Польская фантастика — 2012 (часть 2)

Итак, попытаемся продолжить :)

7. БОХИНСКИЙ Томаш. «Пражские повести» («Opowieści praskie»)

Томаш Бохиньский – писатель поколения Гжендовича и Земяньского. Начал публиковаться в середине 80-х, первую книгу издал в 1988. После 1991 – пятнадцать лет публиковал рассказы в периодике, сотрудничал с литературными журналами, вернулся в крупные публикации в 2006, юмористической фантастикой.

Тем необычней был выход в прошлом году его книги «Пражские повести» — книги, написанной не без юмора, но юмора горького. «Прага» — это один из старых районов Варшавы, достаточно притягательный днем (там находится, например, Варшавский зоопарк), но считающийся опасным в ночное время.

Собственно, аннотация книги:

«Приглашение на прогулку по варшавской Праге большинство из читателей наверняка воспримут как грустную шутку. А ведь на единственный район столицы, уцелевший в военной вьюге стоит посмотреть. Прекрасные парки, чудесный зоопарк, национальный стадион, отреставрированные довоенные дома. Но вечером... вечером с нами стоит оставаться только тем, кто готов рисковать. В Старой Праге в окрестностях базара Ружицкого, Бженской или немного дальше, на Стальовой, можно встретить людей, которые не посмотрят на чужаков с симпатией. Однако не страшись, читатель, автор станет твоим проводником. В лабиринте убитых улочек, в дворах-колодцах или в скверных подворотнях и подозрительных кабаках ты познакомишься с поэтами, писателями, солдатами многих войн, музыкантами, а также мастерами взлома, гениальными фальшивомонетчиками, несравненными игроками в три карты. Князями обмана.

Часть встреченных нами персонажей не будут из нашего времени, часть – даже не окажутся людьми. И тут даже автор, пражанин с деда-прадеда, не сможет гарантировать безопасности. Что ж, риск – дело благородное. Кто смел – вперед! Свернем с Тарговой на Зембковскую, оставим пресную реальность, нырнем в магические Шмульки».

Из отзывов на книгу:

«Порой это лишь одна улица, иной раз – квартал, а то и целый район. Место, которое надлежит обходить далеко стороной, и уж наверное не ходить по нему в ночи. Место, где время остановилось, а жизнь поколениями идет согласно установленным обычаям. Здесь чувствуют себя хорошо лишь «аборигены», а всякий чужак – потенциальная цель. Прославленная уличными бардами и проклинаемая стражами порядка – такова она, варшавская Прага.

«Пражские повести» Томаша Бохиньского – это песнь, сложенная в честь правобережной части столицы; сборник девяти разных по темам рассказов, соединяет которые варшавский район и его обитатели. На страницах книжки мир реальный переплетается с миром магическим, современность – с историей, любовь конкурирует с ненавистью. А за всем зрит Чудесная Дева, вестник необычных событий.

Потому что в Праге все время что-то происходит. Некто Злобный ведет крестовый поход против преступников, старый телефонный аппарат соединяет с прошлым, а на улицах мелькают повстанческие отряды. Где-то неподалеку фарт подводит фраера, кто-то пьет горькую, детишки «разменивают» пятидесятигрошики. Все – хорошо, ностальгично и, главное, аутентично – от описаний мест и героев бьет реализм. Правда, я не имел до сей поры оказии слишком часто гостить в Варшаве, но я убежден, что книжка Бохиньского прекрасно пригодилась бы как путеводитель по Праге.

«Пражские повести» — необычны также и композиционно. Очередные истории взаимнопроникают, создавая из единичных сюжетов общий цветной гобелен. Герои второго плана одних рассказов внезапно становятся ведущими героями очередных текстов, а упомянутые словно бы нехотя подробности вдруг приобретают значение. События идут своим чередом, судьбы героев исполняются, явными становятся скрываемые тайны. Прага ведь – это не только место, но единый живой организм, в жилах которого течет кровь ее обитателей.

Кроме того, книга Бохиньского – это и машина времени. Писанная на протяжении многих лет, она фиксирует происходящие в Праге изменения. На страницах книги умирает дух старого района, уходят в забытье обычаи и традиции. Меняются люди, вид улиц, всюду появляется новое. Мы не слышим уже наречий, темноту разгоняют электрические лампы, хаос уступает порядку. И только Чудесная Дева неизменно проведывает обитателей.

При написании произведения, посвященного такому месту, всегда существует риск, что мы получим произведение герметичное, предназначенное для малой группы читателей. В случае «Пражских повестей» такие опасения, к счастью, безосновательны. Я подозреваю, что наибольшую радость от чтения будут иметь как раз жители Варшавы, но и остальные потеряют немногое. «Пражские повести» — ностальгическое путешествие без особых сантиментов. Порой печальное и горькое, порой – исполненное специфическим теплом и юмором. Это книга, которую стоит иметь у себя дома».

И – фрагмент:

Из рассказа «Чужие на районе».

Город приветствовал меня гигантскими пробками. Обыкновения водителей были дики, но не настолько, как, скажем, в Рио или Сан-Пауло. Можно выдержать. Ну и мой вездеход пробуждал уважение. Утро в столице, наполненное гамом, беготней и жизнью, по-хорошему меня поразило. Краткий осмотр девиц под отелями в Центруме позитивное чувство лишь усилил. Может вместо того, чтобы протирать булыжник в Париже или Риме, должно б мне припасть к, так сказать, отчизны лону?

GPS, как по веревочке, вел в Прагу, пробки меня не раздражали, медленное приближение – часть ритуала охоты. Именно так я себя и ощущал: будто начал ловитву. Район на правом берегу Вислы это вам не хаотическое, бессмысленное нагромождение домов в Сити. Здесь было видно, что город выстроен не вчера. Среди домов, новых и наново отреставрированных, торчали здания с грязной, опадающей штукатуркой, с десятилетиями выглаживаемыми следами от пуль на фронтонах. Выглядели они словно черные пеньки когдатошних зубов между новыми, зачастую дешевыми коронками. Люди тоже вели себя иначе, меньше спешили, было у них время поболтать или выпить в садах, или, например, в подворотнях. Они были дома.

Доехал я до Тарговой, прикинул, припарковался рядом с недавно подновленным домом, над входом которого большие буквы гласили: «Музей Праги». Но я был больше заинтересован современностью. Вошел в известный мне по рассказам Базар Ружицкого. Но разочаровался: было здесь тихо и пустынно, торговцы сонно кивали. Немногочисленные потенциальные покупатели бродили с постными лицами. Ни следа шума и гама, какие, говорят, здесь когда-то царили. И все же одна вещь меня заинтересовала: сразу у ворот, выходящих на Бжескую. Мужик в темной куртке и брюках от костюма печально смолил сигарету над разложенным на газете железным скарбом. Руки мои сразу же потянулись к знакомцу, столь необходимому в бразильской сельве.

– Сколько?

– А сотенку – и забирайте.

Цена была смешной, а потому, противу устоявшимся обычаям, я, без дальнейших разговоров, потянулся к портмоне. Взял мачете, проверяя его баланс, а, отходя, взмахнул им пару раз в воздухе.

– Эй, клиент! Ты уж поосторожней, а то – закон, сечешь? – крикнул позади барыга. Я не ответил, глядя на острие, означенное характерными царапинами: оружие явно имело собственную историю. Может, приехало сюда из-за океана. Quien sabe? Я развернулся и снова встал над продавцом.

– Рекламации не принимаем, – бросил он, хватаясь за карман.

– Есть вопрос, – шелестнул я купюрой.

– Вопрос – это лёгко, – согласился он, пряча банкноту за пазуху.

– Откуда у тебя такая клевая штуковина?

– Клевая штуковина? Эта старая железяка? Да новые такие же сотнями можно было на стадионе взять, пока там еще торговали.

Я глянул красноречиво.

– Ну ладно. Тут в шестерке на Бжеской один чувак помер. Глодеком звали. Новый жилец мусор выбросил, а я цапнул, – сказал небритый его милость, глядя в булыжную мостовую. Явно что-то крутил.

– Говоришь, Глодек? А что еще после него осталось?

– Да там разного. Какие-то фотки и куча бумаг.

– И где оно?

– Да говорю ж. На мусорке!

– Ага. Добро, схожу туда, но если что – вернусь.

– Ну ладно, тот новый жилец – это какой-то там родич Глодека. У него все и осталось. А что, точно железяки эти ценные? – оживился внезапно, и в глазах его замерцала дотоле отсутствовавшая искра разума. – Так знаешь что...

– Рекламации не принимаются, – оборвал я его, развернувшись спиною.

Он пробормотал что-то, но я лишь подумал: vai to foder, mano, и вышел на Бжескую. Я свернул направо, удаляясь от Зембковской, готовясь уделить минутку-другую бывшему владельцу мачете; дело дядюшки Стефана ждало полвека, подождет еще полчаса.

И тогда я увидел ее.

Шла навстречу уверенным, легким шагом, почти плыла над растрескавшимися плитами тротуара. Где я мог видеть это лицо? В Бомбее? Карачи? Нигде, нигде, иначе запомнил бы ее навсегда. Но одновременно не сумел бы описать красоты, которая разделила мою жизнь на «до» и «после». Мы разминулись, она повернула голову, я же пошел за ней, словно безвольный голем, утонул в бездонных, полных печали глазах.

– Не иди за ней, человече, – заскрежетавший голос разорвал путы чаров. В подворотне стояла столетняя старуха, согнувшись почти до земли, дергаясь в Паркинсоне. Я, словно разбуженный от прекраснейшего из снов, глянул на бабку. Мог поклясться, что длилось это не больше секунды, но чародейство успело развеяться. Я скоренько выскочил на Зембковскую – нигде не было ее видать. Заглянул в одну-другую подворотню, наконец пришел в себя и возвратился к старухе.

Но и та тоже исчезла. Я постоял минутку, дыша, словно после долгого бега. Наконец двинулся по шестерке. Две симпатичные чиксы указали дверь подъезда, где обитал Глодек. Информацию дали охотно и даже поспешно. И лишь когда отскочили, я понял, что все еще сжимаю в руке мачете. Кинул его в сумку, не хватало еще, чтобы какой коп и вправду ко мне прицепился. Старые деревянные ступеньки, холодная вонь картошки из подвала, и вот я на мрачной лестничной площадке под дверьми. Стукнул раз-другой.

– Чего надо? – в узкой щели я увидал толстого мужика лет тридцати с просвечивающейся обильной лысиной.

– Пан Глодек?

– Кжижановский, Глодек помер три дня назад, – ответил он и хотел, было, закрыть.

– Я, собственно, к вам...

– Да? – смерил меня недоверчивым взглядом.

– Пан Глодек ведь был необычным человеком...

