Наконец-то сегодня посмотрел "Гоморру" итальянца М. Гаронне. Сильнейшая вещь.

Однозначно 10/10. Отзыв пока не хочу писать — надо, чтобы все впечатления хотя бы немного улеглись.

У нас подобное кино снять просто никто не сумеет.

Может быть, только Балабанов...

Да и то: слишком много в его картинах внутренней поэзии (несмотря на всю пресловутую балабановскую "жестокость").

Я не говорю, что это плохо. Я как раз очень люблю балабановское кино.

Но для того, чтобы снять такую ленту как "Гоморра" нужно совсем другое.

Психологическая драма Стэнли Кубрика «С широко закрытыми глазами» была признана самым недооцененным фильмом в истории кино. Как передает DigitalSpy, такие результаты показал опрос, проведенный порталом TotalFilm.

Фильм «С широко закрытыми глазами», в котором сыграли Николь Кидман и Том Круз, обошел картину Квентина Тарантино «Джеки Браун», а также «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» Терри Гиллиама, культовую экранизацию книги Хантера Томпсона с Джонни Деппом и Бенисио дель Торо.

В топ-20 также попали «Десять причин моей ненависти» с покойным Хитом Леджером, рождественский фильм Арнольда Шварценеггера «Подарок на Рождество» (Jingle All The Way, 1996) и «Изгой» (Cast Away, 2000) с Томом Хэнксом.

Топ-10 самых недооцененных фильмов в истории кино:

1. «С широко закрытыми глазами» (Eyes Wide Shut, 1999);

2. «Джеки Браун» (Jackie Brown, 1997);

3. «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» (Fear And Loathing In Las Vegas, 1998)

4. «Твин-Пикс: Сквозь огонь» (Twin Peaks: Fire Walk With Me, 1992);

5. «Ванильное небо» (Vanilla Sky, 2001);

6. «Супермен-3» (Superman III, 1983);

7. «Десять причин моей ненависти» (10 Things I Hate About You, 1999)

8. «Странные дни» (Strange Days, 1995);

9. «1941» (1979);

10. «Мгла» (The Mist, 2007).

http://www.digitalspy.co.uk/movies/a14844...

Дмитрий Быков:

Честно говоря, мне проще было бы писать разбор литературы (и кинематографа!) 2009 года: многое из того, что в это время появится, я уже читал, о многом наслышан, а многое предугадываю. Скажем, я почти уверен, что “Большую книгу”-2009 получит Александр Терехов за роман “Недолго осталось”: так он назывался в рукописи, но это отличное название, скорее всего, будет изменено. Я резко отрицательно относился к “Крысолову”, часть публицистики Терехова казалась мне невыносимо претенциозной, но таланта этого автора не будет отрицать никто. Он написал блестящий роман-расследование об убийстве Нины Уманской: кто знает, тот поймет. Это книга с явными отсылками к уже упоминавшемуся Трифонову, проникнутая отвращением к текущей реальности и страстной, несколько некрофильской любовью к советскому ампиру, которым Терехов давно заворожен, — но художественный результат для меня бесспорен. Я с нетерпением жду публикации нового романа Михаила Успенского “Райская машина” (“В доме отца моего”): весельчак и выдумщик Успенский написал отчаянно-трагический, временами страшный роман, из которого ясно видно, как его допекло. Андрей Лазарчук заканчивает едва ли не лучшую свою книгу — никакой фантастики, чистая история, — “Мой старший брат Иешуа”. Ходят упорные слухи о новом романе Бориса Стругацкого, но этот автор всегда работает в тишине и тайне. Ходит слух — о, если бы сбылся! — о новой повести Фазиля Искандера. Говорят, что Пелевин, отвлекший внимание публики явными крохами со своего стола, готовит к публикации большой роман, над которым работал в последние три года. Пишет новую книгу Людмила Улицкая. В новом году выйдет в свет жизнеописание Леонида Леонова в ЖЗЛ работы Захара Прилепина, и это будет тот рывок, которого от Прилепина ждут давно. То, что я из этой книги читал, восхитительно. Выйдет наконец “Крепость сомнения” Антона Уткина, от которого можно ждать очень многого: он историк, что русскому писателю всегда полезно, и мыслитель, что встречается нынче очень редко. Юлия Латынина издает роман “Не время для славы”: я считаю ее писателем серьезным и жду этот новый роман кавказского цикла с нетерпением и радостью. Марья Васильевна Розанова опубликует долгожданный, титанически разросшийся мемуарный том “Абрам да Марья”, который ужо вызовет бурю. Короче, литературная жизнь активизируется, а уж кинематографическая! “Обитаемый остров” Бондарчука, “Трудно быть богом” Германа, “Мелодия для шарманки” Муратовой, “Иван Грозный и митрополит Филипп” Лунгина по сценарию Алексея Иванова, “Багровый цвет снегопада” Мотыля, “Око за око” Полоки, “Невечерняя” Хуциева — вот лишь беглый перечень премьер, обещанных на 2009 год; что-то из этого неизбежно разочарует, но ошибка мастера интересней имитационной гладкости, столь часто встречающейся у профессионала. Короче, будет, может быть, страшновато, но не скучновато.

