12. В рубрике “Publicystyka” на стр. 6—8 размещено интервью, которое польская журналистка Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska взяла у американской писательницы Шарлин Харрис/Charlaine Harris:

Иоанна Кулаковская: Вы были единственным автором, чьи семь книг оказались включенными в список бестселлеров “New York Times". Речь идет о книгах цикла «Сьюки Стэкхаус» (Sookie Stackhouse). Но, судя по сообщениям, от завершения написания первого тома до его публикации прошло три года. Что удивительно, ведь сейчас это ваш самый популярный книжный цикл, и по нему снят отличный сериал. Откуда же взялась такая задержка?

Шарлин Харрис: Думаю, если бы «Мертвы, пока светло» (“Dead Until Dark”, 2001) был моим первым романом, проблем с публикацией не было бы. В то время я специализировалась на написании детективов (mystery) -- редакторы и издатели попросту привыкли к тому, что я писала другие книги, и поэтому имели сомнения. Роман понравился издательству «Ace Books», где редактор отдела фэнтези и ужасов не возлагал особых ожиданий на мою книгу. Цикл «Сьюки Стэкхаус» продавался довольно хорошо, но только телесериал заставил всех вдруг захотеть узнать, что же там будет дальше, из-за чего многие тома в какой-то момент оказались в списке бестселлеров. Чем они так нравятся людям? Трудно сказать, но я этому конечно очень рада (смеется). Может быть причина в контрастности между человечностью Сьюки и бесчеловечностью вампиров.

Иоанна Кулаковская: Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

Шарлин Харрис: Я думаю, самое интересное то, что Сьюки, в конце концов, обычный человек, которому приходится бороться с повседневными финансовыми, бытовыми и эмоциональными проблемами. И тут вдруг в ее жизни появляется необычное дополнение – с вампирами тоже приходится бороться.

Иоанна Кулаковская: Когда вы начали писать этот цикл, вампирская тематика уже была популярной, но не столь модной, как и сегодня. В наши дни вампиры встречаются на каждом шагу, особенно в паранормальных романах и книгах для молодежи. Вы не боитесь, что это навредит вашим произведениям?

Шарлин Харрис: Цикл уже закрепился на рынке и имеет множество верных читателей. Я надеюсь, что когда мода на вампиров пройдет, мои книги все еще будут читаться.

Иоанна Кулаковская: Тем более, что вампиры в ваших книгах это, по сути, реквизит. Цикл «Сьюки Стэкхаус» это не типичные романтические истории и не книги для подростков.

Шарлин Харрис: Это определенно книги прежде всего для взрослых читателей. Вампиры в них не самое главное, речь в них о Сьюки.

Иоанна Кулаковская: Читатели, рецензенты и критики любят жанровые этикетки. А как бы вы сами определили то, что пишете?

Шарлин Харрис: (смеется). Это книги, действие которых происходит на Юге, с вампирами на заднем плане, детективно-приключенческие, романтико-приключенческие, триллеры.

Иоанна Кулаковская: Я чувствовала, что вы скажете нечто подобное. Вот уже несколько лет крайне модным является направление, которому соответствует рабочий термин «паранормальная повседневность». Как успешная писательница и читательница, как вы думаете, откуда взялась такая мода? Откуда взялся спрос у читателей на такие книги?

Шарлин Харрис: Люди неустанно мечтают обогатить свои серые будни чем-то неординарным. Паранормальные явления и существа, несомненно, весьма для них привлекательны. Я понимаю людей, которые хотели бы иметь что-то подобное в своей жизни.

Иоанна Кулаковская: Да, но раньше в фантастических историях фигурировали в основном маги, волшебники, ведьмы, описывались путешествия обычных смертных в другие измерения, в классические фэнтезийные миры, а теперь вдруг поднялся бум оборотней, вампиров, скрытых в человеческом облике монстров...

Шарлин Харрис: В очередных томах моего цикла появляются те персонажи, которых вы назвали. Почему читатели жаждут монстров? Возможно, дело в эмоциональном возбуждении. Кроме того, вампиризм являет собой рецепт вечной молодости, что кажется важным, особенно сейчас -- в нашей жизни в быстро меняющемся мире. Это ответ на страх перед переменами, перед смертью.

Иоанна Кулаковская: Как и каждый творец, вы черпаете вдохновение из жизни. Произошло ли что-то особенное, что послужило катализатором для проекта, который можно обозначить названием «официантка-телепатка и ее сверхъестественные поклонники»?

Шарлин Харрис: Я хотела создать героиню, который происходит из низких социальных слоев или, по крайней мере, не принадлежит к элите и имеет работу, которая дает относительно низкий социальный статус. Я решила, что тогда знакомство с вампиром станет в глазах читателя более реалистичным, пробудит больше сопереживания и окажется более интересным. Сьюки приходится неустанно бороться с судьбой, а вампиры, в свою очередь, находят в обществе не больно-то теплый прием. Кроме того, она обладает необыкновенным даром, который заставляет ее чувствовать себя изгоем. А вампиры и другие сверхъестественные существа ведь тоже уроды.

Иоанна Кулаковская: Я прямо вижу, как вы смотрите на людей и вглядевшись в некую официантку, думаете: «А что было бы, если бы эта девушка познакомилась с вампиром? Стала бы встречаться с ним? Только вот зачем ей было бы это делать?»

