Джон Фаулз «Башня из чёрного дерева»

Прочитал «Чёрное воскресенье» Томаса Харриса. Заинтересовала именно эта книга в первую очередь тем, что это был дебютный роман Харриса, который написал «Молчание ягнят» и остальные похождения Лектора. Тем не менее «Чёрное воскресенье» является книгой на совершенно иную тематику — терроризм.

Сюжетно дебютная книга Харриса очень сильно смахивает на политическую агитку, американо-израильскую. Особенно остро она таковой воспринимается именно сейчас. Может быть в 70-х, когда и была написана книга, что-то и было иначе, но лично у меня есть некоторые сомнения в этом. В книге нас знакомят со специальным агентом Моссада — Давидом Кабаковым, который должен остановить приготовление терракта на Суперкубок в Новом Орлеане.

Проблема в том, что здесь в принципе нет ни одного персонажа, который мог бы вызывать хоть какие-то положительные эмоции. Тот же Кабаков вообще до ужаса стереотипный персонаж, да и симпатии не вызывает. Более или менее есть у тебя отклик только на палестинскую террористку Далию Аяк. Есть у неё какие-то сильные качества, даже несмотря на тот факт, что она тут отрицательный персонаж. Кстати сам Харрис всегда говорил о том, что именно Далия стала этаким прообразом Клариссы Старлинг.

Тем не менее на протяжении всей книги меня раздражали этакие реверансы автора в ключе того, что спецагенты Моссада являются просто невероятными и топовыми коммандос и только они в принципе способны разгадать заговор террористов. К тому же первые главы книги идут с невероятным трудом. Много каких-то имён и персонажей, которые в скором времени просто пропадают из повествования, много описаний заслуг Кабакова, который тебя с каждым разом все больше раздражает. Правда нивелирует все это концовка, которая хотя бы не воспринимается каким-то стандартным хэппи эндом.

Пока что не хочется браться за книги о Лекторе, хотя изначально было такое желание. Ну и после этой книги как-то пришло осознание того, что всякие там истории о террористах, террактах и крутых израильских спецагентах мне совершенно неинтересны.

Почти 100% повторение «Волхва» , но больше времени уделено проблеме искусства , в особенности живописи. Из нового чуть более сообразительный главный герой чем в романе и интересный аспект про

«Башня из черного дерева» — произведение для знатоков живописи: уйма аллюзий на художественные произведения и их авторов; без знания истории и теории живописи не видно второго дна произведения.

«Может ли человек стать пристойным художником и одновременно... вести нормальную жизнь?» Несмотря на тему книги, я думаю, что все-таки может. Тут просто та ситуация, что ненормальному будет проще быть пристойным художником (и сложнее во всем остальном). Ненормальность жизни просто станет еще одним инструментом, при помощи которого ты сможешь творить. Будешь острее чувствовать актуальные проблемы. Будешь лучше привлекать внимание к своей персоне. Так что тоску главного героя по какой-то альтернативной судьбе стоит оставить на его совести. Не стоит забывать, что в глазах культурного сообщества он такой же состоявшийся живописец, как и старик Генри. Иначе бы брать интервью у старика ему было бы просто не по чину.

Мое знакомство с творчеством Дж. Фаулза началось с романа «Коллекционер», который буквально затянул меня. Отдельные сцены перечитывал несколько раз, настолько они мне понравились.

Наверное, именно поэтому испытал такое разочарование от «Башни из черного дерева». Сразу оговорюсь, что отзыв содержит спойлеры, поэтому тем, кто еще не прочел повесть, лучше не смотреть, что я пишу дальше.

О вкусах, разумеется, не спорят, однако, хвалебные аннотации к «Башне...» ввели меня в сильное заблуждение. Во всяком случае, я не вижу, за что можно было бы здесь поставить оценку выше 5.

Во-первых, если вы далеки от живописи (как я), то вам придется продираться сквозь нагромождения имен художников и их работ, а также всевозможных стилей, особенно вначале. Зачем это было сделано? Сложно понять. Думается, автор хотел показать, что он кое-что в этом понимает. Но что с того читателю? Показывает ли это внутренний мир героев или поясняет какие-то повороты сюжета? Я отвечу однозначно — нет. Не поясняет и не показывает. Меня лично это сильно отвлекало, т.к. постоянно надо было либо читать сноски, либо прибегать к Google, чтобы понять, о чем вообще речь? Например, как выглядят работы в стиле фовизма. Для общего развития может оно и полезно, но вот для самой повести?