Кажется, назойливые рекламные плакаты с изображением смурного Джеймса Бонда и его дурнолицей боевой подруги понемногу исчезают с улиц городов и со страниц сообществ, посвященных кино. Нет смысла спрашивать голливудских бракоделов, на чьей стороне и против кого воюют эти чумазые «секретные агенты» с лицами рабочих рышковского свеклоприёмного пункта. Растерянность создателей бондианы, скрываемую за неловкими попытками «ребрендинга», легко понять – время шпионов уходит. В мире, где стремительно исчезают вестфальские границы приличия, десять малограмотных «террористов» за три дня принесут больше пользы своим хозяевам, чем армия хорошо обученных и законспирированных секретных агентов за долгие годы. Вот почему я решила составить свою 10-ку лучших фильмов о секретных агентах.

1 Следы на снегу.

Удивительный фильм Адольфа Бергункера о похождениях шпионов на восточных окраинах России вышел на экраны в 1955 году, когда стало окончательно ясно: русский Фронтир как Освоение не состоялся и уже не состоится. Да и как можно освоить принципиально неосваиваемое – эту бессмысленную ледяную пустыню, где даже местный охотник атас Быкадыров (колоритный Содном Будажапов), нашедший следы на снегу, трясется всем телом как жертва холодомора, за который и попенять-то некому. А подозрительные следы оставил участник разветвленной шпионской сети Шараборин (эффектный Михаил «Готлиб» Медведев) – беглый каторжник, ключевая фигура для понимания русского Фронтира. Бежать куда глаза глядят, бежать что есть мочи, не оглядываясь, а увидев East Coast – не останавливаться, не засадить его апельсиновыми рощами, а бежать дальше – на Аляску, а то и в Калифорнию. И Шараборин бежал бы дальше, но для тех, от кого бежали и бегут миллионы шарабориных, Фронтир – это не линия Освоения, но Граница – плотно сжатый сфинктер анально-ретентивного государства. Не случайно действие картины происходит в рудничном поселке Той Хая, секреты которого должны защитить от затаившегося там секретного агента Белолюбского (стильный Олег Жаков) сурово натужившийся чекист Роман Лукич Шелестов (Владимир Краснопольский) и его подручные – лейтенант Петренко и радистка Эверестова (Владимир Гусев и Евгения Тэн). Ведь именно недра – этот удивительный продукт земного метаболизма – являются единственной сверхценностью для коллективной анальной личности. Вот и болтается Шараборин с набитой на лбу симпатическими чернилами шифровкой (загадочный ряд из двадцати чисел) среди последних «легальных» номадов фронтира – геологов, не находя выхода, надеясь только на самолет иностранной разведки, который разорвет кромешную тьму. И удивительный серебристый болид «Бостон» прилетает, но вызволит ли он беглеца из плена Великой Анальной Ретенции? В прокате премьерного 1956 года поболеть в темных залах кинотеатров за «почтового голубя» Шараборина и «слипера» Белолюбского пришло 28.8 млн. зрителей.

2 Незваные гости.

