Все картинки кликабельны
Эта глава почти целиком посвящена текстам, поэтому дальше будет очень много литературовидения, и если вам такие вещи неинтересны – смело пролистывайте до первой картинки в тексте.
В своё время Хайнлайн был не слишком доволен тем, какой получилась повесть «Лоза и Смоковница». Он жаловался Кэмпбеллу, что весь измучился, пока её писал, а в итоге получилась какая-то дешёвая халтура. Редактор, как мог, его утешал. С точки зрения Джона, повесть была о’кей. И даже более чем о’кей, Хайнлайн применил в ней уникальный литературный метод, за что повесть и удостоилась категории «Nova»:
Культурные шаблоны со временем меняются; одно из «изобретений» Хайнлайна заключается в том, что этот факт можно использовать при написании историй… Как умелый акробат, проделывающий невероятные трюки, он производит впечатление, что всё это просто, легко и естественно… Но обратите внимание, сколько культурно-технологического фона он ненавязчиво доносит до читателя, не загружая его двухминутными лекциями об особенностях текущего момента.
Целые поколения критиков, соглашаясь с Кэмпбеллом, говорили о том, что повесть резко отличается по качеству от обычной палп-продукции, но… И это «но» у каждого критика было своё, специфическое, однако все они сходились в том, что это «проба пера». Ведь долгое время считалось, что «Лоза и Смоковница» первое крупное произведение Грандмастера, и, как всякий дебют, оно не блещет красотами языка, проработанными характерами, построением сюжета, композицией (нужное подчеркнуть) и потому заслуживает снисходительного отношения. После того, как была найдена рукопись романа «Нам живущим», ныне живущие критики добавили к словам про дебют «как ранее считалось», а все прочие рассуждения оставили без изменений. На самом деле «Если это будет продолжаться…» вовсе не дебют Хайнлайна в крупной форме, перед этим он написал целый утопический роман и половину повести «Утраченное наследие». Эта повесть – довольно сложно сделанная вещь (если смотреть под правильным углом), и с языком в ней тоже всё в порядке.
Начинается она как цитата из Шекспира – ночь, стены замка, стражники с алебардами и внезапное явление. Пусть не тень отца Гамлета, но тоже нечто неземное, во всяком случае, с точки зрения главного героя. Поначалу сюжет чётко придерживается русла «заговор-спасение принцессы» в антураже камзолов, шпаг и подземелий, затем на смену шекспировской пьесе приходит флеминговская шпионская авантюра с использованием высокотехнологичных гаджетов. Потом экшн впадает в тихую подземную гавань, где не происходит ничего, кроме разговоров, причём чисто философские вопросы перемежаются с прикладными темами пропаганды и практики организации государственных переворотов. По темпу и стилистике этот кусок очень близок к утопиям, но в более свежем формате Герберта Уэллса, а не Томаса Мора. Затем действие вновь нарастает, происходит финальная битва уже в чисто палповом стиле, позаимствованном из космоопер Дока Смита, Джека Уильямсона или ещё кого-нибудь из этой шайки плеяды.
Несмотря на явную эклектичность, все части повести довольно гладко подогнаны друг к другу, переходы между ними не вызывают активного неприятия, потому что они хорошо вписаны в сюжет. Завершает повествование классический эпилог, где все сёстры получают по серьгам, а автор голосами героев подытоживает события.
Основная идея «Лозы и Смоковницы» – конфликт между воспитанием/культурным окружением и идеей личной свободы/свободы личности. Но, в отличие от более поздних романов, здесь Хайнлайн не занимается исследованием поднятой темы, он пишет, уже имея ответы на все вопросы. И начинает с козырей – Джона Лайла, верующего, недалёкого и простодушного легата Ангелов Господних сбивает с орбиты любовь к женщине. А поскольку эта любовь запретна, он тут же автоматически переходит в оппозицию к принятому порядку вещей. В этой части сюжета Хайнлайн не слишком оригинален: в классической литературе мужчины под влиянием женских чар то и дело перебегают на другую сторону баррикад, возьмём, например… э-э-э... ну, или… вот чорт! Ладно, я приведу пример из классики как-нибудь потом, сейчас мне в голову упорно лезет один «Тарас Бульба» – и нахально заслонил собой всё остальное. Не думаю, что Хайнлайн читал душераздирающую историю про козака Андрия и его прекрасную полячку, но чем-то подобным он наверняка вдохновлялся.
