Если вы цените музыку прозы, то именно этот рассказ заиграет на струнах вашей души.

Это бессюжетная зарисовка, лирический этюд. Он проникает в тебя и становится частью твоего мира, так как и ты чувствовал одиночество и сопричастность одновременно. Два человека находятся в противоположных полюсах, одинаково для них притягательных: на Земле и в космосе.У нас была опубликована в 1975 году, в журнале «Юный техник». Это эстетическое блаженство. Прочитано в рамках семинара Алана Кубатиева «Литературное мастерство»

Лем остроумно пошутил по поводу теории вероятности. Но, как образованный человек безусловно знал, что ответ на заданный вопрос давно есть. Это же по существу вопрос типа: если в рулетки десять раз подряд выпал красный цвет, то будет ли в одиннадцытый раз больше вероятность выпадания белого. Ответ — нет.

Ибо рулетка это примитивное устройство и памятью о предыдущих выборах не обладает. Если ты идёшь по дорожке с ветвлениями и поворотов, допустим, миллион то пологике Коуски идущий никогда не дайдёт до конца пути ибо вероятность выхода на любой финишь один к миллиону. Но ведь и вероятность выхода на другой не выше. Конечно с каждым шагом вероятности будут меняться. Одни падать до нуля другие возрастать, но каждый раз выход на любой возможный финиш будет равно вероятен. С генными комбинациями примерно тоже самое, только рассчёт посложней будет.

Текст, конечно, ироничен, но идея очень интересная. Может ли хотя бы в принципе существовать альтернативная наука?( Не псевдонаука, а именно альтернативная.) Могло ли знание развиваться по другому? Обычно это если и упоминают, то приписывают инопланетянам-негуманойдам. (Например у Саймака). Но могло ли по другому развиваться человечество? Не в социальном плане, а именно в научном? Интересно, писал ли кто ещё на эту тему?

Лем описал строгую сенсорную депривацию в рассказе о пилоте Пирксе «Условный рефлекс». Но Пиркс, выдерживая эту пытку, знал, что ей придёт конец — рано или поздно он выйдет из безумной ванны и снова откроет глаза. Для «души» Декантора такого выхода нет, что означает прямой ход в безумие. При этом, разумеется, снабжение «души» органами чувств проблему не решит: сознание всё равно будет воспринимать всё внешнее как кошмарную галлюцинацию.

Очень жестокий рассказ, направленный против технологических иллюзий насчёт создания андроидов с человеским сознанием. Конечно, попутно Лем задевает и теологические иллюзии, утешающие сказки религии про бестелесное существование души человеческой. Но основной вектор этой новеллы — всё же против технологии.

Рассказ о парадоксальной женской душе, непринуждённо повествующий о развитии технологий. Я — не физик, потому не ухватил, какое именно устройство имеется в виду, но те, кто имеет мало-мальские технические знания, должны сообразить, в каких аппаратах в 1965 году использовались кристаллы и железо.

Классный разнузданный стёб над тем, как точное выполнение программы может не сработать из-за несоответствия машинной логики человеческой психике. Вух хотел как лучше. Он — всего лишь автомат. Он не виноват, что он такой. Просто бывают ситуации, когда человеку нужен человек, а не его имитация.

Кстати, в оригинале наличествует перекличка с именем Фома (Автоматей по-польски очень смахивает на Томаша с добавление впереди буквы «а», а Томаш — это польский вариант Фомы), но в переводе она теряется.

Очередной пример мизантропии Лема. На этот раз космос сотворён свихнувшейся машиной, которую от многомыслия так заклинило, что она не смогла создать ничего, кроме хаотично разбросанных точек в пустоте (сиречь, звёзд). К чему это? Зачем? И почему короля, повелевшего построить такую машину, звали Аллегорик? У меня есть предположения, но озвучивать их неинтересно, как неинтересен и сам рассказ.

Лем решил объяснить с помощью сказки, что такое реликтовое излучение и почему расширяется Вселенная. Зачем ему это было надо и для кого написан этот рассказ, я не понял. Дети всё равно не уловят таких тонкостей, а взрослым такое читать ни к чему. Кстати, а куда делись сами Микромил и Гигациан, а также их мир? Об этом Лем вообще ничего не говорит.

Правильнее — «Аллергия».

Опять о законе больших чисел и о роли случайностей. Лем писал об этом ещё в «Трёх машинах-рассказчицах короля Гениалона» (1965 г.), посвятил этому эссе 1986 г. «Принцип разрушения как творческий принцип», затронул тему и в монографии под красноречивым названием «Философия случая» (хотя там речь шла только о литературе), но шире всего развернулся, пожалуй, именно здесь. Читается с интересом, а уж финальные страницы — выше всяких похвал. Настолько впечатляющего описания перехода в наркотический дурман я не встречал ни у кого (кстати, Лем в исследовательских целях пробовал ЛСД. Не знаю только, до или после написания этого романа). А ещё было очень увлекательно следить за перемещениями главного героя. Скажу честно, романы Лема для меня скучноваты, но этот выгодно отличается от них. Интрига есть, сюжет есть, лишних рассуждизмов нет. Прекрасная вещь!

И да, это — редкий случай, когда кто-то опередил Лема по части любопытных догадок. Стругацкие придумали слег намного раньше, хотя здешний наркотик и действует совсем по другому. :)

Кстати, почему-то никто не обратил внимания, что структура и финальный вывод потом повторились в «Имени розы» Умберто Эко. Там тоже расследование, тоже череда случайностей, приведших в трагедии, и герои тоже всю книгу идут по ложному следу.

Удивительное произведение. В него погружаешься, как в странный, завораживающий, фантастический сон. И, чтобы окончательно не утонуть в этом сне, надо всё время цепляться за смысл тягучих, длинных, почти бесконечных предложений, вчитываться в них порой по несколько раз. И получать от этого удовольствие — эти длиннющие предложения, впрочем как и весь текст, неожиданно оказываются и интересными, и красивыми.

