Ко дню 640-й годовщины Куликовской битвы.

Коршуны над полем кружат.
Зреют, колосятся хлеба.
А вдали слободы горят.
Грозен и суров супостат.
Ярость кочевая слепа.

Мыслит хан Москву покарать,
Князя как собаку – на цепь,
На костях победу сыграть –
Для того собрал люту рать,
Для того сокликал всю Степь.

Темником в Орде он служил –
Знай, воюй да землю кропи.
Ханской власти в битвах добыл.
Только чингизид не простил
Самозванца вольной степи.

Нашептали хану купцы:
«Злато нужно, чтоб воевать.
За него пойдут удальцы, –
– Ныли вероломные псы, –
– Трон златой тебе добывать.

Денег, сколько надо, проси.
Их тебе отмерим сполна.
Только до Москвы донеси
Волю, что богатства Руси
Нам отдашь на все времена».

Зря ты им доверился, хан.
Льстивый фрязь* монголу не друг.
Со спины опасней аркан.
Попадёшь за стол как в капкан,
Коль удачу выбьют из рук.

Зыбка власть на римских весах.
Преданным тебе псами быть,
Проклятой быть Кафе** в веках.
Вечен плен Иуды греха.
Волки по тебе будут выть.

Честью храбрецы дорожат,
Держат крепко слово своё. –
А купцам не страшен их ад.
Коршуны над полем кружат.
Скоро закружит вороньё.

©
 ...................................................... .....

 *Старое название итальянцев (здесь генуэзцы).

 **Феодосия. По самой вызывающей доверие версии именно там разбитый, искавший помощи, Мамай был убит бывшими союзниками, ставший им не нужным.

 На картинке фрагмент памятника Тысячелетию Государства Российского 1862 г. в Великом Новгороде.

Навеянное сюжетами древнегреческой керамики и переводами Гомера    

                      1.
Покой безмятежный с последней надеждой
Спадает истлевшей одеждой.
Бесстрастной Атропы суров приговор –
Как бранная сталь кровожадно-остёр.
И высосет душу смятенье.
Но после слетит шелуха суеты –
Тогда будто снова рождаешься ты,
Очищен повторным рожденьем.

                      2.
Сердце под гнётом щемящих утрат
Встанет на якорь навечно.
Жизнь подарила безжалостный взгляд,
Бывший когда-то беспечным.
Злато презрев и уважив булат
В битве как мир бесконечной,
Выпросишь смерть у суровых богов –
Лишь бы увидеть погибель врагов.

                      3.
Крылья сложить остаётся
И в гущу боя упасть.
Больше врагу не придётся
Щерить звериную пасть.
Чёрный Танатос смеётся,
Жертвенной кровушкой всласть
Жаждет напиться, довольный войной,
Чтобы окончил свой путь ты земной.

                      4.
Смерть почитая за благо,
С радостью встретишь её.
Вот уж кружит над оврагом,
Ставшим одром, вороньё.
Но вдруг холодная влага
Смоет смиренье твоё.
Что это, брызги Харона весла?
Нет, то росинка коснулась чела.

                       5.
Чувства вернёт предрассветная мгла,
Слышны кузнечиков трели.
Где-то вдали в крайней хате села
Плачет дитя в колыбели.
Смолкло дитя, про тревогу забудь -
Дарит покой материнская грудь.

                        6.
Крылья успеешь сложить.
Жизнь не прими за ошибку.
Вспомни младенца улыбку –
Стоит для этого жить.

Есть такая картина датского художника Франца Хеннигсена — "Герой 1864 года". Написана она в 1901-ом году, за семь лет до смерти художника. А сама картина является отражением реальной истории, случившейся во время войны империалистических хищников Пруссии и Австрии против маленькой Дании за отторжение от неё Шлезвига и Голштейна.

23-летний крестьянский парень недюжинного телосложения, сын фермера, Нильс Кьельдсен, был призван в армию. За умение ездить верхом с детства он был призван в драгуны, "конные пехотинцы". Для других конных родов войск требовалась специальная длительная подготовка со своей спецификой: гусарская — как лёгкой конной разведки на выносливых конях, кирасирская (кавалергардская) — как тяжёлой ударной конницы и т.д.

Драгуны же в этом смысле были универсальным родом войск, умеющие также воевать в пешем строю, если придётся. В конном бою, в этой связи, драгуны предполагались, скорее, как вспомогательные войска.
Исходя из роста и природной крепости Нильсу подобрали лошадь, традиционно подходящую больше для тяжёлого кирасира. Это видно и на картине.

Спустя год после службы произошла эта удивительная и трагическая, я бы сказал — эпическая история.
Нильс с несколькими драгунами, с капралом во главе, отправился в разведку. Авангард прусского гвардейского гусарского полка, называвшийся полком Красных гусар, оказался у них на пути. Непосредственно драгунам навстречу выехали четырнадцать гусар: 12 рядовых, унтер-офицер и командир.

Датчане находились на отдыхе в деревеньке, когда неожиданно показались пруссаки, стремительно приближавшиеся на лёгких конях.

Драгуны, застигнутые врасплох, попытались уйти. Это удалось капралу, рассуждавшему, по всей видимости, что при отступлении командир должен быть "впереди на лихом коне" (цитата из уст Б. Бабочкина в роли Чапаева).

