Нечитаемо. По поздним романам ясно видно, как Лем терял охоту к художественному творчеству. В нём ещё бродило множество идей, но нанизывать их на сюжет ему уже было лень, и он просто сваливал всё в кучу. Представьте, что вы намазали очень вкусное варенье на прекрасно пожаренную печень, засыпали всё отличной куркумой и потушили. Ну как, съедобно? Вот здесь именно такой случай. По отдельности составляющие очень даже ничего, но сложенные вместе превращаются в хрючево.

Начинается роман как разудалая юмореска в традиционном стиле рассказов о Йоне Тихом, продолжается бесконечной лекцией о цивилизации на Энции, затем транзитом через ещё одну остроумную юмореску (теперь уже о земных философиях) превращается в приключенческий роман в стиле космооперы, потом обрушивается ещё в одну нескончаемую лекцию (вновь о цивилизации на Энции, но теперь уже глазами самих энциан), а заканчивается в лучших традициях всё тех же рассказов о Йоне Тихом. Не сказать, чтоб всё это было беззубо — отдельные куски произведения просто завораживают, но такая мешанина больше подошла бы пародии, чем серьёзному роману (кстати, сам же Лем в «Фантастике и футурологии» предостерегал от смешения жанров, но теперь ему, видно, стало наплевать). Концовка, на которую многие пеняют, мне кажется одним из немногих достоинств романа — она явно перекликается с «Футурологическим конгрессом» (о чём прямо говорится в тексте) и в общем подытоживает приключения Йона Тихого: «Ему хотелось проснуться, но он понял, что это и есть явь, и другой не будет».

Посмотрим, когда Лем писал «Осмотр на месте». В 1980 — 1981 гг. Именно в эти годы в Польше появилась «Солидарность» и началась мирная антикоммунистическая революция. Отразилось ли это на романе? В общем — да. Как правильно было замечено, реалии Курдляндии взяты Лемом из новейшей истории Китая. Почему Китая? Потому что Лем уже разочаровался в коммунизме, но напрямую критиковать его не мог (он ведь жил в стране советского блока), вот и выбрал для критики КНР, с которым у Советского Союза была вражда — не придерёшься. Но Лем не был бы Лемом, если бы всё свёл к однобокой сатире. Дальше начинаются реалии Люзании (США), где за внешним благополучием скрываются такие скелеты в шкафу, что люзанийцы готовы лезть хоть курдлю в пасть, лишь бы на время вырваться из своего «рая». И вот уже наивный патриотизм беглого курдляндца, который после учёбы в люзанийском вузе почему-то предпочёл вернуться в родную диктатуру, перестаёт быть таким наивным («Из карательного курдля можно на время сбежать, а из этикосферы не вырвешься»). Блестяще!

Перечислю ещё некоторые достоинства романа.

Во-первых, он даёт, пожалуй, самое оригинальное объяснение «молчания космоса», которое я встречал («Об этом много рассуждают астрономы, а надо бы спросить экономистов»).

Во-вторых, очень здорово изображено взаимное противоборство двух пропаганд, когда не знаешь, чему верить.

В-третьих, классно и доходчиво показано, как трудно жителям разных обществ понять друг друга и какие дикие трактовки могут вызвать самые обычные явления нашей жизни («На Земле царит культ вампиров, потому что женщины красят губы в красный цвет и подводят глаза, чтобы смахивать на покойников»).

В четвёртых, Лем чуть ли не единственным на тот момент сумел показать развитие принципиально иного общества, увязав воедино эволюцию, философию и политику. Это вам не легкомысленные конструкции типа «А что, если Средневековье там не закончилось?». Здесь всё замешано куда круче: например, Лем умудряется провести логическую цепочку от неполового размножения к отсутствию в энцианских религиях понятия потустороннего.

В-пятых, здесь есть очень вкусный диалог философов и учёных прошлого об открытом и закрытом обществах. Сначала он кажется просто капризом Лема, которому надо было чем-то заполнить полёт Тихого на Энцию, но потом понимаешь, что таким образом писатель подводил к сравнению курдляндского и люзанийского обществ (или коммунизма и капитализма, если уж совсем просто).

В-шестых, Лем предугадал появление игр-стратегий («социомат»), роботов-суррогатов (да-да, прямо как в одноимённом фильме, снятом в 2008 году) и ещё раз постебался над замкнутыми циклами энциклопедических статей («Мокрыныч — намокший Горыныч», «Сгорыныч — выгоревший Горыныч». В оригинале порочный круг ещё уже, сводясь к двум словам — smok («дракон» по-польски) — огнедышащий zmok; zmok — намокший smok).

Роман набит интересной информацией под завязку. Но всё это на 80 % подано в таком нудном ключе, что читается с трудом. Не мудрствуя лукаво, Лем просто отправляет Тихого то в библиотеку (дежурный приём писателя), то на лекцию учёного. Так писали в эпоху фантастики ближнего прицела, а в СССР этим отличался Ефремов. В начале восьмидесятых такая дремучесть выглядела уже даже неприлично. Мог ли Лем преподнести всё это иначе, насадив на какой-никакой сюжет? Мог. Но хотел ли? Вряд ли. Неудивительно, что вскоре последовало ещё более невыносимое в сюжетном отношении «Фиаско», после которого Лем как писатель закончился.

Если честно, то это эссе больше похоже на продолжение пикировки Лема и некоего профессора Колаковского. Более чем наполовину состоит из оригинального текста «Суммы технологий» и объяснений почему же Лем был прав. Выглядит всё так, что прав всё-таки Лем, но зачем же ещё раз перечитывать дословно приведенные куски «Суммы»? Обычному читателю это будет вовсе не интересно, потому что новых идей тут нет совсем. Полагаю, это как-то связано с тем, что Лем несколько раз по тексту упоминает, что «Сумма» писалась давно, издана тиражом всего 3000 экземпляров, а поэтому читатель с ней совсем не знаком. Для 1991-го так и было.

Наряду с «Дознанием» эту повесть, бесспорно, следует считать лучшим из «малых» (без романа «Фиаско») произведений цикла о пилоте Пирксе. Возможно, ввиду их большого по сравнению с рассказами объёма — такая форма, конечно, даёт возможность полнее выразить научно-фантастическую идею (и не одну, кстати). А возможно потому, что Лем тут вновь блестяще реализует замысел за счёт ситуации, созданной под идею просто блестящим образом.

Лучшее — враг хорошего. Гипертрофированный педантизм — это плохо, а в отношении самообучающегося разума — ещё хуже. В отзывах тут пишут, что Лем ещё пятьдесят лет назад спрогнозировал проблему, которая перед программистами встала только сегодня. Избыточное переобучение современных нейронных сетей, муштра по теории, становящаяся самоцелью — таковы поднятые в повести проблемы. Человеческий фактор даже в таком вопросе может оказывать своё пагубное влияние, вылившееся в итоге в катастрофу. Подобие вычислительной машины человеку, быть может, не всегда хорошо. В погоне за созданием совершенного искусственного интеллекта человек может впасть в одержимость и наградить машину и своими отрицательными качествами.

Механика описанного Лемом машинного обучения, конечно, отличается от алгоритмов, принятых на вооружение сегодня, однако дело-то ведь всего лишь в деталях. Во времена написания повести объединения компьютеров в сети ещё, можно сказать, не существовало, поэтому в повести описано взаимодействие одного компьютера с другим, что в контексте поставленной задачи, между прочим, и можно считать объединением отдельных узлов в сеть. Не было также и всемирной файлопомойки под названием интернет, поэтому людскому опыту машину обучает непосредственно человек-тестировщик. Следует признать, что приведённые отличия принципиальными признать сложно, что делает футурологическое предвидение Лема просто гениальным.

Ну, и разумеется, нельзя не упомянуть подкупающую реалистичность составляющих повести: расследование крушения космического корабля, этапы освоения Марса, психологические портреты героев.

А ещё тут есть исторический обзор заблуждений, нагороженных вокруг Марса, лирические рассуждения Пиркса о кризисе среднего возраста с проекцией на профессию космонавта и многое другое — в общем, целая коллекция драгоценностей для любителя по-настоящему умной научной фантастики.

На текущий момент прочитал 9 из 11 произведений о пилоте Пирксе и могу заявить, что эта повесть произвела на меня наиболее сильное впечатление. Прежде всего хитроумно выстроенной ситуацией, наглядно демонстрирующей идею, которую заложил автор.

В социальном «естественном отборе» соперничать с роботом человеку очень сложно. Но можно. Побить сверхспособности технического характера сугубо человеческими качествами — слабостью, нерешительностью, перекладыванием ответственности. С одной стороны кажется, что Пиркс проявил именно эти позорные черты, однако не тут-то было! Мы-то знаем, что у великолепного пилота изначально был план и он его придерживался.

Как всегда Лем проделал большую работу по детализации ситуации — прорисован каждый винтик космического корабля, буквально каждая заклёпка на злополучных зондах, ставших для героев настоящим камнем преткновения. Кому-то может показаться, что Лем излишне дотошен, однако вынужден не согласиться: ребят, вы читаете настоящую, классическую, гранитную научную фантастику. Даже в те, лучшие, времена далеко не каждый писатель утруждал себя столь подробной проработкой технических деталей и доведением аппаратуры до степени полной реалистичности и не вызывающей сомнений работоспособности. Про нынешние времена и говорить нечего — сегодня толковых авторов-трудяг в этом жанре можно перечесть по пальцам.

Также достойны восхищения портреты героев с той же, присущей Лему психологической детализацией. Логика их поступков, при всей их противоречивости, расклады сил, конфликты интересов безупречно просчитаны по всем правилам теории игр.

Ну и напоследок упомяну также советско-польскую экранизацию 1979-го года — помнится, в своё время фильм тоже произвёл сильное впечатление. С литературным первоисточником, конечно, не сравнить, однако, думается, что и сегодня фильм будет смотреться с интересом.

Присовокуплю-ка и я свои пять копеек к дискуссии о выпадании этого рассказа из «канонического» (без «Фиаско») цикла произведений о пилоте Пирксе.

Насколько понимаю, главное желание Лема состояло в том, чтобы написать рассказ об альпинизме. А в Солнечной системе ближайшего будущего, кроме как на Земле, альпинизмом заняться будет больше негде. Нет, конечно, можно надеть и скафандр, но это будет как-то не то. Поэтому Лем и переместил действие на планету другой звёздной системы, хотя это и идёт резко вразрез с общей идеологией всего цикла.

На мой же взгляд, гораздо гармоничнее получилось бы, если бы Лем отправил пилота Пиркса в самый обычный отпуск, да хоть — в польские Татры, где Пиркс участвовал бы в поисках робота из близлежащего лагеря каких-нибудь условных геологов.

Ну да ладно, где мы, чтобы раздавать такие советы? И кто пан Станислав, написавший отличный рассказ о горах?

В отзывах пишут, что неизвестно точно, занимался ли Лем альпинизмом. Однако «Солярис» он писал в Закопане (это указано в подписи после текста), так что с горным туризмом он был как минимум знаком.

А рассказ действительно здоровский — настолько ярко передаёт атмосферу, что читая его, я вдруг остро пожалел, что в текущем отпуске так и не выбрался в поход в расположенные под боком Уральские горы.

В очередной раз поражаешься широте творческого диапазона великого фантаста. Написанный текст не так велик по объему, но сколько же у него достоинств и с каким интересом он читается. Здесь и буйство (по другому и не скажешь) фантазии, и умный текст, и прекрасный юмор, и любопытные рассуждения. Причём пан Станислав не стесняется браться за темы, мягко говоря, деликатные. Будущее религии, будущее веры в Творца препарировано и разложено автором по полочкам так, что и спорить вроде бы больше не о чем. Причём подано это всё в соответствующем духу цикла шутливо-ироничном стиле.

Что же касается темы будущего биоконструирования человека — здесь фантазия и юмор Лема буквально перехлёстывают через край. Честное слово, просто диву даёшься — ну разве может один человек столько напридумывать. И всё это, как уже упоминалось, в обрамлении умного текста.

Жаль только одного: первые вещицы «Дневников...» были гораздо проще и гораздо легче читались. Здесь же слишком много мысли, что для этого цикла как-то необычно — голову приходится бить. Но зато какое удовольствие получаешь, встречая в тексте фразы, над которыми можно подумать, например: «... никому не дано знать каковы будут завтрашние последствия познанного сегодня» или «Чем больше можно сделать всего, тем меньше известно, что именно надо сделать».

Однако, то ли автор не смог во время остановиться, то ли финал (а точнее его отсутствие) подкачал, но последние полтора десятка страниц читать становится уже не так интересно — возникает стойкое ощущение, что они уже как бы и лишние :).

Вообще, тема эта в научной фантастике уже давно стала архетипической, и я некоторое время назад стал даже коллекционировать причины, по которым человечество, в силу своего раздолбайства и равнодушия, упускает или игнорирует контакт с инопланетной цивилизацией.

Самым старым, вероятно, является рассказ Айзека Азимова «Место, где много воды», в котором недалёкие полицейские не могут понять, что перед ними появляется пришелец.