Шарлин Харрис: Что-то в этом роде (смеется). Тут важно вот это «зачем». Многие люди не хотели бы таких отношений.

Иоанна Кулаковская: Должна признаться, что эта «необыкноенная обыкновенность» мне очень понравилась и в «Сьюки Стэкхаус», и в «Чистой крови». И вообще в романах в те или иные отношения с вампирами вступает как раз элита -- знатные, красивые или богатые люди, художники или аристократы. Выбираются те особы, которые чем-то привлекают внимание бессмертного кровопийцы. А здесь вампиры вращаются в кругу рабочих, официанток, заурядных, одним словом, людей, что приводит к забавным ситуациям.

Шарлин Харрис: (с улыбкой) Мне казалось, что если это меня смешит, то и читателей позабавит.

Иоанна Кулаковская: Польские читатели познакомились всего лишь с двумя вашими книжными циклами: у нас пока что изданы по три тома из циклов «Сьюки Стэкхаус» и «Харпер Коннели».

Обе героини не вписываются в окружающее общество из-за своих необыкновенных способностей и, хотя желают жить нормальной жизнью, но шансов на это у них мало. Конечно, такие персонажи сами по себе привлекают читателя, но, может быть, кроме обеспечения их развлечения, вы хотите что-то выделить или передать при посредстве этих героинь? Я спрашиваю, потому что меня волнует отношение к таким женщинам. Заметны страх перед ними, мелочность, дискриминация.

Шарлин Харрис: Для меня было очень важно показать их смелость и подчеркнуть, что они способны преодолеть все препятствия. Я могла бы дать им другие проблемные способности или даже какую-то увечность, но речь все равно будет идти о том, как преодолеть то, с чем они родились.

Иоанна Кулаковская: Очень важная часть ваших книг — быт. Вы показываете повседневную жизнь, изображаете упрямых, скорее сильных женщин, которые действуют импульсивно, иногда ведут себя глупо, но всегда отстаивают свою независимость. Они уж точно не вписываются в стереотип «женщина в беде». У меня такое впечатление, что ни Харпер, ни Сьюки, даже без их удивительных способностей, не вписываются и в стереотипный образ женщины вообще – хотя бы потому, что спешат на помощь другим людям и не ждут, что кто-то их спасет.

Шарлин Харрис: Они, конечно, не вписываются в этот стереотип, потому что это всего лишь стереотип. И Харпер, и Сьюки обладают сильной волей и смелостью, как и многие реально существующие женщины, и иногда попадают впросак, потому что они ведь всего лишь люди, ищущие собственный образ жизни.

Иоанна Кулаковская: Когда я читаю о людях из разных уголков мира, меня как правило интересует положение женщин. Есть ли большие различия в воспитании мальчиков и девочек на Юге? Существуют ли разные ожидания относительно мужчин и женщин? И если да, то повлияло ли это на облик ваших персонажей и содержание ваших произведений?

Шарлин Харрис: Определенно да! Когда я росла, девочкам позволялось гораздо меньше, чем мальчикам, а женщин учили, что они должны представлять себя такими, какими их хотят видеть мужчины. Когда женщина знакомится с мужчиной, она разговаривает с ним только о том, что его интересует. Если она была умнее мужчины и имела больше знаний, ей приходилось это скрывать, ведь главное было -- доставить ему удовольствие. Это мужчина формировал женщину и принимал все решения. Такие ожидания сохранялись очень долгое время. Надо сказать, что я очень обрадовалась, когда узнала, что мужчин интересует что-то другое. Кроткая женщина вообще не достойна внимания. Мужчины также подвергались социальному давлению. Я очень рада, что мир сейчас изменился, что все стало совсем по-другому и девочек больше не учат таким вещам.

Иоанна Кулаковская: По крайней мере, не в такой степени. У меня такое впечатление, что вы хотели показать проблему дискриминации. В ваших книгах присутствуют религиозный фанатизм, гомофобия и расизм, хотя в телесериале они подчеркнуты гораздо сильнее.

Шарлин Харрис: Да, это важная часть нашего мира, поэтому она включена в романы. В сериале действительно больше внимания уделяется этим вопросам, телешоу должно неустанно привлекать внимание зрителя, шокировать его.

Иоанна Кулаковская: Раз уж мы заговорили о сериале «Настоящая кровь». Очевидно, что кино – это другое средство массового сообщения, чем книга. В сериале нужно делать все немного по-другому, показывать события с разных точек зрения. Я вижу, однако, что Алан Болл сильно изменил сюжет, добавил новых персонажей, изменил ранее существовавших. Что вы чувствуете, когда видите, как вашему «ребенку» делают такую пластическую операцию?

Шарлин Харрис: Он внес много изменений, но я не думаю, что какие-то из них изменили дух книги. Ничто не противоречит моей первоначальной установке. Я с самого начала знала, что Алан Болл изменит многое, но из всех предложений его проект показался мне лучшим, видение Алана было наиболее близко к моему видению.

Иоанна Кулаковская: Кроме того, он великолепный художник.

Шарлин Харрис: Да, замечательный. «Клиент всегда мертв», «Красота по-американски» говорят сами за себя.

Иоанна Кулаковская: И еще о «Настоящей крови»: на встрече с читателями в варшавском «Эмпике» вы сказали, что сериал вам понравился, но что вас действительно удивило в нем, так это количество наготы. Я была удивлена, что это удивило вас (смеется), потому что в ваших книгах много эротики, много секса.

