ОЛ: А, да, расскажи.
ДГ: Когда … фраза опять же из обсуждения книг серии «Сталкер» (все знают, о чём идёт речь?): «Это, типа, крутая серия! Говорят, в неё даже Стругацкие когда-то написали»! Сам читал в сети.
Из зала: Я просто постоянно в этом варюсь, я тебе потом скажу, кто это пишет. (смех)
АВ: Это пишет народ.
Из зала тот же голос: Это не народ. Это очень редкие исключения.
ДГ: Вторая история … Хорошо. Нет, я же не говорю, что это каждый второй пишет. Но и такое тоже бывает.
ОЛ (? Могу ошибиться в идентификации, прим.): И такое бывает.
ДГ: Много таких случаев было, когда... недавно Гриша Панченко нам рассказал замечательную историю, когда к нему пришли какие-то деятели и спросили: «Слушай, ты там с фантастикой, в общем, связан: ты не знаешь, у кого права на фильм «Обитаемый остров»? Хорошо бы новеллизацию написать». Значит, Гриша посмотрел на них … сначала подумал, что люди злобно прикалываются. Потом он через пять минут разговора понял, что они не прикалываются. И решил их просветить, что, вообще-то говоря, это повесть по известной… то есть фильм по известнейшей повести Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров», которая сто раз издавалась. Очень известная. «Вот, блин, жалко», — сказали люди.
ОЛ: Так а что жалко? Вы что, думаете, что сейчас кто-то при словах «Ночной дозор» вспомнит Рембрандта?
ДГ: Та же самая история с Панченко. (смеётся). Да, да. Когда он приехал… в Голландии он был?
ОЛ: В Голландии.
ДГ: В Голландии. И когда его спрашивают: «А что тебе больше всего понравилось»?
«Ну, вот «Ночной дозор» посмотрел».
«Ну да, картину. Но какой Рембрандт? Бекмамбетов!»
Вопрос: Скажите, пожалуйста, если бы вам по вашим книгам предложили начать проект, то есть кто-то будет продолжать вашим книги, вы бы согласились?
АВ: Подумали бы.
ОЛ: Подумали бы. А почему нет? Моя ж книга от этого хуже не станет. Подумали бы. Почему нет.
АВ: «Мир Рубежа».
ОЛ: Другое дело, что я бы не делал ставки на то, что в этом проекте будет что-то, что я бы прочёл … больше, чем с удовольствием узнать, что он там в моём мире нарулил?
ДГ: Более того, я подозреваю, что мы бы половину из этого даже не прочли никогда.
Из зала: Ваше отношение не было бы каким-то обособленным?
ОЛ: Да, да.
Д: Ну, приблизительно так.
АВ: Если бы мне предложили…
Из зала: С вашим детищем же что-то творят!
ОЛ: С моим детищем ничего не творят.
АВ: Ничего не творят, абсолютно.
ОЛ: Ничего. Моё детище как издавалось, так и издаётся.
ДГ: Ну это всё равно, что взяли и написали кучу пародий на нашу книгу. Ну и что?
ОЛ: Пожалуйста!
АВ: Более того, это всё равно, что сарай в аренду сдать. К литературе это отношения не имеет.
ОЛ: Абсолютно. Мы же ещё раз говорим, что это всё развлекательная индустрия, здесь другие законы. Законы аренды, найма, переуступки каких-то прав... Это разные принципы.
Из зала: Тогда советский вопрос: а вы предполагаете какое-то идейное воздействие литературы или темы, героев на молодое поколение?
ОЛ: Предполагаем. Судя по реакции ряда читателей…
Продолжение из зала: Как ваши идеи будут развиваться?
ОЛ: Это не наши идеи. Потому что один прочитал Достоевского и пошёл тоже зарубил старушку. Виноват разве Достоевский?
Из зала тот же голос: Ну, это натянуто.
АВ: Почему?
ДГ: Почему натянуто? Такие случаи имели место быть.
ОЛ: Ну хорошо, ряд революционеров обожал Тургенева «Отцы и дети», образ Рахманова…
Тот же голос: Есть статистика, есть исключения. Я как раз интересуюсь статистикой.
ОЛ: По статистике…
Тот же голос: Вы когда писали, наверное, вы какие-то идеи имели ввиду? И, наверное, какое-то воздействие этих идей?
ДГ: Да.
ОЛ: По статистики влияние литературы на человечество ничтожно мало.
Тот же голос: Не соглашусь.
ОЛ: Ничтожно мало.
АВ: То, что вы не согласитесь…
ОЛ: Невероятно. Если мы посмотрим на историю…
Из зала: … на всех убиенных во всех войнах. Поверьте.