Вопрос ровно в том, всё ли это, ради чего Станислав Лем писал свою повесть? И возникает сей вопрос только потому, что если посмотреть на голую интригу этой вещицы, то она окажется довольно слабенькой. И если бы не манера письма автора, если бы не этот ни на что непохожий текст, впору бы было задать вопрос «А зачем всё это написано?».

В своё время Лема поразил роман Стэплдона «Последние и первые люди», а потому в дальнейшем, описывая иные цивилизации, Лем неизменно следовал манере британского писателя старательно описывать все фазы их развития. Отсюда берётся его пресловутый «поход в библиотеку» и склонность к лекциям. Но если в шестидесятые фантазия позволяла Лему не превращать свои произведения в научные доклады, а оставаться в рамках художественного жанра, то в семидесятые поляк явно взял направление в публицистику, для проформы вводя какой-нибудь необязательный сюжет. В данном случае им стал полёт Ийона Тихого на Дихтонию.

То, что лишь роботы сохранили здесь человеческий облик, да и то вынуждены его скрывать как постыдный, конечно, не случайно. Лем намекает нам, до какой степени расчеловечивания могут дойти эксперименты с трансформацией тела и сознания. Одновременно он ставит вопрос: можно ли таких людей ещё считать людьми и что такое человек вообще? Вывод тут довольно очевиден, а при лемовской мизантропии — и неизбежен. Интересно другое. Во-первых, сохранившие человечность роботы здесь — монахи. Получается, церковь — последний оплот морали и нравственности? Получается так, что свидетельствует о пересмотре атеистом Лемом некоторых своих ранних постулатов.

Во-вторых, в том же 1971 году Лем написал эссе «Не буду служить», где тоже рассмотрел вопрос о сознании у искусственных созданий. Не случайно робот-монах говорит в конце: «Не только не буду служить, но и не буду делать» (в оригинале оба лозунга написаны по-латыни, в точности, как в эссе). Лем, кажется, и сам был в ужасе, обнаружив себя по одну сторону баррикад с церковью в вопросе культурно-нравственных ценностей, отсюда и его такие долгие богословские пассажи.

Всё это было бы замечательно, если бы Лем не ввёл сюда Ийона Тихого, которому тут вообще не место. Сюжета в рассказе нет, конфликта нет, ничего нет, а есть бесконечное описание истории дихтонийской цивилизации и столь же бесконечные лекции по богословию будущего. Продрался я через это с трудом.

Неимоверно затянутый дурной анекдот. Не знаю, отчего в 1971 году Лем впал в такую озлобленность, что выдал на-гора сразу три рассказа об Ийоне Тихом с одной и той же моралью: «Мы живём в худшем из миров, а человек подобен обезьяне — чем выше поднимается, тем больше показывает свою задницу».

Если бы это ещё было оригинально обыграно, но нет! Лем просто берёт очередное событие из истории и говорит: «Вот тут Тихий хотел как лучше, но бездарь-помощник его подвёл». И так — десятки раз. Утомляет безмерно. К тому же Лем даже не пытается сыграть на намёках, он разжёвывает шутку, как школьник, который боится, что одноклассники не поймут его юмора. Так топорно Лем не работал даже в начале своей писательской карьеры. Это просто графомания какая-то. Единственное достоинство рассказа — интересная идея о двойном кольце во времени. Такого я ещё ни у кого не встречал.

1956 год стал переломным для творчества Лема. Раз и навсегда он расстался с пропагандой коммунизма, начав его едко высмеивать (не забывая пнуть и капитализм, впрочем). Почему так случилось? Потому что Хрущёв разоблачил культ личности, и в Польше начались волнения, в ходе которых к власти вернулся Гомулка, имевший репутацию поборника польских интересов и жертвы сталинских репрессий. Лозунгом дня стало: «Искажениям — нет, социализму — да!». Именно это и показывает Лем в первой истории, где осуждаются перегибы на местах в виде неправильного бульканья, но цель (переход к подводной жизни) остаётся прежней. При этом Лем, вопреки многим коммунистам, отнюдь не уверовал в «исправленный социализм», что он и показал, изобразив, как новое руководство лишь ускорило темпы обводнения, заставив бедных туземцев ходить на цыпочках, чтобы не задохнуться.

Вторая история мне не вполне понятна. Вроде бы там Лем опять же прошёлся по муравьиному социализму, изобразив общество, где индивидуальность преследуется по закону, но это общество почему-то пребывает в состоянии вражды с Пинтой, хотя в 1956 году лагерь социализма ещё не раскололся на сторонников СССР и Китая, а единственным внутренним конфликтом был советско-югославский (но титовская Югославия совсем не напоминала коммунистическую утопию, изображённую во второй истории). Видимо, тут Лем постебался над идеологическими конфликтами внутри коммунизма вообще, намекнув, что хорошего коммунизма не бывает.

Ох и мизантропия! На самом деле Лем никогда не верил в человечество и даже ребёнка не хотел заводить, уверенный в скорой Третьей мировой. Но нигде, пожалуй, это не показано с такой отчётливостью. Напоминает Свифта с его гуингнгнами.

И при этом до чего же смешно! Вот уж действительно «я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать».

Кстати, если кто-то торопится увидеть в Тарракании тараканов, то напрасно: по-польски таракан — «каралюх». Впрочем, не исключено, что Лем позаимствовал слово из русского.

Обалденно. В одном рассказе Лем прошёлся чуть не по всем штампам хронофантастики. Заметим, что в советской НФ есть произведение в точности на ту же тему — «В Институте времени идёт расследование» Громовой и Нудельмана. И какое же оно огромное и нудное! А Лем показал всё то же самое, уложившись в рассказ, да ещё снабдил его блистательным юмором!

Автор! Надумаешь писать нетленку о перемещениях во времени — прочти сначала этот текст Лема и спроси себя, будет ли в твоей нетленке что-то новое в сравнении с рассказом польского классика. Если да, берись за дело! Если нет, выбрось эти глупости из головы и напиши что-нибудь другое!

Ничего себе! В одном стареньком рассказе польского фантаста — сюжеты сразу трёх блокбастеров: про Годзиллу, жидкометаллического Терминатора (здесь он из ртути) и механических «егерей», сражающихся с кайдзю. Ну ладно монстр, рождённый от излучения ядерных отходов — эту идею Лем мог почерпнуть ещё из фильма 1953 года «Чудовище с глубины 20 000 саженей» и его продолжений. А всё остальное?

