Не хочу говорить громких слов, но довольно скоро я поняла, что читаю книгу писателя с очень интересным талантом — вот прямо-таки современного Марка Твена...

Вообще-то поначалу я была уверена, что автор книги — женщина.

В самом деле, довольно часто встречаются книги о незамысловатом общении почтенных матерей семейств, которые всеми силами пытаются вырваться из надоевшей домашней рутины. И всю эту психологию общения домохозяек, когда они одновременно и подбадривают друг друга, и делятся лайфхаками по решению домашних проблем, и шутливо подтрунивают над подругами, обычно как нельзя лучше описывают именно писательницы — представительницы прекрасного пола.

В первых главах автор одновременно и нагнетает некоторое количество страха, и словно бы иронизирует над происходящим, как бы намекая, что все это происходит не всерьез. А уж к теме чтения книжек в литературном клубе он и вовсе подходит с ноткой комизма, заявляя, что «главный подозреваемый» читает Керуака и прочих битников, а один из героев- подростков увлекается темой нацистов во времена второй мировой войны.

Дальше книга выруливает на довольно тонко написанное местами сатирическое повествование о нравах жителей Чарльстона глазами их жен, причем, как вы понимаете, повествование это украшено изюминкой мистики. К заслуге писателя добавим то, что вампирская тема вписывается в роман идеально.

Что могут сделать несколько добропорядочных домохозяек, сплотившись вместе? Просто пообсуждать книги в перерыве между рутинными заботами о доме и семье? Книга показывает, что если их как следует доведут, вынудив защищать самое дорогое, то сплоченные женщины готовы очень на многое... Правда, при этом они мимоходом будут обсуждать такие насущные темы как покупку подарков своим детям на грядущее рождество.

Еще в самом начале романа уроженец Чарльстона Грейди Хендрикс дает такие характеристики своим будущим героиням:

«Вы видели таких женщин. Встречаясь во время обеда в ресторане, они смеются достаточно громко, чтобы все слышали их смех. Они глупеют после первого же бокала вина. Самый большой риск в их жизни – покупка на Рождество пары светящихся сережек. Они испытывают настоящую агонию, прежде чем заказать десерт.»

Автор пишет про этих женщин, на которых держится весь уклад жизни, одновременно и с иронией, и с огромным уважением и любовью.

Этот роман изначально заинтересовал меня сочетанием НФ и детектива.

НФ составляющая у романа неплохая, и так сказать, логичная и понятная... Точнее — много раз старательно объясненная. В этом плане автор не «бросает читателя на произвол судьбы» и не ленится в очередной раз как повторить всю цепочку уже известных фактов, так и дать объяснение принципов перемещения по «глубинам космоса и глубинам времени» с использованием научных терминов.

Вообще диапазон затронутых в романе НФ сюжетных тропов достаточно впечатляет.

Здесь вам и стремление человечества избежать апокалипсиса, и перемещения во времени, и двойники, и полеты на космических кораблях — затронут даже трансгуманизм.

Также мне очень понравилось описание, так сказать, «магического места», где расщепляется время и генерируются двойники. В романе этот термин не употребляется — вместо него используется понятие «тонкое пространство», но, как по мне, именно словосочетание «магическое место» — хотя оно и из другой оперы — очень хорошо описывает весь происходящий в этой локации «сюрреализм» и прочие удивительные с точки зрения логики явления.

Одновременно описана и вполне традиционная жизнь в США в 1997 году — к примеру, с показом по ТВ очередных серий «Секретных материалов».

По конструированию сюжета — это один из тех НФ-романов, где герой, занимаясь своим маленьким частным делом, постепенно накапливает достаточно знаний, чтобы вмешаться в ход развития человеческой цивилизации и «подредактировать», «починить» его.

В данном случае таким отважным героем становится агент Шеннон Мосс, которая наблюдает, как в результате ее расследований один кирпичик постепенно дополняет другой и то, что вначале казалось труднообъяснимым совпадением, неожиданно получает вполне логическое истолкование.

Тема перемещений во времени в этом романе раскрыта наиболее привлекательным для читателя образом. Вариативность будущего становится особенно наглядной, когда героиня предпринимает несколько попыток «редактирования» событий в ее настоящем и, как следствие, сталкивается с тем, что в разных вариантах будущего линии «эволюции» разных героев могут иметь довольно широкий диапазон изменения — от безусловно положительного и дружелюбного до внезапно опасного.

Одновременно мы наблюдаем завораживающую смесь причин и следствий, когда некое событие, которое шло на временной оси вначале и, казалось бы, не имело никакого отношения ко все более усложняющейся во времени цепочке взаимодействий, как обнаруживается, было обусловлено более поздними событиями.

Стоит также похвалить созданный автором образ Шеннон Мосс со всеми ее рефлексиями и флэшбэками в оправданных местах, когда сюжету не повредит немного замедлиться. Шеннон равно не похожа как на машину для убийства, так и на какую-нибудь нервическую даму с модным в нынешней литературе наборе фобий. Она задумывается о том, как могла бы сложиться ее судьба, сравнивая себя с другими — «обычными» — женщинами и также ставит перед собой задачу «защитить невинных» и испытывает что-то вроде угрызений совести перед тем, как в очередной раз спустить курок, и всякий раз ругает себя, если из-за ее неосмотрительности кто-то пострадал.

Стилистика повествования очень хороша для подобного сюжета, она напоминает годного качества реалистичные триллеры с небольшим количеством авторских метафор, сравнений и лирических отступлений.

Итак, нашумевший роман Алексея Иванова...

Довольно остроумная идея и узнаваемая действительность.

Каждая глава предваряется эпиграфом на тему истекания кровью из советских героических песен — в основном времен гражданской войны. И это вкупе с проживанием рядом с пионерлагерем ветерана революции наводит на определенные размышления...

А еще, памятуя о названии романа, начинаешь присматриваться к персоналу «столовки» и ошивающимся возле здания собакам...

Создается впечатление, что автор ставил перед собой задачу упомянуть в романе как можно большее количество детских забав времен 80-х — то есть книга фактически становится чуть ли не справочником по подобным забавам.

В общем, если кому-то интересно, как протекала жизнь в пионерском лагере и какими шутками перебрасывались между собой пионеры подросткового возраста, то он свое любопытство удовлетворит сполна, да еще, пожалуй, к концу романа и пресытится всей этой эстетикой.

То же самое касается и излюбленных подростковых фразочек того времени.

Многие советские детские присказки, подкалывания или надписи в девичьих тетрадках вызывают радостное чувство узнавания.

Однако немудрено подустать от чтения реплик, отпускаемых не сильно обремененными интеллектом мальчишками.

Впрочем, интеллектуальная составляющая мира взрослых ушла от мира детей не слишком далеко.

Вот что рассказывает студент Игорь на «взрослой вечеринке»:

"– Димон у нас в классе самым остроумным был, – усаживаясь, сообщил Игорь. – Однажды он учительнице химии в колбу засунул собачью какашку.

Димон залился счастливым хохотом.»

Один из главных героев — мальчик с довольно пытливым умом, который ставит перед собой интересные вопросы. Он мечтает о настоящем коллективе.

«Он жалел, что нет такой особой машинки, когда нажал кнопку – и все сразу слушаются, и получается команда.»

Вместо этого он получает коллектив чисто формальный, показушный.

«Валерка обречённо торчал на лавке, не зная, чем себя занять. Товарищеским судом он был приговорён к коллективу.

А чуть позже ему объясняют, что вся пионерская движуха- это понарошку.»

«Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звёздочки, галстуки – они все понарошку!»

Не буду спойлерить и рассказывать, какие необычные — вот прямо-таки мистические — события в лагере помогли ему посмотреть на это все новыми глазами...

Дальше выскажусь кратко:

Как написано: в классической манере советской литературы для подростков, простым языком, легко читается. Все «тонкие» места многократно объясняются с точки зрения здравого смысла.

Есть колоритные запоминающиеся персонажи.

Степень вовлеченности читателя в сюжет: умеренная. Все происходящее выглядит в некоторой степени остроумной игрой.

Прежде всего, хочу отметить приятно звучащее и интригующее название и «мягкий вход» в текст. Поток сознания ГГ, от имени которого ведется повествование, такой, знаете ли, очень уютный и отдает жанровой отечественной литературой девяностых годов.

Привлекло также и то, что место действия — Москва с ее сохранившейся с привычных времен топографией в виде улиц с обычными, знакомыми названиями.

Информация о том, что произошло и почему люди «дошли до жизни такой», дается небольшими комфортными порциями — ну да, ну появились «измененные» и т.д., но в целом жизнь обычного среднего человека в чем-то похожа на прежнюю — он все так же обитает в своей квартире, питается, ходит на улицам и думает, как бы заработать денег... Точнее, как бы раздобыть того эквивалента, который нынче выполняет функцию денег.

Все происходящее описано через призму понятных рассуждений и ценностей. Фантастический элемент кажется достаточно умозрительным и порой не таким уж существенным, хотя основной конфликт произведения замешан именно на фантастике, а вот резоны героев и их взаимоотношения — наоборот, весьма реалистичны, понятны и вызывают симпатию.

В какой-то момент мне и вовсе пришло в голову, что попытки ГГ и его окружения расследовать происходящее напоминает детектив.

В общем, роман произвел впечатление чего-то зрелого, взрослого и комфортно читающегося.

Начнем с формы произведения, оставив интерпретацию содержания этого скандального для своего времени романа, так сказать, «на закуску».

Итак, по своей стилистике это совершено мастерски написанная книга. Даже читатель с не слишком развитым воображением увидит каждую описанную сцену в мельчайших деталях. Автор виртуозно владеет словом и выбирает выражения с большим вкусом, он не впадает ни в усложненность, ни в излишнюю упрощенность. Его стиль полностью соответствует своему времени — начало 80-х годов ХХ века, отдавая при этом дань некоторой тяжеловесности и занудности классического англоязычного романа, но все же делая в этом смысле значительный шаг вперед. Из культурных ориентиров упомянут фильм «Жестяной барабан» (1979) и, к примеру, сериал «Стартрек».

Местом действия становится совершено удивительное живописное местечко в Шотландии на берегу Северного моря, и на довольно значительной территории острова ГГ -Франк Колдхейм — мнит себя полновластным хозяином, без труда читая язык природы и ревностно охраняя свои владения от любых бунтарских поползновений живых существ.

Стоит также остановиться на композиции этого небольшого романа. Читатель наблюдает ГГ во время рутины его, прямо скажем, не слишком разнообразных будней, и при этом ГГ демонстрирует необычайную самодисциплину, размышляя о себе как о полноценном государстве (даже с собственной оппозицией) и его мир «хозяина острова» очень хорошо организован... Впрочем, отмечу, что лично для меня детальное пошаговое описание мальчишеских игр «идеального солдата» с погружением в мир войн, взрывов, строительства плотин и т.д. оказалось не таким уж увлекательными.

Одновременно в описание ежедневной рутины ретроспективно вставлены воспоминания о самых значительных вехах в биографии ГГ . В этом плане автор старательно играет с читателем в «игру повышения интереса,« сначала вскользь упоминая очередную интригующую деталь, и лишь через пару глав останавливается на ней подробнее.

И вот эти самые постепенно открывающиеся читателю страницы биографии семнадцатилетнего Фрэнка Колдхейма, и вправду, темные — темнее некуда — и включают в себя хладнокровные убийства.

Однако ближе к концу все проясняется и обретает смысл.

Бэнкс фактически делает за читателя его работу: он припасает к самому финалу загадку истории ГГ, и тут же однозначно интерпретирует до того момента не вполне обоснованные прегрешения героя в свете неожиданно открывшихся обстоятельств.

Вот что мы читаем:

«Убийства — мой вариант зачатия; единственная доступная для меня форма секса».

«Видимо, я решил, что раз никогда не смогу стать мужчиной, то, лишенный природной мужественности, превзойду окружающих в мужественности благоприобретенной, — и так я стал убийцей, сымитировал в миниатюре образ безжалостного солдата и героя, к которому вся известная мне литература и кинематограф относятся со священным трепетом».

Мне настойчиво рекомендовали прочесть этот рассказ, как нечто очень многоплановое и нестандартное.

А потом еще выяснилось, что по этому рассказу поставлен знаменитый фильм Куросавы «Расемон».

И что вдобавок этот текст настолько повлиял на мировую культуру, что уже давно появилось и широко используется выражение «принцип Расемона» .

Означает ли все это, что сейчас, в 2022, этот рассказ 1922 года все еще интересно читать?

Скажу так: мне прежде всего бросились в глаза национальный колорит этого рассказа, специфические детали, атмосфера, ну, и довольно-таки косноязычная и убогая — хотя и великолепно окрашенная с точки зрения характеристик персонажей- речь опрашиваемых.

Конечно, композиция рассказа поистине великолепна, тут не убавить — не прибавить: каждое следующее выступление — это словно новый виток некой смысловой пирамиды, которая все более усложняется при движении наверх.

А про задумку, про идею — тут и говорить нечего.

Но вот кайфа от самого процесса чтения я не получила практически никакого.

Вообще в последнее время я часто сталкиваюсь с тем, что если мы отыскиваем и беремся читать некий исходный текст, в котором заключена идея какого-то нашумевшего и порой даже нами очень любимого произведения, то с удивлением обнаруживаем, что в первоисточнике не оказывается заложено практически ничего из того, что нас так привлекло в конечном продукте. И что связь оригинала с конечным продуктом довольно формальна. Это означает, что когда творцы заимствовали идею, то она служила для них лишь своего рода импульсом, давшим начало некому креативному процессу, на выходе которого и была сгенерирована та самая «конфетка», которая сейчас так нам нравится.

Поэтому... Ну, поэтому давайте в который уже раз поприветствуем создание современных читаемых/смотрибельных римейков в самых разных областях, и вслед за Хорхе Луисом Борхесом повторим идею о том, что сюжетных ходов в мировой литературе не так уж много, но весь вопрос творчества сводится к тому, как именно их использовать.

Очень «крепко сбитая» и качественно написанная проза примерно на уровне привычных для нас образцов русской литературы -именно в такой очень обстоятельной и чуть суховатой манере писались рассказы более 100 лет назад.

Честно говоря, я никогда раньше не читала ничего на тему «Гражданской войны в США», тем более с точки зрения представителя южных штатов. Также у меня был повод задуматься об истинном значении слова «янки».)

Стоит отметить удачное описание обострения всех чувств главного героя на мосту, в том числе его восприятие ставшего таким пугающим и ирреальным тиканья собственных часов.

Уже ближе в концу рассказа, когда началось несовпадение открывающихся взору картин местности тому, что ожидал увидеть герой, и дальше каких- то сюрреалистических визуальных образов и физических ощущений, то я стала подозревать, что «что-то здесь не так»... Понятно было, что в случае более современного рассказа разгадка могла бы заключаться в том, что герой вполне мог попасть в параллельное пространство или, к примеру, в другое время, но вряд ли мы увидим это у Бирса в рассказе, написанном в 1891 году.

(...Кстати, на одной из Рваных Грелок с темой «The Day I Invented Time Travel» мне встретился рассказ, в котором герой попал в будущее, как раз совершив прыжок с живописного обрыва вместе с группой приятелей по отдыху — он постепенно обнаружил это через некоторое время после выныривания с поверхности воды.)

Если бы меня попросили одним словом обрисовать стилистику прозы Алексея Сальникова, то я бы использовала слово «суматошная»... Это первое, что пришло мне в голову сначала при попытке почитать «Петровы в гриппе», а потом при чтении этого романа. Как-то проваливаешься разом в этот авторский стиль, густо насыщенный деталями и бытовыми подробностями — так много здесь предметов из разных эпох в комнатах, так много здесь просмотренных сериалов и роликов на ютубе в головах героев, — и плаваешь в нем довольно беспомощно, не слишком понимая, в чем там фишка и на что стоит обратить внимание.

И это при том, что в «Окульттреггере» автор вроде как принудительно попытался вставить некие идеи, да еще и в явном виде. Есть тут у него «вредный» персонаж — по имени Сергей и по статусу херувим, — который раздраженно и нудно рассуждает, особенно на пьяную голову. И вот в числе прочего он говорит:

«Мир создан так, чтобы все в нем противоречило чуть ли не само себе, в этом и есть его стройность, так он в равновесии и держится... Реальность неизменна, но многолика настолько, что каждый раз поворачивается к людям такой гранью, которую они еще не видели.»

Словом, книга обрушивает на читателя огромное количество будничных бесед об устройстве жизни, о несовершенстве человеческой (и не только) природы, в которые временами вклиниваются разговоры обо всякой чертовщине — ну, это уж тема у книги такая.

