Для меня этот остров не злой острог.

Вольный я и по сердцу легкий.

Есть у всякого жуть земных катастроф,

воздух синий в глубоких легких.

Интересное стихотворение. Советую подумать: где я его нашел, кто его написал и о чем. Для развития кругозора.

Я тоже долго думал, что же еще хорошего написать о романе «Селеста-7000». И решил вернуться к тому, что мне нравиться больше всего. Комментировать комментарии, которые мне не нравятся. Прошло уже много времени. Можно было бы забыть и не обращать внимания. Но совесть не позволяет мне допустить, чтобы кто-то осмеивал умную книгу. Тем более советскую! К тому же, у меня есть оправдание. Я прочитал, неожиданно подряд, несколько хороших книг, заставляющих серьезно задуматься. А еще мне было лень. Во время первого прочтения, я заметил, что «Селеста-7000» — книга сложная. И мне было лень искать, потому что я знаю, как долго приходиться искать. Лень перечитывать, чтобы убедиться в собственной правоте. А потом мне было лень формулировать развернутые ответы на «меткие» вопросы, зная, что самый весомый аргумент вопрошающего — это выкрик «хочу belivить».

В наше время считается, что умение задавать вопросы — это признак умного человека. Только, вот, вопросы нужно задавать себе. И, если Вы не можете ответить на свои собственные вопросы, то какая цель у этих вопросов? Люди читают книги для удовольствия. Но каков критерий удовольствия от чтения книг? Я, читая советскую фантастику, пришел к выводу, что в просвещении. В возможности взглянуть на проблемы масштабно. Это создает некоторую специфику. В частности, по этому многие фантастические произведения в СССР писались для подростков. Во всяком случае, для пытливых умов. Эти книги выглядят довольно просто. И, чтобы разобраться в тонкостях, нужно приложить некоторое усилие. Я не зря написал в своем предыдущем отзыве, что эти книги писались «на вырост». Если Вам такое не нравится, то читайте по-настоящему взрослые и умные произведения. Но, если к простейшему изображению Вы не можете применить простейшую логику, то с чего Вы взяли, будто бы Вы взрослый и умный человек? Чисто потребительское отношение к литературе, рано или поздно, приведет Нас к утверждению о том, что Николай Васильевич Гоголь — это русский Лавкрафт. По крайней мере, я уже встречал высказывания о том, что «Аэлита» скопирована с «Принцессы Марса», так как Берроуз писал лучше Толстого. Или, например, о том, что подборка журнальных статей по своему содержанию подозрительно напоминает подборку журнальных статей. Мне лень бороться со всеобщими глухотой и тугоумием. Это победить невозможно. Но, знаете, что... Кому-то было лень подыматься по лестнице и он придумал лифт. А мне лень слушать: зачем, почему и как. Сейчас я вам поясню. Спойлеры будут жуткие. Не исключаю, что у некоторых людей начнутся припадки, кто-то будет валяться в корчах или начнет биться головой о стену. Но я считаю, знание о том, что читаешь умную книгу добавляет впечатлений. А возможность самому подтвердить что-то будет не менее увлекательной, чем возможность найти это самому. Хотя, продолжаю надеяться на то, что не я один такой умный. И таким читателям, думаю, тоже будет приятно не быть в одиночестве.

Прекрасный рассказ без всяких «НО». Прекрасный рассказ о прекрасно проведенном отпуске. О том, как приятно выбраться на природу и каких замечательных людей можно неожиданно повстречать в сельской местности. И, вообще, рассказ о том, как «хорошо в стране советской жить» и сколько еще предстоит впереди свершений. Георгий Иосифович Гуревич обладал великолепным чувством литературного стиля: замечательный, трогательный язык повествования, продуманные характеры, живая речь. Если, конечно, Вы умеете читать с выражением. А не, как обычно, видя умные слова, представляете академическую лекцию. Во многом отношение к рассказу зависит от самого читателя. Мне — нравится. А что может не нравиться? Давайте угадаю: колхозники и комсомольцы летят на Луну и одним своим энтузиазмом заставляют цвести сады в космической пустыне, не встречая не решаемых проблем. Неправдоподобно. Недальновидно. Наверняка, прямое влияние эпохи стремительного подъема советской науки и техники. Когда «светлое будущее» воплощалось в реальность.

«А между тем подобные взгляды порождают встречающиеся на страницах газет и журналов утверждения, что «действительность обогнала фантазию». Обобщенное утверждение подобного рода абсолютно неправильно, хотя в отдельных конкретных случаях и возможно. Возможно там, где мечта была ближнего прицела, устаревшая уже в момент печатания книги, или же, если речь идет о вещах, написанных за много лет до наших дней. На деле никакая действительность не может обогнать мечту и фантазию. Если бы случилось, что реальность обогнала бы наши мечты, то это означало бы, что люди попросту перестали мечтать.»

Это слова Ивана Антоновича Ефремова. Написаны они попозже и, я надеюсь, сгоряча, так сказать, под влиянием момента. Ведь люди, оказывается, могут отказаться от мечты при любом удобном случае. Как раз, статья Ефремова была написана в защиту книг, где ни на планету Радуга, ни на Марс ни одну толковую повариху не взяли. А в результате люди там получили кучу проблем. Зато исключительно все — философские. Это к тому, что возможность видеть социальные проблемы и уверенность в том, что оцениваешь их правильно — вещи взаимосвязанные. В рассказе «Лунные будни» Маруся говорит, что её учили кормить людей правильно, ведь в большинстве люди о таких мелочах не задумываются. Через десять лет учить советских граждан чему-то стало не модным. Модным стало придумывать сложные примеры. Работа Маруси — это мелочь. Собственно, в рассказе на неё внимания не обращают. Другим главным героям рассказа: писателю и художнику — интересны точность и правдоподобие. Они хотят запечатлеть удачный случай и уникальную картину. Конечно, писатель может восхититься, воспеть и признать заслуги простого человека. Но эпизод с метеоритом он живописать не может — Маруся о этом не сильно распространяется. Он может только сравнить воплощение мечты в реальность со сказкой. А научная экспедиция на Луну — это только небольшой эпизод. За ним идет грандиозная работа: сначала полетело шестеро, теперь готовят сто двадцать. За каждым своя интересная и важная совсем не сказка. Никакая мечта еще не воплощена. Но уже не интересно. Обычные люди совершают подвиг, не зная о этом. Множество людей вместе меняют настоящее, не замечая пройденного пути. И кто сможет рассказать им о подвиге, кто сможет показать им изменения? Если писателям и художникам нужен отдых, а на отдыхе им нужен столичный ресторан. Писателю хватает такта признать свою очень скромную роль в общем деле. Но он уверен, что читатель сам сможет додумать всю картину целиком. Так же, как художник готов запечатлеть только один эпизод из всей истории. Когда еще подвернется такой счастливый случай?

Все согласны, что люди Будущего будут мыслить категориями совершенно отличными от наших. Всем понятно, что люди Прошлого были вынужденны мыслить так, как велит эпоха. Но, когда Вас спрашивают умеете ли Вы, вообще, думать — это всегда неприятно. Встретить такой литературный талант — это настоящая редкость. Так что, мне — нравится!

Всем советую прочитать книгу Владимира Ивановича Немцова «Волнения, радости, надежды: Мысли о воспитании». Спорить о статьях Немцова больше не буду ввиду бесполезности. С конкретикой никто из любителей фантастики сталкиваться не хочет. И похоже, столь доходчивое изложение нуждается лишь в постоянных напоминаниях о том, что принцип «критикуешь — предлагай» не котируется в мире, где есть «авось да небось». С этим каждый может справиться своими силами.

Рассказ повествует о том, что, если женщина захочет выгодно выйти замуж, то от брака по залету такой повеса, как главный герой может спастись только чудом. На первый взгляд, даже, кажется, что рассказ о социальных проблемах и с глубоким смыслом. Но, если раньше отсутствие наследников для людей было проклятием, то для молодого американца молитвенное колесо — всего лишь управляемое колесо фортуны. Похоже, редактор журнала допустил ту же ошибку, что и я. Линда Бейтс, может и доступная, но рассказ заканчивается на том, что Векслер запустил колесо желаний в нужную сторону. Сопереживать здесь некому. Тем более, нет того, над чем можно поразмыслить.

Эдна Шустер не может найти счастья в браке и, вообще, перестает замечать что-то хорошее в своем муже. Поэтому на занятиях по хоровому пению при местной церкви нашла себе более подходящего по культурному уровню любовника, Рауля. Их отношения пропитаны романтикой, но, живя во внешне пуританском обществе, Рауль не может пригласить замужнюю даму ни в ресторан, ни в театр, ни в кино. Единственное место, куда они могут незаметно отправиться — это квартира Рауля, где никакой культурный досуг им, естественно, не светит. Эдна замечала, что ящики и шкафы в этой квартире, по какой-то странной причине, полны опилок. И вот, помогая Эдне застегнуть молнию на платье, Рауль ранит палец, и вместо крови из него начинают сыпаться опилки. Столкнувшись со столь шокирующим фактом, Эдна решает, что впредь зажигать свечи во взрывоопасном помещении они не будут. Это весь сюжет. Рассказ абсолютно проходной. В нем есть немножко лирики, немножко социальщины, но совсем нет интриги или мистической атмосферы. Всё настолько пусто, что кажется, будто шутку про взрывоопасное помещение придумал я. Уиллард Марш пишет хорошо, но, видимо, в журналы типа «Fantasy and Science Fiction» он ничего интересного не присылал.

Но не будем забывать, что художника может обидеть каждый. Рассказ, всё же, с претензией. Возможно, опилки упоминаются в связи с выражением «sawdust trail», относящегося к традиции странствующих проповедников. О этом может говорить и постоянное упоминание религии, и то, что мебель в квартире Рауля повернута в одну сторону, как скамьи в церкви. Возможно, есть параллель в отношениях Эдны Шустер и Рауля с историей о Самсоне и Далиле: Рауль сравнивается с Наполеоном, а мужа Эдны он называет «philistine», буквально, филистимлянин. Если продолжать конспирологические теории, то «sawdust» может означать вопрос «saw dust». По аналогии с выражением:«видишь соринку в чужом глазу...». Всё это должно показать читателю, что Эдна Шустер ничем не отличается от своего похотливого мужа. Хотя, вдумчивый читатель догадается о этом и из уже прочитанного.

Может, я плохо разбираюсь в американских фразеологизмах. А может, у автора просто не было нужной концовки, и рассказ вышел фантастическим. Только зря ломал голову.

Вместо эпиграфа

«90% фантастической литературы — это мусор». Неизвестный журналист.

«90% всего, чего угодно — это мусор». Тэодор Старджон.

«Вот те раз?» Из анекдота про Штирлица.

В редакцию журнала «Техника — Молодежи» пришло письмо, в котором читатель спрашивал, что же такое печатают в иностранных журналах фантастики в таких количествах. И в седьмом выпуске журнала за 1966 год появилась статья-ответ Севера Гансовского «Американская фантастика». Статья совершенно небольшая, скорее даже заметка, не претендующая на лавры рецензии. Но и её нашли и навесили ярлык «не читал, но осуждаю». В очередной раз никто не будет задаваться вопросом о времени написания, позиции автора и т.п. А на самом деле советская критика не могла сказать о американской фантастике ничего такого, чего бы та про себя уже не сказала. И давайте же рассмотрим все произведения, названные в статье. Пойдем от малого к большому.

1) «Грех Эдны Шустер». Что можно сказать о этом рассказе? Ну... Стандартная недовольная браком американская домохозяйка стандартно нашла себе стандартного латино-американского любовника в реалиях 60-х. В голове его опилки, не беда — сочиняет он неплохо иногда. Хочешь найти смысл в этом рассказе — сломай себе мозг, он тебе, всё равно, не нужен. Хотя, если Эдне Шустер наплевать, то, почему мне — нет?

2) «Ассенизаторы». В общем, к выводам Гансовского добавить нечего. Проще всего описать происходящее в рассказе так. Суть не сильно поменяется. Но, если уж нужна более развернутая рецензия, то что-то хорошее сказать не получится: ни о авторе, ни о том, как он видит американцев, ни о самих американцах, которые это читают. В рассказе всё: жестче, примитивнее, мелочнее и патриотичнее. Абсурдности моего заключения удивляться не стоит. Дело в том, что большинство таких рассказов имеют развлекательно-параноидально-морализаторский характер. Проблемы «лишних» людей, как политического высказывания в «Ассенизаторах» нет. И никакого другого важного высказывания там, тоже, нет. Связь с реальностью в рассказе «Ассенизаторы» держится на непереводимой игре слов. Главный герой — пьяница. И шум от грузовика ассенизаторов раздражает его так же, как рядового американца с похмелья раздражает мусоровоз, забирающий мусорные баки по утрам. Гроссман заменяет англ.«garbage men», мусорщики, на «gobbitch men» по созвучию. Дословно это словосочетание можно перевести, как «собиратели ублюдков». Это очень тонкой выделки метафора. Ведь, как многие уверены, отбросы общества сами тянуться к мусорным бакам. Поговаривают, что автор был мастером черного юмора. Удивительно, но советский писатель этого не заметил. Зато сейчас любой может найти это утверждение и считать себя знатоком. Удивительно вдвойне.

3) «Дюна». Написано что-то странное. А нужно сильно разбираться в книжках, где Космосом правят императоры, бароны и пророки? Отношение к космической опере было довольно суровым — и не только у нас. Я, если честно, в детстве не знал даже, кто такой Беня Гессерит. А если покопаться в истории написания романа, то выяснится, что фримены — это черкесы, объединившиеся в казацкую Сечь. Ну, бред же!

4) «Каперство и репрессалии». Творению Пола Андерсона в статье места уделено больше всего. Гансовский, просто, обрушивается на американского писателя с обвинениями. Но по тону статьи видно, что это разочарование. И разочарование, вызванное закономерностью. Ведь положительную оценку Андерсону давал сам Иван Антонович Ефремов. И что же такое написал американский фантаст, если теперь его обвиняют во вех грехах? Например, то, что в Будущем в крупных городах есть районы Благоденствия. Они появились по причине замены разнорабочих роботами. В результате чего работу потеряли не только эти люди, но и все, кто был и будет рожден для низкоквалифицированного труда. А чтобы «полезные» члены общества никогда не встретились с озлобленным от нищеты безграмотным быдлом, эти районы превратили в закрытые гетто, куда даже полиция не заходит — чтобы не зашквариться. И это не мои витиеватые умозаключения. Это вторая страница книги!!! А, ведь, такие рассуждения — только начало бескомпромиссной либертарианской социальной сатиры. Порой так хочется встретить либертарианца, умеющего иронизировать над собой. Но нет: только взаимоисключающие параграфы — только хардкор! Во второй главе нам рассказывают о «Ядерном Обмене», позволившем человечеству избавиться от неких «идеологизированных» правительств. И как советский гражданин должен был реагировать на подобные заявления?! Вообще, если Вы почитаете повесть, то поймете смысл забытого термина «разжигатель войны».«Каперство и репрессалии» — это история мудрого атланта, живущего среди тупых маргиналов. Которые ради мира во всем мире готовы не только отказаться от своей культуры, но и убивать друг друга — вместо того, чтобы стать свободными от предрассудков независимыми личностями и убивать несогласных с ними инопланетян. Тринадцать пунктов объявления войны алеронам — это, вообще, гениально! Андерсон абсолютно уверен, что за такие выкрутасы человеков не начнут вырезать уже завтра. Возможно, на тот момент такой исход он даже считал выгодным. Ведь, земляне в его представлении — это молодая пассионарная раса, лучшие представители которой нагнут кого угодно: только выдайте ядерное оружие в частные руки и дайте грабить караваны. Но даже в фантастическом романе Андерсон не смог оправдать возможность частной войны ничем, кроме усиления коррупции. Чтобы повязанные с военными преступниками политики тех иностранному суду не выдавали. В очередной раз гениально!!!

И, вот, в чем Север Феликсович не прав?! А учитывая, что в начале статьи стоит цитата Хайнлайна, то и по Роберту, нашему, Энсону прошлись неплохо. То есть, статья Гансовского имеет не только информативные, но и художественные достоинства.

Гансовский, так же, утверждает, что 90% американской фантастики — это чушь. Но и 10% хорошего он называет. И знаете, Рея Бредбери я читал. Без сомнения великий писатель. И в этом же номере журнала «Техника-Молодежи» после столь уничижительно разгромной статьи, на следующей странице, печатают — о, ужас — Айзека Азимова.

Вот о таких вещах писалось в небольшой статье из советского журнала. Самое обидное в этой ситуации то, что, для защиты вполне обоснованной статьи Гансовского, нужно написать не меньше, да еще и с аргументированными доказательствами в оправдание. Но только так можно бороться с принципом «не читал, но осуждаю».

Если книга запоминается надолго, то говорят о красоте слога или важности фраз. Но книги всегда создаются по лекалам своего времени. Так же, и «Селеста-7000» принадлежит своей эпохе. Правда, поначалу я этого не заметил. А когда заметил — стало немножко не по себе. Роман, безусловно, запомнился. Но не столько, как очередной забытый шедевр советской фантастики, сколько, как еще одно доказательство того, что хорошие книги в СССР писали, так сказать, на вырост. «Селеста-7000», при наличии инопланетного сверхразума, чтения мыслей и гангстеров, не может похвастаться зубодробительным экшеном и головоломками с промыванием косточек по части психологии. Он полностью посвящен проблеме определения разумности искусственного интеллекта. Каждая новая задача разбирается героями детально. На этом строится описание принципов работы селектора стабильной информации. И вывод получается настолько объемный и комплексный, что рассматривать его, во многом, интереснее всего происходящего вокруг.

И есть, от чего удивляться происходящему. С самого начала идет невероятное погружение в реальность книги. Всё описано так, что хоть сейчас снимай современный блокбастер. Я не мог поверить в то, что события происходят в 1970-м году. Представить героев одетыми по моде того времени, просто, невозможно. Да и Америка с Бермудами описываются так, будто авторы видели всё своими глазами. Лишь несколько сцен говорят о том, что книга написана в СССР 60-70х годов. А смотрятся эти вставки, как чужеродный элемент. И стройная картина в вашем воображении ломается, буквально, рушится введением очередной серии бондианы: мало того, что про футбол, так еще и с Алленом Делоном в главной роли. Авторы откровенно высмеивают бессмысленную повторяемость западного кинематографа. Казалось бы, опять обязательная пропаганда. Но начинаешь замечать, что и реальность Западного мира в романе, так же, строится на штампах: бары, отели, виски-сода и неизменные яичница с беконом на завтрак. И чем правдоподобие одних стереотипов отличается от других? Тем более, если порождены и навязываются они одной и той же средой? Вспоминая про современные всемирно известные франшизы и методы распространения информации, можно уверенно сказать — ничем. Искушенному читателю может показаться, что сцены с иллюзиями и погружениями в чужое сознание недостаточно красочны, недостаточно насыщены психологическими парадоксами. На самом же деле, они ничем не отличаются от реальности. И проблема восприятия книжных условностей в том, что никакой проблемы восприятия нет. Грани, отделяющей реальность от иллюзии — нет. При том, перед Нами не сумасшествие. Действительность, в которой живут герои остается неизменной потому, что это — отправная точка для понимания принципов работы искусственного разума Селесты. Она стоит лишь на материалистическом мышлении советского человека. И чем дальше идет мысль, тем сильнее она отрывается от книжных условностей. Позволяя воспринимать книгу, как то, чем она и является — источником информации.

Возможности Селесты необъятны. Но сверхразум — это только красивое слово. Селеста — аналитическая машина, которой необходимо лишь фиксировать конкретные действия. В романе очень многое опущено: международные отношения, научные споры. Даже возможный любовный треугольник заканчивается тем, что герои женятся где-то за кадром. Не важно, что и как долго Вы обсуждаете. После всех обсуждений произойдет только одно логическое действие. Селеста способен обработать множество логических последовательностей. Но даст ли это Селесте возможность развиваться. Чисто логически — нет. В отличии от живого разума, искусственный не способен на предположение. А столь пустой мир романа состоит, исключительно, из предположений. Несколько глав посвящены тому, как перековывается целый епископ. И происходит это на довольно простых примерах. Клише подростковой советской литературы. Но разве нельзя предположить, что перед Нами не паладин восьмидесятого уровня, а обычный человек. И вера для него — гарантия существования справедливости и правды, которых в столкновении с реальностью найти сложно, если не мыслить масштабно. Иначе, что он забыл на Бермудах? Давно бы был в Лондоне. Нам показывают честного советского журналиста, во всем отличающегося от своих мелочных западных коллег. Но журналист-международник оказывается не в курсе о существовании коррупционных схем, и без задней мысли дает похитить важного ученого. Все Мы уверены, что это глупо, и никто из Нас так не поступил бы. Это правильно. Но перед Нами не революционер с наганом на перевес. Это новый советский обыватель, о таких условиях жизни, действительно, не знающий. Предположить, что Ты сам такой же сложно. И, как результат, откуда-то взялись миллионы вкладчиков «МММ». Селеста постоянно смешивает реальность с иллюзией. Но в описании поступков героев нет психологизма, непонимания и душевных метаний. А зачем они советскому кибернетику, решающему вполне конкретную задачу? В метафизике очень много красивых терминов. Но в романе точно показывается, кем и как они используются в реальной жизни. В столкновении с живым разумом, искусственный интеллект Селесты проигрывает. Нам показывают эволюцию взглядов: от нахождения сверхразума до превращения компьютера в развивающуюся личность. Но это взгляд человека. Селеста же — механизм. Он опирается на письменные источники. Простейший критерий истинности: если информация дублируется, то она правдива. Но в нем заложен и алгоритм проверки истинности. Если информация подтверждается фактическими данными, то Селеста не соглашается с мнением большинства. И сотни лет рассказывает заезжим о ложности их религии. Контакт человека и машины возможен только по тому, что человек понял необходимость для Селесты настроенного устройства ввода-вывода. Не имея своих органов чувств, на любой вопрос о будущем Селеста всегда логично ответит:«Не знаю».