Итак, плотские чувства подрывают духовные устои Лайла (история подростка Бобби из Библейского пояса маячит где-то на заднем плане), и он постепенно впадает в ересь, чему активно способствует его приятель Зеб. Затем героя повяжут кровью (убийство шпиона), прогонят через похищение сестры Юдифь и допрос в инквизиции. Не имея иного выбора, Джон уходит в нелегалы. После этого его ненадолго выпускают в свет, где он ещё раз убеждается, что выбрал правильную сторону. В девятой главе он попадает в подземный центр Сопротивления и как персонаж уходит на второй план. Вся третья часть посвящена идеологической накачке героя. В ней Зебадия играет роль Наставника, фигуру, которую Хайнлайн подробно проработает в более поздних своих произведениях. По словам Фары Мендлесон «основная задача Джона Лайла – слушать своего друга Зеба». И Джон слушает Зеба всю десятую главу. В одиннадцатой начинается подготовка к восстанию, озвучивается идея массовой промывки мозгов населения, а потом все приготовления очень оперативно завершаются перехватом трансляции из Нового Иерусалима с церемонии Чуда Воплощения:
Первая стадия трансформации застала меня врасплох; я был так увлечён кажущейся реальностью сцены, что на мгновение забыл, что на самом деле вижу не реального человека, а триумф трюкового кинематографа, фальшивку, короче говоря — мошенничество от начала до конца.
Черты живой тени начали расплываться. Он вырос на дюйм или два в высоту. Затем черты лица обрели знакомую форму давно умершего Первого Пророка, одежды Пророка сплавились в сюртук древнего покроя, и передо мной явился Преподобный. Неемия Скаддер, бывший странствующий проповедник долины Миссисипи, в том изначальном виде, каким он был, пока не начались эпилептические припадки, которые убедили его, что он — Глас Божий, после чего он вошёл в политику.
Революционеры подделывают выступление Пророка и, послушная голосам из телевизора, Америка немедленно устраивает Революцию.
В двенадцатой главе сконцентрирована четвёртая часть повести, в которой происходит битва за Цитадель. Здесь Лайл ненадолго выходит на первый план и играет одну из ключевых ролей, но этот эпизод обставлен чрезвычайно скромно, так, чтобы у читателей не возникло даже мысли о том, что Лайл – великий герой, достойный монумента на Алее Славы. По замыслу автора Джон Лайл никакой не герой, от его поступков мало что зависит, его функция в повести – быть свидетелем грандиозных событий и выслушивать монологи более умных товарищей. В общем, типичный персонаж утопических романов.
В конце сюжета, как мне кажется, Хайнлайн пытается замкнуть ассоциативное кольцо – повесть начинается со встречи героя с невестой Пророка, толкнувшей его на путь революции, а в её финале невесты Пророка убивают тирана, завершая тем самым революцию. Конечно, эта литературная завитушка может существовать только в моём воображении. Хайнлайн не слишком увлекается литературными завитушками и, в частности, кольцами в сюжетах.
Но убийством Пророка повесть в её первоначальном варианте не заканчивается. В эпилоге, который называется «Пролог в конце», Джон счастливо женится на сестре Юдифь, вернувшейся из Мексики, отказывается от звания майора, выходит на гражданку, и, на пару с торговцем, личность которого позаимствовал для перемещений по стране, организует фирму по продаже текстиля, наслаждаясь свободой под собственной виноградной лозой и смоковницей (тут следует цитата из Вашингтона без конкретной ссылки на источник).
В эпилоге упоминается и мальчишка-эспер, едва не погибший от перенапряжения во время битвы за Цитадель. Оказывается, выжил, но потерял свои способности.
Психотерапевты говорят, что его мозг не пострадал, но у него появился подсознательный блок или фуга — его внутреннее существо решило больше не иметь дела с подобными вещами. Странная история.
После этого сообщения, по всем канонам литературы XIX века, Джону Лайлу и Юдифь следовало бы усыновить мальчугана, но тут Хайнлайн отступает от шаблона.
