44

Пока "Бесконечная шутка" ломает мою книжную полку тяжестью от грядущего внимательного чтения, а сериал "Рассказ служанки" все ускользает от меня в связи с двумя еще не просмотренными сериями, могу сказать следующее. Во-первых, хочу сделать третью статью о сериале "Counterpart", о втором сезоне, и еще одном-двух сериалах прошлых лет. Достаточно интересных.) Пока еще не знаю, о чем книжном напишу в ближайшее время, но все это долгое вступление не о чем ради другого.

Читающих по подписке мою колонку стало аж 44 человека! Красивое и не малое число. Но мы все понимаем, что можно и более.) Мне приятно просто писать, делиться своим мнением и т.д., но все же как хорошо, когда ты видишь, что людям это и вправду нравится! И даже в некотором роде все это им нужно. Поэтому, если интересуетесь моими сумбурными статейками, рецензиями и обзорами, почаще ставьте "нравится" и подписывайтесь. Сознательно плохого не выдаю Только бессознательно, и то редко!

Меж тем, спасибо тем, кому нравятся мои публикации, кто ждет их и всячески поощряет. Спасибо, что вы есть!

Конечно, я обещал, причем давно, сделать обзор совершенно другого сериала, а именно "Рассказа служанки". И он, разумеется, будет. Но неожиданно возникшая на горизонте статья beskarss78 (здесь), вполне основательная и объемлющая, о польском проекте Нетфликс под названием "1983" изменила мои планы на рецензии. Как и просмотр самого сериала. Да, конечно, упомянутый рецензент, как я уже заметил, вполне подробно осмотрел и разобрал все основные темы телесериала, его светлые и не совсем удачные стороны и решения. Но в нижеследующем потоке мыслей мне хочется поговорить больше не о конкретном "1983", хотя и о нем тоже, но в целом разобрать состояние дел в жанре антиутопии и кинематографических его воплощениях. А еще точнее поставить и постараться ответить на следующий вопрос — а не устарела ли антиутопия в том виде, в котором мы ее знаем и привыкли видеть что на экранах, что на бумаге (ясное дело, что в основном речь будет идти именно о кино- и теле-реализациях)? Не настало ли время обновления жанра и его основополагающего канона? Не пора ли нам отбросить наследие Джорджа Оруэлла? Но обо всем по порядку.

Антиутопия — особый литературный, кинематографический и в том числе игровой жанр. Довольно разнообразный в оттенках, направлениях, стилях и акцентах, смысловых посылах. Но более-менее подходящее для всей немалой жанровой семьи понятие может дать каждый хоть чуточку увлеченный подобными произведениями, к примеру таким образом. Антиутопия — это выставление на показ (не)далекого будущего человечества, а именно (самых) мрачных сценариев оного с выделением особенно пугающих и отталкивающих черт тех потенциальных обществ (отсутствие свободы, человечности, морали, нравственности, первостепенных благ, определенного равенства, мира или самого человечества и т.д., и т.д.). Исключение составляет, естественно, особое ответвление антиутопии в виде альтернативной истории, куда относится и обозначенный проект и другие, наподобие "Человека в высоком замке", фильмы и сериалы, в основном о победивших нацистах или не проигравших красных. Но вернемся к "1983" чтобы понять, к чему именно я вас хочу подвести.

"1983" — сериал об альтернативной современности, где социалистический лагерь в Восточной Европе вместе с Советским Союзом не канул в лету, а Польша стала своеобразным Китаем со славянскими чертами в миниатюре. Либерализация рынка в обмен на сохранение режима одной, но на момент повествования даже не квазикоммунистической партии. Киберпанковские нотки, современные технологии рядом с тотальным контролем через электронные устройства и всеобщую информатизацию, запрета на определенную литературу и Интернет (видимо), легализация католической церкви и модернизация в крупных городах, явно высокий уровень жизни у большинства горожан с обществом потребления и Партия, СБ, военщина (и церковщина, которая, по заключительным эпизодам, должно быть еще проявит себя с не самых святых сторон во втором сезоне). В общем, все это уже обозревалось в статье-обзоре beskarss78. Но за всеми хитросплетениями политических межведомственных интриг, фальшивых терактов, как и вышеизложенного, лично мне видится нечто амбивалентное. Особенно вкупе с флэшбэками из 1983. Чувствуется смешение атрибутики двух разнородных форматов единого жанра. А именно наследия Оруэлла и Олдоса Хаксли.

