Такие трудные, но интеллектуально стимулирующие романы возбуждали, правда, протесты части фэнов НФ, тосковавших по старым добрым приключенческим сюжетам, но в то же время привлекали внимание писателей основного литературного течения. Некоторые из них, как из старшего, так и молодого поколения, загорелись желанием написать нечто подобное. Так появились несколько неслыханно интересных книг-гибридов, странной фантастики.
Из поколения ровесников писателей «Новой волны» на такой эксперимент решилась Анджела Картер (Angela Carter), авангардная писательница, ассоциируемая с эстетикой хиппи.
Ее ранняя книга «Герои и вилланы» (“Heroes and Villians”, 1969) — это посткатастрофический роман, задуманный как полемика с классическими произведениями НФ: «Страсти по Лейбовицу» (“A Canticle for Leibowitz”, 1955) Уолтера Миллера-младшего (Walter Miller jr.)
и «Куколки» (“The Chrysalids”, 1955) Джона Уиндема (John Wyndham).
Действие романа происходит в странных мутированных джунглях, в которых тут и там располагаются бетонные поселения, где живут представители касты Профессоров. Эти самые профессора, как бы не отдающие себе отчет в том, что мир вокруг них изменился до неузнаваемости, проводят бесконечные бессмысленные научные исследования, пишут и редактируют книги и читают доклады на конференциях. В отличие от оптимистических «Страстей по Лейбовицу», в этом романе старая наука не возводится в культ, профессора считают, что социология, история и даже старая биология – мертвые науки, а занятие ими отвлекает людей от решения настоящих проблем. Картер проводит некоторые параллели с «Куколками», где прославляется гуманизм, но не спорит с Уиндемом, а лишь показывает, какие упрощения он себе позволил. (По поводу полемики с «Куколками» стоит при оказии вспомнить, что некоторые аллюзии на этот роман можно найти также в «Черве» [“A Maggot”, 1985] Джона Фаулза [John Fowles]).
Из знаменитых писателей предыдущего поколения, поддавшихся магии нововолновой НФ, нужно назвать по меньшей мере троих: Кингсли Эмиса, Уильяма Голдинга и Дорис Лессинг. Кингсли Эмис (Kingsley Amis), пожалуй, ведущий в этой тройке: он первый подошел к НФ с теоретической стороны – опубликовал «Новые карты ада» (“New Maps of Hell”, 1960) критический обзор достижений фантастов со времен Уэллса вплоть до 1960 года.
Кроме критики Кингсли Эмис занимался также и сочинением собственно произведений НФ. В романе «Переделка» (“The Alteration”, 1976) он, воспользовавшись мотивом альтернативной истории, показал Англию под властью фанатичных католиков (в этом мире протестантизм был задушен в зародыше, а во власти Папы Римского, на престол которого взошел Мартин Лютер, оказался весь мир).
Роман Кингсли Эмиса весьма консервативен в своем одобрении сегодняшней действительности и нынешней цивилизации. Эмис прославляет Великобританию и протестантскую культуру, показывая ее как единственную гарантию подлинного прогресса.
Уильям Голдинг (William Golding) использовал потенциал speculative fiction для размышлений над своей излюбленной темой – существом гуманизма. В прекрасном романе «Наследники» (“The Inheritors”, 1955) он вернулся в доисторические времена, когда наши предки сражались с неандертальцами в битве за Землю.
Сравнение характера нашей расы с характером другой обладающей разумом расы, которую мы истребили, стало наилучшим комментарием кровавых событий середины XX века.
Дорис Лессинг (Doris Lessing) прибегла к конвенции катастрофизма в романе «Дневники выжившей» (“The Memoirs of a Survivor”, 1974), описывая гибель цивилизации, наблюдаемой из окна лондонского жилого дома.
В романе «Пятый ребенок» (“The Fifth Child”, 1988) она представляет читателю историю Бена — ребенка, унаследовавшего потерянный сотни тысяч лет назад ген и воспитывавшегося в человеческой семье подобно подкидышу.
От такого видения НФ, как способа повествования о субъективной действительности, Лессинг перешла в восьмидесятых годах к созданию огромной космической эпопеи – пенталогии «Канопус в Аргосе: Архивы» (“Canopus in Argos: Archives, 1979 — 1983”).
НФ становится в ее представлении общественно-политической аллегорией, в рамках которой писательница ведет обсуждение таких абстрактных идей, как империализм, колонизация или половая борьба.
