На этот раз, спустя 11 лет после выхода на английском языке, зачитал в официальном переводе книжку "The Heroes" (Герои). Раньше читал ее только в оригинале, поскольку тогда сил ждать любительского перевода за авторством lopuh21 уже не было.
Я уже дважды писал про официальный перевод Героев — 9 лет назад, и 4 года назад. Тогда все примеры были взяты из ознакомительных фрагментов на Литресе. (Сразу можно отметить, что несмотря на несколько редакций, большая часть описанных мною косяков за 9 лет осталась в неприкосновенности).
Ниже — мои заметки к официальному переводу из сборника "Холодное Железо" 2021 года. Только там почему-то указано, что перевод — В. Иванов и О. Орлова, А. Питчер, Н. Абдуллин, 2021. Хотя совершенно очевидно, что переводы остались прежними, ЭКСМОвскими, их только слегка отредактировали. ЛПХ переводила в 2013 году И. Шаргородская, "Героев" — А. Шабрин в 2013-м, и "Красную Страну" — В. Русанов в 2014-м.
Итак, "Герои".
В официальном переводе этой книжки собраны, наверное, все беды наших переводов – мелкие и крупные неточности, перевранный смысл, пропущенные предложения, корявости русского языка, цензура ругательств… Но хуже всего здесь – т.н. «божья искра», то есть отсебятина.
Переводчик постоянно вставляет какие-то свои фразочки, что-то додумывает за автора, заменяет целые предложения своими измышлениями, вставляет ненужные пояснения (словно считая читателей тупыми), добавляет свои шутки и очень любит хвастаться словарным запасом, используя редкие словечки вместо обыденных – причём, подчас, совершенно невпопад.
Конечно, любой переводчик не может перевести всю книжку дословно, и приходится проявлять фантазию, чтобы русский текст был благозвучным. Известны случаи, когда фантазия заводила переводчиков довольно далеко от оригинала, и в итоге получался новый шедевр. Например, есть мнение, что книжки А. Нортон в переводе Стругацких стали лучше, чем были в оригинале.
Но здесь не тот случай.
Например, Валлимир передаёт Форесту приказ пройти через болото:
Apparently there’s a path through those bogs to our west. (Через болота к западу от нас, по всей видимости, проходит тропа).
На что Танни вопросительно отвечает:
Sir? (Сэр?)
А в переводе почему-то получилось:
– Очень может быть, господин полковник!
(К слову, не понимаю, почему переводчик так не любит слово «сэр» – везде по тексту оно зачем-то заменено на «господин»).
Танни перед походом по болоту толкает своим новобранцам длинную речь, в ответ на которую они тупо смотрят на него. Поняв, что его слова пропали втуне, он решает плюнуть и выдвигаться:
«Never mind», he snapped. ‘This bog won’t cross itself. (Неважно, – бросил он. – Болото само себя не перейдет).
Переводчика такое не удовлетворило, и он решил, что пусть лучше Танни «успокоит» рекрутов «шуткой» про безжалостное болото, плюс заспойлерит дальнейшие события:
– Ничего, – успокоил капрал. – Болото, оно большое. На всех хватит. Если кто утопнет, оно плюнет и не поморщится.
Спойлеры, к слову, переводчик зачем-то вставляет неоднократно:
Скейл говорит Кальдеру:
Когда нибудь я отсюда уйду. Сгину в одночасье.
В оригинале: One day I might not be here (Когда нибудь меня здесь не будет).
Танни после похода по болоту:
«Низ его мундира сделался кургузым от гадкой жирной парши»
Если маслянистую болотную грязь (oily filth) с большой натяжкой ещё можно обозвать «паршой» (хотя зачем?), то уж как отяжелевший от неё (heavy) мундир мог сделался от грязи «кургузым» – мне решительно непонятно. Если кто не в курсе, «кургузый» означает «слишком короткий».
The bottom half of his coat was heavy with oily filth
Пройдя через болото, Танни говорит, что они оказались в нужном месте, и добавляет себе под нос:
– Нужном от слова «нужник». Мокрые, грязные, голодные и нищие.
Фраза про нужник – типичная «божья искра», в оригинале ничего похожего нет.
Что характерно – все вставленные переводчиком шутки (а их немало!) примерно в таком же духе. На мой вкус, Аберкромби шутит намного лучше. И к тому же, наверное, автору виднее, где нужна шутка, а где нет.
Байязовы адепты после нескольких выстрелов из пушек боятся продолжать:
The two old men clearly feared carrying on.
Продолжать старики побаивались: как никак, дело ответственное, а потому страшновато.
Зачем здесь переводчик решил пояснить причину страха стариков, мне непонятно. К тому же причину он понял неправильно – дело было не в ответственности, а они просто боялись, что ствол взорвётся.
Front and middle, boy!
Во главе и посредине, не жук чихнул!
Вот такой хрени, как «не жук чихнул» – зачем-то понапихано по всему тексту.
Кальдер после боя подъезжает к только что захваченному мосту:
Похоже, Старый мост … охранялся только для блезиру
С чего это вдруг северянин Кальдер вдруг стал думать с французскими заимствованиями, удивится читатель. Ни с чего, это переводчик в очередной раз выпендрился, а мост просто слабо охранялся.
It looked like the Old Bridge … had been only lightly held
Вообще, неуместных заимствований здесь полно. Если отвешивают поклон, то «куртуазный». Если стоят навытяжку, то непременно «во фрунт» (даже если речь о причёске). Не приказы, а «рескрипты», и т.д. Подобное могло быть уместным в «Войне и Мире» (хотя конкретно такого и там нет), поскольку описывается общество, в котором считается нормальным не только использовать иностранные слова в разговоре, а и вовсе страницами по-французски шпарить. А в мире «Первого Закона» такие слова выглядят, как бельмо на глазу – и к тому же переводчик зачастую не переводит ими английские слова, а вставляет дополнительно, для блезиру выпендрёжа.
Особенно забавна любовь переводчика к слову «гульфик». У Аберкромби герои при необходимости просто развязывают тесемку, или чешут, что нужно, прямо через штаны, но переводчику угодно, чтобы у них обязательно имелся гульфик. У северян. А вот единственный раз, когда Аберкромби использует это слово (codpiece), гульфик из перевода исчезает, вместе с шуткой.
Кальдер удивляется, что получит от мага всего лишь золото, и Байяз ему отвечает:
What were you expecting, a magic codpiece? (А вы что ожидали? Магический гульфик?).
В переводе: «А вы думали, философский камень?»
The wind was coming up keen, whipping drizzle in Calder’s eyes, sweeping waves through the barley and making him hug himself tight
Ветер остро хлестал по лицу промозглой моросью, тугими волнами проходил по ячменному полю; Кальдер зябко обхватил себя руками
«Промозглая морось» – это ерунда, всего лишь как масло масляное. А вот когда ветер «тугими волнами проходит по полю» – это уже близко к знаменитому «стремительному домкрату»… В моём представлении ветер может гонять волны (чем и занимается в оригинале), а тут налицо какая-то корпускулярно-волновая теория ходячего ветра.
