На орбите печально известной планеты Флекса в научной станции двое: бывалый командир и пацан-стажёр. Снаружи пустота, внутри преимущественно невесомость, а вокруг Зона К. Космическая романтика, наблюдения и эксперименты? Никак нет. Вахты, отчёты для Базы, лабораторная рутина и скука. Сводящее с ума одиночество и волнами бьющая в уши тишина. Командир не удивляется периодическим срывам молодого напарника. Они оба знают, что катастрофа, случившаяся на Флексе чуть менее двадцати лет назад, необратимо изменила и накрепко связала их жизни. Сейчас они пытаются исправить хоть что-то.
***
«Игры со временем» разбиты на девять частей: пролог и восемь полноразмерных, последняя из которых закольцована с прологом. Несколько чрезвычайных ситуаций, плавно текущих из ничтожного настоящего через трагическое прошлое снова в настоящее, оказавшееся глубоко драматическим. Текст выписан нарочито просторечно, от лица Соколовского — командира орбитальной научной станции. Не то письма в уме из «Белого солнца пустыни», не то монологи из прозы Василия Шукшина. Те самые накал чувств, юмор и самообладание, что у заигрывающего с медсестрой солдата за час до ампутации.
Сейчас травлёный в семи щёлоках Соколовский лишь отписывается Базе да пытается удержать стажёра от очередной спонтанно возникшей глупости. Кто знает, какие испытания так закалили его? Сейчас почти двухметровый бычок Пашка в свободное от работы время пишет стихи, дрессирует таракана и подозревает, что капитан разыгрывает его, пользуясь каждой возможностью. Как вообще он, едва совершеннолетний, оказался в Зоне К? За какие такие таланты или заслуги? Отчего цвет его глаз меняется в зависимости от настроения и степени адекватности?
Повествование подкупает искренним тоном и кажущимися нелепыми ситуациями, представляемыми чередой забавных анекдотов. Истинное значение описываемых событий пугает, но раскрыто оно будет лишь в конце истории. Читатель может заметить незначительные странности — непонятные оговорки, неточности и некоторую недоговорённость — в словах героя-рассказчика и поведении Пашки. Может, но вовсе не обязательно обратит внимание или что-то заподозрит, заметив. Тем хуже для него, расслабленного и невнимательного. На то и авторский расчёт.
Драка в невесомости, первая любовь пубертата в условиях полной — космической! — изоляции, побег пришельца из банки, недоотпуск на сухом и безлюдном пляже планеты-отеля… и наконец то, ради чего Соколовский со стажёром и маринуются на станции: эксперимент Дабл Ю. Изучение времени и попытки если не изменить прошлое, то хотя бы понять его. Катастрофу на Флексе, унёсшую жизни сотен человек и навсегда изменившую выживших. Повествование лишь пыталось казаться обыденным, прятало за юмором трагедию. В конце оно потребует заново пересмотреть некоторые моменты.
Фантастика в рассказе оттеснена на второй план. Космос, будущее и темпоральные исследования здесь лишь обёртка. Проблематика всё та же, классическая: ответственность, вседозволенность и как теперь с этим жить. Есть учёные и спасатели, восторженные и жертвы — кто из них прав? Классическим ответом всегда было «время покажет». Забавно, что Надежда Ожигина выбрала объектом гуманистического исследования само время. Замечательно, что она не душит читателя очередной удавкой осточертевшей петли времени.
Океан (Oceano), сериал, Италия, Испания, Венесуэла, 1989
***
В селе Плая-Бланка на острове Лансароте в семье обычного рыбака Педомо родилась необыкновенная девочка Айза. Слишком красивая и обладающая способностью успокаивать животных, завлекать рыбу, облегчать боль больных и отводить смерть. Её попытались изнасиловать, и брат, защищая, убил сына дона Кинтеро. Семейство Педомо бежит с острова на лодке, мечтая пересечь Атлантический океан и достичь Венесуэлы. Увы, дон Кинтеро посылает следом бывшего подчинённого, отставного сержанта Иностраного Легиона Сентено. Тот должен отомстить, убив всех, кроме убийцы сына дона Кинтеро…
***
Телесериал «Океан» снят в 1989 году режиссёром Руджеро Деодато по одноимённой трилогии Альберто Васкеса-Фигероа. Состоит из шести полуторачасовых серий, но в России после премьеры 1993 года его разделили, и в 95, 96 и 98 годах показывали уже в двенадцати частях. Адаптация романов была проведена бережно и с уважением к первоисточнику, но в итоге всё равно получилась совсем другая история.
У Васкеса-Фигероа земное противопоставлялось небесному, Р. Деодато упростил конфликт до прямого столкновения семейных ценностей с гордостью властьимущих. В оригинале герои прошли три круга испытаний со своим гонителем в каждом, а композиция экранизации линейна, и злодей в ней один. Также пришлось отказаться от множества колоритных персонажей с весьма занимательными биографиями и непростыми личными арками.
