Малыш Антон отнюдь не случайно вернулся из Гонконга в Нью-Хейвен в тот самый день, когда Папа Шиммельхорн закончил установку антигравитационного устройства под капотом своего прогулочного парового кабриолета «Стэнли Стимер» 1922 года выпуска. Целую неделю Папа пребывал в глубокой опале если не у фортуны и в глазах мужчин, то по крайней мере у Мамы Шиммельхорн, своего работодателя Генриха Людезинга, миссис Людезинг, пастора Хундхаммера и двух дьяконов церкви пастора — все они застали его с поличным за великим проступком с певицей-сопрано по имени Дора Гроссапфель, работавшей на полставки, причём их нашли на хорах, где им самим, несомненно, нечего было делать в прекрасный, тёплый июньский вторник.
Старый Генрих, руководствуясь высокими моральными принципами, отстранил его на две недели от работы бригадиром на фабрике часов с кукушкой Людезинга. Мама Шиммельхорн, куда менее церемонно, оторвала супруга от мисс Гроссапфель при помощи своего жёсткого чёрного зонтика, а затем энергично применила его к ним обоим. Мисс Гроссапфель испортила свою тушь, жалобно рыдая, а миссис Людезинг ошибочно приняла её за жертву то ли изнасилования, то ли совращения. Затем Мама Шиммельхорн с позором повела его домой за ухо, подталкивая всю дорогу зонтиком и шипя:
— Ф фосемьдесят с лишним лет — ах! Грязный старикашка! Теперь ты будешь сидеть ф дер доме. Никогда больше йа не отпушшу тебя одного!
Папа удалился в свою подвальную мастерскую к более приятной компании старого полосатого кота Густава-Адольфа, чьи вкусы и инстинкты были очень похожи на его собственные, и посвятил несколько дней сборке и установке любопытной смеси клапанов, шестерёнок, трубок, соленоидов и странно сформированной керамики, которые составляли функционирующее сердце его изобретения в устройстве, напоминающем (только если смотреть на него под правильным углом) незаконнорождённое потомство полупрозрачной бутылки Клейна.
Завершив работу, он разжёг котёл и стоял над ним, пока в нём не создалось достаточное давление пара.
— Ах, Густав-Адольф, — воскликнул он, — как это мило, что я гений! Предстафь только — никто другой не знает, что для антиграфитации фам нушен пар фместо электричестфа, которое только дер мешает. Унд йа сам не знаю, почему, потому что это фсё в моём подсознании, как сказал мне герр доктор Йунг ф Женеве.
— Мррряу! — ответил Густав-Адольф, поднимая взгляд от своего блюдца с тёмным пивом на захламлённом верстаке Шиммельхорна.
— Ты праф, унд скоро мы уфидим, как это работает. — Папа Шиммельхорн произвёл несколько тонких регулировок и посмотрел на индикатор давления пара на приборной панели. Затем опустил капот и защёлкнул его. — Итак, мы готофы! — воскликнул он. Подумав о пухлой попке Доры Гроссапфель под легко снимающимися эластичными штанишками, Папа забрался на водительское сиденье. — Ах, как жаль, Густав-Адольф! Предстафь только, моя милая Дора, как йа мчусь среди этих прекрасных дер облакофф, мошет быть на фысоте тфух тысяч футоф! — Вздохнув, он осторожно потянул на себя нечто вроде джойстика, который установил там, где в обычном автомобиле был бы рычаг переключения передач, и «Стэнли Стимер» начал бесшумно подниматься — шесть дюймов, фут, два фута. Папа повернул ручку рычага влево, затем вправо, и машина повернула вместе с ней. Он наклонил нос вверх, а затем вниз. — Чюдесно! Как там они гофорят про эти глюпые ракеты? — фсе системы ф порядке. А теперь, Папа, фсё, что тебе следует сделать, это подошдать, пока Мама успокоится, и тогда мы снофа будем гоняться за милыми кошечками…
На заднем плане хор часов с кукушкой начал отмечать двенадцать часов — и в этот момент Малыш Антон, припарковав свой Мерседес 300 SL прямо за углом, постучал в дверь подвального гаража.
— Что такое? — Папа Шиммельхорн плавно опустил машину на четыре колеса, мысленно перебирая дамочек и барышень, которые, зная, что Мама ушла на целый день, могли бы нанести ему тайный визит.
Стук повторился, более настойчиво.
— Эй! — крикнул Малыш Антон. — Это я, твой внучатый племянник! Впусти меня!
— Малыш Антон? — воскликнул Папа Шиммельхорн, вылезая из машины. — Как мило, что ты фернулся от этих китайцефф, но у тебя какой-то другой голос унд дер акцент. Что случилось?
— Я слушал Би-би-си, старина. Открой, и я тебе всё расскажу.
— Доннерветтер, тферь заперта, а ключ у Мамы!
Малыш Антон усмехнулся.
— Только не говори мне, что такой гений, как ты, не смог бы взломать этот дурацкий замок. Ты просто не хочешь, чтобы Мама рассердилась ещё сильнее. Ну ладно тогда…
Мысленно Папа Шиммельхорн видел, как Малыш Антон косит глаза, готовясь дотянуться вокруг пространственного угла до той частной вселенной, к которой имел доступ только он. Папа ждал. Мгновение спустя раздался щелчок замка, и дверь распахнулась.
— Малыш Антон! — прогремел Папа Шиммельхорн, обнимая его и снова отстраняясь, чтобы лучше рассмотреть. — Как ты изменился!
И действительно, Малыш Антон больше не был тем желторотым юнцом, который покинул Нью-Хейвен чтобы искать своё счастье, когда внезапное устаревание сканера Уайлена привело к тому, что топор федерального бюджета обрушился на мечты юного Вудро Людезинга об индустриальной империи, положив им конец. Он был, пожалуй, немного пухлее, чем раньше, но на его гладком, розовом лице не было и следа прыщей, подростковая неловкость исчезла, и он был одет не в грубую, плохо сидящую одежду, в которой прибыл из Швейцарии, а в кремовый костюм тонкого итальянского шёлка, туфли, которые обычно могут позволить себе только киномагнаты и мафия, бледно-шёлковую рубашку, галстук Old Etonian и кольцо с нефритом высочайшего качества.
— О йа! — Папа Шиммельхорн восхищённо покачал головой. — Прямо как мой собстфенный сын, йаблоко от йаблони.
— Совершенно верно, двоюродный дедушка, — ответил Малыш Антон. — Как ты знаешь, я тоже гений. — Из своего бумажника тюленьей кожи он достал визитную карточку.
Папа Шиммельхорн прочёл её. «Пенг-Плантагенет LTD», гласила надпись на английском и китайском: «Гонконг, Лондон, Париж, Брюссель, Рим, Нью-Йорк, Сингапур, Токио и по всему миру», а в углу, скромно, но чётко — «Антон Фледермаус, директор по особым услугам».
— Это, — сказал Малыш Антон, ненадолго утратив свой новый акцент, — означает, что я возглавляю их отдел грязных трюков. Это действительно тяжёлая работа, Пап. Мы крупнейший конгломерат в мире, так что все пытаются нас надуть — коммунисты, арабы, японцы, кто угодно. Я тот парень, который следит за тем, чтобы мы оставались впереди них. — Он ухмыльнулся. — Я справляюсь.
Он рассказал, как Пенг-Плантагенет наняли его, повысили, предоставили ему пентхаус на вершине одного из самых дорогих небоскрёбов Гонконга и позволили не только идеально выучить английский, но и свободно говорить на кантонском и мандаринском диалектах.
— Да, — самодовольно сказал он, — я изменился, но... — он посмотрел на исполинское телосложение, могучие мускулы и большую белую бороду Папы Шиммельхорна, — зато ты ничуть не изменился.
— Конечно, найн! — прогремел Папа Шиммельхорн. — Сынок, я скашу тебе, как сохранить порох, когда ты состаришься — только гоняясь за милыми кисками!
— Мрряу! — решительно согласился Густав-Адольф.
— Унд это не фсё — дер старик фсё ишшо делает нофые маленькие трюки. — Он указал на «Стэнли Стимер». — У меня теперь есть изобретение, которого ишшо никто другой не сделал. Подошди, унд йа покашу тебе...
— Я знаю, — сказал Малыш Антон. — Антигравитация. Вот почему я здесь.
— Что?! Как ты узнал?
— От Пенг-Плантагенета ничего не скроешь.
— Но только Мама знает...
