Вторая повесть цикла продолжила первую, в целом, достойно. Изначально заданный образ сыщика сохранил свои особенности и характер. При этом второй сюжет более тщательно выверен в плане логики и завершенности. И тайна, и загадка сюжета отработаны Автором в полном объеме, никакие детали не потеряны, никакие герои не сгинули в никуда. Финальное объяснение интереса преступной группы в Инсарове для меня явилось неожиданностью, также, как и объяснение самоубийства цыганки Патрины. Интрига на уровне, читать было интересно.

Ложка дегтя, конечно же, тоже есть. Мир вокруг Инсарова по-прежнему не доработан. После откровений Стизкова Инсаров выдает следующую реакцию:

Реакция довольно странная, учитывая персонажей предыдущей повести, которые ну никак не вписываются в рациональную обыденность. Причем как минимум один из этих персонажей тогда от полиции ускользнул и где-то бродит, вампирствуя потихоньку. После инцидентов в холерной Москве Инсаров не только должен был поверить в мистическую составляющую бытия, но и попытаться создать при сыскном управлению структуру типа Святой Инквизиции, чтобы не одним оружием зло укрощать, но и словом божественным, ритуалом церковным, реликвиями чудотворными. И медицина должна была заинтересоваться необычными сущностями еще тогда, в первой истории. Инсаров же и полиция в целом ведут себя так, как будто первой повести не было вовсе. В цикле так быть не должно. Цикл — это же не только общий герой, но еще и преемственность действия, хотя бы в самом общем плане, определяющем опыт персонажа.

Повторюсь, в целом мне понравились обе истории об Инсарове и сам герой, но отсутствие логической концепции мира мешает всё сильнее.

ИМХО, естественно.

Анализируя влияние технологий на жизнь человечества, Автор умело и занимательно увязывает движение луддитов, бомбардировку Хиросимы, компьютерные технологии и научную фантастику, которую характеризует как прибежище современных луддитов. При этом рассуждения не являются хаотичными. Широкий охват разнопланового материала в качестве примера и аналогий показывает неоднозначность влияния технологий на мир, ставит вопросы, не навязывая ответ.

В начале эссе Автор вспоминает Байрона, который в свое время симпатизировал движению луддитов, и завершает работу цитатой из его стихотворения. Более двух столетий прошло с момента старта движения разрушителей машин, а проблема остается, модифицируется, расширяется, приобретает новые грани и охватывает новые аспекты жизни.

Сумеет ли человечество пройти по «лезвию бритвы», извлечь уроки из прошлого, сделать верные выводы и своевременные корректировки — никто не знает. Задача писателя — сформулировать проблему, что и делает Пинчон. Делает живо, ярко, увлекательно, на примерах из жизни и литературы.

Затянувший в начале роман в финале вызвал недоумение, напомнив басню о горе, родившей мышь. Как же сильно отличаются люди разных стран! Даже в обычном, житейском.

Герой данного роман в юности совершил некрасивый поступок. Некрасивый, не более того. Это не было что-то ужасное, преступное, совершенно аморальное, что нужно скрывать от семьи и близких. Просто поддался человек дурному чувству, обидел друга, бросил тень на девушку. Так бывает. А по прошествии сорока лет прошлое неожиданно заявило о себе.

«До тебя так ничего и не дошло», — презрительно бросает Вероника в лицо растерявшемуся мужчине, с которым не виделась сорок лет. И я прекрасно понимаю этого мужчину, потому что то, что выяснилось в финале, до меня тоже не дошло, пока открытым текстом не сказали. А вот когда сказали, вся ситуация развернулась в несколько иной ракурс.

Человека грызла совесть за совершенный, может быть, где-то и подленький поступок. С годами всё отошло на дальние планы бытия, забылось, пригладилось. А тут снова вернулось в первозданной безобразности. Стыдно человеку и перед теми, кого обидел, и перед самим собой. Постаревшая обличительница ведет себя так, как будто он виноват. И он соглашается с этим. И я как читатель тоже соглашалась, что виноват, хотя столь трагических последствий нельзя было предугадать. А получается-то совсем другое. И возникает вопрос: с какой стати женщина из прошлого в чем-то обвиняет его. Именно его, а не кого-то другого, чьи поступки гораздо ближе в свершившейся трагедии. Если, конечно, здесь вообще уместно кого-то обвинять.

Судьба некоторых героев оказалась не совсем обычной. Не все они проявили себя как люди безукоризненной нравственности или душевной силы. Хотя в целом каждый из них — обыкновенный человек, в котором хорошее и дурное перемешано примерно поровну. Просто так сложилась жизнь, что кто-то прожил относительно благополучную судьбу, а кому-то выпало испытание. Претензии Вероники к герою выглядят совершенно нелепо. Его самоедство — тем более.

Без финальной рокировки — да, есть за что винить себя. Пусть невольно, но повлиял на жизнь других людей, может быть, даже навредил, хотя это не факт. А когда прочитана вся книга, возникает удивление. Воспоминания, переживания, упреки, сожаления, — и всё это перед кривым зеркалом. Искажением и недомолвками можно показать возможные последствия какого-либо поступка, но ведь это лишь возможность, одна из многих. Она не изменяет того, что произошло на самом деле.

И получается, что большую часть книги герой переживал (или пережёвывал) заблуждение. Интересно, со вкусом, с множеством отступлений в философию, историю, литературу, сравнительную психологию, рассуждения на разные темы общего плана, но оперируя при этом существенно искаженными вводными. Как читатель, я чувствую себя обманутой. Хотя и провела время с этой книгой не без удовольствия, потому что она интересна как источник авторского текста и размышлений героя вне связи с сюжетом и конкретными судьбами.

На примере множественных клонов Автор пытается сравнить полное психологическое единение нескольких идентичных субъектов и осознанное взаимодействие сильно разных людей, которые принимают на себя ответственность друг за друга. Мне особенно понравилось то, что Урсула Ле Гуин не превратила клонов в неких мистических существ с общим сознанием.

Они — обычные люди, связь с аналогами похожа на связь близнецов, а странности и чрезмерная концентрация на самих себе заложены воспитанием. Клон — это обычный человек, только созданный несколько иным способом. И проблемы у него точно такие же, как у обычных людей. А преодоление проблем происходит через установление взаимного понимания с другим человеком, сильно отличным, но заслуживающим доверия.

Рассказ содержит гуманистический посыл, показывает этическую неприемлемость отношения к клонированным людям как к специализированному инструментарию человечества. Причем в данном случае этика и экономика не вступают в конфликт. В чрезвычайных ситуациях команды множественных клонов оказываются менее эффективными, чем обычные люди. Воспитывая и обучая клонов как обычных людей, человечество в итоге получило бы больше выгоды.

Это обнадеживает. Хотя в перспективе может создать иные конфликты.

Рассказ написан в 1969 году и для того времени, наверное, был революционным. Сейчас тема клонов уже не особенно интересна. Но гуманистическая составляющая производит очень хорошее впечатление. Приятно, когда талантливый Автор показывает не только дурное в человеке, но и хорошее тоже.

Прелестная предновогодняя история о людях, демонах и кошках.

Любители котиков твердо знают, что зверьки эти для жизни совершенно необходимы и польза от них огромная, хоть и непонятно какая. Автор разъясняет, в чем эта польза заключается. Кошки — наши защитники и хранители. Без них люди пропали бы еще много столетий назад.

Но главный хранитель всего и всех в этом мире, конечно же, любовь. Она способна стать причиной воны и примирить противников. Котики об этом знают. И люди теперь тоже. Благодаря чудесной, очень теплой и новогодней истории Автора.

Видимо, скоро появится Новая книга прокотиков. И это хорошо. Чем больше котиков, тем лучше.

Воссоздать атмосферу девятнадцатого века Автору удалось. Время действия опознается сразу, и вся история принадлежит именно этому времени. Стилизация очень хорошо получилась. С детективом похуже.

С чего начинается расследование? С молитвенника, оказавшегося вблизи места преступления. Благодаря этому предмету Инсаров оказывается в храме, пересекается со священником, звонарем, купцом, аптекарем. А сам молитвенник никакого отношения к делу не имеет. Равно как и оставившие его старички. А без молитвенника попал бы Инсаров в нужный храм? Сомневаюсь. Без молитвенника следствие пошло бы по пути выявления и опроса свидетелей по месту жительства и работы родителей. И ушло бы далеко в сторону. Получается, что расследование состоялось благодаря роялям. Для детектива это плохо.

Что именно выявило следствие? Двух тварей-убийц непонятного происхождения и алхимика-вампира. Возникает вопрос: откуда взялись твари? Они же к алхимии никакого отношения не имеют. Или имеют? Следователь не задается таким вопросом. Между тем, это важный момент, имеющий отношения к причинам преступления. Следствие должно было бы этим поинтересоваться, и канал появления тварей попытаться перекрыть.

Непонятно также, насколько обычно для созданного Автором мира появление тварей. Полицейские ведут себя так, словно для них это обычное дело. Конечно, холерный город, хаос, постоянный страх смерти. Но целых два монстра даже для холерного города — не рядовое явление. или в мире повести как раз рядовое? Ответа нет.

Получается, преступление раскрыли случайно. Детектив Автору не удался. Но в литературном плане повесть выполнена очень хорошо. Чистый ясный слог. Четкие эпизоды-картинки. Всё представимо, ощутимо, объемно. Только с сюжетом небольшой прокол, детективный жанр в этом плане коварен, все недочеты высвечивает, как фонариком.

Но в целом повесть вполне читается, и интерес к продолжению цикла поддерживает.

Роман о многообразии жизни во вселенной, о войне и мирных контактах культур и цивилизаций, о различных причинах войн и их разрушительном воздействии даже на тех, кто в них непосредственно не участвует, о важности сохранения многообразия жизни, о личном выборе, ответственности и мудром суждении чужого проступка. Личные истории героев в этой книге не очень важны. Они — лишь способ рассказать о жизни большого, разнообразного сообщества миров, которое сложилось с выходом разумных существ в дальний космос.

В центре внимания Автора и героев — попытка осмыслить причины и последствия войн, сформировать этические принципы для оценки допустимого насильственного вмешательства. Сюжет развивается вокруг двух войн.

Одна — традиционная. Земля участвует в ней. Без особого энтузиазма, но свои интересы видит, люди гибнут, взаимоотношения вовлеченных в конфликт сторон развиваются в направлении тупика, где всё решает сила, и никто уже не слушает доводы друг друга. И эта традиционная война способствует разрушению уникальной цивилизации на планете, в нее не вовлеченной. Отвлекаются ресурсы, которые можно было задействовать в строительстве и экологических проектах. На грани гибели оказываются удивительные существа — странные, загадочные, имеющие длительную историю, которая забыта, и уже в скором времени ее некому будет вспоминать. Потому что идет другая война. Война за выживание.

Эта война не похожа на ту, что ведут люди, как не похожи на людей и сами ее участники — разумные иного внешнего вида, иного метаболизма, с иной системой ценностей, более гуманистичной, чем на Земле. Они воюют за жизнь свою и своих потомков. Кто сумеет занять или сохранить пригодные для жизни территории, тот останется. Кто не сумеет, погибнет. Так распорядилась природа. Так устроена планета.

Земляне принимают ограниченное участие в этом трагическом конфликте. Увлеченные, отважные и благородные герои пытаются помогать тем, кого считают друзьями. Они делают то, что по их мнению, нравственно и будет способствовать спасению местной цивилизации в условиях цикличного природного катаклизма. Они рискуют, совершают поступки, которые могут повлечь тяжкое наказание, добровольно отдаются правосудию Земли, чтобы быть услышанными и донести до соотечественников причины своего выбора и рикошет от войны, который губит даже тех, кто не хочет воевать.

Все герои — и земляне, и жители иной планеты — очень симпатичные. Они глубоко порядочны и сверяют свои поступки с некоей этической планкой. Это действительно люди будущего, как в романах Ефремова. Но при этом из внимания выпадает важнейший для сюжета момент.

Внеземная война обусловлена природными особенностями планеты. Варварские племена, инициирующие войну, хотят лишь сохранить жизнь. А защищающаяся сторона — более развитая в техническом и культурном плане — стремится сохранить также цивилизацию. Но непонятно, можно ли совместить интересы обеих сторон. Никто из героев не анализирует возможность переселения гибнущих родов на пригодные для жизни территории. Без внимания остается ключевой вопрос — есть ли вообще такая возможность, насколько плотно заселены защищенные от катаклизма территории, могут ли они принять значительное число переселенцев. И это при том, что абсолютно все герои открыты для переговоров, война ведется, но захватчиков в ней нет, есть только те, кто пытается выжить.

Из поступков героев следует, что для землян цивилизация ценнее варварства. Жизнью варваров готовы пожертвовать ради тех, кто продвинулся вперед в развитии культуры, науки, социальной организации. Даже выявление уникальной формы жизни на опасных территориях не меняет принцип участия в конфликте. Варваров нужно остановить, форпостам цивилизованных территорий оказать военную поддержку, и — всё. Как дальше быть тем, кого сжигает не в меру усилившийся жар местного солнца, не только непонятно, но даже в качестве проблемы к размышлению не озвучивается. Хотя проблема эта очевидна для всех, кто живет на данной планете.

