ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИЙ/Jerzy Skarżyński (16 декабря 1924–7 января 2004) – польский живописец, график, художник-иллюстратор, автор плакатов и комиксов, театральный и киносценограф, педагог.
Приступил к художественной учебе еще в годы немецкой оккупации. Жил тогда в Кракове у дедушки с бабушкой – мать умерла несколькими годами ранее; отец, биохимик, выехал по делам в Швецию, где его и застала война. Ежи учился в гимназии, и надо сказать – учился спустя рукава: пару лет оставался на второй год в том или ином классе. Но очень любил рисовать. Вот учитель рисования и посоветовал ему записаться в художественное училище. А тут в декабре 1939 года гитлеровцы закрыли Академию изящных искусств в Кракове, а вместо нее основали Staatliche Kunstgewerbeschule Krakau (Государственная художественно-ремесленная школа), в задачу которой ставилась подготовка ремесленников. Вот туда и подался Ежи. И, в общем, не прогадал. Если учесть, что в этом учебном заведении работали такие замечательные педагоги, как ВИТОЛЬД ХОМИЧ/Witold Chomicz и ЮЗЕФ МЕНХОФФЕР/Józef Menhoffer, вряд ли учебный процесс ограничивался постановкой у учащихся ремесленных навыков. Так или иначе, в этой школе ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИЙ учился в 1941–1943 годах вместе с НОВОСЕЛЬСКИМ, ПОРЕМБСКИМ, ПАНЕКОМ, КАНТОРОМ, МИКУЛЬСКИМ и другими выдающимися в будущем мастерами. В 1943 году школу закрыли, а Ежи чуть было не отправили на принудительные работы в Германию. Спасла его будущая мачеха, которая взятками добилась того, что ему в документах записали: «Тяжело болен, нуждается в лечении». Ежи лег на месяц в госпиталь, а после «лечения» устроился на работу на завод, где ремонтировали авиационные двигатели. Участвовал в работе подпольного театра. После войны продолжил учебу в Краковской академии изящных наук и на архитектурном факультете Краковского политехнического института. Оба высших учебных заведения окончил в 1948 году.
В 1948–1958 годах работал в качестве сценографа в краковском Театре куклы, маски и актера «Гротеск», а с 1958 года – в краковском Старом театре. С 1970 года занимался педагогической деятельностью в краковской Академии изящных искусств, позже был профессором Последипломной школы сценографии. Был членом многих польских и международных ассоциаций художников.
СКАРЖИНЬСКИЙ-живописец
В 50-х годах XX века входил в состав Второй краковской группы, сосредоточенной вокруг ТАДЕУША КАНТОРА, где особой популярностью пользовались сюрреалистично-метафорические мотивы. Внимательно изучал достижения художников-сюрреалистов, демонстрируя в своих рисунках фантастических насекомых (как у РОБЕРТО СЕБАСТЬЯНА МАТТИ), безлюдные пустыни и межзвездные пространства (как у ИВА ТАНГИ) и вырванные из контекста и соединенные необычным образом предметы (как у РЕНЕ МАГРИТТА). Весьма интересовался кубизмом.
Приведем несколько примеров таких работ.
Прокомментируем представленное фрагментом анализа польского искусствоведа Сильвии Рысь (Sylwia Ryś). «Рисуя натюрморты, обнаженную натуру, пейзажи или абстракции, СКАРЖИНЬСКИЙ создавал произведения в различных условностях, подражал старым техникам живописи, знакомился с инновационными художественными тенденциями. Сначала его работы вдохновлялись кубистами, затем создавались под влиянием абстракционистов, еще позже – фотографии. Геометрические формы смягчаются, их очертания превращаются в мягкие линии, все более органичные и неопределенные. В клубке пятен, линий, очертаний можно видеть элементы фигур, предложения форм и силуэтов. Со временем художник стал вводить в картины кусочки бумаги, закрашивая при этом определенные части картины мазками масляной краски или лака. В своих художественных исследованиях он искажал поверхности картин в глубину, создавая углубления и трещины, а также приклеивая на них выступы. Постепенно, в качестве дополнения, он стал вводить в картины фрагменты фотографий, которые должны были стать отправной точкой для создания работ на светочувствительном материале. Из негативов фотографий, сделанных на съемочной площадке или во время театральных репетиций, он выбирал размытые, искаженные или переэкспонированные, чтобы затем обрамить зачастую случайный фрагмент и увеличить его на холсте. Только на материале, подготовленном таким образом, применяя полученные очертания и пятна и используя цветные чернила, он приступал к рисованию. СКАРЖИНЬСКИЙ редко выставлял свои работы, рисовал, как он говорил, для себя. Контакт со зрителем обеспечивали и другие направления его работы. Увлечения различными тенденциями в искусстве проявлялись не только в живописных картинах СКАРЖИНЬСКОГО, но и в созданных им сценографиях, рисунках, иллюстрациях и графике. Следует особо отметить, что уникальность творчества ЕЖИ СКАРЖИНЬСКОГО обусловлена не множественностью направлений художественной деятельности, в которой он реализовал себя, а взаимными зависимостями между ними. Они не функционировали порознь, а переплетались друг с другом, перетекали друг в друга, сливались, выстраивая новое значение, обретая новую ценность».