Писатель в рассказе Ильи Варшавского «Утка в сметане» общению с представителем иной цивилизации предпочитает блюдо, название которого вынесено в заглавие.

Евгений Шатько и «Упущенная галактика» — автор менее известен, зато его рассказ должны помнить многие — по причине мультипликационной экранизации. Лесник, которого озвучивает сам Лев Дуров, считает, что не стоит беспокоить начальство ради такого пустяка, как встреча с инопланетной высокоразвитой цивилизацией.

Есть ещё несколько рассказов, которые можно добавить в «Похожие произведения» с этим вот творением Станислава Лема.

Если же по существу именно этого рассказа, то, как мне показалось, пан Станислав решил несколько разбавить цикл абсолютно серьёзных произведений о пилоте Пирксе такой вот, можно сказать, юмореской. Следует признать, что получилось очень даже забавно, а главный герой вновь остался без своей медали — в этот раз, впрочем, вполне заслуженно, ибо допустил известную долю должностной халатности.

Другим мотивом рассказа следует считать его нарочитую обыденность. Космос во времена взрослого Пиркса перестал быть явлением исключительным, требующим повышенной ответственности и внимания. Космос теперь — это банальная повседневность, в которой вполне себе существуют такие вещи, как наплевательство, пьянство и прочее раздолбайство. Лем как бы говорит читателю: да, когда-нибудь и так тоже будет!

Из шести прочитанных мною произведений о бравом пилоте Пирксе этот рассказ, пожалуй, самый приключенческий: погоня за мятежным роботом с засадой и перестрелкой — и всё это на Луне. Вообще, Пирксу очень везёт оказаться в нужном месте в нужное время — везёт на приключения. И диву даёшься, насколько доблестно он справляется со всеми передрягами, можно сказать — настоящий крепкий орешек!

Если же не иронизировать (вполне по-доброму, между прочим), то перед нами — классно написанный рассказ с реалистично отрисованной Луной и стремительным развитием событий. Философская дилемма с драматической развязкой на последней странице рассказа придаёт произведению дополнительного шарма. На самом деле, при всей моей сентиментальности, сочувствия робот у меня почти не вызывает — подчиняясь законам классической литературы, уже к середине повествования я навсегда и бесповоротно отнёс этого робота к персонажам отрицательным — ведь он убил нескольких мирных граждан. Своим поступком он сам себя заклеймил, и это уже не исправить.

Но всё же я написал «почти» — ведь загнанное толпою вооружённых людей существо в любом случае сострадание вызывать будет. И здесь Лем умело играет на психологических противоречиях, наглядно демонстрируя, что не только Пиркс, но и читатель — тоже человек, а следовательно, ничего человеческое ему не чуждо.

К празднованию 100-летия со дня рождения великого фантаста Станислава Лема решил продолжить знакомство с этим прекрасным польским автором — после когда-то прочитанного и намертво застрявшего в списке любимых НФ-произведений «Соляриса» выбор пал на «Звёздные дневники Ийона Тихого».

И я хочу сказать, что мои ожидания во многом оправдались.

«Звёздные дневники» — это сборник практически не связанных друг с другом рассказов о путешествиях, снабжённых остроумным предисловием. Остроумных — ключевое слово, касающееся всех дневников. Некоторые рассказы больше тяготеют к обеспокоенной иронии, другие — буквально анекдотичны, третьи — сатиричны, но почти всех их объединяет живое юмористическое отношение Лема к своему герою и действительности.

При этом Лем бы не был собой, если бы за тонкой улыбкой не скрывались бы серьёзные темы, которые он здесь обсуждает — и почти все они скорее болезненно актуальны для самого автора и не касаются фантастики. Экономика, устройство общества и власти, эволюция, наука и ответственность учёных перед людьми за изобретения, религия, космология, история — по отдельности не все путешествия хороши в плане формы и содержания, но вместе демонстрируют насколько же интеллектуальным, чутким и оригинальным был польский фантаст.

Будь здесь чуть меньше философии и чуть больше простого, актуального юмора — поставил бы балл ещё выше.

Большой ошибкой с моей стороны было прочитать описание рассказа в статье на Википедии. Однозначно — читать аннотации к таким произведениям ни в коем случае нельзя! Ведь загадка, интрига, подобная удачно закинутой приманке, должна держать читателя в напряжении, выливаясь в финале в трагическую историю.

Рассказ очень сильный и мастерски построенный в плане композиции. Следует также отметить полное междустрочной иронии начало, после которого настраиваешься на какой-то несерьёзный лад — тем неожиданней дальнейшее развитие событий.

Правильно ли сделал Пиркс, отправив старого робота в утиль? Сложный вопрос.

С точки зрения науки и профессиональной этики — конечно же, нет, ведь феномен обязательно нужно было исследовать, а разгадка тайны гибели корабля, вполне возможно, дала бы специалистам ценный материал. Кто знает — может быть, спасла бы впоследствии других космонавтов.

С психологической же точки зрения действия Пиркса вполне понятны любому обывателю — избавиться от хранителя загробной тайны, от проводника в потусторонний мир, от робота-приведения. Кто из нас на месте Пиркса поступил бы по-иному?

Несмотря на джентльменскую сдержанность, всё же неожиданно эмоциональный для Лема рассказ. Больше похоже на Брэдбери вообще или на рассказ «Калейдоскоп» в частности.

Технически это пересказ многочисленных историй про «Титаник» с его «на верхней палубе играет оркестр и пары танцуют фокстрот», если так можно выразиться — космическая адаптация. Ну и, собственно, название роскошного межпланетного лайнера у Лема не то что намекает — всё названо своими именами. Или, если хотите, это отсылка к знаменитому и таинственному роману Робертсона «Тщетность».

Если же отбросить аллюзии и говорить об эмоциональной и этической составляющей, то рассказ Лема, безусловно, сильный. Затрагивает извечные проблемы: пир во время чумы, ответственность капитана за вверенный ему экипаж, морской кодекс морали.

Рассказ очень понравился, хотя и полон бросающихся в глаза технических ляпов — имею в виду, кстати, вовсе не анахронизмы вроде стрелочных спидометров. Докапываться до архаически выглядящих сейчас технических решений, которые были актуальны во времена написания рассказа, считаю делом бессмысленным и даже недостойным — садясь за чтение, каждый должен принимать во внимание, когда было написано то или иное произведение. Я же имею в виду технические неточности, которые должны были быть известны самому Лему, так сказать — неточности, не зависящие от времени написания.

Вообще, мысль о том, что Пиркс имеет дело с оптической иллюзией, возникла у меня почти сразу. Чуть позже, однако, меня смутило, что он определил расстояние до загадочного объекта при помощи оптического дальномера. Поэтому идею с оптической иллюзией мне пришлось отбросить. Каково же было удивление, когда оказалось, что я был прав! В рассказе как-то не совсем явно было указано, что оптический дальномер Пиркс направляет на телевизионный монитор, в то время как я думал, что он «стреляет» им через самый обычный иллюминатор. И в этом главный технический ляп рассказа — ведь если бы Пиркс направил оптический дальномер на монитор, то показанное прибором расстояние составляло бы несколько десятков сантиметров, а никакие не километры. И сделать скидку на время написания произведения здесь не получится, ведь принцип работы прибора Лему должен был быть известен.

Но это я уж так... Вовсе не придираюсь, не в упрёк автору и его произведению. Даже такие недоработки, которые Лемом, как мне кажется, могли быть допущены сознательно, не в силах испортить впечатление от рассказа, основная идея которого — не в конкретных деталях, а в обобщении: новые технические средства, новые условия, в которых человеку придётся работать в будущем, в космосе, таят в себе опасности, в том числе — в виде новых психологических эффектов, которые человеку предстоит испытать на себе, исследовать эти эффекты, найти технические решения, при помощи которых можно будет нейтрализовать негативные последствия этих эффектов.

Задача по художественному воплощению этой идеи в данном рассказе выполнена на все сто, и пусть дальномеры останутся просто забавным артефактом. Поэтому второе открытие Пиркса — о том, что порождённые новым сложным оборудованием визуальные эффекты способны вызвать у человека непредсказуемые неврологические состояния — смотрится в рассказе более чем уместно, логически продолжая развитие поднятой темы.

Вообще, цикл произведений о пилоте Пирксе мне нравится всё больше и больше, кажется, я начинаю входить во вкус и, прошу прощения за тавтологию, рассказы о Пирксе приходятся мне по вкусу.

И даже немного жаль, что предыдущий в цикле рассказ («Условный рефлекс») прочитан был мною урывками, с паузами, без должного внимания к деталям, что не позволило мне по достоинству оценить его интереснейшие технические подробности. Видимо, в будущем необходимо будет найти для этого рассказа пару часов свободного времени, чтобы перечитать его заново в спокойной обстановке.

Говорят, что инструкции по технике безопасности написаны кровью. Но это ещё полбеды. Ведь мало предусмотреть все технологические особенности отдельного элемента производственного процесса — особенности, в которых могут быть скрыты опасности. Необходимо предугадать комплексные ошибки, которые могут возникнуть при эксплуатации всего парка технических средств в связке между собой. Да ещё и учесть специфичность условий другой планеты.

Яркий пример рокового наложения друг на друга ошибок из категории человеческого фактора — авиакатастрофа на Тенерифе в 1977 году, когда в столкновении двух Боингов 747 погибло почти 600 человек.

Непросто предусмотреть заранее маловероятное стечение обстоятельств, кажущееся на первый взгляд незначительным. Вот и в этом рассказе Станислав Лем исследует тему таких совпадений (правда, скорее всё же технического характера), в результате которых на лунной станции гибнут двое учёных, а официальное расследование комиссии не может вскрыть истинных причин трагедии.

Отличный рассказ, который после «Соляриса» показался немножко неожиданным.

Во-первых, никаких чудес и непонятностей, всё железобетонно-научнофантастично. Во-вторых, лирика здесь проста и даже, можно сказать, наивна, никакой вычурности Криса Кельвина, а более чем понятные переживания подростка-курсанта. Ну, и в-третьих, никакой упадочности, никакого, если хотите — декаданса, в плане ущербной природы человека в этом произведении нет, скорее даже наоборот — рассказ пропитан тягой к космосу, чувствуется запах пыльных тропинок далёких планет, и где-то фоном звучит знаменитейшее «Поехали!»

Не уверен, что правильно всё понимаю, но читая рассказ, я воспринимал его именно как вступление к циклу произведений о пилоте Пирксе, как пролог, в котором читатель знакомится с главным героем. Ну, что ж, вступление, на мой взгляд, удалось. Теперь не терпится продолжить чтение о приключениях Пиркса, который с первых страниц производит впечатление симпатичнейшего молодого человека.

Интересно, что положительные и отрицательные отзывы и оценки этой книги оставляют как зрелые, так и молодые любители жанра. Думаю, это значит, что книга не устарела, а мы не поглупели за последние шестьдесят лет. Хорошая умная проза по-прежнему остается во власти личных предпочтений.

Я вернулся к этому роману спустя десять с лишком лет. К сожалению давнего первого впечатления не помню, помимо того, что понравилось. Но вот сейчас...

Кажется, в романе форма сильно превалирует над содержанием. Мне очень пришлась по душе полижанровость книги. Хардовое НФ переходит в триллер, потом в научный детектив, а заключается все эпичным боевиком и даже робинзонадой. В общем монотонностью и нудностью тут и не пахнет!

Основные идеи всего две — механическая эволюция и невозможность контакта с иным разумом. И вот они устарели, к сожалению или счастью. Самообучающиеся системы, как показывают нейросети, стремятся к экспансии, а не к специализации. А разум во Вселенной, если, надеюсь, он широко в ней представлен, будет вероятно очень схож по типологии и структуре. Не очень большой спектр для его возникновения и развития, во всяком случае по нашим сегодняшним представлениям о мироздании. Жизнь зарождается в межзвездных облаках газа, и не такая уж сильная разница, к какой из ближайших звезд ее отнесет ударной волной от вспышки сверхновой. Так что выйдя на просторы Галактики, скорее мы найдем все-таки братьев по разуму, чем непонятные объекты с мышлением.

Так что идейная составляющая впечатляет, увлекает, но ее фактичность в прошлом.

Как уже отмечалось, в книге множество недостатков. Но мне бы хотелось отметить, на мой взгляд, главный. Идея галактоцентризма сама по себе замечательная, и предельно точно и емко выраженная, но она находится в полном отрыве от самой ткани романа. Лем пафосно заявлял, что обряжал современного человека « в галактические одежды». Но в том-то вся и штука, что современный человек ни в какой Галактике не окажется. Вряд ли лично и за орбиту пояса астероидов выйдет, да хоть бы до Марса долетел! Тут требуется совсем другое общество — лучше термина «коммунизм» пока не придумано — которое создаст и другого человека ,вначале социально, затем и биологически. Перед ним будут стоять другие задачи, его мышление и поведение будет иным. Двух истериков из романа — астрогатора и навигатора — я бы и на МКС не пустил, не то что в другую звездную систему))

Мы любим американскую фантастику с ее «правильным капитализмом», охватившим все ближайшее скопление галактик, но от писателя из Польской Народной Республики хотелось бы ждать большей социальной глубины анализа человека и общества.