Дебютный фильм режиссера Игоря Ельцова ошеломил зрителя кадрами авиационного десанта группы секретных агентов западной разведки на территорию Советской Прибалтики. В 1959 году, когда даже последним оставшимся в живых сторонникам независимости Эстонии было ясно, что граница – на замке, зрелище массовой заброски молодых энергичных шпионов – Вари, Фреди и Вальтера (яркие образы Хейно Мандри, Вальдо Труве и Юри Ярвета) и их опытного руководителя Окса (Антс Эскола, уже сыгравший несколькими годами ранее диверсанта в картине «Следы на снегу») по воздуху стало откровением (не зря в какой-то момент куратор из Riikliku Julgeoleku отстранил Ельцова от съемок и поставил на его место знаменитого таллинфильмовца Семена Школьникова). И пусть шпионская сеть быстро распалась из-за бдительности затаившихся в камышовых плавнях пограничников, советского лесника Репса и рыбака Андреса (комичные Хьюго Лаур и Рудольф Нуде), а любитель сладкой жизни Вальтер раскаялся под влиянием советской девушки Хильды Яарвинг (прелестная Хилья Варем). Зритель, привыкший менять знаки местами, понял: если можно проникнуть в советскую Прибалтику по воздуху, значит, можно также ее и покинуть. Сам Ельцов в 1967 году бежал в Великобританию, получил политическое убежище и умер от инфаркта в Испании — месте добровольной ссылки английских пенсионеров — на 73-м году жизни. Его соавтор поневоле Школьников остался в Эстонии и в январе этого года отметил свое девяностолетие. А некоторые из благодарных зрителей картины (26.1 млн. только в премьерном году) стали проверять небо Прибалтики на проницаемость. Последний из таких героев – Роман Свистунов – угнал кукурузник с аэродрома колхоза "Друва" Салдусского района Латвийской ССР 27 мая 1987 года (накануне ответного воздушного визита Матиаса Руста) и улетел на нем к восточному побережью острова Готланд.

3 Операция «Кобра».

Стильный шпионский фильм Дмитрия Васильева, поставленный на киностудии «Таджикфильм» в 1960 году, стал первой картиной популярного ныне суб-жанра «спай-фай»... Нет в шпионском бизнесе агента более опытного и опасного, чем немец Отто Григ. Суперагент и его спутники берутся за любое дело с энтузиазмом и удовольствием. Вот и на этот раз Григ, принявший облик юродивого больничного сторожа Юсупа, возглавляет операцию «Кобра», организованную иностранной разведкой с целью ежедневного фотографирования секретного объекта. Кроме Грига – Юсупа (яркий образ многоликого агента создал Абдулхаир Касымов), известного также в мире международного шпионажа под именем заклинателя змей Гарун-бабы, участниками "Кобры" являются незадачливый агент «Девятка», черненькая собачка с большими ушами (именно ей поручено фотографировать объект) и два стильных шпиона – Юнг и Вернер, отсиживающиеся по ту сторону границы под видом геологов. Несмотря на провал «девятки», Юсуп делает все для успешного завершения операции, прикрываясь в своих целях безумным доктором Мазуром (безупречный Олег Жаков) и его подручной – смотрительницей школьного бестиария Лютфи (грациозная Сталина Азаматова). Но приходит момент, когда старомодные методы Грига не срабатывают, и шпионы прибегают к помощи новейшей техники и технологий будущего. Кадры, изображающие агента Вернера (мужественный красавец Константин Старостин), перелетающего государственную границу на ранцевом вертолете с пропеллером на голове и в богатом оперении, давно стали классикой «спай-фай». Создатели бондианы, внимательно изучавшие картину Васильева, не сразу смогли повторить этот прием: только спустя 5 лет в фильме "Шаровая молния" Джеймсу Бонду удалось подняться в небо на ракетном ранце.

4 Пограничная тишина

Шокированные успехом пионерской картины Васильева, Брокколи и Зальцман начали еще внимательнее следить за работой своих конкурентов: отныне новые шпионские гаджеты должны были появляться только в картинах бондианы. Вот почему 10 октября 1963 года, когда мосфильмовский режиссер Аркадий Кольцатый еще только монтировал материал, отснятый на армяно-турецкой границе в Армавире, полковник СМЕРШа Роза Клебб уже выдвигала смертоносное лезвие из подошвы туфли на экранах лондонских кинотеатров. К счастью, блестящая работа Кольцатого интересна не только как эпизод войны за первенство в суб-жанре «спай-фай». Хотя, справедливости ради, надо сказать, что ядовитая заточка очень эффектно выезжает из ботинка агента Гюрзы (образ не знающего жалости профессионала – очередная удача Леонида «Алексея» Кмита, всенародно любимого чапаевского сайдкика Петьки) в сцене отчаянного поединка с лже-парикмахером Калинкиным (звездная роль Валентина Брылеева). Это еще и удивительное по глубине исследование пограничного дискурса как проявления анальной фиксации. «Целый год тихо. Ни оттуда, ни отсюда», — бормочет фрустрированный начальник заставы с трогательными позывными «Ромашка», и зритель проникается невольным сочувствием к пограничнику, способному получать удовольствие только от раздражения эрогенной слизистой мембраны Большого ануса. Именно анальный характер помогает въедливому Василию Федоровичу (достоверный Николай Граббе) разгадать таинственный шифр, которым обмениваются участники операции «Гюрза»: на портрете счастливого клиента, украшающем вывеску единственной парикмахерской кишлака Заранчи, появляются и исчезают маленькие усики.

