Варлам Шаламов «Колымские рассказы»

Много лет не могла собраться с духом почитать Шаламова — и зря. Я ожидала каких-то невероятных ужасов, таких, знаете, ужастик в моменте, кровавых и неприглядных подробностей издевательств над заключенными в лагерях. Оказалось иначе. Это не ужасно, но очень страшно, и основное страшное состоит не в том, что кто-то конкретный, теряя человеческий облик, совершает какие-то ужасные вещи. Основное страшное состоит в том, что все, включая повествователя, теряют человеческий облик — и не то что они начинают что-то особенное совершать — а скорее перестают делать человеческие вещи. Вести какое-то подобие культурной жизни, сохранять какое-то подобие здоровья, сохранять какое-то подобие человеческого отношения к ближнему и надеяться. И проблема не в том, что какой-то один злодей принудил их к этому — а в том, что вся система, от самого мелкого лагерного персонала до самых важных шишек, а также — увы — природа — неизбежно к этому ведет. Система выстроена так, что сохранить человеческий облик невозможно. Шаламов в одном из рассказов пишет, что там, где можно наблюдать чудеса геройства, самопожертвования и вообще лучших проявлений человека — там не было по-настоящему трудно. Там, где по-настоящему трудно, ничего такого не бывает. И естественно, если из этой системы и выходят люди наружу (а она построена целиком так, чтобы это минимизировать), то это уже не люди, а обмылки людей — их не то чтобы сломали, а истерли об нечеловеческие условия и в быту, и в отношении.

Это очень важный сборник для понимания, почему некоторые вещи не должны существовать и почему нельзя их ни в каком виде романтизировать. Приличные люди, попадающие в эту систему, вне зависимости от того, в каком качестве они там оказались и с какой стороны забора, потом уже не возвращаются в нормальное состояние никогда. Из всех рассказов можно вынести, что человек в лагере теряет два качества, которые, как выясняются, и придают ему человечности: сопереживание и способность надеяться и планировать. Нет у Шаламова никакой «лагерной дружбы», за одним единственным редким биографическим моментом (с врачом, который дал ему возможность спастись, а не с другим зэком). Нет никакой лагерной взаимопомощи. Падающего подтолкни, заберешь его пайку. Подлость друг с другом равно страдающих людей, ужасная подлость в мелочах, на которую никто из них на воле себя, наверное, и представить был не способен, — становится совершенной нормой и никак не осуждается. Страшная сторона описанной лагерной действительности состоит в том, что в ней не образуется никакого человеческого сообщества, а напротив, каждый выживает сам по себе, причем ориентируется только на добычу в эту конкретную минуту — и дальше конца дня никто не планирует свою жизнь.

Сужение горизонта, когда не знаешь, расстреляют тебя завтра, или просто будешь работать как обычно, или повезет и достанется какая-то хлебная работа, — вот это, мне кажется, сильно влияет на психику заключенных. Если нет никакого «завтра», многие вещи сразу теряют смысл, кроме самых простых доступных радостей — согреться, поесть и поспать. И когда это происходит годами, способность даже думать о завтра сама атрофируется.

Очень интересные (и самые неприятные) рассказы про лагерных воров, находящихся на особом положении среди арестантов и унижающих их человеческое достоинство даже больше, чем начальство. А еще — про «тисканье» романов. Я, признаться, думала, что это байки, но видимо, действительно находились такие образованные люди, которые развлекали воров в лагере пересказом классики в качестве придворных шутов. Прекрасный роман «Наследник из Калькутты» Штильмарка был именно так создан, в ГУЛАГе.

Я человек впечатлительный, даже очень. Но рука потянулась читать «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, как только книга появилась на моей полке. Я был не готов. Даже очень.

Чтобы всерьёз взяться за этот цикл произведений нужно к этому или серьёзно настроиться, или просто нырнуть с головой, не задумываясь особо, а что там ждёт на страницах… А ждать вас там будет голод, холод, боль и унижение.

Варлам Тихонович рассказывает даже не о жизни изнутри лагеря, он рассказывает о жизни изнутри человека, живущего в лагере. Не особо вдаваясь в порядки, иерархию, законы и т.п. Автор делает акцент на переживаниях людей отбывающих срок на Колыме. Нет, о порядках и законах будет, но лишь для того, чтобы нам было понятно, почему и зачем так чувствует заключённый. Да и переживаниями, если честно, это назвать трудно. Какие там переживания, если души выгорели, или вернее сказать выморозились до еле заметной нити, которая удерживала людей от суицида.

