9 по 9


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Алекс Громов» > 9 по 9
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

9 по 9

Статья написана 26 апреля 2019 г. 17:22

Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах

«Конфуций родился тогда, когда отец его Шу Лянхэ был уже стариком. Отец его, будучи солдатом, женился рано, но жена рожала ему только дочерей — девять дочерей и ни одного сына. От наложницы у него был сын по имени Бо Ни (Мэн Пи), горбун. Когда ему было уже семьдесят с лишком лет, он стал искать другую жену из рода Янь, от которой впоследствии родился Янь Хай, любимый ученик его сына. В семье Янь было три дочери, младшую из которых звали Янь Чжи. Янь однажды говорит им: «Я знаю Лянхэ, коменданта Цзоу. Отец и дед его были только учеными, но предки его до них происходили от мудрых императоров. Это человек десяти футов роста и необычайной силы, и я бы очень желал породниться с ним. Хотя он стар и серьезен, вы не должны отклонять его. Которая из вас трех будет его женой?» Две старшие дочери молчали, а Янь Чжи сказала: «Зачем ты спрашиваешь нас, отец? Это тебе надо решать». «Хорошо, — сказал отец в ответ ей, — ты будешь его женой». Янь Чжи сделалась поэтому женою Лянхэ и родила Конфуция, которому дали имя Цю, а прозывали Чжун Ни».

Павел Буланже. Жизнь и учение Конфуция

Написанная более века назад, еще во времена Российской империи книга отечественного писателя, мемуариста и издателя, в популярной форме рассказывает биографию и идеи философа. В введении описано, как в России воспринимали Китай и его традиции, жизненный уклад в начале XX века, присущие этой стране добродетели и сложности взаимоотношений с европейскими державами, ведшими агрессивную колониальную политику.

В издании рассказывается о предках Конфуция, его юности, смерти матери, начале его деятельности как учителя. Одна из глав посвящена деятельности Конфуция-чиновника, рассказу о том, как при поступлении к нему дела на рассмотрение Конфуций собирал мнения различных лиц по этому поводу, и о том, какая слава о его реформах распространилась за пределами державы, где он был министром.

Вторая части книги – это «Изложение китайского учения Конфуция Львом Николаевичем Толстым» (автор книги, Павел Александрович Буланже, был последователем Льва Толстого). Завершающая часть – Чжун-Ю «О неизменных законах духовной жизни» с предисловием философа Чэна.

«Конфуцию шел теперь 69-й год. Мир к нему не был слишком любезен. В каждом государстве, которое он посещал, он встречал какое-нибудь разочарование или горе. Конфуцию оставалось еще пять лет жизни, но и они не были радостнее его прошлого. Действительно, он достиг того состояния, как он говорит нам, в котором он мог следовать влечениям своего сердца, не отступая от того, что он находил правильным; но другие люди тем не менее не были склонны поступать по его советам. Гэ и Цзи Кан часто беседовали с ним, но он не имел веса в управлении государственными делами, и мудрец решил заняться окончанием своих литературных трудов. Он написал, говорят, предисловие к Шу-цзин, тщательно продумал все обряды и церемонии, установленные мудростью древних королей и мудрецов, собрал и привел в порядок древнюю поэзию и предпринял реформу музыки. Он сам говорит нам: «Я вернулся из Вэй в Лу, и тогда была реформирована музыка, и обрывки императорских песен и похвальных песен были приведены в должный порядок».


«Что касается Ксенофонта, то он нигде впрямую не касается темы воспитания спартанских царей, даже в трактатах, непосредственно посвященных Спарте и царю Агесилаю. Подобное умолчание, конечно, проще всего объяснить тем, что эта сторона жизни царей ничем не отличалась от общепринятых стандартов, и цари, подобно всем прочим спартиатам, получали общественное воспитание. Добавим к этому, что Ксенофонт, говоря о традиционном аристократическом воспитании юных персов в своем историко-утопическом романе «Киропедия», рисует картину, которая, бесспорно, является сколком со спартанской системы: наравне с прочими детьми богатых и знатных персов в эту систему общественного воспитания вовлечен и будущий царь Кир Старший (I. 3. 1). Трудно не увидеть здесь аналогии с воспитанием спартанских царей».

Лариса Печатнова. Спарта. Миф и реальность

Как известно, легендарная Спарта была весьма закрытым обществом. Причем, в прямом смысле – в воинственный город-государство не допускали чужаков, а граждан без крайней необходимости, наоборот, не выпускали. В книге видного антиковеда, профессора Санкт-Петербургского университета описаны многие малоизвестные факты.

Так, в конце V века до н.э. спартанцы заключили три тайных договора с персами. И во время последующей Пелопоннесской войны соплеменники прославленного царя Леонида использовали для финансирования своих боевых действий именно персидские деньги. На них был построен большой флот, что позволило спартанцам и их союзникам успешно противостоять традиционно господствовавшим на море Афинам. А потом и разгромить их.

При этом специфическая форма быстрой смены власти в Спарте обеспечила персам изрядную головную боль – каждый раз к персидскому царю приезжали новые послы от новых правителей. Предложения для переговоров тоже каждый раз формулировались иначе.

Зато еще раньше спартанцы не стали препятствовать восстановлению в Афинах разрушенных персами городских стен. Есть свидетельства, что обеспечил это афинский стратег Фемистокл, который попросту подкупил спартанских эфоров.

«Павсаний дважды привлекался к суду за свою двусмысленную позицию по отношению к персам и за поведение, сильно отличающееся от модели, принятой в спартанском обществе. Спартанцев, находящихся под его командованием, особенно раздражало то, что он окружил себя двором подобно восточному монарху. Но кроме демонстрации собственных амбиций Павсаний еще в бытность его главнокомандующим объединенными греческими силами совершил целый ряд поступков явно провокационного характера, которые не могли не вызвать негативную реакцию в Спарте.

