Номинировал Владимир Ларионов: Повесть «Антивирус» – жесткая и реалистичная антиутопия. Автор пишет в ней о будущем, которое трудно спрогнозировать, потому что оно обязательно будет сложнее, чем мы можем выдумать, и одновременно – будет проще, чем нам кажется из сегодня.
Армейские нейропрограммисты работают над созданием боевого ментального вируса (ударного мемокомплекса), который позволит не только корректировать личность носителя, но и сделает этот процесс контролируемым. В ходе тестовой проверки коды «сырых» прототипов непонятным образом оказываются в свободном доступе на популярном портале тестировщиков Sharashka и распространяются по всему миру, реплицируясь по собственной логике. Спецслужбы уничтожают следы, ведущие к авторам проекта, исчезают и сами нейропрограммисты. События повести развиваются полвека спустя. Руководитель оперативного отдела в «Лаборатории Касперского», одной из самых профессиональных спецслужб, занимающейся борьбой с нелегальным оборотом вредоносного медиаконтента в Южной Сибири, случайно выходит на след неуловимого поставщика ментальных вирусов. Опытный оперативник Дмитрий Шестаков выясняет, что автором лучших мемокомплексов является некая Искра Милецкая, известная в среде нейропрограммистов под псевдонимом Гюрза. Поиски Гюрзы ставят под удар самого Шестакова, которому предъявляют обвинение в государственной измене. Оперативник, воспользовавшись помощью контрабандистов, успевает сбежать от коллег из спецслужб и находит тайное убежище на территории, неподконтрольной федеральным властям. К нему начинают поступать зашифрованные послания, автором которых, по мнению китайских спецслужб, является Искра Милецкая, официально считающаяся умершей. Шестаков понимает, что должен продолжать свои поиски.
Писатель постепенно выводит своего героя на мысль, что затуманенные мозги россиян хорошо бы прочистить от накопившегося там мусора с помощью мощного антивирусного комплекса «Чингиз». Идея вроде бы славная, но вот что в ней и автора, и номинатора, смущает: если каким-то образом вычистить весь хлам, которым наполнено сознание соотечественников, очень высока вероятность, что в мозгах подавляющего большинства из них вообще ничего не останется…
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
«Шестаков махнул рукой и через секунду из откинувшейся задней аппарели вывалился подполковник Седой в полном тактическом обмундировании, а за ним следом посыпались горохом его бойцы, лязгая затворами тяжелых штурмовых винтовок “Гром” и поправляя на бегу защитные сферы из светлосерого композита. (…) Шестаков нацепил поверх плаща оранжевую накидку с логотипом “Лаборатории Касперского”, прикрепил к уху клипсу корпоративного бифона и переключился на защищенную линию».
Вот собственно такая литература. С вкраплениями художества: «Небо набухло на глазах и провисло уже почти до земли. Порывистый ветер, разгоняясь от реки, набрасывался на редких прохожих, от избытка энергии закручивался в мелкие спирали и растаскивал цветную упаковочную пленку по полупустой автостоянке на крыше многоярусной парковки молла “Фестиваль”».
Как сырье для кинематографа это было бы вполне терпимо. Но для кино все диалоги должен был бы переписать специально обученный человек. «Сама знаешь, некоторых офисных девушек, у которых в бренную оболочку заключена тонкая ранимая субстанция, после знакомства с методами работы нашей техподдержки еще неделю одолевают внутренние вибрации», — это так в «Антивирусе» люди разговаривают.
Как целое — очень схематично. Как проза — по-моему, невкусно. Читать необязательно.
Валерий Иванченко:
цитата
Вялое пунктирное повествование, которое даже историей не назовёшь. Малосвязная нарезка набросков и заготовок. Замысел в целом ясен, но ни художественно, ни как развлечение текст не состоялся, не был доведён до ума. Положенные в основу «идеи» – совершенная ересь. Зачем фантазировать о нейропаразитах, когда всегда существовало и существует реальное психическое заражение и манипуляция массами – и механизмы их в целом известны? Конечно, сложные вещи проще объяснить волшебством, используя внушительные заклинания типа «мемокомплекс» или там «когнитивный вирус». Но это ведь жульничество. Адепты НЛП или последователи Кастанеды горы книг наваяли и то слывут шарлатанами, а Горнов прогнал телегу про «эволюционные матрицы» на пару абзацев и считает, что дело сделано. Не продумывая толком сюжет и концепцию, автор пошёл лёгким путём и ожидаемо провалился. Получилось нечто вроде прошлогоднего «Колокола», только гораздо слабее в событийном и зрелищном плане. Выдуманные Горновым и Фарбом мозговые эпидемии по научной части не правдоподобнее обычного зомби-апокалипсиса, но тот хоть эффектнее и эффективнее для сюжетостроения. У Горнова ещё и проблемы с прямой речью персонажей, витиеватой и сложносочинённой, невозможной ни при каких обстоятельствах. Так ведь вроде умеет автор писать, но стоит кому-то заговорить – всё, туши свет.
Константин Мильчин:
цитата
Антиутопия с любовной интригой и всевластной IT-корпорацией, причем в привычной роли Гугла или Эпла, у нас выступает Касперский. В общем, русская «Сфера», только несколько скучная.