Рассказы нельзя читать залпом – такой поток отрицательных эмоций выбьет вас из колеи резко и больно. Рассказы нельзя читать дозировано – малые порции в длительное время вгонят вас в уныние и депрессию. Вопрос: как же читать эти истории? Ответ: этих историй не должно быть вообще! Не в одной из вселенных, не в одной из правд или вымыслов.

Шаламов никого не обвиняет, и даже находит место лирике и черному юмору. Но, наверное, именно это подчёркивает, насколько это страшно.

Я всегда верили в торжество справедливости. На земле или выше – без разницы. Именно эта вера нам часто помогает справиться с жизненными трудностями. Но в «Колымских рассказах» этой вере нет места. И спорить с аргументами рассказчика бесполезно. Он там был, а его правду проверить нам не по силам.

Трудно было читать про людей в погонах. Ещё труднее про блатных. Руки дрожали от злобы и омерзения. Если у кого-то ещё остались романтические представления созданных нтвшными детективами о «ворах» — то, надеюсь, вам эта книга попадёт в руки, и у вас хвати смелости прочитать её.

Нужен какой-то заключительный абзац или хотя бы предложение. Этакое подведение итога отзыва. Но я ничего не в силах сказать… Ничего.

Господи, не дай такой судьбы никому.

Вот настоящие ужасы. Кинг, Лавкрафт, Кунц просто дети неразумные по сравнению с этим. Это выше каких-то оценок. Очень тяжелая книга.

Главная тема «Колымских рассказов» — существование человека в нечеловеческих условиях. Писатель воспроизводит виденные им неоднократно ситуации и атмосферу безысходности, морального тупика. Состояние героев Шаламова приближается к «зачеловеческому». Заключенные каждый день теряют физическое здоровье и рискуют расстаться с психическим.

Тюрьма отнимает у них все «лишнее» и ненужное для этого страшного места: их образование, опыт, связи с нормальной жизнью, принципы и моральные ценности. Шаламов пишет: «Лагерь — отрицательная школа жизни целиком и полностью. Ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключенный, ни его начальник, ни его охрана, ни невольные свидетели — инженеры, геологи, врачи, — ни начальники, ни подчиненные. Каждая минута лагерной жизни — отравленная минута. Там много такого, что человек не должен знать, а если видел — лучше ему умереть».

Рассказы Шаламова стали, с одной стороны, пронзительным по силе документальным свидетельством кошмаров лагерной жизни, с другой — философским осмыслением целой эпохи. Тоталитарная система представляется писателю тем же лагерем.

Какой же я молодец, что намеренно решил читать этот цикл зимой. Иногда даже на голодный желудок! Тем самым обеспечил себя полным погружением, практически 5Д!

Если кратко, то вот облако тегов по этому сборнику рассказов: живые рассказы неживых людей; нерв; холод; голод.

Прекрасно осведомлен, что «Колымские рассказы» куда обширнее, чем одноименный подцикл, и включает в себя также сборник рассказов «Левый берег», «Артист лопаты», Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». Но уж очень хотелось поделиться мнением о новом, открытом для меня авторе и о замечательном цикле. Плюс надо понять, почему огромный цикл составлен из таких подсборников, отличаются ли они чем-нибудь? Несут ли общую идею и являются ли разными гранями одного кристалла?

Рассказы сборника градируются у меня так: понравились или ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛИСЬ. Средняя оценка — 8,64.

Данный сборник рассказов для меня стал чем-то вроде азбуки выживаемости, учебника по тому, как ценить малое, наслаждаться каждой незначительной крупинкой и радоваться любому счастью, независимо от размеров — будь это пара дней наряда в кузнице, в плотницкой, защищенной от ледяных порывов ветра в минус 50, или аромат хлеба, будоражащего ноздри. А то и половина селедки, более жирная, чем несколько дней назад. СЧАСТЬЕ В МАЛОМ!

Этот цикл — некая грань закалки сильной личности, подобно тому, что мы читали в «Как закалялась сталь» Николая Островского, но по ту сторону отношения к СССР. Если герой «КЗС» перебарывал всё ради Родины и строя, то герой «Колымских рассказов» — ради жизни, чтобы жить, чтобы выжить, черт подери! Само собой, условия, в которых — и благодаря чему — он оказался в Колымских лагерях, не подразумевают благодарность Родине, но я бы хотел заострить внимание на силе духа и личности человека, а не на том, как можно поругать те года, когда многих заметали на долгие годы и ломали им судьбы.