Особенно скандальной и возмутительной представлялась его женитьба на дочери Мегабата, сатрапа Даскилия (Her. V. 32). Тем самым он нарушил спартанский обычай, предписывающий жениться только на спартанских гражданках (Plut. Agis 10. 4; 11). Кроме того, Павсаний тайно оказал большую услугу персидскому царю: он возвратил Ксерксу попавших в плен родственников (Thuc. I.128. 4—5). Эта акция регента вполне «тянула» на обвинение в государственной измене. Упорно ходили слухи, что он обещал заставить всех греков стать вассалами Персии, если ему будет дана в жены дочь Великого царя».



«Еще при жизни он получит прозвища: «Славный», «Блистательный», «Победоносный», «Мудрый»; но одно вскоре возобладает над другими и пребудет в веках: «Великий». Оно неразрывно сольется с именем. «Carolus Magnus» латинских текстов, «Karl der Grosse» у немцев, «Charlemagne» у французов — таким войдет он в легенду, из поколения в поколение оставаясь эталоном для царственных подражателей — Фридриха Барбароссы в XII столетии, Филиппа Доброго — в XV, Карла Пятого — в XVI, Наполеона — в XIX.

Чем заслужил он подобную честь? Завоеваниями? — но они оказались эфемерными и едва пережили завоевателя; административными реформами? — но они почти не поднялись над уровнем установлении предков; экономическими преобразованиями? — но они были ничтожными; достижениями в области культуры? — но сегодня придуманный кем-то термин «каролингский ренессанс» обычно заключается в кавычки. Так в чем же здесь величие?

Не станем торопиться. И, прежде всего, заметим: вряд ли корректно мерки сегодняшнего дня применять к VIII—IX векам. Империя Александра Македонского тоже распалась после смерти завоевателя, не слишком усердно занимавшегося реформаторской деятельностью, и тем не менее в глазах потомства он остался Великим. Видимо, подлинную сущность явления определяет не то, что лежит на поверхности и может быть сведено к совокупности неких простых истин. Истина синтезирующая всегда много глубже и определяется не с первого взгляда, требуя проверки длительным временем. Франкский король и император Карл, сын короля Пипина, эту проверку выдержал, о чем свидетельствуют постоянно появляющиеся на Западе новые исследования о его жизни и деятельности, а с 1950 года в городе Ахене, столице империи Карла, проводится ежегодное присуждение премии его имени лицам или организациям, внесшим особый вклад в дело европейского единства.

Впрочем, здесь не все так просто и гладко, как может показаться на первый взгляд. Уже кое-кто из младших современников Карла относился к нему неоднозначно и даже предрекал душе его адский пламень. А позднее, как это бывает обычно, в дело вмешались политика и политические амбиции, не раз осложнявшие восприятие образа великого императора. Ибо если в иные эпохи французские и немецкие исследователи рьяно оспаривали его друг у друга в качестве «основоположника» их национальной истории, то в других случаях они из тех же побуждений и с такой же ретивостью открещивались от него».

Анатолий Левандовский. Карл Великий: через Империю к Европе

Встречаются исторические фигуры, реальная жизнь и деятельность которых заслонятся в массовом сознании людей легендами и преданиями. К таким персонам относится и Карл Великий, вошедший в историю человечества как создатель европейской империи, так и не пережившей смерть своего творцами. Первая глава посвящена предшественникам Карла, варварским королевствам, римским папам. Вторая глава – созданию империи, тайне императорского имени, слону от халифа и роли Византии. Последующие главы – «Император» и «От империи – к Европе». Но наибольший интерес может представить пятая, завершающая глава – «От истории к традиции», посвященная судьбе каролингской «Франция», которая со временем превратилась в «милую Францию» средневековых поэтов. Именно эту территорию и стали из века в век славить в жестах («песнях о деяниях») средневековой литературы.

«Говоря суммарно, в жестах и романах средневековья сам император, его родственники и близкие получили вторую жизнь. Все они приобрели новый облик и характер, сохранив при этом некоторые черты, засвидетельствованные историей, и изменив другие почти до неузнаваемости. Исторический Карл, носивший только усы, отпустил седую бороду и прожил вместо семидесяти двести лет, успев за это время слиться не только со своим дедом — Карлом Мартеллом, но и со своим внуком — Карлом Лысым, а его мать, Бертрада, в противовес своему «короткому» супругу, значительно «удлинилась» и стала «большеногой». Не менее деформировались сыновья и внуки Карла, хотя в главном из них, Людовике Благочестивом, точно сохранены его безволие и двоедушие. Из окружения Карла и Людовика «в живых» не осталось никого, за исключением Роланда да еще Гильома Тулузского; впрочем, и эти двое обзавелись и новым обликом, и новой родней: Роланд стал «племянником» Карла Великого, а Гильом получил не менее знаменитых предков. Зато вдруг «ожили» многочисленные герои, которых не знала или почти не знала подлинная история. Появился неугомонный Рено де Монтобан с тремя братьями, появился многострадальный Ожье Датчанин, чей героизм не раз спасал Карла, появились бешеный Рауль де Камбре, предатель Гуенелон и многие, многие другие.

Все они действуют вразброд, но при этом обязательно сходятся в одной точке, и точка эта — их сюзерен, непобедимый император. Недаром давно уже замечено, что даже в знаменитой «Песни о Роланде» подлинным героем является вовсе не Роланд, а его «дядя» — Карл Великий….

Средневековье знало, любило и разрабатывало три больших эпических цикла: об Александре Македонском, о короле Артуре и о Карле Великом. Но два последних имели все же значительный перевес, и объясняется это просто. Македонский завоеватель, при всем своем обаянии и подвигах, столь приятных духу рыцарства, действовал в дохристианскую эпоху, а это, учитывая глубокую религиозность средневекового человека, являлось огромным недостатком, примириться с которым было трудно. Другое дело — британский и франкский властители: здесь великие подвиги сочетались с великой набожностью и любовью к христианскому Богу (хотя в цикле Артура, с его волшебниками, феями и чудесными превращениями в этом отношении все было не так просто и однозначно, как у Карла)…».


«Когда-то Екатерина Великая говорила, что быть придворным — тяжелая работа. В самом деле, в XVIII в. быть при дворе («иметь приезд ко двору») означало постоянную трату многих и многих часов на пребывание в стенах дворца. Посещение его лицами, получающими приглашения-повестки на придворные мероприятия, доходило до 4–5 раз в неделю, включая воскресные и праздничные дни, причем нередко в один день как в утренние (с 9–10 часов), так и в вечерние часы (с 5–6 часов пополудни и до ночи).

