Лафкадио Хирн (Lafcadio Hearn)

Патрик Лафкадио Хирн (Patricio Lafcadio Tessima Carlos Hearn) — один из «младших классиков» западной литературы рубежа XIX — XX веков, автор историй о волшебстве, духах и привидениях, прозаик и поэт, журналист и переводчик. Он родился на одном из островов Ионического архипелага, но был гражданином США и большую часть жизни прожил в Америке. Данное обстоятельно не мешало ему, однако, с неприязнью отзываться об этой стране и восторгаться Японией, которая стала для него второй родиной и источником вдохновения.

Л. Хирн прожил недолгую жизнь и едва ли был счастлив. Неудачи преследовали его почти постоянно. Во многом они были следствием личных обстоятельств. Он был неуверен в себе, мнителен, скрытен, более готов к поражениям, чем к победам. Дитя мезальянса (как в национальном, так и в социальном смысле), он родился на острове Левкас (Лафкадиа — в греческой транскрипции). От греческого названия острова происходит и его необычное имя — Лафкадио. Впрочем, до двадцати пяти лет его чаще называли Патриком — именем, которое дал ему отец. Последнего звали Чарльзом Хирном, он был военным врачом — офицером Британской армии и оказался на архипелаге волей обстоятельств. Чем он покорил красавицу-гречанку по имени Роза — неизвестно, но она родила ему трёх сыновей и уехала с ним на его родину, в Ирландию. В Дублине жили родители и многочисленная родня мужа. Здесь на попечение родственников он оставил молодую жену и детей и отправился на Крымскую войну. Потомственный дворянин и талантливый хирург, он, тем не менее, был человеком невысокой морали, неспособным на настоящие, глубокие чувства. Когда он вернулся из России, то любил уже другую женщину. Роза страдала в Ирландии — и от климата, и от одиночества, по-английски она почти не понимала, и разговаривать не умела. Муж был всегда далеко — то на одной войне, то на другой и к тому же совсем не любил её. Она отпросилась погостить на родину, чтобы не возвращаться обратно. Там она вскоре заболела, впала в глубокую депрессию, а потом оказалась в сумасшедшем доме, где через несколько лет и умерла.

Будущий писатель навсегда расстался с матерью в возрасте шести лет и почти не помнил её. Родителей заменила тётя отца — женщина очень мягкая и добрая, искренне любившая и жалевшая Патрика. Ребёнку с экзотической «южной» внешностью и выговором жить среди англосаксов и кельтов было нелегко. Домашний мальчик, он не имел друзей, физически не был крепок и часто просто не мог постоять за себя, к тому же в результате несчастного случая полностью ослеп на один глаз и очень страдал от своего «уродства». Его отправили в хорошую школу, но закончить её ему не довелось — денег у тёти было совсем мало. Без образования и специальности, без протекции надежд реализовать себя на Британских островах у него не было. В девятнадцать он перебрался в Америку к дальним ирландским родственникам и поселился в Цинциннати, штат Огайо. Учился на печатника, но стал журналистом. Писать начал случайно, отчаянно нуждаясь в дополнительном заработке. Начинал как репортёр криминальной хроники и рецензент книжных новинок. Газета была небольшой, и получал он совсем немного, но с самого начала своей карьеры выделялся: писал не как репортёр, совсем не так, как другие, — рассказывал красиво, порой несколько вычурно о вещах прозаических, обыденных, даже грубых и жестоких. Здесь, в Огайо, Патрик Хирн окончательно превратился в Лафкадио Хирна.

Провинциальная пуританская Америка не могла оценить своеобразия его дарования. В 27 лет он уехал на Юг, в Луизиану, в «экзотический» Новый Орлеан. Переезд стал попыткой убежать от приземлённой меркантильности буржуа в мир мечты.

В Новом Орлеане он сформировался как художник, начал писать рассказы, опубликовал первую повесть — о трагедии острова, смытого штормовыми волнами вместе с обитателями в море. Подружился со многими местными литераторами. Здесь открылась ещё одна грань его дарования — переводческая. Он хорошо знал французский и любил французскую литературу. Общенациональная известность пришла к Хирну как переводчику произведений Т. Готье, Г. Флобера, Ж. де Нерваля, Э. Золя и, главное, Ги де Мопассана, в рассказы которого он был влюблён. Одним из первых он познакомил американцев с миром великого француза. Здесь, в краю креолов и французской речи, обращение к романской словесности было естественно и вполне объяснимо.