Нам предстоит ознакомиться со множеством аспектов жизни осужденных в морозных колымских лагерях, отведать все тяготы и страдания голодающих людей, недополучающих пайку и подвергшихся адским условиям труда с жуткими и невыполнимыми нормами выработки в сутки. Осмотрим лагерную жизнь глазами автора со всех сторон. Наверное, дальнейшие сборники еще больше расширят представление и понимание о тяжести и подноготной того периода, но 150 страниц этого сборника на данный момент мне хватило более чем, дабы проникнуться и составить промежуточное начальное мнение.

Нас ожидает множество неожиданных концовок с подлыми убийствами и убийствами необъяснимыми, концовки с психологическими спадами и истериками — понятное дело, учитывая контингент и условия, в которые он помещен — рубка дров, долбление мерзлой земли, добыча золота и иные нужды, в том числе и хозяйские.

«Природа на Севере не безразлична, не равнодушна — она в сговоре с теми, кто послал нас сюда».

Сборник не покидает холод. Люди находятся в таком отчаянии, что готовы выдавать себя за плотников, ими не являясь, лишь бы хоть день-два пересидеть в теплом здании. Люди становятся полностью адептами фатализма, что будет, то будет, и любое виляние судьбы в сторону комфорта воспринимают как подарок богов. Очень тяжело читать об этом. При этом вовсю демонстрируется воля к жизни, особенно со стороны главного героя, что списан с самого автора, и тем не менее, сила духа желающего жить человека, сопротивляющегося физическому, моральному и бытовому гнету, велика. Но иногда, конечно, условия вынуждают их на жуткие вещи.

Зеки все, как один, ждут весны, и это тоже проходит красной нитью через рассказы. Весна — время перемен, убывающих холодов, это время счастья, стало быть, тепла, благости. Даже заключенные не лишены ожидания чуда с приходом весны. Очень жаль таковых людей. Они радуются любой мелочи, любой несущественной подачки, как забитые и голодные собаки, коих извечно шпыняют и охаживают кнутом и грубым словом, что недалеко ушло от их бытия. В пелене равнодушия они радуются мелочам навроде обещанной вечером затяжки табаку или премиальной буханки хлеба. И уже как будто помирать не хочется. Многие, особенно те, кто постарше, условий не выдерживают и идут вешаться или рубить себе отмороженные на руке пальцы, чтобы не работать на морозе, тягая бревна или орудуя лопатой или киркой.

В сборнике полно мрачной безнадеги, страха, но вместе с тем и фатализма, смирения с судьбой. Люди тупо ломаются и устают жить.

В череде жестких рассказов иногда прослеживаются по-настоящему литературные, поэтические, как, например, в «Ягодах» — только по-настоящему голодный человек способен так вкусно описывать всего-навсего сморщенную ягоду голубики. Или рассказ «Хлеб» — про отношение к свежему хлебу и ужасу, что пекарь способен выкидывать в печь не самые лучшие буханки, не такие свежие. Представляете ужас для того, кто мечтает круглыми сутками хоть о краюхе? Культурный шок, не иначе! А описать холодную порубленную надвое селедку так, чтобы потекли слюнки? Тоже ведь талант нужен. И цена еды. Туда же можно отнести рассказ «Стланик» об очередной зарисовке северной природы, выстреливающей после длительной описательной завязки последним циничным предложением, словно перекрывающим всё то, что было написано ранее. Но оно как бы неизбежно, и винить нашедшие в стланике плюсы зека нельзя. Отчего на душе горечь и никакого предательства к восхваляемой красоте и силе стланика, ибо первичные потребности, как ни крути, сильнее.

Вообще, смерть витает практически в каждом произведении: она либо приближается, либо где-то рядом, либо уже настигнувшая товарищей или еще кого-то, сошедшего с ума. И люди не планируют существование дальше нескольких дней.

Запомнилась цитата про собаку: «Каждому из пятидесяти хотелось ее погладить, приласкать и собственную свою тоску по ласке рассказать, передать животному».

Рассказ «Заклинатель змей» — один из тех, что раскрывается по прочтении. Вроде читаешь о начитанном арестанте, который выжил только благодаря своей начитанности и знанию длинных произведений, за счет чего и стал неприкосновенной элитой, и понимаешь — до чего ж метко назван рассказ.

