В начале рассказа задело слово «суперпорты» во фразе «То же самое было и здесь: высокие и просторные залы, полные света, отличались богатым архитектурным убранством, а развешанные между колоннами ионического ордера картины с изображениями различных святых составляли престранный контраст с росписью на суперпортах: то был сплошной хоровод античных гениев, а кое-где попадались даже плоды и лакомые изделия поварского искусства.» (перевод 1986 года, И.Стреблова).

Понятно, что это архитектурный термин, но такового Интернет (применительно к нашему случаю) не нашел. Все компьютерные, да карабельные порты...

Смотрю слово в оригинальном немецком тексте (современное, по видимому, издание): «So waren auch hier die hohen, luftigen, hellen Säle mit reicher Architektur geschmückt, und sonderbar genug stachen gegen Heiligenbilder, die hie und da an den Wänden zwischen ionischen Säulen hingen, die Superporten ab, welche durchgehends Genientänze, oder gar Früchte und Leckerbissen der Küche darstellten.»

Там то же — Superporten (!). Что же имел в виду Гофман? Интересно)

Наконец, в немецко-русском архитектурном словаре нахожу похожее на правду: Supraporte (f) — десюдепорт.

Ну, а что такое десюдепорт, всем известно: Десюдепо́рт (от фр. dessus de porte, буквально «над дверью») — декоративная композиция, расположенная над дверью.

И действительно, в другом, более тщательном, переводе читаю: «Так и здесь высокие и просторные залы, полные света и воздуха, отличались богатым архитектурным декором, а наддверные орнаменты, изображающие хоровод античных гениев либо фрукты и прочие изысканные лакомства, составляли весьма странный контраст развешанным между ионическими колоннами картинам с ликами различных святых.» (Это издание 1996 года, перевод Н.Петренко).

Какого: наддверные орнаменты!

«Меня до сих пор поражает глубина этих афоризмов, смысла коих я до сего дня так и не понял.»

«Не стану перечислять здесь всех книг, без разбору прочитанных в те месяцы поэтической грусти, ― отчасти потому, что надеюсь найти для этого более подходящее место, отчасти потому, что я уже забыл их заглавия, ― опять-таки до некоторой степени по той причине, что я взял себе за правило заглавий не читать, а потому никогда и не знал их.»

«Житейские воззрения кота Мурра» радуют глубиной своей поверхностности. Жизнь и философия кота, который проходит в своём развитии стадии ребёнка, молодого повесы, светского льва, перемежаются листами биографии его хозяина. Поначалу кажется, что между ними нет вовсе никакой связи, но чем дальше, тем отчётливей видны параллели. Судьбы, характеры, взгляды. Нам дают размышления кота, чтобы мы увидели в нём то, чего иначе не заметили бы в человеке.

Очень уютная атмосфера: кот, книги, музыка, светские беседы. И почти никакой остросюжетности. Но и это приятно.

Когда у Робин Хобб ничего не происходит, я начинаю ныть, громко жаловаться и страдать почти так же, как её герои в этот момент.

Когда у Гофмана ничего не происходит, я начинаю столь же громко восхищаться речью (речью переводчика, да, но и оригинал явно на неё повлиял), атмосферой, образами. Возможно (и весьма вероятно), для мира, в котором жил Гофман, это всё абсолютно нормально, но других немцев начала позапрошлого века я не читала (или не помню, что читала), поэтому меня произведения Гофмана очаровывают.

Да и «Житейские воззрения кота Мурра» только ощущаются, как прогулка по парку под отдалённые звуки органной музыки. На самом деле, там очень много событий.

Второй роман из первой волны произведений в жанре готического романа из прочитанных мною. Да, видно, что книга изрядно вдохновлена «Монахом» Льюиса — и одновременно это нечто куда более тяжелое во всех смыслах, особенно в смысле написания и впечатлений. Добро пожаловать в мир истинно католической возвышенности, беспримерных подвигов за веру и жестоких трипов, сопровождающих духовные поиски.

Монах Амбро, ой, то есть, Медард — «сын великого грешника», человек больших дарований и горячей веры — впадает в искушение и заглатывает в одно рыло хранившуюся в монастыре в качестве реликвии бутылку, по преданию, принадлежавшую вместе с содержимым самому Сатане. Ещё до этого настоятель монастыря, верно уловивший брожения в юной душе монаха, решил освободить его от обета и выпустить на вольные хлеба. Не просто так, а с духовной миссией...

«Я пускаюсь в тяжкие.

Покупаю, открываю, выбрасываю.

Без содержимого ёмкость не имеет значения,

На что содержимое без ёмкости вполне значимо...»

Первое, что он совершил на своём пути, — это убийство мальчика...

В дальнейшем судьба забрасывала Медарда в избушку лесника (где он погостил некоторое время и пошёл дальше), в рыночный город (откуда ему пришлось бежать, опасаясь кары за убийство мальчика), в герцогский замок (где его даже посадили под стражу, но в скором времени выпустили)... И всё это время его сопровождали безумный монах, с которым тесно переплелась его собственная судьба, и некие абсолютно странные сущности, желающие ему спасения. Методы у этих странных сущностей под стать им самим. Например, во всеуслышание объявить на выставке в рыночном городе, что Медард убил мальчика (после чего Медарду и пришлось бежать). Впрочем, пути Господни неисповедимы. И там, где пряником угощать грешника не за что, ради спасения души выписывают кнут. Да, милосердие Божье настолько беспредельно, что даже убийца ещё может на него уповать.

Есть в этом романе своя «Антония». Её зовут Аврелия. Она — сестра убитого мальчика и родственница через энное колено самого Медарда, и её иконоподобная красота — самое жесточайшее испытание монаха, ради которого он то и дело прикладывался к заветной бутылочке. Он её вполне себе приземлённо хочет. Из её вскрытого письма становится ясно, что она с далёких-далёких пор не против. Ну, а далее события принимают неожиданные обороты. Выпущенный из-под стражи монах сорвал собственное бракосочетание с Аврелией вспышкой хвастливого гнева и втік з міста...

Прежде чем добраться до цели своего паломничества, Медард отлежал в дурке, а уже потом у него была уйма времени, чтобы сокрушаться по собственной, мягко говоря, неправедной жизни. Пережив восхваления и гнобления, возвышения и смертельные угрозы, он вернулся в родной монастырь, успев как раз к постригу Аврелии в монахини и, глядя на её решимость, набирается решимости и порывает с грехом. Бэд энд: дабы оба они примирились с Небесами, понадобилось вмешательство безумного монаха, во время церемонии напавшего на Аврелию с ножом...

Вся троица — Медард, Аврелия и безумный монах — потомки прОклятого рода, в котором водились и отъявленные богохульники, и убийцы. Чуть ли не сам Сатана толкал Аврелию и Медарда в объятия друг другу, дабы злой род не пресекался. Безумный монах — на самом деле переодетый граф, сошедший с ума. Он — полная противоположность Медарда и из-за действия эликсира их сознания временами причудливо переплетаются. Медарду повезло — ОН (как я поняла) НИКОГО НЕ УБИВАЛ, его шанс на спасение всё ещё очень высок, а монастырские стены отныне — надёжное его пристанище от мирских соблазнов. А для новоиспечённой Христовой невесты Аврелии спасением от нынешних и будущих соблазнов стала лишь смерть.

«Что ж вы веселитесь, вам бы так попасть в беду —

у своей любимой погулять на свадьбе,

да ещё на свадьбе, свадьбе с новосельем...

Как бы не заплакать при таком веселье.»

Так и заканчиваются эти Сто лет одиночества на католический манер.

Очень хорошая книга, между прочим. Мистика есть, жесть присутствует, всё расставлено по своим местам и названо своими именами, сильная религиозно-философская и психологическая составляющая, глубокая печаль по безвременно ушедшему светлому идеалу, которую лишь оттенили истории злокозненной Евфимии и безбожной язычницы — жены Франческо.

Удивительно, что тут ещё нет отзывов. И удивительно, что эта сказочная повесть не столь известна, ведь, на мой взгляд, она просто прекрасна. И уж точно ничуть не хуже «Золотого горшка» или «Щелкунчика», а в чём-то даже лучше их!

Может причина его не столь большой популярности в обращении к итальянскому каприччо, к комедии масок, к Гоцци (которого, я к стыду своему не читал, но чьё присутствие здесь не скрывает сам автор), к карнавальному сумасбродству – всё взамен немецкой серьёзности – но как же это идёт повести! Какой яркости оно добавляет гротеску Гофмана, какой фееричности!

Я читал повесть после «Фантазий в манере Калло» и после «Принцессы Бландины» – этой пародийной пьесы шиворот-навыворот; и так оно, наверное, лучше всего. Повесть будто продолжение всего этого. Она откровенно «в манере Калло» (сам автор на это упирает) – она впитала его двойническую мистичность (тут и волшебный мир, феи, колдуны, а вслед за миром двоятся герои, закручиваясь в любовный четырехугольник) аллегории (от зеркала юмора до символов практически алхимических, трудно растворимых, но, несомненно, несущих глубокий философский смысл), острое словцо и диковинные превращения. От «Принцессы Бландины» (а так же и от «Необыкновенных страданий директора театра») – театр. Выставленные на смех бездарные пьесы («Белый мавр»!) и их автор, театральные нравы, да и сам герой – самовлюблённый актёр-сумасброд, впрочем, вызывающий невероятную симпатию своими замашками и своей яркостью.

Маски, фантастические шествия, дуэли с самим собой, ломание героями «четвёртой стены», огромные очки и носы, подмены и обманы, страусы и золотые клетки, колдуны и шарлатаны (в одном лице), фантастические страны и швейные иголки. И всё это вырастает в отличнейшую, веселейшую, искромётнейшую историю. Не самая известная повесть Гофмана, но, по-моему, истинный скрытый его шедевр!

Во многом эта повесть похожа на самую первую повесть Гофмана – «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца». Та же форма – диалог между двумя персонажами. Схожие темы, и сюжет – история, обрастающая, в конце концов, отступлениями, размышлениями, придающими истории широкий объём. Только «Известие о дальнейших судьбах…» сосредоточено на музыке. Здесь же – театр. Театр в его многообразии – от психологии актера, и форм актёрского мастерства, до трудностей инсценировки и влиянии критик на мастерство режиссера – всего и не перечесть; очень широкий спектр связанных тем.

Но здесь, мне кажется, автор учёл огрехи своей первой повести. Эта история была интереснее. Во-первых, потому что беседующие лица не во всём схожи, и не во всём друг с другом согласны (и во время беседы чувствуется их разный возраст и характер) – до открытого конфликта не доходило, но это гораздо приятнее, чем читать беседу двух существ с идентичным мнением. Да и я не во всём оказывался с ними согласен – я вот не сторонник существований спектаклей поставленных исключительно так, как было в оригинале (и только так!), на чём настаивал опытный Серый относительно пьес Шекспира. Где-то ведь современность должна освещать истории по-иному!

Во-вторых, череда рассуждений скрашивалась тут примерами из театральной жизни – примерами ироничными, и, в основном, яркими. И хотя, перевалив за середину повести, я всё же почувствовал легкое утомление – слишком уж всеобъемлющим было повествование о театре – неожиданная и забавная концовка скрасила мне и это.

Большую часть произведений сборника я уже читал раньше, но сейчас, прочитав их в сборнике, я смог сильнее оценить авторскую задумку. В сборнике они будто связанны друг с другом, поддерживают и усиливают друг друга, и даже немного взаимно друг друга пронзают. И в этом его самая прекрасная черта.

Основная тема – конечно же, музыка. А центр сборника – «Крейслериана». Надо сказать, не всё относительно музыки, мне человеку от неё далёкому, было интересно, и не все записки Крейслера меня тронули. Но связи – внезапно обнаруженные связи! – меня просто очаровали.

Вот, например, в «Современном Машинисте» Гофман словами Крейслера даёт «вредные советы» работникам театра, как разрушить театральное представление, дабы «защитить зрителя от сильных эмоций». А тут же, в «Принцессе Бландине» (там, где я читал, она идёт в качестве приложения к сборнику) автор показывает пьесу, поставленную но схожему методу!

Вот между частями «Крейслерианы» оказывается повесть «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца», в которой мельком показан Крейслер и его «бегство». Там же одновременно присутствует и Крейслер и «Странствующий энтузиаст», и – мало того – говорящая собака из повести Сервантеса.

В записках Крейслера часто говорится о пьесе «Дон Жуан» – и вот рассказ «Дон Жуан», и то, как к пьесе относится Странствующий энтузиаст. Мистическая история с ней связанная.

Кое-где упоминается ещё и письмо, оставленное под розовым кустом – не под тем ли кустом из сказки «Золотой горшок»?

А в «Приключениях накануне Нового года» герой – сам Гофман ¬ сталкивается с демоническим двойником Юлии. Не той ли Юлии, что так пленило сердце Крейслера, и чью историю глазами собаки Берганца мы видим в повести «Известие о дальнейших судьбах…»?

Связи – таинственные и интересные.

А ещё тут Гофман сращивает пространство своих историй с пространством историй других авторов. Собака Берганца из Сервантеса. С миром повести Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля». А Крейслер и вовсе переписывается с Героем де ла Мотт Фуке. И всё это превращается в один общий мир.

И это выходит очень и очень интересно.

Ничего не ожидая от этой пьесы, я получил довольно интересную вещь. Да, не очень большая пьеса с простой канвой сюжета, но, чёрт возьми, какая в ней заложена ирония, какой сарказм!

Я читал её в книге «Собрания сочинений в двух томах», и там она значилась как приложение к сборнику «Фантазии в манере Калло». Так я её и воспринимаю, ибо есть некоторая связь её с «Совершенным Машинистом» – тонюсенькая, скорее эмоциональная, чем вещественная. В «Современном Машинисте» Гофман словами Крейслера даёт «вредные советы» работникам театра, как разрушить театральное представление, дабы «защитить зрителя от сильных эмоций». А тут же, вот, и показывает пьесу, поставленную но схожему методу! И актеры тут же ломают пресловутую «четвёртую стену», за сценой переговариваются режиссер и директор, даже суфлер в бессилии вылезает из своей ямы. Мало того, что речи персонажей сами по себе комичны, так автор ещё и сознательно рушит собственную пьесу, указывая на её огрехи (ночь сразу после завтрака, указывает даже на её вторичность и на пьесы, из которых многие образы позаимствованы!), латая её по ходу действия. Нарочно, конечно же. Доводя ситуацию до умопомрачения и умопомрачительной весёлости.

Я, конечно, не очень много читал пьес – но эта очень запомнилась. И нет ли в неё чего-то революционного для своего времени? Эдакая постмодернистская сатира над дрянными нелогичными пьесами, дрянными актёрами и работниками сцены – но при этом самостоятельное и очень яркое произведение!

Про важность Иоганнеса Крейслера для автора говорить, я думаю, нет особого смысла – и так всё понятно: альтер-эго, проводник эстетических идей и размышлений (в основном о музыке), фигура с которой Гофман начинал, и с которой заканчивал свою творческую жизнь…

Здесь, на ФантЛабе, не хватает ещё одной вещи в цикле – повети «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца». Да, он там не первый герой, но он там есть. Мало того, на него там (как и в «Житейских воззрениях кота Мурра») можно взглянуть со стороны, пусть и глазами преданной собаки. Основа цикла – сама «Крейслериана» – это Крейслер изнутри. Весь цикл – его записки, размышления, письма, коротенькие эпизоды жизни (признаться, не все это было мне столь интересно). В них его взгляды, его характер, его сарказм и мука – мука одержимого музыкой настолько, что это приносит боль. Но важно и взглянуть на героя и со стороны. На внешние проявления этого внутреннего мира. К тому же в «Известии о дальнейших судьбах…» показан и момент его бегства (важный эпизод жизни героя), показаны и люди, возможно, повлиявшие на это решение.

Этот эпизод так же важен, как и «Житейские воззрения кота Мурра», где герой раскрывается сильнее (он и взрослее, через весь цикл можно проследить его метаморфозы – и это всегда хорошо, когда герой хоть чуточку меняется), раскрывается как действующее лицо, видимое со стороны. Открывается даже таинственное его прошлое. И это важно. И это делает весь цикл цельным. Приятно цельным.

Чем характерна вторая часть «Крейслерианы»?

Здесь меньше эссе о какой-либо конкретной музыке – что для меня лично, очень хорошо. Да и само эссе – всего лишь одно, да и в том есть мысли мне понятные, не принадлежащие одной лишь музыке.

В этой части Гофман и мистифицирует, выдумывая переписку между его героем и героем де ла Мотт Фуке. И становится видно безумие героя. Безумие из-за музыки, так наполняющей его, что он всё воспринимает как музыку. Надрыв в главе «Музыкально-поэтический клуб Крейслера». Поэтическое раздвоение в «Аттестате Иоганнеса Крейслера». Чувствуются изменения в душе героя, ярко чувствуется его трагизм.

Но вместе с тем, появляются в цикле и повторения. Вернее, уже изложенные ранее мысли, теперь лишь выраженные немного иначе. И даже любимая мною сатира (одна из лучших черт Крейслера – его сарказм) здесь, в эпизоде с очеловеченной обезьяной, выглядит чуть бледнее, чем сатира в первой части цикла.

В чем-то эта записка похожа на «Врага музыки». Крейслер и Хризостом, как и герой «Врага музыки», чувствуют мир как поэзию, они не рабы технического воспроизведения музыки, и потому не поняты многими.

Но здесь эта мысль – «Звук живёт везде» и особенно в природе – выражена, на мой взгляд, ярче.

А ещё в этой, финальной части, сошлось многое. Вот и безумие Крейслера вполне можно принять за настоящее безумие – раздвоение личности, письмо самому себе с наставлениями и напутствиями, явно предшествующие тому самому «бегству» героя. Но это же – и гофмановское двойничество. Да ещё и два вида романтики сошлись здесь. Романтика музыки, романтика светлая – и мрачная романтика во вставной истории, с демоническими гостями и даже убийствами. Сошлись как две стороны одного явления – романтического мира музыки, что может сводить с ума по-разному.

Хорошее завершение цикла.

Ещё одна из записок Крейслера, что, наверное, более понятна людям, разбирающимся в музыке. Хотя здесь есть вещи и общие, применимые ко всякому искусству. Вот, например:

Как тут поспоришь?

Есть и ещё понятные мне мысли. Хотя основное здесь всё же про музыку – размышления на тему достижения сильных музыкальных эффектов.

Не только Крейслер… Вернее, не один только Крейслер имеет поэтическую душу и чувствует музыку природным даром, а не путём вымуштрованной из-за моды штамповки. Вот и герой этой истории, нашедший в Крейслере друга, едва ли не враг музыки для выученных обывателей, из-за его чувства музыки подлинной.

Написано приятно, трогательно, но, подходя к концу «Крейслерианы», понимаешь, что смысл этой записки уже известен, и она лишь выражает известные мысли чуть по-иному, нежели другие части цикла.

А вот и вновь сатира. Обезьяна, обученная светским манерам и ставшая вполне себе светским человеком. И даже больше – почти гением! Опять же, по меркам света. Ведь для гения главное уметь говорить, да мудрёнее, пусть и сам не понимая, о чём. А ещё – выставлять себя напоказ и относиться пренебрежительно к остальным.

Много место уделил автор и искусству таких вот «образованных молодых людей», пустых и поверхностных – что уже очевидно, учитывая предмет основного интереса Крейслера/Гофмана.

Сатира получилась хорошая, но относительно других сатирических записок Крейслера во многом предсказуемая. Всё-таки сравнение заносчивых обывателей с обезьяньим племенем уже несёт в себе предсказуемые моменты.

Наверное, чтобы полностью вообразить происходящее в рассказе, нужно знать музыку. Нужно знать, что обозначают все эти «аккорд As-moll» и т.д., чтобы представить, как это звучит. Но и без того, в текстовой части импровизации Крейслера (музыка – одни лишь поддерживающие тон басы), чувствуется напряжение и мука, близкая к истерическому срыву. Состояние Крейслера походит к накалу.

Кстати, интересно было увидеть в безымянном Верном Друге Энтузиаста. Не тот ли это Странствующий энтузиаст, он же сам Гофман? Связи между разными героями продолжаются.

А вот и ответное письмо героя Гофмана герою де ла Мотт Фуке. Такое же короткое, такое же пылкое и даже более красивое, поэтичное. Герои двух авторов пожали друг другу руки, как истинные братья (волей одного из авторов), во многом похожие, но в чём-то и нет. Так, например, Крейслер объяснил своё недовольство плохой музыкой – и его точка зрения, точка зрения человека одержимого музыкой, очень понятна. Кстати, одержимость музыкой героя передана ярко и убедительно. И даже можно и впрямь подумать, что она близка к помешательству. Но это только придаёт Крейслеру рельефных черт.

Всё становится интереснее. Не в сюжетном плане, конечно, а в плане связей. В «Приключениях накануне Нового года» и «Известиях о дальнейших судьбах собаки Берганца» (в последней повести, кстати, показана и судьба Крейслера – его мнимое сумасшествие и бегство из города) Гофман уже сращивал свои истории с пространствами других авторов. А тут он продолжает мистифицировать. Вот и письмо героя де ла Мотт Фуке собственному герою – родственной поэтической душе. Письмо небольшое относительно эпистолярных шедевров своего времени. Оно, с одной стороны, дополняет «Музыкальные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера» своими списками раздражающих музыканта явлений. Но с другой стороны, видно, что барон Вальборн человек более снисходительный, замечающий, что занятия музыкой, какими бы они ни были – уже хороши, нечего так на них пенять. И такое мнение восходит, возможно, к осознанию, что музыкальный и поэтический идеал недостижим, как горизонт.

Довольно-таки страшное новогоднее приключение – с демоническими силами, наваждениями, роковыми страстями, доходящими едва ли не до детоубийства, странными метаморфозами...

Есть что-то общее между этим рассказом и повестью «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца» из того же сборника «Фантазии в манере Калло». Оба произведения как бы срастаются с творческим миром других произведений. С миром истории Сервантеса о собаке Берганца, или, в этом рассказе, – с миром повести Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля», заглавный герой которой здесь присутствует. Вопрос: будь эти истории написаны сейчас, считались бы они постмодернизмом?

Но вместе с тем, в этих историях совсем разный стиль. В «Собаке Берганца» множество отступлений, и всё будто бы очень затянуто. Здесь же, наоборот, мне лично хотелось, чтобы автор был пообстоятельней, не спешил так. А то казалось, что история и вовсе кем-то сокращена (читал в полном собрании сочинений – не верю, чтобы рассказ сократил издатель или переводчик, хотя всякое бывает). То, например, жена Эразма встречает его в дверях, что-то говорит, и тут же – «Она повернулась на другой бок и заснула». То Эразм пугается странной фигуры и уходит от дома Джульетты, но сразу же идёт речь о том, как он проводит время в её доме. Остаётся ощущение дёрганное, гротескное. А хотелось бы больше мистической атмосферы, которую Гофман умеет создать.

Но мало ли, что мне хотелось. Ведь и гротеск – это тоже гофмановское. И в этом гротеске и сумбуре, странных диковатых образах, пусть иногда и лишённых налёта реальности, вырисовывается и совсем гофмановская тема двойников. На этот раз физического раздвоения на плоть и отражение, на телесное и духовное. И мука (практически невозможность) существования лишь в одной ипостаси.

И тут же, наконец, альтер-эго «странствующий энтузиаст» полностью срастается с самим автором, откровенно названным по имени. И это альтер-эго не просто существует, но и действует в истории, он один из непосредственных героев, тоже едва не попавшихся в сатанинскую ловушку. Такого у Гофмана я пока ещё не видел.

Ну вот, наконец-то, и в сборнике «Фантазии в манере Калло» объявился рассказ мистический, страшный – до чего я большой любитель у Гофмана.

По современным меркам Гофман вполне мог бы стать прогрессивным автором ужасов. Он не просто создаёт пугающие картинки, но и внедряет в истории достижения научной мысли – не в первый раз – тот самый магнетизм. При этом он вносит в истории магнетизм как некое объяснение, но это объяснение само по себе пугающее, вызывает трепет не меньший, чем чёрное колдовство. Магнетизм страшен, потому что он, на тот момент, практически признанный эффект, но выражает в себе мистическую силу, способ невидимого подчинения магнетизёром (магом, злодеем) других людей, подчинение их воли. Вот оно – рок, проклятье, чёрная магия – но уже признанное наукой, вышедшее из разряда суеверий, страшное тем, что оно, выходит, реально.

И этим пользуется Гофман. И пользуется удачно, создавая даже по нынешним меркам истории тревожащие.

А здесь на подмогу приходит ещё и необычный сюжет. Вечерний разговор о снах, о странном (комичный фрагмент только усиливает тревогу и странность других историй) – видения прошлого (надо сказать, майор, стоящий над спящим героем, меня лично очень впечатлил), откликаются с другими историями и, наконец, врастают в настоящее, продолжаются уже в том самом семейном кругу, давая ключи к утаённым изначально событиям. Таким образом, истории и дополняют друг друга, но оставляют и немного таинственной недосказанности концовкой, выраженной обрывками писем…

Страшный рассказ, оставляющий сильное впечатление.

Очень красивая романтическая история с неповторимой атмосферой позапрошлого века, приправленная мистикой — духи, зеркала, магнетизм, пугающая старая цыганка... Слушал аудиоверсию в исполнении Дмитрия Полонецкого. Несколько раз, возможно благодаря музыкальному сопровождению, мурашки пробегали по спине. Яркие зрительные образы то и дело появлялись в голове. Подумалось, неплохая вышла бы экранизация, если бы нашелся Мастер в наше время, достойный великого Гофмана.

Гофман, как и многие другие авторы, создаёт определённое творческое пространство, связывая меж собой свои произведения. «Крейслериана» – это понятно. Но вот, например, в «Щелкунчике» упоминаются отпрыски из рода кота Мурра (ведь «Житейские воззрения…» непосредственно связаны с «Крейслерианой»). А эта повесть так и вовсе – часть цикла про Крейслера. Крейслер тут не просто упоминается, а даже немного действует – он известен (понаслышке) рассказчику, а на другого рассказчика (Берганца) так и вовсе производит важнейшее впечатление. И можно даже вспомнить, что в «Житейских воззрениях…» Крейслер припоминает свою умную собаку, впрочем, известную ему под другим именем.

Кстати, между этой повестью и «Житейскими воззрениями…» есть что-то общее. Их роднит то, что главные лица в них – мыслящие животные. Вот только Мурр сам объёкт иронии автора, тогда как Берганца это скорее единомышленник, практически альтер-эго героя (сколько у него альтер-эго!). Оттого это и немножко скучнее, ибо повесть – это диалог двух субъектов полностью согласных друг с другом.