В результате роман кажется недоработанным. Сделана попытка раскрыть преимущества мирных способов решения спорных вопросов перед военными, показать абсолютный приоритет жизни, которую нужно и можно поддерживать, и именно в это вкладывать силы и средства. Для раскрытия идеи создан мир с уникальной экологией, герои, достаточно зрелые в нравственном отношении, чтобы не поддаться безумию войны. А непротиворечивая привязка идей к миру, героям и сюжету не получилась. Мысль высказана, проанализирована и обоснована, действие же ей противоречит. И ни один из персонажей это в голову не берет. Такое противоречие снижает впечатление от романа — произведение лишено внутренней цельности.

Пол Андерсон — один из моих любимых Авторов. И от него я ожидала большего. С одной стороны, роман было интересно читать, с другой, он меня разочаровал.

Человек, заключенный в тюрьму, имеет возможность обрести свободу. Пусть даже очень гипотетическую. А как быть Богу, воплощенному в идоле?

В созданном Мьевилем мире победившие в военном набеге закрепляют свою победу тем, что забирают у побежденных идолов их богов. Идолы побежденных помещаются в специальный храм-узилище, их охраняют, протирают, обихаживают, но держат в изоляции от тех, кому боги-неудачники не обеспечили победу.

Можно улыбнуться, представив себе таких заключенных, подумать о превратностях судьбы и соотношении божественных величин в политеистическом мире. Но Автор анализирует несколько иной аспект проблемы.

Может ли божественный идол обрести свободу? Когда человек выходит из тюрьмы, он может пойти, куда ему угодно, куда сможет и захочет. А бог-истукан выходит из храма-узилища лишь для того, чтобы оказаться в ином храме. В этом ином «родном» храме ему будут поклоняться и жертвовать, и просить, требовать, взывать. В «родном» условно свободном храме он уважаем, но несет на себе груз ответственности за всё и за всех. В узилище же нет поклонения и жертв, но и ответственности нет тоже. И даже можно задаться вопросом: а кто же кого не уберег — божественный идол свой народ или народ своего бога.

Если рассматривать свободу как освобождение от обязательств и ответственности, в храме-узилище у идола ее как раз больше. Вот только поклонения и жертв нет, а без этого хиреет любое языческое божество. Отсюда вывод: чем больше свободы, тем меньше жизни, а полную свободу дает лишь уничтожение. Хочешь освободить бога, разрушь его.

Такая вот философия усматривается в данном рассказе. В рамках жанра довольно оригинальная и даже занимательная в привязке к сюжету. В полубезумном финале есть момент трагического триумфа.

Есть такой литературоведческий термин: «экзистенциальный детектив». Как мне кажется, в данном случае мы имеем именно его. Японские Авторы видят мир очень по-своему и стремятся выразить свое виденье посредством сложных текстовых метафор. Сюжет романа и есть такая метафора.

Пропал человек. Ведется розыск. Но не стоит ждать привычного «европейского» расследования. От него в романе — только вопросы детектива. Ответы же звучат странные, расплывчатые, уклончивые, обтекаемые. Последнее определение, пожалуй, наиболее точное. Ответ каждого персонажа на прямой вопрос обтекают его, даже если отвечающий заинтересован в розыске. Прошлая жизнь пропавшего человека, предшествующие исчезновению события, круг контактов — всё то, что нужно для эффективного поиска — видится как бы сквозь туманное марево, всякий раз искажающее перспективу. Информацию утаивает тот, кто, казалось бы, должен в первую очередь сообщать о ней. Лжет тот, кому совсем незачем лгать. Происходят события, которые почти указывают путь исчезнувшего, но почти оказывается иллюзорным, а открывшиеся пути ведут совсем не туда, хотя на путях этих пересекаются люди, сопричастные с прошлой жизнью исчезнувшего человека.

Столь странную следственную ситуацию детектив воспринимает как должное. Он не настаивает на четких ответах, не выясняет имена и адреса, не требует незамедлительной выдачи важных для поиска материалов, якобы имеющихся у свидетелей. Он слушает, наблюдает, размышляет, пытается впитать в себя психологическое состояние и подлинную мотивацию вовлеченных в круг поиска людей и всё больше углубляется в философские аспекты их жизни. Ему везде видятся знаки — в лимонной шторе на окне, в значке на лацкане пиджака, в фотографиях неизвестной женщины. Он выполняет обычную детективную работу: встречается с людьми, знавшими пропавшего, посещает места, где тот мог бывать, изучает его вещи. Однако, не это главное. Чтобы найти человека, мало повторить его путь в пространстве. Надо сделать что-то еще. Более важное, более сложное, относящееся к территории психики, а не собственно действия. Это понятно всем героям романа, и отчасти поэтому для них самих их странное поведение естественно.

Японская культура основана на созерцании и интуитивном осознании сути видимого. С такой позиции жизнь человеческая представляется не столько цепью связанных между собой действий и событий, сколько постижением своего пути, который может пролегать во внешнем мире или во внутреннем, в одиночку или через соприкосновение с другими такими же погруженными в созерцание людьми. Человек идет своим путем, и часто не знает, куда и зачем он идет. Или знает, но не готов открыть это знание не только другому человеку, но даже самому себе.

На пути этом исчезнуть для кого-то другого не означает попасть в беду. Исчезновение может быть шагом к обретению личной свободы. Поиск пропавшего человека может восприниматься, в том числе, и как посягательство на его свободу, как попытка повлиять на путь, который пропавший избрал для себя сам. Если он его избирал, конечно. Ищущие не обязательно хотят найти, они могут хотеть только искать, или создавать иллюзию поиска.

Но жизнь безжалостно реальна. И расставание больно ранит, несмотря ни на какую философию. И смерть столь же реальна. Она настигает неожиданно и влияет на планы оставшихся в живых Ушел их жизни один человек, и другим надо менять свой путь, никто не движется в полной автономии. Нарушил закон один человек, другой нечаянно заметил это, всполошил, испугал, последовала реакция на нежелательное вторжение — и путь снова изменяется — до полной утраты осознания себя, имен, мест, дат, связей, всего, что осталось на уже созданной карте жизни.

Может быть, это и есть свобода. То состояние, когда обрывается последняя ниточка и на отчаянный телефонный призыв приходит незнакомый человек, совсем не тот, которого ждешь.

Такой вот странный роман, в котором речь идет о поисках пропавшего человека конкретно-пространственных, вполне приземленных, с целью узнать, где он и почему ушел. Но каждый персонаж ищет что-то иное, гораздо большее, и по мере продолжения поисков всё больше теряется сам. Возможно, потому, что боится найти...

Повесть эту напрасно относят к хоррору. Это скорее философская притча о контакте с зеркалом.

Новый Завет считает одним из смертных грехов уныние, самоубийство приравнивает к убийству и возлагает на человека ответственность не только за деяние, но и за намерение. Намерение, мысль, доминирующая эмоция в повести получают отраженную материализацию, концентрируются и вторично направляются на человека. Люди, которые не совершают ничего плохого, напротив, переживают тяжелейшие личные трагедии, становятся палачами друг друга. Потому что создали личный ад внутри себя и транслируют его вовне. А вовне возьми и прими подачу. И получается комната Павлика. Место страшное, как страшен внутренний мир тех людей, которые сформировали отраженную мотивацию застрявшего в ней существа.

Вывод же из всего этого ужаса простой: каждый из нас отвечает за то зло, которое отдает миру. В мире ведь ничего не пропадает просто так. Вадим выплеснул вовне свою боль, ужас, желание смерти и обиду на кого-то, кто отнял всё дорогое в жизни, а нечто поймало выброс. И пошло горе-злосчастие по цепочке. Чтобы разорвать эту цепочку, святой сподвижник нужен, душа которого чиста, как пламя, и всё сжигает своей чистотой. Люди такими не бывают. Обычные.

Но любому человеку, особенно творческому, стоило бы осознать: всё, что мы создаем в своем воображении и чувствах, может и отразиться в реальном мире. И от некоторых отражений мало не покажется. Контролировать нужно свой внутренний мир, не уходить в беспросветность, где не уживается ничего, кроме зла, даже если в основе ее утрата любимых. Тогда и заблудившиеся странники будут иными, не только боль и страх впитавшие в себя, но весь спектр чувств человеческих.

«Комната Павлика» — это, по сути антихоррор. Автор наглядно показал, что несет миру литературный жанр, ориентированный на эксплуатацию чувства страха и отвращения. Комнату Павлика несет, пока что только в фантазиях.

И отдельно отмечу чисто литературную часть повести. Она написана непривычно хорошо: легкий точный стиль, вещь читается на одном дыхании, несмотря на довольно тягостный сюжет. Тайна раскрывается постепенно и постепенно же захватывает всё больше пространства в нашем мире... Автор — настоящий Мастер слова.

Повесть мне не понравилась, но читать было интересно. Это не страшилка ради страшилки, а текст, содержащий идею и смысл, даже если Автор стремился к иному.

Бальзак рассказал нам еще одну историю о короле Лире, случившуюся несколько столетий спустя после Шекспировской драмы, и более жестокую, ведь дочерей у Горио всего две.

Не знаю, насколько общество виновато в трагедии несчастного героя. И не уверена, что его чувство к дочерям действительно можно считать любовью. Оно больше похоже на вид истерии, когда человек помешался на своих фетишах и от этого утратил способность здраво оценивать окружающую действительность. Его отцовское чувство не умиляет, а ужасает.

В молодые и зрелые годы Горио предстает умным, решительным и практичным человеком. Он с нуля основал успешное торговое дело, контролировал движение огромных денежных потоков, разбирался во всех тонкостях законодательства об экспорте и импорте, умело используя недоработки законодателя. Статус успешного торговца предполагает знание жизни, людей, нравов.

Быть хорошим родителем непросто. Горио не сумел, и в результате обрек себя на нищенскую старость, а дочерей — на несчастную жизнь. Они ведь обе несчастливы, несмотря на внешний блеск. Отец Горио дал своим девочкам всё, что могут дать деньги. И не заметил, что создает пропасть между собой и детьми, собственными руками вырывает купеческих дочек из родной для них среды и выталкивает в условно «благородный» свет, где дочки торговца никогда не будут приняты на равных. Желая своим девочкам самого лучшего, опытный торговец упустил из виду этот важнейший момент. Видимо, с позиций торговца (представителя буржуазного слоя общества) пропасть между социальными стратами не казалась столь непреодолимой. понадеялся на деньги. И дочек вырастил в любви не столько к отцу, сколько к деньгам, позволяющим любые проблемы решить и любые блага добыть.

Когда дочери оставляют без поддержки старого отца, это предательство, которому оправдания нет. Но вряд ли какая-лиюо дочь, даже самая лучшая, смогла бы жить рядом с таким отцом, как Горио. Дельфина (младшая дочь) ведь правильно отметила, что когда Горио рядом, он желает, чтобы дочь принадлежала только ему. Сосредоточив на дочерях весь интерес своей жизни, он начинал душить их своей любовью, как только ему удавалось приблизиться. В жизни родителя наступает такой тягостный момент, когда надо отпустить ребенка от себя, в том числе эмоционально, чем-то заполнить образовавшуюся пустоту и построить отношения на новой основе — не как с детьми, а как со взрослыми, хотя и детьми, конечно. А Горио не отпустил ни их, ни себя, по первому требованию собственную жизнь разрушал, лишь бы дать дочерям как можно больше, и, отчасти, купить себе право побыть рядом с ними.

Покупая благосклонность взрослых дочерей, он и их приучил в тому же. Анастази и Дкльфина не любили не только отца, они и самих себя не любили тоже. Молодые красивые женщины покупали внимание любовников и бездумно растрачивали на них средства, данные отцом. Строить отношения на какой-то иной основе, кроме денежной, эти дамы не умели. В своих экзальтированных любовях они удивительно похожи на отца Горио — за деньги покупают видимость любви.

Конечно, нравы общества внесли свой вклад в трагедию этой семьи. Но, как мне кажется, не определяющий. Не случайно сам Бальзак планировал перенести данный роман из «Сцен Парижской жизни» в «Сцены частной жизни». Страшные судьбы его героев обусловлены разрушительным воздействим не столько Парижского общества, сколько истерической привязанности родителя к ребенку, женщины к мужчине, когда стремятся любой ценой привязать к себе любимый предмет и за отсутствием ответной любви и благодарности прибегают к денежным узам. Когда же подпитывающий эти узы источник иссякает, остается только умереть.

Пожалуй, это один из самых сильных романов «Человеческой комедии». Бальзак не был так добр к своему герою, как его предшественник по сюжету. Он не дал несчастному отцу утешения в любви хотя бы одного из своих детей. В отличии от старинного английского классика французский автор не слишком верил в человеческие добродетели. Видимо, полагал их нежизнеспособными в обществе, где блеск и нищета оттеняют и прикрывают друг друга. .

Трагическая, пронзительная и безнадежная история о непонимании близкими людьми друг друга. Почему так случается? Почему взрослый человек зачастую не может или не хочет понять своего собственного ребенка? Может, потому что боится. Ведь понимание не терпит фрагментарности. А мальчик размышлял, почему не успели маму до больницы довезти. И о том, что мама в критические минуты только на него внимание обращала, на него одного, а на папу — нет. Наверное, от такого понимания взрослому проще закрыться, особенно, если здоровье барахлит...

