Довольно давно я хотел познакомиться с этим автором и потому в поездку к морю взял на пробу роман "Море-океан". Познакомился. Получил очень хорошее впечатление и по возвращении прочитал еще один роман — "Шелк".

Об этих вещах и пойдет речь.

"Море-океан".

Роман представляет собой причудливую мозаику со множеством персонажей: больная девочка (название болезни передается цветовой гаммой), профессор (пишет книгу о пределах природы и в поисках "конца моря" приезжает в Богом забытую таверну Альмайер), художник (рисует море, используя вместо красок соленую воду), сосланная за неверность жена, человек без имени и человек, который никогда не выходит из своей комнаты, а также стайка звонких ангелов, поселившихся в таверне на берегу Моря.

"Море. Море." — эта приговорка, много раз встречающаяся в тексте передает набегание волны на прибрежный песок: волна, еще волна. И весь роман приобретает магический ритм набегающих, баюкающих, шумящих и шепчущих волн с расцветающими на берегу чудесами: генерал собирает истории о море, единолично решая, достоверны они или выдуманы, достойны ли сохраниться в памяти или положены сгинуть и быть забытыми. Всплывающие острова. Исчезающие острова. Погибшие корабли. Вернувшиеся моряки. Чудесные морские обитатели. Калейдоскоп мелочей проходит перед нашим взором, пока действующие лица остаются на берегу, погруженные в свои заботы.

Но море бывает не только ласковым и баюкающим. И вот в новой главе мы вдруг обнаруживаем себя в центре ревущего шквала, с сердце урагана, шторма, на терпящем бедствие корабле, на плоту, обитатели которого — люди — превращаются в зверей, повинуясь древним животным инстинктам.

Помните, у Агаты: "...там я разучился плакать, мама, но реву, когда из-за тумана видят паруса мертвые глаза Урагана..."

Шторм стихает. И снова волны набегают одна на другую. И кажется, что в мире ничего не изменилось. Но нет. Раны, нанесенные в этой встрече со стихией, с древним божеством, остаются и, даже затягиваясь, не хотят заживать совсем.

Это странное, удивительное полотно. Язык легкий и изысканный. Фразы то короткие, то длинные. И будто волна за волной возникают повторы, текут, трансформируясь, подобные самой жизни. Однако, роман не обращается в абстракцию типа "догадывайтесь, мол, об чем я", и ближе к финалу все действующие лица обретают свое место в странной картине, происходящей на фоне морского пейзажа или, вернее, картине, которая составляет фон для единственного главного действующего лица — Моря. Будто одна самая упрямая и самая целеустремленная волна, сюжет превращается вдруг из акварельного пейзажа в нагромождение масляных мазков штормовой гаммы, а сквозь них уже проступает детективная история, ниточки которой так ненавязчиво сплетал автор, растворяя их в обманчивой картине Моря.

Роман не является, строго говоря, фантастическим, если не считать всплывающих легенд (например, о стране Тимбукту) да большого числа удивительных, а иногда ужасных "совпадений". Однако, и реалистическим его называть невозможно: будто погружаешься в сон, в грезу, внутрь картины, где пространство-время разительно отличаются от привычных нам. Интересно наблюдать, что по мере знакомства с романом сами собой в сознании возникают фразеологизмы "море любви", "море слез" и др., приобретая вдруг новый, доселе неизвестный оттенок.

Моя оценка — 9. Отличный выбор для знакомства с автором. Впрочем, если для знакомства читатель предпочел бы что-то более линейное, тогда можно обратить внимание на следующий роман.

"Шелк"

Третий написанный автором роман более прост. В центре сюжета Эрве Жонкур — молодой французский делец, выдернутый из судьбы офицера приятелем с тем, чтобы теперь мотаться по всему свету и привозить к положенному сроку яйца тутовых шелкопрядов. В апреле личинки должны вылупиться из яиц и черви-шелкопряды начнут строить свои коконы, обеспечивая работой ткацкие фабрики Лавильдье и богатством — ее немногочисленных владельцев.

Центрируя внимание на Жонкуре, автор тем не менее помещает на периферию и кое-что о разворачивающихся в мире событиях:

"Шел 1861. Флобер сочинял "Саламбо", электрическое освещение значилось в догадках, а по ту сторону Океана Авраам Линкольн вел войну, конца которой он так и не увидит."