11. В рубрике «Критики о фантастике» напечатана весьма даже неплохая в популяризаторском отношении статья Доминики Матерской/Dominika Materska, которая называется:
ФАНТАСТЫ с ОСТРОВОВ
Fantaści z wysp
Несмотря на великолепные традиции, британская фантастика на протяжении большей части XX века пребывала в тени американской. Это именно в Англии второй половины XIX столетия такие писатели, как Шелли, Уэллс, Стивенсон, Конан Дойль, Хаггард и Стокер превратили фантастику в очень важный вид интеллектуально дерзновенной и в то же время привлекательной для читателя литературы. Но уже несколько десятков лет спустя журнальная «империя» Джона Кемпбелла, издателя и редактора пульп-журналов, публикующих НФ, сотворила из Америки гегемона, навязывающего миру стиль и вкус.
Черпая из английских образцов и воспитывая поколение новых писателей, американцы очертили поджанры фантастики (Уэллс стал отцом «твердой» и социологической фантастики, Хаггард и Стокер – родоначальниками «ужасной (horror)» фантастики), и вместе с тем придали всему жанру популярность и массовость; литература для подростков печаталась в дешевеньких журнальчиках, выпускавшихся большими тиражами. Контролируя такие журналы, как, например, “Astounding Stories”, “Amazing Stories” или “Weird Tales”, редакторы заботились о «чистоте» текстов; в конце концов сформировался образец идеального рассказа – короткого, логически обоснованного, опирающегося на оригинальном замысле и очень «добропорядочного»: никакого секса, никаких подрывных идеологий, любим Землю, Америку, демократию и американских девушек.
Американское влияние достигло Британских островов уже под конец двадцатых годов. Англичане, хоть и унаследовали собственные богатейшие традиции в области фантастики (эпос викингов «Беовульф», аллитерационные поэмы о короле Артуре, например «Сэр Гевейн и Зеленый Рыцарь», ренессансная «Майская королева» (“The Lady of May”) сэра Филипа Сидни (Philip Sidney) и т.д.) начали импортировать новые образцы. В то же время писались оригинальные и доподлинно английские книги, хотя их авторы скорее не отдавали себе отчета в том, что их произведения вскоре образуют канон фантастики. Эти книги, выходившие из печати с конца тридцатых годов по ранние пятидесятые, нужно разделить на две группы: прозу с социологическим уклоном, которая незаметно превратилась в твердую НФ, и вдохновленные фольклором сказочные истории – источник популярной в конце века фэнтези.
К первой из этих групп следует отнести прежде всего Олдоса Хаксли (Aldous Huxley), автора инспирированного Уэллсом романа «О дивный новый мир» (“Brave New World”, 1932), истории о мрачном будущем коммунистической Земли, на которой все жители счастливы благодаря бихевиористической психологии и высоко развитой фармакологии.
Одержимое идеей избавления от боли и погоней за удовольствиями общество искусственно выращивает детей, с самого рождения программируя их на выполнение определенной работы и жизни в рамках данного общественного класса. Пилюли счастья и гедонистические развлечения гарантируют повсеместное счастье ценой лишения индивидуальности, гуманизма и свободы воли; этот замысел позже развивал и другой английский фантаст – Энтони Бëрджес (Anthony Burgess) в «Заводном апельсине» (“A Clockworld Orange”, 1962).
Олдос Хаксли сам скорее назвал бы свой роман сатирой на классовое общество и философской антиутопией, чем НФ, но, тем не менее, его книга стала одной из классических позиций канона социологической фантастики, упоминаемой наравне с другим английским романом – «1984»
В романе «1984» (“1984”, 1949) Джордж Оруэлл (George Orwell) воспользовался фантастикой для создания модели тоталитарного общества; описания и анализа поведения людей, живущих в страхе перед непрерывной слежкой, в условиях политического террора.
Роман «1984» — исследование порабощения – психического, социального, даже языкового, где граждане государства, руководимого Большим Братом, вынуждены пользоваться “новоязом”, в котором невозможно выражение подрывных мыслей. Оруэлл, предостерегая мир перед тоталитаризмом, имел, разумеется, в виду политический контекст конца сороковых годов и угрозу, исходившую от советской России (в другой своей книге – «Скотный двор» (“Animal Farm”, 1945) — он аллегорически представил соперничество Сталина и Троцкого в борьбе за власть как схватку двух хряков, решивших завладеть скотным двором), но писал настолько универсально, что за контекстом книги видна чистая социологическая фантастика.
У каждой из представленных в очерке книг богатая история проникновения к польскому читателю. Ну вот приглядитесь хотя бы к романам Дж. Оруэлла: в тройке представленных обложек романа "1984" — первая принадлежит французскому изданию, а в тройке обложек "Скотного двора" — первая и вовсе от нелегального (подпольного) издания. А вот интересно: как эти книги доходили до российского (то есть советского, читавшего по-русски) читателя? Надеюсь, мы об этом еще поговорим... W.