Для меня лично повесть становится интереснее, когда Берганца описывает события, будь они страшны (как ведьмовской шабаш), анекдотичны (как эпизод со «сфинксами») или трагичны (как, например, первая брачная ночь Цицелии). Именно в них, по-моему, психология и философия проявляются живее и острее. Но беда в том, что событий как таковых тут мало. Основная же часть – рассуждения, диалог между согласными об искусстве. А они, на мой взгляд, да, остры, справедливы, но, во-первых, прочитав значительную часть произведений Гофмана, уже угадывается, о чём они будут говорить и как. А во-вторых, они многословны, и – прости Господи! – временами становятся откровенно скучными, даже мозг начинает от них утомляться и уходит в дрёму. А ещё тут есть и беда первых шести глав «Крейслерианы» – иногда разговор упирается в конкретные примеры поэтов (да ещё не называя их имени – угадывайте, мол!), конкретных пьес, которых я не читал и не видел; рассчитанные в первую очередь на публику своего времени. Да и, кстати, я например, не читал историю Сервантеса, на которую изначально оперяется Гофман – хотя это тут и не столь важно. Наверное, вряд ли автор предполагал, что когда-нибудь появится читатель незнакомый с известными ему произведениями, поэтами, актёрами…

Что сказать по первой части «Крейслерианы»? Собрание записок выходит весьма разностороннее, но, в любом случае, касающееся искусства – в основном музыки, оперы, театра. Разный их тон, разная цель. Мне больше всего понравилась ирония, доходящая до сарказма (и она больше создаёт образ героя-рассказчика к тому же), в главах, в которых Крейслер/Гофман будто становится на сторону противников искусства, будь то бюргеры или безалаберные работники сцены – тут сатира и выдумка просто бьют ключом. Хороши и «Крайне бессвязные мысли» состоящие из раздробленных анекдотов и размышлений, которые из-за своей лаконичности едва ли не просятся в избранные цитаты. А вот размышления о музыке, да ещё и конкретной, будь то музыка Бетховена или совсем уж неизвестная мне опера «Ombra adorata», меня не тронули – не моя тема, да и музыку, на которую опирался автор, я не слушал, и отсылки на неё проходили мимо меня.

Ловлю себя на мысли, что именно такие вещи мне и нравятся в «Крейслериане» – сатирические, даже с легкой ноткой сарказма (что, в общем-то, очень соответствует характеру Крейслера, нарисованному в «Житейских воззрениях кота Мурра»).

Тут, как и в «Мыслях о высоком значении музыки», автор/Крейслер становится на место своих врагов, только на этот раз не на сторону бюргеров, а на сторону машинистов и декораторов театра в их борьбе против музыкантов и композиторов, имея лишь одну наиважнейшую цель – защитить зрителя от потрясений и опасностей пьес, предупредить их и отвлечь от этих потрясений. Любой ценой! И эта глава превращается в сборник советов (вспомнятся тут и «Вредные советы» Остера отчасти) и ухищрений, пригодных для этой цели – многие из которых просто уморительны. Блестящее проявление выдумки и иронии.

Первое, что вспомнилось – «Камешки на ладони» Владимира Солоухина; такие вот странички творческого дневника. Но вторая мысль была о том, что «Крайне бессвязные мысли» это и есть «Крейслериана» (первые шесть глав) в миниатюре. Ведь «Крейслерианы» (первые шесть глав) сама по себе – несвязанные меж собой записки на тему искусства: ироничные или пафосные, эпизоды из жизни или размышления. И это уже занятно – эдакая матрешка.

«Крайне бессвязные мысли» понравились. Лаконичность (каждая микротема – не более абзаца-двух) делала их емкими, яркими, и в смешении жанров (от анекдотов до пафоса, от оригинального образа-сравнения до глубокомысленного замечания) – яркими.

– Мне вот не нравится певец N.

– Ты был на его концерте?

– Нет, мне сосед напел.

(Старый анекдот)

Я плохо разбираюсь в музыке. Я не слушал классиков. И когда речь идёт о Бетховене, не слушая его произведений, трудно полностью оценить, о чём идёт речь (ну, тут хотя бы Бетховен, а не совсем мне неизвестная опера «Ombra adorata» из одноимённой главы «Крейслерианы»). Можно только довериться автору эссе. А послушать упомянутые произведения упомянутых композиторов (тут ещё и Гайдн с Моцартом) всё равно не тянет, даже при моей любви к Гофману.

Но одно дело доверится выраженным в тексте ощущениям Гофмана/Крейслера от музыки композитора вообще, а другое дело – от отдельных частей музыки, которой я не слышал. А такое тут тоже есть.

Остается только довольствоваться сторонними вещами – рассуждениями о преимуществах фортепиано, например, или утверждением, что Бетховен – настоящий романтический (в ключе понимании романтики Гофманом) композитор.

В этой записке Крейслер будто бы перепрыгивает на сторону врага и с точки зрения бюргера излагает все прелести музыки как пустого, но безобидного рода искусства, тем самым имеющего некую легкую полезность. Впрочем, пёстро иронизируя, достаётся тут и другим родам искусство – опять же с точки зрения бюргера. Выходит ярко, остро, саркастически.

При словах: «…кто же лучше: чиновник, купец, живущий на свои деньги, который хорошо ест и пьёт, катается в подобающем экипаже и с которым все почтительно раскланиваются, или художник, принуждённый влачить жалкое существование в своём фантастическом мире?» вспомнилось, как Шолохов, уже будучи нобелевским лауреатом, выбивал железо на покрытие сельской школы – разговаривать с ним стали, только когда он, смущаясь, признался, что тоже народный депутат. Такие вот дела.

«Кто не знает великолепной арии Крешентини «Ombra adorata»? – спрашивает автор. Отвечу: я не знаю. Как, к стыду своему, и многие другие оперы, приведённые автором в его произведениях. Да и кто, собственно, слышал арию Крешентини? Вот и получается, что луч аудитории у этого эпизода «Крейслерианы» изначально узкий. А текст эпизода – сплошное восхищение, буря эмоций вызванных музыкой в душе героя (автора?). Но такая буря встречается у Гофмана часто, даже в близких по сути словах.

Как известно, возвышенные слова от повторения трогают всё меньше.

Вот и меня затронуло сейчас слабо.

Итак, это, кажется, первая проза Гофмана. Но уже здесь видны его основные принципы:

А) это рассказ об искусстве, с рассуждениями о сути и красоте музыки;

Б) в нём есть разделение общества на две группы – обыватели и поэтические души;

В) есть раздвоение мира – на мир материальный и мир духовный с его чудными гротескными (тоже ведь гофмановская «фишка») видениями. Кстати, даже лицо неизвестного знакомца «раздвоено» – «мягко очерченный подбородок составлял странный контраст с замкнутым ртом…»;

Г) есть ирония, легкая насмешливость в авторском тоне;

Д) и есть мистификация. Из текста без сносок (а они не везде присутствуют) понять это трудно, но на момент происходящих событий реальный кавалер Глюк был уже мертв.

Вот и получается, что этот совсем небольшой и первый рассказ уже несёт в себе все «приятности» Гофмана зрелого.

Две важнейшие для писателя вещи – наблюдательность и фантазия. Всё это автор показывая, вместе с героями разглядывая из углового окна рынок, по деталям воссоздавая и придумывая истории и характеры его посетителей, иногда и с вариантами (приближаясь к такому шедевру как «В чаще» Акутагавы). У Теккерея «Ярмарка тщеславия» – понятие образное; этот же базар – в прямом смысле ярмарка нравов, в конце концов, сливающихся в некое общее, в нрав германского народа после наполеоновских войн. Написано всё с легкой иронией, приятной улыбкой, что тонко подчёркивает грусть и трагедию положения главного героя, в котором автор вывел себя. А ещё невозможно отделаться от печали осознания того факта, что этот рассказ – последний для Гофмана…

Счастье игрока по определению обманчиво и скоротечно. Даже если полоса удач длится очень долго, как у героев (тут – история внутри истории внутри истории), её хватает ровно настолько чтобы человека сломать. Так повелось в литературе.

Я тут задумался, а можно ли обойтись в историях про азартные игры без судьбы, без коварного рока, подъемов ввысь и падений в финансовую пропасть с проигрышем домов и жён? Так или иначе, всё это здесь есть. Да, слегка очевидно. Но можно списать на время, ведь когда-то и очевидные вещи были удивительными ходами.

Меня эта история заинтересовала не столько поворотами, сколько явной попыткой проникнуть в психологию (пусть и с легким налётом мистичности, привычной для историй о карточной игре). Тема – не столько карты, сколько зависимость, меняющая человека. Зависимость коварная основанная не на природной склонности, не на проигрышах, а на победах, заставляющих чрезмерно верить в себя, действовать самонадеянно и бездумно, даже бессердечно. Приятная попытка (и «добрым молодцам урок»), усиленная вложенным сюжетом с отражающими друг друга историями (зеркало в зеркале).

Из всех историй Гофмана эта, конечно же, самая известная. И из всех мною читаных сказок Гофмана, эта – по-настоящему сказка, история для детей больше чем для взрослых (ни «Золотой горшок», ни «Крошка Цахес» таковыми не были). Тут тебе и тон истории для детей, прямые обращения к маленьким читателям (именуемым автором так же как и герои истории), и эти незамысловатые песенки, и эти «Та-ра-ра-бух!», «Хи-хи!.. Пи-пи!.. Квик-квик!..» и т.д.

Но кроме красоты сказки, карамельных городов и кукольных битв, кроме простосердечного благородства и целомудренной сказочной любви тут есть чем поживиться и любителям «взрослого» Гофмана. И в чём-то это лакомство становится даже острее, ограниченное рамками истории для детей, становясь чётче и строже. Гротеск кукольных битв и красот сказочно-кукольного мира (в который героиня проникает, кстати, так же как Алиса в страну Чудес, или как герои повести Льюиса в Нарнию) не уходит в такой уж явный полёт, как в других историях Гофмана, не доходит до состояния тревожащей гипертрофии или явного мистического (сатанинского) макабра, но всё же сдержанно и тонко несет в себе эти нотки. И тут тоже гофмановское двойничество (по крайней мере, мира), гофмановские метаморфозы, и вечный дядюшка/крестный, то ли искусный фокусник и фантазёр, то ли настоящий волшебник, знающий тайные искусства – эдакий человек двух миров, реального и ирреального – со своими неясными мотивами. И поэтические души (в данном случае детские), способные видеть сквозь костную пелену реальности мир волшебный, сказочный, способные жить в нём.

Возможно, поэтому и заслуженно, что именно «Щелкунчик», история чуть сдержанная, чуть «заниженная» до уровня истории откровенно детской, но несущей в себе все приятности и черты Гофмана «взрослого», является его главной визитной карточкой, самой узнаваемой из историй.

Я не смотрел и не слушал оперу Моцарта, и историю Дона Жуана знаю скорее по рассказу Мериме, хотя у меня нет уверенности, что этот тот самый Дон Жуан. А история всё-таки рассчитана на того, кто эту оперу знает, иначе авторское трактование её начинает повисать в воздухе. Однако какие-то вещи понятны и так – романтическое, гофмановское; особенно это «из столкновения божественного начала с сатанинским проистекает понятие земной жизни», любовь, как высшая сила и в то же время уловка сатаны, и т.д. Но и помимо трактовки и мыслей по поводу оперы «Дон Жуан» (что, несомненно, главное в этой истории), тут всё узнаваемо гофмановское – от столкновения обыденности и поэтического духа (разговоры за общим столом), до легкой мистики, намекающей на сомнамбулизм. Я не любитель авторских рассуждений об искусстве (хотя отношусь к ним без всякой неприязни), мне больше нравится его мистичность. И я рад, что тут она тоже – очень тонко, и потому действенно – есть.

Когда я читал эту повесть впервые, я искал у Гофмана нечто иного, похожего больше на «Эликсиры сатаны» или на «Майорат» – чтобы со сверхъестественным злом, призраками, сатанинскими ритуалами – иначе трудно представить, почему эта повесть не возымела на меня такого действия, как сейчас. Ведь это отличная повесть, в чём-то даже удивительная – ведь в ней можно углядеть и детектив, да ещё умелый, когда автор

Меня ещё очень удивило, что героиня, оказывается, вполне реальный персонаж, хотя сама история – это ловкая компиляция из выдумки и фактов. А ещё, я до этого читал повесть «Изгнанники» Дойла, об этом же периоде истории, о том же Людовике и его дворе, и знание некоторых подводных течений оного сильнее раскрывало мне понимание происходящего. Это очень удачно сложилось.

После «Мадемуазель де Скюдери», «Крошки Цахеса…» и прочих историй эта кажется даже слегка стандартной. А, возможно, и привыкнув к манере автора, ощущаешь, что эта история не так удивляет, как остальные. Вот такая вот «обычная» сказка (без всякого волшебства, впрочем), о самодурстве старого мастера, выше всего чтившего лишь своё дело, и трех псевдо-бочарах, добивающихся руки его красавицы дочери. Можно даже не считать спойлером то,

Отличная сказка Гофмана, одна из тех, что и впервые прочиталась с интересом, и сейчас, будучи перечитанной, засияла новыми красками.

Я её читал после «Золотого горшка». И обе эти истории типично гофмановские – с его удивительной выдумкой, с пёстрым проявлением фантастического, с героями – поэтическими душами (такой герой преимущественно студент), видящими мир в его истинном иногда сказочном виде; и эти герои будто противопоставлены персонажам обыденности, прозаическим, обмороченным всевозможными чарами.

Отличие «Крошки Цахеса…» в том, что эта повесть выглядит более цельной. Фантазия тут будто бы сдержана рамками сюжета, она не фонтанирует, уносясь куда-то далеко в сторону, но, тем не менее, эта фантазия всё так же пестра и прекрасна. И сюжет здесь более чёткий, более явный – и от того более явной выглядит и мораль. И история более похожа на сказку, особенно финалом, в котором

Если читая впервые я, конечно же, запомнил самого Цахеса с его фантастической способностью присваивать себе заслуги других (ошкури эту способность от фантастического налёта, и сразу вспомнятся совсем не сказочные персонажи, кои каждому, наверное, встречались в жизни), то сейчас меня увлекли детали. Странно, но народ фей, описанный здесь, чем-то напомнил эльфов Толкина – это не идеальные во всём существа, а будто бы действительно какой-то народ (в лице феи Розабельверде), способный и на ошибки (хоть и с благими намерениями) и на поступки весьма сомнительные… Как и доктор Проспер Альпанус чем-то напомнил Гэндальфа (особенно в магическом поединке с феей) – он не только светлая сторона, помощник героя, но и имеет свою собственную линию, свои интересы. Да и вообще, есть что-то такое и не совсем типичное – эта сказка противостояния, борьбы с неким противником, обладающим силой узурпировать пусть не мир, но славу и влияние других людей; и, несмотря на малый рост и уродство, противник этот выглядит очень внушительно.

Ну и стоит отметить отличный юмор и иронию, которые тут иногда блестят едва ли не лучшим у Гофмана образом.

Удивительно, но в первый раз эта сказочная повесть не вызвала столь сильных чувств – она как-то скомкалась, ужалась и практически не запомнилась. Но вот теперь, спустя много лет, будучи прочитанной вновь, она явила мне свою поистине гофмановскую силу. Причудливая, фееричная вещь. Временами кажется, что фантазия автора не просто безгранична, но и необузданна, словно она выливается из него сама собой, фонтанирует. Чудесный гротеск налетает на реальность как волна на берег. Да и вообще что-то есть такое от волны, морской изменчивости – то блестит всё, сверкает, то мрачнеет до жути (как страшный момент чёрной ворожбы в поле), то кажется, что ничего и не было, просто наваждение какое-то случилось, и даже комично принять всё это всерьёз.

Эта смена цветов и образов просто прекрасна. А невероятные и самые неожиданные превращения имеют свойство завораживать. Ну и Гофман не был бы Гофманом, если бы вся эта история не была об обыденности поэтическом духе, коему открывается невидимое волшебство мира.

Почему-то отдельный момент, который сейчас запомнился, так это то, что

Гофман он, конечно же, разный – от сатиры до мистики, от патетических историй об искусстве до чудесных сказок. Но мне больше любим этот Гофман – Гофман «Ночных этюдов». Его мистика – от сатанизма и разбоя «Игнаца Деннера» до рока «Майората» – тонкая, тревожащая, атмосферная. Хотя этот сборник не только о страшном, есть тут место и юмору, и романтическому пафосу, и даже чему-то такому гротескному, сочетающему и то, и другое, и третье. Именно это было первым из лиц Гофмана, что я видел, и именно от него, меня пленившего, я виду отсчёт всему.

Здесь были лучшие из его вещей для меня – уже упомянутые «Майорат» и «Игнац Деннер»; здесь был и в принципе первый рассказ, прочитанный у него – гротескный «Песочный Человек». Я не скажу, что всё в этом сборнике мне понравилось – вовсе нет. Та же «Церковь иезуитов» была из разряда «не моё», а «Обет», например, казался слишком уж пафосным. Но общее ощущение от сборника осталось очень сильное. Он и составлен занятно – обе части как под копирку со страшными рассказами-сердцевинами, окутанными, будто пеленой, философскими историями. И очень пришлась ко двору последняя история («Каменное сердце») – саркастическая, будто лукавая насмешливая улыбка в финале; и это вот тоже очень по-гофмановски.

В предисловии (не авторском, а издательском, что есть, увы, не во всех изданиях) напрямую говориться о том, что этот рассказ во многом парадирует художественные произведения своей эпохи. И правда, автор целыми монологами заимствует из разного рода романов (опять же, без редакторских сносок об этом можно было и не узнать). И тут всё становится на свои места. Да, ирония, гротеск, сарказм, во многом видный и без всяких сносок, как, например, история с тюленем или замечания по поводу двух сестёр Юлии – и в правду очень улыбает. Это главное здесь, потому и «сердцевинная» чуть пафосная (возможно пародийно пафосная) уходит куда-то в сторону под хороводом пестрых старческих фигур, танцующий и играющих в мяч, заслоняется и тюленем, и козлом, воспроизводящим портняжек… Фейерверк и хоровод насмешек. В том числе и над самим собой – над любимой темой двойников, в частности. И это вот истинно гофмановское. И даже то, что этот рассказ стоит финальным в мрачном сборнике «Ночные этюды» – вот так взять и напоследок посмеяться во всю и над всеми: «Страшно было? А ты и поверил!»

Интересный момент, кстати, — пародийность. Из всех процитированных Гофманом автором, сейчас мало о ком услышишь (Шекспир – исключение), а сам Гофман, их парадирующий, теперь несомненный классик. Превратности судьбы.

После прекрасного «Майората» этот рассказ казался слабее. «Обет» проще и очевидней. И пафосней. А мистики тут мало – она тут в основном в виде магнетизма и короткой посмертной связи между влюблёнными. Этого мало для того чтобы взять и сконцентрировать историю, сделать её напряжённой. Для нынешних времён, конечно. Наверняка во времена Гофмана запретная плотская связь была не менее тревожащей вещью, чем связь человека с дьяволом. Но сейчас это не так уж и трогает. А ещё избитость сюжетного хода, когда во второй половине рассказа автор описывает предысторию с раскрытием всех (или не всех) тайн сыграла свою роль (это случилось бы рано или поздно). И поскольку корень проблемы лежал на поверхности

Хотя я и не скажу, что рассказ совсем плох. Просто на фоне общего уровня сборника «Ночные этюды», да ещё после череды историй с одинаковым сюжетным ходом, да после великолепного тонкого «Майората»… И всё равно там были моменты тревожащие – например, мысль о безумии главной героини, и до какого-то момента казалось, что в истории зачатия ребёнка действительно есть что-то более зловещее… Этим рассказ запомнился.

После первого давнего и довольно хаотичного чтения Гофмана эта повесть была для меня самой лучшей. И сейчас, читая её же в составе сборника «Ночные этюды», я готов это повторить. Да, что-то из приёмов Гофмана уже не удивляет. И построение сюжета, когда история состоит из двух частей – «сегодня» с некими таинственными событиями и развёрнутой предыстории, раскрывающей роковые тайны – тоже. Но эта повесть выигрывает для меня тем, что она тоньше. Мистика её тоньше. И это уже не сатанизм, не магнетизм, а рок – таинственный, безликий, всесильный, довлеющий над местом и над родом. Да, повесть начинается очень атмосферно и приятно – сейчас, в зимнюю стужу – старый замок, охоты в заснеженном лесу, и призраки… Но потом всё будто уходит, начинается будто другая история – история любви. И после мрака метелей она становится чистой, прозрачной, хоть и не лишённой запретности. Но именно это вызывает страх – то, что там, в прозрачной светлой воде происходящего, на самом дне, в иле что-то есть, что-то тёмное, почти забытое и потому ещё более таинственное.

Запомнилась эта повесть иногда густым, иногда еле уловимым ощущением рока. Намёками. Тайнами, не всегда раскрытыми до конца (чем же всё-таки занимался предок, установивший майорат, предок, чьи помыслы тянутся к живым из могилы?) И оно, это тонкое, роковое, тревожило и пугало сильнее явных проявлений сверхъестественного. А ещё тут очень яркие персонажи (особенно дед героя), и то ощущение в конце, будто я не прочитал эту историю, а вспомнил её вместе с героем – со светлой грустью давних дней, когда даже страшное вспоминается с печалью…

Читаю медленно и постепенно (а иначе Гофмана наверное и не понять — нужно время для осознания его гениальных «сказок»), трехтомник 1962 года этого немецкого романтика. В конце второго тома как раз и располагается повесть «Повелитель блох». Несколько ранее, пробуя на вкус предыдущие произведения Гофмана, я думал, что лучшее из его наследия я уже прочитал, но эта длинная сказка оказалась самым настоящим сюжетным калейдоскопом буйной фантазии автора. И что это такое? Детская сказка? Да нет. Нравоучительная история только для взрослых? Тоже нет. Смесь. Коктейль. Что-то типа плотно набитого мешка с подарками от Деда Мороза, откуда можно вытащить самые неожиданные подарки. Сюжет можно рассказать, но зачем? Это нужно прочитать, хотя бы для того, чтобы насладиться изысканным стилем то ли самого автора, то ли талантливого переводчика Михаила Петровского.

После «Санктуса» и «Церкви иезуитов» в сборнике «Ночные этюды», наконец-то снова наступило время рассказов мрачных. И эта история, начавшись как забавное размышление о причудливом и чудесном, постепенно стала обрастать подробностями тревожащими, пугающими. Надо сказать, мне очень нравится, как автор частенько добавляет чёрных красок медленно, всё сгущая и сгущая их. И тут такое было.

Магнетизм. Этот рассказ иллюстрирует то, что автор не просто составлял пугающие истории, но и изучал человеческую природу, темную человеческую сторону, тот же магнетизм. И тут происходит нечто очень интересное. Магнетизм, как явление для данного времени почти научное, здесь вроде бы и предстаёт как некое объяснение, но, в то же время, он неотделим от мистического, сам становится эдакой стороной ворожбы и злых чар. Магнетизм тут пугает как черная магия и неотделим от неё. И получается, что и само объяснение тревожит. Впрочем, и объяснение с типичной для Гофмана манерой рассказывать предысторию в конце, не открывает всего полностью (так я чувствовал). И это тоже здорово, будто подчёркивает состояние героя, который словно был зацеплен краем событий и сам того не ведая играет в них фатальную роль.

Хорошая история, интересный сюжет, мрачная атмосфера наваждений и присутствия таинственных непознанных до конца и потому страшных сил. И множество действительно пугающих намёков и образов

Несмотря на такое интересное название рассказ не про мистику, он про искусство. История в ироничных тонах, поучительная – и в первую очередь для одного из героев самой истории. Рассказ в рассказе, и вставная часть его – абсолютно рыцарская, романтизм в чистом виде.

Тема искусства и искусника (художника, певца, сочинителя и т.д.) одна из центральных, важных для автора. Но, увы, для меня лично она не самая интересная. Хотя рассказ и прочитался неплохо, и персонажи (особенно капельмейстер) запомнились и вызвали именно те чувства и мысли, которые автор, не таясь, пытался вызвать. И определённая яркость присутствует. Да и посыл рассказа ясен. Но вот просто не совсем моё.

Рассказ процентов на шестьдесят-семьдесят состоит из разговоров и мыслей об искусстве во всей сложности этого таинственного понятия, но в первую очередь о художественном изображении мира. Это хорошо. И ценные мысли тут есть. Меня, например, зацепили слова мальтийца, которые я оценил так: атмосфера и смысл ценнее дотошной, но пустой реалистичности (я бы сказал, это справедливо и в отношении литературы). Да ещё сама трагедия Бертольда,

В какой-то момент вспомнились «Эликсиры сатаны»; да что «в какой-то» – в эпизоде пленения героя, его пыток и явления нечисти. Рассказ и вправду имеет с романом некоторые параллели – тема искушения, рока, уходящего корнями в прошлое (даже страшная предыстория, открывшаяся в конце – такой же ход был и в «Эликсирах»), преступления и сатанизм. Рассказ в чём-то очевиден – немецкий романтизм во всей её мрачной красе, с чётким разграничением на тёмное и светлое, хороших и плохих, с бессмертной человеческой душой, как полем для битвы двух полярных сил. Но эта очевидность и стереотипность готического рассказа не идёт ему в минус. Он хорош во всём этом. Он увлекает и держит в напряжении.

Если сравнивать его с предыдущим рассказом из «Ночных этюдов» («Песочный Человек»), то «Игнац Деннер» кажется проще, но увлекательней. В нем нет места для авторских отступлений, ценных, но тормозящих сюжет и чаще патетических – и потому история кажется цельной, чёткой, и даже динамичной.

А ещё – я последнее время часто это говорю, мол, «разве это не триллер?» ¬ – но рассказ сразу зацепил ощущением тревоги. В, казалось бы, безобидных вещах чудился тайный мрачный смысл. Автор отлично играл намёками, придавая событиям сверхъестественный ореол ужаса – но сначала ощущается психологическое давление некой ловушки, чужой воли и воли обстоятельств, довлеющих над героем, так что, когда в сюжет прорывается сверхъестественное, оно бьет как обухом по голове… И всё это просто блестяще.

Единственное, что я поставил бы рассказу в вину, так это то, что осторожный герой иногда довольно глупо и неестественно забывает об опасностях.

Но всё равно ощущения от рассказа остались прекрасные. То, что нужно для холодного осеннего вечера.

Прочитав этот рассказ впервые (очень давно) я не сильно-то впечатлился, хотя рассказ мне и запомнился. Но вот сейчас, прочитав снова, я удивился, насколько сильная это вещь. Сильная и многосложная – сочетающая и мистику, и психологию, и философию. Она и началась впечатляюще –

Тут есть, конечно, и затянутости из-за желания автора всё разжевать (всё – приметы своего времени, но на моё восприятие и соответственно оценку они всё-таки повлияли), они в основном легли в середину истории, поделив её на две части.

И вот вторая часть – тут меня можно посчитать психом – чем-то напомнили Филипа Дика…

А что? У них обоих ломается реальность, исчезает понимание, что стоит за всем – сумасшествие или сверхъестественное (у Гофмана – инфернальное). У обоих искусственное замещает собой реальность – и как тут отделить одно от другого? – и от этого становится не по себе. А как, например, момент, когда

PS. Фантлабовская аннотация опять проспойлерила основные повороты сюжета.