Но, не смотря на логику, авторы уверены, что Селеста станет Личностью. Что вместе с ним будет развиваться и Человечество. Что разум неотделим от разумной жизни. Последние главы романа насыщены событиями. Нам описывают планы, мотивацию и поступки. Дают целостную картину происходящего. Более того, в конце происходит слом четвертой стены. Всего несколько слов, будто авторы исправляют неудачный стилистический прием. Но Нам, буквально, дают взглянуть на мир глазами Селесты. Это развилка, на которой читатель должен определить для себя то, как он будет относиться к «искусственному интеллекту». А вы поняли, что такое Селеста-7000? Или Вы тоже, прочитав книгу, кладете её обратно на полку?

Победа в Великой Отечественной Войне стала одним из грандиознейших достижений Советского народа и Социалистического Государства. Случались среди советских людей: и малодушие, и трусость, и предательство. И сами эти слова приобретают режущее слух звучание на фоне общего Народного Подвига. Особенно, если Вы понимаете, что находитесь в неоплатном долгу перед Героями той Победы. В результате Герои становятся всё монументальней и выспренней. Как и в рассказе «Только один час» Владимира Фирсова. Подпольщик Ганс, после пыток в гестапо, попадает в Будущее. Люди XXV века дают ему возможность увидеть достижения Человечества, которых бы не было без его жертвы. И Герой-Коммунист отправляется обратно в свое время, с полным осознанием того, что его смерть будет ненапрасной. Очередной бронзовый памятник очередному неизвестному герою. Разве нельзя было сделать человеческие отношения более реалистичными. Чтобы Герой, если не побеспокоился за свою шкуру, то, хотя бы, обложил «благодарных» потомков трех этажным матом. И показать, как Люди Будущего узреют «истинный» облик того, перед кем они в неоплатном долгу. Нет, нельзя! Потому, что монументальность рассказа стоит не на идеологических клише, а на более незыблемых общечеловеческих качествах. Рассказ «Только один час» посвящен тому, что НАДО ИМЕТЬ СОВЕСТЬ! Герой-Коммунист сражается за Светлое Будущее без Войны. И, что?! Теперь он должен сказать:«Вперед сынки — теперь ваша очередь.»?! Перед Гансом оправдываются, что оставить его в Будущем невозможно, так как это повлечет за собой более страшное развитие событий. Но Ганс о этом уже знает: он уже взял ответственность за жизни своих соратников, никого не выдавая. Такую же ответственность он берет и за людей Будущего. Герой-Коммунист не кажется обычным человеком, особенно если эти слова раздражающе пафосно пишутся с большой буквы. Но он обычный человек. Он не сломается. Потому, что все решения он уже принял. Ведь, есть только две альтернативы в отсутствии альтернатив. А, вот, Человек Будущего сломался. Его искреннее желание облегчить страдания и дать надежду обернулись опытом над человеком. Но эксперимент профессора Света — это пытка не только для Ганса. Это понимание того, что сам Человек Светлого Будущего не лучше остальных, которое может привести к сомнению в правильности самого этого Светлого Будущего. И искупление ошибки профессора тоже берет на себя Герой. Начало и конец истории говорят, что всё это могло происходить в воображении умирающего сознания. Герой может остаться благодарным за сочувствие и простить человека, который не хотел ничего плохого. Долг перед Прошлым по прежнему остается неоплатным. Точно так же, как ничем не оплачивается долг перед Будущим.

В рассказе «Только один час», конечно, есть проблема этичности изменения времени. Но суть рассказа в том, как Вы относитесь к прошлому. Уважаете ли его? Считаете Вы его своим или нет? Верите ли, что вездесущие фашисты в советской фантастике — это условность, порожденная незнанием «настоящего» Запада? Если искать столь глобальные проблемы в столь небольшом рассказе Вы считаете неуместным, то не нужно разглагольствовать о гуманизме, говоря о времени, когда людей уничтожали в промышленных масштабах, а из человеческой кожи делали перчатки, чтобы зря не пропадала. Сразу вешайте лапшу про то, как здорово пить баварское. Дорога, все равно, только одна.

Замечательный рассказ. С великолепным описанием психологического настроя главного героя. С правильной постановкой проблемы столкновения жаждущей свободы личности и общественных отношений. Но хочется позанудствовать на свою любимую тему. Когда говорят о советской фантастике, сразу замечают и отсутствие простых человеческих взаимоотношений, и обязательную политическую пропаганду, и, особенно, карикатурных буржуев. Ведь, о настоящем Западе никто в СССР и не слыхивал — хотя и слышали, и видели, и даже кое-что помнили. А вот Вам рассказ из Америки 30-х годов. Для Голда тема кризиса общественных отношений не уникальна — он в ней разбирается. И писатель на политический строй СССР не намекает, как и многие другие американские авторы. Но возгласов о том, что мир капитала не таков, что-то не слышно. Так же, как и рассуждений о целесообразности маккартизма. Наоборот, всё живо стоит перед глазами, как сейчас. Только, сравнивать не значит — делать выводы.

Космонавт возвращается после трех летнего полета на Марс, а попадает, по ощущениям, на сотни лет вперед. Всё из-за неожиданного всемирного внимания. Не бывает такого на пустом месте. Точно так же, как и того, что четкие планы на будущее сбудутся. Наверняка планировать начали сразу после успешного старта. Только пилоту-альтруисту ничего не сказали. А то, на вершине пищевой цепочки социального дарвинизма он быть не захочет. Да, вот беда, на подвиг послать можно только таких. Ведь свершения достигаются только желанием и верой в мечту. Многим деньги для этого не нужны. Лайонс отличный пилот, простой парень. Дайте мне ракету, я полечу к новым открытиям — ничего больше не надо, кроме романтики. Только кто её тебе даст? Кто её для тебя, единственного, построит? Как там твоя мама, у которой все планы на будущее только что рухнули? Нет места мечтателю в суровом мире капиталистического лицемерия. Бежит он от него. На Марс, к своей сказочной принцессе. Никаких больше свершений — только покой. Прямо, как у нашего классика. Или же куча новых безрассудных приключений, как в фантастических романах? Лично я вижу, как в столкновении с действительностью, мечта не выдерживает и становится иллюзией. И грустно, что вопрос о том, настоящий ли Лайонс герой или сумасшедщий перед автором не стоит.

Смысл у небольшого рассказа глубокий. Но найти его практически невозможно. Потому, что уже давно потерялись в реальности. НЕ НРАВИТЬСЯ — УХОДИ! ВЫБОР ЕСТЬ ВСЕГДА! Все кругом виноваты, но у тебя оправдание всегда найдется.

Опять, после прочтения произведения Григория Борисовича Адамова, у меня возникают ассоциации с «Почемучкой». Очень не хватает этому рассказу иллюстраций. Но сначала хотелось бы поговорить о силе слова. Аннотация к рассказу «Пути будущего» утверждает, что действие разворачивается в Свердловске. Это, мягко говоря, не так. Всё происходит в стратосфере на борту корабля, летящего по маршруту Москва-Владивосток. Одной зарисовкой Григорий Борисович Адамов дает понять, что Мы уже не на Земле, а в удивительном мире Будущего. И у читателя есть чудесная возможность посмотреть на окончание «Великих строек» и их результаты. Почти утопический взгляд на достижения советского общества: с городами-садами, повсеместным увлечением авиацией и самой дешевой в мире электроэнергией в невероятных количествах. Но какова, всё-таки, сила слова. Почти... Самое фантастическое из рассказа не сбылось. Даже работа комплекса солнечных панелей выглядит, как что-то современное. И единожды и навсегда написанная аннотация спускает Нас с небес на землю. Не положено коммунисту-материалисту в СССР мечтать о космических полетах и утопиях — только о могучем развитии промышленных центров! Тем более, похоже, что и сам автор стремился именно к этому. Ведь по всему кораблю раскиданы диковинные в 30-е годы телевизоры. И настоящему человеку Будущего гораздо легче представить себе не технологическое чудо, способное на самые невероятные пути развития, а деревянную коробку со стеклянным кинескопом. Вот, если бы Адамов про видеофоны написал или, хотя бы, про радио-телевидение... То сказали бы, что таланта у него, как не было, так и нет — но он как-то пытался. А так, лишенные описаний невозможного, нелюбители советской фантастики задаются вопросом: как, вообще, сторонникам «ближнего прицела» пришло в голову, будто фантастика должна описывать технологическое развитие только лет на пятнадцать вперед? Да и очевидно, что никакой космический корабль на котле летать не будет.

Но всё описанное в рассказе — это изобретения. То есть, то — чего еще никогда не было. Это чудеса прогресса! И интересна не внешняя оболочка, а возможность понять их принцип работы. Самостоятельно до всего докопаться. Даже до корабля Улинского, летающего на котле:

1) Если упрощать. Перед нами простейшая, всем известная схема реактивного движения, дополненная турбокомпрессором для поддержания давления в камерах.

2) Если усложнять. Это парогазовая турбина. В 30-е годы считалось, что именно паровые авиационные двигатели и реактивные турбины способны обеспечить полет в разряженной атмосфере. Из-за отсутствия конкретной терминологии их и могли называть, просто, котлами. Например, предполагаемый турбокотел Хюнтера, который сам должен был работать, как турбина. Или, например, в журнале «Техника — молодежи» №4 за 1939 год представлены варианты использования спиральной паровой турбины, как универсального двигателя будущего.

3) А если посмотреть на изображение корабля Улинского( Я их нашел в монографии Рынина «Космические корабли» 1928 года. И Улинский — это реальная личность), то можно догадаться, что верхние дюзы создают реактивное движение, а начинающий рассеиваться газ собирается нижними трубами турбокомпрессора. Это некий perpetuum mobile. И не удивительно, что он привлек внимание такого энтузиаста минимизации производственных потерь, как Григорий Борисович Адамов.

В таком случае возникает закономерный вопрос: а не мог ли автор описать всё более четко и понятно? В том то и дело, что не мог. Не имел информации. И никто не имел никакой информации, кроме собственного воображения. Поэтому и невозможно было писателю предать идеалы прогресса: свои и читателя, — рассчитывая только на взаимопонимание через живой интерес. Судите сами, эпоха индустриализации в СССР строилась на образовании и самообразовании будущего поколения. Выходило огромное количество литературы, рассказывающей о достижениях, открытиях и изобретениях: с рисунками, фотографиями, чертежами и схемами — самые проверенные из которых предлагалось собрать самому, и они работали! А научная фантастика должна описывать возможное Будущее. Но, как это сделать, если невозможно угнаться за Настоящим? И в тандеме с воображением начал работать энтузиазм. Когда каждому изобретению нужно было найти максимальное количество применений. Вплоть до того, что оно превратится в нечто невероятное. Так создавалось своеобразное волшебство. Не в смысле того, что любая развитая технология кажется магией. А по принципу: если я могу это вообразить, значит кто-то может это создать — не обязательно на тех же простых принципах. Появился новый поджанр научной фантастики. Его, даже, выделяют в отдельный поджанр фантастики. Но только для того, чтобы сказать:«Это — не фантастика!»

Очевидно, что такого не может быть. Но у «знатоков» всегда найдется беспроигрышный козырь. Как автор начал рассказ с небольшой зарисовки Будущего, так и завершил его простенькой интригой. Она схематична, клиширована и политизирована. Она никому не нравится. В том числе и по тому, что занимает процентов десять от всего рассказа. А всё остальное в рассказе «Пути будущего» — это пути Будущего. Возможные только благодаря тому, что прогресс не останавливается. Тому, что мелочи, над которыми смеются сейчас, могут стать следующим шагом. Что любое достижение — это завоевание науки. И эти завоевания нужно защищать. Особенно, от всем очевидных и легко предсказуемых концовок.

Рассказ «Пути будущего», действительно, принадлежит своей маленькой эпохе. Но я не скажу, что он устарел. Скорее он стал частью магии Прошлого. И, оглядываясь назад, я верю, что, если бы у Советской России было двадцать спокойных лет, то там появился бы и космический общественный транспорт. А, вот, в сказки про то, как с нашей планеты в Далекий Космос свалят все эффективные собственники, чтобы гробить уже целые миры — я не поверю. Даже, если мне скажут, что это будет через двадцать тысяч лет.

В паломничестве по святым местам рассказчик останавливается в месте знаменательном, но совсем не святом. Во сне ему является призрак царя древнего Шедома и объясняет любопытному путнику свой взгляд, как живого очевидца, на канонические события. О том, что человек был способен укрощать богов и духов. Что плотская любовь есть жертвенное таинство. И, что против воли Небес восстала сама Мать-Земля, защищая своих детей. Это взгляд язычника на мир. И почему бы ему не иметь права на существование? Но если, согласно тому же Кондратьеву, грешников освободит Христос, то чьего же прихода ожидает непокорный царь Шедома? И кого он разглядел в поэте-оккультисте?

В общем, образы библейских непорочных юношей-ангелов превращаются Кондратьевым в «святых» муз, удержать которых надеется каждый творец. И дабы никто не сомневался, в ком сосредоточен способный на подобное противоречивый дух, в конце выясняется, что весь рассказ — аллюзия на фамилию известного русского поэта. А чего еще ждать от декадента Кондратьева? Если, ослепленный красотой античного искусства, однажды он двусмысленно написал, что его учитель — Никто. Это искусство ради искусства. Только для ценителей и понимающих.

Жаль, что такие таланты, всегда претендующие на переустройство мира, сталкиваясь с жестокой реальностью, предпочитают остаться среди своих грез.

Как-то мне не везет. Хотел узнать, что же скажет великий сказочник в жанре фантастики. А на середине «Космической трилогии» стал вспоминать «Темные начала». У Пулмана: в первой книге представлен оригинальный фэнтезийный мир; во второй оказывается, что всё это — подводка к разной гностической ереси; а третья книга — богохульство и глумление над христианством с намеком на нелюбовь школьников к урокам Закона Божия. Клайв Стейплз Льюис, вроде, верующий христианин, а принципиально в другую сторону не ушел. Создал настоящую научную фантастику так, как бы она выглядела с позиции христианского вероучения. Но, поскольку христианские догмы — это, вроде как, догмы. И в них нет, например, описаний Солнечной системы, пришлось разбавить их различными теориями о развитии религии. Оказалось, можно предположить, что некоторые учения — это не ереси. Только не теория о «историческом Иисусе», конечно. В итоге Льюис показал лишь то, что именно точка зрения его и таких, как он и порождает собственное отрицание.

Первый роман должен был стать ответом на ужасы вселенной, изображаемые в научной фантастике. Но, если бы, автор не придерживался своих религиозных воззрений, то получилась бы настоящая пародия на теологию. Причем, составляющие гипотетической пародии и представления Льюиса настолько близки, что я даже не знаю, как такого можно было не заметить. Одна из претензий к роману «За пределы безмолвной планеты» — это главный герой. Обычно в жанре фантастики герой хоть как-то заинтересован в путешествии. В христианской фантастике Рэнсома тащат на Малакандру, как безвольную скотину, и понимание он находит лишь в среде таких же безвольных скотов. А затем тот же Рэнсом, утверждающий, что практически ничего не знает о родной планете, начинает переводить на язык, который только взялся изучать, вполне вменяемые речи британского колонизатора, хоть и карикатурного. Всё по тому, что Рэнсом прошел муки раскаяния и исповедь. Он чист перед Уарсой. А Уарса сам всё поймет, как надо. Даже, никогда не видя Земли и нравов её обитателей. С одной стороны, он не в курсе о грехопадении Человека, а с другой, та же причина позволяет ему избавляться от порченых экземпляров довольно легко. Многие люди божественную благодать понимают, просто, не правильно. А, вот, прагматичный подход нужно понимать однозначно. Но, если герои Льюиса выбрались за пределы безмолвной планеты, то и говорите правду о Британской Империи. Зачем халтурные карикатуры? Даже не знаю, чего здесь больше: иронии или британского патриотизма? Ведь оказывается, что идеальный мир — это схематичная абсолютная монархия Средневековья, где монарх является наместником Бога на земле. Абсолютные монархии начали Эпоху Великих Географических Открытий. И вот, британские колонизаторы прибывают на Марс, а там — абсолютная монархия, осененная Богом, и завоевать её невозможно. Бедные инки, майя, ацтеки и все остальные индейцы: включая Индию, куда плыл Колумб, и всю Африку. Вот, отринули бы дьявола — и не было бы никакой европейской цивилизации. Жили бы, как меткие саркастические метафоры Эпохи Возрождения. Хроссы — дикари, реально не имеющие различий между человеком и животным. Сорны — мыслители, наблюдающие последствия потери рая. Пфифльтригги — шахтеры, которым эволюция подарила возможность опоры на локти, чтобы было легче работать лопатой. Это, вообще, как?! Ну, точно так же, как и с расщеплением атома. По-классике. Все хорошие достижения науки человечеству боженька дал. А вы пользоваться не умеете и вреда научно-технических скачков не понимаете. Есть только Человек и есть только Бог. Найдет Человек взаимопонимание с Богом и окажется в сказке, где умнее его никого нет. Боженька подтвердит. И, вообще, насколько бы было проще, если бы мы видели в людях не себе подобных, а животных. Но с такими рассуждениями уже заколдованный круг получается.

И из «фантастической утопии» вторая книга переносит Нас на Переландру. А там выясняется, что первый роман трилогии — просто страшилка. Мы должны были ощутить Ужас перед Божественной мощью, чтобы по-настоящему принять Божественную Благодать. Великолепные картины Эдема, невинность его обитателей и возможность избавить их от известной Нам участи должны убедить читателя в неизбежности всепрощения и единства с Создателем. И первый вопрос, как всегда по-классике: а зачем нужно было грехопадение на Земле? Если всё во вселенной творится по воле Малельдила, но чужими руками. Если любое зло Малельдил обращает во благо. То не логично ли предположить, что целью столь глобальных процессов должно быть прощение Дьявола? И что тогда главным оружием и защитой от него станут Божье Слово и Доброта? Забудьте про логику! Логика и Вера — две разные вещи! Да и время требует пересмотра ценностей. Без падшего эльдила никто бы не видел, какова тьма без Малельдила. Для воплощения теории «Реальности, как Мифа» нужен дуализм Добра и Зла. Но миф — это изображение действительности, проистекающее из количества полезных для коллектива знаний, которые оно отражает для закрепления общественных отношений. Священное писание, в нашем случае библия, — это собрание обработанных мифов разных эпох. И для того, чтобы понять, как люди в разное время воспринимали реальность, нужно проанализировать параллельные источники и привлечь материалы из других научных областей. Цельное писание придется разбить, но, ведь: сколько людей — столько и мнений, в споре познается истина, все — относительно и еще много выражений, применение которых делает человека умнее. У нас в России возобладала, в конечном счете, такая точка зрения. Русский народ, верящий до суеверия, в столкновении с реальностью начал искать что-то общее — выше навязываемой церковной догмы. Чем не наивный подход, к которому призывает Льюис? Так и создается Миф: выкинуть всё лишнее, чтобы отразить важное сейчас. Но для верующего знатока догматики, разбирающегося во множестве мнений различных теологов и схоластов, этот процесс видится наоборот. Рэнсом одновременно: и пример, и избранный. Льюис, утверждая личную связь между Человеком и Богом, не делает первого единицей исчисления. Пара Человек-Бог превращается в одноволновые приемник и передатчик. Получается вывод о том, что, если все люди верят в Единого Бога, то и разногласий между ними быть не может. Это идеалистическая утопия. А если разногласия есть, то люди верят в разных богов — по сути, не в Единого Бога. Это уже антиутопия, как выяснится позже, жутко тоталитарная. Но именно эти выводы служат оправданием и для дуализма в монотеизме, и для необходимости христианской догмы. В результате перед Нами извращенная теория «Реальности, как Мифа», где миф реален, потому что реальность — искажена. Заставь дурака богу молиться, он себе лоб расшибет. Опять классика, когда все факты должны подтверждать священное писание, а содержащие их источники — искаженные варианты истинного писания, которые во благо нужно переделать. Это неизбежно порождает вопросы о адекватности автора. И все нестыковки Льюис начинает прикрывать такими незыблемыми истинами, как «Вы не понимаете, это — другое». Уарса, созидающий мир, где не видят разницы между Добром и Злом — это Порядок. А Падший, сеющий сомнения в различии Добра и Зла — Хаос. Бездна, поглощающая пантеистов и Малельдил, живущий в каждой материальной частичке — различаются, как низ и верх. Быть эгоистом и думать, что все вокруг такие же — плохо. Верить в то, что Малельдил закрутил всю вселенную вокруг тебя, так же, как и вокруг любого другого — странно, но нормально. Нелюдь, опускающий подробности так, чтобы его доводы выглядели привлекательнее — это не Клайв Стейплз Льюис, отрицающий другой подход, чтобы существовала только его точка зрения. В последнем случая я надеюсь, что автор просто не заметил. Ведь, если это сделано специально, чтобы показать, как пораженный первородным грехом Человек не может увидеть Божественный Замысел — мне остается только аплодировать. Вообще, вместо траты времени на поиск мест, где Льюис противоречит сам себе, легче снова начать издавать журнал «Безбожник». Но и в этом случае скажут, что на книги надо смотреть Духовным Взглядом. Да и, привлечение внимания к проблемам религии — тоже результат. Тогда, второй вопрос. Я всех существ во вселенной, созданной Малельдилом назвал скотами. А есть ли у них Душа? Ведь желание жить и принятие смерти — это прямое следствие возможности наблюдать бесконечный танец. А это возможно только при физическом существовании. Никакой Вечной Жизни — нет. Есть лишь смирение. И от чего на этот раз нужно избавиться: от Мифа, от Реальности, от христианских догм, от Человеческого Разума? Или должно быть всё и сразу, как в чудесной сказке?