Таким образом, помимо государственной службы, придворным лицам предписывалось немалое время находиться в обществе и при этом быть в парадном, положенном по протоколу виде, то есть в дорогой одежде, с хорошими прическами, при драгоценных украшениях, с дорогим экипажем и слугами, но главное — быть готовыми к любезному общению, соблюдению различных этикетных мелочей, участию в церемониях поздравлений, застольях, танцах и пр. От допущенного во дворец лица требовалось выстаивать воскресные и иные праздничные службы в придворных церквах, быть участником или зрителем многочисленных шествий и церемоний. Таким образом, престижная роль придворного человека была хлопотной, поглощала много времени и денег. По сути, она представляла собой второй род службы, так как большинство участников придворной жизни занимали высокие государственные посты и состояли в чинах по Табели о рангах. Другую, меньшую часть придворных составляли праздные представители знатных семей, обладатели титулов и крупных состояний.

Главным лицом и непременным участником практически всех официальных придворных собраний был сам император. Он не только исполнял свою роль монарха перед подданными, но и определял весь строй придворной жизни, рассматривал и утверждал церемониалы и повестки придворных торжеств, состав участвующих в них персон. Придворное общение начиналось с приглашения во дворец, которое имело свои правила. Как и при предшественниках Павла I, в его правление в протокольных придворных мероприятиях участвовали не те лица, которые «нравились» правящей особе, а чины с их «фамилиями» строго по Табели о рангах. Поэтому если императору требовалось присутствие при дворе какой-либо персоны, то она просто жаловалась в нужный чин. Приглашались во дворец по формальному признаку особы от 1–2-го до 1–5-го рангов и реже более низких классов, как мужского, так и женского пола. Лицо, достигшее по служебной лестнице определенного чина, автоматически вместе с его фамилией получало допуск во дворец. С этой точки зрения, большинство придворных протокольных мероприятий являлось для чиновных лиц одним из показателей их престижного положения в обществе и видом поощрения за успешную государеву службу».

Ольга Агеева. Императорский двор России эпохи Павла I

Павел I правил немногим более четырех лет, и до сих продолжаются споры о роли и итогах проведенных им преобразований и нереализованных (и не доведенных до конца) его проектах. Издание рассказывает об императорском дворе во время правления Павла I и проводимых им реформах, в том числе – наследовании престола. Новый «Акт о престолонаследии», зачитанный 5 апреля 1797 года во время церемонии коронации императора в Успенском соборе Московского Кремля, декларировался как общий императора и императрицы Марии Федоровны, которая отказывалась от самостоятельного пребывания на российском престоле и возможности использовать вариант прихода к власти Екатерины II, занявшей трон после низложенного ею супруга.

В тексте подробно рассказывается о том, что же представлял собой двор и система императорских дворцов – поскольку одним из любимых занятий отечественных владык XVIII века было затевание дворцовых строек и бесконечных перестроек дворцов и зданий, воздвигнутых по приказу предшественников. В книге уделено внимание составу правящего дома, образованию и воспитанию юных Романовых, династическим бракам с представителями европейских династий.

Отдельные главы посвящены высшим придворным чинам и придворной службе, различным церемониям (коронации, бракосочетаниям, крещениям, погребениям и трауру), ежегодным царским праздникам и мальтийским торжествам, событиям придворной жизни, визитам европейской элиты и восточных владык, маскарадам и приемам, концертам и театру.

«Все браки, заключенные Романовыми в середине и конце XVIII в., соответствовали нормам чести европейских правящих домов, круг которых был совершенно определенным. Краткие или полные именные списки особ европейской голубой крови от младенцев до преклонных лет вдовствующих особ регулярно публиковались в России с 1730-х гг. (их печатали «Придворные календари» или «Придворные месяцесловы», «Месяцесловы»). В правление Павла I, по «Придворному календарю на 1799 год», краткий список европейских правителей с супругами и наследниками включал 155 лиц, которые относились к 59 правящим домам (исключая лиц, занимавших два престола). При этом относительно Романовых и их европейских родственников в этом «родословном показании» был прописан полный состав фамилий. Русский императорский дом в это время состоял из 13 человек. Дом родственников Марии Федоровны — Вюртемберг-Штутгартский — включал 19 членов от 2 до 45 лет. Фамилия супруги наследника великой княгини Елизаветы Алексеевны, дом Баден-Бурлах и Баден-Баден,— 14 родственников от 4 до 72 лет, а фамилия великой княгини Анны Федоровны, дом Саксен-Заальфельд-Кобургский,— 12 особ от 11 до 75 лет. Полный же перечень всех членов правящих домов Европы был куда больше. По данным «Месяцеслова» на 1776 г., он включал более 500 человек «ныне здравствующих и владеющих в Европе», относившихся к 67 домам (исключая совмещенные с ними 27 домов)».


«В Восточной Европе государственные рубежи никогда не соответствовали четким национальным границам. Кроме того, периферийные районы новых государств не только относились к числу наиболее пострадавших в ходе войны, но и считались отсталыми по сравнению со всей остальной территорией. Поэтому их интеграция и одновременно утверждение государственного суверенитета на окраинах были приоритетом для всех стран этого региона. Так, в Румынии акцент делался на «национализации» территории. Следуя французской модели национальной ассимиляции, Бухарест проводил политику румынизации недавно присоединенных областей. Однако введение в Бессарабии и Буковине румынского языка в качестве обязательного в школах и в университете в значительной мере потерпело неудачу.

Получив Подкарпатскую Русь, традиционно находившуюся под венгерским влиянием, правительство Чехословакии стало проводить политику приоритетных инвестиций и поощрять переселение сюда чехов. Оно стремилось таким образом вырвать эту область из-под влияния соседнего государства и интегрировать ее в национальную территорию.

Схожей тактики придерживался и Государственный совет Финляндии. В целях преодоления экономического отставания восточных окраин здесь с 1923 года проводилась политика ускоренного развития Карелии. Она сопровождалась мерами по укреплению патриотического духа, целью чего было сделать невозможным пересмотр границы. Так, в 1924 году ассоциация, занимавшаяся поддержкой финского национального самосознания, начала издавать ежемесячный журнал Rajaseutu, одна из задач которого состояла в воспитании из жителей перешейка защитников финского национального самосознания.