АВ: Могу ещё раз рассказать: писатель пишет не для читателя. Если читателю интересно ознакомиться с его посланием, то честь и хвала читателю. Если он там почерпнёт что-то хорошее, тем более хорошо. В принципе, да, такое воздействие есть, но оно очень небольшое. И очень часто читатель видит то, чего в книжке, с точки зрения писателя, нету. Вот допустим, Достоевский не призывал убивать старушек топором. А некоторые видели пособие и думали, что…
ОЛ: Тут имеет смысл заострить чуть-чуть. Понимаете, как только звучит заявление, а его произносят, грубо говоря, от Шекспира до Ольги Славниковой, что когда писатель пишет, он пишет не для читателя, у меня … Я же тоже читатель, да? Ну, я ж писатель только по будним дням, а в остальное ж время я читаю. Мне становится обидно: «Он же для меня всё-таки, да?» Вот тут надо чётко понять, это – «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». В тот момент, когда человек творит… сочиняет ли он музыку, стихотворение, роман, ну что ещё сочиняют?
ДГ: Картину.
ОЛ: Картину пишет, да. В этот момент, если он действительно творит, он один на один со своим творением. Вот это и подразумевается «пишет не для читателя». Не в обиду: зачем ты мне читатель. Понятно о чём речь? В момент акта творения никого между мной и моим творением нету. И не может быть. Иначе нету акта творения. Дорогие девушки, вы когда… женщины… вы , когда рожаете, думаете, что он будет двухметровый блондин с голубыми глазами? Между вами и вашими родами ничего нету. Ни будущий судьбы ребёнка, ни в каком классе он закончит школу — в восьмом или всё-таки до десятого доучится, ни какая у него будет жена или муж? Нету этого. Есть роды. Процесс самодостаточный. Это знает любой профессионал, работающий в области искусства.
Из зала: Я всё-таки обострю дальше. Очень многие профессионалы, особенно былых веков, когда была иная мораль, иная религиозность, они осознавали, когда писали, свою ответственность за то, что они пишут. И за то, как это будет влиять на людей.
ОЛ: Кто?
Далее из зала: Извините, договорю. Я вам проведу прямую жесткую параллель.
ОЛ: Давайте.
Далее из зала: Эйнштейн, Бор, Оппенгеймер, которые занимались исследованием этих вещей, они не думали, во что это выльется, а потом схватились за голову, письма начали писать.
ОЛ: А кто из них писатель? Писатель кто из них?
Далее из зала: Я вам говорю об этом процессе: «Я творю!» Они творили для науки. Они не думали, как это будет воздействовать…
АВ: Это разные вещи.
ОЛ: Нет, я здесь не смогу отвечать. Это…
Далее из зала: …а потом начали писать письма президентам США. Они, выражаясь, уже высказанным термином — участвовали в проекте. Просто их наука влияла на физическое существования тел. То, чем занимаетесь вы, влияет на души.
ОЛ: Я понял. Смотрите как, а нет ли тут момента передёргивания? Я сказал: «Влияние литературы на человечество ничтожно мало». Вы мне говорите: «Влияние науки на человечество огромно». А я разве с вами спорю? Влияние науки, безусловно, огромно.
Далее из зала: Я не поддержал тезиса…
ОЛ: Ну, а что делать? Ну, если б литература…
Далее из зала: Просто вам хочется, чтобы так было, наверное. Так проще.
ОЛ: Нет.
ДГ: Наоборот!
ОЛ: Наоборот!
ДГ: Нам бы хотелось, что бы она влияла в сто раз больше.
ОЛ: Наоборот.
ДГ: Но, увы, она влияет недостаточно.
Далее из зала: Просто вы это не можете оценить. Вот и все.
АВ: Ничего подобного. Вы пытаетесь жёстко передергивать. Более того, пытаясь, так сказать…
Далее из зала: Я пытаюсь обострять.
АВ: Да, но дело в том, что это не обострение, это неумение спорить. 90%, меньше даже, людей с каким-то там образованием спорить не умеют. Это я заметил. Так вот, по сути, вы пытаетесь сравнить несравнимые вещи. Дело в том, что мы творим виртуальные образы, мы создаём или разрушаем миры. Причём свои собственные. Если, конечно, не пишем фанфик по «Гарри Поттеру», тогда мы, в общем, пытаемся…
ДГ: Тогда мы разрушаем чужой.
АВ: Чужой мир. Но если мы честным, работая, мы работаем исключительно в виртуальном, который создаём и разрушаем сами. Помянутые вами господа и товарищи делали атомную бомбу. Что общего, кроме абстрактного процесса творчества? Ничего. Разные инструменты, разные результаты, разные площадки работы. То есть мы говорим об абсолютно разных вещах. И не надо взывать к нашей, понимаете ли, ответственности, всё остальное. Я, честно говря, этих взывателей, во-первых, ещё помню по большевистским временам. Тогда взывали, пытались учить и тому подобное. Я один раз при сов… большевизии пытался напечататься не что-то большое — стихи всего на всего. Но то, что я там услышал, мне хватило. Поэтому не надо взывать. Я этих взывателий, скажем так… как же это покультурней? Не слушал бы.
