Режиссер: Дэвид Йетс

В ролях:

1. Дэниэл Рэдклифф (Гарри Поттер)

2. Руперт Гринт (Рон Уизли)

3. Эмма Уотсон (Гермиона Грейнджер)

4. Майкл Гэмбон (Альбус Дамблдор)

5. Том Фелтон (Драко Малфой)

6. Алан Рикман (Северус Снейп)

7. Хелена Бонем Картер (Беллатриса Лестрейндж)

8. Эванна Линч (Луна Лавгуд)

Сценарий: Стивен Кловз

Оператор: Бруно Дельбоннель

Композитор: Николас Хупер

----

После джексоновского «Властелина колец» уже почти бессмысленно лезть в Средиземье с кинокамерой; а вот что касается Хогвартса… Хогвартс пока заснят только с фасада, и то в довольно произаических ракурсах. Ни одному из шести фильмов о Гарри Поттере (кроме, возможно, куароновского «Узника…») не удалось даже приблизиться к эталонным для большого кинофэнтэзи лентам про Фродо Бэггинса, в первую очередь в плане внутренней согласованности, баланса между эпичностью, точностью, искренностью и коммерческой просчитанностью. Не говоря уже о количестве «Оскаров».

----

ZIP-архивация

А ведь Дэвиду Йетсу достался первоклассный материал; даже с поправкой на гипотетических цензоров-продюсеров из «Уорнера», готовых уничтожить любой намек на творческую мысль и неочевидные трактовки. Пятый и шестой тома по драматургии заметно сильнее остальных частей поттерианы (включая седьмую). Именно здесь война против темных сил теряет совсем уж игрушечный статус, на повестку дня вместо неприготовленных уроков приходит большая политика с разладом в верхах, акценты окончательно смещаются от волшебной атрибутики в сторону борьбы разнозаряженных характеров; а у таланта Роулинг к плетению сюжета обнаруживается приятный реверс: очевидное психографическое мастерство.

Йетс уже триумфально надорвался, пытаясь осилить многостраничную глыбу «Ордена Феникса», и сотворил фрагментированную нелепицу; в лучшем случае – что-то вроде альбома движущихся фотографий, но никак не кино. К шестому фильму пациент, однако, перешел из критического состояния в стабильное. «Принц-Полукровка» спрессован в сценарий грамотнее и, как любят говорить пролетарии-креативщики, концептуальнее: плюшкинский принцип «обо всем по кадру» сменили осмысленные купюры, повергшие, впрочем, в смятение всех, кто неравнодушен к книге. Йетс и его команда хорошенько прошлись наждаком по всем линиям романа: коллекция воспоминаний Дамблдора сокращена до двух экземпляров; и, соответственно, история Тома Реддла, одна из основных артерий «Полукровки», скуксилась до зевотной зарисовочки про злобного мальчика.

Сходным образом ужаты и заархивированы в ZIP и заглавная линия собственно принца-зельевара; и слизнортовские терзания; и квиддич с длинной success story Рона (хотя те обрывки, что есть, за шкиряк прихватывают: давно на большом экране не было полетов на метлах). Министр магии Скримджер с его происками и вовсе вынесен за скобки; равно как и Дурсли, к слову: отсутствует даже почти монтипайтоновская сцена их столкновения с Дамблдором.

Гормоны Гарри

И только один мотив взлелеян и перенесен на пленку в полной сохранности, даже с расширениями: романтический. Он кажется особенно значительным на фоне прочих веток, усохших и урезанных. «Принц-Полукровка» пронизан сразу несколькими лав-стори, розовыми и невинными, как валентинки с котятами, морковно-анекдотическими по тональности. В книге это своеобразные бухты спокойствия, где читатель отдыхает после штормов основного сюжета. Зритель картины Йетса стоит там на якоре почти безвылазно; в бухгалтериях «Уорнера» фильм мог бы с полным правом проходить как подростковый ромком про волшебников. И не то чтобы это было совсем неуместно (пубертат заклинанием не снимешь), да и выделан этот ромком толково; дело в дисбалансе, в откровенно диетических дозах прочих жанровых компонентов. Другими словами, на голый каркас фабульной фактики намотано трендовое шмотье и пришпилен ранец со значками «чмаффки» и «токио хотель». Магические черты знакомого повествования воспринимаются обыденно, портретистские способности и эмоциональная чуткость Ролинг заметно тускнеют в обработке Йетса. В ленте по самой серьезной книге о Гарри Поттере нет ни одной калории, лишь ароматизаторы («клубника со сливками»; идентично натуральному, есличо) да усилители вкуса. Чупачупс.

Ничто не выцепляет зрителя из расслабленного полусна, картинка выхолощена, и в этом главная проблема фильма; ведь даже при избранном для него амурном коленкоре упущено сразу несколько точек роста, где легко можно было добавить действию контрастности и драйва. Даже без разбухания бюджета или хронометража. На перипетиях романа можно было сыграть величественную симфонию с оркестром; Йетс оттарабанил их гладко и тихо, словно в концерте в доме для престарелых. Драматизм сильнейших сцен «Полукровки» разменян по мелочам и кое-где пробит штампами. Картину могла бы вывести на другую орбиту уже одна только масштабная кульминация с Дамблдором в центре, но и она снята только лишь с ремесленным усердием, поспешностью и без должной мощи (и вдобавок в ней продинамлены важнейшие нюансы, как раз те, что вдыхали жизнь в книгу Ролинг).

Удивительно, но при двухстах миллионах баксов в загашнике на финальном побоище вдруг сэкономили (решив, видимо, вложиться лишь в самую последнюю битву за Хогвартс), вместо него сочинив идиотический поджог избушки семейства Уизли. Вау-эффектного в «Полукровке» вообще немного: размашисто поставлены начальная сцена крушения моста, захватывающе – считанные кадры квиддича. Ну да, и еще, разумеется, оборотень Сивый с джигурдинскими лукавинкой в глазах и густым мехом из-под расстегнутой рубахи.

***

Если не присматриваться и слегка смежить веки, «Принц-полукровка» воспринимается вполне безболезненно: общая событийная канва книги на месте; цветовая гамма таинственно приглушена; все актеры в образах (более других на сей раз хороши рефлексирующий Малфой и, особенно, очаровательная Луна Лавгуд); мантии развеваются, волшебные палочки мельтешат огнями, а волшебники пьют сливочное пиво и целуются. В целом получается такая ненавязчивая милая открытка из Хогвартса. На этот раз Йетса можно поздравить – он все-таки снял хоть какое-то кино, кино гладкое и цельное. Идеальное, чтобы в 16 лет безнаказанно приобнять за плечо едва знакомую девчонку в соседнем кресле. С надеждой на победу добра.

Общая оценка: 6.0

В чем главное отличие «Королевского убийцы» от первого тома Саги о Видящих? Он взрослее. В «Ученике…» Фитц выполнял приказы старших и на правах ребенка мог беспокоиться лишь о неприготовленных заданиях или злобных выходках учителя Силы Галена. Но настает время, когда задумываешься о жизненных выборах, переосмысливаешь мотивы людей вокруг, берешь ответственность в свои руки и начинаешь самостоятельно преображать окружающий мир. Именно в этот этап вступил Фитц во втором романе Саги, и Хобб с диагностической точностью передает весь спектр его внутренних переживаний и противоречий, будь то на любовном фронте, на королевской службе, или в личных привязанностях (в том числе и к лесному брату Ночному Волку). Снова и снова, по-достоевски скрупулезно и безостановочно, Хобб рисует карту душевных метаний бастарда, прочерчивая самые малозаметные нюансы поведения и достоверно показывая сиюминутные реакции. Ни на секунду автор не прекращает работу над сердцем Фитца, закаляя его и тут же проверяя на прочность новыми испытаниями, с каждой страницей только раздувая огонь во внутреннем «горниле» героя.

Роман вообще предельно фитце-центричен. Все происходящие в тексте события преломляются сквозь призму восприятия Фитца, долго перевариваются в его сознании и подсознании, и так или иначе влияют на его жизнь; мы знаем только то, что знает Фитц. А ведь Хобб вполне могла бы выстроить отдельные ветки повествования от лица Верити, Кетриккен, Баррича, Регала; что, без сомнений, сделало бы «Убийцу» богаче, насыщеннее и как-то многоакцентнее в харАктерном плане, придало бы объем двумерным придворным интригам. Стоило бы посвятить несколько POV-линий и жителям других герцогств, поконтрастнее обозначив конфликт Внутренних и Прибрежных герцогств, показав постепенное умножение предпосылок к распаду королевства; отразив хронологию борьбы островитян и пиратов. Все это проходит в «Убийце» бегущей строкой внизу экрана, через обрывки диалогов и протокольного стиля отступления. Требующей былинно-всеохватного эпика просторолюбивой русской душе здесь развернуться негде. Но подозреваю, что если бы Хобб взялась играть по мартиновским правилам, то до сих пор бы барахталась в запутанных переплетениях судеб героев и королевств, а для отпечатки книг цикла понадобилось бы срубить как минимум вдвое больше деревьев.