После окончания конфликта с Советской Россией правительство Польши поощряло переселение семей ветеранов этой войны в восточные районы (кресы). «Осадники» получали там участки земли; их присутствие позволяло укрепить польский суверенитет в этих областях, а также создать — в непосредственной близости от противника — образцовые с точки зрения лояльности поселения. В связи с этим можно вспомнить и о военных колонистах, которых в Чехословакии селили вдоль венгерской границы. Повсюду, таким образом, шло физическое и символическое освоение приграничных районов. Не был исключением и Советский Союз, который с 1924 года стремился укрепить свой государственный суверенитет. Однако «витрина», создаваемая им на границе, отличалась рядом особенностей. Основное внимание там уделялось не столько патриотизму, сколько подрывной теме национальной идентичности. Советское руководство строило свою политику в приграничных районах в большей степени на идеологическом, чем этническом отличии. А главное, эта политика скорее вела к выделению пограничья, чем к его интеграции с остальной территорией».

Дюллен Сабин. Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

В монографии французской исследовательницы дается анализ ситуаций на советской границе и приграничных полосах в течение первого десятилетия РССФР – СССР, рассматривая вопросы военной и идеологической экспансии советской державы, причем на Западе, так и на Востоке.

8 июня 1934 в Советском Союзе принят закон «Об измене родине», предусматривающий коллективную ответственность членов семьи за недонесение. Бегство за границу приравнивалось к переходу на сторону врага и карался десятью годами с конфискацией имущества и даже высшей мерой наказания. Близкие беглеца, не донесшие о его планах бежать из СССР, получили от пяти до десяти лет лагерей.

В первую очередь закон касался тех, кто имел возможность о роду деятельности сбежать — дезертиров из числа красноармейцев, пограничников и моряков, а также – неверных сотрудников органов.

14 апреля 1935 года комиссия Политбюро ЦК ВКП (б) по судебным делам, приговорила к высшей мере наказания девять человек – изменников родины. Среди них были (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д.544. Л. 18-24): сотрудник органов, которому сообщили о грозящем ему увольнении, и поэтому укравший с места работы печати, служебные документы, иностранную валюту, и пистолет, а затем пытавшийся перейти советско-иранскую границу; сбежавший из лагеря заключенный, пытавшийся попасть на иранскую территорию.

Весной 1936 года по поручению Политбюро ЦК ВКП (б) Наркомат иностранных дел начал переговоры с иранским правительством по поводу вопроса пограничной зоны. Советский посол в Иране А.С. Черных обратился к иранскому заместителю министра иностранных дел страны Самии по вопросу подписания нового соглашения о границе.

Советский Союз предлагал введение Ираном более строгого таможенного режима, что должно было снизить объем контрабандной торговли между странами. Помимо этого, необходимо было принять меры, касающиеся живущих в непосредственной близости от государственной границы.

Также в тексте предполагаемого Ирану для подписи соглашения указывалось, что Иран контролирует отсутствие иностранцев в пограничной полосе на своей территории. Среди живших в неподалеку от границы были русские, армянские и азербайджанские эмигранты, владевшие там земельными участками и за несколько лет проживания построившие там дома. Поэтому представитель иранского МИДа считал предлагаемый СССР вариант соглашения нарушающим суверенитет своей страны, а изгнание эмигрантов из пограничной полосы означало н только их разорение, но и последующие трудности тегеранского правительства с расселением снова ставших беженцами (из-за изгнания) на других иранских землях.

16 июля 1936 года в СССР подписано постановление о создании запретной зоны вдоль иранской границы, согласно которому не только предусматривалось расторжении ранее действовавшего соглашения с Ираном об упрощенном порядке пересечении государственной границы для жителей пограничных населенных пунктов, но и запрет иранским торговцам перевозить свой скот для места продажи на территории СССР. Отныне иранцы должны были сгружать свой товар на самих пограничных пунктах, в которых к этому моменту не было предусмотрено ответственное хранение. В результате это привело к снижению пограничного товарооборота с иранцами.

Также во время переговоров с Самии Черных выдвинул требование высылки германских специалистов из пограничной зоны на севере Ирана. «В качестве обоснования он привел недавний факт: советских граждан, пойманных в пограничной зоне провинции Мазендеран, конвоировал в полицию гражданин Германии! В понимании советских дипломатов эти соглашения подразумевали ограничения на деятельность иностранцев в непосредственной близости от границы, если это угрожало безопасности СССР. Москва считала доказанными агрессивные намерения Германии, поэтому присутствие немцев вдоль советской границы и побережья Каспийского моря внушало ему опасения. Иран, разумеется, интерпретировал эти соглашения совершенно иначе, как это подробно объяснил Самии при встрече с Черных 16 ноября 1936 года; проводя, подобно Советскому Союзу, политику модернизации страны, иранское правительство пользовалось услугами иностранных специалистов для установки и наладки промышленного оборудования».

По словам иранского чиновника, эта деятельность иностранцев на территории Иран не была связана с промышленными концессиями, и иранского правительство планировало и дальнейшем полностью контролировать приглашенных иностранных специалистов и, в случае обнаружения их политической деятельности, а также подозрительного поведения – высылать из Ирана. Но это не касалось профессиональной деятельности иностранных специалистов на благо иранской промышленности.

«Самии еще раз заявил о суверенитете Ирана на севере страны, подчеркнув, что он не представляет, чтобы Турция потребовала от его страны выслать зарубежных специалистов из пограничной зоны или тем более чтобы это сделала Великобритания в отношении иракской или индийской границы. Черных был заметно раздражен невыгодным сравнением советского государства с британскими империалистами. Напряжение возрастало. Черных угрожал отказаться от закупок скота в Северном Иране… По его словам, вся система ветеринарного контроля здесь находилась в руках немцев, и Советский Союз не мог «рассчитывать на сколько-нибудь активное желание этих немецких специалистов ограждать наши границы от заноса эпизоотии»! когда в сентябре 1939 года началась война, подготовка соглашения с Ираном о приграничном режиме и организация деятельности пограничных комиссаров все еще не закончилась».