10. К сожалению, вот еще одна запись в списке усопших.
ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИЙ (1924—2004)
Jerzy Skarżyński (1924—2004)
ПРОФЕССОР в КАБАРЕ
Profesor w kabarecie
7 января 2004 года Краков распрощался с ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИМ – выдающимся живописцем, графиком, сценографом, замечательным педагогом и пионерским в нашей стране творцом и популяризатором комикса. Также – о чем не все в Польше знают – с коренным и разносторонним краковянином, который находил время на то, чтобы, сняв галстук профессора Академии изящных искусств, выступить в кабаре “Piwnica pod Baranami”.
Польские любители фантастики издавна знают и любят Профессора. В 1954 году он иллюстрировал для журнала “Przekrój”«Магелланово облако»Станислава Лема, печатавшееся там по формуле «Продолжение следует».
Десятью годами позже на экраны кинотеатров вышел культовый фильм режиссера Войцеха Хаса «Рукопись, найденная в Сарагоссе» по одноименному роману Яна Потоцкого: сценографию и костюмы для него проектировали ЛИДИЯ и ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИЕ.
Прошло еще десять лет, и краковское “Wydawnictwo Literackie” издает (по выбору Станислава Лема) первый в Польше роман Филипа Дика«Убик» — понятное дело, с графикой ЕЖИ СКАРЖИНЬСКОГО.
И каждый раз Профессор входил в земли и для него, и для нас неизведанные и поневоле открывал новые горизонты. Его тогдашние художественные выбор и решения получали ранг канона, и по сей день не утратившего силу эмоционального воздействия.
Великой любовью и миссией Профессора стал комикс. Будучи известным своей провокационной работой о разбойнике Яношике
(или представленной на наших страницах в отрывках чарующей историей о детективе, кукле, художнике и динозавре),
он активно участвовал в деятельности европейского “Association Internationale des Autores de Comics et de Cartoones”. Это профессор СКАРЖИНЬСКИЙ рекомендовал Адаму Холлянеку БОГУСЛАВА ПОЛЬХА, в результате чего в 1982 году в журнале “Fantastyka” стартовала серия комиксов о Фанки Ковале. Это к СКАРЖИНЬСКОМУ, как к гуру конкурса, совершали паломничество молодые художники – в 70-х годах СЛАВОМИР МАГАЛА, в 90-х КАМИЛЬ СМЯЛКОВСКИЙ, ЮРЕК ШИЛАК, ВОЙТЕК БИРЕК. В 90-х годах Профессор, если мог, никогда не отказывал в авторских встречах с участниками осенних краковских конвентов комикса; уже в этом столетии с ним нашли общий язык молодые любители и издатели комиксов Марек и Анджей Рабендовы.
Я дважды брал у Профессора длинные интервью (см. “Nowa Fantastyka” 7/1996 и 3/1997), и они были одними из самых приятных и интересных моих журналистских приключений.
В открытой людям и творчески мыслящей личности слегка демоничного иллюстратора «Трех мушкетеров»Александра Дюма
я нашел также Старшего Брата и Мастера популярного искусства наглядно-образного мышления. Одаренный природным талантом рисовальщика, уходя из сюрреализма в профессию сценографа кукольных театров, ЕЖИ СКАРЖИНЬСКИЙ открывал в молодости язык фантазии как наш первородный язык. Уже как маститый профессор, он очень высоко ценил «не слишком признанное искусство, такое, какое читают в поезде, покупают в киоске, берут со стола, снимают с полки». Замечательный человек, великий художник и странный профессор.
