Этот некролог был написан американским астрономом, астрофизиком и популяризатором науки Карлом Саганом. Некролог опубликован в 357 номере журнала «Nature» спустя месяц после смерти Азимова.
НЕКРОЛОГ. Айзек Азимов (1920-1992)
Айзек Азимов на книжном троне
Айзек Азимов, один из величайших толкователей нашего времени, умер 6 апреля в возрасте 72 лет.
Азимов родился в России, сразу после революции, он происходил из еврейской семьи (хотя и предполагал, что происхождение его фамилии может иметь исламские корни, например узбекские – Асимов, то есть сын Хассима). В возрасте 3 лет Айзек вместе с родителями эмигрировал в Бруклин, США. Его детство прошло в кондитерском магазине отца, полки которого заполняли журналы, там Азимов научился читать и впервые столкнулся с научной фантастикой. Айзек получил докторскую степень по химии в Колумбийском университете, стал профессором биохимии в Медицинской школе Бостонского университета и был соавтором учебника «Биохимия и метаболизм человека». Однако всемирную известность Азимов получил благодаря работам в области научной фантастики и популяризации науки.
Подобно Т.Г. Хаксли, Азимов руководствовался глубоко демократическими побуждениями донести науку до общественности. «Наука слишком важна», — сказал он, перефразируя Клемансо, — «чтобы её можно было оставить учёным». Мы никогда не сможем посчитать, сколько практикующих учёных обязаны своим первоначальным вдохновением книге, статье или рассказу Азимова и количество обычных граждан симпатизируют научным разработкам по той же причине. М. Мински, один из пионеров создания искусственного интеллекта, был мотивирован рассказами Азимова о роботах (задуманными для иллюстрации партнёрства человека и робота и в качестве противодействия господствующему тогда представлению, восходящему к Франкенштейну, о роботах как о злобных соперниках). В то время, когда научная фантастика представляла собой боевики и приключения, Азимов ввёл темы решения загадок и головоломок, которые обучали науке и развивали творческое мышление.
Ряд его фраз и идей проникли в структуру науки — например, описание Солнечной системы как «четырёх планет плюс астероиды», а также предложение Азимова о переносе ледяных глыб из колец Сатурна на засушливые пустоши Марса.
Результаты творческой деятельности Азимова поразительны, почти 500 книг, написанные в характерной манере, незамысловатым и ясным языком. Американские писатели-фантасты признали «Приход ночи» лучшим научно-фантастическим рассказом «всех времён и народов». Айзек получил признание от Американского химического общества и Американской ассоциации содействия развитию науки, а также более десятка почётных степеней. Его интересы не ограничивались только наукой: наследие Азимова включает в себя двухтомные путеводители по Шекспиру и Библии, а также обширные комментарии к байроновскому «Дон Жуану». Серия «Основание», посвящённая упадку Галактической Империи, была основана на внимательном прочтении книги Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи», главной темой которой стали усилия по сохранению знаний и науки, когда наступили тёмные века.
Азимов выступал за науку и разум, против лженауки и суеверий соответственно. Он был одним из основателей Комитета по научным исследованиям утверждений о паранормальных явлениях и президентом Американской ассоциации гуманистов. Азимов не боялся критиковать правительство США, и был глубоко привержен делу стабилизации роста мирового народонаселения.
Как человек, рождённый в бедности и одержимый пожизненной страстью писать и объяснять, Азимов, по его собственным оценкам, вёл успешную и счастливую жизнь. В одной из своих последних книг он писал, что «моя жизнь уже почти закончилась, и я, правда, даже не надеюсь пожить ещё немного». Однако, продолжал Азимов, его любовь к жене, психиатру Джанет Джепсон, и её любовь к нему поддерживали Айзека. «Это была хорошая жизнь, и я доволен ею. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне».
Но я беспокоюсь о нас, оставшихся без Айзека Азимова, который мог вдохновить молодёжь на учёбу и научную деятельность.
12 марта 2020 года замечательному писателю-фантасту Гарри Гаррисону исполнилось бы 95 лет.
Произведения Гаррисона активно переводили на русский язык, однако, что касается его эссе и статей, тут имеется некоторая лакуна. И я позволил себе немного её заполнить. Представленная ниже статья (https://fantlab.ru/work527754) была впервые опубликована в 1994 году в сборнике рассказов "Galactic Dreams".
Гарри Гаррисон
ЖИЗНЬ ПИСАТЕЛЯ
Недавно я читал автобиографию Брайана У. Олдисса под названием «Похороните моё сердце в W.H.Smith's» (Smith's — крупнейшая сеть книжных магазинов Великобритании, а не специальное кладбище, и сердце, о котором идёт речь, является метафорическим). Книга течёт, как весёлый ручей по зелёным лугам и тёмным лесам, точно так же, как и жизнь писателя. Люди приходят в неё и покидают; бывают как хорошие, так и плохие времена. Но над физической жизнью автора витают бесплотные духи; книги и рассказы, вызванные к жизни этим очаровательным и талантливым писателем. Из жизни рождается искусство, — искусство становится жизнью.
