«1984» — не роман, а политический памфлет. Всё, что касается героев, сюжета, стиля, логики событий, логики характеров, выполнено на таком уровне, что читать бы не стоило. Вот как памфлет вещь удалась. В наше время она ещё актуальнее, чем в год написания. Конечно, основная часть предсказаний не сбылась, но то, что сбылось, поражает. Особенно то, что касается Министерства Правды. Пожалуй, спрогнозировать так невозможно. Можно только угадать.

В памфлете можно разглядеть, как минимум, три слоя. Те, кто книгу не читал или заглянул краем глаза, считают, что речь здесь идёт о сталинизме. Те, кто всё-таки прочёл, помнят, что Океания – это англо-американская федерация. Её тоталитарный режим – результат перерождения традиционной либеральной демократии. Все реалии «1984» выросли из реалий привычного для Оруэлла мира. Вот Евразия, извечный враг-партнёр Океании, это Советский Союз, каким он представляется западному обывателю. И ясно видно, что представления Оруэлла о России просто дикие, на уровне самых безграмотных обитателей англоязычного мира.

Но есть и третий слой. «1984» написан в 1948. Правительство Эттли проводит реформы, направленные на создание в Англии основ социального государства. Реформы, может быть, не слишком успешные, но абсолютно демократические. Оруэлл был убеждённым троцкистом. Идейный троцкист должен бы радоваться сдвигу общества влево. Нет, реакция строго противоположная. Когда в чужой стране истребляют миллионы людей ради светлого будущего, это заслуживает всяческого одобрения. Когда тебя самого вежливо просят поделиться частью доходов с согражданами, тут же поднимается крик о кровавом тоталитарном режиме. Это мои деньги. Это святое.

То ли сон, то ли бред. До самого конца не оставляла надежда, что это сон. Тогда всё получается по-своему логично и даже интересно. Нет, оказалась явь. Явь совершенно бредовая.

Задумано-то было неплохо.Познакомить американских подростков с сильно искажённым эпизодом английской истории в доступной для них форме. А получилось не поймёшь что. Не ужастик, не фантастика, даже не сказка. Волшебник — ладно, пусть будет волшебник. Амнезия — ладно, как тут без амнезии. Изменение пола одной из жертв — тоже ладно. Но сам сюжет складывается из бредовых ситуаций, плавно или резко переходящих одна в другую. Как во сне, только этот сон пытаются выдать за реальность. Бред даже по меркам американских детей, которых пичкают глупостями ещё больше, чем наших. Вероятно, в виде комикса или фильма эта история могла бы иметь свою аудиторию, но читать её с удовольствием вряд ли возможно.

Наше поколение знакомилось с историей монголов по книгам Яна. Не скажу о них ничего плохого. Однако «Жестокий век» оказался намного глубже и сильнее известной трилогии. Это книга не столько о войнах Чингисхана (военные сцены автору как-то плохо удаются), сколько о жизни Тэмуджина от зачатия до смерти. О том, как он постепенно, незаметно для самого себя, превращался в Чингисхана.

Роман объёмом до 900 страниц делится на три неравные части. Первая треть – история степного княжича, несправедливо лишённого наследства и всеми способами возвращающего прежнее положение. Следующая часть, около половины текста – история степной междоусобицы, создания единой Монголии. И только последние 100-150 страниц – книга войн. Здесь автор иногда сбивается на скороговорку.

Сильная сторона романа – развитие характеров. Меняется не только Тэмуджин, меняются практически все заметные персонажи. Много очень сильных эпизодов. Жёсткость без чернухи и натурализма. Умение пройти по границе между архаизмом и модернизацией. Это мало кому удаётся. Герои понятны, хотя их никак не принять за наших современников. И точное следование истории. Максимум, что позволяет себе автор – даже не замолчать, а замять некоторые события. Замяты эпизоды с убийством брата Тэмуджина, с вероятным пребыванием молодого Тэмуджина в Китае, смягчена история с геноцидом татар. Ну, это право автора.

Почему именно Тэмуджин стал Чингисханом? Умный, сильный, хитрый, жестокий человек. Но были среди его соперников люди не менее умные и жестокие. Хороший полководец. Но были в степи полководцы просто блестящие, и многие из них добровольно подчинились Тэмуджину. Прежде всего, он был гениальным организатором. Умел поставить каждого на самое подходящее место и дать нужную задачу. Умел правильно говорить с каждым, от пастуха до князя. Умел доказать необходимость тотальной дисциплины и проследить за её соблюдением. Потом многие пожалеют, увидят, что выгод от тотального подчинения меньше, чем неприятностей, но будет поздно. Вместо Тэмуджина над ними уже будет Чингисхан.

А если бы у Тэмуджина ничего не получилось? При всех его способностях шансы были ничтожны. Тогда никто из его соперников не смог бы объединить Степь. Добрый и порядочный Тогорил, беспокойный Джамуха, оплывший от жадности Таргутай, успокоенный собственной мощью Таян-хан – никто из них не смог бы и, прежде всего, не захотел. У них другие цели в жизни. Продолжались бы вялые междоусобицы и периодические набеги на соседей. Остались бы в живых десятки миллионов китайцев, тангутов, чжурчженей, хорезмийцев, персов, половцев, русских, венгров, вьетнамцев, яванцев, японцев, и так далее, страницы на две. Ну, кто-то погиб бы в других войнах, но большинство бы уцелело. Да и сама Монголия не потеряла бы почти всех взрослых мужчин в трёх поколениях. Читая роман, Тэмуджину по большей части сочувствуешь, но лучше он бы споткнулся в самом начале.

« — Рано или поздно сумасшедшие кончают тамплиерами.

— Все?

— Нет, есть сумасшедшие без тамплиеров. Но которые с тамплиерами, опаснее».

Шедевр постмодернизма. Бесконечные отсылки и к уже существующим книгам, и, что удивительно, к ещё не готовым на тот момент. Кажется, Эко хотел предупредить о грядущем нашествии дэн-браунов и им подобных. Не помогло, само собой. Сочинили, издали и раскрутили по полной.

Трое миланских интеллектуалов решили поиграть в игру. Игра затянется на всю их жизнь. Что получится, если допустить, что известная легенда о тамплиерах — чистая правда. Из этого допущения постепенно выстраивается фантастическая картина мировой истории и мироздания вообще. Попутно приятели уклоняются в теории заговора, в области каббалистики, алхимии, оккультизма, демонологии, и пр., и пр. Находят сторонников, находят соперников, находят доказательства. При желании можно найти доказательства чего угодно. К ним начинают присматриваться граждане не столь интеллектуальные, зато крайне серьёзные. А вдруг эти трое действительно что-то знают.

Поток информации начинает утомлять. Информации нужной и ненужной, интересной и неинтересной, известной, малоизвестной и неизвестной. В таком потоке можно спрятать любые объёмы вранья. Любимый приём дэн-браунов. Вычислять это дело надоедает. Но, когда книгу уже хочется отложить, снова осознаёшь, что роман не столько об интеллектуальных играх, сколько о самих интеллектуалах. Бельбо, Казобон и Диоталлеви — люди, в общем, симпатичные и порядочные, при этом исключительно умные, эрудированные, оригинальные, жизнелюбивые, переполненные иронией и самоиронией, способные объяснить что угодно и как угодно. И утратившие способность понимать главное, то, что понимает большинство первых встречных.

Финал поразительный. Ему можно дать как минимум пять разных истолкований. На любой вкус. Кто-то найдёт и больше. Я предпочитаю самое неинтересное и самое вероятное объяснение. У Казобона просто поехала крыша.

Резкий контраст с основным текстом составляют воспоминания Бельбо о детстве сороковых голдов. Они как глоток свежего воздуха в душной атмосфере тамплиерских игр. Окно в настоящий мир. Тот штрих, который превращает книгу в шедевр.

В посёлке на берегу моря живёт большая полиэтническая семья. Бывшая актриса, весьма эксцентричная бабушка, забравшая в прислуги бывшую ассистентку, не очень любимая внучка актрисы и куча приёмных детей всех возрастов. Старушка всегда следует своим собственным правилам и никого особенно не любит. Детей всех рас и наций она берёт в дом, руководствуясь этими правилами. Ко всем, кроме старушки, испытываешь сочувствие.

Пока дело касается семейных проблем, роман вызывает средний интерес. Но вот приходит сообщение о том, что Британия отныне входит в состав США. Сюжет сразу оживляется. В посёлке появляются американские солдаты. Оккупанты ведут себя вполне прилично, но англичанам это всё равно не нравится. Растёт взаимное раздражение, затем взаимное озлобление.

Пассивное сопротивление переходит в активное. Появляются жертвы. В финале американцы как будто собираются покинуть Англию. Конечно, трудно поверить, чтобы они так легко оставили однажды захваченные позиции. Но ведь мы видим события в маленьком кусочке Англии. Если распространить их на всю Британию, то англичане могли бы и победить.

Эту книгу я читал лет пять назад. Тогда казалось, что она устарела. Англичане 1972, возможно, сумели бы вернуть себе независимость. Англичане XXI века — вряд ли, как тогда виделось. Однако последние события показали, что книга Дю Морье всё ещё актуальна. Кажется, я всё-таки недооценивал современных англичан.

Роман стал почти пророческим. В наше время таких вот упёртых товарищей стало намного больше. Пайл точно знает, что хорошо, и что плохо, и не допускает мысли о том, что может быть неправ. Сам Пайл – человек, хоть и неприятный, но в принципе неплохой. Во всяком случае, порядочный в рамках своих представлений о порядочности. Просто ему вдолбили в голову простые, как палка, идеи. В данном случае либеральные. Он их усвоил и начал применять на практике по своему не слишком великому разумению. Сам додумался, или, может, подсказали воспитатели. При этом он не желает никому зла. Даже организуя теракты, он не хочет жертв. Есть жертвы – искренне жаль, впредь постараемся не допустить, но борьба за правильный миропорядок всё-таки важнее. И его самого жалко, дурака.

Антипод Пайла – Фаулер. Тип, характерный для романов Грина. Человек хорошо поживший, в меру циничный, уставший от всего на свете. От жизни, от работы, от войны и от политики, от чужой страны и от своей страны, от французов, вьетнамцев, американцев и своих англичан. Я тоже много от чего устал и, кажется, мог бы его понять, но понимать не хочется. В отличие от многих других героев Грина, Фаулер симпатий не вызывает, хотя автор и смотрит на мир его глазами. И, потом, ведь это такие, как Фаулер, воспитали таких, как Пайл, своими репортажами и статьями, в которые сами не верят. Трудно сказать, чья вина больше.

