Это стихотворение квинлина уже видело свет на страницах "своих стихов"...
«Однажды я....»
Однажды я встану за твоей спиной, Робко ладонь на плечо положу, Хмуро взгляну на далёкий простор, И только два слово скажу: «Я иду».
Однажды я встану перед тобой, Робко в глаза твои загляну, Хмуро глядящие в далёкий простор. И только два слова скажу: «Я помогу».
Однажды я к тебе спиной повернусь, Робко скрывая печаль в глазах, Хмуро глядя на того, от кого тебя Заслоню, просто сказав: «Не уйду».
Однажды я наконец-то одно получу, Тяжёлое право: первым уйду, Закрыв тебя от тяжких невзгод, Тихо два слова сказав: «Я вернусь»…
...а вот это — моего авторства — еще нет:
«Однажды я....»
Однажды я, встав за твоею спиной, Робко ладонь на плечо положу, Хмуро взгляну на далёкий простор, Только два слова скажу: «Я иду».
Однажды я, встав прямо перед тобой, Крепко — как раньше — тебя обниму... "Здравствуй, родная! Я здесь! Я — живой!" Ты мне два слова в ответ: "Не могу"...
Однажды к тебе я спиной повернусь... Нет, не слезинка мне режет глаза. В схватке безмолвной я масмерть схлестнусь С тем, кому бросил в лицо: «Не уйду».
Однажды я, что заслужил, получу: Снова один. Как всегда. Ну и пусть. Но если тебе станет легче чуть-чуть, Тихо два слова скажу: «Я вернусь»…
У меня, наверное, тоска по первой осени — Той, что взор ласкала мой листвы янтарной прелестью. Что ж, на то и жизнь… пусть в волосах изрядно проседи, Только б не подернулась душа налетом плесени… Я любил, наверное, Надюшку-одноклассницу — Ту, что глазки строила мне за соседней партою… Что уж тут скрывать — ведь до сих пор мне очень нравится… Хоть и вышла замуж за крота подслеповатого. Я дурак, наверное — поддался воле жребия: Ни богатства райского, ни счастья беззаботного... Только сила слов… А впрочем кто я, чтобы требовать Что-то сверх того, что мне судьбою уготовано?
Я умру, наверное, и уплыву на облаке Рядом с чистым ангелом, а вы и не заметите...
28. 11. 2008
"Взгляд изнутри" экспромт
Вы зовете мой бред стихами, Восхищаетесь ими, как чудом; А ведь в них слишком мало смысла Для того чтоб запали в душу.
Я пишу лишь о том, что было В моей жизни – короткой, как Вечность, Долгой, словно одно мгновенье, Именуемое ЛЮБОВЬЮ.
Называя абсурд шедевром, Вы хотите мне сделать приятно, Только я ненавижу маски – Они быстро врастают в лица….
Вы зовете мой бред стихами, Восхищаетесь ими, как чудом; Они съели меня с потрохами. Я таким, как прежде не буду
Я пишу лишь о том, что было В моей жизни – короткой, как Вечность, Мое сердце навек застыло После той неожиданной встречи.
Называя абсурд шедевром, Вы хотите мне сделать приятно Я сегодня умру, наверно, И уйду от вас безвозвратно
Они вырвутся на свободу Из измученного созданья И уйдут в любую погоду Не сказав даже мне:"До свиданья!"
И застывшее тело поэта Похоронят под старой сосною А стихи все летят по свету И я горд, что они были мною.
"Ужин в пятницу 13-го..."
У смерти я в гостях однажды побывал (Хотя на ужин к ней никто не приглашал); Но то ли мне десерт пришелся не по вкусу (А может, сомелье с вином не угадал...)
…На душе скребли кошки, и хотелось плакать от собственной беспомощности что-либо изменить в своей, как ему казалось, никчемной жизни. Даже погода была согласна с ним: небо заволокли серые тучи, моросил мерзкий мелкий дождик, и в довершение ко всему резко похолодало… Сейчас он более всего напоминал насквозь промокшего воробья, мечущегося в поисках укромного уголка, где можно было переждать непогоду.
У него не было имени – только прозвище. Ботаник. Нет, это не профессия, просто по жизни так получилось. Ну и что толку от того, что он знал несколько больше своих одноклассников? Регулярно занимавший призовые места на городских и внутришкольных олимпиадах, он был совершенно нежизнеспособен вдали от привычной обстановки: полки, до отказа забитые разного рода справочниками и энциклопедиями были чем-то вроде идола, которому он изо дня в день истово поклонялся, в то время как его сверстники вовсю заигрывали с хорошенькими девчонками, отрываясь на тусовках по полной.