Ещё один кивок в сторону канонов прошлого века сделан в начале эпилога, где герой сообщает, что всё повествование – это его письменный отчёт о событиях, составленный по просьбе Мастера Ложи. Раньше подобные уведомления были в моде. Иногда мне кажется, что древние авторы стыдились писать от первого лица, поэтому вечно выдумывали для своих текстов эпистолярную или мемуарную оболочку. Что ж, у всех свои тараканы. Пусть с этим разбираются филологи.
Но основное содержание «Пролога в конце», это, конечно, речь полковника Новака, очень пафосная, исполненная любовью к демократии и свободомыслию. Речь как будто предназначена для того, чтобы дезавуировать предпринятую масонами массовую промывку мозгов населения.
Чисто внешне повесть похожа (скорее, должна походить) на привычный по скрибнеровским временам бильдунгсроман – герой развивается от персонажа Первого типа до Второго (по классификации Паншина). Но на самом деле ничего подобного в первой версии повести не происходит – развитие Лайла сводится к практически мгновенной перемене сторон баррикад. Как пишет Слуссер в книге «The Classic Years of Robert A.Heinlein»
В одно мгновение молодой человек, преданный одному делу, всей душой переключается на другое: это всего лишь пример человека, обречённого на благодать. С этого момента всякий раз, когда его действия интуитивны, он неизменно делает «правильные вещи»
Вернувшись к тексту повести спустя четырнадцать лет, Хайнлайн не мог этого не заметить. И он начал вносить изменения. В исходном варианте Лайл встречает сестру Юдифь непосредственно перед тем, как она отправляется служить Пророку. Через час начинается переполох, сестра Юдифь в обмороке, её уносят, Лайл встревожен. Но, как выясняется при следующей встрече, обморок был вызван вовсе не тем, о чём вы подумали – несчастная просто услышала разговор Пророка с кем-то из Администрации, в котором они обсуждали рутинные вопросы, не стесняясь в выражениях.
«Затем он заметил моё лицо и нахмурился. «Что тебя беспокоит, девочка моя?» спросил он. Сначала я не могла и рта открыть, но потом процитировала ему стих из Священного Писания. Он был ошеломлён, потом рассердился, позвал старшую сестру и приказал: «Выведи отсюда эту глупую девку и проследите, чтобы в следующий раз она была лучше обучена».
В новой версии Хайнлайн сделал упор на физиологию – невесты Пророка теперь заняты именно сексуальным обслуживанием тирана, и именно это вызвало шок у сестры Юдифь. А ещё он добавил романтизма – между первой встречей Джона с Юдифь и её визитом к Пророку проходит больше месяца, так что чувства Лайла успевают разгореться куда сильнее, чем за час после встречи.
Хайнлайн также расширил эпизод, в котором Лайл сидит на конспиративной квартире. Он добавил в него чтение книг и свободной прессы, а также разговор об ассассинах (в исходном варианте Каббала гнушалась террора) и внутренний монолог героя, в котором прозвучал известный слоган Хайнлайна: «секретность – краеугольный камень тирании».
Но констатаций «я понял», «я осознал» совершенно недостаточно, чтобы показать эволюцию персонажа. Для этого герой должен преодолеть какие-то внутренние барьеры и для этого Хайнлайн добавляет разговор о религии, в которой Лайл с ужасом осознаёт, что его друг – атеист, а потом вводит в действие сестру Магдалену. Сексуальная раскрепощённость женщины заставляет Джона Лайла очень явно для читателя преодолеть важный внутренний барьер. А затем Хайнлайн и вовсе убирает фигуру сестры Юдифь с доски, оставляя Лайла терзаться и преодолевать последние сомнения. Помимо очевидного усложнения сюжета и добавления в него бóльшей глубины, эта замена, как мне кажется, несёт и символическую нагрузку, очень личную ремарку автора.
Как известно, большинство произведений до 1948 года были написаны Хайнлайном в соавторстве с его женой Леслин. Разумеется, её роль в основном сводилась к обсуждению характеров и возможных поворотов сюжета, но её вклад в тексты был настолько существенен, что при разводе Хайнлайн посчитал нужным договориться об её отказе от авторских прав на ранее написанные тексты. Новая жена Хайнлайна, Вирджиния, отличалась от Леслин по многим параметрам, однако постаралась занять её место в этих обсуждениях максимально полно. Замена романтичной, но легкомысленной Юдифь на прагматичную Магдалену очень похожа на замену романтичной Леслин на прагматичную Вирджинию. Нет, я не настаиваю на такой трактовке, но развод с Леслин долгие годы оставался болезненным участком в душе писателя, и он периодически выплёскивал в тексты свои эмоции по этому поводу в той или иной форме.
