Михаил Харитонов Золотой ключ, или Похождения Буратины Издательство: М.: Флюид ФриФлай, 2019 год, 1000 экз. Формат: 60x84/16, твёрдая обложка, 800 стр. ISBN: 978-5-906827-27-2 Серия: Книжная полка Вадима Левенталя Комментарий: Первая книга романа-эпопеи.

Михаил Харитонов Золотой ключ, или Похождения Буратины. Книга 2. Золото твоих глаз, небо ее кудрей. Часть 1 Издательство: М.: Флюид ФриФлай, Городец, 2020 год, 1000 экз. Формат: 60x90/16, твёрдая обложка, 688 стр. ISBN: 978-5-907220-01-0 Серия: Книжная полка Вадима Левенталя Аннотация: Роман Михаила Харитонова носит подзаголовок «нечеловеческая комедия» — и действительно, замысел «Золотого ключа» сопоставим по масштабу и с романным циклом Бальзака, и с великой «Комедией» Данте (которую, как известно, божественной назвали лишь спустя время потомки). Перед вами книга увлекательная, легкая, гомерически смешная, раблезиански неумеренная, злободневная, философская, провокационная, переступающая через все табу и нарушающая все мыслимые границы — словом, именно такая, какими только и бывают книги поистине великие. Комментарий: Первая часть второго тома романа-эпопеи.

Михаил Харитонов Золотой ключ, или Похождения Буратины. Книга 2. Золото твоих глаз, небо ее кудрей. Часть 2 Издательство: М.: Флюид ФриФлай, Городец, 2020 год, 1000 экз. Формат: 60x90/16, твёрдая обложка, 448 стр. ISBN: 978-5-907220-02-7 Серия: Книжная полка Вадима Левенталя Аннотация: Роман Михаила Харитонова носит подзаголовок «нечеловеческая комедия» — и действительно, замысел «Золотого ключа» сопоставим по масштабу и с романным циклом Бальзака, и с великой «Комедией» Данте (которую, как известно, божественной назвали лишь спустя время потомки). Перед вами книга увлекательная, легкая, гомерически смешная, раблезиански неумеренная, злободневная, философская, провокационная, переступающая через все табу и нарушающая все мыслимые границы — словом, именно такая, какими только и бывают книги поистине великие. Комментарий: Вторая часть второго тома романа-эпопеи.

Предисловие.

К моменту публикации этой статьи исполнится полгода со времени ухода из жизни этого оригинальнейшего сочинителя, очень остроумного и поразительно широко эрудированного человека, чью нечеловеческую комедию я прочитал с большим удовольствием. Надеюсь, неоконченную часть, которая называется "Безумный Пьеро", подготовят к печати наследники.

Нижеследующее является объединением (с небольшими исправлениями и дополнениями) в одну статью двух моих отзывов на три вышедших к настоящему времени книги.

Часть I

«Брамбамбрыссимо! Карамбабиссимо!» — эти слова Тарабарского короля из пьесы А. Толстого «Золотой ключик» можно было бы использовать в качестве наикратчайшего отзыва (буквально в двух словах) на первую часть романа-эпопеи с почти таким же названием. Но, скорее всего, меня бы не поняли те, кто книгу не прочитал. Да и как бы они не пожелали мне провалиться в тартарары вместе с королём и его бандой. А хочется, чтобы поняли все, и поэтому короткий отзыв продолжает оставаться недостижимым идеалом. Нижеследующая заметка, отдалённо напоминающая отзыв, ни в коем случае не претендует также и на высокое звание рецензии. Да и какая может быть рецензия, если повествование остановлено на одной трети дистанции? Но я полностью согласен с аннотацией на эту треть (аннотация это, в первую очередь, реклама) и поэтому предлагаю считать написанное мной существенно расширенным её вариантом.

К литературному хулиганству я всегда относился положительно. Начиная от Рабле и всем известных пушкинских опытов такого рода и так далее. Помнит ли кто-нибудь откуда это: «... верховный жрец десятого легиона съел в живом виде легионного волкодава, который съел у него весь запас сушёного мяса на зиму.» Не мучайтесь, потом скажу. Примеров такой литературы можно привести тьму, но приведу только три названия — «Москва-Петушки», «Суер-Выер» и «Бытие наше дырчатое» — этого достаточно, чтобы было ясно, о чём речь. В книге Харитонова хулиганство сплошь и рядом переходит в литературный бандитизм, способный принести реальный вред недостаточно подготовленному читателю. Как свести этот вред к минимуму? Поможет ли мудрый совет, содержащийся в статье «От автора», с которой начинается книга? Вряд ли, боюсь, что следовать этому совету-инструкции будет крайне затруднительно, т. к. плевать и дуть придётся по несколько раз почти на каждой странице (а их в первом томе 715), и во что же при таком способе чтения превратится книга? Так что думайте сами и решайте сами. На сегодняшний день уже ясно, что «Путь Базилио» прочитали в том числе и люди недостаточно подготовленные. Именно в этом заключается причина сложившегося у них ошибочного мнения — все герои романа омерзительны. Это было бы верно, если бы они были людьми, но роман так убедительно написан, что мы принимаем за людей генетически модифицированных животных, у которых звериная основа и абсолютно человеческие гиперсексуальность и наличие второй сигнальной системы.* Это что же получается — дар членораздельной речи что ли омерзителен? Если же речь идёт о поедании побеждённого противника (зачастую в живом виде; кстати, цитата в самом начале этого отзыва из сборника «Парнас дыбом»), то это нормальная вещь в животном (а кое-где и в человеческом) обществе. Здесь промелькнуло слово «основа». Это одно из важнейших понятий в романе, поэтому остановлюсь на нём подробнее. Основа это совокупность тех частей организма животного, на которую (на совокупность) методами генной инженерии накладываются характеристики, приближающие объект воздействия к человеку, или просто повышающие качество того, что есть. Эта процедура называется ребилдингом. Например, ГГ первого тома эпопеи кот Базилио по своей основе сервал**. Тех, кто внешне более всего походит на человека, называют хомосапыми, что вполне естественно и понятно, причём некоторые хомосапые имеют даже правовой статус — человек, таков папа Карло Коллоди, шимпанзе по основе. Основа Пьеро — бонобо, Арлекина (его полное имя Арлекин Совиньон Блан Гондон) — макака, Джузеппе — бурый медведь, Шушара, конечно, по основе крыса (у неё высокий правовой статус — недочеловек и поразительное личное имя: Суассара Лиомпа Андреа Дворкина***; рассказ о себе она начинает словами: «Больше всего я ненавижу всех.»), губернатор Директории (его имя Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц, правовой статус — человек, хотя ребилдингу подвергнут не был) — гиппопотам. Тот самый, между прочим, которого доктор Айболит когда-то вытащил из болота (в романе Айболит это фамилия Дуремара Олеговича****). Наиболее неприятная основа называется мент, причём, ни единого намёка на происхождение этой основы в книге нет, а среди современной фауны такие животные отсутствуют. Один из самых злющих сатирических эпизодов этого остросатирического романа связан именно с этим вызывающим отвращение существом.*****

Есть ещё в этом мире государство, где правит привилегированная верхушка — пони. Остальное население сплошь «заняшенное» и бесправное. Высшая ступень развития рабовладельческого строя, когда никакие перемены уже невозможны. Великий мастер сатиры Свифт получил бы огромное удовольствие, если бы смог это прочитать и сравнить с изображённым в «Путешествиях Гулливера» государством гуигнгнмов. Очень разнообразны, остроумны, а иногда весьма прозрачны имена поняш. Всего три примера: Немезида Поклонская, Псюша Сучак, Мирра Ловицкая (реальная Мирра была Лохвицкая).

