О чем мы говорим, когда говорим о «Бёрдмене»

[Для родной газеты.]

Новый фильм мексиканского кинорежиссера Алехандро Гонсалеса Иньярриту, снятый в Нью-Йорке, на Бродвее, с американскими и британскими актерами и заявленный на «Оскар» аж в девяти номинациях (столько же получил блистательный «Гранд-отель “Будапешт”» Уэса Андерсона, а больше ни у кого и нет) – очень, очень странное кино.

Настолько странное, что такого, пожалуй, никогда и не было. Само собой на язык просится ирландское присловье: «...И подобных ему уже не будет», – потому что в кино какие-то вещи можно сделать один раз, с одним актером, в одном-единственном контексте.

Проще всего описать «Бёрдмена» как китайскую головоломку: коробка внутри коробки внутри коробки, сюжет в сюжете в сюжете. Есть рассказ знаменитого американского писателя Раймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви»: две супружеские пары пьют джин и разговаривают о любви, пытаясь понять, что это такое.

Есть стареющий актер Ригган Томпсон (Майкл Китон), который на длящемся уже лет двадцать закате карьеры пытается поставить на Бродвее спектакль по этому рассказу, а у него ничего не получается, и в какой-то момент Томпсон с ужасом начинает понимать, что он – не столько режиссер постановки и не актер, играющий одну из ролей, сколько ее персонаж, точно так же запутавшийся в жизни, семье, близких, в славе и бесславии.

Собственно, история театральной постановки Томпсона – это и есть сюжет «Бёрдмена». И, наконец, третья коробка внутри второй внутри первой: есть стареющий актер Майкл Китон, который на съемках «Бёрдмена» должен был ощущать ровно то же самое, что его герой ощущает, когда ставит спектакль-внутри-фильма.

«Бёрдмен» начинается с кадров, которые никто так и не объясняет: пылающий болид рассекает ночное небо, что-то вроде обломков (корабля?), прибитых волнами к берегу. После чего мы видим Риггана Томпсона, который – в одних трусах – сидит в позе лотоса, точнее, висит в этой йогической позе в воздухе посреди собственной гримерки и мысленно разговаривает с невидимым собеседником. Вскоре мы узнаём, что Ригган Томпсон некогда сыграл в кино супермена Бёрдмена («человек-птица»), и это – его самая знаменитая роль.

С одной стороны, понятно, что Томпсон некогда хотел стать Актером с большой буквы, а известность (и деньги) ему принесли какие-то скорбные фантастические боевики, с которыми он расстался при первой же возможности. То есть – ему показалось, что он с ними расстался и поскакал в светлое артистическое будущее. Можно перестать сниматься в «Бёрдмене», но и для публики ты будешь Бёрдменом всегда, да и для себя самого, как ни жутко, тоже.

И вот профсоюз дарит тебе на юбилей раритетный постер «Бёрдмена», и прохожие на улице просят у тебя автограф, потому что помнят «Бёрдмена», и японский журналист во время интервью о твоей постановке Карвера скучает, когда ты сбивчиво рассуждаешь об Искусстве, Актерском Призвании, Сути Творчества и прочих прекрасных, но неинтересных вещах, однако стоит упомянуть о «Бёрдмене», как этот толстый самурай оживляется: «Вы сыграете в четвертом “Бёрдмене”, да? Правда? Расскажите, расскажите!..»

И вот уже ты сам разговариваешь с внутренним суперменом, который уговаривает тебя плюнуть на всю эту мутную философию – и стать в конце-то концов тем, кто ты на самом деле есть. Потому что на самом деле ты – Бёрдмен. Бёрдмен, а не седеющий, лысеющий, слабеющий актер, которому когда-то Раймонд Карвер под алкогольными парами написал на заляпанной салфетке «спасибо за честную игру», а ты и обрадовался, и поверил во всю эту чушь...