Вообще человек в «Кибериаде» — это такой мистический враг, наподобие дьявола. Но кажется, нигде этот враг не выступает явно. А здесь именно так и есть. Не знаю, зачем это Лему понадобилось, но написано ярко.

А ещё запомнились гравитационные ловушки, которые расставили аргенсы вокруг своей планеты. Нет, они не превращали врагов в фарш, как в «Пикнике на обочине». Всё куда остроумнее: они искажали время, отчего любой противник старел быстрее, чем успевал взглянуть на столицу планеты.

Чёрт побери, да это же настоящая космоопера!

Лешек Колаковский — самый известный польский философ 20 века. У меня есть второе издание «Суммы технологий» с большим автографом Лема Колаковскому. Они весьма активно общались, хотя Колаковский уехал из Польши в 1968 году. Кстати, эта книга сначала была отправлена Лешеку в Англию, а после его смерти вернулась с семьей в Польшу...

Забавно, что я сначала прочёл цикл коротких лекций Лема для польских студентов, где он говорил то же самое, но уже от своего имени. Так что, читая «Новую космогонию», я испытал чувство дежа-вю.

То, что действия сверхцивилизации будут неотличимы для нас от действий природы, придумал не Лем. Поляк, скорее, конкретизировал эту мысль, перечислив некоторые вещи, могущие оказаться рукотворными (зависимость времени от скорости, постоянная Больцмана, принцип неопределённости Гейзенберга), сделав умопомрачительный вывод: что, если космос конструируется на наших глазах?

Кстати, говоря о сверхцивилизациях, Лем вскользь проговаривает мысль, которая легла в основу мира «Кибериады»: носители разума совсем не обязательно живы в нашем понимании; возможно, это — искусственные создания, изготовленные давно вымершими жителями других планет. Дальше — больше: а что, если при изменении законов природы носители сверхразума стирают собственное прошлое? Ведь их мозги состоят из той же материи, устройство которой они меняют.

Самое интересное, что вымышленный Лемом Ахеропулос отталкивался в своих рассуждениях не от науки, а от мифологии. Логика проста: если в мифах боги создали мир, не может ли такого быть в реальности? Всякого рода графоманы давно опошлили эту мысль, уйдя в фэнтезятину, но Лем пошёл другим путём.

Поразительно, насколько далеко смотрел великий поляк. Самые смелые фантасты допускают искусственность квазаров и пульсаров. А Лем спрашивает: ну хорошо, допустим, они сотворены разумом, а что дальше? Ведь при нынешних темпах развития цивилизации мы сами сможем творить эти квазары с пульсарами уже через несколько тысячелетий. Чем тогда занята цивилизация, прожившая уже миллиарды лет? Чувствуется влияние Стэплдона, чьей творческой смелостью восхищался Лем.

В чём поляк абсолютно оригинален, так это в идее сознательного отказа сверхцивилизаций от контакта с кем бы то ни было. Человечество настолько проникнуто стремлением найти братьев по разуму, что нам просто не приходит в голову такая мысль. Как можно по доброй воле отгородиться от инопланетян? Это противоречит одному из основных инстинктов человека — любопытству. А Лем утверждает: на определённом уровне развития такая перспектива не только желательна, но даже неизбежна ради сохранения Вселенной.

Что ж, может, всё так и есть.

В сущности Лем придумал ещё одну апорию Зенона: если вероятность рождения каждой отдельной личности зависит от бесконечного числа случайностей, то почему существует человечество? Разрешается парадокс просто: множественность — отнюдь не совокупность свойств частичек, из которых она состоит. У множественности свои законы поведения. Рука — это не человек, и нога — это не человек, и даже мозг — это не человек, и каждая отдельная часть тела — тоже не человек, и мёртвое тело человека — тоже не человек. В конце рассказа Лем фактически именно это и говорит, разоблачая профессора Коуску.

Остроумно, но ничего принципиально нового здесь нет. Почитайте апории Зенона — там ещё и не такие парадоксы встречаются.

Так вот откуда растут ноги у «Игры» и «Шоу Трумана», хе-хе! Впрочем, не только Лем размышлял над этим. У любимого им Дика есть похожий рассказ. А вот концепция цифрового бога реализована, по-моему, топорно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть сходство между всемогущим компьютером и Творцом. Но как же реализует её Лем? Да прямо в лоб, изобретая Единого в Трёх лицах Судьбоустроителя. Типа, это смешно, да? На мой взгляд, просто пошло. В данном случае Лему не хватило вкуса и он не смог вовремя остановиться.

Тут Лем переплюнул Брэдбери. Зачем сжигать книги, когда можно платить за их ненаписание и штрафовать — за написание? Только величайшие гении продолжат творить в таких условиях! А цивилизации только этого и надобно! Отличная социальная пародия, выворачивающая наизнанку знаменитую антиутопию американского классика НФ.

Всё просто. Лема на протяжении всей жизни преследовали два кошмара: вымышленные оргии из книг де Сада (он возвращается к ним вновь и вновь) и реальный нацистский террор, которому он был свидетелем во Львове. В этой книге он совместил оба ужаса, чтобы выплеснуть свою ненависть к нацизму (что может быть отвратительнее, чем эсесовец, упоённый эпохой де Сада?). Никакая эта, по-моему, не ирония, а чистая психотерапия Лема.

Вообще-то ничего особенно оригинального для себя Лем здесь не написал. Идея одурманенности сексом вообще была дежурным аргументом брюзгливых стариков, шокированных сексуальной революцией шестидесятых. А Лему, общавшемуся со своим «соседом» по городу Каролем Войтылой, который собаку съел на половой морали католицизма, она была особенно близка. Идею эту Лем обсасывал начиная с середины шестидесятых (вторая история в «Воспитании Цифруши») и вплоть до заката писательской карьеры (Люзация в «Осмотре на месте»). Но здесь — пожалуй, единственный раз — Лем задался вопросом, что же будет дальше, когда волна спадёт? Технически в этой части у него идёт чистая социальная и научная фантастика, тоже не шибко оригинальная. Но Лем не был бы Лемом, если бы не придумал какую-нибудь фишку, ни у кого ранее не встречавшуюся. Здесь такой фишкой выступает идея пресыщенности и перехода к новому фетишу (в данном случае — чревоугодию). Что ж, почему бы и нет?