Главная героиня Прасковья — с некоторыми оговорками, молодая женщина. Однако с подружками они довольно мало обсуждают мальчиков, зато — ожидаемо — обсуждают общих знакомых — в основном, тоже не-людей — и перебирают случаи из своих не коротких жизней и события в мировой истории. И бесконечно сравнивают, как раньше было и как сейчас.

Но поскольку над воспоминаниями в этой «Организации» работают специально обученные люди, выборочно стирая ненужное по запросу владельца памяти или на свое усмотрение, то в итоге и самой Прасковье бывает сложно разобраться, что к чему:

«Оглядываешься назад и уже не можешь различить: где твое, где за тебя уже придумано, где придумала сама.»

Возникает этакая «хаотичная амнезия».

У разбросанной по городам и весям «подпольной сети» «не-людей» имеются собственные цели и задачи — вроде бы, направленные на благо человечества. И потому чаще всего рассуждают они, ни много ни мало, о векторе развития цивилизации. «Жонглируют теплом, мутью, знаменитостями, переосмыслением», и «переосмысление» здесь, пожалуй, ключевое слово.

У «не-людей» собственные взгляды на новейшие тренды в обществе — например, на всякую политкорректность:

«А еще эта нынешняя движуха с обижающимися людьми, с этим: тут обижаться имеешь право, тут не возникай. Знаешь, что она мне благодаря моему возрасту напоминает? Книгу Жарикова «Судьба Илюши Барабанова». Там про мальчика, единственный талант которого – безупречное классовое чутье.»

Ну, и конечно, поиски смысла в отечественном исполнении в интерпретации героев стоят тут особняком:

«Русская реальность так выстроилась сама собой, что можно двигать не только в позитив это все. Можно углубить тоску, отчаяние, и в этих тоске и отчаянии начинает светиться надежда, у нас люди от депрессняка, если его углублять и расширять, начинают получать своеобразное удовольствие. Чем беспросветнее, тем светлее. «В раю мне будет очень скучно, а ад я видел на земле». «…И хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да довремся же наконец и до правды».»

Но если вы думаете, что в книге говорливые люди, чей состав меняется, просто сидят на кухне, квасят и обсуждают философские аспекты бытия, то это не так. Имеется в романе и движуха, и имеются в довольно специфической форме схватки со Злом (в романе Зло примерно соответствует так называемой «мути»), так что вполне себе увлекательная книжка в итоге получается.

У одного моего приятеля есть теория, что не стоит перечитывать когда-то уже прочитанные книги и пересматривать давно виденные фильмы. Мол, книга ведь уже когда-то произвела на тебя впечатление, и этого одного раза вполне достаточно. Ну, то есть нечто подобное правилу «Никогда не возвращайся в старые места».

К таким вот писателям, которые издавна занимают какое-то место в моей памяти и которых я теперь побаиваюсь перечитать, относится и Габриэль Гарсиа Маркес. Естественно, тогда — давно — это были крупные формы: романы «Сто лет одиночества» и «Осень патриарха». На тот момент я никогда прежде не читала ничего похожего, мой читательский и жизненный опыт был чрезвычайно скуден, и поэтому я была потрясена почти сказочным стилем Маркеса.

Однако этот рассказ Маркеса из цикла «Двенадцать рассказов-странников» был предложен мне для совместного чтения и обсуждения.

Повествование немного напомнило фильмы Альмодовара: действия героев так же полны страстей и переживаний и порой столь же нелогичны и бестолковы, как это бывает в фильмах у Педро.) В другие моменты возникали ассоциации с фильмами, относящимися то ли к фантастике, то ли к антиутопии.

...На чтение короткого рассказа тратишь совсем мало времени, но и почувствовать и подумать о чем-то почти не успеваешь... В общем, чтоб не спойлерить, просто выскажусь о характере главной героини: она стремится к независимости даже в безвыходной ситуации, напоминая этим необычайно своенравных женщин в фильмах все того же Альмодовара.

И на закуску — понравившаяся цитата:

«Мария стала облегчать душу, как никогда ей не удавалось этого со случайными любовниками, когда после любовного соития наваливались скука и отвращение...Первый раз в ее жизни случилось чудо: мужчина выслушал ее и понял всей душой, не ожидая за это награды — переспать с ней.»

Я начинала читать очередной роман Лианы Мориарти с некоторым опасением...

Дело в том, что в свое время именно книги Мориарти сформировали мое представление о том, какой должна быть женская проза с достаточно интересным сюжетом. Т.е. книги Лианы Мориарти являются для меня неким эталоном такого повествования с точки зрения женщины, которое при этом не является ни любовным романом, ни семейной сагой.

«Женщинам известно: дети, мужья и больные родители способны пустить ваши мечты под откос, в любой момент они могут вытащить вас из постели или поставить крест на вашей карьере.»

Лиана Мориарти пишет уже давно, она хорошо известна и у нее есть некая своя ниша. И именно поэтому читательские ожидания в отношении каждого нового ее романа достаточно высоки.

В то же самое время я уже года два как не читала ничего от Мориарти, за это время мои читательские вкусы менялись и, возможно, я уже успела подзабыть, как она пишет, и не факт, что мне это понравилось бы.

Аннотация романа «Яблоки...», по самому началу которой я, по своему обыкновению, скольжу глазами крайне осторожно чтобы не поймать спойлер, не показалась мне сильно захватывающей и интересной.

Однако случилась магия: с первых строчек я почувствовала обаяние авторского стиля, и речь тут буквально о самом строении предложений. Писательница очень здорово чувствует, какие детали стоит использовать для характеристики героя, текущего момента и обстановки и с какого ракурса стоит преподносить читателю тот или иной элемент сюжета... Предположу даже, что со временем стиль автора сделался еще более мастерским, более совершенным. У меня буквально дух захватило от умелого построения композиции, при котором само содержание истории временами немного уходит на второй план и читатель следит именно за самим процессом того, насколько умело разворачивается интрига. Мориарти использует хитрое хронологическое построение и чередование потоков сознания разных героев.

В общем, уже само достаточно замысловатое и выпендрежное название книги показывает, что в этом романе Лиана созрела достаточно и уже готова поиграть с читателем — ну, раньше у нее никогда не было подобных названий. Названия ее прежних романов были коммерчески завлекательными — «Тайна моего мужа», «Большая маленькая ложь» и тому подобное, но никогда не были столь необычными и парадоксальными.

Что касается собственно сюжета, то, как сообщается уже в аннотации, речь идет о семье игроков в теннис, организовавшей теннисную школу, с уже выросшими детьми. Нельзя сказать, что сам сеттинг сильно интригующий, однако в начале чтения поток текста настолько грамотно выстроенный и энергичный, что впору изумиться и с удовольствием втянуться в повествование.

Среди главных героев романа — супружеская пара, которая уже 50 лет в браке. Что, в общем, не очень типично для триллеров, в которых фокус обычно сосредоточен на героях чуть помоложе, но что дает автору возможность периодически бросать взгляды на различные эпизоды из прошлого в их протяженной биографии... Однако жизнь супругов не ограничивается одними только воспоминаниями и устремленностью в прошлое: эти двое также интересным образом взаимодействуют друг с другом. Они по-прежнему физически активны, и про них нельзя сказать, что они лишь «доживают свою жизнь», сосредоточившись на новостях из жизни собственных уже разлетевшихся из семейного гнезда детей.

Одновременно происходит знакомство с характерами «детишек» этой семейной пары. И здесь каждый оказывается «со своими тараканами», и каждый помнит историю общих событий в семье по-своему.

И, в общем, магия этой книги для меня в том, что если бы кто-то сказал мне заранее, что будет интересно просто-напросто следить за поведением этой шестерки героев, например, во время разговоров за столом на семейных праздниках, то я бы не поверила, однако Лиана Мориарти делает именно это: она пишет так, что становится интересно.

И да: возможно, это одна из причин моего неравнодушия и не беспристрастности к книге, но когда-то мне нравилось смотреть трансляции теннисных матчей в компании хороших комментаторов и хотелось заглянуть за кулисы этого вида спорта.:) Поэтому в течение десятилетий я слышала имя Штеффи Граф, в честь которой была названа собачка Штеффи в доме героев книги, а также я знаю, кто такие и несколько раз упомянутая в романе «Мартина» и один раз вскользь упомянутая «Серена».:)

Что касается сюжетной интриги, то Лиана Мориарти умело забрасывает наживку: мы видим неполную картину и теряемся в догадках насчет произошедшего, размышляя, насколько криминальный характер оно может носить. Недостающие факты всплывают постепенно, что-то проясняя, а что-то, наоборот, еще больше запутывая.

«Ничего, что мы чужие... Вы рисуйте!

Я потом, что непонятно, объясню».

«Всегда найдется тот, чей обзор достаточно широк», загадочно говорится в самом начале... Пока не слишком понятно, о чем это — это станет очевидно лишь ближе к финалу романа.

А затем, абзац за абзацем, разворачиваются перед читателем картины обретения человеком своих до поры до времени схороненных где-то воспоминаний. Обретения по крупицам, по устойчивым словесным оборотам, по не слишком узнанным пока всплывающим из памяти лицам, не обретшим до поры до времени своего имени.

Россию он идентифицирует, увидев себя в церкви, а за окном — заснеженную страну. И имхо само это сочетание — чрезвычайно русское:

«Церковь – большая радость, особенно в детстве. Маленький, значит, держусь за юбку матери... И вот так я парю себе в церкви, проплываю над священником, машущим кадилом, – сквозь ароматный дым. Над хором – сквозь его песнопения (замедленные взмахи регента и его же гримасы на высоких нотах). Над старухой свечницею и заполнившим храм (обтекая столпы) народом, вдоль окон, за которыми заснеженная страна. Россия?»

Потом еще точнее находит свои воспоминания в пространстве — на сей раз по шпилю и реке.

Не могу удержаться, чтобы не процитировать это метафорическое описание движения трамвая:

«Вспоминаю. Трамвайные рельсы на замерзшей реке. Электрический трамвайчик, пробивающийся от одного берега к другому, лавки вдоль окон... Вагоновожатый сосредоточен, он последний, кто потеряет надежду. Кондуктор тоже крепок духом, но не забывает взбадривать себя глотками из фляжки, ибо мороз и лунный этот пейзаж обескуражат любого, кондуктор же должен оставаться бодрым. Продает билеты по пять копеек, отрывает их заледеневшими пальцами. Под ним десять саженей воды, по бокам метель, но хрупкий его ковчег, желтый огонек на льду, стремится к своей цели – огромному, теряющемуся во мраке шпилю. Я узнаю этот шпиль и эту реку. Теперь я знаю, в каком городе жил.»

И вот постепенно вспоминающий обретает себя, ощупывает — сначала в пространстве, потом — во времени. А главное — по крупицам восстанавливает картины идиллической русской жизни, навеки утраченной и сохранившейся лишь в воспоминания тех, кто, как он, еще жив, или... запечатленными на бумаге теми, кто успел-таки записать.

«Я пытаюсь приблизиться к прошлому разными путями, чтобы понять, что оно такое. Что-то отдельное от меня или проживаемое мной до сих пор?»

Памятуя о названии романа, я боялась, что это окажется текст про будни какого-то выдающегося конструктора типа Королева, но мои опасения не подтвердились.

Вообще когда читатель пытается понять, почему книга названа так или иначе, то у него в сознании происходит удивительный вид сканирования текста...

Конечно, тема авиатора (модное, а порой и опасное занятие для 1910-ых годов) перекликается с одноименным стихотворением Александра Блока (1912).

Но вот, наконец, в тексте обнаруживается фрагмент об обзоре картины с высоты, проливающий свет на загадочную фразу о «ширине обзора» в самом начале, а заодно — и на название романа:

«Однажды в Сиверской я видел, как с плохо выкошенного поля взлетал аэроплан. Набирая разбег, авиатор объезжал выбоины, подпрыгивал на кочках и внезапно – о, радость! – оказался в воздухе. Глядя, как судорожно перемещается по полю машина, никто полета, откровенно говоря, не ожидал. А авиатор – взлетел. И не было для него больше ни кочковатого поля, ни смеющихся зрителей – предстали небо в разметавшихся по нему облаках и пестрая, словно лоскутная, земля под крыльями.»

Герой романа идентифицирует себя с Робинзоном Крузо — персонажем своего любимого в детстве романа... Кстати, той самой книги, которую читала ему бабушка, когда он болел, слушая ее сквозь сюр своей горячки — трудно вообразить себе нечто более идиллическое.

Все верно: он сейчас — Робинзон Крузо, ведь он остался совершенно один, он отрезан от того мира, частью которого он был, и он лишен возможности построить лодку, чтобы добраться на ней до Большой Земли.

Значит, только и остается, что вспоминать и пытаться записать как можно больше своих воспоминаний.

«Нет смысла писать о каких-то крупных событиях... Описания должны касаться чего-то такого, что не занимает места в истории, но остается в сердце навсегда.»

Стоит отметить более или менее оригинальное название книги, причем смысл названия не так очевиден, как кажется — он становится понятен лишь на последней странице романа... Как ни странно, слово «станция» имеет тут переносное, символическое значение, хотя если учитывать, что львиная часть текста — это роад муви к некой притягательной для ГГ точке, то у читателя возникает соблазн истолковать все в прямом смысле.

Но на этом, пожалуй, похвалы книге практически заканчиваются.

В общем, начинается история как некое роуд муви отца с сыном, в котором отец ведет себя максимально нечутко и нетактично и полностью игнорирует все то, что для сына важно. (Отец сразу обозначен как законченный лжец, что немного напоминает отношения «сын-отец» из «Щегла» Донны Тартт.) Сын пытается закрывать глаза на все эти непонятности в стремлении провести время с живущим отдельно отцом. Одновременно идет намек, что вот сейчас произойдет что-то ужасное, после чего жизнь уже не будет прежней. Далее обозначается точка, после которой все пошло не по плану. Но до поры до времени ГГ не вполне понятно, чем именно чревато это отклонение...

На этом начальном этапе завязки казалось, что книга вроде бы написана неплохо, но вот само ее содержание, как выяснилось позже, абсолютно не представляло для меня интереса — примерно так же, как лишено интереса подробная история чувака, по каким-то причинам вдруг слетевшего с катушек и начавшего палить направо и налево.

Какие эмоции можно испытать по этому поводу? Несомненно, очень сильные, но вот насколько интересно заглядывать в черепную коробку психа в стремлении понять, по какой траектории развивалось ставшее роковым психическое заболевание? Ну, и оказаться рядом в ним в машине с заблокированной дверцей и наблюдать, что этот псих вытворяет и с какими выражением лица и с какой интонацией произносит то или иное изречение и в какой момент ему в голову вдруг взбредет рассказать какую-то историю из своей жизни — тоже как-то не слишком увлекательно.

Ну, и если уж начнем вникать в детали, то и сама ситуация, послужившая триггером для подвижки в мозгах психа, тоже крайне банальна и извиняюсь за выражение, крайне пошла — вот прямо пошла до испанского стыда.

В российской публицистике некоторое время назад (с 2009 года) был распространен такой типаж как «евсюков» — можете погуглить, кто это такой. Так вот, задумка книги по исследованию психологии евсюковых не кажется мне заслуживающей внимания.

Написано в более или менее добротной классической манере, но создается впечатление, что читаешь пыльную книгу с пожелтевшими от времени страницами примерно середины ХХ века. Нечастые упоминания каких-то не очень старых музыкальных групп и беспроводных телефонов в таком тексте смотрятся диковато.

И еще: существенную часть текста составляет невесть как туда затесавшаяся какая-то третьеразрядная хрень в стиле фэнтези для дошкольного возраста, которую типа слушает на кассетах ГГ — двенадцатилетний мальчик — ее, само собой, приходилось при чтении/слушании пропускать. Это, конечно, добавляло дополнительную ложку дегтя в мысли по поводу того, что автор заполняет объем книги какой-то дичью.

Поначалу кажется, что перед нами очередное более или менее оригинальное полицейское расследование... Но не тут-то было! Структура романа сложна и чрезвычайно оригинальна. Чуть только автор, казалось бы, немного завязает в очередном сеттинге и читатель решает, что дальше все пойдет примерно в том же предсказуемом духе, как установленные автором декорации безо всякого сожаления разрушаются уверенной рукой, и вот герой уже мчится дальше, не оглядываясь и не испытывая ровно никакой рефлексии по оставленным позади местам и ситуациям.

То, чего другому автору хватило бы на целый роман, Гранже эксплуатирует в течение всего нескольких глав своей многостраничной эпопеи.

Повествование в этой длинной книге относится к тому типу, когда в деталях автор стремится не слишком сгущать краски неправдоподобия, и потому на выходе получается этакая довольно похожая на реалистичную проза, создающая эффект «невыдуманности» и, конечно, «не картонности». В то же самое время даже в каких-то совершенно рутинных описаниях многие фразы Гранже изысканны и отточены до торжественности.