Елена Станиславовна — это, конечно, страшно. Это управдом из «Бриллиантовой руки», только получившая власть командовать в доме, где у ребенка когда-то была семья. А теперь и семьи нет, и дом чужой. Не стало мамы, и отца мальчик потерял тоже, хотя отец рядом и со стороны, наверное, выглядит как хороший отец.

Что мне не понравилось в этом рассказе, так некоторая его односторонность. Мальчик — сторона страдающая. Двое взрослых и Нелечка — черствые, эгоистичные люди. Такое категоричное разделение, с одной стороны, оправдано, ведь фокальный персонаж — ребенок. В свои 12 лет он видит жизнь такой. Но ведь полная безнадега получается. И взрослый человек — Автор — не сделал ничего, чтобы со своей стороны из взрослого далека сказать об отце что-то хорошее. Получается, и для него была только мама...

У Стивена Кинга есть «Кладбище домашних животных», а Чепмэн создал кладбище игрушек — целый посмертный их город, где происходит всё, как в мире людей — совершаются преступления, хулиганят дети, врачи спасают пациентов, случаются непонятные болезненные мутации организмов. Но в определенный час игрушечное посмертие нарушается вторжение огромных монстров, которые сражаются друг с другом и крушат всё вокруг. В одной схватке побеждает один монстр, в следующей другой, для игрушек это своеобразное зрелище, опасное и притягательное. Для самих монстров — что-то другое, своё.

Такой вот страшный, неприятный игрушечный мир. Почему он такой, непонятно. Зачем, непонятно тоже. Конечно, можно развернуть тему воплощения в игрушках дурных качеств людей, которые их создали, поломали и выбросили. Какие-то философские аспекты можно выудить из столкновений монстров и комментариев к их боям. Но всё это будет игрой фантазии, не авторской, а моей. Рассказ же к играм не располагает.

Не понимаю я таких вещей. В мире игрушек воспроизведено всё плохое, что есть в мире людей. Медведь избивает крольчиху, избивает жестоко, и головой об стену, и с отрыванием лап. Хомяк зажаривает живую попугаиху. Потом наоборот. Все эти «чудные» мгновения Автор прописывает со смакованием деталей. С таким же смакованием прописано изнасилование трупа. Меня не шокируют такие вещи, это всего лишь текст. Но я искренне не понимаю, зачем это. Тщательно выписанная тупая жестокость ею и остается, какие бы смыслы мы не старались к ней приложить.

Всё вышесказанное ИМХО, естественно. Вполне возможно, что произведение содержит некие мысли и смыслы, которых я просто не поняла.

Удивительно красивая как по содержанию, так и по стилистике история. Автор погружает нас в мир любителей оккультных наук, которые пытаются управлять сновидениями.

Кто-то желает продолжить сон в реальности и отдает этому жизнью. Кто-то, наоборот, боится воплощения грёз. Люди на самом деле есть, они не разминулись во времени, но не совпали в своих желаниях и остались только во сне. Это очень красивый сюжетный образ, пронизанный щемящей грустью.

Сны — загадочная субстанция. Трудно понять, сколько в них подлинно вещего, а сколько — от игры взбудораженной фантазии, но теория зеркала в будущее звучит интересно. Верна ли она, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Но сама идея коммуникаций в снах зачаровывает. И немного пугает.

Повесть очаровывает тонким сочетанием реализма, мистических теорий и недосказанности. Жаль нереализованных возможностей, ведь они могли бы дать героям счастье и, быть может, переменить судьбу, уберечь от каких-то страшных события. Но всё случается так, как случается. Плохо это или хорошо, никому неведомо.

Весьма занятный и поучительный литературный опыт, в котором Автор раскрывает секреты метода создания современного текста, как бы в виде насмешки над современной литературой, критикой, философией. Достается также и современному искусству в целом, искусствоведению, массмедиа, политическим кругам, европейской толерантности. Такой фронтальный разбрызг острой злой насмешки, из-под которого Автор не выводит и себя самого. Под слоем стёба же спрятана вполне серьезная мысль: человек сам кузнец своей наковальни.

Искусство, для обнаружения которого необходимо надеть специальные очки заговорщика от искусствоведения, оказывается не столь уж безобидной вещью. Мы то сами про это искусство догадываемся. И про литературный метод тоже, хотя в этой части роман читался с особенным интересом и постоянно смешил. Но человек создает не только абстрактные культурные конструкты — сплав уродства и извращения. Он еще и технологии развивает.

И в этом контексте условно-фальшивые культурологические мемы становятся реально опасными. Машинный мозг, в отличие от человеческого, мыслит конкретными категориями и склонен доводить до конца логические выкладки. Человек в очередной раз выпускает демона из бутылки: сотворяет не пойми что, самоуверенно полагает себя хозяином ситуации, и в мир незаметно вползает нечто. Причем даже непонятно, вползет оно или нет, враждебно или нейтрально.

С этим творением понятно лищь одно — оно по образу и подобию, но не светлого лика, запечатленного на иконе, а образины, выглядывающей из извращённого арт-хаусного перформанса, где представления о любви и красоте вытеснены всё более усложняемой техникой садо-мазохистких самоудовольствий. Каждый творит, что может. В мире Пелевина человек может сотворить только это.

Роман можно растащить на цитаты. Из этих цитат можно составлять отзывы и рецензии. В своем злобном стёбе Автор талантлив и профессионален: он, как циркач, жонглирует вербальными конструкциями — вот текст компьютерной программы, вот речь человека-искусствоведа, вот реплики ценителя искусств, для которого единственным понятным предметом на аукционе оказалась дверь общественного туалета с соответсвующим граффити. Эта игра завораживает сама по себе, независимо от смысла.

Смысл прорывается на первый план, когда все голоса сплетаются в один, но это происходит ненадолго, и сущность носителя этого единственного настоящего голоса до конца остается непонятной. Понятно лишь главное — единственный настоящий голос не принадлежит человеку, человек даже не понял, что, как и зачем он сотворил в своей извращенности.

Странный роман. Он процентов на девяносто состоит из не связанного с сюжетом монолога и при этом затягивает. Но это злая книга, в ней нет ни одного живого человеческого лица.

На этот раз Автор создал политический детектив, завернутый в приключение. Оставшиеся без присмотра на Альфанской луне бывшие пациенты психиатрического госпиталя организовали собственную жизнь, довольно логичную, надо сказать. Главный герой Чак Риттерсдорф оказывается в центре личных и служебных неурядиц и разрабатывает план убийства бывшей жены, довольно оригинальный. Земля готовить экспедицию по спасению брошенных ими четверть века назад пациентов.

Кажется, что именно эти линии являются главными. И, действительно, они занимают большую часть сюжетного времени и доставляют читателю больше всего волнующих и приятных моментов. Но...

Наверное, это действительно винтажная фантастика — та, которая не слишком отдалилась от приключенческой литературы и которую легко и интересно читать.

Я бы сказала, что это литературная шутка. Автор изготовил прекрасную стилизацию под восточную сказку и проиллюстрировал в ней вполне себе русскую пословицу: всяк сверчок знай свой шесток. Наверняка в восточных культурах есть аналог данной мудрости.

Ценность такого рода произведений в том, что они учат ценить красоту чужой культуры, даже если она непривычна, а также показывают смысловой план, общий для всех культур, основанный на здравом смысле и чувстве юмора.

Не случайно бытовые сказки разных народов воспроизводят практически идентичные сюжеты и морали. Простые люди во все времена и во всех странах должны были быть мудрыми, иначе просто не выжить.

Согласно издательской аннотации данный сборник задуман как каскад отражений мужского и женского начал в зеркале мира. Два автора — мужчина и женщина — сгруппировали свои рассказы таким образом, чтобы можно было увидеть стихии Инь и Ян в разнообразных тематически схожих литературных интерпретациях и, может быть, лучше понять друг друга.

Если отвлечься от конкретики сюжетов и попытаться сравнить основной смысловой посыл рассказов, становится понятно, что отражения мужского и женского начал в зеркале мира авторы действительно создали. Причем отражения эти наглядно демонстрируют различие и общность наших стихий.

Принципиальное различие видно уже из первой пары рассказов, герои которых стали жертвами проклятья. Барт д’Орво, придуманный автором-мужчиной, подходит к проблеме сугубо прагматически: стремится раскрыть механизм действия проклятья и нейтрализовать его. Придуманная женщиной Присцилла Брукс принимает проклятье, осмысливает свои действия и мотивы, которые привели к такому состоянию, и выходит из под его гнета, изменившись внутренне.

На внешнее воздействие «мужской» персонаж реагирует контрвоздействием — защищается и нападает. В результате агрессия нейтрализуется, герой и мир вокруг него восстанавливают свой изначальный статус. «Женский» же персонаж поддается воздействию, изменяется под его влиянием и в итоге поднимается на какую-то новую ступень духовного опыта, не принимая при этом активных защитных мер. В результате получается качественно изменившаяся героиня и прекращение агрессии извне.

«Мужское» и «женское» начала отразились с одинаковым результатом (проклятье нейтрализовано), но принципиально разными способами. С одной стороны, действие равно противодействию. С другой, внутренняя подстройка под воздействие и его рассеивание. «Мужское» начало защищает равновесие мира, «женское» гармонизирует его.

Во второй паре рассказов показана реакция героев на утрату. «Мужской» персонаж Уно находит физическую замену потерянному. Созданная женщиной Сонаи пытается компенсировать утраченное призрачной возможностью повторения за счет концентрации собственной памяти и чувств. Снова мужчина взаимодействует с миром вовне, материальным действием. Женщина же пытается возродить утраченное на основе внутренних ресурсов своей психики и души.

Проявленный в первой паре рассказов принцип отражений в той или иной мере присутствует в большинстве парных рассказов сборника.

Так, придуманный мужчиной Садовый гном видит смысл своего существования в том, чтобы дарить счастье людям, Вик ставит на кон свою жизнь в играх вундеркиндов ради семьи, Олесь погибает, не в силах принять ограничения, налагаемые эмоционально-духовным конструктом.

С «женской» стороны сопредельных пар одушевленный автомобиль сосредоточен прежде всего на посмертном развитии поселившейся в нем души девушки Лены, осмыслении ею упущенного при жизни опыта, Максим промышляет сбором концентрированных человеческих страданий, которые в его мире являются лекарством, замученный садистом два столетия назад мальчик становится душой старинного замка и, наблюдая за людьми, развивает в себе способность любить, понимать, врачевать душевные раны.

Придуманные авторами герои наглядно показывают главное отличие «мужского» и «женского» отражений: «мужское» начало отражается в мире, «женское» — отражает мир в себе. Но при этом оба начала стремятся к общей цели: убрать агрессию, вернуть утраченное, видеть кого-то счастливым, любить.

Особняком стоит третья пара рассказов и единственный соавторский рассказ сборника.

В третьей паре развивается тема чувственной страсти, инстинкта продолжения рода. Сапсан («мужской» персонаж) поддается чувственному влечению к женщине из стана врага. Дерке («женский» персонаж) ощущает потребность продолжения рода, которая оказывается сильнее инстинкта самосохранения. Для «мужского» начала доминантой оказывается чувственность, для «женского» — потребность рождения. В результате появляется шанс прекращения войны, сохранения гибнущего мира. Смерти противостоит не жизнь, а страсть, эту жизнь питающая. Внутри связки «чувственное желание — желание рождения» «женское» начало отражается в мире по «мужскому» стереотипу — активным действием, актом рождения новой жизни. Это особенный тип отражения — не уравновешивающий «мужской», не гармонизирующий «женский», но отражающий в зеркале мира чувственное природное начало живого существа, основу и гаранта жизни в любых мирах.

Единственный в сборнике соавторский рассказ продолжает тему примата жизни, приземляя ее. «Главное в любой ситуации – выжить... Любой ценой, девочка. Таков мой тебе Главный завет. Кто умер, того нет больше.» Так говорит отец дочери. Родитель — ребенку. Прошлое — будущему. А в настоящем снова проявляется проклятье и жуткие крысы в придачу.

Совместное отражение «мужского» и «женского» начал выглядит весьма своеобразно: он и она очаровательно улыбаются друг другу, а за спиной маячит проклятье и крысы. Но есть и обнадеживающий момент. Когда соединенье двух начал зайдет в тупик, каждое из них начнет спасать себя, согласно Главного завета, а это значит, что «мужское» начало вступит в бой с проклятьем, а «женское» попытается переосмыслить свои поступки и мотивы. И всё начнется сначала, как положено после катарсиса.

Отразиться в зеркале мира авторы сумели ярко, эмоционально, временами провокационно, а вместе даже и с юмором (это я про крыс в одном зеркале с высокой страстью третьей пары). Последовательность рассказов не очень удачна, и знаки Зодиака вызывают недоумение. Но это не принципиальные моменты. Пониманию общей концепции они не мешают. Удивительно также, что многие рассказы созданы не для этого сборника, но органично вписались в его концепт. Отражения получились не постановочными.

Открывая произведения пограничного жанра, заранее готовишься к тому, что в нем всё будет не тем, чем кажется в начале. У Исигуро так и получается.