Aliz’ eyes had gone wide, white showing all the way around, darting about as if looking for some means of escape
Взгляд округлившихся глаз Ализ метался, как затравленный зверек, но путей к отступлению не было
«Взгляд метался, как затравленный зверек» – читатель может подумать, что это у Аберкромби такие кривые метафоры, но нет, это исключительно изобретение переводчика. Конкретно зверьками взгляды и глаза мечутся по тексту неоднократно – но есть и другие изобретения...
With one great hand he caught the man’s wrist while the other closed around his neck, fingers almost meeting thumb behind his head, lifting him squirming off his feet, smashing his skull crunching into the wall, once, twice, three times, blood spattering across the cracked plaster
Одной лапищей он ухватил Салука за запястье, другой обхватил шею – так обычно обхватывают горлышко бутылки: четыре пальца руки смыкаются с большим, – поднял его, как дрыгающегося суслика, и с размаху шмякнул о стену – раз, и два, и три, – кровь хлестанула по треснувшей от ударов штукатурке
Зачем нужно было вставлять пассаж про бутылку, понять сложно. А уж «дрыгающийся суслик» и вовсе из ряда вон – божья искра переводчика сияла, как паяльник в… (простите, кажется, я тоже подхватил эту заразу).
Ганзул Белый Глаз мчится на лошади, и вдруг:
Лошадь под уздцы он взял с улыбкой
Я после этих слов долго смотрел на лошадей и на уздечки, но так и не понял, как можно, сидя на лошади, взять её под уздцы. В оригинале он натянул поводья (He had a smile on his wrinkled face as he reined in).
Our father was scared every day of his life. Kept him sharp.
Отец наш боялся всю жизнь, все дни напролет. Это держало его в ладу. То есть начеку.
Частый случай в тексте: как будто переводчику понравилось два варианта перевода, и он решил оставить оба.
Вот ещё пример. Зобатый после взрыва ничего не слышит:
Just that mad ringing.
«В ушах свербел лишь безумный, заполошный звон».
Не знаю, как звон может свербеть в ушах, и уж совсем непонятно, почему для перевода слова «mad» помимо «безумного» понадобилось приплетать ещё и «заполошный», который тут вообще ни к селу, ни к городу. Просто переводчику нравится это слово. Он после его ещё раз ввернёт:
Оба были забрызганы грязью от заполошной скачки (в оригинале всадник и лошадь забрызгались, поскольку мчались галопом, dashed with mud from a full gallop).
Неоднократно в книжке дороги и тропинки «ветвятся».
К северу ветвилась грязная полоса дороги.
Хотя в оригинале никакого ветвления не наблюдается:
The road curved off to the north (Дорога изгибалась к северу).
She’d stab him one way or another, that was a promise.
В том, что она его так или иначе вонзит, Финри не сомневалась – это был, так сказать, зарок.
Вот этих ненужных слов-паразитов «так сказать», «В смысле», «видите ли» и др. по тексту понатыкано очень много. Меня при прочтении сильно бесило.
Пожалуй, больше всех от «божьей искры» досталось персонажу по прозвищу Stranger-Come-Knocking.
Уже с первых слов переводчик всё переврал: «неимоверных размеров варвар; не приемлет все, что так или иначе связано с цивилизованностью».
На самом деле строго наоборот: «obsessed with civilization» означает одержимый цивилизованностью. Собственно, отсюда и его прозвище, которое полностью звучит как «Незнакомец-Входящий-со-Стуком». Ну, вежливый незнакомец.
Конечно, не все прозвища есть возможность перевести дословно, но «Стук Врасплох» – это вообще мимо кассы. Вариант из любительского перевода от lopuh21 – Входящий-со-Стуком – намного лучше. (К слову, вариант из «Эпохи Безумия» «Стучащий Странник» ближе к смыслу, чем «Стук Врасплох», но хуже Входящего-со-Стуком).
Входящий-со-Стуком разговаривает с Трясучкой о том, что ему нужны цивилизованные дети:
– Ты слышал. Цы- ве- ле- зованных, – не без труда выговорил сложное слово великан.
– Которые едят вилкой и все такое? Был я в Стирии, был в Союзе. Цы- ве… – как ты ее там назвал – далеко не все, что требуется в этой жизни, поверь мне.
В оригинале у Входящего-со-Стуком не было никаких проблем с выговариванием слов. А уж Трясучка с цивилизацией и вовсе прекрасно знаком – о чём сообщает буквально в этом же самом диалоге.
‘You heard me. Civilised children.’
‘Who eat with a fork and that? I been to Styria. I been to the Union. Civilisation ain’t all it’s made out to be, believe me.’
Не знаю, может, переводчика смутило, что у Аберкромби «цивилизация» написана через “s”, а не через “z” – ну так это оттого, что он британец, а не американец.
Часто фантазия переводчика значительно преувеличивает фэнтезийную составляющую.
Например, во время взрыва пушки:
Слуга Байяза отдернул стульчик с магом от чего то невидимого, да так молниеносно, что не потягаться и самому Горсту
Сульфур, конечно, не обычный человек, но всё же стул вместе с сидящим на нём Байязом не переставлял. Он просто выхватил летящий осколок:
He thought he saw Bayaz’ servant punch at nothing beside his master, his arm an impossible blur
Или Жужело регулярно втыкает меч в землю и начинает крутить:
Отца Мечей он воткнул в землю; … Жужело медленно крутил его и задумчиво любовался, как играют на крестовине рукояти отсветы костра.
Жужело, конечно, удивительно сильный человек – но не настолько, чтобы крутить воткнутый в землю меч. На самом деле он просто ставит меч в ножнах на кончик…
…and stood it on end … watching how the light moved on the crosspiece as he turned it round and round
В одном месте явно чувствуется влияние Булгакова, или даже Гарри Поттера (на переводчика, не на автора):
кто то из всадников полетел на собственной пике, как ведьма на метле
На самом деле лошадь попала в яму, и всадник, дёргаясь, высоко подлетел с пикой в руке (one flailing man flung high, lance still in his hand).
Как это часто бывает, переводчик не читал предыдущих книг, и, хотя за множество переизданий часть косяков исправили (большую часть имён, во всяком случае), но отголоски всё же вылезают.
Бек рассказывает о смерти своего отца, Шамы Бессердечного:
Девять Смертей вышел на поединок с топором, а мой отец с этим вот мечом. Щиты они перед схваткой откинули. Девятипалый одержал верх и отобрал меч. … – Ну и вот, а когда выиграл, Девять Смертей вспорол моему отцу живот
Тут речь о традициях поединков в Круге: бойцы выходят со своим оружием, но потом раскручивают щит, и победитель этого аналога орлянки может выбрать себе оружие, в том числе взять себе оружие противника. В данном случае выбирать оружие досталось Девяти Смертям, и он взял себе меч Шамы. А потом уж они сражались, и тем мечом он Шаме вспорол живот.
Доу потом об этой традиции вскользь упоминает, и без этого пояснения из уст Бека (или с таким переводом) его слова лишаются смысла.
Пропущенные предложения:
Доу шутит, почему он согласился на союз с Входящим-со-Стуком, и далее следует:
Тенвейз с Золотым расплылись в угодливых улыбках, а Кальдер углядел здесь и более глубокий смысл.
При этом в переводе не поясняется, какой именно смысл углядел Кальдер. А в оригинале он был:
If the Bloody Nine was still alive, maybe a man that size might stop him too (Если Девять Смертей все еще жив, то может быть такой огромный человек сможет остановить и его).