– Я прошу прощения, пан из полиции? – внезапно поинтересовался этот, чуть шире приоткрывая дверь.

Я неопределенно дернул подбородком.

– Меня интересует покойный, ну и то недавнее ограбление...

– А, уже знаете, а я не заявлял, это ж, в конце концов, безделушки. Но прошу, входите, я охотно отвечу на ваши вопросы.

Темная прихожая, гниль и паутина готовили к тому, что находилось дальше. Полный бардак, пол завален вонючими тряпками и газетами, протоптанные меж ними тропки позволяли ходить только гуськом. Мы добрались до небольшого очищенного пространства. Сели, а хозяин вежливо предложил чай.

Я столь же вежливо отказался и сразу заговорил о вещах Глодека. Личных – добавил, чем стер беспокойство с лица хозяина. Ценности меня не интересовали.

Он принес картонную коробку, полную фотографий, писем, каких-то старых вырезок.

– Можете не обращать на меня внимания, – сказал я, тем самым выпроваживая нового хозяина из комнаты. Он не слишком-то обрадовался, но, как видно, это вполне походило на его представления о полицейских нравах, поскольку и слова не сказал. Только в дверях повернулся и произнес:

– Дядюшка был когда-то важной птицей в Шмульках. Но я не имею с этим ничего общего, – добавил быстро.

– Насколько важной?

– А это уж вы, полиция, должны знать,– ответил он и ушел, вышагивая в мусоре, словно аист на болоте.

Я не обращал внимания на стуки, которые доносились из кухни, поскольку первое же, что я вытащил из коробки, меня словно обухом ударило. Со старой фотографии на меня смотрели холодные глаза человека, который до сих пор был окружен в Бразилии мрачной славой. Он улыбался, кривя узкие губы, хотя скорее казалось, что бросает вызов, скалясь, словно взбешенный бульдог.

Называли его мистер Хангри или Литтл Хангри. Те, кто посмелее, позволяли себе «сеньор Фоминха» и лишь абсолютно упоротые самоубийцы отваживались на «сеньор Фоминхо». Хотя он и вправду чуток походил на скрягу. Глодек... черт побери... Говорили, что, в конце концов, до него добрались япавари, а голова его сгнила на жерди перед их селением. Говорили и что он перебрался в Сан-Пауло и ведет жизнь Креза. Говорили, что эмигрировал в Штаты, где сделался серым кардиналом республиканцев. Кто-то видел его в Дубаи.

Я осмотрелся по дешевой обстановке. Так заканчиваются легенды. Я был сыт по горло вонью этого места, в документы загляну позже, в съемной комнате. Я ссыпал содержимое коробки в сумку и вышел, обронив в прихожей «до свиданья». Племянник Глодека не ответил, занятый вырыванием мойки из стены. Сбрендил? Хотел сдать на лом? Или же – блеснуло вдруг – искал спрятанные родичем богатства? Пусть ищет, Глодек умел делать дела, мог жить в хлеву, но если деньжата у него и водились, то лежали спокойненько где-нибудь в банке на Кайманах. Вне липких ручек родни. Я вышел на Бжескую, огляделся без особой надежды увидеть таинственную красотку, и двинулся Зембковской до места, где я должен был получить информацию. Никак не мог изгнать из головы мысль, что встреча с духом Глодека, одного из создателей «Амазонас» и наилучшего в своей профессии киллера, не может оказаться случайностью. Будто бы мелочь, но человек, годами поживший в джунглях, становится несколько суеверным.

Я обошел дом, люблю видеть, что и почем. Во дворе ко мне прохрипел чувак, сидящий на ступеньках давным-давно закрытого магазинчика.

– Э! Фраер!

Вообще-то сильно хотелось мне растолковать ему эту его грубость, однако я чуток опасался за свои белые брюки и рубаху. Видать, он это почуял, потому что скривился в мерзкой усмешечке. И словно из-под земли подле него вырос пес, полукровка жутких размеров. Не то чтобы он меня напугал, но поди что не так – и мне пришлось бы прирезать животинку, а это был бы перебор. Мне нужно было найти место и людей, а не пускаться в авантюры. Потому я миновал сей сыгранный дуэт в презрительном молчанье и вошел в тень подворотни. Дом был чистеньким, однако на лестничной клетке меня все равно встретил запах гнили. Обычно для старых домов. Я взошел на второй этаж. Проверил номер квартиры и решительно нажал на звонок. Стоял долго, прежде чем двери отворились.

– Вы к кому?

– Прошу прощения... Не здесь ли живет вдова Винцента Андрушкевича?

Женщина, по виду лет тридцати, размалеванная и со знаками «веселой жизни» открыла рот, не выявив при том излишнего ума. Потом внезапно захлопнула и рот, и дверь. Я постучал энергично, не намереваясь дать себе от ворот поворот. Но из-за дверей раздалось только: – Вали! А то копов вызову!

Я понял, что первый разговор по порученному мне делу подошел к концу. Однако прежде чем я успел что-либо сделать, справа чуть приоткрылась дверь, и из-за нее выглянул чудак среднего возраста, крепко потрепанный водкой, с ухмылкой на узких губах.

– Сплавила маруха? Тоже мне чудо. Как Андрушкевич гикнулась, так матуха Ромки, ну, что на четвертом живет, внаглую вперлась на хату. Как-то потом пошло, нелегально жила, но чувихи ж передком сильны, – пояснил вежливо.

– Но это ж жопа, – сказал я.

– А тебе-то чо за терки?

– Было пара вопросов к пани Анрушкевич.

– Типа о чем?

– Типа о ее муже.

– А! Так ты о Морячке! Так он давно гикнулся. Еще меня на свете не было, а матушка моя в Вульце Мланджкой жила, девицей еще, – сказал благожелательно, попахивая чем-то странным. Денатурат? Политура? – Нет вам фарта, – покачал головой обитатель «четверки».

– Ага, нету. Filho da puta! – пробормотал я, собираясь уходить.

– Сча, сча, пан иностранец, – закричал пьянчуга, хватая меня за рукав. – Знаю одного, что дружил с Морячком и с тем его дружком из кабака. Только... – тут он потер указательный палец о большой, – память у меня слабовата.

Я потянулся за бумажником, из толстой пачки достал сотку. И уже видел, что сделал ошибку. У алкаша аж глаза вспыхнули при виде бабла. Облизал губы и сказал. – Я с ним сегодня к шести встречаюсь. Ну, в том подземном гараже под Виленяком.

– В гараже? – повторил я и состроил довольную мину, чтобы тот посчитал меня конченым фраером, которого грех не выставить на большие бабки. – Ну ладно, буду там.

В тот день я больше не искал людей, знакомых с дядюшкой. Решил слегка позабавиться с местными уркаганами. Ведь мне в отпуске нужны какие-то развлечения, верно?».

8. Антология «ГЕРОИ» («Herosi»)

После двух прошлогодних антологий от издательства «Powergraph», о которых мне приходилось говорить («Голос Лема» и «Science fiction»), в конце 2012 года увидела свет еще один примечательный сборник от того же издательства – «Герои». Как нетрудно догадаться из названия, посвящена она элементу героическому, понимаемому куда как широко – от «конанианы» до «Звездных Войн» и супергероев.

Здесь необходимо короткое пояснение: в 2008 году «Fabryka Slow» выпустила первый том планировавшегося двухтомника «Канон варваров»: рассказов польских авторов в жанре героической фэнтези. Однако обстоятельства и изменения в редакционной политике привели к тому, что второй том так и не увидел свет. Однако часть рассказов, которые планировались для него, так и остались неопубликованными. По сути, «Герои» — включает в себя часть этих оставшихся за бортом издательского процесса текстов, дополнив их рядом новых. Говорят, что получилось куда как дельно.

Издательская аннотация:

«Герои, варвары, супергерои. Мужчины со стальными мускулами. Некоторые, словно Конан Варвар, шагают к цели по трупам, другие соединяют спокойствие профессионалов с детской ранимостью. Мечтают о женщине и теплом доме полном котов, зная одновременно, что не таково их призвание.

Каждый текст здесь – рассказ о приключении. Наемники, солдаты, путешественники – ГЕРОИ»

И, традиционно, из отзывов о рассказах:

Орбитовский Лукаш «Крот и Король» («Kret i Król»): «Сборник начинает весьма хороший рассказ Лукаша Орбитовского, хотя сколько в том заслуги самого автора – не так-то просто понять. «Крот и Король» — фантастическая реплика романа «Мыши и люди» Дж.Стейнбека; порой сцены книги Стейнбека встают во время чтения перед глазами как живые – отличаясь лишь реквизитами. В общем, выполнено это куда как хорошо, интертекстуальная игра с читателем – удачна, но при этом удовлетворены должны оказаться и те, кто не читал первоисточника».

Дембский Рафал «Троянский сплин» («Trojański splin»): «тоже опирается на существующее литературное произведение – как понятно из названия, обращается к «Илиаде». Здесь схватка между ахейцами и обитателями Трои рассматривается как дело интервенции богов... внешних по отношению к греческому пантеону; увы, текст этот, из-за своей никаковости, не будит читательских эмоций – разве что желание побыстрее пролистать его». «При чтении были смешанное чувство. С одной стороны – изображение героев как почти безвольных инструментов в руках сверхчеловеческих сил. С другой же, самое интересное в этом рассказе, касается не героев (Гектора и Ахиллеса), но интриги, проводимой Приамом и богами».

Шмидт Роберт Я. «Варвары» («Barbarzyńcy»): «пожалуй, худший текст антологии. Автор старался создать юмористический пастиш героического повествования (или – даже шире – классической фэнтези как таковой) с грозным варваром в главной роли, украшенный многочисленными отсылками к поп-культуре и даже политическими сценками. Увы, эффект оказался куда как слаб – и почти в каждой из плоскостей». «Слишком яркий пастиш, чтобы написать о нем что-то серьезное. Вообще же можно воспринимать рассказ как развлечение: смесь разнообразнейших героев масскульта. И разве что единственная красота рассказа именно в поиске соответствий знакомым героям».

Чвек Якуб «Должники» («Dłużniki»): «рассказ, наверняка инспирированный фигурой Хита Леджера, но радующий тем, что автор, несмотря на головоломно сплетенный из отсылок к поп-культуре сюжет, не утрачивает при этом контроля за повествованием; едва ли не лучший текст Чвека за последнее время». «Рассказ Чвека мог бы носить название «Becoming a Hero» и убивать дословностью. Хотя написан – очень хорошо, это-то остается очевидным. Быть может, дергает только затрагиванием проблемы (хотя – походя и неубедительно) нормальности супергероя».