«Сюжеты XX века, связанные с голосом, перекочевали из литературы в кино, и перемена медиа принесла в ситуацию распадения и соединения голоса и тела неожиданные акценты, определенные особым парадоксом. Голос в кино – искусственная конструкция, которая постоянно симулирует естественность. Эта амбивалентная ситуация была либо сознательно подавлена, либо превращена в травматические сюжеты. Фильмы рассказывали о краже голоса при помощи электрических средств, влекущей за собой потерю тела, идентичности или рассудка («Голова человека», 1933; «Звезда без блеска», 1946; «Дива», 1981). Также популярны стали сюжеты о дестабилизации личности под воздействием невидимого голоса (несмотря на то что слух позволяет ориентироваться в «слепом» пространстве и гарантирует стабильность звуковой перспективы, сдерживая травму распадающейся, расчлененной картины реальности, которая связана со зрением). В ранних европейских звуковых фильмах бестелесные голоса были наделены свойствами ангелов и вампиров. Представление о голосе как мощном средстве господства и манипуляции было поддержано – и до прихода Гитлера к власти – сюжетом о голосе доктора Мабузе («Завещание доктора Мабузе», 1933), психоаналитика, гипнотизера и великого преступника, который поселяется в чужом теле и правит им, миром, кинореальностью и воображением зрителей.

Власть бестелесных медиальных голосов поддерживалась в Германии пониманием голоса как феномена, дающего прямой выход к внутренней сущности, перенятым от романтиков в XX век. Не случайно немецкие философы и социологи – Хайдеггер, Адорно, Слотердайк – пытались выявить онтологическую сущность голоса и определить его роль в создании публичной сферы, в то время как немецкие психоаналитики способствовали тому, что модель галлюциногенного голоса стала систематической отсылкой не только к миру воображения, но к миру патологических отклонений.

В англоязычном пространстве, где изобретаются телефон, телеграф и фонограф, голос на переломе веков понимается по-иному. Голос рассматривается как эффект, который можно изменить как костюм при помощи техники и тренировки. Бернард Шоу – под впечатлением от знакомства с фонологом Мелвиллом Беллом – пишет в 1911 году пьесу «Пигмалион». Профессор Хиггинс очищает речь Элизы от пролетарских вульгаризмов и в лексике и в произношении, используя при этом новые средства записи голоса. В этом «фонетическом» сюжете речь идет о возможной перемене судьбы, достигаемой при помощи тренировки голоса, об уничтожении культурной разницы при помощи тренировки произношения, о стирании акцента для достижения социальной мобильности. В колониальной Англии и в иммиграционной стране Америке голос, отделенный от представлений об онтологии и внутренней сущности, был понят как перформативная, а значит изменчивая, ситуативная замена идентичности, и в этом смысле – как освобождающая сила. Не случайно в голливудском варианте сюжеты, отсылающие к голосу, часто лишены жуткого привкуса и превращаются не в фильмы ужасов, а в комедии, мюзиклы и мелодрамы».

Оксана Булгакова. Голос как культурный феномен

Вышедшая в серии «История визуальности» книга профессора Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце рассказывает о феномене голоса и голосовых практик на протяжении полутора веков, вплоть до XXI столетия, уделяя внимание на отечественном восприятии голоса, отдавая должное как фонографу и кинематографу, так и искусственным голосам («Как поют роботы и щуки»).

Во времена античности голос был неотделим от оживления мертвой материи – вспоминая сюжет о Пигмалионе и Галатее. Но при этом голос был связан со смертью – миф об Орфее и Эвридике. В Средневековье Сирена стала Лорелеей или русалкой, чье пение несло гибель слушателям.

В романе Жюля Верна «Замок в Карпатах» действует акустическое привидение – электрическая тень Стиллы, умершей знаменитой оперной певицы. «Русский национальный голос звучит в воображении иностранцев низко и имеет, как высокий ангельский тенор, метафорическую глубину. Густой звук этого голоса звучит как отголосок архаического хтонического мира, каким рисовалась Россия европейскому воображению в начале XX века…»

В тексте подробно разбираются радиоголоса, ораторы и диктаторы, киноголоса (Марлон Брандо и Иннокентий Смоктуновский) и архив советской вокальной памяти, рассказывается о том, как под гофманским влиянием отечественными писателями были созданы готические страшилки про визуальные удвоения, которые могут вести независимое существование, как «Портрет» Гоголя или «Сильфида» Владимира Одоевского, но при этом звуковые фантомы все же не стали распространёнными в отечественной культуре. Голос не стал источником сюжетов, и проявился в внутренних голосах и диалогах.

«Голос, вернее, тренированный способ владения им, сохраненный на пластинке, оптической или магнитной пленке или компьютерном диске, консервирует временную норму, «электрический шум времени», и ее изменения ощутимы. Не надо быть профессором Хиггинсом, чтобы отличить голос 30-х от голоса 60-х годов. Однако понимание историчности шума уже утвердилось, но понимание историчности голоса отсутствует. Между тем голос несет в себе следы не только биологического тела (анатомического, вегетативного, гормонального), но позволяет «локализировать» и социально-историческое тело, дает представление о происхождении, воспитании, социальном слое, закрепленных в норме орфоэпии и просодии. Эти следы могут быть имитированы, и природное звучание подчинено – сознательно или бессознательно – воспитанной или перенятой норме. Ее свойства – высота голоса, придыхание, степень хриплости, так же как громкость, темпоритм, динамика, артикуляция и мелодика – наделяются изменяющимся смыслом, и эти изменения любопытно проверить.

Описанием произношения – орфоэпической нормой – и анализом изменений занимаются лингвисты. Тренировка этой нормы находится в ведении логопедов, учителей пения и техники речи, которые обещают своим ученикам определенные результаты. Книги о хороших манерах и этикете предписывают, в какой ситуации необходимо говорить в полный голос и когда необходимо его понижать. Социологи и мемуаристы отмечают маркировки определенного круга, в котором было принято окать, акать или картавить, подчеркивая свою принадлежность к особой социальной, этнической, региональной или профессиональной группе (аристократической, московской, сибирской): «Бывшая красавица Высотская ‹…› говорит, растягивая гласные. ‹…› На ней отпечаток эпохи Блока. И шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука». «По временам мы встречаем ‹…› старых профессоров, всходивших на кафедру тогда, когда с кафедры можно было импонировать, профессоров со звучным голосом, бородой и комплекцией (Сакулин), – и их прекрасные движения кажутся нам занимательными и нарочными».

