14. На стр. 10, 12 печатается интервью, которое польский журналист Бартломей Пашильк взял у британского писателя Рэмси Кэмпбелла. Интервью носит название:
ОДИН на ОДИН с ЧУДОВИЩЕМ
(Sam na sam z potworem)
Бартломей Пашильк: Вот две реплики, касающиеся вашего первого романа «Кукла, съевшая свою мать» (“The Doll Who Ate His Mother”, 1976): «Мне очень повезло, что его издали» и «Ну вот надо же, оказывается – я уже тогда писал ну просто замечательно». Которую из них вы выберете?
Рэмси Кэмпбелл: «Кукла, съевшая свою мать», что совершенно очевидно, дебютный роман – видно, что я еще только учился тогда писать. Но мне нравятся некоторые его фрагменты -- например финал, чье действие разворачивается в подвале. Я удачно использовал основную сюжетную линию – деяния чудовища, которое может быть как продуктом христианской нетерпимости, так и порождением черной магия или вывихнутой психики. И мне также симпатичны оккультист Джон Стронг и его ужасающая книга, которую я цитирую в моем новом романе «Полярные чудовища» (“Creatures of the Pool”, 2009).
Бартломей Пашильк: Роман «Это лицо должно умереть» (“The Face that must Die”, 1979) – одно из самых откровенных ваших литературных произведений.
Рэмси Кэмпбелл: Да, это очень личностная, воистину субъективная история. Я написал в ней психологический портрет моей матери. Она, увидев незнакомого человека, очень часто считала, что его уже видела -- отсюда и отправная точка истории. [Главный герой, Хорридж, убежден в том, что в лицах встречающихся ему людей он распознает черты убийцы-психопата и сурово наказывает их за свои преступления. Б.П.] Самое страшное не то, что делает Хорридж со своими жертвам, как бы жестоко это ни выглядело, а то, что мы сами почувствовали бы, окажись на его месте. Вероятно именно такая точка зрения затруднила мне поиск издателя, зато получилась неплохая книга, выдержавшая испытание временем.
Бартломей Пашильк: Роман “Паразит” (“The Parasite”, 1979) пользовался большим успехом и завоевал Британскую премию фэнтези (British Fantasy Award). Почему вы считаете его самой слабой из своих книг?
Рэмси Кэмпбелл: Я там несколько перестарался -- пытался придумать нечто максимально страшное, и некоторые из сцен оказалась скорее отвратительными, чем страшными. Я также не смог удержать равновесие в паранормальных сюжетах, и местами рассказываемая история граничит с банальностью. Например, сцена с кошкой или с автокатастрофой – их невозможно воспринимать всерьез. Некоторые фрагменты мне очень нравятся — хотя бы те, что с видениями, но, а это касается и более позднего моего романа “Голодная Луна” (“The Hungry Moon”, 1986), мне жаль, что остальные страницы представляют собой сплошной кавардак.
Бартломей Пашильк: До недавнего времени роман (“Ancient Images”, 1989), был единственной вашей книгой, изданной в Польше (под названием “Wieźa strachu/Башня страха”). Как вы думаете, способна ли она дать нашим читателям представление о вашем стиле написания произведений в жанре ужасов?
Рэмси Кэмпбелл: Мне нравится эта книга. Она позволила мне погрузиться в мир классических фильмов ужасов. Однако я согласен с С. Т. Джоши (S.T. Joshi), который, оценивая мои литературные достижения, сказал, что сюжет фильма был не самым искусным образом вплетен в сюжет. Это одна из причин того, что я позже вставил подобную историю в роман «Усмешка тьмы» (“The Grin of the Dark”, 2007). A “Башня страха” — единственная моя попытка написания вампирского романа. Некогда Джо Данте хотел экранизировать эту историю, но из этого ничего не вышло.
Бартломей Пашильк: У польских читателей пока не было возможности ознакомиться со многими вашими рассказами. Но в сборнике “999” (“999”) можно прочитать гротескное «Развлечение» (“The Entertainment”, 1999), а в сборнике “Тигр здесь, тигр там” (“Tygrys tu, tygrys tam”) – рассказ “Трюк” (“The Trick”).
В этом втором вы применили свой знаменитый прием: последнее предложение представляет собой изюминку, которая надолго остается в памяти после окончания чтения. Что вы можете сказать об этих двух рассказах?