Януш Александра «Iter in Sarmatian»: «с одной стороны – записки о путешествии шляхтича из 17 века – в которых больше от барона Мюхгаузена, нежели от Яна Кшиштофа Пасека – в земли Дагестана в поисках Сарматии. С другой стороны, рассказ – и широко представленная реакция современных путешественнику медиа (назовем их так) на этот текст. Рассказ обращает на себя внимание как интересным подходом к проблеме «сарматизма», так и специфическим авторским языком». «Красивая, но слабо притягательная для читателя стилизация барочного польского (не будучи экспертом, склонен верить автору – или, скорее, ее героям). Первая часть – описание путешествия главного героя в поисках легендарной Сарматии (причем, герой-то на героя не особо тянет). Наиболее же интересна и захватывающа вторая часть, развлечения с «текстом в тексте» — с высмеиванием той цепочки «рецензентов», которых автор нам представляет»

Малецкий Якуб «Drzypapа»: «действие рассказа происходит здесь-и-сейчас, при чем фантастичность его – довольно условна. Автор использует комиксовую схему «герой-преступник», предельно смешивая архетипы персонажей. Как обычно у Малицкого сила скрыта не в сюжете, а в героях, в их реакциях и эмоциях». «Наиболее убедительная версия супергероя во всем сборнике. До болезненности лишенная необычности. Помещенная в предельно привычный нам мир. При этом рассказ отличается сильным, без малого комиксовым духом современной городской легенды. Чуть ли не наилучший рассказ тома».

Скальская Йоанна «Дух Мести» («Ducha Zemsty»): «двухуровневое повествование, линии которого очень быстро переплетаются, становятся зависимыми друг от друга. Но предсказуемость развития оказывается взорванной завершением рассказа (которое, однако, не слишком-то вытекает из целостности текста)». «Чтение Скальской привело меня к такой мысли. Главная проблема изображения сегодня классических героев – в том, что они уже не могут быть самодостаточны. У Стовера и Аберкромби они, казалось бы, такие же, как в классике, однако в большей степени становятся частью мира, в котором существуют (в отличие от Конана). Живут они, грызомые сомнениями и в зависимости от других, порой куда более умных людей, что используют героев как инструмент и только. Однако герой Скальской – чужд обоим тем подходам. Слишком чуждый, чтобы не быть обреченным на поражение. Хорошо еще, что сюжет выламывается из, казалось бы, обозначенного движения к рациональному объяснению происходящего психическими проблемами героя – такое было бы куда более серьезным поражением автора».

Палинский Павел «Мои уста молчащи, мои ладони ржавы» («Moje usta milczące, moje dłonie rdzawe»): «рассказ интересный с психологической точки зрения, но с сюжетными недостатками. Как часто бывает у этого автора, стилистические эксперименты приводят к тому, что самый этот авторский стиль не всем может понравиться». «Охарактеризовать проблему, поднятую в рассказе можно коротко: герои как лжецы и ложная надежда. За что им должно (?) нести наказание. Сюжет развивается в постапокалиптическом мире ядерного Холокоста. Умело написано, но без ожидаемого финального выверта».

Косик Рафал «Город сверх и над» («Miasto ponad i nad»): «Рафал Косик совершил перенос говардовской схемы в реалии НФ, что видно, начиная с конструкции и кончая особенностями героя. А потому текст отягощен и всеми минусами приключений Конана – плюс, из него исчезает вся «магия», что окружает произведения такого рода. Должно предполагать, что Косик сделал все это совершенно осознанно, но это нисколько не облегчает чтение». «Рафал Косик не делает героя центральным персонажем сюжета. На самом деле, тот остается «мотором», подталкивающим вперед события, но лишь в финале оказывается, что само существование Варвара необходимо для схватки со специфическим врагом, который переоценивает силы и мотивы главного своего противника».

Вегнер Роберт М. «Еще один герой» («Jeszcze jeden bohater»): «баталистически-спейс-оперный коллаж с религиозной ноткой и лавкрафтовскими идеями». «Оказывается, что героизм не обязательно является чертой человеческой. Однако сам рассказ остается очень хорошим текстом с интересными идеями – и остается лишь мечтать, чтобы подобные тексты становились частью некоей большей целостности»

Цетнаровский Михал «Смерть супергероя» («Śmierć superbohatera»): «завершающий антологию текст, рассказывающий о том, как Супермен уходит на пенсию и должен мириться с жизнью обычного человека. Настроенческий и слегка ностальгический рассказ». «В коротеньком тексте подводятся итоги ведущей для всей антологии идеи. Если мир справляется и без супергероев, то для тех нормальная жизнь, даже будучи результатом добровольного выбора, нравится им такое или нет, остается поражением, в котором можно лишь ностальгировать за временами молодости».

9. ВЕГНЕР Роберт М. «Небо из стали. Сказания меекханского пограничья» («Niebo ze stali. Opowieści z meekhańskiego pogranicza»)

Третий том пятитомного (как обещает автор – и как следует из логики развития сюжета) – и самого многообещающего (и, что немаловажно, обещания свои пока что выполняющего) цикла. Сам цикл – «Сказания меекханского пограничья» — достоин того, чтобы рассказать о нем отдельно, пока же – буквально в двух словах, о структуре, чтобы стало понятно место третьего тома в цикле.

Два первых тома, «Сказания меекханского пограничья. Север – Юг» и «Сказания меекханского пограничья. Восток – Запад», вводили нас в мир, где, через тысячу лет после войн богов, доминирующей силой является Меекхан: империя, чтущая Матерь Богов, но при этом подчеркнуто светская, напоминающая империю Римскую. Как и обещано в названии, действие происходит на окраинах Меекхана – и за ними. Каждая из частей (света) центрируется на своем главном герое: на Севере действуют «Красные Шестерки» — рота Горной Стражи под предводительством молодого лейтенанта Кеннета-лив-Даровита; на Востоке – кавалерийский отряд-чаардан бывшего имперского генерала Ласкольника, Серого Волка, в котором сражается разведчица Кайлеан, приемная дочь кузнеца из Повозников, держа оборону против се-кохландийцев, эдаких гуннов и монголов тамошнего мира в одном флаконе; на Юге главным героем становится изгнанник из народа иссар, молодой воин Йатех (держа в голове, что иссары некогда были гвардией одного из богов во время войн этих последних, и их верность и предательство привели к перелому в этой войне); наконец, на Западе повествование выстраивается вокруг молодого вора Альтсина из крупнейшего приморского города тех земель, молодого вора, в которого вселяется частичка души изгнанного за пределы мира и давно и напрочь сошедшего с ума бога войны из местного пантеона. В первых двух томах расставляются фигуры и делаются первые ходы в игре, ставка которой – не просто сохранение Меекхана, но, похоже, выживание всего человечества.

Меекханский цикл – качественное героическое фэнтези с серьезной проработкой этнографического материала: каждая из сторон света отлична нравами и обычаями, люди здесь ведомы специфическими представлениями о должном и запретном, всякий народ – уникален. Автор, как понятно по моим «напевам Рабиновича» насчет места-и-времени действия, активно использует сложившиеся в жанре стереотипы, но показывает высокий класс игры с ними (вовсе не стараясь, при этом, ломать их через колено). Несомненный успех Вегнера – это и его герои: даже второстепенные персонажи яркие и запоминающиеся, а не просто картонные статисты на трухлявых подмостках жанра.

Третий том, по сути, начало сведения персонажей в единое место и время. Главные герои «Неба цвета стали» – Кеннет-лив-Даровит (Север), Кайлеан и народ Повозников (Восток). Повозники – беглецы, поколение назад покинувшие родину перед лицом угрозы со стороны кочевников се-кохландийцев, нынче пытаются отвоевать свои земли. Горная Стража – предоставляет им помощь в переходе через горы и в первых схватках за обретение покинутой родной земли.

Судя по всему, в цикле ожидается еще два тома: один – сводящий воедино магические и мистические нотки Юга и Запада, и другой – где все четыре нити должны сплестись воедино. При этом, «Небо цвета стали» — как, впрочем, и предыдущие «рассказные» части – вполне завершенный эпизод.

Издательская аннотация вполне исчерпывающа: «Повозки изгнанных некогда кочевников стоят у подножия гор, отделяющих их от вожделенной свободы. Судьбы Шестой Роты Горной Стражи, девушек из вольного чаардана и маленькой девочки из рода Верданно начинают переплетаться... Прежде, чем солнце взойдет в небо цвета стали, вершины истекут кровью. «Небо из стали. Сказания меекханского пограничья» — это исполненное размаха эпическое повествование о мире многочисленных народов, языков, верований и экзотических культур. Судьбы героев могут выжать слезу из глаз самых черствых читателей, а перо Роберта М. Вегнера приводит к тому, что читатель начинает любить и ненавидеть вместе с ними. И вместе с ними встает против предназначения. Два предыдущие тома получили многочисленные награды – в том числе награду им. Я.Зайделя, Сфинкс и звание Книги Года от портала «Кафедра».

И, напоследок, фрагмент из романа:

«Были хороши. Хороши как люди, для которых водить огромные караваны – это часть жизни. И не имело значения, что последние годы они провели в лагерях: поколение возниц, помнящих путешествия по плато, не вымерло. Больше того, оно, отдавшись своим мечтаниям, вырастило наследников. После двух дней Кеннет мог оценить, что уже то, что сумели за столь короткое время добраться из Степи так далеко на север, не было исключительно заслугой знаменитых имперских дорог. Повозники получили свое прозвище вовсе не потому, что ездили и обитали в повозках. Они в повозках жили. Рождались, вырастали, создавали семьи, сражались и умирали.

Когда он поделился этими мыслями с Хасом, который по неким причинам остался вестовым между ротой и верданно, тот сперва внимательно взглянул на него, а потом скорчил странную гримасу.

– Ты и вправду полагаешь, что мы шли быстро?

– Вы преодолели более ста пятидесяти миль за десять дней. Почти так же быстро, как одиночная повозка, а в армии нас учили, что чем больше возов, тем медленнее перемещается колонна.

– Мы могли бы преодолеть этот путь в три, ну, может, в четыре дня. На самом деле, это вовсе не было быстро, лейтенант.

Некоторое время они двигались в молчании. Кеннет шагал обочиной, чародей сидел на козлах, рядом с возницей, всматриваясь в дорогу.

– Большую часть времени мы не ехали, но разбивали и свертывали лагеря, – обронил он наконец. – Путешествовать повозкой – непростое дело, но любой юнец обучится ему настолько хорошо, чтобы суметь двигаться в караване, за несколько дней. Но вот разбить лагерь, когда за тобой тысяча, две или пять тысяч повозок... Когда боевые раз за разом обязаны становиться во внешней стене, а жилые и грузовые – создавать улицы и площади, когда необходимо найти внутри место для тысяч животных, а вражеская конница виснет на загривке, раздергивает, сыплет стрелами, поджигает повозки, бьет животину дротиками...