Сказки Гофмана — это что-то с чем-то. Они не похожи ни на какие другие. Только в сказках Гофмана происходит нечто такое, которое и пересказать вкратце сложно, а уж фантазией автора невозможно не восхищаться. Поэтому вдаваться в критику сюжета и прочих составляющих произведения смысла не вижу — это скучно и глупо по отношению к автору. Уж лучше отпустить внутреннего цензора (циника, критика) и насладиться тем безумием, которое происходит в «Повелителе блох». Безумие здесь не кислотное и гнетущее, а лёгкое, воздушное, сдобренное юмором и прекрасным стилем. Гофман умеет создавать чарующую атмосферу, аналогов которой нет ни среди современников автора, ни среди его последователей вплоть до наших дней.

Я восхищён «Повелителем блох» уже тем, что он прекрасно поднимает настроение. Текст проникает в душу и даже исцеляет её.

Это, конечно же, никакой не рассказ – в лучшем случае зарисовка; а по факту – коротенькое (на страничку) художественное предисловие к сборнику «Фантазии в манере Калло». В нем – восхищение художественной манерой художника Калло (я даже залез в интернет и с интересом посмотрел его картины и офорты). Ну и, конечно, то, что и роднит, по замыслу Гофмана, картины Калло с рассказами из сборника: «образы обыденной жизни проходят через внутренний романтический мир духов», давая привычному новые неведомые, а иногда и гротескные краски…

Интересно, помнит ли сейчас кто-нибудь про Жака Калло? История сохранила и возвысила автора «Фантазий…» надёжней и выше художника, которому он подражал…

Начать, пожалуй, следует с того, что, коту Мурру посвящена лишь половина книги. Вторая половина книги — это растерзанная котом биография капельмейстера Крейслера, на листах которой он и принялся излагать свои житейские воззрения, а лучше сказать — автобиографию с уклоном в философско-иронические дебри. Из-за такой, пусть и намеренной фрагментарности, книгу читать довольно неудобно, а, самое главное, даже после прочтения и обдумывания, решительно не ясно как и зачем связаны две эти, по правде говоря, совсем разных истории. Пусть это будет данью Гофмана литературе абсурда, хотя лично мне этот приём вовсе и не пришёлся по вкусу. Хотя иногда и кажется, что есть какая-то перекличка в смыслах между двумя частями, однако, не решаюсь сказать наверняка, уж не додумываю я тут лишнего, невольно пытаясь выдать желаемое за действительное.

Гофман словоохотлив до графомании, к месту и ни к месту ударяется в пространные рассуждения и описания причудливых (но, право слово, приедающихся очень скоро) фантасмагорий, которые его герои переживают в неких нервических припадках и приступах экзальтации. Язык немного тяжеловат и старомоден на мой вкус, и от этого книга читается ещё труднее.

Несколько выше я пишу об иронических дебрях, так вот, не смотря на то, что не раз я улыбался меткому словцу или забавному обороту, гораздо чаще возникает ситуация, когда ты понимаешь, что тут замешана ирония, но не ощущаешь её. Возможно, сейчас, в совершенно другой эпохе и совершенно ином месте, уже не все смыслы видятся такими же, какими они казались современникам. Если ещё можно угадать прямую связь котов-буршей с буйным немецким студенчеством, то уж что значит выражение «обрезать косу» — это тайна за семью печатями.

Признаться по правде, часть с биографией капельмейстера выглядит слабее, чем жизнеописание Мурра: патока романтизма, елей любовных порывов тургеневских девушек, и не только девушек (хотя, конечно, Тургенев родился как раз в год первого издания книги) — всё это приторно на грани пошлости.

Мурр... ну, а что же милый Мурр? История кота рассказана вполне доходчиво и остроумно, с обличением пороков современного автору общества, параллели с которым можно провести и в наши дни. Ей-богу, лично на мой вкус, не будь этих странных «макулатурных листов», книга бы только выиграла.

P.S. в начале хотел написать о том, что это самая слабая книга, которая мне попалась в этом году, мы мучили друг друга непомерно долго. Но, ближе к середине я как-то втянулся, и хотя герои крейслеровской части и выглядят, мягко говоря, чудаковато, нередко и вовсе гротескно — кажется, всё же, полюбил и привязался к ним.

Незаслуженно забытый и недооцененный рассказ. Правда, Гофман тут гораздо больше, чем в «Мадемуазель де Скюдери» опирается на документальный источник, но и его изложение великолепно, и сама история необычна.

Сейчас я этот роман не читал – слушал. Спасибо (в больших кавычках) больничному лечению. И вот сейчас спустя десять лет после прочтения уже книжного, я удивился: как это раньше не запомнилась концовка? Да, по большому счёту, помнилось только бичевание филистерства в половине от лица кота (то самое М.П.). И все. Ну и, пожалуй, то, что роман казался нудным (особенно после “Эликсиров дьявола”) – читал я его, читал, а он никак не кончался… Хотя последнее, увы, не изменилось и сейчас. Все-таки старинная манера писать обстоятельно, растягивать повествование пафосом и манерностью наскучивает, и иногда ох как наскучивает…

Впрочем, на этот раз (видимо повзрослел я за эти десять лет) осознание факта, что это главный роман у Гофмана интерес поддерживало. И было приятно смотреть, как автор будто впрыскивает в него главные свои темы, главные мысли и наработки. И разбирать это тоже интересно. Интересно ловит какие-то другие его произведения тут. Вот и мелькнувшие двойники. И упомянутая мельком собака Берганца. И преступление в прошлом и преступный монах, будто сбежавший из «Эликсиров дьявола». И кот, сатирически отражающий мир света и творческой братии, да и вообще мир людей – тоже символически гофмановский. Ну и сам Крейслер. Давний герой автора и его альтер-эго, настолько явное, что он сдабривает его биографию своей; и не являются ли эстетические нормы Крайслера нормами самого Гофмана? А Абрагам Лисков – настройщик роялей, учитель и старший друг Крейслера – это всё то доброе и волшебное, что было в произведениях автора и раньше – эдакий многознающий волшебник-учитель, со своими тайнами и душевными ранами (по-моему, история с невидимой девушкой – одна из самых интересных тут).

Да, роман тянулся, был загущен многословием и пафосом, да и происходило в нём не так уж и много – житие учёного кота улыбало, но не более; история Крейслера содержала интересные и местами запоминающиеся детали, однако, казалось, что сюжет её так и замкнётся в романтическом треугольнике Юлия-Крейслер-Гедвига. Однако к концу вдруг разожглось, да не на шутку! Возник откуда-то клубок, сотканный трагичным прошлым и сжимающийся в не менее трагичном настоящем. Сложный клубок. Даже кровь хлынула. И обидно сделалось – что на этом-то месте и кончается всё, только по-волчьи подхлестнув аппетит. И если помнится после первого прочтения, мне хотелось сказать: да, кое-что интересно, но продолжение я читать бы не стал (странно, я что читал тогда не так внимательно, что ли?). То сейчас я прочитал бы, и с большой охотой – особенное, если этот накал сохранился бы (а по примечанию автора, на то надежда была). Но, увы… Свойства многих Magnum opus – быть трагическим образом незавершёнными…

Грехи отцов

Лучшая приманка для дьявола — чистая душа

Мыши плакали от умиления, кололи на бицепс профиль ЭТА и продолжали грызть фолиант. Эрнест Теодор Амадей совсем наш человек (не в Гаване). Первое знакомство случилось, уж и не вспомню, когда. Просто всегда знала, что самая рождественская сказка «Щелкунчик» его сочинение, «Песочного человека», «Золотой горшок», «Крошку Цахеса» впервые в девицах читала. Н-ну, потому что всегда любила пугающие и странные истории с эзотерическим душком, на какие он мастер. Да, тяжеловесные и напрочь лишенные изящества, да, нарочито несовременные, да — катастрофические с точки зрения стиля. Но цельные, оригинальные, яркие, и главное — в их парусах ветер иных миров. Не чистилищ Лавкрафта, но горних. Словно бы кусочек рая светит за мгновенно приоткрывшейся завесой.

И есть часть Корнишской трилогии Робертсона Дэвиса, где действие целиком строится вокруг незавершенной оперы ЭТА «Смерть Артура», которую герои ставят на сцене. Что не только открыло основоположника европейской фантастики с неожиданной стороны, как музыканта и композитора, но, довольно много рассказало об обстоятельствах его личной жизни.

Планида маленького гения, пьяницы и подкаблучника, мелкого чиновника, которому все улыбки фортуны оборачивались ухмылкой или вовсе оскалом, могла бы стать темой отдельного романа. Впрочем, ею и стала. Красной нитью «Лиры Орфея» мысль: творцу, для того, чтобы покинуть серые пустоши лимба, нужен хотя бы один, кто прочтет его книгу (услышит музыку, увидит картину, скульптуру) так, как она заслуживает. Понимаете, о чем я? Когда чтение из социально престижного потребления превращается в акт сотворчества.

Потому благодарна своей планиде, подбросившей сборник Гофмана почти на тысячу страниц, который включает «Эликсиры сатаны», «Песочного человека», множество новелл, в разное время переведенных разными людьми — пусть будет ещё кусочек тропы в его райские кущи.

Гофмана ведь теперь почти не читают, я имею в виду широкую публику. Ну, всколыхнется интерес к «Мадемуазель Скюрдери», когда Роман Шмараков назовет новеллу среди источников вдохновения очередной книги. Ну, захочет читатель «Крошек Цахес» Евгении Чижовой составить представление о первоисточнике. Но взять для удовольствия кирпич на тыщу страниц? Вряд ли. Слава Долгой прогулке на Либе, теперь у меня Гофман в количествах, почти несовместимых с жизнью.

Чтобы подробно рассказать обо всех произведениях сборника,

потребовалась бы простынь страниц на сорок. Короткое резюме для самых значительных и/или интересных вещей.

«Эликсиры сатаны» история монаха-отступника Медарда, чья истовость в вере привлекла недоброе внимание отца лжи, который искусил его своим эликсиром, с чего началось падение этого человека. Крайне запутанный сюжет изобилует почти всеми элементами, характерными для творчества ЭТА: невинная девица, дочь злодея отца; расчетливая роковая соблазнительница; дьявол искуситель, под влиянием которого добрый порядочный человек совершает несвойственные ему поступки; роковое стечение обстоятельств; двойники, создания неживой природы, что присваивают место и пытаются играть роль людей из плоти и крови; грехи отцов, падающие на головы детей.

Хитросплетения родственных и любовных связей персонажей этой Сента-Барбары сложны для распутывания, а ненатуральность сходства героев с персонажами большого света, обманыващая людей из ближайшего окружения, соседствует с удивительно живыми сценами, когда попытка разыграть знатного путешественника делает монаха объектом насмешек селян и вымогательства со стороны муниципального чиновника. Таков весь Гофман: на девять частей притянутых за уши ситуаций и скуки, одна гениального озарения.

«Песочный человек», вдохновивший Нила Геймана на создание серии одноименных графических романов, а бесчисленное множество эпигонов — на ужасы с похищением тел и их частей, одна из лучших новелл ЭТА. Аккумулирует главные страхи: потерять родителей, лишиться зрения, сойти с ума, обнаружить однажды рядом с собой бездушную куклу вместо самого близкого человека. Студент Ансельм, добрая рассудительная Клара, верный Натаниэль прекрасное чудовище Олимпия, демонический Копелиус — пополнили архетипами океан коллективного бессознательного, стали именами нарицательными. И просто самая элегантная из повестей Гофмана.

«Майорат», готический роман с чертами семейного о старом бароне-чернокнижнике и любви молодого поверенного к жене наследника, служивший мне отличным снотворным, как прежде, так и теперь. Эдгара По, однако, вдохновивший на «Падение дома Ашеров», а Эмили Бронте на «Грозовой перевал».

«Игнац Деннер» «Разбойники» Шиллера встречают «Страшную месть» Гоголя, наиболее близкого Гофману по духу русского писателя. Совпадения поразительно точны: дочь колдуна в обеих повестях, кровь невинного ребенка служит едва ли не средством добыть философский камень, обязательный дьявол, что охотится за чистой душой. Но что у Гоголя шедевр, здесь просто занятная диковина.

«Церковь иезуитов в Г.» один из стапятисот рассказов о столкновении служения искусству с простым человеческим счастьем, когда по Роберту Бернсу «любовь и бедность навсегда меня поймали в сети» — в результате гибнут то и другое.

«Выбор невесты», в противоположность, предоставляет вариант развития событий, который и от гарпии позволит избавиться, и дамочку, казавшуюся воплощением достоинств спокойно уступить сопернику, и предаться занятиям искусством в обществе лучшей девушки на свете. Идеальный вариант, если по случаю у вас имеются самостоятельные средства.

«Мадемуазель Скюрдери» жемчужина новеллистики Гофмана, редкая для него история с хеппи-эндом, ну, относительным.

Фирменный набор составляющих: столкновение искусства с реальностью, гений и злодейство, демонический отец небесного создания — прилагается.

«Фалунские рудники» вариант сказа Бажова о Хозяйке медной горы. Как-то неловко в очередной раз выступать той, кто говорит: «Наше лучше», но да, наше круче и душевнее.

«Счастье игрока» ещё одна новелла со счастливым концом. Не для всех, но лучшие люди нашего городка насладятся семейным счастьем после того, как юноша выиграет суженную в карты у плохого мужа.

«Двойники» невыносимая космоопера с участием Золотого козла, Серебряного барана, цыганки с герцогским титулом в анамнезе и прочих, иссушающих мозг, ништяков.

Резюмируя: не утверждаю, что вся фантастика вышла из Гофмана, как русская литература из гоголевской «Шинели», но таки он был гений.

Да, Гофман… Прекрасный Гофман! В своё время этот роман был первым, прочитанным мной у Гофмана и первым произведением жанра «готика» вообще. Я был заворожен им. Хоть и тогда казалось, что через начало романа нужно прорваться, как сквозь скорлупу ореха, а там – и сюжет, развивающийся как снежный ком, судьба и игра тёмных сил, толкающая героя на новые преступления, и запутанная сеть кошмарных видений, сплетение судеб как ветвей, растущих из одного горького корня старых злодеяний… Тогда, чуть не пятнадцать лет назад, мой отзыв стал бы больше, так как и эмоций роман вызвал больше, и, что главнее, больше умственного возбуждения было — он казался мне не простым романом, а романом «содержащим в себе смыслы».

Нет, сейчас тоже и мыслей много и ощущения яркие. Но вот как-то стало суше. Сказалось открытие, что роман много в себя вобрал. Он вобрал в себя традицию готического романа, уже состоявшегося к тому моменту. Я бы даже сказал, штампы его. И не только в образе борьбы злого и доброго начала. Тут и родовое проклятие, идущее и от преступления против Бога, и от греховных плотских вожделений. Тут скрыт и «Монах» Льюиса, заметно повлиявший видимо на эту историю (даже отсылка к нему в самом романе есть). Тут и Сю с его описанием Ватикана. Тут общие философские символы готики. Но, конечно же, впитав в себя уже готовое, они впитал и яркость, и взгляды самого Гофмана. От него – значение искусства, вплётенное в насыщенную историю. От него и тема двойника, дробящая в этом романе призраков, как осколки стекла; пусть и до этого двойники шагали по страницам романов, но здесь это было особенно ярко. От него все хитросплетения сюжета складываются в детектив (ведь Гофман один из пионеров этого жанра), в котором истинная суть событий открывается полностью только в конце. От него и психология – я поймал себя на мысли: не будь тут мистики и рока, я всё равно поверил бы в Медарад,

Да, и сейчас тоже кажется, что через первую главу приходится пробираться. И некоторая возвышенность в конце всё так же кажется «уж слишком» (особенно почему-то смутил младенец Иисусу, игравший в детстве с героем – ну, как-то чересчур, на мой взгляд). Но роман завораживает по-прежнему. И увлекает роковым клубком событий. И поражает (теперь уже) той невероятной насыщенностью и событий, и символов, и образов, и смыслов. И всё это – не в ущерб увлекательности.

Бессмертная сказка, или Воспитание добротой

***************************************

«Я похож на детей, родившихся в воскресенье: они видят то, что не видно другим людям»

(Эрнст Теодор Амадей Гофман)

***

«Ах, братец, братец, ну и чудеса!».

(«Щелкунчик и мышиный король». Э. Гофман)

***

В самом деле, почему подавляющее большинство читателей во всём мире восхищается гофмановским «Щелкунчиком», написанным более 200 лет (1816 г.), им вдохновляются композиторы, художники, режиссёры, зрители и читатели, но находятся и такие, которые с размаху ставят «двойки», заявляя: «А вот не произвело на меня впечатление! Можете считать меня недалёким! Ну, вот о чём эта сказка? Чему она учит?»

Действительно, что в «Щелкунчике» такого особенного, что он покорил весь мир? Что привлекает в ней и детскую читательскую аудиторию, и взрослую? Есть ещё один аспект творчества Гофмана: мировое литературное наследие. В чём феномен произведения? К тому же интересный факт: современники не то, чтобы благосклонно, но скорее наоборот, восприняли самое известное произведение Гофмана. Причём на столько, что он посчитал его полным провалом! В результате появился короткий рассказ-сказка «Неизвестное дитя». Это тоже рождественская сказка, как и «Щелкунчик», о детях, которые дружат со сверхъестественным существом, гонимым и преследуемым своим врагом – мухой. Весьма символичное название сказки. Не правда ли? Она не приобрела широкой известности и популярности.

Попробую разобраться. Может быть у меня от «Щелкунчика» остались лишь детские, тёплые, ностальгические воспоминания, а сейчас, в зрелом возрасте, от их очарования не осталось и следа?

Читаю полный текст повести-сказки «Щелкунчик и мышиный король» Эрнста Теодора Амадея Гофмана, а также одновременно сокращённый вариант (для сравнения). И, вообще-то, — небо и земля, хотя суть та же … Неожиданно … Отличаются, как истинная сказка и её вольный пересказ.

…

Но вот сказка прочитана. Не побоюсь сказать, что я в восторге. Бесподобная повесть-сказка!

Сказка написана для детей возраста 7 лет, как и было главной героине Мари. В первую очередь восторг вызывает то, что талант Гофмана невероятным образом возвращает читателя в возраст семилетнего ребёнка. Он сам смотрит на мир его глазами, грезит и мечтает, как ребёнок, и читатель вместе с ним вращается на его орбите. Причём ощущение того, что всё происходило два века тому назад, атмосфера и дух того времени просто удивительны. Словно на машине времени переносишься в ту эпоху.

Оказывается, когда-то давно я читала сказку о Щелкунчике, но не ту, что сегодня. Это был сокращённый, «детский» пересказ. Две совершенно не сравнимые вещи!

Повесть-сказка абсолютно в европейском духе. Кондитерский рай для малышей того времени – это чудо из чудес. Сейчас наших деток не удивишь никакими сладостями и кондитерскими изысками. А тогда … Но пряничные домики, молочные реки и кисельные берега – все эти съедобные чудеса встречаются часто и в фольклоре, и в детских книгах. Вот таким чудесным раем заканчивается сказка. Это необычная сказка. Но, что же это я с конца начала? Давайте по-порядку.

В чём, на мой взгляд, необычность сказки? Гофман создаёт симбиоз мира иллюзий с реальным миром. Эти два мира так глубоко проникают друг в друга, что отделить их невозможно. Он смешивает чудеса различных времён и народов с собственным вымыслом. Волшебство у Гофмана проявляется в самых привычных вещах, в самой обыденной жизни. Например, игрушки оживают по ночам. Наделить обычные вещи фантастическими способностями – это придумка Гофмана. Позднее его приёмами будут пользоваться и пользуются до сих пор писатели-сказочники и пишущие в жанре фэнтези. Уже только за это мы должны сказать: «Браво, Маэстро!»

Знаменитая волшебная история «Щелкунчик и мышиный король» — это шедевр оживания механизмов. Она представляет собой сказку в сказке: «Орех Кракатук» (так могла бы она называться и так её называют в различных пересказах и произведениях), рассказанная в семье Мари. Невероятная волшебная сказка, которую воплощали в своих работах и художники-мультипликаторы, и другие творческие люди. История Мари и Щелкунчика – это и сказка, и фантастическая реальность. Волшебство, с которым читатель встретится в этом произведении, удивительно и незабываемо. За это ещё один весомый поощрительный бонус сказке.

Кроме того, удивление вызывает и загадочное обстоятельство, толи история с Щелкунчиком всего лишь приснилась Мари, толи произошла на самом деле. Необычно, не правда ли? Загадка … Необычно. Автор заставляет нас немного пофилософствовать. Разве это не заслуживает поощрения?

Хотя эта история написана для детей, проблемы, затронутые в ней, не совсем детские. Здесь читатель окунается сразу в три мира: мир людей, мир мышей и мир кукол. И во всех этих мирах автор затрагивает общечеловеческие проблемы морали и нравственности с помощью главных героев произведения – семилетней девочки Мари, Щелкунчика (игрушки и человека), Дроссельмейера и антигероев – Мышильды и Мышиного короля.

Разглядеть за неказистой внешностью честное и благородное сердце, полюбить не за внешнюю привлекательность, которая ничего не стоит, а за те качества, которые делают нас лучше и счастливее, — это ли не подвиг для семилетней крохи? Это не «ми-ми-ми» и не «няшность» и не «ой-какой-хорошенький», которые теперь мы видим вокруг. Печально делается от этого …

Сказка несёт в себе мощный нравственный посыл: она наполнена до краёв добром, великодушием и состраданием к ближнему. Счастья, как великой милости и награды достойны те, кто чист душой, благороден и честен. К сожалению эти понятия всё чаще уходят из нашего обихода. Если о них не помнят, не знают, то как тогда понять «Щелкунчика»? Страшно подумать, но не поэтому ли кто-то ничтоже сумняшеся ставит оценку «два» за изумительное по своей красоте и силе духа произведение Гофмана? Не понимают …

Конечно же, как и любая добрая сказка, «Щелкунчик и мышиный король» символизирует победу добра над злом. Кроме того, она – гимн стойкости, жертвенности, храбрости и невероятных терпения и веры. За все эти прекрасные качества Мари получает в награду друга и встречает свою любовь. По-настоящему счастливым может стать человек, который умеет верить и ждать, отдавать без сожаления во имя сострадания, проявлять заботу и чуткость. Учиться этому надо с младых ногтей. Поэтому эту сказку надо читать детям, обсуждать вместе с детьми. В этом тоже доброта, забота и воспитание.

Осталось пожелать всем быть чуткими и счастливыми. Читать умные сказки для себя и своих деток!

Своеобразное выражение признательности романтика Гофмана писательнице, напрочь забытой читающей публикой в период создания этой новеллы, но, несомненно, оказавшей влияние и на самого Гофмана и на его сотоварищей по романтизму.

Можно сказать (хотя так никто почему-то не говорит), немецкий романтизм начала XIX века был возвращением французской прециозной литературы XVII века на новом витке спирали развития литературы. Влияние де Скюдери ощущается, например, в «Крошке Цахесе» Гофмана, но современные ему читатели этого не замечали, поскольку создательница «Артамена» и «Клелии» изчезла из литературного ландшафта.

В своей новелле, бывшей — как правильно отмечают многие рецензенты — прорывом в литературу даже не XIX, а ХХ века, Гофман воздаёт честь забытой писательнице, заодно приоткрывая завесу тайны над своим собственным методом создания увлекательных и неоднозначных историй, полных поэзии и волшебства.

Из всего наследия Гофмана эту новеллу я люблю больше всего. В ней отсутствует фрагментарность, которую Гофман вводил в свои тексты по канонам романтиков Йельской школы. В «Крошке Цахесе» всё связано со всем. Есть начало, есть конец, а само действие развивается хоть и парадоксально, но логично. В общем, всё скомпоновано без лишних выкрутасов, которые милы сами по себе, но затрудняют восприятие целого.

Другими словами, в «Крошке Цахесе» есть все достоинства новелл Гофмана и нет его недостатков.

Странным образом новелла напоминает не столько романтические сказки современников Гофмана, сколько прециозную прозу XVII века, впрочем, поданную с нескрываемой иронией.

Кроме того, сказка начисто лишена морализма. Добрые феи расточают свои дары недостойным, обуяные лозунгом Просвещения администраторы безумствуют в манере инквизиции, а добродетель не вознаграждается. Положительные герои выигрывают своё сражение против лживого негодяя не потому что «в правде сила», а потому что оказываются хитрее самоуверенного интригана и сноба Цахеса. Добро побеждает Зло не потому что оно Добро, а потому что оно умнее — это аморально и пессимистично, но убедительно.

«Крошка Цахес» мог бы выглядеть ужасающе желчным памфлетом, но Гофман мастерски выстраивает дистанцию между читателем и героями, превращая интригу в своего рода «театр в табакорке» — ведь княжество, в котором бушуют страсти, невероятно маленькое, почти игрушечное...

Двоящаяся оптика сказки про «Золотой горшок» это не просто литературный приём. Это двойная пародия — Гофман одновременно высмеивает оккультные науки, соединяя алхимическую терминологию с банальностью городской жизни Дрездена, и вышучивает невероятно модные в тот период масонские ложи, создававшие своего рода параллельную реальность, в которой скромный чиновник городского управления мог быть каким-нибудь Великим Мастером или Повелителем Драконов.

Соединение повседневной пошлости с не менее пошлыми фантазиями о сказочных королевствах, где звенят хрустальные цветы и поют змеи, даёт поразительный эффект разрушения волшебства: перенёсшийся в сказочную страну Ансельм оказывается владельцем прелестного домика с садиком, как будто и не покидал берегов Эльбы.

Сказка про Золотой Горшок очень горькая и пессимистичная, но мрачный скептицизм Гофмана хорошо замаскирован разного рода литературными клише, так что печальный финал окончательного погружения в иллюзию выглядит триумфальной победой всех героев этой замечательной повести — лишь странная старуха с окраины Дрездена выброшена прочь из приличного общества волшебников-масонов и позитивистски настроенных бюрократов.

Сальватор Роза, герой новеллы, действительно существовал, это реальный (очень хороший) художник XVII века, значительно опередивший своё время. Его биография в подаче Гофмана немножко изменена, но, в принципе, соответствует фактам. Действительно, он был поэт, очень популярный, действительно, основал успешный театр и там сам выступал в пьесах своего сочинения — говорят, даже Понтифик инкогнито посещал эти представления — и, действительно, Сальватор Роза помогал молодым художникам.

В общем, новелла представляет собой не очень тщательную стилизацию под итальянскую новеллистику XVII века. При чтении немного мешает грубость портретов отрицательных персонажей, этакая фарсовость, свойственная простонародной «гробианской» литературе эпохи барокко, но довольно странно выглядящая в тексте рафинированного романтика Гофмана. Однако увлекательный сюжет и хороший темп повествования сглаживают этот неприятный оттенок. Ну, предположим, Гофман в момент написания «Синьора Формики» находился под впечатлением от чтения «гробианских» книг, типа «Шельмуффского», и внёс в повесть ненужную вульгарность.