Шарлин Харрис: Спасибо! (смеется).

Иоанна Кулаковская: Это несомненное достоинство. Так почему же вы удивились?

Шарлин Харрис: Писать о чем-то и реально что-то видеть – это разные вещи. Многих из этих сцен не было в моих книгах, особенно когда речь идет о сюжетном витке с Джейсоном, его широких моральных установках и легкости установления отношений с женщинами. [Книги написаны от первого лица, с точки зрения Сьюки. И.К.] Я знала, что в сериале HBO будет немного наготы, но то, что я знала об этом, не означало, что я не буду шокирована тем, что увижу. Впрочем, актер, играющий Джейсона, Райан Квантен, отметил, что в течение первых двух недель съемок его единственной одеждой на съемочной площадке были носки (смеется).

Иоанна Кулаковская: Ну, теперь, в третьем сезоне, наготы, кажется, будет еще больше... И оказали ли вы какое-то влияние на сценарий «Настоящей крови»?

Шарлин Харрис: Единственное мое влияние состояло в том, что я написала книги достаточно хорошо, чтобы заинтересовать продюсеров и сценаристов.

Иоанна Кулаковская: Я уверена, что многие люди сейчас делятся с вами своими впечатлениями на эту тему. Влияют ли их впечатления и предложения на то, что вы пишете?

Шарлин Харрис: То, что говорят читатели, скорее не влияет на то, что я пишу. Конечно, мне интересно их мнение и то, как они это воспринимают, но я сама знаю, что хочу написать. Когда дело касается моих книг, то я королева, я решаю, что будет с персонажами.

Иоанна Кулаковская: И очень хорошо, нет ничего хуже, чем слушать слепо влюбленных читателей.

Шарлин Харрис: (смеется) Я бы так не сказала...

Иоанна Кулаковская: Но я могу себе это позволить (смеется).

Шарлин Харрис: Если бы я прислушалась к предложениям, следующая книга была бы исключительно о сексе (смеется).

Иоанна Кулаковская: А как вы работаете над романом? Вы составляете конспект или, быть может, персонажи начинают жить собственной жизнью, и вы пытаетесь следовать за ними и записывать их действия?

Шарлин Харрис: Я склонна скорее к тому, чтобы спонтанно следить за происходящим. Конспекты у меня не слишком хорошо получаются. В последнее время издательство настаивает на том, чтобы я сообщала о том, о чем будут следующие тома, поэтому сейчас я пытаюсь хотя бы описать, как будут развиваться основные темы и что будет происходить в среде вампиров, в мире оборотней, у Сьюки в личной жизни…

Иоанна Кулаковская: Вам приходится писать быстро, поэтому мне интересно, найдёте ли вы когда-нибудь время, чтобы просмотреть весь цикл и исправить какие-то несоответствия? Кое-какие из них можно найти и в польском издании.

Шарлин Харрис: Это определенно проблема. У меня проскочили небольшие ошибки, и поверьте, мне на них указали, но теперь каждую книгу перед ее публикацией читают как минимум пять человек. То есть работают как бы пять «правщиков». Я наняла специального редактора для слежения за для обеспечения преемственности и в каждом последующем издании мы постараемся изжить все обнаруженные неточности и ошибки. Не знаю, к сожалению, как будет в зарубежных изданиях.

Иоанна Кулаковская: Работать над циклом тяжело, особенно если этот цикл не единственный.

Шарлин Харрис: Я стыжусь этих ошибок и нестыковок, но, должна сказать, что и в самом деле писала эти книги быстро, одновременно работая над другими сериями. Может быть, именно поэтому не смогла выдержать темп и сосредоточиться на Сьюки. Тогда я пыталась утвердиться на рынке и укрепить свои позиции, публикуя по два романа в год. Это оказалось трудным для меня как писателя и как человека. Теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что это была не лучшая идея, потому что из-за этого книги писались менее качественными, чем могли бы быть.

Иоанна Кулаковская: Их по-прежнему приятно читать. Вы черпаете вдохновение только из жизни или еще и из творчества других писателей фантастики?

Шарлин Харрис: Вообще быть писателем — значит уметь претворять в литературный текст то, что с тобой происходит, что ты видишь, а также читаешь. Я поддерживаю связь с другими авторами и даже считаю, что возможность познакомиться с другими писателями — это один из самых интересных аспектов писательской деятельности. В жизни писателей самый главный вопрос: «А что было бы, если?». Читая книгу, часто задаешься вопросом: «А как бы я описал такую историю?» Нельзя отрицать, что это влияет на будущие произведения, но суть писательства в написания истории таким образом, чтобы они были уникальными, характерными для данного автора.

Иоанна Кулаковская: Кроме того для многих людей книги и фильмы являются важной частью жизненного опыта. Что вы любите читать больше всего?

Шарлин Харрис: Мне очень нравится классика -- книги Диккенса, сестер Бронте, Джейн Остин.

Иоанна Кулаковская: Вы читаете истории о вампирах?

Шарлин Харрис: О да! Мне интересно узнавать, что другие авторы творят с таким реквизитом, как «вампир».

Иоанна Кулаковская: Я предполагаю, что вы вообще-то намерены писать о приключениях Сьюки Стэкхаус до тех пор, пока к ним будет проявляться интерес, но мне хотелось бы узнать, задумывались ли вы уже о новой вселенной с новыми персонажами?