5 Черный бизнес

В 1965 году легендарный режиссер Василий Журавлев, автор фронтирного шедевра «Граница на замке», снял один из самых загадочных шпионских триллеров – историю о том, как иностранная разведка создает агентурную сеть в психоневрологическом диспансере… Свить в Москве шпионское гнездо поручено опытной разведчице Элеоноре фон Бутберг, которая прибывает в аэропорт «Шереметьево» под видом иностранной туристки мисс Ластер (хладнокровную шпионку с блеском сыграла Маргарита Володина, полюбившаяся зрителю в эротическом триллере «Оптимистическая трагедия»). Разумеется, такое иррациональное поведение (выбор СССР как площадки эсхатологического номадизма) не может не насторожить сотрудников государственной безопасности — генерала Мельникова, майора Кравцова, капитана Громова и лейтенанта Мещерского (четверку мушкетеров-чекистов сыграли Иван Переверзев, Геннадий Юдин, Юрий Саранцев и Станислав Михин), которые начинают слежку за шпионкой при помощи ультрасовременных средств наружного наблюдения. Фон Бутберг привезла с собой целую сумку драгоценностей, но не знает, как распорядиться ими, чтобы получить доступ к секретному открытию известного конструктора Умновского – к удивлению лже-туристки, мотивация аборигенов осуществляется в иррациональных вне-экономических формах. Зритель (29.8 млн. в премьерном году) становится свидетелем отчаяния шпионки, попавшей в страну потлача — символического обмена, не основанного на рациональной калькуляции и экономической эквивалентности обмениваемых частей. Создатели картины остроумно (не скатываясь в блэксплуатацию) назвали такой безреферентный обмен «черным бизнесом», указывая на крипто-африканский modus operandi советской ойкономики, пределом которой является абсолютная трата. Не случайно единственным местом, где разведчице удается развернуть агентурную сеть, становится психдиспансер — традиционный рефугиум от всепроникающей воли к потлачу. Доблестные работники ПНД – кладовщица-фарцовщица Мэри Тараканова (восхитительная Муза Крепкогорская) и начальник картонажного цеха Горский (яркий Аркадий Толбузин) – с охотой обменивают свое участие в шпионской афере на товары иностранного происхождения, привезенные фон Бутберг…

6. Игра без ничьей

Вдохновенное полотно Юрия Кавтарадзе, вошедшее в золотой фонд студии «Грузия-фильм», и сейчас – спустя 40 лет после премьеры – смотрится как прославление шпионажа, который всегда был необычайно популярен в Грузии. Именно здесь, в Батуми, на глухих восточных задворках Средиземноморского мира, сформировалась и расцвела шпионская культура, ни в чем не уступающая по накалу страстей удивительному шпионскому раю Танжера – признанной столицы международного шпионажа на западных рубежах Mare Nostrum. Видный философ Мераб Мамардашвили сказал в одном из интервью (не случайно впервые опубликованном в журнале «Искусство кино»): «Я грузин. Я хорошо понимаю, что такое быть шпионом». Профессия секретного агента продолжает пользоваться необычайной популярностью в Грузии и в наши дни: по сообщениям российских спецслужб, в последние летние месяцы – в условиях хорошей видимости – им удавалось разоблачать по 9 грузинских шпионов ежедневно. А тогда, в 1966 году – из мутных волн Понта Эвксинского выплыл загадочный аквалангист, снял с себя блестящую вторую кожу и – в пляжных тапочках, мягкой широкополой шляпе, со «Спидолой» (скрывающей радиопередатчик) в руках – растворился среди отдыхающих на пляже Махинджаури. И начался невероятный по изобретательности шпионский боевик, в котором было всё: и заблудившийся вблизи советских границ археолог (археолог – вслед за геологом – становится легальным номадом, экспедитором сверхценных копролитов, чью личину все чаще надевает секретный агент: сперва Андрэ Бородин в «Тегеране-43», а потом и Индиана Джонс – по меткому замечанию жж-пользователя ivanchenkoval, полностью скопированный с героя Костолевского), и великолепный «спай-фай»-эпизод, в котором отчаявшийся шпион открыл стрельбу из авторучки отравленными стержнями (стреляющая авторучка появилась в бондиане только в 1983 году – в картине «Никогда не говори никогда»), и, конечно, море – море, в которое бросился разоблаченный резидент в надежде бежать в Турцию. И пусть в картине, собравшей в 1967 году 30.6 млн. зрителей, на пути беглеца встали пограничники, загримированные под отдыхающих — в том же премьерном году легендарный Олег Соханевич совершил свой невероятный морской побег в Турцию на надувном матрасе, развеяв панические слухи о железном смыкании Большого сфинктера.