– Крест у него за это на спине вырежут, да и все, – облизывая после еды пальцы, сказал Стоддер. – Черный Доу, он как раз так и поступает с трусами и предателями.
К вырезанию кровавых крестов был склонен Бетод, а Черный Доу поступает с трусами не так, о чем в тексте неоднократно сообщалось. Здесь же пропущено предложение: ‘Get hung and burned, I reckon,’ piped up Colving (Я думаю, его повесят и сожгут, – пропищал Кольвинг).
He was the worst kind of soldier, the kind that dresses his incompetence up as flair
Вот он, наихудший тип служаки, некомпетентность которого, пуская пыль в глаза, рядится в одежды одаренности
Некомпетентность рядится в одежды, пуская пыль в глаза! Нарядная некомпетентность – это пять!
На деле просто, по мысли персонажа, служака свою некомпетентность выдавал за талант (как мне кажется, этот пример удачно подходит к характеристике переводчика).
По части цензуры иностранного мата здесь один из худших подходов, что я видел в жизни. «Язви их», «Драть его лети», «разъядри тебя в пупок» и прочая ахинея в том же духе, от которой зубы сводит. Нет, когда подобное встречаешь у Паустовского, раз-другой на весь текст, это нормально. Когда в классике русский набожный крестьянин ругается словами «язви его в душу» – этому верю. Но когда целую книжку из главы в главу подобное говорят деятели вроде Чёрного Доу, это вызывает недоумение. А в сравнении со словами, использованными в оригинале – это натуральная ахинея.
Причём, сам Аберкромби именно про такое и высказывался: «Если это слово означает ***, то почему бы так и не написать? А если оно значит что-то другое, то какого *** оно значит?»
Как и ЛПХ, эту книжку я перечитывал на компьютере, в Ворде, вместе с оригиналом, и поэтому в процессе чтения — чисто для себя — вносил в текст правки, просто чтобы представить, как она могла бы выглядеть, будь я редактором.
При первом прочтении я сделал более трёх с половиной тысяч подобных исправлений (и из них только около пары сотен связаны с нецензурными словами). Но потом решил глянуть ещё раз, и понял, что многое пропустил. В результате исправил еще почти с тысячу разных перлов. И уверен, что это далеко не всё.
До этого самым плохим переводом из прочитанных мной мне казался «Король Терний» Марка Лоуренса – но «Герои» уверенно вырвали очко у «Короля…»
В приложенном к этой заметке вордовском файле можно взглянуть на первую главу — там в режиме правки видны все мои исправления к официальному переводу. В приложенном файле epub — итоговый вариант первой главы.
В целом перевод хороший. Есть немного неточностей, которые случаются, наверное, в любом переводе. Но оригинал передан по сути верно, и русский текст читается приятно.
Большинство неточностей мелкие и не имеют значения. Например:
– Негоже тебе так со мной разговаривать. – Коска обиженно надул губы. – Со стариком сорока восьми лет.
На самом деле он назвался зрелым мужчиной («I am a mature forty eight»).
– Тетя Сефелина была такая же, все старалась доказать, что умнее всех присутствующих!
На самом деле она старалась доказать, что у нее самый большой хер («trying to prove she had the biggest cock in the chamber»).
«В крепости что-то горело» – там просто на горе у вершины горели костры («There were fires burning at the summit»).
Пропущено несколько предложений – незначительных, и очевидно, по случайности. Такое со всеми переводами бывает.
Например:
The sharp clicking of boot heels snapped from the walls as a man in a dark uniform paced towards them. (Раздался резкий стук каблуков, и к ним вышел человек в тёмном мундире).
И потому немного непонятно, как в следующем предложении Бенна понял, что «Гадюка Ганмарк тоже здесь».
Или пропущены слова Морвира: «I strongly caution you to touch nothing within the bank, however» (Категорически рекомендую не прикасаться в банке ни к чему).
Некоторые неточности чуть существеннее. Например, Шенкт дерётся с бандитами:
«Перевернувшись на лету, нож ударил громилу лишь рукоятью, но с такой силой, что значения это не имело. Тот завертелся на месте, подобно детскому волчку, и кровь из раны на груди хлестала во все стороны вслед за движением по кругу».
Помню, в ВК была долгая дискуссия на тему «можно ли с точки зрения физики так бросить нож – каким бы сильным ни был бросающий». Со всех сторон приводили множество аргументов, пока не выяснилось, что в оригинале это был топорик (hatchet).
Монца смотрит на картину с Орсо: «Словно художник знать не знал, что Орсо в том сражении оставался во главе войска недолго».
На самом деле «Orso hadn't come within fifty miles of the fighting» (Орсо и на полсотни миль не приближался к полю битвы).
«Каждой битве – свой час», – писал Столикус.
На самом деле он писал «One battle at a time» (По одной битве за раз).
Трясучка вспоминает битвы из ПЗ, где он сражался с Руддой Тридуба, Черным Доу, Ищейкой, Молчуном Хардингом:
«Да, конечно, то не жизнь была, а дерьмо, но какими же счастливыми казались сейчас эти дни… Когда рядом были хотя бы друзья».
Не припомню, что там рядом были его друзья. На самом деле «Least he hadn't been alone» (По крайней мере, он был не один).
Традиционная проблема состоит в том, что переводчик не видел предыдущих переводов, а редакторы не смотрят оригинал. Поэтому северная присказка «By the dead» (Клянусь мертвыми) в устах Трясучки превращается в «Чтоб я сдох». А «By the Fates» (Клянусь Судьбами) переводится то как «Силы небесные», то «О боги», то «Черт» – и это при том, что в этой книге прямо в начале впервые во всей серии поясняется, какими именно Судьбами клянутся граждане Союза и стирийцы…
Имя Шенкта здесь сокращают до «Cas», ни разу не называя целиком, и в переводе получилось «Кэс» – что логично, но неверно, поскольку из других книг мы узнаем, что звали его Казамир, как легендарного короля Союза. Причём, английские читатели уже по сокращенному имени смогли догадаться, что его зовут Казамир, и предположить, что он и есть тот самый легендарный король – по сокращению «Кэс» это, разумеется, невозможно.
Трясучка сбил с ног фермера, хочет припугнуть его сына и почему-то говорит:
«Я жить хочу, мальчик, потому так дерьмово и поступаю».
На самом деле: «I do this shit for a living, boy» означает «Малыш, я этим дерьмом на жизнь зарабатываю».
Рогонт говорит Монце:
«К Масселии я прибыл со всем своим войском, готовый защищать от вас великие стены и блокировать брешь в обороне Этриса».
Дело в том, что Этрис – это река. И герцог собирался блокировать Теснину Этриса, которая как раз возле Масселии: «and block the Gap of Etris».
Сцены секса и драк иногда немного сокращены – вырезан самый жесткач.
Ну и, разумеется, нецензурные слова. На мой взгляд (после внимательного сравнения оригинала с оф.переводом), цензура существенно притупляет впечатление от этой книги и искажает впечатление о персонажах. Сглаживает (а то и вовсе убивает) шутки, и подчас меняет смысл. В иных книгах герои ругнутся разок-другой мимоходом, и тогда от замены «fuck» на «о боже мой» мало что меняется. Но у Аберкромби герои ругаются много, и из контекста совершенно ясно, что здесь в большинстве своём не тот случай, когда слово «fuck» не надо переводить матом.