Шарлин Харрис: Вообще-то, я буду писать о Сьюки не до тех пор, пока ею перестанут интересоваться другие люди, а до тех пор, пока она не перестанет быть интересной мне. Описывать ее приключения тогда, хотя они мне уже наскучили, было бы предательством по отношению к читателям. Конечно, я уже планирую новые вещи и надеюсь, что рано или поздно смогу представить их читателям.

Иоанна Кулаковская: Со своей стороны, я надеюсь, что смогу прочитать их, когда польские издательства представят нам, польским читателям, и другие ваши циклы -- об Авроре Тигарден и Лили Бард. Большое спасибо за интервью.

9. В рубрике “Publicystyka” размещено интервью, которое Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska взяла у польского журналиста, редактора и переводчика ЛЕХА ЕНЧМЫКА/Lech Jęczmyk. Интервью носит название:

Иоанна Кулаковская: Это прозвучит высокопарно, но вы очень много сделали для фантастики в Польше и для литературы в целом. Благодаря вашим переводам мы получили доступ к замечательным книгам таких авторов, как Ле Гуин, Дик и Воннегут... Для начала позвольте мне спросить вас о вашем пути в качестве переводчика. Почему вы выбрали англоязычную литературу, ведь по образованию вы филолог-русист?

Лех Енчмык: Ну, я начал работать руководителем редакционного отдела советской литературы и славянских стран, поэтому лучших книг брать не мог -- неловко как-то было, а переводить те, что похуже, я не хотел. Поэтому я перешел на английский и предложил переводы другим издательствам. С русского я перевел мало, только три книги, но зато много хороших рассказов. Тогда издавались ежегодные антологии советских рассказов, и там было много хороших произведений.

Иоанна Кулаковская: Это была фантастика?

Лех Енчмык: Нет.

Иоанна Кулаковская: А какая из переведенных вами книг вам особенно нравится? Я имею в виду не только фантастику, хотя, возможно, именно это больше всего заинтересует читателей нашего журнала.

Лех Енчмык: Книги Дика, в том числе его биография, написанная Сутиным,

далее «Маленький большой человек», «Возвращение маленького большого человека» Бергера.

Прекрасные книги… Очень люблю также «Космолет и челн» (“The Starship and the Canoe”- “Kosmolot I czółno”) Кеннета Брауэра – о двух Дайсонах, отце и сыне. Отец хотел полететь в космос и работал над собственным проектом космического корабля с ракетным двигателем, а сын, напротив, был хиппи и бежал в прошлое. Он решил обходиться совершенно без денег и построил себе океанский каяк, на котором плавал вдоль побережья Западной Америки. Книга показала такого рода напряжение и упорство на совершенно противоположных путях.

Что еще... Мне нравится книга Стоуна, американского журналиста-расследователя, противопоставившего себя истеблишменту. Он выискивал кое-что из того, что упустила многотиражная пресса, копался в документах Конгресса, издавал собственный бюллетень, который я, будучи библиотекарем, выписывал в 1960-х годах. Он распространялся только по подписке, но каждая серьёзная библиотека мира должна была его иметь.

Иоанна Кулаковская: И эта книга это…?

Лех Енчмык: «Дело Сократа» (“Sprawa Sokratesa”). О суде над Сократом.

Стоун хотел показать его как пример цензуры – экстремальный пример, каковым является убийство писателя. Поэтому он подтянул свой древнегреческий -- в то время в порядочных американских университетах учили греческому и латыни, и взялся за источники. Оказалось, что все авторы переписывали предыдущих, и он потянулся к греческим античным комедиям и материалам, ну и тут этот самый Сократ весьма упал в его глазах. Так что в процессе написания книги он изменил свой взгляд на гораздо более критический. Он не оправдывал смертную казнь, но показал, что Сократ был врагом демократии и умер из-за этого.

Иоанна Кулаковская: А ведь Сократа считают чуть ли не ангелом.

Лех Енчмык: Я не знаю, почему. Ведь там, в Греции, демократия дважды свергалась, один раз были пятьсот тиранов, другой раз -- тридцать, и среди них шестеро его учеников, так что он был однозначно противником демократии.

Иоанна Кулаковская: Кстати о противниках: вы сознательно выбираете для перевода аутсайдеров, бунтарей и диссидентов? Отождествляете ли вы себя хотя бы отчасти с такими авторами?

Лех Енчмык: Хм… Я никогда об этом не думал. Может быть, со стороны такие вещи лучше видно…

Иоанна Кулаковская: Ну... Дик, Хеллер, Воннегут...

Лех Енчмык: Некоторые вещи определенно лучше видно со стороны (смеется). Пожалуй, тут решающее значение имеет стиль, я должен уловить язык писателя. Кое-что я бы точно не стал переводить. Может быть, в этом что-то есть — мои директора говорили, что «Енчмык совершенно неуправляем».

Иоанна Кулаковская: (с улыбкой) Как вы думаете, может ли это быть причиной того, что вы довольно часто меняли место работы?

Лех Енчмык: Ну… не так уж и часто. И вообще я начал свою трудовую деятельность с Института международных отношений, где меня быстро повышали, и на третьем году работы я был уже и.о. директора серьезной библиотеки. Это было попросту замечательно, ведь у меня был доступ к запрещенным книгам, я мог даже просматривать цензурировавшиеся журналы. Я ушел оттуда, так как хотел заниматься литературой. И в издательстве “Iskry” я работал почти пятнадцать лет. И только когда в нем появился один товарищ из ЦК, который ко всему относился исключительно серьезно, а может быть, я ему просто не понравился... Во всяком случае, он вмешался, чтобы что-то со мной сделали.