7. Судьба резидента.

Самой удивительной из множества шпионских историй, вошедших в многотомную киноэпопею Вениамина Дормана Resident Good — эту энциклопедию русской жизни прошлого века – является «случайная» встреча двух тел шпионажа: француженки-«секретарши» Жозефины Клер (поп-дива Эдита Пьеха, легендарная принцесса грува) и командированного за рубеж советского «ученого-физика» Владимира Боркова (стильный Андрей Вертоградов). Шпионское задание, полученное Жозефиной от загадочного месье Кутюрье (Бронюс Бабкаускас), кажется простым: стать для советского физика телом желания. Задание, полученное Владимиром, кажется еще проще: «узнать» в Жозефине свое желание и дать себя завербовать, чтобы помочь спецслужбам выйти на след Клотца (зловещий прибалт Олев Эскола). Двух агентов на первом же свидании объединяет перверсивная гламурная чувственность: для зрителя кодом к пониманию единства этих тел шпионажа становится их интерес к коньяку и поэзии Жака Превера (нехитрая анаграмма фамилии Prévert — перверт). На деле же оказывается, что задача Володи – неизмеримо сложнее. Если тело Жозефины скрывает всего лишь мужское вожделение, фактически, являясь телом без органов (и потому участие в задуманной органами вербовочной операции для нее лишь эпизод), то Борков – фантомное тело, пенетрационные органы которого дистанционно управляются пенитенциарными органами его Родины. Володя – не мужчина, но воплощение силы, назначившей его мужчиной, и потому он непобедим. Фантазмирование Боркова – не просто репрезентация анального сознания, воспринимающего внешний мир из темных глубин платоновской пещеры, но и – как убедительно показывает Дорман — беспроигрышная стратегия шпионажа (ученый-физик не сразу «считывается» как агент даже подготовленным зрителем). Именно поэтому западные спецслужбы пытались и пытаются вбить клин между коллективным телесным филумом нашего народа и его доблестными органами (не случайно делёзовская концепция Le corps-sans-organes была обнародована одновременно с выходом «Судьбы резидента»).

8. Пятьдесят на пятьдесят.

Зубодробительный боевик великого мастера Александра Файнциммера, снятый в 1972 году по сценарию писателя-фантаста Зиновия Юрьева, произвел революцию в жанре шпионского кино. Бесхитростную историю о попытке американской и английской разведок выкрасть результаты крупного научного открытия советских ученых Файнциммер превратил в самый реальный, жесткий, динамичный экшн 70-х годов, сохранив при этом все любимые зрителем атрибуты магии шпионажа.

Абсолютная режиссерская удача – выбор всенародного любимца Василия Ланового на главную роль секретного агента. Волгин в подаче Ланового – классический герой-одиночка, безжалостная бестия, идущая напролом к цели, человек из железа, обладающий невероятными способностями (восхищает скорость, с которой он выучивает наизусть страницу текста на иностранном языке) и притягивающий женщин как магнит – феромоны Волгина в равной степени дурманят юную Сильвию Гранвиль (великолепная Наталья Величко легко переигрывает в роли отважной связной, переправляющей ценную магнитную пленку из Берлина в Будапешт, всех боевых подруг Джеймса Бонда, вместе взятых) и опытную Барбару Китс (уникальный сексаппил Ирины Скобцевой идеально раскрывается в антураже шпионского боевика – у Файнциммера она так же хороша, как и в роли Анны Блоу из снятого в том же году «Тайника у Красных камней»). Но по-настояшему революционным делает фильм то, что главный герой наделяется атрибутами злодея. Именно Волгин – а не его карикатурные соперники (чего стоит один только герой Игоря Ледогорова — вражеский агент Роберт Маленц, он же Хью Дадленд, он же швейцарский турист Руаззо, он же какой-то совсем уже невообразимый Вуалякс) – не задумываясь (ведь до предполагаемой даты диверсии на охраняемом объекте остается менее суток) применяет зловещую «сыворотку правды» (ту самую загадочную субстанцию советских спецслужб СП-17), чтобы узнать у главы английской разведывательной миссии в Восточном Берлине Понса-Реджинальда Роуза (запоминающийся Владимир Осенев) имя ученого-предателя:

-Имя, Понс, имя!