Немного похожий на ленгреновского Филютека, невозмутимого философа-перипатетика из журнала “Przekrój”, и на мудреца Профессора Тутку, созданного Ежи Шанявским.
Дорота Тераковская/Dorota Terakowska (30 августа 1938—4 января 2004) – польская журналистка и писательница.
Родилась и всю жизнь прожила в г. Кракове. Настоящее имя Барбара Розалия Тераковская. Происходила из типично мещанской краковской семьи. Дед – Франтишек Салезий Тераковский – работал переплетчиком, имел собственную типографию. Отец – Мариан Тераковский—вопреки воле семьи женился на крестьянке Анне Ходацкой, то есть пошел на мезальянс по существовавшим в краковской городской среде понятиям и лишился семейной поддержки. Тем не менее, он успешно содержал собственную семью, будучи владельцем небольшой мастерской по обработке драгоценных камней. Мать Баси не получила никакого образования, но была умна, красива, обладала высоким личным обаянием и любила литературу и искусство. В годы Второй мировой войны мастерская пана Мариана была конфискована, поэтому родители Баси сменили специализацию и открыли кафе-кондитерскую и продуктовую лавку. Однако в 1950 году коммунистическая власть лишила Тераковских их небольшой фирмы, и пан Мариан устроился в Нова-Хуту на должность снабженца, мать пошла работать прачкой.
Несомненно, основное влияние на воспитание дочери и выбор ею жизненного пути оказала мать, передав ей свою любовь к литературе и искусству. Каждый вечер перед сном она читала дочерям книги, и Бася (которая настояла на том, чтобы ее звали Доротой) уже в неполной средней школе писала свои первые рассказы.
Вообще-то ее трудно было назвать послушным ребенком, она бунтовала против всего и вся и делала лишь то, на что имела охоту. Совершенно не выносила никаких запретов и требований, что осталось яркой чертой ее характера до самых последних дней жизни.
В 1944 году приступила к учебе в католической школе имени Святой Схоластики, но быстро оттуда вылетела, после чего сменила несколько учебных заведений и только в вечерней школе для рабочей молодежи смогла наконец получить документ о завершении среднего образования.
Важным жизненным этапом для Тераковской было общение с завсегдатаями кабаре “Piwnica pod Baranami”, где собиралась интеллектуальная элита Кракова (а позже и всей страны).
Среди знакомых Тераковской тех времен были такие известные личности, как Веслав Дымный, Петр Скжинецкий, Янина Гарыцкая, Ежи Турович, Кшиштоф Литвин, Барбара Навратович, Янина Ольчак-Роникер. Здесь ниже фото Тераковской 1961 года, то есть аккурат тех времен.
Именно друзья из “Piwnic”-ы уговорили Тераковскую продолжить образование, утверждая, что с ее умом и способностями будет просто преступлением свернуть с этого пути. Под их же влиянием она выбрала социологию и в 1965 году закончила учебу в Ягеллонском университете. В годы учебы выступала в кабаре Веслава Дымного в Ящурах, где, помимо прочих, дебютировали Марек Грехута и Ева Демарчик. В 1965—1968 годах работала в должности научного сотрудника отдела социологии культуры.
В 1969 году заняла освободившуюся должность в газете “Gazeta Krakowska”, редактором которой был Вацлав Питула. И оказалась аккурат на своем месте. Годом позже Питулу сменил Збигнев Регуцкий, который так отозвался о Тераковской: «Она была одной из самых способных журналисток, возможно самая способная. Быстрая, энергичная, решительная. Если появлялась какая-то трудная тема, где требовалась определенная острота и в то же время быстрая реакция, я посылал Дороту. Возвращаясь с репортажа, она уже держала в голове весь текст. Ей не требовалось время на обдумывание, она садилась и писала. И придумывала классные заголовки. Я очень высоко ее ценил”. Вот здесь она запечатлена в пору работы в “Gazeta Krakowska”.