Рэмси Кэмпбелл: ”Трюк” я точно не написал бы после того, как стал отцом – слишком уж безответственно я обращаюсь там с молодыми героями. Можно показывать беззащитность детей и то, как взрослые игнорируют их опасения – я сам это делал в таких разных историях, как “Коготь” (“The Claw” = “Nighy of the Claw”, 1983), “) и “Последний голос, который они слышат” (“The Last Voice They Hear”, 1998), потому что эта тема меня привлекает -- но в “Трюке” я оставил детей наедине с монстром, у которого не было никакой разумной мотивации к действию. А что касается “Развлечения” — это одна из моих параноидальных комедий. Мне нравится писать в этом стиле. Сочиняя ее, я сам несколько раз смеялся. Я впервые попытался написал нечто подобное, работая над романом «Необходимые привидения» (“Needing Ghosts”, 1990) и тот факт, что в нем оказалось так много комедийных элементов, изрядно меня удивил.
Бартломей Пашильк: Чего нам можно ожидать от вашего нового романа “Семь дней Каина” (“The Seven Days of Cain”, 2010)?
Рэмси Кэмпбелл: У меня написалась книга о потерях. В ней исследуются темные свойства Интернета, что делает ее дополнением романа “Усмешка тьмы” (“The Grin of the Dark”, 2007). Моя жена, который всегда меня первою читает, говорит, что получилась очень тревожная история. А я знаю по опыту, что это предвещает книге успех.
Бартломей Пашильк: Вы любите повторять, что «пишете хорроры», но у меня сложилось впечатление, что огромное влияние на вас оказывают прежде всего авторы мейнстрима, такие как Грэм Грин, Айрис Мердок или Владимир Набоков.
Рэмси Кэмпбелл: Истоки жанра ужасов лежат в литературе основного течения. На протяжении многих лет рассказы ужасов включались в различные антологии наряду с мейнстримными текстами. Примером может быть сборник “Tomato Cain”, составленный Найджелом Нилом.
Или возьмите хотя бы антологии, подготовленные Элизабет Боуэн или Хартли. Трудно сказать, насколько повлиял на меня мейнстрим. Я многим обязан творчеству Э.А. По, М. Р. Джеймса, Г. Ф. Лавкрафта, и особенно Фрица Лейбера. Однако фактом является то, что, завершив написание моей первой опубликованной книги, я начал расширять свои читательские интересы и находить в произведениях основного литературного течения тревожившие меня фрагменты – в “Лолите” Набокова, в “Brighton Rock” Грэма Грина, в романах Сэмюэля Беккета, Томаса Хинде и многих других. То же самое это относится к таким фильмам, как “Забытые” Бунюэля, “Приключение” и “Затмение” Антониони, “В прошлом году в Мариенбаде” Рене. Вот это все и сформировало мое писательское сознание.
Бартломей Пашильк: Вы восхищаетесь Набоковым за то, как он способен получать наслаждение от написанного слова. Какое из написанных им произведений вы считаете самым волнующим?
Рэмси Кемпбелл: Безусловно «Под знаком незаконнорожденных». Особенно впечатляет клиническое описание смерть мальчика – из-за полного эмоционального отрешения рассказчика от описываемого им события.
Бартломей Пашильк: Кинопостановка «Без имени» (“The Nameless”) в режиссуре Жауме Балагеро, известная у нас как “Bezimenni/Безымянные”, это мрачный и безумно увлекательный в визуальном отношении триллер, который, на мой взгляд, все же не отражает атмосферу книжных событий. Что вы почувствовали, когда в первый раз посмотрели этот фильм, <поставленный по вашему одноименному роману>?
Рэмси Кэмпбелл: Камень упал с моей души, когда я понял, что доволен большинством аспектов этой экранизации. К самым смелым шагам Жауме следует отнести то, что он решительно избавился от всех сверхъестественных элементов, но я не имею ничего против этого. Это предприятие великолепно себя оправдало.
Бартломей Пашильк: Очередную адаптацию вашей прозы предпринял режиссер стал фильм Пако Плаза, снявший фильм «Второе имя» (“Second Name”) по мотивам вашего романа «Договор отцов» (“Pact of Fathers”, 2001).
Рэмси Кэмпбелл: Мне очень понравились его первые сцены, фильм визуально прекрасен, но вот сюжетное развитие понравилось мне значительно меньше.
Бартломей Пашильк: И что там по-вашему пошло не так?