Так что камерно-театральное, кое-где интимное даже, настроение Саги о Видящих — это к лучшему. Суперконцентрация на одном герое позволяет, наряду с почти научным погружением в нестабильную стихию эмоционального эфира, не просто сопереживать Фитцу, а вжиться в него, вместе с Ночным Волком и Верити. Уровень отождествления с Фитцем – запределен, почти беспрецедентен. Эта метафора уже вся облезла от небрежной эксплуатации, и тем не менее: ты не читаешь эту книгу, ты живешь в ней; любой окружающий ландшафт, будь то ворчащее метро, или офис с десятком человеко-машинных интерфейсов, буквально растворяется, едва берешь в руки «Убийцу». Коллайдеры, кризисы – не более чем случайные буквосочетания, ведь на повестке дня проблемы посерьезнее – пираты и злокозненный принц. И решать их тебе.

Фитце-центричность определяет и детализацию портретов других действующих лиц. Можно даже сказать, от Фитца расходятся «психологические круги», т.е. чем ближе к бастарду по сюжету тот или иной персонаж, тем он четче, рельефнее, тем логичней его мотивация. Титульный герой цикла вошел в сознательный возраст и начал анализировать ценности и убеждения людей вокруг, потому неудивительно, что плосковатенькие фигуры из первого тома в «Убийце» вдруг обретают третье измерение и сбрасывают с себя марионеточные нити Хобб. Это касается в первую очередь трех сэнсэев Фитца: Баррича, Чейда и Верити. Баррич, пребывавший ранее в статичном образе сурового, но доброго «медведя», теперь полноценно раскрылся как «постаревший Фитц»: рьяный слуга государев, ставящий преданность королю выше личных желаний и чувств, в том числе любви. Увы, часто брошенные на алтарь судьбы выметаются оттуда вместе с мусором; и самые верные сподвижники трагически остаются ни с чем. Трагическая интонация вообще есть в каждом герое «Убийцы»: у одних это расплата за успех или оборотная сторона призвания (Верити, Кетриккен), у других – bad luck и грустные жизненные обстоятельства (Шрюд). Элементарная физическая боль, одиночество, несбывшиеся надежды, трясина пьянства – простой бытовой негатив высвечен Хобб с тихой ледяной реалистичностью; и все это слишком знакомо, чтобы можно было остаться безучастным.

Сбалансировался и оздоровел и еще один важный мотив Саги о Видящих – природно-анималистический. Первый том не раз обвиняли в излишнем собакофильстве, теперь же «собачий» вопрос преобразовался в «волчий», и никакой полемики насчет его уместности быть не может. Ночной Волк, подобно проникавшему в чужие мысли Роланду в «Извлечении троих», вольготно расквартировался в сознании Фитца, и регулярно разряжает напряжение текста ироничными замечаниями по поводу треволнений человеческого сородича: «спаривание с самкой – это хорошо, брат», «пойдем лучше в лес на кроликов охотиться». Можно сказать, что одной из побочных тем «Убийцы» как раз является соотношение биологического и социального начал в человеке: свежий акцент для фэнтэзи.

Лишь один персонаж пропустил физиопроцедуры и остался столь же бледен и безжизнен, как и в «Ученике». Регал. Как будто на спор бедолагу принца туго напичкали всевозможными пороками, местами противоречивыми. Итак, читаем резюме Регала, раздел «Личностные черты»: коммуникабельность, ответственность самодовольство, мстительность, наглость, праздность, леность, страсть к попойкам и травокурство, патологическое равнодушие ко всему окружающему (включая королевство и его нужды) и зверское себялюбие, трусоватость, жестокосердие, садистические нотки… Возможно, кто-то воскликнет: «Да это ж моя теща!», и все же герой сильно отдает гротеском, особенно на общем фоне. Если остальные персонажи соответствуют принципу «быть, а не казаться», то Регал скорее схема, функция, чем реальный человек. Тем более что мотивация его злодейств в «Убийце» весьма туманна и неубедительна, что прямо в тексте подмечают даже Фитц с Чейдом. В результате тускловат основной сюжетный конфликт романа, завязанный как раз на Регале. Может, мы просто пока не знаем всей правды, ведь бастард и сам лишь гадает о планах принца? To be continued in the third book.

Второй том Саги о Видящих жестче и сложней предыдущего, и к тому же в высшей степени интерактивен: вырваться из Шести герцогств без посторонней помощи почти невозможно, и даже в этом случае неизбежна временная дезориентация в пространстве. А несколько досадных условностей почти не мешают эскейпистским радостям. Ну а столь нелюбимая многими «водяная» повседневщина – не недосмотр Хобб, а скорее прочный фундамент для того самого ошеломительного эффекта присутствия.

Для издания в серии «Короли Fantasy» старый качественный перевод «Королевского убийцы» был слегка подрихтован, как, впрочем, и переводы всех остальных частей Страны Элдерлингов. Так что, прицепиться в работе Марии Юнгер не к чему, не могу даже припомнить ни одной корявой конструкции или неверного стилистического решения. Есть только пара невычищенных редактурой багов, но в остальном – идеально.

Издание в «Королях Fantasy» — привычно высокого качества. На дутой обложке – вдохновенная иллюстрация с Фитцем и Ночным Волком, соответствующая содержанию. И естественно, помимо текста в книге присутствует и карта Шести герцогств, хотя она даже не особо нужна, так как почти всё действие происходит в королевском замке и его окрестностях.

«Почему считается, что записывать магические знания ни в коем случае не следует? Возможно, истинная причина тому – в извечной боязни дать страшное оружие человеку недостойному. И потому с незапамятных времен секреты магии передавались лишь от наставника к ученику. Маги тщательно отбирали и обучали своих воспитанников. На первый взгляд эта скрытность объясняется похвальным стремлением оградить людей от неподготовленных и безответственных чародеев, но ведь чтобы овладеть магическим искусством, одних только знаний недостаточно. Предрасположенность к определенному роду волшебства человек получает от рождения. Например, способность к магии, называемой Силой, чаще всего встречается у представителей королевской династии Видящих. Но порой она проявляется и у людей, среди предков которых были как представители материковых племен, так и жители Внешних островов. Тот, кто умеет направлять Силу, способен услышать мысли другого человека, как бы далеко друг от друга они не находились. Особо одаренные Силой могут влиять на разум других людей или общаться с ними на расстоянии. Для командования сражением или разведки это крайне полезное умение.

В фольклоре упоминается еще более древняя магия, ныне повсеместно презираемая. Она известна под названием Дар. Не многие признаются, что наделены этой магией. Обычно люди говорят, что это свойство крестьян из соседней долины или тех, кто живет по другую сторону дальнего моста. Я подозреваю, что некогда Дар был естественной способностью обитавших на нынешней территории Шести герцогств охотников – тех, кто чувствовал родство с дикими лесными животными. Оседлым людям такое было недоступно. Дар, по слухам, давал человеку способность говорить на языке животных. Наиболее активно применяющих Дар предупреждали, что они могут превратиться в животное, с которым связаны. Но возможно, это только легенды».

«…Кетриккен замедлила шаг, но подбородок ее был по-прежнему вздернут, когда она тихо спросила:

— А чем кончится для меня бесконечное сидение в замке, из-за которого я становлюсь слабой и слепой, как гусеница? Фитц Чивэл, я не игровая пешка, которая стоит на доске, пока какой-нибудь игрок не заставит ее двигаться. Я… За нами следит волк!

— Где?

Она показала, но он исчез, подобно снежному вихрю. Мгновением позже переменившийся ветер донес его запах до Брыкача. Мул фыркнул и натянул поводья.

— Я не знала, что волки водятся так близко от замка! – удивилась Кетриккен.

— Это всего лишь городская собака, моя леди. Просто какое-нибудь паршивое животное вышло порыться в городской помойке. Бояться нечего.

Думаешь, нечего? Я достаточно голоден, чтобы съесть этого мула.

Возвращайся и жди. Я скоро приду.

Помойки поблизости нет. Кроме того, на ней живут чайки, и она воняет их пометом. И другой гадостью. А мул свежий и вкусный.