Сериал можно назвать самостоятельным произведением по мотивам. Он потерял магический реализм и почти всю фантастику, но стал гораздо понятнее и доступнее массовому зрителю. В частности, натурализм Васкеса-Фигероа ушёл почти полностью. Рейтинг 18+ остался, но лишь за счёт обнажённых женских тел, не всегда, правда, соответствующих общепринятой эстетике. Наконец, в суровый мир писателя ввели романтику и несколько любовных линий.
***
Пожалуй, основная идея сериала в том, что противостоять злу насилием нельзя. Каждый из семьи и друзей Педомо проходит через это искушение. Лишь провидица Айза знает, что творящий зло будет наказан вне зависимости от изначального мотива. Во всех бедах близких она винит себя: страх, слабость и отвращение, не давшие ей достойно принять ниспосланное испытание. Их соседка-вдова смогла смолчать ради других, а из-за неё пострадали все.
Отец и братья Айзы один за другим приходят к мысли сменить бегство на ответное нападение. К их мнению присоединяются другие персонажи, и даже мать колеблется в собственной правоте, устав сдерживать сыновей – но только не Айза. В итоге каждый из утративших чистоту так или иначе теряет любовь, а сохранившие находят. Страшнее же всего оказалась расплата Дамиана Сентено, оправдывающего свою неправедную службу честью и вознаграждением.
Что удивительно, при утверждаемом непротивлении злу насилием в мире «Океана» Р. Деодато нет и слова о христианстве и заповедях. Есть еретические и откровенно грешные священники, сокровища спрятаны в статуях святых, и висят кресты на стенах. Но сама Айза носит на груди не распятие, а индейский амулет, и не уходит от жизни в монастырь, а живёт среди людей и пробуждает добро даже в подонках. Более того, со временем она принимает и своё излишне красивое тело.
***
Инициатором пути насилия становится дон Кинтеро, не способный простить случайную гибель сына даже при наличии доказывающих его вину фактов. Он, его окружение и встречающиеся Сентено во время выполнения миссии люди противопоставлены мирному пути Айзы. Злодеи сильны, жестоки и упорны, но в экранизации почему-то всюду встречают ещё больших злодеев. Там, где Педомо получают понимание и помощь, их преследователям приходится конфликтовать.
Интересно, что каждому из ступивших на скользкую дорожку даётся шанс исправиться, искупить свою вину. Кто-то сходит с пути зла добровольно, едва осознав неправоту. Другие, испугавшись, соскакивают за миг до крушения, оставляя на откуп куски собственной души, плоти и крови. Лишь наёмный легионер, как падший рыцарь, бесстрашно идёт до конца, навстречу сонму личных демонов. Он побеждает, но какой ценой?
Именно Дамиан Сентено становится вторым по значимости героем сериала. То, что путь его тёмен и тернист, лишь добавляет ему обаяния. Айза – маленькая девочка в теле женщины с фигурой куклы Барби, она не от мира сего. Сентено – солдат, отслуживший двадцать восемь лет и не получивший взамен ничего. Он почему-то напоминает Санчо Пансу, давшего клятву верности отнюдь не безобидному Дону Кихоту. Он понятен, и его по-человечески жаль.
***
В целом сериал «Океан» оставляет приятное впечатление. Его повествование неторопливо и неспешно. Здесь есть место и приключениям, и отдыху, и разговорам. Панорамные съёмки природы прекрасны, хотя сейчас уже частично потеряли экзотичность из-за множества туристических передач по типу «Орла и решки». Обнажённая натура и эротика присутствуют, и в основном в сценах задействованы красивые люди.
Если сравнивать экранизацию с романами, претензий будет очень много, и потому не стоит даже начинать. Увы, кое-что явно выбивается из общей стилистики сериала, и от этого коробит. К примеру, взбалмошность и внешность Терезы, подружки Аструбала, была бы к месту в какой-нибудь французской комедии про Революцию. Кузен Селесты Баез и его окружение играют фарс столь откровенно, что тошно становится: сплошные дураки, титьки и свиньи.
Формально сериал заявлен как приключенческая драма, по сути является роуд-муви. Один мир, одна дорога в нём и два пути: тёмный Сентено и светлый Айзы. Она убегает, он догоняет, и каждый по-своему боится встречи. Канарские острова, Атлантический океан, трущобы Каракаса, льянос Венесуэлы, широкая Ориноко и джунгли Гайаны. Айза порхает, как фея, и даже пеньки и коряги от её прикосновения расцветают. Сентено прёт кабаном следом. Она слаба, он силён – кто победит при встрече?
Внимание: в рецензии, как и в самом произведении, присутствуют моменты 18+.