Эту книжку я перечитывал на компьютере, в Ворде, вместе с оригиналом, и поэтому в процессе чтения — чисто для себя — вносил в текст правки, просто чтобы представить, как она могла бы выглядеть, будь я редактором.
Всего я сделал чуть более тысячи подобных исправлений – по большей части это были мелкие неточности, наподобие описанных выше.
Из них со словом "fuck" связано не более пары сотен.
В приложенном к этой заметке вордовском файле можно взглянуть на первую главу — там в режиме правки видны все мои исправления к официальному переводу. В приложенном файле epub — итоговый вариант первой главы.
(Если карту открыть в новой вкладке, то она откроется в полном размере)
PS. Любительский перевод за авторством lopuh21 местами более точен, чем официальный и лишён цензуры. Но по части русского литературного языка местами неплохо бы его подрихтовать напильником (последнее касается, наверное, большинства любительских переводов, и моих в первую очередь).
PPS. Напишите, пожалуйста, в комментариях, интересна ли вам эта моя деятельность — если да, то на очереди "Герои". Там с переводом всё НАМНОГО хуже.
Лидди рассмеялась. А бывало, проходили недели, когда Броуд даже улыбки её не видел. Нынче же она постоянно смеялась.
– Гуннар, мы жили в погребе.
– В вонючем погребе, – добавила Май, тоже ухмыляясь. Сложно было представить тот погреб, когда солнечные лучи заливали их столовую через три больших окна.
– Мы ели очистки и пили из луж, – сказала Лидди, отрезая очередной кусок мяса на тарелку Броуда.
– Ждали в очереди, чтоб посрать в дыру, – сказала Май.
Лидди поморщилась.
– Не говори так.
– Я ж срала в дыру, так ведь? Чего ж трястись над этими словами?
– Я против такой манеры выражаться. – Лидди училась вести себя как настоящая леди, и наслаждалась каждым мигом. – Но да, так и было. С чего мы нам теперь не быть счастливыми? – Она подтолкнула соусник. Броуд раньше и подумать не мог, что бывает специальная посуда для соуса, не говоря уже о том, что и у него такая будет.
Он тоже улыбнулся. Заставил себя улыбнуться.
– Точняк. С чего бы нам не быть счастливыми? – Он загрёб вилкой бобов, и даже умудрился несколько из них отправить в рот, прежде чем все они попадали.
– С вилкой ты управляешься неважно, – заметила Май.
Броуд поковырял вилкой еду на тарелке. Даже держать эту проклятую штуку было больно. Слишком тонкая работа для его больных пальцев.
– Наверное, взрослым трудно привыкать к новому.
– Ты слишком молод, чтобы застрять в прошлом.
– Не знаю. – Броуд нахмурился, тыкая в кусок мяса, из которого сочилась кровь. – Прошлое умеет не отпускать.
Повисла неловкая пауза.
– Скажи, что сегодня останешься дома, – сказала Лидди.
– Хотел бы. Но надо идти на земляные работы.
– В такое время?
– Надеюсь, ненадолго. – Броуд положил приборы и встал. – Надо убедиться, что работа продолжается.
– Леди Савина не может без тебя обойтись?
Май гордо расправила плечи.
– Сказала мне, что всё больше и больше полагается на него.
– Что ж, скажи ей тогда, что она должна делиться тобой и с твоей семьёй.
Броуд фыркнул, обходя стол.
– Чёрт возьми, вот сама ей и скажи.
Лидди по-прежнему улыбалась, потянувшись к нему лицом, губы мягко прикоснулись к его губам. Она набрала веса. Все набрали, после голодных дней в Вальбеке. Теперь у неё снова появились те изгибы фигуры, как в то время, когда они только начинали встречаться. Тот же запах, как когда они впервые поцеловались. Столько времени прошло, а он всё так же её любил.
– Хорошо всё получилось, – сказала она, легонько касаясь его щеки кончиками пальцев. – Да?
– Не из-за меня. – Из-за комка в горле он говорил с трудом. – Простите меня. За все проблемы, что я принёс…
– Это в прошлом, – строго сказала Лидди. – Сейчас мы работаем на светскую даму. И здесь нет никаких проблем.
– Да, – сказал Броуд. – Никаких проблем. – И пошёл к двери.
– Пап, не сильно напрягайся на работе! – крикнула Май. Когда он оглянулся, она улыбалась ему, и эта улыбка зацепила в нём что-то. Словно в его груди сидел крюк, за который тянуло всё, что бы она ни делала. Он улыбнулся в ответ. Неловко поднял руку на прощание. А потом увидел татуировку на тыльной стороне ладони, и резко опустил её. Втянул в манжету прекрасного нового пиджака.
И тщательно прикрыл за собой дверь.
Броуд шагал через лес ржавых железных колонн, по потемневшему полу склада к островку лампового света. Звуки шагов эхом разносились по всей этой чернильной пустоте.
Хальдер стоял, скрестив руки, его лицо скрывалось в тени. Он был из тех, кому нравится молчать. Рядом с ним к колонне с самоуверенным видом прислонился Баннермен. Он был из тех, кого вечно не заткнёшь.
Их гость сидел на одном из трёх старых потёртых стульев. Его руки были привязаны к спинке, а лодыжки – к ножкам. Броуд остановился перед ним, хмуро глядя сверху вниз.
– Ты Худой?
– Я Худой. – По крайней мере не пытается отрицать. Некоторые пытались. Броуд их не винил.
– Забавное имечко для него, – сказал Баннермен, глядя на Тощего так, словно тот всего лишь комок глины. – Так-то он довольно крепкий. Не назвал бы его жирным. Но и худым тоже не назвал бы.
– Прояви немного уважения, – сказал Броуд, снимая пиджак. – Мы можем работать и без неучтивости.
– И какая разница?
Броуд повесил пиджак на спинку стула и расправил рукой отличную ткань.
– Для меня разница есть.
– Мы здесь не друзей заводить собрались.
– Я знаю, зачем мы здесь. – Броуд посмотрел Баннермену в глаза и смотрел, пока тот не облизнул губы и не отвёл взгляд. Тогда он развернул стул перед Тощим и сел. Надел на нос свои стекляшки, сцепил руки. Он заметил, что рутинные действия помогают. Как тогда, когда он подметал пивоварню в Вальбеке. Просто работа, как любая другая.
Худой всё это время наблюдал за ним. Испуганными глазами, разумеется. Лоб взмок. Впрочем, настроен решительно. Скорее всего, сломать его будет сложно. Но что угодно ломается, если нажать достаточно сильно.
– Меня зовут Броуд. – Он увидел, как Худой смотрит на татуировку на тыльной стороне его ладони, и не стал убирать руку. – Раньше служил в армии.
– Мы все служили, – сказал Баннермен.
– Знаешь, на кого мы сейчас работаем?
Худой сглотнул.
– На Корта?
– Нет.
Худой сглотнул сильнее.
– На Савин дан Глокту.
– Верно. Мастер Худой, мы слышали, вы занимались организацией. Мы слышали, что вы убеждали рабочих сложить инструменты.
Баннермен неодобрительно поцокал языком.
