Однако, не следуя примеру этих несравненных полярных городов, в более позднюю эпоху возник другой вид, стремившийся к процветанию иным путём. На поверхности первобытной Земли, покрытой кратерами, подобными громадным зияющим провалам, в самом её центре поднялся исполинский суперконтинент, занимавший почти всю площадь планеты. Он известен в наши дни как Пангея и был первым сверхконтинентом нашего мира. На этой первобытной земле, где периодически извергались горячие гейзеры, удачливая форма жизни, зародившаяся в соответствии с таинственными законами естественного существования, в конце концов достигла поразительного уровня интеллектуальной и физической эволюции. Так на первобытной Земле возникли ужасающие существа с более правильным сложением, чем у известных человечеству змей, с крепким телом и твёрдой, влажной чешуйчатой кожей — рептилии, впервые обретшие интеллект. Это были те самые существа, которых люди, появившиеся на Земле спустя сотни миллионов лет, назовут змеелюдьми и с тех пор будут подсознательно ненавидеть.

Первые змеелюди обитали в огромной Валузии, расположенной в центральной части Пангеи. Здесь повсюду господствовали сумрачные подавляющие тени и гнетущие чёрные тучи. Природная жестокость и коварство, являвшиеся частью духовной сущности древних змеелюдей, порождались этой средой. Змеелюди всегда преследовали цель удовлетворения своих тёмных, бурлящих желаний, проводя исследования в области зловещей первобытной чёрной магии и искажённой генетики. Говорят, что внушающая благоговейный трепет чёрная магия, которую практиковали змеелюди, утраченная ныне, чудовищным образом искажала планы бытия и позволяла им получать тайные знания о вселенной у разумных существ из других миров. Кроме того, обладая выдающимися достижениями в области генетики, они по своему усмотрению манипулировали клеточным материалом низших примитивных существ, порождая неописуемых тварей, которые становились их рабами.

Первые высокоразвитые змеелюди, используя ещё более совершенные методы, построили могущественную империю в плодородной Валузии. В то время большинство существ, бродивших по первобытной Земле, не обладали способностями к мышлению и жили в примитивной первозданной экосистеме. Однако змеелюди обладали способностью мыслить и заблуждаться, а также имели достаточно развитый мозг. Вскоре великая империя змеелюдей заявила о своём господстве, став первой цивилизацией, созданной существующей на Земле жизнью, воссев на древнем троне в торжественном сиянии ослепительного интеллекта. Исполинские, соединённые меж собой ветвящимися переходами башни, вырастали из сухой земли, и величественная империя процветала. Пещерные города и погребальные склепы, выстроенные из базальта и чёрного гнейса, поражали своей сложной геометрической архитектурой, являя гордое великолепие, не уступающее высшим небесам. Змеелюди достигли совершенства во всех практиках в Валузии и стали доминирующим видом на Земле.

В конце концов, среди них появился могущественный лидер с несравненным интеллектом, которого с благоговением и восхищением стали называть Царём Змей. Для Царя Змей, который также был представителем почитаемого змеиного бога Йига, в империи был построен колоссальный храм. Змеелюди неустанно трудились на строительстве этого святилища, на что ушли сотни лет. Величественный царский дворец, построенный из базальта, извлечённого из глубоких недр земли, украшенный роскошными древними сверкающими драгоценными камнями — сапфирами, топазами, цирконами и другими, получивший название Храма Царя Змей, был завершён в сезон самого яркого сияния первобытной луны. После этого на протяжении долгих эонов, прошедших с момента возведения храма, Царь Змей правил большей частью Земли, восседая на древнем троне, вокруг которого свивал свои кольца гигантский, украшенный сапфирами змей, пребывая в большом тихом зале, пропитанной смрадом первобытного мира.

Его великое правление продолжалось до последних дней, когда праконтинент был расколот первым глобальным природным катаклизмом. Царь Змей, обожествлённый змеелюдьми, обладал интеллектом, превосходящим разум рептилий, пылающим в его змеиных глазницах, собрав под своим началом огромную армию, прокладывавшую себе путь по земле, утверждая своё нерушимое господство. Волны свирепых орд змеелюдей, подобные неудержимым потокам, прокатывались по туманной первобытной Земле, грохоча подобно землетрясениям, пересекая кипящие болота Валузии, проходя через неизведанные места в глубинах тропических джунглей, по плодородным равнинам, горным плато и бесплодным пустошам. При необходимости они пересекали моря и вторгались на неизведанные территории, окутанные глубокой завесой тайны. Здесь они сражались ради целей, порождённых кровавым инстинктом завоевания, одерживая многочисленные победы над безымянными примитивными существами. Опираясь на эти победы и устанавливая своё господство, орды змеелюдей множили свою мощь, подобно чёрным тучам, и наслаждались непрерывными триумфами.

Могущественная империя змеелюдей продолжала уверенно расширяться и, после почти полного высыхания мелководного океана, покрывавшего земную поверхность, стала править всей центральной частью суперконтинента. Пронизанные дырами пещер мегаполисы один за другим возникали на его землях, словно произведения древнего искусства, отмеченные немыслимо грандиозной, чудовищной и странной красотой, превосходящей всякое воображение. Именно в эту эпоху были заложены основы империи змеелюдей, чьё ослепительное процветание мог бы описать лишь умудрённый старец. И подобно тому, как фантастическое ночное небо роняло влажные слёзы на землю, цивилизация змеелюдей ярко сияла под светом первобытной луны.

Эти великие империи, которыми змеелюди гордились в Валузии, сохранились как прародительницы всех грядущих подобных образований, как торжественное сияние интеллекта в туманную, мистическую эпоху, а также как единственное свидетельство, указывающее на утраченное прошлое в истории Земли. Процветание империи было неизбежностью в естественном процессе эволюции, тускло сияя в скрытой потенциальной сфере жизни, повествуя о грандиозном взлёте и падении древней цивилизации. Говорят, что с тех пор змеелюди продолжали размножаться под светом трёх лун, освещающих тёмную пустошь, в течение десятков миллионов лет ошеломляющего времени. Однако поскольку человечество прочно позабыло о событиях,

предшествовавших его появлению, не осталось никаких точных доказательств того, что эти цивилизации существовали. Забытая история змеелюдей, покрытая пылью древности, продолжает безмятежно дремать под землёй, в ожидании, пока молодой исследователь случайно не обнаружит незапамятные руины

Однако остаётся неразрешённым ряд некоторых загадочных вопросов. Неясный процесс изменения интеллекта змеелюдей не описан в древних преданиях или исторических книгах с достаточной чёткостью. Никто не знает, являются ли эти достижения результатом мудрости, достигнутой ими в конце эволюционного процесса, или же они были почерпнуты у представителей внеземного разума, распространившихся в те времена на Земле; так проходили долгие эоны. В настоящее время ходят слухи, что деградировавший долихозавр мелового периода — это всё, что осталось от народа змеелюдей, но и эта теория тоже не была полностью доказана. Всё, что сохранилось — это древняя фантастическая история о змеелюдях, задолго до появления динозавров развивших высокий интеллект на Земле и создавших могущественную цивилизацию.

2. Возвышение нового человечества

Существует много историй, однако на Земле есть эпосы, которые почти не заслуживают доверия и которые считают лишь плодами буйного воображения. В них рассказывается о смелых предположениях, намекающих на существование великих цивилизаций в прошлом и постоянно повторяющихся туманных легендах, преподносимых человечеству. История, которая будет рассказана сейчас, не имеет подтверждения своей истинности и написана свободным и пленительным почерком, как не имеющее никакого глубокого смысла произведение чистой фантазии, оставляющее суждение о её содержании на совести будущих читателей.

В далёкой древности конфликт, вспыхнувший между людьми, принадлежащими к классу млекопитающих, и змеелюдьми, являющимися рептилиями, предопределил, кто из них станет господствовать на Земле. Как говорят, прародители рептилий, появившиеся на свет около трёхсот миллионов лет назад, в конце концов, обрели интеллект в ходе собственного эволюционного процесса. Легенда, каким-то образом сохранившаяся до наших дней, гласит, что первыми, кто обрёл самосознание на Земле, были змеелюди Валузии. Эти люди-змеи использовали передовые методы для войны, науки и магии, собирали могущественные всесокрушающие армии, и очень быстро стали властелинами первобытной Земли. Великолепная империя змеелюдей просуществовавшая пятьдесят миллионов лет, погибла в результате природного катаклизма, а выжившие змеелюди бежали в подземный мир Йот, освещённый пронзительным красным светом.

С другой стороны, люди, появившиеся позже змеелюдей, как говорят, не были чистыми млекопитающими, сохранив древнюю способность к дыханию под водой. Около шести с половиной миллионов лет назад таинственный внеземной разум Кр’аа, прилетевший на Землю, создал предков человечества из обезьян, бродивших тогда по земле. Причина, по которой Кр’аа выбрал этот вид, заключалась в том, что обезьяны обладали неким чувством, наиболее близким к интеллекту среди примитивных млекопитающих, существовавших тогда на Земле. Процесс эволюции прототипа первого человека до полностью сформированного человеческого существа занял около трёх миллионов лет. В результате, благодаря неведомой силе, развитие человечества пошло по твёрдому пути.

В конце концов, прототип человека, выползший из моря, нашёл убежище на тогда ещё плодородных землях Антарктического континента. В то время Антарктида по большей части была соединена с другими континентами узкими перешейками. Поэтому там сохранились следы того, что эти земли посещали различные разумные существа иных миров и планов бытия. В вечности лет, скрытых под таинственным покровом звёздного инея, история человечества была лишь небольшой её частью.

Города, созданные предками человека, процветали и достигли замечательного развития. Однако первые человеческие государства рухнули под натиском жестоких армий Царя Змей, пришедшими на юг через мелководный океан. В это время, около пяти миллионов лет назад, начался конфликт между млекопитающими и рептилиями. Но в те времена, когда предки человека всё ещё обитали в Антарктиде, у человечества не было никаких средств, чтобы противостоять могущественным армиям змеелюдей, которые правили большей частью Земли. В это время змеелюди восстановили своё былое великолепие, построив вторую империю.

Затем произошёл новый масштабный катаклизм, который радикально изменил все условия на Земле, и последний человеческий город, построенный на дне Антарктического океана, был разрушен. Змеелюди также пострадали в этой катастрофе, но их выжившие потомки бежали на континент Гиперборея, который они нашли близ северного полюса, и попытались создать там новую цивилизацию. После катастрофы Гиперборея была самым большим континентом в Северном полушарии, с чёрными, как обсидиан, вершинами лавовых нагорий и горными хребтами, с плодородными землями, напоминающими Валузию, и таинственными джунглями в центре, которые оставались неосвоенными.

Потомки первых протолюдей, изгнанные с морского дна, тоже каким-то образом сумели выжить. Представители молодого человечества вели кочевую жизнь, бродя по земле с безжизненными глазами, как призраки. Однако когда новые поколения первобытных людей продвинулись на север и достигли нынешнего Африканского континента, они сделались сильными и жадными воинами, обладающими немалой силой и способностями. Несмотря на то, что человеческий вид постоянно находился на грани вымирания и голода, его выживание всегда было обусловлено мистической силой, превосходящей человеческое понимание. Основополагающий прототип человека, помимо латентных обезьяньих генов, обладал ещё одной характерной генетической особенностью. В ядре древнего человека сохранилась малая доля внеземной мудрости и интеллекта, некогда привнесённые Великой Матерью Кр’аа. Пять миллионов лет назад прототип человека добросовестно следовал этой внеземной воле и преобразовал её в способность высокой адаптации к окружающей среде. Таким образом человечеству не потребовалось много времени, чтобы эволюционировать в высший вид, обладающий значительной воинской мощью и интеллектом.

После этого эволюция человечества продолжалась с поразительной скоростью. Вначале людей заботили лишь такие примитивные инстинкты, как еда и размножение. Однако эти юные побуждения быстро сменились другими. С того рокового дня, наступившего пять миллионов лет назад, когда в их края хлынули армии змеелюдей и города Антарктиды были разрушены, человечество впервые испытало такое страстное чувство, как гнев. Эта знакомая животным эмоция породила мотив для создания примитивного оружия и привела человечество к ранней стадии коллективных действий, направленных на объединение. Людям давно сопутствовала удача. В бывшей Антарктиде они обнаружили странно светящееся вещество, отдалённо походящее на металл с неизвестными свойствами. Этот органический материал, твёрдый на вид, был загадочным остатком былой культуры, принесённым в наш мир внеземными существами, которые процветали в Антарктиде в незапамятные времена задолго до рождения человечества. Когда-то те, кто были предками человечества, построили мегаполисы на основе этого материала. Утраченные руины циклопических городов, оставленные высокоразвитыми формами жизни, известными более позднему человечеству как «Существа Антарктиды», являлись отражениями инопланетных ландшафтов, не принадлежащих Земле, и эти колоссальные по размерам руины стали также последним их наследием, спасшим человечество от вымирания.

Среди находок, сделанных в этих покинутых мегаполисах, из всего примитивного оружия, обретённого тогда людьми, самым могучим оказалось то, которое по форме напоминало нынешний меч. Тот факт, что они потерпели поражение от первых змеелюдей, объяснялся тем, что люди имели крайне ограниченные знания касаемо обращения со странным оружием. Кроме того, первые люди были народом, отличавшимся мягким нравом. Поэтому они могли лишь в смятении разбегаться по обширным территориям перед наступающими на них змеелюдьми, которые были жестоки и безжалостны в бою. К счастью, змеелюди не могли использовать это оружие. Лишь благодаря тонкой моторике пятипалой кисти человека, он мог крепко обхватить ту его часть, что напоминала рукоять, в то время как длинные и изогнутые три пальца на руках змеелюдей не позволяли им даже как следует сжать его. Таким образом, самым сильным оружием змеелюдей оставались только острые копья, кончики которых были смазаны сильным ядом.

Около миллиона лет назад судьба обоих народов была решена. Армия нового человечества, оснащённая отполированным, как сталь, оружием, продвинулась на север и обнаружила Гиперборею, добравшись туда на кораблях, где вновь встретилась со змеелюдьми. Говорят, что эволюционировавшие люди продвинулись на север, потому что они исчерпали обширные ресурсы Африки и стали плохо переносить субтропический климат. Предки человечества собирались в группы, проходя через неровные гранитные расщелины горных хребтов Гипербореи и углубляясь в переплетающиеся джунгли. Первобытные инстинкты гнева и убийства доминировали над молодыми человеческими существами, и когда люди и змеелюди начали войну в Гиперборее, цивилизация последних не была восстановлена, и победа быстро досталась людям. Коллективная тактика боя, разработанная людьми, доказала своё грозное преимущество в битве, и стальные клинки, в крепких руках, обагрили кровью первобытные земли Гипербореи. Люди также ворвались в пещеры, где обитало небольшое количество змеелюдей, и проявили свой врождённый талант к кровопролитной войне, который был укоренён в их инстинктах в далёкой древности. Говорят, что в течение нескольких дней после начала войны царство змеелюдей на горе Вурмисадрет было уничтожено. В это время буря единения человечества и его очищающий гнев были стремительными, сокрушив врага подавляющей силой. На вершине горы Вурмисадрет лежали бесчисленные трупы змеелюдей, которые медленно превращались в перегной на протяжении долгого времени. Разгромив змеелюдей, стоявших на вершине эволюции рептилий, человечество взошло на трон в качестве нового властелина Земли.

С тех пор Гиперборея стала новым королевством человечества. Люди расчистили её центральные джунгли и основали там своё первое королевство. Согласно легенде, это была первая династия Фарнагос. В конце концов, после падения первого королевства, люди построили мраморные города, такие как Комморьом и Узульдаром. Черный горный хребет, возвышающийся на западе континента, получил название Эйглоф, а полуостров к северу от него — Му-Тулан. Землю дальше на север люди называли Полярионом, а большой северный изолированный остров получил имя Ультима Туле, считаемый местом, окутанным глубочайшей тайной. В течение последующих двухсот пятидесяти тысяч лет человечество обитало на земле Гипербореи. И оно процветало на этой земле до тех пор, пока не наступила эпоха, когда трагическое великое оледенение обрушилось на Гиперборею и господство перешло к Ломару, сияющему под Полярной звездой.