***
Илья Горюнов семь лет отсидел в тюрьме по ложному обвинению. Он выжил и вышел на свободу, движимый только одним желанием — отомстить тому, кто поломал ему жизнь, подбросив наркотики. Встретившись лицом к лицу со своим обидчиком, Илья совершает импульсивный поступок и получает доступ к его айфону, а с ним и к его жизни. На время Илья становится Петром Хазиным — через реальность на экране смартфона.
*** Современный российский натурализм
Мини-сериал Клима Шипенко «Текст. Реальность» вышел спустя восемь с лишним месяцев после полнометражного фильма «Текст» и представляет собой его расширенную и чуть иначе смонтированную версию. В пяти часовых сериях история Ильи Горюнова занимает в два с лишним раза больше экранного времени, но существование каждой добавленной минуты считаю оправданным. Сценаристом здесь также выступил Дмитрий Глуховский, и тут он получил возможность более тонкой и точной настройки экранизации своего романа. Темпоритм происходящего, многочисленные вставки внутренних монологов и подобия закольцованных мыслеобразов главного героя, длиннейшие музыкальные композиции и панорамные планы, значимые символы в окружающем – всё это позволил ему применить лишь формат мини-сериала с непрерывным повествованием. Ну и, конечно же, решение К. Шипенко принять сценарий автора, а не дать что-то своё.
Отдельно хочу выделить клиповую составляющую сериала, представленную музыкально-шумовым рядом, неразрывно связанным с визуальными образами и дополняющим их. Она перемежает сюжетные события и реально давит на психику. В отличие от воды А. А. Тарковского, эти клипы создают понятный большинству эмоционально-образный фон. Безлюдье, зимняя серость промзоны, слепые окна редких жилых домов, бесконечная дорога и тишина. Варево мыслей и кипение чувств внутри героя, толпа, клубняк и метро снаружи. Пустая квартира, сумрак, одиночество и звуки семейной жизни соседей. А вот стройная легко одетая красавица в нездешнем пейзаже будто рождает танцем музыку. Пьяные разговоры и секс под включенное на телевизоре порно. Искажённый мегафоном голос и проблесковые маячки в окно, удары во входную дверь, выстрелы и обречённо-лихое: «Идите на ...!»
Да, Д. Глуховский по-прежнему не стесняется использовать нецензурную лексику и сгущать краски при создании художественного мира. Скандальность его натурализма местами зашкаливает. Почему не реализма? Потому, что персонажи, общество, семья, мораль, дружба, вера, любовь и сам герой демонстрируются намеренно низко и деструктивно. Те самые модные «тёмность» и «нуарность», но без гламура и компьютерных игр, а на основе современной российской действительности. Животные инстинкты, рациональное приспособленчество и закулисье внешне привлекательных вещей: местами противно, но до боли реально. Тяжело, знакомо и узнаваемо, в отличие от легковесных, театрализованных и в корне чужих картин С. Подгаевского и подобных ему. Отмечу, что сквернословие здесь того толка, что давно перешло в разряд общеупотребительного разговорного, и слов этих не больше трёх.
«Текст» Д. Глуховского не станет современным «Идиотом» или «Преступлением и наказанием» Ф. М. Достоевского, поскольку в нём нет социального, религиозного и личностного анализа, нет тонкого психологизма. Тут другой, внешне примитивный подход, отпугивающий многих и многих. По принципу «гаже пахнет – туже входит». Режиссёр и сценарист предпочитают воздействовать опосредованно, через спинной мозг и железы, отвратительной злободневностью будить инстинкты и бессознательное. При этом композиционно сериал не так прост и выстроен на смене акцентов: пристрастный к пошлости фотографизм, криминально-сенсационные приключения, бытовой символизм. Проще выражаясь, наблюдается движение от грязи и эпатажа к правильному и вечному. Пищу получат и головной мозг, и сердце, и душа. Это кажется странным, но натурализм именно благодаря своей примитивности способен к эстетической мимикрии и симбиозу с другими художественными методами.
*** Фрустрация
Начало истории гадко и натуралистически подробно. Великовозрастный балбес рвётся на встречу с девушкой и в клуб, а строгая мать крестом встала у двери. Не пущу-де, пока предмет не пересдашь, мне твоё поступление в МГУ слишком дорого обошлось. Будь двадцатилетний сыночка лет на десять младше, сцена смотрелась бы не так мерзко, но создатели нашли способ усилить её и в существующем возрасте матери и ребёнка. Далее свобода и клуб, а в нём облава ФСКН. Граждане! Ну нельзя так себя вести с представителями органов власти при исполнении. Тем более, если вы находитесь внутри текста Д. Глуховского. Ну, вы всё понимаете, ведь даже здесь лучше не выражаться.