– С учётом того, как всё устроено на земляных работах, – сказал Худой, – сколько часов они работают, и сколько за это получают, их не очень-то нужно убеждать.
Броуд спустил стекляшки, чтобы потереть переносицу, а потом вернул их на место.
– Слушай. Ты вроде бы достойный человек, так что я даю тебе любую возможность, какую только могу. Но леди Савин хочет, чтобы канал был закончен. Она за него заплатила. И вот что я тебе скажу… неразумно вставать между ней и тем, за что она заплатила. Неразумно.
Худой наклонился вперёд. Насколько это возможно для привязанного к стулу.
– На днях умер парень. Раздавило балкой. Четырнадцать лет. – Он выгнул шею, чтобы посмотреть на Баннермена. – Ты знал об этом?
– Слыхал, – сказал Баннермен, и, судя по тому, как он разглядывал свои ногти, ему было насрать.
– Это хреново. – Броуд щёлкнул пальцами, чтобы Худой снова посмотрел на него. – Вопрос в том, как ему поможет то, что тебе намнут бока?
Худой вызывающе задрал нос. Он нравился Броуду. Они могли бы быть на одной стороне. Наверное и были, полагал он, и совсем недавно.
– Я могу помочь другим. Такие как ты не поймут.
– Возможно, я тебя удивлю. Я был в Вальбеке, брат, с ломателями. Достойно сражался. По крайней мере, думал, что достойно. А до этого служил в Стирии. Думал, что и там сражался достойно. Всю свою жизнь я достойно сражался. И знаешь, что мне это принесло?
– Ничего? – сказал Баннермен.
Броуд хмуро посмотрел на него.
– А ты любишь испортить рассказ, раскрыв всю соль, да?
– Просто тебе нужен новый материал.
– Пожалуй, ты прав. Проблема с достойным сражением в том, что когда сражение начинается, всё достоинство кончается. – Броуд начал закатывать рукава, раздумывая, что сказать. Медленно. Тщательно. Сказал себе, что это ради Май, и ради Лидди. Подумал, что бы они сказали, если бы узнали об этом, и ответ ему не понравился. Вот почему им лучше не знать. Никогда.
– Я убил… дай-ка подумать… может, человек пятьдесят. Может и больше. Некоторые были пленниками. Просто выполняли приказы, но… я всё равно их убил. Сначала ещё считал их, потом пытался бросить счёт, но… – Броуд посмотрел вниз, на маленькую полоску земли между сапогами Худого. – Буду честен, большую часть времени я был пьян. Пил, сколько мог. Всё как в тумане. Помню одного парня, на войне. Стириец, наверное, всё лопотал что-то, я не понимал ни слова. Швырнул его со стены. Сколько там была стена Масселии, шагов тридцать в высоту? – Он глянул на Хальдера. – Ты ж был в Масселии?
Хальдер кивнул.
– Скорее двадцать.
– В любом случае, довольно высоко. Он упал вот этим местом на телегу. – Броуд ткнул рукой себе в рёбра, показывая, каким. – И его сложило пополам, вбок. Живому человеку так нельзя. Я к тому, что его ноги вывернулись назад. И он начал издавать звук. – Броуд медленно покачал головой. – Клянусь, такой звук издаёт ад. И всё никак не останавливался. На войне всякого дерьма повидаешь. Это меняет взгляд на вещи.
– Меняет, – сказал Хальдер.
Худой уставился на него.
– Ты думаешь, тут есть, чем бахвалиться?
– Бахвалиться? – Броуд уставился на него в ответ, поверх краёв стекляшек, так что Худой в ламповом свете выглядел всего лишь мерцающим размытым пятном. – Блядь, нет. Я просыпаюсь в поту́. Иногда пла́чу. В спокойные времена. И не стесняюсь признать это.
– Я тоже, – сказал Хальдер.
– Я просто… пытаюсь, чтоб ты понял. – И Броуд снова вернул стекляшки на нос, на ту небольшую выемку. – Понял, к чему всё идёт, прежде чем мы дойдём до конца и поймём… что не хотели такого. – Он поморщился. Всё получалось неправильно. Ему хотелось бы лучше управляться со словами, но, если честно, одними словами редко получалось выполнить такую работу. Малмер куда лучше умел говорить. И гляньте, чем это для него кончилось. – Что я пытаюсь сказать…
– Мастер Броуд?
Он удивлённо обернулся. В офисе, построенном на колоннах в задней части склада, горел один фонарь. На лестнице, ведущей туда, стояла фигура. Женская фигура, высокая, стройная и изящная. Броуд почувствовал, как в глубине живота мерзко шевелится страх. Нынче маленькие женщины причиняли ему куда больше бед, чем большие мужики.
– Просто… подожди, – сказал он, вставая.
– Он никуда не собирается. – И Баннермен похлопал Тощего по лицу, заставив того вздрогнуть.
– Уважение. – Броуд зашагал по складу, эхом разносились звуки шагов. – Оно же ничего не стоит.
Это была Зури. Она выглядела обеспокоенно, и оттого он сам забеспокоился. Взволновать её было сложнее всех, кого знал Броуд.
– Что случилось? – спросил он.
Она кивнула в сторону офиса.
– Леди Савин здесь.
– Она здесь сейчас?
– Хочет посмотреть на вашу работу. – В темноте между ними повисла пауза. Одно дело заниматься этим. Можно убеждать себя, что это необходимо. И другое дело наблюдать. – Может быть вы могли бы… убедить её, что не сто́ит?
Броуд поморщился.
– Если бы я мог убеждать людей одними разговорами, то мне не пришлось бы убеждать их другими способами.
– Мой учитель священного писания часто говорил, что тот, кто пытается и терпит неудачу, благословен так же, как и тот, кто добился успеха.
– По моему опыту это не так.
– Попытка не пытка.
– И это, по моему опыту, тоже не так, – пробормотал Броуд, следуя за ней по ступеням.
От двери Савин выглядела обычно, идеально себя контролировала. Ближе, в свете лампы, было видно, что не всё в порядке. Краешки ноздрей были болезненно-розовыми, глаза жадно блестели, а из парика выбилась прядь волос. Потом он заметил на её пиджаке тусклые пятна, и это было столь же невероятно, как полное отсутствие одежды на ком-то другом.
– Леди Савин, – сказал он. – Вы уверены, что хотите смотреть на это?
– Так мило, что ты заботишься, но у меня сильный желудок.
– Не сомневаюсь. Я думал не о вас. – Он заговорил тише. – Дело в том, что вы пробуждаете во мне всё худшее.
– Мастер Броуд, твоя проблема в том, что ты путаешь свои лучшие качества с худшими. Мне нужно, чтобы завтра утром первым делом возобновились работы на канале. Первым делом. Мне нужно, чтобы он открылся и начал приносить мне деньги. – Последнее слово она прорычала, оскалив зубы, и от её ярости его сердце застучало громче. Она была на голову ниже него, и он удивился бы, если весила всего вдвое его меньше. Но всё равно она его пугала. Не из-за того, что могла с ним сделать. А из-за того, что она могла заставить его делать. – А теперь, будь лапой, добейся этого.
Броуд взглянул на Зури, чёрные глаза которой блестели в темноте.