Замолчал. Сжал рот в узкую полосу.

– Боевую повозку влекут четыре лошади, и хватит убить или хотя бы ранить всего лишь одну, чтобы вышибить фургон из строя. Кочевники быстро этому научились. Правда такова, что колесницы, которые нас сопровождают, не служат для выигрыша битв – но лишь для того, чтобы дать повозкам время окопаться. Они должны не допустить всадников к лагерю так долго, чтобы тот успел встать. Потому мы большую часть дороги тренировались в построении и связывании лагеря различнейшими способами: Круг, Квадрат, Рогатый Город. Именно поэтому мы ехали столь долго: чтобы приготовиться.

– И вы уже готовы?

Хас холодно взглянул на него.

– Мы не были готовы тридцать лет назад, и не были готовы во время восстания. Но теперь... Мы учились целое поколение, учились у народов, которые, как и мы, сражались с се-кохландийцами, хотя и проиграли свои войны – и у того единственного, который свою войну с ними выиграл. У вас.

– А, по-твоему, отчего мы выиграли?

– Потому что вы слишком упрямы, чтобы понять, когда проигрываете, – чародей кивнул. – Всякий раз, когда враг использует некий новый прием, вы измышляете пару других, даже если они глупы и неразумны. Молодежь, которая родилась уже в лагерях, сделалась чуть подобна вам, они упрямы, норовисты, знают, чего хотят, и не боятся этого потребовать. Они увидели... они выросли меж двумя мирами, и теперь они другие люди, нежели их родители. Порой это меня пугает, порой – расстраивает, а порой приводит к тому, что я аж лопаюсь от гордости.

Шли они во главе колонны, Шестая Рота окружала свободным кордоном несколько первых повозок. Плащи развевались – грязная белизна, – на всех псах ошейники, разве что слепец мог сомневаться, что это идут имперские солдаты.

Лейтенант передернул плечами и сильнее завернулся в плащ, оборвав разговор с чародеем. Справа тянулась стена леса, не слишком-то густого, но мрачного, поскольку игольчатые кроны смыкались плотным сводом, не пропускающим солнечные лучи, и уже в десятке ярдов дальше линии деревьев взгляд тонул в тенях. Слева же открывался вид на раскидистое плато, чем дальше, тем более резко уходящее вниз, да так, что противоположный конец терялся из виду, наверняка отвесно обрываясь в пропасть. Впереди же вставали скальные стены, делящие узкую долину, что тянулась на добрых три мили, прежде чем закончиться внезапно, огражденной очередной горой. В Олекадах было множество таких вот негостеприимных мест, закрытых со всех сторон долин, котловин, желобов, скальных плато, где не росли даже горные мхи. Та долина выглядела так, словно некто выскреб ее меж скалами узкой ложкой, и Кеннет мог бы поспорить: она необитаема, что, впрочем, было на руку всем из них. Только лучше, если на пути каравана будет как можно меньше чужих глаз.

Именно из той долины и веял ледяной вихрь, разгоняясь между горами и дуя прямо в караван. Кеннет заслонил лицо. В нескольких сотнях ярдов впереди дорога уходила в узкий желоб и – согласно карте – вел им порядка пяти миль. Нужно будет послать людей поверху, чтобы проверили, не приготовил ли кто-нибудь неожиданности Повозникам.

Они оговорили это вчера днем и под вечер, когда Кеннет рассказывал верданно о людях, погибших в горах. Те восприняли все спокойно, лишь кивнув, словно узнавая о вещах, произошедших в сотнях миль отсюда, да к тому же – давным-давно. Трудно было понять: то ли недооценив угрозу, то ли от уверенности в своих силах, что позволило им пренебрегать опасностью. Пожалуй, точнее всех было замечание Велергорфа, который позже сказал, что они просто ожидали чего-то подобного. Облаченная в чернь и дешевые украшения пара племенных чародеев, которых лейтенант уже научился узнавать, наверняка нечто почуяла. Сам Кеннет прекрасно помнил, как шевелились волосы у него на голове и холодели кончики пальцев, когда его солдаты обнаружили ту башню с исчезнувшей стражей. Там, где использовали чары, а его солдаты сделались нервны, а псы выглядели так, словно вот-вот почуяли след медведя. Особенно учитывая, что – как гласил слух, кружащий меж стражниками, – чары, сопровождавшие убийства, трудно приписать какому-то из аспектов.

Однако он не стал расспрашивать об этом Хаса – возможно оттого, что тот, казалось, ожидал этого вопроса. Зато не пришлось спрашивать, ожидают ли верданно нападения, поскольку позади, справа и слева появились тому доказательства. Подле повозок возникли вооруженные бойцы. Часть из них шла краем леса, некоторые даже заходя поглубже меж деревьями, часть – по плато; когда дорога сужалась, цеплялись за борта повозок, проезжая кусок дороги, словно развлекающиеся дети. Вот только в их лицах, как и в оружие, что сжимали в ладонях, не было ничего игривого.

Лейтенант внимательно присматривался к ним. Как для варваров, обладали куда как приличным вооружением: короткие сабли, легкие топорики на длинных рукоятях, дротики, сулицы и копья. Некоторые держали в руках, с небрежностью людей, привыкших к такому оружию с детства, луки со стрелами, наложенными уже на тетиву. Большинство носили стальные шлемы и кожаные доспехи или легкие кольчуги со звеньями куда мельче привычных для меекханской армии – но и более густо сплетенных. Поверху одевали стеганые кафтаны без рукавов, шитые из нескольких слоев полотна.

– Это мудрость Востока, – сказал Хас, когда заметил, как Кеннет на все это поглядывает. – Такой доспех лучше защищает от стрел.

– Довольно тяжелый.

Чародей пожал плечами.

– Не настолько, как кажется. Кроме того, мы сражаемся либо на повозках, либо на колесницах. Редко бегаем по полю битвы.

– Стрел из арбалета не удержат.

– Ну, среди се-кохландийцев это редкость. Хотя, погоди-ка, – нахмурился он, – разве они, случайно, не повидали уже те арбалеты в деле? Когда разбивали в пыль вашу армию?

– Разве не ты говорил, что вы учились у нас, как с ними сражаться?

– Верно. Только я забыл добавить, что мы учились преимущественно на ваших ошибках. Тех, плодами которых стали тысячи трупов, ощетинившихся стрелами.

И так вот выглядело большинство разговоров с Хасом. Старик был злоречив и раздражителен, но, на удивление, это совершенно не мешало Кеннету. По крайней мере, он разговаривал, отвечал на вопросы и время от времени улыбался.

– Твои люди нас, кажется, недолюбливают.

– С чего бы это?

Лейтенант оглянулся на ближайшего верданно, поднял руку, помахал. Темные глаза воителя хмуро взблеснули – и только.

– Видишь? Он даже глазом не моргнул.

– Ты не принадлежишь к роду или к племени, не знаешь языка. В лагере, во время мира, он принял бы тебя трапезой, дали бы место для сна и крышу над головой. Оказался бы хозяином не худшим меекханских дворян. Но во время боевого марша каждый чужак – это, в лучшем случае, досадная тягота. Он не знает тебя, ты всего лишь проводник. Ну и горы, огромные, наваливающиеся со всех сторон скалы, лес, в котором ничего не видно дальше, чем на двадцать шагов, где не понятно, что таится за следующим поворотом. Не удивляйся им.

– Стало быть, насколько я понимаю, не стоит совершать резких движений?

– Ха, видишь, я же говорил Анд’эверсу, что ты умнее, чем выглядишь.

Кеннет искренне улыбнулся и совершил несколько жестов. Вторая и Пятая вперед влево, Третья и Шестая – вперед и вправо. Двести шагов.

Десяток-другой стражников рысцой обогнали караван, чтобы взобраться на стены ущелья и осмотреть повозки сверху. При случае, старые и новые десятки получат повод посоревноваться в скорости восхождения.

– Притормози, пока не дадим знать, что дорога безопасна.

Хас кивнул и замахал, выставив в сторону худую руку.

Кеннету не было нужды оглядываться, чтобы заметить, что возницы по цепочке передают тот же сигнал, а вся колонны замедляется, уменьшая дистанцию между повозками до двух футов.

* * *

Мост трещал, поскрипывал, но стоял. Кеннет занял место на обочине, пожевывая кусок сушеного мяса, загрызая его сухарями и не отрывая взгляда от мужчины, находящегося посредине конструкции, в каких-то восьми футах под выстеленной досками поверхностью моста. Мужчина устроил представление, сидя на поперечной балке. В одной руке он держал флягу с вином, в другой – куриную ножку и как раз заканчивал завтрак. При этом болтал ногами над пропастью в триста ярдов с таким выражением лица, словно был на пикнике, а над головой его вовсе не громыхали – один за другим – тяжелые повозки, груженные балками и колодами.

Имя его было Гер’серенс, и был он Первым Строителем лагеря Нав’харр. То есть человеком, на плечах которого лежал переход каравана через горы. Вроде бы учился он несколько лет в имперской инженерной школе в самом Меекхане, благодаря чему соединял умения меекханских строителей с традиционным знанием верданно.

На Лиферанской возвышенности строители были заняты прокладыванием дорог и проходов сквозь размокшие пространства, созданием укрепленных лагерей в местах, где караваны задерживались на более длительный постой, рытьем колодцев и построением водогонов из долбленных стволов, благодаря чему лагеря совершенно никак не были зависимы от шляхов, проложенных вдоль рек. А еще они строили деревянные мосты – над реками, ручьями, глубокими распадками, болотами или соединенными узкими каналами озерами – и такие, притом, что должны были оказываться настолько же крепкими, как имперские, каменные конструкции.

Такие мосты, как этот, поставленный в один день из кедровых стволов, некоторые из которых были в пятьдесят футов длиной. Кеннету пришлось признать, что он недооценил ни умения, ни соображалки Повозников; когда вчера утром вышел в голове каравана к пропасти, был готов поспорить, что за спиной его вот-вот взорвется неудовольствие и загрохочут громы. Ущелье, которое они должны были перейти, было шириной в восемьдесят футов, глубиной в сто и сужалось, словно клепсидра. Дном его бежал своей дорогой горный ручей. Было в нем десять-двенадцать ярдов ширины, не больше, однако напоминал он вспененную тварь, выпущенную на волю после веков плена. Рык воды они услышали уже за полмили, а если человек стоял на краю ущелья и смотрел достаточно внимательно, то мог увидеть в кипели промельки кусков дерева, ошметки кустов, валуны, перекатываемые течением, – верный знак, что где-то в верховьях недавно прошли дожди. Лейтенант призвал Велергорфа и Андана и приказал им заглянуть вниз.

