Колин Гринлэнд — английский писатель-фантаст и исследователь новой волны в фантастике, на русском языке в 1993 году выходил всего лишь один роман «Вернуть изобилие».
https://fantlab.ru/edition31901
Гринлэнд читает курсы писательского мастерства в Кембридже, известен как исследователь новой волны в фантастике, автора ряда публикаций по истории фантастики. Живет вместе с Сюзанной Кларк («Джонатан Стрендж и мистер Норрелл», «Пиранези»), сам практически уже не пишет художественную литературу, занимается литературоведением.
Подробнее о Гринлэнде писал Владимир Аникеев — см. https://fantlab.ru/blogarticle62119
Анджела Картер
Предисловие к книге Колина Гринлэнда «Майкл Муркок: Смерть — не преграда»
Первое, что чувствуешь, читая обстоятельные и информативные ответы Майкла Муркока Колина Гринлэнду — утонченному, умному, знающему исследователю, — так это:
«Вот ведь идиот! Он всё выкладывает начистоту!».
Муркок бесхитростно делится секретами своего бизнеса: рассказывает, как он это делает и как это делается в принципе. Например, вот как соорудить роман в жанре «меча и магии»: разделить 60 тыс. слов на четыре части («по 15 тыс. слов каждая»), потом каждую — на шесть глав. Пускай каждые четыре страницы происходит что-нибудь отпадное, чтобы у читателя отвисала челюсть. А как насчёт сюжета? О, достаточно обязательного числа вариаций, например, темы «шесть дней на спасение мира, и ни днём больше». Вполне сойдёт.
Теперь следует начертить карту свежеизобретённого мира, чтобы чётко представлять себе, где находишься в каждый момент. Составить детальный план действий, чтобы понимать, что происходит. Сесть за работу.
Начать.
Легко ли это? Нет. Действительно, почему все этим не займутся?
Если вы умеете печатать быстро, то, возможно, потягаетесь с показателями молодого сильного Муркока, который, по собственному утверждению, выдавал пятнадцать тысяч слов в день — и не слишком утомлялся. К счастью, он немного сбавил обороты с тех пор, иначе весь мир бы заполнился сочинениями Муркока, которые, по впечатлению, нескончаемым потоком изливаются из его машинки.
Итак, залог успеха — индустриальный подход, энтузиазм и умение быстро печатать. По крайней мере, вроде бы это Муркок утверждает. Кажется, он твёрдо намерен сорвать все покровы тайны со своего мастерства. Он концентрирует внимание на «крафтовом» аспекте — структуре. Всё дело в структуре...
Индустриальный подход, приложения усилий, техника. Как научиться грамотно прикладывать усилия в индустриальном подходе? Приложить их. Как насчёт техники? Она приобретается чтением. Хотите написать роман? Неплохо бы сначала прочесть какой-нибудь. Несколько. Почитайте книги по истории, географии, антропологии. Древние эпосы, мифы, романсы. Читайте надписи на сигаретных пачках, коробках с овсяными хлопьями, читайте вчерашние газеты. Муркок предстаёт здесь чудовищно начитанным человеком, однако тонкость в том, что ненасытное любопытство, побуждающее ко всему этому, не приобретается: с ним нужно родиться.
И чем старательнее Муркок препарирует тайну собственного творчества, тем экстраординарней представляется его невероятная продуктивность. Он с лёгким сердцем швыряется такими советами начинающим писателям фэнтези, как:
«Понадобится перечень чисто фантастических образов; нарочито парадоксальных, например, Город Кричащих Статуй или что-нибудь в этом роде».
Но именно это находят для себя слегка затруднительным те, кому не посчастливилось родиться Майклом Муркоком. В таких ситуациях начинают они грызть кончики карандашей, взирая отсутствующими взглядами в пространство. Большинству из нас изобретение чего-нибудь навроде Города Кричащих Статуй обходится в сутки работы, хотя темпы работы Муркока намекают, что на определённом этапе воображение начинает действовать автоматически — то есть достигаешь стадии, когда твоя фантазия, в некотором смысле, пишет за тебя. Муркок же воспринимает свой талант к созданию красочных парадоксов как данность.
И вот ещё что он принимает как должное: чувство серьёзности всей беллетристической затеи.
«Если вы, подобно мне, верите в простоту добра и непосредственную ощутимость зла, и если зло зарождается из простой жадности, после чего начинает продвигаться всё выше и выше, то необходимо отыскать способ выразить это средствами литературы, не упуская, однако, из виду градиентов света и тени и прочих тонкостей», сообщает он.
Для Муркока беллетристика — главным образом и по сути упражнение в моральности. Он, по собственным словам, верит, что «моральность и структура тесно взаимосвязаны». Его одержимость формой, которая «неизменно выступает решением художественной задачи», не следует путать с приверженностью готовому рецепту, хотя он с радостью выдаст вам рецепты решения самых разнообразных задач, ведь он их все пробовал и проверял.
Эти интервью с мастером-рассказчиком нашего времени позволяют заглянуть в сокровищницу его творческих методик и поэтапно провести читателя по следам его экстраординарной карьеры; они показывают, как она строилась — методично, кропотливо, словно здание. Но в конечном счёте именно жизненный опыт Муркока и его ощущение реальности, его способность оценивать и выносить суждения (не в последнюю очередь применительно к себе самому) придают его прозе выдающееся качество. Хотя, по правде говоря, способность выдавать 15 тыс. слов в день повергает меня в безмолвный трепет восторга. (Действительно, Майк? Пятнадцать тысяч в день? А перерывы на еду у тебя долгие? А в ванную ты успеваешь отлучиться?).