А ведь когда-то он был совсем другим… вернее, таким же, как они сейчас. Только быстро понял, что бесконечные пьянки рано или поздно приведут его либо в тюрьму, либо на кладбище. Вот тогда-то он и стал Ботаником. Впрочем, вспоминать об этой части жизни ему сейчас не особо-то и хотелось.
Да, знания дали ему многое; он поглощал их с такой жадностью, словно был ослабевшим от жажды путником, а новая книга – благословенным кувшином холодной воды. Сам того не понимая, Ботаник настолько вжился в свой теперешний образ, что потихоньку стал забывать все, что связывало его с прошлой жизнью. А уж друзья и подавно забыли о его существовании.
Сегодня провалился его очередной «гениальный» проект. Ботаник с пеной у рта доказывал преподавателю, что машина времени – существует! Правда, о том, где именно (в голове самого Ботаника), он благоразумно умолчал. А преподаватель в ответ только улыбнулся и посоветовал ему почитать Герберта Уэллса.
– Герберта Уэллса? – удивленно воскликнул Ботаник. – Вы что, всерьез считаете правдой то, что он описал в «Машине времени»? – Умница-мозг тем временем выудил из своих недр следующее определение: – Фантастика (от греч. phantastike – искусство воображать) – форма отображения мира, при которой на основе реальных представлений создается логически несовместимая с ними («сверхъестественная», «чудесная») картина Вселенной. – Меня не могут не радовать Ваши познания в этой области, друг мой, – вполне серьезно ответил учитель. – Однако все же не стоит погружаться в мир науки с головой. Да, с помощью точных наук можно многое объяснить, но… их язык настолько сух и академичен, что с ума можно сойти. Научная фантастика здорово помогает расслабиться – очень рекомендую! – Но ведь вы – физик! – все больше распалялся молодой человек. – Как вообще научная работа может сочетаться с тем, чего не может быть по определению? – А разве я только что утверждал, что машина времени существует? Ботаник охнул – шпилька попала в цель…
И он сломался… Понял, наконец, что все, что он имел до сих пор, ничего не значило. Ровным счетом ничего. Впервые он проиграл… От безысходности хотелось напиться, но чертов здравый смысл все еще держал вожжи, не давая Ботанику вконец распустить сопли.
Ноги сами принесли его к магазину. Вконец продрогший, он заскочил под козырек, в надежде, что дождь скоро прекратится. Рядом, примостившись на стульчике, торговала семечками скорбного вида старушенция-божий одуванчик. Семечки, понятное дело, отсырели от влаги, но Ботаник все же купил два стакана. Просто так. На всякий случай. Впервые в жизни.
– Что, милок, плохо тебе? – проскрипела старушка. – Да нет, бабуль, все в порядке, — вежливо соврал он. – Никак с девушкой поссорился, али случилось чего похуже? – Нет у меня девушки. Просто не люблю осень. Старушка по-своему поняла Ботаника и продолжила: – Ну, я ж говорю – девушка тут замешана. А коль забыть ее надо, так тут водочка враз поможет! – И вытащила из-под полы бутылку водки. Отхлебнула изрядный глоток и протянула бутылку Ботанику: для согреву, мол. – Я, бабушка, уж четыре года не пью – с восьмого класса, – отказался он. Но старушка все не отставала: – Ну, тады закури, милок! Тоже помогает. Есть тут у меня сигаретки волшебные – куда хошь отправить могут. – Ага, волшебные. Марихуана называется. А в просторечии – травка. За это, бабуль, статья полагается! – Ну, мое дело – предложить, – ответствовала бабка и затянулась, хлебнув вдогон водочки. – Прощевай! – и исчезла. Ботаник даже проморгаться не успел. – Мираж что ли? – спросил он у пустоты , однако пачка сигарет оставшихся валяться на грязном асфальте, упрямо говорила о реальности произошедшего. И пока здравый смысл приходил в себя, он нерешительно мял пальцами сигарету…
Очнувшись, Ботаник увидел, что находится в большой светлой комнате. Вместо обоев – зеркала от пола до потолка. И более ничего. Он был один. В голове шумело, очень хотелось пить, желудок требовал еды. Немедленно. На четвереньках он дополз до ближайшего зеркала и поднял глаза, ожидая увидеть собственное отражение. Всклокоченные сальные волосы непонятного оттенка, небритое угловатое лицо, пиджак и брюки перепачканы… Ботаник протер глаза и посмотрел еще раз. Сомнений быть не могло – это он. Однако разум отрицал увиденное, выдавая другую картинку: шатен; волосы уложены и разделены пробором, а усов и бороды Ботаник отродясь не носил. Да и одевался он всегда с иголочки. Кое-как поднявшись, он замахнулся, намереваясь вдребезги разбить предательское зеркало, однако вместо звона услышал скрип открывающейся двери. Он шагнул вперед. Эта комната отличалась от предыдущей хотя бы тем, что в ней кто-то был: нашарив рукой выключатель, он увидел кровати, а в них – детей. Все они мирно посапывали, и только один громко плакал. Ботаник подошел к ребенку и взял его на руки. Малыш мгновенно успокоился и улыбнулся ему.