Сначала всё понятно. В провинциальный город приезжает знаменитый пианист. Его визит — событие общественно значимое. Он должен произнести речь, и речь эта повлияет на многих людей, их статус в обществе, место в его культурной жизни. Городские жители возбуждены, пианиста разрывают на части всевозможными просьбами — небольшими, но весьма странными и несвоевременными. А он не может отказать, мечется от одного поручения к другому, старается во всё вникнуть и всё успеть, ничего не успевает, разумеется, но это не критично, до торжественного вечера еще есть время, он старается, чувствует свою значимость. Завязка немного странная с учетом мировой известности главного героя, но вполне в рамках реализма, до тех пор, пока не появляется Софи.

С появлением этого персонажа реальность начинает расползаться. Причем непонятно, то ли с памятью у героя проблемы, то ли люди его разыгрывают, то ли мир сдвинулся по оси пространства, времени и параллельности. Герой в городе впервые, но встречает давних знакомых, он только что приехал, однако уже успел пропустить некоторые встречи и нарушить личные обещания, он всё время куда-то идет, едет, стремиться, и не знает точных адресов, направления и расстояний. Реальность смещается явно, но каждый эпизод так или иначе можно объяснить. Однако, эпизодов довольно много, а это уже объяснить сложнее.

Затем к странностям с людьми прибавляются странности пространственные. Так, герой едет на какие-то встречи на автомобиле довольно долго, а потом вдруг обнаруживает, что встреча происходит в помещении, примыкающем к его отелю, возвращение в отель происходит просто путем перехода через пару коридоров и служебных дверей. Пространство города оказывается столь же усложненным и нелогичным, как и отношения между людьми. И уже не удивляешься, что носильщик Густав — любящий отец и дед — почти тридцать лет не разговаривает со своей дочерью напрямую, что управляющий отелем четверть века живёт в ожидании ухода жены, якобы недовольной браком с ним, что немолодая пара бывших супругов не может восстановить свои отношения, хотя оба тайно мечтают об этом не один год. Главный герой оказался в городе искривленных пространств, отношений и восприятий.

Оказался он в этом городе не случайно. Чем дальше разворачивается действие, тем более понятным становится, что именно таким должен быть город, в который он приехал. Если отбросить сюрреалистические эффекты и личностные комплекты персонажей, откроется основная проблема героев этого романа — и главного и второстепенных. Люди не разговаривают друг с другом, не слышат один другого, не вникают в смысл обращенных к ним слов.

Каждый существует обособленно, погруженный в собственный внутренний монолог, и принимает этот монолог за диалог с другими людьми, хотя все их реплики и реакции на ту или иную ситуацию придумал сам. Носильщик Густав просит главного героя поговорить с дочерью, которая его беспокоит. Ему есть что сказать своему ребенку, но он хочет и ждет, что это будет сказано кем-то другим. И так со всеми. Все ждут, что заезжая знаменитость что-то скажет о них и за них, и жизнь изменится: в городе будет звучать прекрасная музыка, дети станут талантливыми, любящие люди смогут соединить свои судьбы. И сам главный герой вплоть до заключительного торжественного вечера верит, что сможет что-то сказать и будет услышан. Так воспринимается сюжет на стадии кульминации. Но и это лишь еще один слой.

Наступает долгожданный вечер выступления и сложившаяся уже картинка разрушается, как карточный домик, разговором героя с мисс Штратманн До этого эпизода герой и город существуют отдельно. Когда же он набирается смелости задать прямой вопрос: приехали ли его родители и где они, дистанция между героем и городом исчезает. Главный герой предстает главным безумцем. Не в смысле психиатрии, нет. Просто и здесь мы видим общую для всех персонажей проблему крайнего эгоцетризма. Человек не следит за событиями внешнего мира, не участвует в них, он их придумывает под себя, со всей искренностью верит, что всё на самом деле так, как в его фантазиях, и ввергается в шок столкновением с реальным положением вещей, которое имеет мало общего с его придумками.

Книга грустная, она вызывает горькую усмешку. Автор показал нам крайнюю разобщенность людей, которые не умеют говорить друг с другом, живут собственными комплексами и домыслами, чувствуют дискомфорт от своего одиночества, но и упиваются им, потому что по большому счету не хотят вылезать из своих коробочек и что-то реально менять в своей жизни. Не суть важно, какой герой перед нами: известный пианист — главная персона действия — или носильщик Густав, или мисс Коллинз. Каждый из них воплощает определенную грань крайнего эгоцентризма, что и создает искажения городской реальности до степени смещения пространств и памяти.

Роман неплох, поэтапное раскрытие проблемы выполнено мастерски. Скучно становится только на выходе. Столько текста написано, и совсем неплохого профессионального текста. Но о чём? О разобщенности людей и их нежелании становиться ближе друг к другу.

В одном старом советском фильме на вопрос «Что такое счастье?» мальчик-подросток ответил: «Счастье — это когда тебя понимают». Исигуро показал обратную ситуацию, когда не понимают и даже не стремятся понять. Так с какой стати эти люди ждут перемен?

Произведение поразило своим масштабом. Автор крупными мазками дает несколько сюжетных линий с участием разных персонажей, принадлежащих к разным социальным группам, по условиям жизни не пересекающимся между собой. В результате получается обширное футурологическое полотно: мир неуютный, некомфортный, я бы сказала, чуждый, но живой, развивающийся.

Бедняки пытаются выжить, отвоевывая у моря полуразрушенные некогда богатые постройки, вещи. Богачи плетут интриги мировой закулисы. Талантливые профессионалы зарабатывают средства и известность своим умом. В мире этом можно жить и работать без тела, в нем совершаются странные преступления, существуют странные предметы и профессии.

В первой трети книги Брин показывает нам всё многообразие бытия будущего.

Сюжетные линии сплетаются в единый узел, когда в привычное человеческое бытие вторгается бытие инопланетное — случается долгожданный контакт. Сценарий контакта необычен. Форма и цели инопланетного разума таковы, что невозможно однозначно истолковать суть происходящего. Оцифрованные пришельцы пытаются манипулировать людьми, чтобы подтолкнуть их на путь развития, оптимальный с точки зрения пришельцев. Путь этот столь же странный, как и сами гости. Он вполне способен увлечь определенные круги, располагающие материальными ресурсами, ведь речь идет о бессмертии, весьма своеобразном, не слишком похожем на жизнь в привычном ее понимании, но всё-таки именно о нём.

Пришельцы ожидали контакта очень долго и слегка «двинулись» на почве изолированного существования, к тому же их много и каждый продвигает свои идеи, называя других лжецами. При этом все они, каждый в своем мире и на своей планете, прошли практически идентичный путь развития и прибыли к землянам в одинаковой упаковке. На протяжении всего чтения меня не покидало ощущение, что инопланетные миры погибли — если они погибли, конечно — вследствие чрезмерного перерасхода ресурсов и концентрации энергий, необходимых для запуска в космос бессмертных посланцев. Сомнительное цифровое бессмертие некоторого количества особей было оплачено гибелью целых живых миров. Инопланетный проект заселения вселенной напоминает строительство пирамид в Древнем Египте. Гигантские усилия, престранный объект на выходе, и полное истощение создателей, которым уже не остается сил и ресурсов для жизни. Но пирамиды стоят, а оцифрованные объекты летят — ожидающие возрождения и псевдобессмертные неживые.

Книга заставляет еще раз поразмышлять на тему, что есть жизнь, где грань между живым и неживым, если в неживом заключено активное сознание с памятью, что такое бессмертие не только личности, но целого вида, и какую цену можно за него заплатить, а какая цена всё-таки чрезмерна, нужно ли цепляться за слабую органическую жизнь, если неорганика с цифровой начинкой гораздо надежнее и долговечнее. В связи с ситуацией контакта возникает просто огромное количество тем для размышления, вопросов, на которые не ждешь ответа, потому что определенный ответ в принципе невозможен. К чести Автора надо сказать, что он не пытается упростить ситуацию, в его книге присутствуют точки зрения, ни одной из которых не придается статус наиболее верной. Герои размышляют. Люди размышляют. Размышляет человечество в лице так называемых «умных толп» — спонтанно формирующихся виртуальных групп, генерирующих идеи и аргументы.

Из такой позиции трудно выйти к какому-либо внятному финалу. Но Брин сумел. Роман логически завершен без придания статуса правильности какой-либо одной версии событий или цели. Неизвестно, каким будет дальнейшее бытие, как долго оно продлится. Но пока люди сохраняют критичность мышления, основанную на конкуренции разумной осторожности и здорового любопытства, у них есть шанс. Прежде чем что-то предпринимать, надо посмотреть вокруг, заглянуть в ту бездну, из которой прибыли зовущие за собой пришельцы, и самим убедиться, что там есть, откуда на самом деле пришли те, кто зовет за собой...

Роман очень длинный, очень неспешный, в нем мало действия и много бытия в разных формах его проявлениях, он предлагает остроумное объяснение некоторых археологических загадок и ставит крест на межпланетных космических полетах с колонизацией других планет и галактическими империями, но оставляет место сомнению, иным возможностям, идеям и направлениям развития. Бытие не имеет конца, независимо от форм сознания, способного его воспринять и осмыслить...

Есть вещи, о которых трудно говорить, потому что совсем немногие способны уловить глубинную суть проблемы, с одной стороны, и очень неловко вторгаться в некоторые переживания, с другой. Рассказ этот касается как раз такой темы — самоидентификация человека с явным физическим недостатком и отношение к нему окружающих.

Карлик и зеркало... Это даже комментировать больно. Маленький человек живет среди обычных людей, он где-то работает, как-то устроен и уже свыкся со своим положением, научился держать лицо, принял навязанную судьбой дистанцию. И вдруг это зеркало. Он видит себя, каким мог бы быть — красивого мужчину, и несостоявшуюся жизнь этого мужчины, которая могла бы быть его жизнью, но никогда не будет. Он смотрится в это зеркало, как будто зуб больной трогает: знает, что нельзя, больно будет, но всё равно трогает, потому что в боли этой заключено мучительное приближение к несостоявшейся жизни. Он как бы подсматривает в замочную скважину за самим собой. И боится разоблачения, насмешки, пинка в душу.

Разумеется, пинок не заставляет себя ждать.

Ральф и Эйми по отношению к карлику — антиподы.

Ральф из тех, кто готов посмеяться открыто и громко. Даже не из жестокости, а просто в силу некоторой эмоциональной инфантильности. Он не злой, он просто не понимает, что перед ним чувствующий и страдающий человек. Ограниченность ума, чувств, опыта для Ральфа непреодолимы. Ему досталась душа-карлик, которая не может развиться до нормального человеческого уровня эмпатии.

Эйми совсем другая. Она сразу понимает про зеркало почти всё. Это тонко чувствующий открытый для сопереживания человек. Но, как мне кажется, понимает она именно «почти» Ее порыв подарить маленькому человеку зеркало с отражением иного себя по факту способен причинить столь же сильную боль, как и грубые выходки Ральфа. Ведь зеркало в специальном аттракционе — это одно, а в комнате, где живешь — совсем другое. Постоянное соседство с такой вещью может оказаться непереносимым.

Грубо намеченная развязка драмы не особенно интересна. Понятно, что финал такой истории может быть только трагическим. А вот идея с зеркалом, где человек видит несостоявшегося себя, меня даже потрясла в какой-то мере. Страшно приближаться к такому образу, страшно и даже неприлично заглядывать за край чужой боли. Это образчик самого настоящего хоррора, который из реальной жизни и потому многократно страшнее любых придуманных страданий и монстров. Ведь это есть. И это невозможно изменить.

Рассказ мне совершенно не понравился. Но это очень сильная вещь. Из того, что я читала у Брэдбери, самая сильная.

Рассказ этот играл на «Коллекции фантазий-19». Перечитала и не поняла, кем же стала Таня в финале: спасителем маленьких мальчиков в летуме или ликвидатором взрослых дядечек в реальности. Не то, чтобы это имело принципиальное значение — не суть важно, как убрать из мира маньяка — но саму Татьяну должно характеризовать. Психолог и палач — разные профессии.

Как и при первом чтении, обратила внимание на две вещи. Всё, что до летума, пронизано теплотой и жизнью, замечательные страницы, а после текст теряет эмоциональную притягательность, становится просто картинкой, за изменением которой отстраненно наблюдаешь. Даже моменты страсти и рождения маленькой Яны воспринимаются со стороны. И очень затянуты диалоги девочек в летуме, вообще в летуме все действие вязкое, утомляющее. Скорее всего, это сделано специально, чтобы передать атмосферу места, которое стремится вобрать в себя живое существо, как кокон или пелена мумии. Место ведь действительно такое, и атмосферу автор передает зримо, буквально через ощущения. Но впечатление двойственное остается: понимание на уровне ума, и некоторая неудовлетворенность на уровне эмоций. Несмотря на весь драматизм событий, в летуме почти скучно.

Двойственное впечатление остается и после прочтения рассказа в целом. С одной стороны, яркие краски начала, реальная драма в основе сюжета, с другой, недосказанность финала, которая мешает сложиться общему впечатлению о героях и их истории.

ИМХО, разумеется.

«К месту анекдот — у кого-то я это читал — кирпич русской литературы». (В. Конецкий)

Рассказ этот и представляет собой несколько к месту рассказанных анекдотов из жизни автора или слышанных им от других людей. Все анекдоты забавные, характеризующие определенные качества героев, читаешь, и улыбка не сходит с лица.