Как бы там ни было, положительный эффект перевешивает. Интересная картина Рима эпохи барокко, данная с точки зрения уличного пройдохи, трогательность чувств молодых людей, визуальные отсылки к итальянской жанровой живописи XVII века и даже немножко «караваджинизма»... В общем, приятное чтение.

К тому же, я люблю картины Сальватора Розы и восхищаюсь его биографией, более сложной и запутанной, чем это изобразил в своей непростой новелле Э.Т.А.Гофман.

Любопытные сказки писал маестро Гофман, их и до конца детскими не назовёшь и вся эта феерия волшебства в понятия взрослой аудитории тоже не уместится. Картины которые он изображает словами часто сложно себе представить, например сражение на оптических приборах; чайник, который в тоже время колдунья; студенты, ведущие разговор, будучи заточённые в банках на столе и не ведающие об этом; напыщенный Цахес, присваивающие себе чужие достижения, да или тоже сражение кукольного и мышиного войска. Много таких картин и в Повелителе блох — настолько буйная фантазия у автора. В этом плане мне очень понравились иллюстрации Ники Гольц, насколько у неё получалось ловить те моменты которые и вообразить-то сложно:)

Сюжет Повелителя блох радует невообразимыми перипетиями, когда обычные люди вдруг оказываются пришельцами с незапамятных времён в новых телах (или как?): Принцами пиявок, Чертополохами, прекрасными принцессами, древними мудрецами, гениями или даже самим царём Секакисом. Былые страсти начинают разгораться по новому. Несравненная по красоте голландка Дертье Эльвердинк вдруг оказывается прелестнейшей принцессой Гамахеей, а то и называет себя малюткой Алиной. Главный герой Перегринус Тис, сам по себе интереснейший персонаж, продолжающий жить детством и сторонящийся шумной жизни, неожиданно становится вовлечённым в самую гущу всей этой круговерти. Он, который чудился заговорить с любой девушкой или просто посмотреть на неё, вдруг оказывается в рождественскую ночь на тёмных мёрзлых улочках ночного города с очаровательнейшей девушкой на руках, обнимающей его за шею своими нежными неземными ручками и осыпающей его поцелуями, и эту свою драгоценную ношу наш Тис тащит, конечно, к себе домой, поднимая волну пересудов и даже получая обвинение в похищении и попадает в тюрьму.

Но видно такова магия этой ночи, что несмотря на все перипетии сюжета, нашему герою таки доведётся разрубить этот гордиев узел и обрести наконец свою истинную любовь, попутно вернувшись в свет, к людям. А на страницах этой повести можно встретить, кроме всего прочего, такие описания зарождения романтических возвышенных чувств, или картины искусства соблазнения, которые мне не доводилось встречать в других сказках. Вот, например, лишь небольшие отрывки:

- «Но вдруг, бог знает как, губы незнакомки очутились так близко от его губ, что не успел он даже подумать о поцелуе, как уже поцеловал ее; а что после этого он снова и уже окончательно потерял способность речи, это само собой разумеется. ... И, несмотря на этот страх, когда он поднимал глаза и торжествующий взгляд прекраснейших черных очей сиял на него из-под длинных шелковых ресниц, когда он чувствовал сладостное дыхание прелестного существа, электрическую теплоту ее тела, — зарождался в нем чудесный трепет невыразимого влечения, какого он не знал до той поры!... И Перегринус без дальних слов схватил тут маленькую, легкую как перышко даму к себе на руки, точно ребенка, и заботливо закутал ее в свой широкий плащ. Но не прошел он и малой части пути со своей сладостной ношей, как все сильнее и сильнее стали его охватывать дикие порывы пламенной страсти. Как полупомешанный бежал он по улицам, осыпая горячими поцелуями шею и грудь прелестного существа, крепко к нему прижавшегося...».

Или вот ещё «сказочная» картина: «Принцесса лежала на софе, облокотившись на руку своей ангельской головкой, а ее черные локоны вились сквозь белоснежные пальчики. Что это была за красота! А платье на ней было из тончайшей серебряной тафты, сквозь которую просвечивали и чудная грудь ее, и полные ручки. На ножках ее были золотые туфельки. Одна из них, впрочем, свалилась, и видно было, что она не надела чулок: босая ножка выглядывала из-под платья, и она играла ее пальчиками — ну просто загляденье!»

Но смысл, глубина данного произведения много шире рождественских чудес или описаний метаморфоз героя под действием неизведанной любви. Здесь нашлось место отличному юмору или сатире, когда Советник Кнаррпанти пытается юридически обосновать арест господина Тиса, философским размышлениям на тему дружбы, отречение от возлюбленной ради старого друга или ради того, чтоб сдержать данное ранее слово; размышления о нюансах возможности вдеть настоящие, потаённые мысли окружающих людей и многому чему ещё. Это замечательная, волшебная, многоплановая, не похожая на других сказка, и не нужно всё сводить ко всеобщему умопомешательству обычных бургеров, ведь тот-же мастер-блоха действует и в настоящем времени, и Левингук при его помощи давал свои блошиные представления до проявения остальных превращений...

А мне было жаль несчастного уродца Цахес, чисто по-человечески. Когда все над ним насмехались, обзывались, ведь он и так от рождения был обижен судьбой... Хотя гадким от рождения он был не только снаружи, физически, но и изнутри. Так что тем более странно выглядел подарок «доброй феи», которая могла, надо думать, наделить его какими-то внутренними талантами, что бы хоть отчасти компенсировать уродства внешние, или наградить удачей, да хоть каким-либо мастерским умением, полезным, чтоб зарабатывать на жизнь. Вместо этого наша Крошка получает дар присваивать себе чужие заслуги! Именно так, кто-то удачно спел, выучил урок, написал стихи, сделал ещё что-либо достойное всеобщего одобрения, а хвалят за это нашего Циннобера, взявшего себе это более важное именование вместо селянского Цахес. Этот, с позволения сказать «дар», несёт всем окружающим несчастье, разочарование, вносит сумятицу и раздор. И что здесь, скажите на милость, доброго? Это действительно какое-то кривое зеркало, раз добрая фея не видит зла от того, что она творит.

Но это, так сказать, внешний слой, а есть здесь, как и в остальных сказках Гофмана, и глубина и философия, все нюансы которой мне помогают постичь, если я чего-либо пропустил уловить при чтении, здешние отзывы уважаемых фантлабовцев. Да, действительно, сказка повествует про «Мерзкого уродца, присваивающего чужие заслуги, околдовавшего целое государство настолько, что стал им управлять», и да, в нашем мире и в наше время эта история, к сожалению, остаётся актуальной как никогда, а племя Циноберов пока не переводится. Но вот намёка, что Гофман мог писать сатиру на Наполеона, я не разглядел, а любопытно если так. Хотя с другой стороны, я и на теперешнем властном Олимпе, и не в одной стране, легко могу разглядеть сразу нескольких Циноберов, и как-то странно, что они, в большинстве своём, оказываются недомерками...

А как интересно у автора выглядит понятие Просвещения? Ведь при этом слове представляешь себе строительство школ, развитие вузов, популяризацию науки и т.п., правда? А князь из сказки его просто взял и объявил! ..Указом! А я бы так не догадался. Но этого мало. Вместо строительства школ и остального по списку, мы можем много легче начать искать врагов Просвещения и начать с ними бороться! Эко замутил, молодец. А бороться значит запретить, выгнать, изнечтожить всех фей, магов и всё волшебство, что было в стране. Это вам ничего не напоминает (ну, помимо аллюзий к современной политике)? Конечно, это же начало культового мультфильма про Шрека! Вот откуда режиссеры вдохновение черпали! И фея «добрая», хоть и не Розабельверде, тоже присутствовала во второй части этого мультика.

А вот необходимость доброго волшебника Проспера Альпануса, последнего из великих, покинуть наш мир и переселится в свою далёкую волшебную страну, напомнила мне другой сюжет, сюжет когда эльфы собираются у моря, садятся на свои корабли и тоже покидают наш мир, унося с собой свою сказку... потому, что так надо.

Ещё упомяну очень образный, своеобразный, сказочный язык Гофмана, именно он придавал этой достаточно жесткой, философской сатире волшебной сказочности.

Наверно, самая известная сказка Гофмана, да ещё и связываемая с новогодними празднествами. Но ещё с детства она меня как-то не привлекала, оставляла равнодушным, что ли... Настолько, что кажется с нескольких попыток далёкого детства я её тогда так и не дочитал — забрасывал. По крайней мере начало помню: ёлка, подарки, семья встречает новый год, а потом эпичное сражение между армиями Мышиного короля и Щелкунчика. А что дальше было уже не помню. Возможно дело в изображении щелкунчика, которым обильно украшают детские книжки, оно меня подсознательно отталкивает до сих пор — с первого взгляда на картинку это уродец мне кажется негативным героем, а не наоборот.

И вот теперь этот пробел восполнен и я её таки дочитал. И что же? А ничего, и ведь я люблю время от времени почитывать детские книжки, я на них отдыхаю. А вот эта так и прошла мимо меня ничего во мне не затронув. Я просто не понимаю в силу каких обстоятельств именно эта игрушка оказалась принцем, и почему здесь же обитал мышиный король и замечательная карамельно-имбирная сказочная страна намного лучше удалась Родари в его «Торт в небе». И эпические сражения добра со злом, и принцы с принцессами мне полюбились больше в сюжетах других сказок, а здесь я их воспринимаю бледными подобиями. Хотя и Щелкунчика плохой книжкой тоже не назову — просто не моё, аналогично и сказка про небезызвестного Оловянного солдатика, тоже меня не затронула....

Первое, на что обращаешь внимание читая эту сказку — необычайно вычурный, витиеватый, даже несовременный язык. От этого и тяжеловато читать и создаётся какая-то необычайная, сродни Алисе в стране чудес, атмосфера (Алиса, кстати, мне меньше понравилась). И я вспоминаю, уже как-то, кажется, читал этот сюжет, следя за метаниями юного Ансельма за золотыми змейками по кустах бузины. Наверно брал в школьной библиотеке...

Но сюжет этой сказки не так и прост, за первым смыслом скрывается некий потаённый философский слой. За душевным трепетом влюблённого студента скрывается вселенская борьба зла и добра. И лишь тот, кто в состоянии рассмотреть, что заперт в стеклянной банке, может в ней выиграть, чтоб наконец обрести своё счастье и найти свою Атлантиду. Большинство же, стадо, жуёт свою жвачку, довольно специс-таллерами в своих карманах и никакой второй слой рассмотреть не может (сцена с, надо думать, не самыми глупыми писцами в банках на столе Саламандра). Мне эта картина показалась до боли современной, просто мастерски описанной аллегорическим языком.

Ещё можно отметить своеобразную авторскую концепцию сотворения мира, очень живописную и поэтическую, и лишь самые достойные, по вере своей, да обрящут свободу (Атлантиду и свой золотой горшочек счастья в ней).

Сложно, неоднозначно, но интересно. Это если вкратце. Подробнее высказаться о романе — задача нелёгкая, ибо граней, оттенков, смыслов, вопросов и выводов гораздо больше, чем кажется при прочтении. И, разумеется, впечатление первичное, то есть возникающее во время знакомства с текстом и сразу после завершения оного, и то, которое кристаллизуется спустя определённое время — отличаются друг от друга. Не радикально, но достаточно. В этом я убеждён, хотя и пишу отзыв всего через два с половиной часа по окончанию чтения.

На поверхности мы видим типичное столкновение мира мещанского, обывательского и мира чистого творчества и полёта мысли. Казалось бы, избитая тема даже по тем временам. Тем не менее, раскрыта он своеобразно, ибо Гофман — писатель неординарный. Более того, роман в определённой степени автобиографичный. Достаточно вспомнить, что один из псевдонимов Гофмана — Иоганн Крейслер, а его кота звали Мурр. Что ж, в этом улавливается и комедия, и драма произведения.

Центральное место произведения занимают рассужденим о творчестве и личности творца. Разделение на гениев и ремесленников — это не только боль главных героев (Крейслера и Мурра), но и данность реальности, эдакое диалектическое столкновение и единство противоположностей. Другой парой, очевидно, являются «нормальное» общество и творцы прекрасного.

На примере кота Мурра очень тонко показано становление гения, человека не от мира сего. Причём это подано с иронией и базапелляционной уверенностью в собственное совершенство, которое присуще, пожалуй, только котам. При этом видны терзания и метания в поиске места в жизни и признания, притягательность и губительность соблазнов. «Макулатурные листы» понравились куда меньше в силу того, что сама история с интригами в безвестном немецком княжестве не столь привлекательна, как похождения и рассуждения учёного кота.

К чему никогда нет претензий в произведениях Гофмана — язык и стилистика. Они привычно на высоте. Пусть манера весьма изыскана и слишком непривычна для нашего времени, она прекрасна. В наш век аббревиатур, сокращений и малоречивости, тексты Гофмана — настоящий кладезь красноречия и безупречного «высокого» языка. Собственно, «Житейские воззрения кота Мурра» являются хрестоматийным примером мастерства автора. Несмотря на вполне определённую сложность восприятия. Всё же роман философский, а не развлекательное чтиво.

Что стоит добавить?

Глубоко современная история в век толерантности. Когда милосердие становится идеологией, следующий за этим ряд абсурдных событий позволяет заметить, что с милосердием-то не всё так гладко и не всё так чисто. Иной раз — заметить уже глубоко про себя, так как замечания вслух наказуются идеологизированными властными органами. Что характерно, родина Гофмана ныне тоже одна из горячих точек в плане выпестования циноберящих Цахесов.

Ну да где нынче недостаток непогрешимых марионеток с задранными носами?

(Ого! Кто-то настолько обиделся на этот отзыв, что и по давнишним моим отзывом минусомётом прошёлся)))) Поскольку отзыв был об актуальности, по такому поведению делаю вывод, что верно нащупал болевую точку нашего современника).

Великолепная история. Захватывает с первой страницы и держит в напряжении до самого последнего предложения. Прекрасный образец хоррора с загадочным повествованием.

Как по мне название «Ужасная история графа Ипполита» подходит для рассказа как раз таки лучше. Странно что рассказ имеет название Вампиризм, по сути там этого то и нет. Хотя бы по простой причине что как мы знаем вампиры бояться дневного света,герои же рассказа блуждают смело в дневное время. Некоторые моменты к сожалению не совсем раскрыты, но история от этого отнюдь не проигрывает.

К своему стыду я ничего не читала Гофмана, кроме самых популярных детских сказок, и то в том возрасте, в каком их читают еще с картинками и в адаптированном варианте, так что «Повелитель блох» был для меня изрядным открытием.

Гм. Говорят, Гофман сильно пил, во всяком случае, это изрядно объясняет все, что происходит в тексте. Никакой нормальной фантазией сочинителя это объяснить решительно нельзя. Вот вам торговый город Франкфурт, в котором живет мирный, уважаемый и богатый человек; у него есть приятель, некий Йельский студент. И в один прекрасный момент этот студент, тоже вполне приличный на вид человек, вдруг заявляет с жутким пафосом: «Я — Чертополох Цахерит!» Далее оказываются, что у других окружающих нашего героя, господина Тиса, приличных бюргеров тоже есть двойники из области за гранью безумия. В целом это напоминает то, как построен Кинговский талисман, только герои действуют исключительно на «этой стороне» мира, или, извините, на стороне трезвых.

Все происходящее в тексте в целом опровергает авторитетное заявление папы дяди Федора, что «С ума поодиночке сходят, это только гриппом все вместе болеют». Начиная со второго приключения, когда появляются все эти девицы, про которых вдруг выясняется, что это «принцесса Гамахея, дочь великого короля Секакиса», Чертополохи Цахериты, «Гении Тетели» и «Мерзкий принц пиявок», которые по совместительству и на вид тоже являются вполне приличными бюргерами — в общем, в этого момента становится очень смешно. Я еще не читала, а слушала в исполнении актера Литвинова, знаете, такая старая советская актерская школа начитки, с выражением, в подделыванием голосов, с паузами и большим диапазоном тона — так еще комичнее, хотя как-то быстро утомляет и хочется почитать учебник по алгебре для отдохновения. Уж не знаю, насколько эта комичность была нарочитой — вряд ли, учитывая, что итоговый пафос точно не преследовал комическую цель (хотя достиг ее). Во всяком случае, прелесть текста в том, что градус безумия зашкаливает настолько, что нельзя предсказать дальнейшие события, и поэтому сохраняется интрига и определенный интерес. Хотя, конечно, происходящее в тексте все равно настолько выходит за пределы логики, что воспринимать сюжет сколь-либо линейно просто бессмысленно.

Я одного не поняла. Наш Перегрин Тис, который на протяжении всего времени действия оставался один самим собой, под конец, как выяснилось, оказался «самим королем Секакисом». С этим еще можно смириться. Но ведь он же крутил с девицей с непроизносимой фамилией, которая на полставки подрабатывала «принцессой Гамахеей, дочерью самого короля Секакиса» («Сам Себряк», практически). Получается, это был бы инцест...

Подводя итог, стоит признать, что по части кислотности Гофман этим текстом уделал практически всю современную альтернативную литературу. Как ему удалось такое без синтетических наркотиков — видимо, все-таки нужен талант.

Удивительно, что эта книжка числится в детской литературе, т.к. ничего детского тут, конечно же, нет. Потому что сюжет — совершенно не главное и не основное. Хотя мысль о том, что не всегда надо относиться с пиететом к уроду, только потому, что он урод, и прощать ему мерзкий характер и прочие гадости, вполне годится и для детей. Впрочем, дети обычно и так нетолерантны.

Меня удивил здесь язык. Все-таки, начало 19 века, а язык абсолютно современен и приятно ироничен. Конечно, это не та светская британская ирония, а скорее элегантное ехидство не без доли циничности, но читается приятно.

Для эксперимента с изящной прозой произведение несколько длинновато и изобилует одинаковыми на вид персонажами и порядочной долей абсурда, из-за чего хочется назвать его гурманским. В наше время текст назвали бы постмодернистским, но в 19 веке, кажется этот термин был еще не в моде.

Почему-то возникают аллюзии с гоголевским «Носом». По прочтению этой сказки особенно заметно, что Гоголь писал свои книги не без влияния Эрнеста Теодора Вильгельма. :)

Пожалуй, моя любимая вещь у Гофмана. Помню, как в детстве был очарован «вигилиями», заменившими опостылевшие «главы». Вигилия — ночное бдение; и вправду, нужно читать «Горшок» по ночам. Реальность и волшебство перемешаны так тщательно и искусно, что веришь всему — и безоговорочно: оживает ручка на двери архивариуса, рукава и фалды сюртука отрастают подобно сорнякам; гномы и альрауны кривляются на страницах справочника. Ансельм — милый чудак, оттеняемый своим другом, практичным реалистом Фабианом. Уж этого ничем не смутить: когда дворецкий архивариуса оборачивается цаплей, он лишь ограничивается замечанием: «Если ты пожелаешь дать этому парню на водку, то как найти у него карман?» Все волшебные приключения Ансельм воспринимает как должное, никаких там «боже, я схожу с ума» и в помине нет. Но Фабиан и прочие просто в упор не видят волшебства, призывая на помощь привычные шаблоны. Их способность любую невиданную вещь упаковать в прокрустово ложе обывательских представлений прямо-таки сверхъестественна.

А бой кота и попугая? А «научные» заметки о филистерах? В общем, читайте и наслаждайтесь!

С книгами Гофмана у меня отношения сложные. Тяжело он читается, долго, слишком витиевато и многословно выражается. Но как-то потом долго вспоминаются его книги, чем-то он всё-таки меня неизменно цепляет.

Вот и воззрения кота поначалу казались скучными, особенно же скучны были отрывки про княжеский двор, маэстро Абрагама и Крейслера. Но как-то постепенно пошло веселее, Гофману удалось заинтриговать меня сюжетом, так что даже стало жаль, что многие тайны так и не раскрылись и история Крейслера в связи со смертью кота и обрывом его записок осталась не завершена. Еще мне почему-то было очень досадно, что не указана причина смерти кота: как Мурра-персонажа, так и его прототипа.

В книге кроме житейских воззрений кота довольно много житейских воззрений собаки — пуделя Понто, приятеля Мурра. И надо сказать, что пуделиные воззрения отличаются куда большей житейский мудростью и многое в поведении человека изобличают прямым текстом, тогда как речи кота более иносказательны, и часто не очень-то умны, но в том-то вся и прелесть. Кот — во многом пародия на человека.

Выбранный Гофманом прием перемежать записки кота биографией Крейслера, причем обрывая на полуслове и то и другое, мне до сих пор нигде не встречался. Это было интересно. Юмор Гофмана тоже очень хорош и многогранен: где-то уход в пародию, где-то в сатиру, где-то в иронию.

Вот например: «... да и много спустя после того, как я столь решительно высказался против лености, никому не приходило в голову требовать, чтобы я на собственном примере показал проповедуемое мною геройство».

Гофмана-юмориста я увидела впервые, раньше совсем не замечала за ним этого качества.

Скажу сразу — это не сказка, а скорее притча. Философская, фантастическая, но всё же притча. И это не только автобиографический роман про кота.

Кто такой Мурр? Это кот, который в силу своего неограниченного таланта и тягой к знанию стал настоящей эстетской натурой. Но где и знания, там и горе от ума. Роман (а точнее — его главная часть) показывает, что бывает с теми, кто не может приспособиться к настоящей жизни; кто смотрит на происходящее через одну линзу очков. Кто считает себя умным, и страдает от неспособности противостоять реальному миру. Несмотря на то, что Мурру невероятно везло в некоторых ситуациях, ему всё равно приходилось переосмысливать свою жизнь. И эта история не только прекрасна, но и поучительна.

Вторая история — псевдобиография музыканта Крейслера (псевдоним Гоффмана). Замечательная иллюстрация иронии, шарма и богатства литературного языка Э.Т.А. Сюжетно — история любви на фоне постоянных дворцовых интриг и не простых отношений между княжеской свитой и членами семьи. Здесь Гоффман проводит замечательную параллель между Мурром и Крейслером — оба страдают от собственного ума, оба несчастливы в любви, оба пытаются адаптироваться в непростом обществе. Вот только исход у них разных. А точнее, его нет.

Роман, к сожалению, не закончен. То ли намеренно, то ли случайно. Как бы ни то ни было, со смертью Мурра (реального кота писателя) заканчивается и рукопись. В то время как история кота заканчивается весьма многообещающе

То история музыканта грубо обрывается на полуслове, и чем закончатся его непростые похождения и княжеские интриги уже не узнаем. Печально.

Тем не менее, роман стоит прочтения. Невероятно красивый язык — образец качественной литературы, философия, мораль уж точно не оставят никого равнодушным.

Рассказ о герое, который не мог быть одинаково добрым ко всем и объяснял это особенностью своего сердца, дескать, каменное оно.

Притча о карнавале или даже каком-то костюмированном бале, где герои сменяют друг друга, костюмы блещут своей вычурностью и необычностью, мужчины говорят такими высокими штилями, а женщины поют, плачут и влюбляются.

История, которой не хватает объёма, развив её, мог бы получиться и детектив и нравоучительный роман или мистика о борьбе Добра и Зла в одном Сердце или роман взросления. Письмо, отправленное чуть поспешно, ярко, но столь быстро тают вспышки, игриво, но без затягивания и интриги.

Сложно было читать, продираться через ликующий шум в воздухе, в водах, на земле, чудные ароматы, разноцветные насекомые, сверкающие алмазы выглядывающие из земли, благоухающие цветы с их ароматом как чудное пение тысяч флейт, хрустальные колокольчики с диссонансом, шевелящиеся кусты, взор дивных глаз с жарким влечением с пламенным желанием и так далее, и так более вычурнее.

Читая про старуху, которая со своими товарками занималась кликушеством а также проклинала за то, что наступили нечайно на ее корзинку, и которая за это выдрала последние деньги с рук, то вспомнила указ Петра Первого который видел в кликушестве притвороство с целью оговорить невиновного человека. Вспомнила, что 1715 году Петр Первый издал Указ : «ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и розыскивать» (то есть допрашивать под пыткой). Но, это было в России, а описываемое действие происходило в Дрездене. Автор так красноречиво описал ведьму, и столь живописал переходы с одного образа на другой этой ведьмы, что прямо жутко становилось, вспоминая средневековую историю Европы, в которой так любили сжигать всех не понравившихся женщин, под видом уничтожения ведьм.

Главный герой Ансельм, — этот персонаж вызывает неоднозначное восприятие, потому как создалось впечатление, что живет он в каком то особенном мире, в котором и солнце ярче светит, и вода вкуснее, и воздух прозрачнее, куда уж до реальности. По мере прочтения, начинаешь думать о том, что всё что вокруг нас, что окружает, всё зависит от нашего всприятия, т.е. как говорят, — невозможно изменить окружение, а возможно изменить наше отношение к нему, и мир воспринимать в положительном ключе, а не в бледном подобии несчастного существования.

Прекрасный и мягкий язык, очень текучий, поэтому и читать само удовольствие. Хотя сам сюжет несколько сумбурный, растянутые описания смешиваются со скомканной историей самого главного героя, и иногда вдруг возникают целые пробелы: локации могут поменяться буквально в следующем абзаце, хотя до этого не было ни слова, что персонажи куда-то отправились. Особенно это заметно во второй части, где герой вдруг случайно убивает человека, а потом его каким-то непостижимым образом принимают за него, будто никогда не видели настоящего, да и сам он очень быстро согласился принять эту личину, хотя и остался собой — тут я просто запутался.

Поражают удивительные совпадения, когда Медардус встречает людей, так или иначе связанных с собой, с его знакомыми и людьми из монастыря, причем один из них, как и Медардус, тоже выпил дьявольского вина и начал творить не пойми что. История сумасшедшего художника тоже очень похожа на историю Медардуса, а потом вдруг выясняется, что в тех событиях участвовал отец Медардуса. Вот это совпадения.

Главный герой как бы видит себя со стороны, слышит, что о нем думают другие, понимает, к чему может привести его поведение, но ему не хватает воли, чтобы это предотвратить. Однако под конец он все же находит в себе силы, но при этом не столько в вере, сколько в любви.

Не особо понятна религиозная составляющая романа, то ли автор рьяно верует, то ли тонко насмехается над верой. Когда проповеди читал нудный старикашка, в монастырь ходило мало людей, как начал более интересный Медардус, сразу стало мест не хватать, все уверовали; так прихожане хотят слушать проповеди или интересные сказки?

Произведение довольное сложное для восприятия, особенно для тех, кто никогда или редко читает старые книги, в которых изобилует философия и глубокое самокопание. Когда автор начинает разъяснять, становится только хуже, особенно во флэшбеке о предках Медардуса и самый конец, где Леонардус рассказывает о похождениях Медардуса и его двойника, как это выглядит со стороны, и что не все так очевидно, как кажется.

Некоторые моменты просто необъяснимы, но на то он и жанр мистика, чтобы некоторые вопросы оставлять без ответов.