Со стороны, жизнь писателя может показаться очень скучной. Встаёшь утром и отправляешься в кабинет. Затем с пером, карандашом, за пишущей машинкой или компьютером просиживаешь, как монах в келье многие часы. Единственное движение — мелькающие или размерено движущиеся пальцы.
Но это отнюдь не так. Всё дико захватывающе. Работа с текстом — это явь, опыт, знания, воображение, преображающиеся и превращающиеся в искусство. Да, именно «искусство», — от этого слова нельзя уклониться. Любой может напечатать «с нежным вздохом...» на листе бумаги. Но это перестаёт быть упражнением в печатании, когда якобы мудрые издатели навязывают деньги тому, кто просто пишет слова. Должно быть, это искусство, возможно, тёмное, заставляет их делать нечто подобное.
Я написал «с нежным вздохом...» в Мексике в 1956 году. Затем, в 1957 и 1958 годах, в Лондоне, Италии и на Лонг-Айленде в Нью-Йорке, я добавил к этим трём словам ещё шестьдесят четыре тысячи девятьсот девяносто шесть слов. И Джон В. Кэмпбелл купил их, заплатив за каждое по три цента, и опубликовал как сериал в своём журнале «Astounding Science Fiction».
Через год «Bantam Books» купила эти же слова и опубликовала их в мягкой обложке под названием «Мир смерти». Мой первый роман. Их было ещё много впереди.
Причины, по которым я написал книгу, достаточно ясны: научная фантастика всегда была моим увлечением и вдохновением. Но что, чёрт возьми, я делал в Мексике? Не говоря уже о Лондоне и Анакапри [Анакапри — город в Италии на острове Капри, здесь и далее примечания переводчика].
И тем самым начинается сказ. Жизнь становится искусством, — искусство становится жизнью. Одно формирует другое всегда, крепко и неизменно.
Мы жили в Нью-Йорке, в квартире с кондиционером. Моя жена, Джоан, была успешной танцовщицей и дизайнером одежды, прежде чем посвятила большую часть времени семье, и нашим детям — сыну Тодду и дочери Мойре. Я был успешным коммерческим художником, арт-директором, редактором, писателем.
Но я писал ради денег, а не ради удовольствия. И это то же самое, как работать тюремным надзирателем или лифтёром. Ты трудишься, чтобы жить, а не потому, что тебе это нравиться. Только художественная литература, особенно научная фантастика, приносила мне какое-то удовольствие и удовлетворение.
Но в те дни на пенни и два цента за слово нельзя было прожить, сочиняя научную фантастику. Вам приходилось писать и продавать, по крайней мере, два рассказа в неделю, чтобы заработать столько же, сколько продавец обуви. Это невозможно! Что же касается написания романа, то о том, чтобы вообще не зарабатывать денег в течение одного-двух лет просто не могло быть и речи. Многие писатели создавали романы в свободное время, находясь на постоянной работе. Я не мог этого сделать. Это не соответствовало ни моему темпераменту, ни моей работе. Мы с Джоан долго обсуждали эту проблему и пришли к тому, что казалось очевидным решением.
Я бы бросил работу, мы бы сдали квартиру, продали бы кондиционер, оставили бы все наши вещи на хранение и поехали в Мексику. Тодд, в возрасте одного года, похоже, не возражал против этой идеи.
Его бабушка и дедушка считали иначе. Как и все наши друзья. Такие слова, как «безумие» и «это невозможно», бормотали и иногда выкрикивали вслух. Возможно, они были правы.
Мы всё равно это сделали. Разместили на заднем сиденье нашего Форда Англия 10 [Ford Anglia — малолитражный легковой автомобиль британского филиала фирмы «Ford», выпускавшийся несколько поколений с 1939 по 1967 год] детский манеж, привязали кроватку к крыше, наполнили багажник вещами и отправились на юг.
Самое смешное, что это сработало. У нас было чуть больше 200 долларов, но эта царственная сумма прошла долгий путь в Мексике в 50-х гг. Мы ехали всё дальше на юг, пока асфальтированная дорога не закончилась, затем повернули назад и остановились в первом городе. Куаутла, Морелос. Мы арендовали там дом, научились говорить по-испански, пили текилу по 75 центов за литр и нанимали горничную на полный рабочий день за 4,53 доллара в месяц. Я писал на крошечном застеклённом балкончике, откуда открывался вид на банановые деревья, растущие прямо за окном. Мои журнальные статьи хорошо продавались в Нью-Йорке. Доход от одной продажи, на который можно было купить хорошую еду и ночь в театре в «Apple», поддерживал нас в Мексике в течение месяца. Как только я скопил достаточную сумму от проданных статей и некоторых коротких научно-фантастических рассказов, я глубоко вздохнул и принялся за роман.