— И, возможно, несколько дюжин хорошеньких кошечек, — произнёс Малыш Антон, ничего не сказав о нежных и информативных письмах, которые писала ему Мама Шиммельхорн. — В любом случае, антигравитация — это то, что Пенг-Плантагенет может использовать. Как ты думаешь, кто организовал тот большой церковный вечер, на который ушла Мама? Кто подстроил, чтобы в их пунше было много водки? Папа, ты нанят. Мы немедленно отправляемся в Гонконг.
— Но… но йа не хочу работать! — запротестовал Папа Шиммельхорн. — Йа только что починил «Стэнли Стимер» и ишшо не сфозил мою Дору на прогулку.
— Послушай, ты взлетишь на этой штуке, и ВВС обязательно тебя собьют. В любом случае, Пенг-Плантагенет нанимает вас обоих — и твою машину тоже.
— Но у меня нет паспорта!
Малыш Антон улыбнулся старой итонской улыбкой. Он полез в карман и вытащил паспорт.
— О да, у тебя есть паспорт. Теперь ты подданный её величества королевы. Как и я. Полагаю, ты всё ещё не понимаешь — Пенг-Плантагенет может исправить что угодно.
— Найн, йа не могу уехать. Мама уше сердится! Если йа поеду ф Гонконг… — При этой мысли Папа Шиммельхорн содрогнулся.
На мгновение воцарилось молчание.
— Папа, — сказал Малыш Антон, — выйди наружу, и я тебе кое-что покажу.
Папа Шиммельхорн неохотно кивнул.
— Ладно, — проворчал он, — но йа фсё рафно не могу поехать.
Он последовал за Малышом Антоном из подвала и за угол. Там стоял элегантный «Мерседес», выкрашенный в императорский жёлтый, с гонконгскими номерными знаками.
— Благодаря Пенг-Плантагенету я прилетел сюда вместе с ним, — гордо заявил Малыш Антон. — Но ты ещё ничего не видел…
Он распахнул дверь, и Папа Шиммельхорн мгновенно преобразился. Его голубые глаза расширились, усы задрожали и в его в горле что-то заурчало.
— Кошечки! — воскликнул он. — Милые кошечки!
— От Пенг-Плантагенета, — сказал Малыш Антон. — Только самое лучшее. И он представил мисс Киттикул (что, как он объяснил, было её настоящим именем) — скромную, девяностопятифунтовую, красиво округлую посылочку из Таиланда, и чуть более крупную, но не менее привлекательную мисс Мактавиш, наполовину шотландку, наполовину китаянку из Гонконга.
Папа Шиммельхорн отвесил им великолепный поклон. Он поцеловал их руки. Он счастливо урчал, пока они хихикали, теребили его бороду и восхищались его мускулами.
— Малыш Антон, — объявил он, — йа изменил сфоё мнение. На сей раз йа пойду работать на Пенг-Панфлажолета. Мама мне не поферит, поэтому ты долшен оставить записку. Скаши ей, что йа еду только для того, чтобы заработать много денег, чтобы она могла купить новые платья и, мошет быть, нофый зонтик. Подошди минуту, пока йа переоденусь.
— Отличное шоу, Папа! — Малыш Антон крепко похлопал его по спине. — Я знал, что в трудную минуту ты не подведёшь. — И милые кошечки тоже довольно замурлыкали от этой новости.
Пятнадцать минут спустя он снова присоединился к ним, великолепно одетый в полосатый блейзер с латунными пуговицами, кричаще-клетчатые брюки, оранжевую спортивную рубашку и открытые сандалии. Затем, получив предостережение ни в коем случае не пытаться взлететь, и после того как его внучатый племянник таинственным образом снова запер дверь гаража, он направил «Стэнли Стимер», сияющий своим свежеотполированным кузовом, выкрашенный в британским гоночный зелёный, вслед за «Мерседесом», настояв лишь на том, чтобы мисс Киттикул ехала с ним.
Всю дорогу до аэропорта он благопристойно ехал всеми четырьмя колёсами по земле, и одной рукой менее церемонно исследовал манящие области её бедра, доступные через разрез китайского платья цвета морской волны. Их ждал новый роскошный самолёт, также окрашенный в императорский жёлтый. Когда они приблизились, он выдвинул широкий трап, и, пока экипаж отдавал честь, Малыш Антон без колебаний въехал на борт, подзывая своего двоюродного деда следовать за ним. Но Папа Шиммельхорн к этому времени был так возбуждён, что не смог устоять перед искушением взмыть на «Стимере» и влететь в грузовую дверь, из-за чего двум наземным диспетчерам пришлось отправиться к психиатру.
Когда они вошли в роскошную кабину, Малыш Антон незаметно толкнул его локтем.
— Хочешь знать, почему Пенг-Плантагенет послал за тобой аж из Гонконга, Папа? — прошептал он ему на ухо. — Дело не только в твоём антигравитационном устройстве — дело в твоём большом яне.
— Ф моём что? Малыш Антон, что ты гофоришь? Унд прямо перед милыми кисками!
— Не волнуйся, — хихикнул Малыш Антон. — Это не то, о чём ты думаешь. Мистер Пенг всё объяснит. Он расскажет тебе о чёрных дырах и драконах, и как твой янь сочетается с антигравитацией.
Во время того полёта в Гонконг Папа Шиммельхорн так наслаждался, жизнью, что напрочь забыл о своём любопытстве по поводу чёрных дыр, драконов, своего яня и антигравитации и смог посвятить всю свою энергию мисс Киттикул и мисс Мактавиш, которые согласились, что он был уникален в их практике; и даже на следующий день, во время его первого интервью с Горацием Пенгом и Ричардом Плантагенетом в их офисах, обшитых тиком и сандалом, на тридцать третьем этаже здания Пенг-Плантагенета, ему было трудно сосредоточиться на научных вопросах.
Мистер Пенг был величественным, безупречно ухоженным китайцем с седыми волосами и оксфордским акцентом. Его костюм говорил о Сэвил-Роу, галстук — о Брасенос-колледже. Мистер Плантагенет был очень высоким, безупречно ухоженным англичанином со средневековыми усами, смелым нормандским носом, оксфордским акцентом и галстуком того же колледжа. Они приняли Папу Шиммельхорна с большой сердечностью, извинились, что из-за занятости не смогли встретить его в аэропорту, и спросили, в достаточной ли мере Малыш Антон позаботился о его комфорте и развлечениях.
Папа Шиммельхорн, вспоминая, как уютно была в постели с мисс Киттикул с одной стороны и мисс Мактавиш с другой, закатил глаза и горячо заверил, что их гостеприимство было абсолютно замечтательное.
— Чентльмены, — прорычал он, — гофорю фам, йа снофа чуфстфую себя йуным парнем, полным пороху!
— Что я вам говорил, сэр? — прошептал Малыш Антон мистеру Пенгу.
Мистер Пенг кивнул, выглядя очень довольным, а мистер Плантагенет одобрительно хмыкнул.
— Мистер Шиммельхорн, — начал мистер Пенг, — нам очень нужна ваша помощь. Расходы не имеют значения. Вы получите богатое вознаграждение.
— Фознаграшдение? Не фолнуйтесь. У меня хорошая работа у старого Хайнриха, где йа делаю часы с кукушкой, унд здесь ф Гонконге мне фесело, так что рад помочь. Кроме того, лутше зофите меня Папа фместо мистер Шиммельхорн, а йа наферное буду зфать тебя Горацием а тфоего друга, чьё имя йа где-то слышал раньше, буду зфать Дик.
Мистер Плантагенет усмехнулся, а мистер Пенг важно склонил голову.
— Папа, — сказал он, — ваши годы и гениальность дают вам право выбирать, как обращаться друг к другу. Теперь я кратко объясню, какая помощь нам от вас требуется.
— Малыш Антон сказал фам, что йа глюпый, а гениальный только ф подсознании?
— Он действительно сообщил нам, как функционирует ваш гений, но это неважно. — Мистер Пенг наклонился вперёд. — Папа, вы понимаете все последствия разработки вами антигравитационного устройства? Истинная антигравитация — это не простая ньютоновская сила. Она имеет такое же отношение к нормальной гравитации, как антиматерия к обычной материи.
В кабинет тихо вошли две очаровательные балийские девушки в своих национальных костюмах, неся подносы с крошечными сэндвичами и холодными напитками в высоких бокалах, отчего глаза и разум Папы Шиммельхорна начали блуждать, но мистер Пенг не обратил на это внимания.