Хирн всегда много читал — и в детстве, и в зрелые годы. Французская литература для него значила многое, но всё-таки образцом художника стал для него Эдгар Аллан По. Увлечение жанром «страшного рассказа» состоялось во многом благодаря творческому опыту предшественника. Рассказы «о привидениях» тогда в Америке писали многие. Но у Хирна была своя цель — не развлечь читателя, «пощекотав» ему нервы, а заставить ощутить, что жизнь не сводится исключительно к погоне за деньгами, а полна таинственного, загадочного и прекрасного. Хотя его рассказы заметил и стал публиковать один из ведущих американских журналов того времени, Хирн отчётливо понимал, что в Америке они не нужны. О глубине творческого кризиса писателя можно судить о предпринятой им в это время попытке самоубийства.

Приглашение поработать в Японии в качестве преподавателя английского языка и литературы оказалось выходом из затянувшейся тяжёлой депрессии.

В Японию Хирн переехал весной 1890 года (по другим сведениям в начале 1891-го) и до конца дней безвыездно, лишь время от времени меняя японские адреса, жил в Стране восходящего солнца. Хирн был космополитом, любой дом был для него чужим — так повелось с младенчества. Может быть, поэтому переезд из «неформальной» Америки в предельно ритуализированную Японию дался ему так легко. Здесь он преподавал в различных университетах и преуспел в этом. Вершиной его карьеры стал пост профессора английской литературы в Токийском императорском университете.

Похоже, он с самого начала знал, что приехал в Японию не в гости, а навсегда. Будучи преподавателем, он одновременно и сам изучал язык, впитывал обычаи и культуру, дух Японии. Он вжился в эту действительность. Принял японское подданство, женился, взял японское имя — теперь его стали звать Якумо Коидзуми. Здесь началась подлинная литературная жизнь Хирна. Он писал не для денег, а для удовольствия. Впитав японский мистицизм, он (среди прочего) увлёкся традиционным японским жанром — волшебной сказкой о привидениях и злых духах. Такие истории сочиняли в Средние века, слагали их и современники Коидзуми. Он писал по-английски, и его аудитория была совсем невелика — те, кто изучал английский язык, да читатели единственной в Японии англоязычной газеты, большей частью такие же экспатрианты, не вписавшиеся в западную жизнь, как и он сам.

Без сожаления в своё время отвергнув Хирна, Запад вновь открыл его в начале XX века. В эпоху Мэйдзи Япония начала активно развиваться, и европейская цивилизация терялась в догадках, пытаясь понять, что такое Япония и чего ожидать от неё. Сочинения Хирна, казалось, могли дать искомый ответ. Его переводили повсеместно, в том числе в России.

Он сам как личность, а ещё в большей степени его необычная проза были очень популярны на Западе на рубеже XIX — XX веков. В Европе первыми его «узнали» французы. В этом факте была своя логика: в своё время молодой Хирн с энтузиазмом «открывал» французскую литературу американцам и другим англоговорящим читателям. Затем с его прозой познакомились Италия, Германия, Австрия. О нём с восторгом писали Гуго фон Гофмансталь, немецкие символисты. В России Хирн пользовался огромной известностью в начале XX века. Переводили и издавали его книги, интересовались личностью писателя. В преддверии катастрофической для России войны с Японией европеец, живущий в стране противника, досконально знающий традиции и обычаи народа таинственной страны, вызывал особый интерес. То, что интерес этот не угас и после войны, говорило о том, что Хирн оказался настоящим художником, не зависящим от конъюнктуры момента. Увы, последняя книга «японского американца» вышла в России в 1918 году в Петрограде. Что было потом, хорошо известно. Привидениям и духам странного писателя не могло быть места в советской действительности. Современной России он совершенно неизвестен.

Якумо Коидзуми ушёл из жизни внезапно, скончавшись от сердечного приступа. Случилось это накануне начала Русско-японской войны, но, конечно, никак с этим событием не было связано.

В наши дни Лафкадио Хирн занимает прочное и видное место в истории англоязычной литературы как один из наиболее оригинальных авторов «страшного» рассказа и, просто, — как замечательный писатель. Возвращается он и в Россию. Уже в наши дни — в начале XXI века — его тексты начали активно переводить, появились несколько сборников прозы, готовится к изданию представительное собрание «японских» историй писателя в издательстве «Престиж бук» (г. Москва).