Ответы на эти вопросы даны в третьей книге. «Мерзейшая мощь» отражает жизнь и быт простого обывателя. Переводчица Трауберг писала, что это «те самые годы, когда наша жизнь была такой, как в нем (романе), только хуже». Да, да, да... И я тоже решил, что читаю «Улитку на склоне». А когда это ощущение прошло, я даже как-то зауважал Стругацких. Видимо, к прочтению каждой новой главы нужно приступать помолясь. Иначе, как можно пережить плоскость персонажей, о которую можно порезаться, и интриги, разрешения которых будут невероятными только, если ты забыл половину книги, хотя автор знает, что ты не забудешь — ведь, на двести пятьдесят страниц ничего больше и нет. Особое удовольствие доставляет осознание того, что помои на головы оппонентов льются из убеждения в закономерном переходе ученых от материализма к поклонению Дьяволу. Ведь сам Льюис перешел от материализма к ревностному христианству. Но закономерность здесь увидит только Зигмунд Фрейд. Единственное, чего Клайв Стейплз Льюис долго не хочет объяснять — это то, откуда у британских авторов привычка всех, кто не подходит на роль туповатого клерка, живущего от зарплаты до зарплаты или спокойного, рассудительного пейзана приравнивать к нацистам-самоубийцам. Может быть здесь появится реальный взгляд на проблемы общества? Объективная необходимость веры в Чудо? Нет. Мир полон чудес сам по себе. Даже делать ничего не надо. Оказывается, существует волшебное королевство Логрис, где правят хранители Правды, защищающие Народ от косности и жестокости Великобритании — внутри Великобритании. Ведь в мире Падшего нет истинного понимания. А в мире Малельдила можно накормить медведя-людоеда, не зная, что он людоед. Это не важно. Вам же не важно, что ваша любимая кошка где-то душит птичек и мышек. Может, так и ближнего возлюбите? Сравнения уровня Бог! Но Логрис никогда не вернет Правду в мир. В том числе и потому, что и у других народов тоже есть свои скрытые королевства. Deep State, вечно мешающий законно выбранному демократическому правительству США; Das Geheime Deutschland, призванная возродить Великую Германию; Речь Посполитая — от Балтики до Урала, Великая Болгария, не путать с Великой Булгарией, где-то в том же месте; Древние Укры, ведические славяно-арийцы, рептилоиды, ZOG. Наконец, Глубинный Русский Народ: всегда любящий Родину и ненавидящий Государство. Про козни Падшего еще никто не вспомнил или это Малельдил выступает за разнообразие?

Чудо — это исключение из правил. Но, чем больше видишь, сколько людей идет по одной и той же дорожке убеждений в жизненной важности веры в чудо, начинаешь понимать общую тенденцию, всякое исключение отрицающую. Оправданием для данной трилогии станет то, что книги писались во время Второй Мировой Войны. Или то, что Льюис отразил свой взгляд на научную фантастику, фэнтези, христианство и т.д. Россия, между прочим, подобными метаморфозами религиозной мысли переболела еще раньше. Правда, прививок от этой заразы никто не делает. И если люди о этом когда-нибудь вспомнят — вот это будет настоящее Чудо! Никогда еще не было христианской фантастики. Но Вера Ивановна Крыжановская опять обошла всех на повороте со своими «Магами». Патентованное мракобесие. Следствием распространения которого стали зверства Второй Мировой Войны. Но отрицательный результат — это тоже положительный результат. Всё, как философствует Льюис — пусть и не о этом он думал. Такова суровая реальность. Но, ведь, может же человек быть искренним? Просто, чтобы разглядеть хорошее и чистое в «Космической трилогии», нужно стать чистым и наивным — как ребенок. А потом великовозрастные недоросли говорят:«Почему бы бездомному просто не купить себе дом?» — или — «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Так говорят девочки. Мальчики, обычно, молчат и не слушают. Если Вы считаете, что эти книги отражают свое время, то ответьте еще на один вопрос. Смог бы Доктор Кто предотвратить вторжение Волганской Империи? Только сразу предупреждаю. Мне не интересно. Обращайтесь со своими удивительными открытиями в посольство Великобритании.

Суть «Писем Баламута» определить не сложно. Если Вы верующий человек, то поймете, что это — проповедь. Если неверующий — поймете то же самое. Но проповедь — товар штучный, сочиняющийся на злобу дня. Так, что за мыслью проповедника-патриота за линией фронта следить всегда интересно. А в союзе с чертом, утверждающим незыблемость христианской добродетели, повесть, вообще, выходит за рамки чего-то обычного. Именно потому она и требует правдоподобия. Мильтон и Гёте изображали Зло романтичным. Для Клайва Стейплза Льюиса, как ревностного христианина, это неприемлемо. И он показывает Зло, тянущее на дно, поглощающее человеческую душу и, из-за невозможности победить, стремящееся контролировать каждую мысль и направлять каждое решение своей возможной жертвы. Спастись от такого вечного искушения Человек может или в лихую годину, когда есть возможность, героически выдержав испытания, быстро отправиться на Тот Свет, или живя одним днем, не забивая голову идеями, которых не существовало две тысячи лет назад. Ведь, всё это время бесы употребили на то, чтобы точно воспроизвести в картинах современности подобие ада. Картины эти не требуют детального рассмотрения, так как живут в четко разграниченном воображении Клайва Стейплза Льюиса. И в других доказательствах не нуждаются, простотой своей, очень походя на религиозный фундаментализм. Даже сам Льюис говорил, что неплохо бы было создать противовес «Письмам Баламута» перепиской от лица архангела. Но не нашлось подходящего языка, чтобы выразить всё великолепие Божественной Благодати. У поэтов старины, творчеством которых надо восхищаться, такой язык был. А у современного классика и апологета христианства — нет. Возможно, из-за того, что беса, объясняющего реальность всего, во что ты веришь, уже не переплюнуть.«Если у него есть к тому склонность, пусть напишет о нем книгу.» — видимо, это был самый действенный совет Баламута.

Всемогущий Яхве наслал на землю потоп, чтобы истребить всех людей, не соблюдавших его завет. И когда вода ушла, был уговор между Яхве и Ноем о том, что не истребит больше Бог человечество. В подтверждение тому, после дождя всегда на небе будет появляться радуга. Но как такое может быть, если рядом живут великие боги Олимпа? Молва о которых доходит до самых диких стран. Наверняка, сама Афродита: не менее могущественная и не менее древняя, — заступилась за людей. Кому же еще, как не прекраснейшей из всех богинь можно было преподнести такой великолепный дар — семицветный пояс.

Наивный ум язычника сложил новый миф в честь богини любви и красоты. Сама Афродита снизошла, чтобы послушать очередную похвалу себе. Но на утро поэта нашли мертвым. Все древние боги жестоки и мстительны. И такого кощунственного сравнения, тем более так отвратительно исполненного, никто из них не потерпит. Хотя, может Мы чего-то и не знаем. Ведь, Бог есть Любовь.

Первое, что нужно сказать: я совершенно не понимаю целей написания того набора слов, который автор назвал «Похитители разума». Точнее, всё абсолютно понятно, но зачем это написано. Это просто феерия идей, движущих радикальной белой эмиграцией, затянутых в тугой клубок. Не знаю, чего там автор натерпелся и от чекистов, и от нацистов — особенно от нацистов — но роман нельзя назвать ни анти немецким, ни антифашистским. И если первое можно рассматривать, как положительное начало книги. То второе: либо каша в голове у автора, либо продукт чисто для своих. Нацисты проиграли войну, потому что это были — неправильные нацисты! Извините за такой спойлер основной идеи романа, но она же является основной идеей и «ЦВЕТА РУССКАЙ НАЦИИ». Без осознания этого посыла с самого начала разобраться в книге будет сложновато. В романе много стилистических вольностей, к которым можно сильно придраться, если кто-то будет утверждать, что Иво Има сам чего-то пережил. Но и посыл романа порождает в себе глобальные противоречия. Например, для чего нужен главный злодей и все его злодейства? Возможно для того, чтобы читатели в конце угадали в имени Боно Рито анаграмму фразы:«И ОН РОБОТ». Еще раз извините за спойлер, но я впервые сталкиваюсь с настолько сверх интеллектуальной литературой, когда самому надо придумать хоть какие-нибудь причины существования главного героя. Даже вина за всё случившееся на него не переложена. И это следствие еще одной проблемы романа. Если есть «неправильные» нацисты, значит должны быть и «правильные». И кто бы это мог быть? «Похитители разума» был написан русским автором, но там нет ни одного русского персонажа. Для этого есть очень веская причина. А точнее, их целых две. Но вторую рассматривать не будем. Где автору проломили бы голову: на советской территории или на территории союзников — не важно. А вот, писать про то, чего не знаешь и не понимаешь — задача не из легких. Так, что писать пришлось про себя.

В похождениях Боно Рито до войны эмигрантская тема не отпускает. Классического злого гения-азиата из бульварных приключенческих книжек даже заставляют работать на сборе винограда в Испании. Вот, в искренность этой сцены я верю. То, что автор именно такие вещи видел в своей жизни — сомнений нет. Тем более, современные примеры европеизированных бывших сограждан картину подтверждают. Главного злодея книги делают человечным. А затем он с радостью идет служить нацистам! Автор описал историю, практически, любого «белого рыцаря». Но не надо думать, что он этого не заметил. Боно Рито не просто так — японец. И это не подражание западной книжной моде. Боно Рито лишь носит маску эмигранта. Настоящие эмигранты — страдают. Как жена нашего японца, например. Жизнь несчастной женщины загублена на чужбине. Мир капитала не дает счастья и душевного покоя, даже при исполнении мечты. Боно Рито оказывается на её месте, даже, испытывает подъем Духа. Но отказывается от обычной жизни, ради своего плана — потому что на Западе ему всё чуждо. Рито — самая худшая, по мнению «патриота», ипостась эмигранта. Он — человек без Родины. В противовес бездушному Западу в романе выступает Польша. И, опять же, картина для Нас узнаваемая: аристократия, усадьбы, балы, военная форма и звание поручик звучит снова уважительно. Но это не просто сравнение Прошлого и Настоящего. Это конкретное противопоставление двух различных миров. Запада: с интригами, властью капитала, жаждой войны, — и условных славян, которых назначили унтерменшами, хотя не все из них такие(?!). Именно польским влюбленным предстоит стать тем стержнем, вокруг которого соберутся все доказательства того, чем «аристократы духа», лишенные Родины, но не забывшие её отличаются от среднестатистического обывателя. Потому, что во время войны никакого мира больше нет. И выживание зависит только от самого человека.

От разбора глобальных явлений роман переходит к частным примерам. И читателю предоставляется целый набор различных личностных качеств для сравнения типов человеческого поведения. Перед Нами появляются две пары: Люцина и Мечислав, и Магда Рито и некий студент. Уровень самого сравнения Вы можете легко оценить сами. Во-первых, здесь присутствует лучистый гипнотизирующе волевой взгляд породистого аристократа. С его помощью Люцина отгоняет от себя похотливую обезьяну, а Мечислав влюбляет в себя Магду. И в том, и в другом случае действие этого гипнотизирующего взгляда связанно с внутренним состоянием героев. И поклон до земли автору за такой прорыв в литературе. Обычно в подобной ситуации в экстазе корчатся красноармейцы, вспоминая, как давно у них не было барина. Во-вторых, в противовес светлому, невинному чувству польских влюбленных в 5ой и 6ой главах 3ей части романа проводят прямые параллели между первым чувством влюбленности юной девушки, Магды, и гоном у животных. И вся 6ая глава в дальнейшем показывает, насколько эта задумка гениальна! Образ Люцины разбирать не очень интересно: это классическая damsel in distress, её поведение связано с понятиями чести, долга, Родины, родового гнезда — сплошной архетип. А вот, Магда Рито — это неполноценная полукровка. Мощное такое заявление для антифашистского романа! Она прекрасна, но только внешне — своей варварской красотой. Внутри это — не находящий себе места в мире человек. Смешение кровей сделало её ветреной и непостоянной. И первый её выбор — это мужик «пахнущий козлом», как говорят опытные женщины. Ну, как опытные? Прямо скажем, далекие от образа Люцины. Интересен также и её кавалер: с широким лицом, мясистым носом, красной бычьей шеей — прямиком из брошюры «Der Untermensch». Особыми свойствами его натуры являются неуемное желание харкать на пол при людях и ненависть к слюньтявым интеллигентам. Никого не напоминает? Тут можно вспомнить и мать Магды. Она была дочерью эмигранта. И, поскольку автор изображал в романе свой опыт, хочется воскликнуть:«Позвольте, ну какая же она ирландка?!» Намек ясен: поскреби русского — найдешь татарина. Многовековое скрещивание европейцев и азиатов породило вот такое. Но в романе нет ни одного русского персонажа. И в дальнейшем окажется важным то, что Магда Рито, именно, на половину ирландка. Она — тот самый «человек без Родины». Читатель должен увидеть, что Магда готова отказаться от азиатского варварства, но в её жизни неизвестен ориентир правильного поведения. Что это, не в коем случае, не генетическая предрасположенность. И любовь с первого взгляда к Мечиславу, готовность стать его безответной рабой — это не зов крови, не преклонение перед благородной кровью, не врожденное чувство ранга. Это эмоциональное, чувственное влечение. Чистая любовь. Человеческая потребность в Духовном Идеале. Духовный Идеал, естественно, вырабатывается многовековой селекцией. Вот, на сколько круто всё замешано в голове у автора. Там уже не извилины, а волны от вращения подымаются. К сожалению, темы зависимости женщины от мужчины и человека от Родины захватили автора слишком сильно, и кроме характера Магды из двух пар противоположностей рассматривать больше, практически, некого. Касательно мужских образов, как и заявлено в 5ой главе 3ей части романа — это два оленя. Один: невероятно удачливый шпион, не способный мыслить на несколько шагов вперед, но способный проникнуть в лабораторию Боно Рито, даже, не зная её расположения на карте; поведение с женщинами которого сравнимо с игрой на балалайке, — за что, собственно, и получает по заслугам от рук нацистского преступника. Второй: изможденный узник концлагеря, вырубающий охранников с одного удара, потому что в правильных людях страдания закаляют Дух, а мышцы сами закаляются на каторжных работах — он тоже, кстати, получает по заслугам от рук нацистского преступника. Результат, естественно, в двух случаях разный. Но, не смотря на то, что все интриги собраны на коленке, две эти парочки привлекают внимание читателя. Они показывают типы правильного и неправильного поведения. У остальных персонажей такой четкости нет. Роман называется «Похитители разума». А если разум похитили, то должны быть средства его вернуть. Надо заставить читателя понять, что же здесь на самом деле происходит.

Как я и говорил, роман не анти немецкий и не антифашистский. С образами немцев всё понятно. Нельзя изобразить нациста, не раскрывая расовую теорию. И уставшее от войны немецкое население, так же, выглядит правдоподобно — это можно было легко тогда увидеть. Но в романе нет линии критики германского нацизма. В начале перед нами простейшая карикатура. Нацистские ученые — это бывшие лавочники, дорвавшиеся до власти и начавшие воплощать свои абсолютно бредовые идеи. Отчасти это правда. И воспринимается, как обычное для дешевой книжки наполнение. Но возникает вопрос. А как эти идиоты смогли создать гибрид человека и обезьяны? Ответ: никак! Присутствует небольшой фантастический элемент. Но в целом, есть только люди и дрессированные обезьяны. Человек дрессировке — не поддается, его можно только лишить разума. До описания Второй Мировой в романе есть сцена Гражданской войны в Испании, где люди, только что убивавшие друг друга, начинают вместе веселится, потому что им понравился какой-то клоун. Ведь они — испанцы, им нечего делить. В Третьем Рейхе Магда Рито читает «Анну Каренину» в немецком переводе. И это не удивительно, ведь «кто-то в народе может думать о завоеваниях, а кто-то и о светлом будущем человечества». В Нацистской Германии, по мнению автора, произошла концентрация всего самого негативного, но не с точки зрения гуманистических ценностей. Немецкая расовая теория оказалась негативным явление, по сравнению с «русским фашизмом». Все нацистские идиоты и живодеры оказались в обществе обезьян. Как дрессировщик умеет понимать потребности животного, так и они опустились на низший уровень развития. Мечислав скрывается, после того, как «роботы» вынесли его чучело, а надсмотрщики его посчитали — они одинаково отупели. Боно Рито заключает, что влечение самца к самке — главный двигатель успешной дрессуры унтерменшей. Но в конце войны все «истинные арийцы» разбегаются по-девкам. Страх включает животный инстинкт размножения. А Мечислав, жертвуя собой, получает шанс на спасения, так никогда и не узнав, кто открыл ему дверь. Потому, что Человек — венец Творения. Ему подчиняется природа. И гордый поляк мстит за свою Родину, за погибших товарищей. Но, встретив сдавшегося немецкого аса, дружески смеется, закрывая счет побед. После войны Европа очистилась духовно, подспудно сбросив биологический мусор. В Европе не осталось тех, кто хотел войны. И, вообще, не осталось «не европейцев». Когда русский эмигрант собирает виноград в Испании — это унизительно. А, вот, если ты ЕВРОПЕЕЦ... Боно Рито в этом плане — тоже карикатура. Но карикатура поучительная. Он — сын древнего жреца, мудрость которого превзошла европейскую науку. Это как у Краснова в «За чертополохом»: когда тибетские монахи укрыли последнего русского царя, научили его истинному православию, а затем не менее православные мусульмане-басмачи поставили его во главе джихада за создание русского национального государства. Основы русской духовности нужно прочувствовать. А Боно Рито, не смотря на великий план, стал циркачом и наркоманом. Непонимание того, что нельзя смешивать низкую человеческую науку с Божественным замыслом, привело его к Бездне. Что ему было нужно и чего он хочет теперь? Этими вопросами задается и сам автор. Это своеобразное унижение оступившегося. Но ответов никаких в конце нет. Осуждать, если пишешь про себя, как-то неловко.

О авторстве романа не знают точно до сих пор. На мой взгляд, это — не удивительно. Не хочють наши «патриоты» отвечать за свои слова — не хочють и всё!

Всё же, «Повести о Марсе» я не хочу рассматривать каждую отдельно. На мой взгляд, этот цикл складывается в цельное произведение. Объединенное одним философским вопросом. Жизнь постоянно развивается и идет вперед. Но что случится, если перегнать жизнь?

Профессор Дагин совершил невероятное открытие. Он первым взглянул на мир Марса. И неосторожность его погубила. Профессор единственный обогнал человеческую науку и нашел доказательства будущей катастрофы. Но, что человечество будет делать с новообретенными знаниями? Ведь, марсиане предугадать падение спутника на планету не удосужились, откладывая до последнего. А в будущем оказывается, что и Луна упала на Землю. Как отличить истину от выдумки, а, тем более, доказать, что это не очередной фантастический рассказ?

После падения Фобоса, на Марсе жизнь начинает новый виток. Появляется доисторический человек. И на планете соседствуют две различные по уровню цивилизации. «Старые» марсиане, практически, боги, по сравнению с людьми каменного века. Но они перегнали жизнь, построив высоко технологическое общество. Нам о нем почти ничего не рассказывают, да и зачем, если утопическую идиллию может самостоятельно дополнить любой читатель. Доисторический человек, с его тягой к пониманию окружающего мира, Нам оказывается гораздо интересней. «Старым богам» его нечем одарить. Потому, что, по иронии, пытливый ум сам возьмет то, что они ему могут предложить. И цивилизованным марсианам осталась лишь участь олимпийских небожителей, где приходится прятать свою личную жизнь от вездесущих журналистов, чтобы о тебе не распустили сплетни. Больше остановившим развитие жизни заняться нечем. Остается лишь пытаться сохранить себя, ведь идти больше — некуда.

И еще дальше, через миллионы лет: гаснет Солнце, и марсиане решают лететь к новой звезде, чтобы начать новую жизнь в новом мире. Они «перегоняют» жизнь на новое место. И можно ли назвать такое их существование жизнью? Главный буржуй мечтает о возрождении былого могущества. А загнанные в шахты-города рабочие мечтают о новом мире, полном солнечного света. Никто не может двинуться дальше сложившегося порядка. И идеи начинают обретать смысл, приводя к борьбе двух противоположных интересов. Ситуация накаляется еще, когда выясняется, что рабочие — это потомки доисторических людей Марса, которых «старые» марсиане сделали рабами для собственного выживания. Есть мнение, что Арельский смешивает классовую борьбу с этнической. Но это явно не так. Здесь идет речь о единстве эволюции человеческого разума. Своеобразный ответ на «Машину времени» Герберта Уэллса. Для своего времени различия в биологической эволюции классов были прогрессивной сатирой на общественное устройство. А Арельский дает эмоциональный срез виденного им самим общества. Возможно, когда-то различия были на столько велики, что в людях разных классов можно было увидеть, даже, разные виды человека. Но развитие и движение вперед уровняли всех марсиан. Рабочие: с их мечтами и вспыхивающими чувствами, — гораздо ближе Нам, и назвать их инопланетянами или пришельцами едва ли кто решится. То же развитие, стремление к новому заставляет и главного антагониста с теплотой думать о идеях своих классовых врагов. Пока мир стоит на месте, есть возможность рассмотреть его детали и понять, что нет ничего нового под Солнцем. Кстати, эта сцена — интересная отсылка к библии. Действительно, ничего нового. Но под новым Солнцем начинается и новая борьба. Жизнь идет вперед. И чтобы она развивалась, за неё придется бороться.