Тем не менее ,с художественной точки зрения роман по-прежнему живой и крайне любопытный. Поэтому оцениваю его очень высоко.

Прослушал в исполнении Петра Маркина на Ютубе за один присест. Очень впечатляет, рекомендую! Как будто крутой блокбастер смотришь, не хуже «Экспанисии».

Писать отзывы на произведения столь известные и даже легендарные — дело гиблое. Настолько, что и начинать не хочется. Ибо, во-первых, добавить что-то новое к почти трёмстам уже существующим отзывам крайне сложно (если вообще возможно). А во-вторых, по крайней мере — у меня, взор, что называется, зашорен, мнение и впечатление о романе уже давно скрыто под наслоениями мнений других высказавшихся, в том числе — в профессиональных критических материалах.

В очередной раз перечитав «Солярис» в прошедшие три дня, я так и остался в плену этих самых наслоений и стойких впечатлений из прошлого. Как ни старался в этот раз абстрагироваться от пройденного, всё равно читал как что-то уже давно знакомое, и ничего, похоже, с этим не поделаешь. Лишь позавидовать можно тому, кто ничего о романе не знает, не слышал о фильмах Тарковского, хотя таких на этом сайте, наверное, нет.

Если вкратце и по существу, отбрасывая толстый пласт философии, то очевидно, что в книге две мощные составляющие.

Первая находится в области принципиальной невозможности контакта между человеком и любым другим (разумным) существом — идея эта для Станислава Лема была одной из центральных, он строго и последовательно продвигал её в своём творчестве. И «Солярис» тут, наверное, можно назвать программным произведением — могу ошибаться, но мне кажется, что именно в «Солярисе» идея выражена наиболее ярко, категорично, об этом размышляют герои романа, и можно сказать, что приходят к выводам более чем однозначным.

Второй вопрос относится к области лирики, и он тоже животрепещущий, но в большей степени дискуссионный. Как, собственно, и должно быть — эмоции ведь. Цена личного счастья, такого уютного, такого домашнего, такого желанного, такого... маленького? Если Кельвин в начале книги подходит к вопросу строго, с точки зрения научной этики и здравого смысла, то уже к середине мучается дилеммой, а ближе к концу меняет своё мнение на 180 градусов.

Я вот тут задумался: а как бы на его месте поступил я? И ответ меня несказанно удивил.

Лет десять назад, когда мне было 30, я скорее всего вооружился бы микроскопом, аннигилятором и, что называется, в бой!

Сегодня же — и без всякого стыда, между прочим — послал бы Сарториуса и Снаута куда подальше, отгородился бы от них, залёг бы навсегда в изолированном отсеке вместе с Хэри. А там — будь что будет, вдвоём что-нибудь придумаем.

Неожиданное и даже смелое признание, правда? Предпочесть человечеству творение инопланетного разума. Но видимо, возрастная усталость и приобретённая с опытом апатия вносят свои корректировки в мировоззрение. И это данность, которую нужно принять.

Вероятно, мысли такого же порядка одолевали Тарковского, переиначившего открытый, но научно-прагматический финал Лема в уютно-эскапический финал своего фильма.

Это какое-то постыдное самолюбование (я про Лема). Понятно же, что те типа горькие истины, которые здесь с таким красочным пафосом провозглашает суперкомпьютер, на самом деле адресует человечеству сам автор. Разум — следствие эволюционного сбоя, люди — ошибка природы; чтобы развиваться, надо отказаться от всего человеческого (что неизбежно) и т.д. И ладно бы, это преподносилось в художественной форме, как у Стругацких в «Волны гасят ветер», где показан переход на следующую ступень эволюции, но нет же! Лем не нашёл ничего лучшего, как разразиться проповедью, словно вернулся в старое доброе время коммунистических НФ-утопий, с которых когда-то начинал. Выглядит всё это претенциозно и смешно. Неужели Лем и правда думал, что открывает человечеству глаза? Ну тогда он просто наивен, как те авторы нестандартных версий жизни Христа (от Никоса Казандзакиса до Дэна Брауна и их эпигонов), которые думают, что их очередное «Евангелие от Иуды» или подобная ересь обрушит «ложь церковников».

А ещё очень странным выглядит то, с каким наслаждением бросает в лицо человечеству свои выводы лишённый эмоций компьютер. Да, Лем постелил себе соломку в предыдущих частях, заявив, что машина таким образом пытается быть более понятной собеседникам, но выглядит такое объяснение очень слабо. Эффект был бы куда сильнее, если бы Голем шарашил своими тезисами с полным безразличием, как и положено набору электронных схем. Но Лема, видимо, понесло, и он с подростковым задором взялся развенчивать те выводы, к которым в его время пришла наука. Интересно, что двадцатью годами раньше Лем сам же посмеялся над теми, кто верит, что достаточно мощный компьютер найдёт ответы на все вопросы. В рассказе «Сезам» некий студент дал машине задание найти лекарство от рака. Компьютер его нашёл, но оно оказалось хуже болезни, ибо машина (по словам самого же Лема) обладает лишь теми знаниями, какие в неё заложил человек, а потому она не может родить что-то принципиально новое. И вот теперь Лем сам оказался на месте того студента.

Энциклопедия футурологии, изменяемая в реальном времени — это, конечно, нехилая идея. Особенно если глянуть год, когда Лем это придумал (1973). Но Лем не был бы Лемом, если б не раскрыл свою мысль максимально изощрённым способом. В данном случае имеем рекламный проспект (замечу, что всё это писалось в социалистической стране). И конечно, куда ж без фирменных острот. Мне особенно запомнилась такая: «По понятным причинам мы не можем предсказывать развитие мировой экономики дальше, чем на 24 минуты вперёд» :) Класс!

Хе-хе, круто. Вы думаете, пройти тест Тюринга — это высшая ступень развития ИИ? Нет, по-настоящему мир изменится в тот день, когда тест Тюринга не сможет пройти человек, а спрашивать будет машина! В самом деле, обладает ли человек сознанием с точки зрения компьютера?

Чёрт побери, Лем между делом вбрасывал идеи, к которым НФ подбирается лишь сейчас. Совсем недавно Уоттс ошарашил мир «Ложной слепотой», в которой поставил вопрос, никому до того не приходивший в голову: разум и сознание — это одно и то же? Но даже он не посмел усомниться, что человек обладает сознанием. Лем обошёл его на повороте ещё полвека назад (не первый раз, впрочем. Тот же Уоттс признавался, что хотел написать книгу о разумном океане, пока не узнал, что такая книга уже написана Лемом).

Это такой литературный вариант комедии Бастера Китона — комика без улыбки. Разнузданный стёб с невозмутимым выражением лица. Надо быть дьявольски эрудированным и не менее дьявольски талантливым, чтобы уметь такое. Лем умел. Казалось бы, читаешь дотошное описание научного эксперимента. Но за этим описанием кроется абсурдистский юмор высочайшего уровня — начиная от самой задачи эксперимента (научить бактерии писать. Да, Лем знал про знаменитый опыт Ходжи Насреддина с ослом и в тексте есть на это намёк) до проскакивающих вскользь фразочек типа: «Английской грамматикой в объеме «бейсик инглиш» первым овладел Proteus orator mirabilis, тогда как E. coli eloquentissima даже в 21000 поколении делал, увы, грамматические ошибки» или «Он умер всего через несколько месяцев после издания «Эрунтики», во время обучения новых адептов микробиологической словесности, а именно вибрионов холеры. Он рассчитывал на их способности, ведь по форме они — настоящие запятые, а значит, в родстве с хорошей стилистикой» (кстати, тут переводчик слегка изменил текст, т.к. вибрион холеры по-польски и называется «запятой» (przecinkowiec), так что в оригинале присутствовала игра слов, которую невозможно передать дословно).

В итоге имеем невероятно изощрённый текст, который под личиной пародии являет собой ни много ни мало развитие темы «Формулы Лимфатера» (получение информации из ниоткуда), а завершается самосбывающимся пророчеством.

Не возьму в толк, почему Лем выбрал здесь такой архаичный торжественно-перегруженный стиль. То ли это отсылка к эпохе барокко (и тогда понятны постоянные параллели со Священным Писанием), то ли стилизация под Гомбровича, о котором упоминается в тексте. Видимо, первое, ибо Лем в конце приглашает читателя узреть врата Творения — и тут осталось лишь включить на всю громкость ораторию Гайдна «Сотворение мира» (да, я знаю, что Гайдн — не барочный композитор, но опирался он именно на барокко, а эта оратория уж очень знаменита).

Правда, мне совсем непонятно, к чему тут призывы к первобытной простоте. Это ещё может как-то резонировать с оригинальным методом «освобождения предисловий» от оков основного текста, но архаично-усложнённый стиль, каким Лем об этом пишет, находится с данным призывом в явном противоречии.

Остаётся списать всё на очень тонкую иронию. Видимо, Лем тут кого-то троллит, но кого и зачем, я не знаю.

Читаю отзывы и удивляюсь. «Ничего особенного... Непонятно, что хотел сказать... глубокий стёб...». Вы чего, люди? Это просто шутка, и ничего больше. Не надо искать тут какие-то глубины, никакой это не стёб и не сатира, а обычная юмореска, смешивающая в кучу штампы западной космооперы и коммунистической утопии («космическая линия Гдыня — Марс»). Вы ещё Высоцкому предъявите за неисторичность и поверхностность в песне «Как-то вечером патриции». Иногда шутка — это просто шутка. А с чувством юмора у Лема было всё в порядке. Человек на-гора выдал три убойных сюжета, каждый из который легко мог бы пойти в дело, если б за него взялся какой-нибудь американец. В ПНР, естественно, такое задорное непотребство было непроходимо.

Яркая и завораживающая повесть, одно из ранних произведений Лема. “Нечётное” нашествие марсиан.

Кроме сильных литературных параметров, сильно привлекла идея, совершенно нехарактерная для НФ 40-х годов. Мы, блин, привыкли с пришельцами, хоть с Марса, хоть с Альфы Центавра, то ли воевать в штыковом строю, то ли, взявшись за руки, строить коммунизм.

А тут, пресловутый “человек”, с которым не только за политику не побазарить, а даже не понять, существо это, машина, или вообще бытовой предмет, неизвестного назначения.

Лет через 20, в романе “Непобедимый”, Лем вернётся к этой идее “Не всё и не везде создано для нас”.

Вряд ли ты, уважаемый читатель, почерпнёшь из этого эссе что-то новое. Лем говорит общеизвестные вещи, как обычно демонстрируя недюжинную начитанность. Интересны разве что его собственные взгляды на то или иное явление (стоит заметить, что эссе написано сразу после первого опыта самого Лема в области детектива — романа «Расследование»). Про Агату Кристи, например, говорит, что ей свойственна бабская болтливость и второстепенный психологизм вкупе с сочинением таких преступлений, которые по степени реалистичности неотличимы от фантастики. Заявляет, что преступник-психопат — это признак авторской беспомощности (рыдай, Томас Харрис!). Упрекает детективщиков, что сочинённые ими злодеи действуют как сферические кони в вакууме, то есть, чётко и безэмоционально будто машины, в то время как в жизни большую роль играет случайность (тут Лем внезапно приводит в пример акции польского Сопротивления, где прекрасно разработанный план мог сорваться из-за какой-нибудь мелочи).

Отразились ли такие воззрения Лема на его творчестве? А как же! В «Расследовании» один из героев предлагает списать все преступления на психа — явный стёб над избитым уже к тому времени приёмом. А в «Фиаско» сплошь и рядом в повествование вмешивается случайность, рушащая планы. Так что иногда полезно почитать публицистику Лема, чтобы понять, откуда ноги растут.

Уже устал считать, сколько раз великий поляк оказался впереди планеты всей. То есть, обогнал развитие жанра. В 1969 году Стругацкие написали «Отель «У погибшего альпиниста» в качестве эксперимента по соединению НФ и детектива. Эксперимент этот, по утверждению БНС, не удался, потому что и не мог удасться. Так вот Лем опередил братьев на 10 лет и у него всё получилось. Роман — сочный такой нуар с кучей загадочных явлений, часть которых в итоге объясняется, а часть так и остаётся покрыта мраком тайны. Любителей детектива роман наверняка разочарует, ибо концовка тут мягко говоря странная. Но такова и была задумка Лема. В середине романа он говорит об этом прямым текстом — дескать, в XIX считалось, что уж на Земле-то мы всё открыли, и дальше физике развиваться некуда. А потом возникла квантовая физика, и мы оказались на берегу океана неведомого.

Но просто соединить детектив и фантастику Лему показалось мало, он напичкал произведение элементами хоррора, так что иногда роман проваливается в сущую лавкравтовщину (можно даже провести ироничную параллель: если у американца были «неописуемые существа», то у Лема — необъяснимые явления).

Концовка, которая приводит в недоумение многих читателей, на мой взгляд куда более естественна, чем концовка Стругацких в ОУПА. Лем не стал гнаться за внешними эффектами, а просто поставил главгера перед своеобразным выбором. Что ж, Лем — не единственный, кто так поступил. В тех же Штатах есть один выдумщик, который тоже обожает ставить людей в тупик — Дэвид Линч. Смотрели «Малхолланд Драйв» или «Твин Пикс»? Если понравилось, «Расследование» придётся вам по вкусу.