Рэмси Кэмпбелл: Продвигая «Безымянных» на испанском телевидении, я обмолвился, что работаю над романом под названием “Pact of the Fathers”. Этим заинтересовались работники студии “Filmax”, и я послал им набросок, подготовленный мною некогда для издателя. Надо сказать, что эта книга была худшей из тех, что я написал, и мой редактор, Мелисса Сингер, совершенно справедливо подвергла ее жестокой критике, которую я принял и внес в рукопись множество существенных правок. “Filmax” эту исправленную версию так никогда и не увидел. Их сценарист попытался собственными силами докопаться до хоть какого-то смысла в этой истории. Он имел на это право, но в результате оказалось, что фильм не имеет ничего общего или с моим первоначальным наброском, ни с окончательной версией романа “Pact of Fathers”.
Бартломей Пашильк: Интересно, что экранизацией ваших романов занимались исключительно испанцы, которые пару лет назад объединились и поставили блокбастер “[REC]”. Он вам понравился?
Рэмси Кэмпбелл: Фильм действительно весьма неплох, а финальная сцена и вовсе меня напугала.
Бартломей Пашильк: Ходили слухи, что Джон Карпентер хочет экранизировать ваш роман “Голодная Луна”. Была ли на самом деле такая возможность?
Рэмси Кэмпбелл: Джона восхитила мистика в программе BBC “Horror Café”, в которой появились Роджер Корман, Клайв Баркер, Пит Эткинс, Лиз Таттл и я. Никаких серьезных дискуссий на эту тему не последовало, а жаль, потому что на самом деле могло получиться что-то интересное.
Бартломей Пашильк: Вы мечтали увидеть экранизацию романа “Needing Ghosts” в режиссуре Дэвида Линча. Атмосфера таких фильмов, как “Шоссе в никуда” или “Малхоллэнд-драйв” идеально соответствовала бы этой истории. Однако последнее достижение Линча – несуразно длинный и практически лишенный сюжета фильм «Внутренняя империя» (“Inland Empire”), который свидетельствует о том, что ему сегодня не слишком интересно рассказывать нечто подобное.
Рэмси Кэмпбелл: Мне кажется, что во “Внутренней империи” Линч пытался сделать то, что не сработало в “Малхоллэнд-драйв”. Он хотел создать историю, любая попытка интерпретации которой стала бы сюрреалистически невозможной. На меня этот фильм произвел немалое впечатление, особенно, когда я посмотрел его во второй раз. Если бы его эмоциональное воздействие было столь же интенсивным, как и в предыдущих работах Линча, трехчасовая продолжительность киноленты могла бы оказаться попросту невыносимой. Большие фрагменты “Малхоллэнд-драйв”, “Твин Пик: Сквозь огонь" и в особенноcти “Шоссе в никуда” я нахожу невероятно жуткими, доводящими напряжение моих нервов до пределов выдержки. В некотором смысле Линч использует ту же технику создания напряжения, что и Хичкок, но в его случае она служит преумножению головоломок, что не исключает эмоционального участия зрителя, а прямо-таки наоборот.
Бартломей Пашильк: Когда вы в последний раз смотрели фильм ужасов, который «уложил вас на лопатки»?
Рэмси Кэмпбелл: Мне очень понравилось “Пятое измерение” Кристофера Смита, действие которого ведет к извлеченному из самых страшных кошмаров финалу. Великий, темный и вызывающий мурашки по коже -- фильм "Голубой свет" в режиссере Лени Рифеншталь. Временами он может ассоциироваться с ранними фильмами ужасов, но более загадочен. Это надолго запоминающаяся сказка из реальной жизни.
Бартломей Пашильк: А какая книга ужасов заставила вас позавидовать ее автору?
Рэмси Кэмпбелл: ”Не отпускай меня" Кадзуо Исигуро (“Never Let Me Go” 2005, Kazuo Ishiguro), которая написана таким обычным языком, как будто рассказчик пытается убедить нас в том, что во всех этих ужасных вещах на самом деле нет ничего необычного. Мой любимый роман Исигуро – “Безутешные” (“The Unconsoled”, 1995), но “Не отпускай меня” вызывает наибольший озноб.