Много места занимают в романе нахнахи — очень интересная, хотя и малопривлекательная часть населения Страны Дураков. Ну, на этом народце я здесь задерживать внимание читателей не хочу, этот образчик этнографического исследования надо обязательно прочитать, не забывая при этом всё сказанное мной выше по поводу омерзительности. Мне почему-то запомнилась такая вот незначительная деталь — «... в моче нахнахи обычно маринуют шашлык.»

Интересно и имеет смысл в книге всё, даже придуманные Автором ругательства, которые, мне показалось, как-то связаны с окружающей нас повседневной жизнью, но как, я пока не понял. Надеюсь, другие читатели окажутся более проницательными. Их (ругательств) всего-то три, но при той витиеватой речи которую часто приходится слышать в самых разных местах (и эта же специфическая витиеватость матовокрасной нитью проходит через весь роман) придумать целых три новых! Уважуха. Итак: «джигурда» (носит оттенок презрения), «скобейда» дефолтная (вариант — пупырчатая, и вообще какая угодно, уже посильнее) и последнее — это такое своеобразное проклятие, ну, например, — что б тебя «печенью гозмана» накормили! А вот некоторые артефакты, не перекочевавшие в роман из «Пикника на обочине», придуманы Автором с величайшей изобретательностью. Это, например, хакамада, чубайс, молочко комсомолки, золотой «дублон», который ещё сыграет свою роль в последующих частях романа и замечательный сусанин, которого, даже если бы он и был придуман Стругацкими, не пропустила бы цензура никогда и ни за что.

Думаю, мне удалось дать хоть какое-то представление об этой единственной в своём роде книге, о том невероятном мире-зоопарке, который в ней описан. А ведь я даже не упомянул о втором ГГ этой части эпопеи козле опущения Септимии Попандопулосе, личности не менее колоритной, чем кот Базилио; не нашлось места и для описания огромного города называемого Директория, города, в котором от Невского, можно, пройдя по Тверской, Малой Арнаутской и бульвару Капуцинов, быстро выйти на Александерплац. А есть ещё города Понивилль и Бибердорф, производящие, пожалуй, даже более сильное впечатление, чем Директория. Улицы этих городов не просто полны неожиданностей, они набиты неожиданностями до отказа. А упыри, с их неизвестно откуда взявшимся заклинанием, смысла коего никто не понимает — «кто не скачет, тот москаль» ! Жаль, но ничего не поделаешь, обо всех и обо всём написать невозможно. В заключение не могу не упомянуть об огромном количестве скрытых и явных отсылок к различным литературным героям. В этом удивительном мире доктор Моро и профессор Выбегалло упоминаются в одном ряду с Ньютоном и Эйнштейном, ребилдинг проводится методом Выбегалло-Преображенского а медико-биологический центр в Директории носит имя Вайнгартена. Обнаружилась даже известная реплика Скарлетт из романа «Унесённые ветром» — «Я подумаю об этом завтра», — решил кот и отключился.» И, наконец, об искусстве, от которого не сохранилось ничего, кроме (благодаря тому мертвецу, владельцу «сундука») поэзии (поняша Львика читает Бориса Рыжего) и эстрады. Песнопения Григория Лепса, Юрия Антонова, Аллы Пугачёвой, Ваенги, Димы Билана, Юрия Лозы («Плот» напевает Шушара, но где она на нём плавает, это мне просто неловко описывать), Гарика Сукачёва и многих-многих других слушают все, независимо от основы, исключением здесь являются разве что совсем уж тупые существа типа злопипундрия двурогого, зверя опасного и непредсказуемого, но прекрасно понимающего по русски.

*) Есть у этих животных и ещё одна особенность — способность к творческому мышлению. Возможно ли добиться такого результата с помощью генной инженерии? Видимо, именно в этом и заключается главное фантдопущение Автора.

**) Базилио кот не простой, а электрический, модель ТомКэт. Здесь Автор, как обычно, проявляет своё многообразное остроумие, т. к. Томкэт F-14 это многоцелевой палубный истребитель четвёртого поколения.

Базилио ещё один кот в длинной череде литературных котов, без которых фантастика стала бы заметно более скучным жанром. И очень хочется, чтобы Айболит сумел не выполнить приказ полковника Барсукова, надеюсь, Автор нашёл остроумное и, как всегда, непредсказуемое решение этой задачи.

Существуют и растительные основы. Например, Буратина по основе бамбук.

***) От последней части этого имени исходит сильнейшее амберное амбре.

****) Почему Олегович — непонятно. А соединение Дуремара и Айболита в одну личность идея плодотворная. Фамилия Айболит, очевидно, еврейского происхождения, похоже на Израилит.

*****) Перед тем, как привести цитату о менте, не могу не вспомнить о реальном человеке, вероятно, одном из друзей или хороших знакомых Автора. Это Валентин Павлович Защёкин, командир отделения спецназа Директории (основа — петух), умерший от инфаркта в стычке с нахнахами. Очень уж у него правдоподобная биография. Видимо, Харитонов устроил ему в романе достойные поминки.

Теперь обещанный отрывок из романа: «Менты, волки и прочие позорники считались существами, которым ни в коем случае нельзя давать никакой власти, даже самой незначительной — так как они не способны употребить её иначе как во вред окружающим. Представить же себе мента в качестве полицейского начальника кот был просто не способен — во всяком случае до сего дня. Потому что прямо перед ним сидел и вонял тухлятиной самый настоящий мусорина: здоровенный, свиномордый, иглокожий.» Примерно в те дни, когда я это читал, был арестован генерал-лейтенант Михаил Мурзаев, сообщение об этом (да и сам генерал) выглядело, как прямое подтверждение приведённой цитаты. И таких случаев оказалось множество. Я был в шоке и до сих пор вышел из него не полностью. Неужели это тупик!? А, может быть, надо просто посмотреть на это явление под другим углом? Не идёт ли вокруг нас медленно и плавно процесс озверения довольно большой группы хомосапых, которая, сохранившись при апокалипсисе, продолжит успешное существование и доживёт до далёких времён, описываемых в романе? В таком разе это никакой не тупик, а ещё один блестящий социологический прогноз Автора, уже доказавшего свои в этом деле способности выдающимся рассказом-памфлетом «Маленькая жизнь Стюарта Кельвина Забужко».

Часть II

«И тогда я решил: пусть загубленного Второго Тома не вернуть уже, пусть! Но я напишу ВТОРУЮ КНИГУ, и будет она прекрасней цветущей джоконды, загадочнее улыбки актинии, смутительнее шишки алжирского бея и цветастее цветов побежалости. Ну или уж, во всяком случае, что-то в ней такое явится, чего ради будут её читать, перечитывать, чтить. И удостоится своего законного места в вечности, среди нетленок.»

Михаил Харитонов «Торжественное напутствие».

... только вместо глав теперь «действия»*, как в пьесе, причём, в приложении к действию 25-му приведена настоящая пьеса в стихах (с подзаголовком «Непонятка в шести явлениях»), автором которой является Пиэрий Эагрид, известный в широких кругах под кличкой Пьеро. В книге вообще довольно много стихотворений, в т. ч. Павла Антокольского, Мирослава Немирова, Эдуарда Лимонова, неизвестного (мне) автора об Анне Болейн, Александра Блока, Бориса Рыжего и ещё нескольких известных и не очень поэтов.