Иоанна Кулаковская: И что касается цензурных вмешательств, когда вы работали в «Искрах» или «Чительнике», были ли у вас проблемы с цензурой?

Лех Енчмык: Во времена коммуны существовали вполне четкие правила. Можно было издавать все, что публиковалось в Советском Союзе в книжном виде. Ну так я стал готовить к изданию Булгакова, который был издан в Советском Союзе в виде книги, но в 1923 году (смеется). И тут оказалось, что эти правила не такие уж и жесткие. Мне сказали «нет», и таких шлагбаумов было опущено несколько, именно по советским книгам. Мне задержали роман Бакланова «Июнь 1941 года» — об отступлении советских войск, который был опубликован там же, в СССР, в ежемесячном журнале, но не смог выйти книгой. Ну и поэму Евтушенко о Ленине, как ни странно. Там были весьма критические строчки по адресу Советского Союза. Вроде бы действие разворачивалось сто лет назад, но были красноречивые намеки на то, что нет ничего хуже, чем ездить после оттепели по обледенелой дороге. Должен сказать, что я попытался побороться с цензурой.

Иоанна Кулаковская: И побороли?

Лех Енчмык: Поборол, потому что попросту обманул. Я сказал, что Евтушенко уже сообщает западной прессе, что его издают в Польше, и, если что, разразится скандал (смеется), поэтому, может быть, лучше промолчать, чем поднимать шум по этому поводу. «Действительно, вы правы, товарищ» -- сказали они. Книга вышла. А вот с американскими произведениями проблем почти никогда не было.

Иоанна Кулаковская: Не было опасения, что какой-то контент из «гнилого Запада» может оказать дурное влияние на менталитет читателей, снизить их моральный дух?

Лех Енчмык: По определению все, что исходило из Запада, было "гнилым", поэтому там было сложно найти части, более гнилые, чем другие. Однажды была попытка подвергнуть сомнению Воннегута – у него в одной из сцен неприятный правый диктатор стреляет по мишеням, изображающим различных персонажей. Одним из них был Сталин. В американском тексте его звали «дядя Джо» — в Польше никто не знал, что так Сталина называли на Западе в военные годы. Дядюшка Джо, такой симпатичный...

Иоанна Кулаковская: С усами...

Лех Енчмык: С усами и трубкой, поэтому я заменил дядюшку на усатого генералиссимуса. И это было совершенно прозрачно. Я услышал, что не надо русских раздражать. А я спрашиваю: «С чего бы это? Вы кого тут имеете в виду?» Отвечают: «Ну как кого, это ведь Сталин…» А я на это: «Какой Сталин? Ежу ж понятно, что речь идет о Чан Кайши» (смеется). В общем повеселился от души.

Иоанна Кулаковская: А в случае русской литературы чаще приходилось прибегать к хитростям?

Лех Енчмык: Да, потому что там вмешательства были прямыми. В советском посольстве в Варшаве в отделе культуры работали семь сотен человек, они знали любую мелочь, которая так или иначе имела отношение к России или Советскому Союзу. Однажды кого-то выгнали из журнала “Przegląd Kulturalny” за неблагоприятное мнение о Екатерине Великой.

Иоанна Кулаковская: Были ли проблемы при создании серии «С космонавтом» (“Z kosmonautą”) в издательстве «Чительник» (“Czytelnik”)?

Лех Енчмык: Нет, когда я занимался серией, никто в Польше не разбирался в этом. Лишь Ставиньский, который отобрал и опубликовал две фантастические книги. У меня не было конкурентов, я мог делать все, что хотел. Такой степени свободы не было ни у кого -- ни в США, ни сейчас в Польше. Это было пустое поле.

Иоанна Кулаковская: Вы ранее упомянули Воннегута... Вы ведь знали друг друга лично, не так ли?

Лех Енчмык: Да, я однажды навестил его, когда был в Нью-Йорке. А во второй раз мы встретились здесь, в Варшаве, когда он приехал инкогнито в 1984 году -- в качестве представителя Пенклуба, чтобы узнать, каково здесь положение писателя. Ну, и состоялась встреча у меня дома. Какие-то журналисты его тогда узнали, но он не захотел давать интервью.

Иоанна Кулаковская: Каковы были впечатления Воннегута от его пребывания в Польше?

Лех Енчмык: Ну, тогда его здесь весьма обхаживали, как, впрочем, и любого иностранного гостя в ту пору.

Иоанна Кулаковская: Да, траву красили (смеется), хотя, может быть, тогда уже этим не занимались.

Лех Енчмык: Его отвезли в «Солидарность», в Гданьск, и, кажется, у него была короткая встреча с Валенсой. Он вернулся оттуда с огромным металлическим крестом, который ему подарили рабочие верфи, а он ведь был председателем Союза атеистов (смеется). «Вот, сделай что-нибудь с этим, я не знаю, что с этим делать» -- сказал он. Позже я отдал крест одной деревенской церкви. Ну, он несколько раз напивался, был к этому склонен. Не знаю, что он запомнил, но ему определенно было трудно садиться в «малюха» (Fiat 126 Maluch), потому что он был ростом под два метра (смеется).