Автор использует богатейшую палитру выразительных средств не для того, чтобы продемонстрировать какие-то свои навыки и умения, щегольнуть эрудицией в области психиатрии, мифологии, живописи, моды или кинематографа — нет, он делает все это исключительно мимоходом — «одной левой» — в рамках стремления к раскрытию основной идеи романа.

Гранже проводит нас по разным городам Франции и разным слоям общества — нам удается даже мельком понаблюдать за традиционным февральским карнавалом в Ницце — и даже не «пасует» перед описанием парочки жестких схваток и перестрелок.

Нельзя сказать, что мне интересно читать только про полную приключений жизнь наемных убийц или девочек легкого поведения. Но при чтении этой книги неожиданно обнаружилось, что подробное описание режима дня экономического журналиста не слишком-то занимательно. А еще помножьте это на неспешность чисто скандинавского безэмоционального повествования... Словом, в который уже раз мне приходит в голову, что все-таки в литературе мы надеемся обнаружить нечто более концентрированное, необычное в плане событий и динамичное, чем в окружающей нас жизни или, к примеру, чем в Википедии, хотя, с другой стороны, пересказ ничем не примечательной жизненной рутины, конечно же, никогда не вызовет сомнений в правдоподобии.

Меня не покидало ощущение, что я читаю не книгу, а какую-то раздутую до неимоверных размеров газетную публикацию, даже скорее — многословную реплику в форуме. В тексте нет ни одного оригинального нестандартного наблюдения, ни одной яркой точно подмеченной детали, и при чтении подобное полное отсуствие оргазма мозга действует на психику угнетающе. Пожалуй, на примере этого текста можно почувствовать разницу между художественной литературой и... я не знаю чем -трудно определить, к какому жанру печатного слова можно отнести этот многословный «шедевр» недержания текста.

Примерно на середине книги я не удержалась и поинтересовалась-таки бэкграундом автора — Стига Ларссона, и после этого еще более утвердилась в своем мнении, что передо мной какой-то побочный продукт деятельности известного на просторах Швеции публициста. В книге вроде бы присутствует сюжет, но сама повествовательная манера смахивает на сухой и лишенный каких-либо средств выразительности скрупулезный пересказ фактов с очень ощутимым экскурсом в политику и экономику, что, повторюсь, было бы похвально для... я не знаю, возможно, для публицистики или мемуаристики, но в художественной литературе — литературе главенства идей, чувств и фантазий — это выглядит несколько неуместно.

Роман позиционирует себя как триллер, но, на самом деле, более или менее остросюжетная часть, сколько-нибудь напоминающая триллер, занимает наверное, всего около четверти объема текста. Все остальное — про нее, любимую — про экономическую журналистику.

Насколько я поняла, основная тема романа (если таковая вообще присутствует) — это моральные принципы журналистики. В частности, рассматривается вопрос, насколько это этично — шпионить за личной перепиской и прочими данными в инете. Один из главных героев вроде бы на словах считает не слишком похвальным использовать незаконные источники в своих журналистских разоблачениях, но на деле, «скрепя сердце», вовсю юзает полученную хакерским способом информацию — ведь типа когда речь идет о мерзавце, то, мол, получается, что все средства хороши. То есть можно сделать вывод об авторской позиции по этому вопросу: «если очень хочется, то можно».

Этот небольшой рассказик Орсона Скотта Карда посвящен так называемой «дорожной ярости» — той самой дорожной ярости, которую часть мужского народонаселения в себе тайно поощряет, позволяя активизироваться в глубинах сознания этакому своеобразному мистеру Хайду. В самом деле, садясь в машину, человек словно попадает в другое измерение и раскрепощается, делаясь анонимным и безнаказанным. И вот тут наступает самое время «поучить хорошим манерам» недостаточно вежливых водителей.

Автор рассказа подошел к раскрытию темы творчески: он не просто «взял какого-то чувака» и показал, что сначала все у него получалось, но потом «что-то пошло не так», а применил интересную идею — сделал соперников по дороге разнополыми. И таким образом противостояние автолюбителей обострилось и перешло в более интересную плоскость.

Вообще на протяжении рассказа отношения главного героя Стэнли с женщинами претерпевают изменения — ему словно перестает хватать драйва в обычном привычном формате, а если еще обратить внимание на его необычную манеру бормотать про себя триады из латинских слов, то становится понятен дополнительный нетривиальный смысл рассказа.

Отмечу, что каждый раз все слова в триаде — разные формы одного и того же латинского слова или хотя бы однокоренные слова.

В самый судьбоносный момент Стэнли произносит:

Veniebam. Veniam. Venies.

И тут на ум неизбежно приходит очень созвучное изречение на латыни от куда более известного персонажа — Гая Юлия Цезаря — изречение, которое звучит как

Veni, vidi, vici

и более известно нам в русском переводе — «Пришел, увидел, победил».

У Стэнли фраза имеет вид:

Veniebam. Veniam. Venies — это разные формы латинского глагола «прийти».

Если мы обратим внимание на второе слово, произнесенное Стэнли, то это будет — «Я приду».

Полная цитата звучит так:

«Когда он ее поймает, она будет знать, что делать. Эта будет знать. «Veniebam. Veniam. Venies». Он засмеялся своей шутке.

И вдруг резко оборвал смех, крутанул руль вправо, ударил по тормозам.»

Но в чем же состоит эта самая упомянутая тайная шутка?

Ее значение прояснил для меня мой англоязычный друг, читавший рассказ в оригинале.

Он выдвинул гипотезу, что, поскольку второе слово в этой латинской триаде означает на английском « I will come», что является каламбуром вульгарного, слэнгового выражения «to cum», то это означает ни много ни мало предвкушение героем предстоящей сексуальной разрядки...

...К сожалению, оказалось, что главный герой по многим параметрам все-таки не может сравниться с Юлием Цезарем как в грубой силе, так и в самообладании, и потому уже чисто теоретически обречен на поражение.

Начинается все довольно буднично: читателю дают возможность заглянуть во внутреннюю кухню служащих сервисного центра, причем написано все с точки зрения довольно наблюдательной и подозрительной девицы, которую «на мякине не проведешь».

Но вот по мере чтения рассказа приходится проверять способность собственного мозга вмешать, я бы сказала, некие многомерные данные. Исходная более или менее понятная картина сначала, как объемная книжка- раскладушка, приобретает третье измерение. А затем одна любезно подкинутая автором версия происходящего сменяет другую и, все более усложняясь, в какой-то момент уже не слишком умещается в голове.

Так что этот начинающийся вполне невинно текст — в некотором роде отличный тренажер для мозгов.

Вот... Ну, а можно обрисовать все с другой точки зрения:

Компания людей неким удивительным образом обнаружила «шифровку» и теперь с помощью серии подсказок путешествует по игровой территории — «по дороге из желтого кирпича» — в поисках финального артефакта.

В какой-то момент рассказа участники дискуссии задумываются, «куда они попали», и с воодушевлением перечисляют названия известных произведений с запоминающиеся фантастическими мирами.

Вот только иногда кажется, что их

«рассуждения по поводу случившегося малость смахивают на мысли воробья, пытающегося постичь движение на четыреста пятой автостраде».

И параллельно с этим в голову читателю неизменно придет достаточно много фильмов на схожую тему).

Чтобы не спойлерить, названия фильмов приводить не буду)

Подкаст на тему этой повести: https://youtu.be/qqCn5Tgmkvg

Я ничего не знала заранее про сюжет этой книги — даже аннотацию не читала, и поэтому на этапе завязки читать было довольно интересно: я долго не могла уяснить, а в чем вообще будет состоять сеттинг романа и вокруг чего будет разворачиваться весь сыр — бор.

Для выбранной автором писательской манеры написано все очень мастерски — мне вспоминалась какая-то очень «крепкая» советская классика в ее лучших проявлениях. Вообще степень проработки реплик, деталей, героев, их потоков сознания и всей стилистики текста просто потрясающая, и качество текста, на мой взгляд, высочайшее.

Текст состоит из небольших упорядоченных во времени коротких зарисовок по взаимодействию персонажей между собой, но одновременно в эти кусочки текста, кроме перебрасывания репликами и того, кто и о чем в этот момент подумал и как выглядел, вставлены какие-то воспоминания, желания, глюки и так далее.

Автор работает с большим количеством персонажей, и в каждом фрагменте один из персонажей на время становится центральным, а остальные как бы лишь немного выхвачены из толпы и идентифицируются лишь по их одежде, автомобилям, предыдущим репликам и по возможному участию в предыдущих эпизодах совместно с текущим центральным героем.

Яна Вагнер не особенно вдается в рефлексию героев по поводу не слишком обнадеживающих перспектив их будущего, что на самом деле является довольно большим плюсом для читателя, ибо в противном случае чтение могло бы сделаться совсем мрачным.

Автор помещает героев в пугающую ситуацию, но при этом безо всякой мистики и фантастики. Антураж всего происходящего реалистичный. Возникает вопрос: зачем автор затевает этот эксперимент? Напрашивается версия, что целью было проследить, как люди проявят себя в экстремальных условиях. И вот читатель за этим наблюдает. Видит ли он в итоге что-то необычное или просто что-то интересное? Ну, для меня это было просто много-много мини рассказов об обычных ничем не примечательных людях с обычными будничными мечтами и заботами, поэтому степень лично моей заинтересованности была довольно умеренная.

Я ожидала чего-то более интересного именно в плане собственно сюжета, чего-то более фантастического и менее бытового и реалистического. Да и, в общем-то, даже оставаясь в жанре реализма, можно было дать читателю больше пищи для размышлений в плане какой-то интересной информации помимо рефлексии персонажей по поводу более или менее удачного выбора собственной профессии и устройства личной и семейной жизни.

Кто-то сравнил бесконечные обсуждения и споры в романе со знаменитым фильмом Эльдара Рязанова «Гараж», и я склонна согласиться с этим мнением.

На эту книгу я вышла через баннер с призывом к читателям проголосовать в премии «Новые горизонты». Увидела в списке номинантов роман Уильяма Гибсона — как оказалось, еще к тому же достаточно новый — и заинтересовалась... Ранее мне упорно советовали прочесть «Нейроманта» (1984) как одно из произведений, давших начало киберпанку.

Это уже вторая книга из серии «Периферийные устройства», и потому требуется немного времени, чтобы чуть втянуться в повествование и понять, кто такая инспектор Лоубер и кто такой ее подчиненный Недертон, какие у них цели и задачи и с помощью какого технического обеспечения они проникают в альтернативные временные срезы.

«Люди заводят временные срезы, а потом бросают, как дети, которым прискучил купленный аквариум».

Фоном идет атмосферный мир Лондона ХХII века со всякими необычно стилизованными заведениями и косплейными зонами или зонами дополненной реальности. Описание работы «молекулярных ассемблеров», использующих нанотехнологии, тоже на высоте..

Текст в высшей мере кинематографичен — посекундно протоколируется каждая сцена, причем особое внимание уделяется, как мне показалось, описанию материала каждой вещи, попадающей в поле зрения автора, наличию или отсутствию на ней фирменного лейбла и стране — а еще лучше фирме — изготовления. Одна из малюсеньких главок, например, называется так:

«Плохой контроль качества в Шэньчжэне»

«Еще в машине Юнис объяснила, что Гэвин установил в квартире Джо-Эдди пять «жучков»: два в гостиной, один в кухне, по одному в спальне и санузле.

- Камера в сортире — это ж лучше убиться.

- Я устрою так, что они решат, будто ее глючит, — сказала Юнис. — Плохой контроль качества в Шэньчжэне.»

В основном текст состоит из диалогов. Кто-то постоянно что-то говорит, преимущественно втолковывая что-то своему несмышленому в какой-то области собеседнику (а заодно и объясняя матчасть читателю). А с учетом того, что герои постоянно в движении и озабочены тем, чтобы «конкурирующий игрок» их не обнаружил и не навредил им, то все это порядком смахивает на шпионский роман.

Тут же остановлюсь на том, какая именно информация обсуждается в диалогах: политики и прочих аспектов жизни тут не более пяти процентов, а все остальное — мельчайшие технические детали по поводу того, кто куда сейчас пойдет и как и что сделает.

В первой трети книги можно разглядеть весьма распространенный сюжетный троп: ИИ с амнезией во что бы то ни стало намеревается выяснить свою собственную предысторию. (Наверное, более распространен и популярен только сюжет, в котором герой /героиня неожиданно узнает, что он/она — андроид.)

… Да, но только все это с одной поправкой: читатель-то о происхождении ИИ прекрасно знает по другой — параллельной — сюжетной линии.

До сего момента столь обстоятельные разговоры пользователя с ИИ я встречала, пожалуй, разве что в «Происхождении» Дэна Брауна.

Но вот только у Гибсона это ИИ не простое, а такое, базовая особенность которого — «наращивание собственного функционала». «Кликуха мне — легион», без ложной скромности замечает ИИ.

И, кстати, знаете, какой у этой ИИ любимый фильм? «Начало» Кристофера Нолана.:)

Во время чтения этого романа у меня возникали проблемы... Не знаю даже, как обозначить, какого свойства были эти сложности — для простоты назову их «экзистенциальными»... Дело в том, что я не очень понимала, как, а точнее — какой частью своего мозга или своих чувств — воспринимать этот текст. Эмоционально он меня совершенно не затрагивал, никаких переживаний — ассоциаций — воспоминаний во мне не будил. За перипетиями сюжета следить тоже было не слишком интересно. В плане же познавательности произошло следующее: умом я отдавала себе отчет, что в романе имеются некие более или менее интересные технические детали и даже присутствует хорошая картинка, за которой я, возможно, с большим или меньшим удовольствием наблюдала бы на экране... Однако те усилия, которые мне приходилось тратить на восприятие и переваривание текста, совершенно «не окупались»... Думаю, излишне говорить, что мне не терпелось поскорей дочитать этот роман.

П.С. Люблю узнавать какие-то новые факты и понятия из примечаний к произведениям художественной литературы. На сей раз это были 1) «Эффект зловещей долины» и 2) «Зона 51».

Эта книга вряд ли понравится того рода читателям, которые в своих отзывах частенько пишут нечто недовольное вроде «это не слишком похоже на триллер».

В книге имеется некое криминальное происшествие и делается множество намеков, могущих направить размышления читателя в разных направлениях по поводу истолкования разгадки. Но при всем при этом описана вполне себе размеренная жизнь в небольшом городке, контраст которого по отношению к каменным джунглям делового Лондона постоянно подчеркивается.

У Терезы Дрисколл довольно интересный стиль, т.е. оригинальный набор тех аспектов происходящего, о которых она считает нужным рассказать читателю, а также оригинальный набор случаев из прошлого героев.

Возникает ощущение, что писатель пытается подогнать интересные ей самой вещи и то, о чем она может и хочет написать, под стандартную схему триллера. Причем в качестве элементов триллера используются нечто где-то у кого-то другого подсмотренное и достаточно банальное, а вот свое собственное оригинальное повествование довольно мало напоминает триллер.

Также кажется, что в плане конструирования триллера автор «не дожимает», да и просто про хронологию событий порой рассказывается какими-то обрывками. То есть о некоем событии рассказывается в том ключе, что оно запланировано, что к нему готовятся, что оно вот-вот произойдет, а потом вдруг в следующей главе оно уже разом переносится в события, относящиеся к прошлому, о которых герои упоминают лишь как-то нехотя и вскользь.

Причины криминальных событий, как намекает нам автор, кроются в отношениях между двумя женщинами, в которые читателю предлагается вглядеться повнимательней, и это мне, безусловно импонирует.

Собственно говоря, одна из тем, наиболее меня привлекших в романе — это как раз дружба между двумя мамочками с детьми. Мне полюбилось это в романах Лианы Мориарти, а потом встречалось в «Простой услуге» и в «Инстинкте матери».

Порой одна из двух таких мамочек имеет за спиной очень непростой бэкграунд, а вторая — весьма наивна.

И вот здесь, в «Это не сон», у меня возникают некие вопросы к проработке персонажей — я имею в виду этих двух героинь.

С самого начала нам вроде бы намекают, что одна из мамочек, мягко говоря, не так проста как кажется. Это интуитивно понимает другая героиня уже во время знакомства, чувствуя нечто неосязаемое при общении, будучи не вполне в состоянии истолковать исходящие от своей собеседницы сигналы. Однако затем на долгих-долгих страницах книги она буквально впадает в состояние эйфории и поет дифирамбы своей новой подруге за то, что та изменила ее жизнь в деревне к лучшему, к тому же еще и повлияв на ее методы воспитания, ратуя за предоставление детям большей свободы и самостоятельности... Однако в развязке романа «положительная мамаша» уже и сама оказывается не такой «белой и пушистой».