Если бы автор желал тупо лить чернушку с порнушкой, он сделал бы это легко. Маменькин сынок, студент-филолог на зоне долгие семь лет. Подумайте об этом прежде, чем начать по-интеллигентски ругать сериал, к примеру, за два часто, эмоционально и подряд, к месту и не к месту повторяемых матерных слова и тело, в эпоху развитых компьютерных технологий условно принадлежащее замужней на тот момент Кристине Асмус. Автору-сценаристу и режиссёру важно не шокировать зрителя очередным кукареку зелёного слоника, не познакомить его с выживанием по ту сторону решётки, как это сделал В. Т. Шаламов. Им важно донести до нас что-то другое. Задумайтесь лучше над этим.
Илья отсидел положенное и получил освобождение. Не будет спойлером сказать, что он не стал ни опущенным, ни авторитетным, ни даже инвалидом. Бывший инфантильный и влюблённый паренёк выгорел и нечеловечески устал на зоне. Он шёл домой и думал, что хуже быть уже не может – но автор-оптимист доказал, что ещё как может. Связка из трёх ударов по уже повисшему на канатах телу: мать, девушка, лучший друг. И никакого свистка, никакого рефери, никакого гонга. Удивительно ли, что Илья выпил и при встрече с задержавшим его Петром Хазиным впал в мужскую истерику со всеми вытекающими последствиями? Нет. Удивляет то, что именно здесь унылый натурализм расцветает фантастическим авантюрно-плутовским повествованием.
*** Сублимация
Натурализм как основной стиль картины никуда не делся, но фантастические допущения после обретения Ильёй смартфона сыплются одно за другим. Все понимают, что в действительности, учитывая родословную и двойную занятость Хазина, герою не удалось бы даже выспаться? Хотя бы потому, что агенты уровня Хазина при всём желании не могут позволить себе самостоятельность, безнадзорность и одиночество. Видимо, излишне натуралистический фокус как раз и призван отвлечь внимание зрителя от подобных расхождений с реальностью. Художественный вымысел, конечно, но без него не было бы ни романа, ни экранизации.
На момент осуждения Илье двадцать лет. Ярко выраженный инфантил к тому же, но по факту МГУ для него неразрывно продолжает «школьные годы чудесные». Жил с мамой, учился, тусовался с друзьями, целовался с девушкой – и вдруг всего этого разом не стало. И «волчий билет» по жизни, как печать Каина. В стандартных криминальных боевиках невинные жертвы матереют в заключении и мстят, едва выйдя на свободу. Жестоко и беспощадно, попутно отрываясь по выпивке и девочкам за все отбытые годы. Юмор автора в том, каким образом он изменил сей устоявшийся шаблон. Илья заполучил в личное пользование айфон врага вместе с паролем, а с ними всю его жизнь, грехи и душу. Сатира и гротеск, однако.
Смартфон в современном мире куда важнее своего носителя из плоти и крови, а социальные сети и мессенджеры значимее реальных встреч. Виртуализация личности прошла успешно, и любой бомжара сможет, не переодеваясь и не трезвея, сойти за модного блогера. И начинаются у перевоплотившегося Ильи необыкновенные приключения. Оперативная работа под прикрытием, агентурное внедрение в торговлю наркотиками, банкеты в среде генеральского состава служб и министерств. Элитные клубы, пентхаусы, командировки на райские острова, доступные девушки, секс втроём… Красота! Точнее, её уродливое в своей ирреальности и натурализме отражение. Онанизм, как подчеркнул в одной из сцен сам Д. Глуховский. Какое время, такие и плуты, и приключения у них соответствующие. Одни живут, другие дрочат.
*** Инициация
Несмотря на местами жёсткий юмор, полновесной социальной сатиры не получилось. Скорее всего, и не было такой цели. У «Текста» другой посыл: даже виртуально воздействуя, можно изменить жизнь к лучшему. Просто не упустите финальный эпизод после титров последней серии. В начале было Слово, оно стало печатным, а после перешло с бумаги на электронные носители. Естественный процесс. Чем книга лучше мессенджера, если суть лишь в пользующемся словом человеке, его уме, совести, воле и выборе? Ничем, если по-прежнему оставаться людьми. Продолжение идей традиционной русской литературы налицо. Не Фёдор Михайлович, далеко не он, но на своём уровне и в своём ряду «Текст» вполне достойное произведение. Правильное.
Парадигма выстраивается интересная: В. Головачёв и М. Семёнова. От первого Д. Глуховский будто бы взял плоть, от второй душу. Зарвавшиеся мажоры, произвол властей, зло и возмутившиеся, оставшиеся чистыми мальчики – чем не головачёвская схема? Выгоревший дотла пацан, все семь лет следящий в инстаграме за кровником, отомстивший, но тянущий в жизнь не себя, а случайных знакомых только потому, что иначе не может – не перезагрузка ли Волкодава? Да, Илья не боец, а дрочер, и это отличает его от героев двух указанных авторов в худшую сторону. Да ведь и «Текст» не боевик и не сказка.