– Все мы – пальцы на руке Божьей, – пробормотала она, печально пожав плечами. Он посмотрел на свою руку, суставы которой заболели, когда он медленно сжал её в кулак.
– Как скажете.
Броуд зашагал назад, к островку света, по полу склада. Эхом разносились звуки шагов. Он приказал себе выглядеть энергично. Играть свою роль. Но он всегда был неважным актёром. Правда состояла в том, что он с нетерпением ждал, когда окажется там.
Худой, видимо, заметил что-то в глазах Броуда. Он заёрзал на стуле, словно мог увернуться от того, что случится. Но ни один из них не мог.
– Стой, погоди…
Татуированный кулак Броуда врезался ему в рёбра. Стул качнулся назад, и Баннермен его поймал и толкнул обратно. Другой кулак Броуда врезался в другой бок Худого, и тот выгнулся, выпучив глаза. На миг он замер, дрожа, и его лицо покраснело. Потом со стоном выдохнул, и его стошнило.
Рвота брызнула ему на колени и на пол склада, и Баннермен отступил назад, хмуро глядя на свои новые сияющие ботинки.
– О, да тут у нас фонтан красноречия.
Не так-то легко было перестать бить. Не так-то легко было Броуду взять себя в руки и заговорить. Когда он всё же заговорил, его голос прозвучал удивительно спокойно.
– Время цивилизованных разговоров прошло. Выводите его.
Хальдер вышел из темноты, таща с собой кого-то. Юного парня, связанного, булькающего в кляп.
– Нет, – прохрипел Худой, когда Хальдер толкнул парня, а Баннермен начал привязывать его к стулу. – Нет, нет, – с уголка его рта всё ещё свисала струйка слюны.
– Человек может многое вынести, когда считает, что ведёт достойное сражение. Я это знаю. – Броуд мягко потёр костяшки пальцев. – Но смотреть, как такое делают с твоим ребёнком? Это совсем другое.
Парень оглядывался, слёзы текли по его лицу. Броуду хотелось выпить. Он практически чувствовал вкус выпивки на языке. С выпивкой всё становилось проще. Во всяком случае, на какое-то время. Потом – сложнее. Он откинул эту мысль.
– Вряд ли я и этим буду бахвалиться. – Броуд проверил, нормально ли закатаны рукава. Почему-то это казалось важным. – Но если прибавить это ко всему дерьму, что я натворил, вряд ли даже уровень поднимется.
Он глянул в сторону офиса. Может, надеялся, что Савин там машет ему, чтобы остановился. Но там никого не было. Только свет, который говорил, что она смотрит. Человек должен уметь сам остановиться. У Броуда это всегда получалось плохо. Он повернулся назад.
– Я бы хотел вернуться домой.
Он снял стекляшки, сунул их в карман рубашки, и освещённые лампой лица превратились в пятна.
– Но у нас впереди вся ночь, если потребуется.
Страх паренька, ужас Худого и беспечность Баннермена – в размытых пятнах Броуд с трудом различал их между собой.
– Представь себе… состояние вас обоих к тому времени.
Стул парня заскрежетал по полу склада, когда Броуд передвигал его в нужное место.
– Осмелюсь предположить, что вскоре вы оба будете издавать такие звуки.
Он снова проверил рукава. Рутина, рутина, рутина.
– Которые издаёт ад.
Броуд знал, что чувствовал бы, если бы беспомощно сидел, связанный, на одном стуле, а Май – на другом. Поэтому он практически не сомневался, что это сработает.
– Стачки не будет! – выдохнул Худой. – Стачки не будет!
Броуд выпрямился, моргая.
– Что ж, это хорошо. – Он не чувствовал, что это хорошо. Глубоко внутри он чувствовал сильное разочарование. Нелегко было разжать кулаки. Нелегко было достать стекляшки из кармана рубашки и снова зацепить их за уши. Слишком тонкая работа для его больных пальцев. – Твой сын останется с нами, просто для гарантии, что ты не передумаешь.
Парень извивался, когда Баннермен тащил его по полу склада в темноту.
После первого отрывка из книжки Джо Аберкромби "Проблема с Миром" (которая в Британии выходит в сентябре) появился новый отрывок.
И вот перевод:
Море проблем
– Добро пожаловать, все без исключения! Добро пожаловать на пятнадцатое полугодовое заседание Солярного общества Адуи!
Карнсбик, блистательный в своем вышитом серебряными листьями жилете, вскинул вверх мясистые ладони, требуя тишины, хотя аплодисменты и без того были жидкими. Раньше члены общества сотрясали крышу театра. Савин отлично это помнила.
– С искренней благодарностью к нашим высокопоставленным покровительницам – леди Арди и её дочери, леди Савин дан Глокта! – Карнсбик картинно поклонился в сторону ложи, где сидела Савин, но хлопки на этот раз прозвучали ещё глуше. И неужели до неё донёсся шёпот болтовни снизу? Она уже не та, что прежде, вы же понимаете. Уже совсем не та…
– Неблагодарные сволочи, – прошипела она сквозь улыбку. Неужели прошло всего несколько месяцев с тех пор, как они пи́сали в штаны при одном упоминании её имени?
– Фраза, что этот год был трудным… – Карнсбик хмуро посмотрел на свои заметки, словно читать их было грустно. – Вряд ли в полной мере отразит те проблемы, с которыми мы столкнулись.
– Вот тут ты охуенно прав. – Савин скрылась за своим веером, чтобы занюхать щепотку жемчужной пыли. Просто чтобы подняться из трясины. Просто чтобы немного надуть паруса.
– Война на Севере. Нескончаемые беды в Стирии. И смерть его августейшего величества короля Джезаля Первого. Такой молодой. Слишком молодой. – Голос Карнсбика немного надломился. – Великие семейства нашей страны утратили своего великого отца.
От этих слов Савин вздрогнула. Пришлось коснуться глаза кончиком мизинца, хотя, если какая слеза и скатилась оттуда, то уж точно по её личным бедам, а не по отцу, которого она почти не знала и уж точно не уважала. В конечном счёте все слёзы мы льём по себе.
– В Вальбеке ужасные события. – По театру пронеслось что-то вроде печального ропота, внизу всё зашевелилось – все головы закачались. – Фонды разорены. Мы потеряли коллег. Мануфактуры, которыми восхищался весь мир, в руинах. – Карнсбик ударил по кафедре. – Но новая промышленность уже восстаёт из пепла! Современные строения на развалинах трущоб! Новые фабрики с более эффективным оборудованием и лучше организованными рабочими!
Савин постаралась не думать о детях на своей фабрике в Вальбеке, до её уничтожения. О койках между станками. О духоте. Об оглушительном шуме. Об удушающей пыли. Но всё так невероятно организованно. Так ужасно эффективно.
– Уверенность пошатнулась, – стенал Карнсбик. – Рынки в панике. Но из хаоса приходят возможности. – Он снова ударил по кафедре. – Нужно дать возможностям прийти. Его августейшее величество король Орсо поведёт нас в новый век. Прогресс не остановить! Не дадим его остановить! Ради всех вокруг, мы, члены Солярного общества, будем неустанно бороться за то, чтобы вытащить Союз из гробницы невежества на солнечную возвышенность просвещения!
На этот раз раздались громкие аплодисменты, и среди публики внизу люди начали подниматься.