Партия, железная рука государства, насаждаемый государственный патриотизм при помощи инструментов отжившей свое коммунистической идеологии, подавление свободы слова и творчества, всесильные службисты, фальшивое (частично) Сопротивление, сфабрикованная история, репрессии... Это все оруэлловское, прямиком из "1984". Ну, что и говорить, если само именование сериала очень тонко намекает о духовном и идейном предшественнике. Черт, да эта книженция в первой же серии демонстрируется с вполне ясными экивоками для оценки последующих событий. Но более всего оруэлловский дух ощущается в вставках из конца 20 века. Из дней перед терактами, переломивших ход истории. Что, в принципе, неудивительно, ведь старик Оруэлл, либертарный (демократический) социалист писал о своем настоящем. Ну, не совсем своем, но советском. Гипетрофированном до жути. Да ни раз, и ни два уже замечалось, что "1984" — об утрированных в соответствующей степени социалистических диктатурах. Поэтому события в еще не западной, но уже не советской Польше начала 80-ых воспринимаются вполне в разрезе нашумевшего повторно после скандала со Сноуденом (в отзыве на самую известную книгу Джорджа данная проблема рассматривается) романа известного писателя. Но оставим в стороне вопрос реалистичности в культовом идейном продолжении замятинского "Мы", а рассмотрим влияние Хаксли в сюжетной канве "1983". Всеобщая информатизация, вездесущее общество потребления со своим аналогом айфона, футуристичные и опрятные города, в которых живут мещанские, сытые, одетые да всем довольные обыватели, развеивающие скуку в вьет-таунских ночных клубах и соцсетях. И котором, само собой, до политических свобод и скором заходе в милитаризм и далеко направо всей Польши как-то невдомек. Конечно, общество не кастовое, полного запрета на творчество и искусства нет, но главное по Хаксли — свобода телесная (читай, удовольствий) взамен духовной. Не даром актер, играющий роль вьетнамского мафиози, сказал очень яркую фразу по этому поводу (примерно такую): "мы прослушиваем все миллионы телефонов, просматриваем еще больше сообщений, и знаешь что? В них нет ни слова о свободе. В этих комфортабельности и технологиях дух вашей нации и умер". Думаю, как раз элементы Хаксли из этих скупых и бедных описаний (моих) покажутся наиболее интересными, в чем-то свежими, но точно актуальными, животрепещущими и достойными внимания.

Именно мотивы "О дивного нового мира" делают Польшу в "1983" по-настоящему реальной, живой и трагичной. Ведь они не только о народе, который из-за злой и коварной партии бюрократических "совков" не обрел свободы. Эти сквозные линии единого событийного фона создают наш собственный, вполне и к сожалению чересчур настоящий мир, ни капельки не альтернативный и не тоталитарный. Во всяком случае в принятых Оруэллом базовых понятиях тоталитаризма и антиутопии. Ведь технологии, которые должны были сделать мир свободным и сплоченным, объединить и сдружить людей, образовать их, делают совершенно иное. Интернет, как и ТВ, стал очередной площадкой "Общества Спектакля" (отсылаю прямиком к статье по "Поколению "П"" Пелевина и к самой книге, одноименной, Ги Дебора, но рецензия здесь), то есть ристалищем для поединков мифологических конструкций политтехнологов и рекламщиков и их податливых аудиторий. Доступность знаний, а на самом деле лишь информации, убило у подавляющей части населения всякую способность к критическому мышлению и тягу к познанию. Я уж молчу про разрыв этой же части населения, в том числе и нас с вами, с реальным миром за окном. Окном в вашей комнате, а не на мониторе. Современная диктатура — это диктат лейблов и мерча, культа потребления и зомбифицирующих СМИ, одурманенного ими плебса, который, подрастая, к ужасу даже стоящих Наверху и не смотрящих слишком далеко вперед, готовится заменить их на посту всемирных кукловодов. Вот это настоящая и пугающая антиутопия — мы. Не замятинское "Мы", а вполне реальные и пугающие люди в конкретном здесь и сейчас. А также тот злосчастный и порочный круг, который может возникнуть в ходе круговорота от одурманенных к одурманивающим и обратно сквозь призму смартфона, планшета, чего-то-там-.ru (.com) и модных буковок на нашем шмотье однородного и весьма посредственного "качества".