— Это означает, — продолжил он, — что чистые антигравитационные силы могут быть получены только из антиматериальной вселенной, и что вы каким-то образом проникли в такую вселенную. Существует три способа установления контакта с многочисленными вселенными, смежными с нашей. Один — с помощью парапсихологических сил, таких, как те, что высоко развиты у вашего замечательного внучатого племянника. Другой, который, по крайней мере, до сих пор был невозможен, заключается в генерации физических сил, достаточно огромных, чтобы управлять внушающими благоговение феноменами, называемыми чёрными дырами, что возникают при окончательном коллапсе звезды или галактики и из которых не может ускользнуть даже свет. Сами чёрные дыры являются порталами в антиматериальные вселенные, где, как мы полагаем, зарождается антигравитация. Вы понимаете?
— Йа, — сказал Папа Шиммельхорн. — Как шфинктеры
Мистер Пенг не стал ему возражать.
— Третий способ, — закончил он, — который на самом деле был известен и использовался в Индии и Китае в древние времена, заключается в сочетании первого и второго, и, по-видимому, вы использовали именно его.
Папа Шиммельхорн ущипнул двух балийских девушек, когда они проходили мимо, но мистер Пенг, тщательно проинструктированный Малышом Антоном, нисколько не рассердился.
— Грубо говоря, — произнёс он, — наша собственная вселенная является преимущественно янь-вселенной; иначе чёрные дыры не могли бы в ней существовать. На другом полюсе мы находим антиматериальные или инь-вселенные. Инь и янь, мужское и женское начала, являются фундаментальными принципами всего творения. Они всегда должны быть сбалансированы; ни одно не должно чрезмерно преобладать над другим. Когда они разбалансированы, возникают всевозможные проблемы, от социальных волнений до чёрных дыр.
— Как мило! — восхитился Папа Шиммельхорн. — Тойсть теперь йа йань, а маленькие киски топлесс и мисс Киттикул будут инь. Унд йа использофал сфой йань, чтобы эта штюка заработала, даше если йа не знаю почему?
— Именно, — сказал мистер Плантагенет. — Очень ловко выражено, старина. Сам бы не смог сформулировать изящнее.
— Вы действительно использовали свой янь, чтобы заставить это работать, — продолжил мистер Пенг. — Вы применили его, чтобы захватить чёрную дыру, к счастью, очень маленькую, которая теперь, по-видимому, полностью пребывает под контролем внутри этой штуковины, похожей на бутылку Клейна, в вашей машине. Это не может обеспечить нам безопасный прямой доступ к инь-вселенной, но позволит построить портал в другой континуум, который в древние времена поддерживал с нами постоянную связь и с которым мы с Ричардом очень хотим восстановить контакт, ибо инь и янь находятся там в идеальном равновесии. Мы попросим вас спроектировать этот портал...
— Окей, — сказал Папа Шиммельхорн, — йа попробую.
— Но прежде чем продолжу... — мистер Пенг многозначительно помолчал, — я хочу получить ваше твёрдое заверение, что ни единого слова о нашем проекте не просочится ни в мир в целом, ни к вашей жене, и особенно — и я не могу не подчеркнуть это, потому что со временем вы с ними встретитесь — ни миссис Плантагенет, ни миссис Пенг. Они... ну, они не вполне разделяют то, что задумали мы с Ричардом. Возможно, вам будет очень трудно поверить в то, что я собираюсь вам рассказать. Вы слышали о драконах, не так ли?
— Сфятой Дшордше унд Фафнир унд сокрофища унд прекрасные дефы Рейна?
Мистер Пенг подавил дрожь.
— О да, — сказал он. — Но это не те драконы, какие были известны нам в Китае. Видите ли, драконы пришли к нам из той особой вселенной, о которой я говорил, из виртуального зеркального отражения того, чем была наша. Они благодетельны и очень мудры, и пока они жили с нами во времена великого Жёлтого императора, весь Китай процветал. Затем упадок добродетели, и особенно грубые антидраконьи настроения в Европе привели к их полному уходу. Вам достаточно лишь посмотреть на состояние мира сегодня, чтобы понять последствия. Меня это особенно беспокоит. Видите ли, мы с Ричардом не просто тайпаны* конгломератов. На протяжении более двух тысячелетий мои предки были мандаринами высочайшего ранга и наследственными хранителями императорского питомника драконов. На протяжении более двух тысячелетий мы поддерживали нашу традицию со всеми соответствующими церемониями и жертвоприношениями в надежде, что наши драконы вернутся к нам. Вы ведь верите мне, не так ли?
* Могущественные магнаты азиатских многоотраслевых корпораций.
— Почему бы и нет? — ответил Папа Шиммельхорн. — Если гнурры лезут из фсех щелей, то отчего бы унд не драконы?
— Хорошо. Это объясняет мой интерес к проекту. Что касается Ричарда, с которым я познакомился во время учёбы в Оксфорде, то его мотивация столь же сильна, как и моя. Он прямой потомок другого Ричарда Плантагенета, известного как Львиное Сердце, и является законным королём Англии...
— Фаше феличестфо... — вежливо пробормотал Папа Шиммельхорн.
— Спасибо, — сказал его величество. — Да, после того как мы подружились, Гораций объяснил мне влияние драконов на нашу историю. Вся эта ужасная ерунда про святого Георгия и другие ужасные мифы и сказки. Я сразу же отметил их роль в том, что узурпация нашего трона вообще стала возможной. Не то чтобы я имел что-то против нынешней узурпаторши, которая, кажется, очень порядочная женщина, но мне хочется всё исправить, понимаете? Это же просто справедливость, не так ли? Кроме того, у нас с Горацием полно всяких планов. Мы восстановим Китайскую и Британскую империи. Никто не сможет устоять против нас. Мой дорогой Папа, мы будем править миром!
— Что весьма пойдёт ему на пользу, — сказал мистер Пенг. — Но это не главное. Мы запланировали для вас семинары с нашими ведущими учёными и исследователями, которые, уверяю вас, не помешают вашему... э-э-э, отдыху. Они будут работать с вами, пока ваша интуиция не подскажет вам, что проблема решена. Тем временем мистер Фледермаус и наш начальник службы безопасности, полковник Ли, позаботятся о том, чтобы у вас было всё, что вы пожелаете.
Он и мистер Плантагенет встали как раз в тот момент, когда в комнату вошёл высокий китаец с военной выправкой.
— А вот и полковник Ли.
Полковник был средних лет, но в нём не было ничего мягкого.
— Готт ин химмель! — воскликнул Папа Шиммельхорн, когда они пожали друг другу руки. — Что это? Нофый Чингисхан?
— Я стараюсь изо всех сил, — скромно ответил полковник Ли. Затем, к удивлению Папы Шиммельхорна, усмехнулся. — Мой друг Антон говорит мне, что вы человек, близкий мне по духу. Я тоже люблю кошек.
— Верно, — заявил Малыш Антон. — Он знает каждую хорошенькую кошечку в Гонконге, и поверь мне, Папа, ты будешь в безопасности, пока он рядом, где бы ты ни был, что бы ни случилось.
В течение следующих двух недель Папа Шиммельхорн в полной мере наслаждался жизнью. Поздним утром и ранним днём, обычно с двумя хорошенькими малышками-балийками на коленях, он выслушивал лекции шведского физика, бразильского физика, нетерпеливого нобелевского лауреата из неустановленной балканской страны, двух даосских философов-историков, тибетского ламы, индийского мистика, в титуле которого термин «шри» повторялся сто восемь раз, выдающегося британского археолога, особенно интересующегося драконами, и весьма озадаченного писателя-фантаста, привезённого из Южной Калифорнии специально для этой цели. Поскольку почти все лекторы говорили либо по-английски, либо по-французски, либо по-немецки, для него приходилось переводить лишь немногие сессии. Иногда он запрашивал справочные материалы, которые казались неуместными для всех остальных: Книгу Мормона, одиннадцатое издание Британники, собрание сочинений Альфреда Норта Уайтхеда, герра доктора Юнга и Мэри Бейкер Эдди*, справочник для военнослужащих ВМС США, переводы буддийских писаний Махаяны и Хинаяны, и множество других, и быстро их просматривал. Время от времени мистер Пенг и мистер Плантагенет заглядывали к нему, спрашивали о его прогрессе и уходили вполне удовлетворённые, когда тот отвечал, что фсё ф порядке; он чуфстфует, как фсё это фосдейстфует изнутри на его дер подсознание. Почти каждый день он отправлял Маме Шиммельхорн открытку с видами Гонконгской гавани, музеев и церковных зданий, дабы проиллюстрировать культурные аспекты своего визита, которые, по его словам, занимали то немногое время, что оставалось после его напряжённого рабочего дня по разработке специальных часов с кукушкой с этническими нотками для торговой империи Пенг-Плантагенета в Юго-Восточной Азии. Но с наступлением сумерек он, полковник Ли и Малыш Антон посвящали себя охоте за кошечками. Они с полковником стали закадычными друзьями, и Папа смог настолько расслабиться, что никогда не замечал таких мелких инцидентов, как внезапное исчезновение какого-нибудь славянского, восточного или ближневосточного типа, который, по-видимому, следовал за ними. На некоторых из них Малыш Антон просто косил глазами, толкал их — и они исчезали. Без шума и пыли. О других позаботились друзья полковника Ли, которые использовали не столь изощрённые, но не менее эффективные методы.