Впрочем, все это можно истолковать в том смысле, что люди порой и сами не вполне представляют, чего можно от себя ожидать в непредвиденной ситуации.

Как это нередко бывает на этапе завязки произведений подобного жанра, героиня романа «Запри все двери» меняет свою жизнь, соблазнившись привлекательными условиями некого довольно авантюрного предложения. Одновременно она осуществляет мечту своей юности — пожить как настоящая леди... И вдобавок — пожить так, как героиня одной из ее любимых с юности книг: в самом деле, отныне она может любоваться панорамой Центрального парка в Нью Йорке и даже иметь возможность. сидя в квартире класса люкс, разглядывать гуляющих в телескоп! Удовольствие, которое «стоит несколько миллионов долларов».

Лично мне в устройстве этого легендарного старого здания, помимо гаргулий на крышах, особенно приглянулся кухонный лифт, курсирующий между этажами, который обнаруживается за одним из шкафчиков.:)

Одновременно героиня Джулс имеет за плечами нелегкое прошлое: «Мне нужна эта боль», говорит она, подставляет ладонь под пламя зажигалки и приканчивая очередную бутылку вина.

С самого начала муссируется тема того, что респектабельное с виду жилье, обитатели которого тщательно оберегают свою личную жизнь, свою privacy, может таить в себе нечто пугающее, и что все озвученные героине правила и ограничения при проживании в шикарном месте — неспроста.

Уже сама по себе роскошная огромная квартира — «не квартира, а макет квартиры-холодный, тихий и безликий» — оставляет ощущение некой затаенной опасности. Героиня не удовлетворяется официальной версией о предыдущих жильцах, находя в ней нестыковки, и размышляет, кто до этого обитал в квартире и что с ним случилось. Благодаря этому еще до начала хоть столько-нибудь пугающих событий в атмосфере романа при пребывании в доме уже чудится нечто тревожное. Непонятно, от кого именно из всех этих милых улыбающихся, но при этом холодноватых людей исходит опасность.

После первоначального втягивания в водоворот событий, столь контрастирующих со всей ее предыдущей ничем не примечательной жизнью, героиня восклицает: «Я фактически оказалась в альтернативной вселенной!»

Что же касается развязки триллера... Автору удалось меня удивить, когда разрозненные факты, которым я поначалу не придала никакого значения, оказались вплетены в некое единое и логичное полотно.

Перед нами произведение современное, написанное совсем недавно, и потому для меня стало удивительным, что речь в нем идет о вымышленных событиях 1966 года... Потом, конечно, выяснилось, что этот год выбран не случайно (не буду спойлерить, почему именно он).

Этот год также делает возможным время от времени касаться темы воспоминаний о прошедшей войне в жизни героини... И, в общем. не только воспоминаний, ибо именно деятельность юной героини во время бомбежек — она была дежурной в отряде ПВО — и ее ощущения и переживания повлияли в дальнейшем на формирование ее характера, на ее устремления и во многом сделали ее именно такой, какой она стала... А стала она дамой не только сильной и самодостаточной, сконцентрированной на себе самой, но еще и довольно нелюдимой и непростой в общении.

И то верно: иногда стоит почитать что-то о мире без гаджетов... И даже без мобильных телефонов... Да что там говорить- о мире, где в старых домах еще хранятся граммофоны и торчат из стен комнат переговорные трубки. И соответственно о мире, где не так-то просто отследить цифровой след человека, если полиции это вдруг зачем-то понадобится.

Героиня книги Фрэнки — писательница со всеми вытекающими, и автор эксплуатирует этакие характерные «писательские» темы рефлексии по поводу удачности каждой следующей книги, зависимость от мнения критиков и, конечно, сложное по своей психологии взаимодействие со своим издателем. А еще, в масштабе всей жизни — стремление оставить после себя свои тексты, в которых слышится именно твой уникальный голос и убеждение, что наверняка ведь это кому-то нужно.

Роман представляет собой почти дневниковой плотности и насыщенности мелкими деталями текстовое полотно, рассказывающее о том, как героиня проводит один за другим дни своей жизни, о чем в это время размышляет и какие внезапные страхи ее время от времени охватывают. И здесь очень важным становится «туристический» фон романа, придающий вектор и рельефность всем мыслям и ощущениям героини.

Читатели совершенно справедливо отмечают необыкновенную атмосферность книги «Дворец» утопленницы», и тут нужно отдать должное автору за ее способность переплавить туристические впечатления в столь плотную канву, буквально обволакивающую читателя. Сюда относятся и нравы местных жителей и их привычка не удивляться ничему из того, что происходит в городе с погодой, принимая все как должное. И местный выговор, который выглядит особенно характерно в глазах иностранки — приехавшей посетить Венецию англичанки.

И местная кухня и вина... Да в конце концов даже увеличенная стоимость чашечки капучино, если гость ресторана пожелает выпить ее не за стойкой, а сидя за столиком:) Сам город, представляющий из себя «лабиринт бесконечных улочек», тупики в котором могут закончиться не привычной стеной, а водой. Собственно сама зеленоватая вода в каналах с ее «тяжелым серным духом»— вода, которая периодически прибывает. И, наконец, это самое Палаццо из названия романа, где селится героиня — «огромный дом, походивший порой на мавзолей».

А еще в романе присутствует тема взаимодействия двух женщин... Одна из которых временами видит в другой кого-то, в чем-то напоминающего ее саму в молодости. В этой паре главная героиня Фрэнки — более старшая женщина, и она поневоле отмечает привлекательность и нестандартность мышления и действий своей импровизированной юной подруги по времяпрепровождению. Именно столь жадная до жизни и наблюдательная юная Гилли — которая «и жить торопится, и чувствовать спешит» — показывает довольно пассивной по сравнению с ней и нелюдимой Фрэнки «золотой час» и «синий час» в Венеции. Именно Гилли ведет ее в оперу, в которой Фрэнки не была со времен своего детства.

Взаимодействие этих двух женщин из разных поколений символизирует столкновение нового со старым — как в поведении, так и в писательстве. Потому что Гилли пишет прозу нового непривычного вида, которую не так -то просто воспринять людям с консервативными вкусами.

Насколько интересно читается роман? Благодаря потрясающе выверенному стилю автор умудряется даже совершенно рутинные события сделать вполне себе с увлечением читаемыми, но все-таки нужно признать, что динамика в романе весьма умеренная. И тем не менее — если счастливо избежать предварительного знакомства со спойлерами — то потом во время чтения никогда не будешь знать, что ожидает тебя в этой книге там, за следующим поворотом... И будешь теряться в догадках, куда намеревается привести тебя автор и о чем сказать.

Не скрою: поначалу, как и многих других, меня заворожило основное место действия романа — роскошный отель с его блестящими отделанными латунью перилами, бархатистой ковровой дорожкой и благородным лобби из мрамора. «Чопорные пингвины» за стойкой регистрации, разодетый респектабельный швейцар у входа, вечно сбивающийся с ног управляющий, говорящий много красивых слов о том, что все сотрудники отеля — одна команда («незаменимые трудолюбивые пчелы из одного улья»), и так далее.

Потом, конечно, меня привлек чисто формальный строй рассуждений главной героини — то есть той самой горничной, должность которой вынесена в название романа.

Кстати, подобное прямо-таки физическое стремление героини к чистоте и порядку напомнило мне такого немного подзабытого уже персонажа массовой культуры как «Детектив Монк» в исполнении Тони Шалуба... Монк, к примеру, не пожимает руки людям, так как опасается бактерий, а если все-таки пожмет, то немедленно отправляется мыть свои руки или вытирает их салфеткой. Он также едва способен удержаться, от того, чтобы не поправить каждый предмет в поле своего зрения так, чтобы тот лежал идеально симметрично.

Столкновение формальной логики человека, который все воспринимает буквально и руководствуется чисто казуистическими представлениями о том, как полагается поступать и чем руководствоваться в своих действиях, с не всегда прямолинейной и предсказуемой реальностью порой вызывало у меня просто жуткое веселье.

Читатель, конечно, видит все подстраиваемые героине ловушки, но в то же время не может сдержать восхищение перед пуленепробиваемой логикой горничной Молли, которая руководствуется слоганами, почерпнутыми с курсов по обслуживанию гостиничных номеров типа «Расшибись в лепешку, но исполни любое желание клиента, даже если оно выходит за рамки твоих непосредственных обязанностей».

Что же касается развития сюжета, то ближе к концу книги динамика существенно провисает, но все же читателю не стоит окончательно расслабляться и бросать чтение: на фоне полнейшей предсказуемости и усталости от нескончаемой эксплуатации автором все одних и тех же приемов, пара сюрпризов в последних главах вас все-таки еще ожидает.

Этот роман особенно хорошо читать, практически не зная заранее, о чем он — именно так и произошло со мной, благодаря чему чтение оказалось довольно увлекательным.

Наверное, самым любопытным для меня аспектом книги стали некоторые особенности существования творческой личности. К примеру, порой такой человек находится в процессе созидания некоторого контента и ожидает, что у него вот-вот родится нечто новое. Он стимулирует себя для этого различными видами деятельности, используя известные ему лайфхаки, которые хорошо себя зарекомендовали прежде. И вот когда творец уже ощущает, что искомая идея вот-вот станет осязаемой и ее можно будет, что называется, «схватить за хвост», то ему ни в коем случае нельзя отвлекаться, ибо его состояние чрезвычайно хрупкое и уязвимое. Хорошо бы в этот момент максимально отгородиться от внешнего мира, чтобы не дать чему-то непредвиденному сбить себя с нужного настроя.

Еще одна интересная мысль романа состоит в том, что при общении двоих людей (к примеру, друзей-приятелей) каждый из них пребывает в некоем своем только ему известном ритме жизни и внутри некого разворачивающегося по своим законам «вороха» событий. И потому никогда не знаешь, чем заняты мысли твоего собеседника, когда ты решишь, к примеру, ему позвонить, и какие последствия может иметь это твое вторжение в его жизнь, пусть даже затеянное из самых лучших побуждений дружбы и из стремления наладить и укрепить отношения.

Вот примерно на взаимодействии этих двух закономерностей в творчестве и в общении и выстроил свой сюжет автор романа «Амстердам» — в чем-то он сгустил краски, а что-то довел до абсурда. В общем, получилось у него довольно неплохо.

...А, ну еще тут затрагивается аспект этичности вмешательства в тайны личной жизни публичной персоны в рассуждениях образца конца ХХ века... Однако, как по мне, эта тема имеет для романа достаточно прикладное и чисто риторическое значение — скорее как нечто, показушными разговорам о чем можно заполнить некую нехилую часть объема небольшого романа.

Впервые я увидела взволновавшее меня название «Богота» еще в до-интернетное время в рассказе Герберта Уэллса «Страна слепых». Там описывалась жизнь в долине, «отгороженной снегами, потерянной для остального мира».

Когда к жителям Долины попадает человек из большого мира, они так и начинают звать его — «Богота».

"— Я пришел из-за гор, — сказал Нуньес, — из страны за горами, где люди — зрячие. Из окрестностей Боготы — города, где живут сто тысяч человек и который тянется так далеко, что глазу не видно, докуда.

— Дикий человек говорит дикие слова, — пояснил Педро. — Вы когда-нибудь слышали такое слово — «богота»? Его ум еще не сложился. Речь у него только в зачатке.

Маленький мальчик ущипнул его за руку.

— Богота, — передразнил он.

— Да. Город, не то что ваша деревня… Я пришел из большого мира,..

— Его имя — Богота, — решили слепцы.

...Он думал о большом свободном мире, с которым был разлучен, о родном своем мире, и перед ним вставало видение все новых горных склонов, даль за далью, и среди них Богота, город многообразной, живой красоты...Он думал о том, как долго можно идти по реке, от большого города Боготы в большой, огромный мир, через города и села, через леса и пустыни.»

Поэтому через много лет мне особенно интересно было прочитать роман, действие которого в немалой степени разворачивается именно в столице Колумбии — Боготе.

Ближе к концу романа Васкес пишет о расположении Боготы так:

«Из Онды каждый добирался до Боготы как хотел — кто на мулах, кто по железной дороге, кто на автомобиле — в зависимости от времени года и материального положения. Эта часть пути могла длиться от нескольких часов до нескольких дней. Не так-то просто за какие-то сто километров подняться от уровня моря на высоту две тысячи шестьсот метров, где балансирует этот город под серым небом. За всю мою жизнь никому еще не удалось объяснить мне толком, не ограничиваясь банальными экскурсами в историю, почему эта страна выбрала себе в столицы самый далекий затерянный город. Мы — боготинцы — не виноваты в своей холодности и закрытости, ведь таков наш город.»

Неискушенный в недавней истории Колумбии читатель вроде меня узнает из романа о войне Колумбии с Перу, о деятельности Корпуса мира, о Пабло Эскобаре.

В плане занимательности самого сюжета можно сказать, что автор со знанием дела намешал в текст компоненты разной степени увлекательности, но при этом рождающие очень приятное чувство, будто бы ты читаешь по-настоящему качественный текст. Язык, наблюдательность, подмеченные детали да и вся атмосфера Боготы и Ла-Дорады очень хороши.

В течение первых нескольких глав читателю намекают, что ему вот-вот расскажут нечто интересное и супер остросюжетное, заключающее в себе причину уже известных, произошедших позже драматических событий.

Но по факту мы имеем динамику, характерную этак примерно для семейной саги, написанной при этом хорошим поэтично-созерцательным языком, свойственную некоторым переводам с испанского. Порой повествование по воле автора немного замедляется, чтобы более прицельно сфокусироваться на некоем, на самом деле, не таком уж примечательном случае или разговоре, а заодно и на том, как падал в это время свет на лица или предметы, или какого цвета было небо, или с каким выражением лица кто-то что-то говорил или куда устремилась после какого-нибудь разговора с женщиной рука мужчины.

Ну и в момент, когда читатель, наконец, узнает всю канву событий, ему есть о чем задуматься в области некоторых морально-этических проблем.

Связанные узами брака муж и жена. Которым полагается быть вместе «в печали и в радости». Прибавьте к этому, что супруг необычайно красив, сказочно богат, заботлив и предусмотрителен. О, наверное, это чертовски романтично и об этом полагается мечтать каждой женщине... Или нет?..

Вот бы занять место этой самой счастливицы, проводящей так много времени с богатым красавцем!

Соблазнить чужого мужа, чертовски амбициозного, богатого и красивого — конечно, тут, затаив дыхание, включишься в процесс и станешь наблюдать, «выгорит» у «разлучницы» или нет.

Одна из героинь обуреваема весьма примитивными страстями, к примеру — стремлением к роскоши. Вообще с описаниями роскоши в романе явный перебор. Я, конечно не могу сказать, что совершенно равнодушна к материальной стороне жизни, но всему есть своя мера, а я не дизайнер и мне как-то было ни горячо ни холодно от очередного n-ного описания роскошного интерьера, женского туалета, украшения или меню на ужин, от всех этих названий брендов и цветовых гамм. Если в фильмах подобные детали служат как бы лишь антуражем, декорациями для чего-то содержательного и интересного, то читать все эти подробности в печатных знаках вовсе не так увлекательно... Ну, будем считать, что кто-то из читателей может взять что-то из этого на заметку.

Стиль романа прямолинейный и незамысловатый. То есть этакое тягучее банальное повествование, с расстановкой всех точек над «и», а потом еще, «для тех кто не понял», еще и двойных точек. То есть не намеки, а как бы наоборот — предельно подробное разжевывание. Такая вот в некотором роде почти карикатурная американщина в ее наиболее стандартном хрестоматийном проявлении.

Что, конечно, не отменяет наличие некоторой интриги — ну, всегда ведь любопытно читать о неких притворщиках, вынашивающих далеко идущие планы в отношении слишком простодушных людей, по неосмотрительности подпустивших их к себе слишком близко.

Описанный в романе мужской типаж, конечно, доведен до абсурда, но вообще подобные особенности характера у сильного пола не так уж редки.

Мужчина, который вникает во все проблемы своей жены и по каждому вопросу имеет свое собственное мнение — какие наряды и украшения ей носить и какие занятия посещать, чтобы сбросить вес...

Пока все звучит не так уж страшно, верно? Ведь, наверное, это лучше, чем не слишком-то интересоваться жизнью своей уже чуть поднадоевшей жены, от чего не так редко страдают женщины в браке?

Ответ на этот вопрос можно получить, прочитав книгу.

Набокову свойственна этакая ремесленная кропотливость в описаниях, которая и составляет его характерную авторскую манеру.

