверенностью сказать: другая позиция списка — «Меч Рианона» Ли Брэкетт, роман, принадлежащий к родственному жанру «sword-and-planet», даст неофиту гораздо лучшее впечатление, чем произведение М. Джона Харрисона.

«Меч-и-магия» — жанр, ориентированный на действие. Сюжетная канва всегда играла роль в произведениях подобного типа. Здесь можно, конечно, вспомнить и Кэтрин Мур с её рассказами, где превалируют описания, и Кларка Эштона Смита со странными «пограничными» рассказами, тем не менее, имеющими отношение к жанру, и даже Майкла Муркока — как мне кажется, наиболее близкого Харрисону... Но ни первая, ни второй, ни третий, несмотря на то что в их произведениях событийная канва может не стоять на первом месте, не пренебрегали фабулой. Она явно чувствуется в их творениях. В «Пастельном городе» текст построен таким образом, что мне приходилось напрягаться, чтобы уловить нить сюжета. Автор явно пренебрегает этим элементом повествования, ему интереснее показать пёструю картинку и указать цвет каждой составляющей её части.

Так что на месте Говарда Эндрю Джонса я бы поостерёгся советовать новичкам роман Харрисона, а лучше вместо него вспомнил бы что-нибудь из К. Э. Вагнера, например, или неизвестного у нас Ч. Р. Сондерса.

И тем не менее, хотя я не любитель чисто описательной прозы, какая-то доля очарования в «Пастельном городе» есть, да и автор, в общем, слагать слова умеет.

Кларк Эштон Смит, как известно, был одним из трёх самых популярных авторов журнала «Weird Tales» и всегда занимал некое промежуточное положение между своими соратниками Говардами. Это не очень справедливо по отношению к самому Смиту — всё-таки его творчество оригинально. Его проза одновременно и отличалась от произведений одного и другого, но в то же время напоминала их обоих. И если ниточки, связывавшие автора с Лавкрафтом, видны невооружённым глазом, то общность с Робертом Ирвином Говардом заметна меньше. И всё-таки она есть — подтверждает рассказ «Чёрный аббат Патуума».

Исследователи относят некоторые тексты Смита к фэнтези «меча и магии», и на то есть серьёзные основания. Безусловно, его вклад в жанр — не то же самое, что делал Говард (у последнего соотношение «меча» и «магии» было примерно равным, в то время как у Кларка Эштона больше «магии»), но след он оставил, причём немалый. Когда речь заходит о классике жанра, имя К. Э. Смита часто вспоминают в ряду корифеев.

Из тех текстов, которые относят к «мечу и магии» чаще других, «Чёрный аббат Патуума» кажется мне наиболее близким творчеству Роберта Говарда. Это мрачная история о лучнике, копейщике, девушке и колдуне, довольно простая, быть может, даже наивная, и оттого — очаровательная. В центре сюжета стоит приключение, что так характерно для произведений жанра, но далеко не всегда характерно для К. Э. Смита. Здесь нет обилия кровавых битв и сумасшедших погонь, как и в других произведениях Смита, относимых к жанру. Однако именно в «Чёрном аббате Патуума» атмосфера «меча и магии», на мой взгляд, чувствуется более явно, нежели в других текстах от «Рассказа Сатампры Зейроса» до «Колосса из Илурни».

Но рассказ хорош не только как представитель жанра «меча и магии», он хорош сам по себе. Эту историю вряд ли можно спутать с Говардом или Лавкрафтом, она вполне «смитовская».

Тема Франкенштейна мне нравится. Весьма нравится. Я намеренно долгое время не смотрел фильмов, не читал никаких книг, более поздних, чем роман Мэри Шелли. Хотел сначала познакомиться с первоисточником, потому что интуитивно ощущал, что история Чудовища и его создателя мне приглянется. Ну, и прикоснуться к мифу хотелось начиная именно с истоков. Так что, вероятно, оценка антологии чуть завышена, но всё-таки, как ни крути, по-моему, эта книга того стоит...

К сожалению, общий фон подборки средний... Тем не менее, в ней встречаются и вершины, возвышающиеся над «уровнем моря». До классического «Современного Прометея» Мэри Шелли никто не допрыгнул (разве что Карл Эдвард Вагнер с его «Глубинным течением», но тут другая история — этот рассказ стоит всё-таки наособицу по сравнению с прочими произведениями антологии), но приблизиться к классике смогли, по крайней мере, четверо писателей. Это, во-первых, Питер Тримейн и его «Собака Франкенштейна» — добротная повесть, выдержанная в старинном духе (оттого, наверное, и приглянувшаяся). Во-вторых, не сдаёт позиций интереснейший автор «ужасов» Грэм Мастертон. На примере нескольких его рассказов уже имел удовольствие убедиться в его таланте, и «Воссозданная мать» лишь ещё больше утверждает меня в положительном мнении о его малой прозе. Далее — то, что составитель оставил «на посошок» (заключительное стихотворение не берём в расчёт): и «Получать лучше» Майкла Маршалла Смита, и «Тупик» Дэвида Кейза — радуют. Первое произведение — своим построением, туманным сюжетом, где загадки открываются по мере повествования; второе — неторопливым, обстоятельным, скрупулёзным рассказом о путешествии на Огненную Землю, где все точки над «i» так и не будут расставлены...