* Альфред Уайтхед — британский математик, логик, философ; Мэри Бейкер Эдди — американская писательница, основательница движения «Христианская наука». Автор известной книги о духовном врачевании «Наука и здоровье с Ключом к Священному Писанию».
Янь Папы Шиммельхорна процветал, и его исследования шли успешно. Среди изобилия милых кисок Гонконга он в конце концов почти забыл о мисс Киттикул и мисс Мактавиш, позорно пренебрегая ими, за исключением тех случаев, когда, спустя много часов после полуночи, возвращался домой, чтобы восстановить силы несколькими часами сна. Затем он внезапно объявил, что решил проблему и что прикладная технология, стоящая всего несколько сотен долларов, может быть завершена не более чем через неделю.
Мистер Пенг и мистер Плантагенет, разумеется, были в восторге. Они объявили, что завершение задания будет должным образом отпраздновано на великолепном банкете в особняке Пенга. Малыш Антон и полковник Ли были довольны, отчасти потому, что их ожидали похвалы и награды, а отчасти потому, что напряжённый темп, заданный Папой, становился для них утомительным. Только мисс Киттикул и мисс Мактавиш с сильно опечаленными лицами из-за его неверности, не радовались.
Прошло пять дней, и каждый день Папа Шиммельхорн усердно работал вместе с помогающими ему потрясёнными инженерами и учёными Пенг-Плантагенета, собирая очень странную конструкцию. Она включала в себя всевозможные, казалось бы, несвязанные устройства: отдельные части старой швейной машинки Зингера, причудливо переплетённая паутина из медной проволоки и нейлоновой лески, спиральная неоновая трубка, изготовленная по его заказу и заполненная наполовину жидким, наполовину газообразным веществом, которое он собственноручно сварил в лабораториях Пенг-Плантагенета. Конечный результат оказался похож на японские храмовые ворота-тории, частично изготовленные из металла, частично из переливающегося пластика и частично из эктоплазмы; и когда мистер Плантагенет отметил их небольшой размер, поскольку они были шириной в четыре фута и, как он заметил, едва ли достаточно большими, чтобы вместить даже маленького дракона, Папа Шиммельхорн радостно хлопнул его по спине и сказал:
— Фаше феличество, Дикки, не фолнуйтесь! Мы подсоединим его к антиграфитационной машине унд моему йаню, унд тогда — хо-хо-хо! — посмо́трите, как они фырастут!
Прошло пять дней, и каждую ночь Папа Шиммельхорн отправлялся на свою миссию по обновлению и пополнению яня, к большому неудовольствию мисс Мактавиш и мисс Киттикул. Затем, во второй половине пятого дня работ, устройство было активировано в пробном режиме, но без разрешения на расширение. Папа Шиммельхорн подошёл к нему и заглянул внутрь. Он увидел другой Китай и другой мир. Поля были пышными, леса густыми и зелёными. Среди белоснежных облаков, украшавших небо, резвились два красивых алых дракона. А на валуне возле водопада тихо сидел и читал свиток старый седобородый джентльмен в шёлковых одеждах. Очевидно, он был мудрецом.
— Только поглядите! — воскликнул Папа Шиммельхорн.
Мистер Пенг и мистер Плантагенет протиснулись, чтобы посмотреть. Они ахнули от изумления и восторга.
Мудрец поднял взгляд. Он встал и почтительно улыбнулся им. В тот миг, когда Папа Шиммельхорн щёлкнул выключателем, отключая устройство, он, казалось, поклонился в знак приветствия.
— Папа, вы сделали это! — воскликнул мистер Пенг.
— Конечно, йа это сделал, — ответил Папа Шиммельхорн. — Зафтра йа открою их дер полностью, унд фы смошете проехать скфозь них, фозмошно, на лошади или ф экипаше.
Мистер Пенг задумчиво заметил, что конная повозка как раз может оказаться тем, что нужно, на случай, если другой Китай избежал механизации, а мистер Плантагенет вспомнил об элегантном экипаже с парой лошадей, принадлежащем одному богатому голландскому джентльмену, который, как он был уверен, мог бы одолжить его на день или два. Все эти приготовления были немедленно проделаны, и оставшаяся часть дня оказалась посвящена выбору соответствующих подарков для любых представителей властей, которые могли их встретить: пасхальное яйцо Фаберже, принадлежавшее русской царице, прекрасный экземпляр Библии Гутенберга, резные изумруды с Цейлона, подлинник Тициана, два Мане, картины Гейнсборо и Тернера, платиновый чайный сервиз от придворного ювелира покойного короля Фарука, минутный репетир с двумя секундными стрелками-остановочниками от Одемар Пиге* в корпусе из того же металла, и традиционные часы с кукушкой с целым хором поющих йодлем кукушек, которые Папа Шиммельхорн предусмотрительно привёз с собой в саквояже.
* Швейцарская компания-производитель часов класса люкс.
Мистер Пенг с сожалением объяснил, что его жена и миссис Плантагенет за день или два до этого решили отправиться в шопинг-тур по Лондону, Риму, Парижу и Нью-Йорку на своём частном самолёте. Однако он и мистер Плантагенет пообещали, что их отсутствие не позволит омрачить торжества этого вечера; и похоже, всё так, и обстояло, ибо все на банкете были в отличном настроении, и по мере того как одно редкое китайское блюдо сменяло другое, было произнесено множество тостов за их завтрашний успех, за триумфы, которые он обязательно принесёт, и за гения, который сделал это возможным.
Гений, который чувствовал себя так, словно его янь ещё никогда не был в столь прекрасной форме, совершенно беспристрастно делил своё внимание между ужином, тостами и двумя чрезвычайно милыми кошечками, которые сидели, прижавшись к нему. Полковник Ли и Малыш Антон способствовали всеобщему веселью, наливая бесчисленные напитки трезвым малопьющим учёным и исследователям, которые служили консультантами Папы Шиммельхорна, пока даже они не стали по-настоящему шумными. Даже мисс Киттикул и мисс Мактавиш, хоть и сидели несколько в стороне от центра внимания, казалось, восстановили своё хорошее настроение, живо хихикая и перешёптываясь друг с другом. О досадном отсутствии миссис Пенг и миссис Плантагенет вскоре забыли даже их мужья, и все великолепно провели время.
В Нью-Хейвене, в день исчезновения Папы Шиммельхорна, Мама Шиммельхорн вернулась с церковного собрания гораздо позже, чем обычно. Она была малость навеселе — водка Малыша Антона сделала своё дело — и пребывала в добродушном настроении, почти — но не совсем — готовая простить своего мужа. Напевая «Вниз по ручью от старой мельницы»*, Мама отперла входную дверь.
— Йа дома, Папа! — крикнула она.
* Down By Der Old Mill Shtream — популярная американская сентиментальная песня начала XX века о ностальгических воспоминаниях первой любви, встреченной у старой мельницы.
Затем прислушалась. Единственным ответом было хриплое «Мрряу» из подвала. «Мошет быть, Папа уснул?» — подумала она, спускаясь по лестнице.
Мама отперла дверь мастерской, и Густав-Адольф, громко мяукая, потёрся о её ноги, чтобы известить о том, что он умирает с голоду. Она включила свет. Папы Шиммельхорна нигде не было видно. «Стэнли Стимер» тоже исчез. Мама страшно нахмурилась. Её чёрное платье зашуршало, когда она подошла к двери гаража. Та была надёжно заперта.
— Фот так! — воскликнула она. — Ты снофа сбешал. Чтобы спать с голыми женшшинами, ф то фремя как долшен думать о том, что, мошет быть, не смошешь попасть на Небеса, когда умрёшь! Грязный ста...