В натурализм, плутовские приключения и гротеск, оказывается, с самого начала были скрыто вшиты элементы символизма. От мелочей вроде клуба «Рай» и вывески «От(р)ада» до приготовленного матерью супа, которого как раз хватило. От пошло обыгранного ММЖ непорочного отцовства до Христа и Голгофы. У героев классического западного натурализма нет возможности выбора и нет ответственности за свою жизнь и поступки. Илья Горюнов изначально поставлен Д. Глуховским в ситуацию двоемирия – текста и реальности, грязи и совести. Среда тянет его в одну сторону, воспитание в другую. Есть иконы дома и безвизовая Колумбия где-то там. Есть пахнущая матерью подушка и заглядывающая в глаза соблазнительница, манящая заморскими чудесами. Есть загранпаспорт и моральный выбор в ситуации, когда никому ничего не должен. Убить по-русски… или теперь это воспринимается только сказочно, по-веннски?
Сергей и Кира считались красивейшей парой богемного Петербурга начала девяностых. Интеллектуалы, до смерти влюблённые друг в друга и кинематограф. Но счастливая романтическая история обернулась жёсткой драмой. Она сбежала в другой город, в другую жизнь, в другую любовь. А он остался один и умер вскоре после развода. И только спустя семнадцать лет добившаяся всего Кира осознаёт, что нет у неё больше шансов на счастье, поскольку сердце её навеки отдано Сергею…
***
Ах дамы, господа,
Позвольте нам начать
И пьесу показать
Про смерть и про любовь…
И кто кого любил,
Уже не разобрать.
И кто кого убил,
Не нам уже решать…
Агата Кристи – Убитая любовь
«Кто-нибудь видел мою девчонку?» снят по книге, основанной на перипетиях личной жизни её автора. Это биография? Нет, художественно обыгранные мемуары. Более того, писатель – женщина, а сценарист и режиссёр одно лицо и тоже женщина. Произошла двойная последовательная мифологизация реальных событий и отношений. Правды не найти, как у змеи ног. Фильм дважды продукт женского творчества и уже потому получил своеобразные акценты, интерпретацию и подачу материала. Конкретно здесь, в произведении любовной тематики, данные обстоятельства пошли ему только на пользу.
Любовь сложна и сама по себе. Когда историю любви пишет женщина, она даже не ставит себе цель разобраться, ей важен сам процесс. Это от мужчины можно ждать причины и следствия, правых и виноватых, награду и возмездие – пусть даже это только его версия. Здесь такого не будет. Будет фрагментарный ретроспективный сюжет, тасующий давно прошедшее прошлое и устаревшее настоящее. Будут воспоминания, грёзы и несбывшиеся планы. Будет женщина в кинотеатре, смотрящая и показывающая кино про саму себя. Но цельной и внятной истории с началом и концом, увы, не будет.
Я знать не знаю ни Ангелину Никонову, ни Карину Добротворскую, ни прототипов использованных ими персонажей. Они меня тоже не знают. Мне тут гораздо более симпатичны Анна Чиповская – как ни странно, именно в одежде – и Виктория Исакова топлес. Абсолютно нормальная для мужчины ситуация. Меня, мягко говоря, не интересует, кто в мире реальном стал предателем, кто сохранил честь, и кто был карлик с топором. Любовь давно убита, описана и выставлена в кинотеатрах на позор, а вот фильм получился действительно интересным. Говоря о его действующих лицах, их поступках и отношениях, я буду иметь в виду лишь вымышленных персонажей и ничего больше.
***
Ты не умрёшь раньше, чем я,
Ты проживёшь тысячу лет.
Сердце мое, рана моя,
Девочка-яд, девочка-смерть…
Девочка-яд, девочка-смерть,
Если бы взять и посмотреть,
Что там внутри с той стороны,
С той стороны, где твои сны…
Агата Кристи – Альрауне
В фильме использована внешняя точка зрения. Автор – а вместе с ним и зритель – размещаются вне сознания главной героини и не имеют доступа к её внутреннему миру. Для экранизации женского любовного романа в ста письмах такой подход сам по себе уже не тривиален. Иллюзия объективности и неявный драматизм, вероятно, не понравятся фанаткам книги – зато неожиданно привлекут внимание и удержат у экрана мужчин, готовящихся стоически перетерпеть совместный с женой просмотр очередного российского «мыла». Как ни удивительно, ничего мелодраматического здесь и в помине нет.
Вместе с тем в фильме нет и всеведущего автора. Он одновременно и знает о происходящем меньше каждого взятого отдельно персонажа, и, переходя вместе с камерой от одного к другому, получает несравненно большие кругозор и возможности для сопоставления и анализа. Получается кинематографический аналог несобственно-прямой речи. Каждая сцена, каждая фраза двойственны в представлении, смысле и оценке: от участника, непосредственно вовлечённого в происходящее, и от стороннего наблюдателя. В сюжете этот приём дополнительно усложняется тремя ипостасями главной героини, пытающейся понять и преподать себя.
