Продолжаю публикацию материалов дискуссии о научной фантастике 1960 года в газете «Литература и жизнь», начатую статьей Николая ТОМАНА «Фантазировать и знать!», за которой последовали мнения Е. КАПЛАН, Валентины ЖУРАВЛЕВОЙ, Бориса ЛЯПУНОВА и Евгения БРАНДИСА. Статья К. БУШКИНА отсутствует в публичном доступе.
К. БУШКИН. Литература или наука?
Научно-фантастические произведения перестают быть монополией журналов «Техника – молодежи» и «Знание – сила». Они уже появляются отдельными изданиями и даже печатаются в «толстых» литературных журналах. Все это радует. Совершенно закономерно, что развитие жанра получает и свое теоретическое обоснование. В этом отношении сделано уже многое. Но остается невыясненным, что же все-таки такое научная фантастика?
В статье, в свое время положившей начало дискуссии о научной фантастике на страницах «Литературы и жизни», писатель Н. Томан выдвинул положение, что научно-фантастическая литература должна быть прежде всего научной. Н. Томан считает, что в любом научно-фантастическом произведении главное – это та или иная научная гипотеза, опирающаяся на данные современной науки. Автор статьи заранее предвидит возражения, что произведения такого рода по сути дела превращаются в научные исследования, и отвечает: «Если хотите, то – да, но при условии, что исследование осуществляется средствами не только науки, но и художественной литературы».
Теперь все стало на свое место. Оказывается, научная фантастика – это не художественная литература, она лишь использует средства последней. В лучшем случае Н. Томан оставляет за ней функции научно-популярной литературы, правда, говорящей не о сегодняшнем, а о завтрашнем дне науки.
В ходе дискуссии Н. Томану уже возражали, но интересно разобраться в характере некоторых возражений. В. Журавлева считает, что Н. Томан незаслуженно обидел авторов научно-фантастических произведений, делая предположение, что они не в курсе последних достижений науки. Ведь, как правило, они по своему образованию – научные работники, инженеры, врачи. Кроме того, говорит В. Журавлева, фантастика должна быть более смелой, более прозорливой и мудрой, она должна идти впереди науки. По сравнению с утверждением Н. Томана – это уже шаг вперед.
По сути дела, и Н. Томан, и В. Журавлева теоретически обосновывают положения, лежащие в основе творчества некоторых писателей-фантастов.
Дело в том, что многие произведения нашей научной фантастики страдают однобокостью, уклоном в техницизм. В некоторых из них этот недостаток доходит до крайней степени, и появляются рассказы-уродцы, в начале которых строится коротенький сюжет (более или менее острый), основанный на недоразумениях, которые произошли в результате работы над каким-нибудь изобретением; а потом следует длинное техническое обоснование этого изобретения. Таков, например, рассказ Д. Биленкина «Зримая тьма», опубликованный в прошлом году в восьмом номере журнала «Техника – молодежи». С точки зрения Н. Томана, это – идеальное научно-фантастическое произведение. Действительно, здесь есть научное исследование, донесенное до читателя с помощью художественных средств. Но здесь нет ничего от художественной литературы.
Существует и другая крайность. Некоторые научно-фантастические произведения строятся по принципу того самого детектива, о котором так много говорилось в нашей печати. Примером (и далеко не худшим) произведений этого рода может послужить повесть Б. Фрадкина «Тайна астероида 117 – 03». По количеству приключений эта повесть может состязаться даже с голливудскими боевиками. Очень много и просто плохо написанных научно-фантастических произведений. Литературный уровень их крайне низок – ни язык, ни образы не напоминают нам, что это произведение искусства. Укореняются и штампы.
Какой же должна быть научно-фантастическая литература?
Прежде всего она должна быть настоящей художественной литературой. Следовательно, главным предметом ее изображения должны быть люди, а не техника, на каком бы уровне она ни находилась. Оценивать научно-фантастические произведения следует по законам, обязательным для литературного произведения любого жанра, то есть в первую очередь с точки зрения идейной и художественной.
Специфической чертой этого жанра является фантастика – смелое допущение, заострение тех или иных жизненных явлений, смелое предвидение. И вместе с тем смелость фантастических допущений не может регламентироваться уровнем сегодняшнего представления о мире, лишь бы эти допущения не расходились с общим направлением научного и социального прогресса. Кстати, смелость эта заключается вовсе не в том, насколько автор опережает свое время. Герои Алексея Толстого, Герберта Уэллса, Карела Чапека, Александра Беляева большей частью жили примерно в одно время со своими авторами. Герои последних произведений И. Ефремова, напротив, живут в очень далеком будущем. Но те, и другие произведения отличает смелость фантазии их авторов.
Сколько раз в фантастических рассказах люди встречались с жителями других планет, но нигде величие и грандиозность этого события не ощущалось так, как в повести И. Ефремова «Сердце Змеи». На мой взгляд, эта повесть по свое проблематике, по смелости фантазии, по художественному мастерству – лучшее из всего, что создали советские фантасты за послевоенный период.
И еще одно. Н. Томан неправомерно суживает термин научная фантастика, относя к ней только произведения, имеющие более или менее отчетливо выраженный популяризаторский характер. С давних пор в научной фантастике сложилось два направления. Одно из них связано с именами Жюля Верна и Обручева, другое – с именами Герберта Уэллса, А. Толстого, А. Беляева. Первое направление можно охарактеризовать как популяризаторское, стремящееся предвосхитить достижения науки. Но в лучших произведениях этого направления главную роль играют не «научные исследования», а люди. Жюль Верн живет и сегодня, хотя технические идеи, им выдвинутые, давным-давно перестали быть новыми. Он живет главным образом благодаря своим замечательным героям.
Термин «научная фантастика» с неменьшим правом относится и ко второму направлению. Сам этот термин возник в литературе для того, чтобы отделить фантастику более или менее научно обоснованную от фантастики волшебной, сказочной, чудесной, фантастики «Носа» и «Вия» Гоголя или «Золотого горшка» и «Записок Кота Мура» Гофмана. Пытаясь закрепить этот термин только за произведениями, популяризирующими науку, Н. Томан суживает границы этого жанра и тем самым обедняет его.
В каком бы жанре ни работал писатель, он всегда отражает мысли и чаяния того общества, в котором он живет. Ясное, солнечное будущее встает перед нами в произведениях И. Ефремова. В романе «Туманность Андромеды», в повести «Сердце Змеи» рисуется расцвет человеческого общества, во имя которого мы живем и трудимся сегодня. Иная картина предстает в творчестве зарубежных фантастов – в мире, в котором человек лишен всего человеческого – чувства, разума, жажды знаний – и довольствуется только ролью придатка усовершенствованной машины, в мире, в котором человек живет под постоянной угрозой войны и таинственных сил Вселенной. Именно таким мы видим человеческое общество в талантливой повести Рэя Бредбери «451° по Фаренгейту» и в других произведениях лучшей части зарубежных фантастов. Это – предостережение миру. Это не пессимизм, а боль за судьбу человечества. По свидетельству М. Горького, именно такую книгу советовал В.И. Ленин написать А. Богданову: «Вот вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга...» Совершенно очевидно, что наши писатели должны говорить не только о светлом будущем. К этому будущему ведет далеко не гладкий путь, и это нужно иметь в виду.
Бесконечно разнообразны темы и виды научной фантастики. Но нельзя забывать одного: в этих произведениях должны выражаться самые сокровенные мысли, самые затаенные мечты человечества.
К. БУШКИН
«Литература и жизнь» от 21 августа 1960 года, стр. 3.
цитировать