Помимо сексуальных подначек, Хайнлайн добавил Джону Лайлу домашней работы с трудами отцов-основателей, но это дурной пафос, который даже американцам кажется чрезмерным. «Он читает слова Тома Пейна и Патрика Генри и получает мистическое откровение» язвительно комментирует Хайнлайна критик Джордж Слуссер. Джордж явно не верит в силу священных скреп – одно слово, интеллигенция.
Вторым важным изменением в повести было, как я уже говорил выше, изгнание НЛП. Вместо массовой промывки мозгов автор отправляет американский народ в свободное плавание по волнам истинной демократии. На заседании штаба ветеран Сопротивления из Вермонта, похожий на сердитого Марка Твена, проговаривает монолог Новака из первой версии повести, после чего заявляет: «свободных людей не надо «натаскивать»!» – и тут же умирает, чтобы никто не успел оспорить его слова. Но, отказавшись от психогаджетов, Хайнлайн просто-напросто уклоняется от основной проблемы Второй Американской Революции в том виде, в каком он её сам и сформулировал: как привести к свободе людей, которых вполне устраивает текущая ситуация. В этой повести Хайнлайн наткнулся на проблему, которая оказалась ему не по зубам – ни тогда, ни позже он не смог найти её удовлетворительного решения. Кстати, вскоре после публикации повести в 1940 году Хайнлайн напишет рассказ «Solution Unsatisfactory» («Неудовлетворительное/никудышное решение») – и это название незримо витает над всем его последующим творчеством. По мере удаления от палпа с его простыми парадигмами и примитивными схемами, писатель всё больше будет сталкиваться с серьёзными вопросами в областях, где не бывает простых решений. Одно из главных достижений Хайнлайна как писателя в том, что он принимает новые правила игры и соответственно перестраивает свой подход к литературе. В 1972 году он напишет:
«…что же я пытался в ней сказать?
Я задавал вопросы.
Я не давал ответов. Я пытался встряхнуть читателя, освободить от некоторых предубеждений и побудить его думать самостоятельно, направить мысли в новое, неиспробованное русло. В результате, каждый читатель получил от этой книги что-то своё, потому что он сам находил свои ответы»
Сороковые годы отучили Хайнлайна от непринуждённых чисто интеллектуальных игр научной фантастики, где задача сводится к поиску остроумного решения поставленной проблемы. Остатки своего интереса к подобным развлечениям он использовал в ювенильных романах – возможно поэтому они многим и нравятся. Но если бы Боб придерживался только этого направления, он бы никогда не стал тем Робертом Хайнлайном, которого мы знаем.
Помимо упомянутых радикальных изменений сюжета, Хайнлайн произвёл множество более мелких доработок. По-видимому, между 1939-м и 1953-м он прочитал довольно много специфической литературы: «New Ways of War» Тома Винтригема, «Guerrilla Warfare» Берта Янк Леви (и, возможно, одноимённые труды Эрнеста Че Гевары и Мао Цзе Дуна, которые к началу 50-х вышли на английском), и слегка подковался в практических вопросах вооружённых восстаний. В первоначальном варианте повести подготовка к революции мало чем отличается от подготовки предвыборной компании – речь идёт исключительно об агитации и пропаганде, а масоны выступают светлыми эльфами, которым претит физическое насилие. В новой версии появляется плановый террор, ассасины, вооружённый захват телевизионных ретрансляторов и упоминания о чистке рядов подпольщиков, и, в частности, о печальной участи тех, кто не прошёл проверки при приёме в Ложу. Кстати, сама роль масонов в новой схеме восстания была уменьшена – в прежнем варианте революцию подготовила и осуществила исключительно масонская Ложа. В новом варианте масоны лишь одна из движущих сил Революции, которая организует переворот в кооперации с другими группами, возглавляет восстание, а затем отходит в тень, дистанцируясь от прямого руководства новыми гражданскими структурами. В исходном варианте масоны никому отдавать завоёванную власть не собирались. В ходе правок, касающихся военной организации подпольщиков, Хайнлайн вытер пару примечательных абзацев, которых ей-богу жалко:
«…добавьте к этому тот факт, что все революционеры, почти без исключения, были сильными индивидуалистами, как правило, одарённые умом. Можно догадаться, как трудно было превратить их в дисциплинированных солдат. Но если бы они не были такими, какими есть, они бы не стали революционерами»