В начале, профессор Дагин совершил прорыв, но пал жертвой радио-луча, и свидетелями невероятно важного явления остались только двое человек. В конце, Магир пробил людям дорогу к новому Солнцу, но сам ослеп и никогда не увидит нового мира. Всё повторяется. И это для Нас проходит незаметно. Так и после целой эпохи остался этот сборник небольших повестей, которые теперь многие посчитают простой глупой фантазией. Но, может кто-нибудь догадается, что «Повести о Марсе» могут происходить не только на другой планете.

Умел ли Артур Генри Сарсфилд Уорд писать? А черт его знает! Повторяющиеся схематичность и выверенность во всем, пересекаются с красочностью захватывающих сцен. В результате роман выглядит, как набор рассказов — и от этого устаешь. «Ведьмино отродье» — сугубая бесполезная беллетристика, чтобы заплатили деньги и прочитали один раз. Но, одновременно, произведение оккультное, к чему сам автор относится вполне серьезно. Какие-то вещи сокрыты от простого читателя и откроются только посвященным. Например, бездарная концовка, когда кажется, что сам автор устал продолжать историю, на самом деле сделана в духе утверждения: не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла. Некоторые вещи, вообще, нельзя было говорить в приличном обществе.

Но таким сокрытием «тайных знаний» Сакс Ромер пришел к очень интересному решению. Роман мистический, но его герои не высшие маги, разбрасывающиеся теорией направо и налево. Главные герои находятся на ровне с читателем. Разве не интересно читать: про кровавые ритуалы; о героях, идущих «надирать задницы во имя господа», а сталкивающихся с непобедимым злом? Про то, что во главе всего стоит злодей, подобный сказочному лорду Оберону: со льдом в сердце, но несущий с собой испепеляющий жар, — разгуливающий в шубах и экзотических нарядах и убегающий от врагов хохоча, что так и хочется сказать:«Экой нехороший представитель меньшинств нетрадиционной сексуальной ориентации». И все эти яркие моменты превратили со временем роман ужасов в комедию. С одной стороны, это неизбежно: такого становилось всё больше, и было оно — всё однообразнее. С другой, читается до сих пор относительно неплохо. Иногда лучше писать, чтобы денег заработать, чем повторять людям о том, что всё покрыто неразгаданными тайнами и безумием.

Небольшое приключенческое произведение, где очередной профессор и его случайный помощник отправляются на поиски невероятных тайн, решая ребусы и вооружившись карманными радиопередатчиками. Даже встречают потомков доисторических птеродактилей. Захватывающее приключение, но короткое и с небольшим количеством деталей. Правда, наши герои и не великие умы, идущие доказывать новую научную теорию. Они срываются с места, чтобы решить конкретную задачу — найти ракету с посланием селенитов. И небольшое путешествие оставляет ощущение, что тайна где-то совсем рядом, и ты сам, так же, можешь найти свое приключение, не пересекая полмира. А вот, над разгадкой тайны повести подумать придется. В легендах встреченных героями езидов есть и два солнца селенитов, и Адам с отсутствием некоторых человеческих органов. Являются ли люди потомками селенитов? Или же селениты эволюционировали и больше не понимают существ, стоящих на другом уровне развития, но повторили тот же путь закостенения и вымирания, как и древняя секта? Является ли эволюция мозга материальным воплощением идей, заложенных в человеческой религии? Или селениты действительно приветствуют новый виток жизни, появившийся на соседней планете? Ведь со своей родной планеты они улететь не захотели, а Человечество рвется к другим светилам. Я, пожалуй, остановлюсь на мысли, что прогресс уничтожает всё отжившее, но прятаться от него бесполезно.

Чего я ожидал от романа «Бунт атомов» Эфера? Конечно же того, что он окажется плагиатом на роман «Бунт атомов» Орловского. Но всё немножко не так. До самого конца Эфер вел приключенческую линию стандартного фантастического боевика. Но, когда дело дошло до самого расщепления атома, нам показывают: и шар из атомной энергии, и магнитные танки, пытающиеся его удержать на месте, панику в Париже. Всё довольно узнаваемо, но коротко. Будто автор что-то где-то слышал краем уха. Такое вполне возможно, ведь грешок работы с советским произведением за Эфером-Афонькиным уже числился. Но от восприятия мира Орловским новый «Бунт атомов» очень далек. Автор, хоть и из бывших, но всё же из «наших»: стремится связать всё скрытым смыслом, везде оставляет метафоры и сюжетные параллели. И, как заведено у борцов за возрождение Великой России, эти красивые вставки никак не мешают автору игнорировать реальную картину мира целиком. Гигантская комета грозит столкнуться с Землей, при приближении заслоняя небеса красным заревом, и самоуничтожается, притянув к себе атомный шар. Комету назвали Патриция. Ненавязчиво здесь указывают на слово patrio — Отечество. Всем понятно, на кого должны посыпаться атомные бомбы? Никакие силы не смогли удержать «нашего» белоэмигрантского писателя от такого сравнения. И это несмотря, даже, на то, что весь роман изначально пропитан совершенно искренним чувством ужаса и безысходности после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. А после спасения Земли, завуалированное слово «Отечество» можно воспринимать, как намек на возрождение той самой Великой России. Комета Патриция называется, буквально, явлением божественной воли ради спасения неблагодарного человечества. Мало того, что такие логические нестыковки никому из «наших» бывших никогда не мешали, так Эфер на протяжении всего романа, просто, поет дифирамбы англичанам — наверное уже определился куда свалить из своего лагеря для перемещенных. Это не попытка уколоть человека «получившего по заслугам» — это часть психологии автора, которую он и скрывать не считает нужным. И эта самая психология — одна из причин, по которой я считаю, что роман «Бунт атомов» Эфера написан, как ответ «Бунту атомов» Орловского. Роман Эфера подходит под определение научно-фантастического. Но в нем соседствуют старое художественное допущение о виде атомной реакции и современные научные сведения о атомной реакции распада. Потому, что была мода на умников. Пока ничего не происходит научную подоплеку Вам расскажут во всех деталях. Но как только дело доходит до реальных действий — этим пусть занимается кто-то другой: доктор, не дослушав объяснений, отворачивается — ему и без «умников» понятно, что береженого бог бережет; главный герой уезжает дожидаться конца света; а настоящий ученый-провидец, Роллинг, объявляет человечество обезьянами, решившими бросить вызов божественной мудрости. Если роман Орловского заканчивается трагедией, через которую автор хочет выразить свое видение огромной величины конфликта между человеком и обществом. То роман Эфера заканчивается банальным, казалось бы, хэппи эндом. Но у Эфера Патриция — тоже метафора. Как комета несет смерть плоти, так и Патриция несет смерть надежде. А в конце шар, без участия своего создателя, уничтожает комету, и Патриция достается Конвэю, а не Роллингу — как символ новой счастливой жизни без бича современного человечества — науки. Очень резко пламенные воинственные речи о уничтожении двух третей русских бунтовщиков, чтобы бабы нарожали новых правильных, православных, сменились мечтами о простом человеческом счастье, любви шикарной блондинки и новом гражданстве — но, неизменно, с ресторанами и благородным общением. Повторяет ли макрокосмос микрокосмос — кому какая разница. Все эти атомы и кометы — не более, чем игра на бильярде. Если у Орловского все персонажи включены в общественную реакцию, то у Эфера жизнь проходит мимо. Хотя герои-англичане, все, как один, победители(в отличии от сами знаете кого). Да, это тоже человеческая трагедия. Но трагедия сравнимая с анекдотом: тебе может еще бабу рыжую да вина красного. Можете, конечно, поразмышлять на досуге о сложных перипетиях человеческих судеб и различиях точек зрения. Но не забывайте, что, несмотря на всю свою откровенность, Эфер упорно стелиться перед англичанами, да так, что привычно французов лишает боевого духа. С такими философами и врагов не надо.

Рассказ, как рассказ. Хоть и насыщенный идеями, но довольно коротенький. Такого было слишком много и в те времена, чтобы делать из него глобальные выводы.

Но, за что стоит ценить ретро-фантастику, так за то, что у нас появляется возможность увидеть откуда всё начиналось. С конкретным произведением Беляева я бы рассказ Фезандие не сравнивал. Во-первых, «Человек-Амфибия»: либо вдохновлялся романом «Иктанэр и Моизэта», либо был написан, как ответ на его черносотенный перевод «Человек-Рыба» — это неоспоримо. Во-вторых, «химеры» у Беляева выглядят куда правдоподобнее. Александр Романович может и не достижения нобелевских лауреатов описывал, но тоже с передовыми научными знаниями работал. Более того, при жизни видел воплощение в реальность казавшихся недостижимыми вещей. А, вот, мечты Хьюго Гернсбека продвинуть науку в массы на Американском континенте не увенчались успехом. Приходилось вдалбливать научные знания молодым читателям через приключения и невероятные эксперименты, не сильно загружая мозги подростков, в противоборстве с северо-американскими «церковно-приходскими» школьными традициями. Так что, «Большая Тройка» американской научной фантастики появилась после того, как «суперфантастика» продаваться перестала. Но и они, как и все остальные, начинали с того, что будут раскупать стопроцентно. Пользуясь многократно отработанными шаблонами и самыми невероятными теориями.

И в рассказах Клемента Фезандие, действительно, можно увидеть связь времен. В частности, в «Тайне сирены» и других рассказах упоминаются передовые медицинские опыты Алексиса Карреля. На тот момент это был выдающийся хирург и первооткрыватель. Но середина века круто всё поменяла. И в романе Хайнлайна «Дети Мафусаила» Мы видим бессмертную, вечно растущую ткань куриного сердца, выращенную в Институте Рокфеллера. Именно её, именно в этом институте, и выращивал Алексис Каррел. Для меня этот элемент сюжета романа казался чужеродным, вставленным для большей научности. Но, зная политические и этические взгляды Карреля и Хайнлайна, можно говорить о конкретном указании на то, что Лазарус Лонг не просто долгожитель, а выведенный методами евгеники уберменш. Век живи — век учись.

Вот такие интересные вещи можно открыть, если интересоваться прочитанным, скажу я вам, любители фантастики.

Да, и на старуху бывает проруха. Не заметишь одну деталь, и смысл тут же меняется. 1918 год. Житницы юга закрылись для Петрограда — навсегда! Начало рассказа идет лозунгами, в ультимативной форме. Потому, что в Петрограде красные, а на Юге — белые. И никакая теперь это не постапокалиптика. А агитка, заверяющая, что идеологический враг уже загибается. А в условиях отсутствия связи и действия пропаганды, это чуть ли не сообщения с мест. Хотя была ли, вообще, в России Гражданская война, если автор специально поясняет? Полистайте этот «Синий журнал» — такая махровая антисоветчина и пир Духа, будто я вышел в интернет с этим вопросом.

Я прочитал все тринадцать томов «Фантастики Серебряного века», и, если честно, поначалу считал, что упоминание электрической лампочки в старых российских произведениях и есть та самая фантастика. В то время она в России никому из читающего высшего сословия была и не нужна. Есть в этих антологиях: невообразимая для XX века в Российской Империи история о постройке подземной железной дороги из Петербурга в Москву — признается исследователями чуть ли не единственным представителем жанра твердой фантастики в России того времени; произведения Ефима Горина — самоучки-изобретателя, который в свободное время постоянно писал о своей нищете, когда через пять лет, при новой власти, те же идеи будут волновать советских читателей фантастики; есть не оконченная книга про путешествие в «полярную утопию», которую по недосмотру не сожгли — царская цензура сжигала неугодные книги, — в отличии от явно «социального» продолжения. И есть отрывок из романа Богораза «Завоевание вселенной», который не будет закончен. Нужно, конечно, приложить некоторые умственные усилия, чтобы увидеть реальные социальные вопросы и чувства, волнующие революционную интеллигенцию в Российской Империи. Но, пожалуй, это произведение не уступает размаху Жюля Верна и Герберта Уэллса. А ведь, это всего лишь отрывок. Небольшое напоминание о том, на что была способна русская литература, даже если это никому не было нужно.

Очередное сказание о Атлантиде в духе рассуждений спиритов начала XX века. Летающие корабли, невероятный подъем культуры, мыслящая элита, уподобившаяся богам. И крах цивилизации при невообразимом, но закономерном стечении обстоятельств: смешение Народов, непонятные требования и буйства толпы и «боги» покидающие обреченных неверующих. Спиритическое общение через века должно убедить читателя в том, что ничто не вечно под Луной, и всё закономерно повторится вновь. И только финал в духе нового, скептически настроенного, времени раскрывает глубину человеческих заблуждений и причины такой трагической уверенности в подобных сказочных заблуждениях.

Но, узнав дату публикации, я задался одним интересным вопросом. А откуда такой знаток старины, как Сергей Рудольфович Минцлов, знает слово «пролетариат»? Рассказ опубликован в 1926 году, а действие в нем перенесено аж на начало века. И там нет рассуждений о падении и возрождении Духа. Там есть только «торжествующий хам» и убегающий «цвет нации», сжигающий за собой мосты в легендарном прошлом. И даже чуть-чуть столыпинских реформ, в неудаче которых, естественно, виноват не видящий дальше своего носа Народ. В реальности Старую Россию, с её столпами, снести заранее не догадались. Довольно опрометчивый ход для автора вернуться к утверждению о том, что пророки при жизни считаются психами. Но люди, которым адресовано данное произведение, о таких вещах не будут задумываться. В каком-то смысле они тоже сумасшедшие: лишенные Родины, уверенные в недостижимости Культуры простолюдинами, сами вставшие на место рабочего класса, после безбедной и безнаказанной жизни. Они останутся уверенными в том, что всё это уже было и снова будет. Ведь один раз эти люди такое уже видели — а сытая Европа, например, еще нет.

Минцлов создает зацикленный путь рассуждений. Но не для критики или сатиры. А потому, что по другому мыслить не может. В каком-то роде, это исторический документ. Ведь фантастика смотрит в Будущее. А Минцлов невольно, хотя скорее намеренно узнаваемо, напоминает о прошлых упущенных возможностях, как однозначный призыв к действию. Красиво, но лучше — не надо.

В Рязанской губернии есть усадьба, хозяин которой не может провести там более суток. Некий барон АЛЕКСАНДР Ш. покупает усадьбу. И в первую же ночь вся семья сталкивается с жуткими привидениями. Жена в ужасе зовет мужа:«Александр! Александр!» И, услышав заветное имя, призраки исчезают. А на следующий день семейство убирается куда подальше, от греха.

Помещики Нового Века не видят того, что в старинной усадьбе выстроены пыточные для крепостных. Точно так же современный читатель, причастившись иностранных литературных разносолов, становится уверен в том, что и у нас были свои «penny dredful»,«Weird Tales» и прочее. Конечно, в России была традиция «святочных рассказов» о привидениях. Но, раз уж это русская традиция, неплохо было бы вспомнить и некоторые факты родной истории. Наличие скрытого смысла не делает этот рассказ исключительным. И все-таки, раньше такие вещи видели.

ьлетидобовсО II рднаскелА :асубер ьтсач юувреп ан тевтО

Научно-фантастическое произведение невозможно без фантастического допущения. Особенно это заметно в жанре твердой научной фантастики. Идеи устаревают, вместе с ними устаревают и книги. Логично предположить, что книга не потеряет актуальности, если заключающаяся в ней идея верна. Но я провел мысленный эксперимент и пришел к выводу, что некоторые комментаторы называют Александра Романовича Беляева фигурой, равной Альберту Эйнштейну, а то и выше. В те годы ученые спорили друг с другом, не имея возможности что-либо доказать. А писатель должен был слетать на другой континент и пояснить, в крайнем случае догадаться. Что за манера: взять старое произведение, найти в нем несостоявшуюся гипотезу, забыть о том, что это — гипотеза, привести современные доказательства и заявить, что приведенное автором фантастическое допущение в реальности невозможно. Как и 100% фантастики на время написания. Хотя главной задачей автора было показать то, что свет — это поток частиц, обладающий скоростью. И Александр Романович Беляев изобразил данное явление настолько живо и замечательно, что никто не сомневается в реальности самого факта.

Это совсем не бред, а настоящая закономерность. В советских журналах довольно часто встречаются рассказы-загадки, в которых планеты лишают или добавляют им разные свойства. И у самого Беляева такие имеются. Он лишь сделал из простой загадки полновесное художественное произведение. В нем множество тем. И интересно, буквально, всё. «Светопреставление» — конец света. Но в русском языке слова «свет» и «мир» имеют разное значение. Вот вам и игра слов. Читателя увлекают невероятной интригой: есть секретный договор между СССР и Германией. И лишь внимательный читатель теперь заметит, что договор СССР подписывал с Веймарской Республикой. Действительно, кому нужна Веймарская Республика, если такие новости не интересны даже самим журналистам. А они продолжают делать новости. И за их приключениями наблюдать так же интересно. Ведь приключения героя ведут к неожиданному финалу. Пускай это и всего лишь оперетка, которых можно выдумать тысячи. Но из такого количества вариантов что-нибудь может произойти и в действительности. Разве не интересно, что автор хотел сказать? То, как он это сказал? И важно ли сказанное до сих пор? Ведь времена меняются, но, именно, благодаря этому история идет своим путем. Ну и заявить, что научная составляющая рассказа устарела тоже можно и нужно. Ведь рассказ рисует перед нами детальную картину, восприятие которой меняется со временем. Благодаря чему, Мы легко можем сравнить то, что видели «тогда» и то, что видим «сейчас». В этом отношении рассказ «Светопреставление» является не только отличным произведением, но и был, и остается тождественным описанному в нем явлению.

Неудивительно, что изобретения профессора Вагнера кажутся возможными и будоражат умы. Ведь каждый рассказ исполнен в разном литературном стиле и, даже, жанре — для создания эффекта постоянной корреспонденции. И лишь сам профессор Вагнер выступает, как живой здравомыслящий собеседник, по сравнению с сообщениями с мест. Так и «Чертова мельница» — это не что иное, как народная сказка. Здесь и упоминания «хозяина», который должен вернуться за своей потерянной конечностью, и сама «черная рука»; Вагнер предстает в образе чуть ли не черта, одаривающего простого человека сомнительной пользы приспособлениями; «самобежка», на которой Вагнер разъезжает, как Емеля на печке, заставляя разбегаться честной народ. Но в новой, советской, реальности старые сказки выглядят смехотворно. Достаточно вспомнить обязательный трудовой кодекс и страхование. Всё от того, что сказка потеряла основу в виде старой морали. Какой-нибудь Иван-дурак был достоин чуда потому, что мог прожить и без него — своим трудом, — но без чуда так дураком и оставался. А, вот, если показать то, что за каждым чудом стоят человеческие жизни — это более соответствует повестке, но становиться уже как-то жутковато, при новой-то справедливой власти. Рассказ кажется пропитанным духом времени рационализаторства и внедрения. Но раз это сказка, тем более народная, то и народная мудрость, и наблюдательность в ней, все-таки, есть. Модернизация идет повсюду. И разве не согласится вдова Туликова с тем, что её покойный супруг был честным человеком и сам бы хотел после смерти продолжать обеспечивать семью? Это выгодно. А какая цена может быть у выгоды? И на эти сказки профессор Вагнер возражает тем, что он мог бы оживить мертвые конечности, но для этого нужно заставить легкие снова дышать и сердце снова биться. Не так уж профессор и кровожаден, по сравнению с тем, что люди могут выдумать.

Думал, дополнять ли свой и без того огромный отзыв. И жаль, что повод появился. Я люблю советскую фантастику. Для меня это новый, до сих пор, никому не известный мир, изучая который можно делать новые открытия. И я устал злится на людей с их личным мнением по любому поводу. Но перестать злиться не могу. Поэтому я каждому категорически не советую ходить в школу лет до 12-13, да и потом тоже. На своем личном примере могу точно сказать, что лишь сейчас понимаю каким наивным дурачком я был лет в пятнадцать. Взрослый человек, читающий сказки выглядит глупо. Действительно, зачем нам Крылов, Пушкин, Салтыков-Щедрин, Шекспир, Гёте, Гомер — только лишние имена запоминать. Хотя, и при таком развитии событий, имена запоминать, всё равно, придется. Потому, что в нашем мире есть сказки, вера в которые настолько велика, что в споре с их поклонниками можно потерять здоровье. Я, лично, за русские народные в трактовке Владимира Яковлевича Проппа.