Диалоги главных героев об искусстве — отдельная тема. Я лично — в основном на стороне старого художника, хоть и не во всем. Вопрос — насколько это важно для сюжета? Как говорил Оккама — не умножай количество сущностей.

Во-вторых. О чем собственно повесть? Об искусстве? Об эксцентричном старом человеке? Или о человеке молодом?

Ответить на этот вопрос можно лишь в самом конце, когда между Уильмсом и Мышью проскальзывает что-то вроде любовной линии. Повесть об «ускользающем моменте», о том, что за условностями люди теряют самоё себя и, как следствие, возможность творить... Мысль довольна глубокая, но, как мне кажется, автор запутался «живописных терминах» и рассуждениях, и мысль эта в итоге куда-то ускользнула. «Любовная линия» была предсказуема с самого начала, и, может быть, даже интересна — тем, что в Уильямс в конце получил отказ... Но, позвольте, зачем же рядить такую умную мысль об утрате «того-самого-момента» в такие убогие одежды?

Да, молодой художник приехал в поместье, где царят весьма свободные нравы. Да, с самого начала подвергался так сказать «искушению» (ну, а какой нормальные мужчина это спокойно перенес бы?). Да, поддался «очарованию места и момента» (читать описание природы и дома было действительно очень приятно, радовало глаз). Да, в итоге ничего не получилось, и он пожалел...

Ну и что? Любой человек, не обязательно художник или музыкант/писатель/скульптор и т.д., испытывал нечто подобное. Так зачем же показывать «драму» в «живописном» наряде? К чему были все эти рассуждения об условностях и искусстве, если все свелось к тому, что мужчина-Уильямс (который «погряз» в условностях и слегка устал от семейной жизни) испытывает сексуальное влечение к женщине-Мыши/Музе (которая щеголяет перед ним в чем мать родила и которая в итоге отказывает ему по некоторым «возвышенным» причинам)?

При чем тут картины, абстракции, искусство?

Я вижу только ненужную патетику, и больше ничего.

Помните такое понятие «послесловие»? Оно хорошо тем, что, в отличии от «предисловия», допускает «спойлеры». И этот мой отзыв, как и большинство моих отзывов, именно — послесловие. Или даже — сочинение, как в школе)). Давно хотел поделиться с кем-нибудь своими мыслями о. Так что подумайте, стоит ли читать дальше. Впрочем «Башня» — не детектив, особой интригой не выделяется, но тем не менее. В общем, смотрите сами.

Я наткнулся на повесть около 15 лет назад, когда от нечего делать листал на даче старую подшивку «Иностранной литературы». И вдруг, среди текстов об испанских повстанцах глаз зацепился за обнаженные женские тела. Повесть была прочитана тут же, за пару часов, взахлеб. Честно говоря, случился разрыв шаблона – не думал я, что в СССР могут такое напечатать: тут вам и неприкрытая сексуальность, и некий шарм буржуазности, и однократное, вскользь, упоминание советского строя в иронично-негативном контексте. Однако ж – напечатали (много позже я узнал, что Фаулз тяготеет к социалистам, но тем не менее…)

Рассеянные по тексту куски об изобразительных стилях неподготовленным читателем воспринимаются сложно, но все равно читаются с интересом, и даже что-то в этой художественной зауми я начал понимать. Общие рассуждения о развитии искусства же достаточно прозрачны, и вывод о девальвации абстракции, о современном искусстве как «зияющей пустыне» и «самой провальной пропасти из всех» (сразу вспоминается к/ф «О чем говорят мужчины»: Энди Уорхол, я не твой) абсолютно согласуется с моим ощущением. Очень интересно было бы узнать мнение художников об этом аспекте повести.