-Я....боюсь...

-Имя, быстро!

-Его зовут...

Чтобы узнать, как зовут предателя, на премьерные показы в кинотеатры пришло 31.9 млн. зрителей. А конкуренты так и не смогли обойти Файнциммера в ошеломляющей откровенности показа грязных методов работы спецслужб. Даже в вышедшей через 10 лет «Осьминожке» применить «сыворотку правды» (смесь пентотала соды и яда кураре) грозится не Бонд, а главный злодей Камал Кхан. Только в наши дни, когда старые представления о приличиях окончательно отброшены, соотечественники Камала Кхана могут открыто заявлять о намерении ввести "сыворотку правды" Азаму Амиру Касабу — т.н. «террористу», участвовавшему в нападении на Бомбей.

9 Смерть на взлете

Когда в 1981 году знаменитый таджикский режиссер Хасан Шарифович Бакаев запускался на «Мосфильме» с малобюджетной картиной по квоте Госкино для союзных республик, мало кто мог предположить, что результатом станет одно из интереснейших кинематографических исследований феномена научно-промышленного шпионажа. Как известно, после изобретения Мичуриным тамбовского персика, а Марром – яфетического языка, интерес всего мира к советской науке стал так назойлив, что ее пришлось полностью засекретить. Но это не остановило желающих воспользоваться плодами труда советских ученых, успешно разрабатывавших и внедрявших «закрывающие» технологии. Одним из таких ученых был 33-х летний Игорь Александрович Крымов, изобретатель новой бронебойной стали, способной революционным образом изменить образ жизни людей на 1/6 части суши. На рассеянного доверчивого Крымова (отличная работа неприметного товстоноговца Юрия Демича) начинает охоту иностранная разведка, окопавшаяся в СССР под видом торгового представительства фирмы "Торренс". Главным оружием секретной агентуры, возглавляемой зловещим Максом Бейном (Леонид Сатановский), является, конечно же, женщина – ледяная блондинка Эвви Мейер по кличке "Джильберт" (звездная роль Нелли Пшенной). Ее то – под видом переводчицы Норы — и отправляют в Лужники на «случайную» встречу с молодым ученым. Наивный психотик Крымов быстро теряет голову и попадает в удивительный мир промышленного шпионажа. Это мир, буквально переполненный невероятными гаджетами – воображение зрителя поражают и шпионский фотоаппарат, которым Нора фотографирует секретные расчеты ученого, и загадочные часы с передатчиком, позволяющие агентам прослушивать разговоры Крымова. Но несомненной вершиной «спай-фай» является сцена коварного убийства профессионального карманника по кличке «Кадет» (Виктор Фокин) с помощью зажигалки. Получив зажигалку в обмен на украденные микрочипы, Кадет с видимым удовольствием разглядывает импортную вещицу, прикуривает… и тут вылетевшая из корпуса зажигалки отравленная игла убивает незадачливого адепта карго-культа (нужно ли напоминать, что зажигалка-убийца появилась в арсенале Бонда только в 1989 году – в «Лицензии на убийство»). И ошеломленный зритель понимает – это убийство не будет последним…

10. Бармен из «Золотого якоря».