Уходи, говорю тебе. Я принесу тебе мяса позже.

— Фитц Чивэл? – настороженно окликнула Кетриккен.

Я резко перевел на нее взгляд:

— Прошу прощения, моя леди, я задумался».

Под улицами Лондона имеется мир, о котором большинство людей и не подозревает. Мир, в котором слово становится настоящей силой. Мир, куда можно попасть, только открыв Дверь. Мир полный опасностей, населенный святыми и монстрами, убийцами и ангелами.

Именно сюда совершенно случайно попадает Ричард Мейхью и переживает здесь немыслимые приключения…

Некоторые книги во время чтения так и хочется сравнить с чем-то, вроде бы не имеющим отношения к книжному миру. Мягкий и умиротворяющий стиль сразу ассоциируется с кошачьим мурлыканьем; вычурно-оборотистый текст напоминает узористые кружева. Произведения Нила Геймана созданы для такого метафоричного восприятия.

Вот «Задверье» для меня – это здоровенная кружка горячего грога, крепкого, приятного, согревающего; с ударной дозой пряностей и искрой, благо его поджигают в процессе приготовления. Наверное, Гейман рукописей не жег, но зато не пожалел для «Задверья» своих фирменных специй: эссенции сказки и концентрированного остроумия (ищите в магазинах города). Но то главное, что мне еще напомнило по вкусу напиток старых пиратов, — это внутреннее тепло, исходящее от романа и волнами разливающееся по всему телу.

В историях о волшебной изнанке современных офисно-технологичных мегаполисов новым зазеркальем для новых Алис очень часто становится обратная сторона Лондона. Древний город, где причудливо уживаются достопримечательности с открыток и национальные кварталы, памятники старины – слепки прежних эпох и приметы миллениума. Город, окруженный туманом, в первую очередь туманом всевозможных стереотипов. Наконец, город, впитавший мрачный колорит суровых смут и эпидемий прошлых веков. Идеальный набор декораций для урбан-фэнтэзи.

Гейман пошел чуть дальше стандартных решений и раздвоил Лондон, разрезал на две неравные доли: с первого взгляда это все тот же мир менеджеров, пробок и витрин; но под привычную ткань реальности вшит другой, потайной Лондон. Под-Лондон, куда, как монеты в подкладку плаща, то и дело проваливаются забытые артефакты и люди верхнего мира; то, что становится ненужным. Туда просочился даже знаменитый зловонный смог XIX века, исчезнувший из основного Лондона после проведения канализации. Там слова еще хранят свой первоначальный смысл, и, скажем, станция Nightsbridge — это действительно окутанный тьмой мост. Автор всячески обыгрывает привычные для англичан топонимы и названия, заставляя вновь открывать их значение и происхождение. Как если бы москвич вдруг вспомнил, что Патриаршие пруды — не просто набор букв, а старинное место резиденции патриарха Гермогена (хм, странно созвучно фамилии «Гейман»). Поэтому и «Задверье» — в некоторой степени внутренний продукт; обильно рассыпанные по тексту лингвистические шутки и намеки будут понятны только лондонцам и лондоноведам (еще и при условии чтения романа в оригинале).

Но это лишь дополнительный ключ к книге, а не входной барьер. «Задверье» — это не обстоятельная 400-страничная экскурсия по «геймановским» местам столицы Британии. Лондон Геймана скорее чувствуешь, чем видишь; понимаешь его через детали, мимолетные мыслеобразы и иллюстрации граней городской жизни. Пожалуй, ключевой посыл здесь – постоянное взаимосообщение видимой части города с его волшебной подкладкой; или, вернее, их сращенность, неразделимость. Чудеса прячутся от ничего не подозревающих обывателей прямо у них под ногами (в подвалах и тоннелях), над головами (на крышах), на периферии их зрения (грязный бормочущий что-то бомж, которого обходят стороной, оказывается хранителем древних знаний). После «Задверья» при встрече с городским бродягой почти всерьез гадаешь, кто перед тобой – просто забулдыга или представитель тайной касты крокодилопоклонников. Или и то, и другое сразу.

Впрочем, Гейман оставил на карте своего Лондона слишком много белых пятен, чтобы мистическую переработку города можно было назвать полноценной. Это скорее просто ненавязчивая импровизация на заданную тему: ярко, но знакомо. И мало. Слишком редко по тексту город выступает самостоятельным предметом исследования, вместо этого напоминая большую и реалистичную, но декорацию. И это самый досадный облом при чтении «Задверья». Если бы Гейман развернулся чуть пошире, расцветил бы Под-Лондон готическими красками, углубился в бытоустройство чародеев, чудаков и прочей подземной нечисти, поведал пару пикантных историй о взаимоотношениях видимого и тайного миров, etc, etc, etc… роман был бы куда более насыщенным и многогранным. Увы. Обидно, ведь арсенал сочинительских приемов Геймана не менее разнообразен, чем оружейный запас Англии и США вместе взятых.

Так почему же часть фантазийных орудий автора остались пылиться на складе? Возможно, правильный ответ – универсальное заклинание издательств, киностудий и радиостанций… Можете не подглядывать в «Справочник кроссвордиста», это формат. Дело в том, что «Задверье» по природе своей – новеллизация одноименного мини-сериала 1996 г., над сценарием которого как раз трудился Гейман. Отсюда – разговорный уклон большинства эпизодов; и стремительность развития сюжета. Да и вообще, налет киношности покрывает все поверхности романа. Это тот случай, когда общие слова типа «я словно видел происходящее на экране» действительно уместны: любой абзац в книге с легкостью рекодируется в раскадровку. Сама канва истории о провалившемся в Под-Лондон менеджере изготовлена по чертежам голливудских инженеров, с непременными акцентами в точках постепенного возмужания незадачливого героя. Однако не стоит пренебрежительно хмыкать, ведь Гейман избежал главной опасности – штампов (как, кстати, и в «Богах»). Лавируя между банальностями и нелогичностями, он, как опытный навигатор, всякий раз избирает верный курс. А местами в «Задверье» автор попросту играет с читателем: дает ложные следы, блефует, откровенно подсказывая свои карты, а через пару страниц вдруг ошарашивает совсем другим раскладом.

Ну а теперь вспомним последний выпуск передачи «В мире животных», посвященный офисному планктону, и вернемся к «провалившемуся менеджеру», Ричарду Мейхью. Это типичный представитель вида «Хороший парень обыкновенный». Среда обитания – офис, дом; иногда можно встретить в музеях и на выставках. Добр, отзывчив, слегка рассеян. Безобиден. Склонен к моногамии; во всем следует за подругой Джессикой (вида «Business woman vulgaris»). Привычки – коллекционирование игрушечных троллей. В общем, тот приятный типаж, в милых чертах которого так просто отыскать что-то родственное, близкое…

Но вот хитрец Гейман толстым ластиком стирает Ричарда (и нас вместе с ним) из мира, где единственная опасность – облиться горячим кофе, и швыряет в суровый водоворот приключений в неприветливом Под-Лондоне. Слегка шокирует подчеркнутая быстрота, с которой Ричард теряет привычные ориентиры (жену, друзей, работу, квартиру) и оказывается в неведомых координатах хмурых закоулков и заброшенных тоннелей, вынужденный первобытно бороться за выживание. Отрезвляющая хрупкость своего маленького стабильного мирка – самая тревожная нота «Задверья».

В остальном роман спокоен по духу. Пусть в каждой тени неизвестность, и странные (не)люди на каждом шагу… но все равно сохраняешь полное спокойствие за судьбу героя, ведь теплый, подсмеивающийся тон автора, этот уютный тон доброго сказочника не допускает взаправдашнего насилия и смертоубийств (серьезное отличие романа от «Американских богов», отчасти объясняющееся и рамками ТВ-сериального формата). Лиричная, иногда подтрунивающая, но всегда исполненная любви к собственным персонажам интонация; и постоянно витающая в воздухе чеширская улыбка, несерьезность, то более, то менее концентрированная – вот геймановский метод одушевления сценарной оболочки.

Даже киллер-тандем Крупа и Вандермара, первейших лиходеев Под-Лондона, вызывает скорее умиление, чем неприязнь. Господа Круп и Вандермар – не какие-нибудь новомодные серые рыцари улиц с кодексом чести. Они придерживаются классического стиля. Господин Вандермар, скажем, — любитель изысканно покушать. Вот Вам Рецепт Дня от него:

1. взять сырого уличного голубя с ближайшей площади

2. при желании украсить свежими мелкими грызунами

3. приятного аппетита! (гостям подавать без столовых приборов; блюдо съедать целиком)

4. повторять до насыщения (коего у господина Вандермара не наступает никогда)

Что касается господина Крупа, то его хобби – светские беседы, полные изящных метафор и словесной эквилибристики, и неторопливые рассуждения о досадных несовершенствах окружающего мира. Увы, время от времени господину Крупу приходится отвлечься от сих абстрактных упражнений, и вернуться к рутинному душегубству. Впрочем, почтенные господа любят свою работу и потому изрядно преуспели в ней. А иначе достичь вершин в чем-то нельзя, не так ли?