В то время она занималась действительно очень важными темами, однако отличилась такой темпераментностью и недисциплинированностью, что в конце концов вылетела из редакции. И очень быстро нашла себе штатное место в журнале “Przekrój”, где и работала (или с которым сотрудничала) в 1976—1981 годах. На этот раз ее статьи уже не имели столь яркой, как раньше, политической окраски. Теперь ее больше занимали проблемы культурной и общественной жизни.
Под конец 1960-х годов Дорота Тераковская тесно сблизилась с Мацеем Шумовским, который в то время был сооснователем знаменитого журнала “Student”. Их супружество оказалось на редкость удачным и длилось вплоть до безвременной смерти писательницы. Они великолепно дополняли друг друга, и друзья говорили, что пан Мацей был для пани Дороты несомненным авторитетом несмотря на ее взрывной характер. Тераковская и Шумовский вели весьма оживленную светскую жизнь, в их доме всегда рады были гостям. В 1975 году они стали одними из сооснователей знаменитого Клуба Творцов и Деятелей Культуры “Kuznica”, а в 1980 году совместно заново основали газету “Gazeta Krakowska”.
Газета постепенно завоевывала популярность, однако в ЦК ПОРП посыпались доносы о том, что газета действует во вред партии. Тераковскую и Шумовского 13 декабря 1981 года выставили из редакции газеты, наложив к тому же запрет на профессию. Они, однако, не слишком унывали и образовали у себя нечто вроде литературного салона, где с удовольствием «тусовались» видные левые интеллектуалы, в том числе изгнанные из «Краковской газеты» журналисты.
Именно тогда пани Дорота начала писать книги. Собрав свои газетные репортажи в тома “Guma do żucia/Жевательная резинка” и "Proba generalna", она написала сказку “Babci Brygidy szalona podróż po Krakowie/Безумное путешествие бабушки Бригиды по Кракову” (1979), которую сумела опубликовать только в 1986 году. О своих первых литературных опытах Тераковская говорила следующее: «Мне уже по уши хватало журналистики, и я подумала, что легче всего будет написать что-нибудь для детей. И написала такую весьма даже изящную, хоть – на мой взгляд – и банальную сказочку. Я еще не знала, что можно писать совсем иначе, за рамками всяких жанровых правил».
Вскоре после этого она написала романы “Wladca Lewawu/Властелин Левава” (1982) и “Córka czarownic/Дочь волшебниц” (1985—1988). К сожалению, Тераковской отказывали в печати все издательства, в которые она обращалась, объясняя свое решение тем, что книги слабые и беспомощные в литературном отношении. Дело было, однако, в том, что Тераковская находилась в «черном списке» и цензура запрещала публикацию ее текстов.
В 1982 году Дороту Тераковскую приняли на работу в редакцию журнала “Zeszyty Prasoznawcze”. Это был ежеквартальник, занимавшийся вопросами средств массовой коммуникации и журналистики.
Писательница проработала там семь лет (до 1989 года), занимаясь рецензированием книг, написанием рекомендаций относительно повышения качества обучения журналистов и разного рода отчетов. Не слишком увлекательное занятие, но оно помогло ей продержаться хоть на каком-то плаву в эти трудные времена. Параллельно писательница занималась распространением листовок «Солидарности». В это же время в журнале “Miesięcznik Literacki” началась публикация сборника “Guma do żucia”, в чем помог писатель Анджей Кусневич.
Тераковская была сооснователем журнала “Czas Krakowski” (1990). В 1995—1998 годах она занимает пост вице-президента журналистского объединения “Przekrój”. Иные общественные должности: член Объединения польских журналистов (1971—1981), член Союза польских писателей (с 1989) и член Союза театральных авторов и композиторов (с 1982).
Постепенно Дорота Тераковская стала отходить от журналистики, предпочитая писать книги. «Журналистика и написание художественной литературы – это два разных способа видения действительности. Журналист «срезает» путь, смотрит на факты, описывает то, что видит. Писатель создает, придумывает, видит образами. Я не скрываю, что чем больше мне прибавляется лет, тем ближе становится мне это второе» — сказала она.
Тераковская по-прежнему читала много газет и журналов, однако ее уже гораздо более интересовали литература и написание книг. Она очень любила также кино. Много времени проводила за компьютером, создавая новые реальности. Случалось, что она придавала героям черты лиц и характеры людей из своего ближайшего окружения. Нередко писала о проблемах, о которых не могла или не хотела говорить. Это было счастливое для нее время – ее книги издавались и переиздавались, они обсуждались в печати и на встречах с читателями, она вела обширную переписку и с издателями и с поклонниками ее таланта. Наконец-то ее творчество получило благожелательную оценку, появились премии и награды.