Ещё двое тоже сумели вернуться к своим. Остальных судьба поставила перед выбором, сдаться или принять бой. Двое датчан решили сдаться превосходящему их и в количестве и в матёрости противнику. Нильс Кьельдсен сдаться отказался.

С одним солдатом, каким-то бородатым деревенским увальнем, пруссаки решили драться "один на один", не принимая его всерьёз.

Итог этого решения оказался следующим: двое гусар были им убиты, а сам Нильс получил тяжёлые ранения. Раненый в правую руку и голову после удара, разрубившего ему шлем и кокарду (на картине виден валяющийся впереди шлем), он переложил саблю в левую руку.

Тем не менее, даже в таком состоянии пруссакам он больше не казался лёгкой добычей. Очевидно теперь он внушал им страх. Поэтому командир гусар просто застрелил его из револьвера. Причём ему пришлось сделать два выстрела. Первым он отстрелил своей лошади ухо. Такое могло случиться, предположительно, по двум причинам: если боится всадник — и у него дрожит рука, вторая — если пугается лошадь, не слушающаяся всадника. Впрочем, как известно, лошадям передаётся страх хозяина, его неуверенность и мандраж.

Нильс Кьельдсен был похоронен в своей деревне. На месте же неравной схватки с врагом стоит памятник Герою.

Картина "Герой 1864 года" поражает всем: мастерством исполнения, живыми действующими лицами (даже убитые изображены в настолько естественных позах, что кожей ощущается витающая рядом смерть), унылым пейзажем мягкой датской (или голштинской) зимы, символической дорогой (последним путём).

Но более всего поражает, лицо Нильса Кьельдсена, устремлённое вперёд, как и всё его тело. Сила и отсутствие малейших душевных колебаний чувствуются в наклоне навстречу пытающемуся храбриться и, в то же время, беснующемуся превосходящему противнику.

И конечно, особенно при увеличении репродукции, не могут не восхитить его глаза.
Некоторые из зрителей картины, проникшиеся её духом, стали именовать Героя "Последний викинг".

17.07.2020.
© Андрей Туманов

Май запускает вьюгу за окном:
Цветущей сливы облетает облако...
М. Ларионов


Холодный май...
                       Но помыслы благие
Всё держат нас корытом на плаву.
Опять весна. Но мы, мой друг, другие —
Сложней вписаться в общую канву.

И снова пышно вырядилась слива,
Как золушка мечтает выйти в свет.
К окну ветвями тянется игриво,
Что серебрятся облаком манжет.

Зелёный цвет листвы теснит упрямо
Застывший чёрно-белый зимний фон
В очах и душах и в багетных рамах,
Что обрамляют хмурый вещий сон.

Но сны — что мрак, навеянный гадалкой.
То не от Бога — от дурной хандры.
Меньшая дочь* склоняется над прялкой -
Всё тянет нить до сроку, до поры.

Коварна хворь, противиться ей трудно.
Больная память сердце рвёт в куски.
Но пред Творцом придётся всем в День Судный
Предстать в слезах. И нету в том тоски.

А коли так, живи с улыбкой в мае!
Мы родились в благие времена
В стране большой — другой такой не знаем,
Где у людей в сердцах цвела весна,
Где мирный труд всегда был атрибутом
Той красной даты в том календаре...

А эти дни эпохи сучьей, лютой
Минуем...
                Вспомнив сливу в серебре.

24.05.2020.
...................................................... .......................
*Клото — в др.греч. мифологии младшая из Мойр, сестёр, дочерей Нюкты (Ночи), прядущих нити человеческих жизней.

Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
                                        А.С. Пушкин
От чего умирают шуты ?
От обиды, петли и саркомы,
От ножа,
От презренья знакомых,
От упавшей с небес темноты.
                                        Г.Л. Олди

О реальном доме на Тучковской, бывшем детском садике.
...................................................... .................................
В этом доме за старым забором с щелями бойниц
Не живут, не сидят за столом за игрой в дурака.
Стёкла выбиты ветром у окон потухших глазниц.
Но пожарная лестница так же, как раньше, крепка.

Баллюстраде облезлых, лишённых заботы, столбов
Впору быть молчаливым упрёком о прошлых годах.
Недостаток любви у отеческих нынче гробов,
Да и с пеплом родня почему-то давно не в ладах.

Серебристую жесть водосток — чем богат, тем и рад —
Бережёт, да и вряд ли допустит малейшую течь,
Украшая собою изысканный прежде фасад,
Что роняет пласты штукатурки с натружённых плеч.

Он стоял как Атлант средь унылых бараков и хат,
Чтобы детские руки тянулись в небесную высь.
А теперь небеса на плечах небоскрёбов лежат,
Недоступны и холодны стали, тянись — не тянись.

В этом доме, забытом давно, не слышны голоса.
Дверь за смехом закрыв, поселилась внутри тишина.
Только ленты казённой барьером висит полоса,
Да причудливо смотрится арка пустого окна.

Я безмолвно за ленту шагну как трагический мим,
И в сценическом жесте поднимется строго рука.
Будто на смех зевакам, в поклоне согнусь перед ним...
Словно призванный вечно играть роль шута-дурака.

12.05.2020.
...................................................... .......
Фото мои.