– Завтра будет на три фута выше, а послезавтра – на восемь, – оценил старый десятник. – Интересно, как они со всем этим совладают.

Совладали умело, опустив несколько длинных стволов и уложив их горизонтально, в добрых двадцатью футах над ручьем. Ущелье на этой глубине было шириной не более сорока футов, потому балки легли предельно крепко. Потом пошло быстрее, а глядя на строителя за его делом, можно было бы прийти к выводу, что сооружает он нечто подобное не в первый и даже не во второй раз в своей жизни.

Сто повозок, едущих впереди каравана, были гружены деревом: попиленным и пронумерованным по меекханскому обычаю согласно роду, длины, ширины и качества, а Гер’серенс всего лишь ходил меж ними и отдавал приказания: столько-то этих, столько-то тех, тут затесать, там провертеть отверстия, здесь обрезать. Невероятно, но, едва взглянув на ручей, он, казалось, имел уже в голове готовый план конструкции, за полдня над ущельем встала решетка, состоящая из десятков соответствующим образом отпиленных и пригнанных друг к другу кедровых стволов, встающая все выше и выше, цепляющаяся за каждый скальной уступ и за каждую полку. И было видно, что это – продуманное действо: каждая балка вставлялась так, чтобы принять на себя часть тяжести, вниз и в стороны, разгрузить соседние; целость установилась почти без внесения поправок.

А утром следующего дня, когда уже положили доски и смонтировали ограду, строитель сидел посреди моста, сразу под максимально груженными возами, которыми проверяли крепость конструкции, и попивал винцо. И выглядел так, словно был королем мира.

– Теперь ты понимаешь, отчего мы полагаем, что у нас все удастся?

Хас стоял подле лейтенанта и смотрел на мост с нескрываемой гордостью в темных глазах.

– И это разумно? – Кеннет указал на строителя.

– Он ставит свою жизнь за свое умение, так странно ли это? Кроме того, это меекханский обычай, как я слыхал: мастер-каменщик входит под мост, когда тот проверяют на прочность.

– Но меекханские мосты так не стонут.

Чародей вслушивался в скрип конструкции. Пробормотал что-то себе под нос, пошевелил пальцами. Кеннет скривился, почувствовав, как по спине его побежали мурашки.

– Дерево поет, – проворчал наконец Хас. – Оно довольно работой. Балки напрягаются и расслабляются, притираются друг к дружке. Через какое-то время притихнут, но мост всегда будет поскрипывать. Мы использовали хорошее дерево, будет он стоять и сто лет без ремонта. А строитель сидит там не только из-за пустой похвальбы. Вслушивается в шепот своего творения. Это последний момент, чтобы почуять фальшивую нотку, трескающийся или плохо притертый элемент. Позже, когда двинутся остальные повозки, уже ничего не удастся поделать.

– Понимаю, – лейтенант кивнул.

– И где остальные твои солдаты?

– Половина уже по ту сторону. Проверяют, точна ли карта. Дальше должен быть довольно крутой откос, потом лес, в котором необходимо прорубить просеку, а потом мы доберемся до места, что называют Хевен. Это почти плоская скальная площадка почти в пять миль длиной, усеянный камнями и валунами. Нужно будет их убрать, чтобы повозки смогли пройти. А после будет щель в скале, что-то вроде желоба, которым повозки наверняка не пройдут. Там придется крушить скалу.

Чародей что-то пробормотал себе под нос.

– Я не расслышал.

– Говорю, что увидим, когда окажемся на месте, лейтенант.

– Понимаю. Знаешь, чародей, теперь-то и начинается настоящий переход. Дикие горы, через которые никогда не проезжала ни одна повозка.

– Знаю. Мы – перейдем. Должны перейти.

– Правда? Я понимаю – немного – молодых, те мечтают вернуть землю предков, мечтают о военной славе, сраженьях, трофеях, крови врагов на собственной стали. Но ты? Что тянет туда тебя, на ту вашу возвышенность?

Хас приподнял брови и взглянул на него с искренним удивлением.

– А если я просто иду за стадом?

– Скорее поверю, что ты тянешь стадо за собой. То самое я вижу и в Анд’эверсе, этот его холод во время путешествия. Но у него есть сыны и дочери, и он может сказать, что желает сражаться за их будущее. А что толкает туда именно тебя?

– Смелый вопрос, лейтенант.

– Скорее, рассудительный. Мы должны вас сопровождать, а тут хорошо бы знать, все ли вы в достаточной степени решительны.

– Моя решимость? – старик неожиданно усмехнулся. – Моя решимость порождена желанием узреть вилоре’ды, детей солнца. Это такие маленькие белые цветочки с желтой сердцевиной, которые не растут нигде, кроме нашей возвышенности. Разве этого не достаточно?

Кеннет кивнул.

– Это хорошая причина, чтобы пройти половину мира, – вложил в рот кусочек сухаря и тут же припомнил о хороших манерах. – Разделите со мной завтрак?

Сунул под нос чародею мешочек с провиантом и с интересом наблюдал за реакцией. Солдаты утверждали, что эти сухари можно даже полюбить, если вокруг закончилась трава, а на деревьях нет уже коры.

– Хм... Хм-м... Неплохо, – Хас жевал неторопливо, с выражением, словно боится проглотить и стыдится выплюнуть. – Это ваша привычная еда?

Лейтенант улыбнулся.

– Обычный военный рацион, как и это, – помахал кусочком сушеного мяса.

Чародей взглянул на скрученную, серо-коричневую косицу.

– Теперь я понимаю, отчего вы победили кочевников.

– И отчего же?

– Потому что людям, что едят такие штуковины наверняка не дорога жизнь. Отныне будете нашими гостями. Прикажу приготавливать для твоих солдат горячее дважды в день.

Кеннет смотрел на мост, пряча улыбку.

Сухари действовали безотказно».

10. ГЖЕНДОВИЧ Ярослав. «Владыка Ледяного Сада» («Pan Lodowego Ogrodu»)

Обзор изданий более «формульных» (что, кстати, вовсе не значит «менее хороших») стоит, полагаю, продолжить с наиболее ожидаемого ЗАВЕРШЕНИЯ цикла: в конце прошлого года наконец-то вышел четвертый – без дураков заключительный – том «Владыки Ледяного Сада» Ярослава Гжендовича.

Гжендович – один из самых интересных авторов из тех, кто пришел в развлекательную фантастику в начале девяностых (как автор и как редактор – вместе с коллегами, именно он создал в 1990 году известный в Польше литературный журнал «Fenix»). Долгое время писавший исключительно рассказы (очень высокого качества, замечу здесь в скобках), в 2005 году Гжендович дебютировал романом – им как раз и стал первый том его «Владыки Ледяного Сада».

Ебж, как-нибудь в будущем следует рассказать о романе побольше, пока же – буквально в трех словах. Главный герой романа – Вуко Драккайнен: антрополог и разведчик, соединяющий польскую, хорватскую и финскую кровь, направлен на планету Мидгаард, единственный обнаруженный населенный мир с цивилизацией, остановившейся на уровне условного средневековья. Миссия Вуко – снять с планеты группу ученых, вот уже несколько месяцев не выходящих на связь со станцией. Миссия – нелегальна, поскольку планета как раз объявлена закрытой для контакта; Вуко действует на свой страх и риск. Оснащенный по последнему слову техники (ему, кроме прочего, имплантирована система «Цифрал», дающая герою ряд необычных возможностей), Драккайнен высаживается на Мидгаард – и обнаруживает, что база ученых покинута, а посредине двора стоит дерево, в ствол которого непонятным образом врос один из ученых.

Собственно, остальные тома – неторопливое повествование о проводимом Вуко расследовании и о странностях, которые он обнаруживает на планете.

Вторая линия – история Филара Теркея Тенджарука, местного жителя, принца-наследника Тигриного Трона на далеком юге, в стране, где вдруг возрождается древний культ. Страна более всего напоминает Древний Шумер – с поправкой на доминирование культа Матери Богов.

Нужно сказать, что «Владыка Ледяного Сада» — не цикл, но именно что разделенный на четыре части роман, где начало следующего тома напрямую продолжает то, чем завершается том предыдущий.

Роман собрал несколько польских премия: им. Я.Зайделя, «Sfinks», «Наутилус», «Śląksa».

Немного из рецензий:

«Последний том цикла некоторым образом отличен от предыдущих. Прежде всего, он в изрядной степени оказался лишен таинственности, характеризующей первые три части. Большинство загадок были разрешены в третьем томе. Осталось лишь несколько вопросов без ответа, главные герои – Вуко и Филар – шедшие навстречу друг другу три тома, наконец-то действуют вместе. Однако это сложно считать минусом.

Мы и вправду не ожидаем в напряжении, в чем тут, черт побери, дело (как в случае с первым томом), но ведь и дальнейшее удерживание читателей в неведении было бы куда как раздражающе. Также теперь меняется масштаб деятельности Драккайнена и Филара. Первый уже не пытается проводить операции, работая сам или с малым отрядом, целью же Филара больше не является простое выживание и необходимость добраться до определенного места. Они готовятся к битве, если не сказать – к войне, заботясь при этом судьбой целых народов. Парадоксальным образом, однако, можно считать, что фабула здесь более проста, нежели в предыдущих томах – на этот раз известно, куда это все направляется, меньше неожиданных поворотов, странных происшествий – большая часть романа занята очередными «миссиями», которые проводят люди Вуко, Ночные Странники, должные увеличить шансы в грядущей битве.

Однако это не означает, что «Владыка Ледяного сада» в финале неожиданно утрачивает все свое очарование. Гжендович все еще очаровывает нас словом, создает прекрасную атмосферу, Вуко – все такой же превосходный герой, хватает и умелых описаний, пробуждающих воображение, небанальных идей. Возможно, мир уже не скрывает столько тайн, как раньше, однако от этого он не становится менее богатым или менее красочным. От этого чтения непросто оторваться, и, говоря себе «еще чуточку», легко можно провести за чтением всю ночь.

А насколько удачно окончание? Читатель получает ответы как бы не на все вопросы (хотя, должно признаться, на некоторые я бы предпочел ответа не получать), все линии оказались завершены. Многих поворотов я ожидал, один-два меня по-настоящему удивили. При том, что любой финал кого-то да разочаровал бы, тот, который мы получили, кажется наилучшим из возможных. Мы сталкиваемся с финалом слегка горьким (но чего же можно было бы еще ожидать от этого автора?), но не лишенным надежды».

Фрагмент романа:

«Остаток дня я провел, бесцельно бродя по окрестностям, глядя на воду и на покачивающиеся корабли. Потом вернулся в дом и некоторое время продолжал ходить туда-сюда по комнате. Несколько раз проверил свое серебро в тайнике и пересчитал его, чтобы проверить, не ошибся ли я случайно. Не ошибся. Он хотел все, до пенинга. Откуда-то прекрасно знал, сколько его здесь.