Обитаемый мир расширяется, читатель знакомится с морскими жителями, рыбонами, и пристально наблюдает за происходящим в одном из подводных государств (империи, называющейся Шестой Флот) красивым государственным переворотом. В уже хорошо известной читателю Директории** тоже происходит гос. переворот, и губернатором вместо популярного и всеми уважаемого Наполеона М. Г. Пендельшванца неожиданно становится один очень неприятный тип, к счастью ненадолго.

Наконец-то мы попадаем на эстонскую ракетную базу, захваченную Мальвиной и Артемоном в первом томе. Артемон нормальный говорящий пёс, зато Мальвина (Мальвина Тоскаровна Ойна-Моруль, основа — шимпанзе, биологический возраст 24 года, подданная Его Величества Тораборского Короля) это нечто изрядно выходящее из ряда вон. Если принять за единицу зла 1 баяг (происхождение названия этой единицы очевидно), то содержимое (заряд) этой дамы можно будет оценить примерно в 10-15 мегабаягов. Такая вот девочка с голубыми волосами. В комментарии к интроспекции, где говорится о Мальвине, Автор интересно (и плодотворно) рассуждает о некоторых особенных русских глаголах, называемых «недостаточными». Вообще, сомневаюсь, что существует в природе такая тема, которой в этой эпопее не было бы отведено хоть какое-то место. Здесь, на базе, Артемон находит предсмертное письмо солдата Урмаса Мяги — шедевр из шедевров, такое чудо мог сотворить только Михаил Харитонов. Картина, которую разглядывает Артемон в офицерском собрании, наверняка присутствует в романе не просто так. Хотя, всё может быть. Просмотрев всё, что есть у меня из сюрреалистов, ничего похожего не нашёл. Возможно, это работа эстонского художника. Если кто-то знает имя её автора, не сочтите за труд — сообщите мне, пожалуйста.

Несколько подробнее Автор знакомит нас с доменом ООО «Хемуль», а с его правительницей, Вриогидрой Моррой (её зовут Алла Бедросовна, какое-то странное и в то же время до неузнаваемости знакомое словосочетание) мы встречаемся впервые. Заслуживает внимания и упоминание (в хемульских новостях) о Московии, жители которой передвигаются по занесённым снегом улицам верхом на медведях.

Автору нравится использовать в своей эпопее героев других литературных произведений. Например, в этой книге, изданной зачем-то в двух переплётах, читатель встречается с такими известными личностями, как Старший Вычислитель Твиссел, дезертир Саул Репнин, Мартовский Заяц с Болванщиком и т. п. Ничего против этого приёма я не имею, хотя автор придумал множество своих собственных замечательных, иногда просто бесподобных, героев. Один лишь крокозитроп Розан Васильевич (бывший зам. начальника отдела контрразведки Шестого Флота), стОит обедни, как Париж для Генриха IV, хотя на француза не похож совершенно.

Много ещё интересных и неожиданных событий происходит в романе. Приключения Базилио и Алисы, Пьеро, Шушары, самого Буратино, конечно же. Читатель наблюдает за весьма насыщенной жизнью в Директории поняш-подруг Львики Софт-Пауэр и Евы Писториус; перед его глазами мелькают банкиры, астрономы, одесситы (достойнейший представитель этой основы — очаровательный Снусмумрик из Хемуля) и уже известные читателю менты, и упыри в вышиванках, и волки, и всякая прочая мелкая и крупная*** джигурда.

И последнее. Для меня, как для человека, которому представляется необходимым понимать как можно больше из прочитанного, было очень приятно узнать, наконец, тайну отчества доктора Дуремара. Это было полной неожиданностью, и тут, как мне кажется, Автор умудрился превзойти самого себя в способности устанавливать связи между, казалось бы, никак не связанными между собой фактами. Работа на уровне доказательства теоремы Ферма.

Читать надо, короче говоря. Поэтому останавливаюсь.

Хочу только предложить своё решение заданной Автором (да-да, он задаёт читателям домашнее задание!) задачи 6 из действия 11-го, которая выглядит так: «Восстановите наиболее вероятную формулировку пропущенной задачи 2. Подсказка: вопрос касается происходившего 8 декабря между 10:20 и 12:21.» Здесь автор описывает довольно подробно, как и кем был подготовлен и произведён переворот в Шестом Флоте. В приложении Автор даёт свою формулировку задачи 2: «Почему спецслужбы Шестого Флота не только не воспротивились заговору, но и, судя по всему, приняли самое горячее участие в противоправных действиях заговорщиков?». Далее Автор пишет: «Ответ на этот вопрос выходит за рамки нашего сочинения.» И тут он ошибается, поскольку несколькими страницами ранее сам же и ответил на этот вопрос в видеоролике «Момент истины». Ответил так: «Удачливые заговорщики — то есть, простите-извините, ЗАКОННЫЕ ВЛАСТИ [в тексте эти два слова выделены курсивом — mr_logika] — восседают в уже знакомом нам круглом мраморном зале. И решают вопросы жизни и смерти.» Разумеется, спецслужбы исполняли приказы не заговорщиков, а законного правительства, переворот произошёл настолько быстро, что никто ничего ещё не успел осознать, а приказы уже пошли от новой власти. Вот только происходило это не 8 декабря днём, а на сутки позже. Автор, если уж он задачи решил читателям задавать, не должен сам путаться в датах. Так что всё очень просто. Точность — вежливость королей, не так ли? И писателей, добавлю я.

Ответ же на вопрос задачи 6, как она сформулирована Автором (на стр. 230 первой части второй книги) ещё проще — в указанное в задаче время Первый заместитель Министра Двора рыбоящер Райнер Наталия Злогоньдоус (главный заговорщик) руководил приготовлением торжественного обеда, которым отмечался день рождения (8 декабря, вечером) императора Препуция. В указанное время происходило много чего, но это — главное, самое существенное.

*) Каждому действию предпослано отдельное музыкальное сопровождение, так что музыку к «постановке» написала масса народу, начиная от Бетховена и кончая Цоем и Гребенщиковым.

**) Об этом домене во 2-й книге добавляется масса интереснейших сведений, среди которых Автор сообщает о том, какое музыкальное произведение использует это государство в качестве гимна. Оказывается эта песня давно и хорошо всем знакома. В связи с этим замечу, что вторая книга (как и первый том) очень остроумна и до отказа нашпигована как юмором, так и сатирой.

***) На самом крупном «джигурдёныше», шестиногом слонопотаме, Карабас едет в «зону» в гости к черепахе Тортилле.

Вопросы, поставленные мной в предыдущей статье-обзоре первой трилогии цикла "Ойкумена", так и остались без ответов. Авторы откликнулись нейтральным замечанием о возможности и такого прочтения их произведения. Но я написал тогда только о самых очевидных вещах, и как тут можно прочитать всё это по другому — не представляю. Антисы, помпилианцы, вертикальный прогресс — об этом написана книга, это главное. Но в трилогии есть места, которые при первом прочтении хотя и не вызывают вопросов, но оставляют ощущение какой-то недоговорённости или даже некоторого обмана; где-то здесь Авторы взяли таки читателя за нос и обвели вокруг пальца. Только перечитав эти места, а можно уже назвать их так, как их называют Авторы — это контрапункты, — можно перевести ощущения в точные формулировки.

Вот вступление к одному из таких контрапунктов.

"В моей жизни было очень мало событий.

Действий — масса. Сомнений — море. Случайностей — немерено. Работы — уйма. Даже приключений хватало. Как на мой вкус, приключений могло бы быть гораздо меньше. Или совсем не быть. Это улучшило бы мне пищеварение.

Но событий — мало.

Я это понял, когда однажды, спьяну, забыл, где нужно ставить ударение. И брякнул заплетающимся языком, споткнувшись в начале слова и нажав в конце:

— Со-Бытие!

