Сага о Ведьмаке: детали мира

Прежде всего – необходимое предуведомление (которое, боюсь, все равно пропадет втуне, поскольку наши, читательские, представления об интенциях пишущего всегда движутся накатанными путями).

Я чрезвычайно уважаю все, что сделал Е. Вайсброт для цикла о Геральте А. Сапковского. По сути, Вайсброт дал героям «Ведьмака» голос, которыми те говорят – и продолжат говорить – для русскоязычного читателя. Более того, он создал языковую и повествовательную однородность для всех семи (а по сути 2+5) книг цикла; он удержал единые правила и стандарты, что, как по мне, очень ценно и круто.

(Тут необходимая оговорка: читая перевод первой книги «Ведьмака» («Последнее желание» + «Меч предназначения», первоиздание 1996), я ловил себя на мысли, что «Крупица истины» и «Меньшее зло», читанные до того на польском, звучат как-то иначе, чем я себе представлял; звучат иначе именно ритмом и резкостью: русский перевод оказался более мягок, велеречив, обилен на вставные слова и пояснения, которых в начальном тексте не было; однако – этих правил игры переводчик придерживался очень последовательно, отчего, собственно, мы и продолжаем воспринимать переводы «Ведьмака» Вайсброта очень целостными).

И вот, перечитывая – по причинам совершенно меркантильным – первые рассказы о Геральте, я вдруг натолкнулся на ряд моментов, обойденных или измененных при переводе – но тех, что чуть расширяют наше представление о мире «Ведьмака».

(Тут еще одна необходимая оговорка: я постараюсь не говорить о стилистических решениях – и уж тем более ничего не ставлю переводчику в вину; к тому же, не раз и не два в стилистических изменениях мне виделась суровая рука редакторов, свято верящих, например, что «однокоренным словам в одном предложении/абзаце – не место» – и это для Сапковского-то, у которого игра на повторах – устойчивый стилистический прием (совершенно произвольный пример: перевод «Люди, – Геральт повернул голову, – любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными» – был игрой на повторении; дословно-подстрочно: «Люди, – Геральт повернул голову, – любят выдумывать чудовищ и чудовищное. Тогда сами себе они кажутся не столь чудовищными» — с повторением тех «чудовищ» чуть дальше в абзаце). Так вот: я не говорю о стилистических решениях (я и сам не без греха, и не мне кидать эти камни); я говорю о том, что, по каким-то причинам измененное, осталось за рамками текста, но чему должно б играть на образы мира и героев).

Потому ниже – попытка заполнить некоторые лакуны мира Ведьмака в ритме «знаете ли вы...» (кстати, первым должно было бы стоять то, что от переводчика не зависело совершенно: «Знаете ли вы, что имя главного героя произносится с ударением на ПОСЛЕДНИЙ слог («Геральт»)?»).

Для начала – по материалам сборника «Последнее желание», без разбивки на отдельные рассказы.

Знаете ли вы...

...что все внутренние подразделы в рассказах на самом деле обозначены не арабскими, но латинскими цифрами (полагаю, чтобы подчеркнуть некоторую архаичность – в том числе).

...что все «версты» перевода – на самом деле «мили», «солтыс» – на самом деле другое: «войт», а вот «ипат» в первоисточнике – куда проще: «бургомистр».

...что в оригинале куда меньше Больших Букв (даже в таких словах, как Меньшее Зло или Предназначение; они – просто слова, а не Сущности).

...что обращения персонажей друг к другу в оригинале – очень четко говорят о социальных статусах собеседников и об их взаимоотношениях; так Геральт никогда не обращается к кастеляну «господин» (как почти всегда сделано в переводе): он обращается к нему исключительно по должности: «Кастелян, а вы...»; в то же время король Фольтест обращается к Геральту вовсе не «господин ведьмак»: используется то слово, которое Вайсброт удачно ввел в оборот как «милсдарь»: социальная разница для короля тут предельно прозрачна и значима.

...что герои вообще точны в деталях, когда говорят друг с другом: например, Острит – связанный и понимающий, чем ему предстоит стать в ближайшее время, шипит Геральту вовсе не «подлец»; он шипит ему «бандюга»/«разбойник» – слово, каким на польском именуется, например, небезызвестный Варрава: оно означает социальный и правовой, а не моральный статус.

...что Геральт в склепе стриги (кстати – именно «стриги», а не «вампирицы», но это-то – история давно известная) вовсе не спит до рассвета: он впадает в летаргию.

...что ряд фольклорно-мифологических персонажей у Сапковского (в которых, скажем честно, сам черт ногу сломит) чуть другие, чем в знакомом нам переводе: в Вызиме в старом замке живет «стрига», а не «вампирица», в Махакамских горах кишмя кишит не просто «нечисть», но вполне конкретные «боболаки», что по селам воруют детей не «нищенки», но «плакальщицы», разновидность нечистой силы, что на краю света хуже всех не «приведения», но «Мора», а «порчуны» – это небезызвестные нам по украинским сказками и по Гарри Поттеру «вилы», а «отверты» – аналог нашего «Горя-Злосчастия».

...что герои говорят куда грубее и без эвфемизмов: у пива в дешевых корчмах привкус не «чего-то неприятного», а «мочи», судьба – если она настолько неудачна, как у героя «Крупицы истины» – вовсе даже «застраная», а говоря об истории королевны-стриги, вместо нейтрально-умильного «ребеночек, дитятко королевское» говорят короче и злее: «ублюдок».

...что единственное, кажется, место в книге, где на самом деле упоминаются «дьяволы» – остается рассказ «Край мира», и дьявол там очень конкретен; все остальные чертыхания героя – на самом деле перевод проклятий, к чертям и Единому Богу отношения не имеющие (та же приснопамятная «холера!»).

...что процесс превращения в ведьмака – несколько более технологичен: в Каэр Морхене кандидатов – после обычной мутации и испытания травами – заражают вовсе не «вирусами», но одним конкретным «вирусом» (т.е., имея его, конкретный, на руках и зная, какой результат должно получить).

...что автор старается тщательно отыгрывать используемые детали материального мира своей книги (например, куртка тут не «расстегивается», но развязывается).

...что эльфы обзывают людей – «обезьянолюди», а не более мягким «человекообразные».

...что Йеннефер характеризуется вовсе не как «большая оригиналка», а как «большая индивидуалистка», а живет она в доме не просто крупного купца: он еще и «почетный посол» (а вовсе не «титулярный советник»), что объясняет и проблемы с неприкосновенностью его дома со стороны официальных властей.

...что алхимики, разработав свои зелья, прикончили, по словам Лютика, вовсе не крыс, но крысоловов (тех самых, со свирелями, за которых людишки прямо-таки дрались) – лишив их источника существования крысиными потравами.

...что упомянутая мельком «воскресная школа» (из чего можно ведь делать далеко идущие выводы) – школа храмовая (из чего тоже можно делать выводы настолько же глобальные – но чуть в другую сторону).

...что Геральт для Йеннефер долгое время остается загадкой, и она не утверждает: «Так вот чего ты желаешь, ведьмак!» — а спрашивает, чего же он желает на самом деле. Именно потому она только собирается прочесть его желания – для нее это возможность, а не состоявшийся факт.

...что последняя фраза книги – слова Нэннеке – звучат в чуть другом настроении: «Прощай, – шепнула она, НЕ глядя ему в глаза».