Не могу, однако, не указать, что Лем совершает здесь дежурную ошибку мальтузианцев, задававших тон весь XX век. Он уверен, что взрывной рост населения так и будет продолжаться вплоть до катастрофы. Ему и в голову почему-то не приходит, что повышение уровня жизни почти всегда влечёт за собой снижение темпов роста населения (исключение — США). Так что перенаселение нам вряд ли грозит. Чем лучше живёт человечество, тем неохотнее оно размножается. Странно, что такой проницательный человек как Лем, угадавший столько реальных явлений из XXI века, не уловил столь простую закономерность.

Вот тут Лем меня подловил. Пока читал, был уверен, что это несколько пренебрежительное в отношении Лема предисловие написал какой-то критик (я уже сталкивался с таким). Причём, мнение этого критика мне очень понравилось: автор не играет с нами, как Борхес, а тупо вываливает идеи несостоявшихся произведений, ибо не чувствует себя в силах написать их. И вот поди ж ты! Оказывается, даже предисловие написал сам Лем! Такой самоиронии ещё позавидовать!

Два друга отдыхают на лесном озере, расположенном вдали от цивилизации. Питаются пивом, форелью и старыми огнеупорными зайцами. В один из вечеров разговор заходит про пришельцев со звёзд: есть ли они вообще, как выглядят, каков может быть наш первый Контакт с ними. Один друг настроен идеалистически (прям в духе фантастики Ивана Ефремова), а другой — скептик (полагаю, это литературное альтер-эго Станислава Лема). Поводом к их разговору послужила газетная заметка про некий метеор, который вот-вот упадёт на Землю. Учёные думают, что это именно метеор, зато газетчики на все лады кричат про скорую встречу с инопланетянами... Такова завязка истории.

Далее по сюжету в кустах обнаруживается огромнейший рояль — несомненно, это жирный минус всего произведения. Но стоит понимать, что «Крысу в лабиринте» Лем написал в 1956 году, ещё будучи далеко не самым опытным писателем. Поэтому сделайте скидку и не спешите фикать, мол, Лем накалякал неумелую и скучную ерунду. Вовсе нет. Рояль в кустах в начале и бога из машины в конце можно простить за одну только атмосферу этого рассказа. А ведь тут есть ещё и интересные (хоть уже и не новые) мысли о Контакте, и они тоже добавляют баллов в положительное восприятие истории про двух друзей и метеор. Лем вообще любил строить сюжеты своих произведений на теме первого Контакта — и этот лейтмотив есть и в «Крысе в лабиринте».

Собственно, перед нами — очередной «крепкий середнячок» от Станислава Лема. Средней длины рассказ про двух друзей, лесное озеро и НЁХ с небес не даст читателю прямо-таки новой картины мира, не взорвёт ваши мозги, но всё-таки оставит после себя приятное послевкусие. Также очень возможно, что чуть позже вам захочется перечитать «Крысу в лабиринте» и ещё раз насладиться качественным текстом и великолепной атмосферой. Да, атмосфера здесь выписана очень здорово: так, на моменте с туманным озером и воронкой, которая засасывала в себя всё подряд, у меня аж мурашки пошли. И мурашки забегают по вам табунами, когда вы прочитаете про петлю времени и узнаете смысл фразы «Прошу тебя, сними маску».

Соглашусь с тов. wolobuev -- иногда синяя занавеска это синяя занавеска, сигара -- сигара, а «простенький» рассказ Лема -- простенький рассказ Лема, написанный ради юмора и самоиронии.

Чем-то общий посыл этого рассказа напомнил мне «Расследование» от того же автора. Всем на свете правит хаос как высшая форма порядка -- звучит банально, но ведь это, наверное, правда! Свалились эти «капсулы» на Землю, а зачем, почему, откуда -- никто не знает и никогда, видимо, уже и не узнает. Последние слова доктора Хейнса тут как нельзя кстати.

Рассказ, конечно, классный, но всё равно -- по сравнению с «крупными» произведениями Ст. Лема, его рассказ (-ы) проигрывают. Не хватает бумажного простора, чтобы развернуться. Спасибо и на том, что пан Станислав вообще такое писал. Я современное терпеть не могу, а вот его тексты -- как бальзам.

Мне сложно оценивать Лема, но всё же попробую.

Вся книга — это такая своеобразная переоценка себя же самого спустя 30-40 лет (именно столько прошло от момента написания «Суммы технологий» до этих эссе). Лем пускается в размышления о том, сбылись его прогнозы или нет и рассматривает положение вещей о затронутых темах на рубеже XX и XXI веков. С одной стороны, читать интересно. Лем даже на старости лет логичен, последователен и креативен. Язык его упростился (хотя, возможно, дело рук переводчиков), поэтому продираться через дебри терминов теперь не придётся.

С другой стороны, всё это уже было в «Сумме технологий», а затем в «Фантастике и футурологии», пусть даже и несколько другим языком. Автор занимается автоцитированием на несколько страниц подряд и это очень утомляет. Сами сборники написаны в разные годы («Тайна...» в 1996, «...бомба» в 1999), задумывались, очевидно, как отдельные сборники, поэтому содержат много глав, посвященных одним и тем же темам. А так как за 3-4 года мировоззрения Лема не сильно изменились, то и мысли, высказанные там, одинаковы. Из-за этого приходится несколько раз подряд перечитывать одни и те же мысли. Иногда даже написанные одними и теми же словами. В общем, если бы коснуться этого произведения, скажем, вместо «Суммы технологий», то было бы интересно. Но как поздние комментарии — они слишком уж объемны для восприятия. Общий объём философского опуса в целом («Сумма» + «Фантастика и футурология» + «Молох» = 2700 страниц) превышает разумные пределы.