Мелодическую динамику голоса можно связать, как и динамику мелодии в музыке, с концепцией времени той или иной эпохи; она воспроизводит исторически обусловленное понимание скорости, быстротечности, медленности. Но помимо этого голос определяет атмосферу культуры – громкой, тихой, запуганной, раскованной. По голосу Александра Моисси можно пережить начало века. По описаниям действия, которое оказывал монотонный, бесстрастный голос Блока на его слушателей, можно заключить, что эта декламационная манера воспринималась как слом традиции. Однако певческий стиль декламации русских поэтов был лишь поколеблен этим исключением; его утверждали с успехом популярные молодые поэты конца 50-х – начала 60-х годов, наполняющие стадионы. Cлом голосовой моды остро ощущается именно в это время, когда после двух десятилетий «орал» с хорошо поставленными звонкими и ясными голосами, чья манера речи отличалась четкостью дикции, обилием равномерных ритмических акцентов, драматическим подъемом и опусканием интонации, вибрато и богатыми модуляциями – появился слабый (на грани профнепригодности), глуховатый голос Иннокентия Смоктуновского с неустойчивыми интонациями, провалами и неритмическими паузами. Его простой герой заговорил так же тихо, как раньше мог позволить себе говорить только Сталин.

«Технологии придают электрическому голосу дополнительную патину: его записанный звук всегда несет отпечаток процесса записи. Механические, электрические и электронные приборы (от рупора до микрофона, фильтров и усилителей) меняют тембр и звучание голоса, и звуковой ландшафт. Древняя сцена отнимала у актера не только мимику, заменяя подвижное лицо маской, но изменяла и его голос, «обезличивала его, превращая медные уста маски в рупор: “А что такое речь, произносимая в рупор, – не угодно ли послушать в ‘Зигфриде’ ”. За кулисами хохочет в рупор Альберих – баритон, а публика, не знающая партитуры, уверена, что это кричит перед смертью убиваемый Зигфридом Миме – тенор. Свойство рупора – не только усиливать звук, но и затягивать его сильным резонансом; поэтому декламация в древней трагедии была, несомненно, крайне тягучею, а каждый древний актер так орал, что львиные рыкания Мунэ-Сюлли показались бы, в сравнении с воплями древних трагиков, детским шепотом», – замечал театральный критик и профессиональный певец Александр Амфитеатров.

Сейчас трудно представить, как Александр Моисси выступал перед 3800 зрителями без микрофона, как Троцкий говорил перед массами на «митингах-концертах». Но техника изменяет манеру говорить…

Электрические и электронные «носители» голосов сделали их возвращаемыми, постоянно присутствующими, влияющими на индивидуальную манеру произношения. Голосовые моды стали таким же явлением, как моды на походку или танцевальные движения. А операции по омолаживанию голоса предлагаются сегодня так же часто, как операции по удалению морщин. Моды на «голосовые» маски (костюмы, гримы), определяемые традицией, техникой, социокультурным контекстом, так же подвижны, как постоянное обновление телесного языка».


«Вот и ещё один парадокс: живёшь в большом городе, благоговеешь перед клочком зелени и умиляешься, если этот клочок — куст сирени или просто репейник, а если живёшь на краю поля и леса, только и мечтаешь, как бы побродить по шумной улице и вдохнуть аромат разогретого асфальта. Но может быть, у нормальных людей всё по-другому?..

Мои первые детские игры проходили на асфальте большого города под грохот трамваев и машин. Окна нашего коммунального рая из двух комнат выходили на Садовое кольцо, гул улицы не умолкал ни ночью, ни днём. Рядом примостилась площадь из трёх вокзалов, откуда потоки людей врывались в столицу в надежде на новую прекрасную жизнь. В школу меня водила строгая бабушка и крепко держала за руку — перейти широченное Садовое кольцо без взрослого было рискованно: водители грузовиков гнали так, будто, сев за руль, они навсегда потеряли способность быть пешеходами и им глубоко плевать на маленьких смешных людей, что ходят своими ногами…

Газон перед моей первой школой был подарком: зелёная трава и бюст великого русского поэта Некрасова, глаз радовался, я испытывала первобытный восторг перед частичкой природы в каменных джунглях. Вот и моя утренняя прогулка по парку — это возвращение в детство…»

Наталья Стремитина. Записки из подвала, или дневник практичной женщины

В книге собраны рассказы и повести современной писательницы, многие из которых имеют автобиографическую и документальную основу. Название сборнику дано по произведению, в котором живо, красочно и подробно описано повседневное бытие интеллигентной московской дамы, переселившейся в Вену. И там приходится по-настоящему бороться за выживание. Героиня работает в прачечной местного дома престарелых, так что подвал в названии не метафорический, а совершенно реальный.

Как в таких непростых условиях сохранить свою личность? Героиня умудряется находить нечто увлекательное даже в процессе разборки постиранных чулок и носков, рассматривая заваленный ими стол как палитру и обнаруживая аналогии в человеческой жизни. И проявляет сочувствие к требующим починки вещам, которые сами о себе позаботиться не могут, а вот она сейчас заштопает дырки и вернет на место пуговицы… И, конечно, в повести множество душевных зарисовок, посвященных обитателям этого пансионата, их порой причудливым судьбам и таким разным характерам.

В книге мастерски смешаны черты разных стилей и жанров, благодаря чем появляются объемные выразительные картины, в которых и любовь, и память о прошлом, и надежды, и печаль – всё многообразие потока жизни.