Всё завязано на Кире: худенькой амбициозной девушке, успешной бизнес-вумен в самом соку и загадочной женщине в кинотеатре. Первая устремлена в будущее, вторая в плену у прошлого, а третья будто знает о существовании книги и экранизации, читателей и зрителей. Событийный пласт целиком отдан той самой «девчонке». Матрона по-европейски делает вид, что её жизнь удалась, из последних сил удерживая дверцу пресловутого шкафа со скелетами и призраками. Фигура в кинотеатре занимает меньше минуты экранного времени, и роль её не ясна. Она переводит реальные события в художественный вымысел? В условность? Какое тогда условие, с кем условленность? Кому по ту сторону экрана предназначена финальная сцена?
***
Засыпает ветер в облаке, умирает сила.
Тает пуля и летит во сне, где её носило.
Не буди её, успокойся ты, моё горе.
В этом сне она улетела в облака – дура…
Небо в дырах, звёзды в решете, не пылит дорога.
Одиноко пуле в темноте, ищет пуля друга.
Не буди меня, успокоилась моя пуля.
А во сне она улетела в облака, дура…
Агата Кристи – Пуля
Первые сцены фильма знакомят с холёной и весьма обеспеченной дамой, обосновавшейся неподалёку от Елисейских Полей, но почему-то мечтающей об Элизии. Всё вроде у неё есть, но всё же чего-то не хватает. Оказалось, что жизненно необходимого. Даётся романтическая затравка в виде письма любовнику и спешащего к неверной встревоженного мужчины – и тут же представления зрителя рушатся, как карточный домик. Как долгосрочное многоходовое планирование Киры, что понимашь позднее, когда действие отматывают на семнадцать лет назад. На всякого мудреца довольно простоты, а совершенство таит непоправимый изъян, с которым приходится мириться. Перфекционистка Кира мириться ни с кем и ни с чем не хочет.
Хищная молодая самочка желает любовь и карьеру и побольше. Она жёстко, но нежно берёт Серёжу-киноведа за яйца и… упс, не может родить. Винить некого, раз сама «виновата». Кирочка рычит и прилагает все усилия, чтобы обыграть в лучшем виде создавшееся положение, но перегибает палку. Маменькин сынок находит запись «интервью», кое-что понимает и, за неспособностью к мужскому поведению, включает режим обезьяны-самца. Куда податься бедной женщине, раз все её не так поняли? Правильно, сменить имидж, художественно напиться а-ля франсе и встать в коленно-локтевую позицию перед следующей дичью. Древняя поза оказалась более продуктивной во всех смыслах, но Максим неуправляем и – вот позор! – сам пытается манипулировать. Прижав уши и нервно подёргивая шкуркой, кошечка гордо удаляется в прекрасное далёко. Занавес.
Спустя семнадцать лет лестница голов и головок пройдена, и Кира в дамках. Положение в обществе и очередной дилдо по имени Серёжа. Змеиное шипение: «Язык тебе откушу!» – в лучших традициях «Но только не говори мне» Н. Ветлицкой. Осталось написать житие кающейся грешницы. Голодная волчица и сытая львица уступают место творческой женщине, влюблённой в «того самого» «одного-единственного». Сильной и цельной личности – не чета мужикам, что ищут утешения в алкоголе, наркотиках, фантазиях и бабьих коленях. Подобно Альрауне Г. Эверса, Кира кружит головы, способна приносить удачу и богатство. Увы, её роковая красота проклята, совершенство порочно, и слабых ждёт смерть. Увы, она сама – наивная, размахивающая руками девчонка, строящая воздушные замки… Всё, сейчас разрыдаюсь. Нет, пойду лучше пописать.
Внимание: в статье присутствуют спойлеры и soft-стилизация мужских подростковых девиаций.
Здравствуйте! Я «неполноценный» Донни Дарко с «отвратительной» улыбкой, и это мой дневник. Если вы его читаете, я уже мёртв. Ну или мне лучше быть мёртвым, потому что его спёр кто-то из моих сестёр и показывает теперь родителям, всем своим подругам, друзьям и просто знакомым. Ха. И незнакомым тоже! Ха-ха. Пускай хоть вообще фильм снимут!
Почему? Да потому, мать вашу, что писать дневник мне велела доктор Турман, мой психотерапевт. Наверное, она права в том, что так мне лучше. Ведь эта сука заявила, что у меня параноидная шизофрения, и теперь легко может рубить с моих предков по сто долларов в час только за то, что я лежу у неё на диване и просто с ней разговариваю. А марать бумагу я могу и бесплатно.
Всё потому, что меня замели на поджоге заброшки. Те два здоровых трусливых обалдуя, Сет и Рикки, сбежали, едва заметив мигалки копов. А мне не сказали. Друзья называется! Одноклассники! Вместе подожгли, как у старины Грэма, а мне одному отдуваться. Пришлось и в малолетке за всех посидеть, и под придурка косить, чтобы раньше выйти. Ещё и колёса глотать.