После ознакомления с множественными перипетиями в жизни Гофмана роман воспринимается скорее как трагическая автобиография. Под тончайшей иронией проступает неизгладимая боль по утраченной любви — чувстве, которое неведомо закоснелому душой обществу. Обществу, в которое так старается влиться Кот Мурр — он же сам Теодор Амадей. Отсюда, неизбежность возникновения некоего разделения жизненных идеалов, свойственная романтикам. Полет мысли, прерываемый серостью повседневности, приправленной, к тому же, однообразными лицами, побуждениями, всеобщим ханжеством. Эта двойственность сквозит и в самом построении текста — здесь и поэтические порывы Крейслера и рациональные рассуждения Мурра.

Книга становиться особенно актуальной в наше время, когда личность обезличивается, а желание показать себя заключается преимущественно лишь в эпатажных нарядах под «скорлупой которых нет ядра»...

Для «последних романтиков» роман, скорее всего, оставит горькое послевкусие пережитого собственного жизненного опыта. «Житейские воззрения...» могли бы быть автобиографией для многих, кто ощутил на себе непрощающую лицемерность современного общества.

Даже если отступиться от философских и теологических изысканий, «Ночные этюды» захватывают своей красотой, языком, тонким символизмом и настоящей романтической поэзией чувств. Гофман приподнимает завесу и, словно дым или туман, призрачное дыхание иного мира проникает в мир привычный, отчего случаются удивительные (хотя порой и довольно страшные) вещи, и разве достанет сил не заглянуть ТУДА? Но лихорадочный, часто граничащий с безумием, блеск в глазах тех персонажей, на долю которых выпали приключения, подсказывает насколько опасным может быть это соприкосновение с потусторонним.

Непременно читайте этот сборник глубоким вечером или ночью — тогда истории, собранные в нём, от прикосновения света месяца и звёзд раскроются подобно диковинному цветку, и по ту сторону книги Вы обретёте способности духовидца, магнетизёра и алхимика. Вполне возможно, этих знаний будет достаточно, дабы противостоять бродящему по миру в разных обличиях Диаволу и его искушениям, хотя пред неотвратимым, довлеющим Роком, коим пронизано творчество Гофмана и в котором судьбы людские увязают, как насекомые в янтаре, они потеряют всю свою ценность. Но всё же вновь и вновь пытливый дух будет искать ответов при встрече с тем ирреальным и необъяснимым, что запечатлено на страницах – и этой искрой в человеческой душе (именно в ней и свершаются самые великие мистерии), этим вечным странствием представленные этюды запоминаются более всего.

Так читайте же и вдыхайте нежные ароматы примулы и луноцвета; слушайте исходящую от книги благословенную тишину, нарушаемую разве что молитвой монаха да стуком влюблённого сердца. Но помните, что в любой момент в вашу дверь может постучаться Игнац Деннер, а то и сам Песочный человек, который заберёт Ваши глаза и унесёт их на луну

Сколь тонка материя привычного мира и сколь малых усилий достаточно нам для соприкосновения с тем, что находится по ТУ сторону, можно узнать внимательно (и с большим интересом) выслушав рассказ духовидца Теодора. Ведь может статься, что одного странного движения руку в окне пустого дома или дыхания на зеркале будет достаточно для возникновения магнетической связи с кем-то/чем-то иррациональным, зловещим. Так хорошо воплощаемая Гофманом в его творчестве «глубочайшая истинность окутывающих нас неисповедимых тайн» здесь выражена особенно явно и глубины эти повергают душу в смятение, напоминая, что человек — лишь пылинка на пюпитре Вселенной.

Пожалуй, самый мистичный рассказ из цикла «Ночных этюдов».

«Несмотря на свою слепоту и на темноту, окружающую нас, мы тщимся продвинуться вперед. Но подобно слепому, который по шелесту листьев, по журчанию и плеску воды узнает близость леса, в котором надеется найти прохладительную тень или ручей, который утолит его жажду, и достигает таким образом цели своих желаний, подобно этому слепому мы, прислушиваясь к тихому шуму крыльев витающих вокруг нас неведомых существ, предчувствуем, что странствие наше ведет нас к источнику света, перед которым глаза наши прозреют!»

И снова Гофман вводит своих персонажей во искушение, ввергает в сомнения, пробуя дух человеческий на излом. И, несмотря на всю «художественность» персонажей, в их муках и радостях чувствуется подлинное биение жизни, отчего такими волнительными и оказываются при прочтении эти строки. Победа добра над злом представлена здесь не столь триумфально, как, к примеру, в «Элексирах сатаны», но тяжелая борьба за добродетель оставляет столь же глубокий, неизгладимый след.

Сильная повесть, позволяющая не только вступить на путь такой борьбы, но и прикоснуться к чуткому романтизму и мистицизму начала 19 века.

Бременем грехов согбенный, молит дух мой сокрушенный!

Если бы было позволительно охарактеризовать этот роман одним словом, я бы выбрал «смирение». Ибо, несмотря на то, что Гофман все проявления чувств наделяет здесь какой-то первородной стихийностью, книга отличается медиативной медлительностью и монотонностью, напоминая то ли исполинское древо, то ли могучую реку, переправиться через которую можно только ценой неимоверных усилий. Это книга действительно из тех, которые даются нелегко, но в тяжелой атмосфере, пропитанной проклятием, грехопадением, кровью, ядом и ужасными двойниками есть нечто — готическая ли атмосфера, христианская мистика, немецкий ли романтизм, — касающееся потаённых, столько редко звучащих, струн души, что и не даёт отложить произведение. И, хотя, тема извечной борьбы добра и зла не станет откровением для современного читателя, едва ли можно остаться безучастным к «размашистой» судьбе Медарда, выписанной с таким тщанием, что в ней, как в бездонном колодце отражается вся двойственность человеческой природы, её крещендо и диминуэндо — немногие авторы отваживались заглянуть в такие бездны. Из этих же бездн роману передался и иррациональный страх, которому Гофман придал форму видений и одержимости и который страшен как раз своей близостью к человеку — он преследует читателя как тяжёлое, дурное сновидение.

Для глубокого, неторопливого чтения осенними вечерами сложно найти более подходящую книгу.

«Королевская невеста» — не самая знаменитая, но чудесная из сказок Эрнста Теодора Амадея Гофмана!

Живет такой себе милый старичок Дансуль фон Цабельтау — астролог, мудрец, немного маг. Имеет большой дом с башней и роскошный сад с огородом. Вечерами он поднимается на башню, надевает старинные одежды, странный колпак, фальшивую бороду, наблюдает за звездами, составляет гороскопы, варит снадобья.

Дансуль фон Цабельтау более всего обожает свою дочь милую Аннхен. Как-то Аннхен вырвала на огороде чудную большую морковь, на которую был надет перстень. Она неосторожно решила надеть перстень на палец (при этом её что-то укололо), и снять с пальца кольцо она не смогла.

И вскоре к дому прибывает король гномов Кордуаншпиц с роскошным почётом и сватается к Аннхен.

И не знала девушка, что выходит замуж за повелителя огородных овощей....

Это только зачин, но в сказке есть много занимательных, остроумных сцен.

Удивительно, что злых огородных кобольдов побеждает возлюбленный Аннхен, её верный Амандус с помощью магии слова — стихов.

Сказка очень интересная и оригинальная, предвещающая в будущем появление «Чиполлино» Джанни Родари и «Барвинка и Ромашки» Богдана Чалого. Так что и здесь Гофман выступил новатором.

В остросюжетной новелле «Счастье игрока» перед нами отлично созданная атмосфера игорного дома, глубокие характеристики героев, которым то сказочно везёт в игре, и они становятся богачами, то, наоборот, начинает фатально не везти...

И на фоне всех этих игровых эпизодов — людские судьбы, личные драмы, психологические мотивировки действий персонажей. Но всё же в этом рассказе ещё встречаются некоторые искусственные повороты, внезапные прозрения, характерные больше для романтизма, чем для психологической прозы.

Гофман очарователен своими нетривиальными сюжетами, тайнами, в которые он искусно затягивает читателя.

Можно сказать, что Э.Т.А.Гофман, немецкий романтик, стоял в самом начале зарождения жанра детектива или криминального (уголовного) романа. Он создал своё произведение в 1818 году. В повести «Мадемуазель де Скюдери» есть что-то от атмосферы «готического романа», поэтики ночных тайн, кровавых драм, призрачных незнакомцев, изломанных судеб. Но одновременно, Гофман заинтриговывает читателя чисто детективными ходами сюжета, предлагая окунуться в тайны жестоких преступлений в Париже. Задолго до Роберта Стивенсона, до его «Джекила и Хайда», Гофман демонстрирует двойственность человеческой природы: честный и бескорыстный в глазах окружающих ювелир, оказывается в конце концов жестоким убийцей и грабителем, водящим за нос полицейских и сыщиков. В повести есть уклон в психологию, автор пытается объяснить мотивы действий злодея — преступника.

Этот рассказ вызывает двойственные впечатления. С одной стороны это, несомненно, тонкий выпад в сторону критиков. Но... если копнуть глубже —

Великолепный рассказ, в котором Гофман с присущей ему простотой и яркостью персонажей, как и подобает истинному романтику, ставит духовные ценности превыше материальных, что особенно актуально в наше время. Браво, Мастер!

«Приключения в новогоднюю ночь»- сказка для взрослых, которая будет к месту именно в новогодние праздники, когда мы от вынужденного безделья все впадаем в легкую меланхолию, вспоминая прошедший год, а также думая о том, что Новый возможно мы встретили не там и не с теми. В то же время как не странно мы надеемся, что следующий год будет наш и всем пытаемся так или иначе об этом рассказать. И как раз в этот временной период мы можем оказаться в ситуации, в которую попал главный герой данной сказки. Времена меняются, но люди остаются прежними, а следовательно и события происходящие с нами просто чуть-чуть видоизменяются.

Судите сами, в истории Гофмана главный герой в новогоднюю ночь оказывается на приеме, где встречает свою бывшую возлюбленную. Чувства его переполняют и он желает общения с ней, но девушка оказывается уже замужем и он в шоковом состоянии бросается прочь. Кто из нас хоть раз не оказывался в похожей ситуации? Ведь мы все в праздники ходим в гости и сами приглашаем гостей и зачастую случается так, что мы встречаем людей, о которых уже возможно забыли, но увидев их вновь, сердце наше может встрепенуться, и мы даже можем расстроиться и покинуть внезапно знакомую нам компанию и оказаться в совершенно неожиданном для нас месте. И т.к. в новогодние праздники рефлектируют все, то шанс оказаться в обществе незнакомцев, которые ищут свободную «жилетку» достаточно велик. Так и у Гофмана, главный герой, бродя по улице оказывается в погребке в обществе незнакомцев, один из которых, как выясняется, потерял свою тень, а другой свое отражение в зеркале. И вот здесь начинается сказка...

Ну и, как водится, в каждой сказке есть своя мораль и мораль истории Гофмана для меня оказалась в том, что отдаваясь страсти, мы можем потерять многое, даже себя и ничего взамен не получить. И даже горький опыт не будет этому достойной компенсацией.

В общем желаю всем приятного чтения.

Эта сказка — урок для добросердечных. Досточтимая фрейлейн, давшая увлечь себя прирожденной доброте, одарила неразумного. Незаслуженные блага портят, поэтому маленький Цахес и стал таким негодяем.

Зловещий карлик, Циннобер, заколдованый и умевший наводить на людей порчу — счастливчик. Мне больше жаль сына пастора пригожего, золотокудрого трехлетнего мальчугана, о чьей горькой судьбе мы можем только догадываться.

Понравилось описание того, как причудливо чистейшая, сокровеннейшая любовь принимает во внешней жизни несколько шутовское обличье.

И запомнились слова Бальтазара: «ты, словно одержимый, гоняешься за мной по пятам и часто лишаешь меня наслаждений, о которых не имеешь никакого понятия».

Сказочен дом доктора Альпануса. Износившиеся талисманы каменного пола, чудесное зеркало, лягушки-садовники, карета, волшебный лорнет…

Для сказки здесь много философских отступлений. Например, о просвещении в государстве.

Также автор высмеивает «просветителей»:

И, читая сказку Гофмана, соглашаешься с ним: У каждого своя доля. Ни для человека, ни для целой страны не может приключиться ничего худшего, как не существовать вовсе.

И хочется повторить за Бальтазаром: Я сам – чудо! Волшебник-микрокосмос хозяйничает во мне!

История безумия не как постоянного состояния, а в описании человека, додумывающего и переосмысливающего свою навязчивую цель. Везде увидев лишь символы и знаки и, набросив одеяние Песочного человека на того, кто может им показаться, герой опускается на дно болезни.

Глаза, закрытые под тяжестью песка, и двери в душу, но светящиеся тусклым болезненным Лунным светом. Красота искусственная и механическая, столь точная, сколь и мёртвая. Способность самому создавать себе противников и предметы любви. Лишь небольшие темы рассказа.

Произведение, написанное немного тяжеловесным прошлым стилем, но обладающее моралью на дальнейшие годы. Почти сон. Почти сказка. Появился Песочный человек и исчез.

Собственно, первый детектив в истории жанра. Не такой «правильный» и классический, как истории Эдгара По о сыщике Дюпене (потому что отсутствует этот самый сыщик), но, тем не менее, самый что ни на есть настоящий — с убийствами и их разоблачением. Повествование выстроено безупречно зловеще и затягивает читателя целиком, без остатка с самых первых страниц — от вас требуется лишь толика воображения и готовность погрузиться в ту удивительную эпоху. В отзыве под ником Charly убийца выдан с потрохами, поэтому если вы не читали еще эту повесть и не в курсе, кто же злодей, тотчас бросьте отзывы и возьмите в руки саму книжку, благо она небольшая. «Скюдери» — одно из эталонных произведений Гофмана, потому что в нем напрочь отсутствует претензия, которая сгубила множество талантов рангом ниже. «Скюдери» есть мистерия в кристально чистом виде. Если бы я был писателем, я учился бы по этому произведению мастерству создания интриги.

Хорошая книжка, написана занимательно, обильно, но в меру снабжена тайнами, двойниками, потусторонними присутствиями. Хороший слог, разъяснения и рассказы персонажей необходимой длины (чем она выгодно отличается от «Мельмота скитальца», которая очень многословна). А здесь легкий язык, логичная история, загадки, кровь, смерть.

Хороший роман мрачных тайн

Жутковато... Мне больше нравится другой Гофман. (Кстати, также как и другой Брэдбери — не тот, который пишет ужастики и снимает по ним сериал...)

Присутствует:

= много готики, настоящей, авторской

+ хороший язык, очень современный (или это уже перевод такой — под современного читателя)

Отсутствует:

- волшебство, а также герои похожие на Ансельма...

Сильный рассказ. Творческим людям, на мой взгляд, стоит с ним ознакомиться. На меня он произвел гнетущее впечатление.

Детские страхи способны принимать самые неожиданные формы. Особенно, если человек предрасположен к расстройствам психики. Что именно произошло с отцом Натаниэля, из рассказа до конца непонятно. На мой взгляд, он погиб в результате неудачного алхимического опыта. Гибель отца в восприятии ребенка наложилась на страх перед сказочным персонажем Песочником, с которым мальчик ассоциировал адвоката Коппелиуса. Психика ребенка была серьезно травмирована, но никто этого не заметил.

Уже взрослым Натаниэль встретил человека, внешне похожего на Коппелиуса. И это дало толчок к пробуждению детских страхов и развитию психического заболевания. Он жил в ожидании чего-то ужасного, и это ужасное случилось. Натаниэль влюбился в девушку, которая оказалась механической куклой. Ничего непоправимого не произошло, просто неудачная влюбленность, обман, разочарование. Но расшатанная психика героя выдержать этого не смогла, сумасшествие вырвалось наружу. Справиться с болезнью Натаниэль уже не смог.

В рассказе мастерски нагнетается пугающая таинственность. С одной стороны, ничего страшного не происходит. Ну занимался отец героя алхимией в компании Коппелиуса, ну создал профессор Спаланцани механическую девушку, практически неотличимую от живой. Ни то, ни другое герою не угрожает. Однако, угроза чувствуется, ведь мы смотрим на ситуацию глазами Натаниэля, а он переживает иррациональный страх перед сказочным персонажем, черты которого усматривает к конкретном человеке.

Натаниэль действительно лишился глаз, страх перед Песочником лишил его способности адекватно воспринимать реальность. Обидно, что прекрасная Олимпия оказалась куклой. Но сам факт существования такой достоверной куклы — это почти чудо, это как минимум любопытно. Герой же полностью парализован мистическими страхами, хотя никакого физического вреда ему никто не причинил. Профессор Спаланцани поступил неэтично, тестируя свое создание на Натаниэле. Но никаких целей причинить вред герою я в его действиях не увидела. Он просто хотел проверить, выдержит ли Олимпия экзамен на идентичность человеку, а Натаниэль оказался под рукой.

Кстати, Ладзаро Спалланцани — исторический персонаж. Он жил во второй половине восемнадцатого века, занимался исследованиями теории самозарождения жизни и сделал ряд открытий в области микробиологии. Говорящая фамилия этого героя позволяет предположить, что целью его опытов было «оживление» Олимпии. Но в тексте рассказа это напрямую нигде не сказано.

Увлеченность Натаниэля Олимпией раскрывает некоторые глубинные струнки зарождения человеческих симпатий. Клара критически относилась к литературным опытам любимого: некоторые вещи ей нравились, некоторые — нет. Последнее раздражало Натаниэля. Олимпия просто слушала, молча, без комментариев. В ее молчании Натаниэль видел понимание, сопереживание, некое родство душ. На самом же деле она просто молчала. Натаниэль придумал себе Олимпию, получил свой идеал. Клару придумать было нельзя, она ведь была, она выражала свои мысли и чувства и тем самым показывала, какая она есть. Живая девушка неизбежно разрушает идеал, существующий в голове у возлюбленного. Наверное, поэтому механические куклы так привлекательны. В этом плане «Песочный человек» Гофмана предвосхищает «Степфордских жен» Айры Левина.

Натаниэль не выдержал противостояния с болезнью. Профессор Спаланцани потерял свою Олимпию. Безумие и обман уступили место нормальной человеческой жизни, прекрасной в своей простоте и приземленности. Финал рассказа выглядит успокаивающим, но лишь на время, ведь Песочники и создатели имитаций человека никуда не делись, они всегда на страже и готовы поймать излишне впечатлительного человека в свои сети. И наши внутренние страхи работают на них.

Гоффманское безумство. Мир, где все не те, кем являются. Мир, который не возможно понять и герои, которых не возможно осмыслить. Легенда о любви, вытекающая в реальность и, вновь превратившаяся в сказку. Хотелось бы увидеть экранизацию в духе Тима Бёртона.

Я считаю, что Гофман в сто раз лучше, чем какой-то там Эдгар По, и «Песочный человек» — один из лучших его рассказов, если не лучший.

По — писатель для подростков. Я помню, в школе восхищался им, особенно как поэтом — прочел «Ворона», «Улялюм», «Аннабель-ли» и впервые понял, что есть действительно великая поэзия, а не «Шаганэ ты моя, Шаганэ». Рассказы тоже поразили. Но сейчас, став постарше, перечел их и понял, что меня уже не впечатляет.

ПРоблема в том, что По слишком техничен. Ясно видно, где он стремится вас поразить и как выстраивает сюжет. По этому пути пошли все авторы ужасов и триллеров, По сильнее всосался в культурный мейнстрим, чем Гофман, и неспроста. По — это техника, то, чему можно ОБУЧИТЬСЯ. Все и обучались.

Правда, По в своей стране был первым, а в Германии все-таки во времена Гофмана уже была культурная традиция.

Гофман не был автором техники, он был невероятным мистическим духовидцем. Он делает вещи, которые трудно постичь путем анализа. Он не стремится быть правдоподобным. Он пишет так, словно записывает кошмары «с листа», еще не проснувшись, в реальном времени. И при этом ощущение такое, будто все происходит на самом деле. Я сомневаюсь, что можно научиться писать «под Гофмана».

Помнится, Стефан Цвейг писал, что в стиле Гофмана поражает «эффект растроенной мелодии, когда все звуки рушатся в ужасающем хаосе. Кто прочел хоть один рассказ Гофмана, никогда не забудет этого эффекта». Типа того, что в рассказе лицо прекрасной девушки вдруг превращается в сморщенное лицо хихикающего злобного старика. Или какой-нибудь старик, казавшийся серьезным, совершенно с бухты-барахты начинает скакать на одной ножке, противным визгливым голосом выкрикивая бессмыслицу, что-то вроде: «Ах ты, дьявольская куколка! Черти на твоем пиру! Глаза светятся! Тра-ля-ля!»

Может, я излишне впечатлителен, но на меня подобные вещи действуют так, что я не могу отойти дня три. Гофман умел писать в обход сознания, как бы напрямую из подсознания. По стремится объяснить ужас, пропустить необъяснимое через фильтр сознания, он сам не верит в то, что пишет. Он пишет как взрослый.

Гофман имел способность видеть глазами ребенка — одинокого, нелюбимого, испуганного ребенка, тонкого и ранимого, страдающего от душевной черствости всех этих юристов, буржуа и т.д. Отсюда все эти кошмарные метаморфозы, эти Щелкунчики и механические куклы, эти вечные сладости, пирожные и торты, которые постоянно упоминаются в его произведениях и странным образом усиливают эффект ужаса. От этих тортов и пирожных веет мраком и холодом. Все какое-то фальшивое, приторное, бездушное, за всем прячется фантастический мир ужаса. В мире Гофмана все течет, все сверхдинамично, как на картинах Дали.

В «Песочном человеке» маленького мальчика мать запугала рассказами об «ужасном Песочном Человеке, который крадет непослушных детей и уносит их на обратную сторону Луны». Кстати, я прекрасно помню, как меня в детстве бабушка пугала чем-то в таком духе. Короче, мальчик вырос, но детские страхи остались в нем. Ему кажется, что друг его отца — это воплощенный Песочный человек.

Юноша влюбляется в бездушную механическую куклу, которая «умеет танцевать, приседать и улыбаться», и ничем не отличается от других светских фройляйн (довольно тонкий намек!). Куклу эту изобретает Песочный человек. Но беда в том, что никто, кроме главного героя, на видит, что это механическая кукла! Его называют сумасшедшим, даже девушка, которая по-настоящему его любит, и ГГ сам начинает так о себе думать. И бросается вниз с балкона.

Рассказ потрясающий, и его можно смело включать в любой сборник самых страшных рассказов всех времен.

PC. Кстати, в России Гофман всегда был популярнее, чем у себя на Родине. И недавно я узнал, что оказывается, Гофман жил в Кенигсберге, то есть в нынешнем Калининграде, и его могила находится на территории РФ!

Короче, читайте Гофмана — великого русского писателя! Шучу. Надо будет съездить цветы ему положить.

Сказки Гофмана поистине удивительны. Это веселье, это пир, в котором принимаешь участие, это правда и неправда, мир, в который уносишься и забываешь про настоящий. Ну с кем не бывало? Прелесть в том, что в этих сказках правда и конечная цель не превращаются в утопическую затею. У него нет принцев, которые по доброте душевной спасают наивных бедняжек от деспотов, и нет тех розовых тонов, которые даже в минуты печальнейшей участи главных героев помогают им до исступления верить в светлое будущее, обещанное судьбой за тяжёлые испытания. В этом вся соль сказок, поэтому я бы даже и не назвал гофманские новеллы сказками, не будь они такими расчудесными. Автор постоянно обращается к читателю, и чувство того, что он искренне делится с читателем своим миром, всё усиливается.

В сказках весьма часто встречаются драконы, так что, раз их нет у Гофмана, они будут у меня; к тому же профессия убийцы драконов более романтична, нежели бочарное дело, поэтому я позволю себе на время такую замену! У весьма достойного охотника на драконов, Мартина, была дочурка. Будь он королём, она была бы принцессой, но почёт к охотнику, его гордость за своё ремесло, одно хитроумное предсказание и так возносили дочь на громадные высоты, которых не достигнет простой смертный, не являясь охотником. Сватались даже сыновья знатных господ, но и те получали от ворот поворот. Вскорости к нему на службу поступили два начинающих охотника, заронившие каплю света в душу Мартина. И ремесло его утратило былые краски и радости и преобразилось новыми. Завершил эту перемену третий охотник, вскоре изгнанный мастером. Мартин ощутил всё величие своей работёнки и теперь ещё больше жаждал увидеть в женихах своей дочери одного из своих преемников.

Время движется вперёд, и выбор неминуем. Строка за строкой мы подходим к окончанию рассказа, а Гофман так и не признаётся, кому достанется награда и останется ли хоть один счастливец в этой истории? Столкновение любви и дружбы особенно благоприятно для трагического окончания, вкус которого уже ощущаешь в растревоженном сердце. Романтические бредни лезут в голову, но не могут достойно завершить историю. Конец, безусловно, предсказуем, но всё же несколько иной. Как обычно, сказка ведёт к идеальному окончанию, причём дальнейшее развитие событий утрачивает всякий смысл, поскольку кульминационный момент эти события не превзойдут и страдать дальше не зачем, надеяться не на что — все счастливы. Гофман же не обещает сделать эту историю центральной в жизни наших героев. Это время — всего лишь достойный период в их жизни, но никак не окончательный!

Ха-ха! Рекомендую прекрасной половине нашего общества в качестве противоядия от болтливости и как инструкцию о том, как вести себя с мужчиной, чтобы выйти за него замуж. Это я про Олимпию и про умение молча слушать.

А, если серйозно, то рассказ интересный и поучительный. Если не считать чрезмерной высперенности слога, и увлечения автора сентиментальными описаниями. Да ещё эти письма в начале тоску наводят. Терпение тех, кто выдержит их, со второй половины будет вознаграждено.

Для любителей чистой мистики, без элементов хоррора.

О, сказка из сказок, о, превосходнейшая и первейшая из них! Вечная, незабываемая, непреходящая. О, лучшая из сказок Гофмана, лучшего в мире сказочника!

Можно писать о невероятной фантазии Гофмана, об его уникальном чувстве волшебства, о прекрасном языке и выразительных образах. О тонком и хитром введении бытовых деталей, так ловко подчеркивающих чудесное, оттеняющих его. О чувстве юмора, о чувстве прекрасного, о чувстве поэзии и музыки. Но все это будет впустую, если...

если вы хоть на секунду можете усомниться в том, что все, написанное в сказке — чистая правда! Если тот простой и очевидный факт, что живехонький и здоровехонький Антон ван Левенгук был «около ста лет тому назад похоронен в Дельфте» вызывает у вас хотя бы легкий намек на некое недоумение — Гофман не ваш писатель!

По началу роман казался плагиатом «Монаха» Льюиса, однако, где-то на 1/4 — 1/3 текста пошли новые идеи и события. В целом, довольно неплохой роман, но явно слабее «Монаха» , местами события нагромождаются друг на друга в таком темпе, что сложно уследить за нитью повествования, когда идет текст из дневника художника, то и совсем не реально построить в голове логическую цепочку событий из-за огромнейшего числа имен.

Подчеркну год написания повести — 1822.

А теперь, скажите мне, почему считается, что городское фэнтези оформилось только в конце 20 века? Вот перед нами отличный образчик жанра, написанный в начале 19-го!