«Иногда, уходя на работу, отец оставлял дочери жестяную коробку с шурупами и говорил: «Вот, придумай игру». И тогда «железное содержимое» извлекалось на покрывало полуторной кровати родителей, и шурупы по мановению волшебной палочки воображения превращались в солдат. И начинался парад. Шеренги пехотинцев выстраивались по два или по три в ряд, затем происходили сложные перестановки, звучали отрывистые команды. Впереди стояли самые могучие воины — толстые короткие шурупы с большими плоскими шляпками, за ними шла малоустойчивая гвардия тонких. Равновесие им давалось с трудом, и Женька хотела побыстрее увести их на поле сражения, и там одним удачным броском подшипника из той же банки старалась «положить» всю «гвардию» в нижний бой. Им, возможно, удастся спрятать свои маленькие головки, и они будут ползти по-пластунски, а какой-нибудь самый смелый «солдат-шуруп» заберётся во вражеский тыл…

Боковые фланги собирали разнокалиберный шурупный сброд, там даже попадались гвозди, гайки и шайбы. В представлении Женьки это было что-то вроде штрафных батальонов, о которых она слышала, но понятия не имела, что это значит. Послевоенное дитя с удовольствием играло в войну, не подозревая о том, что её семья, возможно, одна из тысячи, в которой никто не пострадал…»


«Солончаковая пустыня напоминала искусанную зубами губу: запекшаяся, жаждущая. В поле зрения не было ничего, кроме следов засухи: пересекающиеся трещины и здесь, и там колючки, которые выросли из сердца пустыни и терлись лицом о ее лицо. Безмолвие солончака изредка тревожил легкий ветерок, обжигая голову и лицо мужчины зноем и раскаленным песком. Мужчина, одетый в рубашку на голое тело, снял ее, вытряхнул и хотел надеть опять. Коснулся рукой головы, шеи, груди — всё было в пыли и полно песка… А руки — по-прежнему синевато-сизые!

Когда он утром, испуганно озираясь, покидал село, ему встретился мальчишка, уставившийся на его лицо и руки, потом с любопытством спросивший:

— Господин! А почему у вас руки синие? И лицо тоже?!

И он попытался прикрыть лицо и выскочить из джунглей мальчишеского любопытства:

— Не знаю, не знаю…

Но паренек не отставал, бежал вприпрыжку.

— А синева такая же, как лицо у Луноликой!»

Свет любви и веры

Что волнует современного человека, не то ли самое, что и далеких предков? Вечные вопросы о любви, добре и зле, горести и радости… В этом издании собраны рассказы современных иранских писателей, среди авторов — Реза Амир-Хани, Сейед Мехди Шоджаи, Надер Эбрахими, Сара Эрфани. Из произведения полны переживаний, порой парадоксальны, но их герои всегда живые и искренние.

Вот сельский учитель, человек тихий и скромный, он, наверное, читал многие из тех изысканных строк, что сложили персидские поэты во славу любви и красоты. Но сам он ни о чем подобном даже грезить не осмеливался. И однажды произошла невероятная встреча. Если бы не искушение поцеловать таинственную пери… Но не успел учитель с этим искушением справиться. А мгновение спустя понял, что теперь всякий встречный будет знать об этой слабости – одинаковыми безобразными пятнами покрылись их лица. Чтобы спасти возлюбленную от позора, чтобы никто не мог сравнить эти отпечатки, он бежит в пустыню, не взяв даже воды. Однако на пороге гибели находит удивительную разгадку. Впрочем, общую таинственность она только усиливает.

Герои рассказов оказываются перед необходимостью делать сложный выбор и принимать важные решения, они проявляют неподдельную храбрость и испытывают страх, совершают верные шаги и допускают ошибки, горюют и радуются. Каждый человек сомневается, размышляет, всматривается в окружающих, перебирает в памяти драгоценные мгновения счастья. Ищет единственно верный ответ на вопрос о собственной идентичности, надеется встретить и сохранить единственную и, конечно, настоящую любовь.

«Мы с ней шли к заливу и сидели у воды — секунды летели — а возле своей лодки сидел лодочник из Куджара — у него очень голос хороший был. Иногда он оборачивался и спрашивал: не хотите по заливу покататься? Там, на отдалении, еще красивее. И мы наконец согласились покататься по заливу. Лодочник обрадовался. Он очень хотел задать нам вопрос, но не знал, как высказать. Он пальцами показывал на нас нам же самим и говорил: вы… двое?.. вы двое? Но в конце концов так ничего и не спросил… Лодочник из Куджара смеется и отвечает: нет, господин, уж будьте уверены! Ни разу я вас двоих не видел. Если они в этих краях объявятся, я скажу: всех пассажиров Энзели знаю до единого. Таких людей, которых вы ищете, тут не бывало. В прошлом году, может быть, но не в этом… И мы бежим прочь от моря — вдали от дороги — и хохочем громкими голосами, и поем ту же песню, что и он пел, и слышим, как он окликает нас: приходите каждый день!»


«Если Вселенной правят незыблемые законы, то мифические боги Древней Греции и Рима бессильны. Они не могут по своей воле менять мир, чтобы чинить человечеству хитроумные препятствия. И это относится не только к Зевсу, но и к ветхозаветному Богу. Разве можно остановить Солнце в небе, если оно не обращается вокруг Земли, а его движение по небу на самом деле объясняется вращением Земли? Если бы Земля внезапно остановилась, на ее поверхности возникли бы такие силы, которые уничтожили бы все творения рук человеческих, да и самих людей заодно.

Разумеется, сверхъестественные действия — это ровно то же самое, что чудеса. То есть именно то, что обходит законы природы. Бог, способный создать законы природы, предположительно должен быть способен и игнорировать их при желании. Правда, несколько настораживает тот факт, что законы очень часто обходились тысячи лет назад, до изобретения современных технических средств, которые могли бы это задокументировать, а в наши дни такого почему-то не случается.

Так или иначе, даже если мы имеем дело со Вселенной, где чудес не бывает, если мы сталкиваемся с фундаментально простым фундаментальным порядком, можно сделать два различных вывода. Один сделал сам Ньютон, а до него похожих воззрений придерживались и Галилей, и множество других ученых на протяжении долгих лет: этот порядок создан Божественным разумом, благодаря которому существует не только Вселенная, но и мы, причем мы, люди, были созданы по его образу и подобию (а многие другие прекрасные и сложные существа, очевидно, нет). Другой вывод — что не существует ничего, кроме самих законов. Эти законы сами потребовали, чтобы возникла наша Вселенная, чтобы она развивалась и эволюционировала, и мы — неизбежный побочный продукт действия этих законов. Может быть, эти законы и вечны, а может быть, и они когда-то возникли — в результате какого-то пока не известного, но, вероятно, чисто физического процесса.