Так что не количество партий и наличие красного знамени, ну, или свастики с коричневыми цветами, делают произведение антиутопичным. Привязка к тенденциям сегодня, способы внушения, витающие в воздухе доминанты и стремления общества, доведенные до абсурда, либо показанные в каком-то определенном, выделенном аспекте — вот это создает подлинную и настоящую антиутопию. Поэтому, с некоторыми натяжками, но я могу позволить себе назвать "1984" Оруэлла антиутопией. Но только по отношению ко времени написания данного романа. А так и известная экранизация уже была далека от статуса антиутопичной. Потому что была неактуальна. Сегодня социалистические диктатура и злые коммуняки, соци и левые в целом — это не антиутопия. Потому что их нет и ими даже не пахнет. Вот правый поворот — вот это еще как правдиво и бесповоротно (хах, словесный каламбурик). Но посредством чего и на какой почве? А на гумусе из информационного общества и эпохи постмодерна в самом их негативном смысле и вульгарном осмыслении. С возрождением старых монстров и отживших себя идей ржавого налета правизны, которые суть следствие гниющего глобального (пост)капитализма (а в этот раз отсылаю к статье на тоже Пелевина, но уже на "SNUFF" и посткапитализм). Я бы еще сказал про актуальность экологических антиутопий, но они так или иначе никуда не пропадали и время от времени появляются на экранах. Взять тот же ремейк-перезапуск Безумного Макса. А вот с социальными антиутопиями не все так хорошо... Дело спасают "Суррогаты", "Элизиум", "Судная ночь", "Шоу Трумена", "Гаттака", но их мало! До обиды. Популярная и завершившаяся франшиза "Голодные игры" все же подростковая полу-антиутопия на фоне постапокалиптики, ибо не зацикливается на темах массового общества и диктатуры информации, на итогах современного капитализма и неоколониализма, а всего лишь вновь впадает в тоталитарное государство с жестокой, бесчеловечной диктатурой и одетым в единое серое (или столичное цветастое) плебсом с элементами озвученных тем. Сегодня нужны антиутопии об озвученных выше темах, о гибридных войнах, закулисных с далеко играющими последствиями играх транснациональных корпорациях, о возрождении империализма и национализма в разных формах, о вырождении движений и групп, ратующих за свободу, их включение в вездесущее общество спектакля (имеется в виду опошление и деградация левых движений на Западе с известными следствиями).

Заключая, нельзя забывать о заглавии данной статьи. Сериале, о котором я до сих пор упоминал лишь постольку-поскольку. "1983" — качественная вещь, сделанная своими создателями и исполнителями главных и не только ролей с любовью и трепетом. Это видно. Для поляков тема ведь больная. Мы это понимаем и должны помнить. Но представленная мной ранее дихотомия между антиутопичностью по Хаксли и по Оруэллу не только делает сериал насыщенным на трактовки и в общем красочным. Эта внутренняя конфронтация двух, на самом деле, противоположных жанровых веяний подрывает целостность и логичность нарратива. Ведь возникают вопросы, некоторые из которых я спрячу под спойлером, дабы не спугнуть возможных зрителей этого творения.

Да, хоть это и не мелочи, но сериал все равно хорош и достоин просмотра. Ибо его более актуальные мотивы радуют глаз и греют сердце. Эти борцы за свободу, достаточно мнимую, которую они и сами не ахти как представляют, но способны зато ради вендетты так порезать виновных и невинных, что мама не горюй. Но и без некоторых клише не обошлось, ляпов и вопросов вне обозначенной конфронтации двух антиутопических направлений и стилистик (

PS. Не забудьте о шпионской ретрофутуристичной альтернативке, сериале "Counterpart" и моих обзорах на него — втором и первом.

PPS. Спустя минут десять подумав, добавлю еще кое-что. Хаксли и Брэдбери, конечно, актуальны. И хорошая антиутопия, как видно из статьи — это как раз наличие этой самой актуальности. Но обновлять жанр нужно не старыми колоссами, а новыми богатырями. Нужны не хорошо забытые старые, а по-настоящему новые идеи, авторы, книги, сериалы, фильмы, игры, идейные и жанровые ответвления... Нужно обновляться целиком и полностью, не стоять на месте. Иначе и у нас в фантастическом гетто скоро найдется свой Гнойный, который будет пинать труп. Правда, не баттл-рэпа, а антиутопии...

«Я удивляюсь, почему ваши преступники не указывают в качестве смягчающего обстоятельства редкостное безобразие вашего города.» (не совсем традиционный классик)

«Город — царство, а деревня — рай» (крестьянский народ о себе и еще каком-то народце...)

Эх, времена проходят, царей расстреливают, генсеков упраздняют, а темы вечные лишь меняют свои обертки. Но ни в коем случае не те вечные романы, в которых вечность предстает во всей своей красе. Как, например, получилось с «Обыкновенной историей» Ивана Александровича Гончарова. Хах, что забавно, тематика произведения очень тесно переплелась с моими личными чувствованиями и невзгодами нуарного донского декабря. Нет, не вбивайте себе в голову, что, мол, ясно все — любовные порывы и падения, как обычно. Отнюдь, товарищи и господа, никак нет! Не случалось их в последний год, к сожалению или счастью, а вот цейтнота везде и во всем, кучи мероприятий, планов и дел, которые необходимо выполнить, отсутствие хоть одной написанной (около)литературной строчки за последние месяца два, не говоря уже о целом рассказе... Вот это, безусловно, я испытывал, да еще как. А почем ж здесь «Обыкновенная история»? Да потому что роман этот не столько и не то, чтобы о делах любовных, а о противостоянии, точнее, контрасте двух миров. Мира Урбанизированного и мира Провинциального (Сельского). Общества и общины по Ф. Теннису или просто Города и Деревни.