– Слушайте! Слушайте! – вскричал кто-то.
– Прогресс! – выпалил другой.
– Вдохновляет не хуже проповеди в Великом Храме Шаффы, – прошептала Зури.
– Если б я не знала Карнсбика, то сказала бы, что он и сам принял усилитель, – сказала Савин, и скрылась за веером, чтобы занюхать очередную щепотку. Всего одну, чтобы подготовиться к битве.
А битвы уже разгорались в фойе, под канделябрами. Более разбросанные схватки, чем на прошлых собраниях. Менее оживлённые. Более горькие.
Словно оголодавшие псы, что грызутся за более скудные объедки.
Толпа напомнила ей давку в Вальбеке, когда ломатели раздавали еду по трущобам. Здесь носили шелка, а не обноски, пахли духами, а не застарелым потом, и вездесущая угроза шла скорее от разорения, чем от насилия, но толкучка и голод не сильно отличались. Было время, когда Савин в этой толчее чувствовала себя, как матка в улье. А теперь всё её тело звенело от зябкой паники. Надо было как-то смирить желание растолкать всех локтями и с криком умчаться к двери.
– Тихо, – прошептала она себе, пытаясь расслабить плечи, чтобы руки перестали трястись – но вместо этого мигом утратила всё терпение и сжала все мышцы. – Тихо, тихо, тихо.
Она натянула на лицо улыбку, распахнула веер и заставила себя направиться в центр толчеи, с Зури за плечом. В её сторону бросали взгляды, и выражения лиц были суровее, чем она привыкла. Скорее оценивающие, чем восхищённые. Презрительные, а не завистливые. Раньше они толпились вокруг неё, как свиньи вокруг единственного корыта на ферме. Теперь лучшие кусочки доставались кому-то другому. Савин едва могла разглядеть Селесту дан Хайген сквозь толпу джентльменов, сражавшихся за её внимание. Лишь проблеск ослепительно-рыжего парика. Лишь отзвук жуткого, нахального, неестественного смеха, который уже начали копировать другие женщины.
– Во имя Судеб, как я презираю эту бабу, – пробормотала Савин.
– Лучшего комплимента ей вы не могли и придумать, – сказала Зури, встревоженно оторвавшись от своей записной книжки. – Нельзя презирать что-то, не зная о его важности.
Она была права, как всегда. Селеста наслаждалась одним успехом за другим с тех пор, как вложила деньги в проект Каспара дан Арингорма, который Савин так остроумно отклонила. А её вложения в рудники Инглии серьёзно пострадали с тех пор, как он начал устанавливать по всей провинции свои насосы.
И это далеко не единственное её неудачное вложение за последнее время. Когда-то она, просто улыбнувшись им, добивалась процветания своего бизнеса. А теперь каждое яблоко, что она кусала, оказывалось гнилым. Несомненно, её не оставили в одиночестве. Но её веер чаще подзывал просителей, чем отсылал прочь.
Ей пришлось поговорить со старым Рикардом дан Слейшолтом, у которого была какая-то безумная фантазия получать энергию, перегородив Белую реку. С первого взгляда на плечи его пиджака, обильно посыпанные перхотью, было ясно, что он один из неудачников по жизни, но чрезвычайно важно было, чтобы она выглядела занятой. Пока он разглагольствовал, она просеивала поток бесед вокруг себя в поисках возможностей, как старатель в Дальней Стране просеивает ледяные ручьи в поисках золота.
– … ножи и мануфактура, посуда и часы. У людей есть деньги, и им нужны товары…
– … слышал, Валинт и Балк потребовал возврат займа. С утра магнат, а к вечеру попрошайка. Полезный урок всем нам…
– … собственность в Вальбеке. Вы не поверите, по какой цене я получил незанятую землю. Ну, я сказал незанятую, но этот сброд легко согнать…
– … невозможно предугадать, как Закрытый Совет собирается разбираться с налогами. В финансах чудовищная дыра. Да вся казна – сплошная дыра…
– … сказал им, что если они не будут работать, то я приведу толпу чёрных гадов, которые работать будут, и они тут же вернулись за станки…
– … знать в ярости, чернь в ярости, торговцы в ярости, моя жена пока не в ярости, но её разъярить несложно…
– Таким образом понимаете, леди Савин, – Слейшолт подходил к грандиозному финалу, – сила Белой реки чахнет необузданная, как необъезженный жеребец, и…
– Позвольте! – Карнсбик подхватил Савин под руку и проворно увёл её прочь.
– Необузданная, леди Савин! – кричал ей вслед Слейшолт. – Я готов продолжить обсуждение, когда вам будет удобно! – И он зашёлся в кашле, который заглушили звуки бесед.
– Слава Судьбам за вас, – прошептала Савин. – Думала уж, никогда не избавлюсь от этого старого болвана.
Карнсбик глянул в сторону, многозначительно потирая нос.
– У вас вот тут кое-что…
– Блядь. – Она скрылась за веером, чтобы стереть остатки порошка с больной ноздри.
Когда она опустила веер, Карнсбик обеспокоенно смотрел на неё из-под седых бровей, в которых ещё оставалось несколько упрямых рыжих прожилок.
– Савин, я считаю вас одним из самых близких своих друзей.
– Как мило с вашей стороны.
– Я знаю, что у вас великодушное сердце…
– Значит, вы знаете меня лучше, чем я сама.
– … и я высоко ценю вашу интуицию, ваше упорство и ум…
– Не нужно много ума, чтобы понять, что дальше будет "но".
– Я беспокоюсь за вас. – Он заговорил тише. – Савин, до меня доходят слухи. Я волнуюсь о… хм, о вашем суждении.
Она почувствовала, как под платьем неприятно поползли мурашки.
– Моём суждении? – прошептала она, заставив себя улыбнуться чуть шире.
– То предприятие в Колоне только что провалилось, а я предупреждал вас, что оно нежизнеспособно. Суда таких размеров…
– И вы, должно быть, рады, что оказались правы.
– Что? Нет! Радоваться тут нечему. И вы, должно быть, вложили тысячи в финансирование дивизии кронпринца. – Скорее миллионы. – А затем я слышал, что канал Корта застопорился из-за трудовых проблем. – Совершенно погряз в них, так будет точнее. – И не секрет, что вы много потеряли в Вальбеке…
– Вы нихуя не представляете, что я потеряла в Вальбеке! – Он испуганно отступил на шаг, и она поняла, что крепко сжимает веер в кулаке, и тот дрожит у него перед лицом. – Вы… не представляете. – Она потрясённо почувствовала слёзы у носа, и ей пришлось снова раскрыть веер, чтобы промокнуть веки, пытаясь не размазать пудру. Какое уж там суждение – она дошла уже до того, что не могла доверять своим собственным глазам.
Но когда она подняла взгляд, Карнсбик на неё даже не смотрел. Он уставился мимо людей в фойе в сторону двери.
Оживлённая беседа стихла, толпа разделилась, и по центру вышел молодой человек с огромной свитой стражи, офицеров, обслуги и прихлебателей. Его тщательно уложенные волосы песчаного цвета создавали впечатление, будто они не уложены вовсе, а белый мундир был увешан медалями.
– Чёрт подери, – прошептал Карнсбик, сжимая локоть Савин. – Это же чёртов король!
