Майк Резник «Кириньяга: Рассказы об Утопии»

Кроме первого не по дате написания, но по внутренней хронологии цикла, все рассказы о Кириньяге начинаются с притчи, задающей тон для дальнейших событий. Будет справедливым, если и отзыв к циклу о последствиях практической мудрости (и «мудрости») мундумугу племени кикуйю по имени Кориба я начну со схожего вступления.

Не в начале времен, но ближе к их концу жил в стране Кения, часть которой когда-то была землей кикуйю, мужчина с острым, как наконечник стрелы, умом, но с холодным, как горный источник, сердцем. Единственное, что не позволяло его красным рекам внутри жил и чресел застыть и покрыться льдом, была мечта. Эту грезу тот умный, многознающий, муж называл словом «утопия». А так как он был не только умен, но и наделен даром пленительно сильного слова, то смог найти для построения своей утопии людей. И добиться от тех, кого этот человек презрительно называл белыми и черными европейцами, места для возведения в делах и поступках других собственных мечтаний.

Шло время, годы лишений и тягот, радостей и побед, но действительность разошлась с идеями, образами и представлениями своего основателя. Тот муж, став к тому моменту седым старцем, потратил много сил и произвел на свет не мало человеческих страданий, чтобы лишить свои воплощенные мечтания искажений, но все эти попытки обернулись прахом.

Прошло еще какое-то время. Чресла разочарованного старика совсем остыли и одряхлели. Его ум и то, что не кикуйю называли душой, отделились от тела и отправились к Нгаи, богу всех человеческих и иных племен. Как и миллионы лет назад, этот могущественный творец всего сидел на троне, а тот стоял на самой вершине священной горы Кириньяга. И все создания этого божества после смерти на сотворенных землях и рукотворных небесах отправлялись прямиком к трону Нгаи, чтобы поделиться своими достижениями. А некоторые и обидами, ошибками и даже поруганиями на своего создателя.

Именно с подобным грузом некогда гордый и сильный речью, а ныне сокрушенный и слабый волей старик оказался перед своим богом.

- Нгаи, все, что я делал, каждая травинка и хижина моей утопии были даром Тебе, верностью и покорностью. Почему же Ты не принял дела рук и мыслей моих? — спросил обиженный мертвец.

- Я знаю, старик, чем была твоя утопия и зачем ты ее делал. Но не ври после смертного одра о помыслах в делах твоих.

- Но все, все, все это...

- Все это твоя, твоя личная утопия. Не утопия кикуйю. Ты лжешь мне даже сейчас и врал себе и людям вокруг себя всю жизнь. Так что оставь хотя бы смерти честность и толику чести себе.

- Но чего же Ты хотел, чего? Раствори меня в небытии и отдай на съедение мою душу пасти космического льва, но ответь, чего же Ты хотел? Я возродил старину Твоего любимого народа, вернул его Тебе.

- Посмотри на все прочие Мои народы. Тех, кого ты заклеймил черными и белыми европейцами. Они начинали с той же старины, что и вы когда-то, кикуйю, Мой любимый народ. Но они не останавливались на том, что имеют, шли дальше, постигая мир и других людей вокруг себя. Все цвели и плодоносили, как сизаль в Моих лесах. А ты отнял у людей, которые тебе доверились, цветы и плоды, юность и зрелость, оставив им лишь старческое младенчество. Ты решил сделать всех собой, не позволив им стать тем, кем Я им предназначил быть. Повзрослеть. Ты — самый худший из Моих последователей. За это ты будешь вечно бродить по склонам Моей священной горы с горькой правдой о всех жизнях, что загубил. И никогда не достанешь своими глазами Моих глаз. Сгинь, Кориба, на все следующие века.

Такова основная мораль всех (почти) рассказов Майка Резника о Корибе и его кикуйю, которые составляют одну большую притчу или притчевый роман. Особенно ярко этот смысл предстает в таких произведениях, как «Ибо я коснулась неба», «Манамуки», «Сказание о высохшей реке», «Немного знаний» и «Когда умирают старые боги». И я полностью согласен с Нэнси Кресс, что с точки зрения драматургии, конфликта и финала самый сильный рассказ — первый из перечисленных. О девочке, которая хотела остаться кикуйю, но быть немного больше, чем кикуйю, и о Корибе, который хотел, чтобы кикуйю никогда не были чем-то большим, чем... сам Кориба, закончивший лучшие европейские и американские университеты, чтобы в итоге совершить то, что Эрик Хобсбаум назвал изобретением традиций. В данном случае — изобретением («реконструкцией») Традиции. Той самой, которая, будучи прерванной, никогда не сможет возродиться вновь. Лишь теневая квази-Традиция разрушать любые традиции живет вечно, а все остальные отправляются прямиком в лету утерянного и забытого. И разве это не естественный ход вещей, который заповедовал Нгаи? Создатель всех человеческих и иных племен.

В конце концов, почему бы не вспомнить здесь одну мало известную цитату Маркса из введения к «Экономическим рукописям 1857–1858 годов»:

«Мужчина не может снова превратиться в ребёнка, не впадая в ребячество. Но разве его не радует наивность ребёнка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на более высокой ступени воспроизводить свою истинную сущность? Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает её собственный характер в его безыскусственной правде? И почему детство человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки. Обаяние, которым обладает для нас их искусство, не находится в противоречии с той неразвитой общественной ступенью, на которой оно выросло. Наоборот, оно является её результатом и неразрывно связано с тем, что незрелые общественные условия, при которых оно возникло, и только и могло возникнуть, никогда не могут повториться снова»