Это были далёкие времена, когда мечты людей существовали как подлинная реальность. Человечество выражало свои фантазии такими, какими они были, и украшало сверкающие города бесконечной мудростью. По-видимому, в ту эпоху не было болезней, и всем формам жизни было позволено жить свободно. В ту пору, когда люди жили в мире грёз и претворяли их в жизнь, человечество могло обрести всё, о чём только могло помыслить.

Курахиса Суми Предисловие

Девушка из Узульдарома

Возвращение в Старый мир

Забытая доисторическая эпоха. Эссе

Смерть Зулохима

Свет из Дома

Истории невезения

Колдовство Иккуа

Орглиас

Наследие Фарнагоса

Мученики

Битва при Зетросе

Перевод В. Спринского

Именно об этом думал скромный и дотошный Ататур, ухаживая за гигантскими тыквенными растениями своего хозяина и учителя, Бельдемиаля Великолепного. Великий маг готовил мутированные побеги в чанах своего скромного жилища, на опушке Леса Тысячи Ароматов, а затем они вместе высаживали их и наблюдали за ростом. Когда одна из тыкв созревала, Ататур осторожно срывал её и готовил для Бельдемиаля — в виде консоме или запеканки. Из всех обязанностей, которые предполагал статус помощника, садоводство и кулинария были наиболее любезны сердцу Ататура. И поскольку он служил у тонкого гурмана, носившего пурпурные штаны, они занимали большую часть его времени.

Ататур мог бы заниматься садоводством до конца времён, если бы с неба внезапно не обрушился душераздирающий рёв. Он поднял голову и увидел необычайную огненную комету, которая неслась прямо на него. Помощник немедленно бросил лопату и с воплем отступил к дому. На крыльце Бельдемиаль Великолепный вздрогнул, будучи внезапно вырван из своего ежедневного послеобеденного сна. Быстро оценив ситуацию, элегантный маг протянул руку и развернул Усовершенствованную Всемогущую Сферу. Полупрозрачный щит растянулся в сторону его перепуганного помощника и, достигнув своего максимального диаметра, застыл в нескольких шагах от него. Ататур споткнулся и продолжил ползти на четвереньках, не отрывая взгляда от косматого пламени, которое увеличивалось, заполняя всё его поле зрения.

Небесный шар рухнул в потоке огня, с апокалиптическим грохотом, прямо на огород с беспомощными тыквами, которые мгновенно сгорели. Удар был невероятной силы. Куски земли и тыквенных растений разлетелись до самой опушки Леса Тысячи Ароматов. Но Всемогущая Сфера выстояла. Ататур и Бельдемиаль остались невредимы. И хотя их жилище затряслось до основания, оно не рухнуло. Когда вернулась тишина и земля перестала сотрясаться, Бельдемиаль кратким жестом рассеял действие заклинания.

Ататур позволил себе дышать нормальным образом. Самым первым, что он почувствовал, был навязчивый запах тыквенного супа, гораздо более сильный, чем запах гари. Затем пришёл сильный жар. Наконец глаза явили ему картину разрушения. На месте тыквенных саженцев находилась лишь зияющая дымящаяся яма. Можно было подумать, что какой-то шутливый маг решил бросить вызов Бельдемиалю, наложив на его сад чрезвычайно разрушительное заклинание, возможно, Отдалённое Инкапсулирование. Но Ататур чувствовал, что это не было ни вызовом, ни даже заклинанием. Он выпрямился, когда Бельдемиаль подошёл к нему, и они вместе приблизились и заглянули в кратер обожжённой земли. Высокий лоб мага сморщился, а грязные пальцы его помощника судорожно сжались.

На дне кратера что-то было. Предмет, чёрный как смоль.

— Интересно... — сказал Ататур. — Что это, хозяин?

— Это метеорит. Камень, прилетевший издалека.

— Вы собираетесь его забрать?

— Я ещё не знаю...

Продолговатый предмет испускал густой дым, который мешал смотреть и раздражал горло. Было трудно оценить его размер и невозможно оценить вес. Он казался слишком горячим, чтобы подходить к нему близко.

— У нас больше нет сада, — сказал Ататур печальным голосом.

— Мы разобъём другой, не волнуйся.

— Это настоящий кавардак.

— Возможно, что и нет...

Вероятно, полагая, что ожидание — это лучшее, что можно сделать, Бельдемиаль попросил своего помощника подать ему обед на крыльцо, как обычно. Несмотря на своё любопытство, Ататур повиновался. Но пока маг молча ел, Ататур не сводил глаз с остывающего кратера.

Два часа спустя, когда Бельдемиаль Великолепный потягивал чай в кресле-качалке, а его помощник, терпеливо справляясь с неудобствами, убирал крыльцо, из кратера донёсся пронзительный свист, за которым сразу же последовал глухой удар.

— Я посмотрю, хозяин, — воскликнул Ататур, не в силах больше сдерживаться.

Бельдемиаль не сделал ничего, чтобы отговорить его.

В несколько быстрых шагов добравшись до ямы, Ататур наклонился вперёд и понял причину шума: метеорит раскололся. Теперь в кратере было два чёрных камня. Большой и маленький.

— Они мне нужны, Ататур. Иди и принеси их!

Ататур вздрогнул. Он не слышал, как подошёл Бельдемиаль. Слуга на мгновение встретился взглядом со своим хозяином и прочёл в нём нечто большее, чем простая решимость. Маг очень редко говорил таким властным тоном. В его голосе внезапно появилась жадность, которая была ему несвойственна. Помощник заколебался.

— Я защищу тебя, — шепнул Бельдемиаль, словно подбадривая его.

Ататур повиновался.

Ему потребовалось лишь короткое мгновение, чтобы достичь дна кратера. Он коснулся одного из двух внеземных камней кончиками пальцев и не почувствовал ожога. Ататур схватил тот, что побольше, и поднял его. Он оказался тяжёлым. Сгибаясь под его весом, уже вспотевший как от физических усилий, так и от жара, исходящего от камня, служитель вытащил его из ямы. Повинуясь резкому приказу Бельдемиаля, он отнёс его в лабораторию мага, расположенную под домом. Затем проделал то же самое со вторым камнем, поднять который было почти так же нелегко.

Когда два куска метеорита были помещены в подвал, Ататур смог отдохнуть, пока Бельдемиаль засыпал некрасивый кратер с помощью Земляного Смешивания Зелёной Руки. Затем, не дав помощнику никаких объяснений, маг ушёл и заперся в своей лаборатории.

Дни шли за днями. Смутно обеспокоенный, хотя и привыкший к долгим отсутствиям своего хозяина и учителя, Ататур проводил время за подготовкой нового огорода. Периодически он слышал, как гудят чаны в подземной лаборатории. До него доносились металлические отзвуки, сопровождаемые то радостными возгласами, то ругательствами. Понимая, что его учитель работает не покладая рук, Ататур ни разу не попытался проникнуть в лабораторию. Он строго соблюдал все инструкции, оставленные тем, кто, как он надеялся, однажды сделает его своим преемником, после того как эксплуатировал его в течение многих лет.

Наконец на рассвете хмурого дня, когда Ататур только встал, Бельдемиаль появился снова. С безумным взглядом и предельно расширенными зрачками маг выскочил из лаборатории, похожий на гримасничающего лейкоморфа.

И Ататур увидел, что он не один. Рядом с ним стояли двое новеньких.

— Ататур, позволь представить тебе Неувядаемого Силя и его симбиота, Дряблого Виоха.

Две названные Бельдемиалем сущности действительно дополняли друг друга.

По правде говоря, подумал Ататур, вздрогнув, они составляли одно целое.

Силь был высоким стройным существом с телом из несокрушимого металла. Казалось, он был сотворён в латунной оболочке с сапфировым отливом. Обладая неподвластной времени красотой, он стоял рядом с Бельдемиалем в столь естественной, достойной и элегантной позе, что без труда мог присвоить себе эпитет Великолепный, который до сих пор отличал хозяина Ататура от других магов, с их небрежной манерой одеваться. Виох же был полной его противоположностью: маленький, вялый, гротескный, чтобы не сказать отвратительный. Совершенно безволосый, он сидел на широких плечах Силя, словно маленький ребёнок, которого несёт отец. Его розоватые гипотрофические нижние конечности исчезали под металлической кожей андроида, а бесформенные руки с опухшими пальцами лежали на латунном черепе, покрывая его, точно отвратительная шевелюра из плоти.

— Что ты думаешь об этом, Ататур?

Ничего не ответив, собеседник скорчил недовольную гримасу и встретился взглядом с двумя существами.

Очи Силя были аметистовыми, гипнотическими. Глаза Виоха напоминали грязь.

— Я использовал весь метеорит целиком, — продолжал Бельдемиаль, восторженный и возбуждённый. — Конечно, дозировка была сложной, и на неё ушли все мои культуры гомункулов. Но это того стоило, не так ли?

— Я не уверен, хозяин.

— Ты ошибаешься, — резко ответил Бельдемиаль необычайно сухим тоном. — Видишь ли, Ататур, несмотря на внешний вид, Виох обладает удивительными возможностями. Что касается Силя, то он способен как на физические подвиги, так и на изучение второстепенных заклинаний. Так же, как и ты, а может быть, и лучше тебя. Это невероятно! Я провёл множество испытаний: Силь устойчив ко всему. Он и его симбиот станут превосходными охранниками и приятными компаньонами.

— Кажется, я понимаю...

— Нет, ты ничего не понимаешь. Но это не важно... Ты мне больше не нужен, Ататур. Я тебя увольняю. Ты пойдёшь учиться магии к одному из моих собратьев, более терпеливому и менее занятому...

Сердце Ататура бешено колотилось. Он никогда бы не подумал, что его хозяин может проявить по отношению к нему такую холодность.

— Учитель, вы совершаете ошибку. Мне кажется, что...

— Меня мало волнует то, что тебе кажется, Ататур, — презрительно бросил Бельдемиаль.

— Я...

— Возьми немного овощей, не более одного камня Иона и уходи!

На этот раз Ататур не ответил. Он ушёл в дом собирать свои вещи.

Когда он отправился в путь менее чем через час, с небольшим узелком на плече, Бельдемиаль Великолепный забавлялся, подвергая Силя-Виоха залпам Превосходного Призматического Разбрызгивателя, которые, казалось, никоим образом не влияли на симбиотическое существо. А великий маг в переливчатом плаще и с заплетённой бородой смеялся так, что Ататур никогда доселе не слышал подобного.

2. Учёная Элоиз

Ататур продвигался по дороге, идущей вдоль Леса Тысячи Ароматов, с кажущейся небрежностью человека, который предчувствует драму, но полагает, что не в силах её предотвратить.

Ибо он был уверен в двух вещах: симбиотическое существо выйдет из-под контроля Бельдемиаля, и его никто не сможет остановить. В этих условиях лучше всего было затаиться где-нибудь и ждать, пока восстановится спокойствие. Предупреждать других магов было бы бесполезно: большинство коллег Бельдемиаля вели себя настолько беззаботно и безответственно, как никогда раньше в истории человечества. Маги Сорок Пятого эона превращали самые бесполезные, рискованные и даже опасные занятия в тонкое искусство, а затем избегали всякой ответственности, когда их творения выходили из-под контроля. Силь-Виох вот-вот должен был заявить о свободе исследования своих способностей, и, несмотря на всю свою мудрость, его элегантный создатель не смог бы удержать строптивца.

Размышляя на ходу, Ататур понял, что всё же может кое-что сделать: спасти других, подобных ему. Ассистентов. Во время турниров заклинаний, которые регулярно проводились в Альмери, Ататур часто встречал тех, кто должен был исполнять любые желания своего хозяина и терпеть эгоцентричные бредни, ожидая возможности занять его место и делать то же самое. Пока маги-мегаломаны отчаянно оспаривали лавры гордыни и тщеславия в бесконечных поединках, Ататур приобрёл привычку обсуждать дела с другими помощниками. Он напряг память, тщательно выбирая тех, к кому чувствовал наибольшую близость.

Первым из них ему вспомнился кроткий Давиэль, ассистент вспыльчивого Мэтергунка. Они оба жили на холмах Оварга. Был также старый Дерте́бан, мудрый слуга Гордия Непредсказуемого, последнего мага Древних Островов. Ещё тучный Нгорок, помощник Набука из Ноза. Они проживали в самом сердце обширных равнин Междуречья. Наконец, Манж-Сель, терпеливый спутник Цэста Шутника, обосновавшегося в акваполисах Новой Атлантиды. Однако все они жили слишком далеко от владений Бельдемиаля Великолепного. Ататуру потребовались бы месяцы, чтобы добраться до Древних Островов или Новой Атлантиды, и минимум три недели, чтобы достичь переплетённых берегов Двух Рек или зелёной прохлады холмов Оварга. Ему нужно было выбрать ассистента, чей хозяин жил рядом с домом Бельдемиаля.

Ататур терзал свою память, пока не вызвал этим у себя феноменальную головную боль. Наконец он нашёл то, что искал, и понял, почему ему пришлось так мучиться, чтобы извлечь информацию на поверхность. Архимага звали Эмеригон Мудрый — хвалебный эпитет, который, несомненно, следовало рассматривать с иронией, — и он жил на вершине Лысой Горы, недалеко от Леса Тысячи Ароматов. Ататур встречал помощника мага всего один раз, но не забыл его. И неудивительно, ибо это была женщина, что само по себе являлось исключением. Её звали Элоиз.

Она была высокой и красивой.

Но, как и все женщины, она была опасна. В прошлом Бельдемиаль объяснял Ататуру всю необходимость трезвой, разумной и твёрдой мизогинии: женщины, склонные усложнять простые ситуации и делать неразрешимыми те, что и без того являлись сложными, представляли опасность, вызывая сомнения в умах магов. А сомнения и магия сочетались отнюдь не лучшим образом. На протяжении эонов женское начало было носителем хаоса, и ведьмы долгое время оставались Немезидами магов. Со времён Великого Мотолама они, к счастью, были истреблены, но все женщины несли в себе — как непреодолимый атавизм — лицедейский потенциал ведьм. Крайне редко могущественный маг соглашался делить свой дом с женщиной, и совсем уж невероятной выглядела возможность сделать её своим ассистентом со всем присущим этому действию риском. Эмеригон являлся исключением, подтверждающим правило. Таков был урок: следует остерегаться женщин, потому что они опаснее деодандов и коварнее дайхаков.

Но нужно же было кого-то предупредить.

Так пусть это будет Элоиз, которая узнает об этом первой и сделает с этой зловещей новостью всё, что захочет. Таким образом, злорадно подумал Ататур, позор от катастрофы падёт на неё, а не на него. «Женщины всегда предвещают катастрофы», — говаривал Бельдемиаль. Вот прекрасная возможность это доказать.

Ататур направился к Лысой Горе, чей чёткий силуэт маячил на южном горизонте, поднимаясь из туманов над зелёной массой Леса Тысячи Ароматов. Где-то в скалистых складках горы, напоминающих кружево старой, уснувшей куртизанки, скрывались Эмеригон и его ассистентка Элоиз.

Когда он достиг вершины Лысой Горы после изнурительного подъёма, перемежающегося участками настоящего скалолазания — несколько карнизов едва не заставили его сдаться, — Ататур понял, что, несмотря на быстроту собственной реакции, он не оценил всего масштаба вредоносности создания своего бывшего хозяина. От обители Эмеригона, которая, должно быть, была шедевром альмерийской архитектуры, построенной, вероятно, с помощью Возвышенного Восприятия Пропорций, остались лишь дымящиеся руины.