В Мексике тепло, красиво и уютно. Но светской жизни просто не существовало, да и в тропиках невозможно растить ребёнка. Итак, после года жизни там, мы, обогащённые опытом, загаром и чуть-чуть разбогатевшие, вернулись в Нью-Йорк.
Чтобы продолжить путь в Англию.
Множество раз многие люди, подняв брови, спрашивали меня, почему я сделал то или иное. Например, отправился в Мексику с младенцем. Или поехал в Данию на месяц и остался там на семь лет. Мой ответ, довольно часто, заключается в том, что тогда это казалось хорошей идеей. Люди с постоянной работой, ипотекой, детьми в школе и пенсией, которая уже не за горами, часто приходят в ярость от подобного ответа.
Но это честный, а не голословный или уклончивый ответ. Мы были преданы внештатной жизни. И наслаждались ею в других местах. Для писателя это рай. Изучать новые языки, жить в новых культурах, реагировать на новые реалии, идеи, переживания. Я очень счастлив, что Джоан разделяет мой восторг.
На обложке немецкого издания одного из моих романов есть немецкое выражение. Оно величает меня Велтенбуммлером(Weltenbummler). Неужели меня называют мировым бродягой? Нехорошо. Профессор Т.А. Шиппи, учёный-лингвист и фантаст, поправил меня. «Нет, Гаррисон, не бродягой», хотя кто-то может считать иначе. Это древний и хороший немецкий термин, не слишком отличающийся от нашего слова «ученик».
Или точнее «подмастерье», как подмастерье в типографском ремесле. Новичок, работающий в квалифицированной торговле, будет переходить с одного рабочего места на другое, приобретая навыки и опыт.
Я думаю, что немцы правы насчёт меня. Действительно "Weltenbummler". Всё новое, необычное, интересное, познавательное становится частью жизни писателя. Всё для творческой мельницы. Во многих случаях связь очевидна: я написал «Пленённая Вселенная», пожив в Мексике, увидев быт в изолированных деревнях, открыв для себя, как эти люди понимали мир. В романе «Далет-эффект» в качестве декораций используется Дания: люди, их отношение к жизни, формируют структуру произведения.
Это самые очевидные примеры. Но в моём творчестве есть и более тонкие нити, часто такие, о которых я не знаю, и порой на них указывают критики или друзья. Или враги? Я не хочу оскорбить Пеорию[Пеория — город на севере США, является шестым по величине городом штата Иллинойс], родину замечательного писателя Филиппа Хосе Фармера, но я чувствую, что в мире есть нечто большее, чем Пеория. Я жил долгое время, месяцы и годы, в общей сложности, в шести странах. Я побывал ещё, по крайней мере, в шестидесяти. Я чувствую себя обогащённым этим опытом. Что более важно — я чувствую, что моё творчество обогатилось.
Обстоятельства и проживание за пределами моей родной страны в течение примерно тридцати с лишним лет, безусловно, изменили меня. То, как я думаю, то, как пишу. Я теперь интернационалист, чувствующий, что ни одна страна не лучше другой. Хотя, конечно, есть и такие, которые хуже. Я говорю на эсперанто, как на родном, или, как однажды выразился Деймон Найт: «Гарри говорит на самом ужасном английском и прекрасном эсперанто, который я когда-либо слышал».
Я путешествовал с этим международным языком и завёл друзей по всему земному шару.
Фрагменты из жизни путешественника: в Москве много лет назад читатель подарил мне одну из моих книг на русском языке. Не официальное издание, а самиздат. То есть набранную от руки и распространяемую в частном порядке. Чести достаточно, а честь, это почти всё, что автор может получить из России в обозримом будущем. Поскольку Советский Союз не подписал важного международного соглашения об авторских правах, то кража иностранных книг и их публикация не являются противозаконными. Недавно я обнаружил, что являюсь самым пиратским автором НФ в России. А значит, самым популярным иностранным автором. Подъем для эго; тяжёлый вздох для банковского счета.
Ещё фрагмент: Осака, Япония. Я был первым иностранным писателем-фантастом, который стал почётным гостем на японском национальном съезде Двадцатом ежегодном конвенте (возможно, потому, что я сам оплатил себе дорогу туда?). Много подписывал книг, подписывал на спине пиджака одного из поклонников, который, когда подумал, что я не смотрю, прижал его к сердцу и благодарно поднял глаза к небу. Вот вам и непостижимый Восток; вдумчивый взгляд на то, как читатели НФ ценят эту форму художественной литературы.
Рио-де-Жанейро: встреча с миллионером, фанатом НФ, который никогда не думал, что встретит автора некоторых из его любимых книг. Подписываю экземпляры книг в мягких обложках, переплетённых в кожу.