А финальный анекдот (напомню, что анекдотом считается не только смешная, но и вполне серьезная коротенькая история) оставляет в душе светлую грусть. Кенгуриха-то она кенгуриха, но не просто так жил со своими сумчатыми артист: была в этом доме и взаимная привязанность, и теплота, и искренность чувств, хоть подвыпившему супругу и приходилось от гнева праведного в географические атласы закатываться, аки в персидские ковры.

Пока люди пишут такие письма, всё в этом мире не просто так. И Виктор Конецкий сумел передать это просто замечательно, без объяснений, без пафоса, даже без так называемого навязчивого раскрытия внутреннего мира героев. Он даже финальное письмо представил как анекдот, потому что когда человеку по настоящему очень больно и ничего с этой болью уже е сделаешь, ее прячут за улыбкой.

С улыбкой, как с анекдотом, можно жить дальше. Она постепенно прирастает к душе.

Красивая история, неоднозначная по смыслу.

Идут по Земле пилигримы, шлейфом за ними несчастья тянутся. Нужны ли миру такие странники? Уменьшится ли число несчастий с их исчезновением? На эти вопросы ответа не существует. Агасфер отвечает на него для себя, но это лишь попытка оправдать свое пугающее существование, если его нужно оправдывать в принципе.

До самого финала рассказ держал в напряжении трагедийной поэтикой сюжета. Финал обескуражил. Есть дочь и пусть мир летит в тар-тарары... Конечно, такое тоже имеет право быть и даже вполне могло быть в подобной ситуации, ведь Агасфер не захотел узнать свой последний город. Видимо, жизнь не такая уж плохая штука, даже со шлейфом разрушителя.

Автор предложил весьма интересную трактовку аналоговых образов древних легенд. И родительское чувство раскрыл весьма интересно: собственный ребенок важнее миллионов других детей, которые неизбежно погибнут по причине совместного пребывания отца и дочери.

Ситуация вне этических оценок. Просто констатация одной из жестоких сторон родительства. Вечный жид и видящая будущее — страшненькая парочка.

Очень красивая сказка-легенда.

Тут и аллюзии к Герберту и Желязны, и наш Древний Египет, располагающий к созданию волшебных историй. Кто знает, может и так пришли в наш мир первые фараоны, Сфинкс и странные боги-метаморфы.

Зачем-то строили древние египтяне ориентированные по звездам пирамиды. может, и правда, оттуда прибыли какие-то пращуры наших предков, даже если не к нам, а в соседнее измерение. Здесь ведь главное — не в достоверности или логике событий, а в чувственной насыщенности легенды, которая пропитана ожиданием, надеждой, любовью и опасностью, но не страх внушает эта опасность, а решимость противостоять ей.

Он и она — такие похожие и непохожие. Брат и сестра, несостоявшиеся любовники, потенциальные враги, носители общей уникальности. Нам досталась Она — женское начало. А начало мужское осталось где-то за гранью и встречать его намерены огнем и мечом... Такой вот мир родился в финале легенды — наш мир, с течением времени утративший понимание божественного, но всё также устремленный к звездам.

Традиционный для фантастики сюжет о внезапной встрече двух внешне непохожих разумных видов и их пути к взаимопониманию через угнетение, ненависть, кровь. Незрелый разум не в силах преодолеть стереотипы и увидеть равного себе в том, кто похож на домашнее животное. Одни не видят конкурента, другие не могут заставить себя услышать иначе, как через войну. Так устанавливается взаимопонимание. И не суть, кто участвует в противостоянии: люди с разным цветом кожи или пингвины и свиньи.

Финал несколько разочаровывает. Птериксам и свинам не суждено пройти путь друг к другу самостоятельно. Их подтащат и заставят принять недавнего врага межзвездные миротворцы, которые — о, чудо! — принадлежат к тем же видам, но уже побратимы, а не противники. Более развитый разум всё расставит по местам и образумит братьев меньших.

Рассказ напоминает о «Любимце» Булычева, «Планете обезьян» Буля и даже «Алисе» Кэррола, где звучит тема мошек и кошек, едящих друг друга. От многих авторов взято понемногу и перенесено в иной биологический антураж.

По прочтении рассказа осталось два вопроса: о чём это и зачем это? Рассказ воспринимается как пролог к роману в жанре темного фэнтези, где сюжет будет посвящен борьбе девочки-принцессы за власть и ее мести за родителей. Текст настолько перегружен ненужным для сюжета насилием, что по отношению к героям возникает не сопереживание, а раздражение. Одноногие собачки: их насилуют родные отцы, ослепляют разбойники, калечат коварные претенденты на престол (или что там вместо), в итоге благородный слепой герой оказывается спасителем невинного дитяти любимой женщины, которое ему теперь защищать и растить. И ни одного светлого эпизода.

Понятно, что «темный» жанр не предполагает оптимистичных сюжетов и финалов. Но когда негатив нагнетается без цели и смысла, в сухом остатке остается категорическое неприятие предложенной автором истории. К чему было насилие отца над дочерью? В сюжете оно не сыграло никак. Лишь показало дикость местных нравов. Если нравы таковы, откуда взялся благородный боец? Он отличается от других, он явно прибыл из дальних мест. Но откуда, куда, с какой целью следовал он, пока не стал жертвой разбойников? Непонятно. И, соответственно, объединяющей идеи в рассказе нет. Есть только демонстрация животной сущности человека и крайней жестокости придуманного мира.

ИМХО, разумеется.

«Сорок первый» в «Дне сурка» + два маньяка. Получается две коллизии. нормальный парень против двух маньяков в замкнутом общем бессмертии. И советский народ против фашистов. Обе темы сложные и очень емкие. И, соединенные вместе в одном рассказе, они просто помешали друг другу.

Появление Лизы закрыло тему сосуществования трех парней и несколько искусственно отделило Георга от двух сотоварищей. Искусственно, потому что делал-то он всё тоже самое, что и эти двое. Только при этом внутри себя осознавал скотство своего поведения. Но всё равно делал и дальше делать продолжал бы, потому что цикл существования начнется снова и, значит, вс1 можно и всёравно.

С другой стороны, тема садизма снижает социальную направленность поступка Лизы. Она в кого стреляла? В фашистов или всё-таки в жестоких дикарей, угрожающих ее жизни? Когда в форму германского рейха одеты маньяки-садисты-каннибалы, их ликвидация идеологической нагрузки уже не несет.

Если же в фокусе внимания должно было оказаться поведение людей в стрессовой ситуации при полной безнаказанности и безнадежности, то военный антураж эффект смазал. Слишком гротескное распределение ролей упрощает ситуацию.

На мой взгляд, ни одну из двух заявленных коллизионных линий в полной мере раскрыть не удалось. Нравственный конфликт затерялся в неоднозначности. ИМХО, разумеется.

В рассказе этом две сюжетных линии, ни одна из которых логического завершения не получает: любовь героини к Мише, которая отняла у нее способность любить кого-либо еще, и любовь героини к детям сестры, забота о которых стала смыслом ее жизни.

Признаюсь, обретение героиней уникальных особенностей я не связала с инопланетным вмешательством. У меня осталось впечатление, что в ночь расставания с Мишей с ней произошло нечто мистическое. Поэтому и холодна была к мужчинам всю жизнь. Поэтому и загорелась вновь, когда Мишу четверть века спустя встретила. Мне даже очень ярко представлялось, как бежит героиня на последнее свидание и молит высшие силы, чтобы эта ночь не кончалась, а Арина столь же страстно молится о том, чтобы свидание сестры не состоялось, потому что не к добру это будет для деревенской девушки. моления двоих соединились и исполнились: свидания не было, а личное время героини остановилось.

Когда много позже героиня встретила Мишу и оттаяла, я была уверена, что она начнет стареть, как все люди, ведь ее жертвенная программа была выполнена: племянницы взрослые, все три устроены, можно уже и в счастии немного пожить. Но нет, оттаяла героиня только душой, не телом, и счастье там даже близко не стояло. Исследовательские порывы Миши (пока только формирующиеся) похлеще тупого садизма Прокопьева, от увлеченного вивисектора никакая регенерация не спасет.

Любовная линия хоть развитие и получила, но в негатив. Обрести счастье в любви героине не дано. Напрасно она Мишу ждала всю жизнь, напрасно кинулась к нему, когда встретила. Встреча разрушила сказку юности, убила мечту. Получается, замороженное состояние героини с любовью к Мишей никак не связано. Любовь к Мише — всего лишь эпизод в ее долгой жизни, такой же, как Прокопьев. Дар/проклятье и любовь просто совпали в одной временной точке.

Остается линия племянниц. Им девушка посвятила жизнь, ради них жертвовала собой, оберегала, воспитывала, учила. Всех трёх девочек сберегла и «до ума довела», как говорят. Сберегла девочек она только благодаря особенным способностям своим, без них погибли бы девочки. Что же, высшие силы отметили героиню именно для этого? Чтобы детей сестры спасла? Допустим. А зачем это высшим силам? Девочки никакой видной роли не сыграли, просто выучились, замуж вышли, детей родили, работали. Как все. При этом девочки — дети садиста Прокопьева, носители и хранители его дурной крови. Вроде бы у высших сил и интереса к ним особого быть не должно. Получается, что и с девочками дар/проклятье героини не связано. Просто совпало по времени.

Необычная жизнь героини оказывается самостоятельной сюжетной веткой. Получила она свой дар/проклятье, живет с ним, потомков любимой сестры и ее убийцы оберегает и дальше оберегать будет, любила и разочаровалась в любви. Случайное стечение событий и обстоятельств, и никакой объединяющей идеи.

Странная история. Написана она прекрасно, хотя местами производить впечатление болезненное до тошноты. Но о чем, непонятно. ИМХО, разумеется.

Предромантическая история в хоррорном антураже или хоррор с элементами подкрадывающейся мелодрамы.

Думается мне, Элизабет и Оливер встретились не просто так, хотя это только мое предположение. Ужастик славный получился, финальный эпизод особенно хорош. Крысиный Король придет за тобой, бойся, герой! Ведь Элизабет призвала крыс растерзать всех, кто был на борту «Неподкупного», то есть и Оливера тоже. Так что где-то дальше романтическая линия должна будет вступить в конфликт с линией сбывающегося проклятья. Элизабет придется искать способ защитить Оливера от опасности, которую она сама же на него навлекла. Но всё это за кадром, то есть за текстом.

Рассказ читается как фрагмент довольно страшной истории о людях и крысах. Как хоррор он даже завершен не без изящества. А как история любви начаться не успел, хотя именно ее я усматривала в каждой строке и ожидала на каждой странице. Стилизация под девятнадцатый век очень удачная. Сюжет обрывочный, а вот наполнение текста приметами времени и географии плотное и достоверное.

В целом, понравилось, только в первый момент возникло легкое недоумение: о чем это было? Но потом подумалось о крысе, скользнувшей в трюм следующего корабля, о проклятом Оливере на этом корабле, о матери Элизабет, погибшей от яда змеи, не причинившей вреда девочке... И как-то героиня по новому открылась. Если жизнь в ней мила любому животному, водоплавающему и гаду, то она неплохо экипирована для выполнения главного завета отца. С таким эскортом, как Крысиный Король, даже очень неплохо.

Рассказ этот удивительным образом соотносится с пушкинскими временами, с повесть. «Гости съезжались на дачу» и выступлениями странного полумистического артиста-импровизатора. Хотя тема опиумных курений и увлеченности оккультизмом относятся к реалиям конца девятнадцатого — начала двадцатого века.

Мистическая история рассказана, но она с таким же успехом может быть выдумкой или описанием наркотических видений. Никто из героев в реальном времени рассказа бесовок не видел. Может, их и не было. А может, и были, семь или одна, семь раз отразившаяся в перевозбужденном воображении незадачливых спиритуалистов.

Такие истории, когда ирреальное где-то рядом, но четко не проявлено, всегда волнуют сильнее прямой мистики. Есть в них что-то из детства, когда мы тоже пытались вызывать непонятно кого и совершали непонятно откуда позаимствованные ритуалы, задыхаясь от ужаса и в любой момент готовые броситься в россыпную. Это то, что называют атмосферой и что затягивает порой сильнее сюжета, темы и философии. Особенно, когда автор владеет словом на столь высоком уровне.

В рассказе можно выделить две сюжетные линии: любовную и антитеррористическую.

С первой всё в порядке. До эвтаназии герой прожил долгую жизнь, но на любовь не хватило времени, или желания, или не встретил, или встретил, но не осознал. Не было в его жизни такого опыта. А в посмертии опыт был получен. Несколько странный опыт: чувство героя как бы развивалось от любви родительской (или даже дедовской) до любви к женщине. Он обретал пропущенный опыт, но в обратном порядке. Эта линия довольно интересна, необычна, и воспринимается с доверием: такое вполне могло быть — недобрал человек в жизни ни любви, ни родительства, а тут случай подвернулся, и он спешит компенсировать пробел, подстраиваясь под объект.