14. В рубрике «Журналистика» на стр. 12—13 размещено интервью, которое польский журналист Бартломей Пашильк/Bartłomiej Paszylk взял у американского писателя «ужасов» Питера Страуба/Peter Straub. Интервью носит название:
В ДУШЕ ЧЕЛОВЕКА ТАЯТСЯ ЧУДОВИЩА
(W ludzkiej duszy czaja sie potwory)
Бартломей Пашильк: Я нашел в рецензии на вашу книгу утверждение, что в ней есть «неожиданные повороты, в которых легко заблудиться». Вы и в самом деле иногда удивляете своих читателей. Бывает, что вы неоднозначным утверждением преподносите большой сюрприз, и приходится гадать, действительно ли произошло то, что мы себе представляли. Это осознанный прием?
Питер Страуб: Я стараюсь основывать романы на неожиданных поворотах сюжета и недосказанностях, но всегда надеюсь, что читатель в конце концов поймет, что произошло на самом деле. Конечно, не сразу — поэтому я преумножаю ложные подсказки и навожу на мысль, что произошло нечто иное, чем на самом деле. По меньшей мере один раз я использовал прием, благодаря которому сюжет можно интерпретировать двояко. Те читатели, которые не заметили вторую интерпретацию – а я подсказывал ее повторами и кажущимися ошибками в изложении истории -- могли насладиться счастливым финалом.
Бартломей Пашильк: Вы как-то сказали, что решили заняться написанием «ужасом», потому что произведения, относящиеся к этому жанру, могут «особым образом затронуть людей, изменить их и заставить задуматься». Однако современные ужасы вызывают у зрителя скорее рвоту, чем раздумья.
Питер Страуб: В таком разнородном жанре должно найтись место и для самых брутальных, «развратных» произведений, призванных высвободить глубоко сидящий в нашем воображении садизм. Это мелкие фрагменты фантастики ужасов, и это произведения не для всех -- их следует читать только тем, кто чувствует необходимость ознакомления с такой тематикой. Это не имеет ничего общего с процессом мышления, но подтверждает тот факт, что в душе человека таятся монстры.
Бартломей Пашильк: Я знаю популярных авторов «ужасов», которые льют кровь ведрами, но признаются, что не умеют писать сцены гибели невинного ребенка. В ваших книгах можно найти множество таких сцен – в романе «Мистер Икс» (“Mr. X”, 1999) вы описываете жестокое убийство младенца,
в романе «Джулия» (“Julia”, 1975) девушка забавы ради калечит животное.
Легко ли вам дается нарушение табу, или каждая такая сцена -- неприятный опыт, которого нельзя избежать, создавая фон истории?
Питер Страуб: Со стыдом признаюсь, что я получаю детское удовольствие от того, что раздвигаю границы хорошего вкуса или играю с табу. Создание подобных сцен — обычно единственные моменты во время утомительного сочинения книги, когда мне действительно весело. Однако я никогда не выдумываю их исключительно для того, чтобы шокировать. Они должны быть хорошо продуманными и разумно обоснованными контекстом.
Бартломей Пашильк: Отходя от готического horror-а из ваших ранних романов к, как вы выразились, «максимальному ужасу», представленному «Парящим драконом» (“Floating Dragon”, 1983), вы осознанно хотели попробовать что-то новое?
Питер Страуб: Я хотел проверить, что будет, если я напишу максимально жестокий ужастик, не заботясь о его правдоподобии. Когда мне в голову приходила какая-то сцена, она тут же включалась в книгу. Такой способ написания — чистое удовольствие, и я продолжал его чувствовать даже тогда, когда созданный мной мир охватило чистое безумие. В последнее время мне больше всего нравится писать последние страницы книги. Не думаю, что когда-нибудь у меня будет такое же настроение, какое было тогда, когда я писал «Парящего дракона», и мне захочется создать похожую ужасную историю. Хотя как знать…
ББартломей Пашильк: В начале вашей карьеры вы переехали в Ирландию, а затем в Англию. Читая ваши более поздние тексты, я задавался вопросом, насколько изолированным вы себя там чувствовали. В романе «Миссис Бог» (“Mrs. God”, 1990) вы описываете героя, который выезжает в Англию и там сталкивается лицом к лицу с худшим кошмаром в своей жизни. Отражало ли это ваше душевное состояние в тот момент?