Прямо перед обломками порфирового бассейна — должно быть, эта часть дворца являлась атриумом — лежало ужасно изуродованное тело архимага. Его конечности были выгнуты под неестественными углами и усеяны розоватой белизной множественных открытых переломов. Кожа, от которой остались лишь почерневшие фрагменты, была полностью обуглена, в то время как лежащая под ней мышечная сеть, казалось, кристаллизовалась под воздействием сильного холода. Очевидно, маг подвергся Двойному Смертоносному Омовению Мордрата, заклинанию невиданной жестокости, которое осмеливались использовать лишь немногие маги, как из-за его сложности, так и из-за беспричинно садистского характера. Тело жертвы мгновенно нагревалось докрасна, а затем резко замораживалось, прежде чем вернуться к своей первоначальной температуре. Как правило, все конечности при этом вывихивались, органы взрывались, а мозг растрескивался. Это была гарантированная смерть. Если память не изменяла Ататуру, на использование Смертоносного Омовения был наложен мораторий, целью которого был запрет этого заклинания в конце Сорок Второго эона, под страхом конфискации сосудов и камней Иона.

Но Сорок Второй эон остался далеко в истории, а моратории, которые когда-то заставили поверить в возвращение Великого Мотолама, теперь были лишь нормами, молчаливо отменёнными тяжестью веков…

Погружённый в свои мысли, Ататур чуть не пропустил молодую женщину. Она опустилась на колени недалеко от трупа Эмеригона, наполовину скрытая рухнувшей стеной. С опущенной головой, словно в глубоком благоговении, женщина стояла спиной к гостю, лицом к больному солнцу этого сумеречного времени. Ататур понял, что это Элоиз.

Ассистентка мага, должно быть, была в ужасе.

Он подошёл к ней как можно медленнее.

— Элоиз? — тихо позвал он.

Она вздрогнула и начала подниматься.

— Элоиз, — продолжил Ататур, — я не причиню тебе вреда. Не бойся…

Молодая женщина обернулась, не отвечая, держа голову опущенной.

Ататур почувствовал, как в нём нарастает сомнение. Элоиз отреагировала не так, как он ожидал. Она должна была убежать при первых же его словах или наброситься на него, выпустив когти. Но нет, помощница казалась неестественно спокойной.

Наконец она подняла голову. Ататур встретился с ней взглядом. Он остановился, поражённый необычайной уверенностью, которую прочёл в нём. Она потеряла всё — хозяина и безопасность, и должна была находиться на грани истерики. Однако Элоиз улыбалась, как будто была довольна.

— Кто ты?

Ошеломлённый властностью, прозвучавшей в голосе Элоиз, Ататур ответил:

— Меня зовут Ататур. Я был ассистентом Бельдемиаля Великолепного, мага, который живёт на опушке Леса Тысячи Ароматов.

— Что тебе нужно?

— Я пришёл, чтобы предупредить тебя о катастрофе.

— Ты немного опоздал, как можешь заметить.

Голос Элоиз был полон холода. Ататур недоумевал всё больше и больше.

— Что произошло? Кто убил архимага? — спросил он.

— А как ты думаешь, помощник?

Теперь молодая женщина говорила презрительным тоном, хотя была ему ровней.

— Не знаю, мне трудно понять…

— Я это вижу. В конце концов, что может хорошо понимать простой ассистент, кроме работы по дому и экспериментального садоводства?

— Ну, объясни мне, раз ты такая умная…

Ответная провокация Ататура не возымела ожидаемого эффекта: откинув голову назад, Элоиз разразилась громовым смехом, в котором не было ничего женского, и совершенно неуместным. Ататур уже собирался уйти, навсегда убеждённый в абсолютной необходимости избегать женщин, когда она снова обратилась к нему серьёзным тоном:

— Слушай меня внимательно, Ататур. Я не та, кем ты меня считаешь.

— А?

— Я Эмеригон.

— Прошу прощения?

— Да. В теле, лежащем рядом со мной, был дух моей ассистентки Элоиз. Благодаря её жертве я спасся из лап смерти. Мой противник, странное симбиотическое существо, ошибся с целью. Я потерял свою плотскую оболочку, но жив и обладаю всеми своими знаниями.

— Но… Как это возможно?

— Благодаря заклинанию моего изобретения, чрезвычайно трудному для реализации. Я назвал его Односторонне Выгодным Обменом Эмеригона. Я никогда его не тестировал, но, очевидно, оно сработало идеально. Единственная проблема в том, что оно необратимо. Моё тело потеряно навсегда…

— Как и ваша ассистентка.

— А… да, она тоже. Действительно. Но я должен сказать, что её тело — это весьма интересный сосуд, который обещает тысячи впечатлений.

— Вы демонстрируете безумный цинизм.

— Мудрость часто идёт рука об руку с цинизмом. Разве Бельдемиаль не научил тебя этому?

— Он прогнал меня…

— Видимо, ему не нужен был ассистент-идеалист.

— Дело не в том. Это из-за Силь-Виоха.

— Кого?

— Симбиотического существа, которое напало на вас. Металлический андроид с недоделанным гомункулом на плечах…

— Да, это именно оно.

— Это Бельдемиаль создал его из метеорита, упавшего в огород.

— Ах… Захватывающе.

— Самое важное, что он опасен. Что вы собираетесь делать?

— Ничего.

— Он победил вас…

— Он застал меня в неудобном положении.

— В каком?

— Скажем так, сладострастие и магия нелегко сочетаются. Это просто вопрос… концентрации.

— Понимаю.

— С другой стороны, для проведения Обмена это было идеально. Это единственное, что я успел сделать. Она даже не…

— Прошу вас, замолчите, — воскликнул Ататур, испытывая отвращение к эгоизму мага.

Откровения сменяли друг друга слишком быстро. Обмен душами, вмешательство Силь-Виоха — Ататур никогда бы не подумал, что тот сможет так быстро освободиться от Бельдемиаля. А теперь ассистентка, которую он хотел предупредить, была мертва, а в её теле жил архимаг. Всё это было крайне тревожно.

— В конце концов, я передумал, — резко заявила Элоиз-Эмеригон.

— Да? — удивился Ататур.

— Да. Нужно предупредить других магов. Мы должны срочно созвать конклав.

— Значит, вы думаете о выживании своих коллег. Вы хотите организовать борьбу…

— Дело совсем не в этом. Поскольку это проклятое существо отняло у меня всё, нет причин, по которым я должен быть единственным пострадавшим. Я вовлеку их всех в эту историю, которая, надеюсь, оставит их в таком же бедственном положении, как и меня. И если нам всё-таки удастся изничтожить этого Силь-Виоха, от них останутся только их духи. Что касается Бельдемиаля, поверь мне, ассистент, он ещё получит своё, если, конечно, уже не мёртв!

Растерянность и ужас Ататура достигли апогея. Но эти чувства, пусть и вполне законные в данной ситуации, внезапно отступили, когда Элоиз, наклонившись, чтобы собрать кое-какие вещи, открыла идеальные изгибы своих ног.

Во вспышке просветления Ататур понял три вещи.

Во-первых, он не ошибся насчёт опасности Силь-Виоха: существо, рождённое из метеорита-тыквоубийцы и безрассудства Бельдемиаля Великолепно Глупого, будет блуждать по землям Альмери как вестник конца магов. Во-вторых, ему лгали о природе женщин, и теперь нужно рассмотреть возможность сексуальной переориентации — к большому облегчению гомункулов. В-третих, его влечение к женскому полу будет несколько замедлено тем фактом, что первая женщина, которую он встретил, несомненно, обладала телом богини, но при этом в ней таился коварный ум мстительного и самовлюблённого архимага.

В ответ на блаженное выражение, которое, должно быть, превратило лицо Ататура в маску глупости, Элоиз злорадно улыбнулась и подняла руки к небу. В следующее мгновение Ататур взмыл в воздух в невыносимом рёве ветра, крича и вращаясь с неприличной скоростью.

Он почувствовал, как всё его тело яростно рвануло на все четыре стороны, и, пока внутренности и желудок пытались вернуться на место, мощный порыв ветра превратил его в воздушного змея из человеческой плоти, проглоченного бурей. Несчастный понял, что его новый хозяин, невероятный, но вполне реальный архимаг с пышными бёдрами, активировал Призыв Неистового Облака и теперь они на всех парах мчались к неизвестному месту назначения…

3. Ллорио Белая

Время, которое понадобилось Элоиз и Ататуру, чтобы найти магов, рассеянных по всей Альмери, и убедить их собраться на конклав, чего не происходило на протяжении многих эонов — последнее подобное собрание, известное как Бумергарфский конклав, датировалось Двадцать Первым эоном, — успело послужить разрушительной алчности Силь-Виоха.

Когда идея конклава была принята, магам пришлось договориться о месте встречи, что оказалось непросто. Каждый предлагал вариант, который был наиболее удобен ему или льстил его самолюбию. Когда наконец был достигнут консенсус — благодаря сдерживающему влиянию помощников, чьи действия координировал Ататур, — на счету симбиотического существа уже было огромное число жертв. Но истерзанную ауру и ускользающую память жертв Силь-Виоха можно было собрать, если взяться за это вовремя. Единственный альмерийский маг, специализирующийся на Астральных Архивах, к счастью, оказался достаточно усердным. Лоёбсан Рампанг, по прозвищу Лоёб Пергаментный, сумел сохранить почти все эти воспоминания, дабы его собратья по магии могли изучить заклинания, которым отдавал предпочтение их симбиотический враг.

В итоге конклав состоялся на Тапробане, маленьком острове, затерянном в сапфировых водах Сонганского моря. Большинство магов добрались туда с помощью Неистового Облака. На самой первой сессии конклава великий распорядитель дебатов, некий Раз Тигнак — маг с далёких ледниковых озёр База, способный одновременно следить за двенадцатью темами дискуссий — поручил дотошному Ататуру просмотреть Астральные Архивы Рампанга и составить отчёт о преступлениях Силь-Виоха, дабы убедить выживших в неотложности поиска решения. На третьей сессии Ататур занял место справа от кафедры и, прочистив горло, представил историю этого кровавого крестового похода.

Первым из погибших, очевидно, оказался Бельдемиаль Великолепный. Посланники, отправленные верховным распорядителем дебатов, чтобы вызвать его на конклав, нашли в обители мага лишь груду плоти, лежащую, как охотничий трофей, под великолепно подметённым крыльцом. После тщательного анализа выяснилось, что неосторожный Бельдемиаль подвергся особенно злобной Последней Мутации Ксарфаджио: все его конечности и органы расплавились в бесформенную массу. Ему, должно быть, было суждено прожить лишь ровно столько, чтобы успеть осознать свою мучительную оплошность.

Подобная дикость была уже совершенно неуместна в эти последние времена, сладостные, как подпорченный фрукт. К несчастью, Силь-Виох, казалось, становился всё более могущественным и всё более садистским по мере того, как продолжались его бесчинства.

Об этом свидетельствовали ауры его следующих жертв, которые засвидетельствовали это через уста Ататура.

Архимаг Пнумофилос столкнулся с Силь-Виохом у подножия горы Лимфы. Его противник обрушил на него Звёздный Взрыв Фандаала, одновременно заключив его в Инвертированную Всемогущую Сферу, которая вдесятеро усилила эффект заклинания. Пнумофилос был распылён на элементарные частицы. Но ему повезло умереть быстрее, чем Маэтергунку. Вспыльчивый маг зелёных холмов умер ужасной смертью: Силь-Виох сначала убил его помощника Прокаливающим Лучом Дельмио, а затем превратил Маэтергунка в покорного раба с помощью Триумфальных Диплазм Пангуира. Затем он заставил его пожирать самого себя, начиная с пальцев ног. Пока маг выполнял приказание, Силь-Виох произнёс заклинание Макроидного Пальца Ноги, и Маэтергунк взорвался на третьем глотке. Следующий маг умер не менее жестокой, но ещё более изощрённой смертью: Набук из Ноза был замучен деревянными иглами Непроходящей Чесотки Лагвайлера, которые сами по себе вырастали под кожей, а затем Внутренним Вскипанием Дельмио, которое резко повысило температуру его крови, доведя её до кипения. Когда ему надоели крики Набука, симбиотический садист позволил Объективному Рассеянию Уака разорвать мага на сотни окровавленных фрагментов. Его помощник остался жив, но уже никогда не смог бы стать прежним: Физическая Малепсия Ксарфаджио превратила его в тучного и гротескного карлика. Цэст Шутник, в свою очередь, претерпел тысячу мучений, вызванных обострением его чувств под действием Удил Длинных Нервов Кламбарда, прежде чем пасть от ожогов, нанесённых всему его телу огненными столбами Пирокариатид Дельмио, несмотря на его отчаянное бегство.

Потрясённый таким количеством ужасов, Ататур вынужден был сделать паузу в перечислении жертв Силь-Виоха. Конклав на мгновение замер в нездоровой тишине, а затем, собравшись с духом, и снова с согласия верховного распорядителя дебатов, дотошный асессор приступил к изложению членам Тапробанского конклава истории битвы двух магов, которые были очень близки к тому, чтобы победить Силь-Виоха.

Тар Древний и Каин Высокомерный жили вместе, без помощников, в соляных горах Мыса Печальных Воспоминаний, в западном Альмери, между Мрачной бухтой и заливом Санреаль. Они объединили свои силы против агрессора, как ранее решили объединить свои умы в повседневной жизни.

Опираясь на опыт, приобретённый в столкновениях предыдущими противниками, симбиотическое существо не ожидало, что ему придётся столкнуться с двумя соперниками одновременно. Сначала оно напало на Тара Древнего, обрушив на него Критический Холод Фандаала. Но Чары Растворения, запущенные Каином Высокомерным, рассеяли тысячи ледяных игл прежде, чем они достигли Тара Древнего.

Удивлённому Силь-Виоху пришлось с этим осваиваться.

При этом он совершил ошибку, разделившись надвое. Симбиот разделил собственные силы, в то время как его противники объединили свои. Силь оставил симбиота Виоха на земле, поручив ему заняться Каином, пока сам он будет расправляться с Таром. В течение того ничтожного мгновения, которое потребовалось для этого разделения, Тар и Каин не сидели сложа руки. Они сблизились, сделав бесполезным разделение их двутелого врага. Когда Силь обрушил Тотальное Воспламенение Дельмио на Тара, Каин просто развернул Всемогущую Сферу, которая защитила их обоих, позволив Тару подготовить атаку. Воспламенение не удалось, Сфера рассеялась. Тар исчез, в то время как Каин запустил Великолепный Призматический Разбрызгиватель против Силя. Благодаря Световому Смещению Фандаала, старый маг вновь появился возле Виоха, который был занят тем, что бормотал атакующее заклинание против Каина. Виох не успел ни запустить его, ни блокировать Удушающую Нарколепсию Пангуира, направленную на него Таром.

Симбиот погрузился в глубокое изнеможение, обливаясь слюной. Обезумевший от страха потерять его, Силь обрушил все свои атаки на Тара, поражая его Магматическими Кулаками. Это позволило Каину обездвижить его с помощью Тотального Клея Эриана Преемника. Силь упал на землю, бешено сопротивляясь.

На этой стадии Тар и Каин могли бы одержать верх. Но, в свою очередь, они совершили ошибку, сосредоточив свои атаки на Силе, намеренно игнорируя симбиота, сочтя его менее могущественным и опасным. И совершенно напрасно. Оставленный без присмотра слюнявый Виох вскоре освободился от искусственной усталости, наложенной Таром. Обезумев от ярости, он обрушил на двух магов, которые стояли к нему спиной, Двойную Ультрагнилостную Флегмону Ксарфаджио. Первая из них вонзилась одному магу в рот, а вторая другому в анус. Охваченные столь же внезапной, сколь и сильной болью и лихорадкой, Тар и Каин прекратили атаки на Силя и, вопя, начали кататься по земле.

Силь спокойно водрузил своего симбиота обратно на плечи и, сев на камень, наблюдал, как они корчатся в своих страданиях, пока их нарывы не лопнули и не наступила смерть.

Тар Древний и Каин Высокомерный могли бы отбросить Силь-Виоха к Падающей Стене, если бы были более осмотрительны. Не следует доверять внешнему виду — таков был первый урок трагических событий в соляных горах. Но имелся и другой, более фундаментальный: объединение сил всех магов, безусловно, было единственным способом уничтожить симбиотическое существо.