В июле 2003 года Дорота Тераковская ощутила сильные боли в области живота. Диагноз врача был однозначен – злостное новообразование. Писательница надеялась, что сумеет победить болезнь, но небеса распорядились иначе – 4 января 2004 года ее не стало.
Изложенный выше материал почерпнут в основном из книги дочери писательницы – Катажины Новак «Моя мама волшебница. Рассказ о Дороте Тераковской» (Katarzyna T. Nowak “Moja mama czarownica. Opowieść o Dorocie Terakowskiej”. “Wydawnictwo Literackie”, 2005)
Остается лишь представить читателям этого блога полный список книг писательницы (в скобках указаны даты издания и переизданий, если таковые имели место):
“Guma do żucia/Жевательная резинка” (1986; репортажи).
“Babci Brygidy szalona podróż po Krakowie/Безумное путешествие бабушки Бригиды по Кракову” (1986; сказка для младшего школьного возраста; иллюстрации БОГДАНА БУТЕНКИ).
“Władca Lewawu/Властелин Левава” (1989; 1995; 1998; 2002; 2007; 2011; 2016; фантастический роман для детей младшего школьного возраста; Lewaw – это Wawel наоборот).
“Córka czarownic/Дочь волшебниц” (1991;1998; 2001; 2003; 2014; внесена в почетный список IBBY; премия польской секции “Mędzynarodowa Izba ds. Księżek dla Mlodych”; фантастический роман).
“Samotność bogów/Одиночество богов” (1998; 2000; 2007; 2014; премия польской секции “Mędzynarodowa Izba ds. Księżek dla Mlodych”; фантастический роман).
“Tam gdzie spadają anioły/Там, где падают ангелы” (1999; 2000; 2002; 2008; премия польской секции “Mędzynarodowa Izba ds. Księżek dla Mlodych”; фантастический роман).
“Poczwarka/Куколка” (2001; роман).
“Ono/Оно” (2003; повесть, премия “Krakowska księżka miesiąca”).
“Dobry adres to człowiek/Хороший адрес это человек” (2004).
“Babci Brygidy szalona podróż po Krakowie. Dzień i noc czarownicy/Безумное путешествие бабушки Бригиды по Кракову. День и ночь волшебницы” (2005; сказка и сказочная повесть).
“Muzeum Rzeczy Nieistniejących/Музей Несуществующих Вещей” (2006; собрание статей и заметок, опубликованных на страницах журнала «Przekrój» в 1998–2000 годах).
На русский язык произведения Дороты Тераковской не переводились. Однако существуют следующие переводы ее книг на украинский язык:
“Мишка (Poczwarka)” / Дорота Тераковська ; пер. з пол. Дзвінки Матіяш. — Київ : Грані-Т, 2013. — 360 с.
“Дочка Чарівниць” / Дорота Тераковська ; пер. з пол. Дзвінки Матіяш. — Львів : Видавництво Старого Лева, 2016. — 424 с.
“Там, де падають Ангели” / Дорота Тераковська ; пер. з пол. Дзвінки Матіяш. — Львів : Видавництво Старого Лева, 2021. — 352 с.
9. Год еще только начался, но, к сожалению, уже приходится прощаться с ушедшими в лучший мир людьми, важными как для польской культуры в целом, так и для польской фантастики в частности.
Dorota Terakowska (1938—2004)
Дорота Тераковская (1938—2004)
ДОРОТА из ВОЛШЕБНОЙ СТРАНЫ
Dorota z krainy czarów
Не помню, когда я познакомилась с Доротой. Наверное к этому времени я уже знала ее книгу «Дочь волшебниц/Córka czarownic», которая была наравне с «Гарингави, счастливый остров»Малгожаты Борковской первой польской фэнтези, которую я полюбила.