В минус достоверности работают два момента. Во-первых, непонятно, зачем надо было ловить маньяка из виртуальности, да ещё посмертной, убивал-то он вполне реальных девочек и сам был реален. Во-вторых, опять-таки непонятно, как Долорес пришло в голову консультироваться с отцом и с ФБР по поводу изменившегося характера своего виртуального друга. Совершенно непостижимая догадливость. Две эти фальшивые нотки любовную линию практически убивают. На уровне чувств и переживаний она достоверна и выписана тонко, даже пронзительно. А вот в плане объективного действия — увы. Герою незачем было таким сложным образом оказываться на игровом сайте для подростков, а девушке просто не пришло бы в голову, что нужно обращаться в ФБР. Поэтому обе встречи героев — и виртуальная, и последующая реальная — зависают в воздухе

Террористическая линия с Еленой Триединой тоже какая-то странная. Елена — мозг в физрастворе. У нее нет рук, ног, она не может выплеснуть ведро пресловутого вещества в канализацию. Это будет делать кто-то другой, с руками, ногами, которого наймет или убедит свихнувшаяся недопокойница. И этого кого-то нужно ловить из реальности, изучая персонал подземного центра Елены и его контакты. А в качестве превентивной меры блокировать инженерные коммуникации бункера Елены, отсоединить из от общегородской водопроводно-канализационной сети, установить слежку за сотрудниками бункера, перлюстрировать их электронные контакты. Внедрение к ней виртуального агента смысла не лишено, полезную информацию он добыть может. Но Джон совершенно не годится для этой цели — слишком заметен.

Поэтому в целом рассказ воспринимается с недоумением. Столько всего придумано, но ничего не додумано до конца, везде очевидные отступления от логики и здравого смысла. Эмоциональная чать, конечно, остается на высоте. Но этого недостаточно. Цельная вещь на этот раз не получилась.

ИМХО, разумеется.

Читая такие истории, как будто заглядываешь за край пропасти. Пропасти, которая создается талантом и безответственностью человеческой. Дети часто мучают котят и отрывают крылышки стрекозам. Они не понимают боли живых, недостаточно развитый интеллект осознает только свою собственную жизнь и боль. Люди смоделированного Автором будущего ведут себя примерно так же. Разве можно повредить мёртвому? Ведь самое страшное с ним уже случилось. Создания с элементами мертвых тел не воспринимаются людьми и выпадают из поля не только закона, но и нравственности, сострадания, ответственности. Всё точно так же, как у ребенка со стрекозой. Недостаточно развитый интеллект не в состоянии понять суть того, что создает и творит.

Где грань между жизнью и смертью? Древний мудрец говорил: «Мыслю — следовательно, существую». Что значит — маслю? Компьютер тоже способен решать задачи, требующие логического мышления. Он мыслит? Древний мудрец не знал о таких механизмах. Если бы знал, наверное, уточнил бы свою мысль. Существует тот, кто осознает себя, чувствует и помнит. И не суть важно, сколько в нем органики. Наверное, люди из мира рассказа понимали это, семи пядей во лбу тут не требуется. Но ведь это так удобно: воевать силами как бы мёртвых бойцов, а потом сделать вид, что не понимаешь, какие это бойцы, чей мозг приводит в действие механический агрегат разрушения, чья память заключена в нелепом сплавном корпусе. Удобно притворится ребенком и уничтожить живое существо, изобразив непонимание его сути.

Война — страшная вещь сама по себе. Но талант человеческий, лишенный нравственных ограничений, еще более страшен. Ведь в мире рассказа было совершено гениальное открытие: отработана технология сохранения и пересадки живого мозга без утраты памяти, навыков, знаний. Его можно было использовать для спасения людей, а использовали для их убийства.

Меня больше всего задела даже не война киборгов и последующее предательство людьми своих живых погибших товарищей, а то, что осталось за текстом: ученые маньяки, укрывшиеся в лаборатории за кулисой власти, которые создали эту чудовищную цивилизацию с живой военной техникой. Умный взрослый дал жестокому ребенку ножницы, чтобы понаблюдать, что же еще он сможет сделать с кошкой или стрекозой. Вот только вместо стрекоз в руках мучителя оказались умирающие люди, которым пообещали жизнь после смерти, а на самом деле заставили умереть дважды.

Те же, кто не умер во второй раз — они живут, не существуют, а именно живут. Их внутренний мир ничем не отличается от мира обыкновенного органического человека. Ограничены только возможности сплавных корпусов.

Герои. «Ни за что не угадаешь, кто окажется призван заполнить эту нишу».

В книге этой нет ничего фантастического. Автор описывает войну как она есть: с грязью, кровью, увечьями, смертями, выгребными и погребальными ямами, которые рядом и одинаково смердят. Байяз называет войну подготовкой к миру. Принц Кальдер видит в войне возможность изменить расстановку политических сил в северных землях. А для основной массы участников это просто ремесло, более простое и более доходное, чем работа плотника или кузнеца. Во всяком случае, так кажется тем, кто выбирает войну, в самом начале пути, когда статус героя еще кажется желанным и почетным.

Те же, кто повоевал, придерживаются иных взглядов. Четверть века проведший на войне Утроба ждет от своих людей лишь одного — стоять за своя команду и не дать себя убить. Хотя их убивают, после каждого боя кто-то возвращается в грязь. И в дюжине Утробы не набирается больше шести бойцов. Но это его ремесло. Попытавшись оставить войну и заняться мирным делом, Утроба четко понял, что в мирной жизни места ему уже нет: не владеет навыками, нет семьи, друзей, все остались там, где война, и сам он человек войны, хоть давно уже не метит в герои. Примерно такой же персонаж Ищейка, только более удачливый. Трясучка — тот уже стал убийцей по призванию, как и безумно храбрый Ьремер дан Горст, способный выстоять в схватке против шестерых и убивающий в бою и своих, и чужих без разбора.

И не он один. Своих на войне убивают столь же легко и часто, как врагов. Не пресловутым ударом в спину, а просто потому что приняли за врага или арбалет не вовремя выстрелил. Некоторые после таких убийств даже становятся героями. Как молодой крестьянин Ручей, задуривший себе голову военным прошлым отца и отправившимся воевать, не имея к тому ни навыков, ни призвания. Но этот хоть выжил и вовремя к матери и братьям вернулся. И про героев всё узнал в своем единственном трехдневном походе.

Героем был Девять Смертей и одно имя его способно нагнать страху на целое войско, хоть и считается, что герой этот вернулся в грязь, что сомнительно на самом деле. Героем был Черный Доу, тело которого в общей могиле Байяз показал Кальдеру, чтобы раз и навсегда вытравить из его мелкой души гордыню. Героем хотел стать генерал Челенгорм, жаждавший искупления боем и тоже вернувшийся в грязь.

Все дороги ведут туда, в грязь, особенно дороги войны, особенно если рядом герои.

Но есть и другие Герои. Камни, высота с таким названием, которую одни удерживают, другие захватывают и обе стороны обильно поливают кровью и потом, Хотя высота эта, по большому счету, никому не нужна. Она — символ. Дан приказ удержать, надо удерживать. Дан приказ захватить, надо захватывать. Потому что битва должна состояться где-то, и это место кажется более подходящим, чем другие. А вот когда дан приказ прекратить войну, возникает вопрос — а зачем всё это было? Кому нужны эти Герои? Вопрос риторический, но столько смелых парней полегло на штурмах этого каменного скопления, что не задать его себе невозможно.

Настоящие же герои совсем не здесь. Настоящий герой — в смысле влияющий на события персонаж — это маг Байяз. Появляется то там, то здесь, продвигает какие-то свои интриги, плевать ему на героев-людей и Герои-камни. Магическая линия выписана слабо, в отличие от военной. Учитывая возраст и статус Бойяза, интриги на уровне Союза и переделки границ с Севером кажутся мелковаты для персоны такого масштаба. Когда-то Мир создавал, а теперь всего лишь политикой занимается да короля Союза за ниточки дергает.

Нет в этом романе ничего, кроме войны. Но война есть во всех видах, деталях и качествах. До отупения, до отвращения, до ужаса. Ее так много, что перестаешь замечать даже чрезмерный объем текста. Сначала он кажется скучным, потому что ничего не происходит. Потом приходит понимание, что происходит она — война, и описывать ее кратко не получится, потому что заключается это состояние не в битвах, парадах и скорбных проводах павших смельчаков, а в давке, грязи, дурных рационах, идиотских приказах и приказах, которые запаздывают, но и те, и другие надо исполнять, в жажде убийства и страхе смерти, в усталости и отупении, в отчаянии и безнадежности. Однако, встав в колесо войны, человек обречен бежать в нем. К Героям или от них, в герои или в грязь, и совершенно не важно, что именно и как человек при этом делает, потому что всё подчинено страшной случайности, а в глобальном плане — замыслам и интригам тех, кто не воюет.

Роман требует погружения, в него надо вчитаться. Когда пройден порог погружения, книга производит очень сильное впечатление. Именно тем, что в ней нет фантастики. Всё описанное могло произойти во времена земного Средневековья, и наверняка происходило не раз именно так, хоть Александр Дюма и Вальтер Скотт пытаются преподнести нам иные картины сражений и поединков.

Повесть о русских эмигрантах конца восьмидесятых годов прошлого уже века, когда СССР доживал последние годочки, и безумие лихих девяностых уже вовсю набирало разгон.

Условно произведение делится на две части: как эмигрировали и обустраивались на немецкой чужбине и кульминация с эмигрантским хэппи-эндом.

Первая часть классная. При нужных знакомствах желающего покинуть родные пенаты снабжали не только вызовом, визой и сопровождением в быстрой ликвидации имеющихся в России личных имущественных активов, но даже подробнейшей письменной инструкцией, что делать с той стороны границы, куда идти, к кому обращаться, как на вопросы отвечать, с именами, адресами, телефонами и образцами формуляров. Такой организованный эмигрант на чужбине не тыкался слепым котенком, а сразу шел, куда надо, чтобы в конце пути получить вожделенный вид на жительство.

Диким эмигрантам приходилось помыкаться. Тем более, что многие эмигранты действительно были дикие: кто-то по пьянке автобусы перепутал, кого-то с воинского эшелона украли вместе с танком, а кто-то прибыл с рекомендательным письмом «на деревню дедушке», давно скончавшемуся, к тому же.

Но вот что характерно, все прибывшие в вожделенный город Мюнхен — те, кого видел Автор повести, естественно — неизменно встречали хороших людей, которые протягивали руку помощи, помогали устроиться на первое время, подсказывали, как лучше разрешить тот или иной эмигрантский казус, и принимали русских эмигрантов практически как родных, с поправкой на немецкий прагматизм, разумеется.

В России же, в Израиле, в расположении российской группы войск на территории ГДР, которые как раз в то время выводились в Россию, ничего даже близко похожего не было. Все три главных героя — русский циркач Эдик из Москвы, еврейская девушка Катя из Израиля, казахский танкист Нартай, в Советской армии служащий, — на родной земле среди соотечественников хлебнули лиха по полной. Пьянство, нищета, случайные небольшие заработки, невостребованность талантов, корысть как бы друзей и блядство (извиняюсь за грубость, но тут подходит именно это слово) как бы любимых женщин — такой виделась наша страна Автору. В противовес немецкой загранице, в которой каждый герой обретал друзей, кто-то семью, кто-то любовь и все находили применение своим профессиональным способностям и применение это было востребовано, уважаемо и оплачиваемо. Счета в банке потихоньку пополнялись трудовыми сбережениями, приобретались автомобили, устаканивались проблемы, и книга плавно выруливала ко второй части.

Вторая же часть для меня слилась со старым фильмом «Всё будет хорошо»: даже музыка за текстом звучала бравурная, под которую в этом фильме пробившийся в культовые поп-дивы певец из глубинки за своей девушкой на белом мерседесе прикатил. Сюжетно с фильмом книга ничего общего не имеет, но настрой именно такой. Только в фильме «всё будет хорошо» относилось к России возрожденного предпринимательства, а в книге исключительно к загранице — немецкой, американской, казахстанской. Хотя Казахстан — не эмиграция. Это Нартайчик домой вернулся в конце книги, после многих мытарств и переживаний, ведь парню ни много, ни мало с советским военным танком на чужбине оказаться пришлось.

Эмигрантский танк — это песня. История его нечаянного заграничного вояжа потрясающая и, как мне кажется, вполне реалистичная. В то время подобное вполне могло приключится на самом деле. А вот выдвижение на первый план и скоропалительное прибытие внезапно дружелюбных аж трех консулов и военных атташе сомнение вызывает. Я до самого конца боялась, что Нартайчика убьют, чтобы всю эту историю утопить поглубже. Но нет, жив парнишка, и большое спасибо Автору за это. За совершенно безумную историю танка, которая прямо на экран просится. И за жизнь сержанта Нартая Сапаргалиева — классного танкиста и очень хорошего человека.

В целом же книга оставила неоднозначное впечатление. Она мне понравилась, очень. Но откровенный антироссийский посыл и столь же откровенная попытка приукрасить немецкую заграницу неприятно царапала уже с середины книги. Тем более, что Автор, рожденный в 1927 году, большую часть жизни был советским писателем, получал советские писательские награды, создавал книги соответствующей тематики, а в 1993 году вдруг решил СССР и Россию побичевать. Причем не только бардак всеобщий и условия жизни совсем не человеческие, а самих людей, отношение их друг к другу, их безволие, разобщенность, непорядочность, утрату каких бы то ни было целей и ориентиров, кроме сугубо корыстных, то бишь на получение прибыли нацеленных. А в эмиграции и за рубежом вообще — в Германии, потому что по Израилю Автор тоже прошелся слегка — люди совсем другие. Честные, порядочные, способные поддержать друг друга. Есть в таком противопоставлении момент неискренности, и он отрабывает тень на всю повесть в целом.