С другой стороны, мы, зрители, не знаем, что происходит на самом деле с Ригганом Томпсоном, когда он левитирует, или когда усилием воли сшибает с потолка прожектор, чтобы тот упал на никудышного актера, или когда силой мысли передвигает предметы. К чему эти кадры с болидом? Мы же помним, что примерно так прибыл на Землю ребенок с планеты Криптон, ставший впоследствии Суперменом.

Вдруг Томпсон – это действительно Бёрдмен, Человек-Птица? Вдруг мы смотрим не фильм про стареющего актера, а фильм про супермена, который всю жизнь успешно притворяется обычным человеком? Вдруг «Бёрдмен» – это грандиозная драма о несчастном инопланетном конформисте? (Похожий сюжет был в рассказе Кира Булычёва «Выбор».)

С третьей стороны, есть еще реально существующий Майкл Китон, играющий, фактически, самого себя. Как и Томпсона, Китона угораздило в свое время сняться в двух фантастических боевиках про Бэтмена. Как и Томпсон, он отказался от съемок в сиквелах и следующие двадцать лет жизни провел практически в безвестности – снимался тут и там, но для публики оставался Человеком Летучей Мышью.

А главное, как и Томпсон со своим спектаклем «О чем мы говорим, когда говорим о любви», Китон возвращается к славе и наградам, сыграв главную роль в «Бёрдмене». Уже полученный «Золотой глобус» и номинация на «Оскар» за лучшую мужскую роль тому порукой.

Изящно, правда? Конечно, разыгранная как по нотам комбинация не сработала бы, если бы Алехандро Гонсалес Иньярриту снял плохой фильм – или Майкл Китон скверно сыграл свою роль. Но Китон, судя по «Бёрдмену», и правда великий недооцененный актер, не зря прождавший своего часа 20 долгих лет.

Что до фильма, Иньярриту постарался на славу. Прежде всего поражает потрясающий монтаж: при помощи разнообразных уловок, компьютерной графики и прочих киночудес режиссер создал иллюзию того, что фильм снят практически одним дублем. Умом ты понимаешь, что это невозможно, но стыков и склеек невооруженным глазом не видно.

Изумителен актерский состав, номинированный на «Оскары» чуть ли не полностью. Эдвард Нортон играет знаменитого бродвейского актера Майка Шайнера, который Томпсона презирает за «Бёрдмена» и дешевую славу, пьет горькую на сцене и вообще творит такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Роль любовницы Шайнера, тоже актрисы, исполняет Наоми Уоттс; Андреа Райсборо играет другую актрису, участвующую в постановке «О чем мы говорим, когда говорим о любви», – любовницу самого Риггана Томпсона.

Получается, что на сцене, как и в рассказе Карвера, встречаются две пары, но в реальности всё куда запутаннее: Шайнер бросает любовницу и влюбляется в дочь Томпсона (Эмма Стоун), которая только что вышла из реабилитационного центра, где лечилась от наркомании. Одновременно героиня Райсборо бросает Томпсона – ей кажется, что он ее не любит, и, в общем, правильно кажется. С горя и от безнадеги актрисы влюбляются друг в друга.

Томпсону же на всю эту трагикомическую вакханалию и вовсе плевать. Он бесконечно устал от всех – от бывшей супруги, от дочери, от любовницы, от публики, от журналистов, от критиков, от постановки. От проклятого мира, которому нужны супергерои, а не актеры. От себя самого, наконец. Он хочет освободиться от всего и вся... и взлететь. Как в старые добрые времена. Как тогда, когда он еще был Бёрдменом.

Так о чем же мы говорим, когда говорим о «Бёрдмене»? Разумеется, об Искусстве, а еще об Актерском Призвании и Сути Творчества. О Бэтмене и Карвере. О кино и театре. О выборе и его последствиях. О популярности, славе и тщеславии. О таланте и бездарности. О жизни и сцене. О молодости и старении. О свободе и долге. О смысле жизни. О любви. Почти обо всем на свете. Мало кому под силу снять кино почти обо всем на свете. «Бёрдмен» – исключение, и подобных ему уже не будет.