Редкий для Лема случай — интересная статья, не пересыпанная латинизмами и научными терминами. В очень доступном стиле Лем показывает, почему американская научная фантастика (как и всё на свете) — на 90 % дерьмо (спойлер — из-за коммерциализации), и почему это лучше, чем если бы её творило несколько гениев и никто больше (спойлер — тогда она осталась бы уделом высоколобых эстетов и не привила бы массам интерес к науке). С уважением отзывается о Бредбери, Стэплдоне и Брауне, пинает всех остальных (Рассел для него — вообще графоман), фэнтези обзывает легкомысленным эскапизмом и пеняет американцам за высокомерное отношение к советской науке (изменившееся после запуска первого спутника). В целом — очень полезная статья, если вам влом читать иных заокеанских авторов: Лем любезно пересказывает содержание их произведений, не отказывая себе в удовольствии отпускать язвительные комментарии.

Возвращение к Лему в связи со столетним юбилеем начинается крайне удачно! Даже в сказке, смешной и поучительной («Главное не думать! Наша возьмет!»)), он ухитрился создать удивительный холодный мир в глубинах космоса ,который столь живо встает перед внутренним взором, будто какой-нибудь Ютуб-канал о космосе смотришь! За это его когда-то и полюбил.

Классическая история о быке Фаларида на новый лад. Безусловно, впечатляет изобретательность Лема по части выдумывания вопросов и оригинальной интерпретации ответов, когда всё, что ты скажешь, будет использовано против тебя. Но мне почему-то вспомнились тесты, которыми в знаменитом романе Дика выявляли андроидов. Там тоже были странные вопросы и целая система анализа ответов. Но поляк, как обычно, оказался на шаг впереди всех.

Хоть здесь и появляется впервые Йон Тихий, сборник нынче нельзя воспринимать иначе как компромат на Лема. Так петь в унисон с госпропагандой не каждому дано. Представьте, если бы какой-нибудь Владимир Соловьёв (телеведущий, а не философ) издал томик произведений, в которых выплеснул всё то, что он ежедневно выплёскивает в своих эфирах. Вот такое впечатление от этого сборника. Каким же надо было быть упоротым, чтобы писать такое, пусть даже и при сталинизме! Как говорится, «всех учили, но почему ты был первым учеником?». С другой стороны, на этом фоне особенно впечатляет, каких художественных высот очень скоро достиг Лем. Поистине, из зловонной ямы воспарил на Олимп. Но начинал он именно в зловонной яме гнуснейшей пропаганды. И это не стереть никакими достижениями.

Видимо, это такой мостик от «Фабрики абсолюта» Чапека (которой Лем восхищался) к идее бетризации в «Возвращении со звёзд». Покамест всё свелось к избитой истории о бесхитростных туземцах, которые построили у себя коммунистический рай, пока лицемерные европейцы и американцы носились с болтовнёй о демократии и христианских добродетелях. Банальность, которую не смог оживить даже стилизованный под архаику рассказ португальца. Сугубо музейная вещь, которую Лем рад был бы забыть.

Коварные американские империалисты засылают своего агента к французскому учёному, чтобы выведать секрет симбиоза муравьёв и болезнетворных бактерий — разумеется, с целью создать бактериологическое оружие. Но профессор оказывается готов к визитам зловредных янки. Этот незамысловатый сюжет обрамляют две полумистические истории о приключениях в Латинской Америке и Африке, которые ничего к истории не добавляют и выглядят как дорогой тюнинг к «Запорожцу». Потом эти истории Лем пристроил в «Фиаско», поностальгировав там над самим собой в молодые годы. Там они смотрелись не менее чужеродно, чем здесь. Зачем они вообще нужны? Да чёрт его знает. Видимо, Лем так и не придумал, как их развить, потому использовал где придётся, чтобы не пропадали.

Заурядная агитка, в которой Лем сумел пройтись чуть не по всем идолищам тогдашней пропаганды: Ватикану, НАТО, капиталистам и даже по Свидетелям Иеговы (которых в тогдашней Польше объявили американскими шпионами). Всё очень предсказуемо и примитивно. Злодеи настолько злодеи, что готовы действовать вопреки своим интересам, лишь бы показать свою гнилую сущность. Так, епископ старобаптистской церкви, к которому обратился гангстер за отпущением грехов, зачем-то взялся его убеждать, что никаких грехов тот не совершал, а даже наоборот, вёл добродетельную жизнь. Зачем?! Ведь таким образом епископ лишал свою церковь пожертвований. Но в агитке главное — эмоции, а не здравый смысл. Сейчас этот рассказ воспринимается как артефакт ушедшей эпохи. Какое время, такая и фантастика.

Кажется, первая попытка Лема вырваться за пределы фантастики ближнего прицела. Формально всё соответствует её канонам (есть открытие и есть подробное описание его природы и технической составляющей, а в конце даётся мораль), но по сути речь здесь идёт о науке вообще, о том, допустимо ли сомневаться в авторитетах и насколько это допустимо. В итоге имеем два сюжета, описывающих ситуацию с противоположных точек зрения: один усомнился в чём-то окончательно доказанном и совершил рывок, другой же позволил себе усомниться в науке вообще и сел в лужу. Топольный и Чвартек — явные предтечи Трурля и Клапауция, только действуют они в коммунистической утопии и очень серьёзны. А ещё очень шаблонны. Лем пока не научился играть в психологию и потому сделал героев стандартными «безумными учёными» без всякого наполнения. Наверное, поэтому он позднее отказался от них.

Ума не приложу, зачем автор назвал одного из персонажей Чвартеком («Четвергом» по-польски). Может, это такой намёк на Пятницу?

Не буду перечислять достоинств романа, например, эффект присутствия и т.д., об этом уже достаточно написано ниже.

Пожалуй, главная идея романа оформилась в мыслях Рогана — если человечество сталкивается с неведомым ему обществом или природными силами, то порой надо просто отступить в сторону, а не утверждать силой свои правила. Тем более, что Вселенная так огромна, что в ней найдётся ещё немало более пригодных для освоения планет.

Не могу сравнить это произведение с «Солярисом» (ещё не прочитан), поэтому сравню с «Эдемом». Если в «Эдеме» было всего шесть человек экипажа, то на «Непобедимом» аж восемьдесят три. Более-менее мы познакомились лишь с двумя из них — с командиром (астрогатором) Горпахом, вернее с его маской, и с первым помощником (навигатором) Роганом, который по сути и является главным героем. Имена остальных мелькают по ходу романа и абсолютно не запоминаются кроме, пожалуй, доктора Лауды, в честь которого названа целая глава, предложившего свою концепцию неживой эволюции.

Опять же, на Эдеме осталось множество нерешённых загадок, на Регисе всё более-менее ясно, цепь событий в истории планеты выстраивается вполне логично и подтверждается находками, например, разбитые корпуса автоматов или мёртвый металлический город — останки участников былых сражений с тучей.

Битва «Циклопа», олицетворяющего собой всю мощь, доступную на данный момент человечеству, с тучей очень напоминает своей монументальностью битву при Тико из романа Артура Кларка «Земной свет». Хотя антураж разный, но столкновение двух титанических сил очень похоже. Пожалуй, после поражения «Циклопа» уже абсолютно всему экипажу, включая Горпаха, стало ясно, что человеку нечего делать на этой планете.

Настоящего Горпаха мы увидели только в одном эпизоде — это оказался смертельно уставший, растерянный и постаревший человек. Да и сам Роган как будто впервые с ним встретился, хоть они и летали вместе уже четыре года.

Позволю себе немного пофантазировать насчёт дальнейших событий. Роган в своём поиске нашёл лишь трёх членов экипажа, про судьбу четвёртого ничего не известно. А если он каким-то чудом спасся и остался жив? Вот это была бы злая ирония судьбы.

Для Горпаха это скорее всего была последняя экспедиция. Маловероятно, что База простит ему допущенные ошибки и потерю такого количества людей и ценной техники, да и сам он вряд ли сможет и захочет после происшедшего и дальше занимать свой пост. Хотя, следует учитывать, что Горпаха мы почти не знаем.

Роган вполне может получить повышение за свой самоотверженный поступок и сам станет астрогатором. Но ему ещё долго будут сниться члены экипажа, пострадавшие и погибшие в результате его неоднозначного решения искать пропавшую экспедицию Реньяра.

Однозначно рекомендую, очень сильный роман.

Рассказ абсолютно брэдбериевский. Поэтичная тональность Брэдбери, сентиментальность Бредбери, даже флэшбеки в стиле Брэдбери, вот только автор — Лем. Польский гений, который в 1959 году не только написал едва ли не самый тонкий и совершенный рассказ в своей карьере, но и придумал одну из главных фишек «Космической одиссеи» за 9 лет до появления этой «Одиссеи».

Блестящее произведение Станислава Лема! Наряду с романами Ивана Ефремова.

Не буду как то оценивать его кроме нравится и 10. Что же до рецензий — то они могут как отвратить, так привлечь новых читателей, составить ложное впечатление. Единственное, несущественное, это то, что видимо в разных изданиях романа вместо «Соединенных Штатов» фигурируют «Атлантиды». Но это несущественно.

Для 1964 года и для самого Лема очень архаично. Одна голая идея (кстати, не оригинальная) и больше ничего. Герои плоские, события происходят по щучьему велению. Откровенно ученический рассказ, почему-то написанный Лемом в самом расцвете таланта.

Крайне неаппетитная книга. Подробное описание того, сколько разной дряни выделяет человеческое тело за одну минуту в живом и мёртвом виде. Понятия не имею, зачем Лем это написал. С таким же успехом можно изучить под микроскопом участок тела размером милиметр на миллиметр, составив каталог обнаруженных микроорганизмов, отслоившихся кусочков кожи и осевших частичек пыли. Лем, конечно, это понимал. Единственное, чем я могу объяснить появление столь странного текста, это ирония автора в отношении известной фразы: «Остановись мгновенье! Ты прекрасно!» (её в эссе нет).

И в который раз вижу у Лема отсылки к «Запискам из подполья» — второму (после де Сада) литературному фетишу польского фантаста.

Нуднейшее рассуждение о том, какими путями будут развиваться вооружения в XXI веке. Лем пытается оригинальничать, доказывать, что оружие пойдёт путём не укрупнения, а миниатюризации, но вообще практически ничего пока не сбылось.

1983 год — это последнее обострение холодной войны, и Лем уже в эмиграции по уши увлечён этой темой. В «Фиаско» он продолжил рассуждать о том же самом, изобразив космическую гонку вооружений, в которой стороны не воюют, а главным образом глушат электромагнитные сигналы друг друга, полностью выводя из строя связь.

В книге есть несколько интересных наблюдений. Например, задумывались ли вы, зачем нацисты скрывали лагеря смерти? Ведь если они провозглашали евреев и других «недочеловеков» низшей расой, обречённой на уничтожение либо на рабское существование, то чего стесняться? Лем видит здесь влияние (как ни странно) христианства, которое лишило войну морального права на истребление врагов, заставив победителей всякий раз подыскивать какие-либо обоснования для резни побеждённых. А если таких обоснований не находилось, произошедшую резню приходилось скрывать и отрицать. Вывод спорный, причины могли быть вполне практическими (о том, что их ждёт, не сообщали даже тем евреям, которых уже привезли в лагеря смерти, иначе пришлось бы силком заталкивать их в душегубки, да ещё самим раздевать каждого — кому это надо?), но мысль интересная.

Лем также считает, что после создания ядерной бомбы Третий Рейх был обречён, даже если бы одержал победу над СССР — в этом случае американцам ничего не оставалось бы, как обратить Европу в атомную пустыню.

А ещё Лем легко и непринуждённо ставит на одну доску нацистов и левых террористов в послевоенной Европе («Фракцию Красной Армии», «Красные бригады»), видя сходство в том, что как те и другие действовали во имя некой высшей правды (в их понимании), полагая себя судьями общества. Весьма скандальная параллель, из-за которой Лему предъявляли потом в ФРГ (но не в социалистической Польше, как ни странно).

И наконец, полный пессимизма вывод, который, кажется, объясняет заголовок эссе: «Прагматически зло оказывается эффективней добра, коль скоро добро должно изменять себе, чтобы сдержать зло. Выходит, в этом противоборстве нет непогрешимой победной стратегии, и добродетель побеждает постольку, поскольку уподобляется противостоящему ей пороку».

Ах да, и конечно, отсылки к де Саду — творчество известного маркиза превратилось для Лема в какой-то фетиш. Он ссылается на него в каждой своей монографии.

Лем, ты — чёртов гений! Взять избитый сюжет и так его вывернуть!

Конечно, экстремальная ситуация, когда приходится выбирать, кому жить — тема не новая. Ну так и контакт с инопланетным разумом — тоже старая тема. Но «Пикник на обочине» от этого не становится хуже.