В общем, на мой взгляд, ценная вещь только если перед этим НЕ читать ранние эссе автора или если ты, вдруг, изучаешь творчество Лема (хотя, я сомневаюсь, что есть подобные филологи или философы).

Это ж надо придумать такое: уложить тему соперничества изготовителей компьютеров в формат сказки! Добро торжествует, но зло не наказано, потому что его здесь нет. Кому сделали плохо советники короля? Лишь друг другу. В итоге всё осталось как было, только советники стали совсем маленькие. Вот так изящно Лем изобразил переход от ламп к транзисторам!

Ну это уж совсем ни в какие ворота. Я понимаю, что Лему были милее социальные прогнозы, чем какая-то там художественность, но не до такой же степени!

То, что завязка не имеет никакого отношения к основному действию, я уже привык. Для Лема такое в порядке вещей. Но я всё же надеялся, что у повести будет некая общая мысль, выраженная в названии. А вот нет! Просто на голову Трурлю падают два создания из других миров, которые рассказывают ему про свои злоключения. Когда второй пришелец замолкает, повесть заканчивается. И всё, никакого вывода. Цифруша, вынесенный в заглавие, присутствует только в завязке и больше о нём не вспоминают. Как и о Трурле, впрочем. Никакого финала, никакой морали, вообще ничего. При чём тут, спрашивается, воспитание? Видимо, Лем сел писать одну историю, потом она ему наскучила и он привинтил к ней две другие.

Первая — сатира на лагерь социализма. Самокритика, двоемыслие («чревовещание»), огромное Гориллище (КГБ и его аналоги), музыка сфер (коммунизм) — всё очень зримо и понятно. Лем настолько точен в описании, что невольно угадал реальный случай, произошедший в СССР. 9 апреля 1941 г. на совместном совещании Политбюро и руководства наркомата обороны замнаркома по авиации Павел Рычагов, отвечая на вопрос, почему в СССР бьётся так много самолётов, бросил в лицо Сталину: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!». Через три дня он был снят с должности, в июне того же года арестован, а в октябре вместе с женой (тоже лётчицей) бессудно расстрелян под Куйбышевом. Лем, конечно, не знал об этом, но зато он знал реалии социализма, отсюда его попадание в девятку (в повести один из музыкантов, набравшись смелости, говорит: «У нас же негодные инструменты! Какая тут музыка сфер?». Итог — смерть в пасти Гориллища).

Вторая история- удивительно точный прогноз Лема касательно второго этапа сексуальной революции и ухода людей в виртуальность, при этом наполненный такой постмодернистской игрой в слова, что дух захватывает. Оказывается, Лем и Пелевина предвосхитил, и даже «Матрицу». Эта история потом частично вошла в «Осмотр на месте», даже название страны было перенесено почти без изменений (здесь — Лизанция, там — Люзация). Лем опять размышляет здесь о техническом принуждении людей к нравственности (тема, начатая в «Возвращении со звёзд» и продолженная в «Осмотре на месте»), но слишком уж отдаётся модному тогда вопросу перенаселения (вспомним Гаррисона с его «Подвиньтесь, подвиньтесь!»), а потому заканчивает совсем уж в абсурдистском ключе. Но даже полный бред, если его озвучил Лем, не пропадает даром — смотрите фильм 2017 года «Короче» и удивляйтесь, сколько идей подкинул миру великий поляк. :)

Кстати уж, нельзя не упомянуть, что Лем удивительно много места отводит позиции церкви. Для советских фантастов, описывавших будущее, такого явления не существовало вовсе — подразумевалось, что в грядущем все будут атеистами. А вот Лем раз за разом возвращался к теме церкви. Здесь церковь упоминается в связи с вопросом опять же перенаселения, что превращает «Воспитание Цифруши» ещё и в документ эпохи. Действительно, в то время в Ватикане ломались копья в связи с проблемами контрацепции и целибата, причём, одним из рьяных участников той борьбы был архиепископ Кароль Войтыла (будущий папа Иоанн Павел II), живший в одном городе с Лемом. Вот так акценты, расставленные в книге, выдают не только время, в которое жил автор, но и место, где он жил.

Лем не случайно считал себя скорее мыслителем, чем писателем. Это не рассказ как таковой, здесь нет общего содержания, а просто набор разномастных, никак не связанных новелл и вставных новелл, условно обрамлённых фигурой Трурля. Я мог бы сравнить это с «Рукописью, найденной в Сарагосе», но даже там повествование стройнее. Лем не раз в своём творчестве отказывался от литературных «приличий» в пользу иллюстративности посетивших его идей.

А вот идеи хороши. Больше всего запомнилась первая история — про короля Мондрильона и его советника (наверное, потому, что я лучше всего её понял). Это явный выпад против сталинизма с его паранойей и репрессиями (да, именно против сталинизма, а не диктатуры вообще, уж поверьте мне. Я знаю, в какой стране жил Лем и что волновало его и людей, которые его окружали в то время).

Вторая и третья истории — плевок в социализм в целом, а точнее, в тех, кто предлагает простые рецепты общественного счастья (Лем ставит там на одну доску марксистов, луддитов и утопических коммунистов чуть ли не времён религиозных войн).

Четвёртая история (самая стёбная, пожалуй) — предвосхищение виртуальной реальности и искусственных снов (нечто подобное в те времена писал Дик. Отсюда, может быть, столь тёплое отношение Лема к этому американцу).

Наконец, пятая — полная иронии иллюстрация того, что все мы (от планеты Земля до человечества) — плод случайности, и даже гипотетический Творец всего сущего (у Лема скорее похожий на Брахму, чем на Иегову) может быть порождением прозаического стечения обстоятельств. Надо сказать, что эту мысль Лем пронёс через всю жизнь, даже написал об этом монографию «Философия случая», а родилась она в нём, очевидно, после того, как ему довелось присутствовать при расстреле нацистами львовских евреев, причём, он сам по чистой случайности в число расстрелянных не попал.

Ну а шестая — точнейшее психологическое наблюдение над тем, что бывает, когда любишь не искусство в себе, а себя в искусстве.