История, рассказанная Доротой, опирается на простейшую из возможных схем: обучение, подъем по очередным ступеням познания мира и самого себя, дозревание героини до согласия со своей судьбой, осознание себя Королевой и освободительницей своей страны. По правде говоря, не бог весть сколько оригинальности было в этом романе, но он подкупал не только беспретенциозностью сюжета, но и заботой о деталях. Мне больше всего запомнился эпизод, когда героиня, занимаясь уборкой, осторожно выносит за порог пауков, чтобы никоим образом им не навредить. Когда я уже знакома была с Доротой, она мне сказала, что для нее это был один из наиболее личных фрагментов, потому что она всегда – невзирая на насмешки других людей – нагибается на улице, чтобы поднять с земли жука, червяка или другое живое существо, чтобы их не раздавили.
Литературным дебютом Дороты Тераковской был «Властелин Левава/Wladca Lewawu» (1982) – роман для детей, где на фоне сказочно-зеркального отражения Кракова скромный паренек из «нашей» реальности оказывался вынужденным вступить в схватку с могущественным Злом, познавая смысл и значение собственной жизни.
Зло в результате этой схватки терпит поражение, но оно не побеждено окончательно, не уничтожено, тиран лишь отступает, а герой отдает себе отчет, что он принадлежит обоим мирам и никак не может выбрать себе один из них. Эта двузначность окончания выделяет роман среди детских книжек своим удивительным реализмом.
Писательница оставалась верной фантастике на протяжении многих лет. И если в ее повести «Зеркало пана Гримса/Lustro pana Grymsa» использовался мотив параллельной действительности «по ту сторону зеркала», то в другой повести «В стране Кота/W krainie Kota» переходным мостиком в другой мир оказываются сны.
Как и во многих произведениях фэнтези, использующих мотив перехода между мирами, в повести Тераковской в параллельной реальности действуют законы и правила, почерпнутые из мифа, сказки, ритуала. Мир Кошачьей страны населен персонажами и заполнен предметами родом из карт Таро и, как оказывается, хотя с их помощью объясняется не только функционирование этой параллельной действительности, они являются также проводниками и ключами к жизни героини в ее реальном мире.
Менее удачной оказалась предпринятая в романе «Одиночество богов/Samotność Bogów» попытка использования фэнтези, связанной с историей и вдобавок вводящей наравне со славянскими мифологическими мотивами историософские элементы.
В свою очередь, в романе «Там, где падают ангелы/Tam gdzie spadają anioły» сюжетные фантастические элементы используются скорее как предлог для метафизических размышлений. В двух последних романах писательница занялась современностью: «Куколка (Личинка)/Poczwarka» — это роман о налаживании взаимопонимания с умственно отсталым ребенком; «Оно/Ono» — диалог женщины с ее еще не родившимся ребенком.
Последние годы были для Дороты Тераковской очень плодотворными и, наверное, счастливыми. Успешность «Дочери волшебниц», переиздания ранее изданных книг, огромная популярность реалистических романов «Куколка» и «Оно» способствовали подписанию многолетнего контакта с издательством “Wydawnictwo Literackie”, писательница ездила на авторские встречи с читателями и неутомимо отвечала на послания, которыми засыпали ее читатели по электронной почте. Для нее была очень важной связь с издателем, она радовалась словно ребенок каждой положительной оценке ее книг, но не уклонялась и от острых дискуссий.
Она рассылала электронные письма друзьям и знакомым – а их у нее было великое множество, информировала о выездах на отдых, писательских планах, делилась впечатлениями, поздравляла с праздниками. Когда 5 января я услышала о ее смерти, то вдруг осознала, что некоторое время не получала этих писем. Чтобы Дорота молчала, не давала о себе знать – это же парадокс, такого же быть не может.
7. В рубрике «Из польской фантастики» напечатаны два текста.
7.1. Рассказ “Róże w maju/Розы в мае” написал Ромуальд Павляк/Romuald Pawlak (стр. 45—58). Иллюстрации АНДЖЕЯ ГЖЕХНИКА/Andrzej Grzechnik.