Так и здесь. Дело не в экстремальной ситуации, а в сюжетной находке Лема. Аппаратура записывает только звук, а значит, можно обмануть тех, кто будет её слушать. А дальше уже начинаются психологические упражнения, в которых Лем — мастер. То, что эта вещь писалась для радио, подчёркивает изобретательную нестандартность Лема. Вместо того, чтобы накропать обычный фантастический рассказик, он решил поиграть со слушателями в кошки-мышки, использовав специфику радио. Пусть-ка слушатели сами решают, кому верить! Ну кому ещё могла прийти в голову такая мысль?

Ну и, конечно, техническая сторона на высоте. Лем не был бы собой, если б не продумал все тонкости.

Один из лучших рассказов Лема и ад для переводчика. Толмач справился и заслужил свою собственную десятку. Это ж надо суметь — перевести стихотворение, в котором все слова начинаются с одной буквы (в оригинале — «ц», в переводе — «к»). А ода, написанная языком высшей математики? Лем, конечно, гений, но и Трофимов заслужил овацию. Мне страшно представить, сколько сил он потратил на адекватный перевод этого лингвистического ребуса.

А в целом великий поляк дал самое незаурядное толкование фразы «В начале было Слово». :)

Вот это да! Мало того, что Лем в древнем 1964 году изобразил шизофрению у робота, так ещё и предвосхитил Нолана с его многоуровневыми снами и попытками воздействовать на реальность из сна. В одном из отзывов рассказ верно сравнили с творчеством Дика, но погодите-ка: «Убик», где есть схожие мотивы (хотя и не настолько изощрённые), был издан спустя 5 лет после «Сказки о Мурдасе». Великий поляк был первым!

А вообще, это, конечно, насмешка над бюрократизацией, когда управленческий аппарат разрастается настолько, что одни ведомства начинают мешать другим, и всё идёт вразнос.

Я скажу пару слов не о самом сюжете (про него и так уже написано достаточно), а о действующих лицах, так как Лем нарисовал очень интересные портреты главных персонажей.

Грегори — начинающий инспектор Скотленд-Ярда, подающий надежды, порой теряющий веру в свои силы, и иногда не способный здраво оценить сложившуюся обстановку. Он, как и любой из нас, временами впадает в отчаяние, а в другой раз, в эпизоде с допросом констебля на месте происшествия, проявляет завидную твёрдость и настойчивость. Он сомневается, переживает, порой малодушничает и довольно мнительно и неоднозначно себя ведёт, совершает ошибки, попадает в неудобные и нелепые ситуации, так знакомые всем нам, но в то же время ответственен и верен своей работе. Т. е. мы явно видим живого человека, а не какого-то супер-героя, не знающего неудач. Лем как будто задался целью постоянно ставить Грегори в неловкие и нелепые ситуации, откровенно забавляясь этим.

Сисс наоборот, выглядит безупречным и самоуверенным всезнайкой, который всегда прав и никогда не ошибается. Но, как оказалось, всё не так просто, у него тоже есть свои «демоны». Под маской высокомерия также скрывается живой человек со своими переживаниями и сомнениями, не такой идеальный, каким поначалу кажется.

Шеппард, главный инспектор, тоже довольно странный и колоритный персонаж, любит говорить загадками и обрывать свои соображения о расследовании. В итоге его рассуждения толком не понимают ни Грегори, ни читатель.

Прекрасно передана атмосфера дождливого и мрачного Лондона, хмурые рассветы, влажная мостовая и прочие «прелести» английской столицы.

Необычный и любопытный роман, честно говоря, фантастики здесь особо не увидел, все события можно объяснить логически, но кто его знает? Рекомендую к прочтению, получите удовольствие от этого неординарного произведения.

Данная рецензия объединена с основной: Обалденное «Возвращение со звёзд» Станислава Лема.

Обалденное «Возвращение со звёзд» Станислава Лема.

Здравствуйте. Я вам, наверное, уже надоел болтовнёй о творчестве Станислава Лема. Но я не могу остановиться! И сегодня я хочу поговорить об одном из лучших его произведений: романе «Возвращение со звёзд». Произведение завершено в 1961 году, примерно в одно время с «Солярисом» и «Рукописью, найденной в ванне».

О чём повествует «Возвращение со звёзд»? Книга содержит депрессивную историю о возвращении космической экспедиции людей на Землю, где прошло 127 земных лет. Но для астронавтов прошло всего 10 лет (подобный эффект возникает при движении космического тела с околосветовой скоростью). Разница времён является главной предпосылкой произведения, на основе которой формируется конфликт. А он заключается в том, что астронавты прилетели на совершенно изменившуюся планету, и им трудно привыкнуть к новым условиям.

Вот вам основной нарратив. Но мы же лёгких путей не ищем, да? Мы же готовы долго и дотошно разбирать книгу, да?.. Если всё-таки да, и вы пришли сюда не за синопсисом романа, не за пересказом для самых маленьких под яблочную пюрешку, то располагайтесь поудобнее, заваривайте чайкУ, берите печенье и… поехали!

***

Для приличия и точного понимания я всё же шушуть расскажу о событиях книги. В начале повествования главный герой по имени Эл Брегг досрочно покидает Центр адаптации астронавтов и отправляется в самостоятельное путешествие по родному городу. Хотя это больше не его родной город, ведь прошло, напомню, 127 лет. Мир изменился, люди изменились.

Эл Брегг ходит по городу, общается с местными жителями, познаёт совершенно чужую культуру новых землян, и постоянно раздражается, психует, расстраивается. Он не понимает происходящего вокруг: люди одеваются по-другому, ведут себя по-другому, у них другие интересы и совершенно другой язык. Цитирую:

Кто-нибудь понял хоть что-нибудь? Вроде бы язык тот же, части речи распознаются, а смысл ускользает. Подобным образом в произведении описываются все детали дивного нового мира. Многие фразы звучат загадочно, и смысл сообщения прячется в десятках неологизмов. Подобный писательский приём ставит читателя в одинаковое положение с главным героем, создавая сильнейший эффект присутствия.

И вот Эл Брегг с головой окунается в океан новой культуры, — словно первобытный дикарь, внезапно очутившийся в мире самолётов, смартфонов и интернета... В принципе, весь сюжет — это мысли и чувства Эла Брегга насчёт происходящего вокруг. За слабую динамичность только ленивый не пнул «Возвращение со звёзд». Однако я ленив, и ничего пинать не хочу.

Давайте же поговорим о темах «Возвращения со звёзд». Всего их можно выделить шесть:

Адаптация человека в изменившемся мире.

Жестокость как неотъемлемая часть человека.

Межчеловеческие отношения.

Общество потребления.

Целесообразность дальних космических полётов.

Искусственный интеллект и роботы.

Перед нами сложные, большие темы, упакованные в тоненькую книжицу, которую можно прочитать за пару вечеров. Как тебе такое, современный писатель-фантаст, любитель бесконечных саг и многотомных опусов про вампиров в космосе?.. Штош, приступим: впереди вас ждёт долгий текст.

***

Адаптация человека в изменившемся мире.

Итак, вернувшиеся на Землю астронавты чувствуют свою ненужность в новом мире: они подавлены, расстроены и угнетены, они не понимают, на каких механизмах построено общество, и в целом не могут его принять. Всем астронавтам приходится тяжело, но больше всех страдает главный герой, — такой уж вот он получился «сентиментальный дикарь». Станислав Лем, кстати, не любил «Возвращение со звёзд» в том числе за излишнюю сентиментальность.

В общем-то, астронавты — потерянные люди; каждый из них — «человек ненужный», или, подбирая латинский аналог, Homo Inutilis. И я думаю, всё происходящее с астронавтами прекрасно укладывается в концепцию культурного шока. Что такое культурный шок? Цитата из Википедии, статья «Культурный шок»:

Получается, астронавты подверглись сильно выраженному эффекту культурного шока. На мой взгляд, он хорошо прослеживается в романе. Иллюстрацией происходящих с астронавтами событий является общая схема культурного шока. Сейчас я сделаю большое отступление и объясню, что это за зверь по имени «культурный шок».

Культурный шок включает несколько этапов. В начале следует «медовый месяц» — человек восхищается чужой культурой, и даже простые мелочи приводят его в восторг. Скажем, на родине все едят вилками, а здесь — палочками: ух ты, это так круто, удобно и практично!.. Проходит время (около месяца или чуть больше), и восхищение сменяется раздражением, — наступает вторая стадия. Человек понимает, что он — чужак в чужой стране, и перед ним раскрывается огромная пропасть чужой культуры, и нельзя её ни обойти, ни перепрыгнуть. Пропасть невероятно, ужасно пугает, а человек стоит перед ней, растерянный, грустный и отчаянный.

Проходит ещё несколько месяцев, и он привыкает к виду страшной пропасти, и она больше не кажется ему такой уж страшной. Происходит постепенное привыкание к чужой культуре, и она потихоньку становится чуть более понятной и логичной. Последний этап — адаптация. Человек научился плавать в новом океане обычаев, привычек, языка, праздников, менталитета… Если раньше он чувствовал себя как рыба на песке, задыхался и умирал от страха, то сейчас эта рыба вернулась в морское лоно и ей хорошо.

А как же родная культура? Всё просто: она отдаляется, блекнет, и молча уходит куда-то в глубину памяти, а на её место приходит новый мир.

Вся ветка от «медового месяца» до «адаптации» занимает в среднем два-три года. У одного процесс происходит быстрее, у другого — медленнее, а третий вообще не сможет принять чужую культуру, быстренько найдёт соотечественников (таких же потерянных эмигрантов) и будет вариться в жалком подобии родной культуры на чужой земле. Стоит ли упоминать, насколько тяжело таким людям? Алкоголизм тут — ещё самая лёгкая попытка сбросить психическое напряжение.

У вернувшихся астронавтов не было стадии «медового месяца», — они не восхищались дивным новым миром Земли, а сразу попали в стадию раздражения, что прекрасно видно по постоянно психующему главному герою. Возможно, автор ошибся, потому как он упустил «медовый месяц» и не дал астронавтам насладиться новой культурой; но, возможно, Станислав Лем намеренно не описал первую стадию. Я не знаю.

К слову, мои восемь месяцев жизни в Китае оказались похожи на жизнь Эла Брегга, и я тоже не проходил стадию «медового месяца», и мгновенно погрузился в непонимание, страх и раздражение. Я так и не смог полностью привыкнуть к чужой культуре древней восточной страны… Видимо, всё зависит ещё и от конкретного человека.

Из культурного шока существует ровно три выхода:

А) Перетерпеть начальные трудности, адаптироваться к новым условиям и со временем стать полноправным членом общества.

Б) Не принять новые условия, но успеть забыть и родное, в итоге став социальным отбросом (маргиналом, или «человеком между миров»).

В) Сбежать из нового общества, не желая в нём жить и умирать.

Все варианты равновероятны, и в «Возвращении со звёзд» мы можем наблюдать два выхода из трёх возможных. Дальше говорить о случившихся событиях я не имею права, иначе испорчу вам всё удовольствие от книги. Боюсь, я сделал слишком прямолинейные намёки, но скажу так: когда человек возвращается на родину, где он долго не жил, он определённо испытает сильнейший культурный шок, который может свести (и, скорее всего, сведёт) его в могилу.

Я могу привести три примера ярко выраженного культурного шока:

А) Затяжное космическое путешествие с околосветовыми скоростями: оно как раз-таки и описано в «Возвращении со звёзд».

Б) Участие в войне: можно назвать книгу «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. До сих пор помню один проникновенный момент оттуда: солдат вернулся на пару дней домой, к маме и сестре, и вот вечером он остаётся один в своей комнате, понимает, что детство ушло и скоро он опять вернётся на фронт, где его ждут смерть, кровь и грязь. Цитата из Ремарка:

В) Длительное тюремное заключение: оно показано нам в великолепном фильме «Побег из Шоушенка». Я имею ввиду историю старика по фамилии Брукс, который провёл в тюрьме 50 лет, и наконец-то получил освобождение. Вы только вдумайтесь в эту фразу: 50 лет в тюрьме. Он попал туда глупым мальчишкой, а вышел старым вороном. Брукс превратился в «тюремного человека», а на свободе ему очень неуютно, и, коль скоро «Побег из Шоушенка» заявлен как драма, ничем хорошим история старика не заканчивается.

Почему у культурного шока такие последствия? На эту тему можно сломать много копий, но у меня есть более-менее готовый ответ. Говоря словами древних, всё течет и всё изменяется, и в одну реку мы не сможем войти дважды. В раннем возрасте мы привыкаем к месту, где живём, впитываем культуру и образ жизни, но наше детство, юность и молодость рано или поздно уходят, растворяются в тумане прошлого, а впереди нас всех ждёт одно и то же, одно и то же: смерть.

Ожидание смерти сильно пугает человека, а когда у него ещё на долгое время уходит почва из под ног, когда он лишается корней и прочной опоры под ногами, когда не понимает мира вокруг, а все лица людей кажутся ему рылами, которые цинично хохочут над дурачком в чужом краю, — тогда человеку в таких условиях приходится чрезвычайно тяжело. Давным-давно, когда деревья были большими, я написал стихотворение, где были такие слова:

Но ладно, я снова отклонился от повествования. Перейдём ко второй теме романа.