О том, который из этих сценариев верен, и по сей день спорят философы и теологи, а иногда и ученые. Мы не можем сказать наверняка, какой из них описывает нашу Вселенную, и, возможно, так этого и не узнаем. Все дело в том, что окончательно решать этот вопрос будут не надежды, стремления, откровения или отвлеченные размышления. Если нам вообще удастся получить ответ, его даст исключительно исследование окружающего мира».

Лоуренс Краусс. Все из ничего: Как возникла Вселенная

Если современные ученые с помощью уже известных законов могут описать эволюцию Вселенной, то почему не попробовать рассказать о ее вероятном будущем? Другой рассматриваемый в книге вопрос – что же такое «ничто»? С научной точки зрения. Еще столетие назад его можно был определить как совершенно пустое пространство, в котором нет никаких реальных материальных сущностей. Но, как выяснили ученые в последние десятилетия, что большая часть энергии во Вселенной пребывает в пока еще необъяснимой нами форме, пронизывающей все пустое пространство. «Вот почему, думается мне, очень важно, что Вселенная, которая возникает из ничего, — так, как я старался это описать, — возникает естественным и даже единственно возможным образом, все больше и больше соответствует всем нашим знаниям о мире. Эти знания — результат не философских или богословских размышлений о морали, не каких-то спекуляций о доле человеческой. Нет, они основаны на поразительных, увлекательных достижениях эмпирической космологии и физики элементарных частиц». Поэтому недостаточно просто определить «ничто» как «несуществование».

В тексте Лоренс Краусс рассказывает, что нас ожидает в далеком будущем, когда нашу галактику окружит пустое и неизменное пространство, и почему тогда ученые не смогут отыскать никаких следов расширения Вселенной.

«В каком-то смысле обнаружить, что живешь во Вселенной, где всем правит ничто, интересно и восхитительно. Структуры, которые мы видим, вроде звезд и галактик, возникли из ничего в результате квантовых флуктуаций. В среднем полная ньютоновская гравитационная энергия каждого объекта во Вселенной равна — ничему. Наслаждайтесь этой мыслью, пока есть возможность, поскольку, если все это правда, мы живем чуть ли не в самой худшей из вселенных, по крайней мере с точки зрения будущего всех живых организмов.

Вспомним, что всего 100 лет назад Эйнштейн разработал ОТО. Тогда все считали, что наша Вселенная неизменна и вечна. Более того, Эйнштейн не просто высмеял Леметра за предположение о Большом взрыве, но даже выдумал космологическую постоянную, лишь бы сохранить стационарную модель Вселенной.

Сейчас, по прошествии века, мы, ученые, можем гордиться, что открыли столько фундаментального — и расширение Вселенной, и реликтовое излучение, и темное вещество, и темную энергию.

Но что таит в себе будущее? А будущее наше очень поэтично. Если можно так выразиться. Вспомним: вывод о том, что в расширении нашей Вселенной доминирует энергия пустого на первый взгляд пространства, делается на основании того факта, что расширение происходит с ускорением. И, как и ранее обстояло с инфляцией и как описано в предыдущей главе, наша наблюдаемая Вселенная стоит на пороге расширения со скоростью больше скорости света. А со временем из-за расширения с ускорением все станет только хуже.

Это означает, что чем дольше мы будем ждать, тем меньше сможем видеть. Галактики, которые мы видим сейчас, в один прекрасный день начнут удалятся от нас со сверхсветовой скоростью, а это значит, что они станут для нас невидимыми: свет, который они испускают, не сможет преодолеть расширяющееся пространство и никогда до нас не долетит. Эти галактики исчезнут с нашего горизонта.

Произойдет это не совсем так, как вы, возможно, себе представляете. Галактики не то чтобы вдруг погаснут и вмиг исчезнут с ночного неба. Просто по мере приближения скорости их удаления к скорости света будет увеличиваться красное смещение. В конце концов весь видимый свет от них сдвинется в инфракрасное, микроволновое, затем радиоизлучение и так далее до тех пор, пока длина волны света, который они испускают, не станет больше размера видимой Вселенной, и в этот момент их можно будет официально признать невидимыми.

Можно посчитать, сколько времени это займет. Поскольку галактики в нашем скоплении связаны взаимным гравитационным притяжением, они не удаляются от нас в связи с фоновым расширением Вселенной, которое открыл Хаббл. Галактики за пределами нашей группы находятся примерно на 1/5000 расстояния до той точки, где скорость удаления объектов приближается к световой. Чтобы туда добраться, у них уйдет около 150 млрд лет, примерно в 10 раз больше нынешнего возраста Вселенной, и тогда весь свет от звезд в этих галактиках сдвинется в красную сторону примерно в 5000 раз. Примерно через 2 трлн лет их свет сдвинется в красную сторону настолько, что длина его волны станет равна размеру видимой Вселенной — и вся остальная часть Вселенной буквально исчезнет.

Казалось бы, 2 трлн лет — большой срок. Так и есть. Однако с космической точки зрения это отнюдь не вечность. Самые долгоживущие звезды главной последовательности (у которых такая же эволюционная история, как и у нашего Солнца) проживут гораздо дольше Солнца и через 2 трлн лет будут еще вовсю светить (в то время как наше Солнце погибнет всего через 5 млрд лет). Так что в отдаленном будущем на планетах вокруг этих звезд вполне могут быть цивилизации, черпающие энергию от своих светил, с водой и органическими соединениями. И астрономы с телескопами тоже вполне могут быть. Посмотрят они в космос — а там все, что мы видим сейчас, все 400 млрд галактик, составляющих на сегодня нашу видимую Вселенную, возьмут и исчезнут!»





1776
просмотры





  Комментарии


Ссылка на сообщение26 апреля 2019 г. 19:53
Спасибо, две книжки взял на карандаш.


⇑ Наверх