Элизабет, кошка драная, уже сдала родителям, что я лекарства в унитаз спускаю. Придётся пить. Зря я ей всё рассказал, как в детстве. Купился. Подглядывает теперь за мной? Точно, следит, записочки везде пишет. Сама так закрываться стала, как сиськи выросли. Тоже мне, Кристина Эпплгейт! Трахнуть бы её. Кристину в смысле.
Достали они с Фрэнком. Вечно припаркуются у дома и сосутся полчаса. Последний год так вообще ему болт в машине полирует. После свет включит, сплюнет в стаканчик из-под кофе, салфеткой так аккуратненько вытрется и губы заново помадой красит. Рожи корчит. Места им больше нет, кроме как под моим окном? Следит? Дразнит, сучка! Ещё и Фрэнк сигналит.
Зато дома перед родителями паинька прямо такая! Просто зайка. Аж тошнит. У нас любовь, я парня год ждать буду! Он у меня талантливый художник, мы вместе в Гарвард поступать будем! Бла, бла, бла. Я тоже рисую и даже стихи пишу, и тоже чуть младше неё. Не дождалась. И болт она ему полирует, шмара.
Мне семнадцатый год, и я до сих пор девственник. Почему? Мужиком всегда быть сложно. Это бабам достаточно сиськи показать, и мы уже готовы на всё. Как бронзовый Дворняга со школьного двора. На колени перед Вагиной, пёсик! Служи Любви и Деве Марии, пёс Господен! Не голова, чурка для колки дров. И вываленный слюнявый язык набок. Все мужики – безмозглые животные, когда яйца начинают работать. Дурни меднолобые.
А куда деваться? Дрочить? В ящик по всем ночам пялиться? В политику играть? В гольф? Смурфам легче, у них вообще гениталий нет, как у ангелов. И не взрослеют никогда. Иначе бы все передрались из-за Смурфетты, и Папе-Смурфу тоже бы по башке досталось. Баба-то одна, а их много! Вот у неё точно между ног что-то есть, только не показывают. Чёрная дыра! Почему? И для чего Бог вообще создал женщин? Или это был и не Бог вовсе?
Бабам проще. Но, блин, они беременеют! Даже Сэм технически сможет уже после восьмого класса. Искорка, твою мать. Актриса срано-драного театра. С папочкой понятно – по жизни тряпка, как Дворняга. Мозг в чёрную дыру засосало, если и было что. Вот куда мать смотрит? Сука. Лучше бы развелись, чем так жить. Даже не трахаются. Саманта же не жирная, как Шерита. Той хоть догола разденься и с бубном пляши, не поможет. А ведь её я мог бы трахнуть хоть сейчас. Вон какими глазами смотрит. Но она жирная. Да и не люблю я её. И жирных.
Лучше всего быть кроликом. Они милые, всем нравятся и постоянно трахаются. Как Фрэнк. Только он на самом деле не такой милый, как думает Элизабет. Даже у кроликов под пушистой шёрсткой прячется голый крысиный череп. Это как затащить жертву в подвал – только звучит красиво: go the Cellar Door, Baby! Эх, сестрёнка, не бегала бы ты за этим зубастым белым кроликом! Мать, поди, и в твоём возрасте мужиками вертела, как Беверли Марш, а ты что – сама влюбилась? Или всё мне назло? Алиса драная.
Фрэнк ведь как Джим Каннингем, наш долбаный бегающий телепроповедник. Тот ещё кролик, только из Playboy! Не, вы видели его на «конкурсе талантов» в школе? У Саманты с подружками даже сиськи не выросли, а он их прямо раздевает глазами и разве что не дрочит при всех. Спорим, у него дома куча видео с детским порно? И со всеми финалистками конкурса?
И ведь всё у всех прямо под самым носом. Взять хоть шизанутую Китти Фармер. В Бога верует, Грэма Грина и Ричарда Адамса читать запрещает. Порнография там, говорит, и разрушение устоев. Осквернение традиций! Директору чуть что доносы пишет. На собраниях истерики устраивает. Всё потому, что Джиму Ка в рот заглядывает, всё на Страх и Любовь поделить хочет. Да на него она залезть хочет! Трахаться!
Вы только взгляните на танец, которому она выучила девчонок из «Живых искорок»: они же загибаются, подставляются, сами натягиваются, работают бёдрами, слазят и досасывают, помогая руками. А уж накрашены, как проститутки! Ну да, это же не «Разрушители» и не «Обитатели холмов». Это талант, это искусство! Вот интересно, хотя бы сами девчонки не понимают, что именно они изображают?
Уж лучше бы Китти сама Джиму болт полировала, чем таких «невест христовых» с малолетства тренировала и шоу для него и других педофилов устраивала! Богом и моралью деяния своего кумира-антихриста прикрывая! Она бы и не против, только старая и смолоду мордой не вышла. Потому и Карен Померой из школы выжить хочет, что у той и лицо, и жопа, и сиськи. Вот её бы я точно трахнул!