Великий певец русского фронтира Виктор Живолуб не случайно поместил действие самой известной своей картины, поставленной на студии Горького в 1986 году, в эффектные кулисы Новороссийского порта. На южных морских рубежах России пограничный синдром проявляется особенно ярко, ведь номос Моря с его абсолютной свободой и рациональным хаосом абсолютно чужд стражам платоновской космической пещеры. Никогда Черное море не станет для русского пограничника Mare Nostrum, но всегда будет источником неприятностей. Вот и лейтенант Корецкий (популярный Андрей Ростоцкий), разглядывая в бинокль команду случайно зашедшего в провинциальный порт иностранного судна, видит в ней если и не сомалийских пиратов, то, как минимум, фарцовщиков и шпионов. «На каждом по крайней мере три пары джинсов, — недовольно бормочет молоденький пограничник, — А вот и господа Примарио, дядя и племянник – явно работают на разведку, иначе зачем они во время стоянки ходят в краеведческий музей». И фантазии Корецкого материализуются – с борта танкера «Катарина» под покровом ночи через кессонную камеру на советский берег в стильном гидрокостюме пробирается матерый секретный агент Макс Паттерсон (прекрасный Альгис Матулионис, «шпион, которого я любила»). У Паттерсона не очень интересное задание – он должен проникнуть в тщательно охраняемый город Приморск и установить систему наблюдения за подводными лодками, выходящими на боевое дежурство. Зрителям и Паттерсону хорошо известно, что никаких подводных лодок в районе Новороссийска нет (о том, что там нет вообще ничего, сообщает иностранный матрос: «Россия, что за страна! Ничего нет — никогда: водки нет, девочек нет, наркотиков нет»), но шпионские сети уже расставлены. Матрос-разведчик Корнель Флеран завербовал порочную администраторшу ресторана «Золотой якорь» Анну (чувственная Татьяна Догилева) и с ее помощью устроил умелую провокацию против недалекого, но падкого до сладкой жизни бармена Николая Зверева (пронимающий до дрожи в своей достоверности Евгений Герасимов). Став игрушкой в руках иностранных агентов, Николай не имеет выбора – через своего знакомого пограничника Корецкого и его простодушную невесту Аленку (очаровательно невинная Наталья Вавилова) он должен получить разрешение на проезд в Приморск. Шпионам, координирующим операцию с борта парохода, помогает следить за действиями Николая чудо-гаджет – зажигалка Анны с вмонтированным подслушивающим устройством... Впереди – полная саспенса шпионская история, собравшая 17,2 млн. зрителей в предельно конкурентном прокате 1986 года.

via moskovitza lj (moskovitza)

А какие шпионские фильмы нравятся вам? Было бы интересно знать.

В ряду шокирующих фильмов прибыло. К появившимся в последнее десятилетие «Острову» Ким Ки Дука, «Необратимости» Гаспара Ноэ, к незнакомым нашим киноманам японским «Органу» и «Банкету нелюдей», а также балабановскому «Грузу 200» добавился балабановский же «Морфий». Даже я, грешным делом, отвернулся от экрана, когда главный герой — юный врач, от лица которого написал «Записки» писатель Булгаков, — ампутировал на экране то кровавое месиво с осколками костей, которое некогда было прекрасной ножкой деревенской красавицы.

«Даже я» — сказано не вполне честно. Это только кажется, что когда человек из-за своей профессии (да и удовольствия ради) смотрит много-много фильмов, то привыкает ко всему и спокойно переносит расчлененку на экране, зная, что снимали понарошку. У меня с годами болевой порог при просмотре фильмов не повысился, как следовало ожидать, а почему-то понизился. Прекрасно помню, как я это понял — на сеансе упомянутого «Острова». Я уже был наслышан, что во время первого показа фильма на Венецианском фестивале кто-то упал в обморок. Но уж меня-то врешь-не-возьмешь! — бахвалился я перед собой и с гордым презрением поглядывал на соседей по залу, которые при первых же намеках на крутые подробности уперлись глазами в пол. Однако когда юноша из фильма проглотил рыболовные крючки вместе с леской и потащил их из себя вместе с внутренностями, я резко ощутил потребность выскочить в фойе и купить бутылку воды. Что и сделал.

Еще помню пренеприятнейшую историю, которая случилась со мной на Каннском фестивале на фильме Клер Дени с очень удачным для такого случая названием «Что ни день, то неприятности». В каннской программке возле названия фильма стояла звездочка, адресовавшая к сноске: фильм не рекомендуется тем, кто страдает сердечными болезнями либо нервными расстройствами. Сдуру не придав ей значения, я забрался в самый центр ряда с очень узким проходом. Фильм, между тем, философский. Он о людях, которые в ходе каких-то экспериментов обрели гиперсексуальность вкупе с необоримым инстинктом пожирать партнера во время любовного акта. Когда героиня сексапильной Беатрис Даль начала натурально есть юношу, хотя тот пищал сильнее, чем поглощаемая живая устрица в фантазиях голодного мальчика из рассказа А.П. Чехова, я начал с тоской озираться и с ужасом понял, что из моего ряда, как назло, никто уходить не собирается. Так и домучился до конца.