Действительно, обычный город, обычные люди... Ну разве что главный герой Перегринус Тис — не совсем обычен, очень уж он обстоятелен и при этом застенчив — он и говорить-то в детстве начал только тогда, когда убедился в богатстве своего словарного запаса. Это могла бы быть поучительная рождественская история, но нет — Гофман предупреждает, что не будет долго и обстоятельно вводить читателя в курс дела и всё разжевывать и он держит слово: с первых же страниц огорошивает читателя странной сценой, а потом — бац! — влюбленные чертополохи, пиявки, блохи, принцессы, ученые с чудодейственными микроскопическими стеклами и, конечно, сам король Секакис из Фамагусты. Повествование феерично настолько, что иногда кажется, будто пропустил несколько страниц, или что они утрачены. Пролистываешь книгу — нет, всё на месте, всё прочитано.

Предположу, что для своего времени повесть была довольно-таки авангардной, если не авангардистской. К сожалению, кое-что из реалий начала 19 века, понятных читателю того времени, нам не говорит ничего. Много ли вам поведает имя Алины, королевы Голконды? А тогда это было широко известное произведение маркиза де Буфле.

Я бы оценил книгу на десятку, если бы прочитал ее вовремя, где-то в отрочестве или юности, когда еще интересны сказки, но в то же время уже серьезно волнуют вопросы любви и влюбленности. Увы, четверть века назад я Гофмана не читал, а сейчас довольно циничного меня образца 21 века подобная история уже мало трогает. Да что там — я уже одолел «Осиную фабрику» и «Тринадцатую сказку»! Прости, Эрнст Теодор Амадей, восемь баллов.

Рассказ о любви и дружбе, о чувствах и вере в себя и, конечно, о искусстве. Читать Гофмана одно удовольствие, в центре его произведений почти всегда стоит личность творческая, мечтательная и чувственная. Это настоящий романтизм, а Гофман один из лучших представителей этого замечательного явления в литературе.

Германия средних веков. Граф собирает лучших мейстерзингеров (хотя должны быть миннезингеры), для услады себя и двора, создания творческой атмосферы в своем феоде. В рассказе действуют реальные певцы средних веков. Вальтер фон дер Фогельвейде, Вольфрам фон Эшенбах (автор таких замечательных произведений, как Парцифаль и Титурель), Генрих фон Офтердинген. Двое последних являются главными героями. Их конфликт и положил основу рассказа. Они любят и любят одну. Но первопричина ссоры не любовь, а стремление к совершенству. Генрих фон Офтердинген, сначала не может выразить причин своей апатии, ссылаясь на любовь. На самом деле он не может найти свой идеал. Приняв Матильду за таковой, он стремиться к ней, но находит конкурента в друге. Тогда Генрих хочет поразить любимую любым способом, и он идет на сделку с дьяволом. Да, да, здесь есть фаустовские черты. Только здесь Гофман рассуждает на тему другой стороны искусства. Когда оно выходит за общие рамки, когда это что-то новое и необычное, но сделанное не душой, а стремлением к славе. Это темное стремление. Нет ничего плохого в новаторстве, но это должен быть пережитый опыт. Когда душа не может находиться в клетке устоев, когда мечта парит над разумом. Генрих хотел иного. Хорошо, что его друг и соперник, Вольфрам фон Эшенбах нашел чем разрушить колдовство. Он своим искренним пением преподнес урок и Генриху и другим.

Рассказ в полной мере передает дух Гофмана. История любви здесь выходит на второй план и служит хорошим завершением. Главное это искусство.

Рассказ в каких-то моментах напомнил сказку Бажова «Хозяйка медной горы». Возможно, Павел Петрович что-то заимствовал у Гофмана или они оба вдохновились одной темой. В любом случаи это сугубо субъективные ощущения и у вас их может не быть.

Юноша, запутавшейся и разочаровавшейся в жизни, лишившись всех родных и близких, решает бросить ремесло моряка. К этому его агитирует весьма странный, пожилой рудокоп. И вот, загоревшись желанием, он идет на рудник, где любовь придает ему сил в новом начинании. Все вроде бы хорошо и мечта близко, но подземная царица завладела юношей, и он стал ее каменной слугой.

В поисках лучшего (в данном случаи лучшее — руда и драгоценные камни) и с талантом, данным ему царицей, герой с фанатизмом преследовал идею найти лучшей материал. Тот камень, что он обещал принести невесте на их свадьбу, является его целью, его идеалом, но следуя за ним, герой погиб. Жалко, жалко мне бедного юношу. Сирота, потерявший смысл в мореплавании вместе со смертью матери (ведь он мечтал привести ей товары из иноземных стран), привлеченный на рудник с целью перемен, работавший ради любви и умерший из-за наваждения. Что за судьба!

Не менее печальна жизнь его невесты Уллы. Этот ежегодный ритуал надежды, встреча с любимым и их общий конец не оставляет равнодушным.

Грустный и мрачный рассказ с мистикой о любви и горе.

Как и в рассказе «Фермата» Гофман повествует о впечатлении или образе, оказавшемся настолько сильным, что человек, сначала невольно, но затем осознанно начинает вызывать эту память и следовать за ней, неизбежно сравнивая новое через призму того, полюбившегося образа. Иными словами это идеал. Он может быть разным, но суть остается неизменной. Поразившая тебя картина, человек, произведение и так далее, оставляют свой след, и ты сравниваешь новое с любимым.

В рассказе герой решает избежать жизни размеренной и упорядоченной и стать художником. Но он еще не нашел свой идеал в жизни. Невесту свою юноша явно не любит и в душе его полная сумятица. Но вот случай сводит его со странным стариком и его ребенком. Тут среди картин безумного старого художника герой находит изображение прекрасной девушки и влюбляется в картину. Вот тут-то его влечение к живописи и расцветает, а та нарисованная девушка становится его вдохновением. Он ищет ее, находит, но теряет. Наступают поиски, он даже встречает, так сказать, репродукцию своей вдохновительницы, но понимает что это не она, не его муза. В конце рассказа герой, тщетно ища далеко, хотя все было под рукой, понимает, что его муза, его идеал, просто женщина. Он быстро оставляет в себе только образ девушки в картине, отрешаясь от прочего.

Гофман показал поиски мечты, но не всегда она, осуществившись, так прекрасна, как фантазия о ней. Мечтать иногда бывает приятнее.

Множество восторженных слов вызвал у меня этот рассказ. История встречи трех друзей, их фантазия и влюбчивость чудесным образом переплелись с юмором, глубиной и какой-то легкой, как пух манерой изложения. Влюбиться в одну и ту же девушку, причем с первого взгляда, найти в своей любви собственный смысл, могли только очень чувственные натуры. Александру повезло больше, да и по характеру он более всего подходит Полине. Мечтатель Северин, с его крайне сильным восприятием сущего, показался девушке смешным, а Марцелл сам охладел к даме, как к свободной, а значит не интересной, тем более его живой характер казался Полине несерьезным. Александр, получив наследство, смог всецело окунуться в размеренный поток жизни состоявшегося человека. Как мне показалось, ему Полина понравилась меньше всего, но именно он стал ее мужем. Тут сыграл и его рациональный характер и натура самой девушки.

В рассказе много смешного, по-хорошему смешного, есть яркие образы, хоть и по объему произведение невелико. Есть и трагические моменты, как история несчастной любви тетушки и судьба ученого, соседа Марцелла. Однако Гофману удалось удивительно точно сложить все детали, юмор и драму в одну цельную конструкцию. Результат получился замечательным и, как всегда у немца, качественным. Рекомендую настоятельно.

Аллегорический рассказ, о споре или, скорее, обсуждении роли либреттиста и композитора. Начатый как обмен субъективными мнениями, диалог вскоре перерастает в суждение о творце как таковом. Видны в главном герое, как и в некоторых иных рассказах, черты самого Гофмана. Вся речь двух друзей пронизана эмоциональной линией, написать которую мог только человек, искренний в своих мыслях, верящий в свои слова. Истинный последователь завета Серапиона.

Начало рассказа приходится на войну, битву, гремящую вокруг, но это сражение в душе Людвига, его терзания. Верно сказано, каждый проходит такой отрезок в жизни, когда твой труд становится не нужен, твои взгляды рушатся, а верные казалось друзья предают. Выйти из этого, пережить и суметь примериться — вот что необходимо. Пройдя это, ты станешь крепче, сильнее. Вот он финальный диалог о буре и опыте между Людвигом и Фердинандом, замечательно поданный автором.

Хоть рассказ и короткий и статичный, он широк по охвату взглядов и интересен с точки зрения изучения взглядов Гофмана. Мне понравилось, собственно, как всегда.

Трогательная история о жизни одинокого человека. В повествовании включен элемент неизвестного, так любимый Гофманом. Только тут не будет магии и колдовства, разве что волшебство таланта автора.

Странноватый и выделяющийся из толпы советник Креспель образ трагический. Он все-таки неординарный, я бы даже сказал гениальный человек. Его поведение лишено филистерства, он, в каком-то роде, нонконформист, не обращающий внимание на общественное мнение. Меж тем он человек приветливый, интересный в общении и добрый. Бросив жену, да еще в положении, он поступил плохо. Нежелание жить с Анджелой, мириться с ее вздорным нравом, никоим образом не должно было отразиться на ребенке. Возможно, будь отец рядом, он сумел бы намного раньше определить патологию дочери. В итоге, получив долгожданный покой, он лишился его, отказавшись также, от любимого дела из-за тяжести воспоминаний.

Дочь Креспеля Антония расплатилась за свой невероятный дар страшной ценой. Можно ли жить скрывая такой голос, даже перед страхом смерти? Гофман говорит, что цена искусства и творца оного высока, а порой и непомерна. За все нужно платить и Антония, наделенная выдающимся голосом, не успела показать его и осчастливить людей, не успела сама обрести счастье. Я думаю так быть не должно. Это не справедливо.

Гофман порадовал очередным своим произведением. Всегда с невероятным желанием я читаю его произведения, читаю и радуюсь, грушу, переживаю, воображаю, одним словом живу вместе с образами автора.

Рассказ небольшой и не такой яркий, как можно было ожидать. Бесспорно, интересен образ мыслей отшельника, его неуклонная позиция и вера в свою роль мученика. И ведь своими витиеватыми и парадоксальными доводами вводит в заблуждение и заставляет прислушаться к себе. Интересен сам нестандартный, выходящий за привычные рамки образ мыслей.

Роль главного героя тут скорее назидательна. Не пытайся применить свои дилетантские знания там, где потерпели неудачу профессионалы. Посыл у героя был, конечно, хороший, но он был неопытен и обладал знаниями только из книг.

Конец закономерен. Жив в тиши в своем мире, Серапион и умер незаметно. Зато он был счастлив.

Встреча старых друзей, спустя двенадцать лет, была начата хорошим рассказом. В нем не хватало движения и, как мне показалась, он был коротковат. Но все равно это интересная и занимательная история.

В Берлине снова происходят чудеса, которые неразрывно связаны с повседневной жизнью. Приемом «реалистичной фантазии», двойственности и выверенной сатиры Гофман мастерски пользуется и в этой повести.

Сюжет интересен и обещает много примечательных ситуаций, а волшебство или, если хотите колдовство, делает развязки совершенно удивительными. В повести есть, как и в других произведениях Гофмана романтик, ученик не опытный, но горячий в своих взглядах, и учитель узнавший жизнь, с опытом (в данном случаи прямо таки с колоссальным) подсказывающий и оберегающий неопытного ученика. Также автор добавил противоположную пару, не в смысле их ролей, а в нравственном отношении. Манассия и Беньямин тоже патрон и подчиненный, но только это не верный наставник и послушный, простой юноша, как первая пара, а злой старик и избалованный богач. И самый интересный персонаж — Тусман. У него, на первый взгляд, нет, да и не должно быть наставника. Он уже сам в годах, имеет вес в обществе и устоявшиеся взгляды. Но, на деле ему, более всех необходим руководитель. В роли оного выступает и отец невесты, который сам и надоумил Тусмана жениться, и Леонгард. Последний является причиной крушения и взлета в душе правителя канцелярии. Все эти персонажи в конце получили свое, возможно навязанное счастье. Почему навязанное? Но ведь их буквально толкнули к слабостям их натуры, приманили прикрасами. Возможно, они лишились главного счастья в жизни. Ведь брак мог изменить их. А счастливец Эдмунд, так мечтавший о браке, вскоре позабыл свою невесту. Художники влюбляются, но не женятся.

Честно, в каких-то деталях узнал себя в Тусмане. Было даже стыдно. Его образ прямо-таки изобилует шутками над общественным строем. Одежда, манеры (жить по расписанию) но главное — его педантичность. Он отчаянно просит называть его не иначе как правителем канцелярии и сам беспрестанно, для обращения, ищет звания и чины. Он до того привык к официальности, что и к другу ни в коем случаи не может обращаться просто по имени, собственно как и он к нему. Его тяга к новым знаниям переходит разумные пределы. Все вопросы он ищет в книгах и не найдя ответ в одной, берется искать в другой. Он начитан и умен, но не всегда может применить знания на практике. Очень яркий образ.

Не буду углубляться в других персонажей, только скажу, что они не менее интересны и открыты к вашему воображению. Присутствие магии делает повесть немного таинственной и выводит из простых житейских рамок. Те, кто любит Гофмана ее уже наверняка читали, те же, кто не знаком с творчеством прославленного немца, познакомитесь, не пожалеете.

Для меня это самая новогодняя, таинственная, волшебная сказка. Дух праздника так и витает на страницах книги. (Как и в музыке Петра Ильича.) Вот он, пример добра, добра всепобеждающего, бескорыстного и чистого.

Несомненно, писалась сказка для детей, но Гофман держал в уме и старшее поколение. Сказочные ситуации написаны с четой логикой и не вызывают замешательства, а битва Щелкунчика и мышиного короля описана как одна из баталий Наполеоновских Войн, с элементами нарочито сглаженных деталей, конечно. Наверное, эта открытая и понятная структура сказки и то, что многие люди сохранили светлые воспоминания о детстве, способствовали интересу к произведению не только у детей. Ну а для последних тут настоящий пир. И всевозможные сладости, подарки, прекрасная елка, принцы и принцессы, есть даже сказочная страна со своей столицей. Детское воображение способно обыграть это в поистине удивительный мир. Да и вообще все те, кто хочет и стремится увидеть прикрасы этой сказки, кто обладает воображением, те будут щедро вознаграждены.

Гофман старался написать не сколько сказку для детишек, сколько описать и помочь заново пережить время детства. Детство — самое замечательная пора и время чистой радости. Ожидание чуда, радости от подарков под Новый Год, таинственность и чудеса, ожившие перед твоими глазами, все это оживает у читателя перед глазами, все это рисует автор.

Недаром Петр Ильич Чайковский выбрал именно эту сказку и написал к ней эту неземную музыку. Тут сошлись два таланта, две величины, результатом чего стал известнейший балет.

Великолепная сказка на все времена!

Смелая, неудержимая фантазия Гофмана и в, казалось бы, обыденных житейских делах, нашла для себя вдохновение. Собственно, я еще не встретил произведений сказочного немца, которые не прочитал бы запоем. Слог — отменен, фантазия – безгранична, но между тем абсолютно понятна, только мастер мог писать о вымышленном как о сущем.

В самом произведении, как и в «Золотом горшке» фигурируют стихийные духи. И один из них, да не кто бы то ни было, а сам король овощей, двух футовый гном с длинным носом, не сказать что красавец, но милый, выбрал себе в королевы деревенскую девушку Анну. Выбор пал не случайно, ведь фрейлейн просто души не чает в своем огороде, ухаживает и содержит его в порядке с младых лет. Все бы хорошо и молодая невеста уже смирилась с мыслью стать королевой овощей, ездить в роскошной карете, повелевать, да и вообще выполнять все хлопоты государыни, но тут выясняется, что его величество, но деле является мерзким гномом низшего ранга (то бишь овощей), живущем в тине и грязи, и желает превратить свою избранницу в себе подобную. Анне, как девушке доверчивой, простоватой и ничего не смыслящей в духах, помогает ее отец, любитель мистики и знаток высших созданий. Сам Господин Дапсуль, отец бедной девушки, изображен Гофманов с иронией, даже самоиронией, ведь и сам автор и его друзья увлекались мистицизмом. Взять хотя бы первую сцену на башне, где Анна увидела своего отца в костюме звездочета. Также у молодой девушки есть жених, поэт, пишущий, по его мнению, бессмертные творения, на деле же рифмующуюся бессмыслицу. Он студент и учится в городе, поэтому они почти все произведение общаются через письма, в которые молодой поэт вставляет свои “шедевры”. Но даже самые ужасные вещи могут послужить впрок. Так и случилось. Стихи молодого студента, который изменил Анне и оставил ее гному, произвели такое воздействие на короля овощей, что тот незамедлительно ретировался, бросив невесту. Вот она сила слова! В конце концов все сталось хорошо, фрейлейн Анна в прямом смысле вправила мозги своему жениху, он перестал писать вздор и они поженились.

Вот она сказка, со счастливым концом, даже не с принцем а с королем. А внутри этой истории красочные образы, реалии и вымысел, ирония и правда. Замечательно и Браво!

И снова Гофман показал свое мастерство во всей красе! Ну, право слово его творчество это уникальное явление в немецком романтизме. Талантливый и многогранный человек.

Теперь о самой сказке. Бесспорно образ Цахеса-Циннобера вечный. Но стоит обратить внимания, что все произведение это одна большая ирония с элементами гротеска. Гофман с замечательным, выверенным юмором показывает маленькую страну, так похожую на одно из германских княжеств его времени. Князья, филистеры-помещики, министры и ученые, студенты и слуги, даже, в каком-то роде магия, все стало объектом Гофмановской сатиры. Но венцом всего стал малыш Цахес. Мне, да не покажется это странным, стало его жаль. Возможно, это всего лишь глупый романтизм, но на протяжении чтения я переживал именно за Циннобера. Конечно, дар, данный ему фрейлейн Розеншен, данный от чистого сердца, не только не помог, он предопределил развитие его внутреннего уродства. Цахес груб, невежественен и горделив, он принимает похвалы за чужие заслуги как нечто должное, нисколько не стыдясь, даже не задумываясь о чувствах других. Но вместе с тем он тоже ищет любви, ласки, понимания. А если бы он был чистейшим внутри, но таким же страшным внешне, общество приняло бы его? Смог бы он жить, как и все? Не думаю. Вот если бы наоборот, сам красавец, а в душе альраун… Но это уже другая история. Невежество пересиливает, и министр Циннобер погибает совсем не геройской смертью. Я, в глубине души, ждал что он изменится, поменяется внутренне, но трагический финал жизни этого маленького и слабого человека был необходим Гофману для завершения задуманного им образа. И это был единственно верный конец.

Решив не заканчивать сказку в мрачных тонах, автор рассказывает о свадьбе Бальтазара и Кандиды. Тут есть некая параллель с «Золотым горшком». Но если там Ансельм, схожий по натуре с Бальтазаром, нашел идеал поэта, мечтателя, то тут герой получил вполне обычное, мещанское счастье, пусть и с оттенком волшебства.

Подводя итог, скажу, что эта сказка замечательный пример, продуманной, интересной, искрометной иронии. Образ Циннобера, “просвещение”, ценности среднего класса и многое другое, всегда будут такими, как они есть. Если, конечно, мы не посмотрим на мир через специальную лорнетку.

Как же мастерски Гофман персонифицирует сказку на реальную жизнь. Все то необычное что случилось со студентом Ансельмом , та самая сказка, происходит неотрывно от повседневной жизни. Дрезден с его улицами и домами, праздниками и буднями, прохожими это обычный город, каких тысячи, но именно в нем живет волшебство. Оно, открывается не каждому, только мечтательные натуры могут верить в чудо. Но эта вера создает чудеса.

Но подождите, ведь нам не интересна вся эта болтовня о ведьмах и феях, вся несуразица о волшебных странах и прочее. Мы, в скепсисе жизни, привыкли к обыденном и не хотим, или боимся перемен, не умеем мечтать. Что нам дадут пустые фантазии? Они не материальны, это просто трата времени. Пусть так, но, согласитесь, сам процесс построения мечты восхитителен. Это время, когда ты улетаешь, возносишься далеко-далеко, в свой мир. Но эта фантазия может выродится в нечто большее. У Гофмана получилась эта сказка.

Верьте, верьте и полюбите. Тогда надеюсь и вы сможете вырастить свой ослепительный цветок, в золотом горшке и увидите мир несколько иначе.

А я, по примеру автора, отлучусь в Атлантиду.

Вот не нужно детей пугать всякими Бармалеями, Песочниками и иже с ними. Детская психика неустойчива и податлива, что наглядно показал Гофман в своем произведении. Молодого Натанаэля постоянно преследовала его фобия, и только он начинал забываться, как злой рок в лице Коппелиуса, разил с новой, жестокой силой.

Оригинальное начало, в эпистолярной форме, раскрывает характеры трех действующих лиц. Натаниэль с ранимым и неустойчивым, творческим характером. Клара, вдумчивая, с виду прозаичная, но в душе замечательная и любящая женщина, о чем говорит сцена с метафорой на ее глаза. Лотар рассудительный и любящий брат. Вроде бы у Натанаэля все хорошо, его ждет любимая, они помолвлены, но призрак из прошлого снова пошатнул неспокойную душу юноши. Тут и изменение в его поведении (мрачные стихи), отдаление от Клары. Случай с дуэлью отрезвил его, но опять появился Коппелиус-Копполо с подзорной трубой.

«Любовь к кукле» к существу с блестящей оберткой, но с пустотой внутри, замечательная аллегория Гофмана. Если бы у Натанаэля не «украли глаза», возможно, он бы не влюбился в Олимпию, но мне кажется, его блуждающая душа, все равно бы искусилась на эту прекрасную картинку. Таков его нрав, нрав ищущий, но не находящий.

Конец хоть и трагичен, но закономерен. Злой рок настиг Натанаэля. Здесь, опять же, присутствует подзорная труба Песочника. Что же юноша все-таки потерял глаза, вместе с жизнью. Маленький пассаж про Клару и ее личное счастье разбавляет жалость и печаль за Натанаэля, маленькой радостью.

Это не сказка, это личная, психологическая драма, написанная невероятно красивым и свежа дышащим слогом. Обороты и эпитеты запоминаются, картины яркие и сочные, полные жизненных красок. Остается только поаплодировать Гофману за его талант.

Никогда раньше не читал, да как-то и не стремился читать, литературу подобного рода. А тут Гофман (пускай и не доказано) и порнографический роман — необычно и интересно — что, как и почему? Именно такое определение, ни фривольный, ни эротический. Тот случай, когда обложка соответствует наполнению книги.

Назвать романом это небольшое произведение трудновато. Есть ряд историй, которые связаны рассказчиком и заодно участницей, монахиней Моникой. Итак попробуем ответить на вопрос «что это?». Порнография, чистой воды, которую осмелевшие издатели начали широко печатать лет около 50 назад. Тут до это истории еще очень далеко. Возникает вопрос — для кого эта книга? Тогда порнография не была столь доступной (цена на книгу, плюс умение читать), а соответственно для обеспеченных немецких бюргеров и знати. Но зачем это Гофману? Это упражнение в неприличных стилях и одновременно — пародийный набор штампов из всей европейской литературы рубежа XVIII и XIX веков? Сдается мне что где-то здесь кроется коварство издателей, которые наживаются на интересе человека к порочному. Ведь о принадлежности романа перу Гофмана начали говорить лишь в корыстном 20 веке, в котором мы не раз слышали о «последней рукописи автора, найденой там-то...». И уж совсем буйная игра воображения позволяет рассматривать некоторым исследователям дилогию из этой книги и «Эликсира дьявола».

Вглядимся внимательнее и увидим небольшое примечание — Эротико-психическо-физическо-филантропический документ из секуляризированного монастыря Χ. в Г. Кстати, не совсем точный перевод. В оригинале удвоен физически-физический документ. Ну да ладно. Что-то понятно из этого названия? Отдельные слова — да, в целом — нет. Такова уж задумка издателя и пересмешника, создавшего сей труд.

Читать эту книгу залпом у Вас не получится, если вы конечно не запойный эротоман или извращенец, но в малых дозах опус вызывает улыбку, ибо писать о похабщине высоким штилем может не каждый (отдельный поклон переводчикам). Но интересное начинается дальше...

Тому, кому попадется книга в руке, настоятельно рекомендую роскошную пояснительную статья в конце книги от одного из переводчиков. Лично для меня после прочтения её книга предстала несколько в ином свете и даже возникло смутная тень, а может быть все-таки Гофман, «ай да сукин сын». А уж последние страницы статьи и вовсе ставят в тупик — а не передовые ли философские идеи сокрыты под порнографическим содержанием от недремлющей цензуры...

Вот и стою в раздумье с одной стороны — гадость, с другой стороны — философский трактат. В общем каждый читающий отыщет в книге свое...

Вот и истекают последние часы года, заканчивает наш шарик — Земля очередной оборот вокруг солнца. Ах, это обычное событие, ничем не примечательный день, таких в году 365/и раз в четыре года чуть больше/. Придумали когда-то этот день, чтобы была хоть какая-то точка отсчета. Но почему-то замирает в ожидании сердце: сейчас я зажмурю глаза, как в детстве прошепчу под бой курантов самое заветное свое желание, открою их с последним ударом, и волшебство произойдет!

Может мое желание перенесет меня в то чудесное время, в далекое детство, когда, изнывая от нетерпения, ждали этого дня, сулящего неожиданности и подарки. Чтобы снова выбирать с родителями новые игрушки, вдыхать запах мороза и свежей хвои, когда в доме появлялась зеленая красавица, спорить до хрипоты, куда поместить самую любимую блестящую фигурку. А затем любоваться всем вместе сверкающим огнями нарядом, закусывая восторг ароматными мандаринами под восхитительную музыку Чайковского.

Вот и добралась я в своем многословии до «Щелкунчика» — обязательного номера в новогодней программе далекого детства. С первого взгляда — сказка, как сказка. Про девочку Машу, мышиного короля и заколдованного принца. Но разве настоящие сказки бывает простыми? Вот и эта такая. Про силу и волшебство любви, способной творить настоящие чудеса: создавать прекрасное из ужасного, поражать в самое сердце Зло и помогает совершать настоящие подвиги. И если будешь крепко в это верить, то волшебные образы сказочной страны никогда тебя не оставят, какие бы трудности и невзгоды не ждали в жизни.

Вот такие они — драгоценные воспоминания детства. Я тут услышала, что сейчас все меньше людей наряжают елку, пусть даже и искусственную. Как это грустно — у все большего числа детей не будет этих маленьких бриллиантов памяти, и юные рационалисты не будут ждать чуда и загадывать заветного желания.

Но ведь есть еще несколько часов! И потому... «Я обращаюсь непосредственно к тебе, благосклонный читатель или слушатель, — Фриц, Теодор, Эрнст, всё равно, как бы тебя ни звали, — и прошу как можно живее вообразить себе рождественский стол, весь заставленный чудными пёстрыми подарками, которые ты получил в нынешнее рождество, тогда тебе нетрудно будет понять, что дети, обомлев от восторга, замерли на месте и смотрели на все сияющими глазами».