Затем Мама заметила записку, которую Малыш Антон оставил прикреплённой к стене над верстаком. Она сорвала её.
Дорогая, дорогая двоюродная бабушка (прочла она), я очень сожалею, что не застал тебя, проделав долгий путь из Гонконга, тем более что забираю Папу с собой.
Мои работодатели хотят, чтобы он разработал совершенно особенные часы с кукушкой. Они щедро заплатят, дадут ему огромную премию, и он пробудет там совсем недолго. Папа сказал мне, что, когда вернётся, то поведёт тебя по магазинам за новыми платьями и новым зонтиком!
С любовью, твой Малыш Антон.
А ниже было нацарапано простое сообщение: Йа лублу тебя, Мама!! и подпись: Папа хххххХХХХ!
Она прочла записку дважды.
— Хмф! — фыркнула она. — Так фот как дферь открывается, унд при этом остаётся заперта. Малыш Антон! Ф нофую дер парасолю йа я не ферю, Но, мошет быть, на этот раз фсе будет по-другому. Малыш Антон теперь хороший мальчик. Похоше, китайцы рассказали ему фсё о Конфуции и о том, как быть фешлифым со стариками. Ладно, йа подошду унд посмотрю.
Успокоившись, она снова поднялась наверх, покормила Густава-Адольфа печёнкой и устроилась в кресле, чтобы выпить чашку чая и позвонить миссис Хундхаммер. В течение следующих двух недель, всякий раз, когда пробуждались её подозрения, она снова успокаивалась, ибо почти сразу приходили открытки с видами китайских достопримечательностей от её мужа или Малыша Антона. Но через несколько дней после того как Папа Шиммельхорн объявил о решении поставленной перед ним проблемы, её спокойствие снова было нарушено.
Вскоре после завтрака зазвенел дверной звонок, и она с нетерпением открыла, предвкушая приятный теологический диспут с двумя знакомыми свидетелями Иеговы. Но вместо них на крыльце стояли две самые элегантные пожилые дамы, каких она когда-либо видела. Каждая была довольно высокой; обе были прямыми, как палки и, несмотря на свой возраст, всё ещё оставались привлекательными. Одна была китаянкой; другая, судя по тому, как она одевалась и держалась, могла быть только англичанкой. У бордюра позади них стоял блестящий лимонно-жёлтый «роллс-ройс» с шофёром и лакеем в ливрее, с гонконгскими номерами.
— Прошу прощения, — очень тихо произнесла китаянка. — Вы миссис Шиммельхорн?
Мама Шиммельхорн с одного взгляда оценила ситуацию.
— Йа, — сказала она, — йа Мама. Что он ишшо натворил? — Она отступила, чтобы они могли войти. — Заходите унд присашифайтесь, а йа сейчас принесу дер чай. — Её чёрное платье шуршало, когда она сновала взад и вперёд. — Фсегда, когда он фырыфается на сфободу, слючаются проблемы с голыми женшшинами, иногда только с одной, как с Дорой Гроссапфель, иногда с четырьмя или мошет быть, с пятью. Но на этот раз, когда он с Малышом Антоном, которого научили Конфуцию...
Пожилые дамы обменялись взглядами.
— ...на этот раз я подумала, что мошет быть, он будет хорошим. Штош, мы шифём унд учимся...
Перечисляя часть длинного списка плотских грехов Папы Шиммельхорна, она подала чай и печенье, села в кресло, позволив Густаву-Адольфу вспрыгнуть на колени, и позволила миссис Пенг и миссис Плантагенет представиться и рассказать свою историю.
Они сообщили ей, что всего за день или около того перед этим их посетили две молодые женщины, работающие в фирме их мужей — мисс Киттикул и мисс Мактавиш. Обе они считали — и им было крайне неприятно об этом говорить, — что Папа Шиммельхорн злоупотребил их расположением. Они были настолько расстроены, что раскрыли суть проекта, для которого его наняли — миссис Пенг сделала всё возможное, чтобы объяснить технические аспекты чёрных дыр, антигравитации, инь и янь, — чтобы спроектировать проход в другую вселенную, где были драконы и всё ещё процветала Китайская империя.
Мама Шиммельхорн встала.
— Доннерветтер! Йа не понимаю, что такое йань унд инь, а такше чорные дыры, если не шшитать той, что ф Калькутте*. Но Папа — это другое. Если не голые женшшины, то путешествия по фремени унд гнурры, а то унд непристойные часы с кукушкой. Такие фот грязные делишки. Штош, теперь я полошу этому конец!
* Калькуттская чёрная дыра — тюрьма, где в 1756 г. в тесной камере задохнулись две сотни заключённых англичан.
— Мы надеялись, что вы сможете, — горячо сказала миссис Плантагенет. — Уверяю вас, у меня нет никакого желания становиться королевой Англии. В моём возрасте я никак не справлюсь с этой ужасной лейбористской партией. Кроме того, Ричард постоянно говорит о крестовых походах против сарацинов, и хотя, осмелюсь сказать, они этого заслуживают, сейчас кажется немного поздновато для такого рода вещей, не так ли?
— Примула совершенно права, — заявила миссис Пенг. — Я и сама, безусловно, не хочу быть императрицей Китая, окружённой евнухами, рабынями, дворцовыми интригами и прочим подобным вздором. Гораций, конечно, пообещал мне, что ему не нужен трон, но других кандидатов нет, и... ну, вы же знаете, каковы мужчины.
Мама Шиммельхорн мрачно подтвердила, что действительно знает.
— Но хуже всего то, — продолжила миссис Пенг, — что он хочет вернуть драконов, хотя знает, что я терпеть не могу змей, ящериц и всех этих ужасных ползучих тварей. Видите ли, в древнем Китае его семья присматривала за ними, и они очень привязались к этим существам. Вы можете представить себе, чтобы в небе оказалось полно драконов, миссис Шиммельхорн?
— Драконы? — фыркнула Мама Шиммельхорн. — Герр готт! Хфатит с меня чаек унд гадяшших скворцов! Кашдый день их тут полное крыльцо — фы не поферите!
— Вот именно, — сказала миссис Плантагенет, отставив свою чашку. — Нам лучше позвонить и узнать, как у них продвигаются дела. Я оплачу звонок со своего счёта.
— Телефон ф прихошей, — сказала Мама Шиммельхорн.
Через пять минут её гости вернулись с серьёзными лицами.
— Ваш муж уже сконструировал своё устройство и собирается провести предварительные испытания, — объявила миссис Пенг. — Однако, по словам мисс Киттикул, он не планирует совершать прорыв до позднего завтрашнего вечера. Если мы поторопимся, то ещё сможем успеть вовремя. Вы поедете в Гонконг, миссис Шиммельхорн?
Выражение лица Мамы Шиммельхорн сделало бы честь Великому Инквизитору.
— Йа, я поеду! — сказала она им. — Мы допифаем чай, унд йа посфоню миссис Хундхаммер, чтобы она пришла унд покормила моего Густава-Адольфа, унд мы сразу ше отпрафимся. — Она подняла свой зонтик. — Папа, — провозгласила она, взвешивая его, — на сей раз, когда йа тебя поймаю, то застафлю тебя шелать, чтобы йа оказалась фсего лишь драконом фместо Мамы Шиммельхорн!
Пятнадцать минут спустя, с чёрной шляпой, крепко сидящей на голове, и руками, уверенно сложенными на ручке зонта, она ехала между своими новыми подругами на заднем сиденье лимонно-жёлтого императорского «роллс-ройса», направляясь в аэропорт. Окружающая роскошь нисколько не впечатляла её. Разум Мамы был фиксирован на одной цели, и она мрачно улыбалась, размышляя над ней.
Из соображений безопасности Папа Шиммельхорн установил свои межпространственные ворота внутри огромного склада, принадлежащего Пенг-Плантагенету; и, прибыв туда ранним утром следующего дня с Малышом Антоном и двумя хорошенькими балийками, обнаружил полковника Ли, уже дежурящего у дверей, и своих работодателей, ожидающих его в одолженном экипаже голландского тайпана рядом со «Стэнли Стимером».
Однажды в юности Папа Шиммельхорн провёл приятное лето в Швейцарии, управляя конным шарабаном, полным щебечущих туристок, перевозя их от одного романтического альпийского уголка к другому, и поскольку кучер тайпана был предусмотрительно отправлен домой, он сразу же предложил занять его место. Как только Папа убедился, что всё готово, он поцеловал балиек на прощание, показал полковнику Ли рычаг, который увеличивал врата, и они с Малышом Антоном взобрались на козлы.