Сами решайте, можно ли назвать полноценным художественным произведением вещь, сотканную из столь разных кусков. Каждый из этих кусков великолепен, но надо ли было соединять их в одной повести? Лему было на это наплевать. Как я уже сказал, он считал себя сначала мыслителем, а потом уже писателем. И кто мы такие, чтобы судить его?

Отличное продолжение отличного цикла! Невероятная планета, необычные формы жизни, космогония и философия, приправленная типичным еврейским юмором — все, что удавалось Лему лучше всего и делало его уникальным. Сказке зачет!

Лем не перестаёт изумлять. Оказывается, перенос сознания из человека в предмет — это не фишка «Чёрного зеркала», а всего-то забавный приём из старой сказки известного фантаста. По сюжету — этакий «Принц и нищий», только в жанре НФ. По морали — типичная сказка. А в итоге — один из немногих текстов цикла, когда на коне оказывается не взбалмошный Трурль, а холодный скептик Клапауций.

Рассказ — иллюстрация квантового поведения электрона. Отсюда все эти «вероятностные драконы», переход из конфигурационного пространства в реальное и «размазывание драконов по пространству». Очень забавно, но концовку я не понял.

Космическая байка от мастера пера.

«Патруль» оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, рассказ походит на байку, которую космонавт может рассказать во время застолья, и которую в той или иной версии слышал каждый. Так как часть читателей сразу понимает к чему ведёт история, то для удержания интереса на первый план выходит мастерство рассказчика. И тут Лем не подкачал.

Если отстраниться от загадки таинственного феномена, то оказывается, что Лем весь рассказ прямо указывает на главного злодея истории — на космос, его пустоту и тот психологический эффект, что они вызывают. Только победив собственную тревогу, Пиркс сумел спастись.

Очень жаль, что по нынешним меркам элементарность предлагаемой загадки несколько портит создаваемую автором атмосферу.

«Иногда несгибаемая позиция — признак паралича». Станислав Ежи Лец.

Верно было подмечено: рассказ — перекличка с Оруэллом, но перекличка ироническая. И то, что у Оруэлла выглядит благородной попыткой жить не во лжи, у Лема превращается в насмешку над косностью. Фактически это — плевок в окаменелых консерваторов, однажды пришедших к некоему выводу и повторяющих его, несмотря ни на что. При этом такие консерваторы, что забавно, могут мнить себя последними защитниками истины, ссылаясь, в том числе, на роман Оруэлла. :)

«Вот все говорили: Радио, радио! Вот радио есть, а счастья нет». И. Ильф, Е. Петров.

Собственно, этой фразой можно ограничиться, говоря о данном сборнике. Лем на все лады расписывает, что именно ему удалось предсказать, и сокрушённо замечает, что лучше бы этого не случилось. Самое главное разочарование — интернет. Вместо обмена знаниями он превратился в Клондайк для преступников, сумасшедших и извращенцев. А ещё он ни на йоту не приблизил нас к созданию ИИ, ибо мозг и сознание остаются для нас такими же загадками, как и раньше. Впрочем, мы хотя бы поняли три вещи: 1) интеллект и сознание — не одно и то же; 2) сознание не сосредоточено в одном месте, а представляет собой конструктор из множества деталей, которые сами по себе сознанием не являются (типа как компьютерное железо и прошивка создают компьютер); 3) не бывает универсального мозга, а значит, не может быть и универсального ИИ — скорее, их будет множество.

В общем, это не тот мир, о котором мечтал Лем. Даже перебои с электричеством, донимавшие его в ПНР, никуда не делись. Правда, внезапно рухнул СССР, о чём Лем даже не мечтал. Нельзя не отметить злорадство, с которым он говорит в одном из текстов сборника о недооценке советскими товарищами кибернетики. «Я приезжал в шестидесятые годы в Советский Союз и думал: Отлично! Значит, вы проиграете холодную войну. Это прекрасно!».

«Мы думали, вы высадитесь на Марсе, а вы дали нам Facebook». Базз Олдрин

Если вы считаете, что это фантастика, то очень странная. Не читал других юмористических произведений Лема, но рекомендую всем читать всё же серьёзные вещи автора, тут я ничего не могу сказать плохого. Рекомендую только фанатам этого польского писателя. А так лучше не теряйте время.

Сегодня дослушал аудиокнигу и впечатления честно говоря нет вообще. Очень пресно.

Сюжет наполнен сухими размышлениями, разговорами с самим собой, а также страданиями влюблённого.

Подойдёт как медитативное произведение.

Если будете слушать, а не читать, то думаю лучше будет прослушать аудио спектакль с Джигарханяном, там наверно и эмоций побольше и в 2 раза короче (3,5 против 7 часов)

Уж не знаю хорошо или нет что начал знакомство с Лемом с этой Книги, может другие более бодрые

Что делает экипаж космического корабля, потерпев крушение на неизвестной планете? Конечно, сразу же отправляется в экспедицию в полном составе и очень удивляется, найдя по возвращении в ракете незваного гостя. Ходили, разумеется, без скафандров и даже без кислородных баллонов, атмосфера-то похожа на земную. Что делать, встретив непонятную завесу? Дождаться подготовки автоматов и отправит туда роботов? Что вы, туда пойдет доктор (!) и, обнаружив там какой-то газ, вызывающий кашель, скажет, что пару минут можно потерпеть и все дружно направятся внутрь. Даже удивительно, что итоговый контакт с другой цивилизацией не закончился фиаско, как в одноименном романе того же Лема.

Помимо тупости земляне расстроили какой-то повышенной агрессивностью. Чуть что хватаются за пушки, позже используют что-то вроде танка и постоянно рассуждают об атомном оружии. Заканчивается все это желанием причинить добро другой цивилизации, благо, не все персонажи разделяют такой подход. Стоит отметить, что герои романа — это по сути функции своей профессии, у них даже имен собственных нет, а обращаются они друг к другу как Доктор, Инженер или Химик. Мне кажется, что это лучше бы смотрелось в коротком рассказе, а не в романе. Тут все-таки ожидаешь какого-то раскрытия личностей и их развития.