Каминный зал в «Под Морским Ратаем» была раза в три больший, чем в моем жилище и выходил на большое квадратное подворье, окруженное колоннадой, забитое повозками, фургонами и кипами бочек, сундуков, кожаных и полотняных тюков. Постоянно крутились там люди, охранявшие товар: с большими мечами, окованными железом палицами, в шлемах и доспехах из стальных пластин и крепкой кожи, глядящие исподлобья на каждого, кто хотя бы приближался к повозкам. Я вошел в ворота – и сразу направился галереей, держась как можно дальше от товаров, но все равно трое громил заступили мне дорогу, спрашивая, чего я здесь забыл. Один из них и провел меня в темный зал, прямо к столу под стеной, где сидел Воронова Тень и неторопливо ел соленую овсянку из котелка. Без слов я бросил на стол тяжело ударивший в доски кошель. Воронова Тень отложил ложку и одним движением смахнул мешочек со столешницы. Не пересчитывал, только слегка подбросил в ладони и спрятал в кожаную суму, стоящую рядом на лавке.

– Здесь не разбрасываются деньгами, – заметил он. – Здесь обитают лишь купцы. В этой корчме уважают серебро.

Я уселся напротив него и, исполненный нетерпенья, глядел, как он жрет свою молочно-зерновую размазню. Он же не говорил ничего, только черпал ложкой из котелка, полностью на том сосредоточенный – так, словно это была наиважнейшая в мире вещь. Я знал, что если что-то произнесу, станет меня поучать и насмехаться, оттого – молчал. Опер подбородок на сплетенные пальцы и смотрел на него с сожалением. Через некоторое время он наклонил котелок и принялся выскребать его ложкой, выедая остатки. Я молчал.

Предполагал, что теперь он принесет добавки, но он лишь дочиста облизал ложку, вынул из кармана платок, старательно отер лицо, потом ложечку, спрятал оную за пазуху, после чего поднялся, отнес котелок к стоящему под стеной ведру с водой, вымыл его и поставил вверх дном на деревянной полке. Все это продолжалось по-настоящему долго.

– Пойдем-ка, – сказал он, вернувшись к столу. – Понадобится нам уединение, подальше от любопытствующих ушей.

– Ну отчего же? – ответил я. – Охотно поглядел бы еще, как ты подъедаешь печеную утку. И вполне разумно было бы откушать напоследок кусок пирога со сливами.

– Уважаю то, чем владею, – обронил он сурово. – Живу достаточно долго, чтобы знать: никогда не ведаешь, придется ли вскорости покушать. Есть то, что есть. А то, что наступит – лишь туман и дым.

– И отчего ж ты не поворожишь себе насчет этого? – проворчал я, когда мы шли в боковую комнатку. В странноприимных домах вроде моего обитали разные люди, но им требовалось лишь место для отдыха, баня, уборная да что-нибудь перекусить. Эта гостиница была для купцов. Всякий из них прибывал в окруженье помощников, слуг и с отрядом оружного люда, чтобы охранять товар, да и сам товар нужно где-то хранить, наверняка нашлись бы здесь и наглухо закрывающиеся сокровищницы, склады и стойла для животных. Одного зала было бы мало, поскольку то и дело возникала нужда встреч с кем-то с глазу на глаз; для такого-то и служили размещенные вдоль стены большого зала комнатки, похожие на ту, в которую мы как раз и направлялись. Воронова Тень отворил тяжелую дубовую дверь, и мы вошли внутрь. В комнате находился стол, две лавки и очаг, в котором тлели поленья, – и ничего больше. Не было даже окна, зато светилась одна из тех странных ламп, выраставших прямо из стены, благодаря чему здесь вообще хоть что-то было видно.

Старик минуту-другую рылся в своем кожаном мешке, потом же положил на стол несколько небольших досок, которые составил в единое целое, какие-то мешочки, бутылочки и всякие такие вещи. Я терпеливо сидел и ждал, что из этого выйдет.

– В прошлый раз, – сказал Воронова Тень, тараща свой единственный глаз, – мы увидали, как начинался твой путь. Теперь попробуем заглянуть, куда он тебя заведет. Но не думай, что услышанное будет именно тем, что произойдет в действительности. Мы увидим, как выглядит дорога, что тебя ожидает, но ты-то – здесь. В этой гостинице. Сейчас. Не известно, доберешься ли ты до ее конца, не известно, не свернешь ли где-нибудь или не собьет ли тебя кто с пути. На короткий миг мы увидим ту ветку, по которой ты ползешь, словно гусеница. Но ветер раскачивает ветви, птицы охотятся на гусениц, дорога длинна и часто можно повстречать ветки, что обещают более легкую дорогу в никуда...

– Я выложил за это все свои деньги, старик, – сказал я ему. – Будущее мое выглядит так, что мне доведется гнуть спину и обдирать ладони, чтобы просто-напросто выжить, да частенько трудясь при этом под снегом и дождем. И наверняка бы я не заплатил тебе затем, чтобы выслушивать рассказы о гусеницах на ветке.

– Внемли тому, что я скажу, – ответил он со злостью, – прежде чем услышишь предсказание – и тогда, возможно, будет тебе с того польза. Мы говорим о вещах, которые скрыты. Если полагаешь, что я скажу что-то вроде: «Ступай туда, где есть только вход, а вокруг – стены, и где ты окажешься в безопасности, пропой колыбельную и увидишь огонь в снегу – и попадешь, куда нужно», то ты просто-напросто глупец. Из самой ворожбы нынче ты наверняка ничего не поймешь. Наверняка и я – тоже не пойму. Она пригодится тебе лишь когда окажешься на распутье, и только если вспомнишь тогда нужные слова».

11. ЗЕМЯНСКИЙ Анджей «Памятник Императрицы Ахайи» («Pomnik Cesarzowej Achai»)

А теперь о продолжении несколько неожиданном. В 2004 году вышел последний – третий – том романа Анджея Земянского «Ахайя». Автор играл на стыке НФ и фэнтези, и критики отмечали, что первый том был заметно лучше продолжения (хотя читатели, кажется, остались трилогией вполне довольны: «FS» дважды переиздавала роман после его завершения; третий раз – как раз под выход нового романа Земянского). Мне лично первый том понравился, второй показался подзатянутым и, при этом, вовсю эксплуатирующим уже единожды использованные автором сюжетные и языковые находки, но в целом – был прочитан с интересом. До третьего – я никак не доберусь.

И вот в прошлом году вышел новый роман Земянского – являющийся продолжением, казалось бы, завершенного романа. Правда, нужно сказать, что автор еще после завершения трилогии обещал, что подумывает взяться за отдельное произведение в мире «Ахайи», но, кажется, исполнения обещания от него никто уже особо не ожидал. И, как оказалось, совершенно зря.

Издательская аннотация обещает нам:

«Империя взрастает на крови своих солдат. Вечные войны поглощают все больше и больше жизней. Не хватает времени на обучение солдат – довольно и того, что сумеют встать в шеренгу и держать винтовку. Стрелять научатся в бою. Се – цена тысячелетней Империи. Однако внезапно что-то уничтожает вековечный барьер, охраняющий древний мир магии и волшебства. Сделается ли всплывающий из океанской бездны подводный крейсер Левиафаном, символом близящегося Апокалипсиса? Таинственный процесс начался. Будущего не видят даже каменные глаза давно умершей императрицы Ахайи, но кто-то знает ставки и правила этой игры. И первое же его движение вызывает лавину.

Возвращение автора, противоречивого с точки зрения критиков и любимого читателями. Продолжение цикла «Ахайя», усыпанной наградами легенды польской фантастики. Мы восемь лет ожидали этой премьеры!»

И – несколько слов читателям:

«Действие «Памятника Императрицы Ахайи» происходит через тысячу лет после событий трех предыдущих томов. Главные герои – сделались далеким прошлым, а империя, которую они создали, начинает медленно клониться к закату. Владыки отчаянно стараются сохранить ее величие и обладают для этого продуманным планом. Армия Аркаха высылается в земли, где некогда Ахайя сражалась с «чудовищами» – человекоподобными существами, обладающими такими дарами, как ночное зрение и убыстренное заживление ран. Большинство солдат ничего не ведают об истинных целях сражений, и только некоторые из них (и в том числе Шен, солдат спецподразделения) догадываются о том, что военные действия – лишь прикрытие, а армия на самом деле ищет нечто иное, а не безопасности торговых путей от «чудовищ».

Ситуация усложняется и тем еще, что на горизонте появляются новые сильные игроки. Это – Тихие Братья, люди из-за непроходимых гор. Согласно легендам, Арках должен соединиться с ними, чтобы одолеть Земцов – детей злого бога Сета.

Идея Земянского сделать главными героями кого-то совершенно нового сперва казалась слишком рискованной. Однако с изрядным облегчением можно сказать, что роман нисколько из-за этого не пострадала. В третьем томе «Ахайи» можно было ощутить некоторую исчерпанность материала, читалась она несколько хуже, нежели первые две части. В «Памятнике» Земянский возвращается к своей наилучшей форме.

Роман свеж и увлекателен, а от очередных страниц непросто оторваться: хорошо описанное приключение, дающее, однако, куда больше, чем кажется на первый взгляд».

Фрагмент:

«Барк ударило о деревянную пристань, едва ее не рассадив. Или рулевой почти ничего не смыслил в своей профессии, или в военном флоте нынче царили именно такие нравы и такой вот стиль плавания. Две девицы в куртках пехотинцев принялись сгонять рекрутов на берег.

Однако не было на них никаких знаков отличия, никаких эмблем и регалий.

Но им и не было нужды. Обладали властью.

– Прочь отсюда! Прочь! Пошли прочь, падаль! – кричали, стуча по головам тех девушек, которые, ошеломленные, не желали исполнять приказы. – Что случилось? Так и будете сидеть до завтра? Вылазьте!

Нескольким девушкам на носу удалось обмануть мучительниц и пробраться на помост. Нерешительно встали, не зная, что делать. Одна из встречающих прыгнула вперед и принялась молотить их кулаками.

– Что стоите, словно телята? Доложить!

– Но как к вам, госпожа, обращаться?

– На берег и сто приседаний, ты... – однако потом встречающая замерла. Вопрос, похоже, ей понравился. – Ко мне обращаться «милостивая госпожа», – пояснила с исчезающей долей вежливости. – А к этой второй – «ваше высочество». Понятно?!

– Да.

– Тут говорят: так точно!!!

– Так точно!

– Хорошо получилось, но – еще сто приседаний за отсутствие энтузиазма. Руки за голову! Исполнять!