Он ничего не рассекречивает, потому что для него это невозможно. Подлинных тайн бизнеса не существует. Литературное мастерство так же индивидуально, как отпечатки пальцев, пускай даже вся история литературы в определённом смысле увязана с любым рассказом.
Муркок именует себя «популярным» писателем, неизменно проводя скрупулёзное различие между «популярным» писателем и «литератором», хотя в его работах оно зачастую размыто. Муркок любит противопоставлять себя всяким победителям Букеровской премии, выставляя позитивным свидетельством своей инаковости по сравнению, например, с Джулианом Барнсом ранние этапы карьеры, когда он подвизался бездумным сочинительством в сериях вроде Секстона Блэйка* — та ещё потогонка, немногим веселей участи викторианских «писателей за еду» с Граб-стрит. Однако немногие букеровские лауреаты так же проникались литературой, как Муркок.
Секстон Блэйк
К своим любимым писателям он относит Конрада, не забывает сослаться на влияние Балларда, а в особенности — Джорджа Мередита, самого что ни на есть «литератора», ныне, увы, практически забытого грамотными людьми. Муркок вполне сознательно сравнивает свои ранние работы с творчеством Диккенса.
Джордж Мередит (1828-1909)
Диккенс в своё время считался «популярным» автором, кто ж спорит. Он остаётся одним из самых популярных авторов всех времён, и замечание Муркока весьма важно. Все классические сериалы BBC и телепостановки «Театра на диване» основаны на романах, бывших бестселлерами своего времени. Но время то миновало, литература оказалась оттеснена сперва кино, а затем телевидением, которые приняли на себя множество важных романных функций. Раньше отцы по вечерам читали в семейном кругу обязательного Диккенса — очередной выпуск печатаемых с продолжением в «Домашнем чтении» Крошки Доррит или Лавки древностей.
Роман Чарльза Диккенса «Крошка Дороти» печатался в впусках с продолжением в журнале «Доманее чтение с 1855 по 1857 годы.
Мыльные телеоперы, сериалы в тринадцати частях, «трёхэтажные» минисериалы — все они прямо перетянули на себя значительную часть функций, какую раньше выполняли печатаемые с продолжением романы. Зачастую и удовольствие от совместного восприятия аналогично, хотя касательство к жизни (и даже фэнтези, если на то пошло) эти работы обычно имеют куда меньшее. Но даже самые преданные фанаты не станут нынче собираться в семейном кругу ради печатаемых с продолжением романов Муркока. Правда, мне кажется, что сага об Элрике вполне достойна лечь в основу великолепного многосезонного телесериала.
Таким образом, в наши дни, чтобы считаться «популярным» писателем, необходимо дарить читателям то, чего они не могут получить от телевидения: восторг, драматический порыв, серьёзность. Если Муркок подобен Диккенсу по литературной продуктивности (больше слов! больше книг!), то схожи они с Диккенсом и в наслаждении гротеском, эксцентрикой, непредсказуемостью развития событий.
Его искренняя щедрость душевных порывов выплёскивается за пределы ортодоксальных пространства, времени и нарратива, но вместе с тем Муркок — это сложно, да, но упрощению не поддаётся — очень английский автор. Нет-нет, ничего общего с самодовольным пафосом очередного фигуранта букеровского расстрельного шорт-листа. Английский в том смысле, что продолжает великие традиции мюзик-холлов и страшных рассказов по пенни за выпуск, пантомим и курортных клоунад, радикального диссидентства и постоянных вопросов к обществу — к изнанке империализма, если угодно.
Если огромный творческий багаж Муркока в цельности свой воплощает моральную драму битвы добра и зла, то постановщиком её можно считать Владыку Беспорядка, и работы его — наилучшее приближение к бесконечному карнавалу, какое можно найти в современной англоязычной литературе.
Анджела Картер
Лондон, 1991
Перевод К.Сташевски
*) Секстон Блейк — вымышленный персонаж, детектив, который с 1893 года снимался во многих британских комиксах, романах и драматических постановках. Приключения Секстона Блейка были представлены в большом количестве британских и международных публикаций (на многих языках) с 1893 по 1978 год, включающих более 4000 рассказов примерно 200 разных авторов. Блейк также был героем многочисленных немых и звуковых фильмов, радиосериалов и телесериалов 1960-х годов британского ITV.
Оглавление:
•. Вступление (Анджела Картер), стр. 7
1. Шесть дней на спасение мира (Меч и магия) , стр. 17
2. От Портобелло до Края Времени (Комедия и научная фантастика), стр. 51
3. Черные шляпы и белые маски (Комиксы и комедия дель арте), стр. 89
4. А как бы вы поступили? (Дидактическая литература), стр. 121
5. Непривычное хорошее время (Нелинейная проза), стр. 161
6. Структурные ошибки (Где пошло не так), стр. 197
7. Шанс на лучшее завтра (Имитация и повторное моделирование), стр. 223
цитировать
свернуть ветку