Но больше всего в романе мне не понравилось, что, несмотря на маленький размер, он почти полностью состоит из текста, никак не раскрывающего суть произведения. Общественное устройство другой цивилизации и проблемы самого контакта описаны на паре десятков страниц, а около двухсот занимают сложные описания окружающего мира, пейзажей, непонятной техники и т.п. Возможно, задумывалось это для того, чтобы показать разницу между цивилизациями, но, как мне кажется, не получилось. Через эти описания мне пришлось продираться, чтобы встретить что-то более-менее знакомое.

Мне кажется, у Лема есть намного лучшие произведения и про контакт, и про землян.

Оочень затянутая вещь, в которой Лем в очередной раз берётся доказать утопичность общественных рецептов счастья. Если честно, похоже на помойку, куда Лем сваливал всё подряд, что пришло ему в голову. Но рассказу многое можно простить за сюжет с цифровой копией Трурля, наделённой сознанием, а потому несчастной. Я думал, такое только в «Чёрном зеркале» было, а вот пожалуйста — Лем придумал это за добрых полвека до знаменитого сериала.

А ещё очень удивило сравнение уровня счастья с наслаждением старцев, наблюдавших за купавшейся Сусанной. Я понимаю, что библейские параллели у Лема всплывали совершенно непроизвольно, но встретить такое в «Кибериаде» совсем не ожидал.

Произведение для тех, кто хочет посмотреть во что может превратиться ВЛАСТЬ. Власть, которая как бы есть и которой нет. Все управляется системно, на основе «гневисти» — если у меня есть спички, а у Вас — коробок, мы можем ненавидеть друг друга, но огонь зажжем только вместе. Если власть полностью анонимна (но существует), то на кого жаловаться?

Очень полезная, но трудная для прочтения книга. Тем не менее, это единственный известный мне пример научно-популярной книги про технологическую эволюцию. Для ИТ-шников и кибернетиков прочтение ОЧЕНЬ РЕКОМЕНДОВАНО!

Один из лучших примеров интеллектуальной юмористической фантастики, по-моему мнению. Только один пример: тонкий «троллинг» плохих энциклопедий — «сепульки — это устройства для сепуления, а сепуление — это то, что делается с помощью сепулек». Оценка — очень хорошо.

Древнегреческий парадокс о корабле Тесея, перетолкованный на новый лад. Очень остроумно, особенно что касается пересадки органов размножения :). Лем не стал уходить в психологические дебри, как он любит, а просто написал юмореску, походя пнув юристов (как он тоже любит — см. «Стиральную трагедию»). Реализма на самом деле ни на грош (даже юридического), чистый юмор. Наслаждайтесь!

Удивительным образом в этом эссе Лем опровергает сам себя. А может быть, это такой крик отчаяния? Лем мог назвать эссе как-нибудь иначе. Например, «Персонетика» — сухо и безлико, как и подобает научным работам (и как у него озаглавлены почти все книги из «Библиотеки будущего»). Но он придумал название-лозунг: «Не буду служить». Кому служить? Творцу всего сущего. Лем в бога не верил, а потому и служить ему необходимости не видел. Тогда почему такое вызывающее название, из которого прямо следует бытие божье? Не начали ли закрадываться в Лема сомнения? Если взглянуть на всё его творчество, то оно прямо-таки пронизано темой христианства. Начинал он как насмешник и богоборец («Миссионеры в космосе», 1954 г.), а закончил едва ли не как поклонник католической церкви («Фиаско», 1986 г.).

Это эссе кажется переломным в духовной эволюции Лема. Здесь он уже не столько оспаривает бытие божье, сколько сомневается в необходимости поклоняться Творцу (если бог — всего лишь экспериментатор, зачем ему молиться и о чём-то просить?). Более того, в самом эссе «бог» есть — это профессор Добб, создатель виртуального мира, в котором и происходит религиозный диспут («Они ведь в сущности обращаются ко мне», — говорит он). Судя по всему, Лем, подобно множеству его соотечественников, разочаровался в коммунизме после антисемитской кампании Гомулки и ввода войск в Чехословакию, и начал дрейфовать в сторону религии.

Это не значит, что он стал верующим. В эссе полно таких тезисов, от которых у верующего встанут волосы дыбом. Например, зачем нам благодарить бога за сотворение себя, если мы не знаем, лучше ли было или хуже, если б мы не появились? Мы ведь не можем сравнить (служитель церкви тут, наверное, возразил бы, что бог всеведущ, а значит, он-то может сравнить, что уже и сделал, раз сотворил человечество и весь мир. Но это объяснение вряд ли нас удовлетворит, потому что божественным чудом можно заткнуть любую логическую дыру, о чём Лем и говорит).

Идея виртуального мира в момент написания эссе была расхожей темой, но таковой она стала в том числе благодаря Лему, который ещё в 1960 г. издал рассказ «Странные ящики профессора Коркорана». В 1964 г. увидел свет роман Д.Ф. Галуя «Симулакрон — 3», по которому в 1973 г. Фассбиндер снял фильм «Мир на проводе». В СССР ещё в 1961 г. Днепров опубликовал рассказ «Мир, в котором я исчез», где изобразил нечто вроде компьютерной игры-стратегии, скрещённой с симулированием реальности (а Лем в «Осмотре на месте» даже придумал название для такой игры — социомат). Так что к 1971 году само по себе виртуальное моделирование мира новостью для НФ не являлось. Вопрос был лишь в том, каким образом обитатели этого мира обзаведутся сознанием. И на объяснение этого Лем тратит первую половину эссе, где подробно рассматривает вопрос, как вообще появилось сознание. По мнению Лема, сознание — это ответ эволюции на нагромождение противоречий в причинно-следственных связях. Машина не может решить непримиримые противоречия, она просто зависает, а человек благодаря сознанию может. Значит, чтобы искусственные личности тоже осознали себя, надо ввести особую программу, генерирующую противоречия. Что это за программа и почему она не приведёт к зависанию компьютера, Лем не объясняет, но оно и неудивительно — НФ же! Вы ещё попросите чертёж работающей модели двигателя для звездолёта. Понятно, что Лем закидывал удочку в далёкое будущее, когда такие программы могут появиться.