Подписание копии финского перевода моей книги в Хельсинки. И вдруг я понимаю, что никогда не подписывал контракт на издание этой книги.
То же самое происходит в Германии, уродливый перевод «Мира Смерти», переименованный по какой-то непонятной тевтонской причине в «Planet aus die falsch Zauberer», или «Планета фальшивых волшебников».
Галльский фрагмент: Жанна и я обедаем в Париже с Жаком Садулем и важными французскими писателями-фантастами. Жак, любитель фотоаппаратов, щёлкает, как всегда. Через месяц он прислал мне только что изданную французскую энциклопедию научной фантастики, которая уже много лет находилась в производстве. С нашей фотографией в ней — наполненной едой и вином. Книга была уже напечатана, но не переплетена, когда мы обедали. Он позаботился о том, чтобы наша встреча была увековечена в разделе глянцевых фотографий, который был уже переплетён.
Американский фрагмент: работа над сценарием в Голливуде, ужин в итальянском ресторане в одиночестве и чтение книги, составляющей мне компанию. Говорливый официант: «Вы любите читать, сэр?». Когда меня спросили, писатель ли я, очевидно, это единственные люди, которые умеют читать в Голливуде, я неохотно согласился. С горящими глазами он спросил, могу ли я раскрыть своё имя. Неохотное откровение. Но какой был ответ! «Только не Гарри Гаррисон — всемирно известный писатель-фантаст!».
Момент чистого блаженства для автора. Только слегка смягчённый откровением, что он был истинным поклонником НФ, посещал съезды и т.д.
Большинство авторов действительно неохотно рассказывают о своём занятии незнакомым людям. Не от застенчивости — никогда! — но из-за печального опыта. (Когда меня спрашивают, я обычно говорю, что «я занимаюсь издательским делом», что является правдой). Поклонники и читатели научной фантастики не задают вопросов, но все обыватели постоянно спрашивают. Есть два вопроса, которые всегда задаются. Я имею в виду:
1. Откуда вы черпаете идеи?
2. Под каким именем публикуетесь?
Второй вопрос — это окольный способ сказать: «я никогда о вас не слышал».
В приступе раздражения я однажды ответил: «Марк Твен».
Мой собеседник мудро кивнул и сказал, что да, он думает, что слышал обо мне.
Это воспоминания, которыми я дорожу. Не только из-за egoboo — фанатский термин НФ, сокращение от «завышенной самооценки», что, конечно, приятно. Но ещё больше за то, что я пишу не в башне из слоновой кости, что я пишу для интеллигентного читателя, который ценит мою работу, получает от неё удовлетворение — и не стыдится сказать мне об этом.
Да, я работаю за деньги, потому что я писатель, который любит поесть, не говоря уже о выпивке, и которому нравится заботиться о своей семье. Но как только ты пробиваешься мимо денег, ты должен смотреть на удовлетворение читателя. Фантастам невероятно везёт на своих читателях. Они организуют съезды и дают обратную связь и моральную помощь, когда это необходимо. Я не завидую Барбаре Картленд [Барбара Картленд (09.07.1901 — 21.05.2000) — английская писательница, одна из наиболее плодовитых авторов XX века. Стала знаменитой благодаря своим многочисленным любовным романам]. Она может писать книгу каждые четыре часа и получать столько же денег, как и покойный мистер Максвелл. Но у неё нет преданных поклонников, как у меня есть фанаты НФ.
Истории в этой книге были написаны на протяжении многих лет[Статья «Жизнь писателя» была опубликована в сборнике рассказов «Galactic Dreams»]. Они хорошо переиздавались – и стали даже лучше, когда я исправил все ошибки, которым печатники позволили пробраться в типографские рукописи. Я допускаю некоторую степень полировки: неухоженная фраза здесь, неумелое предложение там. Но ничего особенного: в первый раз они были написаны в меру моих способностей.
Мне нравится писать. Я буду продолжать делать это до тех пор, пока мои трепещущие пальцы могут шарить по клавиатуре.
Мне также нравятся награды, которые приходят с карьерой писателя. Несколько недель назад я был в Лондоне, в филиале книготорговцев W.H.Smith's.
Посмотрев на полки, я обнаружил, что был удостоен одной из самых значительных премий в области издательского дела — и никто мне об этом не сказал.
Моё имя вывешено на полке в разделе научной фантастики.
Это равнозначно тому, как если бы ваше имя было написано на звезде на тротуаре Голливудского бульвара. На полках НФ есть только десять имён. А это значит, что достаточно людей любили мои книги и покупали их, чтобы поместить меня в первую десятку.
Приз, который нельзя купить, но за который следует бороться. Его даёшь ты, любезный читатель. Большое спасибо.
облако тэгов