Разумеется, в ходе своего подземного вояжа Ричард знакомится не только с этими обаятельными джентльменами, но и еще с добрым десятком незаурядных персон. Жаль, что галерея образов коротковата и только выиграла бы от добавления еще нескольких эпизодических сумасбродов. Что ж, зато все имеющиеся герои наделены искрой жизни и вполне самодостаточны даже в отрыве от сюжета. И дьявольски харизматичен щеголь-флибустьер Маркиз де Карабас.

«Задверье» ближе к финалу еще и выруливает к серьезной теме жизненного выбора: спокойное бытие по шаблону или приключенческий поиск своего пути? Нет, бежать в леса не нужно, просто стоит внимательнее относиться к своим принципам. И ещё. Конечно, не каждому в жизни придется открыть другой мир, как Ричарду. Но первым его шагом была помощь незнакомому человеку, лежавшему на тротуаре... Может, это ключ ко всем дверям?

1. Неравнодушие к Лондону, его легендам, истории, топонимике (происхождению различных названий улиц, станций метро и т.д.)
   
2. Любовь к теплым, душевным и просто жизненным историям
   
3. Любовь к харизматичным персонажам, не столько рельефным, сколько с ярко выраженным стилем и фирменными выкрутасами
   

1. Перенасыщение городским фэнтэзи
   
2. Острая аллергия на любые проявления киношных условностей
   

«Есть четыре простых признака, по которым человек наблюдательный может отличить мистера Крупа от мистера Вандермара. Во-первых, стоя мистер Вандермар на две с половиной головы возвышается над мистером Крупом. Во-вторых, глаза у мистера Крупа блекло-васильковые, а у мистера Вандермара – карие. В-третьих, мистер Вандермар изготовил себе кольца из черепов четырех крупных воронов, которые носит на правой руке, а у мистера Крупа никаких видимых украшений нет. В-четвертых, мистер Круп любит слова, а мистер Вандермар вечно голоден. Иными словами, они ничуть друг на друга не похожи».

«Поначалу Ричард представлял себе Лондон таким, каким видел его на картинках – серый город, даже черный город, — и потому был немало удивлен, обнаружив, что он полон красок. Это был город красного кирпича и белого камня, красных автобусов и больших черных такси, ярко-красных почтовых ящиков и зеленых парков и кладбищ.

Это был город, в котором тщились потеснить друг друга старина и нескладная новизна, нельзя сказать, что без комфорта, но уж точно без малейшего уважения к соседу. Это был город магазинов и офисов, ресторанов и жилых домов, церквей и скверов, памятников, на которые никто не обращал внимания, дворцов. Это был город со множеством районов и предместий, носивших странные названия – Кроуч-Эндерз (который Ричард неизменно называл про себя Конечными Прилипалами), Чок-Фарм (где он так и не нашел никакой меловой фермы), Эрлз-Корт, Марбл-Арч (вот тут арка действительно имелась), — и каждое место обладало своим особым колоритом.

Шумный, грязный, веселый, беспокойный город, который кормился туристами, нуждался в туристах и презирал туристов. Город, в котором средняя скорость передвижения по улицам за последние три века нисколько не изменилась, а ведь пять столетий подряд тут урывками расширяли дороги и шли на шаткие компромиссы между потребностями уличного движения (конного или – в последние десятилетия – моторизованного) и нуждами пешеходов.

… Лондон вырос в нечто огромное и противоречивое. Это было хорошее место, отличный город, но все хорошие места имеют свою цену, и есть цена, которую приходится платить всем хорошим местам.

С течением времени Ричард все чаще ловил себя на том, что воспринимает Лондон как данность; а еще спустя какое-то время стал гордиться, что не посетил ни одной достопримечательности (если не считать лондонского Тауэра, куда ему пришлось сходить с приехавшей на уик-энд тетей Мод, при которой он играл роль гида поневоле».

«Первое впечатление Ричарда можно было выразить двумя словами: чистейшее безумие. В этом не было ни малейшего сомнения. Шумное, клокочущее, чудесное безумие. Люди спорили, торговались, кричали и пели. Каждые несколько шагов кто-нибудь нахваливал свой товар, громко провозглашая его превосходство над десятками других. Играла музыка, десятки различных мелодий, которые исполняли десятками различных способов на дюжине различных инструментов, в основном импровизированных. А еще Ричард чувствовал запах еды. Всевозможной еды. Преобладали ароматы карри и пряностей, а за ними чувствовались запахи жареного мяса и грибов.

По всему залу были расставлены ларьки, палаточки и козлы. … Все покупали. Все продавали. Слушая гомон рынка, Ричард нырнул в толпу.

— Отличные свежие сны! Первоклассные кошмары! У нас есть все! Налетайте на первосортные кошмары!

— Оружие! Кому оружие?! Обеспечьте себе безопасность! Защитите свой подвал, пещеру или нору! Хотите кого-то победить? У нас есть все! Давай, милок, подходи…

— ХЛАМ! – крикнула Ричарду в ухо пожилая толстуха, когда он проходил мимо ее дурно пахнущей палатки. – Лом! – продолжала она. – Мусор! Отбросы! Экскременты! Приходите и забирайте! Ни одной целой, неповрежденной вещи! Дрянь, требуха и горы бесполезного дерьма. Вы же знаете, что вам оно нужно!

Мужчина в железных доспехах бил в небольший барабан, распевая:

— Бюро находок! Потерянное имущество! Бюро находок! Подваливайте, посмотрите сами! Потерянное имущество! У нас – ни одной найденной вещи. Все гарантированно утерянные!

Ричард брел по громадным залам универмага с видом человека, погруженного в гипнотический транс».

«Мода для телохранителей – это все. У каждого был тот или иной Особый Трюк, и каждый отчаянно жаждал продемонстрировать его всему миру. В данный момент Пагуба Подгузник мерялся силы с Фатом Безымянником.

Фат Безымянник выглядел как повеса начала восемнадцатого века, который, не сумев отыскать наряда истинного повесы, был вынужден удовольствоваться тем, что смог найти в магазинчике армии спасения. Лицо себе он покрыл белилами, а губы подвел алым.

Такой, как Пагуба Подгузник, может только привидеться во сне, если вы заснули под телетрансляцию чемпионата по сумо, поставив при этом пластинку Боба Марли: огромный растафари, похожий на громадного страдающего ожирением младенца».

«… Мистер Вандермар катил тележку с телом по водостоку, а она все скрипела и забирала влево. Ему очень хотелось, чтобы ради разнообразия ее потолкал мистер Круп. Но мистер Круп вещал.

— Да будет вам известно, мистер Вандермар, — говорил он, — что в настоящий момент я вне себя от радости, пребываю в упоении, не говоря о том, что бесконечно и безоговорочно на седьмом небе, чтобы жаловаться, брюзжать или ворчать, — ведь нам наконец дозволили делать то, что мы умеем наилучшим образом…

Мистер Вандермар с трудом завернул за особо неудобный острый угол.

— Вы хотите сказать, кого-нибудь убить, — спросил он.

Мистер Круп просиял.

— Воистину я хотел сказать, кого-нибудь убить, мистер Вандермар, о храбрая душа, мой блистательный, благородный друг. Однако вы уже должны были почувствовать «но», притаившееся под этим счастливым, блаженным и бодрым лоском, крохотную занозу досады, точно крошечный кусочек сырой печенки, прилепившийся внутри моего ботинка. Вы, без сомнения, говорите себе: «Не все ладно на сердце у мистера Крупа. Нужно побудить его облегчить передо мной душу».

Открывая чугунную дверь из туннеля в канализацию и заталкивая в отверстие тележку, мистер Вандермар над этим поразмыслил. Наконец он протащил тележку с телом. А потом, убедившись, что ничего подобного все же не думает, отрезал:

— Нет.

Русский перевод «Задверья» принадлежит Анне Комаринец. Специфика перевода книги заключалась в адекватной передаче геймановской игры с названиями и топонимами Лондона. Тут Комаринец приняла верное решение, переведя названия реального Лондона с помощью обычных транслитераций (станция «Найтсбридж»), а для мест и людей Под-Лондона дав весьма удачные и незатертые смысловые соответствия («Блэкфрайерз» — Черные монахи – превратились в «Чернецов). Причем все это подробно разъясняется переводчицей в собственном предисловии.