Попади «Морфий» в Канн, он бы тоже, несомненно, получил примечание в виде угрожающей звездочки. Три из последних четырех фильмов Балабанова — «Жмурки», «Груз 200» и «Морфий» — полны шокирующих эпизодов (в «Жмурках» они все, правда, смешные), что заставило наиболее бескомпромиссных представителей нашей кинокритики заговорить о балабановской страсти к патологии, о гнильце и пр. Эти представители, впрочем, и милейшего фон Триера называют больным уродом.

И впрямь: иногда возникает ощущение, будто Балабанову попросту нравятся шокирующие эпизоды — кровавые либо сексуальные. Вспомним знаменитые моменты порки из его декадентского фильма «Про уродов и людей». Отвратительная бабка лупит розгами по прекрасным женским ягодицам, а специально нанятый фотограф-оператор это снимает и снимает: сначала допотопным фотоаппаратом, а потом — на примитивную кинокамеру. Сомнения в том, что у Балабанова здоровая психика, иногда высказывают и люди серьезные, не озабоченные заодно здоровьем фон Триера. Известна история, как после премьеры «Груза 200» на «Кинотавре» на пресс-конференцию Балабанова, как простой трудяга от кинопроцесса, пришел не кто-нибудь, а отборщик Каннского фестиваля, один из лучших знатоков современного кино Жоэль Шапрон. И, подняв руку, задал свой вопрос: не намерен ли теперь Балабанов снять натуральное снафф-муви — т. е. фильм, в котором для удовольствия садистов, маньяков и извращенцев реально убивают людей перед камерой.

Но все-таки я уверен, что обвинения по отношению к Балабанову беспочвенны. Скорее, Балабанов — мастер эпатажа. Эпатажа расчетливого, которым пользуются многие мастера современного кино. Трижды упомянутый фон Триер, между прочим, тоже. Шок, как и откровенный секс на грани порно, это такая черная метка, которую некоторые современные режиссеры посылают зрителю, чтобы отделить овец от козлищ, своих от случайных, киноманов — от публики массовой. Если зритель при виде черной метки в ужасе уносится из зала — туда ему и дорога. Мы работаем ради тех, кто остался. Шокирующие эпизоды, как мне кажется, иногда задумываются и вставляются в фильм только потому, что режиссер жаждет подчеркнуть: мой фильм следует считать авторским, не относящимся к презренному мейнстриму. Причем не только к коммерческому, но и к фестивальному: на фестивалях тоже есть свой мейнстрим, утомительный, политкорректный, предсказуемый от первой до последней строки диалогов. Его особенно много на политически ангажированном Берлинском кинофестивале.

Кроме того, кто-кто, а уж Балабанов, на мой взгляд, никогда не использует шок ради шока. Одна из трактовок фильма «Про уродов и людей», в котором порют перед камерой голеньких дамочек: режиссер демонстрирует изначальную связь кинематографа с пороком. Эта тема связи кино с пороком отыграна и в финале «Морфия» (подробностей не выдаю) — впрочем, как трактовать. В «Грузе 200» маньяк-милиционер — символ прогнившего, явно ненавистного для Балабанова СССР. Кстати, мы только сейчас начинаем узнавать, какое же огромное количество беспощадных монстров водилось на территории Советского Союза, где наличие маньяков не признавали и скрывали. Чикатило — всего лишь один из многих. Причем на счету у каждого десятки жертв, тогда как Джек-Потрошитель, которого до сих пор с ужасом вспоминают в Англии, зарезал в конце XIX века «всего лишь», кажется, шестерых проституток.

Многоэтажный шок в «Морфии» тоже оправдан сюжетом. Фильм, в сущности, о том, как окружающий мир ломает человека. Как мир способен сломать даже сильного, просто очень молодого и еще не готового к тем испытаниям, к той зимней тьме, к той революционной бредятине 1917 года, к тем кошмарам врачебной практики, которые на него свалились. Если доктор видел весь этот кошмар своими глазами, то и мы должны его увидеть, чтобы понять, почему с доктором произошло то, что произошло. В конце концов, все эти кошмары взяты из Булгакова. А еще известно, что молодой доктор Булгаков, оказавшись в реальной ситуации юного врача, тоже не выдержал испытания: рассказ «Морфий», который соседствует с циклом «Записки юного врача» и повествует о другом молодом докторе, который от всего пережитого сел на иглу, во многом автобиографичен.