«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» — потрясающее произведение, которое по праву считается одним из лучших в творчестве Гофмана. Тому есть много причин. Хочется отметить язык этой повести: он очень образный и изящный (здесь, конечно, стоит отдать должное отличному переводу). Также внимание привлекает своеобразная сказочная «жутковатость»: сам Цахес на фоне волшебных существ, диковинных предметов, благородных юношей и обаятельных красавиц смотрится удивительно пугающим и безжалостным. Чудесный дар, полученный им от феи Розабельверде, отнюдь не сделал его добрее и лучше. Напротив, он способствовал дальнейшей деградации личности Цахеса, ведь он за очень небольшой промежуток времени сумел испортить жизнь стольким людям. Впрочем, последнее удается многим нашим современникам и без наличия такого дара...

Отдельного упоминания заслуживает описание волшебного мира и жизни фей. Такие невероятно яркие и правдоподобные при всей своей нереальности картины буквально предстают перед глазами.

У каждого это произведение рождает свои ассоциации, многие видят в нем удивительно разноплановые аллюзии. Это ли не показатель актуальности данной повести?

гений сарказма и романтики. Перечитываешь и задаешь себе вопрос — ну как ему удается это делать? Наш «соотечественник»: жил и творил в Калининграде (Кенигсберге). Литературные произведения свои воспринимал не очень всерьез, считал себя музыкантом, хотя как композитора мы его забыли. Некоторые исследователи

считают его самоубийцей. Мысль ужасная. Он влюбился в свою ученицу Юлиану Марк, она божественно пела. Ее выдали за слабоумного князя. Видимо, Гофман надеялся, что князь не сможет осуществить супружеские права, что брак останется «фиктивным». Но узнав, что Юлия ждет наследника, мог и руки на себя наложить.

Сказка ложь, да в ней намек... намек на современный шоу-бизнес. Продюсер с помощью волшебной долларовой палочки превращает жалкого уродца Крошку Цахеса в супер-мегазвезду Циннобера. А уж церемонии вручения всевозможных «зеленокрапчатых тигров с алмазными пуговицами» регулярно радуют нас на всех каналах, диапазонах и глянцевых страницах.

Хорошо или не плохо?

Много точных замечаний, наблюдений, сатиры и просто Гофмана...

Значит хорошо, но не отлично. Почему не отлично? Это произведение считается лучшим произведением Гофмана, а с этим трудно согласиться.

совершенно невозможно привыкнуть к дикой фантазии автора. что наиболее примечательно — четыре действующих лица плюс несколько второстепенных. место действия ограничено усадьбой. а какие грандиозные необыкновенные события!

и конечно язык — им невозможно не наслаждаться!

Больше всего впечатлил не бесподобный язык и стиль повествования, не яркие гротескные персонажи, не смелость воплощения фантазии, а небольшие социальные, философские и этические пассажи. их немного, но они придают этому великолепному произведению ту законченность и глубину, которыми невозможно не восхищаться.

полновесные 10 баллов. сказки Гофмана действительно очень многомерны и, что не менее важно, актуальны, и «Крошка Цахес» одна из лучших.

Зловещая история, мистическая драма и философская притча в одном произведении. Честно говоря, порою совершенно непонятна мотивация главного героя. Однако, как же это похоже на поведение очень и очень многих людей.

Поражает великолепные описания душевных настроений героев рассказа, насколько мастерски, красочно и точно автор передаёт их настроения.

Конечно, в Олимпии сразу признал куклу, однако до последнего думал, что она оживёт. Что ж, мораль такова, что с одержимостью надобно бороться, прислушиваться к друзьям и близким, а не идти на поводу сиюминутных настроений. И уж тем более не выстраивать вокруг них свою жизнь.

Это безумная сказка! Это безумный мир человеческого воображения, помноженный на энергетику чистых эмоций! Завораживающая, мистическая, волшебная история! Почему-то кажется, что предназначена сказка, отнюдь не детям, а именно взрослым (хотя бесспорно, для детей она шикарна!).

Не перестаю восхищаться манерным и изящным языком автора и загадочностью развития сюжета, несмотря на кажущуюся его очевидность!

Настоящая сказка!

вот наконец и добрался до загадочного Гофмана. уже было скачал аудивариант «Щелкунчика», как наткнулся у друзей на книжный вариант сборника произведений Эрнста Теодора Амадея. И был очарован! Автор витиеватым, вычурным, но отнюдь не скучным и напыщенным языком очень изящно повествует о невероятных событиях, происходящих вокруг и внутри героев. Да, поначалу думаешь, что «Золотой горшок» — сказка, но, несомненно, это больше чем сказка, в чём убеждаешься в самом конце.

Замечательно! Красиво! Волшебно!

Все хотят свободу выбора, но немногие умеют ею пользоваться. Свобода — это вообще явление относительное, она для каждого своя. Людям без должной силы воли, а значит легко подверженным влиянию, полная свобода чуть ли не противопоказана. Стоит их только отпустить на все четыре стороны, как ими начнут управлять более хитрые, которые всегда найдутся. Любое влияние пагубно, а что уж говорить о влиянии тёмных сил... Об этом лучше расскажет Гофман.

«Sanctus» — рассказ с множеством смыслов, если его читать внимательно. Взять хотя бы то, что сказанное в шутку проклятье действует с особенной силой. Надо всегда и везде быть внимательным и не привлекать своим легкомыслием искусителя.

В этот раз читателя ждёт хэппи-энд, означающий, что всё можно исправить к лучшему. На ошибках учатся. Умные — на чужих. В этом-то и польза этого рассказа.

С немецкой старательностью Гофман приучил себя к такому изображению человеческих фигур, чтобы в них толково изображались его мысли и это не казалось нудным. Много живости в духовных исканиях Бертольда, но не между светлыми и тёмными силами, а в поисках истинного призвания. Приятно было отвлечься от предыдущих двух нагнетающих рассказов «Ночных этюдов» и поразмышлять об искусстве.

История о художнике, написанная практически сразу после имевших место событий, автобиографична ровно настолько, насколько это возможно в художественном выражении. Нежелание привязывать описанные события к определённому месту спасает опять же от явной автобиогргафичности и объясняется тем, что такие истории могут приключиться с кем угодно.

Гофман так же, как и Бертольд, метался между разными жанрами живописи, но вторгшаяся армия Наполеона из-за революции и нехватки средств заставила его оставить жену с новорождённой дочерью. Позже он влюбился в свою ученицу, описанную в образе принцессы Анджелины Т., однако не взаимно. Это оказалось серьёзным ударом для Гофмана и для его alter ego — Бертольда — жизнь потеряла всякий смысл.

Может показаться, что Бертольд оставил жену с младенцем ради искусства, но всё дело в хаотичной революции и нехватке средств. Это вовсе не оправдывает его: в тяжёлые времена наоборот следует держаться вместе. Его раскаяние по этому поводу выражено во мнении профессора иезуитской коллегии Вальтера, что Бертольд «глупец и сумасшедший».

В детстве нашел в шкафу тоненькую книжечку для взрослых с отличными иллюстрациями. Это была сказка «Золотой горшок». Волшебное впечатление от героев и стиля автора осталось на всю жизнь, хотя не все понял. Кое-что обьяснил отец. В этой книге впервые встретился со страной названной- Атлантида. Впоследствии перечитывал сказку уже в зрелом возрасте.

Песочный человек — тот, кто бросает пыль в глаза, не даёт увидеть действительное. В сговоре с гениальным, но, как часто бывает, одновременно сумасшедшим профессором-алхимиком, песочный человек заставляет влюбиться молодого, излишне самоуверенного и любопытного студента в красивую, но бездушную куклу. Как это актуально для нашего времени! Примитивные люди-куклы повсюду и тёмные силы по-прежнему ведут счёт загипнотизированным внешностью женихам.

Примечательно, что главный злодей помимо того, что чёрный маг, ещё и адвокат. Дело в том, что и родной отец, разошедшийся с матерью, когда Гофману было 3 года, и его дядя, впоследствии взявший над ним опекунство, были адвокатами. Вероятно, детские воспоминания наложили отпечаток на отношение Гофмана к этой профессии.

Все мы знаем историю о змее-искусителе в Эдеме. Но и сатана помнит о ней и втирается в доверие, отклоняя дурное предчувствие. Автор призывает всегда быть начеку, но это не значит, что надо быть недоверчивым. Доверяй, но проверяй и всегда думай, прежде чем на радостях что-то пообежать, даже вскользь.

«Если Господь не даёт богатства, то грех к нему стремиться». Часто мы ассоциируем богатство со словом «хорошо». Конечно всегда нужно стремиться к хорошему, но не для всех богатство — это хорошо. Многие от него теряют рассудок и для многих оно пагубно. Людям не хватает не богатства, а силы духа. При сильном духе обретаются вечные ценности: честность, справедливость, взаимовыручка и стремишься уже к достатку, а не к богатству. Награда за эти достижения — любовь. И здесь лукавый уже бессилен.

Повесть с внушительным количеством поучительных подтекстов. Мораль их проста как два рубля, но если её не напоминать, она бесследно забудется.

Известный рок-музыкант Глеб Самойлов однажды признался, что Гофман в своё время перевернул его сознание и понимание окружающего мира в целом. «Полное собрание сочинений в двух томах» даёт читателю возможность в полной мере ощутить правдивость этих слов.

Так и хочется вопреки просьбе не искать примеры подлинных актёров, отвечающих критериям автора, объявить истинно комическим актёром Чарли Чаплина. Правда о нём сказано уже столько, что объявление это весьма запоздало... Но особый шик представляет собой повесть, если читать непредвзято, тут издатель подметил точно.

С одной стороны, «Необыкновенные страдания директора театра» — пособие для людей, неразрывно связанных с творчеством. С другой стороны, мы живём в такое время, когда из-за обилия фильмов, музыки, спектаклей, книг становится сложно провести грань между истинным и ложным. Поэтому эта повесть для всех, кто хочет разбираться в искусстве, для всех, кому это интересно.

Многие убеждения Гофмана насчёт талантливой, а то и гениальной сценической игры должны быть актуальными по-прежнему. Например, некоторые из них:

1) постановка (экранизация, спектакль) должна полностью соответствовать оригиналу. В нём нет ничего случайного, поверхностного, даже если так кажется на первый взгляд;

2) настоящим актёром надо родиться. Научиться можно приёмам, но не истинному таланту. Можно лишь усовершенствовать талант;

3) фантазия зрителя должна заменять декорации;

4) роль не может писаться под определённого актёра. Образ, если он талантливо создан писателем, олицетворяет весь мир;

5) полное отрицание, вернее забвение собственного «я», есть первое требование сценического искусства;

6) без ясного чувства недостижимого идеала нет художника;

7) лучше появляться на сцене редко, чем играть всё вподряд. К плохому привыкаешь быстрее;

8) чтобы сыграть католика, необходимо быть католиком;

19) всегда нужно оценивать игру в целом, а не отдельный момент. На первый взгляд в соблюдении этого правила нет ничего сложного, но это только на первый взгляд;

10) один и тот же актёр может играть разные, но схожие в чём-то одном роли, а одинаково блистать и в комических, и в драматических ролях ему невозможно.

Можно, конечно, сказать, что в каждом правиле есть исключения, но страшно даже задуматься, как часто эти исключения делаются неоправданно: либо по непрофессиональности, либо преследуя низкие цели. Поэтому по большому счёту Гофман прав, и для многих людей, так или иначе связанных с масс-медиа, эта повесть должна стать настольной книгой.

Интересная сказка, в которой персонажи отражаются как бы в двух зеркалах: романтическом и кривом. И явная насмешка над романтическими штампами. Несчастное обездоленное существо оказывается мерзким во всех отношениях маленьким чудовищем. Добрая фея от чистого сердца преподносит бедняге не творческие способности или материальные блага, но способность незаслуженно присваивать чужие доблести и достижения. Просвещенный правитель выглядит изнеженным и суетным верхоглядом. А сквозь умиление, с которым в романтической традиции положено изображать положительных персонажей, явственно сквозит ирония.

Жизнь не так проста, как принято у нас считать — усмехается за кадром автор.

Очередная гофмановская история со счастливым концом. На этот раз без мистификаций. Отчасти детектив, что доказывает и сюжетная линия, и бытовые зарисовки, хоть и не такие подробные, как у По, но все же. Интересен образ Кардильяка — ювелира от бога (вернее от дьявола:biggrin:), убийцы и отца прелестной Мадлон. И все это один человек, родившийся под несчастливой звездой, не сумевший противостоять голосам Сатаны! Голоса заставляют убивать (сколько уже раз я встречаю эти голоса в лит-ре...!). История с душевными истязаниями героинь и героев, которые преодолевают препятствия под покровительством любви. А чего же еще...:smile:

Хотя при столь почтенном возрасте вещь все еще неплохо читается, но время свое берет.. Все, что Гофман придумывал, может быть, первым, сегодня многократно повторено, усовершенствовано, развернуто и читается гораздо интереснее.

Что же осталось в этой новелле современному читателю — простенький сюжет с вполне традиционными на сегодня чудесами, тяжелый слог, да затертая от частого употребления сентеция «Счастливая любовь поддерживает и окрыляет». Увы, но время канонических текстов Гофмана ушло. Останутся, вероятнее всего, только более поздние интерпретации «по мотивам» — кино, мультики, балет и проч.

Перед вами сказка, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки — словом, всякие чудеса и диковинки.

Эту повесть следует читать в нескольких случаях. Если вы любите читать книги про разбойников. Если вы неравнодушны к алхимии или сделкам с дьяволом. И если вы не боитесь особенностей романтической прозы: характеров с ярко выраженной положительной или отрицательной ориентацией, некоторой поучительности повествования и, конечно, нечеловеческих страданий героя и демонического коварства его антипода. Язык автора типичен для начала девятнадцатого века и может представлять некоторые сложности сейчас. Но в целом это очень неплохая, хотя и мрачная сказка, которую так уютно читать на сон грядущий.

Блестящий переводчик Н. М. Любимов (если Вы читали Рабле, Мериме или Сервантеса, то, скорее всего, в его переводах) один раз, при случае, заметил, что, возможно, проще всего переводить начинающих романтиков и романтиков-середнячков: один на всех набор слов, почти идентичные метафоры, все те же фразы, через кальку проходящие от англичан к немцам, от немцев к французам, ну а потом доставшиеся русскому романтизму.

Ох уж этот «Дон Жуан». Ну прям: основные каноны романтизма в блеклых картинках. Поэтому и в блеклых, что ранний Гофман кладет и кладет романтическими штампами и ни одно биение таланта не нарушает стандартных фраз, скалькированных романтиками еще у возлюбленного ими Мильтона (и у немного затертого в сторону Александра Попа). В первом же абзаце есть и каноническая «сладкая дремота», и мимоходом приплетенный Сатана, потом душа, конечно же, «исполнится трепетом», потом «зажжется неугасимым пламенем», потом «возвышенный дух» унесется черти куда. Да писали уж так и Тик, и Ваккенродер, и я уж молчу про Новалиса и не вспоминаю Ахима фон Арнима. Они взяли стиль классицизма и оживили его «восторгом и трепетом», а Гофман повторяет и повторяет, как заведенный. Нет еще экономной аккуратности и красоты, которой Гофман достигнет в «Повелителе блох», нет тонких ироний «Кота Мурра».

Бедный «Дон Жуан» Моцарта, его уж тридцать лет как играют, а Гофман славит его, спотыкаясь о штампы, ну славь ради бога, но почему же чужими словами? Да за тридцать лет уже тысячи раз говорено, что «фугированный хор» все сводит в «единое гармоническое целое», что донна Анна противопоставляется «мерзким образинам».

Ваккенродер так изящно обыграл мистику, идею двоемирия, Гегель уже систематизирует все сказанное в 18 веке и создает теорию гения и Духа, а Гофман как будто просто подкладывает свои невыразительные картинки для их теорий (сейчас это был бы научпоп самого низкого пошиба) и снова повторяет: «лишь поэт способен постичь поэта», «лишь окрыленный поэзией дух» и бла-бла-бла. Александр Поп уже давно был, Гегель говорит об этом уже строго и изящно, создает теорию, а Гофман, весь овеваемый «восторгом» «трепещет» и «трепещет».

На мой взгляд, очень слабый рассказ, откровенно ученический: чужие приемы и слова сшиты своими белыми нитками и все объединено под модным (по тем временам) «Дон Жуаном» Моцарта. Восторги, мистика, разговор филистеров под конец, создающий такую кокетливую и «таинственную» многозначительность – Гофман слишком увлекся этими эффектами и пропустил все остальное. Радует то, что совсем немного лет пройдет и Гофман все-таки напишет и «Повелителя блох», и «Кота Мурра». Но пока это всего лишь «Дон Жуан» Гофмана.

Я не вижу мистики в данном произведении, полностью соглашаясь с одной из героинь, Кларой, еще в начале истории уверявшей, что Песочный человек — лишь плод воображения главного героя, склонного к мистицизму и романтическому восприятию действительности, а как позже еще и выясняется, неустойчивого в плане психики. А механическая кукла, легко вошедшая в светское общество и «влюбившая» в себя этого легковерного юношу, — явление вполне вневременное и повсеместное: мало ли на свете загадочных дур заводных и людей, не усматривающих в подобном поведении ничего странного. А если учесть, что это один из первых роботов в литературном произведении, то рассматриваемый «ночной этюд» переходит в разряд предтеч твердой научной фантастики с элементами хоррора и сатиры.

Новеллу «Отшельник Серапион» переводили также:

И. Безсомыкин «Рассказ о мнимом Серапионе» (М.: Типогр. Н. Степанова, 1836)

А.Л. Соколовский ввел историю про отшельник в «Предисловие» (СПБ.: Типогр. Майкова, 1873-1874; СПб.: Пантелеев,1896-1899; СПб.: Суворин, 1903)

перевод А.Л. Соколовского в редакции З. А. Вершининой (М.: Недра, 1929-1930)

(продублирую для полноты картины) Н. Жирмунская (Лениздат, 1990) и много переизданий

С. Шлапоберская «Отшельник Серапион» (М.: Худ. лит, 1998), (Терра — книжный клуб, 2009)

произведения Гофман — классика, пережили два века (о чем-то это говорит)

Великолепный рассказ — более ранний образчик детективного жанра чем даже трилогия Эдгара По о Дюпене. До последних страниц автор держит читателя в напряжении и неизвестности. Всё же Гофман намного опередил своё время...

Во-первых, это редкий пример нескучной книги, которую проходят в школе. Ибо гротескные персонажи, не растерявший за века привлекательности юмор делают чтение занимательным. Во-вторых же, это пример довольно таки глубокой сказки, где волшебство, которым обладает Цахес -явная метафора родительского влияния и денег, которые позволяют ни на что не годным уродам занимать высокие должносные посты.

Печальная история. Как тяжко быть Щелкунчиком. Никто не замечает в нём души.

Как вредно ссориться с соседними королями. Расплачиваются дети.

Дающая надежду история. Как здорово, что есть любовь. Чувство, разрушающее злые чары, вскрывающее под непривлекательной оболочкой чудесного человека.

И конечно сказка под Рождество. Когда ещё свершаться добрым волшебствам? Ночь, ёлка, огромное сосредоточение позитивных эмоций!

Небольшая Гофмановская сатира на моду того времени – моду богатых граждан учить своих детей музыки, и моду самим этим гражданам что-то смыслить в музыке. Автор с сарказмом показывает, как эта мода искусственна и пуста – кроме поверхностных знаний и какой-то видимости в ней нет абсолютно ничего. Через героя Автор сожалеет о том, что искусство превращается в какую-то забаву для власть имущих, да и к искусству это уже не имеет никакого отношения. Плюс (в данном случае музыка) превращается в игрушку для богачей, и «короля делает свита» – этих богатых бездарей возносят, хвалят хоть и в своём кругу; а те кто имеют настоящий талант (как лакей Готлиб) просто не имеют возможности учится, и заниматься искусством.

И если перенести всё это на день нынешний: разве хоть что-то изменилось?

Написано едко, но не без некоторой пафосной загруженности характерной для цикла о Крейслере. Хотя в данном случае (или возможно по сравнению с некоторыми из них) эта загруженность «терпится».

у меня традиция:каждый год на последней неделе декабря смотрю эту чудесную сказку.

дала бы все 100 баллов бессмертному шедевру!!!

«Эликсиры сатаны» Гофмана, роман с очень острым сюжетом, хотя привыкнуть к стилю автора, поначалу было сложно.

Повествование ведется от лица монаха Медарда, который невольно (отведав эликсира сатаны) стал объектом дьявольских манипуляций и носителем зла.

Воплощение зла в романе... Лицемерие, ложь, похоть, зависть — все это присутствует сразу и в крайней степени.

После прочтения, действительно, захотелось побороть все эти таившиеся, или же уже развитые «ростки зла» в себе.

Этот роман — попытка проникнуть в глубины подсознательной сферы человеческой психики, связать душевую жизнь неповторимой одной-единственной в своей индивидуальности личности с объективным миром.

Данная книга адресована тем, кого притягивает мир таинственного и необычного.

Наконец-то прочитал творение Гофмана. Почему наконец-то? А потому, что данная книга в серии «Властители тьмы» с очень «страшно» привлекательной обложкой появилась у меня в самом начале 90-х и была одной из первых в жанре (тем более в нее еще вошли неплохие рассказы, в том числе и Лавкрафта).

Однако данный орешек для меня оказлся не по зубам. Действительно, текст не изобилует диалогами, очень плотный и требует достаточно скурпулезного внимания. Второй подход — лет десять назад, также потерпел неудачу.

И вот в руки попался недавно другой томик избранного Гофмана с переводом Н.Славятинского из «Литпамятников» (переводчик во «Властителях» не указан, а сам перевод заметно отличается). Видимо пробил час для прочтения этой книги, и она была проглочена буквально за один присест.

«Элексиры сатаны» — настоящий готический роман со всеми присущими ему атрибутами: монахи, полночные зверские убийства в замке и окровавленый кинжал, падение с обрыва, горящая свеча в келье и таинственные голоса и т.д. (Монтегю Саммерс приводит целый список знаковой символики для готического и классического романа, в котором около двадцати позиций для сравнения). В центре повествования — жизнь капуцинского священника брата Медарда, история его грехопадения, причиной которого стало, с одной стороны, испитие запретного элексира, а с другой — предопределение изначально (если хотите — дурная наследственность).

После испития элексира начинается падение Медарда, его сознание начинает раздваиваться и разрушаться. Именно эти перепитии раздвоенного сознания и системы двойников скурпулезно исследует Гофман.

Хочется отметить и то, что структура жизнеописания Медарда напоминает жизнеописания святых, которые строятся по примерному плану: детство, духовные дела, чудеса после смерти. Только духовные дела сдесь подменяются самыми страшными преступрениями.

Гейне, будучи неравнодушным как к данному роману, так и ко всему творчеству Гофмана, писал: «В «Элексире дьявола» заключено самое страшное и самое ужасное, что только способен придумать человеческий разум». Не седует забывать, что роман написан в 1815 году — чуть позже «Монаха» Льюиса и за несколько лет до «Мельмота Скитальца» Метьюрина и «Франкенштейна» Шелли. И, конечно же, мы читали и не такое (у того же Стивена Кинга). Однако не следует забывать и об истоках. Без таких произведений не было бы может ни Эдгара По, ни самого Короля. Прочтите, не пожалеете...

«Песочный человек» оставил тяжелое впечатление. Страшный конец Натаниеля, на мой взгляд, является следствием его неустойчивой психики и слабой нервной системы, а не козней злого колдуна. Натаниель даже не пытается бороться со своими внутренними страхами и дурными предчуствиями, напротив он отдается им безоглядно и даже получает от этого какое-то мрачное удовольствие (например, когда пишет стихи для Клары). Мне кажется, что в письме Клары Натаниелю, автор излагает свои собственные соображения о том, что наши страхи могут причинить нам вред только тогда, когда мы в них верим и тем самым наделяем силой и властью над нами.

Мне очень жаль Натаниеля.:frown: На него не могла не повлиять ужасная смерть его отца и мрачная атмосфера, в которой проходило его детство. Из-за этого Натаниель испытывает такую обреченность и склонен к фатализму, власти злого рока над его судьбой. Но по-настоящему роковым для Натаниеля стало предательство им любящей и преданной Клары и похожая на навождение страсть к бездушной Олимпии.

Я думаю мораль этой сказки такова: не стоит идти на поводу у своих страхов и предчуствий (самовушение никто не отменял), нужно верить в лучшее и ценить то, что имеешь!:smile:

Прочитав,через год друой хочется перечитать снова.Есть что-то тайное или мистическое.

Гофман жил в раздробленной Германии, где творческому человеку неминуемо приходилось прибиваться ко двору какого-нибудь герцога или барона.

Вслед за WiNchiK и etoneyava хочется пожелать читателям вовремя распознать цахесов, подбирающихся к плодам их трудов.

И всем нам — создать верную вакцину от подобострастия и поклонения ничтожествам.

«Необыкновенные страдания директора театра» по сути своей продолжают «Крайслериану», только вместо музыки здесь в основном всё о театре. Хотя, конечно, театр — лишь общая тема, а многие проблемы, поднятые в этом произведении — характерны вообще для любого вида искусства. Гофман, сам работавший в театре, разумеется, знает что к чему.

Очень страшный и тяжелый рассказ. И первое появление Песочного человека, как колдуна (Коппелиуса), и последующие, когда он является под личиной торговца или мастера все навевает непритворный ужас. Конечно, старомодная манера изложения несколько смягчает описываемые кошмары, но суть дела от этого не меняется — герой лишается рассудка. Да, его лечат и лечат успешно, ему помогает его верная возлюбленная и ее брат — друг главного героя. Но тщетно. Злой колдун завладевает несчастным Натанаэлем и приводит его к гибели.

Написано мастерски, это ж надо было такое придумать.

А балет Коппелия, по мотивам сказки — милый и веселый.

Странные книги снимает иногда рука с полки — и открывает их на столь же странной странице. Сказка? Полноте. Черноватая ирония Гофмана, граничившая с сарказмом, хорошо известна. (Интересно отметить, что сам Гофман считал «Золотой горшок» своим абсолютно лучшим произведением.) Но, впрочем, если и сказка, то, все-таки, как написал автор, «НОВОГО ВРЕМЕНИ». И его ли, автора, времени? Или и... нашего тоже?

Превосходная, блистательная повесть в 12 вигилиях. Причудливая вязь фантазии переполнена мистикой и глубочайшим, немыслимым по тем временам психологизмом. (Интересно у Гофмана — непременное подчеркивание титулов: социального статуса персонажей, непременной их маски. Стоит ли говорить, что у большинства персонажей за этой маской-ролью ничего ведь более и нет. «Студент Ансельм», «конректор Паульман», «регистратор Геербранд», «тайный архивариус Линдгорст», и так далее, практически без исключений, и никогда – просто по фамилии. Кстати, персонаж «Выбора невесты», предводитель канцелярии Тусман, страшно обижается, когда маг и золотых дел мастер Леонгард кличет его запросто «Тусманом». Очень, очень много говорит это и о времени, и о месте – бюргерской Германии начала XIX века. Как, кстати, и о любом обществе, выстроенном по такому же чиновно-чинному образцу. (Ну, то есть, хотя бы «помощник депутата Законодательного собрания» — а ведь без этого и жить как?)