Сам текст переведен чисто, практически нет бросающихся в глаза ошибок и неудачных словесных конструкций. Правда, кое-где смачную речь подземцев стоило бы разнообразить бОльшим количеством свежих синонимов (особенно витиеватые словоизлияния господина Крупа); и в некоторых моментах можно было подобрать альтернативные варианты для более красочной адаптации живого геймановского слога. Также можно было сделать побольше поясняющих примечаний о Лондоне, главным образом там, где рассказывается о его истории, идет игра с названием той или иной станции метро и т.д.

Издание в астовском собрании сочинений Геймана стандартно пристойно, без каких-либо изысков. На обложке – стилизованная птица и интересный точечный портрет автора, присутствующий на всех книгах серии.

Хотелось бы также обратить внимание на разработанный Анной Горбань вариант оформления "Задверья", со стильными черно-белыми иллюстрациями и соответствующей атмосфере книги обложкой. Жаль, что он существует только в электронном виде. Привожу здесь обложку, а также распространившуюся по интернету иллюстрацию с господами Крупом и Вандермаром. Полностью данный проект, со всеми иллюстрациями, включая портрет Геймана, находится на сайте автора.

В своей первоначальной форме "Neverwhere" — это мини-сериал, сразу снимавшийся для ТВ и показанный на BBC-2 в 1996 г. В России примерно в то же время сериал прошел по НТВ под названием «Нигде и никогда».

Над сценарием работал Нил Гейман в соавторстве с Ленни Генри. Режиссура – за Дьюи Хэмпфри, известным в Британии постановщиком телесериалов. Главную роль Ричарда исполнил некто Гэри Бэйкьюэлл, похожий на Пола Маккартни и даже изображавший его в фильме о битлах. Маркиза де Карабаса сыграл Джозеф Патерсон (между прочим, чернокожий, что в книге никак не упоминается). Господ Крупа и Вандермара – Хайвел Беннетт и Клив Расселл. Д’верь – Лаура Фрайзер, и именно она больше других в актерском составе «Задверья» знакома массовому зрителю за пределами Британии (позже она засветилась в «Ванильном небе» и некоторых других лентах, мелькавших в широком прокате). В целом, актерскую игру называют посредственной (всех актеров, с единственным исключением в виде все той же Лауры Фрайзер). Ну, внешне кастинг выглядит неплохо, хотя господин Круп не попадает в книжный образ (а вот господин Вандермар, наоборот, получился удачно).

Судя по имеющимся отзывам, это малобюджетная постановка, с довольно архаичной картинкой и вообще налетом дешевизны, но зато с сочным сценарием, позже адаптированным Гейманом к книжному виду. Сериал хвалят за полные юмора диалоги, яркие типажи героев, загадочную подоплеку истории и лондонские акценты. В общем, все то, что есть в книжном варианте; сериал и новеллизация вообще очень близки по содержанию. Хотя есть небольшие расхождения в эпизодах; самое значимое – в сериале нет сцен в супермаркете «Harrods», руководство которого не захотело подобного продакт-плейсмента. Кроме того, Гейман, разумеется, расширил некоторые сюжетные линии и увеличил «эфирное время» отдельных персонажей и локаций.

В 2005 г. в США и Канаде выходил двухдисковый ДВД-релиз «Задверья», причем со статусом распространения не в первом регионе, а в «нулевом» (то есть релиз формально охватывает весь мир, хотя реклама проводилась только в первой зоне). Также в 2007 г. BBC повторно выпустил мини-сериал на ДВД.

Интересно, что на 2009 год запланированы съемки полнометражного фильма по «Задверью»! В настоящий момент известно, что сценарий уже написан и куплен киностудией The Weinstein Company. Однако для картины все еще не найден режиссер, ничего не известно и об актерском составе. И, конечно, нет данных о том, насколько будет соответствовать содержание нового фильма книге и мини-сериалу.

Концепт «Задверья» воплотился не только в литературе и кинематографе, но и в менее традиционных формах. Далеко не каждый из более популярных миров может похвастаться подобным количеством итераций. Видимо, причина в близкой и понятной каждому горожанину сюжетной завязке; плюс в широком просторе для интерпретаций (можно спокойно расширять Под-Лондон и менять подземные маршруты Ричарда без ущерба для стержня истории).

В 2005 г. издательством DC Comics была выпущена ограниченная серия комиксов по «Задверью», длиной в девять выпусков (позже, в 2007 г., вышла вся история под одной обложкой). Над графикой работал Глен Фэбри, автор текста – Майк Кэрри. Внешность персонажей и дизайн локаций в этих комиксах не совпадают с сериальными прототипами, создатели больше отталкивались от книги Геймана.

Но самый неординарный лик «Задверья» — театральный. Дважды на основе книги создавались сценические постановки: в 2006 г. в американском городке под названием Саванна, штат Джорджия (труппой Cardinal Rep); и в 2008 г. актерской школой Эванстона, штат Иллинойс.

Интересно, что все эти воплощения относятся к последним трем-четырем годам, равно как и выход ДВД-релизов. И в этот же промежуток возник и проект новой экранизации. То есть после почти десятилетнего затишья все вдруг вспомнили о существовании «Задверья» и принялись перелицовывать его на все лады. Видимо, это связано с переизданиями книги Геймана, вновь всколыхнувшими интерес к Под-Лондону.

Хотя чисто для истории можно еще отметить, что в 1996 г., сразу после мини-сериала, на британских прилавках появились аудиокниги по «Задверью».

Слухи о возможном продолжении «Задверья» ходят уже двенадцать лет, но реальную почву получили совсем недавно. В сборнике «Хрупкие вещи» 2006 г., в комментарии к рассказу «Повелитель горной долины» Гейман рассказывает о наполовину законченном рассказе в мире Под-Лондона под названием «Как Маркиз вернул свое пальто». Впрочем, полноценным сиквелом это вряд ли можно назвать. Но Гейман не исключает и настоящего возвращения к миру и даже как-то назвал вероятное название новой книги – «Семь сестер» (видимо, эта история будет посвящена Ламии и ее Бархатным сестрам – что ж, данная линия как раз почти не раскрыта в «Задверье»).

Впрочем, существует мнение, что «Американские боги» в определенном смысле и есть тематическое продолжение «Задверья», своеобразный его американизированный вариант. Идейное сходство действительно есть – и там, и там соседствуют обычный и волшебно-мифологичный миры, только в «Богах» граница между ними очень зыбкая, и взаимовлияние значительнее. Кроме того, в обоих произведениях главный герой – ничего не подозревающий поначалу обыватель. Хотя Тень назвать обывателем можно лишь с натяжкой; да и вообще «Боги» во всех аспектах необычнее «Задверья», там нет киношного лоска, и наоборот, сильнее, серьезнее и жестче смысловая нагрузка, больше авторских размышлений.

В принципе, ничто не мешает объединению миров «Богов» и «Задверья» в один мифологичный макромир. Но в целом, «Богов» можно назвать более взрослой модификацией первой геймановской книги, развитием заложенных там идей.

В интервью, включенном в британский VHS-релиз мини-сериала, рассказывается о возникновении идеи для «Задверья». Все началось с того, что Гейман и Ленни Генри, сценаристы сериала, обсуждали возможные сюжеты для новой телепостановки. Генри предложил историю о трудностях жизни лондонских бродяг. Гейман поначалу с неодобрением воспринял этот концепт, поскольку боялся романтизации бомжевания; и, соответственно, того, что подростки станут подражать "крутым" героям, убегать из дома и вообще вести себя асоциально. Чтобы избежать этого, было решено внедрить фантастический элемент, отдалив подземные приключения от реальной жизни.

Дуэт любезных головорезов Крупа и Вандермара впервые возник в воображении Геймана еще задолго до «Задверья». Достопочтенные господа были придуманы им еще в 18 лет, для так и не законченной детской книги. Гейман надолго забыл об этих набросках, пока не наткнулся на них среди своих бумаг, как раз во время работы над сценарием к мини-сериалу. Смачные образы наемных убийц идеально подошли для «Задверья», и во многом определили его успех. А один из придуманных еще в юности эпизодов в слегка подрихтованном виде попал в новеллизацию: это пролог, где господа Круп и Вандермар занимаются любимым ремеслом в Италии XVI века, а господин Вандермар попутно наслаждается дохлым щенком. Должно быть, забавная детская сказочка выходила у Геймана, как раз в его стиле.