Возможно, мне снова привиделось присутствие чего-то не шибко литературного в романе. Вполне возможно, не отрицаю, я снова занимаюсь своими грязными делишками (обсуждении на сайте фантастического содержания гипертрофированно реалистических вещей полититного толка). Ибо сюжет на четыре пятых точно выстраивается в Петербурге, вокруг двух горожан и одного «огородившегося» провинциального дворянина. Собственно, назовем их имена — главный герой, мечтательный Александр Адуев — во всяком случае первоначально романтически и идеалистически настроенный на «большие, великие дела». Его дядя, Петр Иваныч (разумеется, тоже Адуев) — «понаехавший» петербуржец-старожил, чиновник и бизнесмен, достаточно холодный, но прагматичный и далеко глядящий человек с закрепившейся небезынтересной философией. И, конечно же, возникающая под конец первой половины романа жена Адуева-старшего — Лизавета Александрова. Но повествовательный антагонизм между племянником и дедей Адуевыми как бы намекает, что соперничество в полемическом формате ведется не просто между двумя людьми, поколениями, типажами или даже философиями. Словесная борьба с широкой полосой аргументации (которая, естественно, практически всегда завершается в пользу Петра Иваныча, ведь Александр идет путем эмоциональных, громогласных выпадов) представляет собой именно борьбу двух мирозданий. И раз уж два эти персонажа, главных героя, изображают собой эти утрированные, отфильтрованные версии своих вселенных, то стоит прийти и к следующему. Постепенные метаморфозы Александра Адуева, в финале романа становящегося (спойлер!) образом собственного дяди, можно воспринять как метафору неизбежного угасания аграрного мира и вплетание его в индустриализированную, урбанизированную реальность. В «Обыкновенной истории» этапы этого скатывания (или возвышения, кому как по душе) главного героя разделены его романтическими увлечениями. От Софьи к Наденьке, потом Юле, потом Лизе, потом... И т.д., к эпилогу.

Как мне вновь кажется, все и того не проще. Контекст книги надо ловить не только в концепции «полуазиатская провинция vs европеизированная столица». Миры Александра и Петра можно уточнить и очертить гораздо лучше. Здесь представлена приход и борьба буржуазного, мещанского мира с последними феодальными пережитками. Но все-таки не строго в том смысле «феодального» как говорится порой Петром Ивановичем в виде «дикости востока по отношению к женщине», которую он вменяет Александру. Все-таки к Софье и Наде юноша не был так черств как, к примеру, к Юле, которую действительно оградил от всего мира и мужчин в нем, конечно же. А потом от скуки и «слишком легкой добычи» бросил. Здесь я, как раз, вижу уже измененного Александра Адуева — не-совсем-изначального-Александра, а Адуева-младшего в становлении к образу Адуева-старшего. Начавшего превращение в столичного мещанина. Поэтому романное мещанство объявило крестовый поход не против ужасного феодального угнетение женщины, а против положительной стороны добуржуазного общества. Размеренной, не подчиненной получению прибыли жизни, в которую можно было предаваться идеалистическим размышлением (при условии прибывания в верном сословии, конечно). Жизни честной, порядочной, правильной, красивой и счастливой. Даже более — мещанское существование поглощает и убивает в «Обыкновенной истории» деревенскую жизнь. А итог всему этому какой? Ведь до финала книги такой же путь прошел и Петр Иванович. Теперь он, безусловно, опытный, видавший виды, интересный и статный, образованный человек. Но и холодный, расчетливый, без веры в людей и все возвышенное (если возвышенными считать нормальную любовь или должную справедливость), до крайности прагматичный, любящий порой играть другими людьми (в целях, разумеется, «помочь» им), подавляющий большую часть времени в себе практически все эмоции. И все, к чему он стремится — комфорт, удобство и карьерный (финансовый) стабильный рост. И ничего более. Безусловно, под конец книги даже Адуев-старший некоторым образом преображается — в нем просыпается его истинное, забитое Городом «я». Но мещанство все равно побеждает уже в сердце повзрослевшего Александра. Слишком изнеженного своим положением провинциального, но мечтательного дворянина (но и не испорченного им — как нам показывают уже обозреваемый мной роман другого русского классика «Пошехонская старина» и многие иные произведения отечественной литературы), а впоследствии так же, как и дядя, впитавшего мещанскую, почти протестантскую этику и мировоззрение. Из-за чего, как даже Лизавета замечает, ее племянник потерял себя.