Когда я читала Набокова в прежние времена, то на фоне стилистической преснятины тех книг, которые издавались в пору моего детства-юности, его проза казалась пиршеством и наблюдательности, и изысканного подбора слов (в одном, на первый взгляд, необычном эпитете сконцентрирована порой весьма нетривиальная метафора, которую еще нужно расшифровать), и смелого и оригинального конструирования фраз, и освещения словно бы мимоходом таких аспектов существования — в основном даже не «существования», а словно бы ухватывания и методичного препарирования промелькнувших не вполне осознанных мыслей и ощущений — про которые я до того момента даже близко ни у кого из известных мне писателей не читала. И подобный оригинальный подход изумлял меня и приводил мозги в приятное возбуждение, порождая кайф от чтения.

Весной 2019 года я перечитала «Защиту Лужина» и «Дар», и вот роман «Дар» меня достаточно сильно напряг. Я устала от ничего не привносящих в сюжет описаний того, кто и с каким выражением лица прошел по улице, на что были похожи разные части тела этого эпизодического персонажа и что все это напомнило наблюдавшему за ним герою.

Позже я прочитала более поздние вещи других авторов, где в почти по-набоковски изысканной манере даются какие-то описания и размышления — там, где это требуется по сюжету — однако вдобавок присутствует и многое другое, в том числе сюжетная динамика. Да и сам Набоков по своему кругозору и занимавшим его мыслям (не говоря уже о порой архаичных оборотах речи) устойчиво остался человеком своего — замечу, давно ушедшего в прошлое — времени, в то время как нынче писатель может попытаться использовать разработанные В.В. инструменты на качественно новом уровне, встраивая из в современного наполнения прозу или в жанровую литературу.

В «Весне в Фиальте» Набоков в который раз ступает на свою излюбленную территорию, описывая ситуацию «герой в городе» — причем еще и в городе с афишными тумбами и со время от времени появляющимися на улицах циркачами — ну, Набоков ведь вообще неравнодушен к зрительно забавным вещам.

Также его «фирменной фичей» является путешествие героя по своим воспоминаниям, когда тот руководствуется цепочкой непроизвольных ассоциаций, возникающих в момент осмысления собственных зрительных и прочих ощущений. Здесь таким вот катализатором процесса становится шагающая рядом Нина.

Поначалу показалось, что автор сосредоточится на последовательности случайных встреч двух русских эмигрантов, и получится история, проникнутая романтической ноткой и размышлениями о том, что могло бы произойти и чего не случилось.

«Как часто бывает, пошлость, неизвестно к чему относившаяся, крепко обвилась вокруг воспоминания, питаясь его грустью.»

Но потом делается понятно, что нет, вроде бы все-таки «случилось» и «случалось» потом регулярно, однако же это не мешает герою думать о том сценарии его жизни, который осуществился, сравнивая его со вторым сценарием, несбывшимся и несбыточном, в котором Нина возникает в его жизни не в какие-то непредсказуемые моменты, в очередной раз выныривая из его воспоминаний в реальность, а вроде как присутствует в ней перманентно.

Потом обнаружилось, что, отдав должное теме вечно ускользающей Нины, непостижимой в своем естественном очаровании, автор с упоением сосредоточивается на ее супруге Фердинанде. Сюжет «выруливает» на излюбленную у Набокова тему писательской популярности, сравнения писательских манер, ревности одного писателя к успехам другого, литературной критике и так далее.

«В совершенстве изучив природу вымысла, он особенно кичился званием сочинителя, которое ставил выше звания писателя: я же никогда не понимал, как это можно книги выдумывать, что проку в выдумке; и, не убоясь его издевательски любезного взгляда, я ему признался однажды, что будь я литератором, лишь сердцу своему позволял бы иметь воображение, да еще, пожалуй, допускал бы память, эту длинную вечернюю тень истины, но рассудка ни за что не возил бы по маскарадам.»

Что же касается финала — что ж, его предзнаменование — или, если хотите, его «репетиция» — встречается в тексте еще за несколько страниц до конца рассказа, не говоря уж про упоминание о том, что это свидание станет последним в череде свиданий. Происходящее неизбежно приобретает меланхоличный оттенок и делается понятно, почему все эти мельчайшие детали так врезались в память (хотя разве бывает у Набокова, чтобы было по-другому, без деталей, даже если все протекает вполне себе благополучно? )

То, что Набоков решает оборвать эту уходящую, казалось бы, в будущее спираль витков встреч с Ниной, не слишком удивительно. Подобный прием, к примеру, присутствует у него в рассказе «Пильграм» о коллекционере бабочек — помнится, когда-то это произвело на меня довольно сильное впечатление.

Много слышала о Кейт Аткинсон — к примеру, что кому-то ее романы категорически не заходят и наоборот — и вот наконец удалось приобщиться к ее творчеству. Книгу выбрала из разряда более или менее остросюжетных у Аткинсон.

В общем-то, практически с первых строк романа я ощутила вполне осязаемый кайф...

На мой взгляд, Кейт Аткинсон — довольно оригинальный автор с собственным неподражаемым стилем. Лихо закрученные, но при этом не перегруженные избыточными оборотами фразы, одновременно обрисовывающие и привычки персонажей, наполняя образы мясом и рельефностью, и ловко подмеченные небанальные детали, и рассуждения о сложных не поверхностных почти философских материях. Некоторые предложения настолько точны и остроумны, что вызывают невольную улыбку, причем независимо от их эмоционального наполнения — минорного либо мажорного. То есть мы имеем дело с ироничностью очень высокой пробы.

Еще хотелось бы отметить высокую концентрацию смыслового наполнения текста — количество «воды» и ничего не значащих «проходных» слов минимально — и отовсюду просачивающуюся высокую эрудицию автора. То есть автор, что называется, не опускается до уровня некого непритязательного читателя, ее проза интеллигентна, но при этом не усложнена и вполне демократична. Да и персонажи романа — не простые работяги и даже не простые клерки, а по большей части работники умственного труда — как минимум, две филологини и один математик... Что, впрочем, отнюдь не делает их образцами интеллигентности и добродетели.

И еще: это очень английский автор, делающий построения во внутри-английской системе координат, но при этом пишущий в такой манере, что эта «английскость» близка и понятна абсолютно всем читателям, но при этом не теряет своего исторического, национального и культурного колорита.

В общем, по тому, как я тут заливаюсь соловьем, можно заключить, что я почитала бы, пожалуй, даже и не остросюжетные вещи автора. Ну, а поскольку эта первая вещь в цикле про Джексона Броуди, то вполне возможно, что я продолжу знакомство и с другими романами серии.

И вдогонку — все-таки пара слов о жанре и о построении данного произведения.

Действительно, в тексте наличествует и заявленное в заголовке романа прошлое, и преступления. А дальше проходят годы, судьбы персонажей причудливым образом переплетаются и часть загадок проясняется. А вот каких-то кропотливых детективных расследований и мозговых штурмов в романе нет — «мистеру Би» все удается с полпинка, да и судьба с разного рода стечениями обстоятельств к нему явно благоволит.

... Но, в общем, все это неважно, потому что Мистер Би авторскими стараниями выходит душкой и обаяшкой.

Говорят, в прочитанных книгах — кстати, то же самое касается и прослушанных лекций — лучше всего запоминается окончание... Что ж, в этой книге последняя глава поистине превосходна и перевешивает все остальное. «День окончания школы» — о, этот праздник со слезами на глазах, последний день детства, взросление и вся жизнь впереди вместе с картой автомобильных дорог и новенькими водительскими правами в придачу… За такую трогательную последнюю главу на многое можно закрыть глаза.

Но вернемся к началу.

С самых первых страниц автор говорит нам нечто похожее на «ищите, и обрящете» — ну, то есть читайте, и рано или поздно вы узнаете нечто о разгадке одной смерти. И вот читатель терпеливо пускается в этот нелегкий путь.

Вообще-то подобного рода текст довольно трудно читать полностью и без купюр — он буквально «набит» трехступенчатым цитированием:

1) в «теле» текста в скобках после слова «смотри» приведены ссылки на какие-то труды по биологии, политике, психологии, практические руководства, жизнеописании и так далее, причем в процентном отношении здесь, кажется, больше всего именно биологии;

2) целые абзацы заполнены достаточно далёкими от сюжета отступлениями с пространными цитатами из каких-то малоизвестных трудов;

3) и, наконец, присутствуют привычные нам сноски в общепринятом понимании, размещенные почти после каждого упомянутого имени, фильма и так далее — тоже, на мой взгляд, в основном персонажей и книг так называемого «третьего ряда», известных и интересных только узким специалистам в данной области.

В основном эти ассоциации касаются совершенно незначительных деталей и замешаны на внутриамериканской культуре и посему не слишком интересны широкому кругу читателей.

И вот, кажется, на фоне всех этих обильных цитирований разнородных источников все остальное содержание романа не приобретает глубину, а, наоборот, воспринимается как-то не слишком серьезно.

В то же время нельзя не отметить очень тонкие психологические наблюдения и много изысканной иронии в описаниях, что порой вызывает как просто улыбку, так и приступы смеха. С точки зрения развития сюжета подобный стиль определенно заслуживает некоторой похвалы, так как мы видим не нечто шаблонное, а наблюдаем за развитием интриги с точки зрения весьма утонченной и ранимой интеллектуально развитой особы.

Читая эту книгу, я неожиданно обнаружила, что тема отношений между старшеклассниками меня волнует не слишком-то сильно — раньше я об этом как-то не задумывалась. Кстати, фабула книги немного напомнила мне «Тайную историю» Донны Тартт -новенький в школе подросток принимается в компанию узкого круга избранных, возглавляемых преподавателем, читающим ребятам некий курс.

Можно сказать, что одна из тем книги — это политические идеи. Героиня всю дорогу перебирает в уме фразы, произнесенные когда-то своим многомудрым папашей, и с ним же ведет внутреннюю полемику. А папа у нее человек, мягко говоря, непростой — он «странствующий преподаватель и сочинитель статей», а точнее, он «придумывает идеи, способные вдохновить американскую молодежь».

Кстати, рожденный в Швейцарии и много где побывавший «папа» постоянно критикует американцев, имея возможность посмотреть на них со стороны:

«Американцы ненавидят открытые финалы, – говорил папа. – Они терпеть не могут, когда что-нибудь остается на волю воображения, – мы ведь говорим о стране, где изобрели спандекс... Американцы невероятно самоуверенны. Они знают, что такое Семья, как отличить Добро от Зла, они знают Бога – многие утверждают, что запросто с Ним общаются».

К революционным же идеям относится с некоторым романтизмом:

«Есть нечто опьяняющее в мечте о свободе и в людях, которые ради нее готовы рисковать жизнью, особенно в наше тусклое время, когда большинство граждан еле-еле способны оторвать зад от дивана ради доставленной пиццы».

...В целом, в книге, конечно, есть , так сказать, чрезвычайно широкий и современный охват, но присутствует также и опасность немного потонуть в разноголосье — как углов зрения, так и постоянно цитируемых реальных и вымышленных первоисточников.

Если отбросить в сторону первое, что приходит в голову — то есть мысли о чернухе и ксенофобии (замечу, что в некоторых обстоятельствах сложно не сделаться ксенофобом, просто не все об этом открыто говорят), то имеем следующее.

Несомненно, стилист Вера Богданова отменный: она конструирует фразы вполне в тренде современных маститых писателей и привносит в эту манеру нечто свое, индивидуальное, словно метя эту модную манеру уникальным авторским знаком — словом, что есть — то есть, и этого у нее не отнять.

Что же касается содержания романа, то я все больше убеждаюсь, что современная «серьезная» женская литература — то есть та литература, которая публикуется в журналах и выдвигается на премии — пишется по определенным шаблонам.

Авторши самозабвенно зарываются всеми своими органами чувств и фибрами души в описание вещественного мира, в романтику уходящей натуры дач с непременными бабушками и грядками, в гастрономическое буйство застолий, в панораму открывающихся взгляду построек, отражающих эклектику как старых, так и новых времен...

«Мозаика из пустяков — бессмысленная, хрупкая... Но, кроме нее, по сути нет больше ничего».

А еще — зарываются в каждодневную изматывающую рутину со «снами о чем-то большем».

Авторши погрязают в бабско-бытовом подходе к жизни, в бесконечных разговорах о мужиках, о женской солидарности и... о женском соперничестве, о мужских изменах и семейных скандалах, или же, наоборот — об одиноком женском бытии, о бесконечном устремлении к чему-то такому в прошлом и о настойчивых мыслях, что вот там-то и тогда-то в прошлом и было в их жизни что-то настоящее, а все остальное — то, что происходит сейчас — это все не взаправду, это не настоящая жизнь, а лишь поминки по чему-то несбывшемуся.

Когда перечисляется, что с каким персонажем происходит, то поневоле получается, что герои не молодеют и почему-то со временем не становятся большими оптимистами, чем они были вначале, в юности (если были).

Ну, а собственно, разве могло бы быть иначе? Так ведь оно обычно в жизни и происходит.

Однако имеется в романе Богдановой, кроме бабско-бытовой темы, и некая своя изюминка

Читателю сразу, с порога, заявляется, что, мол, героиня по имени Женя — вся какая-то необычайная, «странненькая». Да вот только в чем заключена эта самая ее необычайность кроме большой груди и золотистого живота, столь манящего и для мужчин, и для некоторых женщин, так и остается до поры- до времени не вполне понятным. Наверное, в том, что она не хватается мертвой хваткой за каждого мужика в попытке затащить его в загс, а стоически переносит свое одиночество и даже порой по-мазохистски кайфует от собственных страданий.

Однако же автор изобретает некий сюжетообразующий повод для страдания и для инаковости героини — ну, в самом деле, куда же в серьезной русской литературе без возвышающего, без очищающего душу страдания? И вот этим самым поводом в книге становится запретная юношеская страсть. Действительно, разве же сердцу прикажешь? И вот уже готова страдалица, вечно мучающаяся насчет несбыточного запрещенного счастья.

И вот здесь очень кстати оказываются обильно понатыканные в ткань повествования новости из телевизора — приметы неспокойного времени, и новости эти, как вы понимаете, отнюдь не со знаком плюс. Эти новости героиня «как свои на теле носит», то есть рассматривает как нечто очень личное, как наказание за свои грехи, за то, что прогневала то ли некую зловещую «структуру», то ли еще кого-то.

Второй главный герой тоже пребывает в вечных мучениях — у него тоже имеются свои собственные «невидимые миру слезы». Этот страдает о том, что... денег у него недостаточно, чтобы сорить ими, как это делают некоторое другие, попадающие в поле зрения. Зарабатывает он, понимаешь, деньги слишком медленно —не получилась у него та головокружительная карьера, о которой так мечталось в 17 лет. И это глубинное разочарование отравляет ему всю жизнь.

История, конечно, чуть побанальнее, размах страданий помельче — не такой глобальный, однако тоже страдалец тот еще.

И вот эту самую пару героев, приобретающую некое символическое значение — идут они почти что «в белых венчиках из роз» — автор в финале любовно провожает глазами, торжественно оставляя в живых и уводя от беды...

Видимо, заслужили.

В рецензиях на последнюю переведенную у нас книгу Донато Карризи читатели стройным хором голосов отмечают крайне интересную композицию из нескольких поначалу разрозненных сюжетных линий, которые постепенно смыкаются... Я не смогла остаться равнодушной к такой завлекаловке и... И в итоге не была разочарована.

Надо отдать Карризи должное: итальянский писатель играется с интригой просто виртуозно. Одни и те же события и декорации описываются на разных витках сюжета по несколько раз в разном приближении и с разных углов— поначалу читателю словно показываются расплывчатые очертания в неясной дымке, затем повествование устремляется в другом направлении, с тем чтобы позже вновь возвратиться в ту же точку уже с другой стороны....

Но, пожалуй, главное здесь то, что Карризи также не менее виртуозно играет и с эмоциями читателя, заставляя его то сопереживать, практически обливаясь слезами и проникаясь желанием мщения, то испытывать гнев и порицание...

Мы видим панораму формирования зла в человеке, и это показано не просто с точки зрения скучноватого схематичного рассказа психолога или профайлера серийного убийцы, а именно изнутри. Зла, замешанного на фобиях и на чувстве самосохранения. Зла, первоначально возникающего от стремления защититься.

Также в романе затронуты не слишком очевидные аспекты отношения родителей к своим детям.

Раздразненный постоянными загадками читатель, конечно, алчет объяснений,...

Однако Карризи в этой книге показал свою принадлежность к авторам, которые не «разжевывает» все до конца «для тех, кто не понял». Вот почему по крайней мере один момент из тайн прошлого, на который в книге был дан довольно толстый намек, лично для меня так и остался непроясненным... Точнее, эта деталь так и остается скрытой, скорее, не для читателя. а для одного из персонажей — как раз для того из них, для которого этот судьбоносный момент превратил всю оставшуюся жизнь в искупление трагедии.

Наверное, главная изюминка этого в чем-то остроумного романа в том, что сочленениями, скрепляющими звеньями отдельных глав, служат здесь имена героев — в одних текстовых фрагментах они упоминаются в качестве эпизодических персонажей, в то время как в других мы узнаем их подробную историю.