Господа Круп и Вандермар позже были юмористически препарированы Терри Пратчеттом в "Правде". Там они переродились в придурковатую парочку под названием «Кноп и Тюльпан», с той же профессией и сходными повадками. Правда, новый «Вандермар» приобрел обширный букет наркотических зависимостей и начал вштыриваться от любых белых порошков, включая штукатурку и сахар; а новый «Круп» вдруг стал знатным искусствоведом (хотя оригинальный господин Круп также неравнодушен к предметам искусства – те, кто читали, поймут). Получилось забавно, хотя обходительные господа Круп и Вандермар изначально ироничнее и тоньше своих неотесанных пародий. Впрочем, Пратчетт так, вероятно, и задумывал. После «Задверья» захотелось перечитать и «Правду», еще раз сравнить убийственные тандемы, теперь уже со знанием обеих книг.

Естественно, не ушел от стандарта и Бэккер. Более того, карта его мира – Эарвы – пестрит гипертрофированно диковинными названиями, резко непривычными уху. Трудности с восприятием продолжаются и в тексте; первая же страница пролога кишит таинственной тарабарщиной: Бивень, Не-Бог, Куниюрия, Анасуримбор Ганрел II… Каждый термин пышет зловещностью, каждый абзац – холодным пафосом. Читательский иммунитет сразу реагирует отторжением, а здравый смысл подсказывает: не парься, мы имеем дело с напыщенным графоманским бредом. Что уж говорить, если даже заглавие романа банально до пошлости.

Но этот момент следует преодолеть, по диагонали пробежав вступиловку. Постепенно к названиям привыкаешь, а Бэккер, поубавив пафосу, начинает раскручивать сюжетную интригу и прояснять космогонию. По сути, «Слуги» повествуют о борьбе нескольких религиозных организаций, культов и магических школ; борьбе за идею и за власть. В водоворот войны так или иначе втянуты все фракции, народы и племена, населяющие Эарву. Каждый в эти неспокойные времена сам становится и священником, и воином; и дипломатом, скрывающим хитрые планы лицемерными речами; и фокусником, прячущим в рукаве пару-тройку тузов; и кукольником, незримо управляющим марионетками. На запах заварушки уже слетаются стервятники и поднимают голову забытые древние силы…

В тексте явственно чуствуется рука ученого-гуманитария (а автор по профессии лингвист, и к тому же философ): обстоятельный подход и долгая работа над всяким нюансом. Поначалу Бэккер писал книгу в свободное время, «сливая» в нее обрывки филологических разработок и бессвязные фантазии на разные темы. Позже эти заметки оформились в солидный фундамент для эпика. Для Бэккера конструирование мира – не побочный эффект фэнтэзи, а одна из главных задач, он детализирует даже совершенно необязательные для сюжета аспекты. Так, в конце книги приведена увесистая схема основных языков и диалектов Эарвы; эта информация никак не важна для повествования, но одним своим присутствием придает миру глубины и реалистичности. Нет сомнений, что еще тонна подобных сведений осталась просто за пределами романа; хотя и в «Слугах» тут и там всплывают различные исторические экскурсы, этнографические ремарки, размышления о религии и философии. А каждую главу предваряют крупные эпиграфы из трудов эарвийских ученых и мыслителей.

Впрочем, неповторимой бэккеровскую модель мира назвать нельзя, так как за каждым народом Эарвы слишком заметно торчат уши реальных земных прототипов: Древнего Рима, варваров, арабов. Причем калькированию подверглись и языковые особенности, и даже некоторые аспекты верований. Так, автор внедрил в роман темный аналог христианского апокалипсиса и второго пришествия, сменив знак идеи с плюса на минус. Не обошлось без кивков в сторону ислама, самый заметный из которых – Священная война (хотя тут замешаны и крестоносные походы). Всё это хорошо, лишь с одним небольшим «но» в виде нескольких элементарных ошибок, удивительных для лингвиста. Даже новичок-писатель знает, что в придуманный мир не стоит переносить чисто земных терминов, у Бэккера же повсеместно употребляются слова «Армагеддон» и «джихад».

«Слуг темного властелина» часто советуют в качестве альтернативы «Песни льда и огня». Но мартиновский опус хорош прежде всего широким ассортиментом правдоподобных персонажей. Книга Бэккера таким шикарным меню похвастать не может: она как добротная кафэшка рядом с лучшим рестораном. В общей массе героям «Слуг» не хватает какой-то мельчайшей искры жизни, буквально одной краски до полноцветного психологического портрета. Основные действующие лица выписаны убедительно и вполне достоверно; но в ранг звезд, выбивающихся из череды обычных для фэнтэзи образов, можно внести только три фигуры. Во-первых, это варвар по имени Найюр урс Скиоата. Для этого могучего степняка война – родная стихия, и почти никто не справится с ним в открытом бою. Он — машина убийств, снабженная вдобавок хитроумием и проницательностью; идеальный вождь. Но Найюр уже с юности отчуждается от соплеменников, один среди всех ставя под сомнение целесообразность древних обычаев. Будучи столь же далек и от нравов цивилизации, степняк оказывается на перепутье.

Не меньше внутренних противоречий и в душе у Друза Ахкеймиона. Он принадлежит к магической школе под названием «Завет», которая вот уже две тысячи лет борется со зловещим Консультом – полумифическими приспешниками Не-Бога. Члены Завета каждую ночь видят во сне кошмары о событиях двухтысячелетней давности, времени последнего пришествия Не-Бога. Проблема в том, что о Консульте никто не слышал уже несколько веков, так что Друза и его коллег считают безобидными безумцами. Но и сам маг постоянно сомневается в своей миссии, устав от паранойи и поиска предзнаменований. Пожалуй, Друз – самый человечный персонаж книги, единственный, чьим тяжким думам и рефлексиям взаправду сопереживаешь.

Ну и, наконец, стержень, стабильно удерживающий интерес к роману; образ, достойный быть включенным в Зал славы фэнтэзи; главная удача Бэккера. Всё это – Анасуримбор Келлхус. В этом герое есть парадокс: вроде бы супергерой без недостатков (то есть ВООБЩЕ – он сильнее и умнее всех, и с первого взгляда распознает намерения оппонента), однако он выглядит живым, рельефным, естественным. Автор умудрился внятно доказать происхождение сверхспособностей Келлхуса. В непобедимого Пауля из «Дюны» я не поверил, а вот схожего по типажу Келлхуса понял и принял.

И все же даже Найюр, Ахкеймион и Келлхус привлекают скорее комиксной харизматичностью, чем какими-либо нравственно-душевными исканиями. Бэккер отобразил их схематично, не углубляясь в нюансы и отодвинув психологию на второй план. А в ряде эпизодов он просто вкладывает собственные размышления в уста и умы героев, не заботясь об их аутентичности. Персонажи для автора – больше средство, чем цель; инструмент продвижения сюжета вперед.

Но надо признать, что пусть и такими способами, интригу Бэккер простроил грамотно и увлекательно. Словно опытная бабушка-вязальщица, он постепенно закручивает в один клубок несколько сюжетных нитей; словно маститый кинорежиссер, преподносит отдельные сцены так искусно, что остается лишь млеть от восторга. Ни капли воды и созерцательства; стремящееся к нулю количество сюжетно ненужных интерлюдий; щедрые спецэффекты. Страницы проносятся, а напряженное любопытство не утихает. И это притом, что «Слуги», по сути, — роман несамостоятельный, это классическая первая часть цикла, знакомство с диспозицией фигур, подготовка почвы для грядущих эпических событий, заканчивающаяся сакраментальным to be continued и желанием продолжить банкет.

Одна из немногих претензий, что можно предъявить автору по части стиля – небрежное отношение к таким трепетным аспектам, как насилие и секс. И то, и то проявляется в тексте часто, но мимоходом, будто это все уже настолько привычно, что не заслуживает внимания. И то, и то предстает безжизненным, серым, затертым в повседневности, и оттого иногда особенно мерзким. А ведь у того же Мартина даже жестокость была сочной, эмоциональной, полной животной силы. Хотя, быть может, кому-то и бэккеровский подход придется по душе; кому арбуз, а кому свиной хрящик.

«Слуги темного властелина» — роман, похожий на… холодильник последней модели. Мощный, исполненный холодного величия, со вкусным сюжетным содержимым и продуманным функциональным дизайном (=проработанным миром). На первый взгляд он может оттолкнуть, но это тот случай, когда первое впечатление не работает.