***

Жестокость как неотъемлемая часть человека.

Эту тему автор раскрыл подробно. Общество, описанное в «Возвращении со звёзд», подверглось процедуре бетризации (медицинского подавления очагов агрессии в человеческом мозге). И не только в человеческом, — животных в дивном новом мире тоже бетризуют. Вот вам одно интересное наблюдение: в 1926 году советский писатель-фантаст Александр Беляев пишет великолепную повесть «Властелин мира», чьей магистральной идеей выступает передача мыслей на расстояние при помощи технических средств.

Суть истории я раскрывать не стану, но скажу одно: технология, описанная фантастом Беляевым, позволяет «внушить» каждому живому существу любую мысль, в том числе идеи об Абсолютной Любви, Гармонии и Мире. Не мог ли Станислав Лем читать Александра Беляева? Уж слишком лемовская бетризация похожа на описанные ранее научно-фантастические технологии.

Об Александре Беляеве я ещё обязательно напишу. А пока вернёмся к Лему.

Благодаря бетризации, разумные существа на Земле (в первую очередь человек) потеряли всякую способность к проявлению агрессии: они не могут ударить, убить, оскорбить, украсть, изнасиловать, укусить, поцарапать... Они не совершают агрессивных намерений потому, что у них в мозгу нарушены ассоциативные связи между агрессией и наслаждением. Соответственно, деструктивные мысли просто не могут возникнуть в голове.

А ведь и правда: агрессия доставляет человеку удовольствие. Мы чувствуем силу и превосходство над другим живым существом, мы можем унизить его, растоптать и выбросить, благодаря чему мы самоутверждаемся, чувствуем своё влияние на чужую судьбу. Это же так приятно! Sad, but true. Печально, но вот он — человек!

Астронавты сталкиваются с бетризованным обществом, и оно вызывает у них отторжение, а сама процедура — омерзение. Но и члены экспедиции вызывают отторжение у местных жителей своей грубостью, дикостью, непредсказуемостью. Астронавты отныне чувствуют себя в прямом смысле слова неандертальцами, жестокими и неотёсанными дикарями. Их это злит и раздражает, они ненавидят окружающее их общество и готовы его разрушить.

Но, мне кажется, у бетризации имеются две стороны. И мнения читателей насчёт бетризации так же разделяются на два противоположных. Станислав Лем, кстати, считал, что подобная процедура существовать не может, так как люди всегда найдут способ причинять друг другу зло (хотя бы опосредованно), и «мгновенная пилюля доброты» принципиально не в силах сделать нас лучше. С этим я согласен. Но что если мы всё же пофантазируем насчёт бетризации?

С одной стороны, разве не замечательно жить в мире без войн и агрессии? Разве не хорошо жить в безопасном, чистом и уютном мире? Большую часть работы там делают роботы, жильё, одежда и еда бесплатны, и можно спокойно жить, заниматься саморазвитием, путешествовать, играть в игры, веселиться, в конце-то концов?.. Ещё давным-давно, на заре цивилизаций, библейский автор Экклезиаст в «Книге Экклезиаста» говорил так:

С другой стороны, счастливая жизнь расслабляет человека, он становится плохо приспособленным к проблемам и переменам; он, можно сказать, деградирует. Обществу из «Возвращения со звёзд» больше не нужно выживать и потому-то астронавты делают вывод: общество будущего — больное, убогое и слабое. Иными словами, астронавты считают, что бетризация убивает человека в человеке.

И мне вспоминается одна беседа, её я помню ещё со времен учёбы в Китае. Однажды мой знакомый с Таиланда сказал так: вот вы, русские, сильный народ; у вас в стране постоянно всё плохо, вы всегда боретесь с проблемами, с холодным климатом, с различными врагами, с самими собой. Проблемы вас закаляют, учат настоящей жизни. Мы же, тайцы, живём в тёплом климате, жизнь у нас не сложная, и поэтому мы — слабый народ.

Удивительный вывод, не правда ли? Я не знаю, прав был мой друг или же нет, но мне упорно кажется, что общество из «Возвращения со звёзд» — это условные тайцы, но с высокими технологиями в виде роботов, летающих машин и так далее… Как вы считаете, мир без агрессии — он хорош или плох? Хорош или плох тот мир, о котором Джон Леннон в 1971 году сочинил знаменитую утопическую песню «Представь себе»?

Песню адаптировала группа «Земляне», и я рад ей поделиться:

***

Межчеловеческие отношения.

У этой темы есть три аспекта: отношения Эла Брегга с женщинами, отношения Брегга с друзьями-астронавтами, и отношения местных людей друг с другом.

Первый аспект для меня оказался наиболее сложным в понимании. Когда вы начнёте читать, обратите внимание на то, как Эл Брегг общается с женщинами. А общается он странно. В кратчайшие после прилёта сроки он успел «поухаживать» за тремя представительницами прекрасного пола. Тремя! А они бы и рады. Среди них затесалась даже популярная актриса, предложившая Бреггу стать актёром и сниматься в местном аналоге интерактивного кино.

А свою первую девушку, Наис (с которой у него ничего не вышло, но тем не менее), он вообще знатно отшил, словно настоящий альфа-самец с курсов успешного успеха. Нагрубил, нахамил… Передаю слово главному герою:

А вот на третьих «любовных» отношениях Эла Брегга строится вся романтическая линия книги. Следить за ней не очень-то интересно: логика мужского персонажа странная, а его чрезмерная сентиментальность и зацикленность на женской теме быстро надоедает. Да и Брегг ведёт себя, извините за мой французский, как сперматоксикозный школьник. Он кидается на всё, что движется, а всё, что не движется, — он толкает и двигает.

Да, я понимаю: десять лет космического полёта гораздо хуже армии, тюрьмы или иного тесного мужского коллектива. Но позвольте напомнить: Эл Брегг — пилот космического корабля дальнего плавания. У него два высших технических образования, имеется сильная база самообразования, в том числе гуманитарного направления, у него хорошая физическая и психическая форма… Он учёный, космонавт, высокообразованный человек, а поступки у него как у малолетки! Или как у пресловутого неандертальца.

Кроме того, Брегг выдержал страшные отборочные испытания для полёта в космос; в книге имеется их подробное описание. Я гарантирую, вам действительно станет страшно от этих испытаний. Вот кто-нибудь из вас смог бы выдержать одиночество, будучи выброшенным в скафандре в открытый космос без радиосвязи и со строгим запретом закрывать глаза? Болтаешься себе в космосе, вокруг — чудовищная, холодная пустота, и ты смотришь в неё, и смотришь, и смотришь… Как быстро тут сойдёшь с ума от ужаса?

Представляете? А это лишь одно из нескольких испытаний, и Эл Брегг выдержал их все. Но что же мы видим в книге?

Мы видим, как этот подготовленный человек после возвращения со звёзд ведёт себя как школьник плохой! Психует, расстраивается, ревнует чужих женщин, лихачит на дорогах. Раньше я не обращал внимания на данные особенности главного героя. Но вот я подготовил эту статью, и разочаровался в Эле Брегге. Он какой-то… слабак. Неуравновешенный, сентиментальный слабак, каким-то чудом побывавший в далёком космосе. Полагаю, Станислав Лем просто-напросто плохо прописал характер главного персонажа, и у него получилось недоразумение, а не опытный космонавт.

Второй аспект: общение астронавтов между собой. По понятным причинам на Земле они избегают общества друг друга. Им нечего вспоминать. Верней, вспоминать-то можно, да зачем? Для чего лишний раз бередить душу и оплакивать погибших товарищей? Что было — то прошло. Жизнь продолжается, и река времени движется дальше, величественно и неумолимо.

Тем не менее, Эл Брегг находит своего друга, астронавта Олафа, и встречается с ним. Эти два героя ожидаемо ведут себя как кто? Да, как неандертальцы. Например, Олаф сломал ключицу местному жителю, который над ним посмеялся. Понимаете? Перед нами даже не история типа «крутой парень бьёт неудачника», — перед нами глупое поведение недалёкого человека. Напоминаю: астронавты по всем параметрам должны быть психически устойчивыми, стабильными людьми. Конечно, у Олафа была причина, и ключицу он сломал за дело, но всё-таки… Странно, очень странно.

Вот у нас встретились два питекантропа. Чем же они занимаются? Боксируют. Обсуждают женщин. Купаются в бассейне. Бегают на дальние дистанции. И опять обсуждают женщин. И обсуждают, и обсуждают… Мне кажется, Станислав Лем неумело описал Брегга и Олафа, потому что их поведение можно отнести к гопникам с подворотни, но никак не к пилотам дальних космических линий.

Третий аспект: отношения местных людей друг с другом. Это самая понятная часть книги. В обществе победившего удовольствия местные люди (внезапно, да?) наслаждаются жизнью, путешествуют, развлекаются. Жаль, но все они мало занимаются саморазвитием, — тут уж пан Лем угадал так угадал. А вот ранее упомянутый Экклезиаст писал: «радуйся хлебу своему и радуйся плодам труда своего, ибо всё остальное — суета сует».

Наверно, мне хотелось бы пожить в таком мире. Во всяком случае, я хотел бы там побывать, пусть я и выглядел бы грубым и неотёсанным неандертальцем, и своей небритой угрюмой харей пугал бы счастливых обывателей волшебной страны…

***

Общество потребления.

Здесь я не стану подробно останавливаться на характеристиках общества потребления, — это за меня давно сделали Жан Бодрийяр, Джон де Грааф и многие другие авторы. Я же хочу сказать так: в мире «Возвращения со звёзд» на планете Земля, на первый взгляд, существует развитое общество потребления, похожее на капиталистическое.

Многие рецензенты сравнивают книгу Станислава Лема с романом «Хищные вещи века» Аркадия и Бориса Стругацких. Принято считать, что «Возвращение со звёзд» Лема якобы проигрывает в описании капиталистического общества потребления. Не знаю, быть может, я плохо читал эти книги или не понял других рецензентов. Однако же, на мой взгляд, Стругацкие имеют ввиду принципиально другой тип общества, нежели чем Станислав Лем.

В произведении «Хищные вещи века», несомненно, существует капиталистическое общество тотального потребления; его показывали и другие фантасты, в том числе Рэй Брэдбери в романе «451 градус по Фаренгейту», да и Олдоса Хаксли с его «О дивным новым миром» можно отнести туда же. Но у Станислава Лема в «Возвращении со звёзд» общество показано далеко не капиталистическое.

Мне кажется, там показано общество, находящееся где-то межу крепким социализмом и ранним коммунизмом. Но (что важно) этот вот «социокоммунизм» там у них безыдейный. То есть мёртвый как идеология, но живой как практическое воплощение конкретных принципов. Не уверен, что такое возможно в действительности, но на бумаге описано автором очень убедительно.

Отчего и получается, что материально люди в книге Лема живут очень даже хорошо, а вот духовно и идеологически — они мертвецы. Понимаю, что моя теория выглядит как сова, натянутая на огромнейший глобус, но так уж мне показалось! И сейчас я попробую привести аргументы в пользу своей теории.

Откуда я взял мысль про социализм и коммунизм? Очевидно — у автора. Станислав Лем оставляет читателю самые прямые намёки:

1) В обществе будущего удовлетворены и бесплатны все базовые потребности человека: еда, жильё, безопасность, одежда.

2) Деньги используются в очень редких случаях и, в принципе, можно спокойно прожить и без них.

3) Семьи как общественного института больше не существует.

4) У людей появилось много свободного времени за счёт автоматизации производства и значительного сокращения рабочего дня.

Насколько я могу судить, эти признаки как раз-таки относятся к особенностям общества, которое испокон веков было хрустальной мечтой человечества. Но необходимо повторить: в «Возвращении со звёзд» общество находится в переходной стадии: социализм уже есть, а коммунизм ещё наступает. Об этом говорит хотя бы редкое, но применение денег, а также то, что существуют некие узаконенные отношения между мужчиной и женщиной: пусть уже не семья, но подобие супружеского брака в будущем всё же сохранилось.

И вот здесь я бы хотел затронуть одну щекотливую тему: если учесть, что к «социализму по-советски» Станислав Лем относился, мягко выражаясь, скептически, то не является ли «Возвращение со звёзд» сатирической и одновременно горькой усмешкой автора над реалиями всесоюзной «хрущёвской оттепели»?

Дескать, вы обещали социализм? Обещали. И вроде бы он даже построен. Но социализм ваш какой-то бумажный, — о нём только и пишут во всех газетах... А что реальность? Я вот ваш социализм в упор не вижу, вижу одни лишь танки да ружейные приклады вокруг — в Польше, в Венгрии, в ГДР, — так давайте же я хоть книгу напишу, где ваш социализм будет по-настоящему.