Большая часть остального состава книги — вполне неплохо сработанные тексты, но без «изюминки», которые не сумели закрепиться в памяти. Впрочем, некоторые рассказы оставили след: «Творец» Четвинд-Хейса — мягкой иронией, «Лучше умереть» Коппера и «Глиняные человечки» Блоха — какой-то приятной, ностальгической «палповостью», «Предел» Этчисона — шокирующими сценами, а «Папулин монстр» Мортон — сюрреалистическо-психоделической непонятностью. С рассказами чуть ниже среднего выступили Нэнси Килпатрик, Дэвид Шоу и Пол Макоули, а вовсе ударили лицом в грязь Рэмси Кэмпбелл, Джон Браннер, Гай Смит и Ким Ньюман (опять-таки, заключительное стихотворение упустим из виду).

Антология составлена достаточно толково: средний уровень (крепкий, уверенный) хорошо чувствуется, и на его фоне отчётливо видны как удачи, так и неудачи. Откровенно беспомощных произведений, которые вообще нечитаемы, здесь нет, а весьма неплохие рассказы и повести отлично выглядят даже в одном ряду с романом Мэри Шелли. Так что, думаю, любители франкенштейновщины оценят книгу по достоинству, да и других читателей подборка Стивена Джонса не разочарует.

Ещё одна замечательная повесть замечательного русского писателя *. Ей не очень повезло — не попала в главное издание Сенковского «Сочинения Барона Брамбеуса» 1989 года. С другой стороны, сборник «Записки домового» 1990 года выходил немалым тиражом: 200000 экземпляров. И тем не менее, моя оценка повести была первой. Очень жаль... Особенно в связи с тем, что «Падение Ширванского царства» имеет самое непосредственное отношение к фантастике.

Как всегда у Сенковского, мистический элемент — лишь повод изобразить нравы и пороки общества в сатирическом ключе и утвердить читателя в мысли, что, какая бы фантастика вокруг ни творилась, человеческая натура не меняется. Писатель убедительно показывал это как в своих «Путешествиях Барона Брамбеуса», так и в других рассказах, относительно часто появляющихся в подборках русской мистики и фантастики XIX века. На фоне своих фантастических «коллег» повесть «Падение Ширванского царства» выглядит... исторически-экзотично. Собственно, название говорит само за себя, и в центре сюжета действительно гибель государства Ширван. А вот какими событиями, как довольно крупными и значимыми, так и самого мелкого масштаба, это сопровождалось... Тут уж Сенковский разгулялся и пустил свою фантазию в свободный полёт.

Язык — прелесть! Приведу несколько цитат (это уже стало входить у меня в привычку). О произведениях Осипа Сенковского можно говорить много, но лучше всего они скажут о себе сами.

Из письма Девлет-Гирей-Хана к Халеф-Мирзе-Падишаху:

[LIST][*]«Похвальный обычай обсыпать друг друга подарками, будучи надёжнейшим основанием дружбы и взаимного доверия между царями, повелевает нам прежде всего высыпать на ковёр приязни отличнейшие перлы приветствий и все сокровища молитв и комплиментов наших, которые и просим принять благосклонно».[/LIST]

Примерно так — всё содержание письма, где Девлет-Гирей интересуется исключительно здоровьем Халефа. Речь о том, что действительно нужно обсудить, идёт в постскриптумах (в письме, откуда взята цитата, их 6 штук).

А вот как однажды отвечал своему евнуху правитель Ширвана на вопрос о том, кого из гарема позвать на вечернюю беседу:

[LIST][*]«...самую жирную!.. Зови сюда самую жирную, собачий сын, и рассуждать не смей. Я вам не падишах, что ли?»[/LIST]

«Самая жирная» всплывёт в тексте не единожды и, смею надеяться, доставит читателю искреннее удовольствие.

И напоследок — к вопросу о «цивилизации» и «конституции». Очень уж замечательно Сенковский ввёл эти понятия в текст и показал отношение к ним не только азиатов-ширванцев, но и своё собственное (точнее, вероятно, не к ним самим, а к методам их введения). Звучит весьма современно.

[LIST][*]«...намерен вывернуть благословенный Ширван вверх дном, преобразовать с ног до головы: завести какую-то сивилизешн, открыть зрелища с танцами и масками, построить огромные корабли и учредить в Ширване две палаты отборнейших краснобаев, искусных в споре и всякой брани...»[/LIST]

[LIST][*]«Халеф готов был даже... уступить ему... Дербенд и весь Лезгистан, чтобы он преобразовал их на английский лад и дал лезгинцам свою любимую конститушн».[/LIST]

(«Сивилизешн» и «конститушн» выделены в тексте повести курсивом.)