Для своего времени этот роман стал событием. Мы читали его десятиклассниками и первокурсниками. Зачитывались. Даже старшеклассники понимали, что нельзя тут всё принимать на веру. Ясно, что не будут миллиардеры обсуждать планы небольшой войны так, походя, за коктейлем: «Там ещё «Энтерпрайз» должен болтаться». Ясно, что никто не станет имитировать ядерный удар по штаб-квартире ЦРУ, чтобы проверить рядового кандидата в сотрудники. Гангстеры вообще взяты из комиксов. Мы, правда, тогда комиксов не видели, но представляли их себе очень точно.

Но это всё мелочи. «Джин Грин» был исключительно популярен. Во-первых, непреходящее ощущение фиги в кармане. Во-вторых, обилие приключений. В-третьих, и в-главных, это было окно в незнакомый нам мир. Картины его убеждали множеством мелких деталей, ненужных и даже вредных с точки зрения пропаганды. Оставалось только отделить информацию от идеологии. А уж это мы умели.

Теперь я думаю, что фигу в кармане держали все три соавтора, несмотря на свою безупречную или почти безупречную на тот момент биографию. Эта биография и связи, вероятно, помогли книге пройти через цензуру. И тема, конечно, разоблачение империализма. Правда, разоблачение получилось каким-то подозрительным, а многие цэрэушники и белоэмигранты оказались вполне симпатичными ребятами. Но формально все идеологические ритуалы были исполнены. При Брежневе формальное исполнение ритуалов могло помочь книге дойти до читателя.

А теперь всё-таки о плохом. Сегодня эту книгу читать не стоит. После всего, что мы сами увидели, узнали и пережили, большая часть текста оставляет впечатление поверхностной журналистики. В лучшем случае. Исключение – главы о войне во Вьетнаме. Они сделаны действительно хорошо. И, конечно, выступление пастора перед курсантами – прямое и явное издевательство над выступлениями замполитов всех рангов, всех времён и всех народов.

Самую известную пьесу Шиллера можно считать и самой слабой в литературном отношении. Невозможно поставить её в один ряд с трилогией о Валленштейне, с «Доном Карлосом», «Марией Стюарт», даже с «Коварством и любовью». Персонажи — маски, которым задана определённая роль. Логика их поведения абсурдна даже с точки зрения этой самой роли. Диалоги удались, но монологи невыносимы и по меркам своего времени. Тем не менее, эта пьеса стала крупнейшим театральным событием своего века. Вызвала восторг не только студентов, но и серьёзных учёных с высочайшим уровнем интеллекта. Людей, видавших или читавших пьесы Шекспира и Марло, Лопе де Веги и Кальдерона, Расина и Корнеля, не говоря уже о греческих трагиках. Успех объясним. Шиллер в свои юные годы написал пьесу-провокацию, отвергавшую все существующие жизненные правила. А люди как раз устали. Устали от этих самых правил, сохранившихся со времён средневековья. Устали от попыток изменить эти правила, но только в интересах власти. Устали и от существующей альтернативы, одномерных идей французских просветителей. И слабая юношеская пьеса породила мощное литературное и общественное движение, ставшее уже по-настоящему плодотворным.

Случайно обнаружил сказку, совершенно забытую с шестилетнего возраста. При чтении с удовольствием вспомнил хотя бы некоторые эпизоды. Что сказать? Сказка увлекательная, необычная, страшноватая для детей в возрасте от четырёх до восьми лет. Вдобавок ясно ощущается, что написал её хороший человек. Это всегда приятно. Такую книжку можно и сегодня почитать детям или дать им прочесть самим. Если удастся её найти. Своё время она не пережила, к сожалению. И это можно объяснить. Прежде всего, достаёт язык, начиная с первой страницы, с появления племени хулиганцев. Язык мог пострадать при переводе, допустим. Но и в сюжете есть явные прорехи, и персонажи только слегка намечены, кроме Веснушки. Детям в шесть лет такие вещи безразличны, но, чтобы перейти к следующему поколению, книге нужен всё-таки другой уровень.

Как обычно у Петрушевской, герои безымянны. Как обычно, хоть кто-нибудь страдает психической неустойчивостью. Как обычно, текст состоит из бесконечно долгих фраз. Как всегда, речь идёт о смерти. На этот раз о смерти цивилизации. Но читается хорошо. Единственный рассказ Петрушевской, который мне захотелось перечитать.

Итак, папа, мама и дочка, спасаясь от предстоящего апокалипсиса, перебираются из мегаполиса сначала в деревеньку за речкой, потом в лес. В катастрофу не очень верится. Как можно укрыться от апокалипсиса за речкой? Таких деревушек, где остались три бабуси, в России многие тысячи. И ещё тысячи таких, где никого не осталось. И даже деньги в этой деревушке ещё в ходу, бумажные рубли, после общего краха. В год написания рассказа, до общего краха, рубли уже не всегда принимали и в реальной жизни. Похоже, у отца семейства случился острый приступ человекобоязни, и он заразил своими страхами остальных. Жену жалко, дочку очень жалко. А в покинутом мире, вероятно, продолжается жизнь. Сильно неустроенная жизнь, но прятаться в лесу тоже не выход.

Повесть написана в 1906. На тот момент она была предельно актуальна. Губернатор дал приказ стрелять в толпу. Теперь он сам должен умереть. Вся повесть — ожидание человеком своей смерти, по сути, революционной казни. При этом в правомерности и даже необходимости предстоящего убийства никто не сомневается, и прежде всего сам губернатор. Он человек очень порядочный, совестливый, но он человек долга. Дал приказ, потому что считал это необходимым. О жертвах он сожалеет, о приказе нет. Так же точно для кого-то является долгом его убийство. Всё, что происходит, необходимо. Лев Толстой, доведённый до логического завершения, только без толстовской любви к человеку.

При всей спорности идеи «Губернатор» — объективно очень сильная вещь. Андреев вообще умел заставить читателя проникнуться тем, что он хочет ему, читателю, сказать. В данном случае казнь справедлива и не страшна. Даже для жертвы. Даже, если жертву жалко. А через два года вышел «Рассказ о семи повешенных». Вещь запредельно сильная. Думаю, каждый, кто её прочёл, независимо от отношения к смертным приговорам, проникся хоть на минуту её настроением. Нельзя так с людьми, даже самыми гнусными уголовниками. Страшна смерть, ещё ужаснее её ожидание. Так ведь и губернатор ждёт казни, и не сутки, недели. Но в «Губернаторе» совсем другое настроение, скорее благостное. Как объяснить? Очень просто. Семеро — наши, губернатор — не наш. «Судите праведно; наши б не были виновны».

Начнём с того, что мир дистриктов не может существовать. Такое могло случиться, если бы не США развалились, а исчезло вдруг всё человечество. Остались дистрикты и Капитолий, всего около миллиона человек. Но правдоподобность мира мало волнует и автора, и не слишком придирчивого читателя. Ставились другие цели. Во-первых, высказать своё отношение к оборзевшим собственникам, безответственным правителям, журналюгам и шоуменам. К симбиозу этих сил. Американцам он тоже знаком, как и всем. Во-вторых, заявить, что и в нечеловеческих условиях в людях должно оставаться что-то человеческое. В-третьих, создать хороший боевик, в первую очередь для подростков. Фантастический боевик, где масса экшна, явно присутствует мысль, и герои не выглядят картонными. В первой книге все задачи оказались выполнены. Не на высшем уровне, но на хорошем.

Финал первой книги обещал продолжение, хотя и необязательное. Вариантов продолжения могло быть много. Ну, не революция, наверное. Если до сих пор революции не устроили, то и теперь не повод. Но развитие событий в любом случае могло быть интересным и неоднозначным. Вместо этого автор не устояла и пошла на второй круг. Похоже, сказались законы рынка. Снова Голодные игры, только теперь в нелепом и неинтересном варианте. И, согласен, только последний идиот мог устроить их именно в такой форме именно в этот момент. Что касается героев, то они меняются, но не слишком убедительно. Просто вот – они, оказывается, уже не такие. Замысел был интересным, но на достигнутом уровне автор не удержалась.

Биография Кромвеля, изданная в 1980, написала в лучших традициях старой ЖЗЛ. Все диалоги, монологи и внутренние монологи, попавшие в текст, основаны на достоверных документах. При этом книга получилась увлекательной, на уровне хорошего романа. Она не только и даже не столько о самом Кромвеле, сколько о его эпохе.

В советской, да и в европейской историографии английской революции главное внимание обычно уделяется социальной истории, затем политической и уже на третьем месте религиозной. Здесь строго наоборот. Социальные вопросы затронуты настолько, насколько требуется, чтобы адекватно понимать происходящее. Интересно, что главной социальной реформой революции стала отмена рыцарского держания, платежа дворян в пользу короля. Права и привилегии самого дворянства остались неприкосновенны. Это подтверждает тот факт, что английская революция была не столько буржуазной, как учили в школе, сколько дворянской.

События политической истории изложены гораздо подробнее. И опять подробная картина революции сильно отличается от привычных представлений. Все участники революции много говорят о свободах, торжестве правовых норм, более радикальные – о демократии, республике и даже республике равных. И как выглядит торжество свободы в Англии XVII века? Из 500 избранных депутатов парламента в нём после всех чисток остаётся около 30 человек. Эти 30 человек принимают решения от имени народа Англии и собираются сделать своё правление пожизненным. Это демократия? Для суда над королём специально подобрали 135 особо надёжных товарищей. Из них только 59 подписали приговор, почти все под сильнейшим давлением сверху, и приговор вступил в силу. Это правовое государство? Утвердив республику, Кромвель получил пожизненный титул лорда-протектора и с этим титулом полномочия, которых не имел ни один король в истории Англии. Но и эти невиданные полномочия он постоянно расширяет по своему усмотрению. Это республика? Пожалуй, только левеллеры действительно боролись за демократию, но и они в случае выбора – демократия или власть – выбрали бы, наверное, власть.

Особое значение автор справедливо уделяет религиозным вопросам. Вот тут все участники событий стоят насмерть, не допуская мысли об уступках, компромиссах и, тем более, изменах. И чем фанатичнее их вера в правильность своего пути к Богу, тем больше у них шансов победить в мирских делах. Мне очень не нравятся кальвинисты и близкие к ним секты, но надо отдать должное пуританам – их вера была несокрушимой, а успех закономерным. Сама же автор симпатизирует более радикальным, но менее агрессивным протестантам типа квакеров.

Что касается самого Кромвеля, он показан в основном со стороны, на фоне внешних событий. Но при этом образ получился удивительно живым. На мой взгляд, Кромвель совершил массу безобразий. Убивал, резал безоружных, врал, предавал, затыкал рты всем несогласным. Но, читая обо всех этих безобразиях, испытывал к этому человеку сочувствие. И в давно прошедшие советские времена, и в теперешние.