Иоанна Кулаковская: Во всяком случае, никаких публичных негативных откликов с его стороны не было.

Лех Енчмык: Не было. Он дал интервью, как это ни странно, католическому еженедельнику «Сдержанность и работа» (“Powściągliwość I praca”) и подпольному в то время еженедельнику «Мазовше» (“Mazowsze”).

Иоанна Кулаковская: Раз уж речь зашла о западной литературе… Вы работали над старыми альманахами «Шаги в неизведанное».

Каковы ваши впечатления от нынешних «Шагов в неизведанное», издаваемых «Солярисом» (“Solaris”)? Вы их вообще читаете?

Лех Енчмык: Читаю, да… Но не от корки до корки, я бы сказал… Фантастика изменилось, я изменился. Однако фантастику в основном читают молодые люди, редко старше сорока лет. Конечно, Теда Чанга всегда приятно читать, а вот старые «Шаги в неизведанное» представляли мой личный вкус. Там всегда было много юмора, и сатиры -- все, наверное, помнят рассказ Фредерика Брауна о пьянице, который спас Земля. Шекли, Браун были очень остроумными авторами. Потом фантастика немного расширилась, появились психологические истории, в которых фантастика была лишь предлогом. Мне кажется, что господин Валевский в этих сборниках продемонстрировал свой вкус, который тяготеет к таким психологическим вещам. По-моему, это не обязательно относится к фантастике, поскольку, как говорили Стругацкие, мы хорошо знаем, каков человек, вопрос в том, что с ним дальше делать. Фантастика этим и занималась -- что делать дальше с человеком или что с ним сделает жизнь. А вот психологически мы стоим на одном и том же месте все последние 10 000 лет...

Иоанна Кулаковская: То есть вам не особо нравится направление...

Лех Енчмык: Ну, мне может нравиться или не нравиться, но так уж есть.

Иоанна Кулаковская: Я хочу сказать, что психологические и социологические произведения не в вашем вкусе.

Лех Енчмык: Возможно. Я сделаю для Войтека Седенько подборку старых рассказов, в которой старые читатели найдут свои любимые, а новые читатели увидят, как раньше выглядела фантастика.

Иоанна Кулаковская: Такая ретро-коллекция будет полезна и тем, и другим. А что касается польской фантастики, можете ли вы рассказать нам, когда она вам особенно нравилась? В какое конкретное десятилетие? Что вы вообще думаете о фантастике польских авторов?

Лех Енчмык: Ну что ж, в отличие от Мацека Паровского, который читает как профессионал, я не делю литературу на десятилетия и поколения, читаю только как обычный читатель. Профессионально читаю русскую, английскую и американскую литературу. Польскую читаю тогда, когда мне кто-нибудь скажет: «Старик, тебе обязательно нужно это прочитать». Я думаю, что есть много хороших рассказов. Сейчас в фантастике происходит нечто такое странное, что мне трудно даже назвать. Появляется литература present perfect, настоящего совершенного времени. Дело происходит в ближайшем будущем или якобы в настоящем, но другом, очень заметна связь прошлого с настоящим.

Иоанна Кулаковская: Близкое альтернативное будущее?

Лех Енчмык: Да... Либо измененное, либо укорененное в каких-то конкретных событиях прошлого. Интересно, это особенность польской литературы или отчасти также русской? Пожалуй это исходит из балласта коммунистического периода.

Иоанна Кулаковская: Возможно, попросту из времени перемен, неопределенности, множества альтернатив...

Лех Енчмык: Скорее из самого коммунизма. Есть даже такие русские рассказы и романы, например «Кысь» Татьяны Толстой, где показано будущее, каким оно было бы, если бы Советский Союз медленно деградировал и постепенно разлагался. Это возвращение крестьянской, лесной, удивительной реальности, в которой сохранились какие-то коммунистические обычаи и церемонии. Такая литература интересна тем, что предполагает понимание того, что то, что мы делаем сейчас, – это выбор пути, мира, в котором будут жить наши дети и внуки.

Иоанна Кулаковская: Вы сказали, что помните некоторые конкретные польские рассказы, которые вам понравились. Что это за рассказы?

Лех Енчмык: Прямо сейчас мне приходит на ум Адам Пшехшта, несколько хороших рассказов… «Волчий Легион», прекрасный рассказ, о довоенных офицерах.

Иоанна Кулаковская: А что вам вспоминается из эпохи вашего пребывания на посту главного редактора «Фантастики»?

Лех Енчмык: Ну, я был там недолго. Подозреваю, что мои коллеги весьма справедливо меня изгнали, потому что я, вероятно, не уделял журналу достаточно времени. Например, для Мацека Паровского журнал был делом всей его жизни, а что касается меня... Дул ветер перемен, я немного увлекся политикой, сразу после 1990 года мне показалось, что пришло время таких, как я. В итоге некоторое время у меня были три штатных работы одновременно, так что, возможно, я немного забросил редакцию. Однако коллектив был отличный. Редакция действовала в своем ритме, Орамус занимался своей работой, Паровский – своей. Тогда мы были группой близких друзей. Это было чрезвычайно приятно. Редакция, наверное, напоминала редакции газет XIX века. Кто угодно мог зайти, получить чашку кофе или банку пива, и тут же начинался разговор о чем угодно, но из этих разговоров кристаллизовались темы рассказов и статей. Это была кузница замыслов, идей, нечто совершенно не обычное. В сегодняшних редакциях редактор спрашивает: «Может, кофе?», а сам звонит или уходит в другую комнату. Разговора нет. «Фантастыка» было местом работы, но действовала также как постоянный клуб. На такую атмосферу я наткнулся в Советском Союзе в 1960-е годы, когда был в гостях у местных издательств. Компания собиралась к десяти часам, затем был перерыв на завтрак, который длился часа два, на столе зачастую стояла бутылка, двери на замке… условный стук… Это были очень интересные разговоры, я многое тогда узнал из слухов и анекдотов об истории Советского Союза.