Разумеется, покорила меня параллельная линия сюжета. Прочитав «Башню», я упал в Фаулза, и, разумеется, следующим откровением стал «Волхв». Сначала я думал, что «Башня» предшествует ему, и получила в нем дальнейшее развитие. Оказалось, наоборот. «Башня» — реалистичный и зрелый «Волхв». Параллели очевидны – затерянный уголок сказки, две девушки, старый волшебник, молодой самодовольный англичанин, и все не так, как кажется с первого взгляда. Только сказка остается сказкой – обаяние Котминэ не теряется с течением страниц, оно даже усиливается, но как бы становится «взрослым» (как волшебство «Властелина колец» по сравнению с «Хоббитом») — по мере понимания трагедии, что творится под сенью усадьбы. Аморальная атмосфера таит под собой целомудрие. Злобный старый повеса становится хрупким, нуждающимся в поддержке гением, легкомысленная секс-кукла – побитой жизнью, но несломленной боевой подругой, самоуверенный молодой звезда – посредственностью, несостоявшимся «ни как мужчина, ни как рыцарь»; и целую эволюцию «масок» проходит Диана-Мышь: от холодной хозяйки через твердую студентку-сиделку к ранимому, но принципиальному в вопросах морали цветку. Одураченный иллюзорной распущенностью атмосферы, Дэвид считает, что девушка уже принадлежит ему, и позволяет себе покочевряжиться в супружеских моральных принципах, рассчитывая в душе, что его станут уговаривать и таки уговорят. Но эта заминка оказывается фатальной. Один мой друг сказал: «Добиться можно абсолютно любой женщины» «Ну да, как же!» – возразил ему я и начал загибать пальцы. «Значит, ты не хотел их по-настоящему», отрезал он. Позже я понял, что он имел ввиду. Каждая женщина назначает свою цену (ценой Клеопатры, к примеру, была жизнь), и если ты не готов ее платить – ты не хочешь ее по-настоящему. Ценой Дианы было Настоящее Чувство. Не обязательно любовь – с Генри она была не из любви: уважение, жалость, мамреду (вроде так произносится японский термин, обозначающий чувство ученика по отношению к учителю). Заминка Дэвида показала, что того самого кристаллизованного чувства к ней в нем нет. Оно появилось позже, когда он был отвергнут (и вполне возможно именно потому и появилось).

В припадке самоуничижения Дэвид видит себя настоящим. Он понимает, что отверг новую жизнь, настоящую жизнь, жизнь «полной грудью» и вынужден вернуться к своему пресному выхолощенному существованию. «Уцелел» — говорит он жене. И это звучит приговором.

В последнем абзаце я по памяти воспроизвел вывод советского послесловия в том самом журнале. Но разве было бы лучше, если бы Дэвид развалил семью с двумя детьми ради молоденькой студентки? Ему мнится идеальный рай в обнимку с ней, но не станет ли этот рай через семь лет таким же пресным? И что тогда, новую студентку искать?

На самом деле Дэвид не мог не «уцелеть». Именно потому что он неспособен на то большое чувство, что ждала от него Диана. Он не способен на взрыв, на Поступок. Чувства его на втором месте после рассудительности. Между его «я» и самовыражением стоят преграды условностей, морали, стыда, английскости – именно потому он, кстати, и предпочитает абстракцию реальной живописи. Именно поэтому его картины не останутся в веках (вот только вспоминаются Стругацкие с их «Хромой судьбой»: резюме машины для оценки гениальности – «тираж 50 000 экземпляров», помните? И почему это мало, если твоя картина греет душу одного человека, а не всех?) Он «порядочный человек», что в контексте повести звучит ругательством. Нет, жене-то изменить он может, но с другой девушкой, более «легкой», только такая измена не именит его жизнь. И, кстати, жене он все равно изменил, хоть и не имел физической близости. Он влюбился, что гораздо непростительней, ибо половой акт – не более чем физиология.

Ладно, переживёт. Должно быть, хватит ума последовать совету журнала «Махим»: при расставании с девушкой – как бы тебе не было плохо, не рассказывай ничего своей жене)).

Закрывая книгу, понимаешь, что Котминэ поселился в твоей душе навсегда – этот болезненно-искренний светлый зачарованный мирок, населенный очень хорошими, но несчастными людьми, сбежавшими туда от реальности, как в заповедник.

Первое впечатление от книги — размышления об искусстве, подлинном и пустом, которые незаметно перетекают в размышления читателя о взаимоотношениях между людьми. Творец и публика, мужчина и женщина, учитель и последователи, искушающая молодость и все еще жаждущая старость, физическое влечение, верность, нравственность, условности и преодоление их… А далее, читая, я погружалась в чуть иной мир, как и герой книги, попавший на два дня в Котминэ. Нагота тел и мыслей, переосмысление и взгляд с иной позиции… не обязательно соглашаться с героями книги, но сама книга оставила терпковато-сладкое послевкусие. Понравилось. А еще автор заставил колебаться в своих чувствах: опираясь на мораль, думалось о герое — молодец, что не изменил, а описание ситуации пробудило внутренний голос, который твердил – ну же, ну что же ты, ну не упускай её…

И запомнившиеся цитаты:

Сколько ни читай, каково бы ни было воображение, ничто не может заменить то, что видишь глазами.