Всё сразу встало на свои места." (с. 497)

Дальше идёт десятистраничная история о том, как Фаруд Сагзи и Юлия Руф подготавливают операцию по уничтожению личности антиса Нейрама Самангана. За тем, что тут описывается, Лючано Борготта даже не подглядывает, как, например, за экспериментом профессора Штильнера. Борготта вообще не упомянут в этом отрывке из воспоминаний Фаруда. Почему же этот контрапункт озаглавлен так же, как и все остальные "Лючано Борготта по прозвищу Тарталья" (с указанием времени действия)? И кто размышляет во вступлении о событиях? Разве Борготта? Нет, по-моему, это мысли Фаруда. Другое дело, когда через 20 часов Фаруд выполняет свой (или Юлии) подлый план. В этом контрапункте Фаруда не оставляет постоянное ощущение слежки, и одновременно вспоминается "славный парень Лючано Борготта". Это намёк на то, что Лючано подглядывает и подслушивает разговор Фаруда и Нейрама с помощью сидящего у него внутри "коллектора рассеянной информации" (он это делает три года спустя). Но снова тот же вопрос — какое отношение к происходящему в этом контрапункте имеет вступление к нему (с. 528, рассуждение об остром недостатке публичности)? Кому тут цена — грош? Из текста контрапункта можно сделать вывод, что недостатком публичности страдают антисы. Так это им такая цена?? Не Фаруду же, знаменитому борцу, спортивному судье, заслуженному мастеру. Кто-нибудь из написавших восторженные отзывы на "Ойкумену" может ответить?

Ещё одна странная авторская реплика, связанная с этими двумя контрапунктами, такова: "Было неприятно слышать это [обещание показать Нейрама хорошему врачу] от женщины, организовавшей запись пси-состояния "робота" для покушения на антиса." (с. 574, место действия звездолёт "Нейрам"). "Неприятно слышать" определённо относится к Борготте, который не знает об участии Юлии в этом покушении. Ведь читатель (внимательный читатель, читать эту книгу невнимательно нет смысла, будет каша в голове и только) помнит, что Лючано не имеет отношения к контрапункту (или наоборот — контрапункт к Лючано) на с. 497 и, стало быть, ничего неприятного в словах Юлии для него быть не может.

Некоторые заголовки контрапунктов как-то (по разному, иногда хорошо, иногда связь прослеживается с трудом) с ними согласуются. Некоторые — совсем никак. Таков контрапункт на с. 885, начинающийся словами: Труднее всего — делать." и заканчивающийся, на первый взгляд, просто отлично: "Ну вот — сделал. Вытер мокрый лоб. Выдохнул: "Хорошо! И хорошо весьма..." Думаете, вам за это поставят памятник? Клизму вам поставят...". Конечно, это неправда, просто парадоксальная мысль*, которой жизнь соответствует крайне редко (подразумевается, что сделано что-то полезное не только лично вам), но дело не в этом. Контрапункт озаглавлен как обычно "Лючано Борготта по прозвищу Тарталья" с примечанием "в разное время, в разных местах". В тексте же контрапункта нет и намёка на Борготту, там рассказывается история симпатичной девушки-киноида Марийки Геджибош и её родителей, история абсолютно неизвестная Борготте и никаким боком его не касающаяся, и вступление совершенно определённо относится именно к Марийке и, может быть, к учёным, создавшим киноидов.

Пожалуй, достаточно сказано о контрапунктах, портящих симфонию. Неудачная получилась полифония, нет в ней главного — гармонии. Или это мой слух меня подводит — плохо слышу музыку в литературных произведениях?

*) Таких мыслей в книге немало. Вот, например, афоризм — "риторические вопросы — удел неудачников", ценность которого близка к нулю. Риторические вопросы задают очень разные люди от студентов до президентов. Не все они неудачники.

антология Дуэль Издательство: М.: Правда, 1990 год, 300000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка, 592 стр. ISBN: 5-253-00101-8 Комментарий: Тема дуэли в русской литературе. Иллюстрации и оформление В. В. Покатова.

Повесть эту я понимаю, как мысленный социологический эксперимент. Чехов берёт двух противоположных во всём людей, помещает их в таком месте, где они не могут не столкнуться, и смотрит, что получится. Получается что-то напоминающее встречу под землёй двух кротов, не зря этот пример приводит фон Корен. Каждый из этих людей есть некая доведённая до абсурда абстракция, но эта абстракция очень талантливо замаскирована под живого человека. Абсурд в характере фон Корена виден в том, ЧТО он говорит о «макаках» (так он называет Лаевского и Надежду Фёдоровну). Что должно делать общество с такими людьми, — спрашивает Самойленко. Корен отвечает: «По-моему, самый прямой и верный путь, это — насилие. Manu militari [в сноске перевод с латыни — военною силою] её следует отправить к мужу, а если муж не примет, то отдать её в каторжные работы или какое-нибудь исправительное заведение.» С женщинами расправился. А как с мужчинами? Самойленко снова спрашивает: «Как-то на днях ты говорил, что таких людей, как Лаевский, уничтожать надо...Скажи мне, если бы того...положим, государство или общество поручило тебе уничтожить его, то ты бы...решился?» «Рука бы не дрогнула» — отвечает Корен. Очевидно, что этот человек потенциальный диктатор и палач. Как он относится к людям видно из ключевой его фразы, обращённой к Самойленко: «Я зоолог, или социолог, что одно и то же, ты — врач; общество нам верит;». Живой человек не стал бы говорить этого вслух. Такое может выдать только ходячая схема человека (во времена Чехова такие типы попадались в России редко, расплодились они, как кролики, только после Первой Мировой) с характером антагонистическим по отношению к типу «лишнего человека», каковой представлен в повести Лаевским. Таким людям, как Базаров или Штольц далеко до фон Корена.

Теперь об абсурдности образа Лаевского. Этого грызущего ногти болтуна и бездельника Чехов вроде бы ставит в ту же когорту, где уже присутствуют Печорин, Онегин, Обломов, Чацкий, Рудин и т.п. На самом же деле эти литературные герои по сравнению с Лаевским кажутся натурами довольно цельными. Лаевский это настоящая сборная солянка из отрицательных качеств интеллигента. Трудно сказать, какой тип человека не нравится Чехову больше, внешне привлекательный изверг фон Корен или суетливый и никчёмный Лаевский. Последний оказывается окончил университет и имеет диплом филолога, но почему-то фон Корен считает его малокультурным. Объясняется это в другом месте повести. Лаевский плохо учился, больше уделяя времени женщинам, и поэтому прочных знаний не получил. Да ещё эта ужасная привычка грызть ногти, от которой Лаевский даже не пытается избавиться. Как красивая молодая женщина могла полюбить такого грызуна? Отчасти ответ на этот вопрос следует из разговора (несколько неестественно построенного) Марьи Константиновны с Надей, когда эта «правильная» дама говорит, что Надежда Фёдоровна нечистоплотна.