Клише, клише, клише. Мы научились видеть все клише. Мы поняли, что их настолько много, что уже не важно, как они работают. А, на самом деле, клише настолько мало, что весь интерес, именно, в том, как они работают или не работают. Но, если Вас не интересует, как авторы заставляют работать клише, то как Вы догадались, что это советские идеологические клише? Неужто по тому, что это лежит на поверхности?! Как сказал один умный Человек:«Не мечите бисер перед свиньями.» И не надо обвинять меня в оскорблениях незнакомых людей, всем известно, что эти слова уже две тысячи лет работают, как часы. Тем более, что в романе этот вывод представлен, принципиально, иначе. Книга рассчитана на подростков: она увлекательна и познавательна; она дает толчок к дальнейшему развитию. И вот, Вы развились, и оказывается в книге ничего и нет. Так не бывает. Просвещение заставит Вас увидеть что-то новое. Но смогли Вы увидеть только советскую идеологию. Вы не любите советскую идеологию. Вы страдаете от одного упоминания советской идеологии. А где теперь эта ваша советская идеология? Там же, где и в романе. Вместо неё осталось лишь личное мнение. Мнение большого ученого Ума Сата, который так и не узнал людей. Который решил, что должен исправить лишь свои ошибки, чтобы никто не совершал такие же. Допустив, что чего-то быть не должно, что в чем-то разбираться не нужно, Ум Сат перестал быть великим учеными и превратился в каменного идола имени самого себя. Он дал людям Завет, который, по прошествии тысячелетий, работать перестал. И точно такую же ошибку, вольно или не вольно, совершил и Инко Тихий, принеся людям свое видение их прошлого. Фактически, роман «Фаэты» — это новая Библия. Более короткая и понятная. Более наукоемкая и экзотическая, потому более интересная. А написал её, от начала и до конца, советский писатель, Александр Петрович Казанцев. Но Вы стали уже слишком взрослыми, чтобы верить в эти сказки. Что ж, спасибо! Теперь я точно знаю, что надо только подождать. Правда еще не решил: миллион лет или тринадцать тысяч.

И всё это время люди будут совершать одни и те же ошибки. И над их ошибками будут всё так же смеяться те, кто знает, что всё это повторяется не в первый раз. Пора бы придумать что-то новое, а то от однообразия жизни устаешь. Пускай такие книжки читают дети — может быть чему-нибудь научатся. А взрослые уже всё и так знают. Наметанный глаз сразу определяет картонность и шаблонность героев, уверенный в том, что объяснений эти выводы не требуют для умеющих читать. Для этого же Мы книги и читаем? Зачем еще и задумываться: для чего они пишутся? А картонный персонаж, всё же, по определению, объемней бумажного листа. Я, лично, считаю, что упрощенность характеров в романе «Фаэты» — специальный ход для создания эффекта псевдоисторического, эпико-героического текста. Но ко мне можно и не прислушиваться. В конце концов, Толкиена я не прочитал, потому что два раза заснул. Значит, вернемся к очевидному. Казанцев поставил своих героев на уровень поведения и мышления подростков — кем некоторые из них, по сути, и являются. Но даже подростки, никогда не видевшие катастроф, понимают, что люди спасать будут самое ценное — своих детей, а не как учат на уроках ОБЖ. Они — ГЕРОИ. Потому, что оторваны от логики выживания и ставят себя выше нее. И разве это действительно — не глупо? Общечеловеческие, в полном смысле, гуманистические идеалы лежат за пределами общественных рамок. Герою выживать не свойственно. А общество довлеет над личностью и всегда будет довлеть — это единственный верный способ человеческого выживания. Яр Юпи, Добр Мар, Куций Мерк и не должны вызывать у Вас никаких чувств сопереживания. Это лишь фигуры на шахматной доске. Вы должны увидеть что и как они делают. По какому праву Куций Мерк судит Яра Юпи? По какой причине Мы считаем это справедливым? Потому, что в «Ромео и Джульете» Меркуцио — единственный персонаж, говорящий правду героям в глаза. Так он это говорит в последние мгновения жизни, когда терять больше точно нечего. А в романе «Фаэты» — всей планете терять больше нечего. Это агония последнего безумства. Куций Мерк и Яр Юпи боролись за одно и то же, они прошли почти одинаковый жизненный путь — они, как люди, ничем не отличаются, кроме своих знамен. Они всю жизнь играли роли, и в конце у них не остается выбора. Куций Мерк — пешка, становящаяся ферзем. Он не может отказаться от этой логики потому, что ему незачем отказываться от этой логики. Вот принципы общественного выживания: всё четко, как по учебнику. И не очень интересно. Мы же Живые Люди — с нами такого не случится. У Нас вся жизнь не промелькнет перед глазами только в конце. Но Жизнь — штука сложная. И разные мнения остаются и спустя тысячелетия. В новую эпоху появляются новые персонажи, сталкивающие свое личное с общественным. Мона Тихая и Нот Кри — это, почти, ницшеанские сверхчеловеки. В них непримиримо сталкиваются Мораль и Долг. Я признаюсь, что наблюдать за ними, как за главными действующими лицами, было бы куда интереснее. И нет сомнения, что под их руководством миссия Разума спокойно шла бы столетия. Столетия необходимых жертв и череды поколений, непонимающих друг друга. Но такого не должно быть и не может. И Мона Тихая, и Нот Кри порождены своим Обществом. Они поражены своим Обществом. Они считают, что видят Общество потому, что верят в рамки своего Общества. У них не будет никакого конфликта между Моралью и Долгом. Будет только объективный Выбор, который нужно понять, оправдать и принять — ну, знаете, — чисто по-человечески. Какой толк от этих прогрессоров? Чего они добьются, особенно если решат ничего не делать? И, да. Я намекаю именно на то, о чем все подумали. Пускай мнения побурлят. А то, Александра Петровича Казанцева привыкли обвинять в идеологической непреклонности, будто это что-то бесполезное. Но объяснить ничего не могут, ведь «глупых книжек» не читают.

«Фаэты» раз за разом показывают Нам одно и то же. Постоянное повторение выводов, которые человек может сделать за свою жизнь, и такая же постоянность сменяемости общественных формаций — один из интересных вопросов философии космизма, например у Циолковского. Эта материалистическая философия рассматривает возможность множества взаимосвязей. Таких, как параллель между эволюцией биологических организмов и эволюцией общественной — одна из проблем романа «Сильнее Времени». Глобальность рассматриваемых проблем и четкая связь с наукой, дают возможность космизму постоянно развиваться. Но, рассматривая общечеловеческие проблемы, он очень похож на религию. Прежде всего тем, что принципиально антирелигиозен, но признает религиозные символы понятными — созданными Человеческим Разумом. Это Мы видим и в романе «Фаэты». Надеюсь, никому не надо объяснять, кого изображают Аве и Мада. Они привлекают внимание читателя. Заставляют видеть красоту и неоднозначность задумки. А главное, дают поверить в реальность сказки. Но сказка всегда остается сказкой. Отвлекать внимание — её задача. От Нас скрывают образ Гора Зема, прикрывая его маской трагической предопределенности. А Гор Зем — это главный двигатель общественного прогресса. Он — обезумевший инженер. Но парадокс в том, что Разум ему не особо нужен среди фаэтообразных. Он делает то, что в его силах. Это его миссия Разума. Гор Зем, в прямом смысле, становится инженером человеческих душ. Как бы красиво это не звучало, но людей, по этой логике, он видит, как сырьевую базу. Гор Зем понимает, какие всходы даст эта почва. Но сеять разумное, доброе, вечное — это его задача. Потому, что, так же парадоксально, но он часть своего Нового Общества. Один человек не может ничего изменить, но, именно, жертвующий собой Человек меняет Общество. И, когда люди решают, что имеют право жертвовать кем-то, чтобы нести благо другим — это всегда ужасно. Но без идеологии, действительно, не так страшно. Настолько не страшно, что осознание масштабов своей беспомощности заставило Аве долбить скалу, чтобы оставить в память о последних настоящих Людях хоть что-то. Проходят эпохи и Мы уже можем увидеть за образами сказочных персонажей трагедию Человечества на пути к Человеку. Это сделать легко, ведь в конце романа Нас окружают только Люди, со своими уже не столь кажется большими проблемами. Наступает, кажется, время Утопии. Но это лишь образ Утопии. Он растает, как только Вы зададите себе вопрос: как это работает? Как только Вы решите, что кто-то прав, а кто-то — нет. Как только Вы поверите в то, что есть нечто более сложное и важное, чем простая человеческая Жизнь. И на такое способен — только Человек. Как говорится, Мы живем в SOCIETY. И в Ваших руках будущее. Кто, на этот раз, будет для Вас Героем?

Я пишу длинные отзывы потому, что бывает разница между тем, для чего автор пишет книгу и тем, что Мы хотим там увидеть. Заполнять пробелы — интересно! Если я могу это сделать, то я хочу о этом рассказать. Если не могу, то удивляюсь некоторым отзывам. Хочется сказать что-нибудь весомое. И я пишу, прекрасно понимая, что и этот отзыв, и весь этот сайт может просто исчезнуть в один момент. Но с надеждой, что этого никогда не случится. Ведь у меня раз за разом складывается болезненная уверенность в том, что о некоторых вещах никто никогда и ничего за меня не скажет. А Вы для чего так авторитетно излагаете свое авторитетное мнение, о книгах, прочитанных эн-ное количество десятилетий назад? Как взрослый человек, до сих пор ведущий себя, как ребенок, я могу сказать только одно:«ОБИДНО, СЛУШАЙ. ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ОБИДНО. НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ! ПРОСТО ЗАШЕЛ!»

Я всё больше начинаю относиться к творчеству Лавкрафта точно так же, как и к творчеству Эдгара Райса Берроуза. С единственным исключением: Берроуз повторяется, чтобы продолжать историю; Лавкрафт, сколько бы не повторялся, не умеет раскрыть интересующую его тему. Так и «За гранью времен» имеет явные параллели с «Хребтами безумия». Будто редактор сказал:«Печатать нечего. Давай быстро то же самое, но не как в прошлый раз». Но еще говорят, что Лавкрафт вдохновился идеей переноса разума из какого-то фильма, решив, что она идеально отражает его собственные ощущения. И это убедительная версия. Ведь, наконец-то, Лавкрафт построил настоящий психологизм в своем произведении! Читателя раз за разом погружают в новые детали неизвестной истории нашей планеты. Затягивают неопределенностью наших собственных суждений. Пока столкновение с неотвратимой реальностью не оставляет в Нас лишь ужас перед необъятностью Вселенной. Как будто Говард Филлипс Лавкрафт узрел чернеющую глубину черной черноты бездны Космоса — и впал в ступор. Объяснять все происходящее опять должен я — читатель. Ведь, Мы же не считаем, что Лавкрафт писал одноразовые истории для тематических журналов! Когда автор может поставить себя на место своего героя — это всегда хорошо. Глубокий психологизм — замечательно! Но неоднократно проверенная схема, всё равно, не работает. На мне, лично, и при первом прочтении. Все, что должно находится исключительно в голове героя, подтверждается материально. И каждый раз всё сильнее. Лавкрафт, как всегда удачно, прошел мимо всех возможностей сделать неоднозначную историю. Не заметив. Оставив лишь что-то свое, разрешившееся в конце настоящей паранойей на пустом месте. Весь страх оказывается состоящим из ничего. Просто, приходит осознание того, что Мы читаем последние умозаключения человека, который ехал кукухой в течении двадцати лет и в течении двадцати лет не занимался ничем, кроме изучения того, как он едет кукухой. А такие заметки он писал каждый день.

В общем, по поводу «За гранью времен» мне трудно сформировать какую-то продуманную линию критики. Если в случае с рассказом «Серебряный ключ» я могу собраться с силами и показать где и как Лавкрафт был не прав. То в случае с этой повестью я ничего связанного сказать не смогу. Проблемы в логике повести настолько комплексные, что можно начать писать целый трактат и остановиться, поняв что занимаешься никому не нужной ерундой. И то, что это ерунда всем должно быть понятно, но ты этого не объяснишь. А происходящее в произведении — так же, как и критика произведения — должно быть понятно, иначе это пустота. В данном случае, дыра на конце воронки, через которую утекает сознание. Например. Профессор полит.экономии Мискатоникского Университета говорит, что Великая Раса построила фашистский социализм. Но страшно Нам должно быть не от того, что они фашисты, а от того, что — автор считает это общество рациональным и победившим. Одновременно, 30-е годы для США были безвыходным временем краха привычных буржуазных ценностей. Когда кругом: коммунисты, социалисты, фашисты, нацисты — они заполонили всю планету! А повесть рассказывает, что, как раз, Великая Раса и засылает в будущее своих соглядатаев. И через пять тысяч лет, как всегда, нагрянут китайцы. Видите, здесь есть психологический анализ эпохи. Но я не психиатр, чтобы его разобрать. И Мы не считаем, что Лавкрафт занимается коммерческой литературой, опираясь на интересы тогдашней публики. Хотя, лучше бы считали. Иначе, это — шиза! Собственно говоря, а что еще можно извлечь из повести, кроме психоанализа главного героя и автора. Всё жутко, страшно, безысходно и так было всегда. Но это точка зрения лишь одного человека, находящегося в полном непонимании. А согласно простейшей, всем нам понятной и ожидаемой, логике: Великая Раса, освоившая перемещение Разума во Времени, должна достичь некоего Абсолюта, точки сингулярности, на которой и будет базироваться её непобедимость. Великая Раса переселилась в тела конусов, но, при этом они, размножаются. В будущее переселяются только лучшие умы, а живут конусы тысячи лет, но никак не миллионы. Потомки конусов — тоже члены Великой Расы. Не сами же с собой они разговаривают, контролируя собственное будущее? Похоже это неплохие ребята: у них есть последователи, и ограничений для перемещения Разума, вроде бы, нет. Присоединение к Великой Расе должно стать высшим достижением познания. Страна Снов и всё такое... Но безумцем должен быть тот, кто согласится жить в уродливом теле конуса. Тем более, что долголетие и отсутствие чувств лишили их тяги к Жизни. За которую они борются каждый день, испытывая суеверный страх перед теми, кого не могут остановить и, убегая подальше от разрушительных катастроф. Великая Раса — это трусы, вредители и паразиты. Они стоят в одном ряду с людьми, ожидающими, когда с ними поступят так же, как они поступили с американскими индейцами, только стали сильнее — потому жуткие и отвратительные. Великая Раса поняла, что извлекать информацию из Будущего гораздо выгоднее, чем из прошлого. Не любят они археологов. Поэтому спокойно бросают всю добытую за миллионы лет информацию, переселяясь в другую эпоху. И зачем переселяются? Чего в другой эпохе они могут добиться, если уже имеют все доступные технологии? А согласно Лавкрафту, каждая отдельная раса и цивилизация обладает собственными принципами: мышления, технологического развития, физиологической предрасположенности. Которые Великая Раса может изучить и подогнать под себя. Вот, что я только что написал?! И, почему они не могут победить Древних?! Потому, что полное Знание лишает свободы. Несмотря на то, что можно управлять Временем. И Время остается неизменным, потому что управляют Временем. Рассуждать о сути существования Великой Расы, исходя из повести, невозможно. Ужас перед ней должен быть материальным, но сведения автор дал отрывочные. Какая-то писанина для разбора именитыми конспирологами. К тому же, всё известное о Великой Расе содержится или в неназванных источниках, или в выдуманных древних книгах. Я уверен, если автору задали бы вопрос:«Ты хоть сам что-нибудь понимаешь?» — его накрыла бы бесконечная апатия и чувство безграничного непонимания. Может этого он и добивался.

В общем, после первого прочтения в глаза бросилось столько несуразностей, что повесть хотелось разнести в клочья по пунктам. Но после того, как присмотрелся, в том числе и к оригиналу, всё стало каким-то минималистичным. Не за что уцепиться, кроме постоянных схематичных повторов того, что главный герой двадцать лет делал одно и то же, все это время мусоля, по сути, один и тот же сон. В этом отношении, иллюстрации из старого журнала гораздо честнее современных стилизаций. Ну, если Вы не считаете, что одно единственное упоминание фамилии Эйнштейна объясняет теорию относительности. И этот «цирк с конями» положено считать знаковым произведением в жанре?! Хотя, по-правде, для меня «За гранью времен» таковым, действительно, стала. Повесть меня напугала. Не заставила бегать мурашки, а реально напугала. «За гранью времен» страшна не своим антуражем, а тем, что написана, как говорится, от сердца. Размышляя над её сутью, я наконец-то понял, что такое этот знаменитый лавкрафтианский ужас. Если кратко, то лавкрафтианский ужас — это скудоумие. Настолько бесполезное и никому не нужное, что научилось видеть смысл в собственном невежестве. Оправдывающее непостижимыми масштабами любые жертвы. Верящее, что все вокруг слепы. Надеещееся через это оказаться правым. Если в «Хребтах безумия» Лавкрафт, по ему одному понятной задумке, сделал главного героя трусом. То в «За гранью времен» он нарисовал целый психологический портрет. Профессор Пизли, в полном смысле слова, — умалишенный. Даже в мире, где ему всё становится понятным, он сходит с ума, боясь хоть что-то понять. Потому, что это заставит его, если не развиваться, то хотя бы двигаться в какую-нибудь сторону. Без шуток. Не будем скидывать со счетов истерию Великой Депрессии и прочие события того времени. Я не сомневаюсь, что Лавкрафт в своих измышлениях был далеко не одинок. Но такие времена проходят. И после люди начинают относиться к подобным воззрениям скептически. Не в последнюю очередь потому, что самые ярые их сторонники: либо мошенники, либо люди недалекого ума, — о чем, как оказывается потом, большинство имеет справки из соответствующих учреждений. А учитывая, что в рамках повести всё происходящее может быть реально, и сумасшедшие себя сумасшедшими не считают — выводы делайте сами.

Электромонтер Доббель ослеп при экспериментах Всеобщей компании электричества. Чудом получил компенсацию. И потерял все деньги, потратившись на разрекламированного врача-мошенника. После чего согласился быть подопытным в экспериментах доктора Крусса, которому позарез нужен отчаявшийся, готовый на всё и бесплатно, но знающий человек, чтобы побыстрее проверить свое изобретение. Ведь, гальванометр разговаривать не умеет, а хорошую практику, даже имея мастерство и приличное наследство, наладить невозможно, не выбив с рынка более удачливого конкурента. И в конце доктор Крусс честно возвращает Доббелю зрение, избавляет мир от очередного шарлатана и становится известным, продав патент на изобретение той же самой Всеобщей компании электричества, лишив работы еще тысячу вполне здоровых Доббелей. Доведя людей до такой степени отчаяния, что они готовы добровольно лишить себя зрения, ну, или продать почку, например. Так Доббель понимает, что окончательно прозрел и у него есть силы:«Снести эту чертову мельницу».

Кстати, у Александра Романовича Беляева есть и рассказ «Чертова мельница». В нем неутомимый профессор Вагнер решил переосмыслить поговорку «на Том Свете отдохнем» и начал делать новые типы двигателей. И хотя это было рационально и соответствовало прогрессивным рвениям того времени, даже он понимал, что у людей непременно возникнет инстинктивное желание уничтожить такую «бездушную машину». А инстинкт этот развился за тысячелетия эксплуатации человека человеком. Пиком которого стало общество на основе идей капитализма. Где прогресс не возможен без творчества и знаний, но обман себе подобных должен оставаться законом биологического выживания.

Рассказ — политическая коммунистическая пропаганда. И она работала, пока все не забыли, что были времена, когда люди жили целыми семьями в картонных коробках на городских окраинах, потому что в самом городе — бизнесмены слишком часто из окон небоскребов падали.

Молодой инженер, не найдя себе достойной работы по специальности, решил влиться в отрасль смеха. Изучил все возможные примеры, доказал законы, вывел формулы. И дал индустрии новые скорости — хохот в минуту. Его профессионализм и опыт стали настолько велики, что он начал читать людей, заставляя чуть ли не умирать со смеха. А там, где это не работало, звезде помогали деньги. Мистер Смех мог посмеяться над всеми. Но попав в простейшую житейскую ситуацию, наш герой начал биться, как муха о стекло, ища возможный выход. И когда нашел, понял, что обокрал сам себя. Разве это не отличный финал отличной комедии? Только почему-то никто не засмеялся, все читатели остались озадачены. Ведь, когда садишься на сломанный стул случайно, или чтобы смешить публику — это не то же самое, когда знаешь, что все хотят видеть человеческое падение.

Мы давно живем в мире искусственного массового смеха. В годы написания рассказа такого еще не было. И идею механизации смеха можно записать в предсказания знаменитого советского фантаста Александра Романовича Беляева. Но и в те времена в Голливуде уже был великолепный комик, решивший никогда не улыбаться.

Советская развлекательная литература первых десятилетий СССР носила характер просвещения, популяризации науки и политической грамотности. Не миновала эта участь и Александра Романовича Беляева. Для понимания различий экономических систем СССР и Запада, в рассказе довольно логично и доходчиво представлены противоречия, лежащие в основе рыночной конкуренции капиталистического мира. Но Беляев не был бы великим фантастом, если бы и здесь не сумел осуществить какой-нибудь прорыв. Буржуи мило беседуют с гениальным ученым и от чистого сердца раскрывают ему все свои планы. Потому, что думают — он, такой же. Ведь, перед нами очередной сумрачный гений, породивший еще одну дьявольскую машину. Далее всё должно пойти по заранее известному плану: либо будет «Властелин мира», либо «Продавец воздуха». Но зачем писателю лишний раз повторяться? Немного советской идеологии, и перед нами совсем другой человек. Древнее, обсмеянное всеми, клише получило новый и довольно реалистичный, по тем временам, путь развития. Прорыв в жанре, как он есть! Создается новая пролетарская литература! Хотя, на сегодняшний день, Нам и представить трудно, что фантастика способна совершать такие кульбиты.