— Завидую вам, ребята. В мои молодые годы девушки были не такие. — Я полагал, что в двадцатые годы они были восхитительны. Старик поднял палку в знак категорического несогласия. — Полнейший вздор, мой друг. Не представляете. Полжизни уговариваешь, чтоб она легла с тобой. И полжизни жалеешь, что легла. А то еще и похуже. Триппер схватишь от какой нибудь шлюхи. Собачья жизнь. Не понимаю, как мы ее сносили.

Безмолвие, какое то странное отсутствие птиц — как изобразить безмолвие на полотне? Или театр. Замечал ли когда нибудь Дэвид, что пустая сцена имеет свои особенности?

Он может приучить человека не стыдиться своего тела. И, наоборот, стыдиться условностей. Однажды он довольно удачно выразился: исключения не подтверждают правил, они есть исключения из правил.

И потом возникает вопрос, может ли человек стать пристойным художником и одновременно… вести нормальную жизнь.

Ловушка брака, когда физические влечение переходит в привязанность; знакомые переживания, знакомые игры, безопасное для обоих познание искусства и науки; когда забываешь свое отчаянное невежество и дикое желание познать. Отдаться. Взять.

Его несостоятельность заключалась в том, что он не считал возможным грех. Генри знал, что грех — это вызов жизни; не безрассудство, а акт мужества и воображения. Он грешил по необходимости и в силу инстинкта; Дэвид же не согрешил из страха.

Ныне художник творит для интеллектуалов и теоретиков — не для людей вообще и, что хуже всего, не для себя самого.

Изящная психологическая новелла. Легкая по форме и страшненькая по содержанию.

Рассказ очень впечатил первое знанием художников- сразу захотелось побежать в поискать, кто же это был. Очень интересный стиль повествования. Разные поколения, разное воспитание, разное отношение к жизни. Противостояние двух очень интересных людей, один молод и все впереди, а второй много пережил и заслуживает, то чего заслуживает. Живет так,как хочет. Но не все так просто. Часть является вымыслом. Иллюзией молодости и свободы, к которой так стремятся люди..

Рассказ — иллюстрация явления названного психологами «атомизация общества». О тех «стенах» отчуждения от окружающего мира, которые люди возводят вокруг удобного им уклада жизни. О том, что со временем эти «стены» становятся так крепки, что за них не проникнуть ничему новому, сколько нибудь угрожающему поколебать оберегаемы порядок. Пусть даже этот порядок ужасно скучен и обыденен, а новое приходит в лицо молодой очаровательной девушки.

Хороший роман, оставляет сильное впечатление. Смотришь на главного героя, типичного рефлексирующего интеллигента, и думаешь: « А ведь и со мной нечто подобное случалось в жизни, когда вот так бесповоротно ускользало что-то, очень важное в любви и жизни вообще.» В героинь Фаулза просто всегда влюбляюсь. И где он таких девушек берёт для образа,красивых и интеллектуальных одновременно? Чисто английский дух и английская сдержанность.... Сначала меня пригвоздил «Коллекционер», а теперь вот эта повесть замечательного писателя.

Пишу о нём, как о ещё живущем, а ведь Фаулза уже нет три года... Очень жаль.

Очень «культурная», постмодернистская повесть. Помню, когда-то бралась за нее чуть ли не в школе. Больше десяти страниц не выдержала -- ничего не понятно. И не потому, что по-английски. Художники, течения, тенденции... Сейчас (два года назад) читала запоем, хотя все равно то и дело заглядывала в комментарии. Интересные персонажи, особенно старый художник. Девушек я так до конца и не поняла. Хотя, по-моему, ими автор занимался постольку поскольку...

Несогласен с navin. Сильнейшая вещь Фаулза, великолепно показан внутренний мир героя, его чувства, очень сильно показан художник, живущий в глуши Франции с двумя нимфами, а герой вроде и устоял от соблазна, а морально жене изменил.