В итоге получается довольно занятная книжка из серии «а что, и так тоже можно написать роман?»

Рассматривается несколько актуальных для современной жизни тем.

К примеру, тема того, что с появлением сотовой связи географическое положение абонента стало условностью и, в общем, любые слова человека о том, где он сейчас находится, стоит безоговорочно принимать на веру.

Поскольку в мире присутствуют как густонаселенные интернетизированные мегаполисы, так и огромные площади, самодостаточно существующие по законам давно ушедших времен, то возникает вопрос: можно ли так сильно оторваться от очагов цивилизации, что мир просто-напросто надолго забудет о твоем существовании?

В первом фрагменте под названием «Голоса» мотив того, что герой поневоле вынужден разбираться в социальных связях другого человека, вызвал у меня ассоциации с ситуацией, когда один человек открывает чужой почтовый ящик и пытается разобраться во входящих письмах, а в литературе один из самых ярких примеров, пришедших мне на ум — это «Текст» Глуховского.

Фрагмент «Розалия» вызвал в памяти строки: «В гости к богу не бывает опозданий».(С)

Про некоторого вымышленного писателя рассказывается, что тот использует в своих произведениях пережитые им самим случаи из реала. Соответственно один из поклонников творчества автора хочет во что бы то ни стало проникнуть в сознание писателя и таким образом сделаться его будущем персонажем — он признается, что его собственный реал слишком скучен... Но и сам автор романа «Слава» разговаривает со своими героями, которые пытаются вмешаться в повествование — вспомним, что этот же мотив эксплуатировался, к примеру, в Жизнь как роман» Гийома Мюссо.

В теме двойников, давно и плотно интересующей писателей, используется мотив конкурса двойников и работа в качестве двойника.

Для постмодернизма, в котором творит Кельман, вообще характерна некоторая вторичность используемых идей и даже некоторый стеб над идеями — узнаваемость и знакомость идей для читателя, в общем, одно из условий создания произведений в этом жанре, и стоит признать, что в этом плане автору все удалось.

Как это обычно и происходит с романами Набокова, в берлинском романе «КДВ» нам встречаются килограммы забавных изысканных любований моментами повседневной жизни человека, особенно в области засыпания и в области отношений человека с предметами и предметов с людьми.

Свои архисложно построенные предложения Набоков делает тщательно выверенными и ритмичными, что существенно облегчает чтение.

И вот на фоне всей этой стилистической изысканности сюжет романа кажется чем-то второстепенным, мысли и действия героев скорее выглядят искусственными вставками в описание того, кто сидел за столом, как выглядела еда, с каким выражением лица шел прохожий и что было надето на той или иной эпизодически промелькнувшей женщине.

И размышляешь поневоле, а что изменилось бы в романе оттого, если бы, к примеру, на ночном столике между супружескими кроватями «раскорякой сидела» бы не «долголягая кукла» в виде «негра во фраке», а какая-то другая?

Что же касается психологии, то нужно отдать Владимиру Владимировичу должное: к примеру, он очень верно замечает, что когда в жизни женщины появляется новый мужчина, то доселе столь привычный супруг вдруг делается совершенно нелогичным и невесть откуда взявшимся персонажем из другого мира.

Сдается мне, что симпатии автора из всей этой троицы прежде всего принадлежат шумному и деятельному Драйеру (то есть «королю»), о котором говорится, что тот «всегда боялся упустить что-нибудь любопытное» и про идеи и мотивы которого в романе всегда рассказывается с особенным удовольствием.

С «Кандидом» у меня произошла следующая история: некоторое время назад один приятель предложил мне перечитать параллельно с ним этот текст Вольтера, добавив, что смутно помнит, как много лет назад — в юности — идентифицировал себя с Кандидом в его странствиях.

Едва начав читать, я была немало удивлена, обнаружив, что, на самом деле, знаменитый Кандид — это вовсе не персонаж, руководствующийся в своих действиями некой логикой, проистекающей из особенностей его личности... О нет, Кандид — это лишь пассивное дополнение к весьма своеобразному тексту — остроумной сатирической и философской выдумке, изложенной в виде совершенно неправдоподобного сюжета, в котором невозможно предсказать, что произойдет в каждый следующий момент.

Судя по всему, Кандид сделался в литературе архетипическим образом некого легковерного. Параллельно с этой книгой я перечитывала «Дептфордскую трилогию» канадского писателя Робертсона Дэвиса, и во втором романе трилогии под названием «Мантикора» (1972) я увидела такой обмен репликами между главным героем Дэвидом и его психотерапевтом:

«- Доктор фон Галлер: Вы когда-нибудь читали вольтеровского «Кандида»?

Я: Об этом меня и Нопвуд спрашивал. Я не читал, и он сказал мне, что Кандид был простачком, верил всему, что ему говорили..»

А еще через несколько месяцев в романе Арчибальд Кронин — Юные годы (1944) мне встретился следующий фрагмент:

«- Но ничего не поделаешь: приходится мириться с разочарованием, в этом состоит жизнь. Кстати, ты читал «Кандида»?

— Нет, сэр.

— Надо будет дать тебе эту книжку. Она поможет тебе понять, что всеблагое провидение устраивает все к лучшему.»

Вот почему фраза «Читал ли ты Кандида?» сделалась для меня чем-то вроде загадочной фразы «Любите ли вы Брамса?»

Но вернемся к роману.

Этот роман 1758 года примечателен тем, что Вольтер описывает в нем современную ему эпоху — то есть время, когда человечество было еще таким молодым ... К примеру, США существовали тогда только в виде разрозненных европейских колоний.

Люди тогда не знали и не могли предсказать, какие именно современные им темы для обсуждения и проблемы неожиданно станут в будущем очень злободневными, а какие, наоборот, не получат своего продолжения. И, пожалуй, именно этим роман особенно интересен.

Конечно, Вольтер — чрезвычайно остроумный человек, и многое в его тексте написано с такой иронией и сарказмом, что очень часто я просто не могла удержаться от смеха.

Я не буду комментировать художественные достоинства этого текста- конечно, ценность этого романа состоит вовсе не в его литературном стиле.

Я не знакома с другими произведениями Вольтера, но «Кандид» стал для меня образчиком вопиющей махровой графомании довольно умного человека... Да что там говорить, судя по отзывам современников — прямо-таки одного из умнейших людей своей эпохи.

Какие-то не вполне однозначные чувства вызвала у меня эта книга...

Но сначала немного предыстории.

Часто приходится слышать, что Фаулз относится к классикам ХХ века.

Не могу сказать, что меня нынче сильно интересует классика — она для меня малость... пресновата.

А все дело в том, что у меня в памяти еще свежи времена, когда только классика и была доступна российскому читателю: 1) русская классика, 2) советские признанные властью писатели, 3) зарубежная классика и 4) ограниченный список зарубежных авторов примерно середины ХХ века.

И также я помню весьма впечатляющие времена, когда такое положение дел постепенно начало меняться — у нас стали переводить и публиковать нечто более современное — то есть отражающее реальность, похожую на ту, в которой существует сам читатель, и обыгрывающее более или менее актуальные для общества идеи. Тогда сделалось возможным знакомиться не только с давно ушедшей в прошлое историей словесности в виде ее прославленных образчиков, но и с современной (в полном смысле этого слова) литературой, в которой, так сказать, «чувствуется биение жизни».

И вот в нынешней ситуации, когда слово печатное сделалось столь доступно, что иногда просто глаза разбегаются, что бы такого почитать, я всегда немного напрягаюсь, когда все же решаю остановить свой выбор на достаточно давно написанной книге.

Почему в поле моего зрения попал «Коллекционер» — роман, изданный в 1963 году?

А все дело в том, что с недавних пор я стала замечать, что название этого романа Фаулза нередко упоминают в обсуждении всяких там современных остросюжетных триллеров то про серийных маньяков, то про то, как муж-злоумышленник держит свою жену в заточении. То есть часто можно встретить реплику типа:

«Тема стара как мир, про это еще старик Фаулз писал в «Коллекционере».

Роман, и правда, оказался совершенно «классическим» — со всеми вытекающими. На триллер он, конечно, совсем не похож. Более того — львиную часть текста занимает дневник девушки 20 лет от роду с описанием ее ничем не примечательных будней и случайно возникающих в голове мыслей, что априори представляет собой не слишком динамичное чтение.

А теперь вернемся к началу моего отзыва.

Итак, почему «неоднозначные чувства»?

Все дело в том, что затронутые героиней в своем дневнике идеи, касающиеся жизни общества, на удивление не утратили своей актуальности — скорее, наоборот: «приобрели новое звучание». Кое-какие формулировки в этом тексте настолько удачны и прозорливы, что их хочется многократно перечитывать и цитировать.

Героиня, по злой воле ставшая мученицей, не вполне уверенная в том, как будет протекать ее дальнейшая жизнь и порой испытывающая страх, что ее жизнь и вовсе прервется, отважно — словно на эшафоте — формулирует своего рода манифест о противостоянии немногих интеллигентных и гуманных людей скотской серой массе большинства, об обязанности этих Немногих стоически нести свой крест.

И вот эти довольно удачные рассуждения на фоне скучноватой в целом книги ставят меня в тупик.

...С вашего позволения, я не буду останавливаться на личности второго героя, ставшего злоумышленником, а особенно анализировать его слова о том, что мол, он «любит» свою избранницу — наверняка, найдутся те, кому это интересно и кто сделает это гораздо лучше меня.

Продолжаю по мере сил исследовать феномен бешеной популярности Стивена Кинга.

Вслед за «Чужаком» (2018) решила немного «вернуться к истокам» и прочитать пятый изданный роман Кинга «Мертвая зона», датированный 1979 годом.

Что касается интриги романа, то, конечно, она не может быть воспринята в 2022 году как сколько- нибудь оригинальная — впрочем, можно предположить, что активные почитатели Стивена Кинга в виде писателей и сценаристов давно уже растащили элементы сюжета на составляющие и использовали в своих более поздних творениях.

Вот почему я воспринимала этот текст как некую небольшую по продоложительности семейную сагу с отпочкованием сюжетных линий на всяких нехороших персонажей-злоумышленников..

Кинг рисует культурную, общественную и политическую панораму жизни США в 70-ые годы.

Вьетнам, Уотергейт....

В домах только-только появлялись домашние видеомагнитофоны и карманные калькуляторы.

«Чак... показал ему подарок родителей по случаю окончания школы – наручные электронные часы.

- Вообще-то я просил астромеханического дроида, как в «Звездных войнах», но у них вышло только это, – сообщил Чак.»

Что же касается структуры романа, то на мой вкус в нем чуть великовата доля эпистолярного жанра — Джонни Смит равно как и его папаша Герберт всю дорогу обмениваются с кем-то письмами, чем, в общем, «затыкается» немалая часть сюжетных дыр. Да и то, что семья Сары активно дружит с ее бывшим парнем, очень удобно для автора:), однако вызывает у меня сильные сомнения в правдоподобии... Однако ж того, что Кинг — мастер описания типовых сцен и типовых узнаваемых характеров, никто не отменял.

Роман заканчивается на грустно-лирической ноте в октябре 1979 в преддверии наступления восьмидесятых, которые из предмета фантазирования писателей, наконец, станут реальностью:

«Она станет уделять больше времени макияжу, заниматься в спортзале и ходить по магазинам в Бангоре... В будущем ее ждали новогодние вечеринки, когда все надевают на головы смешные колпачки, и научно-фантастические восьмидесятые, когда она вступит в такой неожиданный средний возраст.»

Однако самый ощутимый когнитивный диссонанс я испытала вот от этого фрагмента, в котором чувствовалось «что-то не то»:

"– Мы считаем, что он сидел на скамейке и ждал, когда кто-то из учениц пройдет мимо. Это место не видно ни со стороны входа в парк, ни со стороны выхода, но тропинка проходит рядом со скамейками...

Баннерман добавил, что возле скамейки нашли дюжину окурков и возле эстрады – еще четыре вместе с пустой пачкой. К сожалению, это были «Мальборо» – вторая или третья по популярности марка сигарет. Целлофан на коробке проверили на отпечатки пальцев, но их не нашли.

– Никаких? – удивился Джонни. – Странно!

– А что вас удивляет?

– Ну, убийца мог быть в перчатках, даже если и не думал об отпечатках пальцев, а из-за холода, но продавец…

Баннерман одобрительно улыбнулся:

– А вы годитесь для нашей работы, но явно не курильщик».

Повторюсь: в этих рассуждениях о том, не «наследил» ли преступник, явно чего-то нехватало...

Как всегда, на помощь пришел интернет:

«В криминалистике метод Джеффриса, известный как генетическая, или ДНК-дактилоскопия, впервые был применен в августе 1987 года в Великобритании.»

В общем, до 1987 криминалистам приходилось полагаться исключительно на отпечатки пальцев:)

Как правило, при чтении любой книги временно перемещаешься в особый мир, в новую систему координат, очерченную ее автором... Так вот, при погружении в эту книгу рискуешь сделаться параноиком и невротиком, поневоле размышляя о том, насколько темен и опасен наш мир и насколько уязвима человеческая жизнь, ведь, кажется, в самом воздухе притаилась разрушительная энергия бродящих по улицах неудовлетворенных психопатов, выискивающих очередную жертву.

...Открывая текст книги, я как правило, стараюсь знать про нее как можно меньше и в основном прислушиваюсь к ощущениям от самого текста, решая, нужен ли именно мне этот текст именно в этот момент моей жизни.

Этот текст поначалу заинтересовал меня той эпохой и атмосферой, которая в нем описывается — напомним, что книга издана в 1991, и, судя по датировке поп-новинок и упоминанию инаугурации Буша-старшего, действие романа заканчивается в 1989 году, то есть в эпоху, когда на дискотеках слушали Джорджа Майкла, пользовались видеопрокатами и записывали на видеокассеты передачи с телевидения, самыми знаменитыми фильмами Тома Круза были Cocktail и Top Gun, а фамилия Трампа вызывала ассоциации в первую очередь с Башней Трампа.

Вскоре выяснилось: повествование ведется от лица не вполне нормального парня, который успевает не только тусить в ночных клубах, закидываясь там кокаином, и с важным видом рассуждать о том, можно ли носить вязаный жилет с деловым костюмом, но еще и одновременно маньячить на просторах Нью-Йорка... Как, в общем, немудрено было заключить уже из самого названия романа.

Я не слишком интересуюсь психологией вообще и уж точно ровно дышу по поводу неуправляемых страстей, бушующих в мозгах маньяков. И если уж это так необходимо, то в данной схеме я скорей предпочту переместиться в черепную коробку расследующего такое преступление детектива, чем подробно читать поток сознания маньяка. Но теперь, по крайней мере, мне стало понятней, откуда «росли ноги» у другого не вполне нормального жителя Нью-Йорка — у продавца книг Джо из романа Кэролайн Кепнес — Ты

Главный герой — настоящий «яппи», и на это слово я натолкнулась в тексте.

«Но уже поздно, и публика изменилась: теперь здесь больше панков, рокеров и черных, меньше парней с Уолл-стрит, слоняются богатые скучающие девчонки с авеню А... Одна из этих девок ухмыляется и говорит: «Катись на Уолл-стрит», а другая, с серьгой в носу, добавляет: «Яппи е.ный».

– Слушайте, – отвечаю я, скрипя зубами, – можете считать меня гадким яппи, но я, честное слово, не таков, – объясняю я им, быстро сглатывая».

А еще он, что называется, метросексуал (помните — «Быть можно дельным человеком И думать о красе ногтей»?). Наверняка, за 30 лет с момента выхода романа уже было подсчитано, какой процент текста занимает описание брендов, в которые одеты завсегдатаи модных ресторанов и клубов Манээттена... Также из текста без особого ущерба можно было бы исключить пространный анализ творчества группы Генезис и Уитни Хьюстон, равно как и рассуждение о сортах минеральной воды и о преимуществах отдыха на Багамах.

В 1989 году DVD в качестве носителей фильмов еще не изобрели. Тема регулярных посещений видеопроката всегда звучит чертовски олдскульно в наше время, но для главного героя, обладающего годовой картой видеопроката Video Visions рядом с его квартирой в Уэст-Сайде, это, так сказать, нечто большее, ведь этот парень не только тупо «дрочит» на порно, но и черпает оттуда идеи для своих будущих расчлененок, и его фраза «Мне сегодня еще нужно успеть занести кассеты в видеопрокат!» лейтмотивом звучит в его мозгу в самые экзотические моменты развития сюжета... Пожалуй, с этим мемом может сравниться только другой мем — обеспокоенный вопрос главного героя «В порядке ли мои волосы?»