Артём Рондарев:
цитата
Действие данной повеcти разворачивается в уже довольно привычной среде, а именно в будущей России, которая живет авторитарным режимом под пятой очередного большого брата и вездесущей корпорации «Лаборатория Касперского» (не знаю, как тут дело обстоит с защитой торговых марок), потому что контроль за населением тут осуществляется с помощью какой-то довольно сложной системы промывки мозгов, сильно напоминающей те страшные утопии, которые рисуют с трибун наши женщины-депутаты насчет бесконтрольного интернета, где «наши дети» перестают отличать подлинную реальность от виртуальной и полностью растворяются в последней. Принцип этот мне представляется не вполне понятным и несколько сомнительным, тем более что излагается он тут по преимуществу в речах (и мыслях) героев, отчего, в силу попытки автора передавать речевые характеристики, дело окончательно запутывается. Жить в стране, судя по всему, довольно погано, благоустройств особых, связанных с будущим, нет, во всех домах и машинах принудительно, насколько я понял, включается постоянно радио и телевизор и поливает граждан рекламой и пропагандой (да, мы все это уже где-то читали). Помимо всего прочего, данное устройство мира произвело какое-то не слишком приятное воздействие на русский язык и умственные способности молодых родителей, так как действующих лиц тут зовут Искра Сергеевна, Мефодий Данилович, Жорес Андреевич, Вилен Аркадьевич и так далее, — возможно, это была попытка проиллюстрировать компилятивную идеологию будущей России, в которой, наконец, архаика смешалась с модерном советского образца, как того чают многие наши патриоты, но все-таки сильно режет слух.
Разумеется, при такой системе госустройства (и при наличии «Лаборатории Касперского») самым главным врагом государства являются хакеры, которые с помощью неких «мемокомплкесов» запускают в благостную картину мира вирусы, смысл деятельности которых я тоже не очень уяснил, но явно, что они делают что-то подрывное, постоянно реплицируясь и так далее (оригинальная теория мемов Докинза тут тоже, разумеется, изложена, причем одним из героев как бы от себя). Главный герой тут – довольно высокий чин силовых структур, представляющийся «главным государственным инспектором в сфере массовых коммуникаций территориального управления «Лаборатории Касперского» по вашему федеральному округу», который, провалив важную операцию, внезапно подвергается гонениям, начинает мотаться по покрытой революционными отрядами и бандитами стране, а также в эмиграции, с тоже весьма революционными целями, которые я вам тут рассказывать не буду, чтобы уж совсем не получился спойлер; есть тут и довольно запутанная система родственных отношений основных участников действия, которая под конец немного начинает напоминать индийское кино.
Написано это все довольно нейтральным, с некоторыми, правда, покушениями на стиль, языком кибербоевика, вполне развернутым и даже обильным, что, собственно, и составляет основную мою претензию к повествованию. Я недаром выше говорил об устройстве здешнего мира с определенной уклончивостью: у меня нет ощущения, что я его понял или правильно запомнил, так как описан он, с одной стороны, многословно, а с другой – как-то неопределимо невнятно, с каким-то нарративными разрывами, фигурами умолчания, потоками мысли героя и явным желанием забраться на территорию философии сознания и все в ней там разом прояснить. Бог с ним, что описанный здесь мир вторичен даже по отношению даже не к Оруэллу, а сотням послеоруэлловских антиутопий; хорошо, что автор попытался осмыслить феномен медиатизации реальности; жалко, что он не удержался от желания прикрутить техническое решение к этой социокультурной проблеме; но все это претензии и комплименты второго порядка: самое тут главное, что ты решительно не можешь разобраться до конца в том, что тут происходит, и постоянно вязнешь в описаниях, которые ничего не проясняют, а только все больше тебя запутывают. Самой большой добродетелью человека, вымышляющего мир, является ясное собственное представление об этом мире и обо всех его деталях, физических, географических, культурных и политических: судя по всему, у автора с этим не то чтобы совсем плохо, но как-то все-таки не сильно хорошо.
В этой повести мне очень понравились придуманные автором фантастические идеи: что с «вредоносными мемами», спрятанными внутри идеологий и рекламных роликов, борются как с компьютерными вирусами (только заражающими мозги, а не компьютеры), что для них разрабатывают антивирусы, что вокруг этого создана целая индустрия, и что в связи с этим «Лаборатория Касперского» превратилась в могущественную спецслужбу, а финальное торжество добра выражается в запуске антивируса, который должен очистить мозги людей от засорения в мировом масштабе, при этом низведя многих до уровня детей. Из этого мог бы получиться прекрасный рассказ, но только при двух условиях: если автор возьмется эти идеи додумывать и прорабатывать, и если при этом он не будет относится к ним с убийственной серьезностью — поскольку идеи совершенно пародийны и являются прекрасной иллюстрацией к нашей доморощенной конспирологии с ее «окнами Овертона». Увы, оба этих условия не выполнены, а автор вместо рассказа замахнулся на повесть. В итоге мы имеем: идеи плохо проработаны, у персонажей нет не только определенного характера, но даже сколько-то угадываемого образа, их поступки слабо мотивировны и не кажутся логичными, сам мир будущего, в котором происходит действие, предстает не объемным, не прописанным до конца, сюжет кажется рыхлым, слабо проработанным, смонтированным из необязательных и при этом предельно стереотипных эпизодов, большая часть повествования вообще кажется излишней, не нужной, не решающей каких бы то ни было художественных задач, зато многие, на первый взгляд интересные линии оказываются оборванными без всякой компенсации.