Что бы ни говорила критика – а её было особенно много в регулярно выходивших памфлетах, смаковавших всякую безвкусицу – никто не мог отрицать, что король Орсо выглядел по-королевски. Он напоминал Савин его отца. Или их отца, поняла она с отвращением. Он смеялся, жал руки, обменивался шутками – тот же маяк с лёгким недостатком чувства юмора, каким когда-то был король Джезаль.
– Ваше величество, – пролепетал Карнсбик, – Солярное общество озарено вашим присутствием! Боюсь, нам пришлось начать выступления без вас…
– Не бойтесь, Карнсбик. – Орсо похлопал его по плечу, словно старого друга. – Вряд ли от меня было бы много толку со всеми этими техническими деталями.
Великий механик издал самый механический смех из возможных.
– Не сомневаюсь, что знакомы с нашим спонсором, Савин дан Глоктой.
Их взгляды встретились всего на миг. Но мига вполне хватило.
Она помнила, как Орсо смотрел на неё раньше. Тот озорной блеск в его глазах, словно они играли в восхитительную игру, о которой больше никто не знал. До того, как она узнала, что у них общий отец, когда он всё ещё был кронпринцем, а её суждение все считали безупречным. Теперь же его взгляд был пустым, мёртвым и бесстрастным. Словно он на похоронах человека, которого едва знал.
Он попросил её выйти за него замуж. Стать его королевой. И больше всего на свете она хотела сказать да. Он любил её, а она любила его.
Их взгляды встретились всего на миг. Но дольше мига она вытерпеть не могла.
Она опустилась в самом глубоком реверансе, какой только могла изобразить, жалея, что не может опускаться до тех пор, пока плиточный пол её не поглотит.
– Ваше величество…
– Леди Селеста! – услышала она слова Орсо, и его каблуки резко щёлкнули, когда он развернулся. – Может, покажете мне здесь всё?
– Это честь для меня, ваше величество. – И бульканье победного смеха Селесты дан Хайген было для ушей Савин больнее, чем кипящая вода.
Все в фойе не могли не заметить такое пренебрежение. Орсо не мог бы причинить ей большего вреда, даже если бы сбил её с ног и наступил на горло. Она стояла, а все вокруг шептались. Король презрел её на её же приёме.
Мимо смутных лиц она прошла к дверям, с приклеенной к горящим щекам улыбкой, и, спотыкаясь, спустилась по лестнице на сумеречную улицу. В животе бурлило. Она потянула воротник, но легче было ногтями прорвать тюремную стену, чем ослабить эту тройную строчку.
– Леди Савина? – раздался озабоченный голос Зури.
Она проковыляла за угол театра в тёмную улочку, беспомощно согнулась и брызнула рвотой на стену. Тошнота заставила её думать о Вальбеке. Всё заставляло её думать о Вальбеке.
Она выпрямилась, стирая с носа жгучую соплю.
– Даже мой живот меня предаёт.
Из-за полоски света на тёмном лице Зури один её глаз блестел.
– Когда были последние месячные? – тихо спросила она.
Савина немного постояла, неровно дыша. Потом беспомощно пожала плечами.
– Прямо перед визитом Лео дан Брока в Адую. Кому бы пришло в голову, что я пропущу ежемесячную му́ку?
Возможно, неровное дыхание должно было перерасти в задыхающиеся всхлипы, и ей надо было упасть в объятья Зури и зарыдать о том, в какую колоссальную развалину она себя превратила. Карнсбик правильно волновался, старый дурак. Её суждение стало дерьмовым, и вот результат.
Но вместо всхлипов она начала хихикать.
– Я блюю, – сказала она, – на зассанной улочке, в платье за пять сотен марок, да ещё с бастардом на подходе. Ебануться, как я смешна.
Смех стих, и она прислонилась к стене, чистя язык об зубы.
– Чем выше взбираешься, тем дольше падать, и тем восхитительнее зрелище, когда ударишься об землю. Какая чудесная драма, а? И им даже не пришлось платить за билет. – Она сжала кулаки. – Все они думают, что я иду ко дну. Но если они думают, что я пойду ко дну без боя, то им надо…
Она согнулась, и её снова стошнило. На этот раз лишь жгучая струйка. Она блевала и хихикала. Потом сплюнула и вытерла лицо перчаткой. Рука снова тряслась.
Зури выглядела встревоженно. А она никогда не выглядела встревоженно.
– Попрошу Рабика подогнать карету. Надо доставить вас домой.
– Ой, да ладно тебе, ночь только начинается. – Савин выловила свою шкатулку ради очередной щепотки жемчужной пыли. Просто чтобы справиться с тоской. Просто чтобы всё продолжалось. Она направилась на улицу. – Я собираюсь посмотреть на работу мастера Броуда.
Мне кажется, максимальное удовольствие от новой книги Аберкромби – как "Уловка-22", штука недостижимая, как для новых читателей, так и для старых, по взаимоисключающим причинам.
Те, кто решил начать знакомство с Аберкромби с книги "Немного Ненависти", может и получат лучшую книгу в жанре за этот год, но не смогут получить весь спектр заложенных в неё удовольствий, поскольку часть из них основана на отсылках к семи предыдущим книгам. А фанаты мира Первого Закона будут лишены той части кайфа, который достигается лишь за счёт эффекта новизны.
Аберкромби умеет создавать отличных персонажей, и в этой книге все семь ПОВов по-своему великолепны. Яркие образы, продуманная мотивация, сложные характеры, интересные истории. Но для фанатов Аберкромби это будут всего лишь очередные великолепные персонажи. А новые читатели не смогут полностью оценить истоки их характеров, поскольку их родители и окружение (главные герои прошлых книг) – второстепенные персонажи в этой истории, и мотивы их действий и слов поясняются довольно скудно (потому что для тех, кто прочел предыдущие семь книг, они очевидны). Например, как может новый читатель представить, почему король Союза так нервничает, говоря принцу Орсо про Байяза, и что именно предвещают ему слова мага: "Он узнает, как на самом деле работает мир. Как узнали и вы"?
Аберкромби создал отличный мир, который открывался читателю в оригинальной манере, через призму ПОВов. И в этой книге тот полюбившийся мир сильно меняется, хотя во многом остается прежним. Но, для прочитавших предыдущие книги, новое – лишь надстройка над хорошо знакомым. Здесь не описываются совершенно новые локации, нет возбуждения от открытия героями неведомой башни Делателя, не развеиваются туманы Севера, нет мозговыносящих открытий, кто, черт возьми, такие шанка или Едоки. А новые читатели смотрят глазами героев на довольно обычный (на первый взгляд) раненнеиндустриальный мир, но не видят всего того значения и истории, что скрывается за каждым названием, довольствуясь лишь теми скудными сведениями, что дают о них герои.
Возможно, это лучшая книга Аберкромби, но проблема в том, что и предыдущие книги тоже были отличными, и поэтому "Немного Ненависти" всего лишь немного лучше прежних. Поэтому старые читатели, как человек, переевший белужьей икры, могут не обратить внимания на чистые алмазы в этой книге, а новые читатели могут просто не опознать алмазов в этих строках.
Вот почему новые читатели такие удачливые ублюдки – они могут прочитать эту книгу, потом прочесть семь предыдущих, а потом перечитать эту.
облако тэгов