Сначала о хорошем. В последнем романе Ефремов возродил своё умение видеть мир удивительным, ярким, прекрасным и страшным одновременно. Это умение произвело огромное впечатление в ранней дилогии, а потом куда-то делось. Персонажи здесь получились самыми интересными во всём творчестве писателя. У каждого свой характер и своя голова на плечах. И, прежде всего, идеи. В «Таис Афинской» Ефремов решил проследить зарождение в античности тех самых идей, которые он уже высказывал в «Лезвии бритвы», отчасти и в других книгах. Пожалуй, если бы не всемирная известность автора, в печать они могли бы и не попасть. Слишком уж демонстративное несоответствие истмату. Чтение этих страниц захватывает, даже если не соглашаться ни с одним из высказанных тезисов.

Теперь о плохом. Идеи автора, как обычно, единственно правильны. Кто просто не согласен, ещё ладно, но кто исповедует противоположные идеи, тот заведомый дурак и негодяй. Аристотель не только законченный мерзавец, но и абсолютная, полнейшая бездарность. Это Аристотель. Зато Лисипп, о котором не известно ничего достоверного, гениален во всём, включая гадательную магию.

То же касается цивилизаций. Одни автору симпатичны — индийская, критская, с оговорками эллинская, другие неприятны — египетская, переднеазиатская, иранская, китайская. Он признаёт, что каждый народ имеет свои достижения. Но если цивилизация руководствуется неверной философией, то все её достижения пойдут прахом, если не хуже.

Теперь о самом плохом. Ефремов принимает традиционную версию поджога Персепольского дворца, изложенную античными историками. Таис на пиру призвала сжечь дворец, сопроводив это развёрнутым идеологическим обоснованием, Александр послушался и спалил заодно весь город. Вот это идеологическое обоснование варварства и есть самое отвратительное. Судя по тому, что сохранилось от дворца, он был одним из величайших творений античной архитектуры, вровень с Парфеноном, храмом Артемиды Эфесской, вавилонской Эсагилой. Если его сжечь по пьяни, по злобе, по глупости, это, конечно, очень плохо, но, если его уничтожить из идеологических соображений, это по-настоящему отвратительно.

Утешает то, что на самом деле Таис вряд ли виновна в случившемся. Неизвестно, что конкретно она сказала в тот вечер, и удалось ли ей перекричать пирующих. В любом случае Александр бы её не послушал. Он в принципе никогда не следовал никаким советам. Сам всё решил, сам поджёг, а потом понял, что натворил, и повелел придворным историкам сочинить пристойную по тем временам версию. Они и сочинили.

Очень сильная книга. Конечно, не Лев Толстой, но по нашим временам вещь замечательная. А вброшенная тема остаётся открытой. Можно ли воспитать нового человека путём насилия над человеком? Идея порочна, или воспитатели подобрались поганые? Кажется, всё уже сказано, всё уже ясно, и тут тема в который раз выходит на новый круг. У меня сомнений нет и не было, но спорить не стану. Всё равно каждый останется при своём мнении. И в книге, и в жизни. Оставим идею и перейдём к человеку.

Итак, все обитатели Соловков становятся хуже, по какую бы сторону решётки они ни находились. Единственное исключение делается вроде бы для Артёма. Он, как будто, хуже не становится. Может, потому что хуже уже некуда? Он ведь в лагере абсолютно по заслугам. В Англии в те же годы и за то же преступление любой суд без исключения отправил бы его на виселицу, в Америке — на электрический стул. И в лагере он относится к людям потребительски. Хорошие люди те, с кем ему хочется иметь дело, и до того момента, пока ему этого хочется. Именно такая зависимость, не обратная. Живёт и выживает он благодаря тому, что кто-то постоянно жертвует чем-то ради него. Сам он не жертвует ничем и никогда. Разве что крысу покормил. Есть за что уважать отца Иоанна, найдётся, за что уважать Мезерницкого, Бурцева, Афанасьева, Василия Петровича, Викентия, можно уважать Галю и Эйхманиса, а уважать Артёма никак не получается.

Можно спросить себя — а если бы тебя туда сунули, как бы ты себя вёл? Вполне вероятно, ещё хуже. Но Артёма это не оправдывает.

Уверен, что многие читатели «Обители» не согласятся с высказанным мнением. Это тоже говорит в пользу романа. Слабую книгу, как правило, все понимают одинаково.

Сюжета здесь как такового нет. Есть серия переплетающихся историй, коротких и бесконечных. Автор старается нанизать их на единый сюжет, но не очень старается. Герой, московский археолог Зыков, работает в тридцатых годах в музее Алма-Аты, который по привычке называют городом Верный. Сразу вопрос с очевидным ответом — как он здесь оказался? Москвичи редко уезжали туда по доброй воле.

Истории частью самые обычные, частью невероятные, частью созданные искусственно. Зыков старается найти в них, нет, не здравый смысл, в данном случае это прозвучало бы пошловато. Скорее рациональную составляющую. Найти её не всегда удаётся. Тоже бывает. Теперь мне кажется, что самое интересное в книге — вот эти истории.

Это теперь так кажется. В семидесятые и восьмидесятые годы казалось, и вполне справедливо, что главное — это тема 1937. В «Факультете ненужных вещей», второй части «Хранителя», эта тема уже заслоняет собой всё остальное. По автору, единственный выход в такой ситуации — сохранять стойкость, несмотря ни на что. Тогда можно остаться человеком и даже, может быть, уцелеть. А если посмотреть с другой стороны?

В семидесятых «Хранителя древностей» читал с удовольствием (вторую часть тогда не издавали). На исходе перестройки узнал, что автор — величайший писатель советской эпохи, а его книги — одна из вершин мировой литературы. Это вызвало ненадолго эффект отторжения. Потом немного подумал и понял, что не надо реагировать на заведомо необъективные рецензии, хвалебные или ругательные. Надо относиться к книге так, как она того заслуживает. Как к очень хорошей книге.

Ещё раз убедился, что для написания модного теперь исторического детектива (или ретро-детектива, непринципиально) нужен достаточно высокий уровень таланта. Как у Сэнсома, или хотя бы у Акунина, или хотя бы у Питерс. Иначе получается, в большинстве случаев, скучноватая полицейская история, украшенная историческими деталями. Полицейский протокол трудно превратить в развлекательное чтиво. Здесь именно тот случай. Следить за сюжетом неинтересно, хотя событий много, и крови хватает. Герои или безлики, или отвратительны. Уже пролог оставляет мерзкое впечатление, которое, видимо, во многом задаёт отношение к книге. Вдобавок многие детали плохо согласуются с реальностью. Начиная с целой деревни крепостных в Сибири. Уже это вызывает скепсис, который постепенно только усиливается.

Вообще-то, у меня было и остаётся подозрение, что в основу романа легло какое-то реальное дело. Это объясняет и угрюмость, и слабую увлекательность, и нестандартные детали из жизни России XIX века. В реальности подобных деталей встречается больше, чем можно придумать. Проверять эту версию лень. В любом случае сделать из полицейского протокола настоящий детектив не удалось.

В скором поезде из Туркмении в Пекин едет пёстрая компания. Французы, русские, англичане, китайцы, американцы, немцы, узбеки, румыны, монголы. Что интересно, все едут в Пекин по делу. Туристов в чистом виде среди них практически нет. Тем не менее, как положено у Жюля Верна, на каждой остановке они осматривают местность и получают о ней подробные сведения. В бонусе дорожные приключения, включая нападение бандитов и крушение паровоза. И всё-таки поезд прибывает почти без опозданий.

Роман написан в 1892. Действие происходит лет через 10, не больше. Прошло уже 127 лет, а железную дорогу в тех местах так и не проложили. Мало того, многие из дорог, с которыми стыкуется в романе Великая Трансазиатская магистраль, тоже остались в проекте.

Книгу эту я прочёл лет 50 назад и тогда был от неё в восторге. Второй раз она попала в руки совсем недавно. К своему удивлению, получил редкое удовольствие, хотя вообще-то из Жюля Верна давно вырос. Роман получился поразительно лёгким. Почти все персонажи более или менее симпатичны. Почти все описаны с лёгкой иронией. Злодеи оказываются злодеями только после того, как окончательно исчезнут со страниц. А в роли безупречного героя на этот раз оказался русский. Майор Нольтиц. (Бывают русские с такой фамилией? Ладно, неважно).

Даже в моё время подростки читали Купера меньше, чем других классиков приключенческой литературы — Майн Рида, Дюма, Джека Лондона или Жюля Верна. Прежде всего, медлительность, или, скажем так, излишняя основательность повествования. Архаичность стиля — американская литература отставала по фазе от европейской. Чрезмерный консерватизм, переходящий иногда в ханжество. И удручающая серьёзность. Нет, юмор присутствует, юмор двухсотлетней давности, который теперь только навевает тоску. Единственное исключение — «Следопыт», на мой взгляд, лучшее или, во всяком случае, самое интересное произведение Купера.

Первое. Относительная объективность. Объективность американцам вообще мало присуща, и к Куперу это относится в полной мере. Тем более, индейская тема была для современников автора слишком больной. Индейцы могут быть хорошими, но только если это наши индейцы, из дружественных племён. Здесь правы по-своему все — индейцы наши и не наши, англичане, французы, колонисты. Правота индейцев даже выступает более явно. А главный злодей воюет на стороне англичан.

Второе. Помимо тяжеловесного колониального юмора, здесь присутствует ирония. Явление редкое в литературе тех лет. Объектом иронии оказываются почти все герои. Глава о состязаниях в стрельбе — просто шедевр.

Третье. Интересно выглядит великая война за Канаду. Два небольших кораблика, английский и французский, гоняются друг за другом по водам гигантского озера Онтарио. Отряд из 30-40 индейцев нападает на десяток английских солдат. Ещё с десяток индейцев пытается осаждать блокгауз, который пытается оборонять одна-единственная девица. Видимо, из таких эпизодов и состояла, в основном, великая война за Канаду, изменившая всю последующую историю Северной Америки.

Я не большой специалист по Стивену Кингу, но, как показалось, эта книга заметно отличается от остальных. Обычно у Кинга присутствует маленький американский городок, вполне себе современный, жители которого — нормальные американцы. В каких-то критических обстоятельствах, а иногда и без этого, они, за исключением немногих положительных персонажей, начинают проявлять не лучшие человеческие качества. Нередко присутствуют нехорошие госструктуры, провоцирующие катастрофу, иногда как побочный, иногда как прямой эффект своей работы.Здесь люди все хорошие, и остаются такими до самого конца. Единственный отвратительный персонаж – главный герой. Дело не в том, что Луис раз за разом совершает несусветные глупости. Он с самого начала вызывает какое-то мерзкое ощущение. Высокомерие? Цинизм? Неадекватность? Всё близко, но не совсем то. Даже трудно передать, из-за чего возникает отторжение, но от него не отделаться. Даже когда у Луиса погибает ребёнок, жалко всех, кроме отца. Наверное, если бы автор не смог так убедительно передать его мысли и ощущения, подобного чувства не возникло бы. Всё-таки, похоже, Кинг активно не любит людей. Ну и общее впечатление от книги не столько страшное, сколько мерзкое, и это впечатление долго сохраняется. Да, Кинг великолепно решает поставленные задачи, и понимаю его многочисленных поклонников, но ещё раз убедился – это чтение не моё.