Обе, «милостивая госпожа» и «ваше высочество», пинками выгнали остальных девушек на берег. Однако с десяток тех осталось на барке, опасаясь ударов. «Милостивая госпожа» встала, раскорячившись, и уперла руки в бедра.

– Рулевой! – заорала. – Затопить барку!

Шен, пойманная врасплох, зыркнула, действительно ли пожертвуют драгоценный корабль, чтобы поиздеваться над рекрутами, но рулевой – и думать о таком не думал. С несколькими моряками оттолкнул барку от пристани и развернул, а потом попросту столкнул девушек в воду – с помощью досок. Славная идея, приняв во внимание, что большинство рекрутов происходили из сёл и малых местечек, расположенных вдали от моря или больших водоемов. То есть, плавать умели лишь немногие.

Шеен позволила телу погрузиться в воду. Когда встала на песок и вытянула руку вверх, ладонь высунулась из воды. Не слишком-то здесь и глубоко. Впрочем, для нее это не имело значения, она тоже родилась в селе, но... рыбачьем. Над большим озером. Легко оттолкнулась и через несколько мгновений уже подплывала к берегу, избегнув каких бы то ни было ударов. Тем временем моряки развлекались, вылавливая захлебывающихся и отчаянно сражающихся за жизнь девиц при помощи багров. Развлекались от души, и все то зрелище произвело изрядное впечатление на остальных рекрутов. Наверняка никто уже и не думал сопротивляться.

«Милостивая госпожа» и «ее высочество» не слишком-то спешили. И потихоньку склоняли новых солдат к мысли, что совершить преступление и оказаться в тюремной яме – не слишком-то плохой способ избежать армии. Перепуганные девушки обменивались негромкими замечаниями. Это не понравилось «ее высочеству».

– Закрой пасть! – рыкнула на ближайшего рекрута. Рекрут, ясное дело, сразу же заткнулась, но сие не понравилось этой еще сильнее.

– Чего молчишь, как деревянная?!

– Потому что ты приказала мне сидеть тихо.

– Что?!!

«Милостивая госпожа» подскочила сзади, и обе принялись охаживать бедную девушку.

– Ко мне обращаться «ваше высочество», кретинка. А когда отдаю тебе приказ, то отвечать: так точно! Поняла?

– Так точно!

– Сто приседаний, руки на затылок. Что-то я не ощутила в твоем голосе безоговорочной преданности нашей родине и ее вооруженной руке, сиречь армии.

Обе мучительницы аж запыхались, навешивая оплеух, а потому решили, что рекрутки справятся и сами.

– Ты! – «ее высочество» подошла к первой девушке на берегу. – Построй войско и веди отряд в баню.

– Так точно! – спрошенная уже успела кое-чему научиться. Даже развернулась к товарищам. – Слушайте, построимся как-то... Нам нужно пройти в баню. О! Становитесь здесь, вот.

– Чегой-то здесь? – кто-то не хотел сойти с утоптанного песка на мокрую глину. – Лучше там, под пальмами.

– Ну, давайте в тени, – поддержали ее другие.

– Ну становитесь, вперед, – назначенная к исполнению задания рекрут не знала, какие аргументы еще употребить. – Становитесь сперва здесь, а потом я вас отведу.

– Ну а как становиться? Вправо или влево?

– Ты, здесь, отсюда туда, типа вот, – бедная девушка тыкала пальцем.

Шен наблюдала за всем, прикрыв глаза. Амулет ее, казалось, аж порыкивал на шее. С чего бы? Что она делает не так? Думай, идиотка! Наблюдай. Кто эти двое без знаков различия, которые взяли рекрутов в оборот? Уж точно не генералы. Наверняка просто капралы или... Внезапная мысль прошила Шен. Или и вовсе – никто. Рекруты, как и они, только что с чуть большим стажем. Именно потому нет знаков отличия. Сучье вымя, ну точно! Здесь ведь – только те девушки, что добровольно подписались пройти курс младших офицеров. И следующая мысль: девушки, которые приплыли с ней сегодня, слегка отличны от этих двух, которые обладают властью. А если это те самые курсы, то этого не должно б случиться, верно?

Рекрут в центре толпы старалась добиться от коллег хоть какого-то послушания. Напрасно. «Ее высочество» подошла ближе и развернула ее лицом к себе. Начала говорить с ней, тихо и – казалось – приязненно.

– Слушай, малая, – положила руку ей на плечо. – Ты должна знать об одной вещи. У тебя должно быть мало-мальское понятие о том, что мы называем врожденным талантом командира. Пока что ты – темная, словно ночь на кладбище, и потому мы дадим тебе время все хорошенько обдумать.

«Ее высочество» широко усмехнулась. Только Шен стояла настолько близко, чтобы услышать, что она говорит. А может и иначе: только Шен обратила внимание на то, о чем говорит.

– Сейчас ты вернешься на барку, потому что – там ужасно смердит рвотой тех, у кого была морская болезнь. А ведь рулевой этого не станет мыть, он не для того поставлен.

– И что я должна сделать? – страшное подозрение возникло в голове девушки.

– Возьми тряпку и все убери.

Размер наказания шокировал тем сильнее, что рекрут не знала, за что настигла ее такая кара.

– И откуда мне взять тряпку?

«Ее высочество» дотронулась до куртки девушки.

– Да вот же, на тебе. Сними, вытри, выстирай и снова носи. Просто?

Заслушавшись удивительным разговором, Шен не заметила, когда сбоку появилась «милостивая госпожа».

– Ты! – ткнула в Шен пальцем. – Построй отряд и отведи их на кухню!

Мимолетный миг равновесия вселенной. На какой стороне она окажется? Крохотное мгновение, чтобы принять решение. Миг, который вот-вот закончится.

– Ты-ы-ы!!! – Шен дернула ближайшую коллегу. – Возьми десять человек и поставь в шеренгу от пальмы до стены!

– Но...

Шен двинула девицу в лицо так сильно, что та пошатнулась, споткнулась и упала. Она же подскочила к следующей.

– Ты! Исполняй приказ!

– Хорошо.

– Стоять! Не вижу в твоих глазах ни энтузиазма, ни даже тени любви к родине. Пятьдесят приседаний!

Прыгнула к следующей.

– Ты! Выполнять приказ!

– Так точно!

Ха! Кто-то здесь все же имел голову на плечах. Побежала дальше.

– Ты берешь следующий десяток и строишь его за этими.

– Так точно!

– Ты берешь третий десяток и строишь его в конце!

– Так точно!

– А ты! – накинулась на какое-то несчастье, что никак не могла взять в толк, к какому из отрядов ей присоединяться, и потому делала вид, что Шен – плохая организатор, – должна узнать, где здесь кухня. Бегом!

– Т... так точно!

– Ну так вперед!

Идиотка выбежала на дорогу, что вела из порта в казармы и обратилась к госпоже сержанту, что как раз проходила мимо. А поскольку сержант не ответила на робкий вопрос, то осмелилась и дотронуться до ее руки и повторить просьбу. Конечно же, получила в морду. Шен бегом кинулась исправлять ситуацию.

– Ты кретинка! – пнула встающую с земли рекрута. – Пятьдесят приседаний, руки за голову! Вперед!

Повернулась к госпоже сержанту

– Покорнейше прошу прощения, это не повторится.

– А то! – о, чудо, госпожа младший офицер отозвалась приязненно. – Добавь ей еще пятьдесят от меня.

– Так точно! – Шен быстро исполнила приказ, обещая бедной жертве, что скорее ее папаша сделается императором, нежели его дочка закончит приседать. Это замечание явно понравилось госпоже сержанту. Шен решила этим воспользоваться, чтобы раздобыть необходимую информацию.

– Покорнейше прошу прощения снова, – обратилась к госпоже младшему офицеру. – Но о чем эта идиотка спрашивала?

– Даже не знаю, откуда таких селюков понабирали, – услышала в ответ. – Спрашивала, где находится кухня. А мы ведь подле нее и стоим, – сержант взмахнула рукою, указав на барак неподалеку.

Шен даже не успела поблагодарить, когда с двух сторон накинулись на нее «ее высочество» и «милостивая госпожа». Она сжалась, ожидая неких утонченных наказаний. Возможно, даже вылизать палубы барки. «Милостивая госпожа» схватила Шен за руку первой и потянула к себе.

– Забираю ее! – крикнула. И, что самое удивительное, в голосе ее не было и следа угрозы. Только радость, словно внезапно она отыскала что-то достойное внимания, да еще и в месте, где ничего подобного не могло оказаться.

– Да счас! – «ее высочество» дернула Шен в другую сторону. – Ее себе забираю я!

– Свали, бурая сука! Это моя собственность! Это я ее нашла!

– Отдыбайся! – «ее высочество» крепко тянула за куртку. – Я ее себе...

– Ну-ка, захлопнули пасти, сучки! – внезапно рявкнула госпожа сержант.

Установилась тишина настолько идеальная, что слышно стало тихий плач девушки, которая как раз чистила собственной курткой палубу барки у причала. Глазки младшего офицера вдруг подозрительно сузились.

– Это сучка, которую вы раздергиваете, прибыла нынче со всеми остальными?

– Так точно!

– И новая, зеленая совсем, так вот со всем управилась?

– Так точно!

Сержант усмехнулась с недоверием. Некоторое время стояла в молчании. А потом схватила Шен за волосы, дернув изо всей силы и оттягивая ее от тех двоих.

– Лапы от нее прочь, что одна, что другая, – рыкнула. – Я ее себе беру!

– Но погодите, госпожа сержант... – «милостивая госпожа» все пыталась сопротивляться.

– Ну и чего вы языком болтаете?

– У нас бумага! Что нам на учебу посылают взвод новичков в полном составе. А так счет не сойдется.

Сержант выхватила лист из руки «милостивой госпожи» и смяла его в довольно большой комок. Потом, все еще не отпуская волосы, согнула Шен так, чтобы голова девушки оказалась у нее на уровне бедра. Второй рукою поднесла комок к ее рту.

– На, жри, – приказала. – И видите? – подняла голову. – Это просто кусок бумаги. С ним можно сделать все, что угодно. И скажите спасибо, что мне лень приказывать вам засунуть его в жопы! Выплюнь это, дитя. Покажи им, что от нее осталось, – обратилась к рекрутке.

Шен без промедленья выполнила приказ.

– Но что мы скажем госпоже лейтенанту? – «ее высочество» состроила плаксивое выражение лица. – Что вы у нас рекрута забрали?

– Да что угодно, – рассмеялась сержант. – А вообще-то, пехота в любом случае нас, спецвойска, может в жопу поцеловать. Теперь это наш рекрут».