Врата расширились. Перед ними предстал другой Китай. Лоснящиеся, чёрные, сильные лошади били копытами по земле и фыркали. Папа Шиммельхорн потряс вожжами и пощёлкал, побуждая их двигаться вперёд.
— Фот так! — крикнул он. — Драконы, мы идём!
Они проехали через врата резвой рысью, но теперь в окружающем пейзаже больше не было ни скал, ни мудреца, ни водопада. Перед ними лежала широкая, гладкая дорога; она походила на фарфоровую, но копыта лошадей не издавали на ней ни звука. Она не просто ждала их, как большинство дорог, но меняла форму и направление гораздо быстрее, чем следовало бы, и окружающий пейзаж менялся вместе с ней. Они проезжали мимо скал и сосен, бамбуковых рощ и садов, полных цветущих деревьев, и внезапно заметили, что находятся тут не одни. Позади и с обеих сторон их сопровождали транспортные средства, которые одновременно напоминали величественность «Бугатти Роял» и сияющую чистоту изысканного фарфора династии Сун. У них не было колёс, и они бесшумно парили примерно в футе над землёй, а над головой так же бесшумно неслось с полдюжины дискообразных летательных аппаратов. В воздухе пели свою глубокую медную песню колокола.
— Похоже, они достигли значительных технологических успехов! — с опаской сказал мистер Плантагенет.
— Я никак не ожидал ничего подобного! — прошептал мистер Пенг. — Боже мой, надеюсь, что они настроены дружелюбно!
А Папа Шиммельхорн просто снял свою тирольскую шляпу и улыбнулся, помахав им всем.
Затем дорога внезапно сделала крутой поворот и закончилась на лугу между арками великолепных цветов; а в конце её стоял дворец из не отражающего свет стекла и фарфора, огранённый с самой абстрактной и сложной простотой. Перед ним в самой вольной позе растянулся огромный жёлтый дракон; а вокруг него и по обе стороны луг был заполнен сановниками — седобородыми мудрецами, высокими мандаринами в вышитых одеждах, статными мужчинами и женщинами, которые (как вполголоса заметил мистер Пенг) могли быть только вассальными королями и знатью. Между ними, возле головы дракона, стоял пустой трон, искусно вырезанный из целого блока нефрита в более древние и пышные времена, отличавшийся искусной резьбой.
Лошади заметили дракона. С выпученными глазами и прижатыми ушами они взбрыкнули, заметались и встали на дыбы, не обращая внимания на все попытки кучера успокоить их. Затем внезапно дракон посмотрел на них своими огромными золотыми глазами, и они замерли в полной неподвижности, напряжённые и потеющие. Несколько служителей вышли вперёд, чтобы взять их под уздцы, помочь мистеру Пенгу и мистеру Плантагенету сойти, и предложить Папе Шиммельхорну вежливую руку помощи, которую он жизнерадостно проигнорировал. Позади них стояли другие служители, выглядевшие отнюдь не столь сердечно и держащие короткие металлические стержни с кнопками управления на них.
— У них лазеры, Папа! — прошептал Малыш Антон.
— Яволь! — ответил Папа Шиммельхорн. — Прямо как ф «Зфёздных фойнах». Но не фолнуйся. Йа как-нибудь разберусь.
Сановники расступились столь же услужливо, как Красное море перед Моисеем, и мимо них прошёл очень рослый китаец в роскошных одеждах, встав перед Папой Шиммельхорном и глядя ему прямо в глаза. Затем он обратился к мистеру Пенгу, который просто не мог оторвать взгляда от дракона.
— Я, сэр, — заявил он на мандаринском с очень странным акцентом, — принц Вэнь, премьер-министр. Я поражён вашим наглым явлением сюда. Используя необычайные таланты и способности этого человека, вы пересекли запретные границы. Мы наблюдали за вами на протяжении веков... — он жестом указал на дисковидные летательные аппараты, — и даже сохранили понимание вашего варварского языка. Драконы действительно поступили мудро, покинув вас. В вашей вселенной инь и янь опасно разбалансированы. Теперь вы подвергаете опасности наш мир. Если бы у меня не было иного приказа, я немедленно избавился бы от вас и ваших незаконных врат. Неужели вы не представляете себе всей опасности, связанной с вмешательством в функционирование чёрных дыр? — Он содрогнулся. — Но Дочь Небес слишком милосердна. Она постановила, что должна судить вас лично.
Он трижды поклонился в сторону дворца. Зазвонили колокола. Затрубили трубы.
— Д-дочь Небес? — дрожащим голосом спросил мистер Пенг.
— Именно, — ответил премьер-министр. — В нашей вселенной инь и янь находятся в идеальном балансе. Сегодня четверг — следовательно, вы предстанете перед императрицей. Если бы это было вчера или завтра, вас осматривал бы Сын Неба. Только по воскресеньям они правят Китаем и миром вместе.
— Е-естественно, — заметил мистер Пенг.
Премьер-министр жестоко улыбнулся.
— Я обещаю вам, что, как только она увидит, как вы вторглись сюда, выставляя напоказ свой разбалансированный янь прямо перед нашими глазами, она будет столь же беспощадна, как и я.
Снова зазвучали трубы. Толпа придворных и фрейлин вышла из нефритовых дверей дворца, двигаясь в паване абстрактных, строго упорядоченных фигур. В центре, облачённая в богато украшенные, но на удивление прозрачные парчовые одежды и широкий головной убор из золотой филиграни, усыпанный жемчугом и нефритом, шествовала императрица. Даже в зрелом возрасте она была и оставалась красивой, но её глаза были холодными, ясными и расчётливыми, а на лице застыло выражение железной решимости.
Папа Шиммельхорн, который, разумеется, не мог ничего понять из этого разговора, развлекался сладострастным разглядыванием идущих фрейлин, поскольку некоторые из них действительно выглядели очень миленькими кошечками. Но сейчас, посмотрев на императрицу, он сглотнул. Это выражение было ему слишком знакомо. Впервые он увидел его на лице Мамы Шиммельхорн, когда ухаживал за ней и, ослеплённый её девичьей красотой, не смог уловить его значения. У Мамы глаза были серыми; у императрицы — чёрными. Мама была швейцаркой, изначально блондинкой; Императрица, столь же высокая, как она — китаянкой. Но это было неважно. Папа Шиммельхорн инстинктивно понял, что у них много общего, и внезапное паническое предвидение подсказало ему, что нужно спасаться. Но, бежать, судя по всему, было некуда.
Ударили цимбалы. Духовые инструменты издали крик, точно невиданные морские птицы. Императрица прошла сквозь павану и взошла на свой трон. Она хлопнула в ладоши один раз. Наступила мгновенная тишина. Затем обратилась к принцу Вэню на странном, певучем языке, звучавшем подобно флейте; и он долго отвечал на нём же, перемежая свою речь сильными хрустальными нотами в качестве акцентов, когда указывал в сторону их гостей.
Наконец он повернулся к ним.
— Я порекомендовал немедленно растворить вас, — заявил он. — Безболезненно, конечно.
— Это несправедливо! — воскликнул мистер Пенг. — По крайней мере, вы должны позволить нам преподнести наши дары и прошения!
— Это неспортивно! — вмешался мистер Плантагенет.
Императрица заставила их замолчать. Она снова заговорила на своём языке.
— Мне было приказано проконсультироваться с великим Чу-цаем, — объявил принц Вэнь, указывая на дракона. — Дочь Небес желает, чтобы он решил вашу судьбу.
Он и императрица снова заговорили, обращая свои замечания к самому Чу-цаю. Дракон слушал. С огромным достоинством он встал и вытянул огромную шею над придворными, пока его двадцатифутовая голова не оказалась прямо перед Папой Шиммельхорном. В течение долгой минуты, пока Малыш Антон трясся как осиновый лист, и даже премьер-министр затаил дыхание, они смотрели друг на друга. Затем Папа Шиммельхорн, хихикнув, протянул руку, почесал могучий подбородок Чу-цая и подмигнул — и, ничуть не меняя выражения, Чу-цай подмигнул в ответ.
— П-п-папа, — заикаясь, сказал Малыш Антон, когда огромная голова снова отстранилась. — Ты видел, что он сделал?
— Натюрлих, — ответил Папа Шиммельхорн. — Мы понимаем друг друга. Он похош на Густава-Адольфа. Йа думаю, что, фозмошно, он грязный старикашка-дракон.