Заключая свой сумбурный после долгой паузы отзыв, замечу следующее. Действительно, на театре любовных действий в «Обыкновенной истории» скрывается столкновение мещанского города, холодного, механистичного и выстроенного на культе барыша, со спокойным, честным и добродушным селом. Притом данная конфронтация более смахивает на поглощение и пережевывание буржуазной цивилизацией аграрной культуры с последующим перерождением и слиянием деревенского образа с городскими идеалами, но и некоторым искажением этих идеалов. Как мы помним, представители этих двух реальностей — Петр Иваныч и Александр — взаимно изменились. Кто-то больше, кто-то слабее, но ушли от первоначальных установок. От изначальной гипертрофированности и переизбытка в себе представляемых и защищаемых ими устоев. И выход, конечно, посередине. В том, что Кропоткин подразумевал под симбиозом города и деревни. Создание некоторого срединного, смежного состояния между этими двумя как территориально-административными типами общества, так и между двумя культурами и ментальностями. Уход как от дикости восточной деспотии и феодального патриархального забытья, так и от бездувности, антивозвышенности и опрощении города. Ибо для меня неприемлемы и нелепое простодушие Александра в начале романа, и там же холодные размышления Петра Ивановича о должном браке и грамотном ненавязчивом контроле над супругой.

PS. «Обыкновенная история» показалась гораздо интереснее, живее, реалистичнее и даже комичнее (местами драматичнее), чем «Обломов», хотя последний — более поздняя работа. Не лишен своих слабостей и этот первый роман, например, местами казался странным сменяющийся темп повествования и сюжетных оборотов, но в целом гораздо ближе к настоящей жизни. Остросоциальнее. Хотя и в «Обломове» я кое-чего найти смог...

(1)

«Достаточно развитая технология неотличима от магии. И от природы.» (кларкианская и посткларкианская версии закона)

«Мы покажем вам кузькину мать!» (даже после Технологической Сингулярности актуально!)

«Улыбающееся будущее походит на очаровательный пейзаж: вся прелесть исчезает, когда проникают в него.» (французский поэт как о частном опыте человека, так и о всеобщей горести человечества)

Включайте марш из «Red Alert» на полную громкость! Но забудьте про жалкие пародии да поделки псевдоинтеллектуальной плеяды киношной аки книжной клюквинистики. Ведь сегодня нам вместе предстоит погрузиться в пучины текстуальных квантов, сцепленных в единый литературный кнут посткиберпанковского пошиба финским математическим умом. И постараемся узреть в этом заключительном труде трилогии от Ханну Райаниеми (и в цикле в общем) не только крайне футуристические пейзажи Солнечной системы, давным-давно колонизированной человеком не совсем стандартным способом, не только детективные хитросплетения в обрамлении реалий Технологической Сингулярности, и не только целый вагон интереснейших научных теорий и гипотез с фантастическими допущениями. Да, даже здесь я грубо и наверняка не по авторскому замыслу, порой пренебрегая элементарной логикой, проведу вскрытие политотно-синкретическим скальпелем «Каузального ангела». Тем самым покажу его исторические, классовые и философские подтексты. Или их ложные симулякры из моей же головы.

Сразу скажу, что трилогия Ханну мне пришлась по вкусу. Конечно, не для каждого будет легок подобный способ изложения. В колее повествования автор специально вносит множество неясных терминов из сконструированного им очертаний будущего. Да еще и начинает саму историю не то, чтобы с конца, но без должной предыстории мира, который явно отдает букетом из бесчисленных, уже чуть завядших роз. Тут я имею в виду не то, что события плохие, «дурно пахнущие» и т.д. Наоборот, подтверждаю богатейшую писательскую фантазию финского владельца сайфайного пера, сравнивая величественную обширность вселенной «Квантового вора» с букетом из бесконечного количества цветов. Не все из которых стали в итоге задействованными шестеренками нарратива, из-за чего чутка подвяли. Но это не минусы, повторюсь вновь! Ибо почти все ответы и очень бросающиеся в глаза намеки для их прорастания в читательских головах Райаниеми оставил как в финальной книге саги, притом довольно много, так и в двух прошлых частях. Так что выбранная манера рассказывания хоть и может породить некоторую дискуссию о целесообразности, на самом деле не является преградой для понимания романов, не вызывает как такого угасания интереса к чтению, а наоборот, придает миру Жана ле Фламбера как таинственность, так и реалистичность. А последние два следствия вряд ли у кого язык повернется обозвать признаками дурного вкуса у писателя и неумелости его, бесталанности. Только наоборот!