Но именно просветительская составляющая делает «ВЦБИД» произведением наивным. Мы прекрасно понимаем, что никакой СССР не нужен для того, чтобы обычная рыночная конкуренция позволила убить гениального изобретателя при первом отказе сотрудничать — как в нормальном американском боевике. И маленькими культурными достижениями своих соотечественников Мы тоже не сильно гордимся, если Нам не дают посопереживать участи обманутых работяг. А, ведь, в американской фантастике первой половины XX века, так же, были рассказы о том, что бизнесмены никакого отношения к экономическому благополучию не имеют. Но куда-то эта тема исчезла до очередного экономического и политического кризиса. А в недостатках плановой экономики СССР в общем, и литературного творчества Александра Романовича Беляева в частности, приходится убеждать людей и сегодня. Почему только мир так несправедлив?

«Погребённый с фараонами» был первым рассказом Лавкрафта, прочитанным мной когда-то давно. Но и тогда он мне казался средним. О том, что под египетскими пирамида лежат целые города я узнал от отечественных теософов, и о том, что герои таких рассказов от пережитого ужаса приходят в себя только на следующий день я тоже был в курсе. Познакомившись с творчеством Лавкрафта, я этому рассказу и такой оценки не дам. Многие утверждают, что Лавкрафт однообразен и скучен, но, при этом, будто бы превосходит в атмосфере ужаса любого другого писателя. У меня на эту проблему взгляд проще. Для меня Лавкрафт — графоман, пишущий за деньги. Не в плане продажности, а в плане того, что требования редакции и ориентиры на коллег по цеху не дают ему, до поры до времени, впасть в полную «самобытность». Для Нас графоман — это человек, вообще, не умеющий писать. А Лавкрафт пишет местами замечательно. Но многие так же отмечают, что маленькие рассказы ему удаются лучше, чем крупная форма. В ней Лавкрафт теряется и начинает тянуть и повторяться. Закладывая в такое произведение определенный смысл, он не умеет этот смысл удержать, хоть средствами и владеет. Для читателя это может, в определенный момент, казаться многоуровневостью смысла. Но относительно работы, проделанной Лавкрафтом — это бессмыслеца. Лафкрафт — прекрасный пример одаренного писателя, который, вообще, не понимает что у него выходит правильно, а что — нет. И «Погребённый с фараонами», пожалуй, хороший повод наглядно обосновать мои претензии к его стилю.

Схематически «Погребённый с фараонами» близок к «Тени над Иннсмутом». Но здесь гораздо меньше лавкрафтианского ужаса, о котором речь нужно вести отдельно. Начинается всё со вступления, погружающего читателя в атмосферу египетской экзотики. И это лучшая часть. Топографические описания удаются Лавкрафту, как ничто иное. Пожалуй, это единственное, на что я у Лавкрафта жаловаться никогда не буду. Находит он какое-то упоение в описании улиц, крыш, окон и стен. И не знаю, хорошо ли, что данные описание находится в начале. Эти сцены кажутся затянутыми читателям, знающим Лавкрафта только, как «мастера ужасов». С одной стороны, я понимаю что, чем больше Лавкрафт забрасывает Нас фактами, тем чаще смотришь на количество оставшихся страниц до уже не раз обозначенной сути. С другой, лучше бы продолжал в том же духе — пейзажист от литературы из него куда лучше, чем писатель-приключенец. Это второй пункт — приключенческая составляющая. Не надо смеяться над нелепостью передряг, в которые попадает Гарри Гудини. Всё вполне соответствует тех.заданию и традиции бульварной супергероики. Знаменитый сыщик Нат Пинкертон, вообще, откусил себе кусок языка, и это ему в дальнейшем ни разу не мешало. Даже, привычные для Лавкрафта, постоянные обмороки преследуют своей целью показать уязвимость главного героя и здравомыслие после шоковой ситуации. Проблема в том, что это тех.задание. Для Лавкрафта оно не является важной частью литературы. Он не вкладывает в приключения чего-то своего. Всё действо занимает столько места и времени, сколько на него положено. То же самое в «Тени над Иннсмутом». Для «великого писателя» это не часть жанра, в котором он хотел работать, это — обязаловка, без которой редакция книгу не примет. Принцип: делай, как все. Не удивительно, что Лавкрафт на полвека был забыт. Брайан Юзна и Джон Карпентер фильмы еще не снимали. И, после отработки гонорара, неожиданно появляется то самое лавкрафтианство. Неожиданно потому, что перед Нами больше не могучий Гарри Гудини, а типичный герой Лавкрафта. Если во второй, приключенческой, части обмороки героя — это необходимый элемент для обмана читательских ожиданий. Т.е. этот прием работает так, как надо. То в третьей, это повод для героя путать сны и реальность. Путать, потому что он знает, но боится признать реальность своих видений. В рассказе появляется дыра, создающая две разные личности, ведущие себя абсолютно по разному — один, уверенный в себе скептик, другой — мистик, признающий только свои галлюцинации — по воле автора находящихся вместе. Лавкрафт этого не заметил. Он выразил свои чувства, а значит произведение логически завершено.

Да каждое более менее крупное произведение Лавкрафта можно расценивать, как черновик. Внутренней проработкой сюжета он, вообще, не занимается. И мнение читателя для него не важно. Важно только понравилось кому-то или не понравилось. Вот на счет этого переживать можно. Но уверенность в атмосферности творчества Лавкрафта — это то единственное, что помогает его популярности. Если присмотреться и подумать, то большинство его книг криво сшиты белыми нитками и написаны ни о чем. Выражение личного мнения автором, спустя годы, стало главным достоинством. Даже, не смотря на то, что его взгляды отсталы, его философия — бред, а данный рассказ — оплаченная реклама. Реклама великого иллюзиониста Гарри Гудини, рассказывающая, что его умение развязывать веревки — ничто по сравнению с древней магией, на которую способны даже уличные египетские жулики, перед которыми он и ответит.

Александр Романович Беляев в своих произведениях очень умело связывает человеческую психологию с общественными недостатками или достижениями. И вот перед Нами небольшая зарисовка коммунистического будущего. Озеленение городов, продуманная планировка, полная автоматизация и четкие разграничения транспортных путей. Магазины, театры, кино, парки развлечений и даже телевидение — всё в шаговой доступности. Всё для того, чтобы Человек не тратил драгоценное время на пустые поиски вместо полезного развития. И это дало свои плоды. Пяти часовой рабочий день в несколько смен: работа заводов не прекращается, но из такого графика выходит, что и население увеличивается. Больше времени на себя и вот: мастера, осваивающие несколько профессий; простые рабочие превратившие хобби в искусство; само искусство перестало быть закрытым, т.е. ремеслом. Некоторые из их произведений даже достойны музеев. Но поскольку хранить «ширпотреб» смысла не имеет, в эти музеи могут прийти люди и забрать то, что понравилось, если обычные товары не устраивают или сам сделать не можешь. Новые люди избавились от бича общества потребления — шопинга. Рабочие на рабочих местах, дети в школах — Город кажется опустевшим. Зачем такое огромное пространство для шестидесяти тысяч человек. А увиденные плоды своих трудов, в купе с правильным воспитанием, научили горожан ценить свой город и не мусорить на улицах.

Но увы и ах! Всё человеческое здесь забыто и свобода личности подавлена верой в памятники вождям. Пускай главный герой пишет другу, что сам почти стал новым человеком и дает себе полный отчет в том, что не видевшие этого города его не поймут. Пускай сам автор говорит, что в жизни есть вещи намного важнее. Но внимательный читатель видит то, что жить ему предлагают в крохотном загончике — куда-то после этого описания сразу исчезает вся монументальность и продуманность общежития Будущего — и в конце Нас всех ждет только крематорий. Поживете, и пустят вашу тушку на удобрения. Хотя, даже если с почестями прах развеют — удобрением станем. Да и в Библии написано: прах к праху. Знаете ли Вы, что в славянской традиции гроб называют домом для покойника? Всю жизнь надо думать о личном. А о том, что Александр Романович Беляев всю жизнь от паралича мучился вспоминают только, если повод есть. Мечтал человек летать, плавать, путешествовать — и хватит с него. А Беляев, всё равно, рисовал картины общественные. Но, видимо, действительно лишь для Людей Будущего. Так, что этот город всё еще остается Городом Победителя.

Природа, свежий воздух, физкультура, здоровый сон. Может это всё и ненастоящее, но, если всегда будет полезно и нигде до сих пор не найти, то почему уныло? Самое интересное место статьи — автострада. Скоростное шоссе, асфальтовое покрытие... и вдруг, паровоз. Оказывается и сейчас вполне реалистичная неосуществимая мечта. Почему бы, действительно, не захотеть побывать в таком санатории? К проблеме квартирного вопроса можно вернуться и в любой другой момент.

Рассказ пропитан советской пропагандой. Изобретатель-самоучка, после мытарств по стране, решат попробовать свои силы в Казахстане. Единственное препятствие — советская бюрократия. Ни уговоры, ни угрозы не помогают. Тогда «заочный инженер» подговаривает местных комсомольцев пойти стахановцами в забой, чтобы из сверхплановых излишков выкроить себе часть добытой меди для эксперимента. Что стало с нашим изобретателем, рассказчик не говорит. Лишь замечает, что на обратном пути видел, как в окнах его дома всю ночь горел свет. Видимо, НКВД всю ночь вело аресты и обыски. А какие, Вы думаете, еще проблемы могли быть в строящейся заново стране?

В рассказе, конечно, ничего этого нет. Даже о проблемах дефицита автор говорит честно и открыто: не только, как о жизненном факте, но и, как о позорном недостатке. И действительно, разве в стране с огромными ресурсами не глупо заказывать лампочку из столицы? Рассказ написан в соответствии с политическими реалиями времени. И время это было всегда разное. Кончилась эпоха революционной демократии, нет больше коллективной ответственности — началась массовая индустриализация. И тот же бюрократ знает, где и как его могут обвести вокруг пальца, потому что знает, что с ним будет за хищение народной собственности. Все его прекрасно понимают потому, что собственность, действительно, — Народная. А если так, то почему не поработать для Народа: в конце концов, работаешь на себя и делаешь свое маленькое дело ради общего. И комсомольцы уходят в забой перевыполнять план. Тут пригодилась писателю и метафора направления своевольной степной реки в нужное русло. Где взять в далекой глуши настоящего, не «заочного», инженера? Может его надо воспитать? Изобретательство, дистанционное обучение — это, конечно, хорошо и прогрессивно. Но что-нибудь изобрести с нуля наш «инженер» сразу сможет. А, вот, собрать с нуля сумеет? Этот рассказ фантастичен не из-за опущенных подробностей бытовой неустроенности. А из-за того, что он про будущее!

Но Мы все прекрасно понимаем, что для того, чтобы читать советскую литературу правильно — нужно читать между строк. И уметь самостоятельно заполнять пробелы. Иначе, как можно увидеть всю полновесную, сугубую, посконную правду, о которой Нам уже пятьдесят лет талдычат из каждого утюга? А пробелов в рассказе, действительно, предостаточно. Фактически, после каждого слова. Хотя, может быть, нормальные человеческие отношения, все-таки, лучше, чем вопрос: где достать лишний килограмм меди?

Александр Романович Беляев — одна из знаковых фигур советской литературы. Более того, он увековеченный еще при жизни фантаст и визионер, вложивший в свое предвидение больше умственной работы, чем просто фантазии. Как говорится, к его творчеству не зарастет народная тропа. И до сих пор меня крайне удивляет та шизофрения, которую вызывают восхищение Беляевым и ненависть наших современников к стране, в которой он жил и творил. Была передача «Гении и злодеи». В ней, под плашкой «док. фильм», без точных фактов и путая даты вбросили идеи: о том, что Беляев-«гений» не признавал «уравниловку», потому его герои и живут не в СССР; о том, что с детства он обладал пророческим даром и о том, что в 1942 году его с почестями хоронили фашисты под советскими бомбами. В современном собрании сочинений в аннотациях к произведениям соседствуют друг с другом утверждения о том, что в СССР не нужны были таланты, поэтому лично Сталин гнобил известного писателя и о том, что Беляев был настолько гениален, что создал фантастику «ближнего прицела» задолго до появления самого понятия. Какой-то непонятный бело-эмигрант выдал роман «Властелин мира» за свой, и появилась байка будто бы Александр Беляев не умер, а ушел с немцами. Отчасти ситуация такова потому, что советская приключенческая литература началась с высмеивания клише западных детективов и фантастики, чем авторы не переставали увлеченно заниматься. Идеи, описанные в рассказе бредовы. Естественно, ведь это — не теория относительности, а концепция, созданная с нуля лишь из знания о несовпадении часовых поясов, без примеси науки. Если не задумываться, то читается совсем не плохо. Но я, в очередной раз, пересмотрел комментарии к рассказу и пришлось включать голову.«Держи на запад!» Это же — говорящее название. О каких прятках от цензуры может идти речь? В рассказе есть главное детище евгеники — Великий Ум, который должен облагодетельствовать всё человечество. Но в конце он спасает только себя. Он даже не замечает, что стареет (или устаревает). Он лишь отвечает на вопросы Умов поменьше, для которых самое гениальное решение — спросить правильный ответ у Великого Ума. Вы сколько угодно можете гадать, кого именно из «любимых вождей» изобразил Беляев. Но, не аналогия ли это с писателем-фантастом, живущим лишь за счет популярности у публики. И это очень обидно для «природных талантов». Ведь, писатель должен просвещать читателя. Жить, развиваясь самому, ради пользы для развития читателя. Иначе появится замкнутый круг, как в этом рассказе. Во всем виноват Великий Ум, но инициативы появляются не от великого ума.

После книжек с любомудрствованиями о четвертом измерении, как-то удачно наткнулся на «Преступление профессора Звездочётова» Михаила Гирели. Прочитал на одном дыхании. Хоть и приходилось отвлекаться, но не хотелось, чтобы не терять целостности всей картины.

Главная фантастическая составляющая, которая сразу бросается в глаза — это описание путешествий по мирам в разных измерениях. Многие авторы наворачивают всякой всячины для непонятности, ведь трехмерное существо четырехмерное пространство понять не может. А здесь наоборот, всё объясняется с позиции субъекта знающего только о трех измерениях. Как-то подкупает такое объяснение, не говоря уже о том, что под четвертым измерением подразумевается, как и положено, время — а не что-то такое, чего автор сам понять не может, потому и пишет, как умеет.

В остальном, по-началу, повесть напоминает вульгарную оперетку. Несмотря на то, что автор старается, закручивая повествование от трагедии к комедии и наоборот, втянуться смогут не все. Исходя из времени написания, не совсем понятно, каких идей придерживался сам автор. Да и, что имел ввиду такой концовкой тоже. Но здесь уже всё зависит от того, как прочитать самому. И, если книга до сих пор читается со смыслом, то это, так же, достоинство. Не для кого не секрет, что к годам 70-м XX века советские люди начали страдать от нехватки духовности (по крайней мере, так принято утверждать). И как-то себя успокаивали, обвиняя в бездуховности всё остальное общество. Думаю,«глубоко социальная» чернуха и порнуха повести пришлась бы таким гражданам по вкусу. Они бы даже не заметили, что всех героев автор называет мещанами, т.е., грубо говоря, врагами советского общества. Мне же наоборот, более интересно было посмотреть на личности со стороны. Гирели прилагает к этому изображению большие усилия, советское общество не упоминая практически нигде — а оно в повести есть, хоть и проходит мимо.

А что интересного в персонажах, если они практически не раскрываются? Панов остается Пановым, Звездочётов — Звездочётовым. Лишь Софья Николаевна, по ходу повествования, сравнивается с домашней собачкой. Мульфа выглядит человечней таких людей и только ей и сопереживается. А с кем еще, собственно говоря, можно сравнить Софью Николаевну: со Звездочётовым — она его боготворит, с Пановы — она его презирает, с Ольгой Модестовной — это её соперница, но и более удачная версия. Так и получается, что женщина с мотивацией героини «любовных романов» в реальности перспектив не имеет, превращаясь в дрессированную собачку. Её судьбу Гирели обосновал в предисловии к своему роману «Eozoon»: она приносит себя в жертву, но жертва эта — бессмысленная. Потому, что герои ничего, кроме себя, вокруг не видят. Все их действия со стороны похожи на комедию, и трагедия этих людей существует только для читателя, которому дается возможность посмотреть на все детали со стороны, пока персонажи варятся в собственном соку. Повесть начинается с описания «гниющих заживо трупов» — у врачей, действительно, сложная и неприятная работа. Но живые трупы — это герои повести. Врач, жалуется на то, что должен выслушивать все капризы пациентов, будто бы в его жизни ничего интересного нет, кроме их диагнозов. Но интересны ему только их диагнозы — лишь бы не увидеть в пациенте живого человека. Тут неплохо было бы включить фантазию. Ведь автор делает один «тонкий» намек. Профессор Звездочётов вполне нормален на работе, со всеми её сложностями. Но к собственным экспериментам он приступает превратившись в жуткого колдуна с узловатыми пальцами и впалыми щеками, что невероятно пугает. А в конце над всеми саркастически издевается обтянутый кожей скелет. И зачем-то он возвращается обратно к жизни, хотя ждет его только наказание за преступление.

Я не знаю, каких конкретно идей придерживался сам Михаил Гирели. Для того времени научно фантастическая составляющая естественна и выглядит в духе советской идеологии. Профессор Звездочётов хочет препарировать человеческую душу и для этого у него есть все необходимые теоретические объяснения.«Душа» — совокупность электромагнитных импульсов. Этим же по классике обосновывается и чтение мыслей. Всё, что нужно для того, чтобы старые идеи заработали правильно — материалистический подход. Небольшая, практически для галочки, вставка о забвении религии в новой России прекрасно это показывает. Но Звездочётов берет идеи из другой, чуждой русскому духу, религии. Йога куда ближе к человеческой физиологии, но тут ученому приходит мысль искать некий космический источник бытия, связывающий все «души». Для того, чтобы правильно определить понятие «душа», нужно отказаться от понятия «Бог». Правильно? Нет, не правильно. Для того, чтобы отказаться от понятия «душа» — нужно отказаться от понятия «душа». В своих научных изысканиях Звездочетов впадает в мракобесие. Ведь для индуистов и буддистов перерождение — это страдание. Чтобы не страдать, нужно изучать жизнь вокруг. Звездочетов — не новый советский человек. Он живет в своем мирке, где всё замкнуто на него любимого. И собственное страдание излечивается вечными муками и для всех остальных. Может он всего лишь псих, освоивший гипноз? В любом случае, результаты эксперимента нужно хорошенько изучить.

Надо и что-то хорошее сказать о творчестве Лавкрафта. Хронологическая подводка к событиям — очень удачный ход. Новая, невиданная доселе форма для нечисти — воспринимается очень хорошо.

А сам рассказ о том, как два поколения летописцев города Провиденс, жертвуя собой, избавляют заброшенный дом от невероятного ужаса, потому что владельцы дома в десятке поколений не желали травить плесень в подвале. Главная проблема историй Лавкрафта в ничем не обоснованной избранности его героев. Одиночество ужасно, так вы сами в этом мире ничего не понимаете или не собираетесь понимать. Все и всё, буквально, указывает: вампир, раскопай могилу — вырви сердце. Но, нет. Главный герой — современный образованный молодой джентльмен. Он и своим собственным словам никогда не верит. И тащит всю новую технику для решения старых, как мир проблем, в Новом Веке. Возможно, что, возмущаясь манерой изложения Лавкрафта, я только что раскрыл тайный смысл рассказа. А, возможно, и нет. Ведь, до самого простого решения он так и не додумался. Согласитесь, было бы гораздо интересней услышать о всех новых теориях и предположениях после того, как тварь, по-старинке, забили бы лопатой.

Читал я повесть «Вий» когда-то в школьные годы и могу подтвердить, что и кровь стыла, и поджилки тряслись. А, вот, перечитал сейчас и не испугался. Наоборот, посетила мысль о том, насколько я тогда был глупый. Может мы все немножко глуповаты? Старуха, тянущая к тебе свои руки — это просто смешно! И страшно! Точно так же страшно, как и красавица, лежащая в гробу. Страшно, потому что противоестественно. А русалки, как раз, не очень пугают. Мертвецов в те времена почаще видели, чем романтических наяд. Слишком много за небольшой повестью тянется размышлений. Так что, поиск смыслов в классических произведениях, все-таки, лучше оставить профессиональным литературоведам. Но людям, утверждающим, будто книга погружает Вас в мир сверхъестественного, непонятного и недоступного — не верьте. «Вий» — это и есть настоящая мистика, раскрывающая всю свою суть. Гоголь смог погрузить читателя в мир легенд, только сделав саму жизнь — легендой. Все описания примитивны и очень коротки. А зачем красочно описывать то, что всем понятно? Страх Хомы перед мертвецом реален, а для казаков-вояк зеленеющие мертвецы уже годятся только детей и заезжих пугать. И как это между собой связано? Что из чего произрастает? Откуда узнать, если и история Хомы доходит до его друзей через третьи руки и уши. Мне уже не страшно потому, что настоящий пронизывающий страх — иррационален. Когда даже точное знание отступает перед одним единственным допущением. Хотя, между панским гневом и встречей с чертями, я бы, тоже, выбрал второе. Что уже говорить о людях, для которых легенда — не только часть жизни, но и единственный способ описать происходящее. Точно могу сказать только одно: если хоть через тысячу лет найдется этот хутор и в стенах развалившейся церкви не найдут застрявших чертей, то неизменно будет произнесено каноничное утверждение:«Брехня!», — и история будет рассказана по-новой. Это — бессмертная литература!