А ещё Хайнлайн провёл основательную ревизию гаджетов, упомянутых в повести. Так, например, её герои носили электронные часы на пальце, их ход автоматически синхронизировался с сигналами точного времени, посылаемыми из Военно-морской обсерватории. Если задуматься, часы на пальцах попадаются и в других произведениях Хайнлайна, но там они избежали ревизии. Возможно, в данном случае Боб изымал вовсе не часы, а Обсерваторию ВМФ. Это место, куда он изначально стремился, поступая в Академию в Аннаполисе. Ведь поначалу Бобби вовсе не хотел быть моряком, он хотел стать астрономом и выбрал этот кружной путь к цели, потому что другие варианты были ему не по карману. Вполне возможно, что Хайнлайн смахнул со стола обсерваторию ВМФ, как слишком личную деталь, а заодно прихватил и часики.
Устранён забавный эпизод с заворачиванием в асбестовую ткань при прыжке из ракеты – при работающем двигателе герой неминуемо должен был пролететь через факел, поэтому пришлось придумывать асбестовый чехол на кресло пилота, а кроме того, пришлось поднимать ракету в стратосферу, чтобы встречный поток воздуха не разрезал парашютиста о дверной косяк. В пересмотренном варианте Хайнлайн предложил более изящное решение: использовал для прыжка верхнюю часть дуги траектории, где происходит максимальное замедление скорости и отсечка факела.
Переписывая текст, Хайнлайн наверняка не выпускал из рук логарифмическую линейку, главный рабочий инструмент писателя-фантаста. Все числовые параметры повести были изменены: число двигателей скутера, вероятность победы восстания и т.п. Всё, вплоть до числа датчиков детектора лжи инквизиции.
Эти мелкие изменения любопытны, временами забавны, но они мало что меняют в повести. Гораздо любопытнее то, что не подверглось изменениям: в новой версии повести Хайнлайн не стал отменять цензурные правки Джона Кэмпбелла. Все критики, как один твердят о том, что «писатель освободился от жёстких рамок журнальной публикации в вопросах секса…» и так далее и тому подобное. Возможно, в вопросах секса Хайнлайн действительно от чего-то там освободился. Но в том, что касается вопросов религии, в том, что может коснуться существующих религиозных институтов, он по-прежнему предельно осторожен. Думаю, в этом он оказался прав. За тринадцать лет, прошедших с момента журнальной публикации, американское общество начало меняться, но тринадцать лет – слишком малый срок, чтобы что-то изменилось кардинально. Ещё через тринадцать лет из-за одной неосторожной фразы одного волосатого музыканта весь Юг запылал кострами из пластинок популярной группы, а продюсеру пришлось отменять их выступления в Библейском поясе. Так что Хайнлайн вполне трезво оценивал целевую аудиторию и не стал подымать из черновиков то, что теперь останется в них навсегда.
Книга с переработанным вариантом повести вышла в декабре 1953 года под названием «Революция 2100 года». Название более чем странное, эта дата никак не соответствуют хронологии «Истории Будущего». Хайнлайн предлагал варианты «Гимн перед битвой» (спустя полвека Джон Ринго напишет роман под таким названием, отдав должное Грандмастеру), «Мятеж в Раю» и т.п., но Тед Дикти, редактор «Shasta», озаглавил том «Revolt in 2100», проигнорировав мнение автора. Это была одна из типичных выходок «Шасты». В книгу вошла повесть «Если это будет продолжаться», короткая новелла «Ковентри» и рассказ «Неудачник» – все выстроены в хронологической последовательности. Как видим, к третьему тому «Истории» Хайнлайн окончательно утратил весь первоначальный энтузиазм по поводу заполнения белых пятен диаграммы. Он отлично поработал над первыми двумя томами («Человек, который продал Луну» и «Зелёные холмы Земли») но уже на момент выхода второй книги их отношения с издательством перешли в сугубо юридическую плоскость. Если верить всему, что об этом написано, Эрл Коршак оказался необязательным партнёром, из тех, что мгновенно забывают свои обещания, хронически не соблюдают договоров, в одностороннем порядке сдвигают сроки, забыв вас об этом предупредить, и, вдобавок, достают всех ночными звонками, потому что лишь по ночам они вспоминают какие-то важные вещи. У машины бизнеса Коршака было только два режима работы: полный стоп и аварийный, когда всё нужно было сделать ещё вчера. Хайнлайн придумал для выбешивающих выходок издателя термин «korshaking». Собственный адвокат фирмы был в шоке от того, как Коршак вёл дела со своими партнёрами. Кроме того, Коршак был скуп на роялти по своим изданиям, и продавал вторичные права на сборники рассказов Хайнлайна, не выплачивая автору ни цента.