По сути, во всех, ну почти во всех своих романах Ремарк рассказывает про одного человека с разными именами. Своего ровесника, который попадает в различные, но, в общем, сходные жизненные ситуации. В терминах старой социологии его можно назвать «деклассированный интеллигент». Но характер этого сквозного героя разработан на таком психологическом уровне, который редко встречается даже у писателей XX века.

История поколения Ремарка имеет много общего с историей моего поколения. Они росли в стабильном и сравнительно комфортном для проживания мире, где царила общепринятая система моральных ценностей, порядок сочетался с гуманностью, а прогресс считался фактором постоянным и неотделимым от интересов людей. И вот в этот мир пришла война, затем революция, крушение государственности, крушение национальной идеи, старого уклада жизни, всей прежней системы ценностей, голодные годы, гиперинфляция, господство явных жуликов во всех сферах жизни. А как только жизнь чуточку наладилась, ясно обозначилась угроза новой войны. Одни нашли в новом мире для себя какую-то нишу, другие не смогли найти, третьи и искать не стали. Не захотели строить жизнь заново в мире жуликов и ожидать, когда и он в свою очередь рухнет. Среди них почти все герои Ремарка.

В «Трёх товарищах» основному герою романа уже за 30. Может себя прокормить, есть настоящие друзья, а большего вроде и не надо. Желания соответствуют возможностям. Но хочется всё-таки счастья, которого так и не было. И вот счастье рождается и сразу умирает. Потеряна любимая. Потерян друг. Кажется, скоро и родная страна будет потеряна. И переданы эти трагедии так, как умели только великие писатели.

Для меня «Три товарища» — главная книга Ремарка. Возможно, потому что депрессивность здесь смягчается сентиментальностью Кому-то ближе «На Западном фронте без перемен», или «Чёрный обелиск», или «Триумфальная арка». Собственно, чтобы узнать Ремарка, достаточно прочесть любую из его книг. Одну надо прочесть обязательно. Остальные под настроение.

Основное впечатление от знаменитого бестиария — бессистемность. Здесь смешаны в кучу существа фантастические, мифологические, легендарные, сказочные, мистические и пр. О многих вообще не упоминается, другие упомянуты в двух словах, о третьих рассказано подробно, рассказ о четвёртых сводится к длинной цитате. Во всех случаях информация имеет характер случайной выборки из подвернувшихся под руку источников. Это сводит на нет идею энциклопедии. Но книгу читают Это Борхес. Великий писатель, философ, книжник, эрудит, находившийся как раз на пике своей славы. И вот человек решил, как мне кажется, поразвлечься. Обложился двумя десятками книг (а подбирать книги он умел, и умел их понимать) и сочинил такую вот компиляцию. Для собственного развлечения. Если бы эту работу выполнил кто-нибудь другой, книга пролежала бы с месяц на полках магазинов, нашла сколько-то сотен читателей и через несколько месяцев выпала из памяти. Но это Борхес.

«Посёлок» — книга на все времена. Вероятно, лучшая книга Кира Булычёва. В маленьком посёлке на безымянной планете живёт кучка людей, чудом уцелевших при крушении звездолёта. Выжить на этой планете невозможно. Труднее, чем на Пирре Гаррисона. Но люди живут уже почти 20 лет.

Уже за создание такой планеты надо ставить десятку. Кир Булычёв высказался однажды в том духе, что фантазия средневековых европейцев населила заморские земли самыми невероятными чудовищами, но никто из них не смог додуматься до кенгуру. Так вот, в «Посёлке» Булычёв додумался до кенгуру. Здешняя фауна немыслима, она не придёт в голову ни при стандартном подходе, ни при нестандартном, но вот родилась, и при этом мир выглядит очень убедительным. В происходящее веришь. Это редко бывает в фантастике.

Ещё реже фантастам удаётся оживить людей. Здесь люди живые, практически все. В лютом мире они сумели остаться людьми. Дело не в том, что они помнят о Земле и стараются передать знания детям. Это не главное. Те, кто Землю не видели, и знать о ней ничего не хотят, на самом деле не хуже тех, кто о ней помнит. Думаю, что, если бы в посёлке народилось четвёртое и пятое поколение обитателей, для которых Земля превратится в смутную легенду, они тоже остались бы людьми. Жители посёлка, люди очень разные, терпят друг друга уже столько лет, работают не столько на себя, сколько на соседей, учат, кормят и спасают друг друга, помогают выжить и тем, от кого не может быть никакой пользы, и тем, кто уже сильно достал. При этом никто не идеален. У каждого свои тараканы, каждый иногда вызывает раздражение, и его могут раздражать окружающие.

Вторая часть получилась немного слабее первой. Нет, то, что касается жизни в посёлке, экспедиции на воздушном шаре, второго похода на перевал получилось великолепно. Дело портят участники второй земной экспедиции, на удивление бестолковые и безответственные. Они способны загубить своё дело и без всякой катастрофы. А оставшись без звездолёта, не продержались бы и двух часов, не то что двадцати лет. Может, дело в неудачном подборе участников. Может, неуклонный технический прогресс заставил следующее поколение землян расслабиться. Неясно, да и неважно. Менее удачные эпизоды не могут испортить общее впечатление, неспособны откусить даже маленький кусочек от десятки.

В 1965, в год первого выхода человека в открытый космос, казалось, что это только самое начало. В шестидесятые все были уверены, что человек высадится на Марсе не позже 1975. Ну, в крайнем случае, 1980 (взгляд пессимиста). Для этого были основания. Апрель 1961 — первый космический полёт. Август 1961 — первый длительный полёт. Октябрь 1964 — первый многоместный корабль. Март 1965 — первый выход человека в космос. Декабрь 1968 — первый полёт вокруг Луны. Январь 1969 — первая стыковка космических кораблей, по сути, первый вариант космической станции. Июль 1969 — высадка на Луне. Все семь главный прорывов, пять советских и два американских, пришлись на первые 8 лет пилотируемой космонавтики. Последующие 50 лет — в лучшем случае развитие достигнутого. Первые остались недосягаемы.

Книга Леонова — это, скорее, не воспоминания, а только запись воспоминаний. Отсюда её главные слабости. Здесь нет документальных фактов. Человек рассказывает по памяти. От некоторых тем отмахивается, о других говорит так, как ему помнится. Но зато здесь можно найти то, чего нет ни в одном документе. Алексей Архипович честно рассказывает о своей жизни и работе, о работе и подвигах тех, кто был с ним рядом. Рассказывает так, как будто это обычная работа. А ведь его подвиг можно сопоставить только с подвигом Гагарина и, может быть, Армстронга.

И всё-таки, почему такое торможение? Леонов видит причину в смене руководства космической отраслью. Не буду спорить, ему виднее. Но это не может быть главной причиной. Ведь то же самое и в те же годы случилось с американской космической программой. Думаю, важнее две других причины. Из книги видно, с каким риском был связан каждый из полётов первого десятилетия. Рисковали все, кто летал. Рисковали, хоть и меньше, те, кто оставался на космодроме. Теперь безопасность повсюду на первом месте. Это правильно. Но и безопасность имеет свою цену — нет прорывов.

Вторая причина — экономическая. В семидесятые объективно требовалось приостановиться, хорошенько освоить то, что уже достигнуто. А затем пришёл свободный рынок, и на Западе, и на Востоке. Свободный рынок предусматривает быструю отдачу вложений. Космос не может дать быстрой финансовой отдачи. Какие бы уникальные минералы ни удалось найти на Луне, Марсе или Церере, их добыча никогда не окупит стоимости полётов. Вероятно, прорывы в космонавтике ещё будут, но сначала должна измениться ситуация на Земле.

В британской историографии принято назначать злодеев. Из английских монархов к ним причисляют Ричарда III, Марию Тюдор и Георга IV. Хотя они совершили преступлений заметно меньше, чем их предшественники или преемники. Джозефина Тэй решила реабилитировать Ричарда III. Как автор детективов, она и реабилитационный процесс построила в форме детектива. На мой взгляд, ход неудачный. Действия нет, результат известен заранее, персонажи никакие. Логика расследования годится для историка, но непригодна для профессионального детектива. Борьба с несправедливостью в отношении Ричарда приводит к не менее несправедливым обвинениям в адрес его обвинителей. Некоторые аргументы не лезут ни в какие ворота. И, тем не менее, когда взглянешь на собранные факты даже взглядом скептика, ясно видно — преступлений за Ричардом на самом деле немного, да и те строго не доказаны. А когда вспомнишь, сколько крови на ближайших соседях Ричарда по царствованию, на Эдуарде IV, Генри VII, Генри VIII, начинаешь испытывать симпатию к королю, назначенному злодеем.

На англичан книга Тэй не произвела, кажется, особого впечатления. Англичане медленно и неохотно меняют свои взгляды. Для этого надо подключать телевидение, школу и всю мощь британской прессы. Другое дело в России. «Дочь времени» вышла у нас огромным тиражом в тот самый год, когда мы верили всему, что не совпадало с прежними представлениями. Ричард III в глазах почти всех, кто интересуется историей, превратился в ангелоподобную личность. Думаю, это другая крайность. Не был он белым и пушистым, не мог быть. Он был, вероятно, нормальным королём своего времени, не слишком кровожадным, не слишком умелым, не слишком удачливым. Просто человеку не повезло — именно его решили назначить историческим злодеем.

Формально это исторический детектив. Жанр, любимый Джоном Диксоном Карром. Немолодой одинокий профессор-историк из XX века заключает сделку с дьяволом. Он хочет попасть в тело баронета из XVII века, чтобы разгадать мучающую его загадку и, может быть, что-то поменять в ходе событий. Но дело не только в этом. Профессору ещё и нравится его новая жизнь. Нравится чувствовать себя молодым, сильным, неуязвимым для врагов. Человеком, которому можно почти всё. Нравится. Хотя сам себе он не решится в этом признаться. А что касается расплаты по сделке — это мы ещё посмотрим. Современный человек может и дьявола кинуть. Так, по крайней мере, ему кажется.

В целом роман удался. И как приключенческий, и как исторический, и как детектив. Хотя детектив в заданных условиях не должен был получиться. Решение оказалось неожиданным и при этом логичным. Сюжет напряжённый. Читается очень легко. Есть эпизоды среднего качества, есть очень необычные. Сцена дуэли на Стрэнде даже немного отдаёт сюрреализмом.