Очень неудачный политический детектив. В аннотации утверждалось, что Дудоров — знаток Сибири и сумел придать рассказам о Шерлоке Холмсе узнаваемый местный колорит. Но, видимо, Дудоров в Сибири никогда и не был. И предпочтений читателей не особо знал. Небось, вся Россия ждала того, когда Холмс выйдет на самого Звягина.

О существовании рассказа «Цвет из иных миров» я, вообще, узнал только в 2019 году из-за выхода фильма. Тогда чуть ли не каждый объяснял киноделам, что невозможное в реальности воплотить в реальности невозможно. Так что же такое сделал Лавкрафт с мировой литературой, если повторить такое никто и не пытается? Ответ: он не знал, как работает спектральный анализ, но знал что такое существует и как-то связано с наукой. В результате мы имеем ученных, которые способны найти и описать неизвестный цвет, но которые не могут найти и описать неизвестный цвет. Чем больше расхваливаний Лавкрафта я слышу и, чем больше его «лучших» произведений я читаю, тем больше понимаю, что если сам за автора не придумаешь интересное, то там этого и не будет. Лавкрафт очень ценил старину своей Малой Родины. И спасибо, конечно, нагнетающему тону повествования. Именно благодаря ему автор маскирует морализаторский антинаучный памфлет конца XIX века. Но история-предупреждение, всё равно, начинается с комедии. Когда ученые мужи проделывают с метеоритом различные непонятные трюки, как фокусники в цирке, а потом просто о нем забывают. Наука же занимается материальными вещами: нет образца — нет проблемы. Описания природы красочные. У автора есть фантазия. Но психологизм? Может у меня слишком высокие требования, может это у меня нет фантазии. Но описания типа: в июне миссис Гарднер сошла с ума; пришел — сидит; смотрю — лежит, — на меня впечатления не произвели. Хотя желание придать красок мне понятно. Ведь, Мы не историю Эмми Пирса слышим, а рассказ главного героя. Умело его доработав, он обосновывает все свои внезапные страхи. А потом понимает, что нужно побыстрее сдать отчеты и сваливать. Наверное был работником месяца. Что, вообще, происходит с образованием в Аркхеме? Если бы в «Некрономиконе» хоть слово было, то всех бы на уши подняли еще тогда. А так: ученые, которым не интересны ни следы, ни таинственные процессы; врачи, не знающие, что и где искать; полицейские по домам расходятся, от греха подальше. Ну и конечно — коренное, домовитое, суеверное, крепкое частное фермерское хозяйство. Настолько зажиточное, что местным крестьянам легче бросить своего соседа на погибель, чем помочь или идти вразумлять местные власти. Цирк, где только и делают, что смеются над самым святым — над фольклором. Пускай так и живут дальше. Только, вот, если на место главного героя поставить самого Говарда Филлипса Лавкрафта, то клоун на арене останется только один. И, скорее всего, ему не поздоровится. У каждого писателя есть свой путь творческого развития. И Лавкрафт, вместо ухода от рационального в мир мистики и сюрреализма, вошел в режим отрицания здравого смысла. В рассказе будет всё понятно только тогда, когда Вы поймете, что Лавкрафт кругом неправ. Я не призываю видеть в его творчестве сплошную глупость. Есть произведения, которые можно прочитать один раз и восхититься так, что не забудешь. Но если уж Вы называете это научной фантастикой, то представьте себе и то, что стало бы с этим «цветом», если бы он покусился на теорию живой Земли профессора Челленджера — не говоря уже о самом рассказчике. А пока «Цвет из иных миров» можно описать, перефразировав известный мем:«Зачем вы славите дьявола? Это его цвет! Это он сияет высоко над звездами!»

Я творчеством Александра Петровича Казанцева неподдельно восхищаюсь, пусть и не всё еще прочитал. Так, что никаких отрицательных эмоций у меня роман «Фаэты» не вызвал. Но и к просто хвалебным отзывам я присоединиться не могу. Навевают на меня КОСМИЧЕСКИЕ романы Казанцева какую-то мрачную грусть. Они заставляют думать. И для меня это, не в последнюю очередь, связанно с тем, что впервые с творчеством Александра Казанцева я познакомился не через его книги, а через отзывы о нем. Есть в открытом доступе достаточное количество рассуждений по поводу советской фантастики, где Казанцева именуют: и отсталым, и ретроградом, и совком, карьеристом, конъюктурщиком, даже вором, — самые обоснованные доказательства, естественно, приводятся на «великом и могучем». Но, прочитав «Фаэтов», даже через призму всех этих мнений, я увидел большого писателя — конкретно, эпического жанра (хотя я до сих пор уверен в том, что эпос — дело далеко не индивидуальное). Язык «Фаэтов», как единственного произведения Александра Петровича, которое я тогда читал, не произвел на меня большого впечатления. Но яркие события и образы врезались в память. И для меня сюжет романа представлялся своеобразной новогодней гирляндой, сверкающий огоньками и, по огромной спирали времени, уходящей куда-то вверх — к сияющей звезде. Сейчас я перечитал «Фаэтов» уже в третий раз. И таких ассоциаций у меня больше нет. Наоборот, весь сюжет для меня — неостановимый маховик истории, вращением создающий монолитность, манящий к себе, но пугающий знанием о том, что прикосновение к нему сотрет тебя в порошок.

Самое большое разочарование у меня вызывало описание Фаэны. С приключениями на Земле всё было понятно: джунгли, экзотика, палеоконтакт. Представители технологически развитой цивилизации, столкнувшиеся с миром первобытных людоедов и поиском дальнейшего развития. Кровожадные аборигены джунглей и строители будущей Империи Инков. Космические путешествия и планетарная катастрофа. Это не может не вызвать интереса своими красочными деталями. Ну и, классическое советское будущее, в изображении которого авторы гигантские размахи строительства чередуют с великолепными описаниями природы. На этом фоне рассказ о Фаэне выглядел как-то блекло и схематично: с типичным кризисом капиталистической системы, необъясненностью многих, интересующих больше всего читателя, аспектов и наигранностью всего происходящего. Таким мое мнение было тогда. Но теперь я понял, что изображение кризиса — это и есть суть планеты Фаэна. Блекло не её описание, а сама планета. Удаленная от светила, Фаэна — мир вечных сумерек. Не даром же мариане так легко приспособились к жизни в пещерах и глаза их становились все больше. Мир, где смена дня и ночи отмечается только появлением звезд на черном небе, мир утренних туманов и замков-небоскребов с узкими окнами-бойницами. Прекраснейшее место для проявление великих чувств двух влюбленных. Но и, как литературное описание, это тоже близко своему времени. Без победы Социалистической Революции Фаэна пришла к закономерному исходу: формирование фашисткой диктатуры, защищающейся от не менее тоталитарной монополии рыночной экономики. Параллели? Аве поражает Маду своим виртуозным владением доской на волнах, чего дочь диктатора никогда в жизни не видела. А чем еще «свободный американец» может удивить чопорную, консервативную публику другого континента? Только серфингом и Кока-Колой — последней нет. Вообще, если облечь происходящее в популярный киберпанк, получится завораживающее зрелище. По примеру рассказа Азимова «Приход ночи», разве тысячи ракет в тусклом небе, зарева ядерных взрывов не сведут фаэтов с ума окончательно. Но это всё, фантазии.

Каким бы не было моё восхищение романом, читатель легко может заметить, что Казанцев допускает некоторые, портящие цельную картину, вольности. Цивилизация, существующая миллион лет без изменений, с обычным для космической оперы открытием исправных древних технологий. Неизвестно откуда взявшийся звездолет гигантов — как намек на межгалактические перелеты. Александр Петрович редактировал свои произведения, подгоняя их именно под подростковую аудиторию. А такого читателя нужно сильно заинтересовать. Но, всё же, «Фаэты» далеко не детский роман. Мысли в нем огромных масштабов, важности и противоречий. Что уж говорить, если в первоначальном варианте Яр Юпи был аналогом Адольфа Гитлера, а Ум Сат — Альберта Эйнштейна. Ум Сат раскрыл тайну распада вещества обеим сторонам, надеясь заставить их бояться последствий. А ведь, американские физики поступали так же, передовая свои разработки СССР. И теперь Ум Сат лишь постоянно ошибающийся Старец. Может ли Человек изменить Историю? В романе Казанцева «Сильнее времени», например, ответ не ясен. Тот роман основан на идеях философии космизма, где человек — лишь часть целого. Герои могут увидеть результат развития, но предотвратить процесс они не в силах. Общественная эволюция, даже суммируя результаты чужого опыта, будет совершать свои непоправимые ошибки. «Фаэты» дают на этот вопрос другой ответ. На что способен разумный человек: на всё, хоть удержать Луну от падения. Главное в этом романе — Миссия Разума. А вот, трудна ли эта Миссия?

Разум должен нести идеи Справедливости. И, согласно этим идеям, разве важно от кого произошли Братья по Разуму? Ведь, Аве не учил полинезийцев кататься на досках по волнам — их тогда не было. Тем более, он не учил инков строить мол-волнорез. Эра Луа собрала сани, хотя не знала, что это — так было разумно. Гиго Гант никогда не видел ни корабля, ни паруса, но создал их из необходимости. Важно ли? Конечно, важно! Не важными эти споры станут только после наступления всеобщей Справедливости, когда Люди будут равны. А пока, сколько людей — столько и мнений. Люди созданы равными и различаются лишь средой воспитания. Не стоит высказывать мнения о неправдоподобии общения развитых пришельцев с дикарями. Они их воспринимают, как равных. Чичкалан разочаровывает мариан, но Тиу Хаунака они считают опорой в своем деле. Знаток Знания инков — гений, ушедший дальше в науках, но не поднявшийся выше законов своего общества. Змея Людей, верховный жрец Толлы: читающий по звездам, не верящий в богов и возвращения после смерти, планирующий политические акты на поколение вперед — разве он не такой же гений для своей среды. И Тиу Хаунак точно так же примитивно рассуждает о сути Людей и необходимости сохранения чистоты крови. Весь роман строится на всё глубже уходящих столкновениях мнений. Яр Юпи и Добр Мар безумны в своей вражде, но тот же расовый конфликт разгорается и на Земе. Гор Зем не желает подчинятся новому диктатору, просто по тому, что Аве «культурный», а он сам — «высший». Через почти миллион лет эта вражда давно забыта, но друзья Инко Тихий и Нот Кри никогда не сходятся во мнении. А в наше время спор продолжают уже Галактион и Даль Петровы — родные братья. Люди продолжают делится на две противоборствующие стороны. Только культурная среда, в которой живет человек, способна на него так влиять. Люди не откажутся — до поры, до времени — от условий, гарантирующих им выживание и комфорт. Яр Юпи и Добр Мар не ничтожны — они слепы. В отрыве от общественного диктата, это обычные люди, не старающиеся быть плохими. Это не обеление диктатуры. Просто, зачем бояться обычного человека, который, вероятно, не умнее Вас. Главное, чтобы Вы были разумнее в своих суждениях. Ведь, Нот Кри высказывает идеи вполне подходящие под Учение Ненависти Яра Юпи, и к его мнению можно было прислушаться. Но вторая сторона вечного столкновения — это Люди, несущие Разум. Готовые жертвовать собой, совершая неправильные поступки ради изменений в будущем, зная, что их они никогда не увидят. Это называется подвигом. И это невозможно как-то описать — подвиг должен быть и всё. Гор Зем и Аве Мар, в отличии от «отцов-основателей», враждуют из-за своего предназначения и долга перед цивилизацией. Не тот, ни другой в Истории Земли остаться не надеются. Ива Тихая и Гиго Гант остаются, потому что это нужно народу инков — а инки имеют свои представления о жизни. Главное — это работа, которая будет продолжена марианами. В конце концов разум должен восторжествовать. Это займет огромное количество времени. Но в будущем Мы видим вражду родных братьев. Мона Тихая, Нот Кри, Ум Сат — не люди Подвига. У них есть определенные цели, но трусами или лицемерами их никто назвать не сможет. А на Галактиона Петрова, со всеми его теориями, обрушивается невероятная правда жизни. Никто его не собирается оправдывать. Хотя знак спирали, который и Инко, и Даль считают древним символом Галактики — эмблема государства Властьмания. Сын Аве и Мады получил имя Змей. А Толтекоатль, Мишкоатль, Кетсалькоатль стали кровожадными змеями-правителями Толлы. Пробелы в своей версии они закрывают общими местами. Где силы убеждения и примирения, которыми должны руководствоваться в утопиях? Повествование выходит на уровень реальности. Личностный конфликт не будет разрешен никогда. И, чего бы Инко Тихий не добился в своей жизни, само человеческое счастье останется фантазией.

Но что такое фантастика, пусть и научная, без фантазии. Картины, нарисованные в романе «Фаэты» не очень многих своих бывших поклонников впечатляют. Рассказы старика о своих бывших подвигах мало кому интересны, даже если когда-то этого старика именовали богом. Нет того ощущения вечной сказки, как например от эпопеи о Дюне. Но это Миссия Разума, таков подвиг Инко ради Человечества. Не его вина, что Люди добились большего, чем он мог мечтать — это его скромный вклад. Сделать его Инко Тихого побудил именно Долг перед Разумом. В конце у него не осталось ни любви, ни счастья. Но счастье и любовь окружают других в будущем. И у этого будущего должен быть крепкий фундамент. Хоть сами мечты никуда не денутся. В романе, на самом деле, многое объяснено и одновременно навсегда скрыто тайной времен. Ведь, Инко лишь рассказывает стройную историю из собранных им же марианских легенд. Лишь его личное участие в некоторых событиях является претензией на правдоподобность. А эпос может и драку в деревне описать, как битву Богов и Титанов. Марианские исследователи о жизни землян ничего не знают и принимают их поведение, как должное. Без четкой фиксации всех конкретных деталей. Есть здесь, где разгуляться воображению! Можете говорить, что сейчас я буду оправдывать все огрехи автора. Но дело в том, насколько доказательство будет глупее утверждения. На мой субъективный взгляд, как раз, всё логично.

О Фаэне Мы ничего точно не знаем. Фактически, перед нами любовный роман, где герои иногда переходят на, прямо, шекспировские диалоги. Но те же диалоги Мы наблюдаем и в общении Моны Тихой — Инко в это время был на Земе и их не слышал. Может и с историей заселения Мара не всё так однозначно. Власту Сирус земные ученые определили, как человека. А Нот Кри постоянно напоминает, будто бы мариане и земляне разные виды. Мариане — «носолобые». Цивилизация на Маре существует миллион лет. За это время фаэтообразные Земы естественно развились в людей. И, если Совет Матерей уверен, что бег без дыхания позволит будущим поколениям мариан дышать в атмосфере Марса, то что еще они могли сделать с биологией мариан. Миллион лет — не шутка. И исправные механизмы древних фаэтов в брошенном городе Жизни выглядят довольно странно. Но зачем марианам, вообще, покидать свою древнюю столицу? Судя по легенде о Томе-Мео и Эне-Эте, они либо забыли свою историю, либо переписали. Не потому ли, что нарушения Запретов Старца и естественные научные открытия происходили постоянно. По крайней мере, вырождение миллион летней цивилизации за десять тысяч лет выглядит странно. И недовольные были, да еще и космические корабли строили? Странно. А, ведь, Нот Кри тоже говорит странные вещи. Например, о удалении памяти поколений. И ему никто не возражает, будто бы это обыденный факт, а не только что возникшая идея. Узнаем ли Мы, вообще, что-то точное из легенд Мара? А Инко Тихий в своих кошмарах точно ли видел Землю? Может увиденное позже наложилось на его рассказ? А может, это и есть память предков. Как в романе «Сильнее времени». Может от туда прилетел и звездолет гигантов? Ведь земляне заселявшие Гею были гигантами. И важно им было переселится на планету, где нет местной разумной жизни — другие развитые животные там были, значит и эволюция шла. Мона Тихая врать не могла при свидетелях. И слово её на Маре стоит не мало. Земляне на месте древних кратеров, оставленных кораблями фаэтов, находят следы ядерных взрывов — как раз, перед городом Долга. А, ведь, эти кратеры-оазисы обрабатывали неисчислимые поколения мариан. Может Галактион Александрович Петров был прав в своих теориях переселения древних землян. Парадоксально, но он не дожил до того момента, когда, хотя бы иронически, мог заметить, что фаэты действительно хоронили умерших в космосе. Может не стоит обвинять его в упорствовании?

В 1962 году вышла в свет повесть Александра Петровича Казанцева «Планета бурь». А в 1975 году, в связи с новыми научными открытиями, он её переписал. Не стало больше в нашей солнечной системе доисторических джунглей Венеры и синих растений Марса. Но осталась надежда и очень большая мечта. Старая теория о атомарной структуре планетарных систем заиграла новыми возможностями. Атом вещества неизменно участвует в одних и тех же процессах. Так может и в одинаковых системах планет история будет идти чуть-чуть одинаково. Лично для меня теперь книги:«Фаэты»,«Сильнее времени» и «Планета бурь» — одна огромная Вселенная Мечты. Настолько многовариантная, что какие-то претензии к ней звучат глупо. Но, как фаэты, мариане и земляне постоянно строят звездолеты «Поиск», так и эта Вселенная не имеет смысла без поиска. Люди должны стремиться к знаниям. Опыта никогда не будет достаточно. И это главное занятие для Человека. Аве Мар прожил жизнь, как сумел. Даже уход детей, возможная смерть, на него никак не повлияли — один человек по-прежнему ничего изменить не может. Но стремиться оставить предупреждение он обязан: пускай от бессилия, но ради других. Инко Тихий увидел результаты своих стараний. Но это не дало ему счастья. Все счастливые семьи счастливы одинаково. А история Ромео и Джульеты — всегда будет трагедией. В череде нескончаемых веков запоминаются только они. Но, всё равно, повторяются постоянно. Потому, что люди всегда будут одинаковыми.

«Так разве не лучше ли было хоть сто лет подряд слать с Земли в космос ракеты Жизни вместо того, чтобы за сто минут погубить ракетами Смерти жизнь на Земле или даже уничтожить всю планету, как случилось с Фаэной?»

Мудрые слова повидавшего многое человека. Только вопрос: а о ком Инко Тихий говорил?

Хряпнем безумия с Говардом Филлипсовичем Лавкрафтом. На этот раз «маэстро ужасов» решил претвориться научным фантастом. Не исключаю, что его заставили. Невероятно меня раздражало огромное количество: притянутых за уши теорий, убеждений в необходимости внимания к деталям, чтобы почувствовать себя интеллектуалом и настолько впечатляющих отзывов, будто других книг поклонники Лавкрафта никогда не читали. Но, возможно, они действительно ничего больше и не читали. Сейчас из того периода ничего по большому счету и не переиздают. А то бы люди поняли причины кризиса американской фантастики 50-х и научились ценить настоящий писательский талант. Я читал «Отродье кометы» Отиса Клайна 1930 года и увидел сюжетные параллели с «Ночью живых мертвецов». Затем прочитал «Вампиров пустыни» 1929 года: рассказы совершенно про разное, но, при этом, абсолютно одинаковые. И действительно, что может быть интереснее плотоядных растений — только истории белогвардейца о том, как он выжил («Луатомвао», рассказ,«Вокруг света», № 14, 1929 год). Но вернемся к самой жуткой книге всех времен и народов.

Ничего страшного я в романе не увидел. Прежде всего по тому, что главным источником страха в таком сюжете должен быть — холод. Возможно Лавкрафт и любил Антарктику, но представлял он её гораздо хуже своей «Страны Снов». Не говоря о том, что закаленным уроженцам Новой Англии к морозу не привыкать, и про теплую одежду автор вспоминает только в конце. И сами ново-английские ученые вызывают оторопь, потому что оказываются страшнее английских: находят горы из доархейских сланцев; датируют всё подряд от 50 млн. лет до миллиарда — на глаз; бурят дно бывшего моря и находят пещеру, промытую грунтовыми водами под тропическим лесом, — а то, насколько они разбираются в оттенках вони, вообще уму не постижимо. Даже погода помогает героям, не сильно стараясь разрушать много миллион летние мегалиты, потому что ученые объявили местность ураганно опасной, но не способствующей ураганному ветру. Всё для того, чтобы читатель боялся. Ведь герои тоже боятся: всего, каждый день. К такому даже метод «от противного» не применить. Это не ужасы, не приключения и, тем более, не научная фантастика. Это исповедь труса. Труса, который всё это время хранил у себя доказательства, чтобы еще немножко побояться. И в конечном итоге запугать весь мир тем, как он боится. Единственное приличное место в романе — описание Старцев и их поведения. И то, я хочу узнать, откуда это списано. Потому, что когда Лавкрафт начинает свои описания — это графомания, написанная, чтобы что-то написать или не отставать от коллег по цеху. Ну серьезно, непостижимые для науки существа, пользующиеся ногами — как люди ногами, и руками — как люди руками. Использующие тягловых динозавров и лифты-птеродактили. Ведь техника им эмоционально неприятна. Старцы — настоящие пуритане? Не то что эти ваши Ми-Го с Ктулху. Замечательнейшие существа. И я не согласен с претензиями по поводу невозможности для ученых разгадать их историю по картинкам. Старцы же деградировали. Именно это заставило их воздвигнуть гигантские башни на месте своего разрушенного города, чтобы вести свои летописи на их стенах сверху-вниз. Их мастерство базировалось на математике, а деградировав, они её забыли. Как раз уровень библиотекаря Мискатоникского Института. Вообще, складывается ощущение, будто бы никто еще не проговорился, так как всё члены экспедиции, кроме научных сотрудников Института, были ассистентами-чернорабочими без должного младшего-среднего образования. Есть писатели сразу раскрывающие карты в начале и только в конце заставляющие читателя обратить внимание на эти обстоятельства. А Лавкрафт не таков. В своих масштабных произведениях он интригу раскрывает по несколько раз. И хоть основную завязку сюжета я знал — и не только из самой книги — но финал предугадать не смог. Повествование настолько скучное и раздражающее, что я суть происходящего просто забыл. Сколько произведений я у Лавкрафта уже прочитал, а это первое с самостоятельной художественной находкой. Похождения исследователей, которым каждый шаг страшно, но не настолько, чтобы забыть про свои исследования — ну очень интересно. Старцы на их фоне выглядят, как настоящие ученые. Хотя, что взять с деградировавших тварей: не догадались пустить кого-нибудь вперед себя, полезли на рожон, не побоялись вовремя. А эволюционировавшие обезьяны — то же, не догадались. Ведь были же у Старцев все шансы собрать огнемет и вести себя, как настоящие покорители Антарктики. Избитая отсылка к известному кино по мотивам? Не радуйтесь. Потом герои убегают от катящегося на них шара, как Индиана Джонс и сотни других приключенцев. И если уж зашла речь о неприятии развития, то не отсылка ли появление шоггота к «Прибытию поезда» братьев Люмьер? Поразительно страшно. Молчать о таком нужно долгие годы.