А когда люди по собственной воле рубят пальцы, вскрывают вены и бегут топиться в ледяную воду? Каково? А когда дуреют от холода и в бараке воруют тушку поросенка, запираются в комнате и, понимая, что за это его расстреляют, всё равно едят замороженную тушку поросенка сырьем просто потому, что уже НЕВМОГОТУ? Каково, м?

В общем, сборнику твердейшая десятка, ледяная такая, пусть и не все произведения достойны в моей шкале ценностей высшего балла. В совокупности, в комплексе это великая и трагичная история о личности и тяжелейших условиях, о гнёте режима, об участи осужденных. С удовольствием продолжу знакомиться с творчеством Шаламова дальше, но не сейчас. Скоро весна, и я, вместе с осужденными в Колыме, жду какого-то счастья.

Взяться за «Колымские рассказы» решил после задержания Протасевича в Беларуси — не то, чтоб это было совсем одно и то же, но кто-то посоветовал почитать про то, куда может зайти система. И куда она не так давно заходила.

Текст очень сильный и, что больше всего поразило, — написано как для лагерной тематики очень легко. Такой себе блог про ГУЛАГ. Но реалии раскрывает более чем.

Особенно впечатляет установка не планировать жизнь дальше, чем на день-два, потому что этой жизни может и не быть.

А о искренней ненависти к блатарям и блатным законам неплохо бы почитать всем фанатам АУЕ и прочей зоновской романтики.

В общем, актуальные и сегодня рассказы без хеппиенда.

Эти рассказы напомнили мне истории о севере Джека Лондона, которые я очень любил в детстве. Только у Лондона люди оставались людьми до конца, у Шаламова же люди перестали быть людьми, они растоптаны, изничтожены, расчеловечены. Они уже не думают даже о том, как выжить, неукротимый зов к существованию инстинктивен, подсознателен, надчеловечен. Недаром автор неоднократно сравнивает эти ощущения с ростом деревьев и кустов — организм просто не может по-другому. Так и существуют эти организмы день за днём, не глядя дальше за горизонт. А уж чтобы подумать о временах, когда настанет миг освобождения из мест лишения свободы — о том даже и заикаться не стоит. Будет ли оно? С нами ли? Такими бы вопросами могли задаваться герои Шаламова, не будь они смертельно измотаны.

Однообразие сюжетов и ситуаций несколько утомляет своей рядовой, каждодневной бытовой чернухой, к концу книги это начинает приедаться. К тому же, некоторые герои повторяются в разных рассказах.

При этом хотел бы отметить удивительную беззлобность повествования — на неё уже не достаёт сил. Про советскую власть не сказано и вовсе ничего, как и нет совершенно никакой рефлексии относительно причин попадания в лагерь.

Блатному миру тут тоже почти не уделено никакого места, в отличие от «Очерков преступного мира», которые мне, кстати, показались более цельным произведением, и идейно, и повествовательно.

Я знал об этом писателе только по фильму Досталя «Завещание Ленина». Взяться за его прозу я не решался, у Шаламова всё – о его лагерной жизни на Колыме. А у меня патологическое отвращение ко всему, что связано с тюрьмами, зонами. Но я себя заставил и стал читать. Не пожалел и не разочаровался. Прочёл на одном дыхании пять его книг. Особенно хочется выделить «Колымские рассказы». Ничего не придумано, не взято с потолка, не создано в приступе вдохновения. Одна сплошная страшная и жуткая правда, волосы от которой на голове дыбом встают. Каждое слово высечено на камне, каждая буква написана кровью, каждая мысль выражена сквозь немыслимые пережитые самим автором страдания. Очень много предложений, в которых заключено слишком много человеческого опыта, опыта не для всех…

Впервые, как ни странно, я познакомился с «Колымскими рассказами» Шаламова по ...вражьим голосам в советское время. Сквозь вой глушилок по «Радио-Свобода«я слушал рассказ «Серафим». О простом человеке, который для системы условная единица. О том, что никто из нас в этой стране не защищен от того, что по чьей-то воле ты можешь лишиться всего:свободы,жизни... Не знаю, изучают ли в школе рассказы Шаламова. Но это было бы одной из лучших прививок для человека против всяких -измов, против всяких вождей, зовущих в трясины своих идей.

А западные фантасты действительно пишут детские страшилки по сравнению с Шаламовым. Например, Жозе Сарамаго со своей «Слепотой». Да в ГУЛАГе это было десятилетиями