Питер Страуб: В Англии мне жилось неплохо, однако я так и не поселился там, так сказать, навечно. У нас было много хороших друзей, был красивый, элегантный дом и мы пользовались всеми преимуществами жизни в большом городе. Мы посещали рестораны, ходили на концерты, в пабы и кино, восхищались удивительными зданиями, огромными зелеными парками, носили модную одежду и так далее. 1970-е годы в Лондоне были прекрасным периодом, я рад, что смог убедиться в этом воочию. Тем более, что большинство англичан критически относятся к временам до правления Маргарет Тэтчер. Но вы правы, я чувствовал некоторую отчужденность. Правда, мне нравилась привязанность англичан к иронии, но иногда это надоедало. Я выглядел в их глазах иностранцем и знал, что ничего не изменю, даже если проживу там всю оставшуюся жизнь. Я чувствовал, что коренные англичане всегда смогут скрывать от меня важные тайны, и это так и было -- хотя бы потому, что я верил, что у людей вокруг меня есть какие-то секреты, а я, человек другой культуры, не в состоянии их «разгрызть».
Бартломей Пашильк: Неожиданный успех романа «История с привидениями» (“Ghost Story”, 1979) заставил вас вернуться в США…
Питер Страуб: Я заработал слишком много денег сразу. В Великобритании в то время у власти находились лейбористы, а это означало, что налоги могли достигать 95%. Мой бухгалтер посоветовал мне покинуть эту страну, «и желательно сделать это еще вчера». Не похоже было на то, что я смогу заработать аналогичную сумму денег в будущем, поэтому мы поспешили вернуться домой.
Бартломей Пашильк: Вы написали роман «Пропавший мальчик, пропавшая девочка» (“lost boy lost girl”, 2003) за шесть месяцев. Это ваш рекорд скорости?
Питер Страуб: Насколько помню, я написал романы «Джулия» и «Если бы ты мог меня увидеть сейчас» (“If You Could See Me Now”, 1977, в переводе на русский «Возвращение в Арден») за примерно такое же время. Невероятно приятно, когда роман рождается так быстро и столь безболезненно.
Бартломей Пашильк: А который из романов родился с наибольшей болью?
Питер Страуб: Труднее всех мне дался роман «Клуб Адского Пламени» (“The Hellfire Club”, 1996) — это была чистая пытка в течение восемнадцати месяцев. После окончания работы над ним мне стало намного приятнее заниматься сочинительством.
Бартломей Пашильк: Ваши первые книги «Свадьбы» (“Marriages”, 1973)
и «Под Венерой» (“Under Venus”, 1984)
были социальными историями. Вы сожалеете, что они сейчас пребывают в забвении?
Питер Страуб: Я бы предпочел, чтобы ни одному читателю никогда не приходилось иметь дело с этими жуткими уродцами. Всякий раз, когда я думаю о них, мне становится только стыдно.
Бартломей Пашильк: Вам не нравится экранизация «Истории с привидениями» (“Ghost Story”, 1981), хотя сценарий не слишком отклоняется от сюжета книги. Как вы думаете, чего не хватает фильму?
Питер Страуб: Это очень рыхлая адаптация. Тайна братьев Бэйт не раскрыта, а изменяющее свой облик чудовище из книги заменено сгнившим призраком. После первого просмотра у меня возникло ощущение, что это более дешевая и более глупая версия моей истории, как будто кто-то вытащил двигатель из заказного, ухоженного автомобиля и вставил его в стандартный автомобиль, снятый с конвейера на второразрядном заводе.
Бартломей Пашильк: А что вы почувствовали после показа фильма «Призраки Джулии» (“Full Circle. The Haunting of Julia”, 1977), основанного на вашем первом романе ужасов?
Питер Страуб: Без сомнения, это плохой фильм, но я все равно предпочитаю его экранизации «Истории с привидениями». Миа Фэрроу создает довольно-таки тревожный образ, а тот факт, что сценарий не объясняет связей между персонажами, делает их взаимодействие более загадочным. В свою очередь противоречивость сценария придает истории сюрреалистический оттенок.
Бартломей Пашильк: Роман «Талисман» (“The Talisman”, 1984, в соавторстве со Стивеном Кингом) планировалось перенести на экран в 1980-е годы. Это должен был сделать сам Стивен Спилберг. Если бы все пошло по плану, мог бы получиться шедевр по мерке «Инопланетянина»…
Питер Страуб: Фильм Спилберга оказался бы потрясающим. Он действительно понимал эту историю. В настоящее время планируется съемка минисериала по мотивам «Талисмана». Деталей я не знаю, но искренне надеюсь, что на этот раз все с ним получится.