Вот что рассказывал о нем сам автор в одном из интервью: «”Розы” – это своего рода примерка к циклу, в котором будет излагаться беллетризованная история Мальтийского ордена в XVI веке в нескольких исключительно исторических романах. Но с драконом в этом рассказе связана забавная деталь: я использовал при написании текста подлинную хронику. В летописях Ордена иоаннитов черным по белому написано, что при избрании нового Великого Магистра одной из причин того, что на эту должность возвели тогдашнего Великого командора Ордена Дьëдонне де Гозона было то, что он за четыре года до этого избавил остров Родос (где в 1310 – 1522 годах располагалась основная база Ордена) от жуткого дракона. Мне позабавило то, что образованные, действительно умные люди руководствовались в принятии решения таким аргументом… Но в литературном отношении этот фантастический элемент был для меня весьма сподручным. Он позволял мне рассказать историю о совершении разных выборов: от малого, частного до большого, имеющего важное историческое значение, то есть решения героя кто для Ордена, а также стоящей за его спиной Европы представляет собой бОльшую угрозу: ищущие мира и спокойствия драконы или набирающая могущества Османская империя – агрессивное исламское государство». И в другом месте: «Из исторических хроник мы знаем, ЧТО случилось, но не знаем, ПОЧЕМУ это произошло. “Розы в мае” – ответ на этот вопрос, один из многих возможных. Я буду счастлив, если разрушу этим рассказом один глупый и, тем не менее, широко распространенный стереотип: что орденские рыцари были кровожадными и не имевшими понятия о морали невеждами… попросту бандитами в монашеских рясах. Некоторые наверняка такими и были. Однако многие из опоясанных мечом братьев были людьми, c которыми каждый хотел бы встретиться на своем жизненном пути».
Позже рассказ был переиздан в составе авторского сборника рассказов писателя “Wilcza krew, smoczy ogień/Волчья кровь, драконий огонь” (2006). На русский язык (как, впрочем, и на другие языки) рассказ не переводился. Глянуть на его не комплектную карточку можно ЗДЕСЬ Биобиблиографии автора на сайте ФАНТЛАБ нет, но, поскольку это уже третье появление писателя на страницах нашего журнала (см. “Nowa Fantastyka” 01/1993 и 06/1998), кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тегу «Павляк Р.»
7.2. Рассказ “Gamedec: Granica rzeczewistośi/Геймдек: Граница действительности” написал Марцин Пшибылек/Marcin Przybylek (стр. 60-66). Иллюстрации МИХАЛА ОЦИЕСЫ/Michał Ociesa.
Итак, это снова рассказ из цикла «Геймдек» (пятый). Напомню, что я писал по случаю публикации первого рассказа (см. “Nowa Fantastyka”, № 11/2002). Человечество конца XXII века разделилось на две части: одни люди живут в «реалиум» – окружающей действительности, другие выбирают жизнь в сети. В игровой действительности, виртуальных мирах, возможно исполнение любых желаний: тут и космические полеты, и сказочные приключения, и небывалые спортивные достижения, и сладчайшие любовные истории, и странствия по домам с привидениями, и много чего еще. И, разумеется, возможны любые извращения и любые преступления. И, если есть преступления, есть и те, кто препятствует их совершению или ищет виновных – “game detective” или GAMEDECи (геймдеки). Такие люди способны действовать как в реальном, так и в виртуальных мирах, многократно пересекая их границы. Об одном из геймдеков, Торкиле Эйморе, и решаемой им детективной загадке и идет речь в рассказе.
Этот рассказ писателя входит в длинную серию произведений о геймдеках и реально-виртуальных мирах и включен в авторский сборник из описаний 12-ти приключений Торкила Эймора — “Granice rzeczywistości/Рубежи реальности” (2004; 2016 с добавлением 2-х рассказов; 2021).
На нашем сайте биобиблиографии писателя нет, а на скудную карточку рассказа можно глянуть ЗДЕСЬ Почитать о писателя можно в этом блоге, если пройти по соответствующему тэгу «Пшибылек М.»
8. И еще один литературный текст: рассказ “Widzę ciemność/Вижу тьму”Павла Пейко/Paweł Piejko, получивший поощрительную премия на «Футурологическом конкурсе», объявленном редакцией журнала и Британским советом в Варшаве (стр. 67—68).
В начале XXI века и после войны мир окончательно разделился на две половины: одна сплоченная, агрессивная, богатая, промышленно развитая, а вторая – нищая и убогая. Так уж случилось, что Польша попала в эту вторую половину и теперь у ее обитателей (и героя рассказа тоже) одно занятие: разгребать мусор, который сбрасывают в страну более удачливые соседи, и воевать с мутировавшими крысами…
Ну да, такое вот видение светлого будущего. Об авторе рассказа ничего не известно. А-а, и конечно, карточки рассказа на сайте ФАНТЛАБ нет.
облако тэгов