После тщательно подготовленного отчёта, составленного Ататуром, который ещё не стал магом, но был уже гораздо большим, чем помощником, Элоиз встала и заговорила сама. Некоторые почтенные архимаги запротестовали, крича о скандале и обмане. Явно ошеломлённый масштабом катастрофы, Раз Тигнак, главный распорядитель дебатов, не сделал ничего, чтобы их успокоить. Применив старую теорию о том, что маленькая демонстрация лучше длинной речи, Элоиз сделала жест и превратила в пепел несколько незанятых скамеек амфитеатра. Вся аудитория теперь была убеждена — Элоиз-Эмеригон являлась именно тем, кем себя называла: архимагом в женском теле.

— Сейчас тяжёлое время, — сказала она. — Это мерзкое симбиотическое существо, которое стало причиной смерти нескольких наших собратьев, должно быть устранено. Его сила не может обманывать или пугать нас...

Послышался шелест изысканных тканей, сопровождаемый покашливанием, исходящим из пересохшего горла. Гордий Непредсказуемый, совершивший очень долгое путешествие с Древних Островов, чтобы прибыть на конклав, попросил слова и ответил Элоиз:

— Однако именно эта сила и представляет для нас проблему, дорогой собрат. Силь-Виох знает все наши заклинания, как будто прочитал их в умах всех, кого убил. Он намного сильнее любого из нас.

Собрание отозвалось одобрительным ропотом.

Элоиз не спешила с ответом.

— Совершенно верно, Гордий. Силь-Виох не только знает самые мощные наши заклинания, но и, кроме того, обладает достаточными ресурсами, чтобы противостоять им. Однако мы ещё не испробовали против него всего...

— Все, кто с ним сталкивался, мертвы. Не думаю, что этот конклав может предложить какое-либо решение. Мне не стоило приезжать...

— Ты ошибаешься, Гордий. Распорядитель, с вашего позволения...

После того как Раз Тигнак благосклонно кивнул, Элоиз повернулась к Ататуру, который всё ещё исполнял роль асессора, и сделала ему знак. Бывший помощник Бельдемиаля направился к маленькому резному сундуку, который стоял справа от кафедры. По настоятельной просьбе Элоиз действующий верховный распорядитель дебатов за несколько дней до этого согласился отправить небольшую группу посланников на гору Кхоля Проклятого, несмотря на невероятную сложность этого похода. На вершине этого одинокого, истерзанного ветрами пика находился мемориал конклавов, в котором хранился упомянутый сундук. Этот мемориал был построен в конце Великого Мотолама, дабы напоминать всем грядущим магам о том, сколь славными были ушедшие времена. В сундуке должен был содержаться церемониальный предмет, обладающий особыми магическими силами, который использовался во время конклавов магов в период между Двенадцатым и Двадцать Первым эонами. Ни один маг не имел права открывать сундук, кроме как в рамках конклава и в присутствии верховного распорядителя дебатов. Раз Тигнак, любопытный и смущённый настойчивостью, с которой Элоиз требовала присутствия этого сундука на Тапробанском конклаве, в конце концов уступил её просьбе и велел доставить сей незапамятный предмет... И вот, трое посланников отправились за ним. Вернулся только один, с безумным взглядом и разбитым телом. Маленький сундук, не открывая, поместили, как того требовал ритуал, пришедший из глубины веков, справа от кафедры. И теперь то, что в нём содержалось, должно было быть извлечено из окружавшей его пелены времени и тайн.

Элоиз, казалось, была вне себя от возбуждения. Открыв сундучок, Ататур вынул из него небольшой цилиндрический предмет, который немедленно передал Элоиз. Повернувшись лицом к аудитории, и в частности к Гордию, она продемонстрировала предмет всем собравшимся.

Это была маленькая белая флейта, совершенно безобидная с виду.

С громким ропотом собравшиеся маги наклонились вперёд, чтобы рассмотреть её получше. Чистый голос учёной Элоиз разнёсся по всему амфитеатру:

— Кто из вас когда-либо слышал о Бесконечном Межвременье?

Ей снова ответил Гордий:

— Я узнаю эту флейту и хорошо знаю связанное с ней заклинание темпорального перемещения. Но не думаю, Эмеригон, что отправить нашего симбиотического врага вверх или вниз по течению времени будет хорошей идеей. Угроза не может быть устранена простым перемещением. Твоё предложение опасно. Силь-Виох может не только вернуться из своего временно́го изгнания, но и в отместку изменить наше настоящее.

— Я знаю. Поэтому и не собираюсь отправлять его в иное время.

— Вот как?

— Отправиться должен будет эмиссар конклава.

— Эм... эмиссар?

— Да.

— Единственный смысл в отправке эмиссара мог бы заключаться в том, чтобы помешать Бельдемиалю Великолепному позволить родиться Силь-Виоху в чанах его лаборатории. Но мы знаем, что протяжённость временного скачка Бесконечного Межвременья никак не может быть меньше ста тысяч лет.

— Разумеется, Гордий. Но она может быть больше. Бесконечно больше.

— Что конкретно ты задумал?

— Я собираюсь отправить эмиссара в очень далёкое прошлое.

— Насколько далёкое?

— Задолго до Великого Мотолама.

— Уточни.

— В одиннадцатую эпоху Семнадцатого эона.

— Что?

— Да. Во времена великой войны магов и ведьм.

— Клянусь Гримуаром Панделума! Но с какой целью?

— Чтобы встретиться с Ллорио Белой.

— Ты имеешь в виду королеву ведьм?

— Да, именно её. Ту, которую история называет Муртой Насылающей Наваждения.

Оглушительный шум потряс собрание. Большинство присутствующих магов встали и застучали кулаками по своим пюпитрам. Разу Тигнаку пришлось использовать Алую Триболюминесценцию Ишара Киноварного, чтобы восстановить тишину. Смущённые вспышками раздражающего красного цвета, которые происходили при каждом их движении, маги, наконец, вернулись на свои места и обрели самообладание. Единственным, кто остался стоять, был Гордий.

Даже не спрашивая разрешения у верховного распорядителя дебатов, который уже переставал контролировать происходящее, он покинул свой ряд и спустился на несколько ступеней к Элоиз. Подойдя к кафедре, он выпрямился, как страдающий радикулитом восклицательный знак, и обвиняющим жестом указал пальцем на фигуру женщины. Но обращался он исключительно к духу мага.

— Ты бредишь, Эмеригон. Разве нам мало одного смертельного врага?

— Ты должен дать мне время объяснить всё, Гордий.

— Тебе лучше быть предельно убедительным.

— Оказавшись в Семнадцатом эоне, наш эмиссар должен будет встретиться с Ллорио Белой до того, как Каланктус Спокойный лишит её сил и отправит в изгнание. Тот, кого мы пошлём, должен будет получить от неё способ победить Силь-Виоха. Любой ценой. Ибо лишь могущественные чары смогут одолеть нашего симбиотического врага.

— С чего бы вдруг?

— Это очень логично, Гордий.

Элоиз обвела взглядом собрание, игнорируя его враждебность.

— Вы все, присутствующие здесь, уже должны были это понять. Тот, кто сражается с нами, делает это нашим собственным оружием. Он ничего не знает о ведьмах. А их магия кардинально отличается от нашей. Силь-Виох не сможет парировать чары ведьмы. Это очевидно.

— Нужно ещё, чтобы Насылающая Наваждения согласилась поделиться какими-то своими чарами, — возразил Гордий.

Элоиз снова посмотрела на него, не моргнув глазом.

— Наш эмиссар должен будет изложить ей ситуацию таким образом, чтобы она согласилась.

— Ведьмы ненавидят магов, Эмеригон. Она никогда нам не поможет.

— Вот почему, дорогой Гордий, мы отправим к ней одну из её сестёр из Сорок Пятого эона.

— Прошу прощения?

Снова обращаясь к взволнованному амфитеатру, Элоиз продолжила свою речь:

— Ллорио Белая не знает будущего, и в этом наше преимущество. Мы можем заставить её поверить во что угодно, в том числе и в то, что ведьмы победили магов и что они правят концом времён.

— Но где мы найдём ведьму? — прозвучал громкий вопрос, донёсшийся с верхних рядов.

Элоиз улыбнулась и сделала маленький танцевальный шаг, повернувшись вокруг себя.

— Разве это не очевидно? Разве я не похожа на ведьму, скажите мне?

Ропот усилился в десять раз. Но на сей раз это уже не было неодобрением. Элоиз завоёвывала аудиторию. Она ловко закрепила свою победу.

— Друзья мои, — провозгласила она, — время для колебаний прошло. Вот возможность расширить поле борьбы и убить двух зайцев одним выстрелом: уничтожить нашего симбиотического врага и посмеяться над ведьмами через пропасть времени. Что скажете?

С амфитеатра обрушился гром аплодисментов, подтверждая согласие магов. Но когда тишина вернулась, у Гордия ещё было что сказать.

— Ведьмы Семнадцатого эона — самые могущественные, которых знала наша многострадальная история. Все архимаги могли исчезнуть под их гнётом. Великий Мотолам мог бы никогда не возникнуть. Ллорио — величайшая и самая мудрая из всех ведьм. Что произойдёт, если она раскроет нашу маленькую уловку? Мурта вполне может решить обернуть ситуацию в свою пользу и усилить борьбу, которую она ведёт против магов, чтобы навсегда стереть их с лица земли. Если это произойдёт, мы прекратим своё существование, стремясь сохранить его любой ценой. Что ты ответишь на это, Эмеригон?

— У ведьм есть общие черты с магами, — лукаво сказала Элоиз. — Они тоже обладают чрезмерной гордыней и иногда поддаются на внешний вид.

— Этот ответ неудовлетворителен.

— Разумеется, удовлетворителен, Гордий. Я появлюсь перед Насылающей Наваждения в сопровождении мага, явно лишённого своих сил и низведённого до состояния помощника. Я буду презирать его и плохо обращаться с ним у неё на глазах, рассказывая Ллорио, сколь славное будущее ждёт ведьм. Она не сможет мне не поверить.

— И кто согласится на такое плохое обращение со стороны женщины? Уж точно не я!

В зале раздался смех.

— Я согласен.

Все взгляды обратились к Ататуру.

Собрание разразилось оглушительным смехом. Этот молодой помощник, сначала оказавшийся жертвой сумасшедшего мага, а затем отважным асессором едва ли менее бредового конклава, вновь спонтанно бросился в гущу проблем. Тем не менее рассуждения Элоиз казались здравыми. Несмотря на невероятную дерзость, миссия, которую она поставила перед собой, вполне могла увенчаться успехом. Поэтому верховный распорядитель дебатов дал своё согласие.

Элоиз знаком попросила Ататура подойти поближе.

Немного смущённый, он подчинился. Затем, не медля больше, она схватила маленькую белую флейту и очень сильно дунула в неё. Это возымело двойной эффект: пронзительный звук затопил амфитеатр, а флейта начала раздуваться, как воздушный шар. Она приняла вид полупрозрачной сферы. Элоиз схватила Ататура за плечи, и оба прыгнули в сферу.

Раздался взрыв, и они исчезли.

Мгновение спустя в небе Тапробаны появилась большая металлическая птица с розоватым гребнем. Силь-Виох прилетел за своей ежедневной порцией архимагов. Раз Тигнак умер первым, задохнувшись от Тошнотворных Испарений Хизера, его носовой придаток был предварительно увеличен в десять раз Додекащедростью Лютара Медноносого. Его громкое удушье шокировало тапробанцев. По крайней мере, ровно до того момента, пока они не поняли, что то, что уготовил им Силь-Виох, было бесконечно хуже...

4. Ататур и Элоиз

Когда два эмиссара вновь появились в амфитеатре, всего через несколько дней после своего взрывного отправления, немногие выжившие маги и напуганные помощники увидели, что они радикально изменились.

Ататур и Элоиз держались за руки и выглядели весьма довольными жизнью.

В Сорок Пятом эоне счастье (как и несчастье до прихода Неувядаемого Силя и Дряблого Виоха) было старой идеей, похороненной глубоко в памяти людей, мёртвым пеплом в остывшем очаге жизни. И теперь Ататур и Элоиз возвращали своим современникам образ самого совершенного счастья. Два путешественника во времени были одеты в свободные и очень красочные одежды с преобладанием цветочных символов. Их длинные волосы были убраны назад, удерживаемые чёрными очками, которые, несомненно, служили для защиты от солнца, гораздо более яркого, чем то, к которому они привыкли. И их загорелый вид подтверждал эту фантастическую гипотезу. Пара улыбалась, как будто ничто не могло пошатнуть их счастье.

Гордий Непредсказуемый, вся нижняя часть тела которого, казалось, превратилась в некую метаморфическую массу, с трудом продвигался к ним, становясь поочерёдно то человеком-скамейкой, то человеком-лестницей, то снова человеком-скамейкой, то человеком-линолеумом в чёрно-белую клетку и наконец человеком-кафедрой, когда он остановился в двух шагах от Элоиз. Очевидно, художественное творчество Силь-Виоха достигло вершин садистской утончённости.

— Я рад вас видеть, — сказал Гордий, почёсывая угол, который явно нуждался в небольшой лакировке. — Здесь царит сущий ад. Видите ли, учитывая нашу малочисленность, Силь-Виох решил ограничить себя. Теперь он мучает только одного мага в день. Полагаю, он стремится продержаться до тех пор, пока не погаснет солнце. Вчера была моя очередь, и вот результат...

— Круто, чувак! У нас есть решение, — сказал Ататур с ослепительной непринуждённостью, в то время как Элоиз прильнула к нему с игривым видом.

— Мурта согласилась нам помочь? — спросил Гордий.

— Нет.

— Я был уверен в этом. Но тогда...

— На самом деле, мы с ней так и не повстречались.

— Как это?

— Ошиблись эпохой.

— Вы не смогли достичь Семнадцатого эона, не так ли?

— Ты понял, брат! — воскликнул Ататур, указывая двумя указательными пальцами на Гордия.

— Что?

— Вот именно. Мы промахнулись мимо эона.

— Бесконечное Межвременье оказалось недостаточно точным, верно?

— Мягко сказано.

— Но в таком случае, где же вы оказались?

Элоиз долго размышляла над этим вопросом, не найдя удовлетворительного ответа в отсутствие какого-либо всеобщего способа подсчёта времени.

— Одно можно сказать наверняка: это было задолго до Семнадцатого эона.

— Откуда ты можешь это знать?

— Там были ведьмы и маги, но...

— Но?

— Их силы были смехотворны. Ничего сопоставимого с нашими. Они не умели пользоваться сандестинами — да что там, даже не знали об их существовании. Что касается камней Иона, то они делали из них декоративные предметы, единственная функция которых была эстетической.

— Это очень прискорбно...

— Однако была категория магов и разновидность ведьм, которые умели колдовать с помощью музыки и мощных галлюциногенных веществ. Очевидно, они не могли жить как без того, так и без другого. Они составляли касту на обочине своего общества. Но их магия была, как бы сказать... интересной, хотя в конечном итоге малоэффективной.

— Я ничего не понимаю.

— Поначалу мы тоже не понимали. Потом всё стало ясно.

— Вы выглядите помолодевшими...

— Да, это странно: время текло медленнее. Чем больше мы узнавали их, тем больше всё замедлялось; в ароматных завитках их церемониальных амулетов всё естественным образом находило своё решение. Мы подстроились под ритм их общества и разделили с ними необычайный опыт благополучия. Они научили нас уважать своё тело и открывать собственный разум. Они жили в эпоху невероятной свободы. Они даже познакомили нас с физической любовью. Элоиз, в частности, открыла для себя бесчисленное количество самых разных вещей.

— Понимаю. Эмеригон, должно быть, хорошо повеселился.

— Кто?

— Эмеригон. Кстати, а что, он сам не может выразить свои мысли?

— Не во время прихода, чувак. Ах да, я забыл вам сказать...

— Что?

— Эмеригон мёртв.

— Прости?

— Его больше нет.