Галина Юзефович:
цитата
Предсказуемый и поучительный киберпанк с шутками и прибаутками про опасность тотальной зависимости от искусственного интеллекта. Главный герой проходит путь от преданного служителя технологического Молоха до луддита, этот самый Молох разрушающего. Шутки местами смешные, но в целом мы такое – только веселее, энергичнее и неожиданнее – читали многократно. И вообще, как-то это не очень, когда мало-мальски тренированный читатель способен после прочтения первых пяти страниц предсказать сюжет во всех подробностях – включая как бы парадоксальный финал.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Владимир Борисов: Мы лукавим, когда называем Время четвёртым измерением. Всё-таки оно решительно отличается от трёх пространственных измерений. Яна Дубинянская предприняла смелую, я бы сказал, отчаянную попытку разобраться с течением времени. С этим сталкивался каждый в жизни: ведь индивидуальное восприятие течения времени глубоко субъективно, несмотря на точные хронометры и настенные календари, в разных условиях, в разном возрасте, в разных ситуациях время у каждого течёт то быстро, то медленно. И вопросы, затрагиваемые в книге, насущны и глубоки. Можно ли ускорить или замедлить течение своего времени? Как при этом не выпасть из общего времени или, наоборот, попытаться обособиться, закуклиться в отдельном временном коконе, как общаться с окружающими, тянуть их за собой или притормаживать? А ещё ведь есть риск провалиться в безвременье. И как оттуда потом выбираться?
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
В романе Дубинянской есть свои фишки, но до них ведь надо добраться, дочитать. Допустим, у меня есть внешняя мотивация — работа в жюри. Допустим, у книжного обозревателя она есть и тоже внешняя по отношению к тексту. Допустим, есть n-ое количество читателей Дубинянской, которые прочтут потому, что это книга Дубинянской, но и это мотивация внешняя по отношению к данному тексту, она основана на литературной репутации, которая наработана другими, прежними произведениями. А так… читаю, читаю — и никакой тяги, желания перевернуть скорее страницу и узнать…. Возможно, дело во мне, таком как я есть. Но и в свойствах данного текста тоже. Но я упорный. Что мне сказать о книге? Что оказалась длинной.
Валерий Иванченко:
цитата
В романе перемежаются два повествования в двух мирах – фантастическом-фантастическом и как бы реальном. Фантастическая-фантастическая история про мир, овладевший скоростью времени, окажется текстом в тексте, и нам даже представят его автора, плохо кончившего в финале, а как бы реальность начнёт сближение с фантастическим и обернётся сложносочинённой фантазией с непонятными хранителями и прочими мистическими вещами. Очень хорошо, когда автор показывает эти странные вещи околичностями и намёками. Плохо, когда реальность, в которую мы почти поверили, начинает ломаться. Вообще, умение пройти по грани, интриговать, не говорить прямо, мистифицировать привычное – сильнейшая черта Яны Дубинянской как сочинителя. Эта черта роднит её с Марией Галиной. Жалко, что ей часто не хватает последовательности и ловкости (изящества) сохранить умолчание. Фантастика её забавна, но заурядна, писательство как таковое (как фиксация и эмоциональная трансляция жизни) – незаурядно и любопытно. Меньше фантастики, больше жизни – с таким пожеланием хотелось бы обратиться к автору, чья проза для фантастики одновременно и чрезмерна и недостаточна. Надо ещё отметить важную в данном случае проблему ума. Он, как известно, бывает мужским и женским, и Дубинянская, по нашему мнению, залезает на чужую гендерную территорию. Это смело, но безрассудно. Меньше ума, больше женских достоинств – таким будет второе наше пожелание к ней.
Константин Мильчин:
цитата
Написанный с большим размахом роман с действиями в нескольких планах и нескольких мирах. Написано бодро, особенно реалистическая часть. Впрочем, она, видимо, «с ключом», а ключ есть только у тех, кто разбирается в киевской литературной жизни. Впрочем, зачем все это все, как про дольний, так и про горний мир, до конца так и не понятно.
Произведения Яны Дубинянской чрезвычайно уязвимы для критики, и не потому, что они низкого качества, а потому, что они слишком амбициозны.
Причем амбициозны и с точки зрения темы, и с точки зрения способа письма.
В качестве темы для своих романов Яна Дубинянская берет самые сложные философские категории. В прошлых своих текстах она уже, например, говорила об удаче и свободе, а в «Своем времени», как видно из названия, замахнулась даже на «время». И разумеется, столкнулась с вызовами, которые не всем по зубам. Ведь время — тема одновременно и чрезвычайно сложная и при этом и блистательно разработанная лучшими умами человечества, достаточно называть имена Баргсона, Гуссерля и Эйнштена, которые действительно расширили наше понимание времени. Если же говорить о литературе: Яна Дубинянская пишет о персональном времени и его скорости – но именно этому вопросу посвятил Томас Манн самые сложные и самые глубокие страницы своей «Волшебной горы». В фантастике тема времени прежде всего исследовалась через осмысления парадоксов путешествий во времени, и тут недосягаемой интеллектуальной вершиной видится «Конец Вечности» Айзека Азимова.
Выходить на такую арену всегда надо с осторожностью, и прежде всего, глубоко осознавая, что ты собственно хочешь сообщить городу и миру. Между тем, не обладая в запасе достаточным количеством идей, Яна Дубинянская прибегает к своему излюбленному приему: превращает время в навязчивый лейтмотив (так же, как в романе Дубинянской «H2O» таким лейтмотивом была «свобода»). О времени говорится все время, о нем говорят персонажи, оно поминается к месту и не к месту, но искры высечь этими многочисленными чирканиями не удается. Если у вас нет какого-то особого понимания времени, если вам нечего о нем сказать нового — то количество слов компенсацией не является, даже если снабдить повествование большим числом касающихся времени житейских мудростей и банальных метафор. Порою неуместность бросается в глаза: в эпизоде, когда, барышня, привыкшая к одинокому, «атомизированному» существованию сталкивается с жизнью вместе с большим числом людей в коммуне – то очевидно, это ясно из текста, встает проблема личного пространства. Однако и автор и персонаж, ради верности лейтмотиву, называют его личным временем. В других местах «время» заменяет такие понятия как «жизнь» или «судьба». Но частота употребления слова не может компенсировать отсутствие месседжа — писателю, к сожалению иногда просто нечего сказать сверх общеизвестного.