– А кто это у нас не спит? – раздался позади голос. Ботанику показалось, что где-то он уже слышал его, но никак не мог припомнить, где. Он обернулся и увидел… человека из зеркала. – Вот он, – и кивком указал на пустую кроватку. – Я взял его на руки, чтобы не плакал. – Ты вообще кто такой? Как сюда попал? – спросил незнакомец, и так посмотрел на Ботаника, что тому захотелось провалиться сквозь землю. – Это закрытая зона, приятель, сюда нельзя. – Да я, это… и сам не знаю, как здесь оказался. – Ботаник ощутил дрожь в коленках и проклял торговку семечками. – А что это за место? – Курнул что ли? Или перепил? Хотя с виду – нормальный парнишка. Не злоупотребляешь случаем? – Нн-нет… – Ага, – усмехнулся человек из зеркала. – Ангел что ли? – Ббот-таник-к… – Оно и видно. Да не трясись ты – не то ребенка уронишь! Садись лучше. – И указал на невесть откуда появившийся стул. – Спасибо. – Ботаник уложил ребенка обратно в кровать. – Так что это за место? – Это Рай, приятель. – Человек из зеркала произнес это так спокойно, словно бы говорил о погоде. – Точнее, то место, откуда появляются дети. Ботаник истерически расхохотался и чуть было не свалился со стула, но потом взял себя в руки. – Здравый смысл говорит мне… – Здравый смысл мертвецки пьян, а я правду говорю! Не хочешь – не верь. Ну и ладно – дело твое. – А ты – кто тогда? Тоже один из ангелов? – спросил Ботаник. – Нет, блин, аист! – возмутился человек из зеркала. – Смотритель я зоопарка местного! Тьфу ты, детсада то есть! Вот этого самого. Тут уж Ботаника совсем заклинило. Он снова начал заикаться, но теперь больше от удивления, нежели от испуга. – А н-нимбы как же, крылья, и п-проч-чее? Человек из зеркала крутанулся на месте и в ту же секунду преобразился: теперь на нем были белые одежды, над головой сверкал нимб, а из-за спины показались крылья. – Так сойдет? – Теперь ты подпадаешь под… как бишь его… – Ботаник по привычке искал нужное слово. – Классическое определение ангела, вот. – Ой, сейчас животик от смеха надорву! Я еще и не то могу! Незнакомец убрал правую руку за спину, будто что-то прятал, а потом показал обратно. Ботаник вытаращил глаза и начал судорожно хватать ртом воздух: вместо пятерни красовалась… вторая голова, которая к тому же и разговаривала не хуже первой! – Ну, дружище, какая из нас – настоящая? – менторским тоном вопросила она. – Н-не з-знай-ю… Обе головы показали Ботанику языки, а потом заговорили в унисон: – Ну,хватит попусту языком молоть, тебе пора. – Куда? Зачем? – не отставал Ботаник. – А с ним что будет? – он жестом указал на спящего младенца. – С ним-то? А пусть полежит – его время еще не пришло, два месяца ему ждать. – Ждать? Рождения что ли? – Ну да, а что ж ему делать-то еще? Ну, давай, Ангел, топай домой, мамочка заждалась наверное… – Я никуда без него не пойду! – вскочил со стула Ботаник и топнул ногой. Вышло не очень убедительно. – Вот чудной ты! – хохотнул незнакомец. – Говорю же, рано ему! Судьба у него не дописана, да и в гороскопе недочеты кой-какие имеются… Случись что – начальство меня по головке не погладит, сие – факт. А впрочем… – он заговорщически подмигнул, обдумывая что-то свое. – Бери этого! Может, гением вырастет. Они говорят, рождаются раньше срока.
Роды, как и говорил человек из зеркала, оказались преждевременными. Толстуха-нянечка показала новорожденного мамаше, и та робко посмотрела на маленького человечка, чей плач огласил завершение таинства, именуемого рождением. – Поздравляю с рождением сына! – голос ее звучал слишком громко, однако никто не обратил на это внимания. – Красавчик! – Не ори, оглушишь же! Да кто ж так детей-то на руки берет! Чему вас только в школе учат, ботаники! – он выхватил ребенка у толстухи и аккуратно положил ребенка на кушетку. Их взгляды встретились, и Ботанику показалось, что младенец едва заметно улыбнулся ему.
облако тэгов