Одни говорят о невероятных эмоциях. Другие о том, что это литература для интеллектуалов. Лично мои эмоции закончились главе на третьей. Потому, что нормальный писатель-фантаст не станет забрасывать каждую страницу специальными терминами из уверенности в том, что найдется дотошный дурак. Интеллектуальным этот роман я тоже не назову. Лавкрафт опять просчитался со своей «философией»: Старцы прилетели на Землю, начали бороться за существования, проиграли, стали трепетать перед неизвестным Знанием и выродились; а люди появились на Земле, ученые Новой Англии уже в такой манере деградировали — куда дальше то?

Довольно приличный рассказ. Но, пожалуй, действительно можно согласиться с мнениями Ликвидатора и Кропуса. Главный герой Лавкрафта так и остается невеждой. Но был ли он таковым изначально? Возможно, здесь Лавкрафт решил показать, что представляет из себя нечто большее, чем кажется. В отличии от героев оккультных рассказов, готовых к встрече с неведомым и лишь для приличия называющих себя скептиками, Уилмарт настоящий скептик. Происходит, так сказать, отзеркаливание ситуации. И против заключения уверенного профессионала все его друзья приводят противоположные доводы. О лженаучности и популярности таких теорий среди публики главный герой тоже знает. Получается своеобразная злая шутка Лавкрафта над своими критиками: яркие детальные описания свидетелей Уилмартом игнорируются, а полученное письмо с явными намеками на сумасшествие его автора, хоть и не сразу, но принимаются на веру — исключительно из соблюдения Экли формального приличия. Такая, вот, выходит игра с читателем. О глупости главного героя и неправдоподобности ситуаций я говорить не буду. Всё вполне прилично. И Лавкрафт научился делать сюжетные повороты так, чтобы это не вызывало раздражения. Наоборот, на место главного героя себя поставить можно и нужно. Единственное непонимание возникает по вопросу стиля самого Лавкрафта. Чем больше я его читаю, тем сильнее ощущение, что XX век в его творчестве — это бесполезный рудимент. И не знаю насколько сам писатель это понимал — может это специально так. В «Шепчущем во тьме» это очень заметно. Где-нибудь в XIX веке такая переписка смотрелась бы лучше: с естественной задержкой писем, невозможностью что-либо изменить или куда-то успеть. А чуть ли не каждодневные отчеты: со списком происшествий, расписанием на день и отчетами о работе почты, — смотрятся как-то нелепо, хоть и передаются по памяти. Но, тем не менее, напряжение действительно создается и сопереживание героям немалое, что собственно и подтверждает большинство отзывов. А концовку в виде розыгрыша наивного ученого я, вообще, был готов принять с радостью. Но не такие концовки делает Лавкрафт. И после признания главного героя в собственной беспомощности что-либо доказать, я понял, что всё это уже видел. Видел в каждой первой передаче про «неразгаданные загадки»: вот вам место происшествия — мы о нем все знаем, но туда не пойдем; вот вам в один голос всё подтверждающие свидетели — поверьте, они до сих пор говорят то же самое. А судя по структуре концовки, это не удачная находка Лавкрафта, а схема отработанная годами. Теми же популяризаторами лженауки или проповедниками. Я не говорю, что это банально. Просто, как это отражается на мотивации главного героя? Что заставляет его молчать и, одновременно, требовать внимания к своему рассказу? Где доказательства и логичные выводы? Шутка сильно затянулась, а то и начала работать против автора. Ведь инопланетные грибы ничего неадекватного не делали. Да бросьте, как-будто Мы не Лавкрафта читаем. Если прилетели на Землю, значит будут склонять людей к противоестественным культам Космического Мрака. По всему тексту разбросаны намеки на то, что Ми-Го ведут себя совсем не по джентльменски. Чего Уилмарт постоянно не замечает. Чтобы убедить скептика нужны материальные доказательства. И наш ученый меняется местами с героем оккультных рассказов. Показывая, что результат будет тот же самый. Скептик забудет обо всем, убежит, теряя доказательства и забьется в угол, как только перед ним приоткроют форточку в неведомое. А тут еще и новую планету открыли. Назвали Плутон.

Получается, что Лавкрафт сам себе придумал оппонента и сам же его разоблачил. Уже классика. А судя по тому, что знаки в небе легче всего читаются после произошедших событий, это не повесть в жанре ужаса — а пророчество. Хотя, выдавать чужие открытия за свое предвидение тоже как-то не по джентльменски.

Трудно мне хорошо относиться к творчеству Лавкрафта. Я читал вещи намного лучше. Пусть какой-никакой талант у автора есть, но я постоянно цепляюсь за какие-то несуразные вещи. И, что характерно, из-за мелочи разваливается, буквально, всё. Так было для меня и с рассказом «Крысы в стенах». Малюсенькая деталь: исследуя подземный спуск, один из ученых замечает, что он выдолблен снизу вверх. То есть, жили себе злобные питекантропы в пещерах, пока самый из них неуемный в злобе своей не догадался, что можно копать еще и вверх и не просто вверх, а сквозь скалу. И только спустя время понимаешь, что для Лавкрафта эти допотопные полулюди — то же самое, что вурдалаки, вылезшие из глубин ада, чтобы затаскивать обычных человеков в бездну деградации. А зачем мне эта информация? Ведь подобные долгие размышления убивают атмосферу. А она в рассказе мало, что исчезающая с каждым нововведением автора, так еще и связана, исключительно, с тараканами в его голове. В общем, рассказ по-своему бесценен.

Я уже говорил, что не понимаю людей, которые считают, будто бы «Врата Серебряного Ключа» должны объяснить всё в «Серебряном ключе». Теперь я прочитал «Врата Серебряного Ключа», и объяснений мне нужно еще больше. Прежде всего потому, что я, видимо, промахнулся с разгадкой концовки рассказа «Серебряный ключ». Похоже Лавкрафт сам не понял, что написал, а просто вставил концовку, типа «и я там был — мёд, пиво пил...». Если с первым рассказом всё так непонятно, то откуда у почитателей Лавкрафта такая уверенность в присутствии полного объяснения законов вселенной «Мифов Ктулху» во втором. Конечно, я по крайней мере надеюсь, умные люди мне все разъяснят. Но сейчас мне интересны конкретные вещи.

Каким образом в 1928 году очутились следы и носовой платок Картера из 1883? Не говоря уже о следах Бениджи, который никуда переместиться не мог в принципе? В рассказе некоторое выдается за слухи. Но эти слухи подтверждает рассказ свами Чандрапутры. Эти слухи легли в основу гипотез, на которых основывается рассказ Уорда Филлипса — а значит были первоначально. Интересно, что Лавкрафт сделал рассказ «Серебряный ключ» художественным произведением внутри мира рассказа «Врата Серебряного Ключа» и объяснил его несостоятельность, так что все намеки на сюрреализм отменяются. Откуда следы и платок, если Картер прыгнул во времени при манипуляциях с ключом? Тем более, что в прошлое перенеслось лишь его сознание, оказавшись в теле маленького Картера — ведь времени не существует по логике рассказа, и все события прошлого и будущего лишь то, что пережито или будет пережито. Мальчик же никуда не перемещался. А где тело Картера из 1928 года до прохождения через Врата? Ладно, я больше не буду спрашивать откуда следы. Теперь вопрос поинтереснее. Как Зкабу-Картер переместился на тысячи лет вперед? Он сказал, что нужно срочно улететь и тысячи лет в одной точке висел? И нет: «Машина времени» Герберта Уэллса работает по другому, и здесь механизм перемещения описан изначально. Опять же, Зкабу-Картер. Картер получил астральную проекцию — по условиям эзотерических теорий, вещь почти всемогущую — и тысячи лет не мог с инопланетянином общаться. Зкабу же знает мысли Картера, он инопланетный артефакт в клешнях держал — еще один псих, бьющийся за целостность своего рассудка? Так у Лавкрафта все герои такие. Неужто не договорятся? Вот он, ужас трехмерного существования, когда наверняка ничего не известно. Времени не существует, всё во вселенной предопределено. А само безграничное пространство лишь НЕГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ фигура, только части которого трехмерное существо может себе вообразить, и то в виде известных ему геометрических фигур. Ну тогда почему бы не продолжить эти размышления дальше. Может поэтому Лавкрафт и избавился от условностей рассказа «Серебряный ключ». Только открою страшнейший секрет: если «негеометрическую» фигуру можно разделить на геометрические, то это — геометрическая фигура. Лавкрафт, просто, напихал математических терминов, ни с чем их не связав. Иначе бы заметил, что его «Страны Снов» не существует. Времени то нет, и иллюзии реальны. А значит сон — это точка в пространстве и существуют в ней трехмерные создания. К чему приблизился Лавкрафт в своем рассказе, так это к глобальным проблемам метафизики. Каждый метафизик — исключительно великий философ, — мечтающий скрестить «Вселенский Закон» буддистов, «Вещь В Себе» античности или индуистский Атман и Свурхразум-Личность христиан. До сих пор не получилось.

Сделаю вывод, который почему-то все обходят стороной. Творчество Лавкрафта — это коммерческая литература. Её цель — развлекать. Проблема в том, что автор сам этим увлекся, считая, что приключенческий каркас сам по себе удержит мысль. В основе рассказа лежит стандартная история без интриги с обязательным неожиданным поворотом. И концовка рассказа, на самом деле, бескомпромиссная. Вы будете следит за рассказом Чандрапутры, потому что он занимает большую часть. Но и противоположные доводы в конце тоже весомы и без воплей о необходимости поверить. Вывод прост: либо верь, либо забудь, — все мосты сожжены. В определенном смысле иллюзия действительно для многих сейчас стала реальнее самой реальности. Но понимал ли сам Лавкрафт, что пишет я так и не узнал. Удивительно, что я, вообще, трачу на это время. Но десятки за конвейерные ужастики, это перебор.

Рассказ очень даже полноценный и атмосферный. По качеству он для меня стоит где-то рядом с «Моделью Пикмана». Но, если в «Модели Пикмана» атмосферность достигалась проработанностью личности рассказчика, то в «Ужасе в Рэд-Хуке» она строится на обстановке и чувстве личной сопричастности автора.

Трущобы, беззаконие, темные обряды, похищение детей, кровь невинных младенцев и нежелание полиции вмешиваться. Это же антисемитская брошюра, плюс классические печати греха на лицах мулатов и метисов, плюс нашествие мерзких монголоидов. По крайней мере, столь откровенных призывов к народному гневу и мольбы сжалиться над душами грешников я от Лавкрафта еще не слышал. И всё по тому, что «Мечтатель из Провиденса» выбрался в Нью-Йорк. Подумать только, там же настоящие рыбо-люди: выходящие из моря, поклоняющиеся Древнему Злу, оскверняющие Память Человеческой Цивилизации и одевающиеся в одежды белых американцев. Хотел посмеяться над неожиданным столкновением писателя с реальностью, но ситуация к смеху не располагает. Другой вопрос, почему, например, в «Изгое» Лавкрафт способен поставить себя на место вурдалака, а здесь — нет. Странно, что писатель и журналист, оказавшись на социальном дне, не решил ближе познакомиться с жизнью людей, а остался приверженцем идей, вычитанных им из столетней выдержки фолиантов — возможно не столь мерзких, как у Синдама, но тоже о демонах, — и принялся напоминать о временах инквизиции. Характерно, что и его главный герой разделяет эту точку зрения и выслушивает те же упреки. Иронично, как Лавкрафт, высказывая свою позицию, признается в собственном невежестве и нежелании прислушиваться к чужим аргументам. Грядет нашествия Зла и, как бы оно не было привлекательно, цивилизованный американский старожил должен бежать от него, как от огня и не забывать о этнических чистках. Для этого есть особые чувствующие люди, которых и надо слушать. Как, например, детектив Малоун. Только его кельтские корни не позволяют увидеть всех ужасов, а лишь тянут его к тайнам. Повезло. Видимо потому, что всех гнусных язычников кельтов вовремя забороли правильные — синеглазые и светловолосые викинги — англо-саксы. Если просвещенный человек перестанет высмеивать и погрузиться в глубину древних культов, то вся Вселенная рухнет. Да. И если у «просвещенного» писателя-романтика, при первом же столкновении с социальным неравенством, возникают настолько узнаваемые идеи, которые он транслирует без запинки, так, чтоб от зубов отскакивало — это действительно ужас.

Очень похоже на усовершенствованную версию «Истории Чарльза Декстера Варда». Отношение к этому рассказу у меня немного лучше. Но опять у Лавкрафта история от первого лица выходит с какими-то проблемами. Видимо, он считает этот метод лучшим способом выражения своих мыслей и чувств, а удачно выходит только, когда личность рассказчика проработана. Собственную личность прорабатывать не нужно. Эмоциональные моменты сами, иногда удачно, попадаются. А ведь, рассказ от первого лица и хроника событий — тем более свидетельские показания — вещи совсем разные. Либо делайте рассказчика активным участником всех событий, либо оставляйте намеки на что-то не замеченное и личную точку зрения. Все-таки, очень удобно, что сейчас существует понятие карманной вселенной. Можно сказать, «Тварь на пороге» — часть мира «Мифов Ктулху». Но, во-первых, что это меняет? Наоборот, весь ужас рассказа автоматически надо оторвать от реальности. Во-вторых, раньше таких понятий не было. Была традиция «личных городов» — как в комиксах — чтобы героя не отправлять в путешествия по стране. Лавкрафт заложил туда немного реализма, но, одновременно, обстановка Новой Англии остается декорациями, и рассказ строится на современных писателю, узнаваемых для читателя приемах — иначе и не напечатали бы. Где же здесь великолепие и шедевральность, о которых все твердят? Лавкрафт стал более умелым писателем? Да. Но, если раньше в его рассказах я видел чисто «механические» логические противоречия: вставил тему — не раскрыл, вставил непонятный мешающий элемент, — то теперь логическая дыра в самой сути рассказа. Если убрать «мир Лавкрафта», то как объяснить реальность произошедшего? Просто. Врачи ничего не могут, полиция ничего не видит. Некий гражданин, живущий в пуританском обществе, где все друг о друге плодят слухи, как истинный джентльмен с железобетонными нервами никого ни в чем не обвиняет и никому не мешает. А потом расстреливает лучшего друга, попавшего в психушку. В доме у него находят разлагающийся труп. А сам он машет листком с каракулями, уверяя, что узнал почерк погибшего. Последовательность последних событий я так и не понял: его, что каждый раз полиция отпускала что ли? В рассказе мне показали: трупы, чудовищ, магию, безумие и даже намеки на половые извращения. Но мне не страшно. Потому, что в реальности такого не бывает. А если бы было, то это случалось бы постоянно. И какие выводы тогда сделаем? Тюрьмы забиты невинно осужденными благородными убийцами, а сумасшедшие дома — неуслышанными пророками? И все-все молчат. Лавкрафт свою точку зрения не доказывает примерами. Он подходящие события придумывает полностью. Так, чтобы и оправдания были не нужны. Но в конце опять истеричные оправдания о реальности всего происходящего. Герой ведь сходит с ума. Герой хочет, чтобы ему верили. Видимо, врачи и полиция его за кадром скрутили. Или автор забыл напомнить читателю, что фантазии и реальность — одно и то же (может в те годы ему уже и не нужно было даже себе напоминать).

Так и выходит, что Лавкрафт пишет от первого лица, потому что готов жить в мире собственной чуши. А читающий обыватель ставит себя на место главного героя, чтобы интересные моменты посмотреть. Не сам рассказ ему интересен. Книгу можно прочитать несколько раз по разному: с разным настроением, с новой информацией, увидев ранее не замеченные детали. А перечитывая «Тварь на пороге», что нового Вы увидите? Мелкая и скучная история для журнала ужасов. Несмотря на все плюсы нужна целая новая вселенная, чтобы рассказ функционировал как надо. Но и тогда он будет лишь кирпичиком.

Немного меня замучила совесть. Я человек впечатлительный и, когда меня пугают страшилками, люблю. Но, тем не менее, психологические приемы в таких рассказах мне находить тоже интересно. И высокую оценку подобным мистическим произведениям я не ставлю из принципа: каким бы посыл не был, строится он на обмане читателя шарлатанскими методами. А Куприн писать действительно умеет. И рассказ, который мы не слышали, о том, чего мы не видели, — преподносится, как увиденное героем своими глазами. Это история о человеке, поглощенном идеей. По-настоящему психологическая литература. И то, что для меня этот рассказ не выйдет из рамок «историй о таинственном», мне даже самому жаль.

Знаю, что меня не поймут. Знаю, что мне непременно захотят объяснить разницу между чувственным и логическим восприятием — как бы тупо это не звучало. Но, откровенность за откровенность.

«То, что вы только что сказали — одна из самых безумно идиотских вещей из тех, что я когда либо слышал. Каждый в этой комнате отупел».

Нет, я понимаю, что в те времена бегущего семимильными шагами прогресса человек легко мог запутаться в огромном количестве сиюминутно рождающихся научных открытий, новых теорий, философских направлений, духовных поисков под неустанным гнетом желающих на этом заработать. Но попытаться это объяснить через уход в себя? Уверяя, что нужна другая логика? Что наука опровергает постулаты веры, несмотря на то, что научное знание — основа религиозной теории?.. Почему? Почему?! Почему поклонники Лавкрафта, видя в тексте слова наука, логика и рациональное, считают будто бы Лавкрафт понятие имеет о науке, логике и рациональном? Это же просто закольцованный поток сознания. Есть в мире какая-то неразгаданная тайна — найти её можно только если не искать. Хотя все пытаются запретить искать. Эти — то, эти — сё. Кто эти? Дайте социальный комментарий. Покажите и докажите свою точку зрения. Что наш — теперь уже великий и с данного момента в высшей степени неуважаемый мною — автор может сказать по этому поводу? Ничего! У него просто нет средств выразить собственные мысли. Он их уже сформулировал — только не на бумаге. Чтобы понять творчество Лавкрафта нужно погрузиться в особую атмосферу чувственного восприятия (извините, опуститься). Замечательная отговорка: будем искать глубинный смысл творчества без привязки ко времени написания. Автор то многогранный, произведения вне времени. А по итогам, всё сводиться к тому, что Картер изначально обладает истиной в последней инстанции. Учиться, понимать, вникать. Зачем, если можно высказать свою теорию непостижимости — без логики, правда, но... Даже Мировая Война стала для Картера всего лишь легкой встряской.

«Чак Норрис. Скажи спасибо, что живой.»

Вступление к рассказу — это просто бессмысленная и беспощадная графомания. Наталкиваясь на некоторые выражения, у меня в голове тут же всплывали шутки и анекдоты. Надо было выговориться. Это просто больно для мозга. Не потому, что автор откровенно высказывает свое непонимание окружающей действительности. А по тому, что у меня извилины распрямляются. Либо так, либо Лавкрафт сам устал нести этот бред. Дальнейшее повествование о биографии Картера читается совсем неплохо. Опять же, я не понимаю людей, считающих нужным объяснять логичность происходящего или связывать его с другими произведениями. Всё вполне самостоятельно и понятно. Ну, это просто красиво, потому в объяснениях и не нуждается. Вот это и есть настоящее чувственное восприятие. Можно же было показать путь становления героя и без всей этой псевдосоциальной псевдофилософии. Или нельзя?

Потому, что... БАЦ! И Пьяный Мастер сносит четвертую стену. Еще абзац и... БАЦ! Заделывает её обратно. Вот это бескомпромиссное писательское мастерство. Как говориться, на все деньги. Зачем? Лавкрафт знает Картера? Лавкрафт — и есть Картер? Картер — сон Лавкрафта? Лавкрафт — очередной рассказ написал? Ответ, кстати, очевиден. Недавно, с дуру, решил осилить «Красное колесо» Солженицына. Не смог. А «Серебряный ключ» — смог. Слов здесь меньше, а ощущения те же. Думал перечитать рассказ, чтобы точнее сформулировать свое отношение. Но дальше вступления продвинуться уже не сумел. Перегорел. Уже не интересно, смотришь мимо раздражающих вещей. Мозги, просто, не включаются. Роза пахнет розой, как ты её не назови. Вот это — выражение чувственности или логики?! Классик это написал или не классик?! Видишь красоту — стремись понять. А еще кто-то утверждает, что этот рассказ не относится к лавкрафтианским ужасам.