Но что не отнять у Автора, так это прекрасный литературный язык. Он действительно писатель, для которого слово, такой же инструмент, как для Эдика цирковой реквизит, для Нартайчика танк, для Кати гитара. И инструментом этим Автор владеет мастерски. Одним словом, вынесенным в заглавие, он передал то, для чего иным не хватило бы целой книги. На Мариенплац русские. Москвич, еврейка, казах — там они все русские, несмотря ни на какие трансформации постсоветской государственности и смену консульских штатов.

Удивительно красивая сказка о любви, к которой человек идет через страдание — собственное и иных людей, становясь сопричастным их судьбе. Как будто в мире существует некая абстрактная Любовь, переходящая от одного человека к другому, расщепляющаяся на миллионы и миллиарды песчинок, каждая из которых суть большое целое, заточаемая в волшебные артефакты, теряющаяся в веках, но вновь и вновь высвобождаемая неравнодушной рукой, чтобы опять рассыпаться на крупинки и охватить новый мир нового поколения.

Ничего особенного в рассказе не происходит. История реальная пересказывалась множество раз на разные лады, вполне житейская ситуация. История сказочная тоже оригинальностью не блещет. Но всё вместе создает совершенно изумительный,, как бы чуть затуманенный мир, принадлежащий реальности, но чуть отстраненный от нее — отстраненный не сильно, а ровно настолько, чтобы рядом с обычными людьми могла существовать сказка о погибшем архитекторе и прекрасной Кошке, о богине Сулис, и о любви вполне земных, но тоже чуть сказочных Серебряного Короля и Медной Королевы, которые нашли друг друга и создали уютный защищенный мир для своих принца и принцессы.

Рассказ очень женский. Он весь пронизан чувством и ускользающей красотой прошлого и настоящего, действительно летней, когда уже не весна, но еще и не осень. Из прошлого в настоящее прорываются не только бомбы, но и сказки. И это прекрасно, ради этого стоит жить.

Сюжет рассказа линеен. Но в нем переплелись три плана: военно-реалистический, психиатрический и мистический. Переплелись неразрывно, можно сказать сплавились, как сплавились разум и чувства героев с войной и смертью.

История забытого гарнизона — чистый реализм. Островной госпиталь с устаревшим военным оснащением разбомбили в начале войны, и гарнизон списали со счетов, списали в мертвые всех, даже живых. А живые остались на боевом посту, не в силах принять, что забыты, не в силах забыть своих мертвецов. Равновесие их психики нарушилось. Медики назвали это шизофрением в неизлечимой форме.

По сути же сознание майора Пеллингтона и сержанта Чиверса всего лишь отразило реальность. Люди вычеркнули их из списка живых, они приблизились к миру мертвых — но не тому, который в будущем ожидает каждого, особенно солдата, а миру мертвых прошлого, своих похороненных и не похороненных товарищей и любимых. Люди забыли о них, закружившись в водовороте послевоенной мирной жизни. А они остались на войне — на той войне, которая уже закончилась. То есть сделали еще один шаг в прошлое, укоренились в нем. Ведь их вычеркнули из настоящего, а человеку надо где-то быть.

С точки зрения здравомыслящего военного медика они, конечно же, психически больные. Но психика человека — вещь загадочная. Природу чувства объясняют сочетанием химических веществ в теле, природу мысли никто до сих пор не объяснил, равно как и предназначение ее на Земле. Если мысль человека сместилась в прошлое и зафиксировалась там, а сам он продолжает движение в общем временном потоке, не становится ли он проводником прошлого в настоящее?

Мне кажется там, на острове, произошло именно это. По приказу к орудию встали не призраки, а настоящие бойцы, из момента, когда они еще не были убиты. Ведь майор Пеллингтон мысленно находился именно там, в том моменте, когда все еще живы.

И люди получили жестокий урок: прошлое не проходит бесследно. Оно в любой момент может прорваться через такой вот портал, созданный мыслью человеческой. И загремят орудия разрушенных батарей, приведенные в действие давно погибшими расчетами. Ко дну же пойдет самый обычный теплоход из дня сегодняшнего, который оказался на линии мысли и огня.

На мой взгляд, это рассказ не столько о забытом гарнизоне, сколько от ответственности людей за то, что они творят, ибо «ничто на Земле не проходит бесследно», и по следу этому идут те, кого мы оставили в прошлом и забыли.

«Страданиями душа совершенствуется», — говорила героиня одного старого фильма. В рассказе этом показано что-то похожее: постижение душой человеческой сути страдания, мести, любви, сопереживания. Душа развивается уже по ту сторону жизни, очень медленно, учитывая дефицит общения и юный возраст на момент прекращения обычного земного развития. Но это замечательная, сильная, чистая душа.

Действуя из собственных корыстных побуждений, старый Даррен превратил свой замок в волшебное место, врачующее душевные раны живых. Не случайно старенькая Кора пришла умирать в замковый сад: она хотела отдать свою последнюю силу Харрису, чтобы замок стал сильнее и новые владельцы его получили ту поддержку и опору, которая была по жизни у нее и у Лоры.

Красивая история. То, что она раскручивается назад — от настоящего к прошлому — непривычно, но зато показывает истоки особенных свойств места и его хранителя. Когда смотришь от для текущего вглубь времен, эволюция Харриса производит гораздо более сильное впечатление. Получивший последний прижизненный опыт запредельной жестокости ребенок самостоятельно пришел к пониманию, что мир есть любовь, и об этом нельзя забывать.

А раз так, для всех обитателей замка остается надежда. Их судьбы изломаны, но в основе отношения друг к другу она — любовь, и, значит, всё еще может быть..

Замечательная вещь. Спасибо Автору.

Есть такая расхожая теория, что счастье можно обрести только со своей половинкой, если посчастливиться встретить именно ее/его. Половинки — как две части, некогда бывшие целым. Встретил, обрел некоторую часть себя самого. Не встретил, так и остаешься один.

В рассказе сделана попытка развить эту умозрительную теорию в некий объективный факт. Две пары половинок обрели друг друга. С одной стороны, вроде бы хорошо, взаимопонимание есть. С другой, хорошо совсем не очень, потому что как наручниками скованы и умереть в один день обречены. Но что-то не так с этими парами.

Если Олесь и Лайла вполне себе понятные половинки, которые становятся все более похожими, то у Шандора и Аоллы всё несколько иначе. Шандор непостоянен, увлекающаяся страстная натура. Если вериль — это обретение двумя общности, то Аолла должна была бы перенять часть особенностей характера Шандора, а он, в свою очередь, стать чуть спокойнее, восприняв флегматичный нрав своей лигирянки. И с чего бы им умирать тогда? Ведь желание новизны отношений и даже свободы друг от друга тоже распространяется на двоих. иначе никакой это не вериль. В один день умирают те, кто не может жить друг без друга. А Шандор-то как раз хотел освободиться от временной подруги. Значит, и она должна была этого хотеть. По закону вериля.

Сюжет психологически недостоверен. Раскрыть идею половинок в действии у Автора не получилось. Но читать было интересно — что такое вериль, стало понятно довольно быстро, и хотелось узнать, куда это всё приведен на практике. Привело не туда, куда шли. Обидно...

История о бескорыстном грабителе в фантастическом антураже. И о прекрасной девушке с чуткой душой, у которой всё будет хорошо, наверное.

Эпизод пробуждения героини и осознания ею внутренней свободы написан замечательно: живо, ярко, волнующе. Героиня вообще хорошо получилась: всего в ней в меру и странности ее по-житейски вполне понятны.

По прочтении вещи остается вопрос: почему именно негативные эмоции создают жемчужины, способные врачевать других? Разве концентрированная боль одного человека может смягчить душевные или физические страдания другого? Страдающему скорее нужна порция концентрированной радости, ощущения счастья, эйфории, уверенности в себе... Причем такие эмоции не нужно воровать. Переживающие их люди и так транслируют их в пространство вокруг — бери, кто хочет. Да и подсадить донору камешек радости и счастья было бы хорошо. И для донора, и для страждущего. Вот только рассказа тогда не получилось бы.

Почему-то в современной фантастике востребованы только «негативные» состояния людей. Чем хуже героям, тем для сюжета лучше. Это даже не претензия к данному рассказу, а некое накопленное ощущение после чтения довольно большого блока работ современных авторов. Данный рассказ заставляет вслед за героиней обобщить собственный опыт и извлечь из него некоторый концентрат. Вот такой концентрат получается вокруг упорно подсаживаемых читателю негативных литературных ситуаций.

Хотя именно эта вещь негатива не оставляет. Героиня освободилась от наваждения, она еще молода, есть время выправить перекошенную судьбу.

Неоднозначная работа. Местами очень понравилась. Местами вызвала столь же сильный протест. Наверное, это хороший показатель: рассказ ведь должен вызвать эмоциональный отклик. Здесь отклик есть, причем довольно сложный, не сразу облекаемый в связную форму..

Потребность в зрелищах обратно пропорциональна обеспеченности хлебом. Выращивать хлеб сложно. А вот по части зрелищ фантазия человеческая неистощима. Тем более, выдумывать ничего нового не требуется: античный мир всё сделал за будущие поколения.

А в результате гибнут лучшие: те, кто мог бы продвинуть вперед науку, найти способы решить проблему нехватки жизненных ресурсов, улучшить жизнь людей на планете. Но для этого надо дать им возможность работать, то есть лишить себя волнительного развлечения. И перекрыть каналы суперприбылей причастных к игре. Всё понятно, прозрачно, знакомо до тошноты... А лучшие гибнут, просто так, на потеху толпы. И уже не могут жить вне игрового поля, потому что вне игры придется осознать ее суть и свою роль в ней. Интеллектуальный потенциал человечества потерян.

Жуткий мир. От него хочется оказаться как можно дальше. Потому что просвета не видно. Никакого. А значит, не так уж важно, кто умрет первым.

Рассказ хорош, наверное. Он увлекает, волнует, читается влет. Вот только остается вопрос: и что? Ведь выхода нет, в том мире, который создал Автор. Остается предупредительный знак перед дорогой под откос. Надеюсь, мы его заметим...)

Суть данного рассказа в том, что умные конкурсные критики называют «арка персонажа», даже двух.

Лена слишком внезапно покинула мир сей, ее потенциал развития не был реализован и душа посмертно слилась с самым дорогим для нее при жизни. Тут можно грустно улыбнуться. Однако, слияние такое дало возможность душе продолжить накопление земного опыта, пусть и в странном промежуточном состоянии. Она научилась, кроме машин, видеть еще и людей. Научилась сопереживать, сочувствовать.

Наверное, в этом был смысл столь радикального посмертного опыта. А поскольку душа девушки находится в процессе, рассказ кажется незаконченным — героиня еще в пути, мы увидели лишь начальный его фрагмент.

Второй персонаж с аркой — фермер, присвоивший чужой автомобиль. Его душевная маята показывает, что погребальные ритуалы нужны, прежде всего, живым. Может быть, только живым. Нарушение традиций в этой скорбной части разрушительно действует на психику живого человека, хотя самим усопшим безразлично.

Такой вот философский рассказ. О путях, которые надо пройти, чтобы получить пропуск в иное качество.

На первый взгляд рассказ этот кажется совсем простым. Но только на первый. Потому что по сути в нем раскрывается природа и значение таланта человеческого. Мастер Филип Грибель проходит в рассказе эпизодом. Но именно он создал для мира чудесного садового гнома, каким-то непостижимым образом сделал его одушевленным и жаждущим дарить счастье. Видимо, очень хотел Мастер подарить людям радость своим творчеством, и мир откликнулся, частица его большой души угнездилась в творении и осталась в мире после него.

Поколения семьи Ходжесов сменяли друг друга, получали свою толику счастья, а в истории остался Мастер — тот, кто принес в мир чудо, хотя и прошел лишь по краешку сюжета. Талант дается человеку с тем, чтобы жизнь стала чуточку лучше. Если талантливый человек это осознает, его творчество остается в памяти человеческой, как и он сам. И не только остается, но служит эстафетной палочкой любви. Получив лучшее от своего создателя, гном передает это другому человеку, получает ответный дар детской любви, бережно хранит его и вновь передает другому, чтобы не прерывалась цепочка судеб, соприкоснувшихся со счастьем любви и детства.

Но счастье нельзя просто так дать, даже волшебному гному это не под силу. Чтобы появился сад, мальчик Кристофер должен был его посадить. Чтобы появился дом, повзрослевший Кристофер должен был его построить. Чтобы гном принес человеку счастье любви, этому человеку должны подарить такого гнома с любовью и желанием счастья. Мастер начинает эстафету, но поддерживают ее люди. Никакое даже самое лучшее творение самого великого художника не сможет сохранить душу, если рядом не будет любящих и любимых людей.