Но кончим с дифирамбами, ибо слагать их Ханну можно довольно долго. Да и зачем заниматься такой скучной деятельностью. если можно либо еще раз прочитать эти детища возрожденного киберпанка, либо постараться увидеть в сюжета и литературных пластах произведения нечто еще? Выбираю второе и сразу же обращаю внимание на то, что писатель отлично знает не только собственно финский фольклор, но и не слаб в сведениях о русской культуре. Например, к своему стыду, о во истину великом русском мыслителе религиозной школы Николае Федорове (2) я в первый раз услышал именно со страниц «Квантового вора». Последний факт также должен огорчать современную модель образования недо(пост)индустриального общества Эрэфийской империи, но черт с этим. Зато вернемся к детальному дьяволу иного рода. Соборность, гоголи, федоровизм, Великая Всеобщая Цель, а с другой стороны культура и социальный строй зоку. Ничего не напоминает, ничего вам эти слова и их контекстуальные значения в романе не говорят?

Лично мне видится следующее. Противостояние двух основных сил мира «Квантового вора», сверхдержав ближнего космоса — Соборности и сообщества зоку — (во всяком случае, моему искореженному сознанию так видится) напоминает «холодную войну» Советского Союза и Запада? А в «Каузальном ангеле» и всю что ни на есть несостоявшуюся Третью Мировую. И только не говорите, что видите в образах Соборности одни лишь отсылки на российскую культуру и довольно необычную, почти сектантскую интерпретацию православия. Тоталитарная структура без особых свобод и демократических ценностей, которая стремится к некой великой цели по своей жесткой идеологии и готова сломить для это весь мир и волю каждого отдельного человека. Фактически воплощая, хех, принцип «лес рубят — щепки летят». Вульгарное понимание коммунизма как идеологии (не общественно-экономической формации) и Советского Союза как «империи зла» не напоминает? А это всего-то сокращенное описание Соборности — постчеловеческой цивилизации, которая посредством превращения большинства людей в безвольных гоголей и поглощением всей материи в пределах нашей системы старается создать новую вселенную, где не будет смерти. Чисто постсингулярный вариант марксизма-ленинизма, но слишком крутой и не вульгарный, чтобы называть его очередной западной клюквой. А двум главным Основателям Соборности, несмотря на все их темные и далеко не добряцкие поступки, откровенно сочувствуешь и понимаешь их фанатичное стремление уничтожить свободу и вещество ради высшей цели. Так что Соборность хоть и выступает периодически по ходу сюжета трилогии коллективным антагонистом Жана и Миели, но в основном обитает в роли антигероя, у которого не самое дурное желание — смерть смерти. Пусть и методы, как и в реальности индустриального социализма, вызывают споры... А зоку? Хоть как таковой антагонизм с Соборностью находит место лишь в ретроспективных интерлюдий прошлых войн и четкая аналогия с Западом прошлого и сегодняшнего века не прослеживается на постоянной основе, точки соприкосновения выделить можно. Зоку это все-таки цивилизация индивидуалистов, пусть их желания и ограничены некоторыми коллективистскими лимитами. Но и Соборность не страшная машина полной аннигиляции всего личностного — по крайней мере, не для своих лидеров. Зоку, особенно в «Каузальном ангеле», где мы и узнаем о них наиболее полно, являются цивилизацией потребителей и сибаритов. Они не преследуют неких великих целей ради пусть и иллюзорного, но блага всего человечества. Нет, это лишь сообщество праздных игроманов, для которых жизнь в прямом смысле слова игра и театр. Кстати, среди них присутствует дифференциация между шекспировской и ЧГКшной версиями такого понимания бытия. Но не суть важно. Зоку живут в собственное удовольствие, особо не стараются влиять и сдерживать Соборность и вообще не пытаются бороться за нечто большее, чем они. Играют, но не живут, существуют, но не значат ровным счетом ничего. Так что некоторого рода размытая параллель в аспектах противопоставления Соборности, гедонизма и потребительства с Западным миром имеется.