Бартломей Пашильк: Продолжение «Талисмана» -- роман «Черный дом» («Black House”, 2001) – выдержано в совершенно другом тоне. Я был приятно удивлён тем, что вы осмелились пойти в другом направлении. Тем более, что читатели спустя семнадцать лет с удовольствием прочитали бы «Талисман II», а не гораздо более мрачную и жестокую историю, в которой главный герой — Джек Сойер – очень сильно изменился. Разве вам не хотелось создать что-то более очевидное, что удовлетворило бы всех, кто мечтает вернуться в этот оставшийся в прошлом мир?
Питер Страуб: У нас никогда не возникало соблазна скопировать предыдущую книгу. Мы с самого начала знали, что если решим продолжить «Талисман», то это будет уже не фэнтези, а horror.
Бартломей Пашильк: Надеюсь, что «Черный дом» -- не последняя читательская встреча с Джеком Сойером?
Питер Страуб: Мы со Стивом планируем, что года через два года начнем работать над третьим и последним томом приключений Джека Сойера.
Бартломей Пашильк: Вы недавно снялись в нескольких эпизодах телевизионного сериала «Одна жизнь, чтобы жить» (“One Life to Live”), выcтупая в роли полицейского в отставке… Питера Брауста. Кому пришла в голову такая мысль?
Питер Страуб: Моему другу Майклу Истону, который играет там лейтенанта полиции, Он однажды спросил меня, не хочу ли я сыграть вместе с ним, сказав несколько слов. Я с радостью принял это предложение. Майкл говорит, что в будущем мой герой будет появляться чаще и пребывать на экранах дольше.
Бартломей Пашильк: Вы пишете, поскольку желаете «превратить романы ужасов в литературу». И вы не хотите, чтобы между вашими книгами и мейнстримом была построена искусственная граница. Лишь немногие выдающиеся современные авторы пытаются преодолеть границы жанра. Есть ли кто-нибудь, кем вы особенно восхищаетесь за его способность стирать эти границы?
Питер Страуб: Я восхищаюсь прежде всего теми авторами, которые умнее меня, такими как Дэн Чаон (Dan Chaon), Брайан Эвенсон (Brian Evenson),Майкл Чабон (Michael Chabon), Джонатан Лэтем (Jonatan Lethem) и Келли Линк (Kelly Link). Они по-разному стирают границы между жанровым и мейнстримовым писательствами, но их связывает общая цель и высокая эффективность.
Бартломей Пашильк: Главный герой повести «Можжевельник» (“The Juniper”, 1988), автор бестселлеров, в детстве проводил много времени в кинотеатре и не смог устоять перед последующими посещениями кинотеатра, даже тогда, когда к нему стал регулярно подсаживаться подозрительно дружелюбный мужчина. Спустя много лет молодая женщина спрашивает его, что нужно делать, чтобы стать хорошим писателем, но подчеркивает, что не хочет слышать «типичную чушь о том, что нужно просто писать как можно больше». И слышит в ответ: «Нужно часто ходить в кино». Это совет персонажа или автора бестселлеров Питера Страуба?
Питер Страуб: Когда я это писал, такой совет казался мне наиболее толковым. Я утверждал, что нельзя стать приличным писателем, если не был чем-то или кем-то обижен.
16. На стр. 7 напечатана интересная «памятка» (составленная также Бартломеем Пашильком):
ОДИННАДЦАТЬ ДОСТОЙНЫХ ВНИМАНИЯ РОМАНОВ и ПОВЕСТЕЙ о ВОЛКОЛАКАХ (ОБОРОТНЯХ)
(11 godnych uwagi powieści o wilkołakach)
Гай Эндор«Парижский оборотень» (Guy Endore “The Werewolf of Paris”, 1933)
Стильно написанная история Бертрана, родившегося в канун Рождества и с течением времени проявляющего все более тревожные склонности к насилию. Гай Эндор деликатно сочетает извращенную романтику с шокирующими криминальными сюжетными линиями. Это не осталось незамеченным британскими кинематографистами студии «Хаммер», которые вдохновлялись романом при создании фильма «Проклятие оборотня».
Джек Уильямсон«Мрачнее, чем вам кажется» (Jack Williamson “Darker than you think”, 1948, также «Темное»)
Сам Нил Гейман начал свое образование в области литературы ужасов с чтения книг Джека Уильямсона, а атмосферная история «Мрачнее, чем вам кажется» о волколаках, готовящихся к финальной схватке с людьми, — одно из любимых произведений этого автора. И надо признать, вполне заслуженно.