1. По важности религиозного аспекта и супергерою в главной роли – «Дюна»
   
2. По проработанности мира, особенно в области лингвистики – «Властелин колец»
   
3. По обилию жутких потусторонних сил и холодного насилия – «Алмазный меч, деревянный меч» Перумова
   

1. Вы любите фэнтэзи и следите за тенденциями в этом жанре
   
2. Вы любите оригинальные и глубоко проработанные авторские миры
   
3. Вам нравятся произведения о необычных религиозных культах, магических школах, их противостоянии
   
4. Вы любите читать о сражениях, войнах и эпических битвах
   
5. Вы любите комиксы (и хотите посмотреть на достоверного супергероя)
   

1. Вам категорически не нравится большое количество выдуманных автором терминов и достаточно сложное мироустройство, в котором придется разбираться
   
2. Вы знаете, что вряд ли сможете привыкнуть к мрачной атмосфере, нагнетаемой постоянно, без передышек и каких-либо проблесков юмора
   
3. Вы ждете от книги прежде всего множества живых персонажей в стиле Мартина, с детально прописанным душевным состоянием, помыслами, эмоциями
   
4. Вы не любите жестоких, кровавых сцен в книгах
   

«… Вы все для меня все равно что шатающиеся пьяницы. Мальчишки, которые играют в войну, когда вам подобает сидеть дома, с матерями. Вы ничего не знаете о войне. Война – это тьма. Она черна, как смола. Война – это не Бог. Она не смеется и не плачет. Она не вознаграждает ни ловкость, ни отвагу. Это не испытание для душ и не мера воли. Еще менее она может быть орудием, средством для достижения какой-нибудь бабской цели. Это просто место, где стальные кости земли сталкиваются с полыми костями людей и перемалывают их».

«Он никогда еще не встречал человека, подобного Анасуримбору Келлхусу.

В его голосе все время слышалось какое-то обещание. Временами Ахкеймион ловил себя на том, что и впрямь напрягается, стараясь получше его расслышать, — не потому, что этот человек говорил невнятно: напротив, он говорил на диво четко и бегло, учитывая, как недавно он попал в империю, — но потому, что его голос обладал странной глубиной. Он, казалось, нашептывал: «Я скажу тебе больше, куда больше… Ты только слушай внимательно».

И еще – его лицо, настоящая драма, разыгрывающаяся на его лице. В нем была какая-то невинность, стремительность отражавшихся на нем чувств, свойственная только детям, — хотя наивным оно отнюдь не казалось. Этот человек представлялся поочередно то мудрым, то веселым, то печальным, и все это искренне, без малейшей фальши, как будто он переживал свои собственные страсти и страсти других людей с изумительной непосредственностью.

И еще его глаза, мягко блестящие в свете костра, голубые, как вода, от одного вида которой хочется пить. Эти глаза ловили каждое слово Ахкеймиона, как будто то, что он говорил, было настолько важно, что его необходимо было слушать максимально внимательно. И в то же время в них виделась странная сдержанность – не такая, как у людей, выносящих суждения, которые они не решаются высказать, но как у человека, живущего в убеждении, что судить – не его дело.

Однако в первую очередь Ахкеймиону внушало благоговение то, что этот человек говорил».

«Найюр излучал звериную мощь. Его суровое лицо. Его мощная фигура, стальные руки, способные одним движением свернуть шею любому человеку. Его свазонды [ритуальные шрамы – прим. Din Tomas]. Его глаза как ледяные топазы. Все в нем говорило либо о былых страшных деяниях, либо о не менее страшных намерениях.

На большинство айнрити он произвел глубокое впечатление. Келлхус увидел благоговение, зависть, даже похоть. Они наконец видели перед собой живого скюльвенда, и вид этого человека, похоже, вполне оправдывал те слухи, которые до них доходили.

Найюр сносил эти взгляды с презрением, и сам обводил этих людей глазами так, словно оценивал скот».

Перевод такого романа, как «Слуги темного властелина», с множеством придуманных автором терминов, их адекватная подстройка для русского уха, — это крайне непростая задача. И переводчица Хромова с ней справилась, пусть и с некоторыми помарками в области стиля (многие фразы построены не слишком удачно, громоздко; трудно воспринимаются).

Но с учетом нетривиальности первоисточника, перевод можно назвать хорошим. Единственная серьезная претензия – к переводу названия. Все-таки между «Тьмой, что была раньше» и «Слугами темного властелина» есть огромная разница. Во-первых, оригинальное название перекликается с текстом и содержанием книги, тогда как российский вариант передает ее суть лишь очень опосредованно (о темном властелине в романе речи вообще не идет). Во-вторых, само по себе название «Слуги темного властелина» настолько избито, истерто и банально, что может служить как индикатор трэшевой безыдейной фэнтэзятины, тоннами которой завалены полки магазинов. Если бы я не знал, в чем фишка, то даже не стал бы брать «Слуг» в руки, едва увидев название.

Возможно, редакторы Эксмо считают по-другому: авось массовый читатель подумает, что имеет дело с продолжением «Властелина колец» (а на задней обложке еще и приводится сравнение с романом Толкиена).

Что касается издания, то оно традиционно качественное для серии «Короли fantasy». В книге присутствуют две карты Эарвы, схема Друза Ахкеймиона, и два приложения: «Действующие лица и фракции Эарвы» и «Основные языки и диалекты Эарвы». Все это здорово помогает разобраться в хитросплетениях мироустройства бэккеровского романа; и за это издателей можно лишь поблагодарить.

Роман, 1993 г.

Жанр: технофэнтэзи с элементами психоделики

Переводчик: А. Кузнецова

Издательство: «Эксмо», 2006 г.

Тираж: 5100 экз.

496 стр.

ПОЛОТНО ДОБРОДУШНОГО СЮРРЕАЛИСТА

Необычная фамилия «Суэнвик» не из тех, что регулярно мелькают на обложках журналов, и вообще этот автор малоизвестен широкому кругу читателей в России. Судя по библиографии, конек Суэнвика – прежде всего рассказы, однако есть у него и несколько романов, заслуживших определенное признание критиков. К ним относится и «Дочь железного дракона», пожалуй, magnum opus творчества писателя.

Уже название слегка озадачивает неординарностью; новизна идей бросается в глаза с первой главы. Открывая книгу, сразу попадаешь в диковинный мир, пропитанный одновременно и магией, и соляркой; мир, где драконы как самолеты собираются на заводах, а пилоты-полуэльфы их пилотируют. Причем Суэнвик ведет себя как ни в чем ни бывало, как будто пишет о чем-то будничном, известном всем и каждому, вроде офисного быта. Он не объясняет терминов, не ударяется в исторически-культурые экскурсы, не детализирует придуманные собой невиданные расы, почти всегда ограничиваясь одним названием. Даже рисуя портреты персонажей, автор минималистичен и обходится фразами типа «шифтер по имени Ходуля». А о том, что же такое шифтер, и с чего вдруг его звать «Ходуля», можно примерно догадаться лишь по диалогам или другим косвенным признакам. Суэнвик не берет на себя роль экскурсовода, а просто телепортирует читателя в эпицентр событий эдаким невидимым свидителем, оставляя за ним право интерпретации происходящего. Приходится собирать картину мира самому, как паззл, из сотни маленьких кусочков, беспорядочно разбросанных по всему тексту; и лишь ближе к середине романа складывается более-менее внятное представление об изображении на этом паззле. В целом миру отводится второстепенная, чуть ли не декорационная, роль, а ведь потенциально на его основе можно было бы соорудить могучий эпик. Но Суэнвик ставит другие цели и почти не отвлекается на мироустройство. Во время чтения словно сидишь в поезде, не успевая уследить за подробностями проносящегося за окном пейзажа. Исследовать этот пейзаж можно было бы на промежуточных станциях, но поезд «ДЖД» — скорый, и мчится по рельсам сюжета без остановок, без пространных описательных интерлюдий.

И все же мир Железных Драконов запоминается своей самобытностью. Вообще, иногда бывает интересно поразмышлять: как в нашу информационно-технологичную эпоху вписались бы гномы, эльфы и волшебство? В поисках ответа многие авторы идут по пути наименьшего сопротивления и обычным скотчем пришпандоривают фэнтэзи к нашей повседневной реальности с телевидением, небоскребами и кока-колой. Так получаются орки, разъезжающие на «Феррари», и гоблины, живущие в хрущевках. Возможно, в этом есть и юмористический шарм, но всерьез относиться к подобным творениям нельзя. Суэнвик же поступил, как и должно настоящему демиургу. Для начала он создал собственный универсум, затем подверг его эволюции в ускоренной перемотке, нажав «Стоп», лишь когда в придуманной им цивилизации произошла своеобразная научно-техническая революция и образовался аналог постиндустриального общества. Естественно, в целом технологии мира Железных Драконов не станут откровением для читателя. Нашлось место и телевизорам, и унитазам, и моллам… однако с чисто земными артефактами соседствуют алхимия и чародейство разного калибра, от любовной ворожбы до военных заклинаний.