12. ДРУКАРЧИК Гжегож. «Боги – смертны» («Bogowie są śmiertelni»)

Новый роман Гжегожа Друкарчика – своеобразное возвращение. Друкарчик – автор в Польше известный. Дебютировав в 1985, в 1992 он получил премию им. Я.Зайделя за роман «Убейте искупителя» — и замолчал на двадцать лет. Сменил множество профессий (от лыжного инструктора до журналиста) и вернулся в литературу с новым своим романом «Боги – смертны». Отзывы на роман – в основном более чем позитивны.

Издательская аннотация обещает нам следующее:

«Один ответ – но скрытый среди многих тайн. Один человек – Эскобар. Одна цель – месть. Одна мысль – убить всех, кто встанет у него на дороге. Тем, кому власть и деньги позволили стать бессмертными, страх заглядывает в глаза. Вернулся Эскобар – старый солдат, контрабандист, авантюрист: человек, у которого отобрали все, погребя его в пустыне на забытой луне Эльтенеры. Вернулся, а с ним вместе – уничтожение и смерть. Доныне никто не решался встать против мощного – политически и силой армии – врага, но никто и не был настолько безрассуден, как Эскобар. На планете Эльтенера происходят странные вещи: горстка бунтовщиков сражается с армией Конгрегации, мертвые восстают из могил, продолжается торговля цветами памяти, рождается новый бог. И на фоне всего этого Эскобар означивает смертью врагов дорогу к своему предназначению.

Ответ на вопрос... А если наступит такой миг, когда тебе придется умереть? а если такой миг наступит?».

Из рецензий:

«Римская традиция триумфальной процессии среди прочего предполагала присутствие пленника за спиной прославляемого вождя. Невольник все время шептал триумфатору в ухо: «Помни, что ты лишь человек», прокалывая пузырь самодовольства и гордыни вождя, напоминая ему, что он сражался и побеждал не ради себя, а ради славы Рима. Эхо этого мотива отчетливо и в романе Гжегожа Друкарчика, будучи неизменно актуальным посылом для власть имущих. И если признать, что одной из функций фантастики в некоторой степени остается прогнозирование будущего и предостережение от попадания в цивилизационный тупик, то «Боги – смертны» выполняют это задание куда как прекрасно. Используя одежды «спейс оперы», роман предоставляет нам образ будущего нашей цивилизации, образ гротескный и мрачный, а к тому же – вовсе не неправдоподобный.

Главный герой романа – Эскобар, старый солдат, авантюрист и контрабандист, возвращающий на Эльтенеру – планету, на которой время течет в десять раз быстрее, чем на Земле, – чтобы отплатить тем, кто его предал. И он берется за дело со свойственными ему основательностью и прагматизмом. Фрагменты эти отдают боевым реализмом, а герои не сдерживают язык. Заслуживает внимания и использование фантастических аксессуаров, вводимых в текст автором. Прежде всего, Друкарчик не поясняет значения каждого из слов, не развлекается описыванием подробностей действия, например, военных или новых видов программного обеспечения – все гаджеты мы узнаем в процессе их действия. При этом существование этих элементов не ограничено только созданием антуража описываемого мира, но имеет непосредственное значение для сюжета и даже определяет его.

Значимым для интереса читателя оказывается и метод подачи материала. Фабула, хотя и линейная, начинается с конкретного момента, который не является начальным для всей истории. Оттого действие обогащено ретроспекциями, действие порой переносится на Землю, мы узнаем обрывки воспоминаний главного героя. В конце все фрагменты мозаики сходятся, как в хорошо подогнанном паззле, вставая на надлежащие им места.

В конце – о посыле романа. Посыле, поданном отчетливо, но избавленном дидактизма. Несмотря на «спэйсоперные» одежки, «Боги – смертны» книга о Земле. О том, что всякий может стать богом (в некотором смысле) для другого человека. О соблазне властью и деньгами. Об ослеплении карьерой. О месте и разрушительной силе ненависти. Стоит прочесть роман Друкарчика и задуматься над будущим, которое мы создаем – все вместе. И сделать выбор. Как Эскобар»

И, напоследок, крохотный фрагмент, лежащий в открытом доступе:

«Поселение Ринон, это отсюда ты прибыл Азур. Три круга мазанок, ссохшихся вокруг центральной площади, на которой стоял райф жрецов Муни. Поселение, каких полно на плоскогорье, земля Высоких племен, племен, которые вели свой род от самой боевой из повстанческих армий – от Воителей. Это сюда, в поселение, утром двенадцатого цикла от ухода мужчин в горы прибыли, вместе с суховеем от Великого Тектонического Разлома, торговцы. Привезли множество ценных предметов и орудий, раскинули прилавки на центральной площади. Никто не знал, что это Доносчики, что, продавая за бесценок свой товар, они покупают ослепленье, развязывают языки, ищут мужчин. Соблазненные товарами, добром, кое здесь не видывали давным-давно, пришли все – старики, женщины, дети... Ни одного мужчины... Доносчики умели наблюдать, умели делать выводы. Нашли бы ответы, даже если б обитатели поселения не оказались настолько слепо-доверчивы. Еще до того, как Ти-Дейанира достигла зенита, торговцы сложили прилавки, остатки товаров раздали и до вторых благословений двинулись в обратный путь.

На шестой день после их отъезда в поселение Ринон, в твое, воитель Азур, поселение, прибыл отряд Конгрегарда Умберто эль-Пассо. Доносчики прекрасно исполнили свою миссию, и теперь Белый Официум мог исполнить свою... Ти-Дейанира неторопливо опускалась к ленте реки Мар-дель-Платта, в водах которой она тонула всякий вечер. В отряде военных насчитывалось более двухсот человек, не нужно было столько, но Умберто решил, что его солдатам будет нелишне развлечение... Пали на селение, едва-едва придерживаясь законов возмездия, знали, чего надлежит ожидать, не ожидали сопротивления. В один миг спокойный Ринон превратился в ад... Согнали обитателей на центральную площадь, а все мазанки – сожгли. Не было спасения для тех, кто пробовал искать там убежища. Воздух загустел от дыма. Крики, стоны, плач, звуки выстрелов смешались в ужасающую мелодию смерти.

Воитель Азур, ты знал всех в селении. Только половина из них добралась до площади. Прикладами метателей их сбили в полукруг напротив Умберто эль-Пассо – мужчины с приятным лицом, курчавыми черными волосами, собранными в косичку на затылке, статного и широкоплечего. Сперва по его знаку, от группы отделили женщин, которые выглядели не страдающими генетическими отклонениями. Поставили их отдельно, под райфами жрецов Муни. Позже то же самое сделали и с детьми.

Умберто эль-Пассо встал напротив женщины с ребенком на руках. Это была она, воитель Азур, твоя жена и твой ребенок. Мать, согбенная, переломившаяся в пояснице так, что, казалось, будто ужасная тяжесть гнетет ее спину. И это лицо, губы, нос и глаза над вялым подбородком, непропорционально высокий лоб, который не скрывали даже длинные волосы. Твоя жена? С генетическими отклонениями, но все такая же любимая. Воитель Азур, она держала твоего ребенка, сыночка, сколько ему было лет, три, четыре? Был как и она – сломанный. Большая голова с выкаченными, голубыми глазками, короткие, тонкие ножки, не могущие удержать тела, и длинные руки, что заканчивались трехпалыми ладошками. Ты любил этого ребенка даже больше, чем нормального, несмотря на то, что он не ходил, не мог говорить, а только лишь гулил: весело, когда был доволен, и плаксиво – в минуты печали. Это они, верно, все, что ты любил, ради чего желал сражаться и умирать, разве нет, воитель Азур?...

Умберто эль-Пассо, достойный мужчина, стоял напротив искалеченной женщины, державшей на руках ребенка. Смотрел и улыбался, продолжалось это недолго, потом он протянул ладонь, словно желал погладить мальца по голове. Мать вздрогнула и отпрыгнула. Благодушная улыбка не сходила с лица Конгрегарда. Он спросил мягко:

– Где твой мужчина? Где все мужчины этого поселения?

Женщина покачала головой и, пытаясь овладеть страхом, лихорадочно шептала:

– Не знаю, господин, может, пошли на охоту, не знаю, клянусь, я ничего не знаю, не спрашиваю, господин, не спрашиваю никогда, – выталкивала слова, не скрывая испуга.

Он глядел с пониманием, словно бы именно этого и ждал, а позже, все еще улыбаясь, протянул руки к ребенку. На этот раз двое его людей не позволили женщине отступить. Один упер приклад ей в спину, второй вырвал мальца и отдал предводителю.

– Ты не знаешь, где мужчины, – ребенок, посаженный на землю, играл пряжкой на сапоге Умберто, – но разве ты не любишь своего сыночка? – тяжелая подошва наступила на тоненькую ножку ребенка. – Он и вправду так мало для тебя значит?

Женщина начала кричать, пыталась подползти к мальчишке, но солдат пинком удержал ее на месте.

– У тебя есть еще минутка, решайся побыстрее. Где мужчины из этого селения?

– Господин, – зарыдала она, – не причиняй ему зла, я скажу, клянусь, но не делай ничего плохого ребенку.

Благообразное лицо осветилось еще более благодушной улыбкой.

– Даю тебе свое слово, женщина, он даже получит игрушку...

Женщина поспешно, словно опасаясь, что Конгрегард изменит решение, рыдая, рассказала о бунте, о Дване, который созвал всех, желающих сражаться, перечислила тех в поселении, что присоединились к нему, призналась во всем, призналась бы даже и в большем, чем знала, лишь бы только спасти ребенка. Мужчина поднял ладонь и прервал поток слов. Был доволен, информация Доносчиков подтвердилась, можно было отослать гонца в Замок Пурпурного Рога.

Децизер Умберто эль-Пассо взглянул на играющего у его ног мальчугана, твоего сына, воитель Азур. Обещал игрушку, дал слово... Отмахнулся, приказывая всем отступить, а солдатам – оттащить мать. С улыбкой отстегнул от пояса шариковую гранату и подал ребенку...

– Вот обещанная игрушка.

Быстро шагнув, присоединился к остальному отряду. Потом развернулся, наблюдая. Мальчишка с радостью вертел металлический цилиндр. В выкаченных глазках было написано счастье, улыбка растянула широкий рот. На миг ребенок поднял взгляд и, найдя мать, радостно загулил. Не тянулось это долго, не могло тянуться долго... Один из пальчиков задел чеку, потянул, взвел гранату. Малыш зашелся в беззаботном смехе: прекрасная игрушка.

Три секунды...

Первая! Глаза матери, огромные, безумные, испуганные глаза...

Вторая!! Крик, крик матери, крик страха, крик боли...

Третья!!!...

Воитель Азур, отчего ты так смотришь?».

...и впереди — еще одна часть.