При всем том — Яна Дубинянская обладает талантом, который необходим всякому фантасту, и которого добрая половина отечественных авторов фантастики лишена: у нее сильное воображение. Она придумывает прекрасные фантастические идеи, но их разработка всегда не отрабатывается до конца. В «Своем времени» фантастическое допущение – возможность людей устанавливать для себя индивидуальную скорость течения времени. В отечественной фантастике идея разных скоростей времени уже разрабатывалась – прежде всего в «Темпограде» Георгия Гуревича и в «Должности во вселенной» Владимира Савченко. Последний роман, на мой взгляд — выдающееся произведение фантастической литературы, но и у Савченко, и у Гуревича аномальное течение времени происходит в некой особой, контролируемой обществом зоне, между тем как Дубинянская изобретает общество, в котором скорость времени – приватна, и у каждого своя. Эта идея совершенно великолепна, и в те моменты, когда Яна Дубинянская начинает ее обдумывать, изображать ее последствия – она оказывается в когорте первоклассных фантастов. Но любитель фантастики не сможет насладиться этим на протяжении всего пятисотстраничного романа, ибо писатель ставит перед собой куда более сложные задачи, и тут мы подходим к амбициозности письма Дубинянской.
Яна Дубинянская не заботится о развертывании сюжета, акцентируясь более на драматизме отдельных эпизодов.
Ей мало быть просто хорошим фантастом, ей хочется быть еще и писателем «мейнстрима», писатель отдает обильную дань «традиционному литературному», размывая внимания читателя, усложняя повествование многочисленными лирическими и любовными линиями, а заодно зарисовками из жизни писателей. Роман распадается на два, на сюжет из будущего времени – и из настоящего, второй сюжет «мейнстримовский» и его действие, как и действие «Автохтонов» Марии Галиной, происходит в не называемом, но узнаваемом Львове.
При этом писатель трудолюбиво утяжеляет текст работой со словом и с деталью – и мы имеем сложную риторику, нанизывание эпитетов, словесные красивости, усложненные конструкции, элементы постмодернизма (появление автора среди персонажей) и загромождение картины подробностями. Тут случаются прямо-таки набоковские удачи — например «внутренний таймер, который, тикая, маскировался под сердце», но случается и что-то сомнительное – например «внутренний порыв… во время которого».
Автор сам наставил перед собой высоких барьеров, которые ему пришлось перепрыгивать. Ведь чтобы заставить деталь заиграть в тексте, нужны наблюдательность, остроумие, чувство меры, нужен, в конце концов, труд по осмыслению окружающей реальности. Нагромождение словесных красивостей не может искупить отсутствие в тексте интеллектуальной или эмоциональной нагруженности (раз уж автор отказался от сюжетного динамизма). Боюсь, что Яна Дубинянская просто не справляется с теми задачами, которые перед собою ставит. Вместо хорошего фантаста перед нами предстает очень средний писатель-реалист, который не различает сильные и слабые стороны своего таланта, распыляется между множеством художественных целей и не может в полной мере достичь большинства из них. Гениально задуманный роман оказывается плохо воплощенным из-за того, что автор хочет одновременно быть философом, социальным критиком, гениальным стилистом, лириком и бытописателем. Может быть, тут не хватает только одного: чувства меры.
Галина Юзефович:
цитата
В одном повествовательном слое романа люди научились контролировать – замедлять или, наоборот, предельно ускорять собственное время, в результате чего жизнь расслоилась и атомизировалась: каждый человек живет в своем темпе и с другими встречается лишь в силу крайней необходимости. Эти новые люди существуют в обособленных флаерах, носят обтягивающие хроносы, платят виртуальной валютой экво и уже мало похожи на нас как биологически, так и психологически. На другом уровне романа, в реальности, как бы похожей на нашу (а на самом деле очень похожей на реальность из романа Марии Галиной «Автохтоны») юноша томится по девушке, а писатели и писательницы (в этом мире они суперзвезды) вальяжно перетекают из одного кафе в другое, ведут бесконечные разговоры и читают друг другу стихи собственного сочинения. В первом мире не все спокойно (похоже, назревает социальная революция), да и во втором тоже, две линии начинают понемногу сближаться, на пелевинский манер вкладываясь друг в друга (одна реальность оказывается порождением другой), но так никогда и не сходятся по-настоящему. Сюжет крошится и разваливается, а все попытки свести две линии воедино выглядят неуклюжими подпорками, призванными чисто механически обеспечить конструкции хоть какую-то устойчивость. Словом, много остроумия, лихости и изящной выдумки на микроуровне и совершеннейшая невнятица на уровне целого. Кажется, автору было очень приятно и интересно писать свой текст (что всегда подкупает), но сказать то же о читателе будет некоторым преувеличением.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Николай Караев: Как всякая хорошая фантастика только прикидывается фантастикой (но делает это хорошо), так и кафкианская антиутопия Дмитрия Захарова лишь маскируется под таковую. Замкнутый сам на себя мир российских государственных корпораций, сражающихся за производство удивительного полупроводника, арсенида голландия, оказывается населен людьми, более чем похожими на нас – нас из настоящего, недавнего прошлого и, как ни жаль, обозримого будущего. В этом романе есть все атрибуты фантастического триллера: от всесильных спецслужб до таинственных террористов, от послушных винтиков условно киберпанковских вертикалей власти до оживленных кукол, ждущих своего мессию, – но главное в «Кластере» не это, и даже не мастерская полифония, незаметно и неумолимо затягивающая читателя в мутные бездны корпоративной вселенной. Главное, на взгляд номинатора, то, что «Кластер» не столько создает свой собственный мир, сколько открывает нам глаза на имеющийся. Постепенно проступает карта лабиринта, в котором, как водится, почти все маршруты заканчиваются тупиками – не потому, что мы такие уж плохие люди, а потому, что «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела», потому что чаще комфортнее уйти оттуда, где надо бы не забыть остаться, потому что иногда уютнее предать и забыть. Но кто-то, может быть, и прорвется к звездам, из которых идет снег.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
В книге — два слоя: там, где про Медведя Семена, Жирафа Русю, оловянных и др. — замечательно; там, где про человеков — скучно и, кажется, уже читано. Убрать бы этих хомо сапиенсов на задворки повествования, какая славная повесть могла бы получиться (меньшего, конечно, объема).