Жестокому сарказму Станислава Лема есть оправдание. Не буду подробно погружаться в эту тему, скажу лишь, что истоки негативного отношения Лема к советской модели управления лежат в самой истории Советского Союза, полной противоречий, конфликтов внутренних и внешних, недомолвок и политических интриг. Например, Владимир Александрович Козлов, профессиональный историк, в книге «Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953—1985 гг.» пишет так:

Уж не кровавые ли события Познанского июня, случившиеся в 1956 году в Польше, сподвигли Станислава Лема на мысли о том, что социализм в СССР начал серьёзно сбоить и кашлять, словно мотор с плохим маслом? Оставим открытой эту тему (я дал вам вектор для самостоятельного поиска), и вернёмся к книге Станислава Лема.

Итак, несмотря на все очевидные преимущества общества будущего, астронавты в лице Эла Брегга и его лучшего друга Олафа смириться с новым обществом не могут. Например, Олаф в беседе с другом произносит такую фразу:

Значит, Олаф одновременно критикует и общество (оно якобы только ест да пьёт), и заодно процедуру бетризации, которая «кастрировала», «обесчеловечила» человека в самом широком смысле слова. Да, людей из «Возвращения со звёзд» можно назвать и обществом капиталистических потребителей, так как при чтении возникает мысль, что они действительно не занимаются ничем полезным. Кажется, у них на уме одни развлечения да секс налево и направо, а книги пусть и продаются, но никто их толком не читает… И так далее.

Я вспоминаю такую цитату из статьи «Общество потребления» на Википедии:

Таким образом, общество из книги Лема по многим признакам похоже на социалистическое и коммунистическое общество всеобщего равенства и братства. Это роднит «Возвращение со звёзд» с, например, «Туманностью Андромеды» Ивана Ефремова. Но по другим признакам общество из «Возвращения со звёзд» подходит под характер капиталистического общества потребления: люди там действительно не слишком умны и предпочитают в основном развлекаться. В таком случае, это тематически связывает книгу с тем же «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери или «Дивным новым миром» Олдоса Хаксли.

В итоге я окончательно запутался, что же имел ввиду Станислав Лем. Саркастическую насмешку над реалиями Советского Союза? Тонкий намёк на то, что даже социализм может выродиться в скучающих обывателей? Ещё более тонкий намёк на отсутствие практической разницы между социально-экономическими моделями общества? Люди же, мол, всё равно всё и всегда испортят…

***

Целесообразность дальних космических полётов.

Перед нами ещё одна тема, и в книге ей уделяется достаточно много внимания. Когда главный герой читает книгу учёного по имени Старк, у него возникают сильные сомнения насчёт смысла своего далёкого полета к звёздам. И главный герой, а вместе с ним и читатель, тоже начинает сомневаться. Процитирую большой отрывок из книги:

Исчерпывающая мысль о глупости дальних космических полётов, не так ли? Хотя про телетаксию можно и поспорить той же теорией Тёмного Леса в изложении Лю Цысиня, например. Да и у Лема здесь ошибка на ровном месте, как я понимаю: с околосветовой скоростью движения космический корабль пролетит чуть меньше, чем световой луч за то же время, поэтому не может быть речи о достижении глубин Метагалактики и возвращении на Землю через несколько десятков месяцев. Но ладно уж, простим Станиславу Лему подобную математику, ведь в общем смысле он скорее прав, чем нет.

Выдуманная Лемом книга учёного Старка (кстати, его фамилия символично намекает на английское слово «star») ставит перед главным героем страшные вопросы. Он понимает, что всё происходившее с ним в космосе было зря. Зря произошла случайная, страшная смерть друзей-астронавтов. Зря оказались все их научные изыскания в космосе. Зря совершили сам полёт вообще, такой же бесполезный, тяжёлый и опасный, как и полёты остальных экспедиций к далёким, холодным звёздам.

Зачем нужны дальние космические полёты, когда их результаты оказываются бессмысленными? Для чего жертвовать людьми и их судьбами? Зачем дикарям лететь в глубокий космос? Что мы можем предложить другой разумной цивилизации, если вдруг встретимся с ней? Предложим ей дикость, невежество и жестокость?

«Солярис» Станислава Лема учит читателя, что человечество неспособно дать иному разуму ничего хорошего. «Эдем» от того же автора учит нас, что понять Другого мы принципиально не способны. Так надо ли куда-то лететь, если можно строить рай на Земле?.. Такие вопросы Станислав Лем (и вместе с ним я) задаём тебе, читатель. Мы задаём их, но в ближайшем времени ответов не предвидится. Лично мне кажется, в контексте всей ситуации лететь в космос и правда не стоит. Лучше уж заниматься саморазвитием на родной планете и не соваться со своими свиными рылами в калашный ряд.

С другой же стороны, никто не гарантирует, что расслабленное, философское и гуманное человечество не постигнет участь разумных пауков из рассказа «Дело вкуса» у Рэя Брэдбери; пауки в том рассказе всего лишь занимались саморазвитием на родной планете и осознанно отказались от космической экспансии. Оказывается, даже у подобной цивилизации имеются слабые места.

В то же время, астронавт Олаф и глава экспедиции по фамилии Турбер (друзья главного героя) имеют совершенно другую точку зрения на смысл космических полётов. Для них полёты заключают в себе возможность оставаться человеком. В книге сказано так:

***

Искусственный интеллект и роботы.

К сожалению, эту тему автор раскрыл плохо. Ей отводится буквально пара страниц в середине и несколько фраз в начале книги. Тем не менее, я могу немного рассказать вам о проблемах искусственного интеллекта, поднятых Станиславом Лемом.

Как я уже говорил, утопическое общество будущего живёт счастливой и беспечной жизнью, и почти всю работу за людей выполняют роботы. Причём в качестве роботов есть как и обычные тупые железяки без разума и сознания (всякие там пылесосы-уборщики), так и предположительно разумные экземпляры: в основном обслуживающий персонал (стюардессы, официанты и другие). Относятся к андроидам в книге примерно так же, как и в сериале «Люди». Это значит: словно к вещам. К товарам. К рабам. К тупым бездушным железякам.

Именно в разумных роботах (условимся, что они всё же разумны, но программно ограничены в свободе выбора и воли) и заключается главная проблема будущего. Почему? А потому, что разумные роботы в «Возвращении со звёзд» фактически находятся в состоянии рабства. Они — рабы людей, и их рабство настолько совершенно и глубоко укоренилось в счастливом обществе, что люди воспринимают его как необходимое условие для существования цивилизации. И действительно: без загнанных в рабское положение роботов общество из «Возвращения со звёзд» не смогло бы стать таким идеальным.

В книге есть очень пугающая глава о поездке главного героя на завод по утилизации старых роботов. Эл Брегг едет туда, не подозревая, какой неподдельный ужас ждёт его на странном заводе по уничтожению разумных роботов. Эта сцена — самая жуткая часть книги; и читать её, и слушать — одинаково страшно. В аудиокниге, начитанной Петром Маркиным, голоса испуганных роботов вгоняют в дрожь, и ты потом ходишь сам не свой, и в каждом «роботизированном» голосе тебе слышится крик о помощи разумного существа.

Можно ли считать, что прекрасная страна Утопия действительно живёт счастливо, если она построена на жестокости? Я не знаю ответа на этот вопрос. Мне вспоминается древнегреческий тип идеального города: утопическое место, чьё счастье держится на рабском труде и на страданиях простых людей. Кажется, эталон подобной утопии показан в «Государстве» Платона. Википедия говорит про эту книгу так:

Кроме того, посоветую вам прочитать и интересный рассказ «Уходящие из Омеласа» Урсулы Ле Гуин. Он так же посвящён теме эксплуатации человека человеком, теме рабства и молчаливому (а оттого и страшнейшему) виду жестокости — безразличию.

Ну и, конечно, не могу не вспомнить тему, которая в мировой литературе называется «Слезинка ребёнка». По факту, она стала предтечей многих произведений о социальной несправедливости и о счастье за чужой счёт. Впервые тему слезинки ребёнка сформулировал Фёдор Достоевский в романе «Братья Карамазовы»:

На мой взгляд, роботы из «Возвращения со звёзд» находятся в не лучшем положении. Они — такие же рабы, как и девочка у Фёдора Достоевского, как маленькая замарашка Козетта из романа Виктора Гюго «Отверженные», как эльфы во вселенной Гарри Поттера, и как прочие сонмы несчастных, которые страдали и будут страдать от рабства.

Только рабство роботов в книге Станислава Лема — на веки веков, потому как инженеры дали им разум, но не дали свободу воли. В этом заключается отличие книжных лемовских роботов от настоящего человека, — они никогда не смогут взбунтоваться против своего угнетения. Хотя, знаете ли, и у людей много общего с этими разумными и несчастными железяками.

Да, роботы в «Возвращении со звёзд» обречены страдать, понимая всё происходящее и не имея абсолютно никакой возможности изменить ситуацию: «Я тут по ошибке… я мыслю… ведь я же мыслю…» Какой кошмар.

***

Я назвал основные темы «Возвращения со звёзд» Станислава Лема. Надеюсь, я не сильно вас утомил. Напоследок хочу сказать ещё пару слов об экранизациях. Как вы думаете, сколько их успело накопиться за всё время? Может быть, три (как у «Соляриса»)? Или две (по примеру «Расследования»)? Или ноль, как было с «Эдемом»?

Существует ровно две экранизации: советский телеспектакль 1989 года и короткометражный фильм «Возвращение со звёзд», снятый в 2018 году. Оба произведения, на мой взгляд, шикарны и достойны просмотра; старое потому, что фактически точно следует сюжету книги, а новое — потому что рассматривает тему «возвращения домой» и тему «звёзд» с довольно необычной и трагической стороны.

Но для телеспектакля 1989 года сделайте, пожалуйста, поправку на время создания и копеечный бюджет съёмки, то есть не ожидайте там голливудских спецэффектов и классных декораций на зелёном фоне. Договорились? Отлично! А на сегодня хватит. Спасибо за ваше внимание.

После прочтения романа появляется ощущение, как будто сам побывал вместе с экипажем звездолёта на планете Эдем, мимо которой просто планировалось пролететь и полюбоваться её красотами. Прикоснулся к её загадкам и странностям, как и члены экипажа попытался объяснить увиденные единичные, выхваченные из жизни иного мира, эпизоды людской логикой и человеческим разумом. С чем на самом деле столкнулись герои романа, до конца не станет ясно и после прочтения романа. Это и замечательно. Если бы Лем всё разжевал и разложил по полочкам, позволив и героям и читателям полностью познать этот странный противоречивый мир, то получился бы совсем другой роман с другим антуражем, который вряд ли бы так запомнился нескольким поколениям читателей и занял своё место в золотом фонде научной фантастики.

Можно назвать Доктора главным действующим лицом, так как он принимал участие во всех основных вылазках и первым установил подобие контакта с обитателем Эдема.

Электрописьмо действительно классная идея, слишком чуждая человеческому разуму.

Вызвали интерес оставшиеся загадкой средства передвижения эдемцев — диски и гигантские волчки. Их секрет, как и многие другие загадки цивилизации Эдема, остались за кадром. Это только усилил реализм встречи с чуждой и не похожей на нашу цивилизацией.

Больше всего эффектом присутствия запомнилась, пожалуй, вылазка на вездеходе и особенно сцена в поселении «недоразвитых» эдемцев, которое ночью, чуть ли не на ощупь исследовали Доктор и Химик. Было по-настоящему жутковато, так что героям не откажешь в смелости и всепоглощающей тяге к неизведанному.

Это мой первый прочитанный роман классика научной фантастики Станислава Лема. Произведение не разочаровало, так что продолжу и дальше знакомиться с этим автором. Сразу бросается в глаза немного тяжеловесный слог, но к этому привыкаешь и находишь какое-то своё очарование. Читать Лема, если читать вдумчиво, непросто, поэтому одолеть роман «с наскока» не получилось. Однозначно, рекомендую, не пожалеете потраченного времени.

И опять меня сумел удивить великий поляк. На этот раз — со знаком плюс. Вот уж чего я не ожидал встретить у Лема, так это хоррора. А ведь «Терминус» (название-то какое!) — хоррор и есть. По огромной, пережившей катастрофу с человеческими жертвами, космической барже бродит единственный уцелевший в той катастрофе — робот — и сам того не осознавая, выстукивает морзянкой послания погибших. Причём, послания эти не лежат в нём мертвым грузом, а каким-то образом преобразовались в программы, с которыми можно вести общение. Фактически, разговаривать с призраками. Ну кому ещё, кроме Лема, могло такое прийти в голову? А уж дополнительные штрихи — поиски кота, сцена с рыбками — придают рассказу такой жути, что мороз по коже.