Так что, как ни крути, а Осип Сенковский — великолепный, остроумный, уверенно владеющий языком писатель и замечательный выдумщик.

__________________________________________________

* Позднейшее добавление.

Выяснилось, что повесть изначально не была оригинальным произведением Осипа Сенковского, что в целом несколько снижает восторг от произведения.

Неплохая подборка «ктулхианы». Конечно, классическим «Мифам Ктулху» под редакцией Августа Дерлета (и позднее — Джима Тёрнера) она проигрывает. Это и неудивительно: Дерлет для своей книги отбирал лучшее, что было написано начиная с конца 1920-х годов, сосредоточив внимание на работах людей, бывших друзьями самого Лавкрафта (чего стоят одни только имена: Фрэнк Белнап Лонг, Роберт Говард, Кларк Эштон Смит, Роберт Блох), добавив к ним рассказы более поздних писателей (были среди них и составившие костяк «нового круга» Рэмси Кэмпбелл и Брайан Ламли). Редактор Роберт Прайс выбирал из младших, из тех, кого в той или иной степени можно назвать учеником «джентльмена из Провиденса».

Хотя многие тексты вдохновлены произведениями не родоначальника, а его душеприказчика (Дерлета то бишь), тем не менее, если уж не лавкрафтовская атмосфера, то хотя бы лавкрафтовская буква присутствуют почти во всех рассказах. Не могу сказать, что идея Дерлета о противостоянии «добрых» Старших Богов и «злых» Великих Древних мне близка, поэтому те вещи, где так или иначе всплывает эта тема, показались менее интересными. Как мне кажется, это сковывает фантазию автора, накладывает некоторые ограничения на сюжеты, чего было лишено творчество основоположника.

Как это ни прискорбно, но лучшим произведением в подборке «страшных» рассказов признаю... пародию. Да-да, Лин Картер на пару с Дэйвом Фоли доставили мне огромное удовольствие своим озорным «Ползущим из Слизи». Впрочем, тот же Картер представлен в книге и вполне неплохим серьёзным произведением. «Рыболовы из Ниоткуда» мне импонируют особо, так как написаны по мотивам рассказа Роберта Говарда «Боги Бал-Сагота».

Особое место в антологии занимает «Вастариен» Томаса Лиготти, который к «Мифам» прямого отношения не имеет, но представляет замечательный образчик прозы этого интересного писателя. На десерт редактор Роберт Прайс оставил ещё два весьма неплохих текста: лавкрафтовскую по духу «Церковь в Гарлокс-Бенде» Дэвида Кауфмана и лавкрафтовскую по букве «Сферы за пределами звучания» Марка Рэйни. Всё остальное — из категории «среднее и ниже среднего». (Не знаю, правда, насчёт рассказов Брайана Ламли — с ними я не знаком, так как в русскоязычном издании антологии они опущены.) С худшими же текстами выступили Ричард Лупофф и Дональд Бурлесон: «Камера! Мотор! Шуб-Ниггурат!» и «Тайная вечеря» соответственно. Эти рассказы, как и «Ползущий из Слизи», — пародии, но искромётной вещице Картера-Фоли и в подмётки не годятся.

Но вообще, в поджанре «Мифов Ктулху» очень хорошие и отличные, гениальные вещи могут писать единицы (и это нормально), так что, думается мне, «Новый круг Лавкрафта» — даже несмотря на обилие проходных вещей, не самая плохая подборка. По крайней мере, составитель отбирал те тексты, в которых авторы честно отдавали дань уважения Лавкрафту, а не пытались самовыразиться, сломать стереотипы и наплодить новых или сделать что-то ещё непотребное, играя на поле «ктулхианы». Это последнее под силу очень немногим, так что большинству лучше пытаться копировать Лавкрафта в надежде хотя бы попробовать допрыгнуть до планки основоположника. В конце концов, римляне в скульптуре тоже когда-то начинали с копий греческих оригиналов...

И напоследок — пара слов о переводе. Положительно не понимаю, куда смотрел редактор, ведь текст просто кишит необоснованными повторами и тавтологиями. И навряд ли когда-нибудь уясню, в чём состояла работа корректора, если в книге встречаются такие знаки препинания: «...?». У нас же всё-таки русскоязычное издание, кажется.

Блестящая пародия! Рецепт её, в общем-то, прост: тщательно воспроизведите стиль Лавкрафта, придумайте сюжет, который он сам мог бы использовать, а потом переверните всё серьёзное повествование наизнанку. Не каждый может, да, но единому в двух лицах господину Лоукрафту это удалось.

Очень рад, что Роберт Прайс включил эту остроумную вещицу в «Новый круг Лавкрафта». Есть, правда, опасения, как бы этот рассказ не оказался лучшим номером антологии...