Валерий Иванченко:
цитата
Пиарщик-оппозиционер и плюшевый медведь против режима и корпораций, трагедия.
Не очень складно придуманная и сбивчиво изложенная история – с конкуренцией инновационных ведомств, чиновниками, революционерами, воровством, шпионажем, эстрадной певичкой и разумными куклами.
У пиарщика российской корпорации «Микрон» пошла чёрная полоса. На организованном им концерте случается непонятный идеологический теракт в сопровождении стрельбы и паники. Его снимают с должности и ссылают в архивный подвал. Тем временем игрушечный медведь, пытается вывести своих друзей (жирафа, зайцев, щенка) из соседнего подвала, где вот-вот произойдёт конец света. Игрушки, наделённые сознанием, были созданы ещё в 90-е годы в ходе экспериментов с волшебным веществом арсенидом. Потом тему закрыли, но создания остались жить в подземельях заброшенных лабораторий. На них открыта охота, поскольку заключённый в них арсенид страшная ценность. Пиарщик, рискуя свободой и жизнью, погружается в корпоративные тайны, связывается с фейковым подпольем, заводит роман с певицей и решает во что бы то ни стало спасти доверчивых мелких существ. Всё оказывается не так просто, кругом предательство, он бежит в Америку вместе с медведем, потеряв его друзей по дороге, но и Америка не спасает.
Захаров – писатель не бесталанный, но не особо умелый. У него то и дело сбоит стиль, слов избыточно много, но все неточные, и, главное, не получается вовлечь читателя в текст и в придуманный мир. Персонажи либо неприятны, либо безразличны, история тоже оставляет равнодушным, слишком много гротеска, слишком надуманной она кажется.
Разумеется, всё это вкусовые претензии. Ведь прошлогодний «Репродуктор» многим понравился, а «Кластер» поинтересней и заметно сильнее. Ну, страннейший и ходульный сюжет. И что? У нас ведь фантастика, социальная.
Находка с живыми куклами при всей видимой нелепости оказывается ловким ходом. На фоне бессмысленного мира, населённого отталкивающими персонажами, маленький медведь Семён сияет как светоч активного гуманизма. Тут есть момент наглой эксплуатации, но автор искренне любит своего медведя не за пушистость, а за стойкость и чистоту помыслов, и мы тоже не сможем не полюбить.
И всё же две трети или даже три четверти всей истории кажется, что Захаров весьма расплывчато представляет, о чём собственно рассказывает и что хочет сказать. Сюжетные ходы путаются и рвутся, роман выглядит кладбищем благих пожеланий. Сатира выходит беззубой, переживания – неубедительными, остросюжетность – натянутой, мысли – наивными. Перелом происходит лишь ближе к финалу, когда заканчиваются кривые подводки, а из тумана запутанной экспозиции проступают очертания драмы. Похоже, что только в конце автор определяется как с жанром, так и с высказыванием. Обречённая искренность – вот, оказывается, о чём речь. Жестокость творца, отважное бессилие твари. Женщины – суки, только игрушки не предают. Россия ни к чему не способна, ей бы красть, да детей своих жрать. Капитализм – дерьмо, революция не лучше. Может не глубоко, зато выстрадано. И главное – ударные развязки на месте. Читатель вознаграждён за упорство и уходит довольным.
Константин Мильчин:
цитата
Офисная антиутопия в сочетании с критикой режима и власти. Захаров как писатель совершенствуется, но ему, безусловно, стоит внимательнее относится к словообразованию.
Из всех представленных на конкурс работ «Кластер» — пожалуй, самый актуальный. И актуальный он не только потому, что написан про почти современную Россию и ее хозяев, но и потому, что вдохновлен очень важными «обертонами» нашей общественной жизни — обертонами, которые вроде бы всем доступны, но почему-то редко достигают слуха авторов остросюжетных повествований — даже «политических» и «актуальных».
Итак, российские госкорпорации соревнуются за то, кто первый отчитается, что наладил производство некоего полупроводника. Беда в том, что на самом деле делать полупроводники никто не умеет, деньги на их производство украдены, а отчитаться о проделанной работы можно только теми материалами, которые когда-то СССР купил в Японии.
Проблема лишь в том, что из этих материалов сделаны живые игрушки — мишки, щенки и солдатики. А значит, отчитаться о распиленных средствах можно только переловив и уничтожив этих беспомощных живых существ.
Получается грандиозная метафора всей нашей «политической экономии». Невозможность заняться созидательным, высокотехнологическим трудом побуждает нашу власть заменить его трудом по уничтожению и мучению своих беззащитных подданных — попытаться извлечь дивиденды из их уничтожения, бросить их в топку прогресса, буквально на их костях построить замену недостающих высоких технологий. Метафора прозрачная — тем более что охота за игрушками происходит в бункере, на строительстве которого некогда погибло немало сталинских зэков. Попытка компенсировать очевидной жестокостью свое бесплодие.