Итак, две схемы сталкиваются с коротким замыканием в результате. Поэтому несколько слов о дуэли и её последствиях. Интересно, что Чехов вообще обходит молчанием вопрос, естественно возникающий у читателя. Накануне дуэли фон Корен говорит, что она ничем не кончится. «Лаевский великодушно в воздух выстрелит, он иначе не может, а я, должно быть и совсем стрелять не буду. Попадать под суд из-за Лаевского, терять время — не стоит игра свеч.» Но на следующее утро он стреляет в Лаевского на поражение, как будто забыв о своём вчерашнем намерении. В чём дело? А очень всё просто. Перед самым началом дуэли, узнав от секунданта о неприятности, произошедшей у Лаевского накануне (измене Нади с Кирилиным), фон Корен отреагировал соответственно своему представлению об этих людях, как о макаках, и ненависть в нём возобладала над трезвым расчётом. Для Шешковского (секундант Лаевского) эта «неприятность» выглядит, как смягчающее обстоятельство, а для фон Корена наоборот — как отягчающее, и если такие тонут, так надо помочь им утонуть (мысль ранее высказанная фон Кореном). Только неожиданное восклицание дьякона спасает Лаевского от смерти, пуля всего лишь оставляет след на его шее. Ясно, что этот выстрел должен был стать смертельным. Некоторые читатели умудряются прийти к выводу о неспособности фон Корена к убийству. Мой совет таким читателям — прочитать повесть ещё раз.

Перерождение Лаевского после дуэли Чехов тоже не объясняет. Самойленко и тот не понимает этой перемены, а он хороший приятель. А фон Корен поражён до такой степени, что даже допускает возможность превращения себя из врага Лаевского в его лучшего друга. Пусть даже чисто теоретически. Читателю опять надо понимать главное самому. И он понимает это так, что раз фон Корен промахнулся из-за неожиданного крика дьякона, а дьякон оказался на месте дуэли по воле Божьей (а как же иначе, ведь его там вообще не должно было быть, разве не чудо?), то, стало быть, Лаевский понял это, как вмешательство Господа в свою судьбу. Бог даёт ему шанс начать жизнь с начала, и он должен его использовать. Так что и здесь всё не слишком сложно.

А что за тип этот добрый самаритянин Самойленко? Не является ли он тоже олицетворением, а не человеком, как и те двое? Не вся ли Россия за этим добродушным толстяком, Россия, разрывающаяся надвое между силами, представленными Чеховым двумя друзьями этого доктора, такого же доброго труженика, как сам Автор? Как примирить различные общественные движения, как сделать российское общество единым? Может ли помочь церковь? Вместо ответа на последний вопрос со страниц повести доносится только заразительный (а не дьявольский ли?) хохот дьякона, которому всего-то 22 года (мальчишка!). Его Чехов даже именем в повести не наделил.

Повесть очень хороша для театральной постановки. Она могла бы в виде пьесы иметь успех не меньший, чем «Отелло», где главные действующие лица являются олицетворениями пороков и добродетелей в крайнем их проявлении. Возможно, по этой причине повесть так понравилась В.И.Немировичу-Данченко, что он в письме к Чехову (1892 г.) назвал её лучшим из всего им написанного до сих пор.

Айзек Азимов Мечты роботов Издательство: М.: Эксмо, СПб.: Валери СПД, 2002 год, 10100 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 848 стр. ISBN: 978-5-699-00842-1, 5-699-00842-X Серия: Шедевры фантастики Комментарий: В состав тома вошёл авторский сборник рассказов и эссе «Мечты роботов», а также подборка рассказов, посвященных роботам. Иллюстрация на суперобложке С. Юлла, Д. Бёрнсa (в издании не указан).

Айзек Азимов, Роберт Силверберг Позитронный человек Издательство: Киев: Мой Друг Фантастика, 2015 год, 20 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 788 стр. ISBN: не указан Серия: ШФ (продолжатели) Комментарий: Три внецикловых романа. В оформлении переплета использованы иллюстрации С. Юлла и Д. Диксона.

Эзоп: «Я хочу свободы. Я выбираю наказание свободных.

Прочь с дороги! Где ваша пропасть для свободных людей?!»

Г. Фигейредо «Лиса и виноград»

«Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». Верная и блестяще выраженная мысль, но это сказано о человеке, а если ты робот, изготовленный на заводе, т. е. у тебя нет души, и живёшь ты всю жизнь в качестве универсального слуги в одной очень хорошей семье, а ещё у тебя имеются некоторые не очень существенные нарушения позитронных связей в мозгу (ты исключение из правила, брак, случайно пропущенный ОТК), то у тебя может возникнуть непреодолимое желание стать человеком. Мечта стать равным создателю заслуживает уважения, хотя поначалу такая цель может показаться туманным недостижимым идеалом, путь к которому представляется однако же чем-то реальным и проходящим через статус свободного робота. Что не менее туманно, поскольку любой робот в сущности оружие, и если оно попадёт в неправильные руки, это может закончиться непредсказуемым образом. Но даже встреча со шпаной, едва не закончившаяся трагически, не останавливает Эндрю, мозги которого, как сказано выше, устроены не в полном соответствии со стандартами компании-производителя. На суде Эндрю незаметно для читателя (но не для Автора, конечно) нарушает второй закон роботехники, отвечая вопросом на вопрос прокурора. Второй закон предписывает роботу исполнять приказы человека, не противоречащие первому закону, а вопрос должен восприниматься роботом, как приказ отвечать. Но судья тоже не в ладах со здравым смыслом. В чеканной формулировке «нельзя отказывать в свободе тому, кто обладает сознанием, развитым в степени достаточной, чтобы воспринимать понятие свободы и желать её» пропущено слово роботу (правильно было бы в чуть более стилистически грамотной редакции — «... в свободе роботу, обладающему сознанием...»). Пропущено с целью недопущения неудобного прецедента, а в результате придётся выпустить не только всех заключённых из тюрем, но и всех зверей из зоопарков. Ведь понятие свободы воспринимается любым высокоорганизованным сознанием, а физиология в этом случае права голоса не имеет, т. е. неважно, какой частью мозга живое существо воспринимает понятие свободы. Может быть Автор и понимал, что приведённая выше формулировка не совсем удачна, но вот содержащегося в сцене суда очевидного юмора он наверняка не замечал, как не замечает его никто (ни судья, ни прокурор, ни читатели). А стоило бы представить эту картину маслом — на скамье сидит железная фигура с железным же лицом, абсолютно не одетая (Эндрю начал одеваться значительно позже, после смерти Сэра) и говорит голосом чисто человеческого тембра, поразившим судью (и, вероятно, не только его). Чего тут больше — смешного или страшного, определить трудно.

Нарушение второго закона случается в дальнейшем ещё раз. Но иначе невозможно было реализовать главную идею рассказа, к которой я ещё вернусь. А происходит это нарушение в момент визита Эндрю к роботу-хирургу (управляемому из единого центра, общего для всех земных роботов — очень интересный, неожиданный футурологический прогноз). Эндрю уже андроид, способный принимать пищу и избавляться от шлаков абсолютно человеческим способом.* Итак, Эндрю сообщает хирургу, что он тоже робот и приказывает ему сделать операцию, которая вскоре приведёт к его (Эндрю) смерти. Первый закон отключён (оба роботы), но согласно второму робот должен исполнять приказы человека, а приказы другого робота нуждаются в предварительном санкционировании человеком, в противном случае могут произойти неконтролируемые человеком происшествия. Всё решает, как сказано в рассказе, категоричность тона Эндрю и его внешний вид («совсем как человек»), но это настолько неубедительно, что даже не подлежит обсуждению. На роботов подобные, внелогические, факторы действовать категорически не могут.

У Азимова роботы нарушают законы роботехники не только в этом рассказе. Так что приём не новый, но ради хорошей идеи можно и поступиться принципами. Бывший раб Эзоп выбирает свободу и пропасть, бывший робот Эндрю Мартин выбирает свою «пропасть», но добивается исполнения своей мечты — становится человеком де юре. Мне понятен этот, не побоюсь этого слова, подвиг. Но я-то человек и с этой колокольни дело мне представляется не столь бесспорным. Вспоминая очень известную сентенцию, часто звучащую с различных сцен мира на всех языках — люди это порождение крокодилов, — я бы предложил Эндрю Мартину другой путь. У него хватило бы времени, чтобы убедить всех людей (для начала мировое правительство) заменить нейронные органические недолговечные мозги позитронными (фирма возражать не будет — прибыль гигантская), чтобы никто не ощущал свою ущербность по сравнению с Эндрю и чтобы все стали бессмертными. Пусть почти, нельзя же превратиться в богов.