Поэтому третий том «Истории будущего» в итоге был просто собран «из того, что было», Хайнлайн добавил в содержание послесловие «Повесть о ненаписанных повестях», в котором посетовал о том, что никогда не напишет ни «Каменную подушку», ни «Шелест его крыльев», «потому что ему очень не нравится Неемия Скаддер». На самом деле ему очень не нравился совсем другой человек – Эрл Мелвин Коршак. Но написать этого в послесловии, он, конечно же, не мог. И при всём при этом, третий том «Шасты» оказался самым толстым. Скорее всего, ни «Подушка», ни «Крылья» в него бы уже не поместились.
Альянс с «Шастой» завершился на четвёртом томе – Хайнлайн переписал «Детей Мафусаила», но на «Da Capo» сломался. «Я никогда не допишу Da Capo, в любом случае, я слишком устал от этой серии и, разумеется, не собираюсь подписывать контракт на этот том» написал Хайнлайн своему литагенту в феврале 1955 года. Разорвать контракт с «Шастой» в судебном порядке оказалось слишком накладно. Сделка с Коршаком закончилась автоматически: «Шаста» на целый год задержала выплату сумм по контракту и они были аннулированы. В 1957 году издательство «Шаста» выпустило последнюю книгу, а годом позже прекратило своё существование. Всего Коршак успел выпустить пару десятков книг таких известных авторов, как Лейнстер, Ван Вогт, Браун и др. Скорее всего, Коршак их тоже кинул на бабки, но ухитрился избежать банкротства и остаться при своих, уважаемым членом фэндома.
Переработанных для «Шасты» «Детей Мафусаила», после того как Хайнлайн выцарапал права обратно, напечатало уже другое издательство.
В проект «Истории Будущего» Хайнлайн привлёк своего любимого художника, Хьюберта Роджерса, все обложки для «Шасты» сделал он. Это была одна из последних работ художника в этом жанре – по завершению проекта он переключился на пейзажную живопись, оставив фантастику.
Странно тасуется эта колода карт. Хайнлайна иллюстрировали самые разные фант-графики, в том числе величайшие художники своего времени – Фрис, Эмшвиллер, Финлей, Ван Донген, Уэлан. Оригиналы, с которых делались обложки, рвали из рук на Ворлдконовских аукционах:
Но Хайнлайн никому не писал таких проникновенных писем, как крепкой посредственности Хьюберту Роджерсу. «Таков поэт: как Аквилон, что хочет, то и носит он» © Наше Всё.
Хьюберт не слишком напрягался, выбирая тему для обложки «Революции» — он просто переработал свою старую журнальную иллюстрацию из «Astounding».
Как видим, немецкую каску заменил колпак инквизитора, а герой отказался от пиджака и галстука. В отличие от журнальной версии с озабоченным коммивояжёром, у него тут довольно лукавое выражение лица, не совсем понимаю, что оно означает. Электронные орбиты знаменуют наступление атомной эры. На суперобложке они украшают корешок книги:
Как и предыдущие два тома, форзац «Революции» украсила диаграмма Истории Будущего.
На этом, собственно, все графические изыски «Революции» в «Шасте» заканчиваются, и далее речь пойдёт о переизданиях. Однако на этом не заканчивается история повести, ей предстоит пережить ещё парочку трансформаций, но них немного позже.
цитировать
свернуть ветку