В результате — необычный ход — отношение к игрушке предстает как нравственный ориентир.
И сколь грандиозна асимметрия сюжета: на одном конце госкорпорации тратят миллиарды, гоняют спецагентов и льют кровь только для того, чтобы удачно имитировать свою нужность и маскировать бесполезность — на другом конце одно частное лицо жертвует своей жизнью, чтобы спасти одного плюшевого медведя.
При этом экстремисты, стремящиеся разрушить царство госкорпораций, не лучше их, ибо пытаются сделать из игрушек бомбы. Экстремисты — это те, кто некогда получил советский, отечественный полупроводник, и теперь возомнил себя богом и ненавидит имитационный мир госкорпораций. Ностальгия по советскому созиданию оборачивается мечтой о бомбе.
Что еще сказать о романе Захарова? Стиль его прост, и ничему не мешает.
Звучащая в романе тема волчьих нравов в среде офисного планктона вторична и была разработана во многих других литературных текстах, начиная с романов Сергея Минаева.
Роман нельзя назвать выдающимся, но он несомненно может понравиться.
Я надеюсь, что Дмитрий Захаров продолжит писать.
Галина Юзефович:
цитата
Во-первых, огромный шаг вперед по сравнению с прошлогодним «Репродуктором», а во-вторых, роман, в котором герои по-настоящему живые и их жалко. История про разумных игрушек перекликается с историей разумных медведей из прошлого романа, но отработана на принципиально ином уровне – гораздо тоньше и уместнее. Другое дело, что Захаров почему-то все время пытается писать кафкианско-абсурдистскую сатиру на российскую бюрократию, которая у него выходит утомительно однообразной – не смешной, не страшной, не злой, а какой-то совершенно серой и безликой – под стать описываемому объекту: трудно было удержаться, чтобы не пролистывать «сатирические» страницы. Мне кажется, что если бы в романе осталась только одна линия, связанная со спасением игрушек, он бы от этого очень сильно выиграл. Ну, и к концовке есть кое-какие вопросы: все плохо, это понятно, и плохо более или менее везде, но этой суховатой констатации как-то явно не хватает для мощного финального стаккато.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Владимир Борисов: Это фантастика ближнего прицела. Редчайший для нашего времени вид научной фантастики, требующий определённой смелости и хорошего знания современных технологических новшеств. Хотя номинируется лишь одно произведение — повесть «Московские каникулы», представляет интерес весь сборник Елены Клещенко «Файлы Сергея Островски». Форма фантастического детектива не должна скрыть от читателя главное, что интересует автора: возникновение совершенно новых этических проблем, вызываемых быстрым проникновением в наш мир вещей и явлений, из фантастики переходящих в реальность. Всё это ждёт нас «за поворотом, в глубине», к этому нужно готовиться, это нужно осознавать, это нужно осмысливать и учиться в этом жить. Потому что жить по-старому не получится, отсидеться в уголке не удастся. «Хищные вещи века» вторгаются и внедряются в наше пространство незаметно, но стремительно и затрагивают всех.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Ну что ж… детективная деятельность в условиях несколько расширенных технологических возможностей по сравнению с настоящим моментом (то есть близкое будущее). После сериала «Черное зеркало» (Black Mirror, 2011-2016) читать это уже не занимательно. Между тем, занимательность — это единственная мотивировка для обращения к таким текстам, почти лишенным художественных, психологических и философских достоинств/измерений. Поэтому всю книгу — «Файлы Сергея Островски» — я читать не буду. Возможно, зря.
Валерий Иванченко:
цитата
Елена Клещенко, научный журналист и редактор, написала серию научно-детективных историй из не очень отдалённого будущего (не пропадать же профессиональным знаниям и умениям). В этой серии действует один сквозной персонаж: русский американец – полицейский, затем частный сыщик. В разных историях он для раскрытия преступлений пользуется методами футуристической криминалистики (вроде детальной расшифровки ДНК, например), мотивы и способы совершения преступлений связаны со всякими идеями из передовых областей науки. В одном рассказе сыщик даже ведёт расследование на обитаемой лунной базе. На премию номинирована маленькая повесть «Московские каникулы» — не очень закрученная, но, может быть, самая литературная.
Действие повести разворачивается на подмосковной даче, и явных примет будущего здесь почти нет. Вся фантастичность сводится к выдуманному способу лечения болезни Альцгеймера – компьютерному интеллектуальному протезу. Это изобретение задаёт некоторые параметры предполагаемого преступления, расследование же приходится вести по старинке. Расследование совершенно частное и проводимое к тому же в ограниченном кругу съехавшихся родственников. Хотя за пределами дачи царит высокотехнологический капитализм, в замкнутом мирке повести мы погружаемся в забытую атмосферу советского детектива.
Советский детектив был любим за остросюжетность, нарушающую привычный и приевшийся быт. Важными приметами его были психологизм, узнаваемая типажность и чёткость нравственных ориентиров. Советский сыщик был идеалом, образцом человека, борющегося с недостатками старого мира и своими собственными несовершенствами ради общего будущего. В повести Клещенко главный герой идеален вдвойне – ведь он прибыл в милую, но несколько затхлую Россию из самой передовой Америки. Прибыл, чтобы наказать зло, спасти дядюшку, произвести впечатление на кузину. Несмотря на некоторые сложности адаптации, особого труда ему эта миссия не доставит, с его-то опытом защиты закона среди прожжёных капиталистов.
С психологичностью в повести не так чтобы сильно здорово, но детектив вышел крепкий и даже не женский, без всякой романтической лабуды, свойственной Устиновым и Дашковым. Профессиональную состоятельность автор показала на пять, создав чтение достойное, грамотное, хотя и без всяких достоинств сверх намеченных в техзадании. Читать это нет совершенно никакой необходимости, пока вас не волнует перспектива болезни Альцгеймера.
Константин Мильчин:
цитата
Смесь детектива и фантастики с добавлением некоторого количества умных слов, сложных девайсов и попыткой выйти на международный уровень. За заодно на философско-футуристический. В итоге получается российская адаптация «Черного зеркала» с актерами из сериала «Ментовские войны».
Артём Рондарев:
цитата
В повести за образец взят старомодный английский детектив, с большой семьей, живущей в большом доме, откуда пропадает человек, ворохом подозреваемых, сложными семейными отношениями и единством места и действия, которое, кстати, происходит в России, куда герой, связанный узами родства с описанной семьей, приехал погостить. Повествование обладает некоторым морализаторским потенциалом, и недаром две фамилии писателей, возникающие тут в речах и мыслях героев, — это Достоевский и Честертон.
В силу жанровых особенностей о сюжете я почти совсем не буду говорить. Речь тут идет о розыске людей, который главный герой осуществляет, преимущественно прибегая к помощи интернета и разнообразных гаджетов; действие, судя по всему, разворачивается в каком-то недалеком будущем, в котором успели появится некоторые технические и электронные новинки, однако по сравнению с нашим временем все они не производят впечатления какого-то особенного технологического прорыва, и в этом состоит первая проблема: не вполне понятно, на каком основании повесть отнесена к фантастическому жанру. Да, тут есть взлетающие автомобили и какие-то хитрые подслушивающие устройства, но никакой принципиально иной проблематики они в повествовании не вносят; да, сюжет строится вокруг технологий, на данный момент недоступных, но, опять-таки, после непродолжительного раздумья эти технологии можно заменить на нечто уже существующее, и сюжет от этого никак не пострадает. Думать, что фантастика – это такой жанр, где много разнообразных устройств и «не все как у нас» — значит, полагать его чем-то вроде «реализма с гаджетами», то есть, строго говоря, уничтожать все эндемичные фантастике проблематики и в довольно большом числе случаев просто свести ее к графомании: Стругацкие писали определенно менее искусным стилем, чем Бунин, но любят их не за это.
Другая проблема тоже связана с гаджетами и жанром, но она в каком-то смысле прямо противоположна первой: классический детектив (а повесть прямо в него метит) нельзя написать в будущем, только в настоящем или прошлом, просто оттого, что функция читателя в детективном жанре принципиально отличается от функции читателя любых других жанров. Как гласит второе правило «Десяти заповедей детектива» Рональда Нокса, «Никакие сверхъестественные или ненатуральные силы не допускаются»; в детективе же, который происходит в будущем, этих сил всегда пруд пруди, ибо, как известно, при определенном уровне технического развития техника становится неотличима от магии: устройства, которые умеют делать то, что в наше мире не умеет делать еще ничто, появляются из кармана с ловкостью фокуса, и не вполне понятно, в чем тут роль читателя, который в детективе, как ни крути, — обязательный соучастник событий, ибо, собственно, детективная загадка всегда предлагается автором как повод для состязания с читательской проницательностью. Как читатель может догадаться, что одно непонятное устройство отключается с помощью другого непонятного устройства, которое внезапно оказывается у героя в сумке, и сделать из этого какие-то выводы? Разумеется, никак. Таким образом, автор обретает роль демиурга, который не обязан ни перед кем отчитываться, и тебе остаётся только гадать: задумывалось ли применение этого непонятного девайса при сочинении сюжета или автор просто достал его из шляпы, когда понял, что сам забрел в тупик? То есть, честно ли написана задача, или же в нее по мере попыток ее решить на ходу подбрасываются все новые и новые условия?
Если же отвлечься от этих претензий (на мой взгляд, правда, весьма существенных), то читается это все довольно увлекательно и написано достаточно внятным языком; тем не менее, даже несмотря на внятность языка, названные выше проблемы приводят к тому, что у тебя в итоге возникает ощущение авторского превосходства над тобой: автор настолько лучше экипирован знанием происходящего, чем ты, что ты постепенно теряешь нить и принимаешься путаться в героях (выписанных довольно стереотипно), их аргументах (которые часто ссылаются на вещи, о которых у тебя нет никакой возможности узнать) и в сюжете в целом, — до той степени, что хочется вернуться на несколько страниц раньше и перечитать, с чего же все-таки все началось.
Приятный классический детектив. При этом очень тщательно продуманы черты недалекого будущего. Они правдоподобны, им веришь, все так и будет: примерно так же, как сегодня, но с такси на воздушной подушке, автомобилями, возвращающимися домой на автопилоте, и лабораториями, по ДНК рисующими портрет человека. Однако все же это не более чем детектив. Никаких дополнительных измерений и новых горизонтов в тексте не проглядывает.
Лично мне чтение «Московских каникул» несколько затрудняло повышенное внимание автора к одежде, прическам и занавескам — всем этим милым трикотажно-текстильным деталям. Но это отнюдь не недостаток, а может быть даже и достоинство повести.
Галина Юзефович:
цитата
Преувеличенно традиционный, словно бы аккуратно выпиленный по типовому шаблону герметичный детектив с одним-единственным фантастическим допущением. Интрига выстроена на честную четверку; герой (американец русского происхождения, приехавший на историческую родину навестить родню) выглядит идеальным суперменом без человеческих свойств; локейшн, в котором происходит действие (классическая постсоветская дача), производит впечатление плоской и минималистичной декорации, нарочито лишенной каких бы то ни было узнаваемых теплых деталей. Диалоги – как будто автор только что закончил какие-то онлайновые курсы по creative writing’у. Словом, старательный и ученический блочно-панельный опус – не плохой и не хороший, но в целом совершенно не обязательный.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Сергей Шикарев: Идея, довлеющая над одним из персонажей романа, совершенно фантастична по своей природе. Сторсменчелы – сторонники смены человечества – убеждены, что прежние люди (иначе говоря – мы) должны уступить место людям новой породы. Этим новолюдам предстоит спасти планету от губительного воздействия Homo sapiens и построить иную цивилизацию – получше нынешней.
«Железный пар», новый роман питерского прозаика Павла Крусанова, устроен нарочито проще иных его произведений – и по сюжету, и по стилю. Да и приметы другой реальности, описания которой некогда составили автору славу главного писателя русского магического реализма, на сей раз остаются в тени – как сущности подразумеваемые, но не обязательные.
Одна из сюжетных линий романа описывает мечтания о смене человечества книжника Руслана, перемежаемые экскурсами в ремесло книжной реставрации, вторая – путешествие по Таджикистану его младшего брата.
Двоятся не только персонажи и повествование, но и сама книга, который предстает перед читателем интригующей смесью трактата и тревелога. И вот что любопытно, освобожденный от диктата лихого сюжета и необходимости читателя развлекать, роман напоминает о том, что неотъемлемой частью хорошей фантастики является размышление.
И «Железный пар» – роман размышляющий. О современном обществе и цивилизационных различиях, об имперских инстинктах и о «солнечных русских» – странствующих с надеждой, возвращающихся с благодарностью.
Что же до исхода дела сторсменчелов, то он остаётся неясен. Финал открыт; и человечеству, быть может, повезёт.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Крусанов, конечно, мастер. Реставрация старинных книг, путешествие в Таджикистан — об этом просто здорово. Но… сюжетная связка (история двух братьев), склеивающая реставрацию старинных книг и путешествие в Таджикистан, сама по себе не захватывает. Сверхценные идеи (термин, наверно, неточный, я не специалист) больного Грошева меня мало впечатляют. Чем закончится его платоническая любовь к незнакомке в окне — слишком предсказуемо. Эпилог — в кабинете «гаранта конституции» — как будто из другой книги гораздо более слабого сочинителя.
Валерий Иванченко:
цитата
Повесть Крусанова рассказывает о сложных отношениях двух братьев. Один имеет историческое образование и прозябает на зарплату продавца букинистического магазина. Другой из-за травмы головы образования не получил, но освоил хорошо оплачиваемое ремесло реставратора и переплётчика книг. Оба брата в разной степени блаженны. Букинист грезит о «солнечном русском», переплётчик написал трактат о переустройстве человечества и необходимости его замены усовершенствованными людьми. Трактат он рассылает сильным мира сего, но тот почему-то не действует, и вскоре приходит понимание, почему. Чтобы книга была прочтена и возымела своё действие, в переплёт её следует добавить особые вещества из горящих угольных копей в горах Средней Азии. Поэтому брат-букинист снаряжён в экспедицию и отправляется, присоединившись к друзьям из Новосибирска, в предгорья Тянь-Шаня. Записки туриста составляют половину «Железного пара». Другая половина – дневник брата-домоседа, перемежаемый фрагментами старинных руководств переплётного дела. Пишет Крусанов как всегда отлично, временами белым стихом. Читать в его исполнении можно даже переложения служебных инструкций.
Больше сказать о «Железном паре» почти что и нечего (к фантастике там относится лишь коротенький эпилог). Важно только отметить, что фамилия братьев – Грошевы, и её стоит запомнить. Такую же фамилию носит главный герой другого номинированного в этом году произведения, куда более интересного, чем прекрасная повесть Крусанова, но имеющего с ней перекличку не только однофамильцами.
Очень странный роман. Написанный странным стилем — то наивно-лаконичном, то пародийно-патетическим, с попытками ритмизиции. Это почти верлибр. Кажется еще немного — и роман превратится в написанную белым стихом поэму. При этом он наполовину состоит из не имеющих прямого отношения к сюжету, хотя и небезынтересных вставок: тут и заметки о путешествии по Таджикистану, и секреты переплетного мастерства, и даже цитаты из ученых книг. И при этом роман политически ангажирован. Этакая мифопоэтическая производная от отечественной публицистики. Крусанов — не сторонник и не противник империи, он эстетически привержен имперскости как красивому стихийному бедствию. В общем, при всей своей политической актуальности, этот роман — просто красивая словесная игра, стилизация.
И еще какая игра!
Бывают странные сближения. В 1930-х годах Борис Пильняк создает роман «Двойники», большая часть текста которого — не имеющие прямого отношения к сюжету и написанные еще до романа очерки о Таджикистане. Главные герои романа — братья-близнецы. У Крусанова — тоже половина романа — очерки о Таджикистане, и главные герои — близнецы. Зная склонность Крусанова к литературным реминисценциям, можно предположить, что это сходство не случайно.
Галина Юзефович:
цитата
Муторная, тягучая и тяжеловесная история двух братьев – книжника и странника. Похоже, автор никак не мог решить, что же он пишет – философский трактат, травелог или все же настоящий роман в духе «Элементарных частиц» Мишеля Уэльбека, и в результате замер где-то на равном удалении от всех трех точек, то есть буквально in the middle of nowhere. Таджикские сцены местами очень хороши, но все же определенно это не та книга, которую станешь читать для удовольствия или, допустим, советовать друзьям.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
облако тэгов