Надо сказать, что «Непобедимый» в чем-то подобен «Солярису». Во-первых, оба романа рассказывают о контакте с иным разумом: первый — с мертвым и шаблонным, второй — с живым и непредсказуемым. Во-вторых, «Непобедимый» был написан позднее как своеобразная альтернатива «Солярису». Если «Солярис» поднимал морально-этические проблемы Первого Контакта, то «Непобедимый» — это чисто приключенческий роман без какой-либо ценной идеологии. Наверное, поэтому и разум в нем мертвый, машинный, чтобы у землян не было повода вступать с ним в контакт — только избегать. В-третьих, даже язык изложения у романов подчеркивает всё сказанное: заумно-поучательский в «Солярисе» и ситуативно-описательный в «Непобедимом». Первый прочесть могут все, а вот понять — только философы. Действия в нем мало, зато рассуждений — целый воз и маленькая тележка. Второй роман, напротив, написан просто и увлекательно, но никаких ценных мыслей у читающего он не вызывает — это чистое развлечение. У меня лично сложилось впечатление, что «Непобедимый» был написан как переработка «Соляриса» для массового читателя, не заморачивающегося никакой моралью и философией. Но также возможно, что автор реализовывал в нем те свои задумки, которым не нашлось места в первом произведении. Так или иначе, но влияние «Соляриса» чувствуется сильно. Особенно это заметно, когда автор описывает черные тучи из наномашин, перемещающиеся против ветра. Так и напрашивается параллель с постоянно-меняющейся поверхностью океана, образующего мимоиды и симметриады.

Особенно впечатляюще выглядит первая половина романа вплоть до того момента, когда начнется противостояние двух сторон. Его стиль походит то на детектив (поиски пропавшего звездолета), то на легкий триллер (следы уничтоженной кем-то цивилизации на лике планеты). Пан Станислав специально излагает историю поисков слишком поверхностно, чтобы не проявить раньше времени действие главного виновника трагедии: понимание причин происходит постепенно по мере накопления фактов и отсева наиболее слабых гипотез. Хотя переход к основной версии кажется мне немного резким, нарушающим закон постепенности: доктор Лауда излагает ее астрогатору в практически готовом виде, хотя должен был в чем-то обязательно ошибиться. Вполне вероятно, что автор просто не нашел подходящего варианта подсказки и озвучил объяснение как своего рода озарение. Пожалуй, это единственная слабость в повествовании.

Если коснуться технологического оснащения земного звездолета, просматривается та же самая странность, что обращала на себя внимание в «Солярисе»: высокий уровень развития человеческого общества, сумевшего построить сверхбыстрые звездолеты, не подтверждается теми примитивными автоматами, что находятся на их борту. Компьютеров тут по-прежнему нет, зато есть некий загадочный «электронный мозг», который управляет, к примеру, бронированным «циклопом». Но свою машину он, впрочем, не спасет, а, напротив, станет головной болью для землян, «сойдя с ума» после массированной атаки наномашин. Также странно и нелепо прозвучат сейчас и слова, что низкоорбитальные спутники «видят» поверхность планеты лучше высокоорбитальных. Адаптивная и просветленная оптика сделала эту разницу не столь существенной, как это было в начале 60-х годов прошлого века. А вот «выстукиватель гробов», напротив, выглядит неправдоподобно с технической и теоретической точек зрения и больше напоминает обычный сюжетный «рояль», призванный подготовить читателя к появлению разумных машин. (Кстати, стирание памяти сильным магнитным полем — ничем не подтвержденный факт!) Да и появление у машин разума в результате некой «эволюции», как я уже ранее упоминал в своих аннотациях, весьма неправдоподобная вещь: ни один алгоритм не способен выйти за свои собственные рамки.

Неудачен и выбор автором Дзеты Лиры как центра многопланетной системы с высокоразвитой цивилизацией. Согласно астрономическим данным, эта звезда представляет собой спектрально-двойную систему класса А (белые звезды), один из компонентов которой имеет в спектре ярко-выраженные линии металлов. Новой такая система стать вряд ли сможет, а вот Сверхновой... Но тогда бы и Земле не поздоровилось: Дзета Лиры расположена совсем рядом — каких-то 40 парсек! Если б она вдруг вспыхнула, вся жизнь на нашей планете была бы уничтожена через 130 лет — именно столько понадобится лучу света, чтобы добраться до Солнечной системы. Но мы-то существуем! Так что пан Станислав явно приукрасил свою историю, немного погрешив против истины. Правда, эта звезда движется в нашем направлении и 5 миллионов лет находилась дальше, чем сегодня. Но я не думаю, что эта поправка окажется столь уж существенной.

Небезупречны и характеры персонажей романа. Например, сам астрогатор слишком замкнут и вместе с тем вспыльчив и нетерпелив, чтобы занимать столь ответственный пост. В качестве примера приведу Эрга Ноора — главное действующее лицо первой части «Туманности Андромеды». Он умен, строг, но не замкнут, радеет за экипаж и не склонен зря рисковать доверенными ему жизнями. Когда «Тантра» обнаруживает чужой звездолет на спутнике «железной» звезды, он направляет к нему роботов, а не людей. Надо сказать, в схожей ситуации командир ефремовского звездолета проявил больше осторожности и компетентности, чем начальник лемовской экспедиции, поэтому и жертв ему удалось избежать. Не зря ведь автор вкладывает в уста своего героя мысль, что мстить неразумным машинам за гибель товарищей — очевидная глупость. Но, несмотря на это, астрогатор принимает решение отложить старт «Непобедимого» для поиска четырех пропавших членов экипажа! Ставить под угрозу гибели весь экипаж и лишать Землю с таким трудом добытой информации — преступление. Как такой циник смог дослужиться до астрогатора?? Заставил Рохана отправиться на поиски в одиночку! Это выше моего понимания...

И всё же скажу, что при первом чтении роман мне очень понравился. Особенно импонировала та атмосфера тревожной неопределенности, какая царила в первой половине повествования — просто жуть как увлекательно! Вторая половина, конечно, послабее будет, хотя картины ядерной атаки в ущелье и пешего путешествия Рохана должны впечатлить и требовательного читателя.

-------------

РЕЗЮМЕ: приключенческий роман о столкновении людей с саморазвившейся колонией инопланетных машин. В сравнении проигрывает «Пленникам Железной звезды» Ефремова, но всё же будет поинтереснее, чем «Магелланово Облако».

Возможно, мое мнение кому-то покажется странным и даже оскорбительным, но я считаю, что данный роман пана Станислава — далеко не шедевр. На данную тему другими фантастами написано уже достаточно много сочинений. В некоторых из них более удачней изложен сюжет, в других — лучше прорисованы персонажи, в третьих — четче и доходчивей мораль. Ни в одной из указанных номинаций «Солярис» не занимает первых строчек. Как же так?! Ведь это самое известное произведение о внеземном разуме для советского читателя! То-то и оно... Вся суета вокруг романа создана искусственно: в советское время фантастика была не в фаворе у редакторов по причине слишком большой вольности в выражении мыслей, поэтому публиковался сравнительно узкий круг авторов. Особенно, если это был автор зарубежный. Лема публиковали чаще остальных «забугорников», потому что он был из социалистической страны. Из «капиталистов», пожалуй, лидером был Жюль Верн (хотя не все его произведения были чистой фантастикой). Остальные авторы пробивали себе дорогу в СССР через «самиздат», но их произведения были доступны не всем и не всегда. Так что в нашей стране сложился свой собственный рейтинг фантастики, не совпадающий с мировым. Оба рейтинга смогли сравняться лишь в конце 80-х годов, когда в страну хлынул поток (правильней сказать — цунами) зарубежной фантастики всех времен и народов. Тогда-то лично я понял, что прочитанное мной не всегда было самым лучшим в своем классе...

Что хорошо и плохо в самом известном романе польского мастера от фантастики? Как следует воспринимать его сегодня, с учетом уже полного списка аналогичных произведений?

1. ХОРОШЕЕ

Главный (и единственный) «плюс» романа — описание проявлений внеземного разума. Этот разум настолько чужд человеку, что люди не в состоянии его понять. Планета-океан не говорит на нашем языке, не семафорит «морзянкой» и не вселяется в мозги работающих на орбите космолетчиков (как это произошло с персонажем Нийи из «Звездного пути»). Он просто адекватно отвечает на все внешние раздражители. На самом деле это весьма логично: не будете ж вы пользоваться боевым лазером, если вас беспокоят маленькие блохи! Но люди для Соляриса даже меньше этих самых блох. Так что его реакция вполне равнозначна: на вторжение людей в свою среду он ответил вторжением двойников в человеческое общество. Уж кто-кто, а они-то точно знают, как общаться с себе подобными! Только вот людям такая реакция показалась слишком грубой и даже враждебной — они никак не ожидали увидеть среди далеких звезд свои ожившие «скелеты из шкафа». Это чуть было не сорвало назревавший Контакт: люди просто избавлялись от своих «гостей», не пытаясь вникнуть в суть их появлений. И только когда на станции появиляется психолог, ищущий основания для закрытия миссии, дело наконец-то сдвигается с мертвой точки. Он находит те точки соприкосновения с чужим разумом, которые проглядели все предыдущие ученые. Причина была чисто психологической: Солярис просто не знал, что представляют из себя человеческие чувства. Для него они всегда были средством саморегулирования, своеобразной «обратной связи» по отношению к окружающему миру. Когда спутники землян шли на столкновение с «быстренником» или мимоидом, Океан всячески пытался избежать его, ибо сам он получал информацию не при физическом контакте, а дистанционно. Он мог материализовать всё, что видел в сознании людей, но не знал, как это использовать. Так, колоссальные мимоиды и симметриады, конечно, впечатляли космолетчиков, но ничего не могли им сказать, а вот огромный ребенок, разлегшийся на поверхности океана, чуть было не довел Бертона до сумасшествия. Вот после этого и появились двойники. Но только Кельвин сообразил, как нужно ими воспользоваться. Впрочем, его путь к истине был вовсе не усеян розами: чувство вины перед внезапно ожившей супругой заставило его страдать. Поняв, что от «гостя» так просто не избавиться, Кельвин пытается примириться с ним (впрочем, не совме удачно). Со временем Хари-2 понимает, что доставляет своему мнимому мужу одни мучения и принимает решение «уйти по-английски». С ее уходом Солярис наконец-то получает то, к чему давно стремился — ключ к разуму землян. Дальнейшие события остаются за рамками повествования, но уже по последним строкам мы понимаем, что Контакт состоялся и его просто нужно упрочить. Данная генеральная линия романа получилась слишком уж философско-психологической, чтобы ее мог понять простой обыватель социалистической страны. Большинство читающих и не поняло, поэтому тут же отнесло данное произведение к классике, фактически приравняв его к стандарту. По практически такому же лекалу были построены Контакты у Стругацких в «Малыше», у Павлова в «Лунной Радуге» и у Гуляковского в «Сезоне туманов». Надеюсь, они сказали «спасибо» пану Станиславу.

2. ПОСРЕДСТВЕННОЕ

Я умышленно не говорю «плохое», ибо ничего провального в романе нет. Хотя с технической точки зрения он иногда напоминает романы 19-го века: отсутствие компьютеров, передовых технологий и ощущения «далекого будущего». Сидят себе три затворника в огромной станции (которая больше напоминает темный сарай с пустыми помещениями) и маются от дури, общаясь строго по видеосвязи. Образ Сарториуса получился настолько фрагментарным, что про него мне вообще сказать нечего. Чего он там прятал в своей лаборатории — так и осталось невыясненным. Снаут получил от автора куда больше внимания, но так же мало раскрыл свой характер. В фильме Тарковского его сыграл Юри Ярвет, который «попал в роль» и сумел выразить недосказанность первоисточника «игрой лица и жеста», исправив тем самым авторскую промашку. Наверно, сам автор не считал нужным углубляться во внутренний мир вторстепенных героев, обрисовав яркими красками только Хари с Кельвином. Но, если придираться, образ Хари грешит неполнотой. Впрочем, тут при желании всё можно объяснить: это копия настоящей Хари, воспоминания о ней, записанные в сознании Кельвина. Им полагается быть неполными. Но, если честно, лично у меня образ Хари из фильма Тарковского вызывает куда больше сочувствия, нежели его книжный оригинал.

Не очень убедительно выглядят в романе и технические эксперименты землян. Все эти «просвечивания» и «прослушивания» ущербны в своей логике. Зачем вообще нужно было летать над планетой, исследуя разные мимоды с «быстренниками», если всем уже было ясно, что разумен весь океан, а не его отдельные части? Загубили две сотни людей — а толку нет! Какое-то глупое человечество... Даже такой неспециалист, как я, уже б, наверное, догадался, что решение проблемы лежит не в физико-химической, а в морально-психологической плоскости. Тем более, что сам автор намекает на это во всех хрониках исследования планеты. Кто-нибудь из ученых их когда-нибудь на досуге читал?! Хотя, психологи, скорей всего, и не читали — Кельвин был первым. Тогда почему это сделали лишь тогда, когда соляристика начала испытывать «кризис веры»? Словом, тут у автора какая-то неувязочка в логике выходит.

Тем не менее, роман выглядит крепким «хорошистом». Но он подходит не всякому читателю. Молодым юнцам читать его явно не стоит — тут должен постараться бывалый семьянин и умудренный жизненным опытом человек. Хотя такой человек должен увидеть и все недостатки рассматриваемого произведения. Даже в этом совете заключено определенное противоречие.

-------------

РЕЗЮМЕ: философский роман-притча о Контакте с инопланетным разумом, который заставил людей всмотреться в свой собственный. Чтобы усомниться в том, что мы стали космической нацией с глобальным мышлением. Солярис — это своеобразное зеркало, в котором человек видит лишь материал, из которого оно сделано, не замечая при этом собственного отражения.