Если в первой половине романа сцены со скучающим манхеттенским денди просто механически разбавляются описанием его ночных похождений с кровавым исходом, то дальше автор словно бы поневоле вносит некую динамику, и нам дают понять, что хотя зверства становятся все более жестокими, но все же, кажется, система дает сбой. Периодически Патрик испытывает трудноподавляемые приступы паники, во время разговоров он часто отключается, паря над разрозненными понятиями своего насыщенного событиями века, время от времени он начинает говорить о себе в третьем лице и видеть себя словно на экране, и порой ему чудится, что губы окружающих произносят «Демон».

И вот — одна из немногих попыток Патрика осознать творимое им с моральной точки зрения:

…там, где была природа и земля, жизнь и вода, я вижу бесконечный пустынный ландшафт, напоминающий кратер... Вот география моей действительности: у меня никогда не было и в мыслях, что люди – хорошие, что человек способен измениться или что мир можно сделать лучше, если получать удовольствие от чувств, взглядов и жестов, от любви и доброты другого человека. Не было ничего положительного, термин «великодушие» ничего не значил, был своего рода избитым анекдотом... Границы переходить больше не надо. Я превзошел все неконтролируемое и безумное, порочное и злое, все увечья, которые я нанес, и собственное полное безразличие.

Как объяснить идею автора поселить начинку агрессивного маньяка в тело чертовски скучного яппи? Для меня осталось непонятно, каким образом маньячество становится результатом богатства героя и его образа жизни. Конечно, можно было бы попытаться углядеть нечто в его наследственности, хотя материала для этого не так много — к примеру, вот единственное упоминание об отце на весь роман: “Отец на снимке... стоит в поместье его отца в Коннектикуте, рядом с одним из деревьев, выстриженным под животное, и что-то неладное у него с глазами».

В общем, скорее всего, идея впихнуть в текст побольше подробных описаний секса и насилия стало откровенно коммерческим ходом автора.

Страшно представить себе, как читается сейчас, в 2022, этот роман в супер-толерантном американском обществе, которое докатилось до объявления романов Марка Твена расистскими, ведь у компании яппи основное шутливое обращение — «педик», про гей-парады Патрик говорит: «Я стоял... и смотрел на это как завороженный, у меня в голове все мутилось при одной мысли о том, что мужчина может испытывать гордость за то, что он трахает другого мужчину», чернокожих называют не иначе как «ниггеры», а над беззащитными уличными бездомными, которые становятся чуть ли не основной мишенью маньяка, с удовольствием проделывают «трюк под названием «подразни-бомжа-долларовой-купюрой» .

Лайфхак для читателей : часто описание расчлененок выделено в отдельные главы, и их можно пропускать.

Едва в поле моего зрения попались первые рецензии на этот роман — кстати, не слишком-то лестные, — как я поняла, что он непременно должен мне «зайти»: действительно, в нем сплелись в симбиозе два моих излюбленных жанра — женская проза и триллер. И как раз то, за что роман порой ругали — чрезвычайно неосмотрительные поступки героев и невероятные события — мне, наоборот, импонирует еще со времен просмотра фильмов Педро Альмодовара, в которых, впрочем, подобное нагромождение неправдоподобных поступков объясняется, скорее, некой эксцентричностью персонажей с Иберийского полуострова.

В композиции романа автор использует модный нынче прием с равномерным чередованием нескольких сюжетных линий от имени нескольких персонажей, и потому с периодичностью в каждые 5 глав читателю приходится «настраивать» свое восприятие на новую частоту.

Итак, автор берет некую идею — фактически это развитие платоновской идеи о двух половинках, причем в романе поиск такой половинки поставлен на научную основу — и с удовольствием начинает описывать некие не слишком стандартные случаи, могущие возникнуть при этом фантастическом допущении.

Тема романа — ни много ни мало поиск своего личного счастья. И потому текст изобилует огромным количеством эмоций и треволнений, когда у персонажа сжимается сердечко и так далее... Скрытые чаяния, опыт предыдущих разочарований, надежды, в которые верят из последних сил, вопреки голосу разума. А также терзания и страхи при мысли о том, что можно так и не найти свою вожделенную вторую половинку.

Одна из героинь так формулирует мнение людей, равнодушных к возможности отыскать своего суженого/суженую:

«Он сказал что-то типа того, что любой мужчина по натуре охотник, в том числе и за женщинами, и что жизнь без риска -вообще не жизнь, и что никто никогда не прикажет ему, кого он должен любить».

Ну, и на этом, в общем, как бы и все...

А вот если копнуть текст романа чуть глубже, то со страниц книги предстает этакий стандартный популярный на Западе правильный и толерантный подход к жизни индивидуума, уже знакомый нам по сотням некоторых других романов, фильмов и сериалов, в котором люди (за исключением, естественно, отпетых психопатов, о которых говорится отдельно ) стремятся быть правильными мальчиками и девочками, поддерживая отношения с родственниками, посещая семейные мероприятия, будучи предельно честным в партнерских отношениях и в перспективе мечтая о чем-то позитивном и моногамном, и в своем предельном стремлении быть правильными они время от времени жертвуют своими личными интересами, при этом строго осуждая в себе и других все то, что не укладывается в эти рамки.

Максимум отступлений от идеальной схемы, который могут позволить себе эти запрограммированные на предельную правильность герои — это периодически выходить из себя и устраивать скандалы своей второй половине, произнося при этом чрезвычайно правильные и чудовищно банально звучащие слова, непоколебимую справедливость которых осознают обычно оба партнера, и эти скандалы могут закончиться как временным разрывом, так и волнующими объятиями и катящимися по щекам слезами. То есть в некотором роде в глубине души герои всегда твердо знают, что хорошо и что плохо и как нужно поступать.

Впрочем, в рамках клише этой эталонной правильной жизни возможны некие шаги вправо и влево, то есть некие эмоциональные спады и подъемы, возможны... Да чем черт не шутит, возможны даже алкогольные запои! Также допускается разнообразие музыкальных вкусов и предпочтений в еде (включая слегка экзотические, то есть на завтрак герои не обязательно (хотя и желательно) долгие годы едят хлопья с молоком). Да что там говорить — возможна даже нетрадиционность в сексуальной ориентации (о чем с полным знанием дела живописует Джон Маррс), но при всем при этом суть жизненной траектории, предоставляемой на обозрение и суд читателей, всегда остается примерно той же самой — то есть идеально позитивной.

Всякий раз обнаруживая в очередной книжке подобную одномерность бытия, я, с одной стороны где-то в своем подсознании кривлюсь от досады, а с другой... Довольно приятная в употреблении жвачка получается, я вам скажу.

В этом романе соединены многие сюжетные элементы, которые обычно привлекают в триллерах, написанных от имени женщин. Новый для героини жилкомплекс с уже сложившимся коллективом жильцов, в котором соседи внимательно следят за всеми перемещениями и активностями друг друга — коллектив, в который хорошо бы влиться. Попытка совместного проживания с до сего момента не очень хорошо знакомым мужчиной. Вскользь упоминающиеся травмирующие события в прошлом. И, наконец, неожиданно обнаружившееся преступление, совершенное какое-то время назад в жилкомплексе.

А еще тут есть вишенка на торте: долгое время непонятно к чему относящиеся куски текста из сеанса с неким психотерапевтом, которые на протяжении развития сюжета можно отнести то к одной, то к другой вроде бы подходящей ситуации.

Автору, конечно, пришлось кое-где искусственно напустить туману, кое-что обострить в ущерб правдоподобию, наделить героиню повышенной впечатлительностью и импульсивностью, чтобы заполнить часть текста, в которой отсутствует развитие сюжета, ее размышлениям и переживаниями.

В целом по итогу сюжет получается не такой уж банальный, так что чтение не лишено интереса.

Я с удовольствием втягивалась в чтение этой книги, попутно осознавая, что в романе «Милые детки» автор собирается «скрещивать» сугубый реализм, поток сознания двух довольно приземленных женщин — Лорен и Джоан — с одной стороны и древние кельтские поверья, цитаты из Йейтса и т. д. с другой — именно такой вид мистики меня как раз очень интересует, дразня воображение. Очень понравилось в одной из первых глав сначала звучание странной песни — вроде бы старинной и потому не слишком понятной, но при этом особенно пугающей — а потом еще и расплывчатое мелькание каких-то существ на видеозаписи, которую к тому же очень ожидаемо, в силу объективных причин, поначалу не удалось должным образом исследовать.

Ну, и тема «подменышей» довольно хорошо отзывается в женских сердцах, ведь в момент посвящения в материнство женщины переходят в какое-то новое состояние — практически в новый мир, в новую вселенную — и долго не могут полностью осознать, что отныне рожденные ими существа, до того момента защищенные материнской утробой, наконец появились на свет, но требуется денно и нощно следить за их безопасностью, а сколько же всего ужасного может с ними произойти в то время как они абсолютно беззащитны и столь уязвимы.

Еще я очень заценила довольно часто используемую в мистике тему «зловещие дети», т.е. тему существ, которые выглядят как дети, но при этом детьми не являющихся, которые вселяют ужас в того, кто за ними внимательно наблюдает, если тот задумается, насколько несвойственна для этих сущностей та телесная оболочка, которую они заняли. В данной книге речь шла о младенцах, которые были «стары как сама земля».

В целом читая мистику я заметила, как в процессе разворачивания мистического произведения из исходной точки, когда автор поначалу вроде бы абсолютно соглашается с читателем в том, что ничего мистического и сверхъестественного происходить не может по определению и выбирает крайне рационально рассуждающего героя, он постепенно погружает его в задуманную мистическую историю с нарушением всех возможных привычных причинно-следственных связей все глубже, оперируя в рамках нее опять -таки чисто рациональными аргументами, но при этом делает упор на какие-то старые предания, на народные поверья, на сказки и песни, на свидетельства очевидцев, на реальные, но просто очень давние и не слишком хорошо задокументированные случаи, и вот уже на наших глазах рациональные герои принимают всю эту мистическую данность как некие неоспоримые «правила игры».

В случае с этим романом на первый план, конечно, выходит не то, что написано, а то, как именно это написано.

Пожалуй, я впервые сталкиваюсь с книгой на подобную тему, которая была бы написана настолько изящно, настолько по-эстетски. Она прекрасно читалась бы даже в том случае, если бы у нее не было столь напряженного сюжета. Обычно в такой манере пишутся не триллеры, а какие-нибудь модные «романы взросления», в которых девушки испытывают разочарования то в чем-то одном, то в другом, и попутно «пускаются во все тяжкие».... И потому автора стоит похвалить уже просто за столь интересный эксперимент по выбору стиля для раскрытия подобной распространенной для триллера темы .

На мой вкус, работа со словом у автора — поистине виртуозная, Клеменс Мишальон словно плетет некое кружево, и построение фраз и тот словесный аппарат, те повторы и метафоры, который она использует, в сумме выглядят весьма современно и необычайно убедительно.

Еще одна замечательная находка: читателю представлен поток сознания героини, влюбленной в «нехорошего человека» — героини, которой, естественно, известно только о привлекательных сторонах злодея... В самом деле, ведь он все еще молод и весьма хорош собой, и уже одна только его внешность заставляет трепетать женские сердца. Героиня эта затевает обычный для женщин процесс соблазнения, в котором пытается выглядеть не слишком навязчивой и одновременно чуть иронизирует над собственной активностью.

В общем, возможно, с точки зрения какого-то фактического аспекта эта история не выглядит достаточно правдоподобно — автор просто взяла сюжетную канву вынужденного затворничества и написала по ее мотивам собственную историю. Но в итоге чтение получается просто отличное.

Завязка этого триллера — да и его последующий сюжет — показались мне достаточно оригинальными. Вообще начальный этап чтения, когда героиня теряется в догадках, почему вдруг неожиданное стечение обстоятельств — или чей-то изощренный замысел? — напомнило ей о давнем уголовном деле, выходит весьма интригующим. И это ощущение усиливается живописной атмосферой туристического поселка в горах хребта Адирондак — с домом на озере, причалом и лодочным сараем.

Затрагиваются интересные материи: речь идет о давнем преступлении, ключ к разгадке которого удалось получить с помощью сеансов психотерапии и гипноза.

Это тот случай, когда автор -мужчина пишет от имени женщины — жены и матери, и в чем-то это идет повествованию на пользу, так так героиня выходят довольно сдержанной и энергичной.

Также могу сказать, что автор довольно виртуозно умудряется водить читателя за нос, до поры до времени не позволяя посмотреть на происходящее под таким углом зрения, который мог бы хоть что-то прояснить.

Вот... А что касается названия романа, то оно, как оказывается, употреблено не в том буквальном смысле, к которому мы все привыкли, т.е. касается не того явления, которое нередко используется во многих триллерах.... Нет, тут слово «амнезия», видимо, употреблено в переносном смысле и относится к свойству человеческой психики намеренно забывать какие-то вещи и убеждать потом себя в том, что ты их не помнишь, и вполне искренне в это верить.

Книга о бабушке «со стальными яйцами»... В самом деле, нужно иметь очень ясный рассудок и очень крепкие нервы, чтобы столь детально продумывать схемы преступлений, как делает это героиня книги. По сюжету ей ни много ни мало 88 лет, но при этом она ведет образ жизни, не сильно отличающийся от иных молодых девушек, предаваясь удовольствиям — разве только мужские сердца своей красотой не покоряет направо и налево, а в остальном ее времяпрепровождение очень похоже на «забавы молодых». Тут и смакование деликатесов, и увлечение СПА центрами, и, само собой, разнообразные путешествия...

Под покровом ночи подтянуться и вскарабкаться на строительные леса — это для престарелой героини пусть со скрипом, но — раз нужно для пользы дела — вполне осуществимо. Хотя для верности пожилая дама все же предпочитает пользоваться позаимствованными у умершего соседа ходунками — особенно в скользкую погоду.

В общем, идея книги остроумная и немного хулиганская. Получилось нечто вроде черного юмора.

Написано в ничем не раздражающей, но и одновременно в не особо примечательной и довольно универсальной манере.

Конечно, у мегапопулярного (особенно лет 15 назад) Пауло Коэльо имеется вполне себе узнаваемый фирменный стиль, с которым можно — как с неким эталоном — сравнивать другие книги.

Но давайте поговорим о романе «Одиннадцать минут».

Сюжет романа достаточно незамысловат и может быть пересказан в нескольких предложениях.

Ну, а вообще у каждого текста имеется так называемая «тайна названия». Т.е. смысл названия становится понятен не сразу, и, более того — некоторые авторы так искусно приготавливают и обставляют это самое читательское прозрение насчет смысла заголовка, что порой в этот момент у читателя буквально дух захватывает. Здесь же, у Коэльо, загадка названия обнаруживается на банально считываемом уровне статистики и, так сказать, на уровне сугубо низких материй, касающихся какой-то безликой массы недалеких людей, которые вроде бы интересуются в жизни не тем, чем нужно — ну, типа про секс говорят все вокруг, включая литературу и СМИ, а на самом деле он никого особенно не интересует.

Делая свою героиню проституткой, Коэльо этим как бы выносит секс за скобки и обозначает, что в мечтах героини эта сфера — в юности манящая и привлекательная — с какого-то момента ее жизни абсолютно не имеет самостоятельной ценности... Впрочем, она может вновь сделаться насколько-то ценной при условии, если героиня встретит подходящего для любви мужчину.

Про женщин автор пишет исключительно вычитанные где-то штампы, облекая их в свои фирменные напыщенные формулировки.

Собственно говоря, героиня романа Мария абсолютно не прорисована, у нее нет ни одной личной индивидуальной черты... Ну, разочаровалась в любви и вдруг сделалась мудрой, и на этом все.

То же самое касается и «ее мужиков».

В общем, визитная карточка Коэльо — напыщенность и многословие. Часть из этих многих, почти случайных рандомных слов еще более или менее попадает в цель, а часть выпущена абсолютно наугад и просто «вхолостую» заполняет объем книги...

Впрочем, можно интерпретировать стиль Коэльо и так:

Вот чего в тексте много, так это красивых многозначительных фраз, словно созданных для того, чтобы выписывать их в качестве цитат и вешать на стену в рамочке.

Похоже, многие читатели, поначалу с удовольствием втянувшись в повествование, вскоре чувствуют себя разочарованными, когда сюжет вдруг перестает развиваться по ожидаемому клише триллера... Думаю, тут просто нужно набраться терпения, и вскоре станет понятно, «что к чему».

Могу отметить грамотное построение интриги — думаю, роман отлично смотрелся бы при экранизации, хотя при этом он, конечно, неминуемо потерял бы кое-что из уникального авторского стиля — и создание своеобразной копии мира московских улиц, магазинов, кафе, парков, ночных клубов и косметических салонов...

Также радует очень точная психологическая составляющая девичьего мира, хорошо написанные, живые диалоги и умело схваченные детали общения.