Гэри Бранднер«Вой» (Gary Brandner “The Howling”, 1977)
Роман, вдохновивший кинематографистов на создание одноименного цикла фильмов. Сюжет книги Бранднера лишь частично совпадает с сюжетом экранизации, но и здесь фигурирует женщина, которая после травмирующего опыта переезжает с мужем в изолированную от мира деревню – и обнаруживает, что в близлежащем лесу обитают оборотни. После успеха «Воя» автор написал еще два романа, продолжающих эту тему.
Успешный дебют Стрибера, впоследствии автора литературных источников фильмов «Голод» и «Загадка бессмертия». Расследование гибели двух полицейских приводит к обнаружению стаи разумных волкоподобных зверей, охотящихся в Нью-Йорке. Этот роман Стрибера также был экранизирован, хотя мало кто из поклонников писателя считает его успешным.
Стивен Кинг«Цикл оборотня» (Stephen King “Сycle of the Werwolf”, 1983, “Rok wolkołaka”, «Цикл оборотня»)
Эта повесть о мальчике, сражающемся с лохматой бестией, не относится, правда, к величайшим достижениям Кинга, но она доставляет читателям дополнительное удовольствие иллюстрациями известного художника комиксов БЕРНИ РАЙТСОНА (Bernie Wrightson). Она также вдохновила кинематографистов на создание фильма, которым многие из нас были очарованы в молодости, хоть сейчас и стыдятся в этом признаться: «Серебряная пуля» с Кори Хэймом.
Роберт Маккаммон«Час волка» (Robert R. McCammon “The Wolf’s Hour”, 1989, „Godzina wilka”)
По мнению многих знатоков литературы об оборотнях, «Час волка» — лучшее из когда-либо написанных произведение этого жанра. Маккаммон смешивает здесь «хоррор» с военным романом. Действие книги происходит во время Второй мировой войны, а главный герой – не только оборотень, но и секретный агент британской разведки, задача которого – не дать немцам использовать их секретное оружие.
Представьте себе «Ромео и Джульетту»Уильяма Шекспира в исполнении оборотней, и вы получите примерное представление о сюжете и атмосфере «Дикой крови» (в польском переводе «Зов крови») автора популярного цикла романов о Соне Блю. Юмора здесь предостаточно, а волколаки описаны с сочувствием. Следует, однако, отметить, что тем, кто предпочитает традиционный образ оборотня, может не хватить при чтении собственно «ужасов».
Аннет Кертис Клаус (Annete Curtis Klause “Blood and Chocolate”, 1997)
Превью саги «Сумерки»Стефани Майер — но с оборотнями в главных ролях. Извините, давайте придерживаться научных терминов -- с homo lupus в главной роли. Если вы хотели прочитать роман о девочке-подростке, которой приходится иметь дело с любовными дилеммами и зовом волчьей натуры, это он и есть.
Элис Борхардт, сестра Энн Райс, предпочитала оборотней вампирам. «Серебряный волк» (в польском переводе «Серебряная волчица») — роман, с которого начинается ее трилогия о проблемах, с которыми людям-волкам приходилось бороться в средневековом Риме. В сумме довольно мощная доза лохматого хоррора в романтически-историческом сеттинге.
Гарри Дрезден, известный польским телеманьякам по сериалу «Досье Дрездена», пытаясь раскрыть ряд преступлений, совершенных в полнолуние, сражается в этом романе с оборотнями четырех видов. Поэтому всем, кто интересуется более подробной систематикой бестии, следует прочитать эту книгу.
Впечатляющий финал трилогии о чудовищном городке Пайндип. Благодаря этой книге Джонатан Мэйберри доказал, что он настолько хорошо разбирается в оборотнях, что ему можно поручить новеллизацию новейшей версии «Оборотня». Скорее всего, это будет одна из немногих новеллизаций, которые действительно стоит прочитать.
Однако есть и достойные похвалы примеры, такие как стилизация «Вой 3» (“The Howling III”, 1987, режиссёр Филипп Мора), действие которой происходит в Австралии, в связи с чем главной героиней там является сумчатый оборотень, потомок «кенгуроподобных» тасманийских волков.