Жизнь героя меняется, когда в результате заражения всех шелкопрядов на Евраазиатском материке, герой вынужден искать здоровые выводки на "краю мира" — в Японии, где производят самый тонкий шелк, но откуда строго запрещено вывозить яйца шелкопрядов. Герой совершает четыре путешествия в Японию, похожих одно на другие, путешествия длиной в абзац: "Он пересек границу возле Меца, проехал Вюртемберг и Баварию, въехал в Австрию, поездом добрался до Вены и Будапешта, а затем напрямую до Киева. Отмахал на перекладных две тысячи верст по русской равнине, перевалил через Уральский хребет, углубился в просторы Сибири, сорок дней колесил по ней до озера Байкал, которое в тех краях называют "морем". Прошел Амур вниз по течению вдоль китайской границы до самого Океана. Дойдя до Океана, просидел в порту Сабирк одиннадцать дней, покуда корабль голландских контрабандистов не доставил его до мыса Тэрая на западном побережье Японии."

Огромное пространство, которое он преодолевает будто коллапсирует, и вот во всем мире остаются лишь два места — Лавильдье и деревня Хара Кэя.

На первый взгляд, "Шелк" — это история о любви, о странном любовном треугольнике. Жонкур влюбляется в японку (у ее глаз не было восточного разреза), жену Хара Кэя. Влюбленность эта перерастает в более глубокое чувство, подстрекаемое совершенной недоступностью возлюбленной — они не могут даже поговорить, более того, она не знает иного языка, кроме японского. Их Любовь — это любовь взглядов, полунамеков, едва различимых жестов и строгих средневековых традиций. Третьей вершиной треугольника оказывается Элен — жена Жонкура во Франции, которая, будто Пенелопа Одиссея, терпеливо дожидается его из каждого путешествия к "концу мира".

Жонкур с женой счастливы, они путешествуют по Европе, когда надоедает Лавильдье, и пока Жонкур свободен распоряжаться собой до следующей поездки. Однако, мужчина не может прогнать из памяти взгляд и мыслей о той, что тайно передала записку (четыре иероглифа: вернись или я умру), той, в мыслях о которой он задумал разбить огромный сад с вольерами для птиц: символом верности жены своему супругу, японским символом.

Переезды героя автор дает одними и теми же словами, задавая тем самым особый ритм произведению, будто невидимая рука запускает колесо судьбы. Этот ритм, сходный со сменой дни и ночи или времен года, убаюкивает, создает ощущение ненарушимости такого положения вещей, хотя все, конечно же, обстоит совсем иначе. Очередная поездка оборачивается трагедией: Япония в войне, деревня Хара Кэя сожжена, купленные шелковичные яйца вылупляются раньше, чем герой успевает вернуться на родину. И казалось, жизнь кончилась, войдя в свое привычное русло. "Откуда, черт подери, этот собачий холод?"

Жизнь бы кончилась совсем, если бы не письмо, полученное через полгода по возвращении, написанное на семи листах иероглифами, где неведомая возлюбленная описывает Жонкуру их ночь любви и отпускает его.

Кроме событийного ряда в романе присутствуют и другие уровни: символический включает в себя и Дона Кихота, и Одиссея, возвращающегося к Пенелопе, и тот факт, что возлюбленная героя воплощается как бы в двух ликах: Элен и японки, не зря у девушки глаза "без восточного разреза" и некоторые другие детали. В результате выходит, будто "печальный образ", найденный в далеких краях, — есть воплощение ждущей дома супруги, но драматизм ситуации выражается в том, что до самого конца герой этого не осознает.

При всей событийной и символической загруженности, автор не отходит от тонкого психологизма, отчего до самого конца мы наблюдаем настоящую и живую историю. Язык виртуозен, изобилует "вкусностями", но нигде не переходит в категорию изыски ради изысков. Весьма сбалансированное произведение.

Моя оценка несколько ниже предыдущей — 8. Для знакомства с языком автора и его стилем также подходит весьма при том, что роман этот довольно мал. Как и в случае с "Морем..." этот реалистический роман, воспринимается почти как фантастическое полотно, настолько зыбка и обманчива ткань повествования.

_

Так, совершенно неожиданно автор занял почетное место среди моих предпочтений. Знакомство с романами Барикко буду продолжать, благо еще несколько романов автора переведены на русский и изданы. Три имеются на моей полке. Кроме того, любопытными могут оказаться фильм "Легенда о пианисте" (экранизация театрального монолога АБ) и кинофильм "Лекция 21" (режиссерский дебют самого автора).

Я не готов судить о новаторстве или вторичности творчества АБ, однако пишет он на высоком уровне и книги его, пожалуй, доставят удовольствие любителям классической и современной прозы.