Гордий повернулся к молодой женщине в цветастом платье и встретился с ней взглядом. Он увидел, что её зрачки были неподвижны и предельно расширены. Она блаженно улыбалась ему. Старый архимаг нахмурился и снова переключил внимание на своего собеседника.

— Ты прав, Ататур. Эмеригона больше нет.

— Во-от, уловил! Осталась только цветущая молодая женщина по имени Элоиз.

— Как это возможно?

— Ваша гордость вас обманула, вот и всё.

— Что ты имеешь в виду?

— Эмеригон был всего лишь слугой Элоиз.

— Прости?

— Элоиз — ведьма, Гордий. Последняя ведьма во всей истории Альмери. С самого начала она скрывалась под видом простой помощницы, но на самом деле Эмеригон был не более чем марионеткой в её руках. Она придумала всю эту историю с обменом разумов, ибо знала, что наше явное женоненавистничество сделает её правдоподобной для нас. И меня, как и всех вас, отлично провели. Она преподала нам хороший урок смирения. Респект!

— Я... Но тогда...

— Йес! Думай!

— Вот почему она так страстно желала присоединиться к Ллорио Белой... Вот почему она так настаивала на том, чтобы мы доставили на Тапробану сундук из мемориала конклавов: ей нужна была темпоральная флейта, которая находилась внутри. Она воспользовалась нами, нашим отчаянием, чтобы заполучить её. Она хотела пройти сквозь эоны к Ллорио...

— Разве это не было законным желанием для ведьмы? Встретиться со своей королевой?

— Клянусь великим плащом Риальто!

— И не говори, чувак!

— Как мы могли быть такими глупыми?

— Теперь это неважно. Мы с Элоиз нашли общий язык. Очень круто!

— Но... а как же насчёт Силь-Виоха? — забеспокоился Гордий.

— Как я уже сказал по прибытии, у нас есть решение.

— Вы действительно нашли оружие для борьбы с ним?

— Идеальное оружие!

— Это чары?

— Да, очень мощные чары, которыми Элоиз владеет в совершенстве.

— Что они такое?

— Это сложно определить...

— Как называются эти роковые чары?

— Нежность — вот их имя.

— Нежность?

— Да. Это антитеза насилию, агрессии, высокомерию, боли, всему деструктивному в нас. Гордий, мы ошибались, используя наши наступательные заклинания против Силь-Виоха. Мы лишь подпитывали его, делали сильнее, поскольку насилие порождает насилие. Он начал бросать нам вызов ради игры и продолжил уничтожать нас из подражания...

— Я никогда не рассматривал проблему под таким углом.

— Только женщина могла это понять.

— Элоиз?

— Только женщина способна противопоставить нежность насилию, — медленно кивнул Ататур, улыбаясь.

— Есть ли риск, что Силь-Виох может избегнуть ваших чар? — спросил Гордий.

— Никаких шансов. Он не знает ни толерантности, ни уважения, ни любви к ближнему, которые являются камнями Иона нежности. Он умеет только разрушать и навязывать, причинять боль и обесценивать. Перед нежностью женщины Силь-Виох бессилен: он буквально растает.

— Нас ждёт та же участь?

— Может быть, и нет. Вы маги. Вы эгоцентричны, высокомерны, безумны, беззаботны и безответственны, но никогда не совершали тех ужасов, которые Силь-Виох творил без всякой причины.

— О, пусть твои слова окажутся правдой, ибо мы достаточно настрадались в этом эоне...

— Полагаю, самое большее, что вам грозит, это спасительное осознание тщетности ваших распрей и пустоты существования...

Гордий казался глубоко обеспокоенным как молчанием Элоиз, сотканным из мечтательности и презрения, так и словами того, кто с течением событий и открытий стал гораздо мудрее большинства присутствующих архимагов. Гордий повернулся к апатичной аудитории, состоящей теперь из нескольких подавленных стариков, бледных наследников многотысячелетней магической традиции.

— Друзья мои, Ататур и Элоиз вернулись из прошлого с решением, которое положит конец нашим мучениям и, возможно... нашей слепоте, — закончил он шёпотом.

Его слова не сопровождались никакими проявлениями энтузиазма.

Маги были измучены и разочарованы. Но, немного придя в себя, Элоиз показала им, что они ошибаются.

В сопровождении Ататура, Гордия, магов, у которых ещё хватало сил двигаться, и всех праздношатающихся помощников, Элоиз спокойно вышла из амфитеатра и ступила на эспланаду, поросшую сорняками и рододендронами. Вдали раздавался грохот битвы, перемежаемый вспышками молний.

Ещё один маг погибал.

Элоиз тихо позвала:

— Силь-Виох.

Некоторое время ничего не происходило, и маги, собравшиеся вокруг двух путешественников во времени, исчерпали свои последние остатки высокомерия и скептицизма. Но, разрывая пространство, точно нанося исполинскую рану, Силь-Виох наконец приземлился перед Элоиз. Несокрушимое тело андроида, казалось, было пропитано кровью. Что касается симбиота, то его опухшие и скрюченные пальцы играли с клочками мозговой массы.

Элоиз развела руки, обращаясь к Виоху:

— Иди ко мне, я вылечу тебя, и ты забудешь обо всём остальном...

Андроид Силь сделал атакующее движение в сторону молодой ведьмы. Но острая грань его металлической руки остановилась в нескольких сантиметрах от нежного лица Элоиз. Сидевший у него на плечах Виох, казалось, колебался.

— Я здесь только ради тебя... — прошептала Элоиз.

Силь выпрямился, словно застыв от непонимания. Виох сполз с его плеч и неуклюже пополз к Элоиз. Она, как заботливая мать, опустилась на колени и протянула руки к жалкому созданию. Когда контакт установился, она погладила его по лбу. Виох издал стон удовольствия, за которым быстро последовали душераздирающие рыдания.

— Вот так. Теперь всё кончено, — сказала молодая женщина, похлопывая симбиота по безволосой спине.

Затем на глазах Ататура и всех, кто наблюдал за этой сценой, Виох претерпел поразительную трансформацию: его деформированные конечности стали гармоничными, черепная коробка, казалось, вернулась к нормальным пропорциям, черты лица смягчились и округлились, постепенно позволяя появиться улыбке.

Теперь на руках Элоиз сидел розовый и пухлый новорождённый. Это была маленькая девочка... Элоиз тихонько укачивала её, пока та не уснула.

Ататур подошёл к Элоиз и, обняв её за плечи, прошептал:

— Мы назовём её Ллорио.

Поскольку всё взгляды и всё внимание были прикованы к очаровательному младенцу, никто толком не увидел, как исчез Силь. Игнорируемый всеми, не имея больше противников, он истощил свою сущность, постепенно уменьшившись в размерах, пока не стал таким же маленьким, как самый мелкий из камешков, разбросанных по равнине. Затем он сублимировался. Превратившись в эфемерный газ, он поднялся в небо и стал облаком. Ветры подхватили его и подарили ему самое необыкновенное путешествие, унося в столь далёкие края, что никто в Альмери не знал их названия. И там, под влиянием депрессии, он превратился в дождь и устремился к земле в последней жертве. Спустя некоторое время на ней проросли тысячи разноцветных цветов. В каждом из них чёрный, как ночь, пестик напоминал, что даже в самом дурном существе всегда присутствует обещание искупления...

То был конец сорок пятого эона. Умирающее солнце всё ещё подвергалось атакам Великой Пожирательницы. В этом не было ничего ненормального: некоторые угрозы являлись частью миропорядка и не могли, да и не должны были быть устранены. Светило, освещавшее Альмери, скоро должно было умереть, и не стоило желать иного исхода. Вскоре всему настанет конец.

Но не сейчас, не сегодня. Прижимая Элоиз к себе, Ататур подумал, что этот день принадлежит им. Он засмеялся и поцеловал молодую ведьму, и она нежно ответила на его ласки...

***

Уго Беллагамба живёт в Экс-ан-Провансе. Доктор исторических наук (история права), он женат на очаровательной женщине, имеет невероятно маленькую собачку и состоит в меняющей свой состав группе авторов из Экса. Уго признаётся в своей страсти к утопии и ухронии, заявляет о своей любви к рассказам и признаёт наличие склонности к соавторству. Он опубликовал несколько текстов под псевдонимом Майкл Рейсс (в настоящее время отказался от него), включая «Республиканский Апофис» (L’Apopis Républicain) — ухронию с элементами космической оперы, которая принесла ему номинацию на премию Жозефа Рони-старшего. Этот рассказ был переиздан в антологии «SF 2000-2002» и войдёт в первый сборник автора, который выйдет в издательстве Belial в начале 2003 года. Недавно Уго Беллагамба опубликовал киберпанк-роман «Школа убийц» (l’École des Assassins), написанный в соавторстве с Томасом Дэем, и завершает с тем же автором второй роман, сочетающий фэнтези и политику. В будущем Уго готовит свой первый сольный роман — ухронию о крестовых походах и тамплиерах, вдохновлённую оперой Кампры*.

* Андре Кампра́ — французский композитор эпохи барокко.

Филипп Моно Джек Вэнс, этнолог воображения или гомункул, заспиртованный в банке? Эссе

Уго Беллагамба Если отбросить мизогинию...

Микаэль Иворра La Perle de Nimrod

Лоран Айллет L'Auberge de la Tonnelle

Тьерри ди Ролло Perspective infinie

Дэвид Соньер Escale Musicale

Жан Милманн Ultime déjeuner

Скотч Арлстон Filet d'oie braisé au coulis de ponape frais (en jus de Vin de Lune). Повесть.

Йохан Элио Le Maton des Magiciens

Габриэль Феро Des hommes d'honneur

Л. В. Сервера Мерино Dans l'ombre de l'Aryenorden

Николя Клюзо L'Affaire de l'archiplume dépossédé

Жорж Фово Et Epucaü créa la vie… Faribole en Almery

Перевод В. Спринского

К разочарованию охотника, наступила чёрная, как смоль, ночь, а он так и не нашёл никакой добычи. Густой туман, сквозь который не мог пробиться даже острый взор Рейхана, постепенно окутывал высокогорье, и поиски пути с изрезанного ущельями хребта Эйглофианских гор стали крайне затруднительными. Теперь даже знаменитый охотник начал проявлять беспокойство. Не имея возможности вернуться в своё базальтовое жилище, где его ждала Кушаламия, прекрасная супруга из великолепного Узульдарома, охотник принял мудрое решение провести ночь на этом печально известном горном хребте. Рейхан искал пещеру или расщелину, чтобы найти хоть сколь-нибудь безопасное укрытие, но густой туман и коварный мрак мешали ему. Утратив в нём своё острое чувство направления, охотник не заметил, что, сам того не ведая, приблизился к пещере у перевала через хребет зловещих чёрных Эйглофианскиих гор. Это было то самое место, по которому охотник из Зароула однажды прошёл в юности и где он устроил резню среди звероподобных обезумевших вурмисов. Разумеется, варвар давно забыл об этом ужасном происшествии. Внимание Рейхана было постоянно приковано к Кушаламии, его благородной жене, дочери правителя Узульдарома, Раамона. Одна лишь мысль о том, чтобы снова обнять её нежное мягкое тело, делала любые страдания и трудности незначительными. Однако бедный охотник не знал, что коварные вурмисы оттачивают свой демонический разум в гнилых подземных глубинах, и когда он заметил приближение призрачной волосатой вонючей тени, то в тот же миг оказался оглушён ударом дубины по голове и без чувств упал на землю. Косматое омерзительное нечто утащило истекающего кровью человека в бездну.

Рейхан очнулся от пронзительной боли во всём теле и обнаружил, что его окружает зловещая атмосфера безумия и какой-то жуткий, потусторонний, иномирный смрад. Да, он пришёл в себя, но его руки и ноги были скованы железными цепями, и он не мог пошевелиться, не в силах произнести хоть одно слово из-за охватившего его бессознательного ужаса. Долгая и благополучная жизнь с благородной женой заставила его почти забыть предания о тайном подземном мире, торжественно передаваемые древними предками из Зароула. Поэтому он трепетал перед неведомой реальностью, не в силах противостоять ей. Рейхан вспоминал свои подвиги прославленного храброго охотника и чувствовал себя ничтожным из-за сотрясавшего тело страха. Новомодные современные верования цивилизованного мира и скептицизм в отношении сверхъестественного, которые проникли в его разум после женитьбы на чужеземке, приумножились вместе с обретением мирских удовольствий, и теперь он презирал все пережитки своего древнего прошлого. Охотник из Зароула воспринимал произошедшие в нём изменения как нечто само собой разумеющееся и уже давно свысока относился к законам мира и природы.

Слабый свет, точно от свечи из протухшего сала, замерцал впереди, и варвар из Зароула напряг глаза. Он увидел нечто среднее между зверем и человеком, с массивным волосатым телом гиганта, стоящего прямо, вокруг которого словно бы распространялась атмосфера древнего величия, окутывающая его, точно мантия. Охотник, полностью охваченный ужасом, обливался потом, его полузатравленный взгляд метался из стороны в сторону от страха. Огромная волосатая тварь уставилась на зароульца горящими глазами, источая тошнотворное дыхание, мерзкая вонь которого ударила Рейхану в нос. Глаза этого властного гиганта светились невообразимой древностью и интеллектом, превосходящие человеческое воображение, и казалось, что перед их взором всё живое оцепенело бы от ужаса. Неведомая фигура, которую нельзя было полностью разглядеть в темноте, заговорила голосом, тяжёлым, как эхо подземных глубин, распространив вокруг запахи плесени и гнили.

— Осквернитель, осмелившийся убить наших сородичей, достигший пределов святотатства! — пронзил окружающую тишину трансцендентно величественный глас. — Твой грех чрезвычайно велик. Но я захватил и сковал тебя по совершенно иной причине. Ты, исконный сын народа Старого мира из Зароула, привёл нечистую блудницу из цивилизованных краёв на эту священную древнюю землю. По сравнению с этим постоянным оскорблением и осквернением, потеря наших сородичей выглядит совершенно ничтожной. Поэтому ты должен испытать величайшую горе и боль. Я, глава племени вурмисов, накладываю на тебя проклятие, кое очистит тебя от греха твоего нечистого прелюбодейского деяния. Когда проклятие свершится, ты будешь освобождён от всех своих прегрешений.

Тот, кто назвал себя вождём вурмисов, поднял свою грубую, полусгнившую, воняющую падалью руку и начал нараспев произносить странное иномирное заклинание. Рейхан погрузился в чудовищный вихрь неведомого потенциального ужаса и мистической мощи, полностью выходивший за пределы здравого человеческого смысла, не имея сил к сопротивлению, став бессильным, как младенец. Могучая нестижимая сила сковала его тело, и в памяти начали всплывать давно забытые чувства ностальгии и смутные картины великой древности. Рейхану показалось, что он видит первых чешуйчатокожих дочеловеческих тварей, выползающих на сушу, и их гибель во время стихийных катаклизмов. Ему мнилось, будто он видит людей, скорбно блуждающих по тропическим лесам на протяжении бесконечно долгого времени, сбиваясь в стаи и постепенно осваивая связную речь. На протяжении бечисленных лет дух Рейхана рыдал и раскаивался в содеянном им осквернении. И наконец в нём зародилось страстное желание исправить свою ошибку и смыть осквернение, содеянное против Старого мира. Затем, из тёмных щелей первобытной подземной пещеры, точно великолепное сияние древнего оракула в роскошном храме, явилось откровение, и невежественный человек оказался приведён в замешательство мельчайшими осколками древнейших смутных воспоминаний человечества. Вслед за этим вурмис снова разверз свой жуткий рот и заговорил:

— А теперь иди. Уничтожь под корень тех, кто вторгся сюда из Нового мира, ведущих свои глупые игры на покрытой мухами блевотине, и сверши первобытное воздаяние. Ты избавишься от моего проклятия, если будешь послушен Великим Древним. О, сын Зароула, поклонись истинному богу, господу нашему Тсатоггуа!