В итоге профессор в теле баронета не достиг всего, на что надеялся, и даже умудрился влезть в неприятности. Английский аристократ эпохи Реставрации должен хорошо постараться, чтобы обеспечить себе неприятности с законом, но профессор таки сумел. И всё же авантюра удалась. Ум и жизненный опыт в сочетании с молодостью, силой, высоким положением и правом свободно заходить в любой дом вплоть до Уайтхолла сделали героя непобедимым. Но остался всё же один вопрос. Если душа профессора оказалась в теле баронета, то душа глуповатого аристократа XVII века должна бы вселиться в покинутое тело XX века и заняться решением профессорских проблем. Это тоже было бы интересно.

Часть попаданческой эпопеи. Группа попаданцев пытается вернуться в знакомый для них уже мир. Их разбрасывает по разным концам огромной планеты. Практически на протяжении всей книги они пытаются воссоединиться и достичь нужной точки. Приключений много, но следить за ними довольно тоскливо. Плывут, плывут. (Идут, идут). Что-то незаладилось. Решили поправить дела за счёт местных. Построили игру так, чтобы местные захотели их спасти. Спасатели — люди не слишком симпатичные. Значит, их можно со спокойной душой ограбить, а, возможно, и убить. Собственно, ограбить планировалось изначально, но теперь есть моральное оправдание. И так раз за разом. Изложено довольно однообразно и слишком подробно. Только в последней трети романа ситуация несколько меняется за счёт присоединения более приличных героев. Сама же главная героиня ко всему ещё и лесбиянка. Это может объяснить некоторые её поступки, но никак не оправдать.

При чтении иногда создаётся впечатление, что книга вышла из ноутбука какой-нибудь упёртой феминистки. Нет, сочинил мужчина, вполне адекватный и к тому же способный написать хорошую книгу. Будем считать, что это неудача случайная.

Сначала о плохом. В романе господствует единственно правильная точка зрения. Главы слабо связаны между собой. Сам порядок, утвердившийся на Тормансе, недостаточно продуман. Общество, на 75-80% состоящее из детей-сирот, не продержится и 10 лет. Герои трудноразличимы. Их беседы сводятся к изложению своей точки зрения на проблему, не всегда актуальную в данный момент. Этим они занимаются даже в критических ситуациях. Но при этом никто из прочитавших роман не усомнится — это книга из золотого фонда фантастики. Прежде всего за счёт высказанных здесь идей, не устаревших и сегодня. И, в не меньшей мере, благодаря картине двух миров.

Цивилизация Торманса явно выросла из китайского социализма эпохи Мао. Самой тоталитарной формы социализма из существовавших во времена автора. Китайские корни этой культуры Ефремов подчёркивает даже там, где в этом нет необходимости. Проблема в том, что информации о Китае тех лет у автора было недостаточно. Пришлось заполнять пробелы заимствованиями из более знакомых культур, советской и американской. Самыми неприятными особенностями той и другой. Читатели Ефремова, в свою очередь, сравнивали прочитанное со своей собственной жизнью, и многое казалось знакомым. Начальству, разумеется, это не нравилось. «Час Быка» почти не издавали. Вопреки легенде, его выдавали в библиотеках и при Брежневе, и при Андропове, но очереди за ним стояли громадные.

Мир коммунистической Земли выглядит полной противоположностью Тормансу. А если присмотреться? Жители Земли абсолютно нетерпимы ко всему, что хоть немного не совпадает с их моделью развития. Любое упоминание о порядках на Тормансе или в прошлом самой Земли вызывает у них всплеск негативных эмоций. Даже на Тормансе есть люди, способные спокойно оценить чужую модель развития, а для землян это исключено. В результате они не замечают сходства. И там, и тут разрушение семьи, культ эвтаназии, никем не избираемые руководящие советы, контроль над уровнем осчастливливания, мощные системы психологической, информационной и генетической настройки, от которых не ускользнёт ни один подданный на Тормансе и ни один гражданин свободной Земли. Если не затрагивать вопросы гуманности и эффективности управления, можно заметить одно принципиальное различие. Система Торманса построена в интересах меньшинства, система коммунистической Земли — в интересах большинства. Разница действительно огромная. Но, может быть, интересы большинства были уже отрегулированы с помощью систем психологической и информационной настройки.

Кажется, сегодня не так уж важен конфликт либерального и нелиберального коммунизма. Оба не без греха, и оба потерпели поражение, по крайней мере, временное. Теперь мы видим конфликт либерального и нелиберального капитализма. Оба не менее агрессивны, не менее нетерпимы к чужому мнению, так же охотно используют психологические и информационные настройки и оба, на этот раз оба, защищают интересы меньшинства. Кажется, «Час Быка» — действительно книга на все времена.

В эпоху Пушкина, особенно молодого Пушкина, потоком шли героические трагедии. Александр Сергеевич, вернее, ещё Александр создал героическую комедию. Потрясающе лёгкую, весёлую, увлекательную. Не хотелось ему писать трагедии. На протяжении всей поэмы он иронизирует над бытовавшими в его время представлениями о Древней Руси. Принимает их и в то же время посмеивается. Временами проглядывает явная пародия на литературные труды современников. Правда, определить, на кого эта пародия, смогут в большинстве случаев только специалисты. При этом в своём веселье А. С. очень тонко соблюдает необходимую грань, ни разу не опускаясь до пошлого стёба.

Это всё бросается в глаза при первом прочтении. Вернее, при первом прочтении во взрослом возрасте. А когда содержание знаешь, покоряют стихи. Заставляют забывать обо всём. Запоминаются целыми страницами без малейшего к этому усилия. Конечно, когда задают в школе, толку мало, а когда читаешь для себя, то и запоминается само собой. Да, именно в эти годы и создавался новый русский язык, именно в эти годы десятками появлялись новые поэты, каждый из которых был бы заметен в любую эпоху. Но всё-таки не найти до 1820 ни одной поэмы, которую по чисто литературным достоинствам можно было бы поставить рядом с «Русланом и Людмилой». А пройдёт всего три года, и под тем же пером начнут рождаться строки «Евгения Онегина».

Человек старался. Хотел оправдать героя. Неправ он, но по-своему прав. Для этого автор ограничился одной книгой, хоть это и не принято. Для этого пожертвовал сюжетом, который мог бы сделать более ярким. И всё равно не получилось. Знал ГГ, на что шёл, знал, чего примерно от него потребуют. И выполнял порученное на совесть. В принципе, его можно понять и даже оправдать. Вероятно, это удалось бы, если бы отрезок мирной жизни в романе был подлиннее. А так сразу удар, у не успеешь почувствовать, что человек потерял. Дальше идёт неторопливо-нейтральное описание совершённых им и другими пакостей. А в концовку поверить невозможно.

Если бы герой вызывал настоящее сочувствие, или сюжет захватывал посильнее, картину мира можно было бы проигнорировать. Так на неё обращаешь главное внимание. Мир проработан основательно. Мир через столетия после ядерной войны (это явно не Земля, но нечто аналогичное), где после Тёмных веков наступает возрождение. Социальные и политические структуры на уровне средневековья, скорее раннего. То, что касается техники и войны, вышло на уровень XVIII века, даже первых лет XIX. И ясно, что быть такого не может, что на Земле, что в любом другом мире. Не будут после ядерной войны ездить на лошадках. Лошади умрут первыми. Все приповерхностные месторождения оказались бы исчерпаны задолго до войны. Обрывки старых научных и общественных идей, общих представлений о мире сохранились бы, даже если бы погибли все книги. А вот изготовить по старой памяти мушкет или карманные часы вряд ли сможем. Сможем только гамбургер, если будет из чего. А если документация сохранится, построим уж не мушкет, а пулемёт.

Но книга всё-таки не пустая. Поэтому четвёрка.

Это, кажется, первый из триллеров Полины Дашковой. Чистый триллер, хотя считается детективом. Кто бандит, ясно сразу. А то, что не совсем ясно, то и не слишком интересно. Но сюжет держит с первой страницы до последней. Стремительный, жёсткий, без чернушных крайностей. Хорошо передана психология жертвы. Да и преступники не безлики. Собственно, некоторым и хотелось бы выйти из дела, но ничего не получится. Тогда тобой самим могут заняться другие не менее серьёзные люди.

Сегодня хорошо видно, что это сюжет из середины девяностых. Теперь, пожалуй, серьёзные люди не станут заниматься таким кровавым делом за деньги, умеренные по нынешним временам. Им теперь проще украсть. А тогда они сколачивали свои капиталы и начинали свою карьеру. И цена человеческой жизни была почти нулевой. Убивать просто так не станут, но, если понадобится, сомнений не возникнет. Причём это касается практически всех персонажей.

Лишними выглядят приключения в Нью-Йорке. Автор вообще любит менять место действия, но в других книгах это выглядит естественно. Нью-Йорк же притянут за уши. Но понять можно. Первая книга, хотелось высказать всё сразу.

За «Кровью нерождённых» последовали «Чеченская марионетка», «Лёгкие шаги безумия», «Образ врага», «Никто не заплачет», «Приз». Всего около десятка качественных триллеров за десять лет. А потом всё кончилось. Автор перешла на фантастические триллеры (они получались хуже), потом на политические (они получались ещё хуже) и постепенно умолкла. Возврата к истокам ждать не приходится. Жаль.

После «Крадущегося в тени», которого я не смог одолеть даже на одну восьмую, читать эту книгу вообще не хотел. Но прочёл, и не жалею. Общее впечатление – среднее фэнтези. Не типичное, а среднее. Штампов сравнительно немного. В первую очередь бросается в глаза влияние Джордана с его двумя сообществами магов. Явно повлияла и «Борьба престолов», судя по тому, как автор расправляется с героями, а потом иногда их оживляет. Мир изначально был продуман интересно, но при реализации всё настолько увязло в эпизодах, что Империя превратилась в какое-то болото. И слишком много магии, на мой взгляд. Но при этом книга вполне читаемая. Сюжет держит, несмотря на разорванность линий. Нет излишнего морализаторства, и нет излишнего цинизма. Герои не безлики, каждый со своими тараканами. Меня больше других зацепила линия Альги. Действует бестолково, но упорно, как и положено приличному человеку в её возрасте. Думаю, поклонники фэнтези оценят выше, а у меня пятёрка.

В XX веке многие крупные писатели брались за семейные саги. «Хвала и слава» — история нескольких польских семей на протяжении 30 с небольшим лет. В эти годы уместились две мировые войны. Время страшное для Европы и особенно для Польши. К концу романа уцелеют немногие из героев.

Ярослав Ивашкевич был одним из последних классиков европейской литературы и писал свою сагу именно в классическом духе. В шестидесятые годы это выглядело уже немного архаично. Можно отметить некоторую холодность и даже беспощадность автора, частые переходы между сюжетными линиями. Но книга держит — ясным языком, правдой жизни, психологизмом, любовью к людям без их идеализации. Читать советую, но неспешно, если есть интерес к классике и время для неспешного чтения.