В целом — отличная мозголомка, в которой не обошлось без фирменной иронии Лема: «Буду работать до тех пор, пока институт платит за электричество для моего опыта. А когда перестанет, придётся, видно, устроить персоноидам апокалипсис».

Один из эталонных циклов научной фантастики ХХ века.

Объединяющая идея всего цикла — насколько можно доверять технике? Раз за разом этот вопрос ставится, поворачиваясь новыми гранями. В каждой из новелл пилот Пиркс и его коллеги должны принимать решение вслепую, ориентируясь лишь на показания приборов. И каждый раз Пиркс испытывает «обоснованные сомнения» по отношению к безупречной вроде бы технике, каждый раз полагается на человеческую интуицию — и выигрывает. Но выигрыш слишком часто оказывается своего рода «пирровой победой», неотличимой от поражения, а в финальном эпизоде цикла («Фиаско») интуитивно принятое решение и вовсе приводит Пиркса к смерти.

Так человек или техника? Безупречные приборы или вдохновенное наитие? Искусственный интеллект или естественный? Логика или эмпирика? Похоже, пан Станислав сам не знал ответа на этот вопрос и писал свои рассказы для того, чтобы мы тоже мучались сомнениями, принимая решение вслепую, наугад.

Облачные фигуры. Очередная попытка разглядеть скрытую истину в тонкой структуре — при чтении даже возникали мысли про «память воды». В плане сюжета этот рассказ эталонное произведение про эксперименты — подготовка, проведение, результат и, благо, все это без математических подробностей. Но рассказ называется не «Плазма» .... а «Правда».

Лем рассказывает о феномене «ненужной правды». Ну например, правда о том были ли динозавры красно-, сине- или зеленокожими может для специалистов приподнять завесу над реальными условиями, в которых жили эти ящеры, но, на самом деле, никому и никак не нужна.

****

Невольно вспоминается антропоцентристский постулат Маркса, что суть любой идеи заключается в ее реализации. Сюда же (скептически) вспоминаются всякие нравоучения о всегда всплывающей правде или на чьей стороне сила. Но Лем честно предупреждает, что дорожка эта скользкая

Беру свои слова обратно и снимаю шляпу перед великим маэстро научно-философской фантастики.

В этом нет никакого пафоса, а дело в том, что в одном из своих предыдущих отзывов я писал, что Лем очень часто бывает неправдоподобен. В другом своём отзыве примерно год назад я же высокомерно заявил, что прочитал уже все наиболее значимые произведения пана Станислава и, мол, досконально знаю и его, и его идеи, и, мол, читать у него больше нечего.

Так вот — перечитав недавно «Солярис» и прочитав впервые «Рассказы о пилоте Пирксе» и — в особенности — роман «Фиаско», я осознал, что был неправ, причём в обоих своих вышеупомянутых отзывах (К слову — «Фиаско» формально входит в цикл произведений о пилоте Пирксе, хотя (парадокс!) вполне возможно, что Пиркс в этом произведении действующим лицом не является). Да, вот так.

Интересна была эволюция отношения к этому роману по мере продвижения по тексту. Когда-то давно я прочитал статью о «Фиаско» на Википедии, где довольно подробно описана последовательность действий землян в окрестностях Квинты, их деструктивная деятельность по отношению к несчастной планете, к братьям по разуму, с которыми вроде как пытаются вступить в контакт, — деятельность, которую кроме как агрессией не назовёшь. Логики в поступках землян тогда я никакой не увидел, поэтому вполне понятно, что счёл роман странным, сумбурным, неправдоподобным — в общем, нелогичным.

И каково же было моё удивление при чтении самого романа, когда обнаружилось вдруг, насколько убедительно по ходу повествования Лем обосновывает каждый последующий ход землян. В отдельные моменты участникам экспедиции начинаешь даже сопереживать, понимать логику их поведения, которая базируется на безупречном и уместном использовании теории игр. Одержимые идеей контакта земляне с каждым шагом увязают в трясине собственной логики и болоте расчётов не менее антропоцентрического машинного разума. Каждое их действие, оправданное затраченными на предыдущее действие средствами, сорвавшейся лавиной следствий из их предыдущих действий увлекает за собой участников экспедиции, толкает на следующий шаг, который повергает их всё глубже и глубже в бездну собственного безумия и бесчеловечности.

Логические связки между отдельно взятыми, соседними элементами в череде событий очевидны, понятны и лично у меня сомнений не вызывают. Однако оглянувшись назад, охватив взглядом всю цепочку, многие из членов команды ужасаются, впадают в депрессию и оцепенение — как можно было дойти до такого? Именно эта цепочка, без промежуточных логических мостиков, без обоснований шага за шагом, в сухом, описательном виде представлена в статье на Википедии — и именно её формат вызывает недоумение читателя, повергает в сомнения по поводу общей логики всего происходящего.

А между тем, Лем в тексте самого романа последовательно подводит команду и читателя к неотвратимости фиаско — результату действий монструозной машины, набравшей обороты в своих поступательных операциях.

Подобно тому, как квинтяне, вступив однажды на порочный путь гонки вооружений, уже не могут спрыгнуть и продолжают нарезать виток за витком. Подобно ребёнку с естественной для него эгоцентричностью, инфантильное человечество не в состоянии избавиться от своих антропоцентрических представлений. Рассуждает исключительно в рамках своих категорий и не приемлет разума, основанного на иной логике.

Вероятно, такого характера мысли пронеслись в последние мгновения жизни главного героя, когда он наконец понял, что собой представляют квинтяне.

Несомненно главным достоинством этого произведения является его высокохудожественность. И, действительно, рассказ показывает качества приличной литературы — высокая детализация, неспешный ритм, изящный слог и грамотная работа с образами. Читать такое можно и нужно, даже если вы, как и я, недолюбливаете тематику Первого Контакта. Касательно последнего, представляю читателю самому определить насколько трудно было переводчику дать корректный перевод названию.

Под спойлером комментарий к фант-допущению