Внезапно сам Чу-цай заговорил на певучем, переливчатом языке, только его слова и ноты звучали на несколько октав ниже. Он говорил совсем недолго, но императрица кивнула.
— Великий Чу-цай, — с неохотой перевёл принц Вэнь, — говорит, что мы должны подождать. Вам повезло, что мы, будучи гораздо более развитыми, научились разговаривать с драконами тысячу лет назад. Сейчас я узнаю, как долго придётся ждать...
Но прежде чем он успел задать вопрос, Малыш Антон толкнул Папу Шиммельхорна.
— Послушай! — прошептал он. — Ты слышишь то же, что и я?
Папа Шиммельхорн прислушался. То же самое сделали мистер Пенг и мистер Плантагенет. Не было никакой ошибки — по дороге позади них на полной скорости мчался мощный автомобиль, и теперь все смотрели мимо них в том направлении.
Шины визжали на поворотах. Ревел двигатель.
— Ричард, — с опаской сказал мистер Пенг. — Это... это, по-моему, похоже на «Феррари» миссис Плантагенет.
— Мне тоже так кажется! — простонал мистер Плантагенет.
— Вы сказали полковнику Ли, чтобы их ни в коем случае не пускали?
— Гораций, я этого не сделал. В конце концов, они были в Европе! Почему вы сами не сказали?
— Я... я даже не подумал об этом, — признался мистер Пенг.
Раздался последний визг тормозов. Толпа расступилась. Ярко-красный «Феррари» резко остановился рядом с ними. В нём сидели три пожилые дамы, все выглядевшие чрезвычайно рассерженными. Дверца распахнулась, и первой вышла Мама Шиммельхорн. Она игнорировала всё и всех. При виде выражения её лица даже великий Чу-цай уныло фыркнул. С зонтиком наготове она двинулась на своего мужа.
— Ха! — прорычала она. — Ты опять сбешал, чтобы гоняться за плохими дефчонками, играть с драконами унд чорными дырами, унд портить Малыша Антона, чтобы он забыл о Конфуции!
Она крепко схватила Папу Шиммельхорна за ухо и ткнула ему в грудь острым концом зонтика, словно ставя знак препинания.
— Мама! Мама! Битте шён, только не на публике, на глазах у фсех! Только посмотри — на троне императрица Китая!
— Тебе следует изфиниться перед ней! — неумолимо продолжала Мама Шиммельхорн. — Ты прибыл форофать её драконоф унд танцофщиц! Ах, не спорь — просто подошди, пока мы фернёмся домой...
Тем временем миссис Пенг и миссис Плантагенет набросились на своих мужей с несколько большей благопристойностью, но с той же решимостью, а императрица, глядя на эту сцену, повернулась к принцу Вэню и произнесла на певучем языке:
— Великий Чу-цай был прав. Хотя они, конечно, всё ещё варвары, их инь и янь, возможно, не настолько безнадёжно разбалансированы, как ты думал. — Она указала на Маму Шиммельхорн. — По крайней мере, её инь определённо выглядит столь же эффективным, как и его янь. Мы задержим их на некоторое время и узнаем причину появления здесь. Разумеется, мы позаботимся о том, чтобы их врата оказались закрыты и больше никогда не были построены снова. Но кто знает? Возможно, мы сможем помочь им стать по-настоящему цивилизованными.
Итак, в течение трёх дней мистера и миссис Пенг, мистера и миссис Плантагенет, Папу и Маму Шиммельхорн и Малыша Антона принимали по-императорски, лишь с лёгким снисхождением, неизбежным при общении с варварами. Банкет следовал за банкетом, застолье за застольем, одно великолепное зрелище сменяло другое: танцы, драмы и ритуалы, почти невероятные по своему великолепию, ослепляли посетителей, но самым впечатляющим из всех был балет, исполненный для них великим Чу-цаем и его жёнами высоко в воздухе во время грозы. (Довольно покровительственно — и к раздражению мистера Пенга, который, конечно, уже знал об этом — принц Вэнь указал, что драконы, благодаря своим идеальным инь и янь, обладают естественной антигравитацией, и именно поэтому китайские драконы всегда изображались без крыльев.)
Мистеру Пенгу и мистеру Плантагенету дозволили преподнести их дары, которые оказались очень любезно приняты, причём много внимания было уделено пасхальному яйцу Фаберже и особенно часам с кукушкой Папы Шиммельхорна, которые, по утверждению самого императора, отныне будут висеть в императорской опочивальне. Им также разрешили формально представиться всему двору, после чего — отчасти из-за семейных полномочий, представленных мистером Пенгом и мистером Плантагенетом, а отчасти из-за явной благосклонности, оказанной Папе Шиммельхорну великим Чу-цаем — их статус заметно улучшился, и даже принц Вэнь немного смягчился.
Мистер Пенг и мистер Плантагенет пребывали в благоговении и восторге от всего, что видели. Миссис Пенг, миссис Плантагенет и Мама Шиммельхорн отлично ладили с императрицей через двух или трёх переводчиков, хотя миссис Пенг было трудно сосредоточиться, когда она смотрела вверх и видела драконов, наблюдающих за ней через окно. Малыш Антон, которого осчастливили двумя хорошенькими кошечками, чтобы его янь пребывал в наилучшем балансе, отлично повеселился. Один лишь Папа Шиммельхорн не мог получить удовольствие; ему, постоянно окружённому молодыми женщинами поразительной красоты, никогда не позволяли выйти за пределы действия зонта, а один или два раза, когда он пытался улизнуть, его эффективно останавливали огромные служанки.
Только в последний день мистеру Пенгу и мистеру Плантагенету разрешили подать своё прошение трону, и они сделали это с величайшей вежливостью и в строгом соответствии с протоколом, определённым принцем Вэнем.
Аудиенция, разумеется, проводилась на лугу, чтобы Чу-цай мог комфортно участвовать в ней. Он и императорская чета выслушали гостей. Затем принялись совещаться, переговариваясь приглушёнными голосами.
Наконец императрица огласила их решение. Она, император и великий Чу-цай признали исключительную добродетель мистера Пенга и мистера Плантагенета, особенно в мире, который оказался настолько запущенным. Они понимали, что мистер Пенг обладал всей необходимой квалификацией для того чтобы исполнять функции наследственного хранителя императорского питомника драконов, если бы таковой существовал в его мире, и что мистер Плантагенет стал бы изумительным королём Англии. Императрица говорила о том, насколько они впечатлёны гением Папы Шиммельхорна и его огромным янем, не имеющим себе равных со времён Жёлтого императора. Однако...
Она сделала паузу, и великий Чу-цай издал глубокий скорбный звук.
— Однако, — продолжила она, — поскольку баланс инь и янь в вашем собственном мире так серьёзно нарушен, и, очевидно, будет очень трудно снова сделать это место пригодным для жизни, великий Чу-цай с сожалением отказал в разрешении любому из своих родственников вернуться туда вместе с вами.
Лицо мистера Пенга вытянулось. Мистер Плантагенет выглядел потрясённым.
— А что касается вашей чёрной дыры и питаемой ею незаконных врат, — сказала она, — то как бы нам ни было неприятно демонтировать столь великое и редкое творение, но для нашей собственной безопасности мы должны сделать это, как только вы вернётесь к себе...
Мистер Пенг и мистер Плантагенет попытались протестовать, но она подняла руку.
— ...и, в качестве условия, при котором мы позволим вам вернуться, нам следует получить от вас торжественное обещание, что, по крайней мере, вы сами никогда не будете пытаться восстановить их. Мы собираемся дать вам много подарков, которые вы сможете забрать с собой, но после того как дадите это обещание, великий Чу-цай выдаст вам самый драгоценный дар из всех, который возложит на вас великую ответственность и станет священным наследием для ваших сыновей и дочерей. Даёте ли вы это торжественное обещание?
Мистер Пенг посмотрел на мистера Плантагенета. Мистер Плантагенет посмотрел на мистера Пенга.
— Мы обещаем, Дочь Небес, — печально сказал мистер Пенг.
Императрица улыбнулась.
— Очень хорошо.
Она махнула рукой в приглашающем жесте, и четверо слуг подошли к ним, неся огромную крытую корзину, которую они поставили перед мистером Пенгом.
— Это дар великого Чу-цая, — сказала императрица. — Корзина выстлана шёлком и мягчайшим пухом. Она содержит кладку из восьми драконьих яиц, а также новейшие научные инструкции по надлежащему уходу за ними. Вам оказана великая честь.