Всё начинается с любви. Таланту же дано запечатлеть ее в своем творении и сделать мир чуточку лучше. Ведь именно в этом цель и смысл творения)

Автор весьма жестко показывает взаимную зависимость жизни и смерти. Там, где живущие обретают бессмертие, жизнь может быть только продлена, но не продолжена. Продолжают жизнь лишь те, кто приходит в мир на короткий срок, дают потомство и умирают, освобождая место будущему. Жизнь вида, планеты, Вселенной возможна лишь в том случае, если каждый рожденный будет умирать. И чем быстрее проходит он путь от рождения к смерти, тем сильнее росточки Жизни. Такая вот концепция, вполне реалистичная, хоть и преподнесенная в картинках странного чуждого инопланетного мира.

Другая столь же безжалостная идея связана в искупительной жертвой. Чтобы жили все, кто-то один должен погибнуть во имя и ради. Легенды о жертвенной смерти присутствуют в культурах практически всех народов Земли. Автор воплотила такую легенду в сюжете своего рассказа. И здесь жизнь оплачена смертью. По другому не получается.

Однако, смерть эта происходит путем растворения в мире. И в этом что-то есть. Что-то особенное, наглядно подводящее к мысли — Бог есть Любовь. Только вместо Бога выступает Мир, в котором растворены жизни многих поколений добровольных жертвователей, отдававших жизнь во имя и ради добровольно по собственному выбору. Мир несет в себе их частицы и питает любовью тех, кто рождается, живет, умирает.

Жизнь как явление несоизмеримо ценнее жизни конкретного существа. Ведь если ее не будет, ничего другого не будет тоже...

Неожиданный для Автора-женщины рассказ. В нем мало счастья, и в основе целого мира лежит смерть.

Всё, что не убивает, делает нас сильнее.

Изречение это иногда кажется спорным. Но в сюжете рассказа проявляется в полной мере. Была война, ядерная, по-видимому. Однако, остатки человечества уцелели: разобщенные, мутировавшие, забывшие свою историю, но живые. И в какой-то момент эволюция вида двинулась вперед: страсть оказалась сильнее войны. Живое тянется к жизни. Это очень хорошо видно на примере любого героя данного рассказа.

Простая, предсказуемая, но ничуть не проигрывающая от этого история о непреходящих ценностях вида человеческого, его возможностях в разрушении и созидании.

В основе рассказа — теория мира как сновидения кого-то, кто спит. Но так ли это важно? Ведь мир-сновидение для живущих в нем людей реален в гораздо большей степени, чем условно реальный мир спящего, в жизни которого этот спящий не участвует. Пока спящий не проснулся, сон его реален и вовне, ведь соплеменники спящего могут родиться в мире-сновидении и прожить там совершенно реальную жизнь. Гораздо более реальную для них, чем собственная жизнь для спящего.

Рассказ похож на старый фильм с Крисом Ламбертом «Нирвана». Только не такой безнадежный. Автор оставила своим героям надежду, всем. Кроме спящего она придумала Махину, то есть отделила миры-сновидения в некую буферную зону, где они существуют некоторое время после пробуждения спящего. Тем самым появилась возможность заменять спящих. А значит, сохранять и развивать миры-сновидения, и самого спящего из категории жертвенной овечки перевести в категорию творца. В мир-сновидение привнесен элемент виртуальности, игрового квеста.

Человек из сна может найти путь к сердцу своего мира и заменить спящего собой Разбуженный спящий вернется к своей реальной жизни, которая снится кому-то другому. И так без конца.

Миры-сновидения вкладываются один в другой. В каждом люди живут своими судьбами: с радостями и печалями. В каждом всё настоящее для тех, кто внутри. И для тех, кто снаружи, если они захотят родиться в мире-сновидении.

Получается зеркальная бесконечность отражений. Грань между реальностью и фантазией размывается полностью. И в этом есть что-то очень притягательное, потому что трагедия потерь кажется обратимой. Наверное, это иллюзия. Но что же мешает человек увидеть во сне тех, кого он потерял, и, быть может, восполнить потерю, в этом мире или в другом.

Автор нашла способ оставить своим героям надежду.. Во всех мирах сразу..

Нарисовав яркий, необычный и в целом неприятный мир, Автор показывает героя в ситуации выбора: отказаться от возможности изменить образ жизни и сохранить четыре жизни, которые ты считал семьей, или изменить образ жизни, зная, что выбор твой будет оплачен четырьмя жизнями тех, кого ты считал семьей.

ИМХО, на самом деле выбора здесь нет. Две Стрелы изменили образ жизни и убили двоих своих товарищей и разумного морского зверя. Две Птицы изменили образ жизни с тем же результатом. Уно сумел выжить лишь потому, что по воле морской случайности пересекся с Драконом, погибавшим без одного из своих братьев-людей. Эти двое смогли принять и спасти друг друга. Стрелы и Птицы предали тех, кого обязались считать семьей.

Каждый из них когда-то в прошлом пришел к морскому зверю добровольно, зная, что это пожизненная связь и соглашаясь с этим. Затем увидели южные земли, где не нужно работать в поте лица, потому что земля, леса и море дают достаточно пищи, а теплый климат не требует зимних одежд и отапливаемого жилья, и жизнь эта показалась им куда лучше той, что в их родных северных землях, где блага материальные ценятся высоко, потому что тяжело достаются.

Тут имело место своего рода искушение, и испытание искушением слабые духом не прошли. Но при этом именно слабые духом остались живыми и благополучными и родили следующее поколение детей, а сильные и верные обещаниям погибли. В мире стало меньше тех, кто способен быть верен слову, кому можно без оглядки доверить прикрывать спину, за кем можно идти в темноте наобум.

Идею эту Автор подал красиво и тонко, завуалировав категориями любви и свободы. И я даже чуть не попалась на обман. Ведь в самом деле, человек имеет право на любовь, честью, воспитание детей на своих глазах, и на более легкую лучшую жизнь тоже имеет право. Лапша незаметно развешивалась по моим ушам. Но тут Стрела-1 разразился чудным монологом:

И всё встало на свои места. Четыре смерти — слишком высокая цена за то, что видится личной свободой. Заложенный в ситуации нравственный конфликт перестал быть личной дилеммой, обретая безжалостно четкую определенность, как на весах Афины Паллады.

Но одна маленькая деталь смазала впечатление. Деталь эта вот здесь «мужья их матерей, а не пришлые незнакомцы на ночь.» В языке мореходов не может быть слов, эквивалентных понятиям «муж» или «жена». Стрела-1 должен был бы построить фразу иначе. Так, как есть, она звучит чужеродно и фальшиво. Хотя сама речь в целом просто замечательная. Убеленный сединами человек вот так убежденно отстаивает право на лучшую жизнь ценой предательства и смерти тех, кого когда-то сам согласился назвать братьями.

Рассказ сильный. И конфликт эмоционально захватывает. Впечатление смазывает сам мир, он такой странный, совсем чужой. От него невольно дистанцируешься, что мешает сопереживанию.

Рассказ этот я читала на конкурсе «Коллекция фантазий-22». Уже тогда была восхищена созданной Автором историей. Сюда копирую отзыв со страницы конкурса.

Прекрасный рассказ о грехе, искуплении и материнской любви.

Присцилла стала убийцей мужа в помыслах своих – смертный грех, неприемлемый для глубоко верующей женщины. Не случайно после вручения мужу конверта она перестала ходить в церковь, не считала себя достойной, а исповедоваться язык не поворачивался, не прощала себя женщина, не раскаивалась в содеянном и возможности искупления не видела. А призрак Саомин ей такую возможность пытался показать, потому и пугал, кусал, мучил. Без медиума призраки не могут говорить с людьми.

Искупить грех – простить себя, а потом и прощение божественное через исповедь принять открытой душой. Глубоко верующему человеку для этого нужна мотивация, столь же весомая, как для убийства. Раскаяться в убийстве мужа-мучителя Присцила не могла, не получалось, а вот случайная гибель незнакомой женщины, сиротство и мучения двух маленьких девочек вызвали в ней живейший отклик.

Не было бы счастья, да несчастье помогло – гласит старинная пословица. В этом рассказе несчастье Присциллы и Саомин помогло двум маленьким девочкам спастись от нищеты и унижений. Переживание английской женщиной своей греховности стало причиной для счастливой перемены судьбы двух маленьких азиатских девочек. Если бы англиканское воспитание не вколотило в сознание Присциллы концепцию греха и искупления, аряд ли она бы отреагировала на призывы призрака Саомин, да и не пришел бы к ней призрак.

Неупокоенная душа матери ринулась к Присцилле, потому что почувствовала ее душевный раздрай, чувство вины, страдание, и ухватилась за эту соломинку в последней посмертной попытке защитить своих девочек. Так проявил себя буддийский поток – непрерывная цепь причин и следствий, эффект «крыла бабочки». Присцилла вступила в этот поток не на улице Сингапура, а гораздо раньше, наверное, в тот момент, когда сказала «да» в церкви на церемонии венчания. В это мгновение соединились судьбы двух женщин и двух детей.

Буддийский поток – жизнь как сложный узор бесконечных цепочек причин и следствий – показан в рассказе замечательно. Замедленный викторианский антураж и традиционность сюжета очень хорошо играют на усиление буддийской темы в сюжете.

Чёрт здесь, видимо, смертный грех убийства, а слава богу, потому что благодаря этому греху две детские жизни оказались спасены от нищеты и обид. Объективно дурное иногда служит истоком хорошего, так бывает, и не только в литературе.

Очень хорошая история, мудрая. Автору спасибо.

Последние желания у людей иногда бывают ну очень странными. Вот и сэр Торп облагодетельствовал любимую супругу в завещании так, что бедная (в фигуральном смысле) вдова света белого не взвидела. И одновременно создал почву для многих преступлений, которые произошли в старинном английском замке, как положено в приличном английском детективе. Вот только этот английский детектив писал немец с русским именем, что наложило отпечаток. Английский шик как-то вдруг испарился, ибо аристократов среди героев по сути нет. Но все они — люди с характером, воображением и собственными целями.

Покушения происходят одно за другим, погибают два человека и исчезает третий, а личность преступника остается скрытой завесой тайны. Инспектор Бейли прилагает все силы своего могучего интеллекта к разрешению криминальных загадок, но его постоянно отвлекают гурманские изыски. В роковом замке царит столь безалаберная атмосфера, что реальные преступления кажутся мультяшными. Жестокость преступника и трагический характер событий осознается постфактумно, когда роман уже прочитан. А пока читаешь, пребываешь в плену комедии положений и забавных диалогов чудной леди Торп, которая благодаря супругу чуть не лишилась жизни и состояния, но в итоге обрела занятие по душе в приятной компании.

Роман читается как пародия на английский детектив, но пародия легкая, когда сатирический элемент не затмевает основную криминальную интригу, а герои не скатываются до откровенной клоунады. Иронии подмешано ровно в меру, чтобы было весело, трагические реалии воспринимались дистанцированно, а герои вызывали улыбку и симпатию — все, кроме главного злодея, когда, наконец, выяснилось, кто же он есть.

Кстати, как была установлена личность главного злодея, из сюжета не видно. Он в финале преподносится на блюдце со ссылками на некую информацию, полученную следователем и не известную ранее читателю. Но подозревать по ходу действия можно было и его тоже, равно как и всех остальных. В этом романе преступником можно было назначить кого угодно. Но удовольствия от чтения это не портит совершенно. Роман веселый, неглупый, с яркими героями. Приятное чтение для вечернего отдыха, как и положено детективу ироническому, пародийному и английско-герметическому на немецкий лад.

Читая сборник, я поражалась неровности стихов. Между собой соседствовали дамские стихотворения о любви, вызывающие улыбку, но пленительно искренние при этом, глубокие, осмысленные стихи о жизни, природе, родном крае, странные поэтические сочинения, озадачивающие образным рядом и играми с рифмой. Казалось, составители собрали под одну обложку несоединимое.

Но открываешь послесловие Клима Кима, и этот совсем небольшой текст ставит всё на свои места. Сборник задуман и осуществлен не с целью продвижения личного творчества поэтов — хотя и это будет не лишним — но с намерением сохранить для потомков историю и атмосферу небольшого местечка Максатиха. Ей посвящены все стихи, даже те, которые кажутся все места, потому что говорят о чувствах и каких-то житейских ситуациях, географической привязки не имеющих.

Максатиха стала вдохновительницей и источником мыслей и образов для творческих людей, родившихся в ней, живущих сейчас, наезжающих регулярно. ее природа показала авторам картины, от которых не раз трепетало читательское сердце, в ней случились романтические и трагические события, которые авторы переосмысливают в своих стихах. Кто-то скажет, местечковый сборник поэзии.

Но ведь вся наша огромная страна состоит из таких вот местечек, где живут люди, неотъемлемой частью жизни которых является любовь к литературе и которые нашли в себе смелость высказать свои мысли в стихах, отдать свое творчество на суд читателей, в том числе совершенно незнакомых ни с авторами, ни с маленьким поселением, объединившим их.

И получилось хорошо. Голоса разные, непохожие — ведь авторы рознятся и по возрасту, и по опыту жизненному и литературному — гармонично слились, дополнили, поддержали друг друга, и в результате получилось яркое живое полотно жизни в русской глубинке: тонкой, интеллигентной, думающей и чувствующей. И очень смелой. Такой, на которой Россия держится. Думаю, проект удался. Авторам хочется пожелать дальнейших творческих успехов и удачи, и не терять то чувство родного дома, маленькой Родины, которое они несут в сердце и сумели передать в стихах.