Василий Жуковский «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди»
Стихотворение является вольным переводом баллады Роберта Саути «The old woman of Berkeley. A Ballad, schewing how an old woman rode double and who rode before she». Как в «Людмиле» и «Светлане», Жуковский переделывает некоторые места баллады на русский лад; богослужению придает православный колорит, в описание колдуньи вводит черты русской фольклорной ведьмы. Характерно, что в рукописи баллада называлась: «Баллада о том, как одна киевская старушка...» и т. д. Переводя балладу, Жуковский изобразил могущество Сатаны в тонах несколько более сильных, чем у Саути: так, Жуковским введены стихи «Как будто степь песчаную оркан Свистящими крылами роет». Изменен размер баллады: у Жуковского — правильный ямб вместо свободного тонического стиха Саути. У Саути наряду с четырехстишиями — пяти- и шестистишия.
Входит в:
— антологию «Стихи о вампирах», 2011 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
terrry, 21 сентября 2020 г.
По-видимому и даже очевидно, что у Жуковского не было намерения создавать какое-то пародийное стихотворение. Об этом свидетельствует и тот факт, что баллада была дважды не пропущена цензурой как «…пьеса, в которой дьявол торжествует над Церковью, над Богом», и тот что, по воспоминаниям современников, особо чувствительные натуры падали в обморок во время её декламации. Однако сейчас это впечатление пародийности (не)явно присутствует.
Начать с того, что уже само заглавие: «…как одна старушка ехала на коне вдвоем…» и т.д. настраивает русское ухо на какой-то «баснописный», чуть ли не фривольный лад. В то время как у Саути видим более нейтральное «The old woman…». Священники неоднократно именуются «попами», т.е. происходит снижение стиля. А тут в уме возникает и «Сказка о попе и…». Но главное, это бесконечное нагромождение «ужасов», которое превышает, кажется, некую меру. Возникает ощущение, сходное с тем, что производит фильм Сэма Рейми «Зловещие мертвецы» (The Evil Dead). Всё очень интересно, увлекательно, даже как-то жутковато, но… совсем не страшно. Правильный ямбический размер стихов, который как бы заставляет глаза всё быстрее бежать по строчкам это впечатление усиливает. С этой точки зрения заслуга Жуковского бесспорна. Но когда я дохожу до строк:
«В другую ночь от свеч темнее свет,
И слабо теплятся кадилы,
И гробовой у всех на лицах цвет,
Как будто встали из могилы.»
то уже начинаю внутренне слегка улыбаться.
Вообще говоря, в поэзии Жуковского, как и у большинства поэтов-романтиков, достаточно кладбищенских сцен и загробных видений, и в частности, в его знаменитых балладах «Людмила » и «Светлана». Однако там они приходятся, что называется, совершенно к месту. Дело, наверное, в том, что сама тема «Старушки» гораздо мельче – воспроизведение средневековой английской легенды. Здесь нет никакой глубокой «философии» и внимание современного читателя сосредоточивается в большей степени на художественных, чисто литературных образах и мотивах. Тем не менее, эта баллада, безусловно, пример яркой образности, воображения и безупречного поэтического исполнения. Сплав английской хроники и «православного колорита» под пером Жуковского превратился в талантливое произведение.