Почти все герои книги — люди интеллигентные или почти интеллигентные. Им было бы непросто и более спокойные времена. Автор им не помогает, наоборот, старается держаться отстранённо. И при этом к каждому персонажу возникает, пожалуй, не симпатия, а скорее сочувствие. Мне почему-то интереснее всех показался Спыхала, личность по формальному замыслу явно не положительная. Человек холодноватый, эгоистичный, устремлённый к карьере, к тому же защитник старой Польши.

Коммунистическая идеология в романе отсутствует прямо-таки демонстративно, а коммунисты встречаются не чаще, чем их можно было встретить в реальной Польше тех лет. Тем не менее, власти объявили роман одной из вершин социалистического реализма и наградили всеми возможными премиями. С одной стороны, сказался объективно высокий уровень романа, с другой — понимание, что писателя такого уровня надо упорно называть своим, даже если он сам этого не хочет. А то, что теперь его читают мало, так теперь ведь вообще мало читают.

Настоящее название этой книги — «Августовские пушки». Под этим названием она выходила у нас минимум дважды, в первый раз ещё при Брежневе. Написана книга известной американской публицисткой в самом начале шестидесятых, на пике холодной войны. Разумеется, автор ставила и актуальную задачу — показать, как мир сползает в войну в условиях, когда никто из правителей к этой войне не стремится, и никто не хочет отступать. Но эта задача не заслоняет фактов, которые и составляют основу книги.

Почти все события разворачиваются в августе 1914 на территории Франции, Бельгии, Германии и Англии. Россия мало интересует автора. Австро-Венгрия, Сербия, Япония совсем не интересуют. Такман с русской историей знакомилась по доступным ей англоязычным изданиям. Не надо никому объяснять уровень объективности и компетентности большинства этих изданий. Автор подозревает что-то такое, глупостей повторять не хочет и в результате старается поменьше касаться русской темы. Пожалуй, так даже лучше.

События на Западе изложены с блеском. Точно, интересно, грамотно, подробно. О деталях не берусь судить. Специалисты всегда найдут ошибки, и правильно сделают. Но в целом большая удача. Степень объективности редкая для историка и немыслимая для журналиста. Для англоязычных авторов тема Первой мировой войны вообще болезненна. Для англичан Первая мировая стала самой страшной войной в их истории, и этого они до сих пор не простили немцам. Американцы же смотрят на эту войну глазами англичан. С другой стороны, хочется преувеличить роль своих, хотя главный удар в этой войне почти всегда держали французы. Автор сумела избежать и одного, и другого соблазна. Рассказала так, как было.

Из всех эпизодов хочется коснуться только одного. Известно, что, вопреки условиям мирного договора с Россией, Франция старалась оттянуть своё вступление в войну уже после её начала. Но, оказывается, в определённый момент в Лондоне и Париже готовы были гарантировать свой полный нейтралитет при условии, что Германия гарантирует мир на Западе и повернёт свои армии против России. Пусть убивают друг друга. Думаю, об этом эпизоде вспомнили в Москве 1939, когда выбирали, с кем заключать пакт.

Город Ансул был величайшим центром науки и культуры Западного побережья. Пришли жестокие варвары-кочевники, религиозные фанатики, и разрушили всё, что могли. Уцелевших жителей держат под жесточайшим гнётом. А граждане героически борются за изгнание оккупантов, возрождение мира свободы, демократии, науки и высокой культуры. Судя по аннотациям. После прочтения у меня сложилось другое впечатление.

До войны Ансул считался городом всеобщей грамотности. Через 17 лет грамотных почти не осталось, хотя погибли немногие. Вероятно, понятие «всеобщая грамотность» относилось к верхушке общества, возможно, к четырём правящим семьям. В первую очередь всех интересуют изречения оракула. Это характерно для цивилизаций прагматичных, но обращённых лицом в прошлое. Сами граждане Ансула до войны жили неизвестно чем, а теперь ничем. В основном, подворовывают. (У кого? У оккупантов?) А при первом глотке свободы превращаются в довольно бездумную толпу. То есть каждый ансулец из названных по имени, не только главные герои, вызывает уважение, но ко всем в совокупности никакого уважения нет.

Варвары жестоки, безграмотны, фанатичны. Всегда держат слово, терпеть не могут предателей, поддерживают в своих рядах сознательную дисциплину. И прекрасное умеют ценить, только не во всех проявлениях. Местных почти не обижают и не эксплуатируют, даже не лезут в их дела. Главное логово демонов, в их понимании, стоит неразрушенным, а его обитателям, явным прислужникам этих самых демонов, ничего не угрожает. Самого главного прислужника продержали в темнице один год и отпустили домой. Что интересно, варвары умеют прощать врагов. Простили даже тех, кто попытался сжечь их всех живьём. Это варвары? Да, возможно, но такие варвары лучше многих носителей цивилизации. А что не любят демонов, так и правильно делают.

Большая часть книги удалась. Новый мир уже не такой яркий, как в ранних романах Ле Гуин, но достаточно интересный. Главные герои получились ненамного хуже, чем Канок, Оррек и Грай из первой книги. Правда, самих Оррека и Грай во второй книге уже не узнать. Но последняя четверть текста портит всё. Подобный финал могла бы сочинить девочка-подросток вроде Мемен. Для солидной тёти, умной, очень талантливой, с большим жизненным опытом, такое непростительно.

Представим себе гусара. Легко. Теперь представим гусара-зануду. Уже сложнее. Если верить Толстому, а в этих вопросах он должен был хорошо разбираться, гусар-зануда — явление жутковатое.

«Два гусара» обладают всеми достоинствами ранней прозы Толстого. Перечитывать их можно многократно, хотя оба гусара запоминаются сразу и навсегда. Идеальная психологическая проработка персонажей, даже второстепенных, активное действие, лёгкий ясный язык, лёгкий и по современным меркам. И полное отсутствие простейших философских конструкций, надиктованных читателю. Морализация присутствует, без неё никак. Но эта морализация сочетается с любовью к жизни и любовью к людям во всём их многообразии и поэтому не вызывает никакого отторжения.

Одного я не понял. Прототипом старшего Турбина был, вроде бы, с одной стороны, отец Льва Николаевича, с другой, их знаменитый родственник Толстой-Американец. А кто же тогда был прототипом младшего Турбина?

В послесловии автор признаётся, что сильно исказил историю Древнего Египта. Собственно, это заметно с первых страниц и само по себе не криминально для приключенческого романа. Хуже то, что Чайлд постоянно смешивает свою фантазию с реальными фактами и этим переходит грань, отделяющую выдумку от вранья. Мало того, он допускает, уже непроизвольно, множество явных ошибок. Только на соседних страницах — Янтарная комната Петра Великого, экспедиция Ливингстона по Белому Нилу и археолог Питри, как первооткрыватель Нового царства Египта. И так по всему тексту. Это выдаёт бессистемность использованной информации. Автор где-то что-то слышал, связал это по своему разумению с другой случайной информацией и вывалил результат на читателя. Поскольку данная книга есть чисто коммерческий проект, то и наказывать за глупости надо бы в долларах.

Конечно, информация — не главное для художественной и как бы художественной литературы.Гораздо важнее герои, хоть немного похожие на живых людей, интересные идеи, сюжет, язык, стиль, наконец, картина мира, реального или придуманного. Здесь по каждому пункту или плохо, или никак. (Пишут, что язык в оригинале хорош — возможно, но только это в плюс).

Отчасти слабости романа — результат многословия. Герои без конца что-то обсуждают, значительно меньше думают, а в промежутках совершают необходимое количество глупостей, из-за которых гибнет необходимый процент персонажей, главных и второстепенных. Различить героев можно, главным образом, по их точке зрения. Сюжет заметно оживляется к финалу. Однако этот финал, как здесь уже упоминалось, очень напоминает финал «Из глубины».

Вероятно, книга сильно бы выиграла, если бы её сократить в три-четыре раза. Сюжет, идеи, объём полезной информации и развитие характеров от этого нисколько бы не пострадали. Но для коммерческой литературы такое сокращение совершенно недопустимо. Поэтому — читай, читатель.

В своей последней фантастической повести Конан Дойл постарался затронуть максимум тем. Тут и подводный мир, и Атлантида, и что-то вроде спиритизма. Начнём с худшего.

Спиритизм стал последним увлечением писателя. Его книги на эту тему откровенно слабы. В «Маракотовой бездне» автор, кажется, изначально не хотел касаться темы, но не удержался и периодически вставляет её в сюжет. Эти страницы получились слабее других. Особенно это касается второй части, которую у нас долго не печатали. Думаю не из идеологических соображений — тут достаточно было убрать несколько строчек, а убрали несколько глав. Просто объективно то, что касается духов и демонов, портит книгу.

Атлантида Конан Дойла получилась не традиционной, а скорее модернистской. Это ни в коей мере не претензия. Но на тему Атлантиды к 1928 было нафантазировано, кажется, уже всё, что только можно. Писали уже и о высоком и даже сверхвысоком её развитии, и о тёмных культах, и о спасении уцелевших на дне моря. Литературный талант Конан Дойла позволил сделать очередную версию увлекательной, но всё-таки это только очередная версия.

А вот что получилось по-настоящему, так это мир океанских глубин. Тема, в фантастике затронутая очень мало. Ясно, и в двадцатые годы было ясно, что он выглядит не совсем так, как в «Маракотовой бездне». Тем не менее, эти страницы читаются на одном дыхании. Одна только история с нападением неведомого существа на судно остаётся в памяти навсегда. Самое интересное, что и этот эпизод, и многие другие загадки подводного мира так и остаются нераскрытыми до конца. Собственно, тот же приём действует в «Затерянном мире». Действительно, где им было успеть разобраться во всём. Пришлось оставить поле для догадок читателя. И это здорово.

В двадцатых годах тема Атлантиды была на пике популярности. Уже тогда многие изображали её как высокотехнологичную цивилизацию, погибшую от своих технологий. Другие изображали, как империю чёрных культов, погибшую через эти культы. Беляев пошёл по наиболее традиционному пути. Его Атлантида — классическая империя древнего мира, вобравшая в себя все характерные черты античности, как её тогда представляли. Пирамиды, как в Египте, храмы, как в Риме, городские сады, как в Антиохии. Золотые сады взяты из Куско, маяк взят из Александрии. Даже гигантская статуя бога Солнца с городом на его ладони имеет реальный прототип. Александр Македонский незадолго до смерти заказал себе такой прижизненный памятник, но, к счастью для подданных, не успел начать строительство. Имена царей и жрецов напоминают об Эламе и Ассирии. Держится Атлантида на труде рабов, подобно другим древним цивилизациям, как полагали сто лет назад. Правда, уже тогда выяснилось, что в древности рабы составляли главную рабочую силу только в Римской республике, и то на протяжении жизни не более пяти-шести поколений, но инерция мышления сохранялась. И восстание рабов напоминает классические революции рабов из литературы тех лет. Интересно, что Беляев не дал повстанцам победить, хотя в реальной истории такие прецеденты имелись. А действительно, что делать дальше? Описывать массовую резню, голод, распад державы, перерождение новых порядков в старые и последующую гибель континента как наказание революционерам? Пусть уж лучше проиграют.