Мистер Пенг глубоко поклонился и поблагодарил императрицу, императора и великого Чу-цая за их доверие и щедрость.
Затем императрица хлопнула в ладоши, и зазвучала музыка. Аудиенция была завершена, и все приступили к позднему обеду, поданному там же, на лугу, после чего были вынесены остальные императорские подарки: лакированные шкатулки из чёрного дерева, завёрнутые в шелка невообразимой роскоши, и погружены в экипаж и «Феррари».
— Нам очень жаль, что вы уезжаете, — сказала императрица, — но уверяю вас, что это к лучшему.
Со всех сторон раздавались самые сердечные прощания, и Папа Шиммельхорн обнял правую ноздрю великого Чу-цая.
— Герр Дракон, — заявил он, — йа хотел бы научиться гофорить на фашем йазыке.
Великий Чу-цай тихонько фыркнул ему.
— Йа! — сказал Папа Шиммельхорн. — Бьюсь об заклад, мы могли бы рассказать друг другу много историй... Он увидел пронзающий его взгляд Мамы и снова погладил огромную ноздрю со вздохом. — Ауф видерзеен! — крикнул он, обернувшись через плечо.
Экипаж тронулся по дороге; «Феррари» последовал за ним; эскорт выстроился с обеих сторон и над головой. Дорога и пейзаж разворачивались перед ними, всё быстрее и быстрее...
Затем, так же внезапно, как и покинули его, они снова оказались внутри склада, где их ждал один лишь очень уставший и обеспокоенный полковник Ли. Как только задний бампер «Феррари» вышел из ворот, позади них послышался мягкий хлопок, и на мгновение воздух, казалось, заискрился и затрещал. Они повернулись — и врата исчезли. Там стоял только «Стэнли Стимер», из-под капота которого тянулась струйка дыма и пахло горелой изоляцией.
Наступила долгая пауза, которую мистер Плантагенет наконец нарушил покашливанием.
Мистер Пенг уныло повернулся к нему.
— Взбодрись, старина, — сказал мистер Плантагенет. — Смотри, у нас же есть драконьи яйца. Когда они вылупятся, у нас будут настоящие драконы!
— Ричард, — ответил мистер Пенг, — ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы дракон вылупился из яйца? Тысяча лет — и хотя наша китайская тысяча часто является неопределённым числом, это всё равно будет удручающе долгое время.
Пенги и Плантагенеты весьма любезно пригласили Шиммельхорнов провести ещё несколько дней в Гонконге в качестве их гостей, но Мама Шиммельхорн отказалась, сказав, что ей стыдно показываться с Папой в приличном обществе. Она настояла на том, чтобы они ехали прямо в аэропорт, что и было сделано, задержавшись ровно настолько, чтобы Малыш Антон забрал саквояж Папы Шиммельхорна и положил его в багажник «Стэнли», Мама приняла солидный чек (выписанный на её имя) от миссис Плантагенет, и их императорские подарки были погружены на борт.
Во время поездки не было сказано ни слова, даже Малыш Антон оставался молчаливым, и единственным звуком было случайное резкое постукивание кончика зонтика по спинке водительского сиденья. Императорский жёлтый самолёт ждал их с опущенным трапом, но на этот раз Папа Шиммельхорн знал, что не сможет влететь в него, как сделал это раньше. Его въезд по трапу был откровенно похоронным.
Несмотря на вежливый и внимательный экипаж, великолепное обслуживание и превосходную кухню, их возвращение отнюдь не было весёлым перелётом, и тот факт, что полковник Ли, по ошибке стараясь оказать своему другу последнюю услугу, назначил двух хорошеньких балиек в качестве стюардесс, ничего не улучшил общую атмосферу и не облегчил уныние Папы Шиммельхорна. Всю дорогу Мама Шиммельхорн мрачно сидела на своём месте, ни разу не нарушив молчания, за исключением того, чтобы пространно рассказывать о проступках грязных старикашек и о том, что таким многообещающим юношам, как Малыш Антон, следует не обращать на них внимания и больше думать о Конфуции.
Они приземлились в Нью-Хейвене. Мама Шиммельхорн выдала каждому члену экипажа по пятьдесят центов на чай. Трап выдвинулся. Они уселись в машину.
Со слезами на глазах Папа Шиммельхорн бросил последний долгий взгляд на двух балиек и безмолвно пожал руку Малышу Антону. К счастью, у него хватило присутствия духа, чтобы быстро зажать в ладони и спрятать в карман небольшой кусочек бумаги, который передал ему внучатый племянник.
— Мы едем прямо домой, — приказала Мама Шиммельхорн, и он подчинился. — Стафим машину ф дер гараш, — сказала она ему, открывая дверь, подождала, пока он въедет, затем снова заперла её и спрятала ключ в карман. — Унд теперь мы идём наферх унд открыфаем подарки императрицы.
Папа Шиммельхорн подобрал их и последовал за ней. Это были две длинные коробки в футлярах из узорчатого шёлка, перевязанные шёлковыми шнурами, и большая квадратная коробка, упакованная таким же образом. Мама Шиммельхорн сначала открыла длинные. Покрытые лаком, каждая из них содержала шёлковый свиток с резными валиками из слоновой кости. Она развернула первый. Это был классический китайский родовой портрет Папы Шиммельхорна, сидящего в большом тиковом кресле, облачённого в красивые мандаринские одежды с нефритовыми пуговицами почётного помощника хранителя императорского питомника драконов.
— Ах! — воскликнула она. — Фот как ты долшен фыглядеть — а не постоянно ухмыляюшшимся, подмигифаюшшим и думаюшшим о голых женшшинах.
Она развернула второй свиток. Составляя пару с первым, он являл её в роли супруги верховного мандарина, одетой соответствующим образом, за исключением того, что её чёрная шляпа была плотно надета на голову, а правая рука неумолимо сжимала зонтик. На её коленях художник изобразил Густава-Адольфа, которого миссис Пенг и миссис Плантагенет тщательно описали императрице.
— Это феликолепно! — пробормотала Мама Шиммельхорн. — Мы пофесим их по обе стороны камина.
Затем она открыла третий подарок и достала из коробки чёрного дерева большой бронзовый дин, древний жертвенный сосуд большой редкости и ценности.
— Что это? — проворчал Папа Шиммельхорн. — Чтобы фарить бобы?
— Думкопф! — огрызнулась она. — Это, наферное, чтобы сашать петунии. А теперь иди фниз, фозьми сфой сакфояш и принеси бедного Густава-Адольфа.
Папа Шиммельхорн охотно удалился, и как только он убедился, что они с Густавом-Адольфом действительно одни, прочёл сообщение, которое передал ему Малыш Антон. Оно гласило:
Дорогой Папа,
Есть ещё один подарок, только для тебя. Он от императора и твоего кореша-дракона. Я спрятал его в своей маленькой вселенной, чтобы не заметил принц Вэнь. Это извлечено из одного ихнего аэрокара, и я перевёл то, что написано снаружи.
Веселись, старина!
С любовью,
Антон.
Папа Шиммельхорн поспешил к багажнику. За его саквояжем стояла простая картонная коробка с китайскими иероглифами, под которыми был перевод:
Императорская фабрика аэрокаров (гласила надпись).
Антигравитационный блок.
Устанавливать только на транспортные средства, приводимые в движение паром.
(1.3 драконьей силы).
Отсутствие чёрных дыр гарантировано производителем.
Папа быстро положил её обратно и закрыл багажник. Он взвалил саквояж на одно огромное плечо, а Густава-Адольфа, который обнюхивал «Стэнли Стимер», на другое. Поднимаясь, чтобы снова присоединиться к Маме Шиммельхорн, он изо всех сил старался выглядеть унылым и пристыженным. Но это у него не очень хорошо получалось.
Он думал о пушистых белых облаках на высоте двух тысяч футов, о тёплом летнем бризе и о стрейч-брючках Доры Гроссапфель.
Первая публикация в журнале The Magazine of Fantasy and Science Fiction, March 1978
Гнурры лезут из всех щелей (1950)
Леди с Бетельгуся Девять (1976)
Граф фон Шиммельхорн и пони времени (1974)
Папа Шиммельхорн и сыворотка С.О.Д.О.М. (1973)
Малыш Антон (1950)
Янь Папы Шиммельхорна (1978)
Schimmelhorn's Gold (роман, 1986)
Nobelist Schimmelhorn (1987)
Перевод В. Спринский, Е. Миронова