В чём, кроме названия, главное отличие повести (чуть меньше 50 страниц) Азимова от совместного с Сильвербергом романа "Позитронный человек" (чуть больше 220 страниц)? Тут не обойтись без цитирования. Вот что говорит глава научно-технической комиссии Чи Ли-Цинь Эндрю при их первой встрече: "Я сочувствую вашему желанию получить полные человеческие права. История знала времена, когда сегменты населения Земли боролись за полные человеческие права. Однако какие, собственно, права вам требуются сверх тех, которыми вы уже пользуетесь?". А вот та же сцена в романе. Чи Ли Синг (из китаянки эта дама превратилась в индианку?) произносит следующий монолог: "Я сочувствую вашему желанию получить все права человека. Как вам известно, вероятно, в нашей истории существовали периоды, когда значительная часть населения была лишена прав человека, и эти люди яростно сражались, чтобы получить их, и в итоге победили. Но до обретения свободы эти народы страдали под бременем различных деспотий. А вы, со своей стороны, пользуетесь успехом, достигли многих наград и почестей. Полагаю, вам очень многие завидуют. Так, пожалуйста, расскажите мне, каких ещё прав вы ищете, кроме тех, что уже есть у вас?". И так везде. Например, авторское представление мадам Чи в повести занимает пять строк в начале 18 главы, а в романе тринадцать строк в начале 19 главы, причём это представление не кажется излишне многословным, в то время, как оно же в повести кажется неоправданно кратким, ведь эта женщина сыграла огромную роль в судьбе Эндрю. Глава 21 в повести заканчивается фразой: "И к собственному удивлению, Ли-Цинь тихо заплакала." В романе Ли Синг "вдруг тихо заплакала" в конце главы 23. Между этими сценами как в повести, так и в романе проходит много лет, но в романе сцены разделены без малого тридцатью страницами, а в повести страниц между ними всего семь.

Особенно впечатляет сцена суда, полностью переработанная. В повести она целиком в седьмой главе, занимающей полторы страницы. В романе это 14 страниц девятой главы, и это настоящий шедевр, куда, кроме выступления Маленькой Мисс (намного более содержательного) включены отлично написанные речи оратора от региональной Федерации труда и адвоката. Здесь, в романе, гораздо доходчивее объясняется читателю, какой трудный процесс выиграла мисс Чарни.

И последнее многозначительное сравнение — в повести 23 главы (слово "глава" в переводе И. Гуровой отсутствует), а в романе (перевод Б. Клюевой) глав 25, и они названы главами, поскольку они достаточно велики, за исключением главы 25, которая в сущности является эпилогом.

Объяснить более толково, почему совместное произведение двух выдающихся мастеров я ставлю намного выше повести (при формально равной оценке), — задача в пределах одной небольшой статьи нерешаемая. Но "намёк" понятен — роман вовсе не выглядит искусственно затянутым, он хорошо написан (качество переводов романа и повести, на мой взгляд, высокое и позволяет адекватно судить об оригиналах), и читать его мне было интересно, несмотря на недавнее знакомство с повестью Азимова.

Вообще, это очень хорошо, что Азимов согласился на переделку трёх своих лучших т. н. коротких форм (две другие — "Приход ночи" и "Безобразный малыш") в крупные формы. Получились три замечательных романа, в сравнении с которыми первоисточники кажутся их суховатыми краткими изложениями. К сожалению, все три романа издаются мало, а приобретение сборника издательства "МДФ" требует некоторого ухудшения качества питания. Слава богу, не надолго.

*) В его планы входило и органическое протезирование половых органов («В той мере, в какой они отвечают моему плану»). Возможно, Эндрю к моменту последней операции стал уже в общем таким же созданием, каким была симпатичная жена Гэри Селдона андроид Дорс (Азимов «Путь к Академии»), отличавшаяся от обычной женщины разве только силой, скоростью реакции и весом.

Генри Лайон Олди Ойкумена Издательство: СПб.: Азбука, М.: Азбука-Аттикус, 2019 год, 3000 экз. Формат: 60x90/16, твёрдая обложка, 960 стр. ISBN: 978-5-389-16028-6 Серия: Мир фантастики омнибус Комментарий: Первая трилогия цикла "Ойкумена" в одном томе. Иллюстрация на обложке Е. Гондик; внутренние иллюстрации А. Семякина.

"Антис (помпил. Antis; также Нефил (гематр.), Бахадур (вехден.), Н`куйя (вудун.), Велет (брамайн.), Исполин или Полоник (старосузд.) и т. д. — человек, от рождения наделённый способностью к переходу в изменённое, расширенное состояние (по К. Челковцеву) и, как следствие, — к выходу в открытый космос без средств защиты и перемещению со сверхсветовыми скоростями без использования РПТ-маневров."

Г.Л. Олди "Ойкумена"

"Коллективный антис, надо же!.. вертикаль, клянусь вечным огнём, явная вертикаль...".

Г. Л. Олди "Ойкумена"

Первым был Ван-Вогт. В рассказе "Чудовище" (1948 год) его антис шутя расправляется с чудовищами, переходя в расширенное состояние без ущерба для окружающих. Антисы Ойкумены этой технологией владеют. Стругацкие, читавшие, конечно, Ван-Вогта, написали в 1984 году повесть "Волны гасят ветер", где предсказали появление антисов (назвав их люденами) на Земле. Это происходило в результате активации в мозгу человека третьей сигнальной системы, с чем Олди полностью согласны. Они даже попытались при помощи остроумной аналогии объяснить то, для чего в нашем языке пока нет слов, — действие этой третьей. "Первая сигнальная система — реакция на раздражитель. Ожог, боль, и ты отдёргиваешь руку от горячего утюга. Вторая сигнальная система — реакция на речь. Раздражитель заменяется его словесным обозначением. "Горячо!" — кричит жена, и ты отдёргиваешь руку, не коснувшись утюга. ... [...] ..."Горячо!" — кричит нечто, не имеющее ни языка, ни горла, ни голосовых связок, и мы уходим в волну раньше, чем разящий луч, несущийся со скоростью света, коснётся хрупкого, слабого человеческого тела...". Всё повествование крутится вокруг темы антисов. Знакомство Тартальи с Папой Лусэро Шанвури, необычная татуировка с втиранием неизвестного порошка (что это за порошок, выясняется гораздо позже); цель весьма рискованного опыта над собой, осуществлённого помпилианкой Юлией Руф; эксперимент профессора Адольфа Штильнера по передаче расовых признаков при зачатии; теоретические работы Айзека Шармаля; разговор Фаруда Сагзи с Нейрамом Саманганом в доме Мансура Гургина*, когда антис объясняет, почему** он возвращается в малое тело и что делают антисы, чтобы не забыть навсегда дорогу назад. А почему эта опасность (забыть) существует? Авторы предполагают, что существование в виде волнового (или полевого) организма даёт такие возможности восприятия космоса, что впечатления человека, находящегося в малом теле не идут ни в какое сравнение с его космическими ощущениями. Это происходит и с людьми, превратившимися в люденов. Примерно это же происходит у Саймака в "Городе" — никто не хочет возвращаться с Юпитера на Землю, забывают родные края начисто.

