Чань с Черным Драконом

Есть книжки, про которые, когда плаваешь по океану информации англофэндома, нельзя не услышать. Книжки-легенды, полузабытые, как правило, аут-оф-принтные тексты, заимевшие, как водится, культовый статус в узких кругах. А поскольку всегда есть вероятность, что широкие круги прошляпили гения второго или даже первого класса (напомню: второклассных гениев открывает либо следующее поколение, либо одно из позднейших; гениев первого класса не знает никто и никогда, ни при жизни, ни после смерти. Это — открыватели  истин настолько невероятных, глашатаи новшеств настолько революционных, что их абсолютно никто оценить не в силах), благо, это нам только давай, такие книги я стараюсь отыскивать и читать.

«Чай с Черным Драконом» («Tea with the Black Dragon») Роберты Энн МакЭвой (род. 1949) — примерно такая книга. Она была издана в 1983 году и переиздавалась в 1999-м — собственно, всё. Между тем в свое время «Чай», позднее ставший lost book, вошел в шорт-лист «Хьюго» и «Небьюлу» (в обоих случаях уступил «Звездному приливу» Брина) и получил награду Джона Кэмпбелла и «Локус» за лучший дебют.

И это все тем более удивительно, что «Чай» — не фантастика и не фэнтези. Вообще. Хоть кушайте меня с маслом, но никакого элемента необычайного в этом коротком (130 страниц в издании 1999 года) нет. Можно сказать, что исключение — сцена, где потерявший много крови герой вновь обретает физическую силу. Но, как сказано в другом месте текста, это может быть всего-навсего адреналин.

В этом смысле «Чай» уникален, потому что фантастичен (во всех смыслах слова) не на уровне сюжета, как основная масса творений писателей на букву «ф», а уровнем выше и уровнем ниже.

На уровне сюжета это история скрипачки по имени Марта Макнамара, которую дочь Лиз (окончившая Стэнфорд программистка) без объяснений вызывает в Сан-Франциско, снимает ей номер в роскошном отеле — и не выходит на связь. В гостинице Марта знакомится с пожилым китайцем, назвавшимся Мэйлэндом Лонгом. Тут игра произношений: Long — Лонг по-английски, но Лун по-китайски; почти сразу выясняется, что китайца зовут У Лун, как сорт чая «черный дракон». И он, более того, не особо стесняется рассказывать окружающим, что живет на свете тысячи лет, был лично знаком с Бодхидхармой, слышал чуть не из первых уст историю Томаса-Рифмача, переписывался с Джоном Донном, знает множество языков — и что он вообще-то не человек, а дракон. Что, понятно, фантастика, если мы верим мистеру Лонгу, и не очень, если мы считаем, что он все придумывает. Между тем, если разобраться, оснований верить герою у нас нет. Дракона в нем не выдает ничто, кроме острого ума, чрезвычайно длинных пальцев и физической силы (но, как верно подметила Наташа Осояну в своей реце, последнее свойственно и спецназовцам). И это — фантастика уровнем ниже сюжетного.

Разобравшись в ситуации, Мэйлэнд Лонг решает помочь Марте — не столько потому, что жалеет ее, сколько потому, что она может оказаться духовным наставником, предсказанным мистеру Лонгу умиравшим даосом на Тайване много лет назад. Далее начинается чисто детективное расследование, в ходе которого Марту похищают, а Мэйлэнд Лонг сталкивается с необходимостью много думать, ездить на автомобиле и терпеть физическую боль. Будут погони. Будет любовь. В дракона по пути никто не превратится. Закончится все хорошо (дальше будет продолжение 1987 года, роман «Twisting the Rope», его я пока не читал).

Внимание, вопрос: что в «Чае с Черным Драконом» такого, что заслуживает номинаций, премий и культового статуса? На уровне сюжета — ничего. Уровнем ниже, в общем, тоже, хотя история знакомства с Бодхидхармой в Хунани описана прекрасно.

Но есть еще уровень выше, совершенно прекрасный и офигительный. Он объединяет в себе две вещи: как книга написана — и о чем она на самом деле. Что в данном случае одно и то же, но не в вульгарном смысле «главное — стиль, а остальное — удел гетто». Напротив. Стиль в «Чае» сугубо функционален. В романе, что называется, нет ни капли жира, каждое слово на месте, все звуки подтянуты, как мышцы Мэйлэнда Лонга, ритм напряжен, и текст звенит. Как в той притче о Будде, еще до просветления вставшем на путь аскета и порядком себя на оном пути истощившем; уже почти помирая, Будда сидит под деревом и слышит, как в проплывающей мимо лодке музыкант наставляет учеников: «Струну нельзя недотянуть — на такой струне играть невозможно; струну нельзя перетянуть — она лопнет; струну следует натягивать так, чтобы она звучала, не более и не менее», — и Будда понимает, что он себя перетянул, и осознает, что такое «срединный путь», и все заверте. Так вот, «Чай» — это великолепный образец текста срединного пути. Переводить такие чертовски сложно и дьявольски увлекательно.

Чтобы не быть голословным — вот первое попавшееся место, и простите за длинную иноязычную цитату:

Martha Macnamara's universe was compassed by the groan and creak of wood, and by the chill of wet air. Had she been able to think, her very sickness might have convinced her she was still alive. She was denied that comfort, being barely conscious, and her thoughts were bound up with a rhythmic rise and sinking. The beat was molto lento, and she should be doing something in time with it. What?

The question gnawed at her. She tried breathing in time with the measure — no go. You can't force your breathing, she reminded herself. What then — sing? She couldn't remember a song as ponderous as the rhythm the world now kept, and she couldn't find her mouth anyway.

Neither could she find her hands, so she couldn't play the fiddle.

The staccato beat of footsteps superimposed itself over the slow rocking. She attended to the footsteps. Good. Percussion rounded out the work nicely. Someone was taking care of things.

Martha was content.

И я не просто так вспомнил про Будду, потому что внутри, ну или уровнем выше сюжета, «Чай с Черным Драконом» — это текст о поиске истины, она же — просветление. Предсказанная Мэйлэнду Лонгу Марта Макнамара, сама того не понимая, ведет Черного Дракона по пути истины, который и есть повествование. Автор берет на себя очень много — и у нее, как ни странно, все получается. Хотя конечный эффект, безусловно, странный. Если коан выдать за фэнтези, он, ясен пень, поразит читателя нелогичностью, дисбалансом и прочим неадекватом. «Чай» — не коан, он сделан по-другому тут скорее приходит на ум «теория айсберга» Хэмингуэя: в книге происходит не то, что описывается, описывается не то, что происходит, мы видим (читаем) лишь верхушку айсберга и должны сами заполнить лакуны и увидеть картину целиком в своем сознании по знакам, то есть — по черным буквам, напечатанным на белой странице.

Другое дело, что таким знаком может быть энсо, чаньская окружность, символизирующая недвойственное восприятие. В одной из сцен герой видит энсо на стене. В дзэн-буддистской традиции он означал ничто. В буквальном смысле ничто — ноль, му, Пустоту. Для мистера Лонга он означал очень многое.

Как описать айсберг, состоящий из пустоты?

Я скажу. Точно так же, как Чай с Черным Драконом.