Иоанна Кулаковская: Кстати, об истории и политике. Вы также написали книгу «Три конца истории, или Новое средневековье». Мне интересно, как вы оцениваете текущие мировые события с точки зрения журналиста, занимающегося преимущественно философией, политикой и футурологией. Изменили ли бы вы сейчас что-либо в вашей книге?

Лех Енчмык: Гм, сложно сказать, надо бы бегло просмотреть, но в общем я в восторге от собственной проницательности. Легко быть хорошим пророком, если ты плохой пророк.

Иоанна Кулаковская: А что вы скажете о США? Политический крах Буша и одновременно финансовый кризис в Америке, теперь глоток свежего воздуха в виде смены президента... Как, по вашему мнению, это будет развиваться дальше?

Лех Енчмык: Уже девять лет назад я писал, что Америка клонится к упадку. Новое правительство ничего не изменит. Америка уже пересекла черту, за которой нет поворота. Это империя в так называемом состоянии «трупа в доспехах». США ежегодно тратят на вооружение больше, чем все остальные страны мира. хотя им никто не угрожает. Будь я предсказателем, сказал бы, что профессиональная армия всегда рано или поздно приходит к власти. Я не удивлюсь, если следующим президентом станет генерал Петреус с этаким вот римским именем, командовавший Многонациональными силами в Ираке. В любом случае легионы вернутся в страну и заявят свои права…

Иоанна Кулаковская: ...и наступит конец Республики…

Лех Енчмык: Первоначально это укрепит Республику, но в очереди уже стоит диктатор. Читая журналы, издаваемые военными для внутреннего пользования, можно наблюдать взгляды нацистского типа.

Иоанна Кулаковская: То есть то, чего на самом деле боится Америка. В американских фантастических фильмах, затрагивающих политику, виден некоторый страх перед ханжами правого толка, но прежде всего перед военной диктатурой, цензурой и тотальной слежкой за гражданами со стороны правительства или секретных агентств.

Лех Енчмык: Происходит что-то вроде затягивания петли. За последние годы 69 американских журналистов подверглись судебному преследованию – их вынуждали выдать источники их информаций… В любом случае сейчас экономический кризис усугубил ситуацию: два миллиона двести тысяч человек лишились жилья. Их дома стоят пустыми, банки не могут их продать, в них роятся бомжи и наркоманы. Многие люди запаслись продовольствием и прочими припасами, уезжают в деревни к родственникам. Прячутся в лесах и -- как показано в некоторых фильмах — покупают оружие, складируют продовольствие и ждут апокалипсиса. Все в пионерском духе. А если говорить о кризисе, то мне очень понравилось заявление премьер-министра Китая: «Наш учитель болен».

Иоанна Кулаковская: Вернемся на минутку к коммунизму, к нашей политике и истории. Вы, говорят, были лично знакомы с ксендзом Попелушко, а это очень важная личность для многих поляков...

Лех Енчмык: Да. Мне было тогда 45 лет, я был человеком неверующим и в костеле бывал лишь по патриотическим праздникам. Когда вокруг священника начало твориться нечто неладное, я подошел к нему и сказал, что хочу защитить его, как смогу, и в первую же ночь поставил лавку поперек его двери. Мы с ним никогда не говорили о глубоко религиозных вопросах. Но незадолго до его смерти я осознал, что каким-то необъяснимым образом обратился в веру, возможно Бог принял во внимание, что я вызвался добровольцем и даровал мне некоторую благодать, потому что вера благодатна. Я понимал, что, будучи католиком, не могу уже позволить себе то или иное сделать, поэтому начал думать, как «отомстить» по-христиански. И вместо планировавшегося уже мною покушения на Урбана опубликовал книгу, содержащую письма к о. Ежи. У меня как раз тогда хранился такой архив…

Иоанна Кулаковская: Недавно сняли фильм о нем…

Лех Енчмык: Я его еще не смотрел, немного побаиваюсь столкновения реальности с киношным ее представлением. Помню одного ветеринара, который перед войной был офицером кавалерии. Он пошел смотреть фильм «Лëтна» (“Lotna”) и ушел из кинотеатра спустя пять минут после начала сеанса со словами: «Ну кто ж так стремена цепляет, это ж совсем не так было!» Кино бывает попросту невероятным. Например, Вайда снимал фильмы, целиком укладывавшиеся в русло антипольской пропаганды, внушал полякам отвращение к собственной истории. «Пепел», «Канал», герой на мусорнике, тонут в дерьме... Очень странно, что поляки воспринимали это иначе, потому что это была однозначная враждебность, разве что только благородство побежденным он признавал. Люди видели то, чего хотели.

Иоанна Кулаковская: Но на этом отчасти и основывается знакомство с историей, представленной на киноленте. Впрочем, это очень сложная тема, поэтому давайте отойдем немного в сторону. Тривиальный вопрос: вы вообще пользуетесь компьютером?