]
Еще лучшим примером хорошего кино об оборотнях в женской их версии является канадский фильм «Оборотень» (“Ginger Snaps”, 2000, реж. Джон Фосетт/John Fawsett),
где волчья природа пробуждается в героине с появлением менструаций, и весь этот жестокий и фантастический образ в конечном счете можно рассматривать как метафору тягот взросления чувствительной девочки (то же самое, но в версии для мальчика, мы получили двумя десятилетиями ранее в «Американском оборотне в Лондоне»).
Современного оборотня трудно, однако, полюбить. Если не считать волчицы из «Оборотня» реж. Фосетта, повезло только сумасшедшим лохмачам, напавшим на группу самоуверенных солдат в фильме «Псы-солдаты» (“Dog Soldiers”, 2002, реж. Нил Маршалл/Neil Marshall).
Амбициозные попытки снять умный и глубокий фильм о волколаках были, как и в случае с более ранними «Волками», умеренно успешными. Не помогло даже то, что скалили друг на друга клыки талантливые актеры, в том числе Джек Николсон и Джеймс Спейдер (“Wolf” — «Волк», 1994, реж. Майк Николс/Mike Nichols).
Не приняли зрители также цифровых оборотней из таких фильмов, как «Ван Хельсинг» (“Van Helsing”, 2004, реж. Стивен Соммерс/Stephen Sommers),
«Оборотни» (“Cursed”, 2005, реж. Уэс Крэйвен),
«Волки-оборотни» (“Skinwalkers”, 2006, реж. Джеймс Айзек/James Isaaс)
или «Кровь и шоколад» (“Blood and Chocolate”, 2007, реж. Катя фон Гарнье).
В какой-то степени приручить волков с помощью компьютера удалось создателям популярного фантастического боевика «Другой мир» (“Underworld”, 2003, реж. Лен Уайзман/Len Wiseman) и двух его продолжений.
Кто, однако, не мечтает о еще одном хорошем «хорроре» с участием оборотня? Таком, в котором лохматый монстр не только красиво разорвет свои жертвы, но прежде всего изрядно нас напугает. Вся надежда на Бенисио Дель Торо...
После успеха «Оборотня» с Лоном Чейни-младшим кинематографисты стали снимать также дешевые фильмы ужасов с использованием персонажа человека-волка, но они не могли рассчитывать на популярность среди широкой публики, желавшей, прежде всего, отличных спецэффектов. Однако всем, кого интересует менее гламурный образ косматого чудовища, обязательно стоит посмотреть некоторые из этих менее известных фильмов. Только таким образом мы можем познакомиться с оборотнем, который является метафорой солдата, обманутого нацистской демагогией («Безумный монстр» -- «The Mad Monster», 1942, реж. Сэм Ньюфилд/Sam Newfield);
волколака, убивающего своих жертв... ядом кобры («Бессмертный монстр» «The Undying Monster», 1942, реж. Джон Брам/John Brahm)
или волколака, пытающегося сбросить с себя бремя оборотничества, предавшись горячей молитве («Знак оборотня» — «La marca del Hombre-lobo», 1968, реж. Энрике Лопес Эгилюз/Enrique López Equiluz — первый из длинного цикла фильмов о человеке-волке с весьма по-свойски звучащим именем Вальдемар Данинский, которого сыграл недавно скончавшийся испанский актер Пол Нэши).
В рамках борьбы за права меньшинств за истребление волколаков брались также чернокожие крутые парни («Бестия должна умереть» -- “The Beast must Die!”, 1974, реж. Пол Аннетт/Paul Annet),
а иногда бывало и наоборот: чёрные крутые парни превращались в оборотней («Полное затмение» — “Full Eclipse”, 1993, реж. Энтони Хикокс/Anthony Hickox).
В некоторых уголках мира вместо традиционного волколака можно было встретить ужасающего «гейолака», заражавшего нападавших на него людей гомосексуализмом (весьма политически некорректный, но и безумно смешной фильм “Curse of the Queerwolf”, 1988, реж. Марк Пирро/Mark Pirro).
Хватало, конечно, и оборотней в феминистской версии. Чтобы оценить специфическое очарование отечественной «Волчицы/Wilczyca» (1983)
и ее продолжения «Возвращение волчицы/Powrot wilczycy» (1990) режиссера Марека Пестрака/Marek Piestrak,
нужно довольно-таки толерантно относиться к кинематографу В-класса, а в случае со второй частью «Воя» (с изящным подзаголовком «Штирба-Сука-оборотень/Striba-Werewolf Bitch", “The Howling II”, 1985, реж. Филипп Мора)
облако тэгов