Самое же любопытное – это отдельные колоритные черты местной культуры; мелочи, раскрашивающие «ДЖД» в неповторимой гамме и выделяющие роман среди сонма других техномагических произведений. Например, Десятина, регулярно уносящая жизни ровно десятой части населения. Это нечто вроде предохранителя демографического взрыва, ведь в мире «ДЖД» обитают представители великой уймы рас, как до зевоты привычные гномы и тролли, так и экзотические шифтеры и полукровки. Есть и эльфы, но поданы они изобретательно, в виде надменных аристократов с кровью голубого цвета, утонченных кардиналов во главе корпораций, в общем, высшей касты. Кстати сказать, в романе прослеживается социальный мотив, прежде всего в подчеркнуто дискриминационном расовом разделении труда. Только чистопородный эльф может рассчитывать на высокопоставленную должность, гоблины же довольствуются сферой услуг и черновой работой. Однако в таких условиях неизбежно вызревает бунт, ведь даже бочка взорвется, если из нее не выпускать пар. И Суэнвик красочно живописует, как толпы черни мятежной волной проносятся по городу, с безумным весельем разрушая и опустошая все на своем пути, высвобождая гнев и реализуя затаенные желания (см. цитату). Пожалуй, этот захватывающий и жуткий карнавал ярости – лучший эпизод в книге.

Мир «ДЖД» с Землей роднит не только проблематика. Согласно авторской космологии, они связаны взаимосообщающимся эфирным каналом. Через него налажена торговля человеческими детьми, так как люди – ценный дефицит в «высшем» мире Железных Драконов. Ценный потому, что из брака эльфа и человека рождаются полуэльфы, наиболее пригодные для пилотирования драконов.

Похищенные земные дети именуются особым термином – подменыш. И как раз одна из таких подменышей Джейн – главная героиня романа Суэнвика. Сюжет выстроен вокруг ее сложного жизненного пути, взросления, переосмысления ценностей... повествование разделено на четыре стадии, почти по Толстому – «Детство. Отрочество. Юность» плюс зрелость. Все начинается с трудного кабального детства, с работой на заводе до седьмого пота, злобным надзирателем над душой и безуспешными попытками сбежать. Это футуристический «Оливер Твист». Но проходит некоторое время, Джейн растет, и происходящее уже больше напоминает темную вариацию школьно-подростковой поттерианы, со старостой-стукачом и загадочным директором-тираном. Когда же героиня вступает под своды института, начинаются разгульные студенческие вечеринки, секс-наркотики-алхимия, и в тексте чувствуются флюиды молодежных сериалов по МТВ. Вообще, секса в «ДЖД» много (бурлящие гормоны молодой девушки…), от особой секс-магии до извращенчески-детальных портретов гениталий троллей. Радует оригинальность и органичность вплетения эро-мотивов в историю, на них даже держится часть интриги сюжета.

Сюжет сам по себе не отнесешь к закрученным, он спокойно-биографичен, взрывается лишь в нескольких узловых моментах и не вызывает сумасшедшего интереса. Всё и вся вертится лишь по одной орбите – вокруг Джейн.

Так в чем же тогда фокус? Что главное в «ДЖД»? Или это просто безыдейная приключаловка очередной Элли в очередной стране Оз? Нет. Главное в «Дочери…» — это щедрая философская начинка. Книга, по сути, о духовном поиске, о вечном экзистенциальном вопросе, вопросе, которым задается Джейн на каждом этапе жизни. «Для чего я живу, и к чему стремлюсь? В чем смысл бытия?» (см.цитату). Это сквозное исследование, красной линией проходящее через все злоключения героини, нарочито высвеченное прожектором гиперболизированного мира. И, несмотря на неутешительные выводы Джейн, тон размышлений все же обнадеживающе оптимистичен.

При этом глубокомысленный заряд романа покрыт тонким слоем психоделики. Читая некоторые эпизоды «ДЖД», особенно ближе к финалу, как будто погружаешься в замысловатый переливчатый бред, лихорадочно-тягучий поток сознания матерого сомнамбулиста. Эстетика бессмыслицы не лезет на первый план, но приятно гармонирует с общим посылом. Гурманы абсурда будут довольны. Хотя за рядом странностей все-таки есть и символическое значение, поддающееся расшифровке при условии вдумчивого чтения и/или багажа знаний по философии.

***

В конечном счете, даже хорошо, что Суэнвик не стал воздвигать многотомный эпический цикл на основе своего многообещающего мира, а сохранил в нем душу, емко вместив все, что хотел, на пятистах страницах. «Дочь железного дракона» — это полотно добродушного сюрреалиста; книга, которая совершенно неожиданно может стать самой любимой. Для этого в ней есть и необходимая глубина, и своя перчинка, и потенциал многократных перечитываний.

Итак. «ДЖД» стоит читать, если:

1. Вы хотите почитать «что-нибудь эдакое», но не знаете, что

2. Вы хотите увидеть интересную непротиворечивую модель самобытного фэнтэзи-мира на постиндустриальной ступени развития (или просто хотите понять, как в одной книге соседствуют гоблины и телевизоры)

3. Вы любите произведения с глубоким смыслом, любите подолгу размышлять над прочитанным; изучать книгу как головоломку, проникая в каждый нюанс, стараясь разобраться в авторском месседже

4. Вы любите романы с центральным персонажем, вокруг которого крутится действие, и судьба которого расписывается во множестве подробностей

5. Вы любите психоделику и всяческие изысканные странности

------------------------------------------------------ ------------------------------------------------------ --------------------

«ДЖД» не стоит читать, если:

1. Вы не приемлете многочисленные секс-сцены

2. Вы хотите прочесть что-либо с по-настоящему увлекательным закрученным сюжетом

3. Символичность повествования и скрытость подспудного смысла наводят на Вас скуку

4. Вы предпочитаете эпические полотна, с детально прописанным мироустройством

Цитаты:

«…Затем на мостовую с грохотом выкатились подталкиваемые изнемогающими от натуги ламиями три великаньих бочки. Один из толкавших запрыгнул на крышку и замахал в воздухе шляпой с пером.

— Дорогие коллеги-проказники!

Иронический смех.

— Наши обожаемые хозяева, отцы Города, — он вскинул топор, — поместили под стражу – для ее же собственного блага! – эту беззаконную и дерзкую жидкость. Долгие и мучительные годы была она заключена в этих дубовых стенах, зрея, выдерживаясь, сглаживая острые края, стремясь стать мягким и послушным напитком, угодным для благородных глоток самых богатеньких из наших хозяев.

Все глаза были устремлены к нему.

Оратор надулся, скорчил рожу и выкрикнул:

— Созрело ли оно?

— Нет!!!

— Усвоило ли оно урок?

— Нет!!!

— Оставило ли оно свои буйные повадки?

— Нет!!!

— Хорошо сказано. Оно явно упорствует в своем неповиновении и не годится для тех, кто лучше нас.

Он выбил топором пробку. Вино хлынуло на площадь. Хохочущие уроды кинулись к сточным желобам, попадали на колени и начали лакать.

Из хозяйственного магазина приволокли помпу и наполнили пустой фонтан в центре площади. Буяны плескались в нем нагишом, пили из горсти и поливали друг друга кровавой жидкостью. Пылающие здания и уличные ртутные фонари отбрасывали на все это безрадостный оранжевый свет».

------------------------------------------------------ ------------------------------------------------------ --------------------

«…Джейн осознала, что перед ней разворачивается совершенная и точная модель ее жизни: она была заперта в нисходящем спиральном лабиринте, постоянно попадая в знакомые места, где никогда прежде не бывала, все время возвращаясь к дилеммам, приближение которых, оглядываясь назад, должна была предвидеть. Джейн скользила по все сужающимся кругам, ее постоянно загоняли во все более жесткие рамки, и наконец однажды, свернув за последний угол, она окажется в конечном пункте инерции, где нет ни выбора, ни направления, ни будущего, ни выхода.

Ей стало ясно, как тщательно, как безжалостно она заперта в ловушку. Все испробованное – обман, сочувствие, бездействие, терпение, жестокость – неизбежно вело к поражению. Просто потому, что так изначально устроен этот мир. Потому, что вся колода изначально меченая».