Подчиняясь приказу, исходящему из подсознания, человек из Зароула опустился на колени перед вождём вурмисов и низко поклонился. Тучное тело великана-вурмиса, смотревшего на него свысока, слегка задрожало, и в этот миг он был похож на своего жабоподобного бога, жадная пасть которого застыла в древней непостижимой улыбке. Освобождённый из подземной пещеры Эйглофианских гор, Рейхан, сияя горящими безумными глазами, покинул горные вершины, чтобы выполнить возложенную на него великую миссию.

С невероятной скоростью он спустился по крутым склонам огромных скал, преодолел торчащие из почвы обсидиановые валуны и пересёк извилистые западные пустоши, пока не увидел своё давно знакомое базальтовое жилище. Однако зароулец почувствовал, что здесь происходит что-то необычное. У входа в его жилище находился какой-то человек, держащий поводья лошади, а рядом с ним стояла Кушаламия, супруга Рейхана, которую он некогда привёл сюда из чужой земли. Старик, одетый в элегантную тёмно-синюю мантию из тончайшей ткани, подчёркивавшую его высокое положение при дворе, с аккуратно собранной белой бородой, беседовал с женщиной. В этот момент Рейхана озарило инстинктивное прозрение дикаря, пробирающегося по суровой земле, и он понял, что этот старик — отец его жены, о котором она когда-то рассказывала, — Раамон, верховный правитель Узульдарома. Вероятно, он пришёл сюда, чтобы забрать свою дочь. Как неистовый варвар, охваченный жаром, отважный охотник из Зароула больше не колебался. С ловкостью, напомнившей ему о своих юных годах, он подкрался к старику, крепко сжимая обеими руками рукоять длинного меча, чтобы нанести смертельный удар, и притаился за базальтовой скалой. Лошадь, почувствовав приближение опасности, внезапно заржала. В тот же миг оживлённо разговаривавшие старик и его дочь обернулись...

Необъятная тишина, наступившая на высокогорье, мрачно простиравшемся между перевалом Ульфар и Зароулом, с презрительным видом взирала на окружающую скорбь, будто в ней скрывалось смутное просвещение и мудрость Старого Мира возвещавшие вечную истину, всё ещё дремлющую в ядре земли, в ожидании триумфального приветствия утраченной победы. Говорят, что в этот момент Старый мир вернул себе часть своей мечты.

Содержание

Курахиса Суми Предисловие

Девушка из Узульдарома

Возвращение в Старый мир

Забытая доисторическая эпоха. Эссе

Смерть Зулохима

Свет из Дома

Истории невезения

Колдовство Иккуа

Орглиас

Наследие Фарнагоса

Мученики

Битва при Зетросе

Перевод В. Спринского

Как и во все предыдущие дни, он проснулся в своей базальтовой пещере, которую обустроил по своему вкусу, легко позавтракал вяленым мясом, после чего тщательно вычистил своё снаряжение. Оружием Рейхана, помимо тяжёлого арбалета, был длинный меч с зубчатым лезвием, висевший у него на левом бедре. Немногие из выдающихся воинов Зароула могли столь же ловко обращаться с арбалетом, как Рейхан. К тому же, этот охотник всегда бил точно в цель. Он был опытным человеком, который исследовал неизведанные дебри и долго сражался с природными ужасами, ему довелось пережить множество героических приключений. Однако охотник из Зароула не интересовался ни славой, ни роскошными дворцами, а также вниманием известных людей или женщин. Рейхан был урождённым воином, и единственным его интересом была борьба со свирепой дикой природой и его добычей.

Перебравшись через область потухших вулканов Эйглофианских гор, Рейхан оставил позади свои привычные охотничьи места и направился по тропе на восток. Однако храбрец не замечал необычной обстановки вокруг, ибо, проходя через небольшие пещеры в районе Эйглофианских гор, оказался атакован группой вурмисов, издающих безумные вопли. Рейхан был застигнут врасплох внезапным нападением, но, сохраняя разумную дистанцию, метко поражал вурмисов стрелами из арбалета, направленными прямо в их сердца. Примерно через час беспощадного отстрела жутко прыгающих вурмисов, вокруг остались лежать чёрные трупы. Во время этого боя Рейхан постоянно подвергался стремительным атакам тварей, но его защищал кольчужный плащ.

Когда из всей толпы нападавших остался последний вурмис, охотник напряг уставшие мышцы, вытащил смертоносный длинный меч и бросился на своего противника, лицо которого безумно исказилось. Не успев оказать сопротивление, последний вурмис пал на окровавленные камни и застыл в неподвижности смерти. Одержав победу в опасном бою, Рейхан стряхнул кровь с лезвия длинного меча. Однако существовала опасность, что коварные вурмисы вернутся, чтобы отомстить, поэтому ему следовало как можно скорее покинуть область Эйглофианских гор.

И вот, ступив на незнакомую территорию, молодой воин из Зароула, доверившись своим природным инстинктам, принялся осматривать окружающие травянистые равнины. Рейхану нечасто доводилось посещать эти восточные области. Воин ощущал на своём теле нежные прикосновения овевающего его ветерка. Даже для Рейхана, который не слишком интересовался неизведанным миром, вид новой территории казался притягательным.

В конце концов, поддавшись любопытству, молодой человек из Зароула двинулся дальше на восток. Вскоре вперёд его взором предстала великолепная дорога, которую этот уроженец диких областей никогда раньше не видел. Дорога тянулась вдаль и вела к центральной части Гипербореи, к величественным городам-государствам. Центральная провинция Фарнат тогдашней Гипербореи была покрыта бесчисленными подобными дорогами, что обеспечивало безопасные путешествия. Рейхан, который часто ходил по первобытным звериным тропам, был поражён красотой и ухоженностью дороги, почувствовав прогресс далёкой цивилизации. И эти дороги словно несли дикарям весть о цивилизованном мире, простираясь неопределённо далеко.

Из-за различных обстоятельств Рейхан прятался недалеко от спуска с перевала Ульфар. Вокруг охотника поднимались заросли, и атмосфера здесь отличалась от высокогорья. Местность безразлично смотрела на пришлого чужака, но вскоре начала меняться. Рейхан внезапно почувствовал что-то странное, и в тот же миг из близлежащего густого леса донёсся пронзительный крик.

Отважный Рейхан выскочил из зарослей и изо всех сил помчался туда, откуда доносился крик. Обострённые нервы, закалённые природой, инстинктивно сообщали ему об опасности. Пробежав чуть дальше, он понял, что крик доносился от пруда, находившегося за тропой. Пруд, к которому приблизился юноша, был широк, а его зловещий цвет вызывал тошнотворное ощущение. Вокруг него росли крупные папоротники, которые тревожно покачивались. Издалека было невозможно увидеть того, кто кричал, и пронзительный голос всё ещё разносился в воздухе. Когда Рейхан приблизился к пруду, он понял, что кричит женщина.

Как и предполагал варвар, в зловонном пруду оказалась девушка. Однако она была окружена несколькими негодяями и, несмотря на все попытки сопротивления, вот-вот должна была стать жертвой насилия. Девушка, прижатая толстой рукой к влажной земле, издавала отчаянные крики, ещё один мужчина крепко держал её за руки. Насколько мог судить охотник, на неё напали коварные разбойники. Они держали в руках искривлённые ятаганы, и на их зловещих лицах читалось явное возбуждение. Насильников было пятеро, и они не обращали внимания на происходящее вокруг, возможно, потому, что все их мысли были заняты пойманной девушкой. Рейхан воспользовался моментом и бросился на пятерых разбойников.

Издавая яростные крики, кровожадный охотник ворвался в толпу негодяев. За время недолгой схватки головы двух мужчин, окружавших девушку, оказались срублены. Зубчатый клинок воина завершил свою работу быстрее, чем разбойники успели осознать происходящее. Успеху нападения способствовало и то, что они были увлечены девушкой. Обратным движением своего крепкого оружия Рейхан нанёс мощные удары двум оставшимся мужчинам и посмотрел вниз на тела упавших насильников, истекающих кровью. Последний оставшийся разбойник, с выражением невероятной ярости на лице, изо всех сил нанёс удар своим ятаганом. Рейхан быстро отпрыгнул в сторону, чтобы увернуться от атаки, и вонзил свой хищный клинок глубоко в тело мужчины. Не выдержав ужасной боли, тот выронил своё единственное оружие. В тот момент, когда острый ятаган упал на землю, череп разбойника оказался размозжён.

Вкладывая в ножны испачканное кровью лезвие, охотник посмотрел на девушку, подвергшуюся нападению. Гладкая кожа, видимая под смятой белоснежной одеждой, вызвала в Рейхане возбуждение, отличное от боевого. Однако охотник с давних пор не верил женщинам и считал их существами, не имеющими никакого отношения к его жизни. Принимая во внимание нынешнюю ситуацию, действия Рейхана явно противоречили всем его прежним убеждениям. Хотя он поклонялся сверхъестественному и одновременно боялся его, Рейхан не мог понять, почему он совершил этот добрый поступок. В конце концов, хотя охотник и вёл примитивную жизнь, он был всего лишь обычным человеком, который ненавидел злодеяния.

Наконец девушка поднялась, стыдливо оправляя свою растрёпанную одежду, и посмотрела на своего спасителя. Охотник был поражён нереальной красотой девушки: в его суровых серых глазах отразилось её прекрасное лицо и светлая кожа. Лицо девушки было белым, как ледяные поля Поляриона, а кожа тонкой, едва ли не прозрачной, чистая, как текущая вода. Её длинные золотистые курчавые волосы, хоть и испачканные илом, выглядели по-благородному. Прекрасный облик красноречиво говорил о том, что девушка принадлежала к высшему сословию Гипербореи.

— Герой, обладающий необычайной смелостью! Не знаю, как выразить свою признательность за то, что ты меня спас, — сказала девушка голосом, столь же бесконечно чистым, как и её кожа. — Я никогда не забуду твою помощь.

Рейхан был ошеломлён прекрасным голосом и словами благодарности девушки. Чувство удовольствия от жизни и выполненного долга, которое он никогда не испытывал на охоте, проникло в душу храбреца, стойко переносившего ярость самой природы. Благодаря этому сомнения и настороженность Рейхана по отношению к девушке смягчились, и в нём пробудилась его давно забытая человеческая сторона.

— Не знаю, почему ты подверглась нападению в этой глуши, но, похоже, я успел вовремя, — сказал охотник с сильным западным гиперборейским акцентом, однако девушка поняла его. — Я впервые пришёл в эти места и сомневался, стоит ли идти дальше. Я человек дикий, не знаю дворцов и больших городов, но пришёл сюда в результате череды постигших меня неудач. Когда я издалека услышал твой крик, то поспешил сюда. Только теперь, когда всё кончено, я понимаю, что моё решение было верным.

— Сначала, когда появился такой статный мужчина, какого мне никогда не доводилось видеть, я подумала о дурном. Но когда поняла, что ошиблась, то очень упрекала себя. Ты великий герой, а я — крайне глупая девушка. Всё, что произошло здесь — моя вина.

Девушка заплакала светлыми слезами. Они сверкали, как небесные звёзды, текли по её нежной коже и падали на землю, словно эфемерные метеоры. Она вытерла текущие слёзы тыльной стороной своей тонкой, белой, хрупкой руки, и к тому времени, когда солёная влага на её щеках высохла, солнце уже садилось за высокие пики Эйглофианских гор. Девушка указала на восток и заговорила.

— Я родом из Узульдарома. Даже ты, живущий далеко, наверняка слышал это название. Слава Узульдарома гремит по всей Гиперборее, и ныне он правит многими землями. Мой отец был управляющим чиновником королевской столицы, его звали Раамон. Я жила в роскошном мраморном дворце, ни в чём не зная нужды. Каждый день я приветствовала короля и знать, и мне давали строгое образование, чтобы стать достойной женщиной. Но, живя в тесном дворце, во мне неизбежно возникло чувство любознатства. Я захотела увидеть внешний мир и начала читать старые книги в большой библиотеке дворца Узульдарома. В перерывах между занятиями я убегала в эту библиотеку, и во мне крепла тоска по далёкому миру. Древние сказания о герое Зетросе, великом учёном Акилоне, чудесные жития магов Хаона Дора и Зона Мезамалеха — всего этого было хватило, чтобы покорить сердце юной девушки. В конце концов, я не смогла справиться со своим сильным любопытством и убежала во внешний мир. Теперь я думаю, почему мною владела такая тоска по внешнему миру? Реальный мир за пределами дворца оказался очень страшным местом. В нём повсюду кишат свирепые существа, а люди одержимы драгоценностями, славой и диким любострастием. Ах, какая ирония, если этот мир и есть реальность. Я боюсь и не могу спать по ночам.

Казалось, девушка высказала всё, что хотела, и рухнула, лишившись сил, где стояла. Не переставая проливать слёзы, она продолжала раскаиваться в своих поступках. Молодой охотник из Зароула прекрасно понимал страдания и ужас девушки, ибо знал о нечеловеческих богах, скрывающихся под поверхностью гиперборейского континента, и о корнях ужаса, лежащего за пределами людского понимания. Думая об этом, Рейхан почувствовал что-то вроде желания защитить девушку. Вспоминая её историю, казалось чудом, что столь благородная особа без какого либо сопровождения смогла пересечь мрачные дебри Гипербореи и добраться до этого отдалённого места. Постепенно Рейхан в глубине души начал очаровываться девушкой из Узульдарома, и сопротивляться этому желанию становилось всё труднее. Это происходило из-за инстинктивной подчиняющей властной силы, которой обладала знатная девушка. Но простодушный Рейхан этого не заметил.

Он подошёл к плачущей девушке, обхватил её хрупкие плечи обеими руками и помог ей встать. Молодой человек из Зароула посмотрел в её влажные, похожие на озёра глаза и торжественно произнёс:

— Не плачь. Я понимаю, как тяжело тебе было добраться сюда. И я не могу гарантировать, что такая благородная девушка, как ты, будет в безопасности в дальнейшем. Недавно на тебя напали люди, но подумай, что произойдёт, если на тебя набросятся мерзкие демоны, выползшие из ада. Ты испытаешь самую жуткую боль в этом мире и встретишь ужасный конец. Я — человек, выросший в диких полярных уголках Гипербореи, и знаю, что в таких местах можно полагаться только на силу своих рук, а не на опыт и мудрость. Я не знаю ни твоего великолепного Узульдарома, ни политических или судебных процедур. Но, клянусь этим мечом, мне известно, как выжить в диких землях. Поэтому я защищу тебя, и с этого момента ты можешь быть спокойна.

Смелые слова Рейхана привели к тому что отчаянное выражение лица девушки на мгновение изменилось.

— Богиня плодородия Йхоунде! Если это правда, то в моём сердце забрезжил луч надежды. — Печальное выражение лица девушки из Узульдарома, чьи слёзы блестели в лучах заходящего солнца, постепенно смягчилось. Увидев, что она успокоилась, охотник довольно кивнул.

— Раз уж наша судьба решена, нам не следует здесь задерживаться. Мы пойдём в ту обширную область, которую я нашёл раньше. Слишком долго мы находимся в этом зловещем месте. А теперь следуй за мной.

Сказав это, Рейхан, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, взял девушку за руку и быстро пошёл обратно по своим следам. Она споткнулась от внезапного движения молодого человека, но когда он крепко поддержал её своими широкими руками, то сразу же почувствовала немалое облегчение. Они прошли сквозь гигантские папоротники и пересекли дорогу. Охотник подстраивался под шаг девушки, не ослабляя бдительности в сгущающейся темноте.

Почувствовав перемену в своих старых убеждениях, молодой человек из Зароула решил защитить девушку из Узульдарома. У неё же в этой отчаянной ситуации не было иного выбора, кроме как довериться мужчине и безоговорочно поверить своему единственному союзнику. Когда её белая ладонь оказалась притянута сильной рукой охотника, девушка почувствовала, как в ней снова просыпается любопытство, которое заставило её сбежать из королевского дворца. После того как она осознала это чувство, сдержанное биение её сердца начало неудержимо учащаться.