Итак, нового сказано мало. Но повесть замечательная, несмотря на её традиционность и даже эклектичность. Атлантида вышла физически ощутимой. Я, правда, не большой специалист по Атлантидам, но не встречал такого яркого и запоминающегося её изображения. Автор, кажется, сам восторгался погибшим миром. И всё уместилось на сотне с небольшим страниц. Книга насыщенная без малейшей торопливости. Умел человек. Всё поместилось — бесконечная череда картин из жизни первой в мире империи, история революции, история гибели континента, напряжённый сюжет и даже развитие характеров. С этим, правда, похуже, чем в главных романах Беляева, но ведь это один из первых его опытов в литературе. Все бы так начинали.

Обычно миры фэнтези располагаются где-то в параллельных пространствах. Пол Андерсон поселил эльфов, троллей, гоблинов и прочих в средневековой Европе. Время действия известно – начало десятого века. Место действия каждого эпизода можно определить с точностью до нескольких десятков километров. Эльфы напоминают европейских феодалов с поправкой на эльфизм. Тролли похожи на викингов. Прочие племена Волшебного мира тоже легко опознаются. Войны, которые они ведут, напоминают войны той эпохи в изложении поэтов. Людей эти войны почти не затрагивают, если только случайно кого-то затянуло. За этим следят боги. Догадываются, что люди и так уже готовы отвернуться от древних богов, и тогда эти боги превратятся в стада демонов, подобных промелькнувшему на одной из страниц стаду одичавших богов Эллады.

Кровь льётся рекой. На двухстах с чем-то страницах трупов, наверное, не меньше, чем в бесконечной эпопее Мартина. Плюс инцест, похищения младенцев, пытки, некромантия, куча довольно грязных предательств. И ни малейшего намёка на хэппи-энд. И всё это изложено без единой капли цинизма. Подобного теперь не встретишь. Страшный мир этот по-своему прекрасен и по-своему благороден. Все до единого персонажи, даже худшие, вызывают жалость и хотя бы каплю сочувствия. Даже худший из худших, рождённый в одном мире, воспитанный в другом и не сумевший стать своим ни для кого. А самый благородный из героев принесёт в мир самое страшное зло, опять же из самых благородных побуждений.

«Сломанный меч» был одной из первых книг Пола Андерсона. Видимо, за него ему здорово досталось, в те времена. С годами автор и сам стал немного стесняться такой кровавой и некорректной книги. Зря стеснялся. «Сломанный меч» стал самым сильным романом великого фантаста и одной из лучших книг в мире фэнтези. Трудно передать обаяние этой жуткой, роскошной и завораживающей книги. Её надо прочесть.

«Выбор богов» мне показался попыткой переосмыслить «Город». Параллелей слишком много даже для Саймака, который любил возвращаться к уже высказанным идеям. Там и здесь человечество исчезает с Земли, ничего при этом не потеряв. На почти безлюдной Земле воцаряется нечто вроде пасторальной утопии. Несовместимые с ней личности превращаются в странников по чужим мирам. И там, и здесь ценности человечества пытаются хранить роботы, разумные, гуманные, практически бессмертные, тысячелетиями не требующие ремонта и подзарядки. И так далее, параллелей хватает. Но всё-таки «Город» уникален. Его не переиграть. Кажется, автор и сам это понял. Финал выглядит оборванным, как будто человек не знал, что же дальше сказать.

В известном смысле «Выбор богов» оказался глубже и логичнее «Города». Единственное слабое место «Города» — недостаточная обоснованность перехода между этапами распада земной цивилизации. Люди всё-таки разные, и живут по-разному, и не станут все сразу бросать города, или увлекаться новым марсианским учением, или бежать на Юпитер, или запираться в Женеве. В «Выборе богов» история конца человечества выглядит логичнее. Цена этого — развал сюжета. Он практически ходит по кругу. Сама утопия выглядит менее интересной. Псы из «Города» пытались создать идеальный мир, где никто никого не ест. Идея, вряд ли осуществимая в материальном мире, но безусловно привлекательная. В «Выборе богов» Земля явно вернулась к доисторическим временам, когда каждый норовит кого-нибудь скушать. Стоило ли ради этого избавлять Землю от людей? И, наконец, в «Городе» люди сами вели себя из тупика в тупик. В «Выборе богов» появляется кукловод. Некий Принцип. Нечто, обладающее некоторыми атрибутами божества, почти всемогущее, почти всеведающее, но, по сути, абсолютно противоположное самой идее Бога.

Восприятие сказок Андерсена сильно меняется с возрастом. В восемь лет Кая с Гердой воспринимаешь восьмилетними, в двенадцать — двенадцатилетними. Станешь старше и видишь — они тоже стали старше. А в раннем детстве вообще был уверен, что это брат с сестрой. Снежная королева в детстве кажется каким-то чудовищем. Потом начинаешь понимать, что она просто несчастна. Скорее, её холод от одиночества, чем одиночество от холода. А Кай когда-то казался почти таким же героем, как Герда. А теперь смотришь — ну что за ничтожество. Разве он заслуживает такой девушки, как Герда? Осколки зеркала попали во многих из нас, почти во всех. Мы же держимся. Но при том, что восприятие изменилось, детский взгляд, может быть, всё-таки более правильный. А скорее, оба правильны.

«Швейка» Гашек писал с явным удовольствием. Сдавал главы одну за другой, не успевая начать следующую. Судя по всему, у него был только общий план — довести Швейка до фронта и тут же сдать его в плен, а с ним и весь батальон, пока никого не убили. В рамках этого самого общего замысла нанизываются друг на друга бесконечные байки, то злые, то добродушные, то пошловатые, но всегда очень смешные.

Прежде всего «Швейк», конечно, сатира на бюрократию. Не только военную и не только австрийскую. На бюрократию вообще. Гашек, оставаясь анархистом, даже ставши коммунистом, больше всего ненавидел именно бюрократию. Даже больше, чем социальное неравенство. Сам он старался бороться за свои идеи активно. Швейк же в этом смысле — полная противоположность автору. Живёт полурастительной жизнью, не имеет никаких идей и при этом побеждает не просто врагов, побеждает неуязвимую государственную машину. Швейк не просто исполняет приказы, он доводит их исполнение до абсурда, так, что отдающие приказы сто раз об этом пожалеют. Всё правильно. Бюрократическая машина эффективна, только если исполнители игнорируют половину пунктов инструкции. Иначе она сама себя остановит.

Прага не город готических привидений, как уверяют туристов-однодневок, и не город Кафки и Майринка, как полагают зарубежные интеллектуалы. Это живой, вечно живущий город Чапека и Гашека. Недаром изображений Швейка здесь, наверное, больше, чем памятников всем историческим деятелям, вместе взятым. И чешский народ выжил как народ именно по методу Швейка, доводя всех покорителей до полного бессилия своим пассивным неповиновением. Нет, наверное, другого такого народа, которого на протяжении почти тысячелетия пытались лишить своей души. А чехи всё равно остались собой и твёрдо намерены уцелеть даже теперь, угодив в Единую Европу.

Большинство, вероятно, знакомилось с этой вещью по фильму. Фильм поставлен хорошо, есть очень сильные сцены, но идея предельно упрощена, до среднелиберального уровня. А читать этот роман стоит ради заложенных в нём идей. Сюжет имеет второстепенное значение.

Итак, последний в мире ребёнок родился в 1994. В 2021 на Земле нет детей, нет молодёжи, а лет через 20 подавляющее большинство человечества будут составлять старики. Жить больше незачем, если только выживать. Людям больше нет дела не только до того, что происходит в мире, но и до того, что происходит сразу за порогом их дома. Закрываются библиотеки и музеи, пустеют и постепенно разрушаются дома, никто больше не занимается долгосрочными проектами, не создаёт нового, не пытается спасти природу, да и разрушать её никто не рвётся. Одни ищут спасения в молитве, другие в алкоголе, третьи в актах вандализма, четвёртые в собственном детстве, или детстве давно уже взрослых детей, или тех детей, что так никогда и не родятся. Основной же массой овладела апатия, ожидание скорого уже конца. Впечатление жуткое и при этом реалистичное. У взрослого человека, бездетного или пока бездетного, рано или поздно возникает страх, что на нём может всё и кончиться. Когда кончается человечество, это в миллиард раз страшнее.

Природа катастрофы до конца не ясна. Автор, по косвенным признакам, видит причину в упадке европейской цивилизации, заразившей своими болезнями весь мир. К началу девяностых Европа, в которой выросла Джеймс, уже исчезла, по крайней мере, в главных её центрах. Ушла вера, ушёл интерес к книгам и классической культуре, увлечение наукой. Вышла из моды крепкая семья, вообще постоянные отношения, традиционные формы секса. Почти исчезло общение людей напрямую. Утрачен интерес к политике, идеям справедливости, равенства, демократии в прямом смысле слова. Всё заменила погоня за новыми и новейшими развлечениями. И вот пришло всеобщее бесплодие. Это только версия, далеко не единственная. Вопрос остаётся открытым, как и вопрос о причинах внезапного просвета. Автор склоняется к мысли о возрождении любви и веры и склоняет к ней главного героя, не ведавшего в своей жизни ни того, ни другого.

А слабости романа бросаются в глаза, как только дело касается диктатуры, царящей в Англии 2021. Просто англичане плохо представляют себе, что такое диктатура, как она функционирует и как может выглядеть в условиях Англии.

Вероятно, это наименее фантастическая книга Сапковского. Тема — Афганистан. Не только наша война, Афганистан вообще. Хотя советская война в Афгане занимает здесь центральное место. От европейского, в том числе и польского автора можно было ждать историй о зверствах русских в отношении мирного афганского населения. Нет, о советских солдатах Сапковский пишет с симпатией и уважением. С уважением, просто немыслимым для современного западного автора. Другое дело, что картина не совсем получилась. Автор добросовестно изучил множество свидетельств об Афганской войне, опубликованных и неопубликованных, участников событий и тех, кто о войне явно только слышал. Результат перед нами. Поляк поверит, западный европеец тем более, а русскому видно — нет, всё-таки не то. Но автор очень старался, сделал всё возможное, чтобы донести до читателя правду о войне, как он её понимает.