Но не только политическая плоскость внедряется в смысловые пласты этого великолепного примера ультрасовременного киберпанка. В отзыве на один из моих любимых романов вообще, «Выбор оружия» Йена Бэнкса, а также во втором варианте комментария к «Ложной слепоте» Уоттса, я упомянул, что наблюдаю зарождение нового жанра научной фантастики. Его можно обозначить как «постсингулярная драма» и трактовать довольно широко. Все произведения этого помысленной мною абстракции можно характеризовать как нарративы эпохи после Технологической Сингулярности. То есть действия и персонажи будут жить в мире почти магии, смешавшихся естественности и искусственности, безграничных возможностей и бесчисленных вариаций. Но счастья это не принесет, ибо еще большая неопределенность, чем в нашей непостоянной реальности, приведет к гораздо большим печалям и горестям. Ситуациям, когда героя от злодея отличить нельзя, а никаких граней между моральностью и аморальностью попросту нет. Вседозволенность и ничтожность всего, общество далекого постмодерна (3), в котором даже потребительские ценности обесценятся и испарятся. А экзистенции антигероев будут самым лучшим из возможных исходов конфликтов, описанных наподобие противостояния Соборности в этом мире. Ведь, спойлер, по выдуманному мною канону постсингулярной драмы, читателю предстоит увидеть весьма неоднозначную концовку с весьма неоднозначным раскрытием героев. Это, наверное, один из недостатков заключения Ханну своего масштабного литературного эксперимента — довольно невнятный эпилог. Точнее внятный, но слишком двоякий, слишком нестандартный. Победы какой-либо из сторон — ни зоку, ни Соборности, ни главных героев — в романе нет. Скорее есть сплошные поражения и некоторого рода полупобеду Соборности. Недомолвки и вопросы по поводу конечного разрешения кульминации каждого героя.

Но так или иначе вышло очень и очень хорошо. Великолепный пример качественной и довольно научной фантастики из мира практически магии и псевдоприродности, где счастья также нет, как и в наших досингулярных днях.

Итог: высший балл, но совершенству нет предела

Примечания:

(1) — а вот назло всем дожидавшихся романа та самая обложка, в том числе из-за которой он задерживался!

(2) — о Николае Федорове говорится в еще одном любопытном произведении западного фанткнигиздата, а рассматривается он (здесь) [Марсель Теру, "Странные тела"]

(3) — подробнее о постмодернах и всем прочем лучше почитать здесь [В. Пелевин, "SNUFF"]

*(1) — автор рецензии, как всегда, приносит извинения за дальнейшие недофилософские, политотные и совершенно сторонние мыслепотоки с вырвиглазным шрифтом, а также за перегруженное заглавие, в котором могла затеряться изящность отсылки на роман Джерома*

Виктор Пелевин, конечно, писатель особенный. Непредсказуемый. Думаю, у каждого читателя с должным опытом и своим кладбищем прочитанных и раскритикованных авторов есть целая плеяда примеров одного из самых печальных исходов в бытии литературы — исписывании. Выхолащивании писательского гения либо капиталистическими волнами тенденций рынка с акульим оскалом, либо идеологическим клишированием, либо скоропостижной деменцией... Да и другими вариантами, остановить которые не всегда под силу тонко чувствующему Автору с большой постмодернистской буквы. Тем более когда сам Автор постмодернист, и тут, как и в случае с поговоркой о любви и ненависти, один шаг с края лезвия самобытности, остроумия, ловкого словца и самостийного, грамотно синкретизированного стиля, в бездну (само)повтора, марширования по колесу сансары с гравировкой тысячеликого Джозефа Кэмпебелла (2), нелепого использования инструментария жанра, из-за коих творческие потуги скатываются в самолюбования своей колкой ироничности и элитарной надменности в расстановке скрытых за семью в степени семь печатями отсылок (3)... Из-за чего форма пожирает содержание, а воскресшая в безумном порыве архаика с незабвенной приставкой «пост-« аннигилирует все достижения как темной, так и светлой сторон западной и мировой культуры (4). В общем, о чем это я талдычу? Пелевин, конечно, молодец, классный владелец посттоталитарного, как бы сказали на Западе, пера, но какой же он неровный автор! Как порой ослабляет хватку... Именно такие путанные, но отчетливые по сути мысли приходят после прочтения «Тайные виды на гору Фудзи».

Казалось бы, для строительства литературной архитектоники в стилистике пелевинщины выбрано все с самым изысканным вкусом сарказма и постиронии. Главный герой — российский олигарх, родом, естественно, из 90-ых. Он жутко богат, но притом столь же одинок и несчастен. Поэтому к нему заявляются из конторы, издали напоминающую «Службу развлечений» из фильма Финчера. Присутствует тут и женский персонаж, практически полная противоположность роковой (нео)нуарной музе. Заплутавшая в извилистых путах да окольницах русского капиталистического начинания (aka стартапа) в размерах всей страны, а то и всего мира. Не совсем плохая, но и не очень хорошая по своей несколько отдающей душком душонке. И целый перечень отсылок к Стругацким, самому писателю, Навальному, 90-ым, современным реалиям и т.д. И все это соседствует с канвой из буддистского опыта, которого лучше всего характеризует второе загалвие к небезызвестной книге из туманных альбионов — «Туда и обратно». А также с изощренной смесью мезоамериканщины с кастанедщиной, мистицизированным феминизмом и щепотки лесбийских экивоков. И коктейль вышел такой себе. Больше пойло, чем приятный, изощренный и даже цепляющий какие-то скрытые фибры души микс-напиток. Но почему? Что не так и где осекся светоч постлитературы Матушки-России?