Из зала: Хорошо. Вот параллели вашей области: Рон Хаббард, писатель фантаст.
АВ: А его фантастика кому-то мешает?
Далее из зала: Вошёл во вкус и основал одну из самых страшных сект XX века.
АВ: А причём здесь это?
Далее из зала: Я продолжаю. Эти же параллели. Дяченки. (произношение говорящего искажено – Дьяченки – но мы будем придерживаться правильного написания, прим.) Вы просто не хотите понять мои тезисы. Дяченки: по некоторым их последним книгам, по их концепциям можно организовывать секты. Я вам это говорю как специалист по сектоведенью.
АВ: А-а-а! Господи! (общий смех и аплодисменты). Свят, свят.
ОЛ: Ладно, да, чтобы не сводить беседу к одному человеку.
ДГ: Нет, на самом…
Далее из зала: Вы пройдитесь по Петровки, какой лабудой заполнены прилавки.
ДГ: Согласен.
АВ: Я завтра этим займусь, кстати.
Далее из зала: Эта лабуда печатается. Я готов к тому, что здесь будут смеяться. Я этого смеха ждал.
АВ: Но мы-то приём?
ОЛ: Мы-то причём?
Далее из зала: Эта лабуда печатается миллионными тиражами, все, кто её печатают, считают — «Мы пишем это для себя и нам за это платят деньги», — не думают о том, что будет твориться с мозгами и душами тех, кто это читает.
ОЛ: Когда заканчиваем?
АВ: А вы из какой секты?
Ответ: Я православный христианин.
ОЛ: Так отлично.
АВ: А так что же вы проповедью вне храма занимаетесь?
Ответ: Я не проповедую. Я не священник.
АВ: Так, а что вы тогда тут?
ДГ: Нет, на самом деле всё очень просто.
Все то же голос: Когда человек читает фантастику …
ОЛ: Нет, стоп, иначе мы разговор… во-первых, надо заканчивать, попросили нас. Во-вторых, мы весь разговор свели к одной теме.
ДГ: Буквально одна минута. Я хочу расставить точки над «i». Я считаю, что то, что мы закладываем в наши книги – это хорошо. С нашей точки зрения.
ОЛ: С нашей!
ДГ: Я не считаю, что мы несём какие-то деструктивные, разрушительные, вредные и так далее идеи. Кто-то может не согласиться и сказать, что наши книги очень вредны. Но с нашей точки зрения, мы считаем, что мы сеем разумное, доброе, вечное, как бы пафосно это не звучало. Это раз. Второе, я не обвиняю учёных, которые занимались наукой, но в итоге которой получилась, скажем, атомная бомба или что-то ещё. Если бы не они, то кто-то другой бы всё это сделал. И всё ровно, тогда бы не было ядерной энергетики, не было теории относительности, не было бы квантовой физики и так далее. То есть что, не развивать прогресс и уйти обратно в пещеры? Я это тоже не приемлю. Я считаю, что с одной стороны: да, у науки есть оборотная сторона. Но сами по себе научные исследования, научно-технический прогресс негативным не являются. Другое дело как его применить? Это уже второй вопрос. Всё.
ОЛ: Поэтому нас просят просто заканчивать. И буквально два слова. Вообще спасибо, кстати, за разговор. Получился нормальный разговор. Да, безусловно, мы тоже обостряем с огромным удовольствием, иначе разговора не получается, вы же сидели и молчали в начале. Вспомните. Вот. Так что... все знают, что мы резки в суждениях. Кто из поэтов, художников, писателей, был не резок в суждениях и при этом интересен публики? Где они? Кто, Есенин? Высоцкий? Кто?
ДГ: Пушкин?
ОЛ: Пушкин? Кто? Все были резки в суждениях, это нормально. Единственное что, если мы возьмём любое разумное, доброе, вечное: роман Толстого «Война и мир», пьесу Шекспира «Буря», — не важно, назовите что там, — и задумаемся, какой процент людей из всех миллиардов человечества это читал? То тогда мы и поймём влияние литературы на человечество. Собственно я это так примерно представляю.
Из зала: Большой.
ОЛ: Большой? Я не думаю, что за два процента мы выйдем.
АВ: А что же не спросили про творческие планы?
ДГ: Да. (смеётся).
ОЛ: Это в другой раз. Всё. Ираклий просит завершать, поскольку тут должно быть следующее действие.
облако тэгов