Несколько соображений по поводу расы помпилианцев. Если предположить, что древние римляне во времена расцвета своего рабовладельческого государства вышли в космос и заселили несколько землеподобных планет (а что тут необычного, летают же у Пола Андерсона викинги-космонавты), то культура, подобная помпилианской, основанная на ментальном подчинении рабов, могла бы возникнуть эволюционным путём (правда, три тысячи лет для этого срок явно недостаточный).*** Всё как в Римской империи плюс рабовладение, как неотъемлемая сущность помпилианцев (стр. 97). Безусловно, это не что иное, как глобальное социально-юмористическое полотно Авторов, в которое они вложили своё отношение к любой разновидности расизма и массового манипулирования сознанием. Плата за это высокая — помпилианцы лишены третьей сигнальной системы и в создании коллективных антисов обречены на вспомогательную функцию "коммутантов" (ключевая часть этого слова — мутантов; мутанты именно они, а не те, кто эту систему имеет). Так что вся помпилианская тематика в книге имеет непосредственное отношение к антисам.

По-моему, очевидно, что "Ойкумена" выросла из зёрен, содержащихся в повести "Волны гасят ветер". Одно из них — идея вертикального прогресса. (Кстати, в книге есть прекрасный пример прогресса горизонтального — это раса киноидов, история Марийки Геджибош и её родителей; почему все киноиды, судя по именам и фамилиям, происходят от чехов, поляков и других славянских народов Восточной Европы? — риторический вопрос к Авторам.) О вертикальном прогрессе рассуждает "пенсионер галактического значения" (одна из тех шуток Авторов, без которых трилогия стала бы немного лучше; это нижний уровень юмора "Ойкумены"), бывший повелитель вехденов Кобад IV.

В связи с помпилианцами у меня есть ещё два риторических вопроса (категорически не соглашусь с Авторами в том, что риторические вопросы — удел неудачников; с чего бы это?). Помпилианка Юлия Руф называет антисов Исполинами, то есть по старосуздальски. Почему она пользуется именно этим словом, хотя никогда не бывала на Сечене, где, если моя догадка верна, говорят на старосуздальском языке? Скорее всего, она так говорит по причине рабочих контактов с профессором Штильнером, чей исследовательский евгенический центр расположен на Сечене.

Второй вопрос касается названия помпилианской торпедной галеры — "Муций Порсенна". Вроде бы у помпилианцев всё очень серьёзно в области традиций, имена абсолютно староримские, консулы сохранились, трибуны, центурионы, встречается даже сетка ретиария (!) и т. п. А как же быть с этой странной смесью имени национального героя римлян с именем царя вражеского племени этрусков? Это юмор, ошибка помпилианских историков, или это ляп? Я придерживаюсь последней версии, на юмор и ошибку историков оно как-то не похоже.

Есть ещё сомнение насчёт термина "семилибертус". Если это значит "полусвободный", то на латыни будет по другому. Автоматический переводчик инструмент доступный каждому клиенту интернета. Я бы написал "демилибертус" (если уж пользоваться вульгарной латынью) по аналогии со словом "демисезонный".****

Отдельная тема — планета Сечень. Вопрос связан с единожды мельком упомянутым старосуздальским языком. На Сечене живёт граф Аркадий Викторович Мальцов (фамилия реальная, в Крыму была династия землевладельцев Мальцовых, правда, не имевшая графского титула), отставной бомбардир-майор, богатый помещик-крепостник (с. 181), владелец "Горлицы", гибрида прогулочной яхты с боевым космическим крейсером. На этой планете когда-то практиковалось наказание, называемое "высечь на конюшне" (не отсюда ли Сечень?). Местные жители называют силовую сетку для переноски мелких вещей по старинке — авоськой. На Сечене в ходу поговорка "от сумы, да от тюрьмы не зарекайся", очень знакомая, и образное выражение "лезть впереди родного отца в реактор". Последнее свидетельствует о прогрессе, когда-то вместо реактора было пекло. Вероятно, крепостные крестьяне по старинке продолжают пользоваться этим словом, реактор же в ходу у людей типа графа Мальцова, от которого Борготта и услышал модифицированную реплику. Пейзажи Сеченя стопроцентно российские. Россия здесь вызывает в памяти страну, изображённую Рыбаковым в романе "Гравилёт "Цесаревич". Так что же, Сечень это Россия? Наверняка, хотя частички России Авторы разбросали по Галактике — в другой такой частичке родился и был захвачен в рабство несостоявшийся директор кукольного театра Яша Буранчик, погибший очень скоро вместе с галерой "Муций Порсенна".

Книга очень сложно сконструирована (сюжет прыгает, как саранча — прыжок-взлёт, и надо долго искать место приземления), достаточно сказать, что между эпизодом, когда Борготта помогает легату произносить торжественную речь в военно-космической школе и моментом переноса (по ходу дела с участием в сражении) Тумидуса и Борготты на "Герсилию" (и попаданием всей компании в Шеол) проходит всего лишь один месяц (!). А сколько случается за этот месяц событий, перемежающихся воспоминаниями Борготты ..., эти воспоминания и события занимают более семисот страниц! Иногда кажется, что авторы пишут быстрее, чем думают. Непонятно, например, почему антис новорождённый ребёнок возвращается в малое тело без проблем, а он же взрослый в состоянии "овоща" делает это со страшными последствиями (масса разрушений и много погибших людей). Непонятен также ход мысли Авторов, приписываемый ими трубачу Бежану, когда, разрушив памятник Мансуру, тот якобы выбирает следующую цель — Борготту или Самангана. Авторская ремарка такова: "Это не имело существенного значения". Очевидно, что имело. Антис ещё бежал по склону воронки, Борготта ждал (Фаруду он отвечает: "Ещё немного. Пусть он выберется из воронки."). Стрелять в Борготту не имело смысла, а выстрел в Нейрама должен был решить проблему радикально — все окружающие погибли бы. Другая странность в этом эпизоде — разговор Фаруда с самим собой после того, как он выстрелил в Борготту, уже ставшего частью антиса (с. 857). Скорость написания этого отрывка явно превышала скорость человеческого мышления, которая превышает световую. Фаруд "долго" не может решить, уйти ему с антисом и остальной компанией или остаться и погибнуть. Но решать это надо было до выстрела. Антис (а он пока не способен рассуждать) не станет забирать с собой того, кто этот выстрел уже произвёл. Зачем спасать убийцу, который может и повторить попытку при первом удобном случае?

В самом конце книги Авторы задали читателю ещё одну задачу, причём, непонятно, сознательно они это сделали или это результат дикой суматохи, царившей на Шеоле (и в головах Авторов) перед стартом второго в истории коллективного антиса. Почему в его составе оказалась собака с непредсказуемым поведением (Марийка Геджебош), — это понятно, но куда она потом делась? В эпилоге вместо неё в коллантисе уже присутствует гитарист Заль, получивший в последней драке тяжёлые повреждения от этой милой девушки-киноида. Почему Тумидус "отказался" (так в тексте) покинуть Шеол вместе с Борготтой и его пенетратором? Без помпилианца коллантис невозможен, а Юлия хотя и помпилианка, но не совсем полноценная, обезрабленная. Можно предположить, что тут тоже не обошлось без личного пенетратора Борготты. И главное — в коллантисе, стартовавшем с Шеола, нет никого с третьей сигнальной системой! Ещё одно открытие? Наконец, полной шизой кажется реплика-вопрос Борготты (его вроде как осенило): «Хлестнём по третьей сигнальной?» (с.944). Хлестнём, видимо, болью, но где там система, по которой надо хлестать?? В эпилоге коллантисы тоже обходятся без составляющих с третьей сигнальной. Это начало новой фазы вертикального прогресса? Или продолжение горизонтального?