Мне более всего хочется ответить на собственный же вопрос одним словом — «сырой». Роман «Тайные виды...» просто-напросто недоработанный. Особенно это бросается в глаза по несколько смазанной концовке, которая то ли намекает на обязательное продолжение, то ли говорит, что «в следующий раз постараюсь лучше». Ибо столько сюжетных ходов, которые могли быть должным образом доведены до абсурда, высмеяны и некоторым образом решены, а в итоге остались без должного внимания. К сожалению, это так (для меня); олигархическое недопросветление и метаморфозы уставшей от самой себя сорокалетки лишь порой забавны, а в остальном лишь читабельны. Черт, да сколь даже вполовину изощренности Пелевина можно было б выставить нелепость буддистского аттракциона и феминистического оккультного просветления! Кстати сказать, связаны они тоже далеко не всегда должным образом. Например, я до сих пор не уловил, насколько в постпросветленческом экзистенциальном кризисе Федора виновата Танина петля смерти. Столкновение этих двух мировоззрений, которое я ожидал, произошло также посредственно. Даже самый напрашивавшийся стеб между олигархическим и буддистским вышел не на уровне настоящего Пелевина. Плюс лично я не увидел кульминации, наивысшей точки повествования, а если она и была, то разрешения сего конфликта, напряжения, вышло никакущим. И просившегося торжества любви — ну, лично для меня, повторяюсь, не произошло. Сумбур, короче говоря, который не превратился в нашу любимую фантасмагорическую сатиру положений, современности, бренности взглядов на бытия и самого бытия, а также нашей экзистенции. Все то, что удалось на славу, высшем уровне в «Лампе Мафусаила, или Крайней битве масонов с чекистами», тут нет и в помине, к моему глубочайшему разочарованию. Сухая поделка на прежнее достижение... Кстати, и впрямь очень похожее. Серьезно, не замечаете тут множественной схожести? И в «Лампе...», и в «Тайных видах...» поднимаются темы/проблематики феминизма, современной России и свойственного ей капитализма, столкновения разных вариантов космологий и мироуйстройств, по большей части нелинейное повествование со сменой фокалов в каждой последующей части романа. Все это не просто поднимается в более ранней книге Пелевина, но и отлично используется, обыгрывается, объясняется, разрешается и сочетается со всем остальным. Ничего подобного нет в «Тайных видах...». Отсылки в лоб, без всякой возможности читательской игры, и лишь минимум интересных монологов/диалогов о строении реальности и жизни. И то больше запомнились такие потуги из второй части, представленной записями главного героя. Были забавные и интересные моменты, особенно о Будде как главном наркоторговце человечества. А вот диалог олигархов в последнем (или предпоследнем) романном блоке о культуре России выглядит до крайности путанным, нелепым и бессмысленным. О качественных деконструкциях жанров и реальности я промолчу. Зато есть отсылки на себя любимого, хех. К примеру, разговор Клэр с Таней о понимании Вселенной как симуляции, которая есть только в одном месте (вагине). Сразу же понятно, что отсылают нас прямо к Чапаеву с Петькой о Вселенной в голове. А рассказ игуаны Тане, который происходил в трансе, напоминает живописание трактовки мира как тюрьмы из "Ампира В". Вот такие дела...

Сказать под конец особо нечего. Вроде бы оно и к лучшему. Я не потешу вас размышлениями об угрозах постмодерна и мутациях современного (пост)капитализма, хотя понабрался для этого новым бредом/качественным контентом. Так что оставим это для следующего раза и более удачной книги. Не знаю, будет ли она за авторством Пелевина... Очень надеюсь, Виктор, в тот следующей раз вы таки поднатужитесь, а ваш читатель, к примеру, я, снова будет умилен приятным шармом и тонким стебом с элементом авторского откровения «Лампы Мафусаила...»... А пока вернемся с вами в мир зверств неоимпериализма, смердения и пустозвонства склок новых левых и торжества техно-реакции, а также торжественного шествия массовой культуры и слишком слабого эха чересчур далеких революций.

Итог: сыро, слабенько для подобной величины. И очень напоминает самоплагиат названного выше романа.

Примечания:

(2) — имеется в виду воспетый самим оксимыроном труд по сравнительной мифологии «Тысячеликий герой», отдающий культовостью и вездесущностью до сих пор.

(3) — пример подобного скатывания в бездну — сам пример построения фразы о скатывании в бездну.

(4) — отсылка на мою же рецензию о другом произведении Виктора Пелевина — «SNUFF» (здесь).