Великолепен алхимический рассказ архивариуса Линдгорста (по сути — мага) о происхождении мира, о волшебных цветах в волшебных долинах, о сражении юноши Фосфора с драконом и о вещах, о которых пишут и нынешние авторы (и «визионируют» мистики-визионеры) — и сам рассказ, и реакция на него добропорядочных слушателей:

- Но позвольте, все это только одна восточная напыщенность, почтеннейший господин архивариус... а мы ведь вас просили рассказать нам, как вы это иногда делаете, что-нибудь из вашей в высшей степени замечательной жизни...

- Ну так что же?.. То, что я вам сейчас рассказал, есть самое ДОСТОВЕРНОЕ из всего, что я могу вам предложить, добрые люди, и в известном смысле оно относится и к моей жизни...

_______________________________________

Особенно же поразителен — и в немалой степени пугающ — рассказ о странном (страшном? предвосхищающим и Кафку, и Дика?) происшествии со студентом Ансельмом, когда за оплошность при переписывании старинной арабской рукописи он оказался посаженым... в стеклянную банку. (Заранее прошу прощения за длинную цитату из книги.)

________________________________________

...Тут Ансельм увидел, что рядом с ним, на том же столе, стояло еще пять склянок, в которых он увидел трех учеников Крестовой школы и двух писцов.

— Ах, милостивые государи, товарищи моего несчастия, — воскликнул он, — как же это вы можете оставаться столь беспечными, даже довольными, как я это вижу по вашим лицам! Ведь и вы, как и я, сидите закупоренные в склянках, и не можете пошевельнуться и двинуться, даже не можете ничего дельного подумать без того, чтобы не поднимался оглушительный шум и звон, так что в голове затрещит и загудит. Но вы, вероятно, не верите в Саламандра и в зеленую змею?

— Вы бредите, господин студиозус, — возразил один из учеников. – Мы никогда не чувствовали себя лучше, чем теперь, потому что специес-талеры, которые мы получаем от сумасшедшего архивариуса за всякие бессмысленные копии, идут нам на пользу; нам теперь уж не нужно разучивать итальянские хоры; мы теперь каждый день ходим к Иозефу или в другие трактиры, наслаждаемся крепким пивом, глазеем на девчонок, поем, как настоящие студенты, «Gaudeamus igitur...» — и благодушествуем.

— Они совершенно правы, — вступился писец, — я тоже вдоволь снабжен специес-талерами, так же как и мой дорогой коллега рядом, и, вместо того, чтобы описывать все время разные акты, сидя в четырех стенах, я прилежно посещаю веселые места.

— Но, любезнейшие господа, — сказал студент Ансельм, — разве вы не замечаете, что вы все вместе и каждый в частности сидите в стеклянных банках и не можете шевелиться, двигаться, а тем менее гулять?

Тут ученики и писцы подняли громкий хохот и закричали: «Студент-то с ума сошел: воображает, что сидит в стеклянной банке, а стоит на Эльбском мосту и смотрит в воду!..»

_______________________________________

И вот то-то и страшно, что в БАНКАХ-ТО — ВСЕ. Но видит это (и понимает) лишь один бедолага Ансельм. Как же обществу-окружению не ржать весело? «Студент-то с ума сошел!..»

Пугающий, точнейший рисунок с натуры (что 18-го века, что 21-го). И блистательная, гениальная, БЕССМЕРТНАЯ повесть.

Не знаю уж, есть ли на свете произведение с более необычной и более яркой батальной сценой, чем битва игрушек с мышами. Как ловко для каждого предмета придумана военная роль! Это центральная часть истории, которая сразу берет за горло и встряхивает, не давая слишком погрузиться в атмосферу Гофмановского декаданса.

Что и говорить, большинство произведений Эрнста были сказки далеко не для детей: мрачноватые, сатирические, пугающие. Щелкунчик выгодно отличается тем, что, хотя в нем есть эта частичка немецкого декаданса, его можно давать читать детям. Здесь есть и храбрые герои, и яркие приключения, и неназойливая мораль.

Эта сказка для меня полная противоположность Щелкунчику. В этих двух повестях главный герой — уродец. Но на этом параллели заканчиваются. В «Щелкунчике главный герой становится жертвой колдовства, но сохраняет свои прекрасные человеческие качества. В «Цахесе» герой благодаря волшебству получает возможность нивелировать свое уродство, однако это проявляет в нем все самое темное, что можно найти в человеке. Его дар становится причиной его высокомерия, пренебрежения к людям и закономерной гибели.

Если охарактеризовать данное произведение одним словом, то на ум приходит одно — мистерия. Только так можно описать там происходящее. Волшебные декорации меняют одна другую, показатель душевных переживаний главных героев (кроме Цахеса — у него, как мне кажется, нет души) с каждым моментом поднимается на все большую высоту. Все произведение пронизано чем-то непонятным и не поддается логическому осмыслению. И на фоне всего буйства «красок» автор раскрывает перед читателем глубокую мораль, идею данного произведения.

Я читал несколько произведений Гофмана. Но мне больше всего запомнился именно «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер». Поэтому я ставлю ему 10 баллов. И надеюсь, что его чтение доставит Вам такое же удовольствие, как и мне.

Волшебная, феерическая сказка. Интересная и необычная. Она, как и все у Гофмана, наполнена красивыми героями, яркими красками и необычными декорациями. В сюжете тесно переплетена детская сказка о волшебстве с мистической историей.

Решил ее прочитать после услышанной истории, что автор в образе Щелкунчика изобразил себя. Он не блистал красотой, но любил красавицу. И «Щелкунчик» — это его мечта превратиться в прекрасного принца, мечта о любви. Книга так и кричит о желаниях своего создателя и горько, что в настоящем мире нет места прекрасному волшебству.

Чтение повести меньше всего вызывало ассоциацию с детской сказкой. Порой в некоторых моментах она больше напоминала предка современных хорроров — ужас, подчеркнутый мистическим духом, так и «веет». Но все заканчивается, как и положено в сказках, победой добра.

Эта повесть стала основой целого семейства мультфильмов, балета. И надо сказать если вы читали книгу, но не видели балет — то вы не сможете полностью оценить всю красоту творения Гофмана.

«Эликсиры Сатаны» читателю, привыкшему к современной прозе, будет читать действительно довольно сложно. Возможно даже и тому кто читал много литературы 18-19 веков она покажется поначалу неинтересной. Главное при чтении книги — это не бросить ее в самом начале. После нескольких десятков страниц оторваться невозможно.

Когда я ее читал, я буквально чувствовал, как мозг сопротивляется восприятию этого романа — сложные имена, устаревшие слова, много героев, при чем большинство из них в родстве между собой. . . — все это поначалу никак не запоминалось и не могло уложится в голове. Но я себя пересилил и прочитал до конца. И, знаете, я получил удовольствие от прочтения. Это просто отличный роман, настоящий готический, а не современная стилизация.

Весьма неровная подборка «страшных» рассказов. Есть как отличные, таинственно-пугающие («Пустой дом», «Майорат»), так и немного невнятные («Игнац Деннер», «Каменное сердце»). В целом неплохо, особенно для своего времени, но вряд ли можно рекомендовать широкому кругу читателей.

Когда впервые прочёл «Цахеса» (а мне его подарили на 12-летие, подозреваю, купив первую книжку, подвернувшуюся под руку), подумал: «Что за странная фантасмагория!? В жизни такого определённо не бывает! Зачем такая извращённая сказка?» Однако, пожив чуток, поднабравшись опыта, я стал всё чаще и чаще возвращаться мыслями к этому карлику, наделённому феей столь необычайным качеством. Люди, подобные Цахесу, попадались мне всё чаще и чаще. А уж когда я и сам впервые очутился на месте бедолаги Валтазара, тут уж меня проняло по-чёрному!

С тех пор книга была перечитана многократно, и всякий раз перед моим взором проносилась вереница цахесов, встречаемых мною в жизни...

Данное произведение является довольно тяжелым для чтения и восприятия. Большинство предложений представляют из себя крайне сложные, громоздкие конструкции (возможно, в этом виноват перевод). Кроме того, в романе не столько готики и мистики, сколько некой религиозно-философской составляющей. Причем, на мой взгляд, проникнуться этой философией большинству современных читателей будет весьма проблематично. Хотя, для повышения общего культурного уровня, прочитать, наверное, все-таки стоит.

Не считаю этот роман сколько-нибудь сказочным. Даже волшебники и феи не делают его таковым. История существа, которое раз за разом благодетельствуют, а оно принимает это как должное и удивляется, почему так мало, не вызывает удивления. Вызывает только предположение фрейлейн фон Розеншен, что уродец Цахес станет работать над собой, тянуться за теми, чьи успехи ему приписывают. Никогда. Для того, чтобы хотя бы осознать происходящее и устыдиться, нужно иметь в душе хоть что-то. Радует милосердие фрейлейн, вернувшей Цахесу обаяние посмертно. Он не разделили участь Марата, выброшенного чернью из гробницы, но упокоился с миром.

Насколько разным может быть детство будущего большого музыканта! От совершенно далекой от музыки семьи до — описанной в этом рассказе. Сочетание настоящего искусства с отнюдь не лучшими его образцами... Весьма яркое и эмоциональное описание.

В этом рассказе-письме меня больше всего удивило то, что несмотря на витиеватость стиля, в котором он написан, текст читается легко и с удовольствием. На мой вкус, здесь форма едва ли не интереснее содержания!

Удивительное описание музыки — да музыки ли даже? — исполненной на одних басовых струнах. Кажется мне, что позавидовать слушателям трудно...

Из недоумка сотворить кумира — на это способно и современное, вполне реальное общество! Мерзкий уродец, присваивая чужие заслуги, околдовавший целое государство настолько, что стал им управлять — это не смешно, это страшно.

Пожалуй, первая часть «Крейслерианы» мне кажется более последовательной. Но вторая — эмоциональнее. Наверное, всякий любитель музыки найдет здесь рассказ по душе. Или, во всяком случае, новый взгляд на знакомые, казалось бы, вещи.

Содержание этого цикла объединяет Музыка. Она — вполне самостоятельный романтический герой. Ей посвящены многословные объяснения, она описывается, трактуется, превозносится и критикуется. Она возвышает душу и разжигает страсти, будоражит и успокаивает...

В канун Нового года в Берлине с неким путешествующим энтузиастом, по словам автора, случаются ни с чем не сообразные, просто черт знает какие происшествия. Но Новый год — добрый праздник, так что все заканчивается более-менее благополучно. Хотя...

Очень яркие образы героев: отрицательные, как и положено, харАктерней, выразительней. Старуха с яблоками очень хороша! И очень украшает повествование ирония, сохраненная благодаря удачному, нам мой взгляд, переводу.

Темная, тяжелая история. Взять на себя право изменять чужую психику, диктовать свою волю подсознательному другого человека — значит, изменять и свою сущность. Опыты эти страшны, даже если внешне и имеют своей целью излечение. Благими намерениями... А уж если этих благих намерений не было исходно — совсем страшно.

Стараниями Гофмана перед нами размышляют то кот, то собака. Но если в «Коте Мурре» кошачье начало достаточно ощутимо, то здесь практически весь разговор происходит с существом, которое вполне может быть человеком. для чего автору понадобилось собачье обличье героя — не очень понятно. Та часть истории, где Берганца говорит о своей собачьей жизни — абсолютно непринципиальна и не слишком интересна. (И что это за бульдог, способный на спине своей везти взрослую девушку?!). А все размышления о личностях, об искусстве и т.п. — никакого «собачьего» взгляда.

Волшебная сказка о дружбе и мужестве.

Сказка на все времена. И в наше время героев делает маска, и чем она фальшивее, тем и успешнее..

Странная история о камне: мхи, в которых, как в неких письменах, заключены удивительные напевы... Очень оригинально.

Готова подписаться под этими словами: «без выразительной певучей мелодии всякие ухищрения инструментовки и т.д. — только мишурная отделка, она не служит украшением живого тела, а... висит на веревке и влечет за собой глупую толпу». :dont:

Как легко, оказывается, можно поймать обезьяну? К черту сосуд с орехами, достаточно оставить под деревом сапоги! :biggrin:

А подлинному вокальном искусству вредит хороший естественный голос!

Кстати, многие из современных молодых людей воспитаны куда хуже этой обезьяны, и вряд ли способны прочесть и оценить это письмо!

Особенно удачна идея вместо барабана для изображения звука грома или выстрела просто-напросто сильно хлопнуть дверью уборной: этим никого не напугаешь! И какой умник ткач Основа! :biggrin:

Мне очень нравится описанное соответствие между звуками, запахами и цветами. Запах темно-красной (!) гвоздики, вызывающий мечтательное состояние и звуки бассет-горна... каково!

Эту главу по достоинству может оценить, пожалуй, только профессиональный музыкант. Или большой любитель музыки.

Какая прелесть! Детей, пусть и неспособных к творчеству, следует обучать музыке, так как она не имеет вредного влияния на их души. А потом их следует отвлекать от занятий искусством, так как это несерьезно. Художники же (профессиональные музыканты в т.ч.) должны считаться низшими существами. Что они, правда, всю жизнь занимаются ерундой! Горький сарказм...

Поистине удивительно. какую бурю эмоций может вызвать в душе человека музыкальное произведение! Да, это ХIХ век...

С первой же главы очень ярко возникает образ Иоганнеса Крейслера — «альтер эго» самого автора. Мастерское владение словом и горькую иронию встречаем мы в этом рассказе.

Витиевато, но ярко и образно. В этот стить надо вчитаться, вжиться, и тогда получишь наслаждение. Нелегко, должно быть, с Гофманом работать переводчикам!

Скажу честно произведение помню смутно, но чем это не повод для того, что бы перечитать. ! Знаю лишь одно, впечатления в детстве были сугубо положительные !!! :glasses: Магия Гофмановского стиля давала о себе знать...Кстати, на фоне нынешних переводов зарубежной литературы, дивлюсь мастерству тех, кто работал над этой книгой издательства «Веселка»...

Великолепный романтик Германии , взявший себе второе польское имя явно неумел писать слабые произведения !!! ЗАГАДКА ! Вот что всегда присутствует в его историях, не надуманная и заурядная, а настоящая первозданная ! ГОФМАНУ МЕНЬШЕ 10 Я НИКАК СТАВИТЬ НЕ МОГУ .....:shuffle:

У Гофмана действительно чарующие сказки...Подобрать точное определение мне не по силам, к сожалению....Этакий сюрреализм 19- го века ))) Фантазия поистине великолепная. ! Только вот долго не мог найти это произведение в списке...На украинском оно по другому называлось, однозначно ! :smile:

Замечательно созданная атмосфера тетрально-музыкального действа. Очень «гофмановский» стиль. Ярко, эмоционально, очень эстетично. И оттенок тайны, мистики...

Совершенно чудесное (чем вообще отличается Гофман!) литературное описание музыки. Ничего подобного я, кажется, не читала ни у кого! И очень мастерски создается атмосфера произведения.

Очень интересное произведение. Когда вчитаешься в этот такой несовременный, такой затягивающий своей обстоятельностью стиль, оторваться весьма трудно. Увы, сейчас трудно прочувствовать остроту сатирических деталей, глубину сарказма — это все было весьма современно, но юмор, ирония, изящество владения словом абсолютно не стареют.

Ужасно мне нравится это словосочетание: «макулатурные листы»... :smile:

Говорить про эту книгу объективно, не на эмоциях...Ну никак нельзя...По крайней мере у меня, это не получится. Так что заранее предупреждаю, все нижесказанное всего лишь всплеск эмоций. НО мне кажется если воспоминания о книге, читаной еще в глубоком детстве, до сих пор дают душе такой приятный благостный позыв, не есть ли это высшей оценкой...И никакая шкала тут не нужна. Сердце ребенка не умеет и не хочет, так как не надо, ставить оценочки, оно просто любит и тянется к заветной новогодней СКАЗКЕ !:sla:

Читая книгу Гофмана, было одно чувство — ощущения неповторимого Чуда. Погружался тогда с головой...О какие подарки героям дарили, как живо они представлялись....как самому хотелось заполучить десяток таких же солдатиков ))) Щелкунчик вообще Прометей детского мироощущения )) Клац ! Клац и Мыше хана ))) ЭХ не встречал я более такого...Кстати самая первая прочитанная мной книга в 5 лет :shuffle:

Вот именно такими и должны быть настоящие Сказки: с настроением волшебного мира и праздника, даже если страшное в сюжете (на его фоне ярче радостный конец, без которого не бывает сказки!).

И спасибо автору за то, что своим произведением он породил прекраснейшую музыку Чайковского!

В детстве сказка очень нравилась. Сейчас почему-то кажется , что эта сказка — злая сатира над уже поверженным Наполеоном, когда общество (и автор) хочет победить любовь, страх и преклонение перед ним. Если учесть время написания, то это вполне возможно. :inv:

Моя самая любимая сказка Гофмана. Весёлая, изящная, волшебная...

Ну вот...Как всегда,все за меня уже сказали...Добавлю лишь то,что главное здесь-атмосфера Праздника. Именно поэтому стараюсь каждый Новый год как-нибудь вспомнить о «Щелкунчике».

Действительно, сказка... Но весьма своеобразная, как, собственно, и весь Гофман.

На рубеже 18-19 веков данное явление называли «магнетизмом». Двумя столетиями спустя это же самое явление мы называнием «зомбированием», «кодировкой», НЛП... Но во всех случаях речь идет об одном — о манипуляции человеческой психикой, о попытке вторжения в «тайная тайных» — в саму человеческую душу. В «Магнетизере» Гофман показывает ту «темную силу», что осуществляет данное вторжение. Желание применить, использовать магнетизм оборачивается бедой для всех героев: одни, как старый барон и его дочь Мария, погибают, утратив собственное «я», другие, как магнитезер Альбан, испытывают саморазрушающее упоение от осознания собственной власти. «Темные силы», в конце концов, окажутся губительными как для субъектов, так и для объекта их применения.

Гофман пишет еще об одной вещи, которая стала очевидной лишь в 20 веке — веке торжества тоталитарных идеологий и манипуляций огромными массами людей. В «Магнетизере» он предугадывает тот поразительный опыт новейшего времени, когда внешние силы полностью вытеснили из челолвеческого индивидума его собственное «я», когда сознание отдельной личности полностью утратило, потеряло себя под психодинамическим напором безжалостной идеологии.

Гофман создал персонажа, которого смело можно назвать «Герой нашего времени» !

И действительно, стоит посмотреть вокруг, присмотреться... и начинаешь видеть, как история о никчемном создании, окруженном ореолом незаслуженной славы и почитания, сходит со страниц книги и смелой поступью идет по улицам городов...

Еще одна удивительная, провидческая история, рассказанная Гофманом, и опередившая свое время. ...В большом городе Париже совершает свои преступления неизвестный убийца. О нем известно лишь то, что он ничем не отличается от добропорядочных и законопослушных граждан. Общественное спокойствие под угрозой — повсеместное распространение получают страх и подозрительность. Каждый человек имеет «двойное дно», каждый является совсем не тем, кем он представляется по своей повседневной, общественной жизни. Любой может неожиданно оказаться убийцей, либо превратиться в него. Современные социологи называют такое состояние человека «феноменом анонимности» (особенно ярко данный феномен проявляется в Сети:smile:). Затерявшись в огромной, безликой массе, индивиидум может позволить себе выйти за пределы своей социальной роли. Страх современного общества перед «серийными убийцами», «маньяками» и т.п. блестяще был предугадан Гофманом еще в начале 19 века.

Антитоталитарная сказка, написанная Гофманом еще на заре 19 в., во многом предугадала грядущее мироустройство. Гофман изобржает «государство-машину», которое стремится механизировать человеческую личность, превратить индивидуума в автомат, целиком подчинить человека «разумным целям» государственного и хозяйственного функционирования. В государстве князя Пафнутия по настоящему востребованы и делают карьеру лишь уродцы вроде крошки Цахеса, а поэты, музыканты, романтики, совращающие народ «на разные дурачества» подлежат изгнанию или, на худой конец, «стойловому содержанию». Государственная власть видится Гофману неизбежным злом, он опасается, что на смену бездушному «государству-машине» придет еще более страшное «душевное государство», которое будет проникать в сами души своих граждан... Провидческая сказка, опередившая свой век.

Жутковатая история о том, что даже при свете дня на роскошной улице можно обнаружить потаенные темные углы. Такие же темные углы, глубоко запрятанные, почти что инфернальные бездны, находит герой рассказа и в своей душе, и в глазах прекрасной незнакомки, глядящей на него из окна пустого дома...

Одна из моих самых любимых сказок) Вещь просто потрясающая))))

Читала с огромным и не слабеющим интересом несколько раз. :shuffle:

Обожаемый мною рассказ! Песочный человек великолепен!

Больше всего запомнилось, что он утаскивает непослушных детей на обратную сторону Луны,

и движущийся кустик в сумеречном поле. Такое сильное ощущение, что песочный человек ВСЕ РАВНО придет за тобой!!))

Ну и конечно песня Metallica «Enter Sandman» — бесподобна!

Согласна с тем, что это один из эталонов готического романа. Наибольшее впечатление произвела сцена, в которой в кирпичном полу в келье образуется отверстие, и оттуда высовывается двойник. «...Братец, бра-а-тец..»

Очень красивая сказка! Читала взахлеб в первый раз, да и сейчас перечитываю. Причем привлекала она меня именно тем, что была достаточно страшной. А стеклянный шкаф Мари с сахарными куколками долгое время был пределом моих мечтаний, как и многие подарки крестного.

И какая красивая и вкусная сказочная страна, в которую попадает Мари вместе с принцем!)))

Замечательная книга... Для меня она вся пронизана мистикой, и тайной... Оставила в душе неизгладимое впечатление...

«Эликсиры сатаны» посвящены любимой для Гофмана теме двойничества, разрушительному действию «темной половины» человеческой личности. Причем вторжение темных сил в душу человека обуславливается как наследственными причинами («грехи отцов», за которые приходится расплачиваться потомкам), так и действием внешних, демонических инфернальных сил. Само искусство, красота, лишившись христианской составляющей, также становятся объектом дьявольских манипуляций, способствуя погружению героев романа в темные лабиринты безумия.

Для тех, кто будет впервые знакомиться с «ЭС», я бы предложил, по возможности, выбрать перевод В. Микушевича, сделанный для собрания сочинений Гофмана (изд. «Художественная литература», 1994 г.). Перевод, сделанный в конце 19 в . В. Ранцовым представляется безнадежно устаревшим.

Цикл «Крейслериана» — главное произведение Гофмана, а Иоганн Крейслер — любимый гофмановский герой, своего рода alter ego автора. Гофмановский романтический мир необычайно причудлив и разнообразен. Музыкальный трактат, размышления о Боге, природе искусства, красоты и гармонии, ночные видения, сны, пересечения реального и ирреального миров, сарказм, горькая ирония, тема двойничества, одиночество художника — из всего вышеперечисленного и складывается причудливая мозаика «Крейслерианы». Мы очень хорошо знакомы с англо-саксонской версией литературного (шире — культурного) пространства: М. Шелли, Стокер, Лавкрафт, Толкиен — далее по списку. Гофман и его «Крейслериана» предлагают нам познакомиться с несколько иной, во многом утраченной ныне культурной традицией.

Философская сказка, одновременно страшная, и исполненная язвительной и саркастичной иронии. Гофман пишет о страшных и трагических последствиях одержимости человека неким бесом, или, как говорят сейчас, о власти подсознания над сознанием. Своеобразной современной реминисценцией на главную тему «Песочного человека» является роман С. Кинга «Темная половина».

Не сказать, что прочитал запоем (стиль изложения все же воспринимается сложно), но у романа много положительных моментов.

Отличное произведение. А как перекликается с реальным временем!

Замечательный роман-шедевр Гофмана, оказавший огромное влияние на русскую литературу, особенно на ее так на. «мистическую ветвь» (Достоевский, Булгаков, В. Орлов). Глубокая философская сказка о столкновении двух миров: мира обываетелей, филистеров-буржуа, прагматиков-рационалистов с любимым гофмановским героем: неприякаянным художником, скитальцем, житейским неудачником, неизлечимым романтиком. Эти миры олицетворяют соответственно кот Мурр, ведущий собственные записки, и его хозяин, композитор И. Крейслер. Причем мир филистеров-рационалистов, презирая «этих чокнутых художников» подсознательно стремится подражать им, что замечательно видно на примере «Записок» вышеупомянутого кота. Так возникает еще одна важная для Гофмана тема: тема двойничества, тема подлинных и подменных, ложных сущностей («Двойничество» — одна из любимых тем и русских мистических писателей). «Записки...» отличает и фирменный гофмановский юмор: иронично-саркастический и, одновременно, прозрачный и легкий.Высший Балл!

Вот вроде бы и неплохо, но как-то скучновато. Первая байка Серапионовых братьев не вдохновила на прочтение последующих, хотя, кто знает, со временем, может, и продолжу ознакомление с фантазиями достопочтенных джентельменов.

Жуткие рассказы, пугающие своей серьезностью и фатализмом. Так и хотелось, чтобы героям всегда удавалось обмануть, перехитрить сверхъестественные силы, но... нет. Увы, нет.

«Эликсиры сатаны» — это квинтэссенция готического романа, эталон, с которым я сверяю все произведения данного жанра и вынужден признать, что чего-то лучшего за два прошедших столетия так и не написали. Изощренность мысли, тайны и врывающаяся в жизнь мистика поражают. Читать (особенно в самом начале) очень непросто, чувствуется печать времени, но если удастся к стилю автора привыкнуть, принять и понять его, удовлетворение от прочтения романа обеспечено. Это вещь для ценителя.

PS. Читать нужно ночью, в удобном кресле, при свете настольной лампы, с пледиком, чашкой горячего чая... Чтобы погрузиться в мрачный мир Гофмана полностью.

Пожалуй, моя самая любимая сказка у Гофмана, может быть, потому, что менее известная (для изучения творчества Гофмана обычно выбирают «Золотой горшок»).

Просто великолепная сказка! Интересно смотреть, как раз за разом Цахес одурачивает всех (ну, или почти всех). И финал, как мне кажется, вполне закономерен.

Одна из самых таинственнейших и любимых произведений моего детсва,кстати лично моей персоной прочитанных,а не бабушкой рассказанных:glasses:

Последнее произведение автора, отмеченное глубокой душевной трагедией и отчаянием умирающего человека. Психологически довольно сильная вещь.

Мрачноватая история. Никогда не хотелось бы стать той, в кого влюбился овощь... Но, опять же, как сказка — на высоте. Бесспорная класика.

Для меня тот случай, когда сказка производит меньшее впечатление, чем ее дальнейшие вариации. Хотя стоит отметить, что ее художественные достоинства бесспорны. И мистики, и красоты, и волшебства здесь достаточно.