Реалистическая линия немного не удалась, фантастическая не удалась явно. Змея как мистический образ абсолютно не убеждает. Надо сделать усилие, чтобы рассматривать её как образ Афганистана. Если получится, тогда всё станет на место. С тех пор, как вышел на сцену афганский этнос, то есть века с шестнадцатого, подчинить эту страну не удавалось никому. Персидские и тюркские воины, армии Великих Моголов, англо-индийские и чисто английские полки, Советская Армия, теперь американцы. Все старались обеспечить здесь безопасность собственных государств и при этом принести афганцам элементы своей цивилизации. Им же будет лучше. Станет больше порядка, безопасности, учебников, продуктов, новых товаров, даже комфорта — не сразу, но прибавится. То есть, все хотели, в общем-то, хорошего. И всем пришлось уйти, в лучшем случае. Битву при Майванде, блестяще описанную Сапковским, англичане вспоминают охотно — поражение, но героическое. Вот о своём первом походе в Афганистан они стараются не вспоминать совсем. В 1839 в Кабул вступили двадцать тысяч британских солдат. Для колониальных войн XIX века это очень большая армия. Из этих двадцати тысяч живым вернулся только один человек.

«Великолепные гепарды» — явная попытка переиграть по-своему «Гадких лебедей» Для меня «Гадкие лебеди» — пожалуй, единственная книга Стругацких, вызывающая активное неприятие. Негатив порождают и мокрецы, и их покровители, и абсолютно бездушные дети-индиго. Похоже, у Бушкова сложилось примерно такое же впечатление, но из уважения к первоисточнику он постарался представить ситуацию как борьбу добра с добром. Дети совсем несмышлёныши, сознательно ничего плохого не делают, и их действительно только жалко. Но ещё больше жалеешь родителей, да и всех жителей города. А в детях нет ни капли любви к кому бы то ни было, ни капли доброты, ни капли разума. Кто бы ни устроил этот эксперимент, добра здесь нет абсолютно.

А кто всё-таки устроил? Приличные люди хотят думать о возрождении некоей давно погибшей биологической цивилизации. Аргументов в пользу этого немного, но только эту версию можно представить как пресловутую борьбу добра с добром. На самом деле можно выдвинуть массу других объяснений, более убедительных. Сторонники теории заговора подумают о действиях старой элиты, лишённой влияния и пожелавшей вернуть власть путём создания хаоса. Или элиты новейшей, пока не допущенной к власти. Традиционно мыслящие вспомнят о происках дьявола. Но если оставаться в рамках НФ, первая мысль — инопланетяне. Братья по разуму. Человечество как раз нацелилось выйти в Дальний Космос, а там и без нас тесно. Ретцелькинды — способ запереть людей на Земле. Способ бескровный, даже гуманный и при этом эффективный. В случае успеха он гарантирует необратимые последствия. Земля станет заповедником, в который представители всевозможных рас будут прилетать, чтобы отдохнуть и поохотиться. Как на Пандору. А поскольку люди находятся в обороне и даже не знают, как эту оборону построить, победа нелюдей более чем вероятна.

Детектив из альтернативной истории. В этом мире в большей части Евразии властвует Империя с центром в Москве. Вернее, Миркве, здесь все названия слегка исковерканы. И властвует условно. Она состоит по большей части из полунезависимых княжеств, королевств и ханств. Родилась Империя 400 лет назад в ходе борьбы с некоей злой магией, захватившей было власть над миром. Победа пришла благодаря сочетанию правильной веры и правильных действий. Пока положение было тяжёлым, Империя расширялась, а сейчас, когда победа практически достигнута, переживает кризис.

Роман вышел в 2007, вслед за популярным тогда циклом детективов Хольм ван Зайчика. И мир Басова получился даже интереснее, чем немыслимый мир Ордуси. Но интересную идею надо вписать в детективный сюжет. Здесь проблемы. В наличии детективная интрига, множество приключений, неожиданные повороты сюжета, но до хорошего детектива не дотягивает. И так во всех отношениях. Язык, вроде бы, ясный и грамотный, но в оборотах его можно увязнуть. Герои не безлики и даже слегка симпатичны, но быстро забываются. Сама концепция скорее продекларирована, чем убедительно доказана. И так во всём — слегка не дотягивает.

Мне интереснее всего было разгадывать главный ребус альтернативной истории — где, когда и как. Где — понятно, почти все названия легко переводятся. Когда — тут интереснее. Судя по исковерканным языкам, этот мир пошёл по своему пути достаточно давно, но до поры до времени развивался синхронно нашему. Тут даже свой Валленштейн действовал, причём достаточно давно. То есть, век сейчас XVIII или даже XIX, не ранее. В нашем мире пик увлечения магией, не считая древности, пришёлся на время Ренессанса, XV-XVI века. Прибавляем 400 лет, и получаем тот же девятнадцатый век. А уклад жизни, как, самое позднее, в шестнадцатом. Даже Америку, кажется, ещё не открыли. А всё логично. Успехи магии, если допустить, что таковые возможны, должны затормозить прогресс во всех остальных сферах. А победоносная война с победившей было магией может затормозить его ещё сильнее. В такие времена никто на станет разбираться, работает новый механизм на магии или на каком-то там электричестве. И все хотели, как лучше, и выхода другого не было.

«Нетерпение» — беллетризованная история «Народной воли». Автор в соответствии с идеологическими требованиями постарался идеализировать народовольцев. Может быть, именно поэтому они остались однородной массой. Привлекательных человеческих качеств не найти ни у кого. Всеми владеет одна мысль — убить царя, того самого, который сделал для России больше, чем любой другой правитель в её истории. После убийства одного человека моментально рухнет весь общественный строй, и на его руинах организаторы теракта, числом 17 человек, построят новое общество, основанное на справедливости, равенстве и свободе. Хотя свободу они понимают своеобразно. Но это теория, в которую в глубине души никто не верит. На практике вся деятельность сводится к убийствам, причём погибают по большей части случайный люди. Единственное, что можно сказать в пользу героев — они бескорыстны. Но ведь и современные террористы, те, что сотнями взрывают, режут, давят людей, тоже в массе своей бескорыстны. Современных трудно назвать иначе, как нелюдью. А с большой дистанции во времени или в пространстве оценки могут смягчиться или даже перевернуться.

А если бы правление Николая I продолжалось ещё лет 20-25? Такое вполне могло случиться. За такой срок Николай Павлович, вероятно, всё-таки собрался бы отменить крепостное право, но что касается свобод, гласности, перестройки, самоуправления и прочих реформ — ни-ни. Как бы тогда вели себя несостоявшиеся народовольцы? Вероятно, так же, как почти все образованные люди в эпохи, когда гайки закручены до предела. Ходили бы на службу, в служебное время одобряли существующие порядки, а по вечерам, в узком кругу, поругивали их. Но только очень тихо и в очень узком кругу. А как только гайки немного открутили, тут же пошли требования возможного и невозможного, всего и сразу. Тех же, кто не хочет или не может угнаться за полётом требований, лучше всего уничтожить. Власть постарается снова закрутить гайки. Подданные снова обретут привычку одобрять. И всё пойдёт по кругу.

Что касается самого романа — неудача. Автор изучил огромный объём документов, но не смог создать живую картину эпохи. Герои практически неразличимы. А единственный действительно интересный человек в этой компании, Кибальчич, остался за кадром. Объективности ни следа. Хотя к началу семидесятых необъективность уже не считалась признаком хорошего тона. И, самое главное, скучно. Эпоха интересная, и события интересные, а написано скучно.

«Третья карта», как и «Альтернатива», посвящена малодержавному национализму. Она, несомненно, была написана по заказу. Тем не менее, вещь получилась сильной, интересной и достаточно отстранённой от позиции заказчика. Штирлиц здесь, собственно, не очень нужен. Без него результат был бы примерно таким же. Однако слабая детективная линия компенсируется обилием информации. Разумеется, кое-что искажено или додумано, и в истории ОУН, и на тему отношений между фракциями гитлеровского руководства, но, насколько могу судить, искажений немного. Есть, как всегда, общефилософские рассуждения, есть вставные новеллы из древней истории. Одной только апокрифической новеллы об Эхнатоне достаточно, чтобы привлечь внимание к повести. И людям сочувствуешь. Не сумел автор их по-настоящему оживить, но сумел рассказать так, что людей жалко. Всех, любой нации.

Концепция развития малодержавного национализма по Семёнову примерно следующая. Его порождает ситуация внутри государства, но без поддержки извне шансов у него немного. Однако национализм малых народов вызывает интерес у серьёзных держав, которым надо ослабить соседа. Окрепнув, националисты теряют систему сдержек и начинают истреблять чужих и своих. Что касается спонсоров, то они сначала поощряют, затем дают немного по рукам, чтобы знали место, затем снова поощряют, а когда дело будет сделано, избавятся от своих союзников. Уничтожат или отправят на дно, откуда те и поднялись. Картина слишком простая. Но ведь примерно так развивались и развиваются события в разных концах мира. И до написания книги, и в последующие 40 лет. Что касается бандеровского террора – это не враньё. Я застал ещё живых свидетелей событий и помню, как они захлёбывались словами, путая русские и украинские, когда речь заходила о том, что творили бандеровцы. Обычные украинцы, из города и из деревни, далёкие от всякой идеологии. Так что именно эту часть информации можно воспринимать без всяких сомнений.

Чем выделяется Одиссей в мире героев? Мужеством. Но это мужество обычного воина-аристократа из небольшого полуплемени-полугосударства. Он всё же не сражался с бессмертными богами, как Диомед, не разгонял целые полки, как Ахиллес, не держал в одиночку последнюю линию обороны, как Аякс. Умом. Да, несомненно, но были среди ахейцев люди ещё умнее, как Паламед. Подлостью. Но эта его черта резко выступает в других сказаниях цикла, не принадлежащих Гомеру. Гомер испытывал к Одиссею явную симпатию и попытался скрыть эту особенность характера. А, может быть, зависел от людей, считавших себя потомками Одиссея. Что видно хорошо – это жестокость. Другие герои тоже жестоки, но больше никто не режет людей так неуклонно, где надо и где не обязательно, режет вооружённых и безоружных, мужчин, женщин и младенцев, до последнего свидетеля. И эта черта не вызывает протеста ни у друзей, ни у врагов, ни у автора, ни у первых слушателей. Ну, вот такой он, ничего страшного. И тогда начинаешь понимать, какой на самом деле это был страшный мир, и мир Одиссея, и возникший много позже мир Гомера.

А что касается поэмы – гениально. Одна только композиция определила пути развития литературы на тысячелетия вперёд. Любой другой сюжет того времени достаточно прост, линеен и не всегда стыкуется со смежными сказаниями. В «Одиссее» можно разглядеть черты чуть ли не постмодернизма. Развитие от обратного, параллельные линии, не вполне оформленный финал. И захватывает даже в переводе, несмотря на непривычный размер стиха и известный со школы сюжет. А современники Гомера не уставали от многократного прослушивания и старались запомнить наизусть. Знали, что такого быть не может. И во времена Гомера, и во времена Одиссея греки хорошо знали треугольник между Дарданеллами, Сицилией и Египтом, где развивается почти всё действие поэмы. Знали, но верили, что дело происходило так, как сказал Гомер.