Лех Енчмык: Нет, не пользуюсь, у меня его нет. Из новых вещей у меня есть телефон (смеется). Иногда я чувствую, что Интернет мне пригодился бы… Друзья присылают мне смешные распечатки.

Иоанна Кулаковская: Благодаря Интернету можно посмеяться и расслабиться. Но, насколько я знаю, вы любите отдыхать традиционно, например на Фантастическом фестивале в Нидзице.

Лех Енчмык: Да. Иногда выбираюсь. Традиционно в Нидзицу и на Пыркон в Познань. Как-то странно так сложилось, что в Познани у меня есть друзья-издатели и люди, которые всегда меня туда приглашают и с которыми я хочу встретиться.

Иоанна Кулаковская: В таком случае я желаю вам удачных конвентов в этих местах и благодарю за беседу.

Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska (род. 30 сентября 1975) – польская писательница фантастики, журналистка, редактор.

Позиционирует себя как «феминистка с радикальными взглядами и фанатичный враг всякого фанатизма». Любительница RPG, член литературного объединения “Kłub Tfurców”, активный деятель фэндома – была одним из организаторов (как представитель Варшавского КЛФ “Pegaz”) нескольких конвентов любителей фантастики.

Получила степень магистра в Варшавском университете (факультет психологии, специализация «общественная психология»), прошла двухлетнее обучение терапии по «ориентированной на процесс психологии» программе (Psychologia Zorientowana na Proces) на курсах при Польском обществе PZnP, училась также на курсах последипломного обучения Gender Studies в Институте прикладных общественных наук Варшавского университета.

Сотрудничала с журналом “Magia I Miecz”, с 2006 года сотрудничает с журналом “Nowa Fantastyka”, c 2011 – c журналом “SFinks”, c 2012 – c журналом “Coś na progu”, c 2008 – c журналом “Czwarty Wymiar” (не имеет отношения к НФ и Ф). С 2012 года занимает должность главного редактора журнала “Opowieści Niesamowite”. Будучи психологом по образованию, по-прежнему интересуется всем, что с этим связано, но также профессионально занимается журналистикой и редакторской работой. Работала в качестве редактора и корректора в журналах “Czwiarty Wymiar”, “Nowa Fantastyka” и “Gry Komputerowe”, в портале przedsiębiorczakobieta.pl и занималась материалами, связанными с союзным проектом „Jak dobrze być przedsiębiorczą kobietą!/Как хорошо быть женщиной-предпринимательницей!”.

Публиковала также рецензии, обзорные и литературно-критические и научно-популярные статьи, интервью в интернет-порталах “Nowa Gildia”, “Fahrenheit”, gram.pl, Culture.pl и на страницах журналов “Fenix”, “Czas Fantastyki”, “Trybuna”, еженедельника “Gazeta Szkolna”.

Дебютировала в жанре в 1996 году рассказом “Gdy pryjdzie Złotooki/Когда придет Златоокий”, напечатанным в журнале “Fenix” (№ 7).

В дальнейшем рассказы Кулаковской публиковались в журналах “Nowa Fantastyka”, “Click! Fantazja!/Fantasy”, “Science Fiction, Fantasy I Horror”, “Opowieści Niesamowite”

и жанровых антологиях “Robimy rewolucje/Делаем революцию” (2000), “Wizje alternatywne 5/Альтернативные видения 5” (2004),

“Wizje alternatywne 6/Альтернативные видения 6” (2007), “Niech żyje Polska. Hura! T. 2/Да здравствует Польша. Ура! Т. 2" (2007).

Ее произведения по-разному классифицируются критиками, но в основном вписываются в конвенцию «фантастики ужасов». Кулаковская охотно спорит с половыми стереотипами и религиозными представлениями, широко использует онирические и сказочные мотивы и сюжеты, поднимает и рассматривает психологические проблемы, экспериментирует с формой.

12. В рубрике «Из польской фантастики» расположены рассказ и подборка литературных миниатюр.

12.1. Рассказ “Dziewczynka w czerwonym kapturku/Девочка в красной шапочке” (ну о-очень интересную horror-вариацию известной сказки о волке, бабушке и девочке Красной Шапочке) написала Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska. Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.

Позже рассказ нигде не перепечатывался.

На русский язык рассказ не переводился, его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет и о писательнице сайт ничего не знает.

12.2. В очередную подборку «шортов» вошли литературные миниатюры Петра Рогозы/Piotr Rogoza, Роберта Чамары/Robert Czamara, Томаша Рыбака/Tomasz Rybak и Анны Козак/Anna Kozak (стр. 58–60).

13. В родственной рубрике «Конкурс рассказа» опубликованы два текста, присланные на конкурс, объявленный разработчиками компьютерной игры “Xiber Mech”, и занявшие на нем соответственно второе и третье места. Их действие разворачивается внутри игрового мира в рамках, обозначенных авторами игры.

13.1. Рассказ “Złomowiec” написал Богуслав Пинкевич/Bogusław Pinkiewicz (стр. 61—64), иллюстраций нет.

13.2. Рассказ “Kontrakt/Контракт” написал Грег Бурштыньский/Greg Bursztyński (стр. 64—68), иллюстраций нет.

И, похоже, это единственные публикации указанных авторов. Сведений о других публикациях, равно как и сведений биографического характера – нет.