Скажете, я озабоченный сквернослов и богохульник? Да засуньте свою веру и убеждения себе же в анус! Головой вы все уже там, по самые плечи. И вылазить не хотите, потому что в жопе темно и тёпленько. Привыкли к говну, вот все так и ходят, как в шляпах. Как в Дерри штата Мэн. Потоп на вас и пожар! Как только небо не рухнет? Кругом сплошная жопа.
Вот и Фрэнк говорит, что скоро всем конец. Адский грёбаный Багз Банни! Мало того, что сестру мою в голову морковкой своей долбит, так ещё и мне весь мозг выклевал. Пушистое чудовище. Чмо ушастое. Пятик-предсказатель! Или это я Пятик, а он Генерал Дурман?
Сегодня вот опять проснулся не в своей кровати и даже не у Элизабет, а на улице посреди дороги. И велосипед рядом. Это всё Фрэнк, мой личный плюшевый дьявол. Ему мало поссорить меня и Элизабет. Ему нужно залезть и в мою голову тоже. В мою шкуру. Управлять мною. Говорит, что так надо. Чёрта лысого!
Я долго пытался с ним бороться. Но Фрэнк прячется то за силовое поле, то по ту сторону зеркала. Он во тьме. Во мне. Не достать. Даже ножом! Я пробовал. Не себя же мне резать? Когда-нибудь застрелю засранца! Только пистолет найду. Я ведь не он, а он – не я?
Я же перестал принимать лекарства, что выписала мне доктор Турман! Чтобы не спать на ходу. Чтобы не стать лёгкой добычей для когтей Фрэдди-Кролика. Я нормальный. Просто у меня особый дар: я человек-приёмник. Найти бы и сломать эту грёбаную антенну! Задолбало! Два года назад Неудачники уже надавали по заднице Пеннивайзу. Видно, мало показалось. Снова полез наружу. Вещает на всех частотах. Распустил уши и щупальца. Натягивает людей, как перчатки. Мозг выносит.
Фрэнк говорит, что спас меня от смерти. На меня упал двигатель от самолёта, который через двадцать восемь дней, шесть часов, сорок две минуты и двенадцать секунд попадёт в бурю и разобьётся о конец света. Но я соскочил, потому что Фрэнк из другой вселенной забрал меня и двигатель к себе и в прошлое. И теперь за это я должен спасти весь мир.
Я плохо понимаю, отчего мир погибнет и почему для того, чтобы спасти мир, я должен вернуть грёбаный двигатель из тангенциальной вселенной обратно. Ведь для этого я должен буду сам оторвать его от самолёта в будущем основной вселенной. Интересно, как. Получается, что я сам кину в себя эту чёртову железяку из будущего в прошлое и снова попаду во вселенную Фрэнка и снова в прошлое. И так по кругу. Долбаный кот Шрёдингера! Но Фрэнк говорит, что так надо. По-моему, он где-то врёт, я это чувствую. Только вот где?
Я должен найти книгу Роберты Спэрроу «Философия путешествий во времени» и всё сам проверить. Это запрещённая книга, которую в молодости написала Бабушка Смерть. После этого она сошла с ума и её выгнали из школы. Это как грёбаный «Некрономикон» грёбаного Лавкрафта, который жил со своими старыми тётками и писал на чердаке, всю жизнь не выходя на улицу. Пялился в угол между двух кривых стен и косого потолка и видел дырку в пространстве и времени. Кроличью нору, полную монстров. Как Фрэнк. Как я. Может, его тоже жена довела? Не давала? Соня Грин, как и Грэм, только русская. Родственники, наверное.
Надо будет у Ка Моннитоффа про книгу спросить. Петли времени, параллельные вселенные, чёрные дыры и кроличьи норы – это же физика, а он её преподаёт. Наверняка и Ка Померой пялит втихаря. Больше-то в школе некого. Я бы со всех сторон пялил! Такую грех не пялить. Перевелась бы новенькая какая-нибудь в нашу школу. Нормальная. Как Элизабет года три-четыре назад, только тёмненькая. Такая же зайка. Но чтобы только моя была. Не как Бэв Марш. Не рыжая.
Сколько я таблеток зараз сегодня выпил? Не помню. Всё из-за Элизабет. Родного брата предала, сучка! Лечь бы, уснуть и не проснуться. Чтобы размазало двигателем, как таракана тапком. Разом. Сдохнуть, как Стэн Урис. Послать всех. Чтобы ни забот ни хлопот, и чтобы яйца не ныли. Наверное, у меня там уже рак от воздержания, и я и так скоро умру. Пусть все что хотят, то и делают, им же хуже. И чтобы «фа-фа» от Фрэнка не слышать, когда он мою сестру в очередной раз лицом на поршень натянет.
облако тэгов