При этом периодически встречались стилистические погрешности типа часто употребляемого грубоватого выражения «Без понятия» в довольно приличных разговорах приличных людей.

А еще мне категорически не заходили используемые метафоры типа вот таких:

«Внутри меня звенят хрустальные колокольчики.»

«Цветы под кожей горят все так же жарко.»

«В наших запястьях в едином ритме звенит стеклянный морской прибой.»

Возможно, подобные словесные обороты придают тексту своеобразное очарование, хотя из-за таких непривычных сочетаний стиль кажется то ли излишне экзальтированным и гламурным — что немудрено, ведь главная героиня — весьма одухотворенная, девушка с восприятием художника, мыслящая категориями запахов, красок и фонов на пейзажах, — то ли каким-то... целлулоидным.

В целом для меня такая проза слишком дистиллирована, но для романтичных молоденьких девушек, возможно, это — «самое то».

Прежде всего, сходу обращает на себя внимание стиль...

Этот стиль я назвала бы «А что, так можно было?»

Поначалу я не могла избавиться от ощущения, что читаю дневник современной женщины — если не сказать «бабы» — в жанре ЛР со всеми вытекающими ограниченностями и туповатостями, присущими бабскому дневнику. Чуть позже, когда диалог «двух кумушек в одной» слегка устаканился, картина сделалась еще более интересной: стиль стал напоминать скрещивание женского внутреннего монолога (точнее — диалога, но про это ниже) уровня попаданческого лыра с чем-то очень разговорным в жанре сетевого трепа — впрочем, с отдельными редкими кусками, похожими-таки на литературу. Метафоры в тексте тоже наличествуют — правда, большей частью опять-таки сгенерированные путем переиначивания выражений из все тех же прикольных разговорных оборотов.

По сюжету и по жанру мы имеем «попаданство... для взрослых» (т.е. не для подростков-геймеров). Перед нами поток сознания «человека с принудительным раздвоением личности», пола женского.

Поначалу идет традиционный этап привыкания к телу и к обстановке. ГГ наблюдает за происходящим, находясь словно вовне — примерно как в фильме или в компьютерной игре, — истолковывая зрительные образы в привычной для себя системе координат, и при этом «играет» своей героиней, находясь внутри нее... Надо сказать, эта часть получается достаточно напряженной для читателя, поскольку впору застрять в переводах с квази-латиноамериканского языка конца ХIХ века на «нормальный». Практически за каждым утвердительным предложением немедленно следует вопрос от чайника-неофита — то есть от той, кто вселился в тело.

После быстро затихшей движухи первой части возникает вопрос, чем же теперь автор сюжетно наполнит текст окромя реминисценций на столь любимые у русской публики творения Маркеса, Исабель Альенде и т.д. — отметим, что для создания атмосферы в ход идут имена всяких там Хосе, пирожки с жаботикабовой и некая неизменно присущая магическому реализму хаотичность и бестолковость в поведении героев.

Тут все оказывается достаточно просто: начиная с какой то главы происходящее начинает напоминать мексиканский сериал с большим количеством более или менее эпизодических действующих лиц и с обязательно присутствующими охающими, всплескивающими руками и неистово крестящимися тетушками, из последних сил пытающимися блюсти традиции.

По факту мы имеем гимн самодостаточной женщины — впрочем, неравнодушной к сексу.

«Ну а что, если ты вдова, обходиться одними бананами? Да и с бананами, знаете, выходит иногда всякое, если их молодые парни собирали немытыми руками...»

Разговоры подружек:

«Слушай, я бы тоже упала на спину, если бы он на меня посмотрел! Там в Сан Луисе много таких, нет?»

Во время, свободное от решения задач подъема уровня образования в Аргентине, героинь заботит, во что одеваться, как вести себя с мужчинами, как заниматься с ними сексом, как воспитывать детей... Однако самое главное — это, конечно, сидеть на балконе с чашечкой отличного кофе, с видом на горы... И с запасом хороших книг для чтения.

Так все-таки что же у героинь на любовном фронте? Как решена тема любви?

Уж если и влюбляться в кого, то в поэта. Ибо

«Я... все время смутно ждала от поэзии чего-то большего, чем изящные рифмы и изящные эмоции. Чтобы ритм дыхания затянуло, повело, а потом оборвало в нужном месте. А потом повело снова.»

Хотя, честно говоря,

»- Тебя больше соблазняет история, чем мужчина.

- Как будто тебя нет.»

Есть в книге пласт с перекличкой культур, который я, пожалуй, оставлю за рамками рассмотрения. И есть пласт необычайной интимности этого внутреннего диалога, в котором, опять-таки, желающие могут с удовольствием покопаться.

Фактическую сторону этой истории можно интерпретировать как встречу двух людей — можно сказать, встречу двух «одиночеств». Которые до до момента своего случайного, на первый взгляд, пересечения в пространстве и знать не знали, что, оказываются, нуждаются друг в друге, да и вообще — что нуждаются в ком-то еще, но зато после встречи — которая изменила их мироощущение — внушили себе, что всю жизнь двигались навстречу друг другу.

Изюминку истории придает то, что эти двое не смогли быть вместе по вполне прозаической причине — женщина была замужем. И потому это как раз тот случай, когда неосуществленные отношения уходят в область воспоминаний, неизбежно обретая щемящий оттенок.

История рассказана автором с толикой торжественности и даже с некоторой, я бы сказала, напыщенностью. Мужской персонаж изображен как некое полу-магическое воплощение каких-то древних сил, и потому становится понятно, почему женщина не устояла перед его очарованием.

«Роберт Кинкейд был в каком-то смысле колдун и обитал сам по себе в никому не ведомых местах, таинственных и грозных.»

Сам процесс сближения описан с огромным уважением к действующим лицам, герои — несмотря на то, что для женщины это фактически супружеская измена — ни на миг не теряют достоинство: они словно подчиняются опять-таки неким неподвластным им силам, которые направляют их друг к другу. То же касается и собственно их соитий — все изображено с точки зрения их духовного соединения — тем более, что они оба любят и понимают и поэзию, и магию слов и смыслов.

«Она утыкалась лицом в его шею, плоть к плоти, и чувствовала, как ее ноздри начинают воспринимать запахи реки и дыма от костра, а до слуха доносился стук колес старых паровозов, покидающих ночами зимние вокзалы далекого прошлого. Она видела странников в черных одеяниях, чей путь пролегал вдоль замерзших рек и пышных летних лугов к истокам мира и краю земли. Снова и снова скользил по ее телу леопард, легкий и гибкий, как ветер прерий, и, колыхаясь под его тяжестью, она летела верхом на ветре, как весталка в храме, к благоуханному быстрому пламени, зажженному для тех, кто доплыл до излучины реки забвения.»

Достаточно важен и антураж книги и время действия — август 1965 года: последняя мировая война уже достаточно отошла в прошлое, и началась эпоха потребления, когда превыше всего люди начинают ценить комфорт и успокоительную стабильную привычность. Женщина с ее нереализованными желаниями юности, как это часто бывает в судьбе многих ее сестер по полу, традиционно исполняет роль жены своего недалекого мужа (роль «жены фермера из штата Айовы»), фактически не имея возможности ни с кем поговорить на достаточно отвлеченные темы в своей глубинке, где местным жителям все выходящее за привычные бытовые рамки кажется подозрительным. В то время как мужчина по самому роду своей деятельности приобщен к достаточно интересным материям, и потому зрительных и прочих событий, связанных с путешествиями, в его жизни хоть отбавляй — он как бы «гражданин мира», с легкостью пересекающий пространства по заданию и за счет средств заказчика. Он говорит:

«Моя работа в определенном смысле позволяет мне жить вольной жизнью настолько, насколько это вообще возможно в наше время».

И это добавляет ему дополнительных очков как представителю «некого недостижимого мира» в ее глазах.

В книгах Аткинсон счастливо сочетаются три пласта текста: 1) меткие наблюдения о современной жизни, порой проникнутые иронией, 3) осмысление происходящего в контексте архетипов и метафор из произведений прошлого и 3) триллер.

В стандартных же, привычных нам триллерах непременно присутствует третий компонент, а если произведение еще и хорошо написано, то в нем можно обнаружить элементы первого пласта.

Можно сказать, что в этой книге Кейт Аткинсон практически издевается над жанром «детектив»... Ну, как минимум, она обходится с ним весьма вольно — пожалуй, еще более вольно, чем в первой книге серии. Ну, а наиболее точным будет сказать, что писательница приспосабливает жанр под себя, то есть как бы говорит: кажется, в этом жанре должны быть преступления и расследования? Хорошо, в моей книге будет немножко показана работа полиции, будет пара трупов и будут попытки полиции связать воедино несколько криминальных событий.

А дальше Аткинсон не ограничивает себя никакими рамками и с удовольствием и с упоением с помощью сюжетных поворотов и потоков сознания героев рассуждает о том, что лично ей интересно. И мне кажется, что это по-настоящему здорово, потому что ткань романа (то есть то, что занимает мысли героев между их столкновениями в криминальных событиях) выходит любопытной.

Кроме размышлений главного героя — полицейского в отставке Джексона Броуди — в этом романе в центре событий оказывается гораздо менее брутальный персонаж — писатель по имени Мартин, автор ламповых детективов. И его преломление событий, его попытки нащупать свое место в реальности не менее интересно, чем у Джексона, а на пару они вообще охватывают очень много аспектов существования.

«На частый вопрос, почему он стал писателем, Мартин обычно отвечал, что раз уж он проводит бо́льшую часть времени в своем воображении, то почему бы не получать за это деньги.»

Мартин живет в трех измерения: кроме двух привычных для каждого писателя ипостасях — реальная жизнь и созидание вселенной очередного произведения — у Мартина имеется еще и, ни много ни мало, вымышленная семейная жизнь.

Скользнув глазами по аннотации, я заключила, что под обложкой скрывается более или менее слащаво/ слезливый ЛР. Но поскольку тема рабской привязанности девушки к парню меня более или менее вставляет, я с опаской решила-таки прослушать пару первых глав, а потом уж решить, буду ли продолжать знакомство с романом....

Я предполагала, что девушка влюбится в парня, предложит ему себя, вскоре он ее бросит, и она будет заниматься сталкеризмом и преследовать его.

Что же мы имеем в книге по факту? Угадала я или нет?

В общем-то, в романе, в самом деле, присутствует история отношений с неким парнем, который ГГ настолько нравился, что за право жить с ним вместе она могла пожертвовать очень многим. И, возможно, ей даже нравилось всем этим жертвовать, как она себе признается:

«Я превратила страдания в свою работу».

Но на протяжении этой истории в тексте вставлены всякие воспоминания о юности, о родительском доме, о детстве и о прошлых отношениях героини.

В общем, никакой слащавости я не обнаружила, а обнаружила очень много самоанализа.

В целом я назвала бы этот роман, ни много ни мало, своеобразным современным справочником по познанию молодой женщиной самой себя в отношениях. Только не по таким отношениям, которые направлены на то, чтобы женщине стать продолжением кухни (хотя и это героиня тоже проходит в своей истории, причем, можно сказать, исключительно по своей воле — ну, точнее, по тонкому расчету — «чтобы он не мог и помыслить о том, чтобы обходиться без меня снова»), а по таким отношениям, которые заводят не для бабушек у подъезда, а чисто для себя, для своего собственного фана и для придания жизни драйва.

А вот феминисткам и любительницам всяких квази- воодушевляющих разговоров о работе над собой и обо всем прочем— ну, им явно не сюда.

В книге много размышлений о влюбленности и о ее роли в жизни.

«А потом я влюбляюсь, и все обновляется, в том числе я сама: мое тело, мой разум, мой взгляд на самые обыденные вещи. «

«Я люблю себя влюблённой. Свои чувства я считаю облагораживающими и человечными и в такие моменты одобряю себя».

Описаны отношения с собственным телом — юношеские попытки похудеть — «мой подростковый праведный голод», но и одновременно — и недовольство его несовершенством, и восторг при мысли о том, какие мысли это тело может вызывать в мужчинах.

В стилистическом плане все настолько точно подмечено и выражено, что многое просится в цитаты, в рамочку и на стену.

Многие сравнивают этот роман с творениями Салли Руни — ну, как же: почти тот же возраст авторки и тоже Дублин... В общем, имхо и стилистически, и по интересности самовыражения Салли Руни, сделавшая ставку на свой безыскусный слог, и рядом не стояла.

Если сравнивать этот роман, например с произведениями Дэна Брауна, которые стали своеобразным эталоном жанра, то имеем следующее: в романе у Левенбрюка фигурируют тайные общества, внимательно следящие за тем, как герои расшифровывают загадки прошлого, причем для убедительности это не одно тайное общество, а целых два. Одно при Ватикане, а другое имитирует собой этакую интернациональную секретную когорту влиятельных личностей с громкими именами, которая реально правит миром. И вроде бы они за героями, повторюсь, и следят, и гоняются, но ни разу линия развития сюжета не перемещается ни в кабинеты порочных главарей всей этой мафии, ни в аскетичные жилища фанатичных адептов, способных совершить злодеяние ради великой цели, что нередко происходит в романах Дэна Брауна.

В итоге в книге, несмотря на всю паранойю, не наблюдается особых приключений кроме преследований, погонь и, повторюсь, ощущения слежки.

Зато устами героев нам подробнейшим образом рассказана история тамплиеров, зарождения ислама и развития масонства во Франции. В перерывах между корпением над бумагами друзья исследуют кафе и рестораны Парижа, по которым протагонист так истосковался за океаном, и вот там протагонисту — и заодно читателям — в виде школьных лекций все это и излагает его умудренная знаниями собеседница.

Кстати, надо признать, что рассказы эти гораздо более интеллектуальны и оригинальны, чем у Дэна нашего Брауна, который приводит информацию в столь шаблонной манере, словно напрямую переписывает ее из Википедии.

Но что мне понравилось в книге, так это намного бОльшая психологическая достоверность характера главного героя и упоминание по ходу дела многих мультикультурных — и особенно французских — имен: тут вам и Бодлер, и Сартр, и...И фильм «Магнолия»:

«Я сменил тему, и мы стали болтать о том о сем: о кулинарии, кино, литературе. Она любила зиму, я — весну. Она ненавидела фастфуд, я тоже. Ей нравился Вуди Аллен — как и мне. Она не терпела Спилберга — тут мы расходились. Для меня Пол Томас Андерсон был главным откровением десятилетия — она ценила «Магнолию», но считала, что я преувеличиваю. Каждый второй фильм Лелуша оставлял ее равнодушной: мы сверили впечатления, чтобы убедиться, насколько совпадают наши вкусы. Она обожала «Имя розы» и считала скучным «Маятник Фуко» — я обожал оба романа. Она втайне восторгалась Прустом — для меня настольной была книга «О чтении»… Мы перебрасывались названиями и раскрывали пристрастия вплоть до позднего вечера.»

Сложно пройти мимо книги с таким названием. В самом деле, очень интригует ситуация, когда мать простодушно забывает, в каком именно доме она одним пятничным вечерком оставила «поиграть» с подружкой свою дочку-подростка... При ближайшем рассмотрении оказывается, что нет, вроде бы не забывает, да вот только только все дома в округе уж слишком одинаковые на вид. Ну, или же героиня стала жертвой некой мистификации, но ведь это совершенно невероятно, не так ли?

Книга начинается крайне банально и незамысловато, круг волнующих главную героиню проблем находится либо в чисто бытовой плоскости, либо исчерпывается сожалением о том, что постепенно — со взрослением дочери — было утрачено их единение, искренность, желание делиться своими маленькими секретами и проводить вместе время. Мать раз за разом вспоминает, какой милой и забавной была в детстве ее дочурка и сетует, что то золотое времечко уже не вернуть. В других книгах эта линия «мать и дочь-подросток» побочная, одна из многих, а тут идет в качестве основной.

Дальше сюжет каким-то образом неспешно развивается, превращаясь в некий микс из тревожного настоящего, попыток матери получить хоть какую-то информацию об исчезновении дочери, воспоминаний о предшествовавших событиях, которые в свете всего случившегося приобретают новое значение, и совершенно неожиданного экскурса в прошлое самой ГГ — т.е. матери девочки, которое оказывается не таким уж безукоризненно образцовым.

С какого-то момента и вовсе заявляется, что, оказывается, мать теперь расплачивается на нечто, сделанное ею же самой много лет назад.

А в последних главах идет то, что называется резкая «смена фокала», точнее — этот самый фокал буквально ходуном ходит от одного персонажа к другому, и потому толком не понимаешь, кому стоит сочувствовать, причем не знаешь это вплоть до самого последнего абзаца — впрочем, и потом, когда все наконец становится понятно, остаешься в неком недоумении, а тому ли персонажу отдавал свои симпатии во время чтения.