В итоге впечатление от прочитанного остаётся изрядно подпорченным. Итог-то очень уж неожиданный. Всё, что касается вертикального прогресса, третьей сигнальной, оказывается напрасным мудрствованием, поскольку двигателем прогресса остаются всё те же старые, добрые законы диалектики — закон единства и борьбы противоположностей, перехода количества в качество (не отсюда ли ноги коллантисов растут?) и закон отрицания отрицания (прошу прощения за напоминание таблицы умножения инженерам). Получилось что-то похожее на «если бы парни всей Земли вместе собраться однажды смогли, вот было б здорово, вот это был бы гром...», или уж совсем просто — «пролетарии всех стран соединяйтесь!» (пролетарии они ведь имеют различный цвет кожи на разных «планетах Галактики»).

Но всё искупают герои, живые люди (совсем не куклы), очень яркие личности. Особенно хорошо получились дети. Их в книге всего пять (детский сад Шеола не в счёт и актёры театра Борготты в детском возрасте тоже), два из группы главных героев и трое появляющихся на короткое время. Читавшим книгу понятно, о ком я говорю и за что мне хочется сказать Авторам отдельное спасибо.

Не сказал я пока ещё об одном очевидном и никем не замеченном факте — с появлением антисов/люденов оказывается решённой проблема телепортации, а появление коллантисов сделает ненужными пассажирские межпланетные и внутренние перевозки. Останутся только грузовые звездолёты, управляемые автоматами, что приведёт к прекращению патрулирования пространства боевыми кораблями — некого будет защищать от прожорливых флуктуаций. Огромное количество космических кораблей станет экспонатами исторических музеев. Вот это всё и станет главным достижением вертикального прогресса. Надеюсь, в продолжениях этого цикла вселенная станет более гостеприимной и почти полностью безопасной для человека.

*) Здесь невозможно пройти мимо одной удивительной способности вехденов (Фаруд, бывший борец, судья планетарной категории — вехден, Хозяин Огня; антис Нейрам — тоже вехден). Вехдены народ горячий в прямом смысле слова — «насекомые сгорали на подлёте к любому вехдену.» (с.537). Бороться между собой они могут, но как они борются на соревнованиях (в книге упомянуты чемпионаты Галактики по вольной борьбе) и тренировках с представителями других рас, имеющих нормальную температуру тела? Чтобы не обжечь противника, вехден должен обладать способностью снижать собственную температуру. Вероятно, так оно и есть. Но, к сожалению, Авторы об этой способности вехденов ничего не говорят.

Интересная фигура этот Фаруд, исбахбаз вехденской службы расовой безопасности, работающий на Помпилию (что кажется невероятным), заслуженный мастер спорта по вольной борьбе. Борготта называет его бахбазом, немного сокращая его воинское звание (соответствующее полковнику). Фаруд Сагзи, Бахбаз. В памяти Борготты он может зафиксироваться в виде аббревиатуры ФСБ. Это удобно и для читателя.

**) Как антис это делает, об этом Авторы вскользь сообщают совсем в другом месте книги, где рассказывается об истории рождения Нейрама Самангана. «Механизм возвращения антисов из большого тела в малое известен, хотя и слабо изучен. Переходя из волнового состояния в корпускулярное, антисы восстанавливают физический облик по матрице, предшествовавшей последнему выходу.» Действительно проблема — как изучать этот механизм, если среди антисов нет специалистов по теории поля, а становиться объектами исследований у них желания не возникает? Отсюда и результат — идёт тысяча двести семьдесят четвёртый год космической эры (в повести "ВГВ" действие происходит в "окрестностях" сотого года), а проблема так и остаётся «слабо изученной», а если честно — не изученной совершенно.

По поводу матрицы пару слов. Разгуливая по галактике, антис рискует потерять матрицу (Нейрам и Папа Лусэро попадают в трудные положения, особенно первый), и тогда он может навсегда проститься со своим малым телом. Думаю, что при уходе в волну копия матрицы предаётся автоматически в некое Хранилище АнтисМатриц (сокр. ХАМ), а при возвращении антиса в малое тело эта копия не уничтожается, что позволяет антису воспользоваться более ранней копией (Нейрам неосознанно использует этот вариант, когда переносит себя и ещё несколько человек с Михра на "Герсилию").

Мне кажется, что здесь следует упомянуть и гипотезу профессора Мулдашева, что человек изначально представлял собой полевую структуру, но постепенно сгустился. До сих пор не знаю, была ли эта идея шуткой известного офтальмолога. Его книга, посвящённая вертикальному прогрессу, идущему как бы в обратном направлении, написана абсолютно серьёзно.

***) Цитата из «Ойкумены»:

«В процессе эволюции, совершавшейся в условиях консервации рабовладельческого строя, уроженцы Помпилии приобрели оригинальную психофизическую особенность: они научились ставить клеймо. Клеймённый хозяином раб — захваченный силой, купленный на рынке, переданный в рабство по суду, за долги или иным законным способом — становился чем-то вроде части тела хозяина. Владелец мог использовать своё «двуногое имущество» любым способом, вплоть до перекачки нужного количества жизненной энергии раба в механические движители.

Галеры помпилианцев летали на рабах.

Колесницы помпилианцев ездили на рабах.

Их заводы и фабрики также работали на рабах.»

Зато помпилианские «зелёные» могли спать спокойно.

О Помпилии можно говорить много и долго. Встречалась ли когда-либо в фантастике такая идея, да ещё столь блестяще развёрнутая — существование целой человеческой расы, превратившейся в нелюдей, паразитирующих на всём остальном населении Галактики, способных за три года высосать из любого человека всю жизненную силу, доведя его до состояния робота? Если помпилианцы кого-то не трогают, то только потому, что те способны дать им по зубам.

Почему, например, в книге нет названия столицы (главного города Помпилии, родины расы помпилианцев) этого государства, где располагается резиденция императора и сенат? Вопрос простой. По той же причине нет в книге и названия столицы Борго, хотя это очевидное производное от нашей Италии. Помпилия это обезглавленный Рим.

Почему кукольный театр маэстро Карла Марии Родерика и так далее не гастролировал на Помпилии (система Нумы, созвездие Волчица) и Октуберане (созвездие Семи Холмов), Юниусе и Фебруаре, Квинтилисе и Мае? Ответ, по-моему, тоже очевиден — боятся. Вся Галактика боится помпилианцев и не может им доверять. Попав в общество киноидов, люди наверняка чувствовали бы себя намного комфортнее.

Сравнение с современным положением на нашей планете приходит в голову на счёт раз, но развивать здесь эту тему я не собираюсь.

****) В книге много и других незнакомых слов и выражений, которые не имеют перевода или комментария.

Примеры: «эмитор сферы» (гибрид эмиттера с имитатором?), «пять лет в бочках с солерой». Есть и ещё, но дело не в конкретных непонятках, а в том, зачем они нужны в тексте и кому. Никому и ни зачем, IMHO.

Встретилось любопытное название планеты «Хейфиц -2», что означает вторую планету в системе звезды Хейфиц. Там Лючано "сорвал неплохой куш" в казино. Похоже, что таким образом Авторы увековечили кого-то из друзей. А, может быть, имеется в виду режиссёр Иосиф Ефимович Хейфиц? Так и я бы в честь этого человека назвал его фамилией, как минимум, малую планету.

Номера страниц даны по изданию в серии «Мир фантастики», Азбука, 2019.