Вскоре они достигли намеченного места, и охотник привычным движением раздвинул высокие травы, расчистив достаточно пространства, чтобы можно было присесть. В этой роще, расположенной на границе между дорогой, ведущей в королевскую столицу, и перевалом Ульфар, не имелось такого количества острых камней, характерных для гор и высокогорий; земля здесь была плодородной, олицетворяя богатство природы Гипербореи.

Как только Рейхан закончил свою недолгую работу, девушка, уставшая от долгого бегства, тут же опустилась на траву. Молодой человек из Зароула, на лице которого также отразилась сильная усталость от череды сражений этого дня, присел следом за ней. Рейхан устроился перед девушкой из Узульдарома, повесив за спину арбалет, стрелы которого были потеряны в ходе сражения. Когда на лице его спутницы появилось спокойное и умиротворённое выражение, варвар улыбнулся. В ответ девушка тоже улыбнулась, но Рейхан, размышляя о том, что скрывается за этим прекрасным выражением, понял, что в ней всё ещё таится скрытый страх.

— Ты успокоилась? — спросил охотник, заглядывая ей в лицо. — Я забыл тебе сказать, что меня зовут Рейхан, я родился в Зароуле. Долгие годы я живу жизнью охотника.

Девушка немедленно ответила на слова Рейхана:

— Моё имя — Кушаламия. Как уже говорила, я родом из Узульдарома. Хотя в моих жилах течёт королевская кровь, сейчас я всего лишь простая девушка. Ты невероятный герой, и я снова и снова выражаю тебе свою безграничную благодарность, но когда думаю о том, что ждёт впереди, мне становится невыносимо одиноко, словно вокруг мгновенно сгущается тьма.

После этого девушка некоторое время опустила голову. Её облик был столь же хрупким, как цветок водяной лилии, но повсюду были заметны следы пережитых ею трудностей. Длинные золотистые локоны оказались растрёпаны в свалке, а белоснежное платье, демонстрирующее высочайшее благородство хозяйки, было изодрано во многих местах. Любой порядочный мужчина, увидевший эту несчастную аристократку, неизбежно испытал бы сочувствие.

— Не волнуйся. О завтрашнем дне подумаю я. Сейчас же тебе нужно поспать, чтобы восстановить силы. Я буду чутко стеречь тебя всю ночь, — сказал Рейхан, глядя на благородную девушку из Узульдарома взглядом решительного мужчины. В этот момент Кушаламия подошла к варвару так, словно придумала наилучший план, и, заглянув в его чистые серые глаза, заговорила:

— Клянусь всеми богами Гипербореи, сколько же в тебе великого милосердия. Я никогда не встречала человека, подобного тебе. Ты не ведёшь себя так почтительно, как дворцовые аристократы, и у тебя нет никакого зловещего желания что-то коварно скрывать от меня. Раньше мне казалось, что все люди в Узульдароме подобны безвольным призракам. Но ты словно воплощаешь в себе свободу, присущую людям не этой земли, а нашим далёким предкам из глубокой древности. В историях, которые я читала, было много стихов о героях той вольной эпохи. Согласно легендам, предки первого человечества пересекли море и прибыли на гиперборейский континент. Они уничтожили змеелюдей, которые изначально правили им, и основали новую человеческую династию. Говорят, что это королевство процветало под первозданным солнцем, и предки нынешнего человечества жили свободно. Но когда гиперборейское королевство было уничтожено невиданными катаклизмами, люди утратили память о мистической эпохе. Человечество всё ещё живёт на земле Гипербореи, унаследовав её от далёких предков, но прежняя свобода была забыта. Тем не менее где-то в глубине души я продолжаю верить, что воспоминания о временах, когда мы свободно перемещались по плодородным землям Гипербореи, сохранились. Глядя на тебя, я испытываю такое тёплое чувство ностальгии...

Девушка, возбуждённо прижимая руки к груди, продолжала свою страстную речь, обращённую к молодому человеку перед ней, словно собиралась говорить ещё долго. Это было бессознательным действием, но как только Кушаламия осознала свой поступок, она тут же смутилась, и её прелестные щёки залились румянцем. Рейхан тоже был поражён познаниями девушки и слушал её в оцепенении. Кроме того, на инстинктивном уровне он был смущён событиями глубокой древности, о которых рассказала Кушаламия. Отшельники из Зароула часто рассказывали сказки и легенды о таинственной эпохе, но они были чужды охотнику, жившему в условиях суровой природы. Молодой человек отвергал рассказы стариков, считая их пустой болтовнёй. В этот момент Рейхан почувствовал себя глупцом, потому что не верил историям мистической эпохи. И в то же время он испытал смутное чувство сожаления.

Холодный ночной ветер подул с севера, заставляя колыхаться траву, на которой они лежали. Вокруг всё зашуршало, словно в травах бегало множество муравьёв, и взошла таинственная луна, обладающая магической силой. Окружающая их атмосфера теперь сильно отличалась от дневной. Ночь, когда первозданный лунный свет начинал завораживающий колдовской танец, рассказывала о фантазиях, превосходящих человеческое воображение.

Рейхан не разводил огня. Он не делал этого из страха перед тем, что его могут заметить демоны, а также ради Кушаламии, спящей рядом. Если бы на них напали ночные существа, им пришлось бы разделить участь многих невежественных странствующих торговцев. Поскольку оба были сильно истощены, им повезло, что охотник принял меры для уменьшения вероятности стычек с врагами. И после того как они благополучно пережили эту ночь, их снова осветило прекрасное утреннее солнце.

Было ранее утро, и слабые лучи только поднявшегося светила окрасили нежным цветом молодую траву. Когда Кушаламия, спавшая мирным сном, проснулась, рядом с ней лежал кусок мяса, от которого исходил аппетитный запах. Нанизанное на прутик мясо было готово к употреблению, и в его аромате чувствовалось всё богатство природы. Ещё не до конца проснувшаяся Кушаламия протёрла глаза и огляделась. Она увидела Рейхана, который разводил огонь с помощью простого приспособления и разделывал мясо дикого кролика бронзовым ножом, с которого капала кровь.

— Наконец-то проснулась. Ты хорошо спала прошлой ночью? То, что мы встретили утро, не подвергшись опасности, — знак того, что нас любят боги Гипербореи. Кстати, вот мясо дикого кролика, которого я поймал этим утром. Можешь поесть, если тебе оно понравится.

Охотник съел уже готовое жаркое прямо с костью, сказав, что это вкусно, и ухмыльнулся. Кушаламия с интересом наблюдала за этой сценой и потянулась к куску мяса перед собой. В этот момент девушка из Узульдарома почувствовала сильный голод.

Аристократка непривычным движением откусила кусочек.

— Мне кажется, это очень вкусно. Я никогда раньше не пробовала ничего подобного.

— Понимаю. Такие охотники, как я, всегда вынуждены добывать себе пищу. Бывает, что мы находим еду, как сегодня, но случается и наоборот. Таков закон природы с древних времён.

— Слушая твои слова, я чувствую, что тебе приходится очень тяжело. Вспоминаю свою последнюю трапезу, я понимаю, что это была чистейшая роскошь. Каждый вечер во дворце Узульдарома устраивались пышные пиры, на которые из других стран доставляли мраморное мясо и лучшие фрукты. Король и знать, опьянённые густым вином, забавлялись со своими любовницами. Если бы люди могли довольствоваться такой скромной жизнью, как ты, они были бы счастливы, — сказала Кушаламия, глядя прямо на Рейхана.

— Возможно, это действительно так. Но внутри великих городов, построенных властителями человечества, подобное, должно быть, является нормой, обычаем. Хотя мы родились на одном гиперборейском континенте, но миры, в которых мы живём, различны. Точно так же, как у моего народа в Зароуле имеются старые правила и традиции, так и у цивилизованных людей тоже есть нечто подобное, хотя в вашем мире это, кажется, называется законом и политикой. Наш старый мир, в котором мы живём, и новые развивающиеся цивилизации почти не соприкасаются. Ибо мы вечно живём в старом мире. Возможно, даже то, что мы сейчас разговариваем — странное событие.

Рейхан чувствовал влечение к Кушаламии, но бессознательно вспомнил свою антипатию к цивилизованным народам и высказал то, что расходилось с его истинными чувствами. Казалось, что наследие старого мира, с которым охотник сроднился с давних пор, крепко сидело в нём, преграждая путь идеям и верованиям всех эпох. Как и людям далёкого будущего, Рейхан не мог противостоять своей потенциальной судьбе, таящейся в его крови.

— Меня привлекают твои слова. И я думаю, что в глубине души ты тоже хочешь окунуться в новый цивилизованный мир. Наша встреча — не случайность, она, несомненно, создаёт повод для слияния двух миров. Например, если мы полюбим друг друга и у нас будут дети, старые законы и современные уложения потеряют свою силу. Как неустанно рассказывают поэты, сила любви превосходит всё. И разве мы не можем забыть здесь о реальности и начать жить в совершенно новом мире?

Кушаламия говорила спокойно, как зрелый человек, но в её словах таилась и девичья уязвимость. В её речи присутствовали несколько смелых предложений, и казалось, что в девушку из Узульдарома вселилась какая-то неведомая сила. Рейхан рассеянно посмотрел вверх, окунувшись в мягкий свет восходящего солнца. В это мгновение, словно в нём пробудился ниспосланный ему небесами воинский талант, охотник, будто что-то осознав, заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:

— Да, я жил, скрывая внутри то, что долго терзало меня. Я изменился, когда покинул свой родной Зароул и стал жить один. Со временем я начал тосковать по новой человеческой цивилизации. Однако моя первобытная кровь не позволяла мне принять это, потому что мой народ и другие варвары никогда не могли принять появление новых людей. Как говорится в старых легендах, туземцы и захватчики всегда воюют. Подобно тому, как человечество похоронило змеелюдей под горой Вурмисадрет, память древности повествовала об истории забвения. Человечество забыло далёкие воспоминания, и я не был исключением. Подобно тому, как бесчисленные века стирают старые воспоминания, народ Гипербореи тоже когда-нибудь исчезнет. Но, как ты мудро сказала, любовь вечна и бессмертна. Я больше не скован старыми традициями. Я приму тебя.

— И я тоже.

И, как и предсказывали мудрые слова девушки из Узульдарома, молодой человек из Зароула обнял гибкое тело, находящееся перед ним и приблизился к благородному и прекрасному лицу. Задыхаясь, юноша снова и снова целовал чувственные губы и щёки девушки, когда она опустилась на землю, и продолжал делать это до тех пор, пока волнение во всём его теле не утихло. Кушаламия не сопротивлялась страстным ласкам варвара, но, словно обладая всепрощением Святой Матери, отвечала инстинктивными движениями, словно давно ждала этого, и приняла его пылкое ухаживание. Лишь соблазнительный шёпот страстных ласк и несмелые вздохи рано созревшей девушки раздавались на тихой лесистой равнине Гипербореи, но вскоре даже эти полные страсти звуки растворились в пространстве.

В то время королевский дворец Узульдарома ужаснулся исчезновению благородной девушки королевской крови, а её отец Раамон, получив это известие, тут же упал в обморок. Вскоре во дворце был созван отряд для поиска его пропавшей дочери, но солдаты, в безуспешных поисках добравшиеся до самого далёкого Поляриона, увидели там лишь медленно надвигающийся на них с севера колоссальный ледяной щит. После того, как поиски не увенчались успехом, появилось множество историй о том, что девушка попала во власть злых подземных богов, и эта тема оставалась одной из самых обсуждаемых среди горожан до самой смерти нынешнего короля Узульдарома.

Опубликовано 6 октября 2010 года.

Содержание

Курахиса Суми Предисловие

Девушка из Узульдарома

Возвращение в Старый мир

Утраченная предыстория

Смерть Зулохима

Свет из Дома

Истории невезения

Колдовство Иккуа

Орглиас

Наследие Фарнагоса

Мученики

Битва при Зетросе

Перевод В. Спринского

Я подумал, что в этом вопросе мало смысла.

— Полагаю, есть предел тому, что могут выдержать барабанные перепонки, прежде чем они лопнут, — сказал я, — и это и есть предел.

По его удивлению я понял, что это не приходило ему в голову раньше. Он долго и озадаченно размышлял. Наконец Гадман несчастно покачал головой.

— Неправильно, — решил он. — Наверняка, это неправильно.

— Но почему?

Он возбуждённо жестикулировал. Обсуждение всегда его тяготило.

— В космосе нет воздуха. Уши ничего не слышат.

— В космосе нет звуков.

На этот раз он посмотрел на меня так, словно я сказал нечто идиотское.

— А? Но музыка — это звук!

— В космосе нет музыки.

— Что? Нет музыки в пустоте? Нет мелодий на Луне? — Он отмахнулся от меня. — Должна быть.

Гадман не был учёным. Он руководствовался инстинктами. Это был первый случай в области философии, когда, насколько мне известно, инстинкт оказался прав.

Отношения Гадмана с людьми были поверхностными. Даже в молодости он выглядел стариком, и я никогда не видел, чтобы он с вожделением смотрел на женщину. Он был единственным человеком, которого я знал, кто искренне не дорожил обществом. И всё же в нём не было ничего, что могло бы это компенсировать; хотя он был почти гениальным композитором, но определённо не считал свою работу достаточно важной, чтобы требовать больших жертв. В каком-то смысле Гадман был предан своему делу, но тому, чему он был предан, ещё только предстояло проявиться. Для него не имело значения, произойдёт ли это хоть когда нибудь: он был готов ждать в любом случае.

Таким образом, он был полым человеком с пустыми руками, равнодушным к лучшему, что было доступно в мире, и не знающим ничего лучше. Но у него было хобби в виде гигантизма. В конце концов, он стал специализироваться на музыкальном гигантизме.

Его прогресс был медленным. Первым настоящим свидетельством этого была вечеринка, которую он устроил, когда мы уже двадцать пять лет были друзьями. Устроение вечеринок для него было совершенно несвойственным. Казалось, для этого не было никакой причины, и, разумеется, он не пытался общаться со своими гостями. Но зато он устроил развлечение. В одной комнате дома, отделённой от других, единственный виолончелист исполнял композиции Гадмана, используя мощный усилитель с повышенной громкостью.

Именно в этой комнате я его в конце концов и нашёл. Шум был ужасающим, почти невыносимым, виолончель непрерывно стонала, как всепоглощающий кит Ионы. Я чувствовал себя тонущим человеком.

Я повернулся к Гадману и крикнул ему что-то, хотя не мог различить звука собственного голоса. Когда я закончил, виолончель внезапно замолчала.

— Не понимаю, зачем ты кричишь, — раздражённо сказал Гадман в наступившей тишине. — Я слышал тебя отлично.

Тогда я осознал сверхчеловеческую способность Гадмана различать звуки, выделять один маленький тон из вселенной безграничного шума и слушать его в полном спокойствии. Я уверен, что он мог различать чистый тон и гармоники любой ноты любого инструмента. Он мог слышать звуки настолько слабые, что их едва можно было почувствовать. На другом конце шкалы он мог слышать звуки настолько громкие, что любой другой человек не смог бы их воспринять. Он мог воспринимать звуки, которые на самом деле вовсе не были звуками.

Когда вечеринка закончилась, мы отправились гулять по улицам Сент-Джонс-Вуда, где он жил. Воздух был тёплым и тихим, если не считать шороха ветерка и случайного гула далёкого мотора.

Гадман остановился.

— Ты не слышишь? — спросил он.

— Что я должен слышать?

— Лондон.

Я прислушался, хотя и без особого ожидания. Лондон спал, иначе был бы заметен гул транспорта. Я ничего не услышал.

— Это в твоём воображении, — сказал я ему.

— А в чём разница? Внутри или снаружи, это одно и то же. Лондон — это единое, организованное целое. Эта мелодия слишком грандиозна, чтобы ты её заметил. Но тебе нужно только прислушаться.

Мне нечего было ответить на это. Мы ещё некоторое время продолжали идти. Затем он прокомментировал игру виолончели в тот вечер.

— Просто усиливать звук не годится, — сказал он. — Это ничего не даёт, кроме увеличенной громкости. Нельзя создать большое из малого. Ты должен сразу начать с большого.

Через несколько лет после всего этого Гадман приступил к своему проекту. Сама по себе идея поначалу не казалась новой. Несколько композиторов экспериментировали с оркестрами огромного размера. Берлиоз указал шестьсот исполнителей как идеальное число. Одна из партитур Малера требует целой тысячи исполнителей, а музыка Вагнера обычно слишком дорога для постановки в полном объёме. Но ничто из этого не нравилось Гадману.

— Слабый материал, — говорил он. — Неряшливый. Смятенный. Не слишком успешный.

Он всегда слушал внимательно, но почти постоянно качал головой. Однажды я слышал, как он выразил некоторое одобрение чистому взрыву свинговой группы, занятой тем, что, по-моему, называется «наращиванием децибел», но это было исключением.

Гадман решил создать симфонии, которые превосходили бы все разумные пределы. Он собрал оркестр из шести тысяч человек. Затем он начал готовиться к осуществлению композиции.

Первая проблема заключалась в точности. Такое большое количество инструментов порождало первобытную, бесформенную, плохо очерченную мешанину звукового хаоса. Это было грандиозно само по себе, но не являлось целью Гадмана; исправление этой проблемы потребовало долгой, кропотливой работы.

Он тренировал каждую огромную секцию, чтобы она настраивалась сама по себе и звучала как один гигантский инструмент, чистый и ясный. Это было уже не простое усиление: это был суперзвук.

Оркестр репетировал пять лет, прежде чем Гадман счёл его готовым к исполнению. Однажды вечером он пришёл ко мне.

— Приходи послушать мою симфонию, — сказал он.

— Хорошо. Где?

— Солсбери-Плейн*.

* Область в Англии, где расположен Стоунхендж.

Я рассмеялся.

— Это довольно далеко, не так ли?

— Мне там нравится. Открыто. Просторно. Я построил в том месте площадку под открытым небом.

— Сколько ты берёшь за вход? — спросил я, заинтригованный.

— Ты не можешь попасть внутрь. Там место только для оркестра. Но зато отлично услышишь всё снаружи.

В этом я ни разу не сомневался.

— Как тебе удалось всё это финансировать? — подозрительно спросил я. — Не знал, что ты так богат.

Он пожал плечами.

— Деньги — не помеха для целеустремлённого человека.

И это было всё, что я смог узнать от него по этому поводу, пока оркестр не достиг своего фантастического финала, потому что Гадмана, разумеется, нельзя заставить говорить против его воли.

Итак, я посетил место, где расположился оркестр. Приехал всего за полчаса до начала представления, поэтому устроился примерно в полумиле от площадки и приготовился наблюдать через бинокль. Оркестр был размещён на равнине, напоминавшей вулканический кратер. Музыканты торжественно сидели в тишине, освещённые солнечным светом, в ожидании начала представления. Увидев их серьёзные, однообразные манеры, я подумал, что они просто хорошо обучены. Позже в тот день я узнал, что за этим крылось намного большее.

У Гадмана было не слишком много слушателей. На самом деле, я оказался единственным, кого он пригласил. Я видел три или четыре другие машины, стоявшие окрест — вероятно, то были газетчики, которым случайно стало известно, что сегодня тот самый день. Не знаю, что они об этом думали: последовавшие за этим комментарии прессы были не очень вразумительными.

Но музыка Гадмана оказалась поразительной. Во-первых, в ней чувствовалась органичность камерного ансамбля. Но, что более важно, звуки, которые он производил, были такой мощности, что они превосходили все границы обычной музыки. Это был суперзвук, супермузыка. Услышать эту исполинскую музыку стало совершенно трансцендентальным опытом. Она была такой громкой, что находилась за пределами способности ушей слышать, её воспринимал только разум.

В течение нескольких минут я понял о Гадмане гораздо больше, чем когда-либо прежде. Теперь я знал, к чему он стремился: эти выразительные, многозначительные звуки были столь масштабны, что приобрели уровень физического ландшафта. Они относились к классу гор или океанов, являлись чем-то гораздо большим, чем гроза или река; они были намного более плотными. Что-то новое было добавлено в географию Земли.

Музыка звучала всего полчаса. Когда она закончилась, то в ландшафте осталась огромная зияющая пустота. Я сидел и смотрел на эту пустоту. Затем произошло нечто неожиданное. На несколько мгновений мне показалось, будто я ошибся, полагая, что симфония окончена. Более тихая музыка вибрировала в воздухе над площадкой, как резонанс, как призрак того, что было, но странного качества и отчётливая, несмотря ни на что.

Я поднял бинокль и вгляделся в оркестр. Музыканты сидели неподвижно, с бледными лицами. Никто из тех, кого я мог видеть, не прикасался к своим инструментам. И тем не менее музыка звучала, эфемерная, но реальная, как гармонический ответ на исполинский звук. Инструменты звучали сами по себе.

Повернув бинокль, я наблюдал за Гадманом, надеясь найти хоть какую-то подсказку. Тяжёлые черты его лица были бесстрастны, руки висели безвольно. Проще попытаться прочитать кирпичную стену, чем искать реакцию Гадмана.

Через две или три минуты всё закончилось. Был передан какой-то смысл, который исходил не от Гадмана, и теперь наступила тишина. Исполнители оставались на своих местах, но машины, которые были в поле зрения, завелись и уехали. Я последовал за ними.

Тем вечером я присоединился к Гадману в одном из баров, которые посещали музыканты. Гадман построил целый сборный городок для размещения своего оркестра, что, должно быть, обошлось в кругленькую сумму. Посторонних здесь не было; если не считать ежедневных поставок еды и напитков, посетителей не зазывали и не приветствовали.

Я был исключением. Когда вошёл, атмосфера в баре была сдержанной, но насыщенной. Не было обычного гомона пабов, только неразборчивый гул разговоров. Никто не выглядел полностью трезвым, но и не казался лишённым соображения. Что-то в этом месте показалось мне ненормальным. Во-первых, у музыкантов был вид людей, которые долгое время работали на охраняемых правительственных исследовательских объектах. Обособленные. Это были люди, годами ведущие замкнутый образ жизни, посвящённой специализированной работе. Сходство распространялось и дальше: они выглядели как люди, имеющие доступ к могущественным секретам.

Гадман стоял, прислонившись к барной стойке. Никто с ним не разговаривал, более того, люди, казалось, избегали его. Мне было интересно, боятся ли они его, или, возможно, понимают, что он считает их общество бесполезным. Однако, как только он увидел меня, то подозвал к себе и налил выпивки.

— Гадман, — сказал я, — та последняя часть музыки, тихая часть, она была в партитуре?

— Даже если бы она была в партитуре, мои люди не смогли бы сыграть её, не шевельнув ни одной мышцей, — ответил он.

— Тогда что это было?

— А ты как думаешь?

Прежде чем я смог продолжить разговор, в комнату кто-то вошёл, и это привлекло моё внимание. Я с лёгким удивлением осознал, что то была первая женщина, которую я увидел с момента приезда. Она оглядела бар, ища кого-то, а затем подошла к нам.

— Мистер Гадман? — Он кивнул. — Я виолончелистка. Хочу присоединиться к вашему оркестру.

Он тут же покачал головой.

— Это мужская работа.

— Но я хорошая виолончелистка, — настаивала она, — такая же хорошая, как любой мужчина.

— Ты женщина, — сказал он ей. — Это не разрешено.

Я внимательно посмотрел на неё. Ей было около тридцати, среднего роста, стройная. У неё был проницательный взгляд и спокойное лицо. Тем не менее категорический отказ Гадмана, казалось, немного привёл её в отчаяние.

— Я больше не смогу работать нигде после того, что видела сегодня днём, — сказала она. — Действительно ли то... что произошло... означало то, о чём я думаю?

— Зависит от того, о чём ты думаешь. — Глаза Гадмана были прикованы к другой стороне комнаты.

— Я бы сказала, что вы добились большего успеха, чем ожидали.

Внезапно у него, казалось, проявился к ней интерес. Он рассеянно изучал её.

— Что ж, я не могу принять тебя в оркестр, — наконец сказал Гадман. — Они готовились к этому пять лет, и к тому же ты женщина. Но ты можешь остаться здесь, если хочешь. Выйди за меня замуж, если тебе нужен повод, иначе у тебя никогда не будет постоянной связи с моей работой. Из меня не получится хороший муж, потому что мне хватает забот.

Она, казалось, сочла, что договорённость была достигнута, и села на барный стул, позволив Гадману заказать ей напиток. Она не произнесла больше ни слова до конца вечера, и я больше никогда её не видел.

— А насчёт твоего вопроса, — сказал Гадман, поворачиваясь ко мне, — то масштабы моего оркестра таковы, что он приобрёл новые свойства. Он стал дальнобойным передатчиком, и его сообщение было услышано на большом расстоянии. Очевидно, он также действует как приёмник, ибо сегодня днём ты услышал, как он почти сразу же выдал ответ.

— Ответ? Но откуда?

— Кто знает? Из какого-то другого места — не отсюда. Из некоего места, где существуют великие разумы. Космос простирается на миллиарды световых лет — оно может быть где угодно.

Это было всё, что он сказал, помимо того, что следующая передача состоится на следующий день. Бар закрылся в половине десятого, и поскольку никто не осмеливался уйти, не появившись сначала перед Гадманом, чтобы пожелать ему спокойной ночи, он ушёл последним. Я наблюдал, как он скрылся по дороге с женщиной под руку.

На следующий день мне разрешили войти на саму площадку, где разместился оркестр. Чтобы облегчить руководство собранием, Гадман устроил так, чтобы его изображение проецировалось на огромный телевизионный экран; глядя на эту огромную, жестикулирующую двумерную фигуру, я начал понимать, почему музыканты относились к нему с таким глубоким благоговением: у него было телосложение настоящего гиганта. Оркестру всегда давали час, чтобы устроиться, прежде чем разрешалось сыграть хоть одну ноту, и к концу этого времени музыканты были подобны статуям. Затем руки Гадмана поднялись, и несколько тактов из титанической реальности звука-над-звуком вспыхнули в пространстве над площадкой. Затем исполнители снова стали похожи на статуи.

Почти сразу пришёл ответ, чёткая музыка, передаваемая через сами инструменты, которая, если бы не их огромное количество, была бы не слышна. Некоторое время она продолжалась чёткими, понятными аккордами, а затем столь же отчётливо прекратилась.

— Принесите мне карты! — крикнул Гадман.

Я подбежал к нему, когда он разложил карты и фотографии небес, изучая их с напряжённым, чутким выражением лица. Любую попытку заговорить он пресекал поднятой ладонью. Его внимание было сосредоточено на увеличенных изображениях спиральных галактик, звёздных скоплений и облаков межзвёздного газа. Наконец он поднял одну из них. Это был пылающий вихрь миллиарда миллиардов звёзд, галактика M31 в Андромеде.

— Вот откуда это пришло.

— Как ты узнал? — спросил я, сбитый с толку.

— Это своего рода предположение. У неё подходящее качество.

К этому времени репортёры силой прорвались внутрь.

— Вы хотите сказать, что эта музыка пришла из другой галактики? — спросил один из них.

— Вас не приглашали, — ответил он. — С вашей точки зрения я ничего собой не представляю.

Газетчик ухмыльнулся.

— Что ж, может быть, вы объясните, как звук, движущийся со скоростью всего семисот миль в час, может пересечь тысячи световых лет пустого пространства и быть передан мгновенно?

Гадман несколько мгновений пристально смотрел на репортёра. Это был молодой человек, яркий, но одурманенный журналистикой и явно жаждущий успеха. Мне стало немного жаль его, когда он столкнулся с Гадманом.

— Я не обязан ничего объяснять, — сказал он ему. Затем два невозмутимых музыканта силой потащили его к выходу.

— Тем не менее он прав, — сказал я. — Как это возможно?

— Эти музыкальные сообщения превосходят звуковые волны в воздухе, — сказал мне Гадман. — Вот для чего нам нужен приёмник. Подходящее оборудование может обнаружить их где угодно в кратчайшие сроки.

— Значит, где-то ещё во вселенной есть такой же оркестр?

Он пожал плечами.

— Здесь это мой оркестр. В Андромеде, кто знает, возможно, это наука.

— Понятно... Ну и что ты собираешься делать дальше?

— Отправиться в тюрьму. — Он указал на вход. Из полицейской машины выходили двое мужчин в штатском. Гадман рассмеялся, когда они приблизились. — Но я сделаю всё, чтобы этого не случилось.

Фанатизм музыкантов был таков, что когда полицейские захотели задать Гадману несколько вопросов, с ними чуть не обошлись так же, как с газетчиками. Но Гадман сдержал пыл своих учеников, распустил собрание и отвёл детективов к себе домой. В тот день ареста не произошло, потому что тем же вечером я снова пил с ним.

— Чего хотели те полицейские? — спросил я.

Он улыбнулся.

— Просто несколько ответов. Но я ускользнул от них.

Он был столь же уклончив и со мной. Каким бы ни был вопрос, он явно считал его обыденным и, следовательно, не стоившим ни траты дыхания, ни размышлений. Он сказал мне, что теперь сможет поддерживать свой оркестр в рабочем состоянии немного дольше, и надеялся провести некоторые эксперименты. Наблюдая, как он произносит свои точные, взвешенные предложения, я чувствовал, что мне дают отчёт просто ради старых связей, из области пространства-времени, столь же удалённой от моей собственной, как и сама Андромеда. Гадман проделал долгий путь с тех пор, как начал свой проект пять лет назад.

— Величина — это не просто размер, — сказал он мне. — Большая вещь никогда не имеет того же значения, что и маленькая. Люди никогда не осознают, что можно сделать с интенсивностью. Их амбиции совершенно тривиальны.

На следующий день я вернулся в Лондон и больше ничего не слышал о Гадмане, пока однажды вечером месяц спустя он не появился у меня в квартире без предупреждения. Судя по его виду, у него были какие-то проблемы, но он относился к этому небрежно.

— Я решил навестить тебя, — начал он. — Полиция не знает, где я, но полагаю, они скоро меня найдут.

— Но за что, старина?

— Воровство, растрата. Всё, что связано с деньгами. Ты спросил меня, как я финансировал оркестр. Я не сказал тебе. Ну, теперь ты можешь прочитать об этом в газетах!

Не было смысла выражать ему сочувствие. К тому же он, несомненно, с самого начала знал, что это произойдёт. Я молчал.

— Боюсь, оркестр будет расформирован, — продолжил он. — В некотором смысле жаль, но это неизбежно и, возможно, правильно. Но посмотри, я принёс тебе подарок. — Он достал что-то из внутреннего кармана и протянул мне.

— Что это? — спросил я.

— Застывший звук.

— Не верю!

Гадман взял бутылку из буфета и налил себе выпить.

— Это правда, — сказал он. — Мой оркестр сделал это. Когда вещь становится достаточно большой, она превращается в нечто иное. В этом случае она стала твёрдой, сконденсировавшейся из нашей музыки. — Он залпом выпил двойную порцию виски. — У меня есть ещё несколько, так что, полагаю, я мог бы вернуть часть денег, которые украл.

Он помолчал, чтобы дать мне несколько мгновений на остолбенение. Затем добавил:

— Я расскажу тебе ещё кое-что. Я совершенно глух. Уже много лет. Большинство членов оркестра тоже, с лопнувшими барабанными перепонками. Но мы слышим нашим разумом.

Я катал на ладони его подарок, кристалл чистого звука. Он был прекрасен и казался самым твёрдым из всех веществ. Это была драгоценность, твёрдый сверкающий бриллиант.

Вскоре после этого Гадман попал в тюрьму. Он вышел через несколько лет, но я не думаю, что он когда-либо снова чем-то заинтересовался.

Если вы думаете, что этот рассказ больше о Гадмане, чем о его оркестре, то ошибаетесь. Гадман невысоко ценил свою собственную значимость, но свой оркестр он почитал как бога. Что касается его самого — что ж, Гадман всего лишь человек, которому выпала честь красть ради божества. И помните, что музыка оркестра необъятна, а рост Гадмана всего шесть футов.

Первая